День рождения сына бургомистра

Казалось,теперь, когда условились о самом главном и срочном, впору было перейти к обсуждению других намеченных дел, и Жора Арутюнянц по-прежнему имел что сказать своим товарищам. Поэтому, когда слово взял Иван Земнухов и повёл речь о совершенно неожиданном и постороннем на первый взгляд предмете, в горячих карих глазах Георгия засверкали гневные искры и было видно, что он едва держит себя в руках. Ещё бы! Ведь кто мог ожидать от Земнухова именно сейчас такого странного заявления!

- Я должен вас предупредить, что на эту субботу во второй половине дня и до позднего вечера нам придется отложить наши подпольные дела, потому что все мы приглашены в гости, - ошарашил своих товарищей Иван. Он оглядел  опешивших ребят и, напустив на себя самый серьёзный, глубокомысленный и в тоже время загадочный вид, за который в школе его и прозвали "профессором", прибавил: - У Георгия Стеценко день рождения, и он устраивает у себя вечеринку, на которой будет рад нас видеть. Он просил передать вам его приглашение, и я заранее ответил ему согласием за всю нашу компанию.

- Согласием?! - взорвался тут Арутюнянц, нервно взмахнув руками. - А я тебе заранее согласия не давал! Ты слышал, да? Очень вовремя! Вот делать больше нечего, чем шляться сейчас по всяким паршивым предателям и их отпрыскам!

 Арутюнянц разозлился не на шутку, и его обычно еле заметный армянский акцент зазвучал вдруг в полную силу, так, что его едва можно было понять.

 Стеценко, одноклассник Ивана Земнухова, был сыном бургомистра, и сейчас, когда Георгий жалел каждую напрасно потерянную минуту, его особенно задевало, что его тёзка, как и он сам, любит вечеринки с танцами под патефонные пластинки, и теперь продолжает веселиться как ни в чём ни бывало, точь-в-точь как до войны. Видно, он не только не бедствовал, но и не особенно печалился, будучи истинным сыном своего отца. И ради дня рождения такого субъекта откладывать все дела и терять целый вечер?!

 Однако Иван Земнухов невозмутимо поправил очки на носу тем самым характерным "профессорским" жестом и пристально воззрился на Арутюнянца сквозь круглые стёкла.

- Отказываться невежливо, - произнёс он строго и внушительно. - И к тому же глупо. Если мы не дети, которые ничего не смыслят в конспирации, то должны понимать такие вещи. Стеценко знает, что мы собираемся у тебя довольно часто, и соседи слышат музыку из твоих окон. Конечно, он думает, что ты устраиваешь у себя танцы под патефон, тем более, что ты и вправду иногда их устраиваешь, и это очень правильно. Остаётся только порадоваться тому, что твоя конспирация работает.

- Да он сам же у меня был тут два раза, этот Стеценко! - признался Арутюнянц с досадой. - Ему Августа Сафонова нравится, это ж все знают! Как она приходит, так и его черти несут, как пчелу на мёд! Хочешь не хочешь, а терпи его у себя в доме, будь любезен! Так теперь ещё и к нему пожалуй, в логово фашистских приспешников!

- Именно так, - кивнул Иван. - И Августу Сафонову нужно взять с собой. Если даже она не захочет, наше дело её уговорить. Можно даже кое-что ей рассказать. Она девушка достойная, думаю, всё поймёт правильно. Времени, конечно, сейчас нет на все эти гулянки, но ты пойми, что для маскировки нам Стеценко ой как пригодится! Погуляем у него подольше, засидимся до начала комендантского часа, а потом пусть все полицейские патрули узнают, что мы были в гостях у сына бургомистра. Разве ты не понимаешь, что это наша охранная грамота, которая нам теперь очень кстати - ведь с ней мы, как друзья-приятели сына бургомистра, сможем ещё не раз пройтись по ночному городу, не рискуя загреметь в полицейский участок!

- Это действительно очень удачный для нас случай! - поддержал Виктор. - А значит, у Стеценко надо быть всем.

 Жора Арутюнянц отвернулся и что-то проворчал себе под нос. Никто не сомневался, что это бранное слово. Уж слишком велика была его досада, чтобы никак её не выразить. И все понимающе сделали вид, что ничего не заметили.

- Значит, в субботу пойдём к Стеценко к шести часам вечера, - подвёл итог Иван Земнухов. - Собираться начинаем с пяти, заходим друг за другом по дороге, идём не спеша и привлекаем к себе внимание, так, чтобы все соседи видели. Надеюсь, это понятно. И за Августой зайдём. Разумеется, кто-то из вас должен поговорить с ней заранее.

 Иван вопросительно посмотрел на Василия Левашова, потом перевел взгляд на Виктора, и снова на Василия, ожидая, кто из них возьмёт это поручение на себя. Ведь Августа была их одноклассницей. Василий инициативы не проявил, поэтому вызываться пришлось Виктору.

- Хорошо, - согласился он. - Я с Августой поговорю.

 - Если это сделаешь ты, то она сразу согласится! - заверил его Василий Левашов. - Ты же знаешь, как она к тебе относится!

- Это точно! - усмехнулся Арутюнянц. - Сказать "уважает" - значит ничего не сказать. Хотел бы этот ферт, Стеценко, оказаться на месте Третьякевича! Виктора все девчата любят!

- Девчата плясать любят, - улыбнулся Виктор, ничуть не смущаясь. - Я мандарину с собой возьму.

- Отличная мысль! - одобрил Иван Земнухов. - Значит, договорились!

 А мысль была действительно верной: ведь с инструментом в руках Вектор никак не мог выступать в качестве соперника Стеценко во время танцев.

 Не откладывая в долгий ящик, он зашёл к Сафоновой по дороге от Жоры Арутюнянца. Это было не то чтобы совсем по пути, но и недалеко.

 Виктор постучал в окошко и вызвал Августу во двор. Да войны ему случалось бывать у неё в доме несколько раз. Как хороший комсорг, Виктор знал, где живёт каждый из его школьных товарищей.

 Августа Сафонова тщетно пыталась скрыть свою радость оттого, что он снова пожаловал к ней, кажется, впервые с 40-го года, и в то же время она опасалась, не стояла ли какая-то неприятность за столь неожиданным его визитом.

- Виктор? - воскликнула Августа, взволнованно сжимая руки на груди. - Это ты? Как твои дела? Надеюсь, ничего плохого не случилось?

 Ему сразу бросились в глаза и остро выпирающие ключицы, и втянувшиеся щёки, которые он помнил куда более округлыми и румянами. Впрочем, Виктор тотчас же подумал о том, что и он в её глазах наверняка выглядит не лучше по контрасту с собой прежним. Во время оккупации отращивали себе щёки разве что такие как Стеценко, которого, однако, было легко понять: обаяние Августы, её такие естественные и искренние жесты и движения остались неизменными, так же, как и мелкие рыжие конопушки на переносице.

- Всё хорошо, - успокоил её Виктор. - Я пришёл передать тебе приглашение Георгия Стеценко на его день рождения. Он ждёт нас всех в субботу к шести вечера у себя дома. Георгий устраивает танцы. Я буду играть. Придёшь?

- Приду, - ответила Августа, просияв от радости. - Если ты пришёл, чтобы позвать меня туда, значит, в этом нет ничего худого. А потанцевать иногда хочется даже теперь. Ведь нельзя же всё время сидеть дома и думать только о плохом!

- Конечно, нельзя, - согласился Виктор, вздохнув с облегчением при мысли, что Августа как будто и сама всё правильно понимает, или просто чувствует, и ей не надо ничего объяснять. - Так мы с ребятами зайдём к тебе в субботу в начале шестого?

- Я буду готова, - пообещала Августа.

 Простившись с ней, Виктор на некоторое время задумался о том, что ей может быть известно. Наверняка какие-то смутные догадки у Сафоновой есть, ведь она девушка наблюдательная и отнюдь не глупая. Но даже если она и догадывается о главном, то будет держать свои догадки при себе.

 Вечером, уже во время комендантского часа, Василий Левашов передал Виктору новую листовку. Вернее, их оказалось две.

- Сегодняшняя сводка по Сталинграду слишком подробная, - пояснил Левашов. - И мы с Серёжей решили, что она заслуживает внимания вся целиком. Вот мы и сделали один текст полностью по Сталинграду, А второй про угон в Германию, и там внизу небольшая приписка, где фронтовые новости буквально в двух словах.

- Согласен, всё правильно сделали! - одобрил Виктор.

 На следующий день кроме всего прочего он не забыл заглянуть к Тоне Титовой. После разговора с Толей Ковалёвым, который получил от него для размножения другой текст, ей Виктор решил поручить переписать подробную сталинградскую сводку.

 Он зашёл к Антонине и застал её дома одну. Казалось, сначала она немного растерялась.

- А ты что думала, я в прошлый раз пошутил? - напомнил он ей недавний разговор. - Ты так возмущалась казачьей челобитной фашистскому фюреру, что мне  показалось, ты готова действовать. Иначе я ни за что не заговорил бы с тобой о комсомоле. И если ты готова, то вот тебе первое задание. Сделать надо экземпляров 30 как минимум. Как будут готовы - отдай их Анатолию, он раскидает на базаре. Да! Писать лучше печатными буквами, или постарайся изменить почерк.

 Наблюдая, с каким внутренним трепетом Тоня пробегает текст листовки, Виктор видел, что не ошибся : эта девушка сделана из такого теста, что ей вполне можно доверять. Толе Ковалёву повезло с подругой!

- Начну прямо сейчас! - горячо пообещала Антонина, закрывая за Виктором дверь. В её глазах светились гордость и благодарность за оказанное доверие.

 Это происходило в пятницу вечером. А на следующий день была суббота, день рождения Стеценко. Виктор надел белую рубашку, в которой обычно дирижировал своим оркестром во время концертных выступлений. Мать уже отвыкла видеть его таким.

- Что это ты нарядился как на гулянье? - недоверчиво глядя на сына, с удивлением спросила она.

- На гуляние и нарядился, ты угадала, - сдержанно улыбнулся Виктор. - Иногда и погулять бывает нужно, - он снял со стены свою мандолину. - Ты не беспокойся, если поздно сегодня вернусь. Так надо.

 Мать одолевали какие-то сомнения и опасения, но она ничего не сказала, только пристально посмотрела на Виктора, теребя пальцами правой руки кончики своего белого платка, и покачала головой. Это был не жест осуждения, скорее - ответ своим собственным темным мыслям. Но тут на пороге хаты появился Вася Левашов, и мать, должно быть, вспомнив безмятежное мирное время, сразу посветлела лицом. Вася с детства обладал волшебным даром рассеивать её сомнения.

- Здравствуйте, Анна Иосифовна. Да, идём на вечеринку в честь дня рождения одного нашего знакомого. Гуляем, пока погода не испортилась! Вы помните, чтоб в это время было так тепло?

 Виктор с Василием Левашовым зашли за Сергеем Тюлениным. Матери Серёжи, Александре Васильевне, Левашов выдал прямым текстом: к сыну бургомистра в гости идём, на танцы.

- Серёжка! - всплеснула руками та. - Ах ты чёрт лохматый! Кто ж это у тебя в друзьях-то ходит?!

 Можно было не сомневаться, что тётя Шура найдёт, с кем обсудить эту новость, а значит, обсуждать её скоро будет весь "Шанхай".

 С Жорой Арутюнянцем и Ваней Земнуховым встретились у ворот парка на Садовой улице. Все вместе зашли к Серёже Левашову. Вернее, Вася зашёл к двоюродному брату, а Иван, Виктор, Георгий Арутюнянц и Сергей Тюленин остановились на улице возле калитки и принялись громко обсуждать предстоящее празднование дня рождения сына бургомистра. Серёжи Левашова дома однако не оказалось, и Вася оставил ему записку с адресом Стеценко. Потом отправились к Августе Сафоновой. К ней зашёл Виктор, а остальные ждали у калитки.
 Августа решила наградить себя за оказанное сыну бургомистра снисхождение и взять с собой свою подругу Ксению, очень стройную изящную девушку в нарядном креповом платье с оборками. Сама Августа оделась куда скромнее. Очевидно, она надеялась, что Ксения возьмёт Стеценко на себя и избавит её от излишков его внимания. По крайней мере, Ксения была готова танцевать с сыном бургомистра добровольно.

 В конце концов, вся честная компания дружной гурьбой ввалилась и к виновнику торжества. Стеценко, увидев Августу на пороге своего дома, засветился как только что начищенный медный таз. Улыбка придавала ему некое подобие обаяния. Но Августа Сафонова испытывала к нему стойкую неприязнь, и на неё эти чары не действовали. Хотя, судя по дурацки счастливый физиономии Стеценко, видеть Августу для него уже было счастьем, а то, что она всё-таки приняла его приглашение, представлялось едва ли не чудом. Как выяснилось чуть позже, он уже пытался зазвать к себе предмет своих воздыханий, но получил отказ. А при виде Виктора с мандолиной в руках возле Августы, Стеценко не мог не догадаться, кому обязан своим счастьем.

 Первая половина вечера прошла несколько скованно и даже напряжённо из-за присутствия хозяйки дома, матери Георгия. Это была дама, о которой весь Краснодон знал, что именно сейчас она начала заказывать себе платья у лучшей портнихи города, о чём до оккупации не могла и помыслить - такое дорогое это было удовольствие. Поджатые тонкие губы и высокомерный взгляд производили неприятное впечатление, когда она пристально разглядывала гостей своего сына, желая знать, с кем он водится. Иван Земнухов, впрочем, выглядел настолько солидно и внушительно, что должен был удовлетворить её материнский амбиции. Виктор тоже призвал на помощь все свои чары, чья сила была многократно испытана на матерях, которых требовалось умиротворить и успокоить: его серьёзность, сдержанность, такт и вежливость действовали безотказно.

Бургомистрша не стала исключением. Узнав от Ивана Земнухова, одноклассника своего Жоржа, как она именовала сына, что сей молодой человек и есть дирижёр созданного им же самим школьного оркестра, о котором все, конечно же, слышали, она вдруг завела с последним разговор об украинской музыке, так мало оцененной при большевистском режиме. Вместо возражений Виктор улыбнулся одними уголками губ и с, позволения хозяйки дома, сыграл одну за другой несколько довольно редких украинских народных песен, из тех, чьи мелодии способны заворожить любого. Госпожа Стеценко даже смахнула слезу с ресницы, и, казалось, слеза была искренняя, самая настоящая.
 
- С такими юношами как вы не страшно за будущее нашей Украины! - похвалила она Виктора, но тут уже в голосе её прозвучал слишком явный пафос, и она сама смутилась. К тому же она отлично видела, что молодёжь, начиная с её собственного сына, чувствует себя неловко. И хозяйка дома проявила ожидаемую мудрость, предоставив, наконец, гостей самим себе. Тут все вздохнули с облегчением.
 Виновник торжества завёл патефон и начались танцы.
 
Видимо, некоторые гости нарочно пропустили первую часть вечера, пожертвовав даже угощением из нескольких закусок и салатов, которое для оккупированного города было невиданной роскошью. Не успела Ксения станцевать с виновником торжества первый танец, как на огонёк, а вернее - на звук пантеона, пожаловали ещё три девушки, одноклассницы Георгия Стеценко и Ивана Земнухова. Это были три весёлые подруги, наряженные в яркие, широко расклешённые платья. С их появлением комната живо наполнилась звонким беззаботным смехом. Виктор мало знал этих девушек, так как они не входили в число комсомольских активисток. Но явились они к сыну бургомистра на танцы, и с их приходом перевес кавалеров по отношению к дамам значительно сократился.
 
 Пары закружились в вальсе. И тут подоспел ещё один запоздалый гость, брат Василия Левашова. Виктор, оставшиеся без пары, но ничуть не опечаленный по этому поводу, взяв мандолину в руки, задумчиво наигрывал ту же самую мелодию, которая неслась из патефона, одновременно наблюдая, как Серёжа Тюленин кружится с малознакомой смешливый белокурой девушкой, которая, казалось, нарочно пускала в ход  обаяние своей ослепительной улыбки. В эту самую минуту к нему подошёл Сергей Левашов.

- С работы? - поздоровавшись, спросил Виктор.

- Раньше было не уйти, - кивнул Серёжа.

- Филипп Петрович не отпустил? - с понимающей улыбкой уточнил Виктор.

- Я сам не мог уйти, не выполнив его задание. Не подводить же господина директора! - отозвался Сергей многозначительно.

- Конечно, ни в коем случае нельзя подводить хорошего человека, - согласился Виктор. - Он у нас в школе был председателем родительского комитета. Так что передай ему от меня привет.

- Обязательно передам! - пообещал Сергей, понимающе улыбаясь в ответ.

 Оба отлично донесли друг другу всё, чего не могли высказать словами. Виктору было ясно, что руководство Лютиковым электромеханическими мастерскими сводится к тому, что при помощи умело подобранного персонала одной рукой он ремонтирует столь необходимую фашистам технику, а другой обеспечивает её неизбежное скорое возвращение обратно в мастерские и вынужденный простой. Зная Филиппа Петровича, нельзя предположить, что его задания рабочим могут носить иной характер. Виктору было известно, что в мастерских у Лютикова работает и Володя Загоруйко. С такими кадрами честный коммунист и умный руководитель имел все шансы организовать саботаж хитро, с тонким расчётом, так, чтобы и за руку ловить было никого. Поэтому задание Филиппа Петровича, уж конечно, стоило того, чтобы опоздать на вечеринку к сыну бургомистра, смысл посещения который, с другой стороны, уж кому-кому, а Лютикову ясен. И привет, переданный Виктором через Сергея Левашова, он тоже поймёт как надо. Скорее всего, Филипп Петрович в курсе некоторых дел. Виктор делал такие выводы со слов Василия Левашова, который рассказывал, с каким нетерпением ждут от Сергея в механических мастерских каждую новую сводку.

 Пока Виктор и Сергей Левашов переговаривались, пластинка доиграла, звуки вальса смолкли. Танцующие пары расступились. Ксения, прокружившаяся не один танец с Георгием Стеценко, увидев вновь прибывшего кавалера, оставила виновника торжества и устремилась к Сергею Левашову. Белокурая девушка, только что танцевавшая с Сергеем Тюлениным, тоже заинтересовалась новым гостем. Ксения же была очень хорошо знакома с ним ещё до войны.

- Серёжа! - удивлённо всплеснула руками она. - Вот уж кого не ожидала здесь увидеть, так это тебя! Кто бы мог подумать!

- Что я тоже иногда не прочь потанцевать? - подхватил Серёжа Левашов. - Это правда, что у меня редко находится свободный вечер. Приходится работать...

- Так ты работаешь? Ах да, Василий говорил! - воскликнула Ксения взволнованно. - Вот бы и мне на работу устроиться! - А то, говорят, - она понизился голос, - немцы скоро начнут насильно угонять в Германию безработных!

 Виктор принялся наигрывать на своей мандолине одну из тех самых украинских песен, которыми только что за столом покорил сердце госпожи Стеценко. Но виновник торжества уже снова завёл патефон.  Сергею Левашову ничего не оставалось, как пригласить Ксению на танец. Кружась в вальсе вдвоём, было удобнее всего разговаривать.

 Белокурая девушка, только что танцевавшая с Сергеем Тюлениным, оказалась не робкого десятка и предложила Виктору сама:
- А почему бы вам ни пригласить меня на танец?

- И в самом деле, - улыбнулся Виктор. - Почему бы нет?

 С этими словами он обернулся, ища места, куда положить мандолину, и увидел диван у стены возле столика, на котором стоял патефон. Не успел Виктор сделать и шага в направлении к дивану, как откуда ни возьмись прямо перед ним появился Вася Левашов.

- Можешь отдать её пока мне, если ты не против, - предложил Василий, протягивая руки к мандолине. Щёки у него порозовели, он даже слегка запыхался и явно нуждался в перерыве между танцами.

- Держи, - вручил ему Виктор инструмент. И Левашов, как и он сам чуть раньше, принялся наигрывать те же самые ноты, что неслись из патефона.

- Очень хорошо, что ему захотелось дать отдых ногам и размять пальцы, - прокомментировала, обнажая в широкой улыбке белые, ровные, крупные как морской жемчуг зубы белокурая девушка. - Зато Августа все-таки станцует теперь с Жоржем Стеценко хоть один танец. В конце концов, у него день рождения, и он затеял всё это только затем, чтобы получить такой подарок.

 Виктор снова огляделся и увидел, что Стеценко действительно увлекает Августу Сафонову в вальсовый вихрь. Следуя его примеру, он тоже подхватил свою партнершу, и они понеслись в такт музыке.

 Оба были одного роста, и их лица оказались близко друг к другу.

- Вы называете Стеценко Жоржем? - поднял брови Виктор.

-Так величает его собственная матушка, - пожав плечами, усмехнулась девушка. - И ему идёт, разве нет? На иностранный манер, чтоб никто не сомневался, что он не такой, как все мы. И при советах ему жилось весьма неплохо благодаря связям его отца, а теперь и того лучше. Что вы так на меня смотрите? Он не услышит. Пока рядом с ним Августа, он как токующий глухарь, а остальные о нём того же мнения. Здесь никто его не любит, и он  не может об этом не догадываться. По лицу той же Августы легко прочесть её к нему отношение. Не такой он дурак, как притворяется! Кстати, давай перейдём на "ты". Если не возражаешь.

- Не возражаю, - отозвался Виктор, внимательно глядя в её дерзкие глаза. - Кстати, я не помню твоего имени.

- Не мудрено! Ведь я не комсомолка! - ответила девушка. - Меня зовут Вера. Я из школы имени Ленина. Но о тебе наслышана много от Августы, Виктор Третьякевич! И про то, какой ты был комсорг, и про твой оркестр.

 Глядя в её глаза, Виктор не мог отделаться от чувства сожаления и даже досады: ведь какое бесстрашие пропадает даром!

- А почему же ты до сих пор не комсомолка? - не мог не задать он главного вопроса. - В твоём возрасте давно пора!

- Если б у нас комсоргом был ты, то была бы! - не сморгнув, ответила Вера. - А теперь уже поздно. Но вообще-то, если честно, я думаю, Виктор, что таким как я в комсомоле не место.

- Самокритика среди комсомольцев приветствуются, - возразил Виктор, глядя на девушку вопросительно и испытующе.

- Вот как? А если я скажу всё, что думаю о тебе на самом деле? - воскликнула Вера, входя в раж. - Когда мне Августа рассказывала, как тебя выбрали комсоргом, мне было тебя очень, очень жалко. Я ведь слышала твой оркестр. И как ты сам играешь, слышала. И я подумала: вот если бы на него всё это не повесили, он занялся бы музыкой всерьёз. И на твоём месте я бы ни за что не согласилась везти на себе такой воз работы. Я же знаю, у нас в школе было то же самое: куча бездельников всегда только и ждёт, кого бы запрячь так, чтобы повесить на него всю свою работу. И я думаю, что все эти бездельники не стоят того, чтобы из-за них кто-то зарывал в землю свой настоящий талант. Тебе не нравится то, что я говорю?

- Это твоё мнение, и ты имеешь на него право, - невозмутимо ответил Виктор.

- Если бы я была комсомолкой, ты мог бы упрекнуть меня за него, - заметила Вера. - Но, вероятно, и тогда бы не стал этого делать.

- Я вижу, ты смелая девушка, - прямо глядя ей в глаза, произнес Виктор значительно.
 Вера продолжала широко улыбаться, так, что со стороны можно было подумать, будто беседа идёт о милых пустяках, только глаза её смотрели в глаза Виктора пристально и серьёзно.

 - С хлопцами, может, и смелая, а немцев я боюсь, - призналась она, понижая голос. - И тех, которые им продались, особенно. Таким терять нечего. И надо думать, их у нас в городе много, куда больше, чем мы могли представить. Поэтому я и девчатам говорю, чтобы по дурости своей головы не потеряли. Вон, видишь Ольгу? Она с Арутюнянцем танцует. С первого дня оккупации только и трезвонит, как она немцев ненавидит, - эти слова Вера произнесла почти шёпотом, приблизив свои губы к уху Виктора. - Она с Мащенко дружит. Та её слушает, разинув рот. И обе комсомолки. А я бы Ольгу в комсомол принимать не стала. Она трусиха, а строит из себя, будто ничего не боится. Не буду расписывать, поверь мне на слово. Это я к тому, что с иными комсомолками держи ухо востро...

- Спасибо за совет, - ответил Виктор.
Он испытывал противоречивое, двойственное чувство: с одной стороны действительно питал к Вере благодарность за желание предостеречь, с другой же ему было неприятно, так, будто он прикоснулся к чему-то липкому и противному. И эти манеры, сбивающая с толку ослепительная улыбка и беззаботный смех, и вызывающая откровенность, и страх, который девушка таким образом скрывала от окружающих, но в котором призналась Виктору - за всем этим что-то скрывалось, что-то ускользало и оставалось загадкой. Как будто здесь было особое предостережение. Главное - понять его смысл, более глубокий, чем видимый на первый взгляд. Но сейчас Виктор чувствовал, что не способен на это.
 
Его вдруг охватило желание вообще перестать думать о чём бы то ни было, и просто танцевать, танцевать до упаду. Почти на всех вечеринках, в которых ему случалось участвовать, он играл или дирижировал; танцевать ему доводилось редко. И теперь им вдруг овладело желание наверстать упущенное. Вот почему он так решительно пригласил на следующий танец Ксению и так самозабвенно кружился с ней под те самые "Амурские волны", которые еще с детских лет столько раз играл по просьбе своего отца.

 Время пролетело незаметно. Уже приближался комендантский час, но никто не хотел расходиться.

- Может быть, потанцуем ещё, если твой отец позволит, - обратился Иван Земнухов к Стеценко. И тот согласно кивнул, вышел из комнаты и вскоре вернулся с довольной улыбкой:
- Отец разрешает. Потанцуем ещё!

И ещё полтора часа пролетели как один миг. Ребята опомнились уже почти в одиннадцать часов вечера. И конечно, распрощавшись с гостеприимным хозяином, хлопцы отправились провожать по домам девчат. Шли гурьбой, шумно, весело, наполняя ночные улицы говором, смехом, напевами, перезвоном струн.
Полицейский патруль в первый раз остановил дружную компанию вблизи Базарной площади.

- Мы в гостях у сына господина бургомистра были, у него сегодня день рождения! - гордо заявил Иван Земнухов в лицо полицаям, и те без единого слова отступили, пропуская друзей сына господина бургомистра. Видимо, Стеценко старший позаботился предупредить в участке, чтобы припозднившихся гостей не задерживали. И пока участники вечеринки, со всеми взаимными проводами и прощаниями, добрались каждый до своего дома, ещё дважды за эту ночь патруль останавливал их, но тотчас же и уступал дорогу.
…
 До своей хаты Виктор добрался только за полночь. Мать и отец, оставив дверь не запертой, уже уснули. И его веки мгновенно сомкнулись, едва голова коснулась подушки. Всё закружилось, и он словно в бездну провалился в сон.

 Виктор вдруг опять очутился среди танцующих пар, кружась с Верой всё под те же с детства знакомые звуки, словно никуда и не уходил с сегодняшней вечеринки. И вот они несутся вдвоём, так стремительно, что кажется, ещё чуть-чуть - и оторвутся от пола, и поднимутся, и полетят. Но тут Вера вдруг смотрит на него так пронзительно своими большими сине-голубыми глазами и говорит с ослепительной, но неискренней улыбкой, при этом горько качая головой: "Мне тебя очень, очень жалко!" И как только Виктор слышит эти слова, он обнаруживает, что кружится один, держась руками за воздух, а белокурой девушки как не бывало. Он кружится, и пары вокруг него тоже, но музыка больше не звучит; какая-то кромешная, сплошная тишина наваливается непомерным грузом, и кружение уже подобно механическому вращению пластинки. Виктор знает, что для остановки этого механизма нужна живая музыка, и он принимается искать свою мандолину; ищет её повсюду и нигде не находит. Ему становится страшно оттого, что без своей мандолины он не сможет остановить эту круговерть, в которую затянуло столько ребят и девчат, а мандолина пропала. Круговерть несётся как бешеная карусель, пары мелькают, стремительно сменяют друг друга. Тут Виктор видит, что Ольга танцует с каким-то неизвестным типом, который кажется ему подозрительным. Вот она склоняется к уху этого типа и что-то ему нашёптывает. Тип похож на какого-то студента, завербованного в шпионы царской охранкой, он одет в студенческий сюртук  с застёгнутым до самого подбородка воротом. Он слушает и кивает, а из-за спины его вдруг выходят полицаи. Целая толпа полицаев окружает Виктора и берёт в кольцо. Он пытается вырваться, но их слишком много. Они заламывают и выкручивают ему руки за спину. Он перестаёт сопротивляться в надежде, что и они остановятся. Но вместо этого Виктор чувствует, что ему выламывают пальцы. Он чувствует дикую боль и понимает что означает сопровождающий её хруст: ему сломали пальцы, и он уже больше не сможет играть. А круговерть продолжает нестись обречённо механически, и её уже ничем невозможно остановить. Виктор видит, как Ольга снова склоняется к уху своего партнера шпика. Вот сейчас со всех сторон на ребят набросятся полицаи. Виктор кричит от ужаса и просыпается. Но вынырнуть из сна надолго ему не удаётся, и он снова проваливается обратно, туда, где его подстерегают цепкие вражеские руки. По счастливой случайности на этот раз ему удаётся от них увернуться. Он вдруг оказывается на квартире у своего ворошиловградского друга Николая из дома на площади Ленина. "Забери приёмник! - требовательно обращается к нему Николай. - Немедленно забери! Потому что если они его найдут, будет поздно!" "Заберу, - обещает Виктор. - обязательно заберу". И он видит степь, и ведущую через неё дорогу, и свой предстоящий путь. Но это на поверхности сна, там, где даже помнишь о том, что спишь; а на глубине по-прежнему поджидают полицаи, чтобы сразу же схватить за руки и переломать все пальцы. И лучше проснуться совсем, чем снова угодить туда.

"Надо сходить в Ворошиловград, - думает Виктор уже наяву. - В дом на площади Ленина. И на Коцюбинского тоже. Может быть, есть новости от Надежды Фесенко. Немедленно сходить в Ворошиловград к ребятам!"