Грань веков

Литература:
Н.Эйдельман. Грань веков.

Как мир и Россия перешли грань XVIII и XIX веков?

Из книги Н.Эйдельмана "Грань веков":

"В 1780-х и 1790-х годах книги и газеты напоминают о приближении нового столетия. Самое известное прощание с XVIII в. принадлежит Радищеву:

Нет, ты не будешь забвенно,
столетье безумно и мудро…

Другой поэт предсказывал России:

Се гениев твоих столетье.
   
Впрочем, такого фетиша времени, какой явился потом («новый год», «новый век»), в ту пору еще не было.

В полночь с 31 декабря на 1 января чаще всего мирно почивали; чиновникам, отдыхавшим с 24 декабря по 7 января, император Павел оставил начало рождественских праздников, 24 – 20 декабря (когда и провожали уходящий год), а далее – только воскресные и «табельные» дни: особо торжественной встречи нового столетия ни в 1800-м, ни в 1801-м не происходило (в отличие от 1901-го и – угадываем – 2001-го!). Объясняется, на наш взгляд, это прежде всего тем, что в то время не придавали значения «мелким делениям» – минуте, секунде: у большинства жителей, ложившихся с темнотой, поднимавшихся с рассветом, ни степных, ни каких других часов не было и в помине. В тех же домах, что жили по часам, знали только свое время: в самом деле, как сверить, согласовать стрелки, маятник в столице, на Волге, в Сибири, на Камчатке – не по радио же?.. Одновременность была в ту пору растянутой; то, что происходило сей час на другом краю планеты, плохо воспринималось как синхронное, и, скажем, накануне рождения Пушкина «Московские ведомости» от 25 мая 1799 г. печатали столичные известия от 19 мая, из Италии – апрельские, из Нового Йорка – мартовские, о предполагаемых же совместных действиях Буонапарте с Типу-султаном сообщалось еще в течение многих недель после гибели знаменитого индийского правителя в сражении с англичанами.

К тому же за сто без малого лет еще не везде привыкли считать века от рождества Христова, а не от сотворения мира, год же начинать от Василия Великого (1 января), а не от Семенова дня (1 сентября); вдобавок, законодательница всех мод Франция недавно ввела революционный календарь и объявила началом первого века Свободы 22 сентября 1792 г.
В Англии Новый год долгое время встречали 25 марта и только в 1752 году парламент принял решение перенести его на 1 января.

В общем, 200 лет назад Россию не очень занимало, в каком столетии она находится…"

Многое в ту эпоху удивительно для нас...

"Суворов 5 мая 1799 г. захватил в Италии очередную крепость, французскому же гарнизону дал «свободный выход», с тем чтобы 6 месяцев с русскими не воевать.

Одним из благороднейших дел своего века Денис Иванович Фонвизин находит поступок Никиты Ивановича Панина, который из девяти тысяч душ, ему пожалованных, подарил четыре тысячи троим своим секретарям.

Известие об эпидемии, пожирающей наполеоновскую армию на Востоке, заканчивалось надеждой: «…и скоро их всех ч… поберет». Черт – слово совершенно нецензурное.

Среди нововведений второй половины XVIII в. – прежде неведомые в российских домах самовары, первые на российских полях подсолнухи и «земляные яблоки» – картофель.

В обычае поздравлять главу враждебного государства, если он спасся от смерти. Так, Георг II Английский в разгар войны с Францией передает Людовику XV сочувственные, дружеские слова по поводу покушения на его жизнь; однако к концу столетия, по мнению русского посла в Англии С. Р. Воронцова, происходит упадок этикета: Бонапарт и Павел I не посылают поздравлений своему врагу Георгу III Английскому (тоже спасшемуся от убийцы), зато Георг III не поздравляет Павла с рождением внучки.

Этим же днем датировано сообщение из Лиона, где будто бы "заставляют писателей, как при римском императоре Калигуле, вылизывать языком те места их сочинений, которые заслуживают осуждения".

Впрочем, обстоятельства российских литераторов, кажется, не намного легче: на престоле грозный Павел...

Зато бурлит и не скрывается Москва покупающая и продающая, веселая и несчастная, стыдная и повседневная:

"Продается лучшего поведения видный 15-летний лакей, в коем теперь меры 2 аршина и с лишком 6 вершков, да кучеров двое и разного звания люди".

"На Ильинке в приходе Николы Большого Креста, против колокольни, в греческом погребе под № 4 и под знаком оленя продаются вновь привезенные разных сортов вина ведрами: французское белое по 7 рублей, португальское белое мушкатель и шпанское красное - по 6 рублей, уксус цареградский, сыр нежинский по 4 рубля бочонок".

В этот день, 26 мая, в Москве, на Немецкой улице, во дворе коллежского регистратора Ивана Васильевича Скворцова, у жильца его майора Сергия Львовича Пушкина родился сын Александр...

Петербургский обер-полицмейстер Татищев предлагает безвинно пострадавшим выжигать перед незаслуженным клеймом "вор" частицу "не": "Не - вор".

11 декабря 1796 г. в Иркутске начались соборный благовест и пушечная пальба в честь нового императора: рано утром примчался правительственный курьер (начиная с Павла, он будет именоваться фельдъегерем), который всего за 34 дня преодолел расстояние в 6 тыс. верст от столицы на Неве до губернского города на Ангаре. Больше месяца Иркутск жил под властью умершей Екатерины II. Камчатка же присягнет только в начале 1797-го.

Сохранилось расписание 1801 г., относящееся к приезду Александра I из Петербурга в Москву на коронацию (сходный порядок был и при коронованиях XVIII в.): в первый день кортеж проходил 184,5 версты (ночуют в Новгороде), во второй – 153 версты (ночуют «в Валдаях»), на третий – всего 92 версты (сон в Вышнем Волочке), на четвертый, отдохнув, – 134 версты до Твери; на пятые сутки экипажи пройдут 113 верст до Пешек, на шестые – всего 50 до загородного Петровского дворца, и оттуда, только на седьмой день, «имеет быть торжественный въезд в столичный город Москву».

Огромная страна под властью свирепейших морозов. В северном полушарии за последние три-четыре века самое лютое время – XVIII столетие: в феврале 1799 г. в Петербурге в среднем «29 с половиной по Реомюру», т. е. 37° по Цельсию.

На огромных пространствах империи за год до смерти Екатерины II проживает 18,7 млн. душ мужского пола, общее же число подданных приблизительно устанавливалось удвоением: 37,4 – около 40 млн. россиян, из которых; треть в Нечерноземном центре, много – в западных и юго-западных губерниях, но, чем дальше на юг, а особенно на восток, тем глуше, просторнее… На всю Сибирь, сложив души двух гигантских генерал-губернаторств (Тобольского и Иркутского), удвоив, прибавив кочевые кибитки коренных, местных обитателей, едва набирался миллион.
Всего шесть душ из каждой сотни – городские жители, а 94 из 100 – селяне. Как мелкие островки, скалы, камни – деревни по 100 – 200 душ, и 62 из каждой сотни – крепостные".

Четыре года как российским императором является Павел I.
"Чего желал нервный, экзальтированный, достаточно просвещенный 42-летний «российский Гамлет», вступив на престол после многолетних унижений и страхов, при известном взгляде на просвещение и значение царской власти, при таких событиях в Европе?
Идея рыцарства – в основном западного, средневекового (и оттого претензия не только на российское – на вселенское звучание «нового слова»), рыцарства с его исторической репутацией благородства, бескорыстного служения, храбрости, будто бы присущей только этому феодальному сословию.
Рыцарство против якобинства (и против «екатерининской лжи»!), т. е. облагороженное неравенство против «злого равенства».
Через полвека будет сказано: «Павел I явил собой отвратительное и смехотворное зрелище коронованного Дон-Кихота».
История с мальтийскими рыцарями началась давно! «Читал я, – записывает Порошин 28 февраля 1765 г., – его высочеству Вертотову историю об Ордене мальтийских кавалеров. Изволил он потом забавляться и, привязав к кавалерии свой флаг адмиральский, представлять себя кавалером Мальтийским». И - стал Великим магистром ордена после изгнания с Мальты сил Наполеона... Даже на гербе России появилось изображение Мальтийского рыцарского креста за щитом с Георгием Победоносцем...
Привитие рыцарских принципов вылилось в знаменитое "Полк! Шагом марш в Сибирь!" и вояж императора за полком, пока не передумал...

«До меня доходит, – говорит Павел, – что господа офицеры гвардии ропщут и жалуются, что их морожу на вахтпарадах. Вы сами видите, в каком жалком положении служба в гвардии, никто ничего не знает, каждому надобно не только толковать, показывать, но даже водить за руки, чтоб делали свое дело».

На эту тему современники, конечно, особенно веселились. У гвардейского поэта Марина царь «явил в маневрах и прославил величество и власть…», и далее:

Я все на пользу вашу строю –
Казню кого или покою…

Офицер-измайловец Копьев пародийно удлиняет косу, доводит до абсурда другие детали павловской формы и за то попадает в тюрьму.

По Петербургу ходила знаменитая эпиграмма:
Се памятник двух царств,
Обоим им приличный,
На мраморном низу
Воздвигнут верх кирпичный.
(По проекту Ринальди Исаакиевский Собор должен был быть целиком из мрамора.Павел I приказал забрать заготовленный мрамор, и из него построить Михайловский замок. В результате верх Исаакия достраивали кирпичом). Предполагаемого автора - капитана-лейтенанта Акимова арестовали, лишили чинов и сослали в Сибирь. Однако кругом уже пересказывали на свой лад:
Сей храм покажет нам,
Кто лаской, кто бичом,
Он начат мрамором,
Окончен кирпичом.

«Невольно удивляешься, — отзывается мемуарист, — огромному числу указов, узаконений, распоряжений в короткое царствование Павла.; Граф Блудов рассказывал со слов очевидца о князе Без-бородке, что, получив от Павла в одно утро три противоречивых указания по тому же предмету, он сказал: «Бедная Россия! Впрочем, ее станет еще на 60 лет!» (N.B. Да на 225!)
К 1800 году издаются такие распоряжения: «Запрещение танцевать вальс»; «Запрещение иметь тупей, на лоб опущенный»; «Запрещение дамам носить через плечо разноцветные ленты наподобие кавалерских»; «Запрещение всем носить широкие большие букли»; «Чтобы никто не имел бакенбард»; «Запрещение немецких кафтанов и сюртуков с разноцветными воротниками и обшлагами; но чтоб они были одного цвета»; «Чтоб кучера и форейторы, ехавши, не кричали»...
«Император был беспощаден, если узнавал о злоупотреблениях власти. Боялись брать взятки. Судебная волокита стала легче. Грабеж населения чиновниками ослабел. Но столичные жители, особенно те, кто был причастен двору и гвардии, жили в непрестанном страхе строгого взыскания. Страна принадлежала ему, императору. Наделенный высшей властью опекать Россию, он, как отец, устанавливал порядок, мораль и быт. Никто не смел одеваться по своему вкусу, принимать гостей позднее известного часа; на улицах по ночам стояли пикеты полицейских, которые проверяли виды на жительство; город был, как в осаде; цензура была дикая».

В 1800 году в Петербурге произошла первая политическая демонстрация... Поводом стала смерть А.В.Суворова. О смерти Суворова даже не сообщили, гвардия не была назначена участвовать в похоронах, а хоронить было приказано с фельдмаршальскими почестями, т. е. рангом ниже.
В Петербурге была намечена торжественная встреча героя, но герой итальянского и швейцарского походов против сил Франции превратился вновь в нелюбимого Павлом после начавшегося сближения с захватившим власть в Париже Наполеоном.
Суворов приехал в Петербург совсем больным.
Пётр Багратион так вспоминал о своей встрече с Суворовым в Петербурге: «Я застал Александра Васильевича в постели; он был очень слаб; впадал в обморок; терли ему виски спиртом и давали нюхать. Пришедши в память, он взглянул на меня; но в гениальных глазах его уже не блестел прежний огонь. Долго смотрел он, как будто стараясь узнать меня; потом сказал — „А! это ты, Петр; здравствуй!“ — и замолчал». О его кончине поэт Гавриил Державин писал: "Он с тою же твердостью встретил смерть, как и много раз встречал в сражениях. Кажется, под оружием она его коснуться не смела. Нашла время, когда он уже столь изнемог, что потерял все силы, не говорил и не глядел несколько часов. Что делать? Хищнице никто противостоять не может".
...Нет теперь мужа в свете столь славна:
Полно петь песню военну, снигирь!
Бранна музыка днесь не забавна,
Слышен отвсюду томный вой лир;
Львиного сердца, крыльев орлиных
Нет уже с нами! — что воевать? ("Снигирь")
Вроде бы последними словами генералиссимуса была фраза, адресованная посланнику Павла Петровича, «Я готовлюсь отдать отчёт Богу, а о государе я теперь и думать не хочу…».
24 мая 1800 года, в 9 часов утра на Крюковом канале из петербургского дома обер-прокурора Святейшего синода, графа Дмитрия Хвостова, был вынесен гроб. Согласно некоторым свидетельствам, он никак не мог пройти через узкие двери. И тогда были произнесены слова, вошедшие в легенду: «Суворов везде пройдёт!» После этого гренадеры спустили гроб на улицу с балкона. Согласно версии царь случайно попался на пути движения процессии. «При проносе гроба государь изволил снять с головы своей шляпу... У его величества из глаз слёзы падали каплями. Пропустив процессию, государь тихо возвратился во дворец и целый день был невесел, и всю ночь не почивал, требуя к себе часто своего камердинера, который сказывал, что государь часто повторял слово: „Жаль!“»
 Николай Греч: «Мы не могли добраться до его дома. Все улицы были загромождены экипажами и народом. Не правительство, а Россия оплакивала Суворова... За гробом шли три жалких гарнизонных батальона. Зато народ всех сословий наполнял все улицы, по которым везли его тело, и воздавал честь великому гению России...»
Александр Шишков:«Погребение Суворова, несмотря на желание императора похоронить его просто (из гвардейских частей в процессии участвовала только конная гвардия), было по великому стечению народа превеликолепное! Все улицы, по которым его везли, усеяны были народом. Все балконы и даже крыши домов заполнены печальными и плачущими зрителями».

Н.Эйдельман:«Грозные похороны Суворова были, таким образом, симптомом приближающихся событий 1801 года... Если бы в России 1800 г. существовало последовательное, развивающееся освободительное движение, то подобные похороны полководца вошли бы в предание, в традицию, «сагу» этой борьбы (как будет, например, с громкими, «преддекабристскими» похоронами Чернова в 1825 г., с общественным сочувствием опальному Ермолову)».

"21 ноября 1800 года в Париж к Наполеону отправляется специальный дипломатический представитель императора Спренгпортен.

13 декабря. Римскому папе предлагается переселиться в Россию.

15 декабря. Запрет всякого экспорта в Англию.

18 декабря. Фактический разрыв с эмигрантским французским двором, находящимся в России: Людовика XVIII высылают из страны и лишают ежегодной пенсии размером в 200 тысяч рублей.

18 (29) декабря. Первое прямое послание Павла к Наполеону: "Я не говорю и не хочу спорить ни о правах, ни о принципах различных образов правления, принятых каждой страной... Я готов Вас выслушать и говорить с вами".

При дворе Наполеона сразу же оценят ситуацию: "Раздел мира между Дон-Кихотом и Цезарем".

21 (10) декабря (до получения письма от Павла). Первое письмо Бонапарта русскому царю. Идея союза двух стран, "при котором оружие выпадет из рук Англии, Германии или других держав"; первые идеи совместного раздела Азии.

29 декабря. Повеление Павла о поощрении торговли с Индией, Бухарой, Хивой; вырисовываются идеи индийского похода.

31 декабря - последний день XVIII века. Распоряжение насчет обороны Соловецких островов от возможного английского удара.

Государство живет в спешном, нервном ритме. Спешит разгоряченный царь, спешат и заговорщики, почти не замечая нового столетия.

В Москве по воспоминаниям самарского дворянина Второва, "Академия музыкальная и танцевальная". В речи в Дружеском литературном обществе юный А.Ф.Воейков восклицает: «Воззри на собравшихся здесь юных россиян, оживленных пламенною любовию к отечеству! И если нужна кровавая жертва для его счастья, вот сердца наши! Они не боятся кинжалов!». "Впрочем, столкновение Павла с просвещенной Москвой не состоится. В 1801 г. он приговорен к Петербургу…"

Новый год... Любимое детище, символ рыцарства, Михайловский замок наконец готов и ожидает царственного хозяина.

2 (14) января в Париж отправлен доброжелательный ответ первому консулу на его декабрьское послание. Почта между Петербургом и Парижем не прерывается. Стиль отношений хорошо виден, например, из следующих строк Павла (в письме к Наполеону 15 (27) января): "Не мне указывать Вам, что Вам следует делать, но я не могу не предложить Вам, нельзя ли предпринять или, по крайней мере, произвести что-нибудь на берегах Англии, что может заставить ее раскаяться в своем деспотизме и в своем высокомерии".
12 января 1801 года казакам донского атамана Василия Орлова приказано идти в Индию. Месяц дается на движение до Оренбурга, а оттуда три месяца "через Бухарию и Хиву на реку Индус".
Смысл плана - в совместных действиях русского и французского корпусов: 35 тысяч французской пехоты с артиллерией во главе с генералом Массена (на его кандидатуре настаивал Павел) должны двинуться по Дунаю, через Черное море, Таганрог, Царицын, Астрахань. Как и в египетском походе, в армии будут находиться инженеры, художники, ученые, предусмотрена даже окраска продаваемых сукон, "особенно любимая азиатами", и пиротехника для эффектных праздников. В устье Волги французы должны соединиться с 35-тысячной русской армией (понятно, не считая того казачьего войска, которое "своим путем" идет через Среднюю Азию). Объединенный русско-французский корпус затем пересечет Каспийское море и высадится в иранском порту Астрабаде. Весь путь от Франции до Астрабада рассчитывали пройти за 80 дней. Еще 50 дней на то, чтобы через Герат и Кандагар войти в главные области Индии... Если начать поход, как собирались, в мае 1801 года, то Индия будет достигнута в сентябре того же года.
Наполеон сообщает 27 (15) февраля 1801 года: "Как, по-видимому, желает Ваше Величество, три или четыре сотни канонерских шлюпок собраны в портах Фландрии, где я соберу армию".
...Индийский план, как и многие другие павловские действия в январе – феврале 1801 г., целил в Лондон, в Сент-Джемский кабинет. Одним из показателей, насколько затея была серьезна, могут служить немалые опасения англичан. «Тревога почти всеобщая, – сообщал из Лондона секретный прусский агент, – особенно после того, как узнали о приказе императора Павла трем русским фрегатам выйти с Камчатки и перекрыть нашу торговлю с Китаем». Далее описываются страхи английского общества по поводу того, что французы еще в Египте; в конце письма рассматривается даже вопрос об экономических последствиях, которые будет иметь для Англии захват Индии противниками. Эта возможность считается вполне реальной, и агент уверен только в способности англичан удержать Цейлон, где могут обосноваться военные корабли.
В то же время агент противопоставляет испугу британской публики внешнее «спокойствие английского правительства». Там, очевидно, ожидают благоприятной развязки.
Характерен и оптимизм Новосильцова, несомненно прямо связанного с наследником. «Итак, – восклицает Воронцов в очередном послании к нему, – если Ваши надежды осуществятся, мое удовлетворение будет большим, чем Ваше».

20 февраля – официальное сообщение: «Ростопчин по прошению уволен от всех дел, причем кн. Куракину повелено вступить опять в должность по званию вице-канцлера, сверх того генералу от кавалерии фон дер Палену присутствовать в коллегии иностранных дел с сохранением должности санкт-петербургского военного губернатора и начальствовать над почтовой частью».
Свергнутый временщик пишет отчаянное письмо Кочубею, надеясь, может быть, таким путем поднять свой кредит у наследника Александра: «Составилось общество великих интриганов во главе Палена, которые желают прежде всего разделить между собою мои должности, как ризы Христовы, и имеют в виду остаться в огромных барышах, устроив английские дела. Они видят во мне помеху».
Перед отъездом из столицы Ростопчин пытается сделать последний ход – ищет прощальной аудиенции повелителя, но получает в ответ резкую отповедь и 24 февраля уезжает в свое подмосковное имение Вороново.
Определяя расстановку сил в момент крушения Ростопчина, австрийский представитель Локателли определяет (25 февраля 1801 г.) как «влиятельнейших людей первого ранга» Кутайсова, Палена, а также иезуитского патера Грубера; фавориты «второго ранга» – Гагарин, Обольянинов, Нарышкин, Строганов.
Пален управляет теперь Петербургом, почтой, иностранными делами, значительной частью армии.
Ростопчин проиграл – себя и своего императора. Последнее серьезное препятствие на пути заговора разрушено"
А Павел, кажется, живёт в другом мире. "Гёте, составляя хронику русских событий, запишет несколько недель спустя: «Суббота. Отправляется курьер к Бонапарту. Раздел значительной части Германии».

Послание Беннигсена в Париж к генералу Фоку - самый подробный источник об осуществлении заговора против Павла.
 "такое положение дел, такое замешательство во всех отраслях правления, такое всеобщее недовольство, охватившее население не только Петербурга, Москвы и других больших городов империи, но и всю нацию, не могло продолжаться и что надо было рано или поздно предвидеть падение империи".
"11-го (23) 1801 года утром я встретил князя Зубова в санях, едущих по Невскому проспекту. Он остановил меня и сказал, что ему нужно поговорить со мной...""Я согласился, еще не подозревая, о чем может быть речь, тем более, что я собирался на другой день выехать из Петербурга в свое имение в Литве. Вот почему я перед обедом отправился к графу Палену просить у него, как у военного губернатора, необходимого мне паспорта на выезд. Он отвечал мне: "Да отложите свой отъезд, мы еще послужим вместе" - и добавил: "Князь Зубов скажет вам остальное". Я заметил, что он все время был смущен и взволнован. Так как мы были связаны дружбой издавна, то я впоследствии очень удивился, что он не сказал мне о том, что должно было случиться..."
(На самом деле Беннигсен писал и другое:"Имея дело в Сенате, тяжебное дело, я просился в Петербург в отпуск, мне было отказано, вместе с отказом я получил письмо от гр. Палена, в котором он, как С.-Петербургский военный губернатор и сильный человек при императоре, приглашал меня тайно приехать в столицу, на короткий срок, для устройства дел моих.
Вместе с этим письмом прислал он ко мне и паспорт на проезд в С.-Петербург. Тяжба моя была не шуточная; я поскакал, явился к графу Палену, получил от него билет на проживание под именем поверенного генерала Беннигсена, он взял с меня слово не показываться ни в какие публичные места до разрешения моего дела, которое обещал мне походатайствовать у государя.
Таким образом, жил я, выходя только к сенатскому секретарю и обер-секретарю, производившему мое дело. Это происходило в феврале").
"Пален уговорил меня потерпеть еще некоторое время, и я согласился на это с трудом: наконец, накануне дня, назначенного для выполнения его замыслов, он открыл мне их: я согласился на все, что он мне предложил"."Часов в десять, - приехал к Зубовым, где было еще три лица, посвященных в тайну: князь Зубов сообщил мне условный план, сказав, что в полночь совершится переворот. Моим первым вопросом было: кто стоит во главе заговора? Когда мне назвали это лицо, то я, не колеблясь, примкнул к заговору"."Все были по меньшей мере разгорячены шампанским, которое Пален велел подать (мне он запретил пить и сам не пил). Нас собралось человек 60; мы разделились на две колонны: Пален с одной из них пришел по главной лестнице... А я с другой колонной направился по лестнице, ведущей к церкви".
Припомним пушкинское:

Он видит - в лентах и звездах,
Вином и злобой упоенны,
Идут убийцы потаенны,
На лицах дерзость, в сердце страх.
Ленты, ордена; на убийство - как на парад! Это, разумеется, не случайно; этим подчеркивается "высшая законность", государственный характер совершаемого.
"Я поспешил войти вместе с князем Зубовым в спальню, где мы действительно застали императора уже разбуженным этим криком и стоящим возле кровати, перед ширмами"."Я с минуту оставался глазу на глаз с императором, который только глядел на меня, не говоря ни слова. Мало-помалу стали входить офицеры из тех, что следовали за нами". Беннигсен выходит "осмотреть двери", возвращается, видит, что царя уже повалили: "Мне кажется, он хотел освободиться от них и бросился к двери, и я дважды повторил ему: "Оставайтесь спокойным, ваше величество, дело идет о вашей жизни!""Вернувшись, я вижу императора, распростертого на полу. Кто-то из офицеров сказал мне: "С ним покончили!" Мне трудно было этому поверить, так как я не видел никаких следов крови. Но скоро я в том убедился собственными глазами. Итак, несчастный государь был лишен жизни непредвиденным образом и, несомненно, вопреки намерениям тех, кто составлял план этой революции...""Вы видите, генерал, что мне нечего краснеть за то участие, какое я принимал в этой катастрофе".
Позднее написано письмо другу Ланжерону:"Я вышел на минуту в другую комнату за свечой, и в течение этого короткого промежутка времени прекратилось существование Павла".
Другие вспоминают, что "генерал рассказывал об ужасной сцене, не испытывая ни малейшего смущения... он считал себя совершенным Брутом".
 Через несколько часов после гибели Павла "императрица просила меня подать ей руку, спуститься с лестницы и довести ее до кареты".
"Я был уверен, генерал, что вы с нетерпением ждете от меня точного описания великих событий, происшедших в Петербурге 12(24) числа этого месяца; я не сомневался, кроме того, что вы не без интереса услышали мое имя при рассказе об этих событиях ввиду того участия, которое приписывали мне в них по слухам и которое набрасывает на меня тень и противоречит в значительной степени моим принципам и чувствам чести, всегда руководившему мною в моих действиях. Поэтому я представляю вам самые точные данные о происшедшей здесь революции, которая прекратила жизнь императора Павла и возвела на русский трон великого князя Александра, к необычайному восторгу населения Петербурга, Москвы и, может быть, всей империи. Восторг этот был безграничен, когда новый государь в своем манифесте дал обещание управлять государством по духу бессмертной Екатерины".

Наступило утро 12 марта 1801 года. Дворцовая революция заканчивается.
...В первое утро своего правления Александр бросится на шею шведскому послу: «Я несчастнейший человек на земле». – «Вы должны им быть», – отвечал посол.

Один или двое раненых караульных. Один убитый. Радость, "всеобщая радость"... К вечеру 12 марта в петербургских лавках уж не осталось ни одной бутылки шампанского. Раздаются восклицания, что миновали "мрачные ужасы зимы". Весна, настоящая встреча XIX века! Поэт-министр Державин восклицает:
Век новый!
Царь младой, прекрасный...
За сутки вернулись запрещенные Павлом круглые шляпы. Некий гусарский офицер на коне гарцует прямо по тротуару - "теперь вольность!".

Большая же часть страны неграмотна, и она-то в лучшем случае равнодушна или жалеет о покойном императоре, которого так боялись дворяне. Как в рассказе немецкого очевидца: "Народ стал приходить в себя. Он вспомнил быструю и скорую справедливость, которую ему оказывал император Павел; он начал страшиться высокомерия вельмож, которое должно было снова пробудиться..." Для десятков миллионов - никакого нового века: в общем все по-старому..."

И.И.Дмитриев

К ТЕКУЩЕМУ СТОЛЕТИЮ

                О век чудесностей, ума, изобретений!
                Позволь пылинке пред тобой,
                Наместо жертвоприношений,
                С благоговением почтить тебя хвалой!
                Который век достиг толь лучезарной славы?
                В тебе исправились испорченные нравы,
                В тебе открылся путь свободный в храм наук;
                В тебе родилися Вольтер, Франклин и Кук,
                Румянцевы и Вашингтоны;
                В тебе и естества позналися законы;
                В тебе счастливейши Икары, презря страх,
                Полет свой к небу направляют,
                В воздушных странствуют мирах
                И на земле опять без крыл себя являют.
                Но паче мне всего приятно помышлять,
                Что начали в тебе и деньги уж летать.
                О чудо! О мои прапращуры почтенны!
                Поверите ли в том вы внучку своему,
                Что медь и злато, став в бумажку превращенные.
                Летят чрез тысячу и больше верст к нему?
                Он тленный лоскуток бумажки получает
                И вдруг от всех забот себя освобождает.
                Уже и Шмитов он с терпеньем сносит взор;
                Не слышит совести докучливый укор;
                Не видит более в желаниях препоны,
                Пьет кофе, может есть чрез час и макароны.

                <1791>

А.Н.Радищев.
Осьмнадцатое столетие.

Урна времян часы изливает каплям подобно:
;Капли в ручьи собрались; в реки ручьи возросли
И на дальнейшем брегу изливают пенистые волны
;Вечности в море; а там нет ни предел, ни брегов;
Не возвышался там остров, ни дна там лот не находит;
;Веки в него протекли, в нем исчезает их след.
Но знаменито вовеки своею кровавой струею
;С звуками грома течет наше столетье туда;
И сокрушил наконец корабль, надежды несущий,
;Пристани близок уже, в водоворот поглощен,
Счастие и добродетель, и вольность пожрал омут ярый,
;Зри, восплывают еще страшны обломки в струе.
Нет, ты не будешь забвенно, столетье безумно и мудро,
;Будешь проклято вовек, ввек удивлением всех,
Крови — в твоей колыбели, припевание — громы сраженьев,
;Ах, омоченно в крови ты ниспадаешь во гроб;
Но зри, две вознеслися скалы во среде струй кровавых:
;Екатерина и Петр, вечности чада! и росс.
Мрачные тени созади, впреди их солнце;
;Блеск лучезарный его твердой скалой отражен.
Там многотысячнолетны растаяли льды заблужденья,
;Но зри, стоит еще там льдяный хребет, теремясь;
Так и они — се воля господня — исчезнут, растая,
;Да человечество в хлябь льдяну, трясясь, не падет.
О незабвенно столетие! радостным смертным даруешь
;Истину, вольность и свет, ясно созвездье вовек;
Мудрости смертных столпы разрушив, ты их паки создало;
;Царства погибли тобой, как раздробленный корабль;
Царства ты зиждешь; они расцветут и низринутся паки;
;Смертный что зиждет, все то рушится, будет все прах.
Но ты творец было мысли: они ж суть творения бога,
;И не погибнут они, хотя бы гибла земля;
Смело счастливой рукою завесу творенья возвеяв,
;Скрыту природу сглядев в дальном таилище дел,
Из океана возникли новы народы и земли,
;Нощи глубокой из недр новы металлы тобой.
Ты исчисляешь светила, как пастырь играющих агнцев;
;Нитью вождения вспять ты призываешь комет;
Луч рассечен тобой света; ты новые солнца воззвало;
;Новы луны изо тьмы дальной воззвало пред нас;
Ты побудило упряму природу к рожденью чад новых;
;Даже летучи пары ты заключило в ярем;
Молнью небесну сманило во узы железны на землю
;И на воздушных крылах смертных на небо взнесло.
Мужественно сокрушило железны ты двери призраков,
;Идолов свергло к земле, что мир на земле почитал.
Узы прервало, что дух наш тягчили, да к истинам новым
;Молньей крылатой парит, глубже и глубже стремясь.
Мощно, велико ты было, столетье! дух веков прежних
;Пал пред твоим олтарем ниц и безмолвен, дивясь.
Но твоих сил недостало к изгнанию всех духов ада,
;Брызжущих пламенный яд чрез многотысящный век,
Их недостало на бешенство, ярость, железной ногою
;Что подавляют цветы счастья и мудрости в нас.
Кровью на жертвеннике еще хищности смертны багрятся,
;И человек претворен в люта тигра еще.
Пламенник браней, зри, мычется там на горах и на нивах,
;В мирных долинах, в лугах, мычется в бурной волне.
Зри их сопутников черных! — ужасны!.. идут — ах! идут, зри:
;(Яко ночные мечты) лютости, буйства, глад, мор! -
Иль невозвратен навек мир, дающий блаженство народам?
;Или погрязнет еще, ах, человечество глубже?
Из недр гроба столетия глас утешенья изыде:
;Срини отчаяние! смертный, надейся, бог жив.
Кто духу бурь повелел истязати бунтующи волны,
;Времени держит еще цепь тот всесильной рукой:
Смертных дух бурь не развеет, зане суть лишь твари дневные,
;Солнца на всходе цветут, блекнут с закатом они;
Вечна едина премудрость. Победа ее увенчает,
;После тревог воззовет, смертных достойный...
Утро столетия нова кроваво еще нам явилось,
;Но уже гонит свет дня нощи угрюмую тьму;
Выше и выше лети ко солнцу, орел ты российский,
;Свет ты на землю снеси, молньи смертельны оставь.
Мир, суд правды, истина, вольность лиются от трона,
;Екатериной, Петром вздвигнут, чтоб счастлив был росс.
Петр и ты, Екатерина! дух ваш живет еще с нами.
;Зрите на новый вы век, зрите Россию свою.
Гений хранитель всегда, Александр, будь у нас…


1801-1802

Ф.Шиллер. Начало нового века.

                Где приют для мира уготован?
                Где найдет свободу человек?
                Старый век грозой ознаменован,
                И в крови родился новый век.
      
                Сокрушились старых форм основы,
                Связь племен разорвалась; бог Нил,
                Старый Рейн и океан суровый -
                Кто из них войне преградой был?
      
                Два народа, молнии бросая
                И трезубцем двигая, шумят
                И, дележ всемирный совершая,
                Над свободой страшный суд творят.
      
                Злато им, как дань, несут народы,
                И, в слепой гордыне буйных сил,
                Франк свой меч, как Бренн в былые годы,
                На весы закона положил.
      
                Как полип тысячерукий, бритты
                Цепкий флот раскинули кругом
                И владенья вольной Амфитриты
                Запереть мечтают, как свой дом.
      
                След до звезд полярных пролагая,
                Захватили, смелые, везде
                Острова и берега; но рая
                Не нашли и не найдут нигде.
      
                Нет на карте той страны счастливой,
                Где цветет златой свободы век,
                Зим не зная, зеленеют нивы,
                Вечно свеж и молод человек.
      
                Пред тобою мир необозримый!
                Мореходу не объехать свет;
                Но на всей земле неизмеримой
                Десяти счастливцам места нет.
      
                Заключись в святом уединеньи,
                В мире сердца, чуждом суеты!
                Красота цветет лишь в песнопеньи,
                А свобода - в области мечты.