В Балашове

   Я ехал в Балашов. Таксист из Саратова, седой, веселый, и еще бодрый дедушка, калымивший в аэропорту, обрадовался возможности заработать. Но ему не очень повезло с молчаливым пассажиром. Несколько раз пытаясь начать разговор, он не получал ответа, и вскоре замолчал и насупился. Рядом с разбитой дорогой широкой полосой тянулась река Волга. Оттуда иногда были слышны гудки больших судов. А ближе к берегу качались на волнах маленькие лодки рыбаков.

Несколько раз дорога повернула, и уже не видно было реку, и не слышно было почти ничего, кроме шума старого честного движка такой же стародавней машины, помнящей общую молодость со своим хозяином.

С каждой минутой день мрачнел. Надо мной проносились лиловые, вытянутые шлейфом тучи, а ветер, порывисто бивший по стеклу машины, стал еще сильнее, но уже вперемежку с крупными каплями холодного дождя. По усиливавшейся тряске было понятно, что асфальт уже давно закончился и мы едем вдоль поля по накатанной колее земляной дороги. Колосья пшеницы по краю желтого поля были ободраны и устилали путь уже сухими, погибшими стеблями.
Я представил, как был бы счастлив вдыхать этот восхитительный воздух тот арестант, к которому я направлялся в тюрьму. И хотя я ехал в гости, но с собой у меня не было ни скромного подарка, ни фотографий его детей, совсем ничего...И тут я попросил остановиться. Сорвал желтый колосок пшеницы и положил в сумку.

 Тюрьма в Балашове самая злая на юге России. Выворачивают сумки и карманы: и адвокатов, и даже следователей при входе, а потом еще проверяют два раза внутри. И хотя меня сразу предупредили об этом, но все равно появиться без подарка было как-то совестно.
   Подошел к тюрьме я без настроения и с пустыми руками. Но у меня был колосок, который я спрятал под воротник рубашки. Меня встретили внутри тюрьмы и провели к нему. Конвойный сопровождал меня по гулкому коридору, потом распахнул тяжелую железную дверь. Мне навстречу рывком поднялся самый известный арестант этой тюрьмы. Мы обнялись. И тут я изумленно уставился перед собой - на столе стояли фарфоровые чашки горячего кофе и огромный торт. Я тряхнул головой...  Где я? На детском утреннике или в самой жесткой тюрьме?

-Садись, пожалуйста,- он кивнул на железную табуретку. - Сильно устал с дороги? Пока ты поднимался, кофе закипел. Ну, а если водки хочешь, скажи. Сразу принесут. И огурцы соленые найдем.  Сам уже давно не пью, сердце!

   Я замерз с дороги, и холодная камера только усилила озноб. Я уже собирался согласиться, но вспомнил, что он очень не любит пьяных, которые говорят лишнее, и отказался. Но кофе с тортом были превосходными!

   Охранники отошли очень далеко. Я достал пшеничный колосок и протянул ему. Он долго смотрел на него, потом раскатал в руках, уткнул лицо в ладони и отвернулся. Ему не хотелось выглядеть слабым.

-Воля,-дрогнувшим голосом произнес он.- Лучший подарок!

Мы смогли быстро поговорить обо всем. Я встал.
-Подожди, тебя проводят. Спасибо, что зашел.
Мы обнялись на прощание.
 Конвоир сопроводил меня. У выхода я попросил:
-Не гнобите здесь этого человека.
И неожиданно хмурый охранник удивился:
 -Его гнобить? Тут дураков нет. Это самый уважаемый сиделец здесь.

Я вышел. Шел проливной дождь. За углом меня ждал знакомый автомобиль.
 
-В аэропорт! -коротко сказал я. 

Обратный путь мы совершали по размякшей грунтовой дороге. Я открыл окно, чтобы салон машины впитал в себя чудесный запах цветов и трав после отшумевшей грозы. Подарок природы всем живым существам...Пожилой водитель повернулся ко мне:
 -Родственник у тебя в тюрьме? Или знакомый какой?
Я посмотрел на него:
 -Просто человек! Этого мало?
Дед сжал губы и понимающе кивнул головой.   
Прошло время. Но до сих пор я помню двойные решетки на окнах, тяжелый запах пота, громкое звяканье тюремных замков, полевой колосок пшеницы, и дымящийся кофе в моей руке.