ЮП 15 Теперь можешь смеяться...

               
                Порядок в танковых войсках.
 
            Дядю Нойку я знаю смолоду. Знать смолоду в данном случае, – означает: когда Нухэм  Цаплис молодым женился на девушке из нашего посёлка (пусть будет даже «местечка», чтобы не подумали, что я хочу показаться горожанином) с библейским именем Ева, я ещё «под стол пешком ходил». Фамилию этой девушки не помню, ибо с того времени в посёлке (пусть будет «в местечке») знали только семью Цаплис.
Расскажу, почему всё так произошло. Обычно, когда случается такой шидех, и жених, а правильней сказать, уже муж переезжает жить к невесте в её дом, да ещё в другом местечке, в обиходе у него остаётся в лучшем  случае его имя, а фамилию свою он вспоминает только в документах и в общении с властью. В миру же таковой числится по фамилии тестя-старожила, а того хуже – по кличке, которую ему сразу придумают в соседней парикмахерской или в сапожной мастерской. Что-то вроде: - «А, это Цирюльниковский Моня?» или « - Вон идёт, Миля-кашкет, зять Балабанши.»
Такая судьба ждала любого «приймака», только не Нойку Цаплиса. Стало это ясно после первого скандала в доме невесты, которая по времени того события уже стала  женой.
          Здесь придётся отвлечься, чтобы рассказать о роде деятельности нашего героя. Надо сказать, что участник Великой Отечественной гвардии старшина Нухэм Цаплис сделал то, чего мало кто мог совершить в то время: на гражданке сумел сохранить свою военную специальность. А именно- три военных года Ной верой и правдой служил то интендантом, то фуражиром, то в непосредственном подчинении зам-по-тылу полка, делая всё возможное (иногда под пулями или артобстрелом), чтобы личный состав на передовой был обеспечен питанием и, что не менее важно, получал в срок свои фронтовые стограмм.
До того, как он перебрался в нашу «касриловку», Нойка работал в военном городке, что стоял рядом с соседним Ставополем – вотчиной Цаплисов – тоже по интендантскому делу. Но уже, как вольнонаёмный. Три послевоенных года  Цаплис обеспечивал рацион военнослужащих срочной и сверхсрочной службы, не забывая между делом подкормить семьи командира части и других военначальников. Излишне говорить, что родители Нухэма, а также его старшая сестра с  многочисленной семейкой тоже впроголодь не жили...
      К тому времени, по образному выражению пролетарского поэта «стала оперяться моя кооперация» и Нойка решил усилить стремление народа к более сытой жизни. В должности председателя сельпо беспартийный еврей Цаплис проработал лишь пару месяцев. Потом появился номенклaтурный начальник с фамилией на «ко» (не путать с Коганом) и Нойка занялся привычным делом, то есть снова стал интендантом, что на гражданке именуется заготовителем.
Знавший до мозга костей тонкости этой работы и умевший ладить с начальством, Цаплис нисколько не скучал за руководящей должностью, а, наоборот, по образному выражению односельчан «эр от гилейбт а гитн туг» ( короче, процветал).
        Вот именно такой –процветающий в делах и знающий себе цену – зять достался Евиной маме тёте Ульке. Снова же, не сказав несколько слов об Ульке и её супруге эреб Пинхасе, объяснять происшедшее дальше будет просто невозможно.
Несмотря на то, что тихий, молчаливый и образованный Пиня работал каким-то заместителем в артели (для местечка это а гройсер пуриц), главной и бесспорным лидером в семье была Улька -  рослая, костистая, со смуглым лицом, смолистыми  волосами под скобку в стиле комсомолок 20-х годов, с такими же чёрными пронзительными глазами и выходившим далеко вперёд носом, напоминающим фасад атомного ледокола. Говорила Улька громким командирским голосом и указания членам своей семьи, разносившиеся в окресте, в определённой мере дисциплинировали даже ближайших соседей. Вот в такой домострой наоборот или, проще говоря, матриархат попал Ной...
         ...Когда развеялся дым свадебных мероприятий и наступили трудовые будни, Нойка, естественно, вернулся на своё рабочее место. Также eстественно, с присущей ему энергией включившись в производственный цикл по добыванию парнусе, или, как говорят в столичной Одессе, «кусочка масла на свой кусочек хлеба».   
Любое производство, тем более такого дефицитного продукта, как парнуса, имеет свои издержки. Не буду рассекречивать весь процесс, скажу только, что в системе промкооперации каждую удачную (неудачную тем более) сделку надо «обмывать» и, в традициях этого ленинского детища, весьма обильно.
Явившегося после очередного обмывания под привычным шафе зятя встретила грозная тётя Улька и решила раз - навсегда направить нового родственника в праведное русло. Разъярённая фурия ворвалась в комнату, где жили молодожены, и, недвусмысленно размахивая своими натруженными руками, громоподобно, на всю округу выразила зятю нетерпимость такого поступка и печальные последствия (включая членовредительство), которые его ждут сию минуту и всю оставшуюся жизнь...
         ...Очевидцев произошедшего в тот вечер, кроме членов семьи, не было, но в местечке шила в мешке не утаишь. Через день-другой в «прессу», (то есть в парикмахерскую) попала утечка информации, прояснившая картину событий в доме эреб Пинхаса.
Зять Нойка спокойно, не говоря ни слова, железной хваткой взял любимую тёщу за плечи руками, привычными к мешкам с мукой или сахаром, а также к бочонкам с селёдкой; развернул её в сторону двери, в которую она только-только ворвалась, и нанёс ей единственный (как потом оказалось , во всей их совместной жизни) пинок – не пинок, удар - не удар; единственное движение всей плоскостью стопы по месту, литературно именуемому задом...
Улька проделала обратный путь ещё стремительней, чем первоначальный, впопыхах распахнув дверь уже не руками, а благородным лбом....
Короче, синяки у Ульки прошли через месяц, обострившийся геморрой успокоился ближе к лету, а порядок в семье был установлен навсегда.
        Правда, сгоряча Улька вроде собралась послать Пиню за участковым, снять побои, наказать зятя... Но тут уже вмешалась дочь (кому дочь, а кому жена) Ева, которая с непривычной решимостью заявила, что наложит на себя руки, если с Нуйкиной головы упадёт хоть один волос. Вот так всё утряслось и все стали просто родичами Нойки Цаплиса.
В ответ на ехидные приставания Яшки-парикмахера рассказать, как дело было, Нойка ответил по-армейски кратко и точно:
           -  Шо ты смеёшься? Знай, в армии главное – дисциплина. Если каждый боец знает своё место и соблюдает устав, тогда и порядок в танковых войсках!





Ранний диагноз


                Воскресение,  9-45
 
         ...В остальном же семья Нойки Цаплиса мало чем отличалась от большинства местечковых мишпух. Жили, как и все в посёлке, чинно и рутинно: шли годы, рождались и вырастали дети, старели родители. Киносеансы в станционном клубе начинались в течение полутора десятка лет в 7-45 и в 9-45. Откуда такая скрупулёзность (именно 45-ть минут при беспределе свободного времени по вечерам) не знал никто- к этому привыкли, как к данности:
                «  ...Для такого объясненья я стучался к вам в окно
                пригласить на воскресенье в 9-45 в кино.»
А вот и нет! Привирает песенка из кинофильма «Свадьба с приданым»: именно в субботу и воскресенье вместо второго киносеанса в клубе были танцы.
                «Дай мне руку на прощанье, улыбнись тайком...
                Вечер танцев, вечер танцев в нашем клубе заводском.»
 Вот это уже ближе к истине.
          В выходные дни народ подтягивался к клубному скверу задолго до начала первого сеанса. Те, кто постарше, спешили «сгонять» партию-другую в домино и в шашки –шахматы. Термин сдвоенного вида спорта изобрёл большой любитель этих игр и бесспорный чемпион всего посёлка Мозя Лекар. В каждого встречного он выстреливал одной и той же фразой:
         - В шашки-шахматы сыграем?
Знакомый, как правило, покорно соглашался, понимая, однако,что шансы на выигрыш у Мози близки к нулевым. Блестящие способности, можно даже сказать, талант в шахматах у Мози счастливо сочетались с круглыми двойками в школьных дневниках. Победитель и призёр районных, ведомственных (железная дорога) и областных олимпиад остался на второй год в седьмом классе, а десятилетку заканчивал вместе с физруком школы, который каждый раз на итоговом за год педсовете убеждал учительский коллектив о необходимости перевода в старший класс школьной гордости и позора одновременно Мози Лекара. К счастью для Мози физруку это удавалось.
      ...Ещё один популярный аттракцион до начала первого сеанса – игра навылет в волейбол на площадке в тенистой части сквера. Вместо проигравших вставала новая команда, подбиравшаяся тут же из ребят (мужиков), чья очередь играть подошла. Позднее формировались сыгранные шестёрки; спортивный уровень, равно как и соревновательный градус, повышался: играли уже на пиво. 
После завершения партии проигравшие «ставили» пиво победителям тут же в стоявшем неподалёку пивном ларьке. Разделившаяся по командным симпатиям публика тоже, кто с радости, а кто из огорчения, пропускали бокал-другой пивца. Более крутые брали пиво «с прицепом», то есть со 150 граммами водочки. После этого большинство отправлялось смотреть долгожданное кино, а все остальные дефилировали по асфальтовой дорожке от клуба до станционного перрона и обратно, коротая время до танцев, которые начнуться сразу же после сеанса...
      Ещё два «рассадника» своеобразной культуры – парикмахерские и портняжная мастерская.  Парикмахерских было целых четыре: центральная на перекрёстке Ленина и вокзальной – двух сердечных артерий посёлка. Здесь работали целых три мастера -  братья-забияки Сливинские и тихий, робкий, скромный и бритоголовый, похожий на персонажа «Великолепной семёрки» в исполнении Юла Бриннера, Элык Зусман (сходство только бритыми головами и ничем более). Нет смысла говорить, что все три мастера были евреями.
На железнодорожном вокзале в парикмахерской работала интернациональная бригада в составе православного Сергея Плюща и иудея Юры Кацефзона. Плющ был фигурой весьма приметной. Во-первых, он был единственным иноверцем в парикмахерской гильдии посёлка. Во-вторых, еврейский язык, особенно его матерную слагаемую, он знал лучше других парикмахеров и не только их одних.
В-третьих, это был человек незаурядных способностей с таким чувством юмора, что отдельным его клиентам после стрижки было совсем не смешно.
И,наконец, в-четвёртых, он был лучшим мастером, а это в местечке ценилось выше всего.
О героических личностях из портняжной и сапожной мастерских мы вспомним как-нибудь «другим разом», так как непосредственно к этой истории они отношения не имели.
      ...Вообще, я вынужден извиниться перед читателем, которому начал  рассказывать о земляке и добром знакомым Нойке Цаплисе, а ушёл в тартарары описания послевоенного быта местечка и характеристик его обитателей. То, что читателю удалось узнать о поселковых нравах того времени, может, не имеет прямого отношения к случившемуся с Нойкой пустяшному приключению, имевшему далеко идущие последствия. Но и не описав атмосферу местечка, трудно передать логику и последовательность происшедшего.

                Морда – как фигочка!
      Итак, вернёмся назад к незаслуженно забытому Ною. Мы оставили молодожена Нойку Цаплиса в кресле парикмахера, занятого беседой с мастером о смысле жизни. С той поры прошло лет восемь. На свои трудовые сбережения Ной построил новый дом и отделился от тёщи, которая хоть и ощущала определённый дискомфорт от близости с таким, решительным образом сместившим её с должности семейного диктатора зятем, но вынуждена была смириться с этим.
К тому же указанный моральный дискомфорт вполне адекватно компенсировался материальным комфортом, который умело создавал удачливый в парнусе зять в прямую противоположность трусоватому в этом деле мужу Пине...
        Жена Ева послушно, как по расписанию, родила Нойке сначала сына Моню, а потом и дочь Полю. На этом детопроизводство застопорилось по причине женского недомогания супруги. Свободолюбивый и, вероятно, не всегда кашерный в отношении женского пола  Ной к жене и к нуждам семьи относился внимательнейшим и ответственнейшим образом. Впрочем, особого терпения  по возражениям и капризам он тоже не проявлял. Короче, в семье это был великодушный, временами даже ласковый диктатор. Читатель, конечно, понял, что Нойка Цаплис – далеко не лох и в обиду себя не даст даже самому сильному мира сего, то есть местечка.
       Себя-то в обиду не даст, но вот подкузьмить кого-то – с дорогой душой. Не то, чтобы Ной был способен на какие-то гадости или, не дай Б-г подлость. Нет и ещё раз нет! Но вот иногда «достать» земляка розыгрышем или шуткой – этот грех за ним водился. Любимым его трюком была инсценировка следующего содержания.
Встретив жертву будущего розыгрыша, -  как правило, хорошо знакомого, но при отсутствии такового и малознакомого посельчанина- Ной здоровался и застывал в тревожном недоумении:
           - Послушай, что с тобой? Ты в порядке?
           - Да вроде бы всё хорошо... А почему ты спрашиваешь?
           - Нет, ничего... Что-то мне показалось, ты не такой, как всегда.         Ты что, чем-то переболел?
           - Да я здоров, как бык. С чего это ты взял, что я болел?
           - Ничего, ничего, не обращай внимание. Наверное мне показалось...
 И задумчиво, как бы про, себя продолжал :
            - Такой бледный, мешки под глазами, сами глаза какие-то потухшие...
У собеседника начинает портиться настроение:
             - Нойка, не морочь мне голову, ничем я не болею и чувствую себя хорошо!
              - Ну и слава Б-гу! Хотя на мой взгляд ты сильно исхудал, весь обмяк, спина сгорбилась... Морда – как фигочка!! А-ну, покажи язык?
Сбитый с панталыку, растерянный земляк глупо раззевал рот и показывал Нойке красный язык. Ной встревоженно качал головой и поспешно, чуть испуганно прощался. Как минимум до конца дня настроение односельчанину было испорчено. Что и требовалось доказать!
Любил Нойка и другие подшучивания, но мы ограничимся этой экзекуцией, поскольку она имела неожиданные последствия.

                Нарушитель конвенции
      ...  В любом деле важно вовремя остановится, или, как говорят на Украине, знать «зась». Получавший от своих проделок платоническое удовольствие в условиях полной безнаказанности, Ной потерял бдительность и, то что называется, нарушил конвенцию. Вот как это произошло.
      ...В каждом местечке существовали как бы три категории его обитателей: те, кто постоянно посмеивался над земляками; те, кто постоянно становился объектом (или жертвой) этих не всегда безобидных шуток; и, наконец, те, кто участвовали в происходящем, как рядовые, но всегда благодарные  зрители. Иногда члены третьей группировки переходили во вторую, сами становясь объектом подшучивания; реже – в первую.
Члены элитной компании очень редко подвергались остракизму – здесь сохранялась кастовая неприкосновенность и боязнь сокрушительного ответа. Читатель подозревает, и как всегда, прав в своих предположениях о том, что Нойка Цаплис законно находился в этой что ни есть самой первой группе копдрееров. И быть ему неприкасаемым всю продолжительность его местечковой жизни, если бы ни эта достаточно въедливая привычка задевать земляков.
      ...Ранним недобрым утром по поручению жены Евы Цаплис зашёл на местечковый базар прикупить молодой телятинки для какого-то домашнего события. Всякий уважающий себя штейтбалабус покупал мясо у Хаима-коцефа, Нойка, разумеется, не был исключением.
Поведать о том, кем был Хаим-коцеф, то есть сделать это между делом, эпизодом  в рассказе о Нойке Цаплисе, было бы вопиющей несправедливостью и неуважением к памяти этого могучего человека. Читателю придётся потерпеть до следующей новеллы, где героем уже будет сам Хаим.
Сейчас же отметим, что Хаим, естественно, принадлежал к высшему свету хойзекмахеров, которым дозволялись любые происки, но шутки над которыми были себе дороже.
       Нойка же проявил преступную беспечность и «привычке милой дал ходу» именно в это злополучное утро.
          -  А гит морген, Фимале. Как жизнь, как семья, как парнуса?-
       искренне и приветливо обратился Нойка к стоящему за мясным прилавком с большим топором под правую руку; ростом под шесть футов и весом под 250 фунтов (тогда таких измерений и в помине не было – прим. автора) мясника.
         -  А гитн туг, цапале (козлик – игра слов на фамилии Ноя). Жизнь и семья в порядке, а насчет парнусе –этим больше интересуется ОБХСС...
Что тебе отрубить, Нойчик?
         - Спасибо,Фимале. Это уже сделали другие и гораздо раньше... Мне же отрежь кусочек килограмма на два молодой телятинки. Желательно с сахарной косточкой.
  У  Хаима сегодня нет молодой телятины и он рубает для Нойки кусок пожилой говядины с приличной костью в интерьере.
    Ной обижен.
         -  Ты шо, смеёшься? Хаим , я же просил а инг штикале флейш, шо ж ты мне подсовываешь этого ветерана?
         -  Нойка, молодая телятина есть всегда в гастрономе на Дерибасовской, а у меня, шо есть, то есть. Берёшь или..?
         -  Беру, Фимале, беру... Их об нышт а ондеры бреры (другого выхода нет)...
           Что-то ты сегодня не в настроении...У тебя какие-то проблемы? – в отместку за телятину Нойка начинает свой привычный прикол.
А у Хаима, как назло, с утра гудит башка от вчерашнего крутого магарыча по поводу купленной за хорошую цену бурёнки. Замороченный головной болью и «горящими трубами», Фима вовремя не различает Нойкиного коварства и чистосердечно жалуется последнему на известное недомогание (надо понимать – похмелье).
Тотчас же Нойка седлает любимого коня:    
          -  То-то я вижу последнее время, что ты стал бледный, синяки под глазами, щеки впали, сгорбился...
          - Та нет, это я сегодня с перепою!
          -  Не говори мне о том, что я вижу сам. А ну-но, покажи свой язык…
И после того, как заторможенный похмельем Хаим на глазах у всего штата мясного павильона и его посетителей, высунул свой длинный и толстый язык, Нойка разразился своим фирменным спичем:
           -  Конечно... С таким языком долго не проживёшь. Шо ты себе думаешь? Похудел, осунулся – половина осталась. Ходишь какой-то потерянный... Морда  - как фигочка!!
В павильоне раздался хохот: назвать крупную. размером с совковую лопату, лоснящуюся, сверкающую всеми цветами побежалости сытую харю мясника «фигочкой»?
Хаим-коцеф понял, что попался на Нойкин крючок и, будучи человеком достаточно мудрым, не стал на этот раз упираться и посмеялся вместе со всеми. 

                Преступление и наказание
     Но нанесённого ему удара не забыл. Месть его стала адекватной, а по конечному результату , несравненно более эффективной. Для этого понадобилась целая неделя. Именно в течение недели каждый уважающий  (неуважающий тоже) себя человек минимум единожды посещал в базарный день местный рынок. Минимум раз – это потому, что базарных дней в неделю было три. Соответственно каждый из перечисленных уважающих и неуважающих хоть раз в неделю бывал у мясного прилавка. План коварного Хаима был прост, как истина в последней инстанции. С каждым, кто попадал в павильон и, по мнению коцефа, мог быть полезен в намечаемой акции, Фима вёл приблизительно следующую беседу:
        -  Янкале, хаес, иди-но на минутку сюда. Шо ты шукаешь? У меня сегодня есть нежирная колбаска и свежая кровяночка – дист лэкн ди фингарлех (пальчики оближешь)! Дать тебе по кружочку? Кушай на здоровье.
Да, шо я хотел сказать. Тебе не кажется, шо этот ставопольский вейдл Нойка махт фын зех а гройсн пуриц (короче, выпендривается)? О-то-то, мне он тоже надоел. Пора его немножко «причесать». Я тут придумал одно дело. Если ты поможешь, то у этого цапика морда точно станет, как фигочка. Сделаем так...
И Хаим показывал каждому заговорщику, что надо сделать, встретив как бы случайно Нойку Цаплиса, и что ему сказать. Заговор старожилов местечка против залётной пташки из Ставополя должен был стартовать в течение дня ближайшей субботы.
       ...С утра, плотно и вкусно позавтракавший, Нойка Цаплис по сложившейся за последние годы привычке вышел на прогулку по улице Ленина до базара. Там, потолкавшись среди продавцов и покупателей скорее для приличия, чем из интереса, он продефилировал до магазина сельпо, где Ной убедился, что революционных изменений на прилавках «торгового центра» за последнюю неделю не произошло. Шел он по дорожке в самом благодушном настроении. Ничего не предвещало неприятностей...
Первым встречным добрым знакомым случился балагур и весельчак Велвл-блехер (жестянщик). Несколько оглохший от ударов молотка по бляхе (жести), Велвл разговаривал очень громким речитативом:
         -  Нохэм, привет! Шо так рано поднялся- молодая жена спать не даёт? Ха-ха! Не такая уже она молодая... Ты тоже парень ещё хоть куда – наверное, всю ночь занимаешься этим делом... Нет, не занимаешься? Тогда отчего у тебя синяки под глазами и лицо желтое, как у китайца?! И вообще, вид у тебя такой пожамканый, что я решил, что ты по трое суток из кровати не слезаешь... А я и не шуткую. В самом деле, в чем дело?! Вид у тебя, ни про кого будет сказано, как у драной кошки... Здоров ли ты , Нойка?!
         -  Здоров, здоров.... И не кричи, пожалуйста, – ты не на крыше...
Нойка стремится быстрее избавиться от громкоговорителя-блехера.
       На рынке ему попадается сосед Муня. Муня – кержнер, шапошник.  И хоть во дворе ещё ранняя осень, он торгует зимними шапками из крашенного кролика и ондатры.
         -  А гит шабес, Нойка. Торговля ни к черту. Эти шкуцем , пока они не соберут весь урожай и не зарежут але хозерем, на хорошую покупку не расколятся.  А мне нужно продать хоть десяток ушанок, чтобы закупить схойре (материал). Может купишь ондатровую шапку? Ну да, она тебе нужна – ты не сможешь найти фабричную в своём потребсоюзе! Кстати, Нойкале, я хотел тебя спросить -  ди быст гизынт (здоров ли)? Что-то в последнее время ты вроде , как похудел, осунулся, ходишь бледный? Часом не геморрой ли у тебя? Меня так он совсем замучил...
         -  Слушай, Мунька, пошел ты со своим геморроем туда, откуда он у тебя вылез! Шо ты ко мне прицепился?!
         -  Здрасте!  - нарочито обижается Мунька.—Я беспокоюсь за него, а он меня посылает.  Хочешь, ходи себе зачуханный и облезлый...
      И уже не обращая внимание на Нойку:
        - Шапки, шапки на ваши головы, ондатровые и кроликовые!. Берегите здоровье и ухи от мороза!.
      -  Ещё один причепа! – раздраженно подумал Нойка, оторвавшись, наконец, от прилипчивого соседа... И лицом к лицу сталкивается с Гершем Фердманом, главным бухгалтером промкомбината. Гриша – очень прогрессивный человек, в местечке слывёт большим хухемом, который знает практически всё. В нашем случае он знал даже то, что следует высказать своему , можно сказать, сотруднику Ною Цаплису при встрече в субботу:
      - Шалом, Цаплис! Вус эр цех ин рэсэфэсэрцех? Почему тебя не видно на нашем строительном складе? Ах, ты уже закончил ремонт. Да, здорово он тебя подкосил... Смотрю на твой фасон и думаю: пусть он ко мне стихами  говорит этот ремонт, чтобы я из-за него худел,старел, получал одышку или даже грудную жабу – ныт дерлейбн зонен маны сонем (не доживут враги!)!  Побереги себя, шлимазл., на тебя больно смотреть...
      ... Нойка вырывается из тесных объятий базара и чертыхаясь идёт домой. Настроение прилично подпорчено.: что это они, словно сговорившись, дылдонят, что я плохо выгляжу? Ну, может, устал слегка за прошедшую неделю; ну, может, понервничал, когда мой балабус, этот койлер Сулима запросил внеочередную «дату»; ну, может, в конце концов, перепил на последней «обмывке»?.. А может быть, я просто небритый и оттого плохой вид? Точно так и есть! Сейчас зайду к Яше-парикмахеру и попрошу пусть побреет с горячим компрессом, массажем и с одеколоном «Красная Москва». Это будет другой коленкор!!
        Нойка зашел в парикмахерскую, где в выходной день оказалась небольшая очередь к мастерам. Яша приветливо и даже обрадованно кивнул своему постоянному клиенту, приглашая его посидеть , пока он отпустит посетителя.
Цаплис подошел к зеркалу за свободным креслом (у Элыка - а эрлехер ид- сегодня был выходной) и начал пристально разглядывать своё отражение в нём. Оно ему показалось более блеклым, чем обычно. Настороженно оглянувшись на присутствующих, Нойка (как ему показалось, незаметно для окружающих) быстро показал себе язык. Каких-нибудь особенностей на этой части своих конечностей он не заметил. Повторный, более длительный показ  языка позволил сделать вывод о некоторой серости его поверхности. В третий раз, уже не обращая внимания на публику, Нойка предельно высунул свою «крайнюю плоть» и достаточно громко , как во врачебном кабиненте простонал: - А-а –а-а!... К своему вящему ужасу Цаплис обнаружил белый налёт на казавшемся в первый раз огненно-красном языке.
     -  Нойкале, дорогой, присаживайся в кресло, - пригласил его галантный Яша и заботливо продолжил – Что, горло простудил? Есть температура?
     -   Да нет, я здоровый: так просто , трошки не по себе.
     -  Нойкале, не хотелось бы огорчать, но вид у тебя...
Яша сокрушенно покачал головой.
     -  Ты у доктора был? Не был. Так нельзя. Если ты так плохо выглядишь, и горло болит, и ещё где-то что-то ноет, то это таки да гит паскидны . Говоришь, налёт на языке? Слава б-гу, что не бандитский, но всё равно плохо... Я знал одного парня из Цикиновки. У него тоже заболело горло,а кончилось тем, что ему вырезали почку... Смотри, бухер, надо что-то делать, чтобы и тебе не пришлось вырезать какой-нибудь аппендицит...
     ...Из парикмахерской вышел бледный до желтизны, поникший головой, но зато благоухающий на двадцать метров вокруг «Красной Москвой» Цаплис – совсем не похожий на того круглолицего, румяного и цветущего Нойку, каким он был каких-нибудь четыре-пять часов тому.
Заплетающимися ногами, избегая смотреть на встречных, задворками он отправился домой. Встретившая его на пороге жена Ева от неожиданности и испуга даже вскрикнула:
       -  В- э-э-э-й! Что с тобой сталось?! Тебе плохо? Почему ты такой страшный - белый, как стена! Где ты пил , что ты ел? Я тебе сто раз говорила : эти пянки до добра не доведут. Ты же сам не свой, на тебе лица нет!..
Выглянувший на материнский крик из соседней комнаты сынишка Моня возразил маме любимой фразой родного папаши:
       -  Шо ты смеёшься? Почему же нет лица? Просто у него морда – как фигочка!!



                Ранний диагноз
         ...Слух о том, что Нойка Цаплис прихватил какую-то хворь, гадюкой пополз по местечку, обрастая фантазиями и предположениями его обывателей. Об этом стали говорить идише балабусточки, а что они могут намудрить – не мне вам рассказывать.
         -  Вы слышали, Дора, про Нойку Цаплиса? Как вам это всё наравится?
         -    Шо тебе сказать, Этя , гот зол ойсфирен (боже , упаси), но никогда не знаешь, где споткнёшься. Нойка, а мовер-солдот, и на тебе...
А шо с ним такое?
         -   Точно не знаю, но говорят эр ыз ойф цурес (хреново, однако) – что-то с горлом...
         -    С горлом? А я слышала, у него , ныдугедарт, сахарная болезнь.
         -   О чем вы говорите – какое горло, какой сахар! Нойка спалил свою печень на этих сельповских пянках... – вступает в разговор мадам Дворкис. – Я это хорошо знаю – мой Дызик заработал там такую же болячку. А лэхтекн гинейвен зол эр убн (царство ему небесное)...
     Вечером наведать больного Нойку зашел сосед Мойша Дринкенмахер. Мойша – портной из расположенной напротив Нойкиного дома швейной мастерской. Об этом объекте, хотя бы вскользь, но надо рассказать.
       В портняжной мастерской тоже собралась интернациональная бригада: два пожилых мастера-еврея и подмастерье из христианского сословия. Как бы покороче и поточнее охарактеризовать эту троицу? Попробую применить метод литературной аналогии, поискав сходство шнадеров с известными персонажами классического наследия.
      Старший в честной компании (хотя бы по должности) Ицик Фрукт своими проделками или, по местечковой терминологии,  выходками  напоминал Янкале Острополера-героя еврейского шутливого эпоса. Розыгрыши и инсинуации этого хойзекмахера золотыми буквами вписаны в историю давно почившего в бозе еврейского местечка.
     Тихий,безобидный и безответный Мойша Дринкенмахер – вылитый Куня-лемале из не менее известной еврейской истории – полная противоположность своему бригадиру.
     Третий персонаж – двадцатилетний Андрюша Бужий с несгибаемой от ранения осколком гранаты (пацаны развлекались, перекидываясь боеприпасами) ногой напоминал коленонепреклонённого Зяму Гердта, но балагурством и лукавостью всё же был ближе к своему единоверцу Василию Тёркину.
Нет нужды говорить, что наиболее зловредная часть коллектива (Ицик и Андрюша) с радостным энтузиазмом включились в процесс примерного наказания ставопольского фраера.
     ... Сердобольный Мойша Дринкермахер пришел в гости не столько от желания наведать и посочувствовать Ною, сколько подталкиваемый своим шитефом Ициком и скалозубым Андреем. Коллеги по пошивочному ремеслу убеждали наивного Мойшу, что сосед нуждается в его помощи и сочувствии и это просто грех не придти к нему в трудную минуту.
      Несложно представить реакцию Цаплиса, весь вечер уныло посматривавшего в зеркало и пившего всякие снадобья, которые ему подавала испуганная Ева, когда в его дом постучался соседский Мойша и начал подробно расспрашивать про дус шлойфкейт (болячку), постигшую Нойку...
       -   Какого ... ты сюда заявился? Какая такая болячка, никакой болячки у меня нет! А бронд ин олы ейверс ( болячки во все органы) моим врагам и недоброжелателям! Не дождётесь!!
    Испугавшись за гостя (Нойка уже готовился «вмазать» доброму шлимазлу), Ева вытолкала Мойшу в сени, а потом и во двор:
       -   Дядя Миша, идите от греха подальше, пока мой псих не выдал вам а пур гите печ (пару тумаков)...
       ...Весь день воскресенья Нойка  не выходил из дому. За прошедшие сутки к головной боли и сухости во рту прибавились тяжесть в желудке, покалывание в области сердца, учащенное мочеиспускание, жжение в промежности, лёгкое подташнивание и головокружение. Из сочувственных слов домашних и приходящей родни Ной всё больше и больше узнавал о болезнях, вероятно, свалившихся на его голову.
     Едва дождавшись утра понедельника, Нойка помчался в поселковую поликлинику к доктору Пасову, который знал в медицине всё и  которому беззаветно доверяли стар и млад местечка. 
Ну, что вам сказать о врачах вообще и даже об очень хорошем враче, каким и был доктор Пасов? Раз ты пришел к врачу, то, будь уверен, болячку тот у тебя найдёт, даже если у тебя здоровье, как у космонавта перед вылетом на орбиту. 
Доктор Пасов успокоил Нойку, заявив, что , во-первых, он будет жить; во-вторых, - в юном возрасте он уже точно не умрёт... Вместе с тем, доктор направил Цаплиса на анализы и обследование в районную больницу.  В райбольнице врачи тоже не лыком шиты  и отправили Нойку на консультацию в областной диспансер...
      Кто ищет, тот всегда найдёт! В справедливости этого лозунга из старой доброй песенки Цаплис убедился в течение ближайшего полумесяца. Кроме комплекта пилюль и микстур, Ной получил строгий запрет пить спиртное, кушать жирное, курить и т.д. и т.п.
      И что самое замечательное, составляющее соль моего рассказа: с этого времени Нойка бросил курить и завязал с выпивкой. Навсегда! Не верите? Честно говоря, я бы тоже не поверил. Более того, впоследствие хойзекмахеры признались , что это был розыгрыш и никакого недуга у Цаплиса не было!
Ан нет; прошедший через горнила медицины, получивший на руки ранний диагноз о полудюжине недомоганий, которые могут развиться в хронические болезни, Ной принял для себя кардинальное решение на всю оставшуюся жизнь:
          «Поменьше кусай – надольше хватит!»
    ...Единственное, от чего не стал отказываться Нойка Цаплис, так это от повышенного внимания к шиксочкам, которые торговали в многочисленных крамничках и ларьках сельпо. Если ещё и этим пренебречь, то незачем было бросать курение и водку – кому тогда нужна такая жизнь?!.

























                Под каждой крышей свои мыши...

                Немного за жизнь. 

      Жизнь местечкового еврея  второй половины двадцатого столетия для большинства из этой категории трудящегося народа Страны Советов напоминала лихо закрученный триллер в трёхсерийном варианте.
Первая серия – это патриархальная жизнь в послевоенном местечке с его плавным и неспешным течением времени. Увы, справедливости ради надо признать, что послевоенное местечко существенно отличалось от довоенного. И не в лучшую сторону.
Первое отличие – евреев там жило хоть еще достаточно много, но значительно меньше, чем до войны. Второе – еврейская молодёжь почти полностью сбегала в города – кто за образованием, кто, чтобы вырваться из «тихой заводи» бывшей черты оседлости. И третье , наверное, самое главное  отличие: фашистская оккупация показала «коренному» населению удивительно простой и эффективный способ решения многовекового соревнования с евреями «по жизни» в свою пользу; а И.В. Сталин в 1952-1953 г.г. дал понять, что этот способ вполне реален и в нашей стране.
И хоть, хвала Б-гу, до погромов и откровенного хулиганства на межнациональной почве не доходило, но, перефразируя известное выражение, то , «что еврея может обидеть каждый», было известно практически всем: от первого секретаря партии до родного сынка (или племянника) полицая из еврейского гетто... Это относительно первой серии.
      Вторая серия знаменовалась перемещением добропорядочных жителей местечка в близлежащие, а иногда и в столичные города. Там урбанизированные потомки, не желающие возвращаться в родные пенаты, не мытьём, так катаньем оставались проживать свои молодые жизни в городских стенах. Поднакопившие за многие лета трудовых усилий кое-какие сбережения, жители «касриловок» скупали в «егупцах» домишки (как правило, на окраинах городов) или квартиры в частных особняках уже в центре, потихоньку внедряясь в городскую жизнь.
Заложенная с молоком матери на генном уровне местечковость в сочетании с городским флёром способствовали появлению особого отряда мутантов из семейства Homo Sapiens , расположившегося в нише между урожденными горожанами (назовём их аристократами) и тружениками от станка (пролетариатом).
       Третья серия упомянутого выше триллера объединила судьбы всех евреев (потомственных и натурализованных горожан; живущих и доживающих в родных местах; застрявших на Крайнем Севере или на Дальнем Востоке) в единую судьбу – судьбу эмигрантов, участников исхода иудеев из страны, где когда-то проживала земная половина   
Б-гом избранного народа....
       ... Нойка Цаплис ( о котором читатель, надеюсь, не успел забыть) и его семья проживали жизнь именно по сценарию описанного триллера. Естественно, со своими индивидуальными особенностями: как говаривал поэт Иосиф Уткин «в каждом доме своя крыша, под каждой крышей свои мыши».

      Сначала о крыше. Особняк, который построил Ной, был одним из лучших в послевоенном посёлке. Правда, располагался он подальше от «центра», где стоял домик тестя. Но и жизнь вдали от центра имела свои преимущества:  не маячили под окном частые прохожие; не докучали постоянные гудки паровозов; реже (уже не каждый час) гостила в доме тёща; а на обширном подворье зеленел огород, краснел вишневый садок и степенно прохаживалась домашняя птица, вплоть до сварливых цесарок.
      Завязавший с курением и выпивкой Ной, тем не менее, не ослабил свой основной порыв – извлечение парнусы из всего, что стояло и двигалось. Вначале начальство и коллеги всполошились по поводу внезапного «отрезвления» Цаплиса: - «Ты меня уважаешь?!» Но Нойка успокоил их тем, что свою долю на организацию коллективных «полян» по всякому поводу вносил регулярно – «Чего же боле? Свет решил, что он умён и очень мил...»
      Уже говорилось о том, что Ева родила ему , как по заказу, мальчика и девочку. К сожалению, по объективным причинам от многодетной семьи, о которой мечтал Нойка, пришлось забыть....
Это о крыше. Теперь перейдём к мышам.
 
                А гоеше шнир (сноха-иноверка)
      Дети росли быстро и споро - так же, как старились родители. Сын Монька, с детства проявлявший стремление к самостоятельности, подался ещё в пятнадцатилетнем возрасте делать карьеру профессионального военного в спецшколу ВВС. Было когда-то такое военное заведение, что-то сродни техникуму на гражданке – среднее между суворовским и военным училищем. Тогда многие пацаны бредили поступлением в спецшколу. Принятые туда счастливцы приезжали на побывку домой в курсантской форме с голубым околышем, голубыми погонами и серебряными самолётиками на них.
      Не знаю, как Нойка нашёл «а шлысл» к командиру спецшколы, но несмотря на железный заслон иудейской диаспоре, Монька таки да стал курсантом спецшколы – единственным из многих юношей посёлка (не обязательно евреев) пытавшихся оседлать «крылья советов».
Семь лет Нойка гордился своим сыном, бравым советским офицером, красой и гордостью посёлка...
      ...Пока сынуля не выкинул номер, развернувший отцовский вектор отношения к сыну на 180 градусов. Вот что «отмочил» этот новоявленный поручик Ржевский. У начальника высшего военного училища, в котором после спецшколы Монька продолжил обучение для последующей блестящей военной карьеры, полковника Дубового (нет, нет, никаких намёков – Николай Афанасьевич – умный и толковый человек, заслуженный воин) была дочь Эра –одногодка Моньки Цаплиса.
     Ей-то и попал на ясны очи, а потом запал в душу смазливый Монька. Курсант Михаил Цаплис (как в песенке солдатской поётся: - «он по-русски Михаил или просто Монька.»), естественно, был польщён вниманием дочери самого «деда» - начальника училища, без пяти минут генерала.
     Не думаю, что это знакомство обрадовало полковника Дубового. Тот пытался поговорить с дочерью, но у Эры был отцовский характер и, если она себе что-то втемяшила, то свернуть её с взятого азимута было делом нелёгким.
     ...Военный городок, где располагалось военное училище – территория замкнутая; здесь каждый «под колпаком» общественного надзора: все знают о каждом и каждый знает о всех. Когда у молодых людей случилось то, что случается со многими такими же молодыми и неопытными, последним о том, что его дочь беременна, узнал герой войны Дубовой. Вскипевшая, как волна, его ярость была благородной, но не беспредельной: из сложившегося положения нужно было найти выход. Заядлая дочурка и мысли об аборте не допускала – ей нужен был лишь её зазноба Мойша Цаплис!
Еврейский сердцеед Монька особого рвения к ранней женитьбе не испытывал, но попав, как кур в ощип, в щекотливое положение стоял перед выбором – либо позорное изгнание из училища в воинскую часть где-то на южных рубежах отечества с последующим таким же позорным возвращением в лоно убогого местечка; либо женитьба на дочери командира, которому со дня на день светило генеральское звание; преподавание в родном (семейном?) училище и дальнейшая военная карьера с видами на престольную.
Разговор с товарищем полковником окончательно развеял Монькины сомнения по поводу выбора: -Жить-хорошо, а хорошо жить - ещё лучше! –мудро рассудил еврейский сын. Курсант четвёртого года обучения высшего лётного училища М. Цаплис получил краткосрочный отпуск на родину в связи с семейными обстоятельствами....
      ...С этого времени начинается тот самый упомянутый ранее разворот вектора веры папы Нойки в противоположную сторону. Дипломатичный Монька сначала признался о произошедшей с ним оказии сердобольной матушке, а затем , вдвоём, они открыли карты отцу семейства.
         Здесь надо сделать небольшое отступление. Уже чуть раньше в описании читателю довелось услышать намёки на то, что Нойка Цаплис умел ценить и радоваться женской красоте. Соответственно, своего единственного отпрыска мужского рода он обучал тому же исскуству селекции красивых девушек.. В этом месте наступило время приоткрыть завесу над одной тайной – не тайной, скажем так, неурядицей, о которой раньше не хотелось говорить читателю, дабы лишний раз его не огорчать.
Дело в том, что Эра, несмотря на величественное имя и благородные родовые корни, внешними данными не блистала. Красавицей её назвать было трудно, а точнее говоря, невозможно. Не хочется обижать девушку описанием её внешности (дело всё-таки прошлое), но приехавший познакомиться мыт гоеше махэтунем (с этим обстоятельством Ной смирился как-то легче), Цаплис-старший больше всего был ошарашен именно экстерьером невестки...
     ...Прошу всегда иметь в виду, что Нойка Цаплис – настоящий а идишер тоты, и всё, что полагалось молодым по его пониманию, он выдал им сполна. Ной сообразил, что на дальнейшее продвижение сына по жизни, его расходы будут сокращены. Поэтому сразу подарил молодожёнам первый взнос на кооперативную квартиру в Подмосковье.
Взаимная неприязнь Нойки и его невестки Эры Дубовой наметилась в первые  же дни их знакомства и благополучно продолжалась сквозь последующие годы и десятилетия. Монька жил сначала в Подмосковьи, потом – и в самой Москве, лишь изредка общаясь со своей еврейской мишпухой. Генерал Дубовой сделал всё, чтобы карьера зятя, несмотря на пятый пункт, шла в гору. Но и его возможности не были беспредельными, а в середине  восьмидесятых он ушел из жизни. Армия распадалась, Монька уже в звании подполковника ушел в запас. Двум дочерям и сыну ничего интересного в перестроечном Союзе не светило.
       Мысль об эмиграции пришла в голову, хоть и некрасивой, но умной и решительной Эре. В её лице нашла опровержение ходившая по стране  в разгар исхода шутка:
         -  Кто остаётся сейчас в Союзе?
          -  Нарунем, газлунем ын гоеше махэтунем (дураки, бандиты и супруги иноверцев)...
Проявив свойственный ей напор и целеустремлённость, Эра в течение года оформила документы на выезд в Израиль засекреченному мужу и всей семье.
Узнавший о выезде семьи сына в Израиль, да ещё с подачи и инициативы дерт гоеше шнир, Нойка почувствовал себя посрамлённым и обескураженным: он, любящий сын своего народа, раздумывает ехать-не ехать на Землю Обетованную, а этот цейлем (крест) уже машет ему крылом?! Справедливости ради надо сказать, что нелюбимая невестка, преодолев многолетнюю неприязнь, пригласила только-только овдовевшего Цаплиса ехать в эмиграцию вместе с семьёй сына. Разумеется, Нойка этого не сделал, да и сделать не мог, так как был зависим от других обстоятельств.

                Ан  идишер эйдем (еврейский зять).
     Когда амбициозный Моня подался «в люди»  делать блестящую карьеру, его сестрёнке Поле было десять лет. Мысли папы-Нойки были заняты проблемами продолжателя фамилии и до поры до времени дочурка была в тени от ореола преуспевающего братца. Мы с читателем уже знаем, что продолжалось такое недолго.
После появления на родственном горизонте ди нымысе шиксы, Ной охладел к потомку и, спустившись на землю, устремил свой взор и кошелёк на единственную и верную опору родителей в старости, на свою Полькале. Девушке в ту пору исполнилось семнадцать лет – как раз тот возраст, когда наваливаются разом многие судьбоносные (и радостные, и тревожные) события – окончание школы, выбор вуза, первая любовь, первые разочарования...
    Мечтой оле идише элтэрен (родителей) было, есть и будет удачно выдать замуж дочь. И желательно побыстрее. Нойка, понятное дело. желал счастья своей дочери, но вот сделать это сейчас, немедля – этого он не хотел: ему хватало одной «скороспелки» в семье. Всё необходимое для безбедной жизни любимой дочурки на ближайший десяток и более лет, а также для того, чтобы обрадовать потенциального хусена, Цаплис, разумеется, подготовил.
     Пока же Нойка отправил дочь в столичную Одессу учиться английскому языку в тамошнем пединституте. Не будем подозревать Цаплиса в исключительной предусмотрительности – он и в мыслях не имел какую-либо эмиграцию. Ему и здесь жилось неплохо, чтобы думать о такой чепухе.
Просто у Поли были лингвинистические способности и она тайно надеялась работать переводчиком в каком-нибудь ведомстве, связанном с зарубежьем. Конечно, (с точки зрения парнусе) лучше было бы кончать мукомольный институт, но девочке нравится такой гешефт, так тому и быть.
      Если выбор профессии для дочери Нойка, скажем так, пустил на самотёк, то подбор друга жизни он контролировал полностью. Поля почему-то не казалась красавицей, хотя как две капли воды была похожа на привлекательную даже в летах Еву. Но это было мнение, так себе, со стороны. Сам же Ной был уверен, что доченька заслуживает прекрасного избранника. И он его вычислил. И нигде иначе, как на своей родине, в родном Ставополе.
Там как раз из армии вернулся Осик, младший сын очень уважаемого Нойкой человека Савелия (Суни) Соцкого. Сам Савелий тоже всего два года назад вернулся с многолетней отсидки за экономическое преступление. Собственно, именно за данное преступление Суню уважал Нойка и весь деловой мир Ставополя   Прошу читателя не пожалеть времени и послушать рассказ об этом исключительном деле.

                Лирическое отступление,
  не имеющее отношения к Нойке Цаплису, но  многое объясняющее.   

    ...Вышла вся эта история в послевоенные годы. Страна содрогалась в нечеловеческих потугах поднять народное хозяйство и в умеренных попытках хоть чуточку поднять его (народа) благосостояние.
Будучи не в силах выполнить вторую часть задачи своими силами, государство чуть-чуть ослабило удила и дало возможность частникам и кооператорам (в ту пору артельщикам) помочь стране в этом благородном стремлении.
И частники откликнулись на призыв Отечества. И в первых рядах, конечно же, были они (то есть, мы) – избранный Б-гом для различных экспериментов народ.
И развернулись на небъятных просторах Родины разнообразные артели, легальные и подпольные цеха; и запестрел убогий рынок товарами всенародного потребления местного производства, но с этикетками со всех концов планеты Земля...
      В числе первых энтузиастов артельного дела в Ставополе и был папа Оси Суня Соцкий. Для удовлетворения естественного желания советского народа «жить лучше, жить веселее» (как потом выяснилось, упор Суня сделал на вторую часть сталинского экспромта) Соцкий избрал самое гуманитарное направление – дарить радость детям.
А именно, учреждённая им артель занялась выпуском... детских игрушек. По правилам семейного бизнеса в артели работали лишь близкие и дальние родственники. Откуда у Суни возник этот зов крови, станет ясно из дальнейшего повествования.
      Для изготовления супердефицитных мягких игрушек понадобился супердефицитный материал – бархат, плюш, вельвет... Суня истоптал все пороги  райоблисполкомов, торговых баз; вручил везде и всем всё, что полагается в таком случае и получил таки фондовую разнарядку на то, что принесёт детям радость...
И начались трудовые производственные будни. Цех заработал: первая партия привезенных дефицитных материалов была переработана в куклы, зайчики, матрёшки и в другие привлекательные детские безделушки.
Вся эта партия игрушек была передана в местный сельмаг, которым заведовал Сунин брательник. Продукция артели пользовалась бешенным спросом: уже на следующий день весь привоз был раскуплен до последнего медвежонка. Суня доставил вторую партию остродефицитного сырья, потом третью, четвёртую...
Цех работал, как маховик турбины; товар «улетал» в первый же день; артель выполняла и перевыполняла промфинплан; коллектив получал зарплату и премии; сельмаг поправил свои дела с кассовым планом...
     Всё было бы прекрасно, если бы не одна загвоздочка: детишки, ради которых и была затеяна эта суета, радости никакой не получали. И причиной тому оказалась гениальная задумка Соцкого. Коварный план был так же прост, как гениален: первая партия игрушек в первый же день выкупалась «своими» людьми (вот зачем понадобились родичи!) полностью, да так, что настоящий потребитель даже глазом не успевал моргнуть. Все эти куклы, зверюшки возвращались на склад артели. Полученная вторая, пятая, десятая партии остродефицитных тогда материалов (отрезы) передавались рыночным спекулянтам в недалёкой Молдавии и там благополучно сбывались по тройной цене.
     А магазин получал првычную упаковку уже ставших инвентарными игрушек, бухгалтер исправно писала ведомости на зарплату, директор подписывал отчёты; статистическое управление подводило итоги – страна развивалась!
     Артель проработала неполных три года. Народный суд так же высоко оценил проделанную работу: Суне дали двенадцать лет общего режима – вдвое круче, чем это делалось в штрафных батальонах (там только год за три).

                Снова ан идишер эйдем

       Вот такого достойного человека сын попал в поле зрения Нойки, как претендент на руку и сердце дочери. Читателю показалось бы странным, если бы только родство стало фактором привлекательности Осика. Нет, конечно. Рослый, крепкий , сероглазый шатен вызывал страстные вздохи девичьей части населения Ставополя и проблемы выбора самой достойной невесты перед Осей Стоцким не стояли...
      Молодых людей познакомили во время ближайших студенческих каникул. То, что Полина сразу влюбилась в еврейского гренадёра, не таило никакой неожиданности. Но вот, что Осику понравилась, прямо скажем, не софилореновской внешности девушка (будущее подтвердило искренность этого выбора) приятно удивляло...
Свадьбу сыграли летом, а осенью Нойка расстарался и Осик стал студентом того самого «мукомольного» (пищевой промышленности) института, в котором Цаплис предпочёл бы видеть свою дочь.
       Тогда же усилиями любящего папы-тестя в городском посёлке недалеко от старого еврейского кладбища был куплен приличный домик с виноградником, цветником и садом, куда перебрались Нойка с Евой. Полдома занимала молодая пара – повторилась история двадцатипятилетней давности, где уже Ною пришлось перейти на сторону баррикады покойной тёти Ульки...

      ...Как раз в этом месте начинается эпопея, связанная с зятем, то есть любимым мужем любимой дочери Поли. Первое потрясение Цаплис испытал, когда выяснилось, что никакого желания «учиться, учиться и ещё раз учиться» у зятя не было и, спустя два года после поступления, тот навсегда покинул дорогостоящий вуз.
Виной всему были гены Суни Соцкого, повлекшие его сына в заманчивые дали свободного предпринимательства. Насколько это предпринимательство «свободно», свидетельствовал двенадцатилетний опыт самого Суни, но (признаемся себе) ни один полководец (даже Бонапарт при Ватерлоо) не начинал битву без уверенности, что в ней он выйдет победителем.
       Внедриться в торговую сеть солнечной Одессы – это новые материальные издержки и, разумеется, не внедряемого Осика, а его вечного спонсора – тестя Нойки Цаплиса.  Надо, так надо...
      Осик начинает с торговой палатки на самом Привозе. Дела идут неплохо и, даже после систематического «отстёгивания», на хлеб-с-маслом остаётся. Но злые гены-буравчики не дают Осику покоя и тот пускается в одну за другой в несколько авантюр, которые завершаются крахом.
      Недаром сказано, что природа отдыхает на детях гениев. Если считать Суню Соцкого гением (а он таковым и был!), то «отдых» её (природы, разумеется) на Осике был вполне  закономерным. Если бы не дороговизна этого отдыха! Теперь из тающих на глазах крутых запасов Нойки возмещаются обнаруженные ревизиями расстраты и недостачи. После того, как за противоправное действие,  грозившее Осе попаданием за решётку, Нойка выплатил крупную мзду на погашение «пожара», он с горестным удивлением обнаружил, что дно «волшебного сундука» уже начало просвечиваться...
 
      ...Надо было что-то делать. И Цаплис тряхнул стариной. На предпоследние деньги он «купил» табачный киоск прямо на Греческой площади – центральней не бывает. Что такое табачный киоск на «хлебном» месте в перид дефицита хороших папирос и уже вошедших в моду импортных сигарет, знают не понаслышке все, кто имеет эту пагубную привычку курить. Коробка фирменных одесских папирос «Сальве», московской «Тройки», болгарских сигарет БТ или «Родопи». А для интимных покупателей по бешеной цене привезеннае мореманами («Одесский порт в ночи простёрт...») контрабанда – американские Winston или More… Короче, место Нойка схлопотал тёплое, несмотря на все издержки.
Так они и жили все эти годы: старый Нойка приносил домой приличную парнусу, которой худо-бедно хватало, чтобы перекрывать растущие, как грибы после дождя, коммерческие попытки эятя Оси пробить лбом каменную стену...

                Мы едем, едем, едем в далёкие края

       А жизнь, как это ни странно, шла своим чередом. Пролетарии всех стран, так полностью не объединившись, уже были готовы  разбежаться во все стороны. Евреи всех стран проявляли в то же время непреодолимое желание объединяться.
Отъезд Моньки в Израиль казался просто звоночком, но вот об исходе в мир иной, то есть на Запад, зазвонили колокола, а потом ударили в набат. Звон этот в первую очередь закономерно достиг ушей Осика:
       -  Что я имел от советской власти, от этой гибарете милихе? – риторически рассуждал он. – Домик под бляхой в своём местечке? Пионерский галстук и комсомольский значок в школе? Две лычки и хронический гастрит в армии? Казённые харчи на дюжину лет для моего отца? Быстрое обрезание вместо высшего образования? (Осик кривил душой – тут советская власть была не при чём...). Всё , за что я брался, летело кувырком – на моём пути, как противотанковые «ежи», всегда стояли, если не уголовный кодекс, так пятая графа. На что уходят мои среднемолодые годы? Как я смогу смотреть в глаза своим детям, если их постигнет такая же участь?!
   Вперёд на дальний Запад или на Ближний Восток; куда угодно, но геть из этой хэймланд!!
        Дочь Поля, глядя любящими глазами на супруга, согласно кивала головой:  - «Геть, геть...». Подраставшие к тому времени две внучки радостно повизгивали – чем они хуже соседей и своих одноклассников, которые уже давно пакуют чемоданы.
       Один Нойка ничего не понимал. Рушилась многими десятилетиями и поколениями налаженная жизнь. Неплохая, как ему всегда казалось. Что его ждёт в том неизведанном краю? А здесь – домик с виноградом и розами, киоск с сотнями ежедневно мелькающих лиц покупателей; соседи и домино, и, наконец, уютная могилка любимой жены Евы на новом еврейском кладбище (Ной овдовел за пять лет до описываемых событий) с купленным заблаговременно кусочком земли для личной надобности...
На язвительные реплики зятя по поводу болота, в котором всю жизнь проквакал тесть, Нойка обидчиво отвечал:
        -  Шо ты смеёшься? И шо ты так сильно плюёшь в это «болото»?
Я здесь прожил целую жизнь; всё тут добыто моим горбом и сделано моими руками.. Я жил хорошо и всем вам  было неплохо...
      
      Молодые взяли курс на Штаты. Главным в пользу этого решения был английский язык, которым в совершенстве владела преподаватель техникума Полина Наумовна (Нухэм, Нойка, Ной, Наум – какая палитра имён!!).

      ...Нойка провожал дочь, внучат и зятя Осю с чувством такой не свойственной ему неуверенности. Правильно ли он поступает, отпуская их?..  Правильно ли они поступают, оставляя его?.. Сошлись на том, что через год – два Нойка приедет к детям, когда они там немного обустроятся.
      По большому счёту так оно и вышло. Спустя полгода, пройдя чистилище римского «гетто», семья Соцких попала в Америку, в Нью Йорк, а если точнее – в Бруклин, а если уж совсем точно – на знаменитый Брайтон.
Уснувшая было на Осике Природа, похоже, проснулась в Америке. Проработав тяжко пару лет, Осик «зацепился» за собственный бизнес и, напрягая все интеллектуальные и физические силы, тянул его вверх к светлым вершинам капиталистическогол процветания. Вначале по привычке метавшийся из бизнеса в бизнес, Соцкий, наконец, бросил якорь в real еstate, обосновав через дюжину лет собственную брокерскую контору  “Josef Sotsky”,  занимающуюся строительством и реализацией недвижимости во Флориде. Поля за два года защитила лайсенс, успешно преподавала в Highschool английский(!) язык, а затем вошла компаньоном в бизнес мужа.
     Приехавший через три года к детям Нойка жил в их бруклинской квартире (семья Соцких в основном проживала в своём особняке недалеко от Майами, где у Josef’a  Main Office), пока не перебрался в собственную студию, получив Section 8..
      В ответ на приколы ироничного зятя о том, где же  всё-таки лучше жить, Нойка отвечает:
       -  Ты будешь смеяться, но здесь мне нравится: такое же море, как в Одессе; тот же виноград, только в лавках; цветочки у испанцев... Всё есть... Но почему же мне снится местечковый базар и Греческая площадь? Ты не знаешь? Я тоже...
      
 
 

               
                Пикейная  старость

                Имею вам сказать
       Живёт Нойка Цаплис сегодня в одном из больших домов рядом с Brighton Beach. У него хорошая студия по Section 8 и все полагающиеся его возрасту бенефиты. И возраст у Ноя нормальный: ему хорошо за восемьдесят. По его внешнему виду, а тем более, по скорострельности мышления этого не заметно. Цаплис – типичный «пикейный жилет» начала ХХ1 столетия. Разумеется, он лучше всего кнессета знает, как надо распорядиться арабами; готов дать бесплатный совет президенту Бушу, как разрубить гордиев узел в Ираке, а уж по России... По любому вопросу, связанному с политикой или экономикой России, более однозначное мнение, чем у Нойки, имеет разве что Жириновский.
     Свои соображения по всякому возникающему в процессе событий вопросу он, как правило, высказывает на своём лобном месте в сквере , что между пятой и третьей West. Между делом, расправляясь в шахматы с очередным противником, или делая «рыбу» в домино, Нойка высказывает массу полезных вещей, к которым прислушиваются «братья по оружию».
 Его энергичный с лёгкой картавинкой голос, вещающий на живописной смеси русского, украинского, идиш и даже молдавского слышен издалека, когда подходишь к расположенным квадратно-гнездовым образом шахматным столикам – рабочим местам русскоязычной «торсиды».
      Вот и сегодня, подойдя ближе к самой густонаселённой части парка, я слышу знакомый говорок Цаплиса, а затем вижу его самого. Ной играет в домино и, судя по количеству камней в его руках, выигрышем сейчас не пахнет. Это, вероятно, его огорчает и весь пафос досады уходит в лекцию о последних политических событиях, которую он попутно с игрой читает партнёрам и двум приблудным болельщикам.
      Тема самая что ни есть животрепещущая: вчера на Брайтоне побывал сам Жириновский. Вольфович дал интервью и пообщался с еврейской русскоговорящей общественностью, коей набился полный зал. Оставшиеся за дверями сразу стали обличителями тех, кто пошёл на контакт с махровым реакционером, антисемитом, антиамериканцем, многоженцем и прощалыгой «Жириком».
Шуточная пословица звучит так : - «Два еврея – три мнения». Что же говорить, когда евреев тысячи?!.
Но Нойка есть Нойка и послушать его мнение каждому интересно. Я – не исключение, поэтому, прячась в тени ближайшего столика, слушаю речь местечкового мэтра.
        -  Так шоб вы знали: самые большие антисемиты – это выкресты. А Жириновский чистой воды выкрест. Но он - не антисемит, он-хитрый еврей! Намного хитрее тех, кто считает его дураком и мудозвоном. Конечно, он часто говорит такое, что ныт гыштойген, ныт гифлойген (ни в тин, ни в ворота), но слушайте сюда – он почти всегда получается правым! Все смеются над ним, но это его не муляет. Он сам смеётся над всеми и при этом делает деньги – дай Б-г каждому на старости по одному проценту от этих бабок. Эр махцех мишиге, нор эр махт мишиге эймицн (придуривается, но дураком делает кого-то).
Например, какой-нибудь не очень умный человек его ненавидит... И правильно делает!. Потому что дурак должен ненавидеть умного человека. Рома, не обижайся, это я только для примера – ты же знаешь, как я тебя уважаю. Шо ты смеёшься? Я что-то не то сказал? Говори другое, кто тебя держит за язык?..
      Так вот я снова про Жириновского. Каждый человек ищет свой  куток в этой жизни и Вова его нашёл. За последние пятнадцать лет он так задурил всем голову, что никто не понимает, где он говорит то, что думает, а где просто брешет. Их об мойре (боюсь) –то, что он думает, мы никогда не узнаем Так почему не послушать такого человека? По всем показателям он – свой человек, хотя, конечно, сволочь...

                Теперь можно смеяться
      Ещё несколько минут Нойка продолжает свой эмоциональный, несколько путаный с точки зрения формальной логики монолог, потом замечает меня .  Я улыбаюсь и Нойка принимает это на свой счёт. Следует немедленная реплика:
       -  Привет, Фимка! Вот ещё один мой критик объявился... И шо ты смеёшься? Подожди, я сейчас закончу. У меня к тебе есть дело.
Игра в домино идёт навылёт и Ною сегодня не фартит. Он поднимается со скамеечки и подходит ко мне:
     -  Ты смеёшься, шо Нойка стал старым? Учти, эта сука, старость, наступает на всех, так что смеётся тот, кто смеётся предпоследним – последнему уже будет не до смеха... У меня для тебя есть одна новость.
       Нойка не успевает сообщить мне новость – мимо проходит миловидная дама лет за шестьдесят (как раз Нойкин контингент) и тот, замолчав, провожает её задумчивым взглядом... Овдовев лет двадцать тому, он за это время делал  несколько попыток сложить с кем-то свои жизни в одну, но безуспешно: видно, «Адаму» на его веку была суждена одна Ева.
    Наблюдая его заинтересованный взгляд в сторону проходящей дамы, я заулыбался пуще прежнего.
      - И шо ты снова смеёшься? Тебя что, в армии не учили, шо начальство нужно поедать глазами? Так шоб ты знал, что каждая красивая женщина – это потенциальный начальник. Так что посмотреть ей в след – всё равно, что выполнять устав караульной службы.
      -  Послушай, Нойка! Ты такой энергичный и весёлый,от тебя на сто метров несёт настоящим мужиком... Почему бы тебе не попробовать сделать а шидех с дамочкой вроде той, которую ты только что «ел глазами»?
      -  Опять смеёшься? Не один ты умный даёшь мне такие советы. Сынок мой тоже говорит: - «Папа, сойдись с кем-то, чтобы ты не был один.» Кто бы мне это советовал, только не Монька с его нымысе квейт! Он сам в своё время выбрал а фарзейныш  (кикимору) –врагу не пожелаешь! Между нами, мой Монька –типичный вейдл. Эта матуна махт фын им аш ын порох, равняет его с землёй и рано или поздно закопает его туда. Но ему это нравится! Ему всю жизнь хорошо  в том месте, откуда растёт вейдл (хвост).
Хорошо, так хорошо, но я тут ни при чём... Монька обижается на меня, что я не еду в гости к ним в Израиль. Но я же знаю, что по-настоящему он обидится, если я таки да туда приеду! Мне хватает, когда он раз в два года приезжает сюда – тогда я имею хаес и удовольствие. А внуки и правнуки пусть растут счастливые – им всё равно до этого деда нет дела...
Слушай сюда, шо ты мне тут зубы заговариваешь – так я забуду сказать тебе главную псиру (новость)…
… Готыню, кого я вижу?! Миша, это ты или мне просто снится?
К компании подошёл болезненного вида пожилой человек, которого Нойка нежно облобызал.
    -  Мойшале, мы тут тебя заждались. Когда тебя выписали из госпиталя? В прошлую среду? И ты уже, нивроку, здесь? Ай, молодец! Сколько тебе сделали байпасов, всего три? Абе сделали целых четыре, а он уже берёт пять грамм, как молодой. Какой я радый, что ты снова с нами – лонг лэйбн зосты (живи долго).
Фимале, сынок, видишь у нас радость какая –Миша вернулся . Извини, родной, поговорим как-нибудь в другой раз...
    Меня трогает сценка встречи старых (в прямом смысле тоже), друзей, которые радуются тому, что пока ещё живы. Грустно улыбаясь,  направляюсь к выходу. Не успеваю сделать и пяти шагов, когда Нойка спохватывается и кричит мне вслед:
       -  Фимка, постой, штел зех уп! Куда ж ты уходишь, торопыга? Я же не сказал тебе главного: утром позвонил Монька из Израиля – у меня родился ещё один правнук. Можешь поздравить - наш  пейсатый снова постарался. У моей старшей внучки муж фын ди эрлехе идн, хасид. В Израиле их называют ватики (или датики?). Красивый такой – всегда в чёрном лапсердаке, с такой же шляпой и с рыжими пейсами. Целый день он читает тору, а по ночам, наверное, не спит, потому что за девять лет внучка рожает уже пятого пацана.
И безо всякой связи со сказанным ранее, со скрытой болью и надрывом, словно отвечая на что-то мучившее его долгое время и требующее выхода, Нойка вдруг выпаливает:
      -  Ты спрашиваешь, почему я так долго живу. Да, да, ты так не говорил- ты спросил отчего я такой энергичный, весёлый... Но я-то понимаю, что ты имел ввиду!
Скажу тебе так: я вырастил своих детей, я их выучил, я дал им путёвку в жизнь мыт а гите пур копкес ойф ицувн (и хорошую копейку на мелкие расходы)... Отвечаю на твой вопрос: живёт Нойка Цаплис, данкен Гот, так долго, потому что сам никогда не забывал сказать и сделать главное!  Теперь можешь смеяться...