Картины жаркого одесского лета

На днях я впервые с начала войны посетил родную Одессу. Когда я был в Жемчужине у моря в середине февраля, город запомнился необыкновенно затхлым видом, ароматом запустения и атмосферой ожидания чего-то грозного и пугающего. Нет, на улицах ещё не было военных патрулей и блокпостов, но необычайно мрачная обстановка, совершенно не вязавшаяся с образом некогда самого весёлого и жизнерадостного города СССР, а позже и Украины, страшно давила на психику. Как и предельно мрачные лица людей, встречавшихся мне на улицах. Как и необычное даже для зимы в Одессе пасмурное серое небо, напомнившее мне суровые московские будни.

И вот настало время моего летнего путешествия в родной город.

На первой таможне, в молдавском селе Тудора, бросилось в глаза полное отсутствие легковых машин со стороны Молдавии. А уж проблемы не заставили себя долго ждать — прямо на границе Украины, в Старокозаче. Меня, единственного из всех пассажиров, заставили выйти из автобуса с вещами и начали долго и тщательно проверять мой багаж и цель моего визита. То ли пограничника насторожила моя русская фамилия, то ли украинские спецслужбы кого-то искали, похожего на меня, вряд ли я когда-нибудь это узнаю. Но вопрос о цели визита снял все проблемы — узнав, что у меня начались неприятности с коммунальщиками,  которым я с начала войны изрядно задолжал, пограничник смилостивился и отпустил меня с миром. Знает, разумеется, что за отопление сейчас в Украине по Интернету не заплатишь.

Когда автобус покинул пункт пограничного контроля, на меня сразу же навалилась абсолютно гнетущая атмосфера. С одной стороны, это было пугающее ощущение запустения и тишины, с другой — чувство всеобщей лютой ненависти. Чтобы отвлечься от этой жути, я принялся глазеть в окно. Но не тут-то было! Посёлки и небольшие городки, мимо которых ехал автобус, выглядели удручающе пустыми, людей нигде не было видно. Так, пара человек на протяжении всего пути до Одессы...

А вот к самой дороге это отношения не имело. В сторону Молдовы по неширокому шоссе постоянно проносились тяжелогружёные фуры, даже целые караваны фур с продовольствием. Да и в сторону Одессы их поток был едва ли менее интенсивным, с той разницей, что фуры явно ехали порожняком, зато бензовозы, которых также было немало, шли полными под завязку. Легковушки также сновали туда-сюда — и среди них не было ни одной машины с молдавскими номерами. Впрочем, ещё раньше один кишинёвский таксист мне поведал, что молдаване боятся ездить в Украину на своих автомобилях — есть большой риск, что их просто-напросто отнимут, и потом ищи-свищи. Добавив, что может отвезти меня до таможни — а дальше, мол, сам найдёшь, чем добраться до Одессы.

На обочине дороги на билбордах повсюду висели плакаты в поддержку ВСУ, с извечным лозунгом «Слава Украине» и прочими политическими воззваниями. И, чем ближе автобус подъезжал к Одессе, тем всё очевиднее стали проступать признаки военного времени — то там, то сям появлялись хаотично разбросанные или выстроенные в линию пародии на противотанковые ежи, а изредка и баррикады из мешков с песком и даже одиноко стоящие бронетранспортёры или боевые машины десанта.

Когда же автобус миновал знаменитую площадь «Два столба» и въехал в городскую черту Одессы, я поразился, насколько  пустынными выглядели улицы некогда одного из самых многолюдных и шумных южных городов бывшего Союза. Маленькие кучки людей около магазинов — и всё. Машин на улицах было до ужаса мало, а ведь летом в Одессе всегда гудят и чадят вездесущие пробки.

Только около вокзала было относительно многолюдно. Относительно — потому что само здание вокзала было закрыто. Я вообще впервые в жизни  видел закрытый железнодорожный вокзал при работающей станции (поезда-то с него отправляются по-прежнему).

Денег на общественный транспорт у меня с собой не было, менять доллары по грабительскому вокзальному курсу не захотелось, потому я пошёл домой пешком — от вокзала через знаменитое Куликово поле, мимо столь же знаменитого Дома Профсоюзов. Куликово поле оказалось отгороженным от городских улиц со стороны вокзала целой полосой «ежей» и мешков с песком — эта «баррикада» и удручала, и смешила одновременно. Ведь «ежи» были едва ли не в половину человеческого роста, просто положены на булыжники и асфальт, а не врыты в землю, и при желании их сдвинет с места не то, что танк, а бронеавтомобиль или даже группа солдат. Так себе защита!

То же самое можно сказать и по поводу защитных редутов вокруг здания Оперативного командования южным военным округом Украины. Баррикады и блокпосты из таких же смешных «ёжиков», мешков с песком, наваленных друг на друга (и уже основательно прорванных) и шипов, лежащих на асфальте, могут задержать разве что не особо организованные банды, причём плохо вооружённые (если учесть, что на каждом блокпосту я видел всего лишь от одного до трёх солдат, вооружённых автоматами). Выстрел из гранатомёта — и всей баррикаде придёт ожидаемый конец. Да и шипы для танка не помеха.

А уж какая мощная «защита» сейчас у одесского порта! Если мимо Южного командования разрешено ездить хотя бы троллейбусам (автобусы объезжают это место по другим улицам), то около порта и Морвокзала не ездит ничего, кроме «шахид-мобилей» с пулемётами и военных патрулей на машинах с соответствующей символикой на корпусах. Знаменитый одесский памятник Дюку де Ришелье заложен мешками с песком, и к нему даже близко не подпускают (перекрыт весь Приморский бульвар от Тёщиного моста до городской Рады), а о том, что происходит на Приморской улице, проходящей ниже Потёмкинской лестницы, остаётся только догадываться.

Впрочем, цена этих «защитных мер» весьма невысока, судя по последнему удару крылатыми ракетами по одесскому порту.

Я очень боялся за свою квартиру, но всё оказалось лучше, чем я думал — всё имущество было в целости и сохранности, никто в моё долгое отсутствие в квартире не хозяйничал. Проведя уборку помещения, я на закате отправился гулять в сторону знаменитой «Аркадии».

Конечно, народ на улицах вечером появился, пусть людей было в разы меньше чем в прошлые годы.  Гуляли семейные пары, очень много было собачников — раньше я столько собак на поводках в Одессе не наблюдал, люди выгуливали практически все виды собачьих пород — от шпица до ньюфаундленда.

Но особенно бросились в глаза две вещи.

Первая — в городе изменился мужской типаж населения; видимо, все одесситы разъехались — кто-то воюет на фронте, кто-то успел удрать. Мужики, которые мне встречались, с острыми чертами лица и преимущественно худощавые, скорее, были похожи на киевлян или жителей Западной Украины.
 
Вторая — на улицы в большом количестве высыпали многочисленные «девицы лёгкого поведения». Да и вполне себе зрелые «жрицы любви». Стало понятно, что приличные женщины так же в большинстве своём покинули город.

Морское же побережье произвело особенно гнетущее впечатление — все пляжи закрыты, и на них в песке повсюду торчали высокие деревянные шесты с красными табличками, на которых были изображены белые черепа со скрещенными костями и надписи вроде «Achtung Minen».

Правда, на одном из пляжей двое мужиков, наплевав на запрет, подошли к самой кромке прибоя и, стоя по щиколотку в воде, о чём-то оживлённо беседовали. Зная, что по берегу моря в изобилии рассыпаны «лепестки» (незаметная, сливающаяся с песком противопехотная мина, отрывающая ногу взрослому человеку даже от лёгкого нажатия), повторять «подвиг» этих камикадзе я не стал.

На следующий день я занялся коммунальными платежами. Тут же выяснилось, что за два года все конторы, кроме Водоканала, сменили адрес, и мне пришлось хорошо поездить по городу, чтобы решить свои вопросы. И везде я видел одно и то же — запустение, лозунги на билбордах и рекламных экранах, малое количество людей на улицах и какое-то общее ощущение опустошённости и безумия.

В этот день я впервые узнал, что такое воздушная тревога — следующим вечером где-то под Одессой очень сильно «бахнуло» и несколько минут после этого над городом дико ревели сирены ПВО. После выяснилось, что взрыв был аж в полусотне километров от города (что же там такое взорвалось, что вздрогнула вся Одесса?) Кстати, ни одного разрушенного здания собственно в городской черте я так и не увидел.

Зато вдоволь насмотрелся на удручающий ассортимент сувенирных товаров. Когда-то торговцы сувенирами продавали модные тельняшки с надписью «Одесса-мама» и консервированный «одесский воздух», статуэтки и даже часы с Дюком и «Одесские золотые дюкаты от фальшивомонетного двора Одессы-мамы». А нынче на прилавках местного «Арбата» около Собора (сократившегося раз в пять, множество неиспользуемых столиков были разобраны и свалены в хаотичную металлическую кучу за Собором), в пустом Пассаже и в магазинчиках «Аркадии» продавали совсем иные товары. Нашивки с символикой Вооружённых сил Украины и Правого Сектора, футболки с надписью «Русский военный корабль, иди на три буквы» и прочую «хреновую продукцию».

Однажды, около одесского Военного госпиталя, я видел колоритного персонажа в такой футболке. Черноволосый западенец с обвислыми длинными усами и оселедцем, в камуфляжных штанах и берцах, сверху натянувший чёрную футболку  с «русским кораблём, идущим на три буквы», лицо которого выражало крайнюю степень озлобленности и ненависти ко всему окружающему, смотрелся впечатляюще. Впечатляюще смешно. Правда, ржать я не стал. Возможно, потому и вернулся домой живым.

На знаменитой Дерибасовской, когда-то многолюдной, ревущей, смеющейся и толкающейся пешеходной улице, ныне совершенно пустой, на одном из заборов проходила выставка карикатур, посвящённых нынешней войне. Как только я остановился посмотреть на это свинство, ко мне тут же подлетел какой-то молодой человек и начал задавать провокационные вопросы: «Не правда ли, это так красиво? Не правда ли, это так талантливо?» Я ответил уклончиво, и парень отстал.
Назвать красивой аляповатую карикатуру с мясорубкой, на которой написано «ЗСУ», в которую влетают танки с буквой «Z», а вылетают гробы с той же буквой, язык не повернётся. Всюду одна ненависть, одна злоба и неприкрытая агрессия. Ничего подобного карикатурам тех же Кукрыниксов я не увидел. Художественная ценность таких работ — ноль без палочки.

«Боже мой, — подумал я, — и вот это они устраивают вместо того, чтобы собирать антивоенные митинги и бороться против войн во всём мире!»

На следующий день я посетил могилу моей матери и возложил к ней цветы. Второе одесское кладбище было как будто вымершим — раньше и туда приходило больше народа. Бросилось в глаза то, что могилы в большинстве своём никто не убирает.

После этого, решив вопрос с ещё двумя коммунальными конторами, я сходил в гости к своему родственнику, который очень чётко изложил мнение большинства одесситов по поводу войны — что виновны в этом кошмаре все, и Россия, и Запад, и Украина, что надо было договариваться. А эти «мировые игроки» просто-напросто наживаются на боли и страданиях людей, и делают на кровавой бойне большие деньги. С чем я, естественно, не мог не согласиться.

Дорога домой запомнилась тем, что автобус, едущий в Кишинёв, продержали на таможне целых два с половиной часа, да ещё воплями малолетнего дебила, которого везли домой, видимо, из какого-то санатория. Ужасное плоское лицо с отвисшей нижней челюстью и страшными, дико выпученными, глазами, крики на весь автобус и страдальческое выражение землистых лиц отца и матери этого ужасного ребёнка я запомню надолго. Жуткое испытание выпало этим людям, нечего сказать. Не дай Бог каждому!

Но как только автобус пересёк границу с Молдовой, ощущение паники и страха моментально куда-то ушло. Как будто я вынырнул с огромной глубины и на меня перестал давить жуткий водяной пресс в несколько атмосфер. Стало легко дышать. Небо словно окрасилось в весёлые тона. Даже больной мальчик перестал орать и быстро угомонился.

Что-то страшное происходит сейчас на Украине. Это не просто война. Там применено какое-то невероятное психотропное оружие, может быть, даже некое излучение, действующее на психику и физическое здоровье. После возвращения, кстати, я совершенно неожиданно испытал дикий сердечный приступ — такого со мной вообще никогда в жизни не было.

Только сейчас я немного пришёл в себя.

Если бы со мной не было моей любимой, которая сопровождала меня всю поездку, я не знаю, как бы всё это пережил. Она меня очень поддержала. А ведь мне ещё раз предстоит поехать в Одессу. На сей раз — самостоятельно.

Психологически я уже готовлюсь к новому путешествию. Надеюсь вернуться из него невредимым.

И всё же, в страшную эпоху мы живём. Что будет потом, покажет время, но слом исторических эпох дано пережить не каждому поколению. Что же нас ждёт после грабительского капитализма?

Об этом знает, наверное, только сам Господь Бог. А нам, простым смертным, остаётся лишь молиться о том, чтобы настали лучшие времена. В которым не место войнам и кровавым сражениям.