Тайные симфонисты

Секретарша Ольга Аркадьевна подошла к креслоначальнику Самоеду Кузьмичу и шепнула на ухо:
- Дмитрий Павлович здесь.
Самоед Кузьмич туго напрягся, но ничего не сказал, а только отборно присвистнул.
Ольга Аркадьевна не поняла, что это движение означало, но продолжила:
- А с ним Кирилл Августович.
Самоед Кузьмич опять ничего не сказал, а только закашлял горлом в стиле "кш-кш" и "акх-акх".
Ольга Аркадьевна снова не поняла, что это значит, но продолжила:
- А с ними Геннадий Борисович.
Самоед Кузьмич остановился кашлять и протяжно замычал как буяный мерин.
Ольга Аркадьевна расправила платье, перекрестилась и заверещала как отпетая выхухоль. У нее это выходило в стиле "Ойя-яой". В это время Наталья Олеговна заглянула лицом в дверь и чуть едва прошептала, исчезнув после:
- Там еще Никита Мракович.
Самоед Кузьмич перестал мычать мерином и тотчас взревел белугой, да так, что Ольга Аркадьевна покраснела от смущения.
- А что, Танюша, хорошо ли у меня получается белугой? - спросил Самоед Кузьмич Ольгу Аркадьевну, перестав истошно реветь.
- А я не Танюша, - сказала Ольга Аркадьевна, смущенно моргая ресницами.
- Да какая разница, Манюша, - махнул рукой Самоед Кузьмич, - важно, что у нас есть.
- А если услышат? - заволновалась Ольга Аркадьевна.
- Все нормально, - успокоил Самоед Кузьмич, - Это даже хорошо! Я, может, давно хотел и готовился к этому.
- А если вдруг зайдут?
- Все они глухие безвкусные попугаи! Стадо фигляров и бездарей. Я им всем хвосты повыщипываю! - прогремел Самоед Кузьмич, - Ну, давайте, что там у вас!
Ольга Аркадьевна достала из под кресла коробку с большим праздничным тортом и поставила на стол. Затем быстро разрезала его на кусцы и уставилась на Самоеда Кузьмича:
- Ну что же вы, берите и ешьте, Самоед Кузьмич.
Самоед Кузьмич, не заставив себя торопить, жадно набросился на торты, запихивая руками кусцы себе в рот, а какие-то даже в нос и за щеки.
- Кьабахамыванп жруваимдо! - мычал он набитым тортами ртом, по дирижерски махая руками, испачканными по локоть в кремах с повидлом. Ольга Аркадьевна тоже не отставала, а даже преуспевала в поедании тортов - но молча, лишь напевая тихий мотив какой-то ретроградной мелодии. Когда торт был уничтожен, Самоед Кузьмич упал в пухлые кресла, смачно хлопнув себя по наеденным пузам, и провозгласил: Вот оно, счастье какое, гурмельское! - и стал по кошачьи закатывать глаза - похоже, от удовольствия. Закончив фокусы с глазами, Самоед Кузьмич чуть интимным голосом сказал:
- Ольга Аркадьевна, не сочтите за легкомыслие или ребячество какое, а я хочу вам теперь признаться, как на духу.
- Я слушаю вас, Самоед Кузьмич, - сдавленно проговорила Ольга Аркадьевна, у которой отчего-то перехватило дыхание.
- Сегодняшний этюд был, как бы это помягче сказать... не в пример вчерашнему, на порядок музыкальнее. Форте первого кусца с его сильной долей на "фа" и переходной "ми" сразили мое чувство прекрасного наповал!
- Продолжайте, - заторопила его Ольга Аркадьевна, округлив от возбуждения глаза.
- А какая бурная полиметрия шоколадно-песочного вступления и  пышнокремовой кульминации с абрикосовым контрапунктом! - распалялся Самоед Кузьмич, - А эта чудно-неожиданная синкопа, которая появляется на орехово-миндальных вкраплениях в преддверии безешного крещендо - вот настоящая симфония безупречного вкуса!
- Да, но... Самоед Кузьмич, вчерашний был вчерашний, а сегодня - он не в пример свежее.
- Это да. Свеж, да еще подрежь! - согласился Самоед Кузьмич, - Однако вот что, Танюша. Приходите сегодня через час в кафе напротив, я буду вас там ждать. Вечером дают нежнейший шопеновский десерт. Только об этом - никому! Если не придете - буду считать, что не смогли или не захотели. И тогда я ждать не буду. Но в любом случае - я буду там. И буду ждать, да.
- Приду. Вот прямо сейчас пойду и приду. Ради Шопена!
- Идите и приходите. Ради музыки!