К верующим христианам

Самсон Прокофьевич Гелхвидзе


 К возражающим,против художественного письма,верующим христианам               

  Еще одна попытка примирить грешную Землю со святым Небом.


Удивителен все-таки феномен человеческих желаний. Откуда они берутся и куда направляются? Какие ведут нас к спасению и какие к погибели.
Все ведь уже давным-давно известно и изобретено. Что же тогда движет человеческой неугомонностью? Течение жизни, движение по заведомо избранным направлениям? Трудно удержаться в движущемся потоке, который сносит тебя и в случае остановки унесет со своими водами куда-то вдаль.Какова в этом случае зависимость наших местных, локальных движений в общем глобальном потоке?
Правильные ответы могут быть только на правильно заданные вопросы. Хотя…
Если все уже давным-давно сказано и написано, откуда берется желание писать?
Не лучше ли читать, чем писать об уже сказанном, тем более, что быть может, кажущаяся на первый взгляд давняя история, о которой хотелось бы поведать, в сущности, по большому счету, является некой вариацией той истории, о которой некогда и кем-то уже поведано.
Желание высказаться или выразиться? А может быть, исповедаться?
Художественная форма самовыражения, самоисповедания, открытие в самом себе красоты тех тайн человеческой души, которыми так щедро, любяще и милостиво одарил нас Всевышний.
Еще одна, красочная грань в познании Абсолютной любви и доброты, по образцу и подобию которого мы созданы, с присовокуплением тех земных примесей и искривлений, которые мы по слабости нашей человеческой, приобретаем на грешной земле?
Противостояние добрых и злых начал, борьба которых пронизывает всю нашу жизнь, вызывает бесконечное множество вариаций жизненных ситуаций в таких экстравагантных сюжетах, которые не смогут прийти на ум, даже самому талантливому и изощренному писателю.
Получается, сама жизнь подбрасывает нам сюжеты, только успевай их записывать. Но для чего, почему? Если само философское определение бытия ведет к тому, что оно нечто, чего никогда не было и не будет, а есть только сейчас и всегда? Чтобы человек не потерял способность к мышлению? А к чему человеку эта способность, если она не служит постижению и служению истине?
Какова цель человеческой жизни, если она не посвящается самой Жизни? И какова цена человеческого труда и продукта, если они не направлены на прославление имени Того, кому мы обязаны своим рождением и существованием?
« … кто не собирает со Мною, тот расточает»  (Мат., 12, 31).
Как в этом случае, можно было бы и нужно понимать смысл и назначение литературы в жизни человека вообще?
Думается, каждый имеет право на свое мнение и его высказывание, даже если оно другим может показаться ошибочным.
В этом контексте, смысл и назначение литературы в целом, представляется служением Абсолютной Истине, Любви, Доброте. Думаю, только в этом случае можно оправдать служение литературе. Занятие ею может быть представлено неким духовным актом или упражнением, полезным как для самого того, кто этим занимается, так и для блага общества.
В связи с этим вспоминается эпизод, описанный в «Отечнике» святителя Игнатия Брянчанинова, повествующий о жизни святого аввы Антония, о том, как он однажды, подвергшись душевному смущению, унынию и особенному нашествию мрачных помыслов, принялся изливать свою печаль перед Богом, задаваясь вопросом:
«Как мне спастись?» И ему представилось вдруг видение неизвестного человека, тщательно занятого трудам рук своих, который, то вставал, оставляя рукоделие, и молился, то опять возвращался к рукоделию, сшивая листы пальмы. Потом он опять вставал и молился, после молитвы опять принимался за рукоделие. Поступавший так оказался ангелом, посланным ему Богом, чтобы ободрить и побудить к мужеству. И он услышал от ангела глас : « Поступай так, и спасешься».
И далее указывается, что ум не может всецело и непрестанно пребывать в молитве и других деланиях душевного подвига: как ограниченный, он утомляется, ему необходимо отдохновение, которое доставляется рукоделием, при котором делание ума хотя и продолжается,  но не так напряженно.
Так вот,  думается мне, а почему бы в качестве описанного выше рукоделия, не представить себе, желание человека писать?
Писать обо всем, о прошлом, о настоящем, о представляемом будущем, об увиденном, услышанном, помысленном, обо всем, что наболело на душе, и сверять все это с абсолютным и истинным церковным знанием. Почему?  Хотя бы потому, чтобы проверять или сверять с ним свое « искривление» общества, в котором мы живем.
Вновь ловлю себя на мысли и желании оправдать стремление человека писать.
Думаю, деятельность в области художественной литературы подсознательно продиктована стремлением к поиску пути Истины или, по крайней мере, к пути, ведущему к этому пути. Но если человек Божьей милостью так или иначе оказался на этом пути и стоит на нем?
Происки лукавого? Его желание сбить такого писателя с пути Истины? А может быть, желание писателя спасти еще не спасенных, пусть даже одного, чтобы тем самым смыть множество своих грехов? А может, и то, и другое?
Чисто художественную литературу, думается, можно отнести скорее к земному, чисто духовную же, – к небесному. А имеет ли право на существование художественно-духовная литература или наоборот? Думаю, что последнее в меньшей степени, чем первое. А также вышеупомянутое направление представляется направлением вперед, а в обратном – назад.
Но какое место оно должно занимать в роли спасения души человека? Думаю, это должно зависеть от процентного соотношения художественного и духовного у того или иного автора.
Если у губителя души человека, имеется множество сетей и ухищрений повсеместно, расставленных для ее погибели, то почему не вправе на существование такое же количество сетей, вылавливающих и вырывающих человеческие души из рутины и круговорота своих грехов, ставящих на истинный путь спасения?
Думаю, для еще несведущих и незнакомых, и в особенности напуганных и избегающих церковные истины и знания такой литературно – духовный жанр может оказаться весьма полезным для преодоления стоящих на их пути препятствий и воспламенения того спасительного огонька желаний, который постепенно, милостью Божьей, сможет разгореться в блаженный и пламенный огонь любви и радости, который не сможет уместиться в одном человеке и у него непременно появится желание одарить подобными благими чувствами и жизненными «квантами» все свое близкое окружение.  Ибо как можно не согласиться со словами одной известной песни о том, «что счастье человека должно быть таким, что, когда ты счастлив сам, счастьем поделись с другим» - это в художественном плане и «дается человеку радость и счастье, чтобы он, так же передал их другим» - это в духовном плане.
Думаю, в этом плане, в жанре художественно – духовной литературы, художественное может явиться бессменным пособником духовного, с помощью которого возможно будет притянуть к себе и тем самым спасти, как можно большее количество людей.
И несомненно справедливо подвергать произведения подобного жанра обоюдной рецензии, как со стороны художественной, так и духовной, чтобы в них не прокрались такие соображения или мысли, которые могли бы нарушить целостность всего жанра, или, хуже того, оказались враждебными, что могло бы стать крайне губительным как для самого писателя, так и для читателя.
И в заключение хотелось бы высказать свои пожелания тем, кто старается определиться и найти свое место в вышеупомянутом смежном жанре:
« Если не можешь писать, - читай, а если не можешь не писать, то читай гораздо больше! Читай, а там все само собой решится и приложится!»
10.03.2004

P.S.   Читайте, испытывайте и сопереживайте, чтобы как говорил один из классиков полнее и правильнее отвечать на поставленные в душе вопросы.