Светлан Голосеев гвардеец монгольского императ. 41

Глава 41. Турфан – сытное место

– Что же это, братцы славяне, гонят нас без отдыха? В Джаркенте ночь переночевали, и то за городом, Алмалык вообще проехали, будто не может он в городе ночевать.

– Кто?

– Да сотник наш. Молчит и гонит, будто скот, неведомо куда. Не могу я больше…

– Перестань ныть, Фотий! Что тебя не устраивает? Кормят досыта, работать не заставляют, даже тренировками не занимаемся. Сиди себе в седле, мечтай о хорошем.

– О каком хорошем, арбанай? Что хорошего нас ждёт? На войну пошлют и убьют непонятно за что. Или в пути сдохнем…

– Заткнись! Если тебе свет не мил, другим настроение не порть. Бери пример вон, с Веселина. А суннэй-тойона порицать не смей! Без году неделя служишь, а берёшься обсуждать тебе неведомое, словно расщеколда*1.

– Ему всё яблочки вспоминаются, которыми его татарин в саду кормил.

– Не задирай его, Веселин, видишь, мозги набекрень у парня.

– Да, может и яблочки! Он и халвой меня угощал. Вы хоть знаете, что такое халва? Что вы все понимаете? Гонят вас, как стадо овец, а вы счастливы, что трава под ногами. Я не для таковой жизни создан!

– Эй, акбаш, знаешь как у нас говорят: вышла замуж – должна жить в другой семье. Так что, никуда не денешься, придётся жить в этой сотне.

– Иди-ка ты, дед, куда подальше! Лучше сдохнуть, чем с вами тут…

– Снова мудрость скажу тебе, глупый щенок: если задумал вешаться, вешайся на высокой ветке, чтобы ноги до земли не доставали.

– Кыштым Фотий! Десять палок на привале!

– Да и бей! Все вы меня ненавидите!

– Двадцать палок! Лично врежу!


– Уважаемый господин карвончи, присаживайтесь к нашему огню.

– Благодарю, арбанай Злобын, пожалуй, присяду. Какие звёзды сегодня, видели?

– Очень яркие, господин карвончи. Отчего так?

– В горах всегда звёзды ярче. Чем выше поднимаешься, тем ближе к небу.

– Уважаемый, а долго ли нам вдоль этой реки ещё идти?

– Река Или длинная. Надо радоваться, что вода рядом.

– Мы рады, господин. Кто пустыню переходил, те всегда воде рады, правда, славяне? А у нас впереди будет ещё пустыня?

– Будет и пустыня, будут и горы безводные. Но не слишком длинен путь по ним, пройдём.

– А вы много раз тут ходили?

– Отец первый раз взял меня, когда мне тринадцать было. Но не каждый год езжу – то война, то болел маленько, то караваны не ходили. Иной раз не весь путь проезжать приходилось – до Алмалыка провожу торговцев и обратно еду с другими.

– Это сколько же вы проехали – уму не постижимо! Наверно, если бы прямо ехали, давно до края земли добрались бы. Мы один раз едем и то, кажется, бесконечно долго.

– Есть ещё пути, покороче этого.

– Зачем же нас по длинному гонят?

– Короткий – не значит лёгкий. Те пути через высокие горы и жаркую пустыню. Такла-Макан*2 пустыня называется, а караванщики между собой зовут Сковорода Дьявола.

– Жарко там?

– И жарко бывает, и мороз бывает. Воды там совсем нет, вот что плохо, и песок гуляет сам по себе, всё время земля меняется, дороги пропадают, следы исчезают, будто никто никогда не ходил. Плохое место. В удачное время каждый десятый дея в пути дохнет, а случается и весь караван в барханах пропадает. Я там не ходил, люди рассказывали. Один знакомый карвончи из Бухары всё меня уговаривал: «Пойдём со мной, Фируз*3, покажу дорогу, после сам ходить будешь, заработаешь в два раза больше!». Хороший человек был, добрый. Пропал в песках с караваном, даже костей никто не видел.

– Отчего такое случается, господин карвончи?

– Отец мне так объяснял. Пустыня – словно человек. Ей всё равно, кто по ней идёт, если эти люди не нарушают её покой. Но если её беспокоят, она сердится. Если муха ползает по лицу, что ты делаешь? А караван не муха, улететь не может.

– Да, страшно таким путём идти. У нас тут сносно вполне. Мы уж и привыкли, правда, други? А скажите, уважаемый, до которого места вы с нами пойдёте?

– Я до Турфана вожу. Дальше не знаю пути.

– Долго ехать до того Турфана?

– Недолго, отсюда месяц примерно. Без каравана быстро идём.

– Ничего себе: месяц – не долго! А Турфан – это город такой?

– Это оазис посреди пустыни и гор, там несколько городов и караван-сараев. Богатое место!

– Почему же богатое? Вокруг, вы сказали, пустыня.

– Там вода есть, люди каналы прорыли. Когда вода поливает землю и светит солнце, бывает богатый урожай всего, что люди хотят вырастить. Только люди эти пока не познали истинного бога Аллаха, но скоро мудрость придёт к ним, я надеюсь.

– Как же так, уважаемый, хан всему улусу приказал перейти в новую веру, а в Турфане, по вашим словам, вера иная?

– Да, люди Турфана издревле по незнанию своему верят одни в бога Будду, другие в Мани*4.

– Но хан ведь может просто казнить за ослушание.

– Этот народ оказал большую услугу самому кагану Чингизу, он называл их государство своим пятым улусом. Пусть живут. Аллах сам войдёт в их умы, и они прозреют.

– Уважаемый, вы так много ездили по свету, потому столько знаете и интересно всегда рассказываете.

– У нас знаешь, как говорят: спрашивай не у того, кто много ходил, а у того, кто много видел. Пора спать, акбаши, завтра снова путь, опять новые места.

– Ну, вам-то не новые.

– По одной дороге нельзя пройти дважды, она каждый раз хоть немножко другая.


– Господин суннэй-тойон, в одиннадцатом десятке пропал кыштым Фотий.

– Когда пропал?

– Ложились спать, был, утром нет. Охрана не видела.

– Сю-юн! Слушать команду! Пропал кыштым одиннадцатого. Первый, второй десятки – искать вдоль берега вверх по реке. Третий, четвёртый – вниз вдоль берега. Остальные в ряд идти в сторону от берега. Искать, пока не найдёте.

– Нашли! Господин суннэй-тойон, нашли… Он… он повесился.

– Сю-юн, стройся! Кто знает, почему кыштым Фотий повесился? Кто обидел его? Что случилось? Арбанай одиннадцатого, говори!

– Господин суннэй-тойон, его никто не обижал. Он сам всё время был недоволен, не хотел ехать, ругал всех. Вчера был мною наказан за то, что господина карвончи оскорбил.

– Я знаю, господин суннэй-тойон! Я слышал…

– Что ты слышал, кыштым Лютой?

– Я приотстал по нужде, а после догонял своих, как раз мимо проезжал, слышал, как карвончи этому кыштыму говорил, что ему повеситься надо на высоком дереве.

– Приказываю тебе, кыштым Лютой: иди на то же место и сейчас повесь себя на той же верёвке!

– За что, господин суннэй-тойон?! За что? Я не виноват! Пощадите! Я же молодой, я ничего дурного не хотел… Пощадите!

– Зачем же ты на уважаемого человека наговор творишь? Если ты даже своего сотника смеешь не слушаться, то в чём повинен сторонний человек, который не имеет права приказа? Арбанай четвёртого, ко мне!

– Арбанай четвёртого десятка Колот, господин…

– Двадцать хороших палок этому болтуну! Не щади!

– Слушаюсь, господин суннэй-тойон!

– Арбанай одиннадцатого, этого, совершившего интихар*5 заройте в стороне от дороги. Выполнять! Чей десяток охранял ночью?

– Пятый, господин суннэй-тойон.

– Всем по десять палок за плохую службу, арбанаю – двадцать. Следующий раз, если охрана допустит непорядок, казню арбаная.


– Эй, акбаши, что повесили носы?

– Невесело, уважаемый.

– Нет повода грустить, молодцы. Этот человек совершил самый страшный грех! Это позор, который хуже смерти – так у нас говорят.

– Он не мусульманской веры был.

– Какая разница? Бог для всех один. Он даёт жизнь, и она есть благо, даже если невыносимо тяжела. Уходящий из жизни самовольно, оскорбляет бога. А этому грешнику и горя-то не было, кроме того, что халвы лишился. За что он на всех злился? Хорошо, я чужой, а зачем он на вас, своих товарищей злился? Я вам скажу, как мне мать говорила: от доброго остаётся на земле сад, от злого – лишь чёрное пятно.

– Если Богу не угодно, зачем попустил его на такой поступок?

– Ай, акбаш, разве мы можем понять замысел Всевышнего? Может, он хотел всем нам урок дать, чтобы ценили его дар, берегли свою жизнь. Кто знает… Одно скажу вам: молодость длится недолго, поэтому живите весело.

– Спасибо за хорошие слова, уважаемый карвончи! Постараемся думать о хорошем. Расскажите нам ещё о Турфане, в который мы едем.

– О, Турфан – сытное место! Главное, что выращивают жители Турфана – белый хлопок. Говорят, именно от них пошло в разные страны умение выращивать это полезное растение. Ещё они выращивают зерно – и рис, и просо, и пшеницу, и другое всякое. А какие у них абрикосы! Приедем, я куплю для вас – вот такого размера! А вкус – словно мёд! Они сушат это и продают караванщикам в другие страны. А персики, а груши какие, а гранат – словами не описать. У нас в Бухаре всё это есть, и вкусное, меня не удивить. Но в Турфане вкус особенный! Я всегда наслаждаюсь, пока жду обратный караван.

– И они вот этим только умудряются прожить?

– Зачем только этим? Они многое умеют. Полотно ткут, шёлковую ткань. Военное снаряжение у них славное, с удовольствием купцы берут. Ах, забыл сказать, виноград они растят отменный. Вино из винограда делают крепкое и вкусное. Аллах не позволяет пить вино правоверным, но я пробовал пару раз, немного. Вкусное! Его на восток продают, где истинная вера ещё не вошла в умы народов. Что я вам рассказываю, приедем, сами увидите.


  *1 Расщеколда – болтливая баба (старорусское)
  *2 Такла-Макан – «покинутое место» (уйгурское) – вторая по величине подвижная песчаная пустыня в мире, на 85% состоит из подвижных песчаных дюн. Длина с запада на восток – свыше 1000 км, ширина – до 400 км, площадь песков – свыше 300 000 км;
  *3 Фируз – Успешный – узбекское имя арабского происхождения
  *4 Манихейство – «Живой Мани» (сирийское) – древняя синкретическая религия на основе библии с заимствованиями из буддизма и зороастризма. Была широко распространена от Римской империи до Китая. Названа по имени основателя. Повсеместно подвергалась гонениям как ересь
  *5 Интихар (арабское) – самоубийство. В исламе является строго запрещенным деянием, большим грехом