Отчаяние

   На щеках февраля мыльной пеной таяли сугробы, он торопился и не вытер как следует лицо. Месяц был мал ростом, холост и старался успеть прибрать за собой. Март ввязался было помочь, но февраль не любил, когда его жалели, - за глаза или в лицо, и отказался. Понимая свою ущербность, он старался уравновесить её упорством, что большинству казалось проявлением сурового характера, а малому догадливому числу - нежностью сердца,  которую стоило беречь от стороннего взгляда. Иначе...
- Иначе уж не февралём я буду зваться, а мартом или того хуже - апрелем. - Вздыхал февраль, сводя белые от инея брови к переносице. Февраль усердствовал, дабы оказаться лучшим во всём, что ему полагалось. И обыкновенно, упоминая про него, говорили о строгости нрава и скрипучем голосе, но только не в этот раз.
   В этот раз всё было не по его. Всего за одну ночь всё, что было бело и празднично, стушевалось, стаяло, оставив посл себя лишь ту самую чёрную, как неблагодарность, как подоплёку всего вокруг пыль, вокруг которой суетились кристаллы льда, мастеря белоснежные сверкающие снежинки. А затем, словно в насмешку, чуть ли не со всех разом, сорвало краны сосулек, и хлынула вода, заполняя каждую, едва заметную впадину, как немытую чашку в тазу. Вода вскорости переливалась через край, ибо не одному сосуду не дано вместить в себя всё, чему суждено было растаять.

   Глядя в глаза февралю, я искал в них чаяние радости, а находил в них одно лишь отчаяние.
Солнце, в своей черёд, провожая меня взглядом, полным страсти, предупредительно стелило под ноги ковёр тени - отпечаток тёмной стороны жизни, которую я так усердно старался не замечать... ибо не умел я справляться с нею и смиряться не желал, ну - никак.