Богатырские страдания

Путешествие во глубь России и истории

(Из блокнота конца 90-х)

С какой точки отсчета начинается пространство, именуемое глубинкой? Она лежит в трех тысячах километров от столицы? В трехстах? А может, в тридцати? Нет, дело не в километраже. По меркам Москвы и областной центр Брянск – провинция. С точки зрения брянцев деревня Шамордино, затерявшаяся на просторах их области, - глубинка…

Катится, катится голубой вагон…

 В ночи меня ждал поезд № 99, составленный из 25-и голубых вагонов, на каждом из которых красовалась надпись «Иван Паристый». Как тут не вспомнить богатырского товарища Нетте – человека и парохода? В полночь «Иван» тронулся. И скоро тьма поглотила огни столичного города с его давно твердеющим рублем и колеблющимся который год курсом доллара. Ни то, ни другое практически не отражается на кошельках простых российских граждан, во всяком случае – в лучшую сторону. Так что уезжал я в глубинку с легким сердцем и такими же карманами.

Брянский поезд носит имя экс-министра путей сообщения, как оказалось, не случайно. Именно в Брянске Иван Леонтьевич, родившийся на Украине, после учебы начинал свой, как говорится, трудовой путь. Брянцы даже избрали – позже, конечно – министра почетным гражданином города. Но, что удивительно, это только одно из многих, как оказалось, пересечений двух столиц – областной и российской.

…Развиднявшимся, будто осветлялись чернила за окном, утром мы подъезжали к конечному пункту назначения «Ивана Паристого». Справа по ходу уже громоздились и пропадали многоэтажки, слева то припадал лесок, то отлетало от стекла поле. Не верилось, что в таких редких рощах могут водиться памятные брянские волки. Но, как оказалось, волки на Брянщине не перевелись, а наоборот – расплодились и расшалились до такой степени, что, например, в Климовском районе отличившихся охотников помимо смехотворных 150 рублей за серого хищника стали награждать… живыми поросятами! Глядишь, если нововведение привьется, волков поубавится, а частные хозяйства в рост пойдут. Однако мы уже подкатываем к вокзалу.

В глаза бросается первым делом паровоз-памятник. Он не носит имени собственного, как поезд «Москва – Брянск». Но рядом с ним висит мемориальная доска с девизом «Не себе, а Родине». Посвящена она Петру Губонину, одному из помнящихся до сих пор промышленных богатырей этих земель. Он построил железную дорогу Орел – Брянск – Смоленск – Витебск, открытую аж в 1868 году. А между тем он земляк и московитянам: родился в деревне Борисовке Коломенского уезда Московской губернии. И дом свой имел в Москве – в Замоскворечье. Но о нем речь еще впереди.
Строение вокзала «Брянск-Орловский» состоит из двух сросшихся в одно зданий: давно построенного, слегка в имперском стиле, под когда-то розовой краской и относительно нового, из стекла и бетона, с вертикальными пилонами. Эта сросшесть старого с новым и в то же время отталкивание одного от другого характеризует, как оказалось, и сам Брянск. Во всяком случае – ту его часть, которая считается центральной.

Есть улочки центральные

Брянск состоит из нескольких достаточно далеко отстоящих друг от друга районов. Например, Бежицкий и был раньше городком Бежицы, где основан Брянский машиностроительный завод (БМЗ). Вернее, рядом с заложенным в позапрошлом веке у слияния рек Десны и Болвы рельсопрокатным заводом и вырос впоследствии этот город, названный по имени близлежащего поселка.

Из центра до БМЗ чуть ли не час надо тащиться на старом разболтанном троллейбусе мимо пустырей, редких рощиц и свалок, погромыхивая на мостах. И немногим быстрее доберетесь вы до центра от привокзальной площади. На таком же троллейбусе первого маршрута вы повлечетесь мимо заросших размашистым кустарником и старыми деревьями берегов реки Десны, потом минуете мост над ней и начнете потихоньку вползать по основанию холма в сам Брянск. Но справедливости ради надо сказать, что от вокзала до любых его районов можно добраться и другим транспортом: то и дело к вокзальному зданию подлетают вездесущие желтые «Газели»-маршрутки, пореже отходят автобусы-ПАЗы с шестью сложенными поперек крыши газовыми баллонами, как всегда наготове стоят частники. Эти признаки нового времени уравновешивает дорога. Хоть она и асфальтовая, но с такими же трещинами, выдолбинами и провалами, что и по всей матушке-России.

Меж тем троллейбус упорно карабкается вдоль по боку холма, с которого смотрят на Десну церкви, огороженные монастырскими стенами. Здесь зачиналось Брянское княжество. Первое упоминание Брянска в летописях относится к 985 году. Но только в 1259 году князь Брянский Роман Михайлович Старый превратил это городище в столицу. Здесь же поселился и Черниговский епископ. Княжил Роман до 1288 года, расширив за годы правления границы аж до Днепра. Сильные галицко-волынские князья заключили союз с Романом. А смерть мученическую он принял, по некоторым сведениям, от рук золотоордынцев. Власть в 1290 году перешла к его сыну – князю Олегу Романовичу Брянскому. Вместе с княжеским престолом принял он и отцовские обязательства по охране родных земель. Успешно воевал с половцами. Но правил недолго, уступив княжение брату и его сыну. А сам ушел в монахи – в построенный им Петропавловский монастырь. Там, под именем Василий, он и скончался в 1307 году. Русской православной церковью причислен к лику святых.

Кстати, купола церквей на холме, как видится снизу, перемежаются этажами современных зданий. А под холмом лепятся частные дома: то совсем разваленные, с покосившимися заборами, то вполне справные, хотя и давнишней постройки. Так и весь Брянск как былинный богатырь – одной ногой рванулся в новую жизнь, а другой завяз в старой. Например, билет в троллейбусе контролерша оторвет вам за 4 рубля, а ценою на билете стоят советские 4 копейки. Иногда среди узких улочек случается затор, который в Москве назвали бы пробкой. А улочки все названы в честь видных партийных и советских деятелей. И только ближе к центру дома растут этажами, а улицы ширятся. Но вот и автовокзал, в определенном смысле пуповина центра. А от него бежит улица Александра Пересвета.

С 1356 года Брянск оказался в составе Литовского княжества. На брянском престоле княжил Дмитрий Ольгердович, родной брат великого князя Литвы – Ягайло. Именно он возглавлял Брянский полк в Куликовской битве. Он командовал резервом позади «большого» полка, куда помимо брянцев входили опять же москвичи и суздальцы. Ну а Пересвет с Ослябей – легендарные богатыри. Александр снискал себе бессмертную славу в победном поединке с татарским воином Темир-Мурзой, известным как Челубей, на поле Куликовом 8 сентября 1380 года.

Теперь «Пересвет» - гордость и надежда брянских машиностроителей. Этот магистральный тепловоз, единственный производящийся в России, тащит пока всю тепловозную промышленность.

В августе позапрошлого года генеральный директор ЗАО «Брянский машиностроительный завод» Анатолий Задорожный показывал на железнодорожной выставке в подмосковной Щербинке «Пересвет» президенту Путину. А более ста лет назад, 10 июня 1872 года, строитель железных дорог и основатель БМЗ Петр Ионыч Губонин давал объяснения по экспонатам в железнодорожном отделе политехнической выставки Его Императорскому Величеству Александру Второму.

Губонин оставил след во многих отраслях промышленности: от машиностроительной и железоделательной до соляного дела и виноделия. В Москве, где он имел трехэтажный дом в Замоскворечье, он учредил и построил конки (конно-железные дороги) – предвестники трамваев. Впрочем, и в Петербурге тоже. Прославился и как организатор политехнической выставки, и как строитель Политехнического музея в столице. Много жертвовал на благотворительные цели. Царь даже пожаловал ему потомственное дворянство.

Родившийся в крепостной семье, Петя с пяти лет помогал деду Алексею, редкому умельцу насечки мельничных жерновов. В 17 лет дед отвез Петра в Москву к родственнику – известному каменных дел мастеру Яковлеву. Тот, видя хватку и сообразительность молодого парня, вскоре поставил его распорядителем артелей, а умирая, передал ему весь свой инструмент и приспособления. Но главное – передал свои знакомства в тогдашнем министерстве путей сообщения и научил ими пользоваться.

Петр Ионыч вышел в хваткие и напористые купцы. Прибыли своей не упускал. Так что оставим девиз «Не себе, а Родине» на его памятной доске на совести ее создателей. Себя он не забывал. Да по-другому и быть не могло: он давал работу тысячам людей, он же и находил ее, разными способами получая правительственные заказы. Но вот когда ему предложили войти основным компаньоном в строительство рельсопрокатного завода под Брянском, согласился не сразу. Уж больно новое и необычное по тем временам это было дело. Но в конце концов дал согласие. Так было заложено производство, которое и называется сегодня Брянский машиностроительный завод.

Уйти в декрет… на 17 лет!

Чего только ни приходилось выделывать рабочим этого завода, чтобы избежать его краха. Залогом его живучести были всегда гибкость и универсальность, а основой – металлургическое производство. В разные годы здесь выпускались конструкции мостов, многие тысячи плугов, борон, сеялок, жаток. Брались даже за изготовление водопровода и электрического освещения. И все же всегда возвращались к основному руслу – вагоно- и паровозо- а позже тепловозостроению. И этот завод-богатырь устоял на ногах. Даже добавил еще в основное производство дизелестроение для морских судов. У нас брянские дизели ждут в Мурманске, а вообще закупают их и Корея, и Болгария, и Вьетнам.

О рабочих завода, династиях, прошедших все трудности вместе с ним, можно писать и писать. Но мне показался интересным совершенно другой поворот событий в жизни одного из его работников. Вернее – работниц. Уйдя в декрет в 1989 году, она так из него и не вернулась, хотя до сих пор числится крановщицей в цеху судовых дизелей БМЗ.

После десятилетки выучилась Майя, как и многие ее сверстницы, на портниху. Но заказов предприятие не набирало, платили скудные 70 рублей. А тут подруга позвала крановщицей на БМЗ. Майя с удовольствием освоила эту специальность, работа у нее спорилась.

«Однажды под обед подъехал на разгрузку мужик, куда-то торопящийся, - рассказывает она. – Но ни одна крановщица не соглашалась его разгружать – тоже спешили. Ну, вот я и осталась. Видно было, что очень это важно для него. И он на радостях мне сказал: «Дай Бог Вам мужа хорошего!» И пожелание его сбылось.

С Александром Якубо они познакомились в храме. Он приезжий, она местная, но вера соединила их. Стали они встречаться, а вскоре Саша ушел в армию, а она осталась ждать. И дождалась. В 1987 году сыграли свадьбу, а в 89-м родился первенец, которого назвали Виктором. И с тех пор из декрета Майя Васильевна уже не выходила, родив к сегодняшнему дню уже десятерых. Александр Николаевич, Саша ее, считает, что, сколько Бог ни дал детей, всех надо принимать с радостью.

Сам он человек основательный и немногословный. Когда я с трудом отыскал их дом на далекой частно-одноэтажной окраине, он тут же вызвал жену, а сам продолжил заниматься хозяйственными делами – ремонтом «КАМАЗа», в чем ему помогали двое высоких худых, но широкоплечих ребят. Это и были старшие сыновья – Виктор и Олег.

«Первого так назвали, потому что это имя нравилось мужу, а второму имя выбирали по жребию. Вытащили то, какое муж хотел, но победила все равно я… - смеется мать. – А остальным братикам и сестренкам имена придумывать помогали уже сами дети». Так что часто слышатся в большом светлом доме еще голоса Светланы, Оли, Сережи, Марины, Саши, Аленки, Павлика и совсем маленькой Настеньки.

Двухэтажный кирпичный дом строили сами. «Чудом он нам достался, - рассказывает Майя Васильевна. – Взяли 13 тысяч в кредит. Думали до пенсии не расплатимся, а тут первый дефолт.» Дом не маленький, а все же удивительно, что почти у каждого ребенка своя комната. Младшие живут пока по двое. Чисто и опрятно везде. В большой прихожей в кадке большелистое растение осеняет пианино.

Шестеро из десятерых занимаются музыкой. На Рождество уже пытались играть оркестром, ведь кроме клавишного инструмента они извлекают звуки еще из домры, скрипки и кларнета. «Только бы на улице не болтались, - замечает Майя Васильевна. – Чему она научит?» И все ж улицу ребятня не минует. Когда я попросил собрать всех, чтобы сделать семейный кадр, малышню пришлось скликать по близлежащим переулкам. Правда, всех так и не удалось собрать: отец семейства уже уехал по делам, кто-то оказался в музыкалке, а старших было не оторвать от «КАМАЗа».

И это можно понять: «КАМАЗ» у них один из основных подсобников в их большом хозяйстве. Они его и в аренду сдают, и используют для своих нужд. Хозяйство ведь не только большое, но и хлопотное: они и пасеку держат, и розы в теплицах выращивают. А иначе такую ораву не поднимешь. Хотя ни на завод, где Майю Васильевну до сих пор помнят и числят в своих, ни на государство они не жалуются. Но и понимают: свои руки не приложишь, никто тебе не поможет. Завод до полутора лет платит за ребенка по 700 рублей. В музшколе берут 50 %. Льгота в 30 % - за свет и газ. Бесплатные проездные выдают. И все же по нынешним временам это жалкие копейки.

Правда, когда в их семействе появился десятый ребенок, Настенька, им выделили 6 тысяч рублей. А генеральный директор БМЗ Задорожный лично привез и подарил от предприятия морозильную камеру, да еще канцпринадлежности для школы детям и огромный, как говорят нынче, эксклюзивный торт, которого хватило для всех. Нет, не жалуется семейство Якубо ни на государство, ни на свой завод.
Скажу по секрету, они ждут одиннадцатого ребенка. Сейчас в семье пять девочек и пять мальчиков. Кто нарушит своим голосом это равновесие? Майя Васильевна хочет девочку…

Человек мира не от мира сего

Я не раз уже употреблял в этом материале слово «богатырь», приводя, наверное, многих в недоумение. Все мы привыкли, что слово это относится лишь к былинам да сказкам. А ведь этот образ, в нашем случае, гораздо шире. Богатырь – это человек, на котором держится жизнь на нашей земле. Потому и числю я в богатырях не только Пересвета да брянских князей, но и купца Губонина, и мастеровой люд Брянского машиностроительного, и многодетное семейство Якубо, приумножающее собой землю русскую. Но чтобы понять, почему стоит до сих пор эта земля, я сошел на совсем уж дальней станции под названием Жуковка. И отправился еще дальше – в деревню Шамордино к Владимиру Леонидовичу Салдусову.

Дом его стоит на последней улице, бегущей по все крутеющему склону ограничивающего Шамордино оврага. Местность эта характерна для всей брянщины: холмы да овраги, заросшие до полустепья поля да перелески. А тут в низине еще и озеро. Домик у Салдусова ничем особенным от соседских халуп не отличается, хотя едут к нему за помощью многие люди из самых разных краев. Не доходят у него руки до собственного жилья, да и силы в руках почти не осталось. Салдусов инвалид первой группы, хотя по внешнему его виду этого никак не определишь. Да и выглядит он в свои 62 года где-то на пятьдесят с хвостиком. Хотя такая жизнь, которая осталась за его плечами, могла согнуть любого до немощного старика.
 
Инвалидность свою колясочную он заработал на золотых приисках, а отчасти вернуть здоровье смог с помощью тибетских монахов. На Дальний Восток он попал из-за Владимира Высоцкого, а на Тибет по… чужому паспорту. И в лечебных горах он не только поправил раненую спину, но и … сумел провезти в Россию чудодейственную траву «лофант». А это у монахов, берегущих свои секреты пуще глаза, каралось смертной казнью. Рисковал не для себя, а для всех россиян. Это не преувеличение: когда Владимир Леонидович только начинает говорить о лофанте, о необходимости засадить им всю страну, вспоминаешь о хрущевской кукурузе. Но когда узнаешь все лечебные ее свойства, начинаешь думать: а не упускаем ли мы такую бесценную возможность?

«Сегодня у меня две женщины ушли, - говорит он. – Несколько дней назад их мужики на носилках заносили, а сегодня ушли на собственных ногах. Но боюсь – ненадолго. Я понаблюдал за ними: неряшливы они. А небрежность в быту скоро отзывается и на болячках». Это наблюдение он вынес, наверное, еще с Тибетских гор. Но до гор этих у него уже была прожита немалая часть его необычной жизни. Может быть, и лучшая…

Сам он родом с Волги, из-под Самары. «Хотя в Латвии есть город Салдус, - раздумывает Владимир Леонидович, - возможно, корни оттуда». Как бы там ни было, и отец, и бабка, и все почти родственники лежат в поволжской земле. «Бабка у меня травница была, - говорит Салдусов, - кое-чему я еще от нее научился. Молитвы ее до сих пор помню. Правда, на Тибете все религии смешались. Сам то я – насквозь христианин, но когда промыслом Божиим занесло безнадежного по нашим медицинским меркам бедолагу лечиться на  Тибет, вот уж где понесло в искушения. Мурашки по телу от той неразберихи  религиозных и нравственных понятий.

Когда,  например,  группа инвалидов-колясочников въехала в монастырь, монахи  подвезли их к небольшому склону и вдруг всех опрокинули на землю. Это было неожиданно и страшно. Далеко не все смогли кое-как доползти до своих двухколесных агрегатов. Кто плакал, кто матерился, но только стрессовое состояние помогло выявить тех немногих, чьи нервные окончания еще не потеряли чувствительность. Среди них был и Салдусов. Через несколько дней он уже мог привставать с коляски, а чуть позже начал ходить самостоятельно. Но провел он на Тибете целых полгода: пока мог платить за лечение. Деньги он заработал до этого своим бизнесом, уже будучи инвалидом.

А рос он подвижным мальчишкой, как и все в его возрасте. Хотя детство тоже, как и у большинства сверстников, было тяжелым. Отец-подводник умер в 1943 году, хлебнув сталинских лагерей из-за брата, служившего у Тухачевского. Мать всю жизнь проработала фельдшером-акушеркой на селе. Подросши, Володя закончил техническое училище и единственный из группы был направлен на завод, собиравший космическое оборудование.

Уйдя в армию, он оказался сначала в Германии, где служил в спецчасти ГРУ, а потом в пытавшейся выйти из-под контроля Советского Союза мятежной Венгрии. Эта закалка пригодилась ему позже, когда, вернувшись на оборонный завод и вступив в КПСС, он был направлен от горкома партии в 1970 году в ряды милиции. Тогда была такая практика – направлять лучших «для усиления личного состава правоохранительных органов».

А в 74-м он познакомился с Владимиром Высоцким. Дело было так. Знаменитый бард выступал с концертом в авиационном институте, а Салдусов, как и многие в те годы, пытался его записывать на портативный слабенький магнитофон, сидя в первом ряду. «Как запись идет?» - спросил в антракте, насмешливо улыбаясь, артист, решив, видимо, что перед ним кагебешник. Салдусов спокойно отвечал ему, и вскоре ситуация прояснилась. Они разговорились, и Высоцкий даже оставил Володе свой московский адрес. Несколько раз навещал еще Салдусов гениального актера в Москве, привозя ему астраханскую воблу, которую Высоцкий считал лучшей закуской к пиву. А последняя встреча была трагичной и перевернула Володе всю жизнь.

В памятную Олимпиаду-80 Салдусов оказался в Москве – «на усилении». И тут пришла весть – умер Высоцкий. Столпотворение на похоронах было жуткое. Владимир смог попасть за оцепление только благодаря милицейской форме. Это-то его и сгубило. Его «заметили» и вскоре перевели служить от греха подальше в Магадан. А там ему пришлось иметь дело с «дикими» золотодобытчиками.

Они действительно были дикими. Деньги на кону стояли огромные, и они отстреливались до последнего. Салдусова ранили не один раз. Последняя пуля оказалась роковой – повредила позвоночник и усадила его в инвалидную коляску. А жизнь к тому времени пошла перестроечная, и Владимир сумел создать кооператив по производству сувениров. Продажа их за рубеж приносила хорошие деньги. Они-то и помогли ему попасть на Тибет. Излечение казалось несбыточным, но Владимир не привык отступать, не исчерпав все шансы. Тем более что мировоззрение его изменилось, вернее – очистилось от идеологических догм.

Даже перехлестнуло его: он вышел из КПСС, устраивал митинги, практически – занимался антисоветской пропагандой. В 88-м году интервью с ним было опубликовано в «Вашингтон пост». Но здоровье требовало все больше внимания и сил. И он сумел прибиться к группе инвалидов из разных стран, которых китайцы пропускали на излечение в Тибет. Для этого ему пришлось «достать» китайский паспорт, который ему одолжил очень похожий на Салдусова китаец, прижившийся в России.

Лечили их разными методами. Тех, кто встал на ноги, заставляли подметать монастырский двор, выбивать циновки. Но главное, конечно, заключалось в другом: это был ежедневный массаж, контрастные водные процедуры и питье травяных настоек, в частности – из того самого лофанта. И когда окрепший Владимир должен был уезжать, он решил: эта трава нужна будет в России не только ему одному. Но как ее вывезти? Пригодилась как всегда знаменитая русская смекалка. Положив семена в пергаментную бумагу, он вынес их из монастыря… за щекой! А дружок его Миша додумался вшить семена в лямки рюкзака. Как распорядился этими ценными зернышками Миша, я не знаю, а вот Владимир Салдусов готов передать их каждому.

В первую очередь, убежден Салдусов, лофант надо рассадить по всей России как медонос. А Владимир Леонидович толк в этом понимает, он даже книжку о пчелах, еще будучи в Магадане, издал. Лофант цветет как медонос аж до ноября. А из этой травки он и мази готовит, и настойки, и всякие-прочие притирки. Например, для гипертоников шьет Владимир Леонидович матрасы и подушки с вложением растертого лофанта. И почти нет болезней, которых бы цветок этот не лечил.

«В прошлом году почти десять коробок этой травы насушил, - рассказывает Салдусов, - и почти все раздал». Каждый день к нему приходят пачки писем с просьбой прислать семена. И он каждому отсылает их, пока они у него не кончаются. Да еще ксерокопии рецептов прикладывает.

Когда я засобирался прощаться, принесли очередную пачку. На одном из писем в графе «Кому» было написано «Раздающему лаванду с горного Тибета». Вот такой Салдусов безымянный богатырь вместе с его травкой, один из многих, на ком земля наша держится.

…Возвращался из далекого Шамордино в Москву я опять ночью все на том же «Иване Паристом». Возвращался с легким сердцем и такими же карманами. Только к легкости сердечной добавилось и немного боли. Не переводятся богатыри на земле русской, но не переводятся на ней, грешной, и страдания.