Беглые - сценарий

ЕВГЕНИЙ БАЛАКИН
Б Е Г Л Ы Е
Сценарий
             По мотивам произведения Н.С. Лескова
Действующие лица:

     Аркадий                -             крепостной художник
     Любаша                -            крепостная актриса
     Баба Люба               -             Любаша в старости
     Фрол Степанович -               дворецкий
     Граф Сергей Каменский
     Николай                -             брат графа
     Отец Пафнутий 
     Евдокия                -             попадья    
     Анисья                -             доглядчица
     Пелагея                -             балетная фигурантка
     Еремей                -             рабочий сцены
     Егорка                -            мальчик на побегушках
     Юлия                -            дама без любви
     Чиновник                -              муж дамы без любви
     Горный офицер
     Хозяин постоялого двора   
В остальных ролях - графские крепостные.
1 ЭПИЗОД
Поздний вечер. На холме стоит барский дом, в окнах – неяркий свет, горят свечи…  Полная луна. Погост. Покосившиеся кресты. Собачий вой. По тропинке к кладбищу идёт согбенная фигура в белом. Это баба Люба... Пробирается к одной могилке, садится на скамеечку. Сидит пригорюнившись, достаёт бутылочку, делает глоток...
Баба Люба - Иной человек проживёт жизнь свою до глубокой старости, начнёт потом перед смертью вспоминать, что у него в жизни особенного было, силится, а припомнить-то и нечего. Так ведь он ещё и перекреститься с облегчением, мол, Слава Тебе Господи, за то, что уберёг меня от страстей великих, от лишнего. Прожил тлеющей головешкой – ни дыма, ни огня и на том спасибо, мне большего и не надо. Такие вот рассуждения бывают. А может это и правильно, что так. Кто-то же должен и своей смертью помереть. (делает глоток из бутылочки. По лицу текут слёзы)
- (дальше на тексте идёт видеоряд – Подвальное помещение, пол и стены которого забрызганы кровью. Полумрак, чадит один факел. На стенах висят цепи, колодки, дыба, страшные пыточные инструменты… Посредине стоит стол, на нём лежит окровавленный, истерзанный человек. Руки и ноги у него привязаны к крюкам в столе. Он лежит без признаков жизни) А к другому-то судьба не так благосклонна. Даст она ему любовь в испытание, да ни какую-нибудь, а самую, что ни на есть страшную, самую лютую, самую невозможную, от которой нет ни спасения, ни лекарства, ни пощады. И ведь знает он, что за любовь такую предстоят ему муки смертные, невыносимые, а всё одно не откажется от неё, не отречётся, не предаст. И всё бы хорошо, да одна только беда: долго такие не живут. Боженька их видать жалеет и к себе пораньше прибирает. Вот и Аркадий Ильич из таких вот был. Аркашенька мой…. Меня, наверное, Боженька тоже жалеет. Только я, глупая, не понимаю, когда...
Баба Люба сползает с лавки на землю и начинает потихоньку петь -  Они хотели оба большой любви до гроба, ни как-нибудь, а чтоб с любовью прямо в гроб...
 Пение становится всё громче и громче, она словно теряет разум - Они хотели оба большой любви до гроба, ни как-нибудь, а чтоб с любовью прямо в гроб! (Внезапно окровавленный человек вздрагивает и открывает глаза. Смотрит в упор в камеру)
Пение превращается в громкий, пронзительный крик, который резко обрывается. Остаётся только эхо... Камера на глазах окровавленного человека. Он закрывает глаза, и камера наезжает на светящиеся окна барского дома и проникает внутрь...
2 ЭПИЗОД
Фрол, Пелагея...
Театр графа Сергея Михайловича Каменского. Закулисная его часть. Суета. Ходят балетные, одетые в непонятные длинные одежды египтяне и римляне.
    Фрол (одетый в костюм римского воина идёт по коридору) - Господи Иисусе Христе Сыне Божий, снизойди милостью своею на меня грешного! (крестится) Только, чтоб доволен был, только чтоб не осерчал, не разгневался… (ловит пробегающего мимо мужика в царской одежде) Федька! Почему до сих пор без бороды? Я тебя спрашиваю, дерево безмозглое, где твоя борода? Ты когда-нибудь видел древнего персиянина без бороды? Бегом к Аркашке за бородой! Погоди! Скажи, чтоб густую, окладистую, бороду сделал, а не в три волосины, как у козла! (Кричит в кулису) Егор! Ослопных свечей с десяток посадишь на рампу! Да смотри поосторожнее там с огнём! И проверь все бочки, чтобы с водой были доверху! Тятр! Будь он неладен! У других-то баре благородным делом занимаются, в столицах из игорных домов не вылазят, на балах, маскарадах амуров галантерейных разводят... А наш граф-батюшка на тятре на этом помешался, головушку свою сложил. Что ни день, то трагедь, комедь да балетный дивитерсмент! На сцене сатиры козлоногие скачут и прочая египетская нечисть. Тьфу! Господи, слов бы нынче на сцене не забыть...  (Декламирует) «О, Клеопатра! Ты царица Нила! ЕгИптяне тебе во всём покорны. Послушны твоей воле звери, птицы, слоны, гиппопотамы, крокодилы и все они свой гнев излить готовы на римлян дерзких…  Но берегись коварной Пе...  Пе... (Смотрит в роль, хватается за голову) Пентиф.. фрии…» Тьфу, чёрт, не выговоришь подобное... (увидел Пелагею, среди балерин делающих балетные па) Пелагея, поди сюда!
    Пелагея - (подходит) - Фрол Степаныч...
    Фрол - Я тебе не Фрол Степаныч! Я для тебя господин дворецкий! Поняла?
    Пелагея -  Поняла, Фрол Степ...
    Фрол - Почему на тебя опять мсьё Жане жалуется? Молчи! Если ты мне в балете в этом, в «Китайском огороде» ещё хоть раз на вершок вылезешь пузом своим вперёд из строя, неделю на одной воде сидеть будешь. Поняла? Не слышу!
    Пелагея - Поняла, не глухая.
    Фрол - Поговори мне ещё! А батманы? У тебя у одной батманы ниже всех. Что, ноги подымать разучилась или розгами давно не секли?
    Пелагея -  Не могу я нынче, Фрол Степаныч. Тяжко мне что-то…. Как с самого утра боли в животе приключились, так до сих пор не отпускают. Ноги не слушаются…. Я уж всяко пыталась. Не могу.… Дозвольте сёдни на сцену не выходить. Ещё помру я там, а вы в ответе будете.
    Фрол (толкнул её в какую-то комнатёнку) - Я те помру! Я те так помру, что отца с матерью узнавать перестанешь! (Фрол схватил её, крепко поцеловал взасос так, что Пелагея застонала. После чего он оттолкнул её от себя) А ну, пошла, отсюдова шалава, репетировать со всеми остальными девками! Чего уставилась? Боли у неё приключились! Я ещё выясню, что у тебя за боли такие!
    Пелагея - Ты поосторожнее шуми, Фрол Степаныч. Уж не через тебя ли боли эти во мне появились? И живот тоже не только моё изобретение, помощник у меня был хороший.  Али запамятовал, Фролушка, как домогался меня, как глаз с меня не спускал, как проходу мне не давал, как слова говорил всякие соблазнительные. (Пелагея крепко обняла его, вжалась, зашептала жарко) Неужто забыл? А я всё помню. Тебе меня пожалеть бы следовало, а ты собачишься. Я ведь у Его Сиятельства господина графа всё ещё в фаворитках хожу. Вот возьму, да и расскажу ему, как ты меня соблазнил, как силой меня взял. Ещё и от себя кой-чего добавлю.
    Фрол - Не посмеешь!
    Пелагея - Если бросить меня задумал, посмею! Ещё как посмею, миленький мой! Сама пропаду и тебя с собой заберу... Ты что же думаешь, побаловался мною, попользовался, получил своё и прощай? Нет, миленький мой, я теперь к тебе и душой, и телом прикипела, и ты от меня так просто теперь не отделаешься... Фролушка, свет мой ясный, обними хоть меня...
3 ЭПИЗОД
Спальня графа Каменского.
         Граф с закрытыми глазами развалился в кресле. Две девушки умащивают ему ноги маслами. Две другие обрабатывают ему ногти на руках. Пятая расчёсывает ему волосы. Мальчик в углу играет что-то на свирели... Внезапно граф отдёргивает руку, смотрит на неё и со всей силы бьёт её девушку по лицу. Та падает на пол... Все испуганно замирают, мальчик перестаёт играть...
    Граф – Играть! (мальчик продолжил играть дрожащими пальцами) Встать, тварь... (девушка поднимается) Подойди ко мне... Ближе. Я сказал ближе! (девушка ни жива, ни мертва подходит к нему. Граф бьёт её ещё раз по лицу. У той слёзы градом из глаз. Граф пальцами руки долго и безжалостно мнёт её лицо) –  Ты посмела сделать больно своему хозяину? Ты посмела... Скажешь дворецкому, чтобы тебя выпороли вечером... Лозой. Пятьдесят ударов... (у девушки подогнулись ноги, она чуть не упала. В глазах ужас и смертная тоска...) – Что мало тебе? Шестьдесят ударов... С солью! (Граф садистски улыбается) Ступай, голубушка... (девушка неверной походкой уходит) – Прочь! (все, низко кланяясь, уходят, как бесплотные тени)
4 ЭПИЗОД
Фрол, Пелагея, Еремей
    Фрол -  Ну, так вот, что я тебе, Пелагея, скажу. Каюсь, был с тобой грешок. Был, да весь вышел! Ничего у меня к тебе не осталось. И такое бывает. Так что ты теперь от меня свободная. А графу можешь говорить, не запрещаю. Только я от всего открещусь, мол, не было ничего такого между нами. Не было! Твоё слово против моего. Посмотрим, чьё крепче будет. Вот так. А теперь иди на сцену.
    Пелагея (отстранилась от него) - Грешок, говоришь? А теперь, значит, ты в праведники решил податься? Ну, ну, давай. Чую, другая у тебя на сердце, другая. Только не будет тебе с ней счастья, Фрол Степаныч. Не будет! Так и знай!
Фрол в сердцах хлопнув дверью выходит из комнатки, идёт на сцену, расталкивая всех, кто стоит у него на пути.  К нему подбегает Еремей...
    Еремей - Господин дворецкий!
    Фрол -  Чего тебе, Еремей?
    Еремей - Там, в пиесе, место одно есть, будь оно неладно. Ну, когда вы с госпожой Клеопатрой ругаться изволите...
    Фрол -  И что?
    Еремей - Так вот, я слова запамятовал, после которых молнию с громом давать должен. Вы мне их сейчас скажите, а то, ежели я громыхну не в положенном месте, их сиятельство меня в антрахте непременно велит плетьми бить.
    Фрол - «…Я тебя не слышу!»
    Еремей - (кричит): Я говорю, вы мне их сейчас, эти слова, скажите, а то громыхну не там, где надо!
    Фрол - Дурак, «я тебя не слышу», это реплика тебе, те самые слова, после которых должен быть гром с молнией.
    Еремей - Ага…. Понял, понял... «я тебя не слышу», «я тебя не слышу» ... (убегает)
5 ЭПИЗОД
Граф Каменский, его брат Николай
        Граф нарядно одетый стоит на центральной лестнице своего дома среди колонн, смотрит на дорогу. К дому подъезжает экипаж. Из него выходит брат графа Каменского Николай Каменский... Братья обнимаются, троекратно целуются... Кучер Николая Каменского с трудом выгрузил из экипажа два дорожных чемодана...
    Николай – Здравствуй, здравствуй, братец... Эким ты право красавцем смотришься. Я по сравнению с тобой развалина. Хоть и помладше тебя буду... (кучеру) Сенька, неси чемоданы в дом, чего застыл мумией! Бестолочь рязанская! (Сенька торопливо засеменил в дом)
    Граф – А это всё потому что я, Коленька, в отличие от тебя по заграницам не таскаюсь, соблазнам европейским не поддаюсь и лягушек не ем...
    Николай – Да я и сам их не ем... Ещё отравишься, чего доброго. Своего повара всюду вожу с собой. А насчёт соблазнов это ты, братец, врёшь. Врёшь!
Братья идут в дом. Вся дворня и прислуга только что не стелется перед ними на землю.
    Граф – Продолжай!
    Николай – Чего сразу насупился? Думаешь, ты умнее всех? Вот ты всегда таким был, брат, с самого детства. Слова тебе никто поперёк не скажи... Сразу за пистолет! А я тебя всё равно люблю. Про театр твой говорю! Чем не соблазн?
Заходят в гостиную. Там накрыт богатый стол. Лакеи стоят с посудинами с тёплой водой для мытья рук.
    Граф – Ну ты, Коля, сравнил... Театр – это не соблазн. Нет... Это, брат, выше! Это стихия! Волшебство! Это словами не выразить... Это надо видеть! Сегодня вечером для тебя и для соседей своих лучший свой спектакль представлю! Растаешь...
    Николай (в сторону) – Пропал вечер...
6 ЭПИЗОД
Любаша, Пелагея, мсьё Жане
За кулисами Любаша ищет кого-то. Заглядывает всюду. Замечает Пелагею. Та сидит на старых декорациях, лицо уткнула в ладони...
    Любаша - Палаша, вот ты где! А я обыскалась…. Мсьё Жане за тобой послал, сердиться. Вариации надо повторять, все уже на сцене стоят, а тебя одной нет. Пойдём быстрее…. Что с тобой?
    Палаша (вытирает слёзы, смотрит перед собой отсутствующим взглядом) - Не пойду я…
    Любаша - Ты что говоришь-то!
    Палаша - Говорю, не пойду я. Плохо мне, Любаша.… В животе всё огнём горит.
    Любаша - Палашенька, да если ты не пойдёшь, тебя же…
    Палаша - Знаю. Только всё равно мне…
    Любаша (быстро посмотрев по сторонам, подсаживается к ней) – А ты что?! Это... С кем-то...!?
    Палаша -  Да! С кем-то! Тебе-то что? Только не любит он меня, Любаша, не любит... Я ведь всю себя ему отдала до последнего, а он... Что делать, не знаю. Которую ночь уже по ночам в подушку вою, чтобы не услышали. Сердце болит... Жить не хочу...
    Любаша - Ты про кого говоришь-то?
    Пелагея - Ненавижу его! Театр этот ненавижу, сцену эту ненавижу, жизнь такую ненавижу!
    Любаша - Тише, тише, Палашенька! Не приведи Бог, кто услышит такое, живо графу донесут. Потерпи, потерпи, родненькая….
    Палаша - Не могу терпеть, истерпелась вся до самого донышка. Всё равно мне уже. А ты иди, Любаша. Скажешь, что не нашла меня.
    Любаша - Погоди. Ты вот что, Палаша, найди дворецкого и всё ему расскажи.
    Палаша - Дворецкому?
    Любаша - Ну да. Скажи, что плохо тебе.
    Палаша - Ему первому и сказала.
    Любаша - А он что?
    Палаша - Он? Он…. (Заплакала)
На сцене мечется балетмейстер мсьё Жане. Шеренгой стоят балетные...
    Жане (орёт во весь голос) -  Она есть, где этот ПалашкА? Я о ней сказать ле дюк! Граф-фу! БиземозглАя! Тупая рюсс корОффа!
    Любаша (испуганно вскакивает) - Мсьё Жане!
    Палаша - Слышу.… Сейчас пойду, а не то он всех тут перебулгачит. А ты не ходи со мной, не то и тебе достанется под горячую руку. (Уходит. Появляется на сцене, француз кидается к ней, что-то кричит на своём языке, размахивая перед её лицом хворостиной... Пелагея вырывает у него хворостину, ломает её пополам... Мсьё Жане тут же достаёт блокнотик и что-то в нём пишет, злорадно поглядывая на Пелагею...
7 ЭПИЗОД
Аркадий, Любаша
За кулисами идёт Аркадий. Держит в руке бороду и парик. Смотрит по сторонам, будто кого ищет. Замечает Любашу, меняется в лице, радостно улыбается...
    Аркадий - Любаша!
    Любаша (быстро оглянулась по сторонам) - Что ж ты так кричишь-то, Аркашенька! Дружочек мой!
    Аркадий - Потому что рад тебе, Любушка. (Люба отходит от него, пятясь спиной, пока не упирается в стену) Куда же ты? Постой хоть минуточку!
    Любаша - Не могу я…. Идти на сцену должна…. А то француз ругаться будет.
    Аркадий - Не будет. Скажешь, что я тебя задержал, что, мол, букли на парике подкручивал (пытается подойти к ней поближе).
    Любаша (говорит быстро, оглядываясь по сторонам) - Не поверит, я ему и так всякий раз про букли говорю. Не могу я, не проси…. Нет, нет, нет! Близко не подходи! Нельзя, ты же знаешь. Увидит кто, сразу графу донесут! А он на расправу-то короток. Не посмотрит, что ты у него в любимцах ходишь, так отстегать велит, забудешь, как в сторону мою глядеть….
    Аркадий - Хорошо, хорошо, милая... Как скажешь, так и сделаю. Я и отсюда тобой налюбуюсь, отсюда на тебя насмотрюсь! Какая же ты сегодня невозможная, Любушка! Вот так бы век стоял, глядел на тебя... Перед Богом клянусь, ты для меня на всю жизнь самая заповедная будешь, самая желанная, самая... Да что ж ты отворачиваешься-то от меня, милая? Я ведь от глаз твоих словно шальной делаюсь... Всё забываю.
    Любаша - Потому и отворачиваюсь, а то совсем ошалеешь. Я с тобой, что тогда делать буду? Стой! Вон, опять шагнул!
    Аркадий - Не шагнул.
    Любаша - Шагнул, шагнул! Я видела. Обещал же.… Говорю тебе, не подходи ближе, увидят!
    Аркадий - Увидят…. Увидят! А и пусть видят! Что же мне теперь делать, раз не могу я без тебя! Утром проснусь, а ты у меня уже перед глазами стоишь.  Это ж, какая мука, знать, что ты здесь, что ты рядом и не сметь видеть тебя, а если встретил, то не сметь приблизиться, не сметь рукой к тебе прикоснуться! Да это же умом тронуться можно от такой пытки, Любушка…. Измучился я!
     Любаша - Да если мы чувствам своим поддадимся, нам же тогда обоим несдобровать, хороший мой. Не подходи ко мне, пожалуйста, Христом Богом прошу! (Аркадий хочет взять её за руку) Что ты делаешь, безумный…
Оттолкнула его. Кинулись в разные стороны. Разбежались и стоят смотрят друг на друга, наглядеться не могут. Глаза их крупным планом... Медленно начинают приближаться друг к другу, будто какая-то притягивает их...
    Любаша - Показалось, будто идёт кто.… Сердечко моё словно птаха малая бьется, трепещет. К тебе, видать, рвётся. Я ведь тоже не могу без тебя…. Какой же ты у меня красивый…. Глаза закрою, а тебя вижу, словно ты во мне, словно из меня глядишь. Словно живёшь вот здесь, в самом сердце моём…. И так мне от этого хорошо делается, так сладко, милый ты мой! Что ж ты делаешь со мной, Аркашенька? Пожалей….  Нету у меня больше сил сопротивляться тебе...
    Аркадий - И не надо... И не пытайся. Судьба это наша! Я знаю... Жизнь моя, солнышко моё, реченька моя, травушка моя, любовь моя!
    Любаша - Любовь! Да разве ж у нас здесь, кто позволит любить? В монастыре и то легче. Там, хоть тело под запретом держат, да зато душа на свободе. А тут в самую первую очередь душу убить стараются...
    Аркадий - Не убьют! Нет такой силы.  Душа человеческая бессмертная, неподвластна она никому...
8 ЭПИЗОД
Баба Люба недалеко от погоста собирает полевые цветы. Высоко в небе перекликаются коршуны... Набрав букет, она идёт к могилке, кладёт цветы в изголовье. Стоит пригорюнившись...
Звучат голоса за кадром:
    Любаша - Любовь! Да разве ж у нас здесь, кто позволит любить? В монастыре и то легче. Там, хоть тело под запретом держат, да зато душа на свободе. А тут в самую первую очередь душу убить стараются...
    Аркадий - Не убьют! Нет такой силы.  Душа человеческая бессмертная, неподвластна она никому...
Баба Люба оборачивается, смотрит на барский дом...
9 ЭПИЗОД
Граф Каменский, Николай
Стоят на террасе балкона, смотрят в даль...
    Николай – Хорошо тут у тебя, Серёжа... Посмотришь на все эти лужайки, рощицы природные, на коров на всяких, ну, чем не рай земной! Всякая чертовщина сразу в голову лезть начинает, мысли дикие... Пушкин, например, с его:
Приветствую тебя, пустынный уголок,
Приют спокойствия, трудов и вдохновенья,
Где льется дней моих невидимый поток
На лоне счастья и забвенья.
Я твой: я променял порочный двор цирцей,
Роскошные пиры, забавы, заблужденья
На мирный шум дубров, на тишину полей,
На праздность вольную, подругу размышленья...
Нет... Жить я здесь не смогу. Слишком испорчен цивилизацией... И на тишину полей вряд ли её променяю. Не то убью кого-нибудь с тоски или сам повешусь. А вот ты, братец, здесь царь и бог...
    Граф – Пожалуй, что и бог...
    Николай – Ну, ну, не зазнавайся, ваше сиятельство... Грех это. Не хорошо... (видит с балкона своего кучера) Сенька, мерзавец! Чего прохлаждаешься без дела? Веди каурого в кузню! Да подковы у него все проверь! Захромает – плетей наешься у меня!
    Граф – Жарко... Пойдём, я тебе лилии свои покажу... недавно купил. Трёх девок своих крепостных продал за них одному еврею... (идут в дом)
    Николай – Господи, Серёжа... Нашёл на что деньги тратить – цветы, театр... Тьфу! Всё это глупость одна. Эмпиреи...
Через коридор вдали прошли две богомольные женщины в чёрном...
- Что, жёнушка твоя благоверная всё молится да постится?
    Граф – В монастырь собралась... Заживо себя похоронила. Чернавки эти над нею, как вороны кружат... Я к ней полгода уж как не захожу... У меня от ладана её голова вдруг начала кружится и в груди теснение делается... Дышать трудно стало. Капли вот теперь пью из неё. Чёрт бы её побрал...
    Николай – А какая красавица была! Первая на всю губернию...
10 ЭПИЗОД
За кулисами ходит злой Фрол. На всех рычит. Замечает Аркадия. В последний момент Любаша убегает...
    Фрол - Ты с кем это здесь, Аркашка? С париком, что ли разговариваешь? Совсем спятил среди свои бигудей?
    Аркадий - Угадали. Это я, господин дворецкий, парик особым образом заговариваю. Потому как, предмет этот надевается не на ноги, а на более значительное место. Парик – это ведь вам, извините, не куделя какая-нибудь баранья. Тут деликатность нужна...
    Фрол - Ты мне зубы-то не заговаривай. Больно разговорчив стал. Я ведь не посмотрю, что ты в фаворе здесь. Я ведь тебя…
    Аркадий - Не посмеете, Фрол Степаныч. Руки коротки-с.
    Фрол - Не боись и до тебя дотянутся.… Дай только срок. А ведь врёшь ты мне, Аркашка! Здесь сейчас с тобою точно Любаша стояла!
     Аркадий - Показалось вам, Фрол Степаныч. Любовь Анисимовны здесь не было. На сцене она...
     Фрол - Любовь Анисимовна… Любка… Любёшка… Красивая девка! А я грешный люблю молодых да красивых. Да и кто их не любит-то? А, Аркашка? Граф-то наш, сам знаешь, большой гурман по этой части. Ты как думаешь, на твой взгляд, созрела Любовь Анисимовна для любви-с? Нет? А я думаю, что очень даже созрела. Не девка, а чистый мармелад стала. А что молода, неопытна, так ведь это дело-то поправимое. Как ты тут мне только что сам говорил: деликатность нужна. Пожалуй, что и нужна, кто спорит. А ну, как без деликатности-то ещё слаще будет? Вот ведь какой вопрос! Некоторые-то бабы сильно любят, когда с ними позлее, чтобы в кровь. Так они потом вернее собак становятся, всё стерпят. Не веришь? А я знаю. Чего молчишь-то, говорун? Язык, что ли проглотил?
    Аркадий - Вы ведь, Фрол Степаныч, перед спектаклем паричок изволите у меня надевать?
    Фрол - Ну? И что?
    Аркадий - А то, что ежели на моём столе увидите ножницы или бритву, вы, господин дворецкий, на них внимания-то не обращайте, а то, не дай Бог, вдруг порежетесь чем-нибудь по неосторожности. В моих-то руках это куда как ловчее получится. (Ушёл)
    Фрол (вслед ему) - Ах, ты, паскуда, угрожать мне вздумал! Запомню! (себе) Любаша это была, я её ни с кем не спутаю. Подозревал я про него. И видать не зря... Посмотрим, господин тупейный художник, в чьих руках ловкости больше будет, посмотрим...
11 ЭПИЗОД
      Еремей поднялся на колосники и крепит штанкету к декорации. На сцене актёры повторяют мизансцены. Внезапно декорация начала заваливаться и падать прямо на сцену...
Еремей – Уходите! Все уходите!!! Назад!!!
      Декорация падает прямо на стоящих на сцене людей... Общая суматоха и крики. Общими усилиями поднимают декорацию. Под ней без движения лежит актриса, играющая главную роль. Все в ужасе отшатываются он неё, крестятся... Выбегает Фрол, за ним идёт на подгибающихся ногах Еремей.
    Еремей - Я на галерею-то забрался, чтобы значит, декорацию эту к штанкетине прикрепить, а её, эту декорацию возьми, да и поведи в сторону. А там, на сцене, как раз Клеопатра была, в смысле, Серафима. Вот она, декорация эта, будь она неладна, на неё, на Серафиму, в смысле, на Клеопатру и рухнула. Я ведь говорил, что это не декорация, а чистое недоразумение…
    Фрол – Недоразумение?! Ты хоть понимаешь, что ты натворил, Еремей? Ты же, подлец такой, всех зарезал декорацией своей! Чёрт с ней, с Серафимой, с этой дурой! Нашла, где стоять! Ты же Клеопатру изувечил, роль уничтожил, Египет на фу-фу пошёл, дерево ты безмозглое! Ты понимаешь это или нет?
    Еремей - Дык, ежели бы только одну Клеопатру накрыла, она ведь ещё и трубу Иерихонскую погнула...
    Фрол - Молчи, злодей! До спектакля час один всего остался! А к благодетелю нашему брат приехать изволил... Для него спектакль показываем! Для него! Ты хотя бы это понимаешь, обезьяна африканская!
    Еремей - Да я….
    Фрол - Ну, всё! Готовьтесь, господа артисты. Доигрались! Будет вам всем нынче недоразумение в самом чистом виде. На колени!
    Все попадали на колени. Фрол убежал. Слышно, как люди шепчут молитвы, крестятся. Тихо вышел граф, за ним дворецкий и два мужика. Молча, Каменский обходит всех, останавливается перед Еремеем. Поднимает его голову, долго мнёт его лицо и щиплет, потом плюёт в него.
    Граф (тихо) -  На конюшню, эту тварь...
Мужики утаскивают враз обезножившего Еремея. Граф подходит к лежащей актрисе, смотрит на неё, ногой приподнимает её руку, та безжизненно валится обратно. Садится в подставленное Фролом кресло, долго молчит.
    Граф - Прошлой ночью спал я неважно. Душно было. И вспомнился мне один случай. Батюшка мой покойный, граф Михаил Федотыч рассказывал мне о нём как-то. Однажды шёл спектакль здесь, в этом самом театре, уж и не вспомню названия его. Батюшка мой тогда гостей назвал, чтобы они этим новым пока у нас в России европейским искусством насладиться могли в полной мере. И вдруг перед самым началом заходит в зал сам Государь Император Александр Павлович, заходит, останавливается у дверей и на сцену смотрит. Все повскакивали с мест, а Его Величество рукой, как-то так махнул, мол, ничего, ничего, не обращайте внимания. И так ведь весь спектакль и простоял у дверей. А когда всё закончилось, Государь ничего не сказал, а только ласково так посмотрел на батюшку моего и ушёл. Но по всему видно было, что понравилось ему здесь. А через год вы, холопы, рабы, грязный скот, отца моего убили, а театр сожгли.… Мало, видимо, он вас порол!  И тогда я на кресте поклялся, что пока жив буду, будет жить и театр этот, и что каждый вечер будет подыматься этот занавес вам назло, быдло, вечным напоминанием о моём убиенном родителе! И так будет всегда! (внезапно граф начинает задыхаться, хватается за горло) Фрол, капли подай! Скорей!!! (Фрол тут же подаёт капли, граф приняв их, успокаивается) Так…  Что же нам теперь остаётся делать?  Ерёмку запорю до полусмерти! Сам пытать его буду...
Внезапно Любаша, стоящая неподвижно возле мёртвой Серафимы, вздрогнула, будто очнувшись и бросилась на колени перед графом...
    Любаша - Дозвольте, Ваше Сиятельство!
    Граф - Чего тебе?
    Люба - Дозвольте, ваше сиятельство, роль Клеопатры сыграть! Я её всю знаю от первого до последнего словечка! Назубок выучила внаглядку! За кулисами всякий раз стояла и смотрела, как Симочка играла. Я каждое её движение повторить смогу. Хоть сейчас проверьте! Дозвольте ваше сиятельство! Только Еремея пощадите!
Стоящий тут же Аркадий, слыша это, потемнел лицом, исказился...
    Граф - Чтобы балетная фигурантка могла сыграть роль драматического содержания, я что-то не припомню такого. А знаешь ли ты, что тебе будет, ежели ты самозванство своё подтвердить не сумеешь? Ежели опозоришь меня и театр мой на посмешище выставишь?
    Люба - Знаю, ваше сиятельство.
Баба Люба пригорюнившись стоит в дальней части сцены и смотрит на себя молодую.
    Граф - Ну, а коль знаешь, после не обессудь. (Декламирует) «…Великая Царица, я смерти вестником пред Вами. Антоний пал, погиб в бою жестоком и римским легионам до столицы час пути»
    Люба - «Оставьте все меня. Уйдите! Я с силами должна собраться. Моя страна, все предали тебя, и даже Боги отвернулись. Со всех сторон слетелись римские орлы терзать твоё израненное тело, моя страна. Тебя, любимый, ненадолго я покину. Мы скоро встретимся, Антоний. Я готова…»
    Граф - Довольно! Немедленно переодевайся и на сцену! Постой, тебя, кажется, Любашей зовут?
    Люба - Да, Ваше Сиятельство, Любой.
    Граф - Хорошо, хорошо... Аркашка, живо сюда! Дитя моё, ты прекрасна!  Твой хозяин тобой весьма доволен. Но помни, оттого, как ты сейчас сыграешь на сцене, будет зависеть вся твоя дальнейшая судьба. Не боишься?
    Люба - Не боюсь, Ваше Сиятельство!
Баба Люба в это время подходит к Серафиме и закрывает её лицо платком. Никто этого не замечает...
    Граф - Похвально, похвально…. Справишься, награжу тебя. А я умею быть благодарным, ты это знаешь, Любаша.
    Люба - Знаю, ваше сиятельство.
Граф подал ей руку для поцелуя, Люба склонилась над ней.
    Граф - Аркашка, ты вот что. Обрисуй-ка нам Любашу в самом благородном виде, с античным воображением чтоб! Да хорошо постарайся. И поторопись с этим!
    Аркадий - Слушаюсь, ваше сиятельство!
    Граф - И вот ещё что….  Впрочем, об этом позже. (Граф уходит)
    Фрол - Анисья!
Вперёд выходит сурового вида бабка.
    Анисья - Здесь я.
    Фрол - Веди её к костюмерам, живо! Пусть переоденут в Клеопатру.
    Анисья - Поняла, батюшка. Идём, девка.
Анисья уводит Любу. Баба Люба долго смотрит на Аркадия и уходит.
    Фрол - Как же это она без репетиций играть собирается? Ведь сама добровольно на плаху полезла. Тятр, будь он неладен. Тьфу! Что делать-то, Аркадий?
    Аркадий - На всё милость Божья.
    Фрол - Да в том-то и беда, что она, эта милость Божья, на актёров не распространяется! Потому что лицедеи... Эх, жизнь, будь она неладна!
12 ЭПИЗОД
      В доме священника отца Пафнутия. На столе – самовар, батюшка отужинал и пьёт чай из блюдечка. Попадья Евдокия Захаровна убирает со стола посуду.
    Пафнутий - Господь наш о каждом позаботиться, но не сразу. Каждому свой час положен. Смиренно ждать, это тоже добродетель…. Она, добродетель-то, от терпения только крепче становится. Потому как страждущих в мире много, а Господь наш один неси! Самовар остынет!
    Попадья - Не остынет. А остынет, угли поновой вздуешь. Там всё равно воды мало осталось, а ты меньше десяти чашек зараз никогда не выпиваешь, батюшка. Сам, что ли не видишь, варенье ставить некуда…. Дай хоть со стола лишнее-то убрать.
    Пафнутий - А ведь Господь наш мудро всё распределил и сделал так, что в природе ничего лишнего не бывает.
    Попадья - Ну, тогда, значит, пусть Господь для тебя всю грязную посуду на столе и убирает!
    Пафнутий - Не богохульствуй, Евдокея! А посуду убери.
    Попадья - А я, что делала, по-твоему?
      Попадья уходит. Неожиданно, на смене кадра, появляется баба Люба. Она сидит за столом напротив Пафнутия. Скорбно смотрит на него... Попадья приносит варенье. Бабу Любу они не видят...
    Пафнутий - Это, какое варенье, матушка?
    Попадья - Сливовое. Нешто сам не видишь?
    Пафнутий - Что сливовое, не только вижу, но и обоняю. А я спрашиваю тебя, в каком году оно сварено было?
    Попадья - Это ты сейчас так спрашиваешь, а первый раз просто сказал: какое это варенье. Я тебе ответила, что сливовое.
    Пафнутий - Воистину, в наказание нам Бог женщину создал!
    Попадья - И правильно сделал, и до сих пор об этом не жалеет. Позапрошлого года это варенье.
    Пафнутий (пробует) - Дивный вкус! В том году, как сейчас помню, когда цвела слива, мы на звонницу новые колокола повесили. Дело это богоугодное, потому и сливы тогда много уродилось. (испуганно смотрит по сторонам, ёжится от взгляда бабы Любы)
    Попадья (всхлипнув) - И я помню…. Это варенье матушка ещё моя приготовила. Царство ей небесное!
    Пафнутий (поперхнувшись) - Аминь!
    Попадья - Чего это ты?
     Пафнутий - Кажись, косточка в дыхательное горло попала. Лучше уж я медку с чаем откушаю, чтобы ненароком не подавиться. В прошлом году, как сейчас помню, вот так же звонарь наш ел крыжовенное варенье, да и чуть было не задохся.
    Попадья - Чего говоришь-то! Задохся! Звонарь твой заснул с ложкой во рту! А матушка моя каждую сливочку-то в рученьки свои брала, да с усердием, да со вниманием! Да чтобы ни одного червячка не пропустить, не проглядеть! Всё выковыривала из них, старалась. Нет там никаких косточек! Врёшь ты всё, Пафнутий!
    Пафнутий - Ну, одну, значит, пропустила….
    Попадья - Покажи! Где она? Где?
    Пафнутий - Нету! Проглотил я её. Мёду неси, давай!
    Попадья - Ох, и вредный же ты, батюшка, сил нету с тобой разговаривать! Всё-то ему надо наперекор.
Баба Люба смотрит в камеру. Камера уходит в её глаза...
13 ЭПИЗОД
Театральная костюмерная... Висят всевозможные костюмы. Тётка Анисья приходит туда вместе с Любашей.
    Анисья – Матрёна!
Появляется Матрёна.
     - Слыхала, что Серафиму декорацией насмерть пришибло? (Матрёна кивает головой) Любка вызвалась вместо неё сыграть... Граф-батюшка проверил, остался доволен. Велел одеть её Клеопатрой... (Матрёна кивает головой и исчезает среди костюмов)
- Чего тебе, девка, спокойно не живётся? Ерёмку пожалела? Ну, запорют его насмерть на конюшне, так вместо него другого найдут. Не он первый, не он последний... Задирала бы ноги в балете и не высовывалась оттуда. Дура ты, дура!
       Появляется Матрёна с костюмом Клеопатры. Она прикладывает костюм к Любаше. Одобрительно мычит и кивает головой. Потом вдруг со слезами на глазах начинает гладить Любашу по руке. Анисья смеётся.
    Анисья – Это она тебя, Любка, так жалеет... У нашего графа-то не забалуешь. Матрёна попробовала один разочек, теперь всю жизнь об этом жалеет. Только одно слово не так на сцене сказала, так наш кормилец тут же велел язык ей отрезать... Давай наряжайся! Клеопатра...
Глаза Любаши крупным планом. В них ужас… Камера уходит в её глаза и снова оказываются глаза бабы Любы
14 ЭПИЗОД
Попадья приносит мёд. Садится за стол... Бабы Любы уже нет.
    Пафнутий - Что за мёд! Дивный мёд! Чистый янтарь! Нынче-то, Евдокия Захаровна, на гречишный медок особый спрос будет. А всё потому, что греча во всей округе ни у кого не уродилась, только у нас ровная да сильная. Никодим давеча порадовал меня, сказал, что мёду пудиков на сто пчёлки нам принесли нынче! А это потому, что всякий труд во благо. Когда безо всякой корысти трудятся Божьи создания честно и дружно, чтобы помочь в пропитании ближнему своему, дело это, безусловно, достойно всякой похвалы. Так и у людей, ежели каждый из нас будет вносить малую свою лепту в общее дело народного благосостояния, то будет это способствовать всеобщему здоровью каждого и общества в целом! И совсем не важно, на каком поприще прилагать усилия свои к оному. Как сказал по этому поводу Апостол Павел….
    Попадья - Батюшка, ты же не на амвоне сейчас с проповедями стоишь. Ты перед кем распинаешься-то, кого уговариваешь, самовар, что ли? Так он и без уговоров работать будет, только растопи его. А я, живя с тобой, и так уже многое чего поняла. Пей, давай, а то чай совсем остыл. Я нынче тебе зверобой с душицей заварила, как просил.
    Пафнутий - Надо бы, матушка, ещё с пяток ульев заказать, чтобы к сентябрю сделали да выставили на луга. Лучше, ежели в Козий Лог, там разнотравье чудное, по пояс трава вымахала. Для пчёлок чистый рай.
    Попадья - Да, куда уж больше-то? Вон, уже и так всю кладовку, и весь подпол мёдом заставила. А соленья мне, куда рассовывать? Некуда! Огурцы, помидоры, капуста, перец! Куда всё это прикажешь девать? Под кровать под твою?
    Пафнутий - Ежели надо будет, то и под кровать поставишь. Мне скоро в епархию ехать? Ехать! Бочонок мёду с собой взять надо? Надо. А он пуда на три потянет. А, без этого никак! Благочинный наш без мёду за стол не садится, а наш сбор самым лучшим в губернии считается. Дальше! Местному предводителю дворянства я сам обещал с полпуда, почтмейстеру – пуд. Отца Серафима увижу, вместе в духовной семинарии с ним учились, как его не угостить, не уважить? Вот тебе, матушка, и пол урожая нынешнего нет! А ты говоришь, зачем? Тут политика! И вообще, не бабьего ума это дело. Убирай, давай, со стола и не гневи меня глупостью своей. (Встал, потянулся, перекрестился.) Ну, а нам, грешным, пора и за молитовки приняться перед сном грядущим. (смотрит по сторонам) Чудно... словно смотрит кто на меня. Глазами сверлит... Свят, свят! Не иначе нечистый дух проверяет на крепость. (крестится) Прости, Господи, грешен бо азм есмь...
15 ЭПИЗОД
 В помещение, где работает Аркадий, возвращается Анисья и Любаша в костюме Клеопатры. Анисья садится на стул, присматривать за нравственностью.
    Аркадий (громко) - Извольте присесть, Любовь Анисимовна, вам это будет для удобства. (Люба садится перед большим зеркалом) Головочку свою прямо держите, чтобы паричок аккуратно сел. Вот так, хорошо…. Велено было для вас самый лучший паричок приготовить. У нас таких целых три имеется и все во Франции куплены. Их там, Любовь Анисимовна, специально изготовляют в самом городе Париже в театре Комеди Франсез…. Спереди пальчиками придержите. Вот так, хорошо. (Тихо) Любушка, что ж ты делаешь-то, а? Зачем вызвалась? Ведь боюсь я за тебя…. А ну, как плохо будет? Ведь граф тебе этого не простит никогда…. (Громко) Их Сиятельство сам эти парички покупать изволил…. А теперь, Любовь Анисимовна, как говорит господин граф, сделаем вашему лицу надлежащее воображение, чтобы, так сказать, ваша историческая определённость ни у кого не вызывала сомнений. Поверните головку свою чуть-чуть в профиль. Спасибо…. Реснички опустите. Во-от, так…. (Тихо) Любушка, может, откажешься, а? Ну, скажи, что, мол, слабость почувствовала от волнения, что в глазах темнеет, что….
    Люба - Поздно, Аркашенька. Не отговаривай меня…. Я решилась, и своё согласие графу дала. Нет мне назад пути.
    Аркадий (тихо) - Любушка, а я ведь знаю, что сыграешь ты эту роль проклятую лучше всех! Так сыграешь, как никто её здесь никогда не сыграет. Потому что у тебя дар Божий на сцену! Я знал это, знал! А только не к добру это всё будет, Любушка! Чует моё сердце, не к добру….
Анисья, привстав, прислушивается к их разговору.
    Аркадий (заметив её движение) - А ведь не к добру, что белил-то у меня здесь маловато. А ну, как Их Сиятельству этот грим не понравится! Как думаешь, Анисья, маловато?
    Анисья - Так ведь тебе-то лучше про это знать. Ты у нас один лица расписываешь...
    Аркадий - Верно говоришь, Анисья, мне лучше знать. А, пожалуй, что и в самый раз. Ну, вот и всё, Любовь Анисимовна. Вы теперь выглядите, как самый лучший античный образец. Желаю вам удачного дебюта.
    Люба - Спасибо вам, Аркадий Ильич, за искусство ваше, за руки ваши золотые. Вы меня в несколько раз краше сделали. Я теперь такую уверенность в себе почувствовала, благодаря вам, что мне уже и не страшно совсем.
    Аркадий - Помоги тебе Бог, Любушка.
    Анисья - Чего ты ей там всё шепчешь, Аркашка? Чего шепчешь? Думаешь, не слышу? Я всё про вас слышу! Смотри, дошепчитесь до греха! Знай своё дело тупейное, чеши гребнем, а больше ни-ни! Идём, идём, девка! Чай, заждались уже тебя. Граф-батюшка гневаться будет, кормилец наш. (Уходят)
16 ЭПИЗОД
       В зрительном зале в партере сидят немногочисленные гости. Местные помещики с жёнами и дочерьми, несколько военных… Всего человек двадцать. Заходит граф Каменский с братом. Раскланивается с гостями. Усаживаются на первый ряд. Из-за занавеса выглядывает Фрол. Граф машет ему платочком. Фрол исчезает. Занавес раздвигается, небольшой оркестр на сцене начинает играть. Начинается действие... Аркадий пробирается за кулисы и спрятавшись за декорации смотрит на Любашу...
    Аркадий (шепчет) - Господи, как же я боюсь за неё! Зачем, зачем вызвалась, Любушка? Спокойнее было бы, когда б никто не знал! Страшно и взглянуть-то... А ну, как слово забудет какое или не так, что сделает? За любую оплошность накажут... (На текст Аркадия накладывается видеоряд с Любашей. Она что-то говорит на сцене, но слов её не слышно. Что-то делает по мизансценам…) Нет, держится просто, свободно... И не смущена совсем. Словно и не играет даже, а живёт чужими страстями, как своими. Вот, где настоящая-то жизнь для неё, не здесь, а там, на сцене! За чужими страданиями и про свои забываешь. Хоть и призрачная, а всё ж таки свобода, хоть и ненастоящая любовь, а всё равно сладко, всё равно за душу берёт. А здесь за неё, за любовь-то, пальцы ломают, в кровь, до мяса на конюшне секут, словно мы нелюди какие, словно нет у нас ни чувства, ни боли, ни страданий…. Одно слово: быдло! Холопы, скотина, рабы бесправные…. А и то, какие у меня права? Быть заживо съеденным, вот все мои права. Жизнь моя, как у дворового пса, он на цепи, и я на цепи: дальше этого театра ни шагу. Нам обоим, что дадут, то и съедим. А не дадут, забудут, так хоть землю ешь! Ко всему человек привыкнуть может, кроме одного…. Когда достоинство его топчут, когда стыд да совесть в пустой звук превращают.  А те, которые к этому привыкли, так они только с виду живые, а внутри мертвецы давно страшные. Я ведь тоже раньше думал про себя, что привыкну, что таким же стану. А как Любашу полюбил, так перевернулось во мне всё. Дороже жизни она мне стала. Не могу я так больше... Из-за неё не могу!
       Фрол быстро идёт в сторону комнатки, где работает Аркадий. Заглядывает туда, но там никого нет. Злобно усмехнувшись, Фрол почти бегом возвращается за кулисы. Ищет там кого-то… Внезапно замечает Аркадия, который не отводит глаз от Любаши. Фрол незаметно подкрадывается к нему, смотрит на него с ненавистью, сжимая кулаки, лицо кривится. Губы его что-то шепчут...
17 ЭПИЗОД
     Покои графа. Брат его Николай Михайлович Каменский вольно раскинулся в кресле. Хозяин прохаживается. В углу сидят четверо музыкантов и играют что-то французское.
    Николай - Однако переусердствовал я за ужином твоим, братец. Уж который раз зарок себе даю воздерживаться от еды на ночь, а словно нечистый какой со мной заигрывает, так и испытывает на слабину. Как только восемь часов пробьет, такой жор наваливается, что, кажется, дай мне в руки подкову ржавую и скажи «ешь», я её тут же грызть начну. Да и мудрено удержаться, особенно у тебя. Повар твой прямо-таки кудесник, поискать ещё такого надо. Так бараньи рёбрышки, подлец, уделал в грибном соусе, что я дважды чуть собственный язык вместе с ними не проглотил. Ты где кулинара этого купил, братец?
    Граф - В Орле. Специально за ним туда ездил. У местного прокурора купил. Тот уже поперёк себя шире в полтора раза стал, вот врачи ему и посоветовали от повара-виртуоза избавиться, чтобы не соблазнял деликатесами.
    Николай - И почём сторговал его?
    Граф - Дёшево достался. Сто рублей всего...
    Николай - Ого! Вот так дёшево! Это ж целое стадо коров за такие деньги купить можно.
    Граф - Зачем мне коровы? У меня их и так много. Хороший повар нужнее. Не сам же я этих коров готовить буду.
    Николай - Продай его мне. А я тебе за него пятьдесят рублей дам.
    Граф - Коля, у тебя с арифметикой что? Я же тебе уже сказал, обошёлся он мне в сто рублей. В сто рублей! А ты мне в два раза меньше предлагаешь, всего пятьдесят даёшь.
    Николай - А у меня есть кое-что посильнее твоей арифметики. Помнишь, когда ты приезжал ко мне в начале лета, сильно просил за одну мою девку дворовую? В театр свой хотел её приобрести балетной танцоркой? Так вот я тебе её к пятидесяти рублям в довесок отдаю. Ну, как? По рукам?
    Граф - Ах, злодей! Знал, на что наступить... Дай подумать. Ладно, чёрт с тобой, тут и думать нечего. По рукам!
    Николай - А ты говоришь арифметика! Тут чистая метафизика, брат. И всё-таки не пойму я тебя, Серёжа.  Ведь себе в убыток театр этот держишь. Плюнь ты на него. Лучше будет, покойнее, поверь мне.  Из всех искусств театральное наиболее вздорное. Не обижайся, но я на твоём сегодняшнем спектакле, право, чуть не заснул. Ну, скажи, зачем нашим Федькам, Стёпкам да Лукерьям все эти египетские боги и полубоги? Они ведь ровным счётом ничего в этом не смыслят. Им что Карамзин, что Ганнибал всё едино. Сплошная дичь кругом! Ну, понятно Европа, в каждом городе по три театра. Так ведь там люди другие, лучше! Там ведь культура! Гегель! А у нас только и смотрят, как бы поудобнее хозяев своих на вилы поднять.

18 ЭПИЗОД
Любаша сидит в гримёрной комнате. Она без парика, но в костюме Клеопатры. Парик лежит на столике. Вместе с Любашей находится Пелагея... В углу примостилась Анисья.
    Пелагея – Таких, как ты, Любаша, здесь никогда ещё не было... Тебя уже и учить ничему не надо. Всё сама делаешь да так, что и не поймёшь, где ты настоящая – здесь или там на сцене... Мне даже страшно было смотреть на тебя – смотрела и не узнавала. Будто другой человек вместо тебя...
Появляется Матрёна. Она обнимает Любашу, что-то радостно мычит и плачет...
    Люба – Что ж ты плачешь, Матрёнушка? Ведь всё же хорошо получилось... Я и слов нигде не забыла, не наврала, и всё делала также, как и Серафима... Царствие ей небесное!
Перекрестив Любу и махнув рукой, Матрёна уходит...
    Пелагея – Что теперь с тобой будет-то?
    Люба – Не знаю... Но точно знаю, что сегодня я была самым счастливым человеком...
    Пелагея – Здесь?! В этом аду? Ты блаженная...
Заходит Фрол. Улыбается... Видит Пелагею, глаза леденеют.
    Фрол – Ты?! Чего расселась, как на именинах? Ступай отсюда, Пелагея! Нечего тебе тут делать... (Пелагея упрямится, смотрит на него с вызовом) Ну?! Кому сказал! Давно на конюшне не пороли? Пошла вон!
Пелагея, опустив голову, уходит.
    Фрол – И ты, Анисья, иди отсюда... Займись чем-нибудь.
Анисья, поджав губы, уходит. Фрол садится напротив Любы, смотрит на неё жадно, с вожделением...
    Фрол – Ну что, Любовь Анисимовна, с премьерой тебя поздравить пришёл... Фурор произвела! Граф от тебя глаз не отрывал... Я специально за ним подглядывал. Давно я его таким довольным не видел...
    Люба – Моей заслуги тут вовсе никакой и нету, Фрол Степанович... Я всё только повторяла, как Симочка делала...
    Фрол – Да Симочка эта против тебя – ворона серая! Неказистая... А ты вон какая голубица... И статью, и лицом, и речью своею всех до самого сердца проняла... А меня так особенно... (Фрол, меняясь в лице, пододвигается к ней всё ближе и ближе) Ах, Любовь Анисимовна, Любовь Анисимовна... Любушка... Какая же ты заманчивая. Смотреть на тебя – словно к огню прикасаться... Обжигаешь...
Неожиданно заходит Аркадий. Видит Фрола, меняется в лице, но справляется с собой...
    Аркадий – Позвольте, Любовь Анисимовна, паричок ваш забрать...
    Люба – Да я бы и сама тебе его принесла, Аркаша... Чего это ты ко мне на «вы» обращаться стал?
    Фрол (встаёт, подходит вплотную к Аркадию) – Потому что вы теперь, Любовь Анисимовна, на особом положении находитесь...  (и с угрозой) И Аркашка это понимает! (говорит тихо, чтобы Люба не слышала) Не дай Бог позволишь себе что-нибудь с ней, убью!
    Аркадий (так же тихо, с улыбкой) – Руки коротки-с...
    Фрол – До тебя дотянутся... (Фрол уходит. Тут же заходит Анисья и, стоит скрестив руки на груди)
19 ЭПИЗОД
В покоях графа...
    Граф - Ты знаешь, брат, сначала-то я думал, что театр для меня – это всего лишь долг мой перед памятью нашего отца, сохранение начатого им дела... Как хочешь это называй: забавой, развлечением, блажью. Я и сам так считал. Но со временем начал замечать, что эта притворная действительность, это лицедейство стали приобретать для меня всё более глубокие формы и захватывать меня с каждым разом всё сильнее и сильнее. Я вдруг стал получать какое-то странное удовлетворение от происходящего на сцене. Не поверишь, сижу, смотрю какую-нибудь переводную дурь французскую, где с нашей жизнью русской сходства не больше, чем с кактусом, и реву. Сижу и реву коровой. Откуда сие берётся? Ты знаешь меня, я жестокий человек, есть за мной этот грех. Я подвержен приступам гнева, страшным приступам, во время которых легко могу убить человека и после этого не испытывать ни жалости, ни сострадания, ни угрызений совести. И это мучило меня. Я и в детстве не мог выдавить из себя ни одной слезинки, словно тот орган, который отвечает за это, у меня окаменел или отсутствует вовсе. В какой-то момент я вдруг почувствовал, что где-то там, глубоко внутри меня, натянулась какая-то жила и, что она уже на последнем пределе, звенит и стонет от напряжения, что ещё год такой жизни, и она лопнет вместе со мной. А потом я еду в Москву, попадаю в Малый театр, смотрю там что-то из нашей жизни дикой, российской и в третьем акте во мне эта жила лопается, а я не умираю, рыдаю сижу и поделать с собой ничего не могу. Пришлось вон из зала выйти... Так что, брат мой дорогой, театр для меня — это спасение, это Божья благодать. Божья милость...
    Николай - Нашёл благодать в шутах и арлекинах! В лицедеях! В Бога, я смотрю, ты не веришь...
    Граф - Одно другому не мешает. Я и в Бога верю, и в театр уверовал. И людишек всех своих в театр ходить заставляю, как сейчас модно говорить, для смягчения нравов.
    Николай - Это ты напрасно так. По моему мнению, кесарю кесарево, а писарю писарево. Эдак ты, братец, до отмены крепостного права в опытах своих нравственных дойдёшь.
    Граф - Всё и так к тому идёт. Государь Император почти готов к отмене. Хотя ему сейчас очень непросто. Воют справа, воют слева, одни кричат о просвещённой монархии, другие о крайнем деспотизме... А все эти либеральные течения преследуют только одно: ослабления государственной власти. Во Франции это уже проходили, а в итоге там всех победила мадам Гильотина. Но хватит об этом. Давай лучше поговорим о чём-нибудь более приятном. Вот ты сегодня на спектакле спал и, верно, не заметил, что Клеопатра моя, чудо как хороша была!
    Николай - Ну, почему не заметил. Как раз её одну и заметил. Честно говоря, дрянь был спектакль. Кабы не она….
    Граф - Ты прав, ты прав! Но какова дебютантка! Стройна, изящна! Так ведь ты ещё самого главного не знаешь! Она ведь до этого у меня в балете танцевала и вдруг такой фортель выкинула! Талант, несомненный талант! А голос! То нежный, мягкий; то глубокий с обертоном. А то вдруг такая страсть из неё вырвется, что, кажется, вот сейчас встану перед ней на колени, и буду подол её платья целовать.
    Николай - Продай.
    Граф - Что!?
    Николай – Да шучу я! Шучу... Ну, пошутить, что ли нельзя? Ты подумай, что мне с ней делать? Она же у тебя ничего больше не умеет, только на котурнах стоять. Какой с неё в хозяйстве прок? Хватит в нашей семье одного театрала. Мне и повара твоего вполне достаточно. Как звать-то хоть его?
    Граф - Петром. Сейчас распоряжусь.
Негромко хлопает в ладоши. Тут же заходит лакей...
    - Дворецкого сюда...
    Лакей – Слушаюсь, ваше сиятельство!
20 ЭПИЗОД
Погост на закате солнца... Баба Люба подходит к могилке. Тяжело дышит. Садится на скамеечку...
    Баба Люба – Здравствуй, мой хороший... Вот я и пришла... Три дня у тебя не была. Прости... Пластом пролежала. Спина не слушалась... Ночью ты во сне приходил ко мне – молодой, красивый... Живой. А как проснулась – и лица твоего не помню уже, дружочек мой милый... (достала бутылочку, пьёт из неё). Нынче, Аркашенька, аккурат сорок годков лет, как тебя не стало... (плачет) Недолго осталось... Чует сердце, скоро и я здесь лягу... Вот тогда и наглядимся друг на друга вволюшку, милый мой... Устала я... (начала потихоньку петь) «Они хотели оба большой любви до гроба. Ни как-нибудь, а чтоб с любовью прямо в гроб...»
Последние закатные лучи солнца на её лице...
21 ЭПИЗОД
По графскому дому, стараясь не стучать сапогами, идёт Фрол. Перед дверями в графские покои останавливается, крестится, потихоньку стучит в двери... Услышав – «Войди!» заходит…
    Фрол (с поклоном) - Ваше сиятельство.
    Граф – Ты вот что, Фрол... Повара этого нового я брату продал. Вели ему собираться. (Брату) Ты, когда обратно едешь?
    Николай - Послезавтра, думаю, в обед. Как высплюсь.
    Граф (Фролу) - Понял? Чтобы через день к обеду он был готов. А ведь каламбур получился! Чтобы к обеду повар был готов и в лучшем виде! Ха-ха. Ну, а завтра, с утра, пускай напоследок кулебяки нам приготовит.
    Николай - И бараньи рёбрышки пускай, подлец, мне на погибель изобразит!
    Фрол - Слушаюсь, ваше сиятельство.
    Граф – Хотя ничего не говори повару. Будет ему завтра сюрприз...
    Фрол - Изволите ещё чего-нибудь?
    Граф - Изволю. Позови-ка нам сюда Любашу.
    Фрол (через небольшую паузу) - Осмелюсь сказать, что она не совсем здорова. Сразу после спектакля жаловалась на головную боль.
    Граф - Ничего, потерпит, не барыня. Веди её сюда.
    Фрол - Слушаюсь, Ваше Сиятельство. (Выйдя за дверь Фрол исказился лицом, сжал кулаки в бессильной ярости, поднял их над головой... Тяжелым взглядом посмотрел на барскую дверь, пошёл с опущенными плечами)
    Граф - Любаша…. Ангел над ней пролетел, не иначе. Откуда она такая взялась?
Граф достал из стола золотой портсигар, достал две папироски – себе и брату. Закурили...
    Николай - Ты же сам говорил, танцует она у тебя в театре.
    Граф - Я о другом…. Да, танцует, но как балетный аксессуар, не больше. У меня все танцуют. Французик мой, кого угодно танцевать научит. Кстати, ещё и приспособление придумал, чтобы у девок моих руки, ноги гибче стали. Подвешивает их на верёвках и растягивает в разные стороны, как лягушек. Часами весят. Пищат, а терпят.
    Николай - Как на дыбе, что ль?
    Граф - Ну, вроде того…. И всё удивляться он не перестаёт, что у нас здесь с крепостными, чего хочешь можно сделать. Во Франции это преступлением считается, насилием над личностью, могут и посадить.
    Николай - Доигрались они там со своими революциями. А что взамен? Кодекс Наполеона! Эгалите! Человеческое достоинство! Нет никого человеческого достоинства! Нет! Фикция это всё! Есть человеческое по достоинству! По достоинству! А достоинство, оно не для всех, не для каждого. Родиться надо с ним, чтобы в десятом колене было! (Музыкантам) Хватит вам бренчать! У меня уже уши заложило от вашего скрипа! Слава Богу, у нас здесь свои понятия о том, как правильно надо жить. Ну, вот, я опять есть захотел. Из-за тебя, между прочем, братец!
    Граф - Чего раскипятился? На достоинство твоё здесь никто не покушается. А ведь наши-то крепостные французам этим на сцене ни в чём не уступят, даже ещё и лучше будут, хотя и без достоинства.
22 ЭПИЗОД
Поздний вечер. Около 23.00…
       Аркадий сидит в крохотной комнатке у раскрытого окна. На окне – металлическая решётка... Он живёт безвыходно при театре. В глубине комнаты на столе горит свеча... Поют сверчки, какие-то ночные птицы. Шагах в тридцати от его окна - тропинка к реке... Внезапно на тропинке показалась тоненькая девичья фигурка в белом. Аркадий весь подался вперёд, узнал в девушке Любашу. И та его увидела... Пугливо озираясь, Любаша быстро подбежала к окну…
    Люба – Аркашенька...
    Аркадий – Любушка, сердце моё...
    Люба – А я знала, что ты здесь будешь, у окошечка... Знала. Искупаться пошла, к реке... Можно было другой дорожкой, а я нарочно этой пошла. Чтобы тебя увидеть... Милый мой...
    Аркадий – Любушка... Как же мне хорошо-то с тобой... Любишь меня?
    Люба – Больше жизни... Пойду я, Аркашенька...  Не дай Бог увидит кто... Боюсь я.
На тропинке неслышно показалась тёмная фигура. Это Анисья. Замерев и слившись с чернотой кустов, она издали наблюдает за ними…
    Аркадий – Постой хоть минутку... Налюбоваться хочу на тебя, дыхание твоё почувствовать, волос коснуться... Запомнить на всю жизнь...
Внезапно раздаётся голос Фрола. Он зовёт Анисью...
    Люба – Дворецкий! Близко... Увидит нас!
Люба быстро прячется в густых кустах сирени... Аркадий задувает свечу. Появляется Фрол…
    Фрол – Анисья! Чёртова ведьма! Анисья!!!
Анисья неожиданно появляется из темноты. Фрол пугается…
    Фрол – Фу, чтоб тебя... Напугала... Где Любаша? Граф требует её...
    Анисья – Не знаю...
    Фрол – Не знаю?! Я тебя приглядывать за нею велел! Глаз с неё не спускать!
    Анисья – Да разве за ними уследишь... Они молодые да резвые, а я уже еле ноги таскаю...
    Фрол (пристально смотрит на неё) – Ох, темнишь, бабка... Узнаю что, вообще ходить перестанешь!
Фрол убегает, Анисья с ненавистью смотрит ему вслед... Аркадий смотрит на неё из темноты окна...
    Анисья – Выходи, девка... Знаю, ты здесь. (Люба выходит) Слышала? Граф-батюшка тебя требует... В другой раз увижу вас вместе – молчать не буду...
Анисья уходит. Люба смотрит на Аркадия. В глазах тоска смертная...
23 ЭПИЗОД
     Николай - Слушай, брат, у меня к тебе просьбица есть одна.
Граф хлопает в ладоши, появляется Пелагея. Она приносит поднос с шампанским и закуску. Музыканты по знаку графа вновь начинают играть.
    Граф - Что за просьбица такая?
    Николай - Да, так, мелочь. Видишь ли, скоро еду я по своим делам в Санкт-Петербург и там придётся представляться мне людям в больших чинах и положениях по этикету. Вот... А нынешняя мода такова, что требует, так сказать, форм вполне определённых и законченных.
    Граф - Ну?
    Николай - А я, как сам ты видишь, у себя в деревне настолько одичал и заволохател, что приобрёл в лице некоторую грубость. Перед дамами показываться будет стыдно. Ты по-родственному пришли ко мне своего Аркашку, чтобы он в хорошее положение меня привёл. Ну, там, бакенбардам, чтобы нужное направление придал, тупей, чтобы повыше взбил. Вон, как у тебя.
    Граф - Извини, братец, но ты просишь у меня невозможного.
    Николай - И в чём же невозможность сия состоит?
    Граф - Клятву я дал, что пока я жив, Аркашка никого, кроме меня стричь и брить не будет. Ну, сам посуди – разве я могу моё же слово перед рабом моим переменить?
    Николай - Вот ещё беда! Да ты отмени своё слово. Сам дал, сам и обратно взял.
    Граф - Для меня эдакое суждение даже странно. После того, если я сам так поступлю, что же я от людей могу требовать? Аркашке это сказано, и все это знают, и за это ему содержание всех лучше. А если он, когда дерзнёт и до кого-нибудь, кроме меня, со своим искусством прикоснётся – я его запорю и в солдаты отдам.
    Николай - Ну, положим, или запорешь, или в солдаты сдашь. Тут что-нибудь одно.
    Граф - Пусть, по-твоему: запорю до полусмерти, а потом в солдаты.
    Николай - Это последнее твоё слово, брат?
    Граф - Последнее.
    Николай - И в этом всё дело?
    Граф - Да, в этом.
    Николай - Ну, в таком разе и прекрасно, а то я подумал, что тебе свой брат дешевле крепостного холопа. Ты вот что, слова своего не меняй, а пришли Аркашку ко мне пуделя остричь. А там уже моё дело.
    Граф - Пуделя? Хорошо, пуделя остричь я его пришлю.
24 ЭПИЗОД
       Люба пробирается по тёмному зданию огромного театра в свою комнату. Все спят... Она заходит к себе. В окно светит полная луна, освещая всё призрачным светом. Люба закрывает двери и тут её кто-то крепко обнимает... Это Фрол. Он пытается её поцеловать, Люба молча, с остервенением, отбивается от него...
    Фрол – Любушка... Любушка... Ну, что ты... Что ты. Я ж тебе плохого не сделаю. Только поцелую в губы твои сладкие... в глаза бездонные... Сохну я по тебе... Снишься ты мне... Покой потерял... Красавица... Любушка...
Люба с силой толкает дворецкого от себя. Тот теряет равновесие, ударяется об кровать…
    Фрол – Ты так?! Ах ты шалава! Где бродила?! Где?! У Аркашки под окнами?! Я всё про тебя знаю!
Фрол бьёт Любу по лицу, та падает...
    - Вставай! К графу идём...
25 ЭПИЗОД
Аркадий лежит на кровати. Глаза распахнуты... Ему грезится.
       Яркий солнечный день. Он с Любашей идёт через заросшее полевыми цветами поле, держатся за руки… Смотрят в небо. Там кружит коршун, поют птицы, два соединённых друг с другом белых облака плывут в вышине. Они улыбаются друг другу... выходят на берег неширокой речки. Берега её заросли ивами, ветки спускаются до самой воды. Кругом солнечный свет и ощущение полного счастья... Они останавливаются на берегу. Любаша губами легко касается его губ, Аркадий хочет её обнять, она со смехом ускользает, убегает под густые ветви ивы... Через некоторое время, сбросив с себя одежду, Любаша медленно заходит в воду, оборачивается, улыбаясь смотрит на Аркадия и плывёт... Аркадий, улыбаясь, смотрит на девушку...
Камера уходит в искристую на солнце воду, размывается медленно. Изображение возвращается в комнату Аркадия. Он лежит с закрытыми глазами, а рядом сидит баба Люба и смотрит на него, по лицу текут слёзы...
26 ЭПИЗОД
Граф и Николай чему-то смеются, пьют шампанское… Стук в дверь.
    Граф - Войди!
Заходят Фрол и Любаша.
    - А вот и наша Клеопатра! (Фролу) Ступай. Нет, постой! Приведи-ка сюда Аркашку.
    Фрол - Слушаюсь, ваше сиятельство! (Ушёл)
    Граф (подходит к Любе, треплет её по щеке) - Ну что, моя дивная Мельпомена? Вероятно, сегодняшний успех уже успел вскружить эту прелестную головку, а? Сознавайся. Сейчас, поди, будешь требовать от своего хозяина разных наград, сладостей и дорогих безделушек, а? Будешь пользоваться слабостью моей? Ведь так? Я тебе это позволяю.
    Люба - Нет, ваше сиятельство, не буду. Да у меня и в мыслях ничего подобного не было. Я бы и не посмела….
    Граф - Ну, ну, не скромничай, дитя моё. Ты это вполне заслужила. Можешь не стесняться и просить у меня всё, что только пожелаешь. Уж на что брат мой тёмен и не образован в сценическом искусстве и то, не смог не увлечься тобой. Ведь так, Николай? И всё-таки, чем же мне тебя отблагодарить? Ты ведь меня, Любаша, сильно нынче выручила. И впечатление благоприятное произвела. О тебе в публике говорили. Так что, на-ка, вот, возьми в подарок от меня эти аквамариновые серьги!
    Люба (упав на колени) - Нет! Нет, пожалуйста, ваше сиятельство, не дарите мне их! Не надо! Я не заслужила…. И на сцену я вышла не за подарками! Я ведь ничего такого особенного и не сделала даже…. Смилуйтесь, ваше сиятельство!
    Граф (смотрит на брата, тот усмехается) - Что это? Что за разговоры такие? Смилуйтесь! Это и есть милость моя! Встань! И не упрямься, милая, не упрямься. Что это вдруг? Ты ведь знаешь, что я этого не терплю. Возьми серьги и надень их! (Люба дрожащими руками надевает серьги) Вот так-то лучше будет. (Садится в кресло) А теперь улыбнись нам, Люба…. И скажи, плохой у меня театр?
    Люба - Что?
    Граф - Я спросил тебя, плохой ли у меня театр?
    Люба - Нет….
    Граф - Не слышу. Громче отвечай!
    Люба - Нет, ваше сиятельство.
    Граф - Что, нет?
    Люба - Не плохой...
    Граф - А вот брату моему не нравится. Говорит, что театр у меня плохой, никому не нужный, ругает за него. А ты говоришь, что хороший. Я совсем запутался. Или, может быть, ты хочешь меня обмануть? Как же мне вас обоих понимать?
    Люба - Я не знаю….
    Николай - Тупа, тупа…. Двух слов связать не может. А ты ещё подол у неё целовать собрался. Совсем сдурел... А ну, кстати, девка, задери-ка его.
Любаша медленно приподнимает подол.
    - Выше, выше задирай. А теперь повернись спиной ко мне. Внешность недурна...  Нет, и всё ж таки балет мне больше по душе. Эдакая живость и весёлая привлекательность в позициях. А пусть станцует что-нибудь для меня, вот прямо здесь. Или она уже для танцев не пригодна? Расхвалил ты её, братец, донельзя. Она теперь и ноги своей просто так поднять не захочет, заупрямится. Ещё и умолять тебе её придётся. Ну? Чего стоишь, думаешь? Танцуй!
Любаша стоит без движения.
    Николай - Э-э, да ты, я смотрю, и вправду упрямица. Норов мне свой показать захотела? И меня совсем не боишься? Не боишься? Отвечай мне, девка!
    Люба - Боюсь….
    Николай - И правильно делаешь.  Я ведь, милая моя, страсть, как люблю норовы усмирять. А у меня всякие встречались. Тебе, верно, стоит напомнить, что ты есть на самом деле? А вот я велю сейчас, чтоб тебя, разлюбезная моя, до полусмерти кнутом засекли, чтобы со спины твоей кожа лохмотьями летела, чтобы ты в собственной крови захлебнулась! Вот тебе! Вот тебе! Вот! Вот! Вот!
Николай бьёт Любашу по щекам. Та стоит, не защищаясь.
27 ЭПИЗОД
 В это время Аркадий резко открывает глаза, со стоном садится... Вскакивает и начинает метаться в своей клетушке… Подбегает к двери, с силой колотит в неё...
    Аркадий – Откройте! Откройте ради Христа! Слышите? Кто-нибудь...
28 ЭПИЗОД
    Граф - Оставь её! Прекрати, Николай! Ты ей так всё лицо испортишь! Как она на сцену после этого выходить будет! И потом, она всё равно без моего разрешения танцевать не будет. Это хоть ты её убей.
    Николай - Что значит, не будет? А я выходит, для неё пустое место? Со мною, с господином, можно и не церемониться, так что ли!?
    Граф - Не в этом дело. Она знает, что, если воли моей ослушается, хоть в самой малости, умрёт в пытках и мучениях. Таков закон. А ты молодец, Любаша, хвалю. За брата моего я у тебя прощения прошу. Порядков наших местных он здесь не знает, так что ему это простительно. На-ка, вот, выпей шампанского вина. Это тебе за послушание и примерное поведение от меня.
29 ЭПИЗОД
    Аркадий (бессильно прислонился к дверям, из глаз текут слёзы, шепчет) – Откройте... откройте... Выпустите меня отсюда... Выпустите...
Гремит замок. Открывается дверь, заходит Фрол... Тяжёлым взглядом смотрит на Аркадия.
    Фрол – Идём...
30 ЭПИЗОД
       В доме у отца Пафнутия... Ночь. Попадья спит, Пафнутий сидит на кровати... Неяркий свет лампадки возле иконы Святой Троицы... Внезапно закричал петух. Пафнутий вздрогнул, попадья проснулась...
    Попадья – Ты чего? Чего сидишь? (зевает) Выспался уже?
    Пафнутий – Нет...
    Попадья – Болит чего?
    Пафнутий – Нет...
    Попадья – Так ложись спи!
    Пафнутий – Не могу... Тяжко что-то на сердце... Будто обручем кто его сжал...
    Попадья – «Богородицу» почитай... А то иди поешь чего-нибудь...
    Пафнутий – Сама иди ешь... Не могу. Как глаза закрою, так очи какие-то страшные видятся, сверлят... Аж мороз по коже, волосы шевелятся... Преисподняя... Черти с вилами... Что ж такое-то...
    Попадья – Иди помолись, батюшка, помолись... Не иначе нагрешил чем-то... Бога прогневил...
    Пафнутий – Не знаю, что и думать... Я ж не убийца какой...
Пафнутий идёт к иконе, валится на колени, бормочет молитвы. Попадья креститься, зевает, ложится...
31 ЭПИЗОД
Аркадий подходит к барским дверям, следом – Фрол… Аркадий стучит в дверь.
    Граф - Войди!
Заходят Фрол и Аркадий.
    - А вот и ещё один мой любимец! Ну, Аркашенька, дружочек мой, сегодня ты хорошо постарался, впрочем, как и всегда. Молодец, хвалю! Публика нынче очень была довольна, дебют нашей новоявленной актрисы состоялся на удивление хорошо. Любаша была вполне с античным выражением и безупречна собой сценически.
    Аркадий - Ваше сиятельство, моих трудов здесь совсем немного было, так как у Любовь Анисимовны черты лица и сами по себе сообразны античным идеалам и выражениям.
    Граф - Ты прав, ты прав, дружочек мой.
    Николай - Античный идеал из Рязанской губернии!
    Граф - Ты этого не понимаешь, брат, а я, как опытный антиквар испытываю настоящий трепет, когда мне в руки попадает подобный образец. У меня у самого весьма скромная роль театрального любителя, дилетанта, который может всего лишь помочь раскрыть актрисе все свои таланты, сделать зримыми, так сказать, сокровенные тайны природы искусства. (Любаше) Душа моя, ты согласна с этим?
    Люба - Ваше сиятельство, ничего тайного во мне нет. Единственная тайна, бывшая у меня, так это лишь желание на сцене играть. И сегодня с вашего благословения это произошло.
    Граф - Видишь, брат! Вот она, сила искусства! А ты говоришь боги, полубоги! У меня в имениях вилы будут использоваться только по их прямому назначению. Так-то вот! Нет, тут я прав! А тебя, Любушка, через три дня я хочу видеть здесь в невинном образе святой Цецилии. (Любаша падает без чувств) Чувствительная натура. Откуда это в ней? Но страсть, как люблю таких. (Фролу) Ты вот что, вели Анисье, чтобы она к пятнице её приготовила, чтобы убрала её во всё белое... Ну, что-нибудь простенькое такое, без рукавов, на плечах, чтобы с узелками и пусть к полуночи приведёт её ко мне. (Аркадию) А ты, Аркашенька, прикрепи к волосам её веночек, да волосы-то эдак распусти соблазнительно и дай ей в руки белую лилию…. Да, непременно белую лилию. (Аркадия покачнулся) Что это с тобой?
    Аркадий - Виноват…. Оступился.
    Граф - Смотри, к добру ли это. Да, и вот ещё что. Завтра, с утра, зайдёшь к брату моему и подстрижёшь его пуделя.
    Аркадий - Какого пуделя?
    Граф - Я разве не ясно выражаюсь? Повтори, что я тебе сказал.
    Аркадий - Вы сказали, ваше сиятельство, чтобы я завтра с утра зашёл к брату вашему и подстриг его пуделя.
    Граф – Всё правильно... (Фролу) Перенеси её в кресла. Она скоро очнётся... «Невинное дитя природы, душа, не тронутая мглой. Отринет от себя свободы, возжаждет... Э-э... возжаждет...»
    Николай - А после скажет - «Чёрт с тобой!»
    Граф - Фи, Николя! Это так грубо. Есть ли у тебя хоть капля возвышенного?
    Николай - А зачем? На этот товар нынче спрос небольшой. Лично я предпочитаю возниженное.
32 ЭПИЗОД
       Уходят все. Фрол переносит Любу в кресло. Стоит перед ней, опустив голову... Тихо гладит по голове... Опускается перед ней на колени.
    Фрол - Любушка, прости…. Одно у меня на это оправданье: ни с кем делить тебя не хочу! Чтобы только я один был с тобой, чтобы вечно моей была, чтобы ни одна чужая рука тебя не коснулась. И так и будет! Ты полюбишь меня... Не сразу, но полюбишь. А уж, как я тебя любить буду! Целовать, миловать, на руках носить. Рученька-то какая у тебя тоненькая, словно веточка берёзовая... Кожа нежная, как шёлк, белая, как снег, чистая... Жилочки под ней узором вьются...     Голова у меня кругом от тебя, Любушка. Господи, как же я люблю тебя! Ночами сижу без сна, о тебе об одной думаю. Днём тебя ищу, как безумный, увижу, сердце замирает. Что же это за власть такая беспощадная в любви в этой? Словно, в наказание…. Думал раньше, выдумки всё это, что не может человек настолько забыть себя, чтобы кто-то другой стал вдруг себя дороже, а теперь вижу, правда всё это. А ещё вижу, что любовь злой бывает, такой злой, что умереть, кажется, легче, чем вот так вот любить. Любушка, ради тебя я лучше стану, рабом твоим буду, что велишь, то и сделаю. Ничего для тебя не пожалею, на любое злодеяние пойду, только полюби меня так, как я тебя люблю! Только полюби!

       Уходит. Ночь... Все свечи почти погасли. Появляется баба Люба... Подходит к Любе, пригорюнившись стоит возле неё...
    Баба Люба - Пролежала я так девонька целых полночи. Не было для меня ничего ужаснее, чем надеть наряд этот белый. Как саван погребальный был он для меня. Граф-то наш серьги просто так никому не дарил, только с намёком. А я тогда сильно об Аркадии мечтала. Потому-то так долго и в себя придти не хотела, видно, боялась глаза графские снова увидеть. А глаза у него были особенные, такие, что человеченки в них днём с огнём не сыщешь, словно каменные. И как только с такими глазами на свет Божий появляются? Смотрит, бывало, на тебя, как на насекомину какую и не знаешь, сейчас он велит тебя замучить до смерти или ещё подождёт, покуражится, понатешится над твоим неведением. Под всем графским домом были подведены потайные погреба, где люди живые на цепях, как медведи сидели. Иные, так всю жизнь в погребах этих томились, лишь за то, что единожды осмелились волю барскую ослушаться. Вот и у меня богатый тогда был выбор: либо в графские любовницы, либо в эти самые погреба.
33 ЭПИЗОД
       Раннее утро следующего дня... На сцене француз Жане дрессирует балетных. Ходит между ними с хворостиной и, если кто плохо старается, сечёт их. Анисья сидит тут же на скамеечке. Дремлет...
    Жане – Выще! Выще ньёгу! Свиньюшки! Глюпые короффы! Работать! Всьем работать!
       Появляется Фрол. Толкает Анисью в плечо... Делает ей знак, чтобы шла за ним. Пробираются по закулисам театра… Их видит Пелагея и, таясь, идёт за ними…
    Анисья - Чего тебе, батюшка? Куда ты меня тащишь? Не поспеваю…. Стара я для тебя, чтобы по закуткам-то со мною прятаться.
    Фрол - Молчи, дура! Знаю я про тебя всё! Стара она! Плоть-то свою потешить ты, бабка, очень даже ещё горазда. И не когда-нибудь, а в Великий пост! Старая грешница! Сказать с кем?
     Анисья - Тьфу, тьфу, на тебя, окаянный! Лучше молчи!
    Фрол - То-то! Заупрямишься в чём, враз перед всеми опозорю. (заходят в какое-то помещение, Пелагея, прижавшись к двери, подслушивает) А теперь слушай меня, Анисья. Любашу к пятнице снарядишь к графу. К полуночи, чтобы она была готова.
    Анисья - Кем снарядить-то, сказал кормилец наш?
    Фрол - В этот раз велел святой Цецилией. Во всём белом чтобы.
    Анисья - Девственницей?
    Фрол - А то, кем же? Чего овцой прикидываешься? Будто сама не знаешь!
    Анисья - Сделаю, батюшка. Всё, как положено сделаю, не впервой. Побегу я. Дел навалилось….
    Фрол - Постой! Видел я, какие у тебя дела – на лавке спать! Тут поважнее кое-что есть. Ты к Аркашке-то давно присматриваешься?
    Анисья - Ну, слежу. А что?
    Фрол - А то! Больно часто я его рядом с Любашей замечать стал. Она, где только появится, так и он сразу вокруг неё вьюном вертится, стервец. Не иначе, как совратить задумал девку. Она молода, неопытна, наслушается срамных речей, возьмёт, да и поддастся лиходею этому. А может они уже? А?! Чего глаза свои на меня бычишь? Не уследила?! Граф-батюшка живо тебя на цепь-то посадит!
    Анисья - Свят, свят, свят! Заступитесь, святые угодники! Да я уж, кажись, и днём, и ночью глаз с них не спускаю, тенью за каждым хожу. Так ведь разве ж усмотришь за всеми-то? О-ох, что же будет-то, Господи? Господи! Посадит ведь меня кормилец наш на цепь, непременно посадит….
    Фрол - Не скули, баба! Может они ещё до этого и не дошли, может, пока ещё только переглядываются. Только вот, что я тебе скажу. Когда граф велел Аркашке венок ей надеть, да волосы распустить, тот аж покачнулся, лицом белый стал, словно обескровил весь. Желваки свои, как вздул, так и не разжимал их всё время, пока стоял там. Я всё это приметил. Глаз с него не сводил. Отчаянный он, на всё способен. Я таких людей повидал, знаю. Сбегут они! Нутром чую, сбегут.
    Анисья - Как сбегут? Неужто решится на такое?
    Фрол - Сам, может, и не решится. А если намекнуть ему об этом, глядишь, и сообразит.
    Анисья - Чего-то не пойму я тебя, батюшка.
    Фрол - А по мне, так и пусть бегут. Ещё и лучше.
    Анисья - Как это, пусть?
    Фрол - А вот так! Мы их всё равно поймаем, далеко не уйдут, и уж тогда Аркадий Ильич от дыбы никак не отвертится. Самолично руки ему ломать буду! С наслаждением великим! А Любашу я перед графом оправдаю. Всё сделаю для этого! Скажу ему, что вины её тут ни в чём нет, что жертва она, что, мол, силком Аркашка её увёз, насильно, грубо! Не хотела она этого, сопротивлялась ему. Невиновна она, чиста, как светлый ангел, как тихая голубка, как зоренька весенняя...
Слыша это, Пелагея меняется в лице...
    Анисья - Да ты, никак, батюшка, сам по ней сохнешь?
    Фрол - Чего?
    Анисья - Ничего, ничего….  Так, к слову пришлось…. Про ангела заговорил, я и перекрестилась.  Ну, а я-то, что делать должна?
    Фрол - Ты, Анисья, нынче, как бы ненароком, слабину им дай. Пусть они без твоего надзора одни останутся. Аркашка-то, глядишь, и проговорится. А ты затаись поблизости и вызнай, где он защиту искать будет. Погоню-то за ними мы живо снарядим.
    Анисья - Сделаю, батюшка! Всё, как наказал сделаю.
    Фрол - Ступай.
Пелагея быстро убегает. Уходит Анисья. Фрол сидит, опустив голову. Потом смотрит исподлобья прямо в камеру...
34 ЭПИЗОД
Утро в доме графа Каменского…
Граф и брат его завтракают. Прислуживают два лакея. Тут же суетится повар Пётр... Играет квартет музыкантов...
    Граф – Так значит, Пётр, прежнего твоего хозяина ты чуть не уморил своей едой? Говорят, двери присутственного места пришлось ломать, чтобы он смог внутрь попасть? Ха-ха-ха...
    Пётр –  В этом, ваше сиятельство, моей заслуги было не много-с... Тут была чистая наследственность. Закон природы-с... Формула бытия.
    Николай – Он ещё и философ... Такого можно было и за сорок рублей сторговать.
    Граф – Врёшь! Врёшь ты всё... Слышали мы про этот закон природы! После того, как ты у бедного Порфирия Ивановича появился, он за три года семьдесят пять килограммов на себя повесил. Не человеком стал, а каким-то пушечным ядром...
    Пётр – Сие было невозможно-с пресечь... Его высокоблагородие и слышать ничего не хотел о диете. Видит Бог, я жертва обстоятельств...
    Граф – Вот уж точно жертва обстоятельств... Продал я тебя, как жертву обстоятельств, Пётр, брату своему со всеми потрохами за пятьдесят рублей. Будешь теперь на нём упражняться в своих кулинарных злодействах...
    Пётр – А что ж так дёшево? Я вам в два раза дороже обошёлся, ваше сиятельство...
35 ЭПИЗОД
Закулисье театра графа Каменского... Готовятся к спектаклю.
       Матрёна надевает на Любу тунику, украшения, мычит одобрительно. Люба стоит с каменным лицом, мука в глазах... Матрёна улыбается, мычит, гладит Любу по руке. На сцене – последние приготовления, декораторы, реквизиторы, балетные... Аркадий в своей комнатке надевает парик Пелагее. Тут же – Анисья…
    Аркадий (кричит в коридор) - Егорка! Пудры мне ещё неси! Этого не хватит. Да поторопись! (Мальчик показывается и, кивнув головой, убегает) Пелагея, со всего балета ты последней осталась. Подставляй головушку под паричок. Тебе в спектакле красавицей надо быть, так что мне следует постараться, а не то нам обоим влетит.
    Пелагея - Обижаешь, Аркадий Ильич! Тебе за меня никак не влетит. И нечего надо мной стараться, я и так собою недурна.
    Аркадий - Это, смотря, на чей вкус. Брат нашего графа в зале будет сидеть, а он, говорят, в балетных танцорках весьма разборчив да привередлив. В биноклю свою ко всем балетным приглядываться будет с пристрастием, а к тебе, думаю, так особо. 
    Пелагея - Тогда пострашнее меня сделай, вон, как нашу Анисью. На меня он, тогда точно не посмотрит.
    Анисья - Поговори, поговори у меня ещё, девка. Ишь, осмелела! Время придёт, сама такой же станешь. А может ещё и поуродливее. Не успеешь оглянуться...
    Пелагея - Нет, Анисья, такой, как ты я никогда не стану.
    Анисья - Это почему же не станешь?
    Пелагея - Потому что я до твоих лет не доживу. Раньше утоплюсь или удавлюсь, тебе на радость.
    Анисья - Тьфу, на тебя, сатана!
36 ЭПИЗОД
       Люба повторяет на сцене мизансцены, опускается на колени, воздевает руки... Фрол, в тунике, с лавровым венком на голове, встав за декорацию, жадно смотрит на неё, что-то шепчет про себя. Люба, словно почувствовав его взгляд, оборачивается, тот резко отшатывается... Граф сидит у себя перед зеркалом, девушка подкрашивает ему глаза, брови, пудрит лицо... Николай, со скучающим видом сидит тут же... Девушка сделала что-то неаккуратно, граф бьёт её по лицу. Она вскрикивает... Николай равнодушно смотрит на это...
37 ЭПИЗОД
Фрол за кулисами…
    Фрол (кричит вверх в сторону штанкетов) – Еремей! Скажи Стёпке, чтобы он крепления на средней декорации проверил! Да не забудь приготовить три факела на мой выход! Только просмоленные факела, чтобы были, а не как на прошлый спектакль, один дым!
Мимо проходит Пелагея...
    - Пелагея, пойдёшь мимо бутафоров, скажи им, чтобы опахало подклеили да веера. А то из них все перья скоро повылазят. Я проверю!
    Пелагея - Передам, Фрол Степаныч... Заодно могу и Любаше что-нибудь передать по секрету. (Стоит, с вызовом глядя на дворецкого. Тот подходит к ней вплотную)
    Фрол – А это не твоя забота, девка... Пошла!
Фрол заходит в гримёрку к Аркадию, садится на стул... Тот начинает надевать ему парик.
    - Как почивать изволил ночью, Аркадий Ильич? Бессонница не мучила?
    Аркадий - Дайте припомнить… Нет, Фрол Степаныч, не мучила. Да и с чего бы это?
    Фрол - С чего, говоришь? А как же Любовь Анисимовна?
    Аркадий - А что, Любовь Анисимовна?
    Фрол - Как это что? А святая Цецилия?
    Аркадий - Вы, Фрол Степаныч, загадками-то не говорите. Я ведь не ясновидящий. Почём мне знать, что там у вас на уме.
    Фрол - Да какие тут загадки? Я ведь знаю, что между вами! Хотя, конечно, могу ошибаться... Ну, тогда извиняй...
    Аркадий - За что извинять-то?
    Фрол - За подозрения мои, вот за что. Я ведь, Аркашка, грешным делом, думаю, что у тебя с Любашей сердечное согласие имеется, что вы отношения завели... Сам знаешь, его сиятельство, за это наказывать строго велит. Обоих... А я не могу... Потому что у меня здесь случай особый. Тебе одному только скажу, по секрету... (смотрит на Анисью) А ты чего уши свои здесь растопырила? Ступай отсюда, Анисья! Займись делом каким-нибудь!
    Анисья - Каким, батюшка?
    Фрол - Каким, каким... Почём я знаю, каким? Найди управляющего и передай ему, что его сиятельство велел к Рождеству купить в городе десять аршин канифасовой материи.
    Анисья - Так ведь управляющий в Краснобаево уехал до послезавтрего, раньше пятницы не будет.
    Фрол - Вот и ты езжай туда до послезавтрего.
    Анисья - Слушаюсь, батюшка. (Ушла)
Николай сидит развалясь в первом ряду. Откровенно зевает... Граф на сцене стоит рядом с Любой, что-то говорит ей, треплет по щеке. Та вымученно улыбается...
    Фрол - Что бы не подслушивала. Непременно графу доложит... Пусть идёт, без неё спокойнее. Так вот, я про случай особый. Про Любовь Анисимовну... Про Любашу... Расскажу тебе как на духу... Люблю я её! Так люблю, что аж скулы сводит. Полдня не увижу, болеть начинаю, места себе не нахожу. Что, не ожидал, поди, такого? Я и сам не ожидал, а потом, вдруг, как гром среди ясного неба. Жизни мне без неё нет. Ты понял?
Фрол говорит всё это, а сам с Аркадия глаз не спускает, но тот и бровью не повёл...
    Аркадий - Что ж тут непонятного...
    Фрол - Нет, когда сам не любишь, этого не понять. А я ведь даже ревновать тебя к ней начал. Истинная правда! Бывало, как увижу вас вместе, так переворачивается всё у меня внутри. Кровь в голову так и шибает... Скажи мне честно, Аркашка, душу мою успокой. Ты, правда, на Любашу никаких видов не имеешь, а? Только не ври мне!
    Аркадий - Не имею...
    Фрол – Хорошо... А она? Может Любушка сама к тебе тянется? Может тайных встреч ищет? А?
    Аркадий - Нет. Не было ничего...
    Фрол - Верю тебе... Верю! Ты у меня, Аркашенька, просто камень с плеч снял. Теперь я хоть на людей смотреть спокойнее буду. А графова братца-то, словно подменили: подстрижен, бакенбарды в ниточку, тупей, как гребень у петуха торчит. Ты, что ли ему выражение такое придал?
    Аркадий - Нет. Я только пуделя остриг...
    Фрол - Врёшь! Тут на всю округу, ты единственный, кому он может голову свою доверить. Ладно, за это ты перед графом сам отвечать будешь. Новость-то, поди, слыхал уже?
    Аркадий - Какую новость?
    Фрол - Так ты не знаешь ничего. У соседки нашей, у генеральши Рышковой, на днях крепостные бежали, парень с девкой. Так и не нашли. Вот отчаянные! Говорят, они в турецкий Хрущук подались. Туда многие бегут... А мне Любашу к графу вести... Силком ноги свои переставлять буду, сами они туда не пойдут. Хоть бросай всё и самому в этот Хрущук беги. Чего-то я разговорился не о том... Ты, Аркашка, про лилию-то не забудь. И непременно, чтобы белая была...  Белая и чистая, как снег... Ладно, пора на сцену на эту, чтоб ей пусто было! «О, Громовержец, яви нам смертным свой нерукотворный лик…» Тьфу! (Уходит)
    Аркадий (надевает какой-то балетной танцорке парик и последующим текстом озвучивает свои мысли за кадром. Аркадий при этом улыбается, что-то говорит, но глаза выдают напряжённую работу мысли) - Зачем он мне всё это рассказал? Чую, подвох во всём в этом какой-то есть! Но какой? Проверял, поди, как поведу себя, не дрогну ли, вдруг проговорюсь... Глаз с лица с моего не сводил, думал, я не вижу. Чтобы с Любашей разлучить, вот для чего всё это! А про беглых зачем говорил? Да так говорил, будто сам к побегу этому подталкивал. Ему-то, какой интерес? Неспроста он этот разговор завёл, ой, неспроста. Лишний раз перед графом выслужиться захотел или... А ведь, пожалуй, не врал он про любовь свою к Любаше! Точно, не врал. Любит он её! Ещё как любит. Такое не спрячешь! А если так, тогда всё ясно, как день. Это он от меня избавиться хочет, соперника решил убрать. Потому и про побег заговорил. Хитро придумано! Что ж, спасибо за совет...
38 ЭПИЗОД
       Конец спектакля. Крепостные артисты выходят на поклон... Персонаж, хор, балет, музыканты… В зале только граф и его брат. Граф милостиво аплодирует. Смотрит на брата, тот спит… Граф толкает его в бок, Николай открывает глаза и начинает лениво хлопать, при этом нещадно зевая... Закрывается занавес. Все расходятся по гримёрным комнатам. Фрол смотрит вслед Любаше, зло усмехается. Пелагея всё это видит. Подходит к дворецкому…
    Пелагея – Где Анисья?
    Фрол – А тебе на что?
    Пелагея – Нужна...
    Фрол – С чего бы это? Хитришь, девка... Не путайся у меня под ногами. Зашибу!
    Пелагея – А я тебя и таким люблю, миленький мой... Всё равно моим будешь! Никуда ты от меня не денешься... Так и знай!
    Фрол – Тьфу, ведьма!
Фрол уходит. Пелагея с ненавистью смотрит ему вслед... К ней подходит Егорка (мальчик на побегушках)
    Егорка – Тётя Пелагея, я знаю, где бабка Анисья...
    Пелагея – Где?
    Егорка – Она в ящике...
    Пелагея – В каком ящике?
Егорка шепчет ей что-то на ухо...
    Пелагея – Ах, паскуда...

39 ЭПИЗОД
Аркадий в своей гримёрке. Тут же сидит баба Люба. Заходит Любаша... Аркадий быстро закрывает двери, встаёт к ним спиной, чтобы кто-нибудь не зашёл... Говорит быстро, торопясь…
    Аркадий – Любушка, бежать нам надо... Невмоготу больше... К свободной жизни уйдём! Вместе уйдём... Как под венец. Страдальцам Бог всегда поможет. А у нас и греха-то всего, что любовь наша. Да и нет у нас ничего больше, кроме неё. Останемся здесь, отпоют и любовь, и нас вместе с нею. А раз так... Знаю я, сельцо есть одно неподалёку, Сухая Орлица зовётся... А там священник живёт, отчаянные свадьбы венчает... Значит, он и нас к алтарю подвести сумеет. Любочка! Туда нам надо! К нему! Я всё устрою...
    Люба – Мне завтра к графу идти...
    Аркадий – Не ходи! Не ходи... Придумай что-нибудь... слегла, заболела, ноги не держат... А завтра вечером убежим... Завтра!
    Люба – Анисья куда-то исчезла... То стояла над душой, а теперь пропала... Неспроста это, Аркашенька... Страшно мне.
    Аркадий – Не бойся, милая... Хуже, чем есть - не будет... Садись, парик с тебя сниму.
       Аркадий снимает с неё парик, Любаша уходит. Аркадий садится на крышку большого ящика, стоящего в углу, смотрит в пустоту. Потом переводит взгляд на бабу Любу… Поднимается и быстро выходит. Через какое-то время крышка ящика приоткрывается, показывается лицо Анисьи. Оглядевшись, она осторожно вылезает и выходит из помещения, показав кулак бабе Любе...
39 ЭПИЗОД
Анисья выходит из гримёрки Аркадия и хочет уйти, но её останавливает Пелагея...
    Пелагея - А ну, стой!
    Анисья - А, Пелагея... Потом, потом…. Некогда мне, девка!
    Пелагея (Перегородила ей дорогу) - Куда ты так спешишь? Пожар, что ли где, или гадость какую-нибудь сделать забыла, а, Анисья?
    Анисья - А если и забыла, тебе-то, что?
    Пелагея - Вот и забудь, до смерти своей забудь. Чтобы ни одна душа об этом не узнала! Поняла?
    Анисья - О чём это ты, девка?
    Пелагея - А то сама не понимаешь? В ящик просто так не забираются... Всё слышала? Всё вынюхала? Дворецкому, небось, побежала докладывать?
    Анисья - А хоть бы и ему! Тебе-то какое дело, девка! Уйди с моей дороги!
    Пелагея - Нет, тётенька, врёшь ты! Это дорога не твоя, это моя дорога. Так что лучше сама уйди и не путайся у меня под ногами!
    Анисья - Дура ты! Ведь сбегут они! Оба сбегут!
    Пелагея - И пусть бегут! И хорошо! И пусть в церкви обвенчаются и, чтобы потом духу её тут не было больше разлучницы этой! Никогда! Слышишь ты? Никогда! Поэтому, тётенька, никому ты сейчас о том, что слышала, не скажешь! Поняла?
    Анисья - Ещё чего! Ты мне не указ! Кому надо, тому и скажу! И тебя не спрошу! Уйди!
    Пелагея - Пожалей меня, Анисья! Любовь мою пожалей! Родненькая! Да неужто ты сама никогда не любила, неужто позабыла, как мучилась, как голубицей на груди его слёзы жаркие лила, как обмирала в объятиях милого своего, как томилась без него дни и ночи?
    Анисья - Уйди!
    Пелагея - А вот не уйду!
    Анисья - Что?
    Пелагея - Не пущу я тебя никуда отсюда, вот что!
    Анисья - Не пустишь!? Ах, ты….
Анисья бросается на Пелагею, вцепляется ей в волосы, обе падают на пол.
    Пелагея - Мой он! Мой! Моим был, моим и останется! Никому его не отдам! А ты, стерва старая, хочешь, чтобы он Любке достался! Не будет этого никогда! Не будет! На тебе! На тебе! На!
    Анисья - Люди! Помогите! Убивают! На помощь! Караул!
Извернувшись, Анисья хватает Пелагею за волосы, и с силой бьёт её головой об пол. Та остаётся лежать без движения. Анисья убегает...
40 ЭПИЗОД
Вечер. Солнечный закат. Николай уезжает от графа...
Возле дома стоит пролётка, сидит кучер… Братья обнимаются. Тут же Пётр и Фрол. Чуть поодаль стоит дворня...
    Николай – Ну, прощай, брат... В следующий раз ты ко мне. У меня, конечно, театров нет, зато займёмся настоящим мужским дело – охота, карты, балы... А то здесь я, как в монастыре...
    Граф – С чего это вдруг? Театр – развлечение вполне светское... Государь-император к нему благоволит. И не забывай, у меня есть обязательства перед памятью нашего отца... И это крест я несу достойно и безропотно. Монастырь нашёл...
    Николай – Ну, вот! В этом ты весь, Сергей... Как порох. Давай прощаться, а то рассоримся в прах... Петрушка, полезай на козлы, чего стоишь! Разбаловал тебя тут граф – Петром зовёт... Много чести!
Повар с узлом в руке, сел рядом с кучером. Николай махнул рукой и экипаж тронулся. Граф и все присутствующие машут в след руками…
    Граф – Хоть и брат мне родной, а совсем разные... Бог с ним! Фрол...
    Фрол – Чего изволите, ваше сиятельство?
    Граф – Любашу приведи...
    Фрол – Виноват, ваше сиятельство, но вы говорили, что завтра...
    Граф – А сейчас говорю – сегодня! Слово моё – закон! Сказал сегодня – значит, сегодня! Много говорить начал! Двадцать розог сейчас же на конюшне за непослушание своему господину!
    Фрол – Слушаюсь, ваше сиятельство! (тяжёлый взгляд исподлобья)
41 ЭПИЗОД
Порка на конюшне…
Фрол лежит на лавке с задранной на спине рубахой. Рядом стоит крепкий конюх с розгой в руке... В ведре с водой ещё с десяток розог. Конюх мнётся, не решаясь бить.
    Фрол – Ну? Чего стоишь? Начинай...
    Конюх – Да как-то... Рука не поднимается, Фрол Степанович...
    Фрол – Бей давай... Рука у него не поднимается.
Конюх приноравливается, замахнувшись, бьёт…
    - Чего филонишь? Как положено бей! Донесут графу, как ты приказ его выполняешь, живо самого на лавке растянут. А от меня поблажки ты не дождёшься... Щадить не буду.
Конюх тут же начал бить с размаху, считая удары... Лицо Фрола со стиснутыми зубами, в каплях пота...
42 ЭПИЗОД
Люба в своей комнатке в театре. На окне – решётка...
Люба стоит на коленях перед иконой Божьей Матери и молится…
    Люба – Богородица дева радуйся, благодатная Мария, Господь с тобой. Благословенна ты в женах, благословен плод чрева твоего...
 Стук в дверь, Люба открывает. Заходит Матрёна...
    Люба -  Принесла?!
Матрёна кивает головой. Достаёт откуда-то из-под юбок небольшой нож… Люба хочет его взять, но Матрёна грозит ей пальцем, мычит что-то предупредительно...
    - Не бойся, Матрёнушка... Не бойся, милая. Я никому плохого не сделаю. И никому не скажу... Мне с ним немного спокойнее будет. Расчеши мне волосы, пожалуйста... У тебя руки такие ласковые...
Люба садится на лавку, и Матрёна начинает расчёсывать её волосы...
    - А я, Матрёнушка, сильно люблю одного человека... Так сильно, что, кажется, жить без него не смогу. И он меня любит... Я это знаю. Никому об этом не говорила, тебе первой. Глаза закрою, а он как будто рядом стоит, на меня смотрит...  Наверное, Бог тоже на нас глядит и радуется. А только не дадут нам здесь друг с другом быть... А за любовь нашу накажут страшно, немилосердно. Потому что нам нельзя любить... Преступление это... Как думаешь, Матрёнушка, поможет нам Боженька? Не оставит нас своей милостью?
Без стука входит Фрол. Лицо кривится от боли...
    Фрол – Уйди, Матрёна!
Матрёна, испуганно сгорбилась, с жалостью посмотрела на Любашу, и быстро ушла...
    Фрол – А я за тобою, Любовь Анисимовна... Собирайся. К графу пойдёшь... Должна была завтра, а он, кормилец наш, передумал... Сегодня возжелал... Да серьги-то прихвати аквамариновые. Они дорого стоят – дороже жизни человеческой... Идём.
Любаша вскочила, руки прижала к груди, словно защищала себя...
    Люба – Нет...
    Фрол – Натешится тобою, их сиятельство, отец наш родной, накуражится над телом твоим нетронутым, похоть свою ублажит...
    Люба – Нет!
    Фрол – Милость свою тебе окажет, ещё и благодарить за всё, что сделает над тобою заставит!
    Люба – Нет!!!
    Фрол – Любушка... Не могу я ничего сделать... Не могу! Разве что грех на душу взять... Отмолю потом, лишь бы полюбила... Сначала к Аркашке пойдёшь. Он тебя святою Цецилею обрядит... Пошли! Граф ждать не любит...
Люба быстро достала нож и со всей силы полоснула лезвием по своей руке…
    - Что ж ты делаешь-то, дура?! Себя не жалеешь, о других подумала бы! Что я графу скажу?!  Кровищи-то сколько! А может, и к лучшему... Может, и связываться с такой не будет... Матрёна! Бегом сюда!
       Люба стоит с белым лицом, из раны на руке льётся кровь... забегает Матрёна, кто-то ещё. Крики, суета... Зовут Аркадия. Тот прибегает, перевязывает ей руку. Фрол быстро идёт по коридорам театра. Идёт по барскому дому... заходит в комнату графа, тот раскладывает пасьянс. Фрол что-то говорит ему, граф медленно поднимается, слушает, злобно сузив глаза...
43 ЭПИЗОД
Поздний вечер… В доме у ямщика Григория, который согласился помочь сбежать Аркадию и Любе...
Григорий и его жена Авдотья. Ужинают... Молчат.
    Авдотья – Чего молчишь, как бирюк? Язык проглотил? Слова от тебя не услышишь... Уткнётся вечно в тарелку и, словно нет никого вокруг.
    Григорий – А об чём с тобой говорить? Известно – у бабы волос долог, а ум короток...
    Авдотья – С другими бабами ты, ох, как разговорчив! Знаю, знаю! Нечего на меня глазищами своими зыркать... Опять вчерась на Евдокею Зырянову пялился! Чуть шею себе не свернул... Всё село про ваши шашни уже знает! Зачем к тебе Егорка прибегал? А? Зачем?
    Григорий – Следишь?
    Авдотья – Вот ещё! Больно надо... Говори, зачем?
    Григорий - Тебе-то что?
    Авдотья – Сколько он тебе пообещал?
    Григорий – Кто?
    Авдотья – Не крути! Я всё у Егорки вызнала! Так ему уши накрутила, что что он мне всё, как на духу выложил! Думала, он от Евдокеи прибегал, а он оказывается от Аркашки Семёнова... В ночь выдумал ехать! Зачем ему? Говори!
    Григорий – Вот чёртова баба... В Сухую Орлицу просил отвезти... За червонец!
    Авдотья –  В Сухую Орлицу? Да ему за околицу строго настрого заказано выходить, а он в Сухую Орлицу! Сбежать хочет?!
    Григорий – Не один... С Любашей Ушаковой.
    Авдотья – Скаженные! Они на что надеются-то? А если граф узнает, кто им сбежать помог? Гришенька, он же тебя своим собакам скормит... До костей обглодают! Кусочка не ставят...
    Григорий – Не узнает... Если ты не проговоришься. А за червонец я и в преисподнюю поеду!
Авдотья начинает выть...
- Не вой! Авось пронесёт... Бог милостив.
44 ЭПИЗОД
       Люба в своей каморке лежит на кровати с перевязанной рукой... Из своего дома выходит граф Каменский и идёт к театру. Он не в духе... хлещет стеком по головкам цветов. Все, кто встречается ему на пути, кланяются в пояс... Граф заходит в здание театра, все попрятались от него по углам, лишь бы не попасться ему на глаза. Следом за ним спешит Фрол... Аркадий сидит у себя - ни жив ни мёртв. Каменский заходит к Любаше... Подходит к ней – долго смотрит... Любаша выдерживает его взгляд.
Граф (говорит медленно) – Зачем?
Люба молчит... Фрол, затаив дыхание, слушает у дверей.
-  Повториться что-то подобное, я посажу тебя в яму на цепь... И ты будешь сидеть в ней долго. Очень долго... Так долго, что ты забудешь, как выглядит солнечный свет... Всё поняла?
    Люба – Да...
Граф выходит. Фрол преданно смотрит на него, пряча истинные свои мысли...
    - Глаз с неё не спускать... Головой отвечаешь.
    Фрол – Слушаюсь, ваше сиятельство...
       Граф идёт по закулисам. Проходит мимо бабы Любы, смотрит на неё... Сделав несколько шагов, он останавливается, оборачивается, но там никого нет. Стоит в некотором недоумении, уходит... Фрол подзывается к себе Анисью…
    Фрол – Надо, чтобы сторожа этой ночью заснули все до одного... Чтобы, как колоды были бесчувственные.
    Анисья – Поняла, батюшка... Сделаю.

45 ЭПИЗОД
       Глухая ночь. За околицей стоит тройка... Григорий держит коней под уздцы, чтобы не ржали. Аркадий крадётся по тёмному театру к Любе. Охрана из трёх мужиков, мертвецки пьяна... Стукнул в её дверь, та сразу же отворилась... Взявшись за руки, они через чёрный вход выбираются из здания и крадутся по тёмным улицам села. Фрол, с кривой усмешкой, смотрит вслед беглецам... По ночной дороге скачет тройка. Аркадий и Любаша сидят в ней, обнявшись...
46 ЭПИЗОД
В доме отца Пафнутия...
Пафнутий молится, стоя на коленях, перед иконами, попадья убирает со стола.
    Пафнутий - Отче наш, иже еси на небесех…. Матушка, входная дверь у нас на запоре? Закрыть не забыла?
    Попадья - Не забыла...
    Пафнутий - Засов наложи ещё сверху для надёжности...
    Попадья - Наложила уже...
    Пафнутий - Царю Небесный, Утешителю, душе истины, Иже вездесый и вся исполняй, Сокровище благих и жизни Подателю... Матушка! А ставенки-то проверила? Забыла, небось?
    Попадья - Представь себе, не забыла! Закрыты ставни.
    Пафнутий - На всех ли окнах?
    Попадья - На всех! Дай Бог силы...
    Пафнутий - А ты сходи, проверь.
    Попадья - Да только что закрыла! Надоел! Сам иди да проверяй!
    Пафнутий - А входную дверь?!
    Попадья - Тьфу, чтоб тебя! Не захочешь, да согрешишь с тобой! Закрыты двери на засов. Кому ты нужен?
47 ЭПИЗОД
Тройка останавливается. Вдалеке видны избы Сухой Орлицы...
    Григорий – Всё. Дальше не поеду... Добирайтесь сами. Мне ещё назад вернуться надо затемно... Не дай Бог хватятся.
    Аркадий – Спасибо тебе, Григорий, за помощь... Век помнить будем.
    Григорий – Помогай вам Бог...
Григорий развернул лошадей и умчался... Аркадий и Любаша обнялись, постояли немного и пошли в сторону жилья.
48 ЭПИЗОД
Фрол, выждав какое-то время, поднял тревогу. Он начал будить сторожей…
    Фрол – Вставайте! Поднимайтесь, вороны! Аркашка сбежал! Проспали, свиньи! Поднимайтесь! Запорю на конюшне всех! Проверить, все ли на месте! Бегом!
Все бестолково мечутся в потёмках. В коридорах театра появились полуодетые крепостные артисты. На улице запалили факела… Крики. Ударил набат...
    Один из сторожей – Фрол Степанович!
    Фрол – Ну?! Что ещё?
    Сторож – Любаши нет Ушаковой! Всё обыскали! Нигде нет... Наверное, вместе с Аркашкой ушла...
    Фрол –  Вдвоём сбежали?! Не уследили?! Спать любите?! Гнить вам всем в яме за это!
       Фрол опрометью кинулся к барскому дому... Граф Каменский в халате, в свете факелов, стоит на лестнице своего дома... Фрол, задыхаясь, подбегает к нему.
    Граф – Кто?!
    Фрол – Аркашка Семёнов...
    Граф – Один?
    Фрол – Нет...
    Граф – С кем?!
    Фрол – С Любашей...
    Граф – Ах, злодей! Найти их! Догнать... На дыбу вздёрнуть! Калёным железом жечь...
Граф покачнулся, схватился рукой за горло...
    - Воздуха... Дышать не могу… Фрол, капли... Капли... Быстрее...
Фрол суетится, делает вид, что ищет капли, а сам исподтишка злорадно смотрит на графские мучения...
Фрол – Сейчас, сейчас, ваше сиятельство... Потерпите немного! Да где ж они? Вот! Вот, нашёл...
Граф вырвал склянку из рук Фрола, припал губами к горлышку…
49 ЭПИЗОД
Стук в дверь.
    Пафнутий - Стучат!
    Попадья - Сама слышу, не глухая...
    Пафнутий - Кто бы это?
    Попадья - Да откуда ж я знаю? Пойду, открою...
    Пафнутий - Погоди, не открывай! Прежде в окно глянь.
    Попадья - Как я тебе гляну? Ставни на них!
    Пафнутий - Тогда открой дверь. Поздние гости, не к добру….
Попадья открывает. Заходят Аркадий и Люба. Сходу падают на колени.
    Аркадий - Обвенчайте нас, батюшка! Не по своей вине мы здесь, злая воля к вам придти заставила! Любим мы друг друга больше жизни, вместе хотим быть! Хотим по-божески, по-христиански в церкви обвенчаться. Помогите нам, святой отец! Знаем, что никому не отказывали в этом, а мы за то век за вас молиться будем! Есть у нас пять золотых червонцев, за труды их заберёте.
    Пафнутий - Беглые?
    Аркадий - Беглые, батюшка. Только не убийцы мы, не воры какие. Нету на нас никакого греха, кроме любви нашей. Богом клянёмся! А бежим мы от лютости графа Каменского, его мы люди. А ежели, почему-либо не сможете обвенчать, дозвольте нам хотя бы ночку одну переночевать, а завтра с утра уйдём мы в турецкий Хрущук. Там и окрутимся…. Решайте, воля ваша, как скажете, так и будет. Только назад нам всё равно пути нет.
    Пафнутий - Ну, отчего же не могу? Я могу... Зачем вам Хрущука дожидаться? Здесь сподручнее... Деньги не малые, на земле таких не найдёшь... За пять золотых, я вас и здесь окручу. Давайте их мне...
    Попадья - Погоди-ка, батюшка. А ну, поди сюда…. Ты никак оглох или обезумел на старости лет? Они же тебе не по латыни, русским языком сказали, что они графские люди! А от Каменских ещё никто дальше околицы не сбегал, всех ловили! Ты в клетку железную сесть собрался? Граф-то на твой сан и не посмотрит, живо в кандалы закуёт, прихлопнет, как букашку! Вспомни, как он на пасху Борисоглебских священников с крестом борзыми затравил! Нету у тебя от него защиты, нету! Вели им, чтобы шли отсюда на все четыре стороны. Как пришли, так и ушли. Нам спокойнее будет.
    Пафнутий - Пять золотых червонцев!
    Попадья - Дурак! Жизнь-то разве столько стоит? Говорю тебе, погоня уже за ними идёт! Граф всех своих людей поднимет, все дороги перекрыть велит! Мышь не проскочит. Поймают их здесь и тебя заодно. Откажи им, пока ещё не поздно! Пусть идут отсюда! Пусть уходят!
    Пафнутий - Ладно, ладно... Тише ты говори!
    Попадья - Откажись, батюшка! Опомнись! Христом Богом прошу тебя, откажись! Чую, не к добру это всё...
    Пафнутий – Молчи...
50 ЭПИЗОД
Освещённое факелами пространство перед барским домом... Около десяти мужиков верхом на лошадях. Предводительствует Фрол.
    Фрол – Догадываюсь я, где они! Давеча люди слышали, как Аркашка в разговорах про Сухую Орлицу спрашивал... Заранее, видать, готовился. Там их искать нужно! Там! У местного попа! Не иначе окрутиться там собираются и бежать в турецкий Хрущук!
    Мужики – Не уйдут! Вернём злодеев!
    Фрол – За мной!
Всадники, со свистом, с улюлюканьем, с факелами в руках, помчались за Фролом…
51 ЭПИЗОД
    Пафнутий - Вот что, светы мои, всё бы это ничего – не таких, мне случалось, кручевал, но нехорошо, что вы графские. Хоть я и духовного звания, а мне его лютости тоже страшно.
    Попадья - Слышали? Так что вы, милые мои, не обессудьте. Застанут вас здесь, нас ведь тоже не пожалеют. Ступайте себе в другое место, ступайте, хорошие... (выпроваживает незваных гостей)
    Пафнутий - Вот я и говорю! Что, ежели, прибавите ещё, ну, тогда уж пускай, что Бог даст, то и будет.
    Попадья - Тьфу, на тебя и на жадность на твою! Чтоб тебе пусто было, скопидом!
    Пафнутий - А ты, матушка, чем словесами такими кидаться, лучше бы постелю в сенях разложила гостям нашим...
Попадья, крестясь и чертыхаясь, уходит.
    Любаша (снимает с себя графские серьги) - Вот вам, батюшка, недостающее. Я знаю, серьги эти больших денег стоят. Возьмите их себе, только обвенчайте нас по- Божески.
    Пафнутий - Аквамариновые…. Добро! А теперь слушайте, что скажу. Завтра подниму вас рано, чуть свет. Церковь близко, в полчаса управимся. И запомните, ежели с вами что случится, моё дело сторона. Я вас не знаю, и вы меня не знаете.
    Аркадий - Не бойтесь, не выдадим.
    Пафнутий - Вот и договорились. Сейчас хозяйка моя вам поесть что-нибудь принесет, и ложитесь с Богом. Авось всё обойдётся.
Попадья вынесла тарелку с едой.
    Попадья - Вот вам! Всё, что осталось…. Сами без разносолов живём. В сенях вам постелено.
Отец Пафнутий вместе с попадьёй уходят. Любаша с Аркадием кинулись друг к другу, долго обнялись.
    Любаша - Аркашенька, дружочек мой милый, что с нами теперь будет-то? Не сон ли это?
    Аркадий - Хорошо будет, Любушка. Так хорошо, как ещё никогда в жизни не бывало. Может только во сне….
    Любаша - Правду говоришь. А мне сейчас и страшно, и радостно. Радостно оттого, что с тобой, что вместе. Что обнять тебя могу, не таясь, прижаться к тебе, в глаза поцеловать, в губы, наговориться с тобой досыта, намолчаться всласть и держать тебя, держать, не отпуская ни на минуту! А страшно оттого, что слышится мне уже злой топот лошадиный, оттого, что рвут подковы землю всё ближе и ближе, оттого, что плети свистят уже над самыми нашими головами, оттого, что….
Аркадий целует её, не давая договорить.
52 ЭПИЗОД
Цепь всадников, несущихся с факелами по дороге... Граф Каменский ходит в своей спальне, лицо перекошено, руки сжимаются в кулаки… На полу лежат два добермана.
53 ЭПИЗОД
    Аркадий - Ничего не бойся, милая моя. Не найдут нас. Никто не знает, где мы. Обвенчаемся завтра, и ищи ветра в поле. Жить начнём! Что ж ты дрожишь так, Любушка?
    Любаша - Не знаю…. Только чувствую, что словно огонь внутри меня разгорается. Нехороший огонь: горит, а тепла от него нет, холодный он. Откуда у тебя столько денег, Аркашенька?
    Аркадий - Мне их графский брат за мою работу дал. Граф-то отправил меня к нему пуделя стричь, а я потом смекнул, что никакого пуделя и в помине нет. А есть голова, заросшая и небритая, да ещё и с шишками на всём лице. Хитрость это такая была графская. Пришёл я к его брату, а тот вынул из коробки два пистолета и положил их перед собой. А потом и говорит, - ежели ты меня хоть самый малый раз порежешь, я тебя из этих пистолетов насмерть застрелю. А коли сделаешь всё чисто, и мне понравится, вот тебе шесть золотых червонцев.
    Любаша - Как же ты не боялся его, Аркашенька?
    Аркадий - А мне не до пистолетов его было, я о нас с тобой думал. А ещё я про себя решил, что если бы и случилась с моей стороны оплошность, то пока бы он руку с пистолетом подымал, я бы прежде ему бритвой всё горло перерезал. Так-то вот, душа моя...
54 ЭПИЗОД
Отец Пафнутий ворочается в постели. Не может заснуть...
    Попадья – Чего вертишься, как в аду на сковородке? Совесть не чиста?
    Пафнутий – В чём это она у меня не чиста? Сочетать церковным браком два любящих сердца есть благо, а не грех... Господь так велит...
    Попадья – Беглые они! Беглые... Против законного порядка восстали! И тебя деньгами купили... Вот что грех!
    Пафнутий – Много ты понимаешь... Спи давай!
    Попадья – Сам спи!
55 ЭПИЗОД
    Любаша - Смелый ты у меня. Сильно люблю я тебя, Аркашенька! Так сильно, что заплакать хочется.
    Аркадий - Почему заплакать-то, Любушка? Всё, хватит! Не дам я тебе больше плакать. На всю жизнь наплакалась, все свои слёзы отлила. Как только начнёшь, я тебя сразу в глаза целовать буду. Вот так! Вот так!
    Любаша - Второго такого на всём белом свете нет. И за что мне счастье такое Бог дал? Видишь, я уже и не дрожу, согрелась…. Ты знаешь, мне даже не вериться, что есть такое место на земле, где можно ничего не бояться. Где можно проснуться рано утром, поцеловать тебя, ещё спящего, распахнуть окна, впустить в наш дом солнце тёплое и воздух, влажный от утренней росы. А потом выйти на крыльцо, остановиться и слушать, слушать, как всё живое вокруг радуется новому дню. А в высоком синем небе будут плыть два белых облака. Одно будет похоже на тебя, а другое на меня. Они будут плыть легко и свободно, но всегда близко друг к другу, всегда рядом и никакой ветер, каким бы сильным он не был, не сможет их разлучить. Правда, красиво?
    Аркадий - Правда.
    Любаша - А может, такого места на земле и нет вовсе? Может, придумали злые люди?
    Аркадий - Если нет, значит, оно обязательно будет. И мы с тобой будем там жить. И каждый день ты будешь просыпаться рано утром, целовать меня, а я буду делать вид, что ещё сплю. Потом ты распахнёшь окна и впустишь в наш дом солнце и воздух, влажный от утренней росы. А я буду наблюдать за тобой из-под ресниц, и завидовать, завидовать самому себе, что у меня есть ты. А потом мы полетим белыми облаками в высоком синем небе, и я буду держать тебя за руку и любоваться тобой, любоваться, милая моя.
    Любаша - Глупый ты мой. Разве ж у облаков бывают руки.
    Аркадий - А у нас будут.
    Любаша - Так не честно, Аркашенька. Ты вот сейчас взял и повторил всё то, что и я говорила. А ты сам теперь, придумай, что-нибудь своё.
    Аркадий - Не хочу. Мне нравится твоё место.
    Любаша - Мне тоже. (Целуются)
56 ЭПИЗОД
Громкий стук в дверь. Злые голоса. Сполохи факельных огней...
    Фрол - Открывай, хозяева! Открывай, двери выломаем! Ждать не будем...
    Любаша - Это они!?
    Аркадий - Не бойся, Любушка! Не бойся, милая….
    Любаша - Это они!!!
Вскочили с постели Пафнутий и попадья. Священник заметался по спальне...
    Пафнутий (хватает икону) – Господи помилуй, Господи помилуй, Господи поми... Святые угодники... Матерь Божия, Пресвятая Богородица... Ангелы-хранители! Свят, свят, свят...
    Попадья - Икону положи! Что, дождался? За ними это пришли! За ними! Говорила я тебе, гони их из дому, всё равно отыщут! Не послушал меня! Вот теперь расхлёбывай!
    Аркадий (забегают в спальню) - Спрячьте нас, батюшка! Схороните в потайном месте! Они спросят лишь да уйдут... Искать не будут! Проверяют... Никто не знает, что мы здесь, у вас. Ничего вам не будет, не бойтесь ... Только спрячьте нас поскорее, батюшка!
    Пафнутий - Куда? Куда прятать-то? Некуда у нас прятать!
    Попадья (толкает Аркадия к постели) - Под перину полезай, живо! (хватает Любашу за руку, тащит в горницу) А ты в футляр от часов лезь! Там тебе места хватит, поместишься! Да быстрее! (Любаша прячется в напольные часы)
Фрол с мужиками стоят на крыльце и бьют в двери кулаками...
    Пафнутий - Матерь Божья, Царица Небесная, Пресвятая Богородица спаси и сохрани...
    Попадья - Хватит тебе причитать! Часы, часы на ключ закрыть надо! Слышишь меня или нет? Ключ давай!
    Пафнутий - Где ключи? Не вижу! Здесь же всегда лежали!
    Попадья - Вот они! Ослеп, что ли с перепугу? Иди теперь, открывай им! Двери ведь вынесут!
    Фрол – Открывай, отче! С огнём играешь! Не пощадим!
    Пафнутий - Иду, иду…. Да иду я! Господи! Господи! Свечу только запалю от лампадки.
Дрожащими руками Пафнутий открывает двери. Заходит Фрол, с ним несколько мужиков. Следом за ними – баба Люба...
    Фрол - Что так долго не открывал? Все кулаки отбили. Оглох, что ли, батюшка? Чего молчишь? Тебя спрашиваю!
    Пафнутий - Молился я, сыне…. Да ить ночь на дворе, не знаешь, кто у дверей. Вдруг люди лихие? А там, долго ли до греха?
    Фрол - Значит, ещё и подумал, пускать нас в дом или не пускать? Так, что ли? А может, прятал кого здесь, а? Что ты там про грех-то говорил?
    Попадья - Да он же сказал вам, испугались мы! Народ-то кругом всякий бродит, веры никому нет….
    Фрол - Права ты, тётенька, всякий…. Бывает, что и беглые стучат, помощи просят. Бывает, батюшка?
    Пафнутий - На всё воля Божья!
    Фрол - Уж не хочешь ли ты сказать, что твоя воля с Божьей сравнялась, старик?
57 ЭПИЗОД
       Возле парадного входа, перед лестницей, господского дома разложили большой костёр… На лестнице стоит граф Каменский. На земле на коленях стоит Егорка. Один из господской дворни крутит ему ухо и тот орёт не своим голосом... Из темноты к костру тащат расхристанного, избитого Григория, сам идти он не может. Лицо у него всё в крови... Жена его, воет, хватает мучителей за руки и пытается освободить мужа... Её отталкивают, она падает, ударяется головой. Ползёт по земле...
58 ЭПИЗОД
У священника...
    Пафнутий - Что вы за люди такие? Кто вы?
    Фрол - Люди мы простые, скрывать нам нечего. Ловим двух беглых крепостных людей графа Каменского, что сегодня в ночь бежали. Парень и девка.  А вот вам, видимо, есть, что скрывать. (Попадье) Кому в сенях постелила? Гости у вас?
    Попадья - Нету у нас никого! Нету! Себе постелила. В спальне жарко от печи, вот я в сенях и сплю.
Аркадий, приподняв перину, напряжённо прислушивается...
    Фрол - Прохладнее там? Понятно. А чего ж ты рвань себе такую стелешь? Ничего лучше не нашла? Или себя не любишь?
    Попадья - Что под рукой было, то и постелила! Тебе-то какое дело?
    Фрол - А две подушки зачем?
    Пафнутий - Вторая подушка для меня.
    Фрол - Куда нитка, туда и иголка?
    Попадья - Говори, чего надо, не томи?
    Фрол - Ты, батюшка, сколько с них за венчание-то взял?
Любаша сквозь прорези в футляре смотрит на происходящее...
    Пафнутий - За какое такое венчание?
    Фрол - За обычное. Или ты их другим каким уставом венчать собрался, особым? А? Не слышу!
    Попадья - Нету у нас никого!
    Фрол - Побожись, святой отец.
    Попадья - Да что ж ты пристал-то к нему? Вот, Фома неверующий! Сказано тебе, нет здесь никого, кроме нас двоих! Идите отсюда с Богом, добрые люди!
    Фрол - А кто тебе сказал, что мы добрые? Нынче добрых людей не осталось, все перевелись. А вот скажи-ка мне святой отец. Если Иуда за тридцать сребреников Христа предал, то за золотые червонцы он бы, наверное, ещё охотнее это сделал, как думаешь, отче?
Аркадий вылезает из-под перины, подходит к дверям, слушает...
    Пафнутий - Какие ещё золотые червонцы?
    Фрол - Тебе лучше знать.
    Пафнутий - Не знаю я ни про какие червонцы!
Любаша сквозь прорези футляра смотрит на происходящее… Баба Люба смотрит прямо на неё, по лицу её текут слёзы...
    Фрол - Ну и ладно, ну и хорошо... (мужикам) Ну, что, хлопцы, с какой стороны сподручнее будет, с той и поджигайте дом.
    Попадья - Какой ещё дом!? Чей дом!?
    Фрол - Да ваш, тётенька. Ваш! (Собирается уйти)
     Попадья (кинулась к нему, схватила за руку) - Ты что это задумал? Что задумал? А ну, стой! Ах ты, злодей! Да, кто ж это тебе позволил распоряжаться здесь? Не дам своё добро в огонь! Не дам!
    Фрол (оттолкнул её) - А ну, пошла отсюда, пока не прибил!
59 ЭПИЗОД
В подвалах графа Каменского...
        На дыбе висит Григорий… Горят два факела, густо чадя. Двое мужиков подтягивают его вверх. Григорий кричит, теряет сознание... Его опускают и выливают на него ведро воды, приводят в чувство…
    Граф – Ещё!
Григория снова начинают подтягивать вверх, выворачивая в суставах руки…
    Григорий – Пощадите... Смилуйтесь... бес попутал... Господи помилуй...
    Граф – Ещё!!!
60 ЭПИЗОД
У священника...
    Попадья (рыдая) - А ведь спалят дом-то, спалят! Рука не дрогнет…. Ведь добра-то сколько! Всё ведь сгинет! (Пафнутию) А ты, чего молчишь? Чего молчишь, как пень? Из-за тебя ведь всё это! Из-за тебя! Говори! Говори или я сама им всё расскажу!
    Пафнутий - Мало в людях благодарности и нету страха перед небесами…. Сеют они кругом себя зло и насилие, а невдомёк им, что по делам их судить будет Создатель наш... По делам...
    Фрол - Ну? Чего замолчал-то, отче? Сдаётся мне, ты о другом сейчас хотел сказать... Говори! Я ведь долго ждать не умею, подожду ещё намного, а потом точно петуха тебе красного подпустим.
    Попадья (рыдает, лёжа на полу) - Люди добрые, пожалейте... Не губите... По миру ведь пойдём. Батюшка, скажи им окаянным, возьми грех на душу, не молчи...
Появляется Аркадий.
    Аркадий - Оставь их в покое, Фрол Степаныч. Я тебе нужен, меня и бери. Нашёл ты меня, твоя взяла... Или нюх у тебя собачий, или выдал кто... Да теперь это уже и не важно. Вяжи меня да поехали отсюда, а то господин граф заждался, поди, нас... А эти люди не виноваты. Случай меня к ним привёл. Пускать не хотели, да я их заставил. Ножом пригрозил, чтобы спрятали меня здесь. Под периной ховался...
   Фрол - Здравствуйте, Аркадий Ильич, господин тупейный художник! Вот вы где! Как клоп под периной хотели отсидеться? В турецкий Хрущук, поди, подались? Решили в бега пуститься. А зачем? Разве ж плохо вам жилось? Или новую жизнь решили начать? Так ведь там вас никто не ждёт одного, кому вы там нужны? А у господина графа вам всегда почёт и уважение были, ни в чём не нуждались, отвечали мне высокомерно, дерзко и, помните случай недавний, даже угрожали мне. Неужто вам, Аркадий Ильич, всего этого потерять не жалко, вот так вот, сразу вдруг? Или у вас какие особые причины были для этого? Так вы нам их расскажите, поделитесь своими соображениями. Может и мы все туда же, в Хрущук в этот, двинем? А кстати, Любовь Анисимовну-то тоже велено сыскать, тоже сбежала... Ну, вы-то, господин тупейный художник, об этом, скорее всего, ничего не знаете.  Или знаете? У вас с ней, случайно, тайного сговора не было? Может, вы вместе сбежали? Так мы под перину глянем сейчас, поищем. А вдруг и Любовь Анисимовна там же прячется? Батюшка, лезть нам под вашу перину? Или ты у себя дома не хозяин?
    Аркадий - Везите меня обратно. Ничего я больше не скажу...
Пафнутий украдкой показывает Фролу на напольные часы. Аркадий это замечает.
    Аркадий - Зачем ты так?
    Фрол - Не скажешь... Да ты, брат, смельчак! И не говори. Побереги слова. Они тебе ещё понадобятся для молитвы. Когда тебя на правёж потащат, когда на крючьях подвесят, когда руки ломать тебе начнут, когда кость твою позвоночную кнутом растрОщат! А когда ты в землю ляжешь червей кормить, вот тогда я Любовь Анисимовну в жёны себе возьму. Нынче и возьму. Его сиятельство уже и добро своё на это дал. Только для начала я накажу её слегка за то, что с тобою спуталась, за то, что поддалась на уговоры твои, за то, чтобы женою мне была верной!
    Аркадий - Нет! Не будет этого никогда! Не будет!
       Аркадий бросается на Фрола, тот, ударом в лицо, сбивает его с ног, пинает лежащего. Люба, видя всё это, зажимает рот руками, чтобы не закричать...
    Фрол - Будет! Будет! Теперь по-моему всё будет! А ты сдохнешь, как пёс подзаборный! Сдохнешь! Сдохнешь!
    Любаша - Выпустите меня! Выпустите меня отсюда!!!
Любаша начинает биться, пытаясь выбраться из футляра. Пафнутий открывает его ключом. Из футляра часов появляется Любаша.
    Любаша - Не бейте его... Вот она я. Перестаньте... Ему очень больно. Бога вы не боитесь... Ведь вы его, Фрол Степаныч, безо всякой пощады, по-зверски бьёте. Нарочно... Так, чтобы все жилочки полопались... Пожалуйста, не надо...
Медленно идёт к Аркадию, опускается перед ним на колени, обнимает его голову.
    - Аркашенька, дружочек мой ненаглядный... За что же нам с тобою муки такие страшные? Что же мы с тобой такого делаем, за что нас казнят так люто... Заснуть бы, милый, и не просыпаться никогда... А помнишь, в высоком синем небе будут плыть два белых облака. Одно будет похоже на тебя, а другое на меня. Они будут плыть легко и свободно, но всегда близко друг к другу, всегда рядом и никакой ветер, каким бы сильным он не был, не сможет их разлучить. Правда, красиво?
    Аркадий – Правда... А я буду держать тебя за руку...
    Любаша - Будешь, миленький. Крепче держи, не выпускай...
Баба Люба подходит к Аркадию и опускается на колени с другой стороны от Любаши.
Баба Люба - «Они хотели оба большой любви до гроба. Ни как-нибудь, а чтоб с любовью прямо в гроб... Они хотели оба большой любви до гроба. Ни как-нибудь, а чтоб с любовью прямо в гроб... Они хотели оба большой любви…!»
61 ЭПИЗОД
Поздний вечер... Анисья поднимается по лестнице в барский дом с букетиком гвоздик. Проходит в дом... Ставит цветы в вазу, потом садится на подставку для ног...
    Анисья - На ночь глядя, велел граф-батюшка восемь цветков красных с ранжиреи ему принесть и в вазон окунуть. А по мне, что вазон, что цветочный горшок, всё едино, и разницы никакой, потому что ежели он красные требует цветки, значит, это к страху и мучительству. А другим-то цветом у нас ничего и не растёт. Второй день ходит тихий-претихий, будто сдобрившись. Иной, кому невдомёк, и кто сиятельство его не знает, так подумает, экий граф у нас ласковый да кроткий. А у него кротость эта, как раз перед самой большой лютостию, перед самым страшным зверством появляется. Господи! Помилуй и спаси! А и то, у Каменских давно никто не бегал, а тут, гляди-ка, сразу двое! Глупые они, молодые ещё оба. Притерпелись бы, глядишь, и обошлось бы всё. Аркашка, в каком фаворе у его сиятельства был! Да и Любанька первой ахтёркой могла бы стать. А там бы и графская милость подоспела: оженил бы он их и весь сказ. Так нет, сами всё решили, самостоятельно. Свободы захотели! А где она, эта свобода? Нет её. Где бы ни был, а всё одно к сильному на поклон пойдёшь. И спиночку гнуть придётся, и шейку свою подставлять... А ведь, как это по первости мучительно. Словно, кто топчется внутри тебя хозяином, да ещё и норовит побольнее сделать, на самое сердце наступить. Фрол Степаныч из таких же вот страшных... Глаз у него сквозь человека смотрит. Глядит им, а сам, словно в душе твоей пальцем ковыряется. Леший! Как беглецов-то поймали да возвернули обратно, так он прямо именинником ходит. Всё усмехается, всем подмигивает, да глаза свои щурит, как кот, что мышку проглотил. Всё по евоному получилось, как задумывал... А Пелагея умом тронулась.
62 ЭПИЗОД
       Любаша сидит у себя в каморке на лавке. Смотрит в одну точку и покачивается… Аркадий в разорванной рубахе, с разбитым лицом, босой, сидит, прислонившись спиной к стене, в каком-то каменном мешке. В маленькое оконце под потолком проходит лунный свет... На сцене театра горит толстая свеча. Пелагея танцует одна... Кланяется. Хохочет… Танцует… кланяется… плачет, разговаривает сама с собой...
63 ЭПИЗОД
В барский дом заходит Фрол… Видит Анисью.
    Фрол - Чего тут копаешься Анисья? Ступай за Любашей! Тебе, когда ещё было велено за ней идти?
    Анисья - Иду, иду, батюшка... Чего ж ты сразу ругаться начинаешь? Мне граф-батюшка цветочки велел сюда принесть.
    Фрол - Иди, иди не разговаривай! Постой!
    Анисья - Не угодишь тебе! То иди, то постой... Ну, стою.
    Фрол - Как там она?
    Анисья - Да как... Плачет всё. Забилась в уголок и словно закаменела вся. От еды отказывается, словечка из неё не вытянешь... А с Аркашкой-то, что будет? Убьют?
    Фрол - Не твоего ума это дело! Ступай, веди её сюда.
64 ЭПИЗОД
Анисья уходит. Фрол выходит из барского дома, садится на скамейку, встаёт, опять садится, говорит быстро, словно в горячке...
    Фрол - Ничего, ничего... Пройдёт у неё, забудет всё. Первая любовь, это так, недоразумение одно, одна забава. Как первый снег, выпал, да и растаял без следа... Сердце девичье слепое, ему поводырь хороший нужен. В дальнее имение увезу её, в Треплево. Там, как раз управляющего сейчас нет, граф мне сам это место обещал... Заживём с ней на свободе. Ни тебе капризов барских, ни тебе тятров этих, ни кулис, ни штанкетов, ни батманов! Тьфу! Ещё и слова чужие запоминай! Роли! Чужие слова говорить, всё одно, что бесов тешить. У меня и своих слов хватает... За себя я сам сказать сумею.
Подходит мужик... Кланяется дворецкому.
    Фрол - Чего тебе?
    Мужик – Аркашку привели, Фрол Степаныч... Прикажете развязать или в верёвках пусть дожидается?
    Фрол - Нечего! Пусть привыкает... Ему теперь долго связанным быть придётся. Приведи-ка его сюда...
Мужик уходит, возвращается с Аркадием. Руки у него связаны за спиной...
    Фрол - Вот такая она судьба, Аркадий Ильич! Как девка гулящая, распутная. Ей верить никак нельзя. Так кувыркнёт иной раз человека, что все только диву даются. И это с каждым будет, кто только на случай полагается, да на удачу. А она, удача-то, баба капризная, редко, когда с неба падает. Её прикармливать надо, приручать терпением, да лаской, да расчётом верным. Вот тогда, всё по-твоему будет! Вот тогда, всё забирай! Уведи его в сарай пока...
        Аркадия уводят. Показались Любаша и Анисья… Идут к барскому дому. Фрол жестом велит Анисье уйти. Та уходит. Любаша стоит безучастная ко всему.
    Фрол - Здравствуй, Любовь Анисимовна... Здравствуй, Любушка. День-то, нынче, какой хороший... С утра дождик пролился, землю напоил, потом ветерок всё обсушил, а днём солнышко всех ласкало, лучиками обнимало своими... Обойдётся всё, Любушка. И графа ты не бойся, не накажет он тебя. Обещал он мне... Сначала-то и слушать ничего не хотел, расправы над тобой немедленной требовал. Да я, ведь, ему обсказал всё, как оно было. Ничего не утаил. И как Аркашка любви твоей домогался, и как угрожал тебе, и как молчать тебя заставлял, запугивал, и как хитростью в побег выманил...
    Любаша - Не было ничего такого, Фрол Степаныч! Придумали вы всё. Я сама за ним пошла добровольно. И вы это знаете. С ним вместе и наказание любое приму...
    Фрол - Да полно тебе, Любушка! Что говоришь-то? Какое наказание? Не будет тебе ничего, клянусь! Ты меня слушай, за меня держись, а я тебя из беды этой без последствий выручу. Но только тебя одну... Аркашку мне не спасти... Граф ему побег этот ни за что не простит. И за меньшие провинности он людей жизней лишал, а тут! Нет, конченый он человек, Аркадий-то Ильич. А тебе-то жить надо! Жить да радоваться! Ты вон какая ладная вся да заманчивая, любого осчастливишь! Замуж выйдешь ещё, детей нарожаешь... Ты же красавица, Любушка!
    Любаша - Никто мне не нужен, кроме Аркадия. Его одного люблю и любить буду.
    Фрол - Я тебе нужен! Я! Дался тебе этот Аркадий! На что он тебе? Да что он может? Тупей дурацкий взбить, да носы пудрить! Эка невидаль! Да он же никто! Крепостной! Бесправный! А мне граф вольную дал... У меня и деньги есть! И ещё заработаю, тебя выкуплю! Уедем отсюда, куда захочешь, только скажи!
    Любаша - Ничего мне от вас не надо...
    Фрол - Любушка, да пойми же ты, пойми, во мне твоё спасенье! Во мне! Никто тебе здесь не поможет, кроме меня! Никто! Потому что люблю я тебя до беспамятства, до безумия! Потому что дороже ты мне жизни собственной, потому что нет ничего на этом свете такого, чего бы я ради тебя не сделал! Верь мне! Верь! Ну, хочешь, на коленях перед тобою ползать буду? Хочешь, ноги твои буду целовать? Хочешь, землю буду есть, камни буду грызть, только не отказывай мне, только поверь! Не будет мне жизни без тебя! Не будет!
Фрол упал перед ней на колени, плачет. Любаша опустилась рядом с ним.
    Любаша - Фрол Степаныч, да что же вы передо мной, перед девчонкой, на коленях-то стоите? Неловко мне от этого. Встаньте.
    Фрол - Не встану... Не встану!
    Любаша - Ну, как хотите. Только одно знайте: зла я на вас не держу, за всё прощаю. Но и любить я вас никогда не буду. В сердце у меня другой, и вы его никогда не замените, как бы ни старались.
    Фрол (взвыл) - Что ж ты делаешь со мною! За что мучаешь? Не могу я так больше жить! Лучше бы мне кто сердце вырвал, не так больно было бы, как сейчас! Проклятая! Проклятая!
Наблюдавшая издали Анисья, подбегает к нему...
    Анисья - Батюшка! Батюшка, с тобой что? Перепугал ведь всех….
    Фрол - Уйди! Пошла вон отсюда!
Анисья уходит. Фрол встаёт.
    Фрол - Ладно... Видать, и впрямь, не судьба. Прости, сорвался я. В бабу превратился... А мне бы с тебя пример взять надо. Ты-то ведь страдаешь не меньше моего, только виду не подаёшь. Но вы-то хоть вдвоём, а у меня только и есть, что одна любовь, да и та неразделённая. Пошли, Любовь Анисимовна... Не захотела по-хорошему, будет по-плохому...
Заходят в барский дом…
65 ЭПИЗОД
Фрол (говорит слуге) – Зови, его сиятельство... Скажи, Любовь Анисимовна здесь.
        Через некоторое время заходят два мужика, одетых римскими легионерами, за ними появляется сам граф Сергей Михайлович Каменский. На нём императорская тога, на голове лавровый венок. Подходит к Любаше, долго, с непонятной улыбкой, смотрит ей в лицо.
    Граф - «Когда безрассудный поступок мы совершаем в жизни, не ждите тогда уступок, задумайтесь лучше о тризне. И прежде, чем вы решитесь выламываться из ряда, вы кровью своей распишитесь под словом коротким – порядок!»  Узнав о побеге твоём, Любаша, я в крайнем изумлении пребывал. Уж на тебя-то я в последнюю очередь подумать мог. Есть, конечно, среди людишек моих всякие: и буйности подверженные, и с намерениями разбойными... Но все они давно уже в кандалах сидят. Да-с. И вот Фрол Степаныч горячо уверяет меня, что в твоём случае это и не побег вовсе, а... Как бы это выразиться, насильственное похищение. Разумеется, я проведу самое строгое дознание в отношении человека моего Аркадия Семёнова и, ежели подтвердиться невиновность твоя, то все подозрения мои тотчас же с тебя будут сняты.
    Любаша - А с ним, что будет?
    Граф - С преступником этим? Пока не решил... А ведь я, было, Любаша, для тебя уже и роль подыскал в одной миленькой трагедии! Там героиня теряет своего возлюбленного и сходит от этого с ума. Ты в ней чудо, была бы, как хороша! А история эта с побегом, тем более неприятна для меня ещё и тем, что её обязательно раздуют, начнут пасквили в газетках писать, злорадствовать. Мол, вот вам пример порочного либерализма! Граф Каменский людишек своих перевоспитывает на западный манер, французские драмы им показывает, а они от него бегут. Ещё скажут, что я никудышный крепостник. И поделом мне... Но хватит об этом. Мы с тобой, Любаша, сейчас посмотрим одну комическую миниатюру, прямо здесь. Я сочинил её совсем недавно. Надеюсь заслужить комплимент в свой адрес...
66 ЭПИЗОД
       Граф хлопает в ладоши, входят два актёра, и актриса и разыгрывают незамысловатую пантомиму: слуга, хозяин и его молодая жена. Пока хозяин обедает, читает и дремлет, его жена вовсю кокетничает со слугой. Тут и поцелуи, и страстные объятия, и передразнивание старика. Но всё заканчивается тем, что муж, увидев их целующимися, рассвирепев, хватает палку и начинает изо всей силы дубасить ею незадачливого любовника. Жена пытается его защитить, но получает побои в свою очередь. После чего оба, стоя на коленях, со слезами, вымаливают себе прощение. Во время исполнения этой сценки, Фрол, по знаку графа, трижды выходит и, во время этих выходов, начинает страшно кричать от боли истязаемый Аркадий. Граф при этом весело смеётся, а Любаша сидит каменная, чуть не теряя сознание. Когда представление закончилось, граф похлопал актёрам и те, с поклонами, пятясь задом, ушли. Повернувшись к Любаше, граф долго смотрит на неё, идёт к столу, наливает себе вина, пьёт.

67 ЭПИЗОД
    Граф - Поучительная история, не так ли? Или я ошибаюсь? Не слышу!
    Любаша - Да, ваше сиятельство….
    Граф - Что «да»? Что «да»? «Да» ошибаюсь или «да» поучительная?
    Любаша - Не мучайте его так... Пожалейте... Будьте милосердны. Он ведь такой же человек, как и вы...
    Граф - Кто человек? Он человек? Это Аркашка-то человек? Это когда же он успел человеком-то стать? Ну-ка, ну-ка, расскажи мне! Не тогда ли, когда по углам здесь прятались, в уголки укромные забивались? Что вы там делали? Говори!
    Любаша - Разве ж это вина наша? Разве ж сердцу можно приказать? Разве ж можно солнцу велеть не светить, не греть, траве велеть не расти, ветер удержать, в клетке запереть? Нету такой силы, и не будет никогда! За что же так любовь наказывать? Ведь это же какое счастье великое любить! На любви всё держится...
    Граф - Замолчи! Сколько ты с ним пробыла? Наедине, спрашиваю, сколько вместе были? Что вы делали?! Говори!
    Любаша - Ничего я вам больше не скажу.
    Граф - Не скажешь!?
Граф делает знак Фролу, тот выходит, и вновь раздаются крики Аркадия. Любаша сидит, по лицу текут слёзы. Фрол возвращается, граф достаёт пистолет.
    Граф - Пуля из этого пистолета пробивает любого человека насквозь. И никакая любовь, слышишь ты, никакая любовь эту пулю не остановит! Ты всё врёшь! Сознавайся, вы вместе сговорились бежать? Кто из вас первым решился на это? Аркашка? Кто помогал вам в побеге? Кто ещё об этом знал? Отвечай мне! Отвечай девка! Молчишь, свинья? Фрол!
Жест рукой, Фрол выходит, крики Аркадия, Фрол возвращается.
    Граф - Ты мне бросаешь вызов, упрямое животное? Ты думаешь, что сильнее меня? Ты это делаешь нарочно, назло мне? Да? Говори! Ты никто, ты вещь, ты предмет! Смотри на меня! На меня смотри! Что?! Ты улыбаешься!? Тебе весело? Весело? Ну что ж, тогда повеселюсь и я. (мужикам) Кладите её на лавку! Да не на живот, не на живот, тупицы! На спину её кладите! На спину!
Мужики бросают Любашу на лавку...
    - Сейчас, сейчас... Дайте мне кнут!
    Фрол - Ваше сиятельство...
    Граф - Нет, сам бить не буду. Видеть хочу, как она от боли будет корчиться, задыхаться, каждое её движение хочу видеть, каждый стон её слышать! (отдаёт кнут Фролу) Бей!
    Фрол - Ваше сиятельство...
    Граф - Да, мир неисправим, я это вижу. Добро и зло – категории одного порядка. Никто не знает, где заканчивается Иисус и начинается Иуда! Все только притворяются. Природа человеческая порочна в самой сути своей...  В чём дело?
    Фрол - Ваше сиятельство….
    Граф - Я тебе, что велел делать?
    Фрол - Вы же мне обещали... Слово дали не наказывать её!  Говорю вам, нет тут Любашиной вины! Аркашка это всё! Он всё сделал... Он её втянул, гадёныш, он заставил! Клянусь вам, ваше сиятельство, невиновна она! Невиновна!
    Граф - Я сказал бей!
    Фрол - Меня! Меня в первую очередь наказывать надо! Моя это вина! Я недосмотрел, я проворонил... Каюсь! Я один кругом виноват! Меня бейте, я заслужил.  Её только не трогайте!
    Граф - Бей!!!
    Фрол - Не буду!
    Граф -  Что?! Что ты сказал? Не будешь?! Бунтовать вздумал, холоп! Иуда! Погоди, с тобой я позже разберусь! Держите её!
Граф выхватывает у Фрола кнут и начинает с остервенением стегать им Любашу.
    Фрол (хватает графа за руку) - Отойди от неё, ваше сиятельство! Христом Богом прошу... Отойди! Я ведь и греха не побоюсь... Да и не грех это совсем! Я любовь свою защищаю! Пришибу тебя за Любашу, ты понял! До смерти твоей пришибу, и рука не дрогнет! Я жизни своей ради неё не пожалею! Слышишь, не пожалею!
    Граф - Ты что?! Ты что, совсем очумел, мужик? Как смеешь, хамская твоя рожа!
    Фрол - Смею, Ваше Сиятельство, ещё как смею! А тебе её не дам! Не позволю! Я даже взгляду твоему поганому до неё прикоснуться не позволю! Отпусти её!
    Граф - Да я ж тебя за это собакам своим велю скормить по кусочкам! Холоп! Холоп! Быдло!
            Граф начинает стегать Фрола кнутом, тот вырывает кнут у него, и в свою очередь, бьёт им графа. Тот падает, хватает пистолет и в упор стреляет. Фрол валится замертво поперёк лавки, на ноги Любаше.
    Граф - Руку, мерзавец, поднял и на кого? На меня! На самого графа Каменского! Подыхай, мужик... Тьфу! А-а-а... Больно! Больно-то как... В груди... режет. Капли мне... Дайте капли! Фро-ол! Задыхаюсь я... А-а... Воздуха... Не могу... (мужикам) Анисью... Анисью зовите... Бегом! (мужики убегают) Не успеют... Не успеют. Любушка... Любушка... помоги мне... спаси. А-а-а...
    Любаша - Нет!
    Граф - Двинуться не могу... Любушка, помилосердствуй... Сжалься... Глянь-ка... там у Фрола... в карманах, где-то... пузырёк должен быть... с каплями. Ты его достань... милая... ты добрая...
    Любаша - Нет!
    Граф - Умоляю тебя... Любушка. Я тебе за это... прощу всё. Всё прощу...
    Любаша – Нет...
    Граф - И ему тоже прощу... Как перед Богом клянусь... капли мне только... А-а-а...
Любаша достаёт у Фрола капли и с ложечки даёт графу их выпить. Тому становится легче...
    Граф - Какую же мне Господь сейчас жалкую роль отвёл, самую ничтожную дал, самую бессильную... С намёком, видать. И ведь не поспоришь с ним... Помирать-то как не охота... Ничего не боюсь, а смерти испугался... Кощей Бессмертный и тот её боялся, что уж про людей говорить... А ты, девка, у Фрола Степаныча, у покойного, в должниках теперь пожизненных ходить будешь. Ему спасибо скажи... Кабы не он, я бы тебя скорее всего убил или покалечил. А так, видать, он кровью своей поступок твой искупил. Свечу ему поставь в церкви. И мне ты жизнь сохранила... Вот теперь тебе за это моя милость. Тебя прощаю, и за случившееся, ни единым словом больше не попрекну, не обмолвлюсь. Так как Аркашка все пытки и муки прошёл, какие ему от меня положены были и, к тому же, брата моего и дворянина с пистолетами его не побоялся, высоко себя оценил, то пошлю я его служить, но не в простых солдатах, а в полковые сержанты. Пусть он на войне храбрость свою покажет. Тогда над ним не моя уже воля будет, а царская.
68 ЭПИЗОД
Ясный день… Погост. По тропинке с букетиком полевых цветов идёт баба Люба. Подходит к могилке Аркадия, а там на скамеечке сидит Любаша... Баба Люба садится с ней рядом...
    Баба Люба - Вот такая была история... Здесь бы, на этом самом месте, её и закончить, да видать, сильно мы с Аркадием Ильичом провинились, раз всё, что мы до этого испытали, недостаточным оказалось. Как сказал граф, так и сделал. Ушёл Аркадий Ильич на войну под царские знамёна, и не было от него ни единой весточки целых пять лет. А для меня он будто и не уходил никуда. Я его от себя ни на один день не отпускала. Он всё это время со мною был. Иной раз сердце так забьётся, так затрепещет, словно того и гляди выпрыгнет из меня. А я уже знаю, что это Аркашенька приласкаться ко мне хочет, к груди своей прижать. А бывало, вздрогнет вдруг оно, сожмётся внезапно, заломит его, хоть криком кричи, а потом медленно так отпускает. А я уже опять знаю: крепко Аркашеньку моего ранили, сильно ему плохо. Я его тогда жалеть начинаю...
    Любаша - А нынче сон мне приснился. Будто стоит он передо мною, улыбается, сам весёлый, а из глаз слёзы кровавые капают. Я ему говорю что-то, спрашиваю, а он не слышит. Я понять ничего не могу, плачу, а он вдруг посмотрел вверх, на небо, просветлел лицом и рукой мне туда показывает. Смотрю, а там чисто и только два белых облачка рядышком плывут. Засмеялась я, а потом, глядь, а Аркашенька мой пропал, будто и не было его вовсе. Проснулась я, а меня всю озноб бьёт, колотит, трясёт, как в лихорадке. Забыть хочу тот сон и не могу, из головы нейдёт…. «Они хотели оба большой любви до гроба…»
    Баба Люба - ... Не как-нибудь, а чтоб с любовью прямо в гроб».
    Обе - «Они хотели оба большой любви...»
69 ЭПИЗОД
Пять лет спустя...
       Постоялый двор. Несколько столов. За одним сидит пожилой мужчина, по виду чиновник невысокого класса. За другим столом – горный офицер, с ним молодая жена чиновника Юлия. Старый еврей играет на скрипке. Хозяин постоялого двора обслуживает посетителей. Чиновник, муж Юлии, тихо страдает, глядя на свою молодую жену…
    Юлия (громко смеётся) - Офицер, ну, почему вы такой душка? Я от военных сама не своя, просто без ума. Пуговки, мундир, усы, эполеты! А где ваши эполеты? Почему на вас нету эполетов? Отвечайте! Я буду вас за это допрашивать.
    Офицер - Видите ли, сударыня, в частях, к которым я имею отношение, эполеты не столь популярны, как в других родах войск.
    Юлия - Ну, как? Разве можно воевать без эполетов? Это же не серьёзно! Куда смотрит правительство?
    Офицер - Полагаю, оно смотрит на таких вот интересных женщин, как вы. Поверьте мне, это тоже очень важное занятие.
    Юлия - Но нельзя же заниматься этим постоянно. Это нас, женщин, развращает. Учтите, я суфражистка и смогу постоять за себя!
    Чиновник - Юлия!
 Юлия - Отстань от меня, животное! Скажите мне, офицер, вы чью-нибудь кровь проливали? Не щадите меня, я к этому давно привыкла. Моя душа – это одна сплошная открытая рана, из которой этот кровопийца каждый день пьёт мою невинную кровь. Вы можете застрелить его прямо сейчас? Отомстите за меня! Злых людей надо наказывать. Попадите ему прямо в лоб. А где ваш пистолет? У вас что, даже нет пистолета?
    Чиновник - Юлия! Это горный офицер. Зачем ему пистолет? Они никогда не участвуют в военных действиях. Они только добывают руду и плавят из неё металлы. Вы откуда, молодой человек: с Урала или с Алтая?
 Офицер - С Алтая. Возвращаюсь из Санкт-Петербурга в Змеиногорск.
    Юлия - Вот! Вот, как надо было устраиваться в жизни! Это же, какие деньги! Ты тоже мог бы добывать руду и плавить из неё драгоценные металлы! Ну, почему ты этого не делаешь? Почему? Скажите, офицер, а вы не могли бы научить моего мужа плавить драгоценные металлы?
    Офицер - Боюсь, сударыня, что это невозможно.
    Юлия - Невозможно?
    Офицер - Да. Видите ли, завтра, рано утром, я уезжаю. А для того, чтобы этому выучиться надо, по меньшей мере, лет десять.
    Юлия - Так долго!
    Офицер - К сожалению. Но, для того чтобы добывать руду, можно не учиться.
    Юлия - Какая скука…. (скрипачу) Эй, старик, ты знаешь что-нибудь из Оффенбаха? Этот француз сочинил совершенно безумную мелодию, от которой все буквально сходят с ума. (начинает напевать «Кан-кан».) Та-та-та-та-та-та-та…. (скрипач сначала неуверенно, а потом всё твёрже играет эту мелодию) Хочу в Париж, на Монмартр! А ещё этот человек совершенно измучил меня своей ревностью и ничего мне не покупает. Как ты не понимаешь, что женщину надо хоть иногда баловать!
    Чиновник - Юлия! Это наше личное, зачем ты рассказываешь об этом всем? И, кстати, всего месяц тому назад я подарил тебе кольцо с настоящим бриллиантом! Об этом ты уже не помнишь?
    Юлия - Да, ты подарил! Но этот бриллиант такой маленький, что мне просто стыдно показываться с ним в приличном обществе.
    Юлия - Юлия!
Заходит Аркадий... Он в военной форме и слегка навеселе.
    Юлия - Что? Разве так любят? Разве так жертвуют собой ради любимого человека? (Аркадию) Вот вы, кого-нибудь любили?
    Аркадий - Любил и люблю! Эй, хозяин! Налей-ка всем, кто здесь есть! Я угощаю!
Хозяин постоялого двора пристально посмотрел на Аркадия, изобразил на лице улыбку и кинулся исполнять приказ.
    Юлия - Люблю, люблю! Как легко все мужчины говорят «люблю», а когда касается дела, то вместо любви тебе подсовывают какое-то мизерное колечко с крохотным бриллиантиком.
    Аркадий - Сударыня, мой вам совет, полюбите кого-нибудь. Вы просто не знаете, что это такое.
    Юлия - А вы, что, знаете? Да нету её любви-то, нету! Вы чему это улыбаетесь? Я что, по-вашему, дура? Человек, налейте мне ещё водки! (пьёт, не закусывая) Да, я дура...
    Чиновник - Юлия!
    Юлия - Молчи! Ты всегда со мной споришь, во всём перечишь! Невозможный человек! Мужчины... Как это мелочно, всегда настаивать на своём, во что бы то ни стало быть с последним словом, будто вы в каком суде! Просто противно! Как вы не понимаете, что, уступив даме, вы демонстрируете не слабость, а свою силу, своё уважение к нам. Да, я дура! И я сама об этом знаю... (села рядом с Аркадием) А всё потому, что я с детства боюсь одиночества. Мне надо, чтобы со мною рядом всё время кто-то был. Совсем неважно кто... Хоть собака, хоть какая-нибудь крыса. Просто, чтобы я могла почувствовать чьё-то дыхание, взгляд, биение сердца... Сердце! Я, наверное, покажусь вам странной, но я вижу сердца людей. Да, да, не удивляйтесь.  Вы знаете, на самом деле, это так жутко, смотреть человеку в глаза, видеть, как он улыбается, говорит вам учтивые вещи, желает произвести приятное впечатление, а сердце у него не бьётся. Оно неподвижно, как у мертвеца... В него даже кровь не попадает. Это так страшно, так дико! Скажите мне, как эти люди могут жить с такими сердцами? Как? Они же ведь ничего не испытывают! Они всё время притворяются. Притворяются, что жалеют, притворяются, что чувствуют, делают вид, что любят, что живут. Это чудовищно! И самое ужасное в том, что их много, я каждый день их вижу...  Я всегда теряюсь от таких людей. Мне их и жалко, и страшно, и...  Вы не знаете, этому есть какое-нибудь научное медицинское объяснение?
    Аркадий - Не знаю.
    Юлия - Ну, как? А если это болезнь и болезнь заразная? А если возникнет эпидемия? Ведь сердце отвечает за чувства.  Да! За высокие чувства! Вам, мой муж, этого не понять. А без высоких чувств, мы не будем жить правильно. Вы можете себе это представить?
    Аркадий - Да, я могу себе это представить.
    Юлия - Нет, вы не представляете!
    Чиновник - Юлия!
    Юлия - Отстань! (Аркадию) А вы другой. У вас тёплое сердце. Рядом с вами мне хорошо.  Вы можете сделать женщину по-настоящему счастливой. Я это чувствую... И это меня пугает, потому что я привыкла быть несчастной и совершенно не представляю, как должна вести себя счастливая женщина. Ну вот, к примеру, я просыпаюсь утром и говорю... Я что-то говорю... Можно я сяду к вам на колени?
    Чиновник - Юлия!!!
    Юлия - Ну, хорошо, хорошо, не буду садиться. Посмотрите на меня! Я ведь ещё молода и хороша собой? Ведь, правда? Хотя, я и так это знаю. И те, которые с мёртвыми сердцами это знают. Скажите мне, пожалуйста, умоляю вас, скажите мне, только честно... Вы могли бы полюбить такую, как я? Не отвечайте мне, не надо... Я всё поняла... Поняла, поняла! Такую, как я можно только пожалеть. Вы это хотели сказать? А я этого не хочу слышать! Не хо-чу! Как её зовут?
    Аркадий - Кого её?
    Юлия - Ту счастливицу, которую вы любите.
    Аркадий - Любовь.
70 ЭПИЗОД
         Любаша полощет бельё на речке. Вдруг у неё опускаются руки, и она смотрит вокруг, будто пытается увидеть кого... Смотрит на небо, там плывут рядышком два облака. Любаша улыбается, по лицу струятся слёзы...
71 ЭПИЗОД
На постоялом дворе...
    Юлия  – Любовь... Лю-бовь... Лю-ю-ю-бо-о-вь... Я не знаю такого слова. Этого слова нет в русском языке...
Юлия начинает плакать навзрыд.
    Чиновник - Юленька! Юленька! Что ты? Что ты, что ты... Не надо так! Перестань, умоляю! Он плохой, плохой! Он обидел мою девочку! Его надо наказать... Ата-та! Я его в угол поставлю... (Аркадию) Вы! Вы! Какая ещё там любовь! (скрипачу) А ты перестань, перестань! (его руки жадно елозят по её телу) Идём, идём наверх, Юленька... Тебе надо полежать, успокоиться. Папочка будет рядом, будет с тобой всю ночь...
    Юлия - А я не хочу, чтобы ты был со мной...
    Чиновник - Почему же это, милая?
    Юлия - Потому что у тебя руки липкие и изо рта пахнет дурно...
    Чиновник - Ну, так что ж с того? Эка, беда... В этом же нет ничего плохого, ничего предосудительного. И я всё-таки твой муж, по закону. А они, руки-то у всех липкие, у всех пахнет. И у плохих, и у хороших... Идём, идём отсюда, миленькая, баиньки...
    Юлия - Не у всех!
Юлия резко оборачивается и долго смотрит на Аркадия.
    - А я ведь больше вас не увижу... Потому что мы завтра рано утром уезжаем. В Тобольск, к его родне. Они меня там все ненавидят. Будете в Тобольске, обязательно спросите, где я похоронена.
    Чиновник - Юлия!
     Юлия - Спросите, спросите. Вам, верно, любой там укажет. Прощайте...
    Аркадий - Прощайте...
    Офицер (Подходит к Аркадию) -  Вы позволите?
    Аркадий - Садитесь.
    Офицер - Капитан-поручик Булгаков Николай Иваныч.
    Аркадий - Прапорщик Семёнов Аркадий Ильич.
    Офицер - Странная пара, вы не находите? А, впрочем, чему тут удивляться? Здесь, на постоялых дворах, можно встретить, кого угодно. Да и не только здесь. Вот я, не далее, как вчера вечером был у местного предводителя и там один чудак заявил во всеуслышание, что он ни больше, ни меньше, как прямой потомок Жанны д, Арк! Это Орлеанской-то девственницы! Каково? Физиономии есть преудивительные и вполне достойные пера Гоголя или Грибоедова. Сами-то далеко едете?
    Аркадий - Уже приехал.
    Офицер - Рекрутов изволите из местных набирать или ещё, какое дело казённое?
    Аркадий - В отпуск. По ранению….
    Офицер - Судя по количеству наград, Государь в лице вашем приобрёл доблестного воина. Вам, вероятно, очень везло?
    Аркадий - Очень. В каждой рукопашной схватке я непременно получал ранение либо от пули, либо от холодного оружия.
    Офицер - Значит, ваш ангел-хранитель не оставлял вас ни на мгновение. Хозяин, налейте нам своего самого лучшего вина. (Аркадию) Я заплачу, не беспокойтесь.
    Аркадий - Благодарю вас. Ваше здоровье!
    Офицер - Стало быть, я не ошибусь, предположив, что имя вашего ангела-хранителя Любовь?
    Аркадий - Не ошибётесь. Вижу, человек вы порядочный и собеседник приятный, поэтому, вот вам моя история. Она проста, как жизнь и сложна, как пуля, летящая прямо в сердце. Здесь, неподалёку, находится имение графа Каменского. Я был у него крепостным и неотлучно находился при его театре. А пять лет тому назад совершил я побег с любимой девушкой, был пойман, жестоко наказан и отдан на царскую службу. Служил Государю честно и вышел мне за это офицерский чин и благородное звание. Ныне, имея при себе пятьсот рублей денег, намерен я завтра же любимую свою у графа выкупить.
Хозяин постоялого двора прислушивается к разговору...
    - И ничто, никакая сила не сможет мне в этом помешать. А ежели его сиятельство изволит заартачиться, вызову на дуэль! Вот такой мой случай. А сейчас не обессудьте, хочу пораньше лечь, да и слабость ещё от ранения испытываю.
    Офицер - Помоги вам Бог за такую любовь! Хозяин, в семь утра я выезжаю. Распорядись о завтраке. Честь имею! (уходит)
Аркадий, сняв мундир, встаёт, какое-то время ходит, улыбаясь. Заходит Пелагея. Она замечает Аркадия.
    Пелагея - Вот ты где, хороший мой! А я тебя всюду искала, искала, у людей спрашивала... И вот нашла! Говорили, будто умер ты, будто схоронили тебя уже, а я всё не верила. Люди-то ведь они злые... Дай-ка я поближе на тебя посмотрю, миленький мой, полюбуюсь тобой. Такой же красивый... Фролушка! Любовь моя! А я, верно, подурнела? Плакала много... А вчера на сцене танцевала, а сама о тебе всё думала, думала... Глянь-ка, как я в фуэте хороша! (начинает кружиться, падает) Па-де-труа, па-де-катр... Фролушка, а что же ты молчишь-то всё? Обними меня, как прежде, скажи мне что-нибудь ласковое, доброе...  А то мне никто таких слов говорить не хочет... Все ругают только, да гонят...
    Аркадий – Пелагея...
    Пелагея - Что ты, миленький! Какая же я тебе Пелагея? Я не Пелагея, я твоя Любаша, твоя Любушка, Любовь твоя...
    Аркадий - Палашенька, я Аркадий...
    Пелагея – Аркадий!? Какой Аркадий? Нет, это не правда... Это не правда! Фролушка, где ты, миленький... Это же я! Я... А кто я? Я не помню... Не помню! Не помню...
    Хозяин постоялого двора – На хлебушка, дурочка... Возьми, поешь.
Пелагея жадно хватает хлеб, начинает есть… Уходит.
    Аркадий (хозяину) - Принеси-ка мне, любезный, бумагу и перо с чернилами.
Тот приносит письменные принадлежности. Аркадий садится за стол.
      Аркадий - «Верная моя Люба! Когда ты получишь это письмо, знай, что я совсем рядом с тобой, в Пушкарской слободе, на постоялом дворе. С трудом сдерживаю себя, чтобы не броситься со всех ног к тебе, любимая моя, но, поразмыслив, решил явиться к тебе завтра с утра и при полном параде. Я ещё не верю, что увижу тебя. Все эти пять лет, каждый день, я только этого и ждал, только об этом и думал. Надеюсь, что теперь судьбы наши, наконец-то пришли в равновесие с Божьей благодатью и ждёт нас жизнь самая, что ни на есть счастливая. Теперь я на свободе и твёрдо намерен завтра же явиться к графу, чтобы просить у него тебя за выкуп, за все те деньги, которые мне дали на лечение. В дальнейшем остаюсь в надежде, что обвенчаемся мы перед престолом Всевышнего Создателя нашего. Вечно твой Аркадий Ильич Семёнов».
      - Хозяин, сделай такую милость, пошли кого-нибудь с письмом этим в имение графа Каменского, и пусть передадут его девице Любовь Анисимовне Ушаковой лично в руки.  Вот тебе за труды... А это тебе, скрипач. Ты хорошо играл. Я приглашаю тебя сыграть и на моей свадьбе. А теперь ступай, я здесь ещё немного один побуду. Сон вдруг пропал... Да и чувствую, что не засну уже больше. Пять лет ведь не виделись...
         Скрипач уходит... Горит одна свеча на столе, за которым сидит Аркадий... Улыбаясь, сидит он, смотрит прямо в камеру... Внезапно вздрогнув, Аркадий медленно падает грудью на стол. Из спины его торчит нож. Сзади возникает фигура хозяина постоялого двора. Он достаёт из сумки деньги и, выдернув нож, уходит...
    Голос Любаши - «Ты знаешь, мне даже не вериться, что есть такое место на земле, где можно ничего не бояться. Где можно проснуться рано утром, поцеловать тебя, ещё спящего, распахнуть окна, впустить в наш дом солнце тёплое и воздух, влажный от утренней росы. А потом выйти на крыльцо, остановиться и слушать, слушать, как всё живое вокруг радуется новому дню. А в высоком синем небе будут плыть два белых облака. Одно будет похоже на тебя, а другое на меня. Они будут плыть легко и свободно, но всегда близко друг к другу, всегда рядом и никакой ветер, каким бы сильным он не был, не сможет их разлучить».
К О Н Е Ц
Балакин Евгений Георгиевич
 Барнаул
2022 год
genekellyb60@mail.ru
89132608435