Маша и медведь

Дорога бежала через кустарник, резко сворачивала влево и, уходя вниз по склону, упиралась в какой-то старый тоннель. Девочки, которые шли впереди, двигались очень медленно, но у Маши всё равно никак не получалось их догнать. Поднимая одну ногу, она другой утопала  в песок по самую щиколотку, будто её обувь весила килограммы. Вечернее солнце уже садилось за горизонт, и добежать до чёрной дыры штольни почему-то было крайне необходимо. Маша решила поискать опору. Повернулась в одну сторону – ничего подходящего. Повернулась в другую и вдруг за кустами увидела чью-то спину,  сплошь покрытую густой шерстью. К тому же  спина неестественно шевелилась. Маша попыталась позвать подруг, только её губы  словно бы  застыли. Собрав   силы, полузакрытым ртом она выдавила  сдавленное мычание и проснулась.
 
Ночник на стене тускло мерцал, очевидно, собираясь перегореть. Где-то за шкафом всё ещё пряталась спина из кошмарного сна. Маша в ужасе слушала своё колотившееся сердце и старалась не смотреть в сторону шкафа. Она знала, что Спина ждёт, когда погаснет свет. Подушка стала совсем горячей, и наволочка прилипла к Машиной щеке. Зачесался нос. Однако Маша не двигалась. В конце концов, лампочка ночника, вспыхнув   напоследок,  погасла.

– Мааммаааа! – истошно закричала Маша. – Мааммааа! Мааамааа!

 В комнату  вбежала   мать.

 – Ночник перегорел, – тихонько заплакала Маша.

 Мать включила верхний свет.

– Ну вот, посмотри... здесь кроме нас никого нет. Бояться нечего. Видишь?

 Маша кивнула, но снова плаксиво прошептала:
– Полежи со мной, мам. Ну, пожалуйста... хотя бы минуточку... хотя бы, пока я не усну.

– Маша, ты опять?! Ну  ведь нет никого. Если хочешь, я свет оставлю? Хочешь?

 Маша, закрыв лицо руками, упрямо молчала. Разве можно объяснить, что пугает её не кто-то и не что-то конкретное. Маша боится то, чего и нет вовсе. Нет нигде в этом мире. Холод, который идёт из-за шкафа – это холод несуществующего. Холод темноты.

– Ну ладно, двигайся, – сдаётся мама и выключает свет.

Маша жмётся к самой стене, чтобы освободить для мамы больше места. Потом она обнимает мать за шею и прячет нос в её волосы, которые пахнут шампунем и ещё чем-то очень родным. Чем-то очень маминым.

 – Тебе в субботу уже двенадцать, а ты как маленькая, – негромко ворчит мама.

 Маша не спорит. Она знает, что утром отец, как всегда,  станет ругать маму за то, что та потакает Машиным капризам. А мама будет доказывать отцу, что причина ночных страхов у  дочери – это вовсе не капризы, а следствие её богатой фантазии. В итоге родители  повздорят. Отец, хлопнув дверью, уйдёт на работу. И Маша весь следующий день будет чувствовать себя виноватой. Но это всё будет только завтра. Сейчас Маша тихо радуется, что при маме ужас ночи больше не вернётся.

 Всё началось несколько месяцев назад, когда Маша стала единственной хозяйкой комнаты, которую в прошлом делила с близнецами. После ремонта два её младших брата переселились в детскую напротив. Раньше темнота, разделённая на троих, совсем не пугала Машу. Но без близнецов девочка осталась в комнате один на один со своими страхами. Она по-честному старалась бороться с этим. Неделю назад, например, залезла на дерево, чтобы спасти котёнка. Никто не смог, все боялись высоты. А Маша не испугалась. Ещё раньше она заступилась за подругу перед хулиганом, который изводил половину школы. А вчера первая прыгнула с вышки в бассейне. Машу можно считать почти отважной, если бы не эти ночи, когда она становилась совсем трусихой.
 
– За шкафом кто-то есть, – шепчет Маша в ухо матери.

– Прекрати! Ты  меня пугаешь! – всматриваясь в темноту, сердится мама. Они обе прячутся с головой под одеялом. Долго лежат так, пытаясь уснуть, пока маме не становится трудно дышать. Тогда она  высовывает голову наружу и громко произносит:
– Это бред какой-то! Маша! Я с тобой чокнусь!

Маша уверена – мать специально шумит, чтобы прогнать собственный страх.

– Глупая фантазёрка, – наконец начинает смеяться мама, и Маше тоже  становится   весело. Они в обнимку засыпают, а утром ночная боязнь вовсе кажется Маше придуманной чепухой.


Суббота.

 Приятно просыпаться в день рождения, особенно когда знаешь, какой сюрприз тебя ожидает. Маша заказала подарки ещё зимой, и сейчас  наступило время их получать. В доме у бабушки, где соберутся друзья и родственники,  Маша станет главной персоной, принимающей поздравления. Она радовалась возможности быть красивой, как радуются этому все на свете  девочки. Сначала  что-то напевала, выбирая себе платье. Затем пела, когда мерила туфли, потом стоя у зеркала.

– Ты погашила швеечи, жагадала желаание, – мурлыкала она, подводя губы перламутровым бальзамом, – штоб в этот веешер он пришёл на швидаание...

Маше очень хотелось, чтобы песня была как будто про неё, и она подумала, что  загадать на свидание можно было бы соседа Антона.

 Антон был старше Маши на два года, жил этажом выше, и по утрам, когда оба торопились  на занятия, они иногда случайно встречались в лифте. Маша всегда ждала, что Антон о чём-нибудь заговорит с ней, но тот каждый раз упорно молчал. Учились дети в разных школах, поэтому на улице сразу же разбегались в противоположные стороны. Совместное перемещение на несколько пролётов вниз было единственным, что их объединяло. Однако Маша чувствовала, что между ней и Антоном определенно существовала ещё какая-то невидимая связь. И порой, обернувшись, она ловила мальчика на том же. Смешно вытянув шею, он старательно высматривал Машу среди других прохожих. Это странным образом поднимало Маше настроение, обещая в будущем продолжение «лифтовой» истории.

 Маша всё ещё крутилась перед зеркалом, когда из комнаты напротив послышался плач.  Близнецы, не поделив игру, устроили потасовку. За это отец на время лишил их компьютера, и братья от обиды разразились удвоенными слезами. Мама, как всегда, попыталась вступиться. Но отец  не терпел, чтобы его решения кем-либо оспаривались. А чересчур упорное несогласие с отцом обязательно заканчивалось скандалом. И в таких случаях вся папина суровость  доставалась матери. Родители надолго ссорились, но даже после их трудного  примирения  ничего в итоге не менялось. Каждый раз любое несовпадение родительских позиций проходило в душном воздухе давления и борьбы. Чаще всего предметом размолвок являлось воспитание детей.

– Не надо постоянно быть их адвокатом! – чеканил отец металлическим голосом. – Зачем ты споришь со мной?!

– Я не спорю, Борис... я только говорю, что игры любят все...

– А мне не интересно, что любят все! – у отца побагровело лицо. – Все – это серость! И для того, чтобы не быть серостью, в их возрасте пора любить учёбу! Спорт! Искусство, наконец! Хватит глупых игр!

 Отец в педагогическом порыве  был способен  запретить любые развлечения, и Машин праздник мог закончиться, не начавшись. Поэтому, заметив нарядную дочь, мама сразу прекратила своё сопротивление.  Оставшись без маминой поддержки, близнецы, размазывая  слёзы по щекам, обречённо наблюдали, как отец  уносит их клавиатуру. На этом конфликт исчерпался. Правда, вместе с конфликтом исчезло и праздничное настроение. К бабушке семья ехала в тягостном молчании.
 

 Машин дед был человеком предприимчивым. Во времена девяностых он с нуля построил свой бизнес, а вместе с бизнесом построил огромный дом, в котором сейчас жила бабушка.   Важные  дела дед решал только под коньячок, отчего  становился неуправляемым и всегда доставлял  проблемы своей жене. Это была та самая "ложка дёгтя", которая обязательно присутствует  во всех идеальных условиях. Бабушка ради благополучия семьи терпеливо сносила пьянство и измены  мужа. Однако против разгульного образа жизни  воспротивилось его собственное сердце. Дед, никогда не заботившийся о здоровье,  однажды утром оставил-таки свою жену вдовой.  Замуж бабушка повторно не вышла, поскольку мужнины вклады  позволяли ей проживать жизнь без особых забот. Она давно не работала, скрашивая рутину  полусветскими приёмами родственников и друзей. Фамильные торжества было принято устраивать только в её доме.  Летом  к празднику обычно украшали шариками газон и выносили на веранду стол, чтобы после обеда гости могли сыто и свободно разбредаться по тенистым  уголкам бабулиной усадьбы.
 В этот раз детей приехало немного, к тому же по возрасту все были из малышей, отчего Маша чувствовала томительную скуку. Она, великодушно позволив близнецам изучать свои подарки,  в одиночестве слонялась по участку.

 "Я не понимаю, как ты можешь с ним жить!" – неожиданно услышала она, проходя мимо кустов цветущей спиреи. Там, за  кустами размещались большие садовые качели, которые установили ещё при жизни деда. Маша  прислушалась. Голос  без сомнений принадлежал Шуре – младшей маминой сестре.

Весёлая и яркая Шура нравилась Маше больше остальных своих родственниц. Во-первых, у неё были роскошные рыжие волосы, что  делало Шуру самой заметной, где бы она ни появлялась. Во-вторых, с Шурой  легко общалось. Словно была она не тётя, а Машина подруга. Шура и в личной жизни упорно не хотела взрослеть. А её бесконечные романы стали главным поводом беспокойства для бабушки. Страстная по натуре Шура окуналась из одной любовной пучины в другую, утопая сначала в огромном море Счастья, а потом в таком же огромном море Несчастья. Каждая связь заканчивалась драмой, потому что Шура всегда выбирала «не тех» мужчин. Она взлетала, падала и разбивалась. Затем лечила себя новыми взлётами, чтобы снова упасть и разбиться.

– Он же превратил тебя в клушу! Посмотри на себя! Ты совсем блеклая... ты неуверенная! – тем временем продолжала тётка.

«Кому это она?» – подумала Маша и вдруг услышала мамин голос:
– Ты слишком молода и неопытна, чтобы понимать семейную жизнь.
 
– Я? Неопытна? – рассмеялась Шура. – Не придумывай! Просто ты сама не понимаешь, зачем мучаешься!

– С чего ты взяла, что я мучаюсь?

– Потому что Борис раздавил тебя, и тебе осталось только терпеть. Ты же не любишь мужа. Признайся! Не любишь...

– Может, ты ещё и о моей любви  знаешь больше, чем я? – мамин голос стал строже.

– А что тут знать? С мужчиной нужно расцветать, понимаешь? Мужчиной нужно жить, а не служить ему, как ты. Твой муж не ценит тебя совсем. Нет... я, конечно, не против того, чтобы угождать мужчине, но только  если он вызывает в тебе настоящие чувства. Если ты так сильно любишь его, что сама готова стать вторым номером. Сама! По доброй воле! Потому что он для тебя уже не просто мужчина. Он – твой стимул, твоя энергия, твой воздух. Но ведь у вас не так. И не отрицай! Очнись, наконец! Ты ведь такая умная, добрая, красивая! Ты лучшая! А по факту ты кто сейчас? А по факту ты сейчас – первобытная скво, которая нужна лишь для того, чтобы сделать жизнь современного мужика комфортной.

– Ну, знаешь, – мама сделала паузу, – в браке любовь со временем всегда трансформируется. Нужно быть гибкой, подстраиваться. Ради детей. Не забывай, что у меня их трое. А Борис хороший отец. Замечательный! Да! Напрасно ты кривишься! Когда сама станешь матерью, сразу начнёшь оценивать роль мужчины в жизни иначе.
 
 Маша почувствовала внезапную досаду. Рядом с Шурой мама действительно выглядела невыразительно. Уступчивость сквозила не только во взгляде и голосе, но даже в  одежде, будто мамина внутренняя мягкость  распространялась  на всю её внешность. И Шура  была совершенно права. Отец словно бы уменьшал маму. Он её суживал. Ограничивал.  Маша понимала это. Однако и мама казалась  сейчас  по-своему правой. Несмотря на свою строгость, отец давал Маше ощущение защищённости. Он был похож на дом, в котором можно укрыться от грозы, и являлся  настоящим "громоотводом". Шурины нападки  на отца почему-то обижали Машу  сильнее, чем придирки к маме. 
Чтобы прекратить неприятный разговор, Маша решила обозначить свое присутствие.
 
– А вот и я! – громко сказала она, выходя из-за кустов спиреи.

 На качелях уютно устроились Шура, мама и ещё бабушка, которая сразу уступила  место, приглашая Машу:
– Иди к нам, дорогая! – а потом тихо, но грозно обратилась к Шуре. – Хватит этой бабской болтовни! У нас день рождения ребёнка!

– И прекрасно! – снова развеселилась Шура. – Маша сегодня как раз перестала быть ребёнком, и ей полезно знать, за кого правильнее выходить замуж. Скажи, Маш?

Маша  пожала плечами.

– Замуж нужно выходить за богатого. Тогда будет и любовь, и дети будут обеспечены, и сама будешь счастлива, – компетентно заявила бабушка. Она хотела ещё что-то добавить, но в этот момент её  мать(Машина прабабка), совсем сухонькая старушка, до этого молча дремавшая рядышком на шезлонге, тоже решила поучаствовать в беседе.
 
– Вот, девочки, слушаю вас и понимаю, что вы слишком неглубоко видите совместную жизнь, – проскрипела она. –  А я вас уверяю: рядом должен быть мужчина, с которым можно не бояться старости. Потому что любовь, дети, богатство не гарантированы в будущем, а вот немощь и одиночество вполне реальны.
 
Несколько лет назад  бабушка забрала своих престарелых родителей  к себе в большой дом. Старички поселились на первом этаже, в комнате с отдельным выходом на улицу. И  каждый вечер, прогуливаясь по мощеной дорожке перед сном, они – два скрюченных корешка,  обязательно держались за руки.

– Бабуль, что же мне, по-твоему,  замуж только за старика выходить? – закатив глаза, спросила Шура.
 
 Все рассмеялись. Потом беседа незаметно перетекла на обсуждение новостей. А вечером гости снова собрались за столом, пробовать фирменный бабушкин торт. Как только Маша загадала желание и задула свечи, традиционное открытие её двенадцатого сезона жизни завершилось.  Нарядное платье сразу стало неуместным, и, почувствовав себя  старше на целую жизнь, Маша влезла в повседневные шорты. Вскоре гости  начали разъезжаться домой,  оставляя за собой  какую-то беспричинную печаль.

 Всю обратную дорогу в Машиной памяти продолжал крутиться подслушанный разговор. "На самом деле быть замужем – очень непростое дело..." – думала она. Оказывается, каждой жене приходиться своего мужа терпеть. И хоть с этого терпения женщины имеют свою выгоду, сам факт того, что нужно как-то подстраиваться под мужчину, Маше казался непонятным. Муж, разумеется, был необходим. Но необходим для чего-то определённого. Шура, например, хотела получать воздух и стимул. Мама жила с отцом ради детей. Бабушка ценила деда, вероятнее всего, за большие деньги. И даже прабабушка в своём беззубом старике теперь имела единственную для себя компанию.
 Всё это соединялось и перемешивалось у Маши в голове, формируя её собственное представление о семье. Как-то уж совсем становилось жалко мужчин, особенно папу. Несмотря на то, что Шура считала его маминым угнетателем, по всему выходило, что  именно мама  эксплуатировала отца.  Получалось, будто бы мама позволяет отцу    находиться рядом в качестве мужа  не просто так, а  только в обмен на хорошие отцовские качества. "Это значит, что  без всяких разных условий мужчин  любить  невозможно" – заключила Маша.
 Она с грустью посмотрела на затылок отца. Папа сосредоточенно вёл машину и не подозревал, какое важное открытие случилось в голове его дочери.

 Однако оставалась ещё неразрешённой загадка: зачем всё это? Зачем рожать детей, если ради них нужно жить с нелюбимым человеком? Или: зачем  ради какого-то богатства  терпеть непутёвого мужа?  Почему  люди даже в неприглядной старости остаются вместе?  Вопросы приходили и рождали новые, делая Машу задумчивой. Раньше она  часто представляла себя невестой,  теперь же возникли сомнения: так ли уж необходимо выходить замуж? Была в этом событии какая-то неправда, которую Маша никак не могла уловить.

 В размышлениях она не заметила, как приехали домой. Лифт почему-то не работал. Наверх пришлось подниматься пешком. И с каждой новой ступенькой Маша всё больше убеждалась в отсутствии у себя веских причин для собственной свадьбы в будущем.  На своём этаже она уже точно решила, что замуж не пойдёт никогда. От мужчин ей ровным счётом ничего не было нужно. Это даже расстраивало, потому что надеть свадебное платье всё-таки очень хотелось. Но не выходить же, в самом деле, замуж только ради  фаты.

 А дома её ждал медведь.  Большой лохматый, он сидел в прозрачном  пакете возле дверей их квартиры и добродушно улыбался плюшевым ртом.

– Это тебе? – спросила мама, обращаясь к Маше, но та в недоумении замотала головой. Медведь не значился в списке её подарков. Однако на пакете висела открытка, в которой сообщалось, что медведь действительно предназначается для Маши. Вместо подписи внизу поздравления блестело маленькое золотистое сердечко.

– Наверное, это от мальчика? – засмеялась мама, открывая дверь.

– Это от Антона! Это от Антона с верхнего этажа! – наперебой закричали близнецы. – Машка с ним в лифте катается!

Маша смущенно буркнула:
– Вот ещё! – и взяв медведя за ухо, заторопилась в свою комнату.

– А не рановато ли мальчики? – вдогонку возмутился отец.

– Ну почему рановато, Борь?

– А ты, как всегда, в адвокаты! Опять начинаешь спорить!!

– Я не спорю. Просто хочу понять: когда ей уже можно будет получать подарки от мальчиков?

– Да пойми ты! Мальчики не дарят подарки просто так! И ты, как мать, должна...

Маша закрыла дверь. «Нет... всё-таки я ни за что на свете  не выйду замуж!»
 
А медведь, тем не менее, начинал ей нравиться. Его добродушная улыбка и густой мягкий мех располагали к симпатии. К тому же на боку имелась музыкальную кнопка, которая включала трескучую запись: «Мишка люююбит с тобой танцевать. Мишка люююбит с тобою играть. Любит, люююбит с тобой засыпать...»

 Спать медведя Маша уложила  рядом. Она обняла его и снова подумала об Антоне. Всё менялось.  Жизнь, которая до сей поры была плотно встроена только в систему семьи, сейчас начинала отделяться от этой системы, приобретая личное направление. Маша чувствовала, что близился какой-то незнакомый горизонт, за которым мальчики постепенно становились юношами, а девочки – девушками. Рано или поздно они тоже создадут свои собственные семьи, и, скорее всего, эти семьи ничем не будут отличаться от семей их родителей. У бывших мальчиков и бывших девочек случится такая же странная жизнь – жизнь вечного терпения.
 «Но я же не собираюсь замуж!» – вспомнила Маша.  Слово «замуж» загорелось огоньками и весело заискрилось. Потом оно вытянулось в струну и исчезло. Где-то на крыше в белом платье танцевала Шура, рискуя упасть. «Ты слишком молода и неопытна...» – отражалось эхом над её головой. Маша хотела помахать Шуре, но из-за шкафа снова появилась спина. Сначала совсем чуть-чуть. Потом спины становилось всё больше и больше, пока она не превратилась в огромного медведя.
 Медведь был ужасно голодный и потому очень злой. Он ещё не видел Машу, но искал именно её. Маша это точно знала и притворилась спящей. Зверь подходил всё ближе и ближе. Вот он был уже совсем близко. Уже втягивал носом воздух возле Машиной ноги. Уже лизнул её пятку. Маше захотелось вскрикнуть и позвать маму. Она шевельнулась. Тогда медведь замер, потом ещё раз лизнул Машину пятку и, наконец, обнаружил девочку. Он открыл свою пасть, чтобы укусить, и вдруг весело запел: «Мишка люююбит с тобой танцевать… Мишка люююбит с тобою играть…»
 Маша проснулась. Откуда-то слева, из-под руки продолжало звучать скрипучее: «Любит, люююбииит с тобой засыпать…» 
За окном, наполняя комнату  светом, уже загоралась  заря.  Вместе с темнотой исчез и ночной кошмар. Рядом, улыбаясь, лежал игрушечный медведь. Очевидно, Маша так крепко обнимала его во сне, что сработала музыкальная кнопка.

– Ты мой охранитель! – прошептала Маша, щекой прильнув к медведю. Мягкий и тёплый, он сейчас казался почти живым. «Какие разные бывают эти медведи!» – подумала Маша. А ещё подумала, что замуж всё-таки пойдёт. Ну, хотя бы для того, чтобы по ночам кто-то всегда спал с нею рядом. Это означало, что у неё всё-таки будет свадебное  платье. Мысль понравилась Маше, и она, благодарно поцеловав медведя, плотнее укрыла его своим одеялом.
 
2022г

Иллюстрация автора.


корректура