Скудара-50

Первая весна в горах.

Проводив мужчин в дорогу, Пелагея опустилась у иконы Божьей Матери и стала молиться за благополучие путешествующих.

А путешествующие быстро прошли по своей собственной дороге и вышли на колёсный путь.
 
Дорога была трудная, местами размыта ручьями, приходилось помогать коню, вытаскивать телегу из размокшей дороги или поднимать заднюю часть телеги и буквально переносить на руках.

 — С пустой телегой мы справляемся, а вот как мы по этой дороге пройдём с гружёной? — усомнился Николай.

 — Что ты предложишь?— поинтересовался Борис.

 — Что предложу?— выталкивая телегу из очередной ямы, переспросил Николай — А вот что. Мы с тобой добираемся до родственников твоей жены и, оставляем телегу до подходящего времени. А сами пойдём на Урил верхом. Постараемся поймать пару лошадей и тогда уже через Улалу отправимся в Бийск.

Через Улалу дорога намного короче, чем идти вдоль Бии. Раньше было очень опасно. Купеческие обозы старались идти коротким путём, места глухие. Вокруг только горы. Где, с какой скалы, кто на тебя спрыгнет, не ведаешь. Вдоль Бии идти безопасней, там простой народ ходит и, бандиты редко шастают, что с простого мужика взять?

Пелагея говорила, что через Бию на Йогач мост добрый поставили. Сам-то я, дома шестой год, как. В германском плену был пять лет, да война, да дорога домой, вот тебе десять лет, как не бывало. Вижу, как всё в стране переменилось, против того, что было. Если честно сказать, то всё никак не разберусь, что за жизнь в стране идёт. С одной стороны скажем так, развитие идёт, а вот с другой, мне совсем не понятно, зачем народ гробить. Кто же будет это развитие продвигать, коли всех- то изведут?

— Я тоже против раскулачивания, за что и поплатился. Но я хоть понимаю, зачем оно понадобилось, а ведь другим не ясно.

 — А мне вот тоже не ясно, коли понимаешь, так просвети.

 — Да тут с одной стороны всё просто, с другой очень сложно всё.

 — Давай с которой просто! —- они сидели вдвоём на одном коне, следя за дорогой и телегой.

 — Ну, если просто, так тут такое дело. Советы всех крестьян наделили землёй. в расчёте, что те будут приобретать коней и на ней работать. Но не всякий смог разжиться конём, а кто-то не схотел, или не смог, и землю стали отдавать тому, кто и хотел, и мог на ней работать.А те, кто лишился своей земли, шли наниматься к тем, кто у них эту землю приобрёл. И что получилось?

 — Что получилось? — переспросил Николай.

 — А то и получилось, что опять нет равноправия. Опять кто-то богат, а кто-то батрак. И какой выход?
 — Раскулачить? — спросил Николай.

— А это уже другая, сложная сторона —" Коллективизация," называется.Все вместе работают на государство, а не на хозяев. А государство это кто? Государство это мы все! Значит, и работать должны на себя, и всё что заработали, на всех должно делится поровну, согласно вложенных сил! Полное равноправие. Нет хозяев и нет батраков!

 — Ну хорошо. Я не пойму, зачем всё отнимать! Зачем людей за их труд щитать врагами народа и высылать их туда,  не знамо куда.

 — А для того, чтобы крестьяне революцию не подняли. К ним ведь быстро рабочие примкнут и, тогда прощай власть Советов. А так всё забрали, на пустое место сослали, тут тебе не до революций, тут думай, как выжить.

Переходя ручьи и речушки, поднимаясь в горы и спускаясь по каменистой горной дороге, мужчинам пришлось пройти вёрст восемьдесят, пока они добрались до Турочака.

 — Смотри, село какое-то. Мне не ведомы с этого края сёла, я боле с другой стороны хаживал — заявил Николай..

 — Я вот тоже здесь не хаживал, но село знаю. Мы пятнадцать лет назад по Лебедь реке прошли до Турачака, а потом вот сюда, здесь и увидел я свою Куухыс — Лебедь девушку. Ну а в Калтане её просто Аней зовут. У наших народов принято несколько имён детям давать. Одно для людей, другое для светлых духов, третье для тёмных духов, четвёртое для семьи.

 — И чтобы обратиться к ребёнку нужно все четыре имени назвать? — засмеялся Николай.

 — Нет. В семье и у вас дети другие имена носят, чем для других людей. Днём имя говорим для светлых духов, с вечера называем именем для тёмных духов. Тогда дитё здоровым растёт, никто ему не вредит. Всё хорошо.

— Да. Вроде все живём в одном месте, в одной стране, а так всё у всех по своему, по - разному.

 — Ну вот мы и добрались до родителей Ани. Вот их дом — Борис показал на дом из брёвен, он был очень схожь с избой на Уриле.

Переночевав у родственников Бориса, мужчины рано утром верхом на лошадях отправились дальше.

 —  Николай, сколько здесь вёрст до Йогача?

 — Точно не знаю, но не мене сорока. За три часа дойдём.До Урила столь же идти, но там дорога шибко плохая. Пойдём на слиянии Пыжи с Бией. А там вдоль берега и отправимся. Стойбище на берегу Пыжи, вот и будем русла держаться, чтобы не заплутать.

Как и говорил Николай, через три часа они перешли мост через Бию и дали отдых коням. На берегу развели костёр, подогрели отварное мясо на огне, заварили кипяток веточками малины и вприкуску с лепёшками, подкрепились.
 
 Отдохнув, они отправились в путь. День был умеренным, не жарким, но и не пасмурным. Николай вёл Бориса знакомой дорогой, на пути которой много было ручьёв, каменистых троп. Шли по склонам гор, не торопясь, осторожно, доверяя своим лошадям.

К вечеру вышли к стойбищу Акшана, где жил Эркеш с семьёй. Но вместо аила и русской избы, на стойбище были одни головешки.

 — Иш ты, пожар был — отметил Борис.

 — Что же такое здесь произошло? Как такое могло быть? — пытался понять Николай.

 — Зимой видно пожар-то был, смотри, обгорелые столбы в метре из земли торчат — заметил Борис.

 — Хлев для скота один остался —с сожалением произнёс Николай..

На краю бывшего двора, остался только хлев, он был холодным, и в нём не было пола, имел только хорошую крышу. Но от дождя есть где укрыться.

 Пока ещё не стемнело, Николай принялся собирать хворост для костра. Костёр развели прямо в коровнике и, приготовив лежанки из пихтовой лапки, укрывшись потником, войлочным ковриком, который ложится на лошадь под седло, постарались хорошо выспаться.

Утром проснулись рано.

 — Нам нужно попасть в Суучук, чтобы узнать, что здесь произошло и где семья Эркеша. Это вон, то село, что на другом берегу реки. Попасть туда мы сможем только, если поднимемся выше по реке и перейдём на другую сторону. Потом ещё два больших ручья перейдём и спустимся в село. Ручьи сейчас полноводные, как реки, может статься так, что придётся переплывать.

Плохо ещё и то, что ручьи очень быстрые и каменистые, Нужно крепко держаться в седле или, если переплывать, так за коня держаться. Если сорвёшься, не сдобровать. Не выбраться будет. Вода о камни разобьёт.

Как-то, года три назад, приехали мы весной, в марте месяце, шишку-падалицу собирать и, припозднились. Лёд набух, ехать по нему нельзя. Шишку оставили, сами навершны и пошли. Пыжу переходили в верхах.

Подошли к реке, воды много, она так бушует, аж вся ключом кипит. Промыла огромные глыбы и, промеж их, с таким напором прёт, что не устоять будет. А что делать? Ну, я своего Серка и подстегнул вперёд. Он так рванул, что как стрела перелетел по этим булыжинам на другой берег. А вот через ручей пришлось самому в воду лезть.

 Вцепился я руками в седло и, проплыли с ним. Напарник мой на Воронке так же, по моему примеру. Потом костры жгли, да сушились.
. Конь хорошо идёт, устойчиво. Главное, держись коня. Серко, один ручей перемахнул, потом другой, и Воронок тоже не промах, они проверенные, проскочим и в этот раз — заверил Николай.

Они вскипятили воду, перекусили остатками продуктов и, двинулись вверх по реке, точнее по ручью Урил. Поднялись на гору, на ту самую, под которой когда-то Айгуль нашла его отца. В логу Николай обнаружил табун. Увидев всадников, табун тут же кинулся в густой лес.

Последним из кустов выбежал первогодний жеребёнок. Поднимаясь по крутой горе вверх, он со всех сил старался догнать свой табун, Николай пустился за ним вслед и быстро его догнал. Спрыгнув с коня и, оказавшись рядом с жеребёнком, Николай обхватил его за шею и, повалив на землю, всем телом прижав к земле. Быстро достав из – за пояса кожаный ремень, обмотал жеребёнку шею.

Сделав ошейник для жеребёнка, он связал ему ноги и перекинул через спину коня, перед седлом. Быстро вскочив в седло, одной рукой держал повод, другой жеребёнка за ремень на шее.

 — Николай, куда мы с жеребёнком? Вот коня бы, другое дело, а что мы с этим будем делать? Замучаем его в дороге. Он у нас погибнет, отпусти его, не бери грех на душу.

 — Он здесь быстрее погибнет. Он слабый, а это хорошая добыча для волка или медведя. Ничего, я его на руках пронесу по ручью. Это жеребушка,  она очень слабенькая.

 Может без матери рано осталась, может недоносок. Кобыла могла сорваться, когда  хищник гнал. Она и разрешилась раньше времени. Кто его знает, что случилось. А у нас она быстро выправится. Мы её на ноги поставим! — уверенно сказал Николай.

Они ещё немного поднялись вверх, нашли удобное место для перехода и отправили коней в пучину бушующих вод.  Бывалые кони не дрогнув врезались в кипящий поток, огромные волны обдав всадников сильными брызгами, быстро остались позади, кони стремглав выскочили на берег.

 Спускаться с коней не пришлось, они лихо перешли ручьи и так же благополучно поднялись на гору, под которой находилось село Суучук.

Когда стали спускаться, в селе дружно залаяли собаки.

 — Ага, чужих в селе нет, иначе бы собаки не смолкая лаяли — подумал Николай, осторожно спускаясь с горы.

Зимой он пролетал мимо села и не обращал на него внимания, а село за шестнадцать лет сильно изменилось. Рядом с алтайскими аилами в каждом дворе стояли шестигранные бревенчатые избы. Судя потому, что над избами стояли кирпичные печные трубы, в избах есть печи. Над одной из изб развивалось красное знамя.

Раньше заборов не было, отгораживали только скот, а сейчас у дворов заборы и собаки на привязи. Но были и свободно бегающие собаки, они тут же кинулись навстречу чужим людям, поднимая бойкий лай. Николай бросил взгляд на берег, там где-то раньше был аил Эркеша. Но понять где –что, было невозможно. Подойдя ближе, он увидел паренька, идущего от реки.

 — Доброго тебе утра, мил человек, а скажи мне, где аил Эркеша? — обратился он к мальчику. Тот тут же развернулся лицом ко двору и сказал. Почти на чисто русском языке
 — Вот он. Только Эркеш теперь живёт в другом мире, а здесь его сын,
Йгыт с женой.
 — Хорошо. Спасибо тебе — поблагодарил Николай мальчика и поспешил к нужному аилу.

Во дворе были знакомые Николаю собаки, он присвистнул так, как делал Эркеш, они стихли и улеглись на свои прежние места. Николай поставил коня у коновязи и вошёл во двор. Вся семья находилась в аиле, услышав их голоса, Николай постучал в дверь. В помещении тут же всё стихло и, дверь отварилась. В дверях стоял молодой алтаец.

— Дядя Миколай? Заходите.Заходите. — посторонился Йгыт, приглашая гостей.

 — Йгыт, позволь мне жеребёнка на отдых в ваш хлев поставить, устал он.

 — Можно, можно. Ставьте — закивал головой молодой человек.

 После того, как кони были поставлены, а жеребушка отпущена в хлев, Николай с Борисом вошли в аил Эркеша.

Жена Йгыта накрыла на стол, приготовила таз и кувшин с водой, для омовения рук, и полотенце. Борис сразу вымыл руки и сел на пол, тоже самой\сделал и Николай.
.
 — Йгыт, скажи, что случилось, почему от стойбища твоего прадеда остались только головешки?

 — Это давно стало. К отцу из села каждую зиму собираться стали. Нынче зимой все опять собрались, а тут и налетели чужие. Все военные. Они всех мужиков повязали, на сани погрузили и увезли в Улалу. А потом через много дней, ночью, кто-то поджёг аил вместе с матерью и сёстрами. Теперь они в другом мире. А отцу и ещё многим, даже самым главным, суд был. Кто смог, ушёл в Монголию, а им расстрел присудили.

 —А за что? За что расстрел? — удивился Николай.

 — Мечта была у отца, чтобы все народы Саян объединились. Чтобы у всех одинаковая школа была, байрам. Ну праздник по - вашему. Наш праздник. Праздник всех народов Саян. Мы же в одной стране живём, должны быть вместе. У многих тоже такая мечта была. Разве это плохо, когда все вместе?

Вот кто-то про эту мечту властям рассказал. Когда был суд, то там сказали, что они будто замыслили создать свою республику Саяны и, отказаться от России.
 
  — Понятно. Йгыт, ты приглядывай за табуном. Там уж их совсем мало осталось, коней-то. Хорошо бы сена накосить на зиму и так стогами за Пыжой, в горах оставить. Они приходить будут. Ну а кто сено готовить им будет, так потом жеребцами рассчитаемся. Ну, если деньги понадобятся, то коней продавать станем и деньгами рассчитаемся. Главное, чтобы табун никуда отсюда не ушёл.

 — Понял, дядя Миколай, понял. Как трава зацветёт, так и реки спадут и, косить станем. Стога будут, дядя Миколай, будут!

Утром отправились в Турочак, к ночи были у родственников Бориса.

 — Борис, в Бийске мы задерживаться не будем, коня продавать, тоже не станем. Решил я к ночи в Новоеловку попасть. Наберём семян дома, навьючим одного коня картошкой, да овсом, на другом сами до Турачака доберёмся.
Переложим всю поклажу на телегу, заберём жеребушку и назад к себе поедем.

 — Давай испытаем счастье, глядишь и, всё получится, как ты решил — поддержал его Борис.

Аграфена усыпила девочек и собралась сама лечь спать, в это время скрипнули ворота, во дворе всполошись собаки, но быстро успокоились. Послышались голоса, шаги, открылась дверь и, в дом вошёл Николай с незнакомым человеком.

 — Миколушка, сынок — она кинулась к Николаю.

 — Здравствуй мама Феня. А я вот с приятелем, его Борисом зовут — обнимая мать, сказал Николай.

 — Сынок, вы проходите, проходите, я сейчас на стол соберу —  схватив ухват, она достала горшочек с кашей, поставила на стол миску квашеной капусты, приправила постным маслом.

 —Мама Феня, как вы тут? Как дети, спят? Вот жаль, надо было бы пораньше. Боялся, вдруг, кто увидит, да донесёт.

—  Спят уже. Максим Максимыч в ночную ходит кажну ночь. Я тут одна ночью-то. А как Пелагея? Кто народился –то?

Мужчины сели на лавки, возле стола. Аграфена перед каждым поставила миску с кашей, налила квасу в кружки и поставила возле мисок.


 — Двойня у нас родилась, мальчики, три дня всего и пожили, царствие им небесное.

 —Трёх дён сердешным ангелам Господним. Царство небесно ангелам. Ах ты , беда-то кака. А Пелагея как? Эт чё ж тако а? Как двоешечки, да ещё и мальчики, так беда с ними? Прости Господи, за все грехи наши, прости Ты нас всех — она перекрестилась, обернувшись на образа.

 — Мама Феня, помощь нам нужна. Помоги семенами разжиться, можешь дать нам, картошки да овса очень надо, ну и так чего по мелочи, что для посадок в огороде нужно.
 — Сынок, ты почё говоришь так, " разжиться", здесь всё твоё. Землю у нас забрали, семенная крупа, да зерно, нашто мне таперь? Бери, сынок, всё бери.

 Так, а ты ковда обратно?

 — Завтра бы утром надо, а то вдруг кто-то дознается про нас, тогда и вам не сдобровать.

 —  Сынок, так забирай всё, что надо, а чего мне понадобится, так я поспрашиваю промеж своих и насбираю для огороду-то, всё чё надо. Не переживай.
Сынок, ты б к батеньки сходил, плох он. Маменька сказывала, что тебя ждёт. Не помру, говорит, пока Миколу не увижу.

 — Схожу, мама Феня, обязательно схожу, вот только соберём поклажу, да и схожу — пообещал Николай.

Всю ночь до утра Аграфена с Николаем, да с помощью Бориса, готовили кули с семенами, да хорошо их увязывали, чтобы в дороге не растрепались и не рассыпались. 

Посмотрела Аграфена на приготовленную поклажу, это
 три куля, по шесть вёдер, семенного картофеля. А ещё, мешок овса, мешок проса, мешок гречки, мешок ячменя, мешок ржи, мешок чеснока, половина мешка пшеницы, с ведро гороха, бобов, лука семейного, половина ведра семян тыквы, и далее семена всех овощных культур по котомкам.

Смотрит, а Николай с огорода несёт огромные корни старого хрена.
 — И куды ж таку страсть вьючно то? — подумала она и обратилась к Николаю.

 — Сынок, коли есть у вас телега, так вы ещё раз сюда наведайтесь, всё ведь враз- то не взять, конь не выдержит. Да кака скотина тако выдержит, верблюд ежли?

Вот бери двух коней и один приходи. Одного кулями навьючишь, другого сумками, да сам сядешь, всё быстро и довезёшь до места. Придёшь ночью, да денёк побудешь, дети - то уж забыли вас совсем. Ванюшка Акулину мамкой звать стал.
 — За лето дом поставлю, всех заберу, подождать только надо.

— За лето говоришь, а потом детишек морозить в дороге? Нет, сынок. Вот за зиму обживётесь, а потом и летом сюда, за ребятами.

 —  А ты? Ты то, чё, не поедешь что ли?

 — Да чёли я знаю наперёд, как оно будет. Живы-здоровы будем, увидим. Максиму Максимычу одному-то тоже нелегко здесь будет, а с нами он не поедет. Здесь у него кров, работа. Здесь его почитают.

 —  Пойду я, мама Феня, к бабоньке с батенькой, повидаюсь, да в дорогу будем отправляться.

Николай, быстро проскочил по дорожке до дома бабы с дедом. Он увидел, что в их окошке горит свет и подумал.

 — Не спят. Уже встали. Вот и хорошо, будить не придётся —  и поспешил в дом родителей отца.

Анастасия Михайловна, обмывала, ещё живое, но уже немощное тело своего супруга. Николай несколько секунд стоял в замешательстве, потом поприветствовал бабушку.
 — Здравствуй бабонька

 — Здравствуй сынок, проходи, поздоровкайся с батей, он шибко тебя ждал. Догадаться ли, чё ты это? В памроках уж. Приказал живого обмыть, чтобы мне легче было. Сказывал, мол, помру, отяжелею. Кожилиться не велел, живого ещё, велел и помыть, и обрядить — обтирая влажным полотенцем исхудавшее старческое тело Петра Леоновича, рассказывала бабонька.

 — Бабонька, давай, я помогу, рубаху одену, исподнее — предложил Николай. Пётр Леонович услышал голос внука и открыв глаза, повернулся к Николаю.

 — Дождался — прошептал он и попытался подать руку Николаю. Николай увидел, как дрогнула его правая рука и скользнула по краю лавки, он схватил её и сжал в своей ладони.

 — Здравствуй батенька, здравствуй родной мой — слёзы сами покатились из глаз.
 — Пчёл возьми. Хрест возьми — тихо, но ясно сказал Пётр Леонович внуку.

Анастасия встала с лавки, зашла в комнату и вынесла большой серебряный крест. Николай не припомнит, чтобы его когда-нибудь видел.

— Может быть совсем маленьким был да видел и уже забыл — подумал он, глядя на очень большой православный крест- распятие.

 — Мне хрест передал прадед твой, а ему его дед, Фёдор. Передавал и  сказывал. что хрест этот от предка нашего, царского казака Скударныя. Береги его. Он наш родово…— на последнем слове он захрипел и смолк. Ещё тёплая его рука, в руке Николая, замерла и отяжелела.