ПУБЛИКАЦИИ П.Я. ЯНОВСКОГО
Из с. Долоцкого, Гдовского уезда
(корреспонденция)
Высокопреосвященнейшим Антонием, митрополитом С.-Петербургским и ладожским, разрешена в Долоцком приходе, Гдовского уезда, постройка нового, каменного храма, близ так называемой «пещеры» (в 2 верстах от с. Долоцкого) .
Местность, где предполагается воздвигнуть св. храм, блещет красотой чисто-северной природы. Высокая, почти отвесная гора, покрытая старинным лесом, река Долгая, протекающая у подножия горы, расстилающийся, с другой стороны реки, обширный луг, опоясанный цепью холмов, и всюду, куда ни взглянешь кругом, – горы, поросшие лесами, – делают вид, особенно вдали, прямо восхитительным .
В самой подошве горы, около речки, в твердом, почти каменистом грунте , высечена пещера, простирающаяся вглубь горы на 30 шагов; пещера довольно высока (1 печат. саж.); недалеко от входа находится круглый, выложенный цоколем колодезь , а в самом окончании пещеры – бассейн с чистой ключевой водою. Пещера эта окрестным населением почитается, как место святое; в народе и до сих пор живет предание, что именно здесь являлась икона Успения Божией Матери, составляющая ныне святыню долоцкого храма, что в этой пещере, в старинные времена спасался монах, скончавший в ней свою жизнь. Ежегодно, 15 августа, в день Успения Пресвятые Богородицы, к этой пещере скопляются тысячи богомольцев; многие приходят даже из других уездов. И местными прихожанами, и благочестивыми богомольцами, приходившими на поклонение святыне долоцкой церкви, чувствовалась потребность создать на месте явления досточтимой иконы Успения Божией Матери храм. Малая, ветхая деревянная часовня, устроенная близ входа в пещеру, в день храмового праздника не могла вместить и десятой доли всех, желавших помолиться . Ныне, с благословения преосвященнейшего архипастыря С.-Петербургского, постройку церкви взяло на себя долоцкое церковно-приходское попечительство, и работа деятельно уже подвигается вперед; укреплен гранитными глыбами берег реки, идет заготовка материалов и проч.
Нельзя не обратить внимания любителей церковной старины на иконы, находящиеся в часовне, близ пещеры; иконы эти – часть иконостаса из древней долоцкой церкви, упраздненной, за ветхостью, еще в XVIII столетии. Как видно из «новгородской писцовой книги 1622 – 23 гг. письма Александра Чоглокова, да дьяка Добрыни Семенова» (у Неволина – «О пятинах и погостах новгород.» прил. V), церковь Михаила Архангела «в Долоском погосте» не была сожжена в смутное время 1606 – 17 гг.; благодаря этому, в названной часовне сохранились некоторые иконы, происхождение которых, судя по всем признакам, должно отнести, по крайней мере, ко второй половине XVI века; имеются в часовне иконы и XVII века, писанные, однако, до собора 1666 – 67 гг. Все иконы характерного новгородского письма; изображения на них писаны почти все в рост (высота 1 ; арш.) на досках с выемками. Перстосложение на некоторых иконах (Господь – Царь Славы, св. Николай Чудотворец, св. Иоанн Креститель) – двуперстное, на других же встречается несколько различных видов сложения перстов; так, на иконе св. Архистратига Михаила внизу находится изображение неизвестного святого; три последние перста правой руки его пригнуты к большому, а указательный перст протянут; на некоторых иконах можно видеть перстосложение на левой руке; святой мученик Лавр, напр., изображен с перстосложением на левой руке, сходным с троеперстием, а у св. архистратига Михаила персты левой руки сложены двуперстно .
Несомненно, что в захолустных местах нашего отечества находится много остатков седой церковной старины, которые могут дать достаточный материал для сравнительно молодой еще науки – русской церковной археологии… Жаль только, что у нас, особенно в деревенской глуши, мало сознается важность всяческого охранения и сбережения древних вещей. Пишущий эти строки не без досады увидел, что на указанных 300-летних иконах чья-то варварская рука, очевидно, недавно изобразила вокруг глав желтые нимбы; хорошо еще то, что живописец на этом и закончил свою реставрацию.
Бывают прискорбные факты довольно непросвещенного отношения к предметам церковной старины; в одной церкви, напр., приходилось видеть под колокольнею груды сваленных вещей от ранее существовавшего старинного храма и встретить древнюю, огромных размеров икону «Страшного Суда» – по всем видимостям XVI века, но, к сожалению, совершенно испорченную кистью какого-то живописца-реставратора .
В целях научных было бы весьма полезно, если бы древние иконы и старинные предметы церковной утвари отсылались из сельских церквей и часовен, где они, в большинстве случаев, существуют совершенно без употребления, в хранилища церковных древностей и церковно-археологические музеи.
П. Яновский.
Первая подписанная газетная корреспонденция П.Я. Яновского в издании «С.-Петербургский духовный вестник» была приурочена к разрешению на строительство Св.-Успенского пещерского храма на р. Долгой. Пользуясь случаем, молодой архивист-историк делает акцент на описании древних икон, хранившихся в пещерской часовне. – Он касался животрепещущей темы музеефикации церковных древностей. Просвещенная интеллигенция того времени ратовала за то, чтобы церковно-историческое наследие должным образом сохранялось для нужд науки в специализированных хранилищах. Примером могло служить собрание старообрядческих икон, рукописей и бронз В.Г. Дружинина. С ним П.Я. Яновский мог познакомиться в Археографической комиссии, в которой он работал над своей книгой. В.Г. Дружинин собирал писания староверов со студенческой скамьи. Его коллекция насчитывало ок. тысячи рукописей . В ней были экспонаты музейного уровня – несколько сотен икон и графических листов религиозного содержания. После 1917 г. вопреки воле собирателя коллекция была распылена по музеям и хранилищам .
Корреспонденция из пог. Пенино. Гдовского уезда
(Освящение нового храма)
17 августа текущего года, в погосте Пенино, Гдовского уезда, преосвященным Никоном, епископом нарвским, при участии протоиерея И.И. Сергиева (Кронштадтского) совершено освящение новоустроенного, каменного храма.
Приезд apxиepeя, архиерейское богослужение – в деревенской глуши, разумеется, целое событие. Понятно поэтому, как были обрадованы жители нашей гдовско-ямбургской окраины, когда стало известным, что освящение нового храма в Пенинском погосте будет совершено архиерейским священнодействием, многими еще ни разу в жизни невиданным, что на торжестве освящения будет присутствовать и сам о. Иоанн Кронштадтский.
Толпы богомольцев с отдаленных мест Гдовского и Ямбургского уездов двинулись в пог. Пенино еще с 15-го августа; больные и недужные, во множестве, за несколько де-сятков верст, спешили в пог. Пенино увидать великого молитвенника, доблестного о. Иоанна и попросить его молитв об исцелении своих недугов.
Чрезвычайно трогательную и умилительную картину представлял момент приезда о. Иоанна в пог. Пенино. Накануне освящения, около 5 час. дня, тысячная толпа уже стояла близ церкви, ожидая прибытия дорогого батюшки. Невозможно описать восторг и радость народа, когда вдалеке показался экипаж о. Иоанна. Мужчины и женщины – все бросились на встречу любимого православным народом пастыря, хватались за колеса его коляски, стремились облобызать хотя край его одежды; повсюду слышались возгласы: «батюшка, благослови», «батюшка, помолись!» Наблюдая этот энтузиазм народный, невольно убеждаешься, какую горячую любовь, какое необыкновенное уважение питает наш православный русский народ к смиренному кронштадтскому пастырю.
О. Иоанн проследовал, прямо в алтарь новой церкви, а в 6 час. вечера в церковь прибыл преосвященнейший Никон, епископ нарвский и у западных врат храма торжественно был встречен всем собравшимся многочисленным духовенством; началось всенощное бдение, владыка выходил на литию и величание и сам помазывал св. елеем до конца всенощной многочисленных богомольцев. На другой день, в 9 часов утра apxиepeйским служением, при участии всего прибывшего на торжество духовенства, совершено было освящение св. храма, после чего началась божественная литургия, совершенная преосвященным Никоном, в сослужении о. И.И. Сергиева, ризничего Александро-Невской лавры архимандрита Гедеона, управляющего Киновиею Адександро-Невской лавры игумена Тихона и 16-ти священников окрестных сел Гдовского и Ямбургского уездов, прибывших на торжество освящения вместе со своими благочинными свящ. Н.М. Павским и И.В. Осьминским. Apxиепископское богослужение, чудное пение митрополичьего хора и могучий голос протодиакона В.Н. Малинина надолго оставят в сердцах всех присутствовавших неизгладимое впечатление. На литургии было совершено рукоположение во диакона, сельскими жителями дотоле невиданное; вместо запричастного стиха одушевленное слово произнёс местный священник А.П. Ванчаков, а после «буди имя Господне» досточтимый о. Иоанн Кронштадтский обратился к народу с поучением о значении для православного христианина св. храма. Перед благодарственным молебном депутацией от прихожан был поднесён главному деятелю по построению новоосвящённого храма С.-Петербургскому купцу С.Г. Гаврилову св. образ в сребропозлащённой ризе и соответствующий адрес. После богослужения в нарочито устроенном помещении всем участникам и почетным гостям торжества была предложена трапеза, на которой, после обычных тостов, о. И.И. Сергеевым была возглашена здравица за русских воинов, находящихся в Китае.
В Пенинском погосте уже несколько столетий существовало преемственно несколько храмов во имя Рождества Пресвятой Богородицы . Последний храм, сохранившийся до ныне, построен еще в прошлом столетии; он деревянный, двухэтажный и для прихода, состоящего из 5 тысяч душ, – малопоместительный. В большие праздники церковь далеко не могла вместить в ce6е всех желавших молиться. В 1893 году среди прихожан Пенинской церкви явилась мысль устроить новый обширный, каменный храм; благое дело создания храма благодаря сознательности прихожан, – большая часть которых занимается торговым промыслом в Петербурге, – быстро пошло вперед; почти исключительно на свои средства прихожане выстроили храм, обошедшийся свыше 150 тыс. руб.; 75 тыс. руб. из своих личных средств пожертвовал на построение церкви местный церковный староста С.Г. Гаврилов .
Храм в пог. Пенино по своему наружному виду и по художественности внутренней отделке справедливо может быть назван первым в уезде. Все церковное здание во всех мельчайших подробностях представляет образец строго-выдержанного древне-русского зодчества; он – трехпридельный: главный придел во имя Рождества. Пресвятой Богородицы; боковые – во имя Сретения Господня и св. Александра Невского; в храме 5 глав луковицею; шпиц церкви, тоже увенчанный главою, достигает 30 саж. вышины; на колокольне – прекрасный, гармоничный подбор колоколов, из коих большой весит 305 пудов. Внутри вся церковь расписана стенною живописью и орнаментами в древнерусском стиле; в куполе находится довольно значительных размеров изображение Господа Саваофа – копия со стенных росписей московского Успенского собора. Иконостас, весь золоченый, стоимостью свыше 10 т. р.; св. престол металлический, высеребренный, чеканной работы, ; жертва местного прихожанина Федосеева; св. сосуды, напрестольный крест и евангелие – стоимостью в 1800 р. – пожертвованы управляющим Киновиею Ал.-Нев. Лавры, игуменом Тихоном.
Пока освящен только главный придел; в непродолжительном времени, по совершении окончательной внутренней отделки боковых алтарей, последует освящение и остальных приделов.
П. Ян – ский.
Вторая корреспонденция П.Я. Яновского рассказывала о знаменательном событии, свидетелем которого он был. – 17.08.1900 г. в пог. Пенино был освящен главный престол нового храма во имя Рождества Богородицы, крупнейшего в Гдовском уезде. Священнодейство свершал преосвященный Никон (Софийский), епископ нарвский, викарий С.-Петербургский, в сослужении о. Иоанна Кронштадского, которого с Гдовщиной связывали родственные узы.
Жена о. Иоанна, Елизавета Константиновна Несвицкая, родилась в пог. Кярово, старинной вотчине дворян Коновницыных, недалеко от уездного г. Гдова. Отец ее, протоиерей Константин Несвицкий, был настоятелем гдовского храма во имя Вмч. Дмитрия Солунского и благочинным округа. Он прославился в 1846 г. переносом древней местночтимой иконы Св. Иоанна Предтечи из упраздненного Гдовского Николаевского монастыря. Она имела происхождение из часовни с. Кушела, упомянутого в Псковской летописи под 1341 г. Константин Несвицкий на свои средства устроил на иконе Св. Иоанна Предтечи серебряную ризу и перелил соборный стопудовый колокол из старого, меньшего веса .
Он отпевал и провожал в последний путь героя войны 1812 г. П.П. Коновницына, дети которого были связаны с антигосударственным масонским заговором 1825 г. Один из сыновей после отбытия наказания прибыл на родину в Гдовский уезд, где некоторое время был уездным предводителем дворянства. Другой сын, разжалованный в солдаты, скончался на Кавказе. Безутешная мать, Анна Ивановна Коновницына, поставила в парке усадьбы в память о сыне особый памятник, единственный в своем роде. В советское время крестьяне вокруг этого монумента стали хоронить умерших, отчего за погостским забором образовалось отдельное кладбище. Дочь П.П. Коновницына, Елизавета Петровна Коновницына, по мужу – Нарышкина, последовала за мужем-декабристом в Сибирь. Детей у нее не было.
Из воспоминаний местных жителей известно, что о. Иоанн Кронштадский в нач. ХХ в. свершил поездку в Доложский пог. Крестьяне, воодушевленные вниманием батюшки к их святыням, когда батюшка проезжал мимо них на коляске, сажали вдоль дороги березы. Кучер о. Иоанна был одет во все черное .
Единоверие в пределах С.-Петербургской епархии
(1800 – 27 октября – 1900)
Сегодня, 27 октября, исполнилось ровно 100 лет со дня утверждения императором Павлом Петровичем знаменитых «девяти пунктов единоверия», составленных Платоном, митрополитом московским.
Строго говоря, в петербургской епархии единоверие фактически существовало гораздо ранее 1800 года. Импе¬ратрица Екатерина II, вообще, терпимо относившаяся к раскольникам , для нравственнаго надзора за петербургскими раскольниками повелела, с благословения епархиальнаго начальства, поставить особых священников, отли¬чающихся умом и твердостью религиозных правил . Мера эта оказалась весьма благодетельною; некоторые из наименее фанатичных раскольников поповщинскаго толка вступали в ограду св. Церкви, охотно принимали этих «благословенных» священников», и последние отправляли у них церковную службу по старым обрядам.
В конце прошлаго столетия богатый раскольник-поповец, купец, Ив. Ив. Милов, по обращении из раскола, из своей домовой моленной устроил церковь, которая, по определению Св. Синода от 10 декабря 1799 года, и была освящена во имя свят. Николая чудотворца; это был первый единоверческий храм в столице. 20 ноября 1800 г. император Павел Петрович слушал в этой церкви литургию и благодарственный молебен, пожаловал церкви «крест и звон» и в следующее воскресенье (25 ноября) повелел Милову с церковным причтом и прихожанами быть на литургии в придворной церкви. В назначенный день, после богослужения, государь принимал единоверческую депутацию и разговаривал с Миловым и священником об обрядовых разностях между «великоросскокою церковью» и единоверцами. «Я желаю», сказал между прочим император, «соединить вас во едину Церковь; хочу, чтобы в следующее воскресенье вы отслужили литургию по своим старопечатным книгам вместе с нашим духовенством» . Павел Петрович относился к единоверию, видимо, с большим сочувствием; по приказанию государя поповцев-купцов Косцова и Пешнева убеждали обратить, по примеру Милова, свои молельни в церкви; но те не соглашались и за упорство Косцов даже был посажен в петропавловскую крепость .
Вторая единоверческая церковь во имя Сретения Господня построена в 1801 году на Волковом кладбище. В 1816 году близ нея на средства единоверцев появился и другой храм, каменный, посвященный Благовещению Богоматери. В настоящее время, благодаря вкладам различных благотворителей купцов (одного причтоваго капитала имеется 35,615 р.) волковская церковь, несмотря на не¬значительное число своих прихожан (115 муж. п. 197 ж)., более всех единоверческих церквей выделяется своего благотворительною деятельностью; так, в церковном доме причта находится богадельня для 25 престарелых женщин; в каменном двухэтажном доме, пожертвованном петербургским купцом Ив. Лукиным, призреваются свыше 30 лиц обоего пола; в деревянном доме, то же принадлежащем церкви, безплатно пользуются квартирами бедныя женщины .
В 1820 году в Петербурге началась постройка Никольской единоверческой церкви на Грязной, ныне Николаевской улице. Создалась она пожертвованиями богатых петербургских купцов-единоверцев, среди которых особенно замечателен К.З. Чурсинов. 7 августа 1828 г. состоялось освящение перваго (праваго) придела храма во имя Тихвинския Божия Матери . Первым священником этой церкви был знаменитый впоследствии протоиерей Т.А. Верховский. О. Верховский обладал замечательною способностью ладить со своими прихожанами, большинство которых принадлежало к именитому петербургскому купечеству; так, по убеждению о. Верховскаго купец Ив. Мих. Скрыпов уплатил из своих средств 58,000 р. церковнаго долгу. Купец Макушинов, по совету же о. Верховскаго, много способствовал своими пожертвованиями благоустройству храма и внес в Никольскую церковь 10,000 р. на вечное свое поминовение .
Протоиерей Верховский был выдающимся человеком среди единоверческаго духовенства; он был лично знаком со многими выдающимися лицами николаевской эпохи, напр, обер-прокурором Св. Синода гр. А.Н. Протасовым, министрами гр. Перовским, гр. Киселевым, Бенкендорфом и проч., был в тесных сношениях со многими лицами российской иерархии, а в 40-х годах удостоился даже, чрез графа Протасова, получить аудиенцию у императора Николая Павловича . Особенную известность прот. Т.А. Верховский прюбрел устройством в 1845 – 47 г.г. единоверческих приходов в девяти многолюдных посадах черниговской губернии, куда он ездил по повелению самаго государя. О. Верховский, хотя и не получил специальнаго образования, но был глубоким знатоком раскола; он известен своими статьями по истории раскола, напр., «согласные и несогласные в черниговских посадах» ; «историч. сведения об иргизских монаст.» и др. и особенно обширными записками о своей деятельности в Стародубье. В настоящее время в приходе Никольской, что на Николаевской ул., единоверческой церкви числится 968 душ муж. п. и 1492 ж. п.
В 1852 г. освящена единоверческая Никольская церковь в Захарьевской ул., в Петербурге; церковь эта была построена вместо прежней домовой (миловской) церкви; в состав ея прихожан, кроме прежних, тогда же вступили многие из раскольников-поповцев, когда в 1851 году правительством было закрыто три раскольнических молельни; ныне число прихожан этой церкви достигает до 400 душ .
Позже всех единоверческих петербургских церквей возникла церковь св. Димитрия Солунскаго на Большой Охте; с 1805 г. там существовало кладбище для погребения петербургских единоверцев; вышеупоминаемый купец Милов построил на кладбище часовню во имя Покрова Пресвятыя Богородицы для отпевания умерших и служения панихид; нынешшй храм выстроен в 1853 г. на капитал в 60 тыс. руб., пожертвованный для сей цели единоверцем шапочнаго цеха мастером Дм. Макушиновым; число душ охтенской единоверческой церкви в настоящее время весьма незначительно – 32 муж. п. и 61 женск.
Единоверческих церквей собственно в губернии – мало. Ранее всех появилась церковь в с. Кубасове, лужскаго уезда (на границе уездов: лужскаго, гдовскаго и псковскаго). Николаевская Кубасовская единоверческая церковь построена в 1843 г.; указ на постройку храма был выдан из псковской духовной консистории, и сама церковь была приписана к псковоградской единоверческой церкви (до 1866 г. кубасовский приход числился в псковской епархии). В церкви замечателен древний антиминс, освященный в 1585 г. при царе Феодоре Иоанновиче и новгородском архиепископе Александре; напрестольное евангелие Иоасафовскаго издания (1637 г.); в числе богослужебных книг есть «устав», изданный при патр. Иосифе в 1641 г. и 12 книг миней до-никоновскаго издания; прихожан более 500 душ.
В 1848 году была выстроена единоверческая церковь в с. Немятове, близ Новой Ладоги; освящена прот. Т. Верховским; антиминс в сей церкви времен патр. Филарета Никитича; прихожан – 700 душ обоего пола.
Болотская Георгиевская единоверческая церковь, лужск. уезда, построена в 1867 году крестьянами местных деревень, обратившимися из раскола, благодаря убеждениям их лже-попа Ивана Сергеева Малышева, который покойным приснопамятным митрополитом Исидором и был поставлен первым священником к этому храму. О. Иоанн Малышев деятельно вел борьбу с расколом: каждый праздник он устраивал противораскольническия беседы, располагаясь, в летнее время, с потребными для беседы фолиантами прямо под открытым небом, пред церковию; беседы эти длились часов по пяти и более. В 1881 году он основал при церкви противодействующее расколу братство с членским взносом по 3 рубля ежегодно; на братския суммы им была составлена превосходная противораскольническая библиотека, в которой 25 старинных, редких книг оцениваются знатоками в 1000 рублей; прихожан в болотском приходе по последним сведениям значится 568 д. м. п. и 646 ж. п .
На всю петербургскую епархию, исключая столицу, в настоящее время имеется всего только четыре единоверческих церкви (включая сюда и петропавловскую единовер¬ческую церковь, ладожск. уезда, с очень небольшим числом прихожан; цифра, сравнительно, напр., с екатеринбургской eпapxией, где единоверческие приходы считаются многими десятками, весьма незначительная. В таких местах, как восточная заволховская половина ладожскаго уезда (центр раскола – с. Верховины) и южныя окраины гдовскаго и лужскаго уездов – в единоверческих церквах належит великая нужда .
Пав. Яновский.
Из Гдовского уезда
(корреспонденция)
Одно из современных религиозных течений в деревне
Недавно сельский батюшка одной из церквей Гдовского уезда (в погосте Д – ом) указал нам на одно не совсем обычное явление, замечаемое им в своем приходе; в различных деревнях прихода многие девицы и женщины, которых народ обычно называете «богомолками», устраивают по вечерам и даже по ночам собрания, что-то там поют, читают и проч . Почтенный пастырь не прочь был даже заподозрить здесь какое-либо сектантское движение, в роде хлыстовщины и т.д. Заинтересованные этим сообщением, мы постарались тайно и незаметно обследовать возникший факт. В результате наших наблюдений получилось, что, хотя опасения батюшки и оказались напрасными, но обнаружилось нечто весьма любопытное и достаточно ценное для характеристики современных религиозных движений, возникающих среди простого народа.
В Гдовском уезде, в приходе Д – м и Ст – ском (районом наших наблюдений служили только эти два прихода), действительно, существует тесно сплочённая община, или союз девиц и женщин , одушевленных живым стремлением, как они выражаются, «устроить жизнь свою, как заповедал нам Христос». В Д – м приходе число членов этой общины простирается до 40 человек, а в Ст – ском – их гораздо больше: в одной только деревне этого прихода – Кор – не нам назвали до 25 «богомолок».
Отличительный признак этого союза – это сильные аскетические тенденции. «Богомолки» считают себя вышедшими из Mиpa, умершими для всех мирских радостей и утех: они не только строго соблюдают установленные Церковью посты, но наблюдают вообще чрезвычайную умеренность в пище; они почти все – никогда не вкушают мяса, а многие питаются преимущественно только чаем и хлебом; идти в замужество – считают великим грехом, падением в прелесть мирскую. Молодые девушки-богомолки не ходят на деревенские «посиделки» и «беседы» и никогда не поют мирских песен. Обычный костюм членов этого кружка – все черное, напоминающее монашеское одеяние. Разумеется, с такою отрешенною от Mиpa настроенностью им нелегко живется среди обычных житейских условий, в кругу родных своей семьи; отрицательное отношение молодых девиц к браку нередко вызывает тяжелые семейные разногласия, неурядицы и раздоры. «Богомолки», впрочем, сами стараются всячески удаляться от всего, что, при известном укладе житейского обихода, может так или иначе нарушить их духовное настроение; во время, напр., сельских, так называемых, «пивных праздников» (т.е. к которым варится домашнее пиво), когда большинство населения деревень предается бесшабашному и необузданному разгулу, они собираются кучками друг у друга, или же отправляются в погост П – ля, к тамошнему священнику, к которому они питают особенное уважение и даже благоговение.
Община этих женщин имеет, как кажется, довольно прочную организацию, так: на приглашение священника Д – кого погоста к девушкам-богомолкам – приходить на клирос для участия в церковном пении, последние ответили отказом, ссылаясь на то, что им не дает на cиe своего согласия их «матушка» – (пожилая крестьянка дер. Бо – ков); есть у них затем «старшие» и еще «сестры».
Все участвующая в этом союзе женщины-богомолки часто собираются небольшими группами друг у друга в различных деревнях; более же значительный и многолюдные собрание происходит по праздничным дням в погосте Д – ком, в квартире церковного сторожа (один из немногих богомолов-мужчин), в соседней с погостом деревне Зар – чье (в доме одной пожилой девицы) и в некоторых других местах. Особенно многолюдны бывают собрания в погосте Ст – лье, у «старицы» Марии Семеновны, вдовы богатого торговца; она на задворках своего огромного дома устроила себе келью, из которой никуда ни выходит и где проводить строго-подвижническую жизнь.
Собрание у них происходит следующим образом: сначала всем присутствующим предлагается чай; затем «старшая» читает акафист и канон Спасителю или Божьей Матери, при чем всеми присутствующими поются положенный песнопения; далее, несколько молитв, напр.: «Отче наш», «Верую» и проч., иногда поют и нецерковные песни, а духовные стихи, в роде:
«Не унывай, не унывай
Душе моя!
Уповай, уповай
На Господа!» и т.д.
Читаются также Евангелие, жития святых и назидательные книги. Собрания эти, начинаясь часов с 8 вечера, продолжаются иногда за полночь.
Отношения «богомолок» к священнику в высокой степени почтительны; получить благословение иерейское – для них большое утешение. В храм, к богослужению все они ходят с большим усердием и любовью. Особенно они стремятся к возможно частому приобщению Св. Тайн, и так как местные иереи, памятуя слово апостола: «ядый и пияй недостойне, суд себе яст и пиет, не разсуждая Тела Господня» (1 Кор. XI, 29), не всегда, руководясь своею пастырскою совесть, могут удовлетворять такому их желанию, то они целыми толпами уходят к вышеупомянутому священнику П–льского погоста, где бес-препятственно и допускаются до Св. Причащения: к нему они совершают частые паломничества для испрошения совета во всех недоуменных случаях жизни; портрет его можно найти у всякого члена их союза.
Это религиозное движете в Д – м и Ст – ом приходах появилось, сравнительно, недавно, лет 7 – 8 тому назад; возбудили его собственно несколько женщин, возвратившихся в родные деревни из долгого странствования по святым местам; в настоящее время в этой общине наблюдается деятельное стремление – увеличить число своих членов и, действительно, кружок «богомолок» с каждым годом растет и умножается.
Описываемое явление, само по себе, разумеется, безобидно и не может возбуждать никаких подозрений, ибо чуждо всяких сектантских тенденций, но тем не менее оно представляет собой такую почву, на которой легко могут возникнуть и плевелы. В настоящее время ни для кого не тайна, с какою страстною жаждой народ ищет истины и с каким горячим желанием он хочет узнать «твердое основание того учения, в котором был наставлен» (Лук. I. 4). В народе пробудилось стремление к живой, разумной и сознательной вере. Задача современных пастырей – дать удовлетворение этой духовной жажде нашего народа; в противном случае, народ сам, своими собственными силами будет стремиться «прийти в разум истины» и тогда хищный волк не от стада Христова легко может многих увлечь «во ино благовествование.
П. Я. Я.
Знаковая публикация П.Я. Яновского «Одно из современных религиозных течений в деревне» имеет непреходящее значение для истории монастырей С.-Петербургской епархии. Сам того не ведая, он писал о зарождении женского Православного движения на Северной Гдовщине, которое привело к созданию здесь Св.-Покровской Поречской женской общины. В самое тяжелое для России время, в 1919 г., ей суждено было стать монастырем, официальных сведений о котором сохранилось немного. – Обитель не успела попасть в статистику и упоминается в книгах до 1917 г. от силы один-два раза . Между тем, ввиду исключительной сохранности храм в Козьей Горе представляет из себя уникум. Немногие церкви в России могут похвастать исконным убранством, утварью, иконостасом. В большей степени это касается храмов провинции. На Гдовщине кроме церкви в Козьей Горе сохранились от разграбления единственно храмы в Прибуже, Заянье и Каменном Конце. Все остальные подверглись нашествию варваров.
«Архивная справка
30.05.2000. № 295
О дате основания и собственности Поречской Покровской
женской общины и церкви
В документах архивного фонда Поречской Покровской женской общины Гдовского уезда Петроградской губернии и Строительного отделения Петроградского губернского правления имеются следующие сведения о дате основания и собственности Поречской Покровской женской общины:
7 июня 1901 г Андрей Артемьевич Кудрявцев, крестьянин д. Рудницы, Гдовского уезда и Максим Егорович Егоров, личный почетный гражданин, подали прошение митрополиту С.-Петербургcкoму и Ладожскому Антонию об учреждении на жертвуемой ими земле вблизи деревни Поречье Ложголовской волости Гдовского уезда женской общины. В прошении указано, что все расходы по устройству деревянной церкви с трапезной для сестер и домом для келий А.А. Кудрявцев и М.Е. Егоров будут брать на себя.
14 августа 1901 г. священник Георгиевской церкви с. Ложголово Гдовского уезда сообщил благочинному церквей 2-округа Гдовского уезда, что «учреждение женской монашеской общины в местности указанной в прошении крестьян Кудрявцева и Егорова, совершенно излишне, так как религиозно-нравственные потребности местного населения в полной мере могут удовлетворяться при храмах Пенинского и Старопольского приходов».
1 ноября 1901 г. 1 экспедиция С.-Петербургской духовной консистории предписала благочинному монастырей, настоятелю Первоклассной Троицко-Сергиевой пустыни «истребовать» (от настоятельницы и старших сестер Творожковского Троицкого женского монастыря отзыв на прошение А.А. Кудрявцева и М.Е. Егорова рапорт о необходимости устройства женской общины вблизи деревни Поречье Гдовского уезда.
Настоятельница Творожковского Троицкого женского монастыря (монахиня Ангелина, в миру Александра Филипповна фон Розе – Б.В.) в рапорте от 8 декабря 1901 г. благочинному монастырей, настоятелю Первоклассной Троицко-Сергиевой пустыни указала, что для обеспечения общины необходим «неприкосновенный капитал в шестьдесят тысяч рублей», проценты с которого должны поступать на поддержку общины и жалование общинному причту, «тогда бы существование общины, при умелом ведении дела, могло бы принести большую пользу для окружающих жителей общины» .
26 апреля 1902 г. 1 экспедиция Петербургской духовной консистории уведомила А.А. Кудрявцева, что определением С.-Петербургского епархиального начальства от 18 марта – 9 апреля (так в документе) 1902 г. его просьба об учреждении женской общины может быть удовлетворена при условии устройства в деревне Поречье Гдовского уезда приходской церкви «с жалованием причту от казны и припискою к церкви ближайших деревень» .
10 февраля 1904 г. Строительное отделение Петербургского губернского правления утвердило проект церкви в помещении трапезной, дома священников, дома псаломщиков, трапезной, помещений для келий и отдельного жилого дома Поречской женской общины Гдовского уезда .
В клировых ведомостях церкви Покрова Пресвятой Богородицы Поречской женской общины за 1909, 1917 г. указано:
На 1909 г. общине принадлежал участок земли площадью 230 десятин.
На 1917 г. в общине были построены 2 церкви.
В 1907 г. построена церковь Покрова Пресвятой Богородицы. Здание церкви каменное, на каменном фундаменте, в одной связи с такой же колокольней.
В церкви 3 придела.
Главный придел - во имя Покрова Пресвятой Богородицы - освящен 29 января 1908 г.;
второй придел - во имя святителя Николая - освящен 12 февраля 1913 г.;
третий придел - во имя апостолов Петра и Павла освящен - 20 сентября 1916 г.
К церкви приписаны одна церковь и 5 часовен. Одна из часовен (название не указано) «старинная, пользовалась уважением местных жителей и находилась в деревне Поречье» (по некоторым сведениям в ней находился чтимый в народе поклонный крест, который уничтожен в богоборческие годы; к этой часовне до времен атеизма проводился Крестный ход – Б.В.) .
Вторая церковь общины – трапезная, деревянная, на каменном фундаменте с такой же колокольней. В церкви один придел - во имя Преподобного Серафима, который был освящен 11 февраля 1905 г.
В 1904 г. построено три дома для церковнослужителей. Все дома являлись собственностью общины.
На 1917 г. два дома были заняты причтом, в третьем доме находилось почтово-телеграфное отделение «.
П.Я. Яновскому оппонирует священник пог. Поля, Н.К. Кузнецов, по собственной инициативе патронировавший истовых верующих Старопольского и Доложского приходов, описанных в очерке. Он сообщал о стремлении прихожан указанных приходов к религиозно-нравственному совершенствованию, внебогослужебных беседах, о пении ими молитв и псалмов на дому. По мнению о. Николая совместные чтения духовной литературы предохраняют верующих от вредного влияния разного рода посиделок и греховных игрищ, существовавших исстари в крестьянской среде. К сожалению, в то время, когда народ ищет истины, приходский священник зачастую остается в стороне .
По поводу корреспонденции из Гдовского уезда.
(№ 2 «Дух. Вестн.»)
По поводу описанного в № 2 одного из современных религиозных течений в деревне, нам пишет лицо, близко знакомое с этим явлением. По словам этого корреспондента, «он сам принимал участие в собраниях крестьян на беседах упомянутых в корреспонденции приходов, пел с ними, читал им душеполезные книги и знаком почти с каждым из приходивших на беседы».
Действительно, пишет он, в Ст – ском и Д – м приходах весьма многие (число определить трудно) «одушевлены живым стремлением устроить свою жизнь по заповедям Божиим». Но люди эти не составляют какой то особенной замкнутой общины, союза. Это – лица, заботящиеся более других о своем спасении, для чего оставившие бесшабашный деревенский разгул, заменившие пение отвратительных безобразных песней славословием Господа и главное – не посещающие деревенских супряток, где чувственной разнузданности дается полнейший простор. В своем стремлении к достижению чистой, богоугодной спасительной жизни люди эта встречают противодействие не только со стороны чуждых им лиц, но даже и своих домашних, которые, как мне известно, сами посылают девиц на гулянья и на супрятки. Непосещение супряток считается отсталостью и такой человек презирается: «Мне за него не фамильно идти, говорила мне одна девица, он в супрятки не ходит»! Поэтому не удивительно, что люди, желающие свободы от грехов, не идущиe путями Mиpa сего, терпят насмешки со стороны врагов своих, которые не иначе их зовут, как «богомолы», «богомолки». Но П.Я., употребляя слово «богомолки» и ставя его в кавычки, придает ему официальное значение и возводить его, так сказать, на степень особого направления. Между тем, не направление это какое-нибудь, а самое обыкновенное явление, замечаемое во всех приходах, где только ведутся внебогослужебные беседы .
В заботах о спасении своей души эти лучшие прихожане (конечно, большею частью женщины) содержать строгое воздержание, но (идти в замужество не считают великим грехом, падением в прелесть мирскую», как говорит П.Я. Семейная жизнь служит для них основанием всякого общественного и нравственного преуспеяния. Правда, некоторые из вдов и девиц ушли в монастырь (человек 8, 10), но весьма многие вышли и замуж. И замечательно вот какое явление: деревенские парни, относившееся прежде с презрением к девицам, не посещавшими супряток, теперь oxотнее стали их брать в замужество, и семейная жизнь их счастлива. П.Я. надо бы спросить самих «богомолок» – верно ли то, что они не выходят замуж, и тогда он не написал бы, что С–кие и Д – кие «богомолки» брак считают падением в прелесть Мирскую. Непосещение деревенских «бесед», «посиделок» весьма благотворно влияет на девиц, ибо в С – ском приходе, очень сильно развит сифилис и поэтому, изолирование женского пола от мужского весьма желательно, и я с радостью отмечаю следующий факт: в деревне Корине С – ского прихода около 19, 20 (а не 25, как пишет П.Я.) девушек стали собираться на посиделки отдельно от парней, и здесь грамотные читали душеполезные книжки и Троицкиe листки, сопровождая чтение пением молитв. В деревне Чудской горе, того же прихода, подобного рода чтения велись местным писарем И. Ф – вым, ушедшим теперь в Валаамский монастырь на послушание. Я сам вел религиозно-нравственные чтения в обществе девиц на «посиделках», которые прерывались пением молитв и духовных песней и нахожу подобного рода чтения предохраняющим средством от вредно пагубного влияния общих «посиделок». Святость брака, благословляемого церковью, ясно понимается и уважается «богомолками», как называет П.Я. лучших из прихожан, и посему тяжелых семейных разногласий, неурядиц и раздоров», как совершенно неосновательно утверждает П.Я., не бывает вовсе среди них.
Желая, по-видимому, признать нескольких благочестивых прихожан С – ского и Д – цкого приходов какой то религиозной общиной, П.Я. навязывает этим добрым людям, заботящимся о своем спасении, какую то чарочную организацию; так, у них якобы есть «матушка», «старшая» и «сестры». Это совершенный вымысел: никаких матушек, старших и сестер там нет. И я очень удивлен был, когда прочитал, что крестьянская девица Анна из деревни Борков Д – ского прихода, лично мне известная, попала в матушки. Что касается нехождения «богомолок», по приглашению Д–го батюшки, на клиросе для участия в церковном пении, то их удержали от этого не приказы мнимой «матушки», а беспорядки на клиросах, производимые певчими.
Не находя ничего предосудительного в собраниях женщин-богомолок, на которых они трудятся о Господе, духовно сближаются, проводя остаток праздничного дня в молитве, чтении и пении, можно только сожалеть о том, что Д – ие и С – кие священники холодно к этим благочестивым собраниям относятся, в чем я лично убедился, когда вел у богомолок беседы, и не принимают решительно никакого участия в руководительстве этими собраниями. Присутствие батюшки на многолюдных собраниях, где читаются грамотной, а вовсе не старшей, евангелие, акафисты, жития святых и пр., поются всеми присутствующими молитвы, было бы и желательным и полезным!. «Народ ищет истины», и вот почему, не смотря даже на противодействие со стороны некоторых лиц С – го и Д – го приходов, выразившееся даже в донесении начальству о незаконных собраниях и о еретических чтениях в П – ском приходе, стремление к нравственному усовершенствованию влечет простых людей туда, где раздается спасительное учение, где указывается путь ко спасению, и ничто не в силах удержать их от этого стремления. У «старицы» Марьи Семеновны, о собраниях у которой пишет П.Я., я вел беседу и пел молитвы со всеми присутствовавшими и духовные стихи: «К кому возопию Владычице», «Кому поем печаль мою», «К Тебе, о Мати Пресвятая» и пр. Кельи у нее никакой нет, а просто М.С. не желая стеснять своих семейных детей и во избежание раздоров с невестками, поселилась в небольшой избушке за домом, где и проводит время в молитве и чтении душеполезных книг. Пo праздникам у нее собираются С – ские девушки, из деревень Волово и Заклепье, в числе 10, 15 (избушка небольшая), и она, как грамотная, читает им душеполезные статьи.
Что касается черного костюма членов описываемого П.Я. религиозного кружка, напоминающего монашеское одеяние, то это чистейший вымысел. Две, три пожилых девицы, действительно, носят черное одеяние, но прочие все ходят в обыкновенных деревенских платьях и ничем по покрою от других крестьянок не отличаются.
В изображении умеренности богомолок в пище П.Я. впадает в гиперболизм; «почти все богомолки не вкушают мяса никогда и многие питаются преимущественно только чаем и хлебом», говорить он. Это совсем не так: все почти богомолки, за исключением немногих, питаются мясом и отказываются от употребления его только в дни приготовления ко св. Причащению, и я никого не знаю и ни от кого не слыхал, чтобы некоторые питались бы чаем и хлебом; утверждаю так потому, что почти наперечёт знаю всех «богомолок».
Затем, П.Я. совершенно голословно утверждает, что П – кой священник беспрепятственно приобщает богомолок. П.Я. ни разу не был в П – ском погосте и на месте, значит, не наблюдал констатируемого им факта беспрепятственного приобщения богомолок в П– лях, а писал это только по слухам, которые, особливо в деревнях, доходят до других мест с большими наслоениями и извращениями. Словом, П.Я. в П – лях не был и бросать тень на П – ского священника, не проверив факта и не убедившись достаточно в его достоверности, ему не следовало бы.
Что же такое это за общество, смущающее П.Я.? Это – люди, следующие советам пастырей проводить праздничные дни в богомыслии, в пении и душеспасительном чтении. Такие собрания только укрепляют приход в Bере и, при заботливом руководстве со стороны пастырей, нечего бояться, что они представляют собою такую почву, на которой могут появиться и плевелы, как думает П.Я.
Н. К – в.
Священник
Симеон Фомич Никольский
(Некролог)
8 марта, от осложнившегося воспаления легких скончался на 70 году жизни настоятель Пенинской Рождество-Богородицкой церкви, Гдовского уезда, священник Симеон Фомич Никольский. Покойный, по окончании в 1853 году курса с.-петербургской духовной семинарии (товарищем его по семинарии был, между прочим, Иван Терентьевич Осинин, бывший проф. СПб. дух. акад.), в продолжение 17 лет трудился в скромном звании учителя народного училища в с. Путилове, Шлиссельбургского уезда, где оставил по себе прекрасные воспоминания; в 1870 году поступил священником к Пенинской церкви.
В лице почившего сошел в могилу один из воспитанников старой духовной школы, которая, при всех своих недостатках, умела вырабатывать в своих питомцах стройное, строго-церковное, целостное миpoвоззрение. Это был добрый, любвеобильный, незлобивый старец. От всей его личности веяло духом патриархальной простоты, нелицемерной кротости и смирения. В самом внешнем виде его, в его фигуре, было что то апостольское. Высокий, исхудалый, с головою, обрамленною седыми волосами, во время совершения, напр., литургии он был, поистине, прекрасен!.. Отношение его к прихожанам были чисто отеческими. Он в мельчайших подробностях, до тонкости, знал жизнь своего прихода; свою жизнь он, как то, сливал с жизнью своих духовных чад: радовался их радостями и печалился их горестями. И прихожане любили и чтили его.
Любил о. Симеон землю, земледелие, полевые работы. В этом отношении покойный являл в своем лице старозаветный, ныне уже, к сожалению, исчезнувший тип пастыря-земледельца. Своими руками он насадил около своего дома большой сад; не считал для себя унижением своею рукою проводить борозду сохой на своей ниве
Да учинит Господь Бог душу твою, добрый и верный пастырь Христов, в незаходимом свете святой своей славы!
П. Долоцкий.
Возобновление духовных бесед в Александро-Невской лавре
В воскресенье, 7 октября, состоялось возобновление, после летняго перерыва, духовных бесед в Духовской церкви Александро-Невской лавры; по примеру прошлаго года, беседы будут предлагаться по воскресным дням, после вечерни, в осенние и зимние месяцы (до недели Ваий включительно); слово Божие будут проповедовать о.о. ученые архимандриты.
Первую беседу, после вечерни, отслуженной преосвященным Никоном, епископом нарвским, предложил ректор с.-петербургской духовной семинарии, архимандрит Сергий, изъяснивший недельное евангельское чтение о воскрешении сына Наинской вдовы. Преосвященный Никон, затем, с своей стороны, предложил народу краткое слово назидания и в заключение предложил слушателям пропеть несколько псалмов. Храм был до тесноты переполнен молящимися.
П.Я.Я.
Открытие Феофиловского Комитета Красного Креста
Недавно в с. Феофилова Пустынь, Лужского уезда, открыл свои действия Феофиловский местный комитет Красного Креста с общиною сестер милосердия. Председателем комитета состоит священник Скорбященской церкви в С.-Петербурге (на Шлиссербургском тракте) о. И.С. Лебедев, который вместе с феофиловским священником А.Я. Смирницким и врачем местной земской больницы Ант. Ал. Волянским, не мало потрудился в деле собирания необходимых денежных средств и вообще в устроении всего этого дела.
Как известно, врачебная помощь населению в С.-Петербургской губернии, особенно в далеких захолустьях, стоит еще далеко не на должной высоте, а весьма распространенная народная медицина, представителями которой являются подчас различные знахари и ворожеи, в крестьянской среде представляют немалое зло .
Приятно отметить, что на помощь народной нужде в этом именно отношении выступает духовенство. В нашей епархии мы уже имеем подобный опыт, это – община сестер милосердия, основанная несколько лет тому назад священником о. Константином Лорченко в с. Подбережье (Покров – тож), Ладожского уезда, которая для окрестнаго населения явилась большим благодеянием. Пожертвования доброхотных дателей на нужды Феофиловского Комитета принимаются казначеем, священником А.Я. Смирницким (в с. Феофилову Пустынь, чрез ст. Белую, варшавской жел. дороги).
П. Д – iй.
Из быта духовенства С.-Петербургской епархии в XVIII веке
(По документам архива С.-Петербургской духовной Консистории)
I. Копорско-ямбургский край в Петровские времена. – Константин,
II. протопоп Ямбургский. – Пришлец из Коневца – раскольщик Семен; –
III. его обращение; определение его в опольский приход «со взятием».
Глухой, угрюмый был край Ямбургский и Koпoрский уезд лет 200 тому назад. Далеко тянулись там древние леса, в которых изредка мелькали деревеньки, да кой где стояли погосты – церковь, да духовенство живет. В поселках – православных русских лю¬дей было мало, всё больше финские народцы сидели: Водь, Ижора, Корела. Местности эти тогда только ещё отходили из под «свейской короны» в державство poccийcкoе, в котором до 1617 года и состояли со стародавних времён.
По захолустным селениям раскол гнездился, – ревнители «древлего православия» жили. Заявились они сюда после строгих указов Софьи Правительницы, когда «раскольникам» за «противность цер¬ковную» головы рубили. Много тогда раскольников бежало из новгородских пределов в Лифляндию и за «свейский рубеж» – в Ямбургский, да Koпоpcкий уезды. Места были новые, всё больше помещичьи вотчины, розданные царём Петром Алексеевичем во владение своим вельможам, в которых очень нередко скрывались разные «вольные гулящие люди».
В 20 – 30-х годах ХVIII столетия служил в Ямбурге, при соборной церкви Архангела Михаила , протопоп Константин Фёдоров. Замечательная была личность. Простой мужик по происхождению – из крестьян дер. Солы, Ямбургского уезда, он до сорока слишком лет строго держался «древляго благочестия» и, был самым ярым фанатиком-раскольником. В копорско-ямбургской он пользовался среди своих еднноверцев почётным титлом «учи¬теля», а его резиденция – дер. Сола – была видным расколыническим центром Ингерманландии: много православных увлёк Константин Фёдоров своею проповедью «в церковную противность». Слу¬чилось, однако, так, что этот ревностный противник в концев концов сознал своё заблуждение, присоединился ко св. Церкви. Как совершился в раскольническом учителе этот переворот – неизвестно, но от 13 февраля мы имеем следующую грамоту Петра Алексеевича, изданную в Москве:
«Божиею милостию, мы, Петр I, Царь и Самодержец Всероссийский и протчая и протчая и протчая. – Объявляем всем нашим подданным и вернолюбезным сыном святыя восточныя греческия церкви: в нынешнем 1718 году, генваря 20 дня, будучи на Москве, заявился нам из раскольщиков Копорскаго и Ямбурхскаго уездов Константин Федоров с товарищи, которые были учения Федорева и прочих раскольщиков, которые co6paниe имеют в Дерптском уезде, в Ряпиной мызе , – и познавши оный Константин с товарищи свое раскольщицкое неправое святей Церкви npотивление, от расколу обратилися и в соединение ко святей Церкви пришли и нам повинную принесли и имеют они желание и других оставшихся в Копорском и Ямбурхском, также и в Дерптском уездах раскольщиков от расколу обращати, того для сею нашею граматою объявляем всем, что ежели из вышепомянутых раскольщиков Ко¬порскаго и Ямбурхскаго и Дерптскаго уездов, также и из других городов и уездов жителей, которые впали в раскол и противление святой восточной греческой церкви, пожелают принести свое покаяние и от расколу обратятся, таковых и мы прощаем и повелеваем их принимать в соединение и в сыновство святой Церкви, чего для им, Константину с товарищи по сей нашей жалованной грамоте повелеваем всех, которые обратятся из расколу, – принимать, призывать и обращать свободно; для чего всем нашим подданным вернолюбезным, как генерал-фельт-маршалам, генералам-губернаторам, губернаторам, вице-губернаторам, обер-комендантам, комендантам, ландратам и прочим управителям помянутым Константину Федорову с товарищи в призвании противников святой церкви не токмо чинить всякое вспоможение, но и защищать их от всяких обид».
Таким образом, по прямому смыслу этой царской грамоты вы¬ходит, что из компании этих обращенцев, с начетчиком Константином Фёдоровым во главе, была образована противораскольническая миссия, которая должна была действовать в пределах уездов Копорского, Ямбургского и Дерптского, где раскольников тогда было изрядное число. Начальник же этой миссионерской дру¬жины, Константин, был возведён на степень иepeйствa и назначен прямо настоятелем ямбургскаго Архангельского собора. В те вре¬мена этот пост был чрезвычайно важен: помимо весьма значительных выгод в материальном отношении , настоятель ямбургского собора был непосредственным начальником всех церквей Ямбургского и Копорского уездов . О. Константин по службе быстро пошёл в гору: в 1723 году, с определением к ямбургскому собору второго священника (Алексея Афанасьева), он был удостоен протопопского звания, а с открытом в Петербурге Духовного Правления был назначен «закащиком», т.е. благочинным по уездам Копорскому и Ямбургскому, стало быть, был persona grata среди епархиального духовенства. В архиве С.-Петербургской духовной Консистории сохранилось много официальных бумаг ям¬бургского протопопа, но, к сожаление, нет ни одного документа, в котором давалось бы известие о миссионерской деятельности про¬топопа среди ямбургских раскольников. Несомненно, однако, что на этом поприще Константин Фёдоров с товарищи потрудился до¬вольно и притом потрудился не тщетно. Он был грозой копорско-ямбургских раскольников и своими репрессалиями даже заслужил от них прозвание «ямбургскаго гонителя православия», т. е. рас¬кола . И – кто знает, – быть может, ревности этого «гонителя пра-вославия» и его сотрудников нынешние Ямбургский и Петергофский уезды обязаны тем, что в их пределах в настоящее время не только нет ни одного раскольника, но даже и самая память о том, что некогда в этих местах процветал раскол, уже померкла в народном сознании.
Глухою осенью, в октябре 1718 года, пришёл в Ямбург, к соборному попу Константину Фёдорову, «Корельскаго уезда, с острова Коневца, – расколыцик Семен Никитин»; пришлец был старый знакомец попа: ещё в то время, когда последний в своей Соле был «раскольщицким учителем», этот Семён Никитин – тогда ещё мальчуган – семь лет прожил у Константина, поучаясь у ног его церковной противности; теперь ученик и учитель встретились опять, хотя при обстоятельствах уже несколько и необычных. При¬шлец пробыл у попа с месяц времени и довольно вопрошал его и говорил от святых писаний и, по многом разговоре, познав своё неправое к церкви Божией противление, обратился ко святой Церкви.
По существовавшему тогда порядку, чтобы оформить своё обращение от «раскольнической прелести», Семён Никитин из Ямбурга отправился в «Санктъ-Питеръ-Бурхъ в Александро-Невский монастырь и в своей церковной противности принес повиновение архимандриту Феодосию (Яновскому) и жил в том монастыре месяца два». Размышляя о своей дальнейшей судьбе, Никитин сообразил, что его обращение из раскола очень хорошая вещь не только потому, что он вступил в спасительную ограду Церкви, но и потому, что он может беспечально устроить свою последующую жизнь и навсегда освободиться от той бесприютной, скитальческой жизни, которую ему приходилось до сих пор вести. Пример ямбургского соборного попа, из простых мужиков достигшего «степеней известных», был у него пред глазами. Возжелал облечься саном иерейским и Никитин. По тем временам, он, действительно, мог «судить себя достойным быти священства», ибо, живя в расколе, достаточно умудрился в «божественных писаниях». Проживал в те годы в с. Ополье, Ямбургского уезда, престарелый священник Фома Иванов, у которого была дочь Авдотья, особа, надо думать, почтенных лет; к нему и направился из Александро-Невского монастыря Семён Никитин, в расчёте на получение иерейского места «со взятием»; дело устроилось; Семен женился на поповой Фоминой дочери – девке Овдотье и с того числа жил с тою своею женою в доме у оного своего отца и живучи многих людей от церковной противности обратил, а оттоле в 1721 году пришёл он по-прежнему во оный Александро-Невский монастырь и бил челом Его Преосвященству (Феодосию Яновскому) о посвящении себя в попа на место помянутого своего тестя попа бомы. Прихожане дали Семёну свою заручную (тогда выборное начало было в силе), – а ямбургский поп Константин послал преосвященному Феодосию Яновскому очень лестную для Никитина аттестацию, в которой, между прочим, писал: «когда он (Семен) был в ереси раскола, тогда имел по оной ереси ревность крепкую, а ныне сын святыя Церкви верен, а в малых летах у меня и грамоте учился, а житие имел до обращения своего из раскола в Копорском, в Дерптском, в Корельском уездах и в Ряпинской мызе, что зовомая от раскольщиков обитель, а в житии его зазору и бездельства никакого не было, а с расколыщиками разговоры иметь может и к церковному служению, мнится, что в наших пределех годен быть, понеже он раскольницкие домы все знает и их действо, а нам к послушание готов и к трудолюбию церковныя пользы тщалив».
Назначение Семёна Никитина во священники к Опольской церкви состоялось, а в конце февраля 1721 года он поехал в Новгород для восприятия иерейского сана от руки преосвященного Аарона, епископа Ладожского и Кексгольмского; там уж он был посвя-щён в «поддьяки» (иподиаконы), когда над его головой нежданно разразилась беда.
П. Яновский.
II. Челобитная новгородской Коробочки преосвящ. Феодосию Яновскому; –
расспросные речи; – apxиерейскoe решение; – «санкт-питер-бурхской
академии школьник»; – случай по дороге от Невского монастыря
к Ямской слободе; – посвящение вo иepeи; –
cocтояние Опольского прихода .
В то время, когда новоноставленный подъяк Семён Никитин, уже приготовлялся в Великом Новгороде к восприятию иерейства, новгородская помещица, вдова Анна Михайлова Гулидова, била челом преосвященному Феодосию Яновскому, архиепископу Великаго Нова-града и Великих Лук: «В прошлых годех, Воцкие пятины, Климантовскаго погоста, дер. Волкина крестьянин мой Никита Гаврилов с женой и сыном своим Семеном бежал и жил незнаемо где; и он Семен, приходя из бегов, чинил нам ве¬ликое разорение; подговаривая людей и крестьян наших с собой уводил, а имянно: увел из вышеписанной деревни Волкипа зятя своего Федора Андреева, с женою и с детьми и с шурином сво¬им Макаром Лазаревым и с ево Макаровой матерью и с сестрою ево девкою Марфою, да крестьян: Карпа Клементьева и брата ево Василья, с женами и с детьми и с их крестьянскими животы, да из деревни Лях Давыда Андреева, с женою и с детьми, да он же Семен из усадища моего Конечна увел от живаго мужа, крестьянина Бориса Савостьянова, жену ево Ульяну и сына ево Панкратья, да дворовую мою девку Марью Тимофееву. И об их побеге. у мужа моего Михаила Гулидова в Приказной Палате и челобитье записало, а в вышеписанных подговорных крестьян крестьянских дворах я, раба Государева, всякия ево Государевы подати пла¬тила и подводы справляла и работников ставала многие годы; и от того платежа пришла в великое оскудение и ныне подати не в платеже остаются, отчего интересам Государевым немалая утрата от него, вора, учинилась И многажды оной вышеписанный крестьянин Семен, приходя под усадище наше Конечно, седя в лесах присматривал, когда муж мои выйдет на поле; и многажды гонялся за мужем моим с ружьем и хотел ево убить, отчего многие годы муж мой и в поле, за работными людьми ради присмотру работ, ходить не смел, отчего и в запашке нам немалая трата учинилася. И ныне оной вышеписаиной Семен в Великом Нове-городе записавши и ставится в попа. Милостивый Великий Господин, преосвященный архиепископ Феодосий Великаго Новагороза и Великих Лук! пожалуй меня, рабу Государеву, не вели, Государь, онаго Семена без подлиннаго розыску во священники посвящать и вели, Государь, ему, Семену, против сего моего челобитья во всем подлинно очиститься, допросить, где наши беглые крестьяне с же¬нами и с детьми живут и у кого пристают, и у чьих кре¬стьян – у монастырских ли или у помещицких – и по допросу свой apxиepeйcкой милостивый указ учинить, Великий Господин, сми¬луйся, пожалуй!»
31 марта, по этой челобитной вдовы Анны Михайловской жены Гулидова, в новгородском архиерейском Розряде духовных и приказных дел, пред судиею архимандритом Аидроником с това¬рищи, новопоставленный подъяк Семён Никитин был допрашиван, а в допросе сказал: отец его Никита – рождением крестьян¬ской сын, из за свейскаго рубежа, потом тот его отец и мать брат его Семёнов – Нестер и он, Семён, жили в Вотцкой пятине, при реке Тосне, в деревне Еглине, а чья та деревня и в котором погосте и откуда пришед в той деревне жиленье имели, про то он, Семён, сказать не упомнит, понеже он тогла был в малых летех; и потом из той деревни тот отец и мать с ними вышли в Ямбурской уезд, во Врудцкую мызу, в вотчину светлейшаго князя Александра Даниловича Меньшикова, в деревню Ухори, в которой жили они с полгода, да в той же вотчине в деревне Лятцах , в которой жили лет с шесть, а в тех-де деревнях жители имели церковную противность, от которых и они живучи той церковной противности навыкли, и в той деревне его Семенов отец и мать и брат померли, а в котором году, — того не упомнит. И после отца его и матери смерти, вышел он, Семен, из той деревни тоеж вотчины в деревню Солу и пристал жить для учения грамоте к раскольницкому учителю Костянтину Федорову, у котораго жил лет с семь и живучи научился, как грамоте, так и церковной противности. Потом вышел он, Семен, в Дерптский уезд, и пришед в тот уезд, пристал жить в Ряпиной мызе, в раскольницкия-ж жилища и тамо жил года с три и по выбору их, для научения православных христиан, чтобы их от святыя Церкви отвращать, послан он был в Корельской уезд и тамо жил на Коневском острове до 1719 года и живучи тамо – разврат меж христианы чинил и многих перекрещивал и исповедывал... Сообщив, затем, историю своего обращения из раскола, подъяк решительно отрицал пред судьями обвинения, возведенныя на него помещицей Анной Гулидовой: а отец-де его Никита оной ли челобитчицы крепостной крестьянин и житие в Вотцкой пятине, в Клемантовском погосте, в деревне Волкине имел-ли, про то он не ведает и он-де, Семен Никитин, мужа ея селами и деревнями никогда не прохаживал и показанных в челобитье ея людей и крестьян и их жен и детей не подговаривал и с собою никуда не уваживал и при усадище Конечне в лесу, чтоб ея челобитчицы мужа убить, не бывал и намерения такова не имел и с ружьем за ним не ганивался и опасенья в том мужу ея иметь было не для чего того ради, что он, Семен, как того мужа ея, так и усадеб и деревень и в них дворовых людей и крестьян и сродников своих никого не знает, понеже в тех селех и деревнях никогда он, Семен, не бывал».
Показания истицы и ответчика, таким образом, разошлись до крайности. Однако, новгородская помещица, с документами в руках, именно с писцовой книгой 186 г. (=1678 г.) доказала, что подлинно он, Семен, и отец его Никита и дед Гаврила Степанов старинные мужа ея Михайла и свекра Федора Ефимова сына Гулидовых крестьяне, а не зарубежные выходцы, хотя подъяк и оправдывался, что на писцовую книгу ему слаться не для чего, по-неже он, Семен, от отца, своего остался в малых летех и жил в раскольницких жилищах и ни про что не ведает и сродииков своих в тех селах и деревнях никого не знает. Быть может, не несправедливо и челобитье новгородской Коробочки касательно под¬говора и увода подъяком Семеном ея людей и крестьян, – раз последний в целях уловления православных в сети раскола ходил на дальний Коневец...»
Преосвященный Феодосий Яновский, к которому это дело посту¬пило 2 апреля, стал на сторону подъяка; он постановил челобитье помещицы отклонить в виду того, что когда он, Семён, «был Церкви Божией в противности и жил в Ямбургском уезде, в раскольнических жилищах и православных христиан своим учением от Церкви Божией отвращал, – и тогда она, вдова, его не искала и не била челом, да и по сему значится ея челобитье на его, подъяка Семена, неправо, понеже показала в челобитье своем его многие к ней и к вотчинам приходы, как подговоры людей, так и убивства мужа ея, а о том подлиннаго свидетельства ника¬кого не показала. А как он, Семен, видя неправое учение и церкви Божией противность от раскольницкаго учения престал и святей Церкви и Царскому Величеству принес во всем повиновение, таковых, по указанию Его Царскаго Величества, к Церкви Божией, по исповеди отца духовнаго, принимать во общение, и, аще достойни, сподоблять священства, аще и помещицкие будут крестьяне... того ради и онаго подъяка Семена во священство посвятить в Ямбурской уезд, в вотчину светлейшаго князя, к церкви всемирнаго воздвижения честнаго Креста, на место тестя его попа Фомы Иванова».
Однако, этим ещё не кончились злоключения поддъяка Семёна. Был у помещицы Гулидовой сын, молодой человек, состоявший «в Санктъ-Питеръ-Бурхской академии школьником»; он вновь возбудил дело против своего беглаго крестьянина Семёна Никитина сначала у преосвященнаго Феодосия, а затем и в Св. Синоде; в виду этого, дело о посвящении в попы подъяка Семена затянулось ещё на несколько месяцев; подъяк перебрался в Петербург и хлопотал о своем деле; здесь, между прочим, ему пришлось потерпеть немалое nopyraниe со стороны «академии школьника», о котором подъяк так разсказывает в своей челобитной, поданной самому государю Петру Алексеевичу: «2 июля, когда шел я из Невскаго монастыря к ямской московской слободе, усмотрел он, Гулидов, меня на дороге и выскоча из лесу с человеком своим Иваном Ивановым, да лейб-гвардии преображенскаго полку четвер¬той роты сержанта Ивана Богданова с хлопцом его Иваном, а чей сын – не знаю, схватив и повалив на землю, били меня оной Гулидов тростью, а человек его и сержанской хлопец топтунками (каблуками) и свели во оную московскую ямскую слободу к свой-ственнику его Гулидова – Кожевникову, а как его зовут и какой ранг имеет, – про то я неизвстеи. И оттоле оной Гулидов с товарищи, да с ямским десятником и другим ямским охотником, которым имян не знаю, привели меня под караулом в Аничкову слободу, в дом сродника его Гулидова, а как зовут, того не знаю; и держав связана с час свели в лагерь, где лейб-гвардии преображенский полк обретается, к вышепомянутому сер¬жанту Богданову, у котораго держали в палатке часа три. И снял оный Гулидов с меня рясу черную суконную, ценою в два рубли, И оттоле свели связана-жь под караулом в помянутую академию, где оной Гулидов в науке обретается, и держали в оной академии двои сутки под караулом, и из той академии от командующаго тою академиею офицера господина Кафтуева отослан я, богомолец твой, в святейший правительствующий Синод, в которой и он, Гулидов, за непорядочную и самовольную свою дерзость прислан же, – и оттуду по твоему Великаго Государя и приговору свят. Синода свобожден. Всемилостивейший Государь, прошу Вашего Величества, да повелит державство ваше от показанной мне от него, Гулидова, обиде, указ учинить».
За свои предерзостные поступки, однако, «академии школьник» нисколько не поплатился; 25 августа (1721 г.) его прошение относи¬тельно подъяка Семёна Никитина в святейший Синод было откло¬нено, а подъяк был признан достойным иерействa; 5 сентября Семён Никитин был поставлен во священника преосвященным Георгием, епископом ростовским; так окончились долгие мытарства бедного подъяка.
В заключение – несколько слов о :тогдашнем состоянии опольского прихода, ямбургского уезда, среди которого пришлось трудиться о. Семёну Никитину. В 1734 году, упоминаемый нами ямбургский протопоп Константин Фёдоров, доносил духовнику Правления об имеющихся и опольском приходе часовнях (в Лялицах, Литизне и Керстове): «оныя часовни построены тех деревень жительми в прошедшем 1730 году, без указу; и пения божественнаго в оных деревнях никакова не совершается, но токмо игры бесовския в вос-кресные дни и в праздники Господские летнею порою при оных ча¬совнях бывают. Ввечеру собираются люди – мужеск и женск пол и огни раскладывают и песни бесовския поют и пляшут, а в прочих деревнях в приходе, хотя часовен и не имеется, то в навечерие же праздников Господских сходятся на буй и туж бесовскую службу совершают, а к церкви Божией не приходят .
П. Яновский.
15 августа происходила закладка храма во имя Успения Божией Матери,
созидаемого в 2-х верстах от погоста Долоцкого, Гдовского уезда
близ так называемой «пещеры»
Чин «на основание храма» совершен был священниками: К.М. Тихомировым, Н.П. Добряковым. и А.Г. Абакумовым, прибывшими к месту постройки после литургии с крестным ходом; по совершении чина о. Тихомировым было сказано приличное случаю слово. Народу на торжестве было множество, так как Успеньев день – храмовой праздник, в Долоцком и ярмарка. Новосозидаемый храм будет одно престольный, каменный, в стиле русского зодчества XVII века. В настоящее время кирпичная кладка доведена уже почти до крыши. Храм строится на средства церковно-приходского попечительства, при крупной материальной поддержке, главным образом, председателя попечительства И.П. Павлова.
Церковь стоит в чрезвычайно живописной местности, на берегу реки Долгой, у подножия высокой горы, поросшей лесом; в этой горе находится пещера (длиною 30 шагов), в которой, по преданию, явилась чудотворная икона Успения Божией Матери, составляющая ныне великую святыню долоцкого храма. Окрестным населением пещера эта почитается как место святое. В народе живет предание, что в половине XVIII ст. близ этой пещеры спасался какой-то подвижник монах, которому и явилась означенная икона Успения Богоматери; когда слух об этом событии дошел до новгородского владыки, – последний сделал распоряжение об отобрании иконы в Новгород; местным жителям хотелось иметь все-таки хотя копию с явленной иконы; и вот, когда иконописец изготовил копию, последняя была на столько сходна с оригиналом, что не представлялось возможности различить список от подлинника; и случилось так, говорит предание, что копия была отправлена в Новгород, а подлинный, явленный образ остался на месте. Быть может, в этом сказании и есть некоторая доля правды, поелику в описании долоцкой церкви 1622 года (в писцовой книге Александра Чоглокова, да дьяка Добрыни Семенова) – никакой иконы Успения Богородицы не упоминается, а между тем, по иконографическому типу, означенную явленную икону можно отнести к XVI в.; а с другой стороны, только в половине XVIII столетия появляется в Додоцком погосте церковь во имя Успения Богоматери (тогда как раннейшие храмы прихожане всегда посвящали имени св. архистратига Михаила), только в это время является почитание указанной пещеры, устанавливается туда крестный ход и пр.
Чтимая икона Успения Богородицы, находящаяся ныне в церкви Долоцкого погоста, имеет 1 1/2 арш. длины, 1 арш. 2 вершка ширины; письмо старинное, новгородского пошиба. В 1788 году помещицей Мордвиновой, в благодарность за чудесное спасение от потопления на Долгом озере, на икону была устроена серебряная риза, а в 1869 году нарвский купец Орлов украсил святыню новою серебряно-вызолоченною ризою, художественной работы, богато украшенною рубинами и стразами.
В Успеньев день ежегодно тысячи богомольцев из Гдовского и окрестных уездов стекаются в Долоцкое – для поклонения святыне; по заказу боголюбцев, духовенством совершается с чудотворной иконой не мало крестных ходов «в пещеру»... При виде многочисленных народных масс, толпящихся около небольшой, ветхой часовни близ пещеры, в воображении невольно рисовался храм Божий, который должен бы красоваться на этом месте явления знамения и сил божественных. Теперь эта мысль близка к осуществлению. Из церкви крытою галереею будет сообщение с самою пещерой.
П. Долоцкий.
20 и 21 августа в новоустроенном храме погоста Пенина, Гдовского уезда, состоялось
освещение двух боковых приделов во имя Cретения Господня
и св. благоверного вел. князя Александра Невского .
Чин освящения и божественную литургию в новоосвященных приделах совершал преосвященный Константин, епископ гдовский, в сослужении прот. И.И. Сергиева (Кронштадтского), ризничего Адександро-Невской лавры архимандрита Гедеона и священннков: местного благочинного А.И. Солнцева, Н.И. Лаврова, А.Е. Иванова, П.А. Протопопова, Н.П. Добрякова, С.Н. Иванова, А.Г. Абакумова и Н.С. Никольского, при лаврском архидиаконе Иоанне, диаконе А.И. Прокофьеве и др. Пел местный хор, под управлением псаломщика И.А. Калашникова, благодаря умелому руководству которого крестьянские мальчуганы и девочки благополучно справились с трудностями apxиерейской службы. За обеими литургиями, вместо запричастного стиха, о. И.И. Сергиевым было сказано слово. Двухдневное духовное торжество привлекло в Пенинской погост громадные массы народа.
П.Я.Я.
Освящению приделов в пог. Пенино уже в 1901 г. посвящена очень краткая заметка П.Я. Яновского. Это дает основание думать, что он в тот день в Пенино не был.
В корреспонденции упомянуты: Преосвященный Константин, Епископ Гдовский, И.И. Сергиев – о. Иоанн Кронштадский, ризничий Александро-Невской Лавры Архимандрит Гедеон, священники погоста Пенино и округи: А.И. Солнцев [благочинный округа, настоятель храма в погосте Вейно], Н.И. Лавров, А.Е. Иванов, П.А. Протопопов, Н.П. Добряков, С.Н. Иванов, А.Г. Абакумов и Н.С. Никольский.
О. Иоанн по легенде окроплял Святой водой в Пенино высаживаемые березки при часовне над источником Св. Параскевы. Биографы о. Иоанна записали поучительное слова его, сказанные в пог. Пенино в 1900 и 1901 гг.
О его пребывании на севере Гдовского уезда есть воспоминания А.И. Мнушко, представленные в сети Интернет . Из них явствует, что пастырь останавливался в д. Кошелевичи в доме зажиточного крестьянина Федосеева, известного в округе своим благочестием, которого упоминает в предыдущей корреспонденции из Пенино и П.Я. Яновский. По свидетельству его Федосеевым в новый храм Пенино был пожертвован металлический посеребренный престол.
Сохранился добротный дом Федосеевых, – уникальный памятник крестьянской архитектуры, коих в присамрянских местах единицы . Местные жители называют его домом Иоанна Кронштадского. В память о пребывании батюшки в Кошелевичах семья Федосеевых до прихода атеистов сохраняла в доме молельню о. Иоанна, которая являлась достопримечательностью места. Верующие, прибывающие в Самро, в пог. Пенино и Козья Гора, поклоняются месту отдохновения пастыря.
Федосеев выстроил в родной деревне каменную часовню, которая в руинированном виде сохранилась доныне. В деревне записаны рассказы о том, что пытаясь оскорбить чувства верующих, большевики выкопали в ней силосную яму. Часовня десятилетиями стоит без кровли. При сегодняшнем ходе дел, когда в Пенино появился священник, когда восстановительные работы набирают силу, следует обратить на нее внимание.
К сожалению, в Самро не сохранилось подробных воспоминаний о приезде о. Иоанна, но кое-где в домах еще можно встретить его портреты, дарованные крестьянам в дни приезда. Один из них имеется в д. Овсище, где перебургская дачница намеревалась строить музей крестьянского быта.
На внехрамовом кладбище пог. Пенино есть родовая могила Федосеевых, на которой сохранился памятник черного габрро. – Крест на нем сбит воинствующими хамами, которые 100 лет не прекращают атаки на Православие. По свидетельству А.И. Мнушко Федосеевых, которые в дни поминовения о. Иоанна устраивали в своем доме специальные молебны, выслали в Сибирь.
На Гдовщине вечным памятником великому пастырю стал Козьегорский храм во имя св. Покрова Божией матери, некогда бывший в составе Св.-Покровского Поречского женского монастыря. – Становлению его покровительствовал о. Иоанн. Благословляя основателей общины – строителей храма, он, якобы, сказал: «Стоять сему храму вечно до конца века». – Ни большевики, утверждавшие в Козьей Горе коммуну, ни немцы, не смогли причинить ему вреда. Оградительная молитва сильнее сил зла. Хулителя монашествующих – большевика Василевского в 1919 г. повесили защитники Божьего дома, солдаты белого воинства.
Великой реликвий Св.-Покровского храма в пог. Козья Гора является список Старорусской иконы Божией Матери. В массивном напольном киоте он достигает 4-х м. высоты. Надпись на образе вещует о том, что икона писана в Новгороде в 1912 г.
Факт массового строительство храмов на Гдовщине в нач. ХХ в. говорит о том, что до 1917 г. огромная часть денег в России концентрировались в провинции, где они шли на нужды народа. Здесь жили патриотически настроенные богачи. На современный манер их можно назвать олигархами. – Русская деревня излома веков концентрировала в себе неслыханные богатства. При советской власти эта функция перешла государству. Деревня обнищала. Тотальная бедность и безграмотное управление вконец разрушили ее.
При строительстве Козьегорской обители в учредительных документах особо подчеркивалось, что повседневное финансирование ее будет осуществляться за счет крестьян-благодетелей .
Строители монастыря Кудрявцевы и дочь их игуменья Мария похоронены на сестринском кладбище, которое находится при алтаре . П.Я. Яновский в корреспонденции «Одно из современных религиозных течений в деревне» подметил тенденцию зарождения православного движения в Доложском и Старопольском приходах. Драматическая история обители, к сожалению, в полном объеме никем не написана. Никто не фиксировал воспоминания монахинь, которым довелось пережить и сталинские лагеря, и многочисленные гонения. Беспамятство – бич русский.
Промыслом Божиим в годы Великой Отечественной войны в храме с. Козья Гора служил протоиерей Алексий Кибардин (1882 – 1964), бывший доверенным священником венценосной семьи, согласно преданию крестивший царских детей . Особое благорасположение к о. Алексию испытывала Императрица Александра Федоровна. Она способствовала назначению его священником в государев Федоровский собор Царского Села, первый камень в основание которого 2.09.1909 г. был положен Императором Николаем II .
В годы Первой Мировой войны Алексий Кибардин выполнял пастырские обязанности в лазарете, существовавшем при этом соборе. Делал он это – безвозмездно. Шефство над лазаретом осуществляли Великие Княжны Мария и Анастасия Николаевны . За свою близость к царской семье батюшка претерпел гонения большевиков. – Он дважды подвергался суду, и в 1931 г. был осужден к 5 годам лагерей, которые отбывал в Соловецком лагере.
К началу войны после лагеря и работы в Мурманской области он вновь оказывается в Царском Селе, но при немцах удаляется из мест боевых действий в пог. Козья Гора, где служит в храме Покрова. На оккупированных территориях тогда явочным порядком стали открывать храмы.
После отступления немцев о. Алексий перебирается в Вырицу, где служит в местном храме вместе с о. Серафимом (Вырицким), который советовал ему уйти от мира в монашество. В 1950 г. о. Алексий был обвинен в пособничестве немцам и осужден к 25 годам лагерей. В приговоре в особую вину ставилось знакомство с царской семьей. Абсолютно не учитывалось то, что священник отстоял храм-памятник от немецких факельщиков, встав на защиту его грудью, предпочитая сгореть заживо вместе с церковью. Не учитывался и его вклад в дело материального обеспечения партизан, которых власти не допустили даже на суд , который был инспирирован властью против о. Алексея. Два сына священника, между тем, служили в Советской армии.
После смерти Сталина о. Алексей попал под амнистию и промыслом Божьим опять оказался в Вырице, где стал духовником батюшки Серафима. Похоронен о. Алексий как и батюшка на погосте тамошнего храма.
Новые данные об упраздненной покровско-озерской обители
Преп. Илариона Гдовского.
I
О. иеромонах Никодим в своем обстоятельном агиологическом очерке о св. Иларионе Псковоезерском («СПб. Дух. Вестн.» 1901 г., № 27) приводит все известные в настоящее время печатные сведения о преподобном Иларионе, и основанной им покровско-озерской обители, причем высказывает и пожелание, чтобы найдены были письменные памятники об обстоятельствах прославления св. Илариона. Исполнятся ли эти desideria достопочтенного автора – покажет будущее, пишущему же сии строки в Московском архиве минист. юстиции удалось найти oписание покровско-озерского монастыря, относящиеся к 1585 году и – стало быть – составленное 109 лет спустя после кончины его преподобного основателя ). Это опиcaниe находится в рукописи архива № К. 827 («Список с писцовой книги городища Кобылья и оброчных поместных, монастырских, церковных и порозжих земель в губах – Полянской, Ремде, Мыслогостицкой, Гвоздинской и Мельницкой письма и меры Григория Ивановича Мещанинова-Морозова, да Ивана Васильевича Вовнина с товарищи») и представляет собою, как бы приложение, или supplement к самой писцовой книге ). Помимо своей детальности, обстоятельно рисующей монастырский быт XVI века, данный документа представляет ещё немалый интерес и потому, что описывает обитель преп. Илариона во время, сравнительно, не весьма удалённое от времени жизни самого св. подвижника, освятившего своими трудами и подвигами пределы теперешней Петербургской епархии. Некоторыми извлечениями из этого «описания» в настоящем очерке мы и пользуемся.
Покровский монастырь в ХVI – XVII вв. числился в Кобылинском уезде, в Полянской губе ), в местности «Княжи Озера».
Необходимо допустить, что при самом своем первоначальном возникновении покровско-озерский монастырь не принадлежал к разряду тех многочисленных захудалых мелких обителей, к числу тех «несобственных монастырей», по определенно проф. Е.Е. Голубинского, – которые в старой Руси появлялись совершенно случайно, когда 5 – 6 человек сходились в уединенном месте, для ведения иноческого житья «для души cпасения». И личность св. Иларионa – ученика преп. Евфросина Псковского ), знававшего, следовательно, виды относительно правильной организации монашеской жизни и – особенно – прекрасное благоустройство покровско-озерского монастыря, который до литовского нашествия 1580 года быль украшен двумя храмами, имел ценную церковную утварь, солидный хозяйственный инвентарь и проч., – все это свидетельствует, что основание и утверждение обители препод. Иларионом совершалось в сравнительно широких размерах, по заранее обдуманному плану, на началах правильного монашеского общежития.
После кончины препод. Илариона благополучное существовавание монастыря продолжалось сто с небольшим лет, до 1580 года, до прихода «литовских людей». Покровско-озерская обитель имела несчастье стоять как раз на пути, по которому отряды Стефана Батория направлялись от Пскова к Великому Новгороду; монастырь подвергся основательному опустошению (почти все храмы теперешнего Гдовского уезда к северу от «Княжих Озер» избегли этой печальной участи). «В королевской приход монастырь и все церковное строенье ) и книги пожгли литовские люди; и игумена и старцов побили». Это известие монастырской описи в сильной степени преувеличено: в конце документа находится обёмистый реестр монастырского имущества, оставшегося от погрома литовских людей; среди уцелевшего «монастырскаго строенья» есть вещи порядочной ценности, которыми, во всяком случае, не побрезговали бы солдаты Батория. Дело, по-видимому, надо представлять таким образом, что предусмотрительные иноки заблаговременно укрыли в безопасном месте некоторую церковную утварь, предметы хозяйства и проч., хотя сами и сложили главы свои под литовским мечом: не успели скрыться, а может быть – и сознательно остались в обители, желая «восприять венец мученичества».
«Да осталось после литовскаго приходу», говорит oписаниe, «старые монастырские казны от литвы: деисус, что был в большом тябле ) – 9 образов, что были в середнем тябле господских праздников – 9 образов, да верхняго тябла, во пророцех, осталось 7 образов, – все на золоте. Да двери царския и столбцы и сень над царскими дверьми – на золоте, да двери северныя – Дизман разбойник ) на красках, да 15 образов пядниц на золоти, да 10 образов пядниц на красках. Да осталось образов местных больших: Рождество Христово, да Воскресение Христово, да Покров Святей Богородицы, да образ «О тебе радуется» с господскими праздники, все на золоте; да осталось: гривна серебряна басменна, да яблоко деревянное позолочено, что было у паникадила. Да осталось другия церкви, что была в трапезе – Рождество Христово: деисус на красках, а в нем осталось 7 образов, да двери царския и столбцы на красках обе половины, да над дверьми образы: Благовещенье и Покров Святей Богородицы на золоте, да на исподе праздники, да Димитрий, да Иасаф, да Христова мученица Варвара, да образ в киоте Воскресения Христова на красках, да другой образ в киоте: на золоте: Пречистая, да Михаил Архангел. Да две лампады деревянныя на красках, да два подсвешника большие позолочены, да 9 подсвешников малых позолочены, деревянные, да десятой на красках, да 8 блюдечек малых оловянных, что были на свечах. да 3 достаканцы (?), да 10 блюдечек малых деревянных, что были на свечах, позолочены, одиннадцатое на красках. Да осталось воску 6 гривенок, да 15 свеч, что были на паникадиле. Да осталось покровцев и пелен: покров камка двоеличная, обложен тафтою зеленою, да покров тафта желта, обложен тафтою черленою, да пелена бархат на золоте, на черной земле, обложена тафтою зеленою, приволока – бархат на золоте, что была на гробу, на Иване Ищеине ); да 10 камушков хрустальных от образов, да 2 камушка сердолики зелены, да 2 насвечника железные. Да осталось книг певчих; евангелие толковое, да псалтыря, да книга «сказание святых пророк и апостол», да книга молебник, да книга часословец печатной, да книга четья – соборник, книга осмогласник, да книга шестодневец, да книга «главизны указание святых отец», – все те книги в десть на бумаге; да книга «на одеяние рязы» (рясы) в полдесть на бумаге; книга устав Ивана Златоустаго в полдесть на бумаге; книга часословец в полдесть на бумаге; книга триодь цветная в полдесть на бумаге; книга псалтыря толковая, книга Апостол, книга житие преподобныя Mapии, да две книги чети, да книга хартейная (пергаменная) венчание, да книга парамейник, да книга служебник, – все те книги в полдесть на бумаге, да книга четья в четвертинку, да книга четья великаго плату, да книга святцы – обе в четвертинку на бумаге, да книга Трефолой ), да книга минея новых чудотворцов – обе в десть на бумаге, да книга августьская (минея), да книга четья – oбе в полдесть на бумаге, да книга «Охтоиц» (Октоих), да псалтыря в десть на бумаге, да книга четья в полдесть на бумаге, да книга святцы в четвертинку на бумаге. Да подсвешников деревянных 5 золочены, а шестой незолочен, да часы железные, да откосок один паникадильной медян, да шендал медян, да мельничная снасть вся железная одное мельницы, а другия мельницы – гриница, да веретено, да лом мельничной.
Да осталось от литвы две трубы винныя медныя ), да котел меден в 6 ведер, а другой котел в 7 ведер, да два котла по 4 ведра, да сковорода медная ведра в четыре, да укропник меден, да блюдо медное, да 7 блюд малых оловянных, да 4 чарки оловянных, да 3 оловянника по ведру, да 2 оловянника по полуведра, да 2 кружки оловянныя – одна полведра, а другая четверть ведра, да котел полтора ведра, да 4 колокола малых, да клепало. Да осталось после литвы старых хором: келья поваренная, да четыре житницы, да невод рыбной.»
Как видно из приведённого отрывка, категорическое заявление описания о совершенном, якобы, сожжении «литвою» монастырского имущества необходимо ограничить в значительной степени. Нельзя, конечно, думать, что из монастырской казны ничего не попало в руки поляков; но если, тем не мeнее и после литовского погрома в монастыре осталось ещё изрядное количество всякого добра, – то можно составить себе приблизительное представление о состоянии обители преподобного Илариона до 1580 – 81 гг.
П. Яновский.
II
Разоренной «литовскими людьми» обители преп. Илариона, однако, суждено было возродиться. В то время, когда «после в развалинах, в «Юрьеве ливонском» (Дерпте) существовал, хотя и нельзя сказать, чтобы вполне благополучно, монастырь во имя Воскресения Христова. Монастырь этот возник в Ливонии, приблизительно, в 60-х годах XVI ст. В самый разгар ливонской войны Ивана Васильевича, когда Ливония была в руках русских, Грозный, смотревший на Ливонию, как на свою неотемлемую собственность, в целях обрусения края, пораздавал там не мало земель в поместья дворянам и детям боярским, поселив туда и других служилых русских людей и проч. Тогда же в самом Юрьеве был основан монастырь, долженствующий, очевидно, по мысли Грозного, быть «гвоздём» русской колонизации в этой «немецкой земле». Ливонская война в конце концов однако, как известно, оказалась весьма несчастною для Руси, и по миру у Запольского Яма (порховск. у.) 1582 г. Ливония отошла к Польше. Всей тамошней русской публике, таким образом, пришлось выселяться со своих, хотя бы и не совсем насиженных мест.
Потерпели «выгонку» и иноки дерптского Воскресенского монастыря. Государство пришло на помощь обездоленным ливонским русским выходцам; дворянам и детям боярским были наверстаны новые поместья (преимущественно в пределах теперешней С.-Петербургской губернии); а братии воскресенского монастыря и был отдан во владение разоренный покровско-озерский монастырь, в котором она и должна была обосноваться.
«По государеве грамоте», говорит опись, «велено в том монастыре («во Княжих Озерах») быти и тот монастырь строити Воскресенскому игумену Никандру, с братьею, что высланы из Юрьева Ливонскаго, из воскресенскаго монастыря».
Игумен Никандр прибыл из Юрьева в обитель преп. Илариона со всею своею братиею, в которой, состояло: черной поп, да пономарь, да 13 братов, да три дьячка; «описание» упоминает еще 34 человека монастырских слуг, но последние, вероятно, были местные аборигены. Немедленно началась постройка монастыря; в 1585 году в покровско-озерской обители уже существовала «церковь Покров Святей Богородицы, древяна с колокольницею, а на полатях (т.е. на хорах) придел Воскресения Христова, поставлена после королевскаго приходу, да 13 келей, да хлебня, да трапеза». Возобновление монастыря совершалось тем легче, что вся церковная утварь, предметы обихода и проч. и даже самое церковное здание было привезено в Княжи Озера из Юрьева ; «а церковь и церковное строенье», говорит опись «и образы и книги и колоколы и всякое иное церковное строенье привез из Юрьева игумен Никандр с братьею». Новоприбывшее церковное имущество было настолько обильно, что перечисление одних икон (весьма ценных) в монастырской описи занимает целых два листа. Вот перечень некоторой части церковной казны, вывезенной в обитель преп. Илариона из дерптского Воскресенского монастыря: «в олтаре на престоле евангелие тетр в десть на бумаге, обложено камкою зеленою, а на верхней дске Страсти Христовы и евангелисты басмы серебряны золочены обложены; да на престоле покров мухояр, обложен тафтою зеленою, да над престолом воздух – дороги пушены тафтою ). Сосудов церковных: потир да 3 блюда оловянныя, да лжица оловянная, а другая серебряная, да две звезды медныя, да 3 блюдца деревянныя; покровцы (воздухи) – камка зеленая. А риз в казне у Покрова Пречистые, что из Юрьева привезено: двои ризы камчатыя, оплечье – олтобаш золотной, а у других оплечье бархатное, опушено кушаком шолковым; ризы мухоярныя, ризы безинныя, а оплечье у них – бархат золотной черленой; ризы полотняныя, а оплечье камка зелена; ризы постныя мухоярныя, оплечье бархат рыт зелен; стихарь дьяконской полотняной, да другой постный крашенинной; да 4 стихаря подризных полотняных, да две патрахели бархатных – бархат черлен на золоте; патрахель камчат, патрахель тафтян, патрахель изуфрян (?) зелен, да двои поручи бархатные, да двои поручи камчатые, да 2 пояса шолковые: один черен, а другой черлен. Да в церкви же блюдо медное большое, да другое деревянное, да 3 паникадила, да у паникадил 3 чепи железныя, да чарка оловянная, да 6 свечь местных больших, а свечи шести пядей, а наделки у свечь: у дву оловянные, а у четырех немецкаго железа, да горн церковной медной с покрышкою, да ломпада церковная золочена, да кадило медное о трех чепях, да крест железный, что ставят на церкви с перекрестьями, да железа немецкаго 75 листов.
Да книг у Покрова Пречистые на крылосех и в казне: устав в десть, да апостол в десть, 2 октоица в десть, евангелие толковое печатное в десть, псалтырь в десть, да 2 триоди в десть – постная и цветная, да соборник в десть, да книга Ефрема Сирина в десть, да книга соборник в полдесть, да книга Пчела в полдесть, да книга о Варламе и Асафе царе в полдесть, да книга Лествица в полдесть, да книга Андрея Уродиваго в полдесть, да книга Патерик в полдесть, да служебник в полдесть, да часовник в полдесть, да минея общая в полдесть, да 12 миней месячных, да тетрати, а в них кононы молебные и царские часы, да книга Измарагд в полдесть, да книга харатейная в десть, да Пролог половина с сентября, да трифолой в полдесть, да книга харатейная старинная, две книги Пролог с марта на полгода, да трифолой с маия по сентябрь в десть, да в казне-ж пелена престольная камка червчата, а пушена тафтою желтою, а на ней крест шит шолком белым, да пелена камка лазорева, опушена отласом червчатым, крест шолков зелен, да пелена образная доротинная пушена тафтою, на ней крест тафтян зелен. Да в казне паникадило о 16 подсвешниках, да 4 яблока деревянных позолочены с кистьми; да в церкви налой, на чем ставят праздники, оболочен крашениною лазоревою.
Да (со)судов у Покрова Пречистые в казне воскресенских (юрьевских): два оловянвика больших, да кумган меден, да 5 шандалов меденых, да 3 скатерти браныя, да 7 скатертей рядинных, да котел меден 10 ведер, да 2 котла медные-ж по 8 ведер, да 4 сковородки медных, да 3 чепи поваренных (на них вешались котлы), да трои судки столовые, да росольник, да 4 солонки оловянныя, да стопа оловянная, да яндова медная, да 2 братины медныя-ж лужены, да 12 блюд белых, да 2 чаши медныя лужены. Да живота монастырскаго, что приведены из Юрьева Ливонскаго воскресенскаго монастыря на конюшенном дворе: двадцатеро лошадей, да 20 коров, да пятеро молодых телят».
Если к этому «юрьевскому» имуществу присоединить церковное строенье, оставшееся в Покровско-озерском монастыре после литовского раззоренья, то обитель препод. Илариона в XVI в. вполне можно отнести к числу «пресловущих» монастырей нынешнего петербургского края; и это «довольство» Озерского монастыря особенно выступает по сравненнию с такими монастырьками, как, напр., Николаевский в Полях (ныне с. Поля, гдовск. у.) и друг. Покровско-озерский монастырь владел и вотчинами, хотя нельзя сказать, чтобы значитель¬ными. Так, монастырь имел вотчины в Рудницкой губ. (вопче с дворцовыми): Онфимово, Верхоручье, Волосово-Сипково, Белково, Болотово, в Кунейской (пуст. Лариново), в Моцкой и друг.
Писцовая книга хранит полнейшее молчание об основателе монастыря в «Княжих Озерах» преп. Иларионе. Нам представляется вероятным, что в конце XVI века препод. Иларион ещё не принадлежал к числу канонизованных русских святых, поелику в противном бы случае писцовая книга не преминула отметить факт почивания в обители мощей преподобного и проч.: подобные отметки делаются в писцовых книгах со всею решительностью. На вопрос, – когда была совершена канонизация св. Илариона, – приходится отвечать категорическим «ignoramus», хотя некоторый ключ к раскрытию этого вопроса и могут дать, думается, и месяцесловы, помещенные в старинных богослужебных книгах рукописных (преимущественно новгородско-псковского происхождения) и печатных (раннейшие издания). Когда, таким образом, будет, приблизительно, найдено время установления всеобщего почитания св. Илариона, – можно сделать и изыскания в соответствующих архивах.
Весьма печально, что население Гдовского уезда почти совершенно забыло свят. Илариона, в территориальном отношении, своего, так сказать, законного патрона. Мы не знаем, насколько привержено к памяти святого Илариона окрестное население, хотя обстоятельство, что в погосте Озерах даже доныне не имеется храма, посвященного имени преподобного, и может наводить на грустныя размышления... Но то; факт, что если жителю северной половины уезда сообщить, что, мол, в нашем Гдовском уезде находятся мощи свят. угодника, – это будет для него совершенною новостью и большим открытием.
П. Яновский.
Гдовский Димитровский собор 1585 года
В Московском архиве министерства юстиции под № П. 827 / 243 хранится рукопись: «Писцовая книга псковских пригородов» – 1585 года, объёмом в 2786 страниц. В ней на листе 1 – 545 находится опись городов Гдова и Кобыльска (теперь ceлo Кобылье Городище, Гдовского уезда), а также описание оброчных и безоброчных огородов, нив, пожень, поместных, церковных и монастырских земель в губах уездов означенных городов. Между прочим, на л. 339 обор. – 344 обор, этой книги содержится подробная опись Гдовского Димитриевского собора, которую, с некоторыми пропусками, мы и помещаем здесь.
«Во Гдове внутри города церковь соборная, каменная, Великомученика Христова Дмитрея Селунского. На церкви крест железной, басмы [пластинки] обложен медяными золочены, крыта тесом, а комарня обита немецким железом. А в церкви образов: деисус стоячей на золоте – пятнадцать икон; у Спаса, да у Пречистые, да у Ивана Предтечи – 3 гривны серебряны, витыя, золочены. Пред деисусом и пред праздники – 32 подсвечника древяны золочены, а на них 21 блюдцо оловянныя, золочены, да блюдца же деревянныя на золоте, а на блюдцах 17 наделков вощаных. Да в середнем тябле праздников господских 16 икон. В верхнем тябле – пророцы 15 икон, все на золоте. Двери царския и сень и столбцы – резь на дереве золочена. Да в олтаре на престоле евангелие апракос, обложено серебром с финифтом, да крест воздвизалной . У престола пелена – бархат червчат на золоте, пушена бархатом черным. Покров на престоле камка алая, да на престоле-ж евангелие тетр, старое, обложено басмы медяны золо¬чены. За престолом образ Одигитрия Пресвятые на золоте, да 15 пядниц на золоте. Против праваго крылоса образ Воплощенье Пречистые, да Дмитрея Селунского – створчаты на золоте, по полям ясень резь позолочена; а у Пречистой венец серебрян золочен, в нем 4 жемчужки, да 3 камышка, да на поле по сторонам два камени хрусталя; а у Спасова образа венец серебрян золочен с финифтом, а гривна серебряна золо-чена, да понагея скана серебряна золочена тоща, у понагеи чепочка серебряная. Да пелена (у образа) бархат червчат на золоте, пушена камкою зеленою, а у ней 16 пуговиц серебряных на шолковых кистях; а у Дмитрея великомученика венец се-ребрян золочен с финифтом, да гривна скана серебряна золочена, а в ней вставлены жемчужки и камышки, да понагея серебряна золочена тоща с жемчужки, а в ней вставлен хрусталь бел, да пелена бархат зелен на золоте, пушена камкою червчатою, а у нея 16 пуговиц серебряных на шолковых кистях. Перед образы – две лампады древяны золо¬чены, на них два блюда оловянных, а на блюдах два наделка вощаных». Затем описываются весьма детально многие другие иконы и далее: «да дверь северная (в иконостасе) на золоте, а над дверью сень на золоте-жь. Да хоруговь на золоте , на ней крест деревянной, обложен басмы медеными, позолочен. Сосуды служебные: три блюда серебряныя, да потир серебряной, лжида и звезда серебряныя, да три блюда служебных оловянных, да кадило серебряное, другое кадило медено, блюдо оловянное, что воду святую держать, да мушора оловян¬ная, a держат в ней вино служебное, да чарка оловянная, да четыре оловянника, а держат в них святую воду, да укропник меден, да кулган меден невелик, да блюдо оло¬вянное невелико, да лампада древяна золочена, а на ней блюдцо оловянное, да паникадило меденое немецкое, а у него 24 от¬коса, а под ним яйцо деревяно золочено, а под ним кисть шолкова.
А книг в церкви : Евангелие Толковое в полдесть, да Евангелие Толковое в десть, да Апостол апракус в десть, да Устав в десть, 12 миней месячных в полдесть, да Часовник в полдесть, да Пролог в дву книгах – обе половины в десть, да Охтаец в дву книгах – обе половины в десть, да две Треоди – постная, да цветная в десть. Да псалтырей: печатная в полдесть, да другая псалтырь старая в десть; да Ермолуй (Ирмологий); две Минеи: праздничная, а другая с но¬выми чудотворцы; книга Николино житие; книга канун Пречистые Богородицы Одигитрии; книга, а в ней канун св. ве¬ликомученика Дмитрея; книга, а в ней канун Похвалы Пре¬чистые; да часословец старой, да поминанье большое церковное, да другое поминанье большое в тетратех, да поминанье субботное. Да в притворе образов: икона над церковными дверьми на золоте круглая – во облаце Пречистыя воплощение; икона второе пришествие на золоте, да у нее у святых 18 венцев серебряны золочены невелики; да икона воскресение Христово на золоте, венец меден позолочен, а в нем – три каменя хрусталь; да икона Софея – Премудрость Божия на золоте; икона Дмитрей Селунской на золоте; икона Троица Живоначалная на золоте; икона страстотерпца Христова Георгия на краске; икона «Умиление Пречистые Богородицы» на пра¬зелени, – крест на золоте; икона распятье Христово на золоте; икона на золоте Спасов образ, да Господские праздники; икона на золоте – чюдотворцы Козма и Демьян. А в церкви три двери железныя, да в церкви у двух икон затворы железные; а притвор у церкви древен, крыт тесом.
Да у Дмитрея святаго-жь колокольница каменна меж дву церквей: Успения Пречистыя Богородицы и Михаила Архангела ; а на ней два колокола медные, а третей колокол-же медной разщелился, да на той же колокольнице Офонасьевских девичьяго монастыря, что во Гдове, два колокола меденые, а вес их неведом.
Служба у Дмитрия святого вседневная, а служат четыре попа, да дьякон, а руги дают попам и дьякону и дьячкам и пономарю и сторожу из церковные из Дмитриевские казны на год: попу Артемию Фомину сыну – 16 четвертей ржи, да 6 четвертей овса, 6 четвертей жита, 5 пятка льну, 2 рубли денег; да другим попам: Миките Ондрееву сыну, да Филимону Нефедьеву сыну, да дьякону Онании Леонтьеву сыну по 20 четвертей ржи, да по 6 четвертей овса, по 6 четвертей жита, по 2 пятка льну, по 2 рубли денег, а четвертого попа нанимают старосты по-недельно; да Дмитриевским двум дьячкам: Филиппу Денисьеву сыну, да Томилу Микитину на год по человеку (т.е. на каждого) – по 6 четвертей ржи, по полтора рубли денег, да пономарю Лариону Васильеву на год 6 четвертей ржи, да два рубли денег; да сторожу Павелку 2 четверти ржи, да рубль денег. Да успенскому попу Ерасиму Филиппову на год – 12 четвертей ржи, 6 четвертей овса, 6 четвертей жита, 2 пятка льну, два рубли денег; да двум дьячкам – Ваське Антипову, да Иванке Ерасимову по две четверти ржи, по рублю денег человеку, да проскурнице Марье дают на четыре церкви на просвиры и на кутью на панихиды на год по большим субботам: пшеницы 11 четвертей, да соли 2 пуда, да меду 2 пуда.
А пашни церковные Дмитрея Солунского во Гдовском же уезде в Каменской губе пустошь Пыхова, на речке на Каменке: пашни перелогом середние земли 8 четвертей без полуосьмины, да отхожия пашни под деревнею под Воскресенскою лесом поросло 3 чети в поле, в дву потомуж; сена 12 копен; лесу пашенново и непашенново – рощи 1 ; десятины. Пустошь Гребенкова: пашни перелогом добрые земли 12 четей в поле, а в дву потомуж; сена 50 копен. Да отхожей лужок на реке на Нарове, за немецким городом за Сыренском, на устье Копаницы – сена 10 копен. И всего: 2 пустоши; пашни, перелогу и поросли – 12 четей, да середние земли 11 четей без полуосмины; сена 72 копны; лесу пашенново и непашенново – 2 десятины».
Как видно из настоящей описи, гдовский Дмитриевский собор триста слишком лет тому назад был храмом достаточно благоустроенным. Сохранилось-ли что нибудь из древних церковных вещей до настоящего времени? Войска Стефана Батория, проходившие по гдовскому краю за 5 лет до составления этой писцовой книги, видимо, не причинили большого вреда Гдову. Но надо заметить, что в тяжелую годину лихолетья 1610 – 1617 г.г. Гдов перенес много испытаний от «свейских», «литовских» и «воровских» людей. Во всяком разе, было бы весьма любопытно по данной описи пересмотреть сохранившуюся доныне старинную церковную утварь гдовского Дмитриевского собора.
П. Яновский.
О реликвиях Гдовского собора Вмч. Дмитрия Солунского уже в новое время кратко писал настоятель и новостроитель сего храма протоиерей о. Михаил (Женочин) :
«Величественный каменный, собор великомученика Димитрия Солунского был построен в 1540 году на земский сбор, о чем свидетельствовала надпись на древней иконе Святой Троицы. На Полиелейном колоколе было написано: «Сии колокола пожер¬твованы милостию блаженных создателей храма Святого Димитрия при державе благо¬верного и христолюбивого царя великого князя Иоанна Васильевича всея России».
Всего в соборе было три колокола времени Иоанна Грозного. Кроме приведенной надписи, на них изображены двуглавые орлы и лик святого Димитрия. Самый большой ко-локол, перелитый на Валдае в 1839 году, весил 104 пуда. Высокий пятиярусный иконос¬тас резной столярной работы, вызолоченный в сребропозлащенных ризах. На иконе свя¬того Димитрия было написано: «1737 года написаны сии образа по обещанию господина Григория Ивановича, сына и жены его Евфимии Кирилловны Коновницыных». За пре-столом - икона Знамения Божией Матери пре¬красного письма, старинная в серебряной кованой ризе. Из икон особенно примеча¬тельным был образ святого Иоанна Предте¬чи «с деяниями». Внизу ее подпись: «1340 года из Пскова ходили воевать 50 человек за Нарову... По сему случаю, икона и создаем, и перенесена в город Гдов». Чтилась также икона св. великомученика Димитрия Солунского, в правой руке его крест, а в левой - пика. Семь старинных экземпляров Евангелий, изданных в Москве в 1677, 1694 и пр. годах. Множество старинных серебряных сосудов. На одном се¬ребряном подсвечнике надпись: «Усердием бо-ярина Михаила за упокой души супруги его Оль¬ги». Невозможно перечислить всех тех духов¬ных и материальных богатств, веками соби¬раемых в крепостном соборе, до основания уничтоженном в январе 1944 года».
Нынешняя С.-Петербургская епархия и состояние духовенства
в пределах её 400 лет назад
I. Монастыри и черное духовенство .
Нынешняя С.-Петербургская епархия четыре века тому назад входила в состав новгородской области, именно, в состав трёх новгородских пятин: Водской (теперешние уезды: Ямбургский, Царскосельский, Петергофский, Петербургский, Шлиссельбургский, Ладожский до р. Волохова и Лужский до р. Луги), Шелонский (уезды: Гдовский и Лужский – до левого берега р. Луги) и Обонежской (заволховская часть Ладож. у.)
К концу XV века новгородская цивилизация этого края, населённого в предшествущие столетия финскими племенами Чуди, Води, Ижоры и Корелы, окончилась. Небольшие остатки этих инородческих племён в рассматриваемую эпоху уже окончательно слились и ассимилировались с русским племенем «новгородских словен». По писцовой книге Шелонской пятины (1498 г.) и Вотской (1500 г.) даже в местностях, носящих финские названия, живёт почти исключительно русское население. Несомненно, что столь скорому обрусению нынешнего петербургского края много способствовала церковь и прежде всего монастыри, заслуги которых в деле русской колонизации бесспорны.
Монастыри на территории теперешней С.-Петербургской епархииявились очень рано; упоминаемые в указанной писцовой книге по Вотской пятине монастыри представляются, как уже давно существующие. Несомненно, что первые обители возникли в Ладоге (Старой), как древнейшем пункте поселения «новгородских словен» и притом, по своему географическому положению, имевшем тесные связи с Великим Новгородом. К концу XV века в Старой Ладоге существовало пять монастырей; в писцовой книге Вотской пятины 1500 года упоминаются следующие ладожские монастыри: Егорьевский, вероятно, один из древнейших; сохранившиеся до настоящего времени несколько фресковых стенописей в этом монастыре специалистами относятся к XII веку ; «Ивана Святого» , Рождества Христова (XI, 39), Никольский (XI, 85, 35) и женский монастырь «Семиона Святого» (III, 960; XI, 463). Существовали обители и в других городах нынешней Петербургской губернии; так, в Орешке (Шлиссельбурге), на «Лонской стороне», т. е. севернее истока Невы стоял женский монастырь «Рождества Пречистые» (XI, 114). В г. Копорье (теперь село в Петергофском уезде), было два монастыря: Рождественский, находившийся в самом городе (III, 509) и «Пречистые монастырь с посада» (III, 552). В Яме-Городе (Ямбурге), на посаде, существовао Спасский женский монастырь (III, 296) .
Кроме монастырей городских, находилось ещё несколько обителей в уездах, или «присудах». В названной писцовой книге упоминаются монастыри: «Никольский з Гостина Поля», Обонежские пятины (XI, 53) (ныне с. Гостинополье, Ладож. у.); «Никольский монастырь Медведитцкой с усть Волхова» (XI, 32), (т. е. на месте нынешнего с. Криниц, Ладож. у.); монастырь Силасари – на территории Теребужского погоста (XI, 85); Никольский женский монастырь с Суйды (III, 691) «Пречистые монастырь Елисеева пустынь, что на реце на Систи, повыше устья Сумского» (III, 551), – ныне деревня «Монастырьки» – в 5 верстах от с. Котлы, Ямбург. уезда; Богоявленский монастырь с Черменца (III, 187); Богословский с Черменца (III, 220); «Троецкой монастырь в Верхутне, над озером над Верхутном» (III, 199, 254, 358) – близ теперешнего с. Верхутина, Лужск. у.; в Городенском погосте (с. Городня, Лужск. у.), рядом с погостским храмом стояла «церковь, Покров Пречистые, монастырек» (III, 183).
Несомненно, что в конце же XV века существовали монастыри и в тех местностях Шелонской пятины, писцовые книги которых указанного времени ещё не обнародованы; следовательно, к перечню указанных обителей нужно прибавить и монастыри, упоминаемые спустя 80 лет после 1500 года, в писцовой книге Шелонской пятины письма Левонтия Оксакова, да подьячего Олеши Молахова (1581 – 82 г.) . Там мы находим монастыри: Посолотин монастырь, Новые Печоры на речке Черной; на погосту на Щиру монастырь на озере на Черном, на острову; монастырь на озере Сябере, на острову.
Такое обильное количество монастырей, существовавших 400 лет назад в пределах настоящей С.-Петербургской епархии, объясняется направлением тогдашней русской жизни. В XV – XVI вв. аскетические тенденции, как известно, были сильно развиты во всех классах общества, и иночество считалось путём, обязательно приводящим ко спасению .
История возникновения в ту эпоху монастырей – общеизвестна: человек, ищущий спасения, приходил в уединённое место и строил себе келью, с ним поселялись другие лица, единомысленные с ним; общими усилиями устраивался храм и – мало по малу – шло дальнейшее развитие обители. Иногда благочестивые люди ставили свои кельи на погосте, у приходского храма, и погостская церковь заменяла им монастырскую; характерный пример этого, правда, второй половины XVI века, мы находим в писцовой книге Обонежской пятины, письма Ондрея Васильевича Плещеева и подъячего Семейки Кузмина (1582 – 83): «погост Имоченитцкой на Ояти . А на погосте церковь Рождество Пречистые Богородицы, стоит на Царя и Великаго Князя земле»; затем перечисляются дворы духовенства и далее: «да на погосте десять келей, а в них живут двенадцать братов черньцов, да пять келей, а в них живут нищие белцы старцы и старицы» ; иногда же близ погостской церкви иноческая община устраивала и свой храм, напр., III, 183: «погост Дмитреевской Городенской; а на погосте церковь Дмитрей Велики Селунски, да на погосте же церковь Покров Пречистые, монастырек».
Из писцовых книг мы можем почерпнуть сведения и касательно внешнего устройства монастырей, числа храмов, братии и проч.; в монастыре Гостинопольском, напр., было 30 келий и 2 церкви – «Никола Чюдотворец, камена, да теплоя церковь с трапезою Живоначалная Троица» . В Посолотинском монастыре упоминается «церковь в горе, Успение Пречистые Богородицы, да другая церковь древеная Николы Чюдотворца клетцки в верх; а келей в монастыре: келья игуменская, да 8 братских» .
Находившийся в глуши, окружённый озёрами и болотами, монастырь Сяберский имел одну только церковь и шесть иноков, кроме игумена. В писцовой книге Шелонской пятины письма Левонтия Оксанова, да подьячего Олеши Молахова, составленной после войн России со Стефаном Баторием, во время которых разгромлена была вся нынешняя петербургская губерния, читаем: «монастырь на озере на Сябере на острову, от литовских людей воеван. А в нем храм Спас Нерукотворенный Образ, древен, клецки. А у (от) войны остался в келье черный поп (т. е. иеромонах) Мисаил, в келье старец Филат, да две келье пусты, да три места, что были келье, сожгли литовские люди. А строенье церковное, монастырское» .
Причт монастырский упоминается в писцовых книгах только при женских монастырях ; так, при Ореховском женском монастыре Рождества Пречистые, на лопской стороне, перечислены: «двор поп Мартын Рождества Пречистые, дв. дьяк Пречистые Кондрашко Спиров, дв. сторож Пречистые Фомка» (Временн. XI, 114); значительнее был причт Покровского женского монастыря в Городенском погосте: «поп Игнатей, дьяк церковной Федко, дьяк же Юшко, сторож Захарка, сторож Исачко (III, 183).
Экономический быт монастырей, существовавших 4 века назад в пределах теперешней С.-Петербургской епархии, в писцовых книгах данной эпохи обрисован достаточно полно. Главным источником материального обеспечения монастырей, кроме обычных доходов и вкладов, были монастырские вотчины, – были монастырские вотчины, – земельная собственность монастырей. Значительные монастырские вотчины в писцовой книге Вотской пятины 1500 г., обыкновенно называются волостями или «волостками», такою, более или менее крупною земельною собственностью, на пространстве настоящей Петербургской епархии в рассматриваемое время владели лишь три монастыря: монастырь Ивана Святого из Ладоги, Никольский Ладожский монастырь (XI, 39) и Никольский монастырь Медведицкий с усть-Волкова (XI, 32). Гораздо распространённее было мелкое монастырское землевладение, когда монастырь владел только деревнями – населёнными местами, с жителей которых шла в монастырь известная подать . Существовало ещё монастырское землевладение «вопче» с другими владельцами, когда земельный участок, напр. деревня – разделялся на меньшие единицы, и одним таким «жребием» владел монастырь. Так, Никольский Ладожский монастырь «в вопчей деревне Казикине, в марковском панфильева, что за Васюком за Стригою, за Константиновым сыном Скудина имел свой жребий», т.е. участок земли (XII, 35), а Никольский женский монастырь с Суйды владел землёю исключительно «вопче» (III, 691, 680).
Каких либо особых «угодий», принадлежавших монастырям, в писцовых книгах мы не видим; только касательно Ладожского монастыря Святого Ивана замечено, «до того-ж монастыря на Волхове пол-тони, противу Любшина Омуту вопче с Великаго Князя с полутонею с Юрьевскою, а ловят по зиме, а дают из шестые рыбы» (XI, 32).
Главный доход со своих земель деньгами и натурою монастыри получали с жителей, населявших монастырские вотчины; Никольский Ладожский монастырь, напр., с 15-ти деревень своей вотчины получал ежегодно: «три гривны и шесть денег, а мелково доходу – сорок и три сыры, двенадцать чаш масла, двадцать и одна овчина, десять пятков льну, а из хлеба треть (XI, 42). Пречистые монастырь Елисеева, Пустынь на реке на Систи с трех деревень имел доходу: 3 гривны и три деньги, 70 хлебов, 5 бочек пива, 2 сыра, 15 пятков и 3 горсти льну, 5 криц железа, а из хлеба пятина» (III, 562)
Были в пределах нынешней С.-Петербургской епархии и монастыри, не имевшие никакой земельной собственности: в писцовой книге 1500 года ничего не говорится о вотчинах женского монастыря с Ямы – Города, а об иноках Троицкого монастыря в Верхутне прямо замечено: «а пашни у них нет под монастырем» (III, 358).
Из 22 монастырей, бывших 400 лет назад на территории нынешней С.-Петербургской епархии, в настоящее время существуют только три мужских монастыря: Никольский в Старой Ладоге, Иоанно–Богословский Череменецкий (Лужского уезда) и Введенский на Ояти; документальных источников, к сожалению, о последнем монастыре в настоящее время ещё не имеется.
Пав. Яновский.
II. Погосты и приходское духовенство
Всё пространство нынешней С.-Петербургской епархии 400 лет назад было разделено на географически определённые, правительственные округи «погосты». Исследования К.А. Неволина и особенно А.А. Папкова доказали, что погосты в рассматриваемую нами эпоху были административными единицами не только в гражданском отношении, но имели и объединяющее церковное значение. Центром таких округов было место, где находилась погостская церковь, и по имени храма назывался и самый округ – погост, напр. погост Егорьевской-Теребужской, пог. Никольской с Городища, пог. Богородицкой-Врудской и проч. Всё население погоста тянуло к этому центру «приходом, управой, судом и податями». Храм Божий, таким образом, соединял и тянул к себе всех жителей погоста и, по выражении. А.А. Папкова, создал «приход», т.е. такую морально-настроенную общественную единицу, которой не может быть среди человеского общества, считающего удовлетворение религиозно-церковных потребностей самым насущным своим делом .
В новгородских писцовых книгах XV – XVI вв. по Шелонской, Вотской и Обонежской пятинах мы насчитали на территории нынешней Петербургской епархии (за исключением Заплюсской части Гдовского уезда, писцовые книги по которой ещё находятся в рукописях), 60 погостов .
Погостский храм не всегда, однако, был единственным центром религиозно-церковной жизни известного округа, погоста; в писцовых книгах рассматриваемого времени встречаются на территории погостов церкви в сёлах, деревнях и выставках; так, в Турском погосте, в с. Уторгоще, была «церковь Преображенье Спасово, а при ней людейнетяглых: двор поп Дементий, да дв. Никитка дьяк» , в с. Мъскорици, на реце на Лузе (Передольск. пог.), упоминается церковь Рождества Христова, а при ней: поп Павел, дъяк Михаил, сторож Ивашко, без пашни . В Городенском погосте находилось «сельцо Строганец, а в нем церковь Михайлово Чюдо» (III, 264); подобные церкви упоминаются ещё в дер. Озерца, Которского погоста (IV, 102), в с. Белом, Никольско–Бутковского пог. (III, 279), в с. Передчицах, того же пог. (III, 312), в сельце Горке, Дятелинск. пог. (III, 616) и с. Лазковичах, Бегуницк. пог. (III, 581). Ти сельские и деревенские храмы стояли большею частью, в вотчинах и поместьях бояр, богатых своеземцев и купцов («купецкия деревни»); с основательностью можно предполагать, что церкви эти созидались, в большинстве случаев, для удовлетворения своих личных религиозных потребностей, местными земледельцами , которые и обеспечивали содержание причта при них определённою ругою; поэтому земельные угодья при этих церквах почти не упоминаются.
Но при существовании этих деревенских и сельских церквей, погостская церковь, как средоточие церковно-общественной жизни целой округи, не утратила своего первенствующего значения; храмы, находившиеся в сёлах, деревнях и выставках погоста, со своими причтами, были в некотором подчинении у погостской, «становой церкви», и прихожане этих церквей всё-таки тянули к погосту, как своему непосредственному церковно–гражданскому центру .
Погостские церкви в пределах теперешней С.-Петербургской епархии, как и повсюду в Северной Руси, 4 века тому назад, в эпоху высшего расцвета приходской жизни, созидались исключительно прихожанами, миром; «поставленье и строенье церковное мирское» – обычное выражение писцовых книг, особенно второй половины XVI века. Прихожане избирали и «служебников» к церкви своего погоста; это древнее право прихода, как известно, было подтверждено за ним постановлением Стоглавого Собора 1553 г. На священно–церковнослужительские места при церквах прихожане выбирали своих же собратьев-крестьян; в дер. Спасской с Поля, Ястребинского пог., среди крестьян упоминается, напр., и Палка, попов брат (III, 795). Крестьянин, взятый от сохи в иереи и в священном сане продолжал заниматься своей прежней работой, продолжал, напр., пахать свой земельный надел; так, в дер. Горке, близ Копорья, жили Федко Нефедов, да брат его Тихома, да их же брат поп Родивон, служивший при Никольской церкви, «в Копорьи у мосту» (III, 549) . Приходская же община обеспечила содержание причта при своём храме нарезной церкви потребного количества земли и угодий.
Число членов причта при церквах нынешней Петербургской епархии 400 лет назад было неодинаково. Нормальный и обычный, наиболее часто встречающийся в писцовых книгах состав клира был – поп, дьяк, проскурница и сторож . Дьяконы при церквах упоминаются весьма редко; в 1500 году только при Никольской церкви Ярвосольского погоста был «дьякон церковный Самылко» , да в Которском и Городенском погосте служили дьяконы Вафромей и Федор (IV, 83; III, 183). Пономари при погостах и сельских храмах также были редкостью; в Которском погосте был пономарь Ивашко (IV, 109), в селе Передчицах, на реце на Оредежы, пономарь Ивашко же (III, 312), да при Введенском Дудоровском погосте пономарь Бориско (XI, 286) и только. Были погосты, в которых церковный клир составляли только поп, да сторож; напр., XI, 91; «погост Михайловской на Пороге; а на погосте церковь Михайло Архангела, да на погосте-ж дв. поп Григорей, дв. сторож церковный Емельянко». При церкви Егорьевского Радчинского погоста по писцовой книге значится только один поп Иаков (III, 553), а при Ильинской церкви Залюзского погоста в Бегуницах – два клирика: поп Парфен, да дьяк церковной Куземка (III, 569). При некоторых погостских церквах также не было особых, избранных миром проскурниц. Самый многочисленный причт упомянуть в писцовой книге Шелонской пятины 1498 года при церкви Которского погоста ; поп Федор, да сын его Ивашко (вероятно, исправлявший пономарскую должность), поп Олферей, диакон Вафромей, Матюк дьяк (IV, 83).
Главнейшим средством материального обеспечения приходского духовенства теперешней Петербургской епархии 400 лет назад была церковная земля и угодья, имевшиеся при большинстве церквей. Обработкою этих церковных участков духовенство и снискало себе, главным образом, пропитание, так как плата за требы, разумеется, в те времена была грошевая. грошевая. Некоторые из приходских церквей не имели земли; при описании, напр., пог. Ильинского, Льешского (с. Ильеши), Дятелинского и некоторых других, в писцовых книгах прямо замечено, что члены клира церковного «не пашут». Возможно предполагать, что при церквах этих погостов приходскими общинами не было нарезано церковной земли, и церковные служебники получили со своих прихожан известное количетво отсыпного хлеба.
В Новгородских писцовых книгах XV – XVI веков полно и подробно описаны земельные владения приходского духовенства, показано количество высеваемого на полях хлеба, размеры сенных покосов и проч. Церковные земли и угодья были совершенно «обелены» от всяких государственных налогов и податей, и члены церковного клира считались людьми «нетяглыми»; в писцовых книгах, после описания церковных земель известного погоста, обычно стоит прибавка: «а в обжы не положено», или: «а в вышь и сошное письмо та церковная пашня не положена».
Земли духовенства в писцовых книгах измеряются «сохами» и «обжами»; количество высеваемого хлеба определяется «коробьями», а счёт снимаемого с лугов сена ведётся «копнами» . Сельское хозяйство духовенство нынешней Петербургской епархии 4 века назад, как и в настоящее время, вело по трехпольной системе. Хотя в писцовой книге и говорится только о количестве высеваемого духовенством озимого хлеба – (обычное, стереотипное выражение: «сеют ржы столько-то коробей»), – но два другие поля, обычно, подразумеваются, как это видно, напр., из следующего места: «погост Никольской Грезневской; а на погосте церковь Велики Никола; а на погосте нетяглых; дв. поп Никита, дв. дьяк церковной Смешко; пашут земли церковные на 8 коробей ржы в поле, а в дву полех потомуж» .
Сельское хозяйство духовенства настоящей Петербургской епархии в рассматриваемое время велось в различных размерах, в зависимости от количества церковной земли, её качества и проч. В Федоровском Песотцком погосте, напр., причт (поп Терентей, дьяк Ондреяшко и сторож церковной Федко) имел «пашни церковные на 9 коробей ржы в поле, а сена 30 копен» (XI, 42), т.е. в трёх полях 27 десятин пахотной земли и 3 десятины покосу , а в Спасском Заретском погосте поп Федор, дьяк Ивашко и сторож церковной Сенка имели пашни на ржаную на 1; коробьи, стало быть всего только 4; десятины пахотной земли (сенных лугов здесь не упоминается) (III, 725). Иногда члены причта, вероятно, в силу местных условий, неравномерно распределяли церковную землю под пашню и покос; так, в Никольском Ижерском погосте поп Иев, дьяк церковной Сенка Марков, да сторож церковной Ивашко производили запашку только на два коробьи, а сена косили 50 копен (XI, 341).
Встречаются церковныя земли при погостских церквах с запашкою на 3 коробьи (пог. Бутковский, Солецкий на Волхове, Кипенский, Теребожский и друг.), на четыре коробьи (пог. Радчинский, Озеретцкий, Ястребинский, Дудоровский), на пять (пог. Куйвойшский, Дремяцкой) и т.д.; более 10 коробей, т. е. более 30 десятин пахотной земли у духовенства не наблюдается.
Кроме земельных участков, прирезанных церквам приходскими общинами, некоторые церкви, подобно монастырям, владели целыми деревнями или отдельными жребиями в них (на правах «вопчаго» владения), с жителей которых церковный причт получал известный ежегодный доход; такова была церковь погоста Михайловского с Порогу (на Волхове), духовенство которой с церковных жеребьев в трёх деревнях (Бор, Коково и Боргине) получало: боран, пяток льну и часть отсыпного хлеба (XI, 106 – 107); церковь «Спаса из Орешка из нутри города» единолично владела шестью деревнями, с которых духовенство получало оброк деньгами (28 денег) и натурой: хлеб, лен, бораны, масло и проч. (XI, 198, 234, 256, 289). Подобные вотчины имела и церковь св. Иоанна Предтечи «с Орешка, с Корельские стороны» (XI, 257; 267) и церковь Ястребинского погоста (III, 795). В Спасском Орлинском погосте, по писцовой книге 1500 г., находилась церковная деревня Заречье, без жителей «а пашут ее», замечено, «поп, да дьяк, сторож наездом» .
Доход с насельников церковных земель, занимавшихся пашней, таким образом, шёл непосредственно причту («а дохода попам»); если же на церковной земле поселялся «поземщик», т. е. лицо, не занимавшееся хлебопашеством, то он вносил аредную плату, или, так наз., «темьян» (испорч. от фимиам, – сбор на ладан) уже не духовенству, а церкви; в Дудоровском погосте, напр., «Филипко Логинов, торговый человек, на церковной земле, без пашни», платил 2 гривенки темьяну (XI, 341).
Некоторые из духовенства имели свои собственные земельные участки, были, следовательно, по терминологии писцовых книг «своеземцами»; поп Алексей, напр., с Солецкого погосту, имел вотчину в деревне Шалыгине; во Врудском погосте упоминается полоса – благоприобретение («купля») местного попа Микиты; «а пашет ее», замечено, «сам Микита, сеет ржы 5 коробей, а сена косит 20 копен» (III, 861).
На всём пространстве нынешней Петербургской епархии, в городах, погостах, сёлах и деревнях (кроме монастырей) число церквей 400 лет назад, судя п, о указаниям писцовых книг, простиралось до семидесяти пяти; если присоединить к этому числу, по минимальному расчёту, 15 церквей Заплюсской части Гдовского уезда (ныне 30 церквей), то общее количество тогдашних храмов нашей епархии выразится в цифре 90. Раскинув эту цифру на 39, 152 кв. версты, занимаемых теперешнею Петербургскою епархией, получим сеть недовольно частую.
Очень нередко в писцовых книгах рассматриваемого времени встречается упоминание часовень; часовни особенно часты были в местностях теперешних Шлиссельбургского и Ладожского уездов, где расстояние между храмси нами было более значительно, чем в других; часовни находились здесь, напр., в дер.: Матуксе на Влозе (ныне село), Лисине, Воронье, Подгорье, Глажеве, Мошине и мног. друг.
Каково было нравственное состояние паствы и в какой мере духовенство осуществляло тогда задачи пастырства? Материалом для суждения по данному вопросу может служить дошедшая до нас грамота Макария, архиепископа новгородского, от 25 марта 1531 года , посланная им «в Воцкую пятину в Чюдь, в Толдожской погост и в Ижерской погост и в Дудоровской погост и в Заможской погост… да и во вся Копорскиа и Ямские и Ивангородские и в Корельские и в Ореховские уезды, в волости и села по монастырем и по погостом к старым церквам и выставкам игуменом и священником и диаконом». Архиеп. Макарий мрачными красками рисует упадок благочестия среди жителей этих местностей: «многие христиане», – говорит он, – «с женами и детьми своими заблудили от истинныя, православныя, христианския веры, о церкви Божией и о церковном правиле не брегут, к церквам к божественному пению не ходят и к нам, ко отцом своим духовным, ко игуменом и попом на покаянье не приходят… и среды и пятка и святых постов не чтут и не хранят и в Петров пост многие едят скором»; святитель сетует, что христиане не оставили ещё своих прежних языческих обрядов, что они «молятся по скверным своим молбищом древесом и каменью по действу диаволю и жертву и питья жрут мерзким юесом», что призывают «на те свои скверныя молбища злодеевых отступник, арбуев (колдунов) чюдцких». Архиеп. Макарий заповедует духовенству «наказывати и поучати свою паству на истинную православную Христову веру». В 1518 году в те же местности Вотской пятины и о тех же предметах писал грамоту архиеп. Новгородский Феодосий .
Пав. Яновский.
Очерки церковно-общественной жизни в пределах нынешней
С.-Петербургской епархии в XVI веке
I. Погром Ивана Грозного 1570 г. – «Помещики немецких городов». –
II. Нашествие шведов и Стефана Батория. – Судьба монастырей
В своей статье «С.-Петербургская епархия и состояние духовенства в пределах ее 400 лет назад» (С.-Петербургский Духовный Вестник» 1901 г., № 3 и 5) мы старались выяснить, в общих чертах, картину состояния внутренней церковной жизни в пределах теперешней С.-Петербургской епархии на рубеже XV – XVI вв. В настоящих очерках мы проследим течение церковно-общественной жизни на территории нашей епархии в XVI веке.
По памятникам XVI – XVII стол., в Новгородской области и в частности – в нашем, Петербургском крае мы наблюдаем любопытное явление, – как исконный, чисто новгородский уклад жизни постепенно начинает уступать московскому, пока в XVII в. первый совершенно не поглощается последним.
Хотя Новгород и был завоеван еще в XV в. Иоанном III, но московское правительство, говорит Д.И. Беляев, долго еще оставляло в новгородских владениях прежний новгородский распорядок и понемногу и постепенно вводило правила московской администрации ; это московское влияние особенно сильно сказалось в Новгородской области при Иване Васильевиче Грозном.
В начале 1570 года Грозный предпринял известный поход на Великий Новгород, отразившийся весьма ощутительно, между прочим, и на ходе церковно-общественной жизни теперешнего Петербургского края. Свою карающую руку Грозный царь простер далеко за пределы опального города. «Повеле», – повествует новгородская летопись, – «государь своих бояр и князей разсылати около Великаго Новагорода на все четыре стороны, во вся пятины, по станом и по волостям и по усадьбам боярским и по поместьям и по всем местам от Великаго Новаграда верст за 200 и за 300 и больше, и повеле домы их грабити и всячески расхищати и скот их убивати без пощадения» .
Конечно, раз так широк был район опустошительных действий Ивана Васильевича, – погрому неизбежно должен был подвергнуться и теперешний Петербургский край. Гнев царя особенно обрушился на духовенство, представителя коего, новгородского архиепископа Пимена он подозревал в намерении передаться польскому королю Жигмонту; в монастырях и церквах Новгородской области Иван Васильевич «повеле имати церковныя казны и иконы драгие греческия, сиречь корсунския и ризы драгия и освященныя церковныя вещи и колокола» . Многие из монастырей и погостов теперешней С.-Петербургской епархии пострадали тогда от руки Грозного; «многое множество», – говорит псковская летопись, – «побиено бысть иноческаго и священническаго чина и инокинь всех православных христиан. И бысть туга и скорбь в людях велия, и святыя обители и церкви Божии и села запустеша» . После новгородского погрома 1570 года на территории нынешней С.-Петербургской епархии появляются новые поселенцы – это, именно, так называемые в писцовых книгах «помещики немецких городов».
По писцовой книге Шелонской пятины письма Левонтея Оксакова, да подьячего Олеши Молахова (1581 – 82 г.) и по книге Вотской пятины письма и меры Елизарея Старого, да подьячего Семейки Киселева (1581 – 83 г.) эти «немецкие помещики», во множественном числе, встречаются, между прочим, в погостах теперешних уездов Лужского и Ладожского: Фроловском (близ с. Хвошни), Передольском, Петровском, Лубинском, Логовежском (близ теперешн. с. Велень, Лужск. уезда), Быстреевском, Дремяцком, лосецком, Бельском на оз. Сядмере, Городенском, Бутковском, Солецком на Волхове, Тигодском; были они и в заволховской части Ладожского уезда, в обонежской пятине. Что это были за помещики? И каким образом они, так сказать, ex abrupto появились на территории нынешнего Петербургского края? Разгадку даст ливонский хронист конца XVI в. – Franz Nyenst;dt . В своей хронике он свидетельствует, что Иоанн Грозный после завоевания 20 ливонских городов, смотря на Ливонию, как на свою собственность, наградил многих боярских детей (Pojarekinder) тамошними поместьями; помещики эти были русские, государевы служилые люди. Но им, однако, не долго пришлось проживать в своих поместьях; в конце царствования Ивана Васильевича Ливонией завладели поляки и шведы и изгнали оттуда русских помещиков. Последние, таким образом, остались не причем, и вот им-то и даны были, по государеву указу, поместья в нынешней С.-Петербургской губернии из «порозжих земель».
Иногда, хотя очень редко, среди помещиков попадаются новокрещенные татары, поселенные сюда после падения Казани; напр., в Шелонской пятине, в Петровском погосте, на Черменце озере, значится поместье за новокрещенным «за Казанским, за Петром за Тенкишевым сыном Бокшеева» ; татары были и в Вотской пятине .
Вообще, в XVI веке на территории теперешней Петербургской епархии раздавалось много поместий «детям боярским», т.е. служилым людям; поместья были для них государевым жалованьем за их службу, которым они пользовались только временно; вследствие этого в XVI веке на пространстве теперешнего Петербургского края происходила весьма частая смена помещиков.
Конец царствования Грозного ознаменовался для описываемого нами края великими бедствиями. Петербургский край с самых первых времен русской истории, как известно, терпел частые нападения внешних врагов, край этот, поистине многострадальный; но никогда, кажется, жители этих местностей не терпели столь опустошительных набегов, как в 1580 – 1581 годах.
В 1580 году шведы – «свейские немцы», как называет их летописец, из-за реки Наровы вторглись в теперешнюю Петербургскую территорию и с мечом и огнем прошли по всей северной части теперешней С.-Петербургской епархии, захватив города: Ивангород, Сыренеск (ныне с. Сыренец, против с. Скамьи, Гдовского уезда), Орешек, Копорье и Яму . На следующий год жителей Псковской области и шелонско-вотской пятины Великого Новгорода ждало еще горшее несчастье. «В лето 7089 = (1581)», – читаем в псковской летописи, – «прииде король литовской Стефан Обатур, со многими орды, 17 земель»; Стефан Баторий занялся осадой Пскова, «а литовские люди», – продолжает летописец, – «воевали до Новагорода» . Шведами были разорены населенные места в теперешних уездах: Ямбургском, Петергофском, Царскосельском, Шлиссельбургском и Ладожском, вообще все побережье Финского залива, Невы и южное Приладожье, тогда как районом литовских опустошений служили, по преимуществу, нынешние уезды: Гдовский и Лужский.
В писцовых книгах 1581 – 1583 гг. по Шелонской, Водской и Обонежской пятинам изображается мрачная картина сплошного разорения указанных местностей. Много церквей и монастырей тогда сожжено, разрушено, ограблено «литовскими и свейскими людьми»; население, уцелевшее от меча, разбежалось по лесам, множество селений запустело. Хищнические планы поляков и шведов особенно устремлялись на обители, которые всегда заключали в себе много ценного; и действительно, от «литовскихи и немецких людей» не уцелел ни один монастырь, из существовавших тогда на пространстве теперешней Петербургской епархии обителей. Неприятели в монастырях обычно грабили казну, «сосуды церковные, иконы, свечи месные и книги», как это замечено при описании, напр. «Посолотина монастыря Новые Печоры» , затем жгли кельи и побивали старцев. Иногда, впрочем, сжигали и монастырские храмы, напр.: «монастырь Веденский на Ояти в Острову, а в нем церковь Богоявление Господне, да место церковное, что была церковь Веденье Пречистые, да место церковное, что была церковь Верховных Апостол Петра и Павла. А церкви пожгли немецкие люди и того монастыри кельи и ограду и около монастыря» . В Щирском погосте описывается «монастырь на озере на Черном, на острову, от литовских людей зжен и воеван. А на пожарище осталось: церковь древена Никола Чюдотворец, стоит без пенья, да место, что была другая церковь Троица Живоначальная. А кельи пожгли литовские люди, а игумена и братью побили и в полон поймали» ; меньший погром потерпел Иоанно-Богословский монастырь на Черменце озере; «в нем церковь камена Иван Богослов», – говориться в писцовой книге, ; «да церковь древена Рожество Пречистые с трапезою и с келарскою. Зжен и воеван от литовских людей. А на пожарище остался в монастыре черной поп Закхей, да два старца, да шестнадцать мест келейных, а старцев побили и в полон поймали литовские люди. А незженых: двор кенюшенной монастырской, да четыре житницы, да мельница лошединая» . Подобным же образом описывается состояние монастырей: Покровского женского в Передольском погосте и Сяберского – на озере Сябере.
II. Сожжение церквей литовцами и шведами в 1580 – 82 г. –
Храмы «без пенья». – Бедствия духовенства .
В какой мере пострадали храмы нынешней петербургской епархии в злополучные 1580 – 82 г.г.? достаточно точные сведения по этому вопросу мы имеем в писцовых книгах второй половины XVI века . Из них мы усматриваем, что «свейские» и «литовские» люди, при погроме погостов, не придерживались по отношению к нашим церквам определенного плана. Они, – в большинстве случаев, – только грабили ту или иную церковь, забирая из церковного имущества предметы более или менее ценные. Примечательно и то, что во многих погостах, в которых дворы духовенства были сожжены, – погостский храм оставался невредимым. Как кажется, – «сжечь храмы» — не входило в программу опустошительных действий поляков и шведов. В Лядцком, например, погосте (с. Ляды, Гдовского у.) «в 90 году (1582 г.) в королевской приход литовские и воинские люди сожгле храм Николы Чюдотворца», но рядом с ним остался целым другой храм – Преображенье Спасово (VI, 103); в погосте Щепецком литовскими людьми сожжена была церковь во имя Михаила Архангела и уцелела другая – Рождества Христова (III, 90). В некоторых случаях, быть может, храмы загорались от дворов церковного причта: последние поляками и шведами почти всегда предавались огню.
Сожженные храмы упоминаются еще в следующих погостах: в с. Снежном на р. Яне (в местности теперешнего Заянского прихода Гдовского у.), две церкви: Покров Святой Богородицы, да Никола Чюдотворец (IV, 104), Покровская церковь в погосте Васильевском на Волхове и храм Николы Чюдотворца в погосте Рождественском на Паше, сожженный «немецкими людьми», т.е. шведами (VI, 143, 148).
Большинство погостских церквей после шведского нашествия и погрома Стефана Батория, хотя и уцелели, но «стояли без пенья», т. е. служба церковная в них не правилась, так как церковное имущество было расхищено, да не было при большинстве церквей и «служебников», т. е. церковного клира. Так, в пог. Которском описывается «церковь древена Никола Чюдотворец, да придел Покров Святые Богородицы. А другая теплая церковь древена-ж Преподобный Сергей Чюдотворец. В обеих церквех престолы розорены, а сосуды и свечи месные (т.е. свечи большого размера, стоявшие на солее у местных икон иконостаса) и книги поимали литовские люди. А церкви стоят без пенья» (III, 91). «Церкви без пенья» упоминаются в следующих погостах нынешней С.-Петербургской епархии: в пог. Петровском – Петропавловская и Никольская; в Боротенском – Георгиевская; в Щирском – Воскресенская; в Павском – Никольская; в пог. Быстреевском – Никольская; храм «Дмитрей Селунски, да придел Никола Чюдотворец» – в пог. Бельском на озере Сядмере; церковь Богоявления в пог. Богоявленском на Сяси; на территории того же погоста «на Никольской земле Медветцкаго монастыря» ; на р. Сяси церковь Пречистые Богородицы ; в пог. Рождественском на Сяси «церковь Рождество Христово, да другая церковь теплая рождество Ивана Предтечи»; в пог. Никольском на Сяси – церкви Никольская и рождество Богородицкая; в округе того же погоста «владыки ноугородскаго волостка кусича, а в ней церковь Преображенье Спасово» .
Некоторые храмы в писцовых книгах рассматриваемой эпохи представляются совершенно непострадавшими от врагов, несмотря на то, что поблизости и хозяйничала рука поляков и шведов. Напр., III, 78: «погост передольской на Царя и Великого Князя земле. А на погосте церковь каменна Никола Чюдотворец, а другая церковь древенна Благовещенья Пречистые. А церковных дворов: дв. поп Семион, дв. дьячек Филка, дв. пономарь Ондрюшка, дв. проскурня Оносьица; да бобыльских дворов: дв. Ондрюшка церковной сторож, дв. Федко Микитин». Здесь дело, по-видимому, обстояло вполне благополучно, но в местности Передольского же погоста значится, между прочим, «монастырь Покровской пуст, на реке на Луге, воеван». Храмы, совершенно не тронутые вражескою рукою, показаны – в писцовых книгах – в погостах: в Турском, на реке Хотыне, Хмерском, Дремяцком, в с. Хтино, над озером Хтином (ныне с. Ктины, Гдовского у.), в погостах: Никольском Городишском на Волхове, Михайловском на Волхове, Воскресенском на Масельге, Рождественском на Вороной и некот. друг.
Немало пришлось пострадать тогдашнему духовенству от бедствий литовского и немецкого разоренья. Необходимо предположить, что погостское духовенство, равно как и население погостских округов, при известиях о приближении неприятелей разбегалось и скрывалось по лесам и дебрям, которыми была так обильна в старину территория теперешней С.-Петербургской епархии . Дело в том, что в писцовых книгах – касательно служителей алтаря – крайне редко встречаются заметки: «в полон поимали немецкие люди», или «побили литовские люди». За то писцовые книги изобилуют указаниями о количестве пустых и сожженных дворов церковного причта. Встречаются погосты, где все дворы священно-церковнослужителей преданы огню; напр., в пог. Фроловском пустые места: «место дворовое попово, да м. дворовое дьячково, да м. пономарево, да м. дворовое проскурницыно» (III, 77). При описании погоста Хмерского замечено: «на погосте-ж от войны остались на пожарище поп Михайло Федосеев, дьячек церковной Ивашко Пантелеев, проскурня Ненила, пономарь Истомка; да бобыльских непашенных дворов: дв. Дмитрейко Федоров, дв. Лучка Микитин. А поп и дьячек церковной и проскурня и пономарь живут в бобыльских дворах, а их дворы сожгли литовские люди» (III, 83).
«Литовскими» и «немецкими людьми» совершенно выжжены были дворы церковные в погостах: Петровском (4 двора), Щирском (4), Щепецком (5) и мног. друг. В Логовежском погосте дворы попа и проскурни сделались жертвою огня, а «дв. дьячков, да дв. пономарев пусты, незжены» (III, 85). В погосте Павском: «дв. попов пуст, да дьячков пуст, да два места дворовых – пономарево, да проскурницыно» (III, 89 – 90). В погосте Бельском, на озере Сядмере, во дворе поповском – (поп, вероятно, попался в руки поляков) – поселился бобыль Иванко Степанов, дьячек и пономарь живут в своих дворах, а двор проскурни пуст (III, 92). В таком роде идет описание большинства погостов теперешней С.-Петербургской епархии.
Из этого ясно, в каких условиях приходилось жить и действовать тогдашнему духовенству. В те времена никто не был уверен за будущее, поелику всякий считал не невозможным, что вот, завтра придут какие-нибудь «литовские люди» или «свейские немцы», сожгут его дом, убьют или заберут в плен его, жену и детей и проч.
Экономическое благосостояние духовенства после литовского и немецкого разоренья пошатнулось значительно. Единственно надежным средством содержания духовенства в старой Руси, как известно, было земледелие; во времена такого злого лихолетья, какими были для рассматриваемого нами края 1580 – 82 годы, – жителям, в том числе и духовенству было не до пашни. Вследствие этого значительное количество церковных земель лежало без обработки, «в пусте», а другая не меньшая часть полей церковных причтов превратилась в «перелог» . При описании церковных земель в местностях теперешних уездов: Гдовского, Лужского и Ладожского в писцовых книгах рассматриваемого времени приведены точные цифровые данные, сколько коробей или четвертей в том или ином погосте лежит церковной земли «перелогом», сколько находится «в пусте» и проч.
III. Общее состояние территории теперешней С.-петербургской епархии после 1580 – 82 гг. – Обилие пустошей. – «Хлебный недород» и «моровое поветрие». –
Черты внутреннего монастырского быта .
В предшествующем очерке мы рассмотрели состояние погостских храмов и духовенства после погрома Стефана Батория и нашествия шведов. Теперь коснемся общего состояния территории теперешней С. -Петербургской епархии после 1580 – 82 гг.
Беспощадные цифры писцовых книг красноречиво свидетельствуют, какому страшному опустошению подвергся теперешний Петербургский край 3 слишком века назад. Это ясно раскрывается из сопоставления количества запашки земли до и после 1581 г., (сопоставление это делают сами писцы, описывавшие Шелонскую, Вотскую и Обонежскую пятину в 1581 – 84 гг. , из упоминания, затем о числе пустошей, пустых сел, деревень и проч. Приведем здесь некоторые цифры; по росписи новгородского дьяка Семена Косткина 88-го года (=1580 г. – пред самым нашествием шведов и Стефана Батория), в Петровском погосте было «в живущем» 50 обеж, а по Левонтьеву письму Оксакова 90-го года (1582 г.) убыло из живущего «в пусто» – 13 обеж без чети . В Щирском погосте в 1580 г. в живущем было 20 обеж, а в 1582 году убыло из живущего в пусто 11 обеж. В Боротенском погосте «по росписи новгородского дьяка Семена Косткина в живущем 25 обеж, а по Левонтьеву письму Оксакова в том погосте все в пусте» (!). В Быстреевском погосте до разоренья в живущем было 30 обеж, а после осталось только 2. В Лосецком погосте после набега литовских людей из 30 обеж в живущем состояло только 6. В пог. Никольском с Городища и Никольском на Волхове исчезло в живущем почти все население и т. д. Вот общий итог переписи, напр., погоста Михайловского на Волхове: «28 деревень живущих, да 20 деревень пусты, да 4 пустоши, что были деревни»… или, напр.: «и всего в Никольском погосте на Сяси за помещики и владычных (т. е. новгородского архиепископа) и монастырских и в церковных и в порозных землях 1 деревня живущая, а в ней двор помещиков, да 128 пустошей» (!) .
При описании каждого разоренного погоста в писцовых книгах значится более или менее длинный реестр пустых деревень. Приведем хотя один пример. Так в «Щирском погосте… пустоши, что были деревни: Салница, Погорилое, Бойкова (словет Покова), Жданова, Рыжкова, Витун, Пешова (словет Нешева), Здрани, Панкова, Быстрейково большое, Быстрейково меньшое, Боранова, Якушева Новоселье, Добрино, Лютое на горе, на речке на Лютой, Лог на той же речке, Горка у погоста у Щиру, Заполье, Бобовище, Заозерье на озере на Щиру, Яблонцы, Чегоща, Кирилкова, Рожник» .
Все это с неотразимостью свидетельствует о той ревности, с какою поляки и шведы предавали огню наши селения. Разумеется, они не щадили и население. Необходимо, впрочем, заметить, что последнее заблаговременно выбиралось из своих деревень, как это ясно, напр., из следующих заметок писцовых книг: «деревня Стешевская Часовня» (Прибужской волости), пуста, хором нет, хоромы сожжены и крестьяне разошлися безвестно от войны литовских и неметцких людей» ; или «Никольского Медведцкого монастыря рядок на речке на Сяси Межутки, а в нем двадцать два двора пусты, а жили в нем крестьяне непашенные и рыбные ловцы, разошлись от войны безвестно в девяносто в первом году» .
В пределах нынешней С.-Петербургской епархии, в XVI столетии, еще до губительного нашествия литовских и свейских людей были прецеденты, весьма сильно влиявшие на уменьшение населения в описываемом крае. Это – повальные болезни – «моровое» и неурожаи – «хлебный недород».
Новгородская летопись свидетельствует, что в 1552 г. был «великий мор», что во многих местностях на 2 и на 3 волости приходился один священник. В это поветрие «умерло язвою в волостех новгородских игуменов и священно-иноков и инокинь и всех православных християн – 279,594 человека» .
В 1557 году, в новгородских пределах был жестокий голод, сохранилась «богомольная грамота» митрополита Макария в Новгород об отправлении молебствий по случаю голода . в 1567 г., по свидетельству первой Псковской летописи, «был мор в Великом Новегороде от Госпожина заговенья (1 августа) да до Николина дни осенняго и далее, а мерло многое множество людей, мужей и жен и детей и чернцов и черниц, такоже и по селом» . Отголоски этих народных бедствий мы и встречаем в писцовых книгах 1581 – 82 гг., именно, при описании некоторых погостов теперешнего Лужского уезда, например: «погост Лубенское (теперь с. Лубино) пуст. А на погосте была церковь Михайло Арханъил, розвалилася; да место дворовое попово, м. дворовое проскурницыно, м. дворовое сторожево. Пашни церковные под Дуплицею перелогом две коробьи»; затем описываются пустоши, что были села, деревни и починки и делается такая заметка: «а запустели те села и деревни и починки в Лубенском погосте до литовские войны, от лихово поветрея и от хлебново недороду» ; такие замечания встречаются в писцовых книгах относительно погостов: Вшельского, Городенского, Бутковского и др.
При описании некоторых погостов, напр., Фроловского, Петровского и др. в писцовых книгах сделаны замечания: «а церковь заволилась» или «а церковь разволилась»… Весьма возможно, что церкви эти стояли в погостах, запустевших тоже «до литовские войны»; храмы были ветхи; когда от морового, напр., поветрия исчезал в погосте церковный причт и вымирало окрестное население, оставленные без присмотра церкви быстро приходили в совершенный упадок, начинали разливаться и проч.
Коснемся теперь вопроса о внутреннем быте монастырей бывших во второй половине XVI века на территории нынешней С.-Петербургской епархии . Количество насельников в различных обителях было неодинаковое. В Иоанно-Богословском монастыре на Черменце, напр., было 16 братьев, в Хмерском Посолотинском – 12; в Сяберском – 7; в Никольском Гостинопольском состояло братии 31 человек, а в Передольском Покровском женском монастыре 4 сестры и с игумению. Монастыри более или менее многолюдные имели по несколько храмов, среди которых нередко встречаются и каменные церкви. Примечания достойно, что в иных монастырях, напр., Черменецком и Гостипольском – «трапезы и даже келарския устроялись при самых монастырских церквах» . По местам, встречаются в писцовых книгах заметки и касательно монастырского хозяйства; так, в Черменецком монастыре упоминается «двор конюшенной монастырской, да четыре житницы, да мельница лошединая»; в монастыре Зеленецком – «двор коровнитцкой, да дв. конюшенной» .
В допетровскую эпоху иноки небольших, бедных обителей, которых много было разбросано в былые времена по лесам и дебрям святой Руси, крепко держались за кормилицу землю. В обителях наших, даже славных и знаменитых в старинные времена, всегда процветало земледелие. Монастыри же, не владевшие вотчинами и приписными деревнями, были крестьянским царством по преимуществу. Иноки сами пахали землю, которая, обычно, в достаточном количестве отводилась монастырям, вырубали лес, корчевали пни и в поте лица доставали себе пропитание. Вот хорошая иллюстрация такого именно хозяйства из описи Посолотина монастыря: «пашни паханые монастырския лесныя роспаши круг монастыря четыре четверти в поле, а в дву (т.е. в двух других полях), потому-ж; сена 100 копен»; и далее: «дано к монастырю и игумену з братьею круг того монастыря лесу по двенатцати десятин на все четыре стороны, пашенною и чернаго лесу, бору и болота по речке Черной вверх и вниз и за речку за Черную против монастыря промеж деревень Волосова, Захонья и Овинца и Терешиной и Посолотина. А вотчина к тому монастырю и денег и хлеба нет» .
В заключение настоящего очерка – приведем одно важное и интересное известие о Троицком Зеленецком монастыре, находящееся в писцовой книге Обонежской пятины 1582 – 83 гг.: «в Михайловском же погосте на Ладожском пороге [т.е. в округе этого погоста] монастырь, словет Новая пустынь Зеленая, на Острову, ставятца ново на черном лесу. А в монастыре церковь Троица Живоначальная, другая церковь Благовещенье Святей Богородицы, с трапезою, обе деревянные. Да в монастыре-ж игумен Мартирий, да двенатцать старцев. А около монастыря ограда древеная. Пашни у монастыря нет» . Это известие важно в том отношении, что оно современно самому основателю Зеленецкого монастыря, преподн. Мартирию († 1603 г.), имя которого и упоминается здесь. Оно относится к тому периоду жизни преподобного, когда к нему, уединенному отшельнику Зеленой Пустыни, стеклось для сожития довольное число братий, и начинало организовываться правильное иноческое общежитие .
IV. Жалованные грамоты монастырям. – Развитие церковнаго строительства .
В старой Руси монастыри занимали довольно высокое положение в нашем обществе; религиозный русский народ, который всегда лелеял в своей душе аскетический идеал, относился к обителям с особым чувством уважения и даже благоговения; правительство, единомысленое с народом. Оказывало монастырям всякую поддержку и помощь. И хотя некоторыми представителями верховной власти и выказывалась мысль о секуляризации монастырских вотчин в пользу государства , но мысль эта имела в своей основе отнюдь не враждебное отношение московских самодержцев к монашеству и монастырям, а высказывалась в силу чисто государственных интересов, «так как обширное монастырское землевладение стесняло раздачу вотчин служилым людям, испомещение землею детей боярских и дворян и проч.
Во всяком случае, вечным памятником заботливой попечительности в обителях державцев русской земли останутся те обильные собрания разных жалованных грамот, которые и теперь хранятся во многих старинных монастырях. В Зеленецком Троицком монастыре, напр., даже есть особый «сборник монастырских грамот». В настоящее время известно несколько царских жалованных грамот XVI в. некоторым монастырям рассматриваемого нами края. Так, царь Иван Васильевич пожаловал Васильевский Ладожский монастырь грамотою, освобождавшею его от всяких государственных налогов и повинностей, а когда в 1555 г. новгородские дьяки Федор Сырков, да Казарин Дубровской доправили на игумене этого монастыря Макарии с братьею корм ладожского наместника – в количестве тридцати алтын, то царь, под угрозою строгого штрафа, приказал дьякам возвратить в монастырь неправильно взятый налог.
Наиболее распространенным типом царских жалованных грамот монастырям были, так называемые, несудимые грамоты, предоставлявшие игуменам право суда над монастырскими слугами и крестьянами монастырских вотчин, кроме «душегубства и разбоя с поличным» и ограждавшие монастырь от всякого вмешательства лиц тогдашней гражданской администрации; такая, напр., грамота была дана Грозным Николаевскому Медведскому монастырю на Волхове, освобождавшая его «от новгородских и от ладожских наместников, и от волостей и от их тиунов, и от доводчиков, и от архиепископа ноугородского, и от бояр и от диаков и от десятильников, и от ратных людей, и от посланников и от гонцов и ото всяких ездоков, и от гостей приезжих, и от ямщиков» . после шведского нашествия 1582 г., игумен Медведского монастыря Иосиф с братьею бил челом царю Федору Ивановичу: «в прошлом-де в деветдесятом году приходили под орешок немецкие люди воевати и их монастырь вывоевали, и старцов и слуг присекли, а иных в полон поимали, и казну монастырскую поимали и ту жаловалную грамоту (Ивана Васильевича) у них взяли»; игумен с братьей просят царя «их пожаловати, велети им дати свою жаловалную грамоту такову-ж, какова была у них прежде . Федор Иоаннович 8 июля 1584 года и дал просимую грамоту с прибавкой еще, по просьбе челобитчиков, запрещения торговым людям – гостям «не ставиться близко монастыря и не раскладывать огня подле келей», так как игумену и братии «от того нужа великая». В 1598 году грамота эта была подтверждена царем Борисом Годуновым.
В 1597 году игумен Введенского на р. Ояти монастыря Игнатий с братьею бил челом царю Феодору Иоанновичу: «была-де у них блаженныя памяти царя и великого князя Ивана Васильевича всея Руси жалованная грамота на их монастырскую вотчинную землю, на две обжи, да на озерко на Кандалахту»… Грамота освобождала монастырь от всяческих налогов, въезда гражданских чиновников, но случилось несчастие: «в прошлом-де в 100 году» (1592 г.), пишут челобитчики, «приходили на наши на ноугородцкие места неметцкие люди войною и тот де-их монастырь и церкви и в церквах образы и книги сожгли, а то де блаженные памяти царя и великого князя Ивана Васильевича всея Руси жалованная грамота у них сгорела тутож в монастыре»; пропала грамота – и монастырь стали облагать пошлинами и поборами; начались разныя неприятности: «на них же де на старцах и на монастырских слугах всякие люди ищут пред ноугородским митрополитом всякими поклепы, и в том-де им старцом и слугам чинятся продажи и убытки великие»; Феодор Иоаннович по этой челобитной, «Введенского монастыря, что на реке на Ояти, где лежать родители чюдотворца Александра Сверскаго, старца Игнатья с братьею пожаловал велел тое их монастырскую вотчину обелити от всяких податей» .
В конце XVI века мы видим более развитую приходскую жизнь в погостах теперешней С.-Петербургской епархии, чем какую мы наблюдали там в писцовых книгах Шелонской и Вотской пятин 1498 и 1500 гг. В отношении, напр., количества храмов, приходская жизнь представляется настолько цветущею, что во многих случаях – и теперешние приходы С.-Петербургской епархии могут с завистью взирать на свое прошлое за три слишком века назад. В писцовых книгах второй половины XVI в. во многих погостах значится по две церкви. Это тем более примечательно, что в самом начале XVI в. в этих же самых погостах существование двух храмов было большою редкостью; так по две церкви находилось в следующих погостах: в пог. Дмитреевском Городенском церковь Дмитрей Селунской, другая церковь Покров Святей Богородицы; в пог. Турском – церковь Преображение Спасово, да предил (придел) Егорей Страстотерпец, да теплая церковь Никола Чюдотворец; в пог. Фроловском – церкви: Фрол и Лавер, да Христова мученица Пятница (!); в пог. Передольском – каменная Никольская церковь, да деревянная Благовещенская; в пог. Петровском на Черменце озере церковь древена Верховный Опостол Петр и Павел, да церковь теплая Никола Чюдотворец; в погосте Дремятцком – церковь Никола Чюдотворец, да придел Фрол и Лавер, да теплая церковь Рожество Пречистые Богородицы; в погосте Лосецком – церковь древена Михайло Арханъил, да два придела – Никола Чюдотворец, да Дмитрий Селунский, да теплая церковь Петра Чюдотворца московскаго, всея Русии; в Щепецком погосте – церковь теплая Рожество Христово, древеная, да церковь же древеная Михаил Архангел; в Которском погосте – деревянная Никольская церковь с приделом Покрова и теплая церковь во имя преп. Сергия Радонежского; в погосте Рождественском на Сяси – церковь Рождества Христова и теплая Иоанно-Предтеченская церковь; в пог. Никольском на Сяси церковь Николы Чюдотворца, да другая церковь Рожество Пречистой; в погосте Воскресенском на Масельге церковь Воскресения Христова, а другая церковь Благовещенья Пречистой; в погосте Рождественском на Вороной – церковь Рожество Пречистые, да другой храм Николы Чюдотворца, теплая, с трапезою; в пог. Рождественском на Паше церковь Рожество Христово каменная, да церковь Николы Чюдотворца .
Церковное строительство вообще было развито в допетровскую эпоху на территории нынешней С.-Петербургской епархии; в конце XVI века были храмы в тех селениях, где они ныне уже давно не существуют и даже память о них исчезла среди теперешнего населения; так, в селе Хоболиной Горе (Бутковского погоста) была церковь Покрова Пресв. Богородицы («Временник Имп. Моск. Общ. Ист. и древн.» VI, 18); в Быстреевском погосте упоминается село Лог с церковью (Неволин – прилож. III, 87); в Которском пог. значатся: село Льзи на р. Плюсе с церковью, село Захонье с церковью, село Озерцо, на оз. Озерце, с церковью (Неволин – прилож. III, 92); деревня Хлюпина, на р. Паше, с церковью Воздвиженья (Неволин – прилож. VI, 148) и некот. друг. Вместе с умножением храмов, во второй половине XVI в. появляются при них и более или менее полные комплекты церковных причтов. В каждом погосте в писцовых книгах означенного времени обязательно показаны поп, дьячек, пономарь и проскурня, тогда как по писцовым книгам 1498 и 1500 гг. при многих церквах недоставало некоторых членов клира. При иных погостских церквах, напр., в погостах Щепецком и Рождественском на Сяси, было по два священника (в последнем погосте по два дьячка и по два пономаря). В описи Димитриевского Городенского погоста, между прочим, находится заметка о церковных звонарях – «Времен. имп. общ. ист. и древн.» VI, 15: «поп Иван Ларивонов; дьячек церковной Афоня Ларивонов (вероятно, брат попа), пономарь Иванко Мосеев звонец Максимка, звонец же Валок Борисов».
V. Архитектура храмов. – Церкви «клетцки». – мнения А.А. Папкова и проф.
Е.Е. Голубинского. – Преображенская церковь в с. Кусяге, Ладожского у. –
Приделы. – Храмы «вверх». – Черты приходской жизни «трапезы» и «келлии» .
Какова была архитектура церквей теперешней С.-Петербургской епархии в рассматриваемую эпоху?
В памятниках XVI – XVII вв. встречаются, касательно деревянных храмов, указания, что они строены «клетцки». Что значит это выражение? А.А. Папков, относительно архитектуры деревянных церквей, высказывает такой взгляд: «строили сельские храмы только двумя способами: «клетцки», в виде большой клети, большого здания, молитвенного дома, или «вверх», т.е. в форме теперешних церквей с шеей, трибунами и главами . Это мнение решительно нельзя принять, поелику архитектура храмов «вверх» не была самостоятельным, совершенно отдельным способом церковного строительства; способ постройки «вверх» нередко применялся к церкви, устроенной «клетцки»; напр., в писцовой книге Шелонской пятины 1581 – 82 г. в Посолотином монастыре значится «церковь древеная Николы Чюдотворца, клетцки в верх» ; очевидно, что эти два способа постройки храмов иногда смешивались друг с другом. Более правильным, кажется, нужно признать взгляд проф. Е.Е. Голубинского , по которому «клетцки», собственно, означает техническую форму устройства стен, именно – устройства чрез горизонтальную кладку бревен одних на другие в виде клети, как обыкновенно и единственно строятся у нас деревянные дома в настоящее время. А раз строение церкви «клетцки» требовало, таким образом, применение для себя технических приемов постройки, напр., крестьянской избы, ясно, что и план такой церкви должен приближаться, в общем, к плану последней: храмы «клетцки» должны были иметь четырехугольную – квадратную или продолговатую форму. В этом смысле любопытно весьма характерное употребление понятия «клетцки» в памятнике домонгольской письменности – «Хождение игумена Даниила», употребление, которому проф. Е.Е. Голубинский не придает никакого значения: игумен Даниил употребляет выражение «клетцки» – о форме церквей и именно – разумеет под нею форму четвероугольно–продолговатую . Способ постройки храмов «клетцки» отнюдь не противополагается способу «вверх», как это делает А.А. Папков; существенный признак архитектуры «клетцки» – это четыре угла; стало быть, храм «клетцки» должно противополагать церкви круглой, крестообразной, церкви со многими, напр., 25-тью углами; последние формы тоже имели место в русском церковном деревянном зодчестве. Таким образом, получаем что церкви теперешней С.-Петербургской епархии в старину имели квадратную или продолговатую форму и были составлены из одного или нескольких срубов – по линии восток–запад; (в последнем случае – срубы просто приставлялись один к другому, но не соединялись в лапу).
Образцом строения церквей «клетцки» может служит деревянный храм Преображения Господня в селе Кусяги, Новоладожского уезда ; храм этот, по мнению Я. И. Зарницкого, построен в первой половине XVII в.; несмотря на некоторые переделки – он сохранил все существенные черты своего первоначального устройства . Храм этот, как видно из приложенного к описанию Я.И. Зарницкого рисунку, первоначально состоял из трех срубов: алтаря, отделенного от храма сплошною иконостасною преградой, собственно храма, с примыкающею к нему с северной части трапезою и притвора; несколько позднее к церкви был приделан с западной стороны второй притвор; срединная часть здания несколько возвышается над остальными частями храма и на ней на трибуне утверждена маковка луковицей; длиною вся церковь (с позднейшей пристройкой) – 9; саж.; ширина алтаря – 5; аршин, самой церкви – 8 аршин, а где боковая пристройка (трапеза) – 11; аршин. Церковь построена из толстых сосновых бревен .
При некоторых церквах, напр., в пог. Которском, Бельском на озере Сядмере и друг. в писцовых книгах конца XVI в. упоминаются приделы; в с. Хтино, в храме св. Димитрия Солунского был «на полатях», т.е. на хорах, «придел – Сергей, Преподобный Радонижский Чюдотворец». В XVI веке, в писцовых же книгах мы встречаем в пределах нынешней С.-Петербургской епархии, сравнительно, не малое количество теплых храмов; по тем временам это была большая редкость; в Петербургской епархии, по селам, даже в XVIII столетии не строили теплых храмов.
Что такое церкви, строенные «вверх»? Трудно согласиться, чтобы в русских деревянных постройках, да еще в области церковного зодчества употреблялась кладка дерев стояками (вертикально), а не в венец (горизонтально), как объясняет выражение «вверх» проф. Е.Е. Голубинский . Гораздо удобнее, нам кажется, под строением «вверх» разуметь особую архитектуру верхних частей храма, в русском стиле, с различными скатами, бочками, шейками, маковицами и проч.; постройка «вверх», разумеется, была, поэтому, не из легких в строительном отношении; единственный пример этого способа построения храмов в писцовых книгах XVI века, относящихся до теперешнего петербургская края, наблюдается только в Посолотином монастыре.
Приходский храм в старой Руси был средоточием, около которого бился главный жизненный нерв всего населения прихода. Такое значение храмов объясняется особым, своеобразным укладом жизни древнерусского прихода. В допетровскую эпоху (да даже, отчасти и в XVIII столетии), приход был не только юридически официальным лицом, но, что всего важнее, он был тесно сплоченным братством, которое, под сению своего храма, имело все возможности развиваться в желательном направлении. Некоторые проявления, некоторые черты этой старинной организации приходской жизни, по отношению к погостам теперешней с.-петербургской епархии. – мы встречаем в писцовых книгах конца XVI века.
При описании церквей погостов Рождественского на Вороной и Городищенского на Волхове в книге Обонежской пятины 1582 – 83 г. замечено, что церкви эти «с трапезою»; это весьма характерная заметка. В допетровской Руси в некоторых сельских храмах с западной или же с северной стороны устроялись особыя, довольно обширныя помещения собраний прихожан, так называемыя, трапезы. Такая трапеза находится ныне в Преображенской церкви села Кусяги, новоладожского уезда; она представляет пристройку к северной части храма, отделяющуюся от последнего стеною, в которой по середине проделан широкий аркообразный пролет и два окна по бокам, ибо при устройстве трапез всегда наблюдалось, что бы были вырублены окна в церковь ; посему и в Кусягской церкви трапезные окна не позднейшего происхождения, как это предполагает Я.И. Зарницкий ; оне современны самому храму. В эти трапезы собирались по воскресеньям «приходские люди» для обсуждения своих земских и мирских дел и здесь решались вместе с причтом и церковным старостою все общинныя церковные дела; в трапезе же читались все получившиеся грамоты, указы и проч. И здесь же тогдашними сельскими нотариусами, т.е. дьячками писались прихожанам различные документы: купчия, порядныя, кабальныя и т.д. В этих же трапезах приходом устраивались в храмовые праздники складочные пиры («питие молебных пив») .
В писцовых книгах рассматриваемой эпохи находятся также указания на другую черту жизни тогдашнего прихода, именно, на приходскую благотворительность; последняя в старой Руси была организована весьма разумно и притом созидалась на началах высоко-нравственных; приходская община брала на свое попечение всех своих несостоятельных членов; для них, обыкновенно, на погосте, близ церкви устраивались особые богаделенные домы – «келлии», в которых они и проживали; питались же они, по выражению писцовых книг, «о церкви Божией», т.е. теми приношениями, которые доставлялись для них в церковь «приходскими» людьми. По уверению А.А. Папкова, эти «келлии» для нищих встречаются в писцовых книгах почти в каждом погосте при описании Заонежской половины Обонежской пятины, которая, между прочим, захватывала заволховскую часть ныняшняго ладожского уезда ; так, при описании пределов последняго, в погосте Воскресенском на Масельге, после дворов церковнаго причта (поп Никифор Иванов, дьячек Тимошка Федоров, пономарь Жданко Сидоров, проскурница Марья) значатся «три кельи, а в них живут нищие, питаютца от церкви Божий» . Писцовыя книги упоминают еще бобылей, живших в своих дворах на церковной земле; напр., в пог. Дмитриевском Городенском – («двор бобыль Ивашко Шило, да двор бобыльский пуст»), Турском и др. Вероятно, бобыли, жившие близ церкви, существовали тоже не без пособия со стороны приходской общины, так как они, по самому положению своему, были «людьми непашенными».
VI. Церковное управление. – Отношения духовенства к новгородским владыкам. –
венечная пошлина. – грамоты архиепископов Макария и Феодосия. – Упадок религиозно-нравственной жизни .
Все пространство теперешней с.-петербургской епархии с самого начала христианства на Руси и до 1589 года входило в состав епархии новгородского владыки. В 1589 году, с учреждением патриаршества, из пределов обширной епархии новгородской отошла значительная область псковская, которая была обращена в особую, самостоятельную епархию и туда был назначен особый архиерей (Мисаил) с титулом епископа Псковского и Изборского, а новгородский владыка, носивший до этого времени титул архиепископа Великого Новаграда и Пскова, был переменован в митрополита Великоновгородского, Великолуцкого и всего помория .
С появлением самостоятельной Псковской епархии к последней отошла вся западная часть теперешнего Гдовского уезда и часть Лужского (по линии Нарва – Белая, станция Варш. ж. д.); эта местность в XVI – XVII вв. входила в состав Гдовского и Кобыльского (теперь с. Кобылье Городише, Гдовского уезда) уездов и в гражданском отношении не числилась в Шелонской пятине Великого Новгорода, а искони принадлежали Псковской области. Церковное влияние Новгорода в этих местностях сказывалось чрезвычайно слабо; в XVI–XVII вв. мы не находим там ни вотчин новгородских монастырей, ни вотчин владычних, но за то там было много деревень и пустошей псковского Иоанно-Предтеченского женского монастыря на Завеличье, дарованных сей обители еще в 1510 году по жалованной грамоте Великого Князя Василия Ивановича, подтвержденной и последующими государями .
Каковы были отношения новгородских владык к духовенству и – вообще – к пастве? До нас дошли документальные данные по сему вопросу, как относящиеся ко всей Новгородской области, так в частности – к территории теперешней с.-петербургской епархии. В старой Руси не было близкого единения между епархиальным архиереем и подведомым ему духовенством; в Новгородской же области, занимавшей огромное пространство России, эта разобщенность архипастыря от пастырей выступала со всею разительностью. Внутренняя приходская жизнь в погостах текла совершенно самостоятельно, а личное общение со владыкою священник имел только однажды во всю свою жизнь, именно, во время рукоположения в священный сан. Все отношения между высшею духовною властью и духовенством имели, строго говоря, финансовый характер и выражались в уплате со стороны последнего в пользу владычней казны различных податей, налогов, оброков.
В Новгородской области система «изоброчения» духовенства (черного и белого) в пользу владыки сделала большие успехи в XVI в., когда на новгородской кафедре появились архиепископы – москвичи; последние ввели в своей епархии московский порядок податного обложения духовенства, установив, по московскому образцу, многочисленные поборы в свою пользу.
Основной, исконно-новгородской формой владычных сборов с духовенства были, так называемые, «подъезд» и «благословенная куница» ; с увеличением органов епархиального управления возникла другая подать – «десятина» – сбор на владычних чиновников-десятинников. В тарханной грамоте Ореховскому (Шлиссельбургскому) Никольскому монастырю от 1573 года, архиепископ Леонид напоминает игумену Трифону с братьею давати в дом Софеи Премудрости Божьи и ему – архиепископу подъезд и благословенною куницу по старому установлению; «а десятиннику моему Ореховскому», говорит владыка далее, «дает тот игумен с братьею и весь причет церковный, на всяк год, за хлебы – полкоробьи ржи, а за колачи – четвертку пшеницы, за пиво – четвертку жита, да полоть мяса, нелюбо полоть – ино пять денег ноугородцких, да за куря и за соль и за крупы – две деньги ноугородцкие, да коробья овса, да гривну ноугороцкую дару» .
Из других податей – духовенство обязано было выплачивать определенную сумму за благословение ставленника на месте к известной церкви («благословенная гривна»), за поставление в священный сан, за выдачу ставленой грамоты («писчее и печатное») и проч.; словом, всякое соприкосновение с органами епархиального управления отражалось на карманах духовенства .
Кроме доходов собственно владыке, духовенство нынешней С.-Петербургской епархии в XVI – XVII вв. платило еще венечную подать и подать за антиминсы причту новгородского софийского собора, «софиянам». Первый налог установлен Иоанном III, который в 1504 году пожаловал софийского протопопа Василия, да протодиакона софийского Моисея, да придельных попов и дьяконов — предоставил им право «имать пошлину от венцов» в Новгороде и пятинах (до 1504 года венечная пошлина шла владыке); в шелонской, напр., пятине, эту пошлину за каждый совершенный брак («с отрока полторы деньги новгородския, а с девицы тож, со вдовца три деньги, со вдовы тож») платило духовенство следующих погостов: Фроловского, Турского, Боротенского, Вшельского, Павского, Щирского, Хмерского, Быстреевского, Лосицкого, Лядского, Прибужского, Щепецкого, погостов Сомерской волости, погоста Которского, Дремяцкого, Петровского и Передольского. На Стоглавом Соборе 1551 года венечная пошлина софиянам определена была «с отрока по алтыну; а с двоеженца по два алтына, и с троеженца по четыре алтына»; постановлением же Стоглавого Собора софиянам предоставлено было право взимания пошлин и за антиминсы: «от старых церквей по полуполтине, а от выставки от новые церкви по пяти алтын». В 1641 году митрополит новгородский Аффоний пытался оттягать от софиян венечную подать в свою пользу, но когда последние представили царю Михаилу Феодоровичу оправдательные документы, – государь решил дело в пользу софийского капитула .
Было бы большею несправедливостью, однако, утверждать, что владыки новгородские нимало не заботились о духовном возрастании своей паствы, не прилагали мер к христианско–нравственному просвещению ее.
Памятником попечительности архипастырей новгородских о духовных нуждах жителей западных, в частности, окраин их епархии могут служить, прежде всего, грамоты новгородских архиепископов Макария (1534 г.) и Феодосия (1548 г.), о которых мы вскользь уже упоминали . Грамота Макария имела своим прецедентом послание сего – во многих отношениях – достойнейшего владыки к Иону Васильевичу Грозному; в этом послании новгородский архиепископ сообщает царю о факте существования язычества в некоторой части его епархии: «в Вотской пятине, в Чюди и в Ижере и около Иваняграда (Нарва), Ямы грады, Корелы града, Копорья града, Ладоги града, Орешка града… от Наровы реки до Невы реки и от Невы реки до Сестрии реки … в тех местах прельщаеми человецы от невидимаго врага диавола – суще христиане, а обычая держахуся от древних прародителей». По словам Макария, они открыто идолопоклонствуют: «суть же скверная мольбища их – лес и камение и реки и блата, источники и горы и холми, солнце и месяц и звезды и езера и – просто рещи – всей твари покланяхуся, яко Богу и чтяху и жертву приношаху кровную бесом, волы и овцы и всяк скот и птицы». Иван Васильевич повелел владыке Макарию «прелесть ону искоренити» и жителей «просветити божественным учением» . Владыка тогда отправляет в Вотскую пятину «ко игуменам и священникам и диаконам» свою грамоту, в которой, изложив мрачными и безотрадными красками всю глубину религиозно-нравственного падения жителей указанных частей Вотской пятины, порицает бездействие тамошнего духовенства: «а вы (игумены и священники) от таковых их злочиний не унимаете и не наказываете учением, по церковному преданью, на истинную Христову веру православную, ино то вы, игумены и священники негораздо чините, что о своих духовных детей душах попеченья не имеете и о учении не брежете их». Архиепископ Макарий указывает, между прочим, на следующие языческие привычки их пасомых: они призывают на свои мольбища «злодеевых отступник, арбуев Чюдцких ; «мертвых своих кладут в селах по курганом и по коломищем с теми-ж арбуи, а к церквам на погосты тех своих умерших не возят сохраняти; также у них у которые жены дети родятця, и они наперед к тем своим родительницам призывают тех же скверных арбуев, и те арбуи младенцем их имена нарицают свойски, а вас игуменов и священников к тем своим младенцам призывают после».
Вместе с грамотою архиепископ Макарий послал в указанные местности своего Рождественского священника Илью, да боярских детей: Васюка Палицына, да Ивашка Ошманаева; первый должен был миссионерствовать, наставляя заблудших на правую веру, а задача последних – «скверныя мольбища разоряти и истребляти – огнем жещи».
Миссия священника Ильи с товарищи, по всем видимостям, не имела желанного успеха. По крайней мере, чрез 14 лет, следы язычества оставались в полной силе, а архиепископ Феодосий в 1548 году посылал в те же места Вотской пятины софийского священника Никифора с детьми боярскими Федчей Прокофьевым, да Сенькой Мартьяновым для той же цели, которую преследовали первые миссионеры.
П. Яновский.
VII. Было ли в пределах нынешней СПб. епархии в XVI в. язычество? –
Курганы и «коломищи» .
Как смотреть на безотрадное, дошедшее до совершенного упадка религиозно-нравственное состояние обителей нынешней С.-Петербургской епархии в половине XVI века? На основании упомянутых грамот архиепископов Макария и Феодосия, по-видимому, ничего не остаётся делать, как предположить, что существование язычества – и притом в весьма и весьма широких размерах – по отношению к теперешнему Петербургскому краю XVI века – есть неоспоримый факт. Эту мысль со всею решительностью и утверждает проф. (†) А.И. Никитский. По его мнению, указанные грамоты новгородских владык предназначались для финнов, в значительной мере населявших в то время северо–западную часть нынешней С.-Петербургской губернии (Ижора и Корела), которые, хотя и давно были просвещены светом Христова учения, но мало помалу христианство у них ослабевало, так что в XVI веке оно было этими племенами почти совершенно забыто, и финны этих краёв возвратились к своим старым языческим верованиям . Мнение это, нам кажется, слишком резко. Прежде всего, отнюдь нельзя утверждать, будто Макарий и Феодосий метили свои грамоты в финскую публику. Дело в том, что русская колонизация к XVI ещё веку сделала блестящие успехи среди финского населения теперешнего Петербургского края. На рубеже XV – XVI вв., как это ясно открывается из писцовой книги Вотской пятины , подавляющее большинство населения в теперешних уездах: Ямбургском, Петергофском, Царскосельском, Петербургском и Шлиссельбургском были русские (судя по именам) , тогда как в настоящее время в приходах этих уездов живёт много финнов .
Макарий ничего не говорит, что адресатами его грамоты должны быть не русские племена, а тот факт, что это послание предназначалось и в ладожский «присуд», т.е. уезд, где в XVI в. совершенно не было финнов, неотразимо свидетельствует, что с истинного пути нравственно-христианского поступания совратилось вообще население упомянутых местностей, а не только финны, которых, притом, было и меньшинство. Грамоты Макария и Феодосия, нам кажется, нисколько не доказывают факта существования язычества в XVI веке в пределах нынешней нашей епархии. Это просто – остатки язычества, пережиток, получившийся от смешения славянских религиозных верований с языческими верованиями финнов, остатки старого культа, сохранившиеся и на христианской почве; «во всей русской земле», – писал архиеп. Макарий Иоанну Грозному, – «скверныя идольския мольбища разорены, а в Чюди и Ижере и Кореле и во многих русских местных оных скверныя мольбища идольския удержашася и до царствования Великаго Князя Василия Ивановича и сына его Великаго Князя Ивана Васильевича . В данных местностях традиции старого, языческого культа оказались только более живучими, хотя и вообще на Руси в XVI веке еще было довольно остатков язычества; в 1505 году игумен псковского Елеазаровского монастыря Памфил, как известно, восставал против грубого разгула купальских празднеств; Стоглав свидетельствует о многих языческих обрядах, совершавшихся на Руси в великий четверг, в Радуницу, Троицын день и проч.; а вера в волшебство в XVI веке разделялась и высшим тогдашним нашим обществом, среди которого циркулировали различные сборники, вроде «Зодей», «Остронумей» и т.д. Таким образом, резкое суждение проф. Никитского касательно существования в XVI в. в нашей епархии язычества – значительно сглаживается.
Для нас важно одно упоминание в грамотах Макария и Феодосия, именно, заметка о курганах и «коломищах», в которых жители погребали своих мертвецов. Нам хочется разрушить здесь одно заблуждение относительно происхождения петербургских курганов, заблуждение, которое, даже среди так называемой «сельской интеллигенции» Петербургской губернии, как, нам лично, неоднократно приходилось наблюдать, держится весьма прочно . Курганы и древние кладбища, которыми весьма обильна Петербургская губерния, публика, обычно, считает военными могилами, относя их происхождение ко времени «нашествия Литвы» (хотя эта дата весьма растяжима) . Так, по словам г. М. Быстрова, около Передольского погоста, Лужского уезда, расположено много древних курганов и кладбищ, причем постройку всех насыпей народ приписывает «Литве»; «говорят, что в сопках и кладбищах похоронены литовцы и русские, убитые в сражениях» . Между тем, по точным научным исследованиям петербургских курганов оказывается, что они отнюдь не военного происхождения, а заключают в себе простые мирные погребения эпохи VIII – XV вв. по Р. X. Курганы более древнего периода (VIII – XI, XII вв.) содержат в ceбе языческие погребения – очень нередко даже в форме трупосожжения; человеческие костяки в них расположены на одном уровне с поверхностью земли (иногда даже в сидячем положении) и окружены различными атрибутами домашнего быта погребенных: сосудами, топорами, копьями и проч .
В курганах, сопках и кладбищах XII – XV веков, судя по находимым там крестам-тельникам, так называемого херсонесского типа, медальонам с изображением Божией Матери и проч., находятся уже христианские погребения, хотя и в них имеются еще остатки прежнего язычества, напр., – сосуды от погребальных тризн. Как свидетельствуют указанные выше грамоты apxиепископов Макария (1534 г.) и Феодосия (1548 г.) «по курганом и по коломищем» хоронили в пределах нынешней С.-Петербургской епархии еще в XVI веке. В настоящее время народ уже окончательно утратил всякое воспоминание об этих памятниках седой старины; теперь самое название, напр., «коломищи» в некоторых местах С.-Петербургской губернии стало собственным именем. Так г. М. Быстров описывает кладбище «Коломищи» (имеющее 177 могил) на cеверо-востоке от Передольского погоста; «когда хоронили здесь мертвых», – говорит он, – «и какому народу принадлежало это кладбище – преданий нет; народ решительно ничего не знает о прошедших судьбах его и знает только, что это «Коломищи» и что здесь иногда но ночам чудится». Таким образом, потомки с недоумением взирают на могилы своих предков и – выходит, что «своя своих не познаша»...
П. Яновский.
Преосвященный епископ Борис
(Некролог)
18 сентября в Гурзуфе (южный берег Крыма) тихо почил о Господе преосвященный епископ Борис, председатель училищнаго Совета при Св. Синоде, и присутствующий в Св. Синоде, бывший ректор С.-Петербургской духовной академии.
Усопший архипастырь (в мире Владимир Владимирович Плотников) родился в 1855 году, в г. Красноярске, Енисейской губернии. Высшее образование получил в Казанской духовной академии, по окончании курса в которой, со степенью кандидата богословия, в 1880 году, был назначен преподавателем Томской духовной семинарии по словесности, истории русской литературы и логике. В 1884 году советом Казанской духовной академии был избран, в звании и. д. доцента, на кафедру метафизики, а в следующем году удостоен степени магистра богословия за представленную и защищённую диссертацию «История христианского просвещения в его отношениях к древней греко-римской образованности; период; период – от начала христианства до Константина Великого»; (второй том этого труда, обнимающий эпоху 313 – 529 гг., вышел в Казани в 1890 году). В 1886 году молодой учёный, одушевлённый мыслью о беспрепятственном служении одной только науке, принимает иноческое пострижение с именем Бориса, но вскоре затем возводится в сан архимандрита и назначается испр. долж. Инспектора Московской духовной академии; этот пост о. Борис занимал до 1888 года, когда последовало его назначение на должность ректора Киевской духовной семинарии; в 1891 г. он был вызван в С.-Петербург на череду священнослужения и проповедования слова Божия, состоял, затем, несколько месяцев старшим членом С.-Петербургского духовно-цензурного комитета, а в октябре 1892 года был назначен ректором С.-Петербургской духовной академии. Но недолго Господь судил стоять почившему во главе высего рассадника духовного просвещения: петербургский климат зловредно подействовал на его, от природы слабое здоровье, и осенью 1893 года о. Бориса получил назначение на должность настоятеля церкви при Императорском российском посольстве в Константинополе. Почти шесть лет пробыл о. Борис в Царьграде. Он считал себя, как он сам высказывал, уже навсегда уволенным от духовно–учебной службы, и его мысленному взору предносилась св. гора Афон, где он мечтал провести в уединении и молитве последующую свою жизнь; но Промысел Божий судил иначе: в феврале 1899 года избранием высшего священноначалия российской Церкви он вновь был определён ректором С.-Петербургской духовной академии, каковой пост и занимал до января текущего года, когда последовало его назначение присутствующим в Св. Синоде и председателем училищного при нём Совете.
Последние годы жизни почившего архипастыря были непрерывным рядом телесных стаданий. И он сам предвидел близость своей кончины; в прощальной своей речи студентам академии в феврале текущего года владыка, между прочим, сказал, что ему придётся предстоять пред судище Христово, быть может, скорее, чем он ожидает сам…
В лице преосвященного Бориса сошёл в могилу образованнейший архипастырь; в первое десятилетие своей учёной деятельности он много поработал, преимущественно, в области византологи; его труды (кроме магистерской диссертации): «Состояние византийской литературы до IX века», «Очерки по истории просвещения в период византийский», «Византийские публичные школы и библиотеки до IX века», «Систематизация христианского учения в творениях св. Иоанна Дамаскина» и друг. надолго не потеряют своего научного значения .
Почивший архипастырь всегда пользовался симпатиями духовного юношества, среди которого ему пришлось потрудиться 15 лет. Молодежь искренне ценила благородные качества его души, его доступности, простоту, деликатность. И мы слышали и знаем, с какими нелицемерными слезами провожала 7 января 1891 года в Петербург своего начальника Киевская духовная семинария, с какою скорбию расставалась с о. Борисом, уезжавшим в далёкий Царьград, С.Петербургская духовная академия… Всякий, кому приходилось вступать в общение с усопшим архипастырем, надолго сохранит, конечно, в своем сердце образ благороднейшего, незлобивого, кроткого, смиренного преосвященного Бориса.
Да дарует Великий Архиерей, прошедый небеса, верному и доброму святителю Борису неувядаемый венец святой Своей славы и да учинит многострадальную душу его в незаходимом свете Царствия Своего!
П. Дол – цкий.
Публикации П. Я. Яновского
© Copyright: Владимир Будько, 2022
Свидетельство о публикации №222072400983
Свидетельство о публикации №222072400983
Рецензии