Тяга

Она так и уснула в кресле, успев только скинуть туфли и подумать: «Так вот откуда у меня эта тяга!»

У Лёли по русскому языку всегда была тройка. Родной язык она  искренне любила, но как-то по-своему, по-лёликовски, с ошибками. Вот если поговорить – тут другое дело! Тут она в своей тарелке – не остановить. Все в один голос твердили: «Балаболка, да и только!» Но как только дело касалось очередного изложения, сочинения или диктанта – Лёля сдувалась, расстраивалась, спотыкалась на -тся и -ться или ещё хуже – на правописании НЕ с чем угодно и в итоге – опять тройка. Но только за грамотность. Содержание удавалось всегда: как говорила, так и писала – быстро и много. С вступлением, завязкой, кульминацией и развязкой, даже послесловие успевала вставить, что-то вроде: «Больше я этого ёжика не видела. Зато память о нём ещё три недели нарывала на указательном пальце правой руки уколом ежИной иголки, мешая началу нового учебного года».  В общем, балаболила в письменном виде на любую тему. Из всего делала мини-роман на полтетради. И это в пятом-то классе…

Всерьёз к исписанным Лёлиным тетрадям никто не относился. Да и она сама тоже… пока.

По математике, равно как и по русскому, была тройка. Но Лёля не расстраивалась. Непонятная она, эта математика. А раз непонятная, так что ж расстраиваться! Про остальные предметы опустим, там тоже всё не слава богу.

Несмотря ни на что, школа осталась позади – «Что было, то было, того уж не вернешь». Растрепанные две косички превратились в тугой каштановый хвост. Вместо школьной формы – джинсы с футболкой. Полотняная сумка через плечо, кроссовки, фенечки на левом запястье и весёлые карие глаза. Вся в своих мыслях. Из кармана сумки торчит потрепанный блокнот на пружинках и ручка.

Блокнотов скопилось немало. Разных цветов и размеров. В них Лёля записывала всё, что видела, слышала, что всплывало в памяти либо вспыхивало искрой новой мысли: «…напряжённо облизывая губы, даже слегка кусая их, Саша настоящей взрослой отвёрткой отвинчивал уже ненужные колёса своего велосипеда. Папа сказал, что пора!» или вот: «…жёлтый горбатый автобус высадил их на одиноко стоящей в поле остановке». Логики в записях не было, они лились подряд полноводной бурной рекой, нигде не прерываясь:
«…белая несмелая нелепая,
вольная невольная ведомая,
голая негордая горящая,
лепости нелепо говорящая,
выводы несмело выводящая»
и всё в таком роде, в чём разобраться могла только она: «…он сидел, она стояла, и только время шло…» 

Что с этим всем делать, Лёле было непонятно. Школа закончилась, сочинения больше писать не надо, а надо поступать в институт. В какой? С выбором никто ей не мешал и ничего не советовал, зато каково же было удивление всех, когда она поступила в Губкинский Университет… на кафедру физического воспитания и спорта, отделение оздоровительной гимнастики…
Ну, что тут скажешь?

На резонный вопрос «почему?», Лёля отвечала: «Нескучный сад рядом!» Ну кто бы стал выбирать вуз по местоположению да ещё самый что ни на есть технический, чтобы в итоге заниматься физкультурой?
Лёля!

Она любила физкультуру – по ней, единственной, всегда были пятёрки. Берёзку сделать – пожалуйста! Через козла прыгнуть – тоже легко! Она даже добегалась до II юношеского разряда по беговым лыжам! А новомодная аэробика определённо вызывала у Лёли интерес: ну чем не оздоровительная гимнастика!   

А ещё любила она Нескучный сад, где проводила много времени, наблюдая за людьми, за погодой, за теплоходами, туда-сюда плывущими по Москве-реке, и всё записывала и записывала в свои блокноты.

Литературные вузы она даже не рассматривала – с тройками по русскому и литературе туда дорога заказана, думала она.
А хотелось! Была у нее тяга – основательная, нарастающая, переполняющая: любила Лёля писать.

Участвуя в тренировках, соревнованиях и разного рода спортивных мероприятиях, Лёля заполняла себя учёбой и активностью, и ей казалось, что всё правильно и идёт как надо, а если возникала необходимость включиться в общественную жизнь творческим проявлением, то стенгазеты и прочие праздничные словосплетения получались у неё легко и весело!

Своё 20-летие, которое пришлось на летнюю сессию 3 курса, Лёля запомнила навсегда, потому что после этого она бросила и экзамены, и институт!
Сам день рождения она встретила с друзьями, гуляя после пар в любимом Нескучном саду. А вот через неделю, когда праздновали в семейном кругу, с близкими друзьями родителей, всё переменилось…

Лёля была в красивом бирюзовом платье, с чёрным пояском на талии, очень идущем ее каштановым волосам и огромным карим глазам. На ногах – бирюзовые лодочки, изящные и миниатюрные, как у Золушки, хотя спортивные Лёлины ноги маленькими не назовёшь. Но дело не в этом!

А в том, что взрослые, особенно родительские тосты, были о том, какая Лёля была маленькая, и сколько всего интересного с ней происходило, и как это всё теперь весело вспоминать… 

Маму Лёля не слушала, прекрасно зная, что скажет. Вот только на словах «овчарка первого секретаря союза писателей СССР Маркина» она вдруг остановила маму и попросила повторить.

Мама с удовольствием начала свой рассказ заново:
– Зимой 74 года мы как всегда поехали за город, кататься на лыжах. Среди прочих тем для обсуждения у наших друзей возник вопрос: куда бы деть на две недели овчарку знакомых, которые уезжали в командировку за границу. В ответ стояла тишина. И я отозвалась. А что? Если надо, то я всегда пожалуйста! Одумалась я, конечно, значительно позже, когда овчарка стояла в коридоре квартиры, никому не давая пройти – муж на Кавказе катается на горных лыжах, дома только я, восьмилетний сын и почти двухлетняя Лёля! Собак в доме мы не держали, только в детстве, в деревне, я помню, играла с местными собаками, и думала, что справлюсь… Найда, так звали овчарку, была огромная, черно-коричневая и невероятно добрая, как мне, перебивая друг друга, рассказывали её хозяева: «Никого в жизни и лапой не тронула, не волнуйтесь». Я и не волновалась, пока она не тяпнула за живот сына, а через пару дней, в совершеннейшей тишине, я случайно, заходя в комнату, не увидела, что она уже практически целиком захватила в свою пасть маленькую, с редкими волосёнками, Лёлину голову…То ли от моего крика, то ли от того, что голова была слишком для Найды большая, овчарка выплюнула Лёлину голову, какое-то время ещё откашливаясь, видимо, волосок в горло попал… Что со мной было!!! А Лёле хоть бы что! Смеётся, бегает вокруг собаки и дёргает её за уши!
– В общем, как я только не поседела за эти две недели, не знаю! Единственно, что меня утешало, что я помогла хорошим и важным людям, потому что хозяином этой овчарки был первый секретарь союза писателей СССР Григорий Маркин!
…

Лёля была потрясена! Внутри, где-то в районе солнечного сплетения что-то шебуршилось, растекалось и требовало выйти наружу. Часто дыша, она побежала в свою комнату и стала судорожно перелистывать свои блокноты, то и дело натыкаясь на интересные фразы, из которых можно написать удивительные рассказы!

«Так вот откуда у меня эта тяга!» – устав от чтения своих блокнотов и почти засыпая в кресле, подумала Лёля, представляя свою голову в пасти писательской овчарки.

Институт Лёля бросила, пошла на курсы по подготовке к поступлению в Литературный институт им. Горького. Подтянула все свои несуразные тройки – о чём когда-то мечтала – и через год поступила!
А физкультура осталась с ней навсегда, помогая в многочисленных путешествиях собирать увлекательные истории для своих новых произведений!