Солдаты империи Глава 27

Сергей Рязанцев увидел, что его последний соратник Сергей Коршенко очнулся. Он выглядел чудовищно.
- Его старая советская военная форма вся в крови… - ужаснулся Рязанцев. - В чужой и его, засохшей, и свежей.
Лицо и руки были черны от огромного количества сгоревших пороховых газов после неисчислимого количества сделанных им выстрелов.
- Уже тяжело говорить… - прохрипел Коршенко.
- Держись! - попросил его Сергей. - Не хочу умирать в одиночку…
- Мы всегда умираем в одиночку… - возразил раненый. - У тебя обильно идёт кровь.
Рязанцева зацепили осколки и пули, но чудом ни один жизненно важный орган не был задет. Он отмахнулся и сказал:
- Артерии не порваны, а на мелкие ранения и царапины плевать!
- Но выглядишь плохо!
- Наверное, так выглядят черти в аду?! Зато примут за своего и пожалеют…
Коршенко бледнеет. Рязанцев посмотрел на его молочное лицо, длинные золотистые волосы, рыжие усы и бороду начал тормошить, приговаривая:
- Ей, очнись! Не оставляй меня одного.
Коршенко открыл голубые глаза и недоумённо посмотрел на него.
- Что со мной было?
- Ты отключился на секунду… Я начал тебя трясти и ты очнулся.
- Странно, там где я оказался, прошло словно несколько часов.
- Не понял! Как такое возможно?
- Мне показалось, что я умер и побывал на небесах…
- Ты бредишь? И как там?
- Там нет страданий и боли. Всё прошлое, настоящее и будущее становится понятным, прозрачным, словно с него сняли покрова тайны! - заверил он.
- И что нас ждёт в будущем?
- Мы с тобой умрём…
- Это и так понятно! Что будет с миром, с Советским Союзом?
- Ровно через год после нашего восстания взорвут ядерный реактор в Чернобыле. Чтобы уничтожить местность, откуда пошли славяне, ведь рядом сходятся в одной точке границы трёх сестёр и стоит монумент дружбы. СССР развалится в 1991 году.
- Вот в это никогда не поверю! - воскликнул Рязанцев. - Как такое возможно?
- Ещё сложнее поверить в то, что в 2022 году начнётся открытая война между Россией и Украиной. Русские будут бомбить Киев, разрушат Мариуполь, Артёмовск, Авдеевку.
- Это же города моего родного Донбасса…
- Донбасс и станет формальной причиной для войны. 

Концлагерь
Пробыл месяц в немецком госпитале Егор Рязанцев пошёл на поправку. После выписки его под именем капитана немецкой армии Хайнца-Макса Ляйтгеба назначили комендантом французского города Альби. Он приступил к выполнению обязанностей.
- Поработаем во славу рейха! - пошутил русский.
Связь с партизанами французского Сопротивления он наладил спустя неделю. Результатом его трудов стали регулярные крушения немецких поездов, массовые побеги военнопленных, преимущественно советских, и масса других диверсионных актов. Спустя месяц он был представлен к одной из немецких воинских наград, но получить её не успел.
- Пора и честь знать… - Егор понял, что у гестапо закрались подозрения.
Он ушёл к партизанам, прихватив с собой «языка» в высоком чине и всю наличность комендатуры. Давид Шлаен встретили его вопросом: 
- Послушай, всё время хотел тебя спросить, почему ты в момент, когда тебя немцы нашли раненым, приплёл какого-то дядю Карла?
Мишель ответил фразой, вызвавшей гомерический хохот партизан:
- Вообще-то, я имел в виду Карла Маркса, но немцы не так поняли…
Он передвигался по Франции в немецкой форме, выполняя различные задания. Однажды оказался там, где жило много поляков. Кафе и столовые в городке были разгорожены и над каждым отделением висели надписи:
- «Только для немцев!», «Только для поляков!».
В общий вагон поезда, в котором ехал Рязанцев, вошли две польские девочки лет двенадцати. Они беззаботно болтали, смеялись и о чём-то спорили. Сидевшая напротив него старуха немка вдруг разозлилась.
- До каких пор эти свиньи, - кивнула она в сторону детей, - будут ездить с нами, немцами, в одном вагоне? Это просто возмутительно! 
- Какие же это свиньи? - майор подмигнул соседу. - Вот у меня в поместье есть свиньи, с хвостиками, с пятачками на рыльцах. А это девочки!
- Вы издеваетесь! - взвизгнула немка. - Вы член нацистской партии?
- Я офицер великой Германии, - ответил майор, - но война пока не довела меня до такого кретинизма, чтобы не отличал свиней от не свиней.
- Вы слышите, что он говорит? - обратилась она к Егору.
- Да, слышу, - ответил он. - И считаю, что майор совершенно прав. 
- Вы оба просто коммунисты! - старуха ушла на другой конец вагона.
На вокзале старуха выскочила на перрон и указала полицейским на вышедшего Егора. Его арестовали.
- Видать, мне на роду написано, постоянно попадать в тюрьмы… - подумал Рязанцев, когда оказался в концлагере Маутхаузен.
Он попал в 20-й блок лагеря. Отгороженный от остальных бараков высоченным забором с колючей проволокой, с пропущенной по ней током, он автономно существовал более полугода.
- Сюда свозят из других лагерей строптивых, способных к бунту заключённых, - понял Рязанцев, - главным образом советских офицеров.
В блоке зимой не топили, узников морили голодом, выдавая им четверть лагерного рациона. Посуды «смертникам» не полагалось, спали они на голом полу, который зимой заливался водой и превратился в лёд.
- Обречённые на смерть… - называли себя заключённые.
За несколько месяцев гитлеровцы уморили шесть тысяч человек. «Смертники», в отличие от других узников, не отправлялись на работу, но их надзиратели целыми днями безостановочно гоняли вокруг барака.
- Как правило, каждый попадавший сюда в среднем живёт не больше месяца... - сказали они новичку.
- Значит нужно срочно бежать! - заявил Егор.
К началу февраля 1945 года населения блока, обреченного на смерть, составляло около шестисот человек. Обессиленные физически, но не сломленные морально, советские офицеры неоднократно предпринимали попытки бегства. Гитлеровцы выявляли и расстреливали зачинщиков.
- Как это сделать? - спросил его бывший майор.
Они начали разрабатывать план восстания. Инициаторами побега было сформировано несколько штурмовых групп с определёнными обязанностями.
- Вам поручена атака трёх пулемётных вышек, - распределил Рязанцев, вам отражение возможного сопротивления внутренней лагерной охраны.
В ночь на 3 февраля восстал русский блок концлагеря Маутхаузен. В первом часу ночи «смертники» атаковали пулемётные вышки, забрасывая сидевших на них гитлеровцев камнями и поливая пеной огнетушителей.
- Получите и распишитесь! - Егор ударом палки оглушил часового.
Он воспользовался захваченным оружием и обстрелял другие вышки. Заключённые вырвались в лес. Бежали 419 пленных советских офицеров.    
- Разбегаемся в разные стороны! - предложил Рязанцев.
Беглецы понимали, что шансов выжить у них, практически нет, но постарались максимально осложнить поисковую работу, которую немедля начали гитлеровцы. Они назвали операцию по поимке беглецов:
- «Мюльфиртельская охота на зайцев».
Сто беглецов умерли после прорыва из концлагеря. Истощённые, они не смогли преодолеть десятка километров по снегу и морозу.
- «Зайцы» лёгкая добыча для настоящих охотников! - фашисты привлекли к их преследованию местных жителей.
Около трёхсот заключённых рассыпались по окрестностям, главным образом в районе ярмарочной коммуны Рид-ин-дер-Ридмарк. Их выслеживали и убивали эсэсовцы, жандармы, местные жители. Чаще прямо на месте, где кончались силы беглецов, и чем попало - топором, вилами.
- Патронов жалко! - австрийцы свозили трупы к церквям деревушек. 
Они хвастались трофеями и кучи погибших беглецов росли. Некоторые предпочли прорываться с боем. Один из отрядов ночью передушил спящую обслугу немецкой батареи, завладев оружием и грузовиком. Когда группу настигли, она отчаянно сражалась, пока замертво не упал последний офицер.
- Советских узников концлагерей гитлеровцы за людей не считали... - Егор видел этот бой с чердака. - Но эти бойцы доказали, что они герои!
Его спасла австрийская семья. Он и два офицера Михаил Рыбчинский и Николай Цемкало спрятались в доме крестьянки Марии Лангталер. Ей удалось уговорить мужа помочь несчастным людям. Она сказала ему:
- Давай поможем им!.. Может быть Бог оставит в живых наших сыновей.
Четыре сына Марии воевали на Восточном фронте. Беглых пленников накормили и спрятали в стоге сена. К Лангталерам нагрянул отряд СС с обыском. Они перевернули весь дом и двор, а сено переворошили штыками.
- Лишь чудом лезвия штыков не задели их... - Мария перепрятала беглецов в коморку на чердаке, а их следы присыпала табаком.
Эсэсовцы вернулись с овчарками, но собаки не взяли след. Три месяца они прятались там. 5 мая на хутор вошли американские войска, а части эсэсовцев разбежались. Поднявшись на чердак, Мария сказала русским:
- Дети мои, вы свободны, вы можете ехать домой.
Американцы передали его в советскую зону оккупации, и он вернулся после окончания войны в СССР, но снова попал тюрьму.
- Меня подозревают в измене Родине… - понял Егор. - И следователи хотят понять, что я узнал, путешествуя по Европе.
В его камере-одиночке всегда горел свет. Поэтому он никогда не знал, который час. Наверху под потолком над стеной имелось зарешёченное окно под козырьком. Неба не видно. Рядом с дверью параша с крестообразной металлической пластинкой и дыркой посередине. 
- Едва услышишь стук - вставай, - сразу усвоил Рязанцев, - не то карцер.
Сидел на цементном полу, питаясь лишь хлебом и водой. Сесть в камере было не на что: ни стула, ни табуретки, ни кровати. 
- Стой или ходи… - ответил следователь на его жалобу.
В глазок периодически смотрел бдительный надзиратель. С ним никто не имел права разговаривать, кроме следователя. У него стали отекать ноги, если долго стоял на месте. Поэтому надо было ходить, как маятник.
- Семь шагов к двери и семь шагов обратно к стене, - считал узник.
Вечером появлялся дежурный и освобождал прикреплённую к стене доску, которая держится на двух цепях в наклонном положении. Дежурный молча вносил из коридора табуретку, и Егор залезал на доску.
- Это тоже один из методов пытки… - злился он.
Под верхнюю цепь пролезал всем туловищем и ночью держался за неё, чтобы не свалиться на цементный пол. Доска была короткой для его роста, и поэтому часть туловища, шея и голова находились в висячем положении.
- Ни подушки, ни одеяла, - мучился Рязанцев. - Не немецкий госпиталь!
В камере было сыро. Устав от вечной ходьбы, он засыпал даже в таком положении. Ночью ноги сами освобождались, свешивались вниз, повисая на нижней цепи, и заключённый мгновенно просыпался.
- Падать на цементный пол больно! - пугался Егор.
Случалось, он падал и разбивался. Синяки и ссадины врач обрабатывал и уходил, а дежурный вносил табуретку, и мученик снова забирался на доску.
- Ты работал на вражескую разведку! - следователь требовал, чтобы он подписал признательные показания.
- Не попишу… - стоял на своём Рязанцев.