Разные стороны педагогики

Педагогика имеет две стороны. С одной на неё, с надеждой или разочарованием, смотрят те, кто учится. С другой, опять-таки с разочарованием и надеждой смотрят учителя.
 Всем удаётся побывать и там и там. Просто не все об этом рассказывают.
 Ученики, закончив обучение, никогда больше не вспоминают о нём и, зачастую, забывают поблагодарить своих учителей, потративших годы, здоровье, семейные отношения, на то, чтобы каждый ученик смог найти себя в жизни.
 Учителя с умилением узнают об успехах некоторых своих учеников, забывая о многих невыдающихся, прошедших через их руки, и стыдясь за тех, кто как не блистал в учёбе и поведении, так и не свернули с кривой дороги жизни, которая их всегда тянула.
 Мне удалось, и побыть и запомнить моё бытие с двух сторон педагогики. Теперь я расскажу это вам.


                ГЕНЕТИКА.

 Издалека, подходя к моей фазенде, вижу мою ученицу, сидящую на скамейке у ворот. Похоже давно сидит. Значит пришла с проблемой. Или с проблемами.
   - Привет, промокашка!
   - Здрасьте! – вся взъерошенная, как воробей в зимнюю стужу.
   - Давно сидишь?
   - Ага.
   - Ну, пошли. Ужинать будем.
   - Я не хочу.
   - Зато я хочу. Я старый и больной человек и мне надо правильно и вовремя питаться.
 «Промокашка» хихикает и идёт следом за мной в дом. Ставлю чайник на газ и открываю холодильник.
   - Блины будешь? С творогом и мёдом. Сам делал.
   - Буду, - начинает расслабляться девочка.
 Разогреваю блинчики, ставлю на стол чашки и мы, не спеша, занимаемся чревоугодием. Посуду моем вместе.
   - Пошли, посидим.
 Выходим на крыльцо. Идиллическая картина: с одной стороны, ко мне прижимается щекой к плечу, уже совсем успокоившееся дитё, с другой довольно мурлычет под моей ладонью кот, а перед нами весело улыбается пёс, ловя кусочки блинов, которые кидает девочка.
   - Рассказывай.
   - Да что рассказывать! Я, вообще не понимаю, как так можно жить! Ко мне нельзя так относиться!  Почему я не имею права...!
 Семья у девочки нормальная во всех отношениях.  Папа, правда, любит заложить за воротник, но делает это не больше других.  Мама же, стоически, тянет на себе весь дом, хозяйство, огород и, конечно же, детей.
 Дослушиваю рассказ, пару раз промокая, при этом пролившиеся слёзы ребёнка и наступает время педагогики.
   - Понимаешь, малыш, вся проблема не в маме и папе, а в твоём переходном возрасте.  Растёшь и не только доставляешь всё больше беспокойства родителям, но и соревнуешься с мамой за влияние в доме. В вашем доме появляются две женщины. Идёт битва за авторитет. Пройдёт много времени, прежде чем ты спохватишься и поймёшь, что лучше быть маленькой.
   - Я уже не маленькая, - обиженно тянет дитё.
   - Конечно не маленькая, - соглашаюсь я, - Небось и лифчик уже носишь почти маминого размера. Тебе нравится алкоголь? – неожиданно меняю тему разговора.
 Девочка задумывается на мгновение.
   - Да, нравится.
   - А ты никогда не задумывалась, почему?
 Девочка пожимает плечами. И я, не спеша, рассказываю ей о возможной наследственной предрасположенности, потому что и её дед, и отец – большие любители зелья. Что это так же знает и её мама и тоже видит в этом опасность.
 Заболтались до полуночи. Тёплая летняя ночь с огромными звёздами окружала нас.
   - Эх! Что мне сейчас будет дома, - со вздохом сказала девочка, поднимаясь со ступеньки и гладя по голове радостно вскочившую с земли собаку.
   - Ничего тебе не будет, если ты честно скажешь маме, что была у меня.
 На следующий день, когда малышка была в школе, я навещаю её маму.
   - Ты не хочешь меня ни о чём спросить?
   - Да нет. Если ты сам пришёл и спрашиваешь, значит, она не соврала, - отвечает женщина, - Жаловалась?
   - И да и нет. Просто побеседовали на темы воспитания в семьях. И в вашей, в частности. Растёт…
 И мы условились о кое-каких наших секретах на будущее.
 Через много лет спрашиваю мою бывшую ученицу, помнит ли она тот разговор.
   - Ой! Как бы я хотела вернуться в то время, - оживляется молодая женщина, сама уже мама двоих детей, - А то, временами, мне кажется, что я с ума сойду, когда моя старшая дочь где-то задерживается.


          ЛЕКАРСТВО.

   - Ты знаешь, что родители твоего ученика хотят разводиться? – спрашивает меня моя знакомая, тоже преподаватель.
   - Не знал.  А у тебя, откуда такие разведданные?
   - Это же моя подруга. Ещё со школы. А теперь этот козёл завёл себе любовницу.
 Видя такое возмущение, мне становится смешно.
   - Ну, завёл и завёл. Я бы тоже завёл, если бы у меня в доме была такая корова. Ты спроси у своей подруги, когда она в последний раз разглядывала себя в зеркале голенькую.
 Собеседница начинает злиться.
   - Зато у неё душа добрая.
   - Кроме души мужику в этом возрасте ещё и дырку доступную между ног нужно. Чтобы давление на уши не давило.
   - Ты…, - знакомая подбирает слова, чтобы не материться, - Ты, блин, тоже ни о чём другом думать не можешь!
   - А вот это тебя интересовать не должно, о чём я думаю. Подруге же скажи, лекарство в постели.
 Прошло время. Иду по улице. Встречаю папу моего ученика. Того самого «козла». Замечаю его нездоровый вид. Интересуюсь, не болен ли.
   - Нет, я не больной.  А баба у меня с ума сошла. Вечером давай, утром давай.  В обед домой прихожу, а она уже там: давай.  Боюсь дома появляться.
   - Любовницу заведи, - смеюсь я.
   - Какую любовницу! Ты чё! Мне б куда свалить на время. Отдохнуть. Ты там, в военкомате, не можешь поговорить, чтобы меня на месячишко на сборы забрали?
 Мои отношения с «доброй душой» не меняются. Всегда, при встрече, набрасывается на меня с вопросами о своём единственном сыне. И лишь где-то в глубине её глаз мне кажутся пляшущие чёртики. И талия у неё стала вырисовываться.


         ПИТАНИЕ.

  Во время моих занятий с мальчишками, появляется мой знакомый. Вместе со своим старшим сыном. Худеньким подростком двенадцати лет с рыжей шевелюрой.
   - Слушай! Возьми его заниматься. Может посильнее станет и сможет защищаться. Обижают в школе.
 Я не отказываюсь. Смотрю на мальчишку.
   - Ты что такой худой?
   - Да он не ест ничего, - отвечает за него его отец.
   - Ну, это я ему быстро исправлю, - обещаю ему.
 Через три года его сын уже на голову выше меня и мало в чём уступает мне. Занимается культуризмом. Поступает на первый курс ПТУ в группу механизаторов. В училище он встречается с другим таким же юным здоровяком, приехавшим из деревни. Пацаны быстро подружились и, даже, слегка «подровняли» третьекурсников, которые пришли провести ритуал посвящения в пэтэушники первокурсникам.
 По распоряжению директора училища провожу расследование происшествия. Каждый побитый третьекурсник изображает из себя жертву, но все сдаются и признаются во всём, когда я обещаю им устроить ещё одну встречу с моими первокурсниками.
 Проходит ещё три года. По необходимости приезжаю к моему знакомому. Стоим во дворе и разговариваем. Из кабинки летнего душа доносится шум льющейся воды. Потом, в наступившей тишине, из приоткрывшейся двери высовывается крупная рыжеволосая голова и басит:
   - Батя! Ну что ты булки паришь? Я тебя когда попросил принести полотенце?
   - Сейчас, сейчас, - засуетился, убегая мой знакомый. Когда возвращается, ловит мой насмешливый взгляд и оправдывается:
   - Выросло дитятко. Уже за девяносто весит. В деда пошёл.

      СТАВКА.

 Чтобы заинтересовать учеников, нужно знать и уметь больше.
 Ничего не стоит учитель, который учит тому, что сам прочитал в учебнике.
 Физкультура среди других дисциплин стоит особняком. Потому что мало знать и уметь. Нужно обязательно уметь и, разумеется, знать. Я умею многое. И это позволяет мне подтрунивать над моими учениками.
   - Я всегда могу сделать в каком-нибудь упражнении на один раз больше, чем любые двое из вас вместе.
 Это мотивирует. Как-то в выходной, занимаюсь домашними делами и вижу пришедших двух моих учеников. Рожицы хитрые. Пришли или с вопросом, или с заранее приготовленной ловушкой.
    - Здрасьте!
   - Здорово, коли не шутите! С чем пожаловали?
   - Помните, что вы говорили, что можете сделать любое упражнение на один раз больше, чем двое?
   - Помню. А вы правила помните?
 Правила таких спортивных состязаний у нас были простые: проигравшая сторона покупала шоколадку. Вы ещё не забыли вкус «Гвардейского» или какого другого весом в сто граммов? В советское время это было вполне доступное лакомство. По любому карману. И мы всегда использовали эту ставку. Тем более, что съедали вместе.
 Мальчишки подтверждают, что с памятью у них порядок.
   - Что будем делать?
   - Подтягиваться, - говорят.
 Ну, подтягиваться, значит подтягиваться. Обуславливаем правила выполнения, и они подходят к перекладине, которая стоит у меня во дворе. В сумме подтягиваются тридцать два раза. Серьёзная заявка! Я повисаю на перекладине и делаю это упражнение тридцать три раза. Мальчишки соглашаются с проигрышем, выходят со двора и удаляются по улице. До меня доносятся их препирания.
   -Баран! Подтягивания, подтягивания… Надо было в отжиманиях зарубаться.
   - Сам ты баран! Ты знаешь, сколько он отжаться может?
   - Сколько?
   - Я видел больше ста двадцати…
 К слову, сейчас, двадцать лет спустя, я всё ещё отжимаюсь под сотню.


            ОПАСНЫЙ ВОЗРАСТ.
 
 В дверь моего дома вошёл индеец в боевой раскраске. Индейцу, правда, было чуть больше четырнадцати лет. Опасный возраст, особенно если учесть, что индеец был в юбке. Точнее в платье. Но подведённые глаза, ярко накрашенные губы, напудренные щёки, оттенённые чем-то блестящим веки, говорили о том, что этот индеец  вырыл топор войны. В этом возрасте девчонки начинают влюбляться во всё, что им кажется воплощением мужественности.
 Первым моим желанием было уложить раскрашенного воина на моё колено и надавать по попе. Но, подумав, я решил подождать, пока нападающая сторона израсходует все свои стрелы. Делаю вид, что не замечаю наряда ученицы, выхожу во двор и занимаюсь моими делами по хозяйству.  Девочка озадачивается моей невнимательностью и крутится всё время рядом, строя глазки.
   - Что-то ты мне помогать не хочешь, - делаю обиженный вид.
 Индеец растерянно оглядывает свои накрашенные ногти, платье и босоножки, соображая, чем же она мне может помочь.  Говорю ей, что я был бы не против, если б она приготовила что-нибудь поесть. Всё что надо, есть на кухне.  Девочка радостно соглашается, видимо надеясь на ужин при свечах, и удаляется в дом.  Долго там возится, постоянно выглядывая в окно. Вскоре, стучит мне по стеклу, приглашая ужинать.
 Вхожу, долго и тщательно мою руки, наблюдая за ней. Вся былая напускная взрослость и презентабельность уже слетели с неё, и по моей кухне весело порхала моя обычная ученица, вымазанная краской и помадой. Вытираю насухо руки и подзываю её.
   - Смотри, что здесь есть.
 Потерявший осторожность, индейский воин подходит, я крепко обнимаю её за плечи, блокируя руки, и, наклонив к умывальнику, плещу водой в ладонь и отмываю мордашку.  Протестный крик, попытки вырваться, но мне удаётся вернуть детскому лицу всю его свежесть и привлекательность.
 Слушаю протесты, не отпуская её рук, промокаю полотенцем, подхватываю на руки, отношу к столу и усаживаю на скамейке.
   - Я это специально для вас сделала!
 Пропускаю мимо ушей и сажусь напротив. Глаза девочки мечут искры, лицо раскраснелось, дышит тяжело.
   - Вы! Вы представляете, что вы наделали?
   - Угу, - говорю, откусывая хлеб, - Я тебе испортил твою мечту, и ты больше меня не любишь.
   - Люблю! – выпаливает девочка и, совсем засмущавшись, наклоняет вспыхнувшие щёки к чашке и елозит в ней ложечкой.
   - Я тебя тоже люблю, - в тон ей говорю я, - Хочешь, я тебя поцелую?
  Девочка поднимает голову с широко открытыми глазами, не веря своим ушам.   Я же продолжаю:
   - … Потом, когда ты вырастешь.
   - Пуф-ф-ф! – возмущённо надувает щёки, - Вот умеете вы нахамить так, что даже разозлиться не получается.
 Мы препираемся до самого окончания ужина.  Потом провожаю её домой, где пьём чай с её родителями, моими хорошими знакомыми.
 Ещё не раз мы будем со смехом вспоминать тот вечер с моей бывшей ученицей много лет спустя. Интересно, рассказывала ли она об этом своим дочерям?


                О МАДЕМУАЗЕЛЯХ.

  У мальчишек, навестивших меня, был вид глубоко оскорблённых людей.
   - Что случилось? – интересуюсь.
   - Да у нас урок был. О происхождении человека…
   - О-о-о! – перебиваю, - Хотите, я расскажу вам, как проходил этот урок?
 Поправляю пальцем воображаемые очки, делаю аскетическую гримасу и противно-визгливым голосом произношу:
   - Когда в теле женщины мужская клеточка встречается с женской…
 Мои ученики захохотали.
   - Вы что, её знаете?
   - Кого?
   - Нашу училку.
   - Нет, не знаю.
   - Как же не знаете? Вы её точь-в-точь изобразили.
 Повеселились вместе. Потом я обещаю исправить их неправильные понятия в такой важной теме и, около часа, читаю им лекцию, тут же рисуя иллюстрации. Мальчишки впитывали информацию не только глазами, ушами, но и, казалось, всей кожей. Когда я закончил, они переглянулись и один говорит:
   - А вы знаете что … родила?
 Я не знал, но постарался не показать этого. Двое учеников давно уже не показывались мне на глаза, и я догадывался, что их тяга к спорту уже сменилась другими интересами. Знал я и о том, как болезненно воспринимают всё это мальчишки, потому что юный папа учился вместе с ними в классе, а молодая мама была на год старше и тоже далека от совершеннолетия.  И я стараюсь успокоить мальчишек:
   - Ну и что тут такого? Иногда случаются ранние браки. Если вы хотите закончить ваше детство, то флаг вам в руки.  Вы не городские жители и, знаете, что надо делать, чтобы появились дети. А я бы вам посоветовал сделать по-другому.  Позаботьтесь сейчас о своём будущем. Вы обращали внимание, какие симпатяшки учатся сейчас в четвёртых и пятых классах? Скорее всего, нет. И не раз толкали их, чтобы не мешали вам пройти к двери. А надо как раз наоборот: увидев такую куколку, распахнуть перед ней дверь и сказать: «Прошу, мадемуазель!». И всё. У вас есть поклонница как раз на то время, когда вы, после армии или учёбы, жениться надумаете.
 Мальчишки задумчиво слушали. Прошло много времени и, встречая их, я интересовался, воспользовались ли они советом.  Взрослые парни важно отвечали, что у них всё нормально. Скоро им будет столько же лет, сколько было мне, когда я с ними занимался.


                MADE IN USSR.

  Почему-то в поселковом клубе это называлось танцы, а то же самое в школе – дискотека. Школьную дискотеку мы не любили. Уже, хотя бы, потому, что там командовали те же люди, что и на уроках.
   - Если кто подпрыгнет, то танцы сразу прекращаются! – заявила завуч перед началом. И, бывало, прекращала эту дискотеку.
 Мы всё больше и больше отдалялись от школы, не смотря на то, что нам ещё нужно было учиться больше года.  Молча сидели на классных собраниях и смотрели как нас пытаются очеловечить.
   - Мальчики должны быть спокойные, а девочки боевые, - сказала как-то наша классная, не подумав. Ну, боевые, так боевые.
 И мы, отстранённо созерцали эту боевитость классного актива, состоящего из одних девчонок. Слушали ересь из патриотических слов комсорга нашего класса – тоже в юбке – и вдыхали полной грудью воздух, лишь выйдя на улицу через высоченные двери вестибюля. Школа нас тяготила и порабощала.
 Наконец, позади остались выпускные экзамены. Мы получили аттестаты и характеристики. Разбежались по жизни, не сделав даже выпускной фотографии класса. Некоторые, правда, посещали вечера встреч выпускников, пока они были ежегодными. Позже заменили посещениями ресторанов, но это была уже другая страна. Мы так и не простили школе того, что наш класс, с литерой «А», был расформирован и разделён между двумя параллельными классами в последний год учёбы.


                ВЗАИМОКОНТРОЛЬ.
   
В разное время позвонили две женщины, обещавшие поехать со мной на экскурсию на море с группой учеников школ, и сообщили, что очень жаль, но они не могут поехать. Я скрипнул зубами и задумался. Мне одному доставалось руководить всей этой поездкой. Билеты, дорога, пересадки, дисциплина, безопасность на транспорте и на воде, питание, возможные медицинские проблемы и многое другое с бандой из двадцати двух маленьких сорванцов, половине из которых исполнилось только десять – одиннадцать лет.
 Отменять поездку уже поздно, потому, что я уже был на пункте сбора участников этого путешествия. Вся нехорошая энергия, собиравшаяся выплеснуться из меня, осталась неиспользованной.  Не потому, что я вдруг позабыл всякие слова, а потому, что показались первые малыши. Дождался, когда все соберутся, построил и объявил, что остался без помощников. Дети молчали.  Для многих это была первая поездка на море. Молчал и я, решая про себя задачу со многими неизвестными.
   - Поездка не отменяется, - сказал я, - Но вам придётся чуть побольше меня слушаться. За это я вам обещаю больше сюрпризов в нашем путешествии.
 Построил группу в две шеренги так, что каждому старшекласснику или старшекласснице достался один «пионер» и назначил их ответственными друг за друга. Чтобы никто не потерялся. И мы поехали.
 Поездка проходила благополучно. Катание на лодке, на водных лыжах, на доске с парусом, плавание с аквалангом, рыбалка и походы по красивым местам побережья с пахнущей дымом едой у костра наверняка запомнились малышам на всю жизнь. Как и посещение воинской части, где служил один мальчишка из нашей деревни.
 Мне же хочется рассказать о том, как поддерживалась дисциплина.
 Окинув взглядом берег, я увидел одного малыша, карабкавшегося на скалу.  Небезопасное занятие. Окликаю его старшего товарища, собирающегося отправиться на рыбалку:
   - Где твой подчинённый?
   - Да здесь где-то. Только что видел, - отвечает подросток, но уже с беспокойством крутит головой. Знает, что я просто так не спрашиваю. Он тоже видит скалолаза и открывает было рот, но я окриком заставляю его замолчать.
   - Закрой рот!  Упор лёжа!
   - Сколько? – выдавливает юноша, начиная отжиматься.
   - Пока он сюда не придёт, - говорю я и растягиваюсь на песке рядом с физкультурником. 
 Отжимания у меня в группе – это ЧП. Все, кто это видит, начинают нервно искать свою пару и, даже посылают их за нарушителем.
 Тот сначала героически машет рукой подбегающим товарищам, потом, услышав предупреждение, понимает серьёзность поступка, кубарем скатывается на песок и бежит в нашу сторону.
 Я жду его прибытия, поднимаюсь на ноги и даю новое задание:
   - А теперь оба, ещё по двадцать отжиманий!
 Когда они оба заканчивают, объявляю, что все могут заниматься своими делами и оставляю их. Отойдя на приличное расстояние, оглядываюсь и вижу, как старший товарищ ложится на то место, где только что был я, а перед ним отжимается его «пионер».  Все остальные, попарно, объясняют своим питомцам что-то, показывая на занимающегося физкультурой малыша.
 Мы вернулись домой, не получив ни одной травмы, не заболев, с большими впечатлениями, про которые написали все вместе небольшую заметку в местную газету.


            ДЕЛИКАТНАЯ ТЕМА.

Чтобы развалить систему, нужно сначала внедрить в неё новые элементы.  А потом, используя несовместимость нового и старого начать удалять то, что составляло основу этой системы.
 Советская педагогика не нужна, стала стране. Начались изменения, предшественники реформ. Мне, по случаю, пришлось преподавать новый предмет. ОБЖ, основы безопасности жизнедеятельности. Предмет ввели, методичек никаких, учебников нет, а учить надо, потому что отдел образования спустил количество часов. Завуч спросила, знаю ли я чего-нибудь на эту тему.
   - Знаю, - отвечаю, - Потому что именно этим я занимался в армии.
   - Вот и замечательно, - обрадовалась она, - Я вас поставлю в расписание, и пробел будет закрыт, а то никто не берётся преподавать эту дисциплину.
 В профтехучилище сельскохозяйственного профиля большинство учеников это те, от кого избавились в школах. И многие с соответствующим поведением и желанием учиться. Завоевать интерес учеников с первого же занятия – самое главное.
 Мой первый урок. Захожу в класс. Все сидят, не обращая на меня никакого внимания, как привыкли делать на первых уроках, испытывая учителя. Разговаривают друг с другом и кто-то уже достал игральные карты на «камчатке». Лишь на передних партах сидят малыши с умными и вопрошающими физиономиями.
 Подхожу к столу. Убеждаюсь, что край столешницы не вымазан мелом. Двигаю стул, убеждаясь в целостности всех его ножек. Стараюсь исключить любую шутку, которую могут подстроить пэтэушники при знакомстве. Потом достаю из кармана смотанный провод со штепсельной вилкой и лампочку. Вставляю вилку в розетку, сажусь за стол и касаюсь концами проводов лампочки. Она ярко вспыхивает. Отодвигаю лампочку и беру пальцами концы проводов. Пацаны на передних партах замирают в испуге и привлекают внимание к происходящему своих соседей сзади. Те, в свою очередь, следующих. Через несколько минут весь класс затихает. Даже карты отложены за ненадобностью. В полной тишине начинаю лекцию о том, что жизнь человеку даётся только один раз и потерять её легко и не всегда помогает реанимация. А с запчастями к человеческому телу совсем плохо. К концу урока все усиленно записывают советы и трюки, которые могут пригодиться в повседневной жизни.
 Две группы первого курса были девчоночьи. Они учились на поваров. Одна была набрана из девочек районного центра. Они вели себя так, как делали это в школах, из которых перешли в ПТУ: никто для них не авторитет и ничто не указ. На первом же моём уроке они устроили грандиознейший скандал и я обязал их мастера производственного обучения присутствовать на моих уроках. Это не улучшило наши отношения.
 Во второй группе собраны девочки из окрестных деревень. Не по годам серьёзные и старательные, они с удовольствием записывали то, что я им диктовал, веселились, участвуя в небольших играх  по симуляции ситуаций.  А ещё смущённо краснели, когда я, на перекличке, называл их по имени и отчеству.
 Однажды, войдя в класс, я обратил внимание на напряжённую тишину среди моих учениц. Проверив по списку присутствующих, спрашиваю, чем вызвана такая молчаливость.
   - Да у нас тут вопрос есть, - подала голос одна девочка.
   - Внимательно слушаю.
   - А как уберечься от изнасилования?
 И снова тишина. Видя, что все смотрят мне в глаза, специально, чтобы не смутить никого ответным взглядом, смотрю поверх голов в окно, засунув руки в карманы и перекатываясь с пяток на носки и обратно. Затягиваю паузу, хотя знаю мой ответ.  Ученицы ждут.
   - Очень хороший вопрос! И очень своевременный. Это будет темой нашего следующего урока.
 Вздох облегчения проносится по классу. Девчонки, обрадованные моей реакцией на казавшийся им неудобным вопрос, весь урок демонстрировали особое послушание.
 Ровно через неделю, дождавшись, когда все расселись в классе, подхожу к единственному мальчишке в этой группе, даю ему заранее написанное освобождение от урока. Выпускаю его из класса и закрываю дверь на ключ. Девочки оживились: начало было многообещающим.  Возвращаюсь к столу и начинаю говорить.
   - Прежде чем начать тему, о которой условились на прошлом уроке, давайте ознакомимся с конструкцией той части тела, которая участвует в процессе. Начнём с того, что у женщин и девочек снизу есть три дырочки…
 Делаю паузу и смотрю в широко открытые глаза пятнадцатилетних девчонок. Услышанное заморозило их настолько, что они не способны ни смутиться, ни отвести взгляд.  Продолжаю.
   - Догадываюсь, что не все мне поверили, поэтому смотрим на этот рисунок.
 Включаю эпидиаскоп, под зеркалом которого лежит том медицинского атласа для вузов с картинкой женского тела в разрезе.
   - Повторяю: три дырочки. Вот в эту писяют, здесь какают, а отсюда дети вылазят. Сюда же их, кстати и делают. И ошибаются те, кто думает, что если заниматься сексом стоя и после пописять, то это предохранит от беременности.
 Тишина в классе идеальная. Муху можно было бы услышать, если бы не жужжал вентилятор аппарата.  После краткого курса анатомии мы перешли к теме, интересовавшей девочек. Прозвенел звонок на перемену, но ученицы единогласно решили продолжать понравившуюся им лекцию.
 Мой урок был сдвоенным и они не хотели потерять лишние полтора десятка минут. Но нас все-таки прервали. В закрытую дверь начала стучать мастер производственного обучения этой группы.
   - Почему вы не отпускаете группу на перемену? – начала выговаривать мне она, лишь только я открыл дверь, - Да ещё и дверь на ключ закрыли!
 Мне ничего не пришлось говорить. Все ученицы дружно встали на мою защиту и непонятки закончились, не начавшись.  Дверь снова закрывается на ключ и урок продолжается.  Выговорившись, я смотрю на учениц, которые уже не отводят взгляд, когда наши глаза встречаются.
   - А теперь вы можете задавать вопросы.
 Небольшое оживление и снова все замерли. Никто не решается спросить первой. Одна девочка, сидевшая подперев подбородок кулачками, выпрямляется, смотрит на своих подруг и говорит:
   - Боже мой! Оказывается, можно говорить об этом нормальным человеческим языком. Без гадостей.
 Снова оживление и одна за другой начинают поднимать руку.

  Группа будущих поваров из райцентра попыталась устроить мне ещё один скандал:
   - Почему вы провели специальный урок той группе, а нам нет?
   - Потому что взрослые девушки той группы меня об этом просили.
 Возмущение вспыхнуло, как пламя:
   - Да какие они взрослые, эти мокро…!  А если мы вас тоже попросим?
   - А вы помните наше первое занятие? – вопросом на вопрос отвечаю я.
   - Ой! Да ладно!  Больно нам нужно!
 Прошло несколько недель.
   - Зайдите ко мне в кабинет, - позвала завуч.
 Захожу.
   - Как вы можете объяснить, что я прохожу мимо наших учениц и никто меня не замечает, а с вами все здороваются.  Все, даже ученицы второго и третьего курса, хотя вы у них не преподаёте.  Я специально это замечала.
    - Ну, наверное, потому, что я это делаю первый. Я же мужчина.
 Оставляю завуча в задумчивости, выхожу. Беру в учительской журнал и отправляюсь на урок. Прохожу мимо девочек третьего курса, сгрудившихся возле дверей своей аудитории.
   - Здравствуйте! Здравствуйте! – нестройно доносится с разных сторон.
 Кручу головой, проходя между ними, и отвечая на приветствия и, …  спотыкаюсь об подставленную ногу. Хозяйка этой ножки не успевает её убрать и я, с размаху, шлёпаю девушку по попке ладонью и прохожу дальше.  Видела б меня сейчас завуч.
   - Вау! Вот это да! – слышу за спиной.
 Реформы образования начались позже, когда я окончательно распрощался с педагогикой одной шестой части суши.


                КИРПИЧНЫЙ МЕТОД.

 Начинается новый учебный год. Новые ученики, новые отношения и новые конфликты. Мало того, что не всё гладко начинается с учениками, так ещё и в коллективах учителей, преимущественно женских, возникают группировки, сплетни, наветы и другие похожие удовольствия.
 Первый учебный день в профтехучилище. Мне уже удаётся поутешать молодую учительницу, которую довёл до слёз юный гоблин, только что начавший учиться в нашем училище, заявивший учительнице:
   - Чему вы можете меня научить? Посмотрите, как я живу в своей квартире со своими родителями, а не так, как вы, в общаге.
 По совпадению, именно эта группа сегодня будет у меня первый раз на физкультуре.  Звонок на урок и я отправляюсь с группой на училищный стадион.
   - Построились! – командую, - Будем знакомиться.
   - Да мы уже познакомились, - зубоскалят переростки на голову выше меня, передавая друг другу папиросный окурок. 
 Но половина группы выстраивается на дорожке. Оглядываю их и подзываю двух самых маленьких. Прошу их сходить на стройку и принести по два красных кирпича.  Малыши уходят. Жду их возвращения, забираю принесённые стройматериалы, несу к скамейке возле беговой дорожки и укладываю в виде стоящей буквы «П».  Откладываю классный журнал, смотрю на подростков, с интересом наблюдающих за моими действиями, и с коротким выкриком обрушиваю кулак на конструкцию. Верхний кирпич раскалывается надвое.
 Не давая никому опомниться, я снова складываю кирпичи и бью по двум кирпичам, положенным плашмя один на другой. Ломаю оба.  Беру оставшийся целый кирпич в руку и иду к группе.
   - Я сказал, построились!
 Бычки летят в стороны и все поспешно выстраиваются в шеренгу. Иду вдоль строя, заглядывая каждому в глаза. Медленно, не повышая голоса, говорю мою вступительную речь.
   - Вообще-то, я – очень добрый. Поэтому, лучше меня не злить.  Если кто-нибудь хочет испортить со мной отношения, пусть скажет это прямо сейчас.
 Толи кирпич в руке оказывает магическое действие, толи проникновенные мои слова, но мне не приходится больше использовать этот приём завоевания авторитета. Все группы первого курса успешно начали занятия физкультурой.
   - Знаешь, - говорит мне однажды мой товарищ по учительству, преподающий физику, - Мне на уроках не хватает дисциплины. Есть пара-тройка придурков, которые обязательно всё испортят.  Я, конечно, могу сделать им какую-нибудь болячку, но мне не хочется. Как и не хочется жаловаться на них.
 Болячку Лёва легко может сделать. Он занимается борьбой.  Но, раз не хочет, надо искать другой метод. В какой-то день у нас совпадают «окошки» в расписании.  Подсчитав время, веду его на стройку, расположенную рядом с училищем. Объясняю ему некоторые физические законы ломки кирпичей голой рукой и строю ему букву «П» из трёх кирпичей. В это время звенит звонок на перемену и ученики на всех этажах замечают наши упражнения и прилипают к окнам.
   - Лёва, - говорю, - На тебя смотрит всё училище. Поэтому, тебе лучше сломать руку, чем не разбить кирпич.  Не оборачивайся.  Настройся и бей.  Но только один раз.
 Лев насупливается, примеряется и бьёт. Кирпич пополам.  До нас доносится восхищённый гул зрителей и мы, как ни в чём не бывало, идём к училищу.
   - Улучшилась дисциплина, - весело говорит мой коллега на следующий день, - Как только мои хулиганы переходят черту, я подхожу и ласково постукиваю его пальцем по голове. Он втягивает её в плечи так, что только уши торчат.


                ЗАБАСТОВКИ.

Толи гормоны начинают бродить в детских организмах, толи метеоусловия влияют, но, однажды наступает неделя, когда все группы учеников начинают выпячивать своё непослушание. Срывают уроки один за другим. Одни учителя в слёзы. Другие к завучу. Завуч вызывает мастеров и классных руководителей. Скандалы до небес. Вызов в училище родителей самых непослушных учеников. Сообщения в трудовые коллективы этих родителей. Угрозы поставить на учёт в милицию.
 Процесс не обходит стороной и меня. Стою на стадионе. Группы нет. Иду в подвал училища, где располагаются раздевалки. Там дым коромыслом.
   - Вы что, звонка не слышали?
   - Да пошёл ты… - вдруг говорит один подросток, сидящий на корточках возле двери подвала. 
 Это было неправильно, сказать такое штангисту, который может рывком поднять сотню килограммов.  Не выпуская из руки классный журнал, слегка наклоняюсь, беру другой рукой за грудки, сказавшего эту гадость, поднимаю над собой и опираюсь им на стену. Все замерли.
   - Хотите со мной поругаться?
 В ответ – молчание. Догадываюсь, что всем захотелось на физкультуру.  Небрежно взмахиваю журналом в сторону двери.
   - Построились на стадионе!
 Пацаны прошмыгивают в дверь мимо меня, стараясь не повернуться ко мне спиной. Остаюсь один, не считая мальчишки, висящего на моей руке.
   - А тебе что, особое приглашение?
 Тот изображает движение, но с висящими в воздухе ногами, получается плохо.  Я разжимаю пальцы. Мальчишка сваливается на пол, подпрыгивает и убегает. Урок проходит без замечаний.
 На следующее занятие должна прийти группа преимущественно девчоночья. Решаю не ждать их на улице, а сразу направляюсь к раздевалкам. По дороге встречаю мальчишек этой группы, даю им мяч, чтобы поиграли до прихода девочек.  Захожу в подвал.  Тоже слегка пахнет табачным дымом, а из раздевалки доносится пение. Но поют не пионерские песни, а частушки:
   - "Мандавошка из окошка высунула голову
     … … … …
     Подыхаю с голоду"
 Одна девочка выглядывает в дверь, замечает меня, и ныряет обратно со сдавленным вскриком, предупреждая подруг. Пение смолкает.  Напряжённая пауза, во время которой несколько раз выглядывают головы.  Убеждаются, что я не ухожу, и покидают своё укрытие.  Проходят мимо меня, опустив голову.
   - Здравствуйте! Здравствуйте!...
 Ещё один урок без нарушений дисциплины.
 Назавтра новая попытка срыва урока. Снова смешанная группа. Командир группы – девочка.  Тактика новая: построились в подвале и встречают меня многоголосным протестным гулом.  Говорят все вместе.
 Перекрываю командирским голосом.
   - Отставить базар!   Кто хочет высказаться, подходит и говорит.  Потом следующий.
 Командир группы выходит из строя, останавливается в двух шагах от меня и горячо начинает говорить, что они тоже люди, что их надо уважать, что они имеют право, что я не имею права, что…
  От волнения девочка не замечает, что у неё одна за другой расстёгиваются пуговички на кофточке, которая ей уже мала. Так она и стоит передо мной в распахнутой кофте, за которой виднеется детский лифчик, еле сдерживающий шарики грудей.  Шагаю к ней, наклоняюсь к уху и говорю:
   - Зайди за мою спину и застегни кофточку.
 Девочка опускает взгляд.
   - Ой! 
 И, в растерянности, отворачивается от меня, показывая всю картину обрадованным мальчишкам группы, которые дружно смеются.  Девочки тоже.  Смущённая и покрасневшая командир группы юркает за мою спину и приводит себя в порядок.  Я обращаюсь к веселящимся пацанам:
   - Прежде чем ржать над товарищем, лучше бы проверили, застёгнута ли ширинка.
 Мальчишки замолкают и нервно хватаются за брюки.  Теперь смеются только девчонки.  Ещё одна попытка сорвать урок предотвращена.
  Через несколько лет бывший командир группы и я весело смеёмся, вспоминая тот случай, когда я был в гостях у моих бывших учеников, которые, к тому времени, уже были муж и жена.
 Самым оригинальным способом мне испортила урок другая смешанная группа. Прошёл дождь.     Занятия пришлось проводить в небольшом спортзальчике в общежитии, которое было в полутора километрах от училища.
 Стою в дверях. Слежу, чтобы никто не зашёл в грязной обуви. Проходит мимо мальчишка и меня обдаёт свежим запахом вина. За ним другой, с таким же «букетом», ещё и ещё. Запускаю всех, строю, проверяю по списку и отпускаю девочек с занятия, к их радости.  Остаются шестеро.  Закрываю дверь на ключ. Вытаскиваю из кармана кожаные перчатки, ставлю перед учениками стул и сажусь.
   - Сегодня у нас специальное занятие. Начинаем приседания!
   - Зачем? – вскидывает голову один малец.
   - Затем, что я так хочу.
 Показываю рукой.
    - Сесть! Встать! Сесть! Встать! Продолжаем! Пять, шесть…
 Досчитав до пятидесяти, я понимаю, что устану раньше них. Показываю пальцем на крайнего в шеренге.
   - Считай дальше!
 После ста пятидесяти один мальчишка заявляет:
   - Я не буду больше приседать.
   - Кто ещё не будет? – спрашиваю.
   - Я, я…, - отзываются все шестеро.
   - Ну, хорошо. Вы сами этого захотели, - я поднимаюсь со стула, надеваю перчатки и похлопыванием осаживаю их на руках. Едва я сделал это, мальчишки присели.  Я тоже сажусь на место и тычу пальцем:
    - Считай!
 На цифре триста пятьдесят один упал. Его товарищи пытаются ему помочь и шлёпаются рядом.  Отворачиваю рукав, смотрю на часы.
   - О! Как раз урок закончился. В училище бегом марш! И попробуйте мне опоздать на следующий урок!
 Ухмыляясь, иду за ними, видя, как они удаляются, шатаясь, и поддерживая друг друга.
   -Чем вы занимаетесь на физре? – спрашивает позже учительница биологии, - Я говорю, иди к доске, а он руками вцепился в стол, стоит и шатается.
 На следующий день меня позвала завуч.
   - Что вы мне можете сказать про это? – показывает мне объяснительную, написанную детским почерком. До сих пор я её помню дословно. Итак, пишет четырнадцатилетний  ученик ПТУ:
  «Сначала я ничего не знал, но потом всё понял. Я хотел уйти, но что-то удержало меня на месте. Мы выпили в подъезде бутылку портвейна на шестерых. Нас заметил учитель физкультуры и прочитал нам лечебную лекцию».


                УСПЕВАЕМОСТЬ.

  В кабинете завуча мне была приготовлена экзекуция. Завуч, мастер, классный руководитель, ещё несколько учителей и секретарь парторганизации училища.
   - Вы знаете, что вы портите нам процент успеваемости?
   - Простите, но я вас не понимаю.
   - Какую оценку за полугодие вы поставили такой-то?
   - У неё будет «незачёт».
   - Как незачёт! – повышает голос завуч, - Она у нас хорошистка по всем предметам.
   - И как это относится ко мне? – тоже сотрясаю я воздух.
   - Она не пропускает занятия? – спрашивает меня классная, держа журнал в руках.
   - Не пропускает, - подтверждаю.
   - Значит, вы должны поставить ей «четвёрку».
   - За что? – наивничаю.
 Все молчат и я, пользуясь этим, начинаю контратаковать.
   - Обратите внимание на классный журнал, - опираю палец на страницу, - Все столбцы оценок означают какое-нибудь оценочное упражнение.  Двоек я не ставлю.  Троек стараюсь тоже избегать. Но у этой ученицы – «незачёт», что означает отказ выполнять упражнение. Она приходит на урок и ничего не делает. Просто присутствует.
   - Знаете что, - вмешивается парторг, - Вы просто поставьте хорошую оценку и все будут довольны.
   - Вы мне начинаете нравиться, - улыбаюсь я.
 Беру журнал, жирно исправляю несколько н/з на четвёрки.
   - Довольны? - спрашиваю.
 Никто не отвечает. Я отыскиваю на столе чистый лист бумаги и быстро вывожу на нём: «Прошу уволить меня по собственному желанию». Завуч пытается выхватить листок из моих рук.
   - Вы не имеете права увольняться посреди учебного года!
   - Я имею право на всё! – отчеканиваю я, - Потому что не желаю пытаться преподавать остальным ученикам, когда они узнают об этой «липе».
   - Я поставлю вопрос о вашем поведении на партсобрании, - слабо отбивается завуч.
   - А я, после этого проинформирую бюро городского комитета партии. Подписывайте заявление и расстаёмся с миром.
 И мы расстались.

                ЛЯГУШОНОК.

Моя знакомая подарила мне свою дочку.  На неделю. Потому что только через неделю начинался её отпуск, и дитё сидело без присмотра дома. Но предупредила, чтобы я её держал подальше от воды, потому что десятилетняя девочка не умела плавать. Мы приехали на берег Японского моря, погуляли по красивым берегам, обгорели на солнце и пришли на пляж.  Ребёнок с надеждой взглянул на меня:
   - Искупаться можно?
   - Конечно можно. Но только, когда научишься плавать.
 Девочка огорчённо вздохнула, поняв, что сегодня поплескаться не получится.  Но я возвращаю ей настроение.
   - Наташа! Надевай купальник.  Сейчас будем учиться.
 Девчоночьи тела не тонут в морской воде и я, уже в который раз, готовлюсь побить мировой рекорд по времени обучения плавать. Дожидаюсь окончания переодевания, беру её на руки и захожу в воду выше пояса.   
   - Выпрямись и лежи спокойно. Набери воздуха и не дыши.
 Положил её в воду и она закачалась, как поплавок. Стою рядом, скрестив руки.
   - Видишь, ты не тонешь. Дыши. Ничего не изменится. 
 Наташа лежит на воде и улыбается. Продолжаю инструктировать.
   - Как только устанешь, переворачивайся на спину и отдыхай, как сейчас.  Ну, плыви вокруг меня.  Только не старайся сильно высовываться из воды.
 Девочка послушно переворачивается на живот и, к моему удивлению плывёт классическим брассом. Сделала круг и легла на спину, треща как сорока.
   - Ой!  Как здорово! Я уже умею плавать! Прямо сразу…
   - Теперь второй круг, - командую, - По-собачьи.
 И показываю руками, как грести. Наташа проплывает второй круг. Снова отдыхает.  Я поворачиваюсь и ухожу к берегу.
   - Плыви за мной быстро, как плывут спортсмены.
 Мимо меня пробултыхала метровая торпеда. Теперь можно было просто купаться.
 Вечером мы вместе написали письмо маме. Писали про всё, что у нас происходит: про встреченную на тропинке змею, про жареных ракушек, про ночлег в лодочном гараже, про море и пляжи.  Про умение плавать мы скромно умолчали, чтобы сделать сюрприз.
  Через несколько дней к нам присоединяется её мама. Мы выплыли на моторной лодке подальше от берега, чтобы наловить камбалы. 
 Наташке не сидится на одном месте.
   - А сколько здесь глубины?
   - Пятнадцать метров.
   - Можно?
   - Нет!
   - Почему?   
   - Лески удочек мешают. Попозже.
 Мама с беспокойством смотрит на егозу
   - Наташа! Осторожно! Ты можешь упасть в воду.
 Наконец мы наловили достаточно рыбы и смотали удочки, убрав их подальше.
   - Можно?
   - Да.
 Наташа мгновенно сбрасывает с себя платье, под которым уже давно надет купальник, шагает на борт лодки и головой вниз прыгает в море.
   - Ах! – хватается за сердце мама.
 А моя ученица плавает вокруг лодки, демонстрируя своё умение. Иногда останавливается, чтобы полежать на спине для отдыха. И не перестаёт хвастаться.
   - Лягушонок! – бормочет женщина, - Ну, чистый лягушонок!


                ВЗГЛЯД В БУДУЩЕЕ.

  Сто лет назад писатель Н. Островский написал бессмертные строки:
   «Жизнь даётся человеку один раз.  И прожить её надо так, чтобы не было мучительно больно за бесцельно прожитые годы».
 Задумав стать педагогом, лучше знать заранее, что ждёт на этом пути.  Какие проблемы придётся решать?  С какими непреодолимыми препятствиями придётся столкнуться?  Куда заведёт логическая цепь обстоятельств, созданных собственными руками?   Твоими руками.
 Мизерная зарплата за ненормированный рабочий день.  Отравляющий личную и рабочую жизнь склочный климат педагогических коллективов.  Отсутствие времени и возможности для профессионального роста.  Разрушающиеся семейные отношения, если таковые возникнут, из-за элементарного отсутствия времени на семью и собственных детей. Фиаско с детьми приведёт к тому, что ты будешь заканчивать свою жизнь в интернате для престарелых. Но, возможно, любимая родина наградит тебя какой-нибудь медалью, и ты будешь с гордостью носить её на праздники.
  Не слишком ли всё мрачно?  Увы, нет.  Я знаю много педагогов, прошедших через описанную полосу препятствий. Как-то в детстве я случайно подслушал разговор двух женщин.  Одна из них перестала преподавать в школе и перешла работать секретарём в поселковый совет.
   - Ну и как ты на новом месте?
   - Ой!  Ты себе представить не можешь! Тишина, спокойствие, восемь часов отработала и домой.  И зачем я все эти годы таскала тяжеленные тетради домой, когда не успевала проверять их в школе. Собрания, уроки, внеклассная работа, родительские собрания…  И всё это за такую зарплату!  Надо было раньше уйти.
  Я всегда вспоминал это, когда педагогика пыталась взять меня за горло.  Бросал это удовольствие и занимался обычным зарабатыванием средств к существованию, используя мои имеющиеся профессии или осваивания новые. Моя тяга к преподаванию превратилась в хобби, и это позволило мне написать эти рассказы.
  Зачем усложнять себе жизнь, если все государства сейчас заняты одним и тем же: понижением уровня образования населения. Это заметно не только по новым законам и указам.  Это видно и по самим ученикам.
 Если моих первых воспитанников нужно было постоянно контролировать и удерживать, чтобы они не натворили чего-нибудь и не травмировались, то, двадцать лет спустя, юное поколение такого же возраста надо было подталкивать и уговаривать, чтобы они, хоть что-нибудь делали. И стоило лишь на мгновение ослабить прессинг, как они тянулись к алкоголю и наркотикам.
  Когда-то раньше, давным-давно, во времена царей и деспотов, учителю, приехавшему в деревню, если он имел семью, давали дом, обеспечивали дровами, облагали деревню натуральным налогом в пользу учителя, чтобы он не беспокоился о хлебе насущном.  Учителю ещё и деньги платили, позволяющие ему нанять домработницу. Бессемейного учителя просто определяли на постой.
 Советское образование, помня о том, что сделали ученики тех учителей с Российской империей, развенчало престиж профессии учитель, поселив его в общежитие и с нищенской зарплатой. Советский учитель вернул долг своей стране: его ученики тоже отправили в небытие государство.
  И лишь медали. Медали и ордена. Грамоты и дипломы. Побрякушки и бумажки…  Остатки того, что было жизнью, напоминает старикам и старушкам, что это было не во сне.
   Я же решил, что медаль мне не нужна.


           КУРЯТИНА.

   Профтехучилище, по сравнению со школой, это – шаг к самостоятельности. Не на все детские головы такая самостоятельность действовала положительно. Не все четырнадцатилетние девочки и мальчики бросались усиленно изучать азы будущей профессии. Алкоголь и табак, вещи недопустимые в условиях школьной дисциплины и домашнего контроля, стали на шаг доступнее.
 К счастью, рухнула экономика страны, и алкоголь увеличился в цене в три тысячи раз. Это было немного по сравнению с мороженым, цена которого в десять-двенадцать тысяч раз превышала бывшую советскую. Табак остался единственной возможностью демонстрировать свою взрослость.  На перемене ученики грудились по углам, куда не заглядывали глаза преподавателей и мастеров производственного обучения.  Так начиналось причащение.
  Я, в отличие от других учителей, не имел строгих мест пребывания в ПТУ. Мог зайти в учительскую, спортзал, мастерские, гараж или ещё куда. И мои маршруты посещения этих мест были непредсказуемы.
  Обхожу угол училищного здания и оказываюсь перед группой девочек с разных курсов, над которыми стелется сизый дым. Взгляд натыкается на первокурсницу, только-только выдохнувшую свою затяжку и усиленно старающуюся подавить кашель. Это сестра моей ученицы и я, не раздумывая, шагаю к ней. Другие девочки расступаются, давая мне дорогу. Малышка в панике смотрит на моё приближение и не в силах даже выбросить сигарету. Подхожу, обнимаю её рукой и прижимаю к себе. Второй рукой нащупываю сигарету в её руке и раздавливаю, обжигая себе пальцы. Чуть поворачиваю голову и шепчу ей в ухо:
   - Ты лучше трахаться начни. Полезнее для здоровья. Ещё раз увижу, расскажу маме.
 Отпускаю девочку и ухожу по моим делам, даже не взглянув на её подруг. Когда – дважды в неделю – в училище проводились общие линейки, я выбирал себе место среди преподавателей так, чтобы найти её среди других учеников.  Смотрю ей в глаза и, одними только губами, спрашиваю беззвучно:
   - Куришь?
 Девочка в ответ дёргает губой, строит едва заметную гримасу и, тоже одними губами, артикулирует:
   - Нет.
 Вопросительно-насмешливо приподнимаю бровь и продолжаю немой допрос:
   - И…?
Она начинает краснеть, но снова складывает губы в ответ:
   - Тоже нет.
 Иногда, по делам, я оказываюсь в деревне, где живёт её семья и захожу, чтобы поговорить с её мамой. Ребёнок впадает в панику и постоянно вертится неподалёку, подслушивая наши разговоры. Чтобы поддразнить девочку, нахожу повод пошептать что-нибудь по секрету на ухо маме. Паника удваивается. Прощаясь, подзываю девочку к себе, гипнотизируя взглядом, сообщаю:
   - Не сказал.  Но предупреждение остаётся в силе.
 Вздох облегчения, благодарный взгляд и она убегает.
  Прошло три года. Иду по улице и встречаю её – уже почти выпускницу – в компании её подружек. Сигарет не видно.  И это меня радует. Здрасьте-здрасьте, как дела, как здоровье, как настроение, погода сегодня хорошая, как родители…  и так далее.  Поболтали и собрались уже распрощаться, когда девочка, уже на полголовы выше меня, вдруг шагает ко мне, обнимает и смачно целует в щёку.  Чуть-чуть не в губы.  Её подружки удивлённо замирают, не ожидая ничего похожего.  Прижимаю палец к моим губам, протягиваю руку к ней и касаюсь пальцем её губ.
   - Я тебя тоже люблю.
 Прощаясь со всеми и, уходя, слегка оборачиваюсь и, как и раньше, приподнимаю вопросительно бровь.  Девочка прыскает в кулак, показывает мне язык и одними губами отвечает
   - Тоже нет.
 Показываю ей большой палец и посылаю воздушный поцелуй для всех.  Девочки отвечают тем же.



                ЛЕНОЧКА.

В последних годах издыхающего Союза в педагогике появилось интересное нововведение: первоклашек стали принимать в школу и распределять по буквам. 1А, 1Б... Отличие от старого исчисления было в том, что в 1А учились детишки приблатнённых родителей, из тех, что в белых домах заседают. И в классные руководители определяли самых-самых заслуженных (уж не знаю чем) учителей. И, соответственно, в 1Ю ходили дети, ну сами знаете, каких родителей.
Народ понял такое кастовое деление, как возможность прикоснуться к чему-то возвышенному. Интриги, взятки... Не избежали этого и молодые родители, с которыми дружил я. Засунули-таки дочку в 1А. Как и чем они это сделали, я не знаю. Знаю только то, что орденоносная старушенция, которая вела этот класс, невзлюбила этого ребёнка, выделяющегося из общей когорты венценосных. Каждое родительское собрание пеняла маме, что её дочь - полный дебил, уроки не готовит, а, если и готовит, то всё неправильно.
У мамы - ума палата и она, выслушав замечания в школе, дома отыгрывалась за позор на дитяти. Делание домашних заданий превратились в пытки. С рёвом и шлепками. Девочку стало трудно узнать. Замкнулась, погасла, даже ростом меньше стала, как мне казалось. И это всего за два месяца после начала учёбы.
Однажды прихожу к ним в гости и в калитке сталкиваюсь с малышкой. Как обычно, шутки и подколы. Хотя я и вижу зарёванное личико девочки.
 - А что это у тебя? - я тычу пальцем ей в грудь. И, когда она опускает лицо вниз, я прихватываю полусогнутыми пальцами её носик:
 - А, опять попалась!
 Девочка, почему-то, не смеётся, а, вдруг, обхватывает мою ногу, поднимает на меня взгляд блестящих глазёнок и серьёзно говорит:
 - Дядя Вова! Ты такой хороший. Я тебя люблю.
Как-то невпопад стукнуло сердце, я поднимаю её на руки, целую в щёчку и, опуская на землю, произношу:
 - Я тебя тоже люблю, маленькая.
Захожу во двор, там вижу главу семьи, склонившегося над железяками. Привет-привет!
 - С тобой всё нормально? - спрашивает он.
 - Да, а что?
 - Странный у тебя вид, какой-то.
А я и сам чувствую, что мне хочется на кого-нибудь отвязаться. Но потихоньку успокаиваюсь, и общение продолжается. Потом, как обычно, чай втроём. И тут я задаю вопрос о том, как идут дела в школе у малышей. Первой отвечает мамаша.
 - У сына всё хорошо, а, вот, дочь - полный дебил. Как не пойду на родительское собрание, так и слышу...
 - Дура ты, - не выдерживаю я, - Девочка ещё и двух месяцев в школу не ходит, а уже отбили всякое желание учиться!
 - Ты слышал, как он меня назвал? - собеседница поворачивается к мужу. Но тот сосредоточенно разглядывает чайную ложечку и не реагирует на протест.
 - Слушай совет, - продолжаю я, - Завтра же пойди в школу и переведи малышку в другой класс. Какой там, среди первых самый последний?
 - 1Ж.
 - Вот и отдай её в первый Ж. Иначе, скоро она привыкнет, что она - самая плохая. В четвёртом классе курить начнёт. А в шестом шлюхаться уже будет. Лучше быть лучшей среди плохих, чем плохой среди лучших.
 - Но...
 - Я тебе уже сказал, кто ты. Хочешь, чтобы повторил?
 Родители растерянно переглядываются и, наконец, отец семейства произносит:
 - Я думаю, что он прав. Надо переводить.
За двадцать дней до Нового Года 1Ж уже прогуливал уроки вместе со своим учителем. Вместе с недавним выпускником пединститута они давно уже научились читать и носились по парку, распевая песни, разучивая стихи, читая по очереди вслух книжки или собирая гербарий. 1А, тем временем, в ежедневных трудах выучивал новые буквы многострадального русского алфавита.


                ТАЛАНТ.


Больше всего, в девятом классе, я любил писать домашние сочинения по произведениям русских и советских писателей. Когда все стояли в очередях в библиотеки или покупали книжки, чтобы прочитать, про чего это там писать надо, я просто раскладывал перед собой три старых учебника по литературе. Эти книги я нашёл на чердаке у родственников. Их уже давно не использовали в школе. Просто и со вкусом я списывал целые куски из этих учебников, глядя, правда, чтобы ничего не повторялось в наших "Литературах". Иногда я начинал списывать фразу из одного учебника, а заканчивал из другого.
Грамматика была в этих учебниках в порядке и мои оценки, соответственно, тоже. Нам всегда ставили две оценки: по литературе и русскому языку. Чтобы не попасться, я всегда делал пару-другую ошибок в сочинении и мне стабильно ставили две четвёрки. Но вот, однажды, в школу приехала новая молоденькая учительница литературы. Чтобы быстрее познакомиться с классом она тоже задала домашнее сочинение...
Получив свою тетрадь с оценкой я небрежно приоткрываю, чтобы увидеть обычное "лит. 4, рус. 4" и вдруг чувствую, как спина покрылась мурашками, словно мне за шиворот плеснули ковшик ледяной воды. В конце моих повествований стояло: "лит. 2, рус. 4". На вопрос товарища по парте, как оценки, я ответил, что, как обычно. Но для себя решил, что после урока буду разбираться с этой непонятливой учителкой. После звонка, когда почти все вышли из класса, я подошёл к ней и, напустив на себя очень серьёзный вид, спросил:
 - Светлана Михайловна! А не кажется ли вам, что оценка не соответствует написанному?
Краем глаза я успеваю отметить, что двойка не выставлена в классный журнал и, значит, мне не придётся её исправлять. Учительница берёт у меня тетрадь, читает мою фамилию на обложке, потом раскрывает, глядит на оценку, которую она же и поставила, потом с шумом схлопывает тетрадку в ладошках и влюблённо глядит на меня.
 - Володенька! Ты не представляешь, какое удовольствие я получила вчера, отыскивая все места, которые ты здесь понаписал, в старых учебниках. И ты, с таким талантом, позволяешь себе списывать всякий бред с этих книг, место которым в макулатуре! Если б ты писал сам, ты написал бы лучше. И тебе не пришлось бы придумывать ошибки, которых нет в учебниках. А, если ты будешь продолжать списывать, я тебе всё время буду ставить двойки.
Через некоторое время мы опять писали домашнее сочинение. На тему героев нашего времени. Половина класса писала про космонавтов, а вторая половина про Павку Корчагина. Поскольку мне это было не интересно, а старые книги не давали ответа на вопрос о героях, я написал, что мой идеал - Остап Бендер. И подробно на примерах объяснил, почему.
На следующий урок литературы Светлана Михайловна зашла в класс со стопкой тетрадей. Сразу от дверей она бросила на меня взгляд, в котором блеснули озорные искры, потом раскрыла классный журнал, вложила в него стопку наших тетрадей и, полистав, остановилась на одной из них.
 - Ну, что, ребята? Мне понравились ваши сочинения. И сегодня я хотела бы зачитать кое-что. Может я и сама не согласна с автором повествования, но мысли и способ их выражения мне кажутся неординарными.
И начала читать моё произведение. Весь класс бурно реагировал на услышанное. От громкого хохота на галёрке, до возмущённого ропота в рядах отличниц. Закончив читать, учительница раздала нам тетради. Она даже не задержалась возле моей парты. Точь-в-точь, как и другим, она поклала тетрадку на угол и отошла.
Я потихоньку заглянул вовнутрь. "лит.5+ рус.5-"! 
 - Ну, что у тебя? - спросил мой сосед по парте.
 - Как обычно