Мартин

  Мартин приподнял лапу, но помочить своей визиткой колесо соседского "мерина" не смог. Струя так и не просочилась.
Бок свисал, походка тяжелела, у него была редкая болезнь Макдональдса-Бекона.
Его громкий, как казалось изнури, вопль или лай не будил в соседях беспокойство, возможно просто был не слышен в метре от источника. Да и, что уж там, все соседи и знакомые его были очевидными бандерлогами без чувств и способностей.
  Лишь местный живодер частенько наведывался к Мартину, убедиться, жив ли тот еще, насколько жив, и не пора ли его на живодерню. Оставлял Мартину напоминалку с запахом тухлой колбасы и грифом его конторы, призывающей к чистоте Района, и уходил до завтра.
  Выходить за ворота было уже небезопасно. Всех, кто без ошейников, кто не служил в управе Района, на выходе из ворот ждала неожиданная встреча с вездесущей машиной со сканером, сетью и клетками.
  Но очень манила жизнь за забором. И он решился, может в последний раз, выйти за страшные ворота, мимо охранника в синей рубахе, на Улицу с её оживленным пока еще движением, с волнительными запахами и большими деревьями.

  Вышел в сумерки. Добрел до Терминала. Там залез в открытый шлюз огромного транспорта. Потом была ночь. А утром шлюз открылся выходом на незнакомую Улицу. Мартин побрел наугад. Было уже почти все равно, и не понятно как попасть обратно, да и надо ли - обратно? Кроме живодера по нем никто не справлялся.
  Даже старый друган Шарик принял позу сторонника и тявкал за маленькую ежедневную косточку в небольшом отделении пропаганды того же Района. Про Мартина почти не вспоминал. А когда Мартин попадался на глаза, тявкал на него исправно, как подобает настоящему служивому, тявкал, как на сволочь какую-то, но совершенно будучи уверен в четкости линии зрения и высоты звука.

Но все осталось позади. Впереди была полная неизвестность. Одолевала одышка, тяжелая походка тянула в уютную тень большой незнакомой помойки. Тут было всё. Всё доступно и буквально рядом. Поэтому настоящее в виде бутыли рома и большой кучи разнообразно и незнакомо пахнущей еды, было приятно, было в кайф. И пока оно не закончилось, оно было настоящим. А думать о будущем уже не было сил...