Цена цепной реакции - 4

Лето, которое Френк провёл с семьёй, катаясь на велосипедах вместе с Джо и уминая мамины пироги, вскоре закончилось; пора было возвращаться в Беркли, к сонным философским лекциям и нейтрино Бена. Но и не только к ним: второй курс для Френка Гарди начался более напряжённо, чем первый. Раз уж теперь Гарди считался не абы кем, а ассистентом профессора Голдвина, то и изучить бы всю программу лучше поскорее — не за четыре года, а хотя бы за три. Так что зимой после третьего семестра Френку предстояло сдавать не менее восьми экзаменов. А ведь обязательные историю или литературу тоже никто не отменил… Но раз уж сам профессор Голдвин, то есть Бен, считает, что для настоящей должности Гарди, хоть и отучился всего два полных семестра, вполне подходит, то надо в самом деле соответствовать!

Бен, впрочем, не торопил своего подопечного, и спешно осваивать ворох дисциплин было необязательно; но — раз уж большую часть времени Френк всё одно занимался совместными с Беном исследованиями, то не лучше ли закончить остальную и менее нужную учёбу поскорее, хоть это и отняло бы больше сил?

— И всё же незачем спешить, — качал головой Бен, когда Френк выпалил ему все свои планы. — Всякое дело хорошо ко времени…

— А ещё ко времени будет, — заявил Гарди. — Если я раньше эти нудные «вещи в себе» закончу, и Гегеля по Аристотелю тоже… Я помню, что полезно! Но ведь скучно!

Так что хэллоуин тысяча девятьсот пятьдесят второго года юный физик и не заметил, хоть на деревьях возле университета и поселилась стайка картонных летучих мышей, а коридоры освещались свечами в высоких чёрных канделябрах. Роджер Холл со своими приятелями обсуждали грядущую вечеринку, но Гарди было не до поиска нарядов или самодельной обновки — нейтринное море куда интереснее. Хотя совсем без обновления гардероба юный физик не остался: Френк всё же прикупил себе не самый яркий, но ладно сшитый костюм взамен своего, совсем уже потрёпанного, который даже дома надеть было неловко — «вдруг гости придут», — и даже нашёл себе недорогие, но приличные брюки с пиджаком «на всякие там доклады и симпозиумы». А что до Ночи всех святых, то это пусть Джо и его однокашники так веселятся — и не забыть бы послать братишке обещанное слоёное засахаренное печенье из пекарни в Беркли, о котором Френк успел рассказать, но надо бы и прислать, а то у них такого печенья нет…

Неудивительно, что третьего ноября Френк уже и не вспоминал о минувшем празднике, когда спешил в кампус. Осень заканчивалась, но, хоть на тёмных деревьях аллеи при университете и не осталось ни одного листа, холода под хмурым солнцем, чьи лучи еле пробивались сквозь серые облака, юный физик не чувствовал. Даже дождь, что пролился на Беркли пару часов назад, ещё не сменился снегом — как будто всё ещё октябрь!

Впрочем, Френк не раздумывал о погоде и не разглядывал чёрные стволы клёнов и дубов. Надо было успеть почитать про Тесс из какого-то там рода для семинара по литературе — и зачем она физикам? — да вернуть брошюру Бену. В лабораторию к профессору Френк Гарди и направился сперва. Возиться с ключом не пришлось, профессор Голдвин пришёл раньше; но Бен, пристально вглядывавшийся в строчки какой-то статьи в газете, даже не заметил коллегу и после громкого стука в дверь, и после нарочито шумной возни с брошюрой.

— Профессор? Бен?

— Ах, вы уже здесь, Френк… Да, они в самом деле это создали…

— Создали? — не понял Френк, но подсел ближе к профессору.

— Об этом, конечно, почти не говорили, — Бен придвинул поближе к ученику газету. — Но я слышал подобные идеи в Аламогордо. Там это казалось не более чем мифом. Но теперь… И для чего?..

Френк машинально кивнул, вглядываясь в текст. Разумеется, ясно было, что привлечь внимание Бена могла только фотография «гриба» высотой, должно быть, на двадцать-тридцать километров и не менее сотни километров в диаметре «шляпки». Подобный гриб оставляла бомба атомная — здесь же, на атолле Эниветок, как сообщала краткая заметка под фотографией, была испытана первая в мире бомба термоядерная. И испытания поражали. Десять мегатонн хватило, чтобы от атолла остались только круги на воде, и Френк догадывался, что этот взрыв вышел во много тысяч раз сильнее чем тот, что уничтожил некогда Хиросиму. «Неужели такой заряд уничтожит десять Хиросим? А что осталось бы от Беркли?..»

Невольно вспомнилась пролистанная ранее «Страх, война и бомба». Не писал разве её автор — как же его звали? — что даже «существующие бомбы уже излишне мощны для использования против многих небольших, но важных целей, таких как один завод или один большой корабль»? Или новое оружие создано чтобы уничтожать только города? Неужели такая война теперь — правильная?..

Нет. Глупо. Френк сердито смахнул со лба прилипшие русые волосы и покачал головой. Кто ж допустит, чтобы оружие это, столь разрушительное, в самом деле применили? Не сидят же в Вашингтоне злобные вояки, которым дай только кнопку — и они сожгут любой город! И вообще, пора бы уже заняться облачной камерой и попытаться поймать нейтрино гамма-радиоактивным кобальтом!

Занятия, впрочем, не шли. Бен, непривычно медлительный и глядевший весь эксперимент не на Френка и не на облачную камеру, а куда-то сквозь них, вскоре махнул устало рукой:

— Кажется, сегодня вам от меня мало прока, Френк. Слышал, хот-доги в парке всё ещё хороши.

— Но ведь... — Френк насупился, услышав, как по-детски высоко звучит его голос, и губы Бена улыбнулись, хоть взгляд его и остался тоскливым. Но и переубеждать профессора не слишком хотелось, и у самого начинающего исследователя мелькали посторонние глупые мысли вроде «какую площадь занял бы атолл Эниветок, если бы он лежал на территории Беркли». Глупости. Но всё же Френк накрыл покрывалом облачную камеру, повесил халат на спинку стула и застегнул пальто. — Ладно. До завтра!

Серые тучи отступили; солнце блестело в лужах и на крышах нескольких «Кадиллаков» возле кампуса, и Френк поправил шляпу, наклоняя её поля ближе к глазам. До заката далеко; может и в самом деле прогуляться к парку? Один хот-дог уж не должен опустошить кошелёк, и он вовсе не так вреден, как рассказывал иногда Бен. Да и идти не так уж и далеко, и луж не так много...

Не глядя ни на скованное тонким льдом озерцо, ни на чёрные ветви деревьев, на которых вяло трепыхались несколько высохших бурых листьев, Френк смахнул со скамейки снежную пенку и плюхнулся на сиденье. Да, не та погода, чтоб любоваться зеленью или кормить уток — но и не на того толстяка, что бредёт по тропинке, разглядывать? И почему как будто уже где-то его видел? Точно... Эдгар Хениш.

— И вы здесь, мистер Гарди? — Хениш улыбнулся неизменной широкой улыбкой, и Френк молча кивнул. — Прокатились бы на колесе обозрения, пока оно работает. Я в ваши годы обошёл все аттракционы, до каких только дотянулся.

— Здорово, — равнодушно хмыкнул Френк и пожал плечами.

— Конечно, здорово, — согласился Хениш. — И всё-таки я бы сходил. Кто знает, что будет завтра, или сегодня? Или вот, сегодня, знали ли мы, что у мистера Теллера всё получится? Какой большой шаг для науки!

— Большой, — задумчиво пробормотал Френк, вспоминая, что имя Эдварда Теллера упоминалось в статье о водородной бомбе. — Большой... Но разве её есть куда применить?

Хениш с улыбкой покачал головой.

— Сынок, ты ведь очень талантливый физик, верно? Ну не смотри так, ясно ведь: Бен Голдвин не стал бы работать абы с кем, — Хениш похлопал Френка по плечу, не замечая, как тот поёжился. — Вот и будь талантливым физиком. А о применении штуки мистера Теллера волноваться не тебе придётся, и даже не мне. Уж не волнуйся, сынок: Белый дом решит как надо.

«Решит...» Эдгара Хениша уже не было видно, но Френк никак не мог прогнать его бархатный голос из своих мыслей. Мало ли что этот торгаш наговорил! Лучше уж домой идти радио послушать. Да.


...Радио слушал и Илья Степанычев в далёком Новосибирске, пока за окнами их с семьёй двухкомнатной квартире мерно сыпал сугробы крупный, словно хлебные крошки, снег. Скоро и каникулы, и снежную крепость построить можно, с Генкой и Тёмкой, и на лыжах накататься; но пока что азы химии были куда ближе, чем снежная крепость.

Сейчас, впрочем, уроки уже были закончены, задачи и уравнения, заданные на дом, много времени не отняли, так что пока мама взбивала сваренный картофель в пюре, Илья в большой комнате возился с радиоприёмником — последние дни он слишком много трещал, и даже духовой оркестр из музыкальных передач было трудно различить. Но вот провода подсоединены, и из динамика раздался чёткий голос диктора, рассказывающего новости. Начало Степанычевы пропустили, но и обрывок вестей со всего мира заставил Илью вслушиваться удивлённо в каждое слово. Но как же не слушать, если эти янки учудили штуку, которая острова в пыль стирает!

— Лишь бы снова атомы поломать, — вздохнул Илья, когда диктор договорил последние слова. Выключить радио? Хотя сейчас должны начаться музыкальные программы и продолжение свиридовского «Время, вперёд!» Не то чтобы Илья заслушивался музыкой, но эти ревущие и зовущие куда-то вперёд и ввысь звуки заставляли ловить жадно каждую ноту и каждый аккорд, а потом, когда звуки эти стихали, несколько минут мелодия вертелась в голове, требуя повторить формулу или главу «Истории Советского Союза» вместо того, чтобы поваляться на кровати. Не то чтобы Илье Степанычеву как неизменному старосте приходилось волноваться из-за неуспехов в учёбе — весь его класс твёрдо шёл по ударному пути — но если уж решил стать первым в семье и в законченной школе-семилетке учёным, лениться комсомольцу никак нельзя.

— Атомы не атомы, но куда ж такую силу девать? — озадаченно спросила мама. — Чтоб целый остров... Ну да к чему голову забивать. Иди лучше есть, пока не остыло.

— Иду, — Илья сполоснул руки и наспех обтёрся было полотенцем, но увидев на пальцах жёлтоватые пятна масла, всё же взялся за мыло — ещё не хватало полотенце зря испачкать; потом ведь самому стирать. Да и не всякое масло ведь полезно с картошкой. — А силу куда девать — да они и сами, наверно, её боятся. Или чего они так спешно о ней рассказали? Может, чтоб не только им было страшно?

— Может, и так. Откуда ж мне знать? — мама посмотрела на заполненное очистками ведёрко и, тоже помыв ладони, принялась ужинать. — Поешь, не забудь вынести. И те провода в большой комнате тоже!

— Да когда ж я забывал? Я уже там подмёл!

— Всё равно приберись. Кому охота потом наступить на железку какую.

— И не наступим.