Ойбек заболел

 Густые тучи нависали так низко, что,
казалось, протяни руку и она погрузится в мягкую кашу неба. Он шёл сквозь опустевший район, напичканный многоэтажными домами, и на его пути лежали огромные сугробы снега. А ему непременно надо было как можно скорее идти вперёд, потому что там его ждала мама, старенькая и слабая. На улице день, но вокруг нет ни души, только холодный ветер сыплет снегом в лицо, а в носу стоит запах гари. Маленькая фигурка мамы виднелась далеко за верхушками сугробов, она стояла смиренно и ждала своего сына. Он шёл к ней, упорно проваливаясь в снег и с силой делая каждый новый шаг, который давался ему мучительно тяжело. При этом он в мельчайших подробностях видел мамино лицо, хоть она находилась далеко впереди. каждую морщинку, складки у бледных губ, нос, увеличившийся с годами. Её уставшие глаза щурились, пытаясь увидеть сына, идущего к ней, но она никак его не могла разглядеть, хотя он, встав на носки, махал ей широко руками. Но, она не видела. Сейчас, сейчас, ещё совсем немного и он доберётся до неё, преодолеет эти сугробы, главное, чтоб она продолжала ждать и не прекращала верить. Он уже выбивался из сил, но расстояние до мамы никак не уменьшалось. Где-то заиграла писклявая музыка. Он резко обернулся - никого, только белые холмы вокруг, да пустые коробки высоток, наклонившихся над ним. Музыка усиливалась и уже долбила по ушам нестерпимо, хотелось остановить этот раздражающий звук, оборвать мелодию.
 - Ойбек, уйгон1, - раздалось над самым ухом.

Он проснулся и первым делом испугался, что оставил маму одну среди сугробов и пустого района, а уже когда понял, что это был всего лишь сон, почувствовал слабость во всём теле и жар.
 - Мен касалман2, - сказал он склонившемуся над ним человеку с тёмным шершавым лицом.

 Ойбек с трудом натягивал комбинезон и свитер, завтракать он не стал - аппетита не было совершенно. В горле болело так, точно он пытался проглотить лезвие, и от одной мысли, что сейчас ему придётся чистить тяжёлый слипшийся снег, становилось ещё хуже.

 Косые сугробы привалились к дому, заползли на крыльцо и дальше, уже мокрыми человеческими следами тянулись к лифтам внутри подъезда. Небо было мрачным, фонари ещё работали, где-то буксовала машина. Ойбек взял из каморки, спрятанной за низкой дверью возле входа на лестницу, тяжёлый лом и плоскую лопатку, расшатанную у основания. Снег всё шёл и, от резкого потепления, быстро таял, превращаясь в капли на куртке и склизкую грязь под ногами.

 Неуверенными рывками Ойбек опускал толстый лом на ледяные бугры, выросшие за ночь на тротуаре, они мягко лопались и в месте разлома набухали снежные брызги. Моментально взмокнув, Ойбек всеми силами пытался отогнать от себя мысли о болезни, старался сосредоточиться на работе, но руки его не слушались и лом выскальзывал из них, с грохотом ударяясь о расчищенную плитку. Расколотые куски льда вместе с нападавшим снегом он зачёрпывал громоздкой лопатой и швырял в маленький огороженный палисадник под окнами - сюда было ближе счищать снег, да и кому это может помешать, а носить каждый раз до дороги тяжело и долго. Но со второго этажа закричала тётка.
 - Эй, ты что делаешь?
 Ойбек устало поднял лицо, капли пота скатились ему на нос, он стёр их рукавом куртки.
 - Люди там цветы сажают летом, а ты снег туда валишь. Совесть есть у тебя?
 - Калтак3, - пробурчал Ойбек себе под нос и стал носить снег на лопате к дороге.
 Это было мучительно и отнимало последние силы.
 - Вот я в управляющую компанию позвоню, чтоб они тебя оштрафовали за такую работу, или уволили, - не унималась кричать тётка, но Ойбек её уже не слушал.
Он увидел у второго подъезда пожилую женщину и при быстром рассеянном взгляде она ему напомнила маму. Он поправил шапку на затылке и пригляделся - это была сутулая бабуля с большим носом, пальто на ней висело, как колокол, на голове был серый мохнатый платок и смотрела она большими ясными глазами. Смотрела прямо на Ойбека. Он оглянулся, не стоит ли кто-нибудь за ним. Нет, старушка смотрела именно на него. Он поставил в угол лом и лопату и пошёл ко второму подъезду.

 Старуха ждала когда он подойдёт, внимательно следила за ним с едва уловимой улыбкой, похожей на след от безумия. Рядом с ней, облокотившись о стену дома, стояла большая гранитная плита, примерно, по грудь Ойбеку и почти размером со старушку.
 - Здравствуй, - радостно сказала бабуля.
 - Засти, - ответил Ойбек. Он не мог вспомнить, откуда знает её, но точно уже встречался с ней, очень знакомое лицо. И она, кажется, знает его.
 - Ну, что ты так долго шёл? - спрашивает она. - Стою уже давно, жду тебя. Ты же обещал мне, что придёшь. Не хорошо заставлять пожилого человека ждать. -
 Она говорила и хитрым взглядом смотрела Ойбеку прямо в глаза, глубоко в душу, и ему стало нестерпимо тяжело, слабость навалилась такая, что ещё миг и он рухнет в обморок. К тому же он совершенно не мог вспомнить, когда обещал этой старушке и что обещал.
 - Я ни помни, вада4, - заговорил он сквозь усталость.
 - Ладно, хватит болтать, - она резко изменилась, стала серьёзной и сосредоточенной, жёлтым пальцем ткнула в сторону серой плиты, на которой снежинки оставляли мокрые точки. - Неси это на пятый этаж.
 Ойбек попытался что-то сказать, но она была такая убедительная, что ему просто не хватило сил спорить.
 - Лифты не работают, света нет, надо по лестнице нести, - добавила ехидно она.

 Он жалел, что вообще подошёл к ней. А если даже  что-то и пообещал, чего совершенно не помнит, то надо было закосить под дурачка, прикинуться, что язык не знает, как часто приходилось делать. Но сейчас, почему-то, словно против его воли, он наклонился и попытался приподнять гранитную плиту. Шлифованный край выскользнул из пальцев и воткнулся в снег - плита была тяжеленная.
 - Смотри, не побей, - старухино лицо оказалось так близко, что он отшатнулся и сказала она это так зло, что Ойбек действительно немного испугался, но тут же признался себе, что это из-за болезни, так бы он наплевал на эту старуху.

 Он напрягся ещё раз и смог оторвать каменную дуру от земли. Держа плиту под мышкой, как широченную гитару, Ойбек распределял вес между руками и бедром, но всё равно от этого сильно легче не становилось. На пролёте между первым и вторым этажами он положил один край камня на перила и встал перевести дух. Пальцы болели нестерпимо от острого угла плиты и её катастрофического веса. Старушка с хитрым лицом поднималась следом.
 - Что означает твоё имя, юноша? - спросила она, поравнявшись с ним.
 - Святой гспдин, - выпалил задыхаясь Ойбек.
 - Ох, как хорошо, - заулыбалась бабка. - Ну, всё, отдохнул и ступай дальше.

 Без остановок Ойбек дошёл до пролёта третьего этажа и тут уже ему пришлось поставить плиту на пол, потому что силы покидали его. Он опустился на корточки у стены и чувствовал, как по шее на грудь текут струйки пота. Он не заметил, когда старушка опередила его на лестнице, но она уже кричала ему откуда-то сверху:
 - Святой господин, ты далеко? Скорей поднимайся, я уже заждалась тут.
 Он помотал в недоумении головой, удивляясь самому себе, что незнакомая старуха имеет над ним такую власть. Он решил, что сейчас донесёт этот проклятый камень до бабкиной квартиры и пойдёт отпрашиваться у бригадира, чтоб лечь дома в постель и не вставать, пока не выздоровеет.

 - Тут, в прихожей поставь, - Ойбек ввалил плиту к старухе и задыхаясь посмотрел ей в глаза. Их взгляды переплелись на короткое время, но потом бабуля с сожалением мотнула головой. -
 - Ладно, подожди немного за дверью, сейчас я с тобой рассчитаюсь.
 Он вышел в тамбур на четыре квартиры, бабуля закрыла дверь и копошилась там. Ойбек положил ладонь на шею и потянул её в лево-право, кости хрустели и гудели, наполненные бессильной усталостью. Лампочка на потолке погасла, он поднял руку и датчик движения включил её снова.

 Дверь дальней квартиры открылась - вышла девушка в шубе и с мусорным пакетом. Но, увидев Ойбека, вернулась в квартиру и закрыла дверь. Через минуту оттуда же вышел высокий мужик в спортивных штанах и шлёпанцах.
 - Чего ты тут трёшься? Кого ждёшь?
 - Я эт тут бабшка, - Ойбек замялся, показал на дверь бабулиной квартиры, а мужик медленно наступал.
 - Ты в эту квартиру?
 - Да, я памагать, бабшка, нёс тижолый.
 Мужик взял Ойбека за воротник, подтянул к себе.
 - Слыш, зверёк, кого ты лечишь? Бабуля померла, там никто не живёт. Ещё раз здесь тебя увижу - шею сломаю. Понял?

 На улице уже светлело и Ойбеку стало легче, жар спал и силы, кажется, возвращались. Единственное - ломота осталась во всём теле. Он шёл к своему подъезду, его окликнул двоюродный брат Бахтиер:
 - Она кангирок килди5, - сказал он мрачно.
 У Ойбека внутри всё похолодело. Сразу вспомнился его тяжёлый сон, когда он не мог добраться к ней сквозь большие сугробы. Он умоляюще посмотрел на брата. Бахтиер продолжил:
 - Хаммаси йиксши, хамма саглом6.

 Когда вечером Ойбек чистил неунимающийся снег, он обошёл вокруг дома и посмотрел на окна пятого этажа. Горели все, кроме старухиной квартиры.


1Ойбек, проснись.
2Я заболел.
3Сука.
4Обещание.
5Мать звонила.
6Всё хорошо, все здоровы.