Вася-Василёк

Поле было огромным, как море – ни конца, ни края. Вася-Василёк бегал босиком по полю, сквозь высокие, по плечо, ячменные колосья, раскинув руки и касаясь ладонями мягких по стеблю и жестких сверху колосков. Утро раннее, кругом роса, и Василек, здороваясь с новым днем, протаптывал тропинку в бескрайнем сухом море, изредка вскидывая голову на чибисов, чирикавшим в ясном небе.

Там, где Вася вбегал на поле, со стороны деревни, росли васильки, нежные сине-голубые, мохнатые по краям. Он и с ними здоровался, и просил разрешения собрать маленький букет на обратном пути. Васильки согласно кивали, чуть наклоняя мохнатые головки, и Вася бежал дальше, громко улюлюкая. Из-за этих-то букетиков бабушка и стала его звать – Вася-Василёк.

В деревню Вася приезжал только на лето. И пока жива была бабушка, родители привозили его и, не побыв и двух дней, уезжали в город. Он не особо расстраивался – с бабушкой: «Во! Как здорово!»

А в эту зиму бабушки не стало… Василёк, как только вспоминал об этом, очень расстраивался, забирался в кресло и грустил. Честно-честно! А через пару секунд в его голове уже крутились всякие: почему? отчего? зачем? И грусть улетучивалась – ведь столько всего надо успеть узнать! И он мчался, сломя голову, открывать мир.

Набегавшись по полю, Василёк возвращался протоптанной в ячмене дорожкой назад и принимался ловить кузнечиков у кромки поля. А они-то шустрые! Поди, поймай! И Вася старался. Его тонкие худые ноги с большими торчащими коленками резво перепрыгивали с места на место, ну, прям как кузнечик. Руки у Васи уже наготове, и как только присматривал себе кузнеца, складывал ладошки домиком и – хвать! Но, не тут-то было! Кузнец-молодец хитёр. Шасть и нету. Вася тут же бежал за другим, третьим, пока вдруг, в ладошках не появлялось шевеления, щекотания и почесывания. Даже не глядя в щелочку меж пальцев на свою добычу, Василёк мчался домой, показать маме, какое чудо он поймал.

– Мама, мама, я поймал его! – вбегая на крыльцо, кричал Василек.
– Да не кричи ты так, ей-богу! Как оглашенный, – сердилась мама.
– А кто такой оглашенный? – от неожиданности, раскрыв ладошки и выпустив кузнечика, спрашивал Вася.
– Да вот такой, как ты – всё носишься, носишься, шумишь, – ворчала мама.   

А была она у Василька строгая и серьёзная, и давным-давно уж позабыла, что когда-то сама была маленькой и носилась за кузнечиками и бабочками с сачком, только косички в разные стороны разлетались.

Теперь мама сидела за круглым столом, обложенная разными пыльными книгами, и что-то писала. Василёк однажды спросил у неё, что она пишет… и мама сказала таинственное слово, которое он даже не смог выговорить – диссертация! Васе казалось, что это какое-то заклинание, и что мама учится волшебству и колдовству, и потому старался не мешать.

В это лето, чтоб не томить Василька в городе, мама взяла большой отпуск и, собрав всё нужное для работы, поехала в деревню. Дом был старый, добротный. В нём стояла печка, большая, белая, и по вечерам, если было прохладно, мама разрешала Васильку помочь ей подкинуть щепок, чтоб развести огонь. Несмотря на то, что на кухне была плита, чайник мама ставила на печь, где очень скоро он начинал гудеть, подпевая огню, и вскоре закипал. Пока пили чай с печеньем, мамина строгость куда-то улетучивалась, Вася переставал егозить и сидел тихо, прихлюпывая горячим чаем.

А в остальное время голубоглазый Василёк, с торчащими в разные стороны соломенными волосами, ни на минуту не успокаивался. Даже во сне: то ногой дёрнет, то быстро-быстро задышит, как будто бежит куда-то.

Деревушка была небольшая, и домов в ней осталось немного, но всё же, ни один не пустовал, в каждом окошке по вечерам горел свет. По центру главной и единственной улицы, рядом с магазином, стоял колодец-журавль. Василёк часто прибегал посмотреть, как деревенские воду из него набирают, и всё сам хотел попробовать, да куда там – не доставал до него: журавль был высокий.

На краю деревни, там, где начинался сосновый бор, жил в маленьком домике дед Игнат. Проходя мимо его дома, бабушка всегда говорила: «Ну что, старичок-лесовичок, кваском угостишь?» И он угощал, а пока пили вкусный холодный хлебный квас, бабушка беседовала с Игнатом о том, о сём, а Вася разглядывал его белую мохнатую бороду и маленькие хитрые глазки. Хоть и жил он один, а был веселым, приветливым. Маленького роста, в подпоясанной рубахе и в валенках, даже летом.
За домом стоял у Игната сарайчик. Да не простой, а волшебный! И назывался по волшебному – плотницкая. Васильку там страшно нравилось: на стенах развешены разные штуковины, железки, деревяшки, из которых Вася только и запомнил, что топор, да молоток. Под потолком висели и сушились травы, вкусно пахнущие. Посерёдке стоял верстак, вокруг которого россыпью лежала свежая стружка. Смолистый запах стружки соединялся с пряной травой и получался настой, который не пьют, а вдыхают. Повсюду, то кучкой, то вразброс лежали чурбачки – из которых Игнат мастерил разные поделки: птичку небесную, собачку хвостатую, грибок какой, плошку для супа или ложку, которой тот суп съесть можно. Может от настоя в плотницкой, а может еще от чего, был Игнат добрый и приветливый с людьми. И если Вася-Василёк не бегал где-нибудь, то обязательно пропадал в дедовой избушке, задавая всякие вопросы.

– Деда Игнат, а ты, когда дерево рубишь, тоже у него разрешение спрашиваешь, как я у васильков? – болтая ногами на сосновом стуле, интересовался Вася.

– А то как же! Ведь если дерево несогласное, то никакой поделки не получится и никакой инструмент не поможет, а ежели дерево по согласию к тебе в руки идет, то и чурбачки гладкие будут и все, что из них задумаешь, с добром получится, – водя рубанком по деревяшке для нового стула, отвечал Игнат.

– А как ты у них спрашиваешь? Дерево ж большое, оно тебе кивнуть или махнуть не может, – не унимался Василек.

– Ну почему ж не может. У сосны вона какие ветки замысловатые, да шишки пухлые. Вот я подойду к дереву, поглажу по стволу, пошепчу слова разные, сосна мне лапой колючей махнет, да шишку в ответ кинет. Значит – добро! можно рубить, – объяснял дед.

– А как ты придумываешь, что из них делать будешь? – продолжил Вася.

– А это от чурбачка зависит. Если какой сучковатый, то из него плошки, подставки, доски для кухни получатся, потому как разводы от сучков красивые, на янтарь похожие – расплываются разными тонами, где потемнее, где посветлее, и глаз радуется. А если чурбачок ровный, тут что хошь задумывай – хоть гребенку для волос, хоть горшочек, хоть медведя мохнатого – всё получится.

– Деда, а что такое янтарь? – удивился мальчуган.

– А это, Васёк, смолка такая, в красивые камушки превратившаяся – у моря его много! Вот будешь когда у моря, пойдешь по берегу гулять и обязательно его там найдешь! А бывает он разный – и прозрачный, и матовый, и как пена морская, и в крапинку. Природа она такая – столько всего напридумывает, только успевай за ней!

– Это точно, – подхватывал Василёк, вспоминая, о стрекозе с радужными крылышками…

– Ну, ладно, Васёк, заболтались мы с тобой, тебя, поди, мать уже заждалась.

– Деда, а почему родители такие сердитые? – вспомнив про маму, спросил Василёк.

– А это потому, что забот у них много, дел всяких, – попытался объяснить Игнат.

– А ты почему не такой? – не успокаивался Вася.

– Ну, почему ж не такой! Был и я таким, но, как один остался, так и понял, что за зря протратил время на сердитость и серьёзность. Теперь, я просто рад каждому дню! – тихо сказал дед Игнат.

– Деда, и я рад! Каждому дню рад! – вскочив со стула, вскрикнул Васёк.

– Ну, так, беги к мамке и порадуй её – день-то сегодня какой волшебный!          

– Это почему ж волшебный? – спросил Василёк.

– Да потому, что мы с тобой в нём живём!

Вася уже мчался домой, прощаясь на ходу с Игнатом.

– Мам, а мам? – тихо подходя к столу, где работала мама, позвал Василёк.

– Ну, что тебе? – сердито отозвалась мама.

– Пойдём со мной, интересное покажу! – прошептал Васёк.

Вася взял маму за руку и повёл к ячменному полю по своей заветной тропинке. Мама, поначалу, шла хмурая, всё в ноги смотрела, пытаясь скрыть раздражение, от того, что её оторвали от работы. Но увидела, как Василёк вприпрыжку скачет, да по сторонам головой вертит и всё кричит:

– Мам, смотри, какой жук пролетел огромный зеленый. Ой, а там, вон там, – указывая пальцем на маленькую березу, кричал он, – смотри, какая бабочка на листок села – вся шоколадная!

И мама, влекомая рукой своего неугомонного сына, смотрела и туда, и сюда, и хмурое лицо сдалось, уступая место улыбке и весёлым морщинкам в уголках глаз.

Она вдохнула полной грудью и остановилась, ухватясь за ствол берёзы – от свежего воздуха и вкусного запаха земли, травы и ветра, у неё аж голову закружило.

– Мам, иди сюда, смотри, – шёпотом сказал Василёк.

Мама подошла к сыну и, сквозь раздвинутую руками траву, увидела маленькое гнездо с двумя крохотными птенцами и одним, ещё не вылупившемся, яйцом. Она замерла от неожиданности и смотрела, не отрывая глаз от простого и, в то же время, невероятного чуда!

– Айда за мной! – звонко прокричал Вася-Василёк, и нырнул в огромное ячменное море.

Мама постояла, с минуту раздумывая, скинула с себя босоножки и помчалась босиком за Васильком, широко раскинув руки, касаясь ладонями жёстких колосков и подмигивая чибисам, чирикавшим в ярком голубом небе волшебного дня!