Кицунэ на закате дня
Кричит во всё горло мерзкий лаем: ветер в густой шерсти своей благодарит. Он отбирает запах её у озлобленной своры, позволяя больше веселиться, чувствовать себя сильной и свободной. Лезть бочком, красться по-лисьи? Кружиться, путать след и жить как мышка? Не для неё — ей бы порезвиться, как сейчас, чтобы чувствовать как хвост вот-вот на ужин раскрытой пасти сгодится.
Но вот к ручью она приближается, в ключ холодный, спрыгнув, приземляется и сразу между камнями скрывается. Недовольный рык позади разлетается, а лисица тишком к лесной роще, что деревню окружает, по воде пробирается.
У дуба на берегу встряхивается, мех распушив от хлада, от лап к телу поднимающегося. Взгляд наверх — вот и скала, за скалою — глубокая нора. В неё лиса устремляется, подземным ходом, бегом коротким до второй норы, а потом и до третьей. Через последнюю пролезает под воротами двора. Через сад, на настил деревянный, и в раскрытые сёдзи. На татами — уже становится любимая жена.
Горящие рыжие глаза, пшеничные волосы. Тяжело дышит она. Юкату льняную сбрасывает с плеча, к мужу на футон падает, своим весом будя. Холодные ноги обвивает о его нагретые одеялом бока.
Тот вздрагивает, взглядом встречается:
— Уже вернулась? Обежала все поля?
— Догадался. Заскучала я днём, сиднем тут сидя.
В ответ возводят к небу глаза. В подсвечнике трепещет огонь, пляшет от Ки-цунэ* тень маленькой лисицы с одним хвостом. Муж на зверька тёмного поглядывает, к жене голову поворачивает и на талии её узкой руки удобно укладывает.
С улицы доносится шавок деревенских лай.
— За тобой?
— Нет, гоняются уже за другой.
— Берегись, смотри — не попадись.
— Всегда к тебе возвращаюсь я.
— Хитра ты, да молода. Морок накладывать на тень не умеешь пока.
— Спи уже, — обиженно фырчит она.
Муж улыбается:
— Сплю. Сплю, Кицу-нэ* моя.
Ки-цунэ — «всегда приходящая».
Кицу-нэ — «пойдём и поспим».
Свидетельство о публикации №222072200889