Ваше приказание выполнено!

В Южно—Должанскую школу— интернат приехала одноклассница Клава. Уже второй год, как она оставила учёбу  в школе из-за смерти мамы.  В семье было девять детей, она — старшая. Отцу не под силу было справиться одному с  проблемой в семье и помощь старшей дочери была необходима. В тот день ученики девятого класса должны были идти в баню , здание которой находилось в трёх километрах от школы на территории шахтоуправления.  К общей шахтерской бане было пристроено специальное помещение, где купались дети школы—  интерната уже не один год. К тому времени в школьных общежитиях уже были оборудованы замечательные душевые, которые устраивали всех воспитанников. Главное — рядом и не надо идти так далеко, да ещё зимой. За каждый месяц вперёд школа оплачивала шахтному комитету услугу  и  внесённые деньги нужно было использовать по назначению. Был декабрь месяц.  Среди полной тишины поднялся сильный ветер и начался  снегопад. Разразилась самая настоящая метель. Девятиклассники решили в такую погоду никуда не идти. Затея  не пойти в баню была старосты класса Любы.
К вечеру метель утихла. Клаве надо было торопиться на поезд: она приезжала только на один день. Девчонки собрали ей деньги на дорогу, проводили к поезду и вернулись в школьное общежитие. Директор школы, Пётр Иванович Кабашенко любимый учитель Любы, преподаватель физики и математики, и практически всем сиротам и полусиротам — отец родной, был вне себя от возмущения. Ещё бы! Был нарушен школьный режим. Подойдя к Любе, он в гневе заявил: "За двадцать четыре часа чтоб и духу твоего в школе не было!"
     Ах, эмоции! Какая же в них волшебная сила!
     Когда все уснули, Люба тихонько оделась и вышла из общежития, оставив записку с просьбой передать её  Петру Ивановичу. В записке всего три слова:
"Ваше приказание выполнено!" Дежурная крепко спала.  Люба вышла и тихонько захлопнула дверь. И вот она уже в поезде. Едет и размышляет: " Вот мамочка обрадуется, увидев меня. Ей так одиноко." Сестричку— двойняшку, с которой училась в школе— интернате предупредила, чтобы та не волновалась.
     Остановка поезда. За окном — ночь, метель и сильный ветер. Объявление:  "Поезд дальше не идёт, впереди снежные заносы!"
     Местность незнакомая. Все выходят. Ориентировки — никакой. Люба поинтересовалась у пассажиров, на какой  станции их высадили. Путь  следования поезда — город Ровеньки.  Оказалось, что от вынужденной остановки до трассы, по которой из Ровенёк до посёлка Кленовый, куда путешественнице и нужно было добраться, ходят автобусы. Но это днём, а тогда была глубокая ночь.
     Люба успокоилась, так как те места она хорошо знала, а днём могла бы ориентироваться даже с закрытыми глазами. Лесополоса помогла не сбиться с пути. Вышла на знакомую асфальтированную дорогу. Тут ветер её не щадил. Вся трасса была на возвышенности и ветер практически на давал возможности снегу задерживаться на месте, следом сдувал его, оставляя на асфальте скользкий оголённый лёд. Опасения  о том, что может не дойти, у Любы не было. Напротив — эйфория, борьба с непогодой. Обиды на Петра Ивановича за " изгнание" — ни капельки. Она слишком любила того светлого человека за его талант педагога, за доброту, за ту заботу о них, детях военных и послевоенных лет, чью жизнь нарушила война. Она восхищалась его поступком отдать трехкомнатную квартиру шахтёру, у которого были маленькие дети и больная жена. Петр Иванович с супругой жили в двухкомнатной пристройке к школе.
     — Нам больше не надо, — говорил он. — Дети выросли, живут самостоятельно, не бедствуют.
       И не один он был такой в те годы.
       Мысли Любы перенеслись к маме: "Мамочка родная, светлая, самая лучшая на свете, как я хочу поскорее тебя обнять! Когда доберусь, будет уже день и ветер утихнет и всё будет замечательно. Представляю, как жарко горит уголёк в печке нашего уютного домика". Эти мысли грели её.
         Свирепый боковой ветер дул с другой, незащищенной стороны дороги. Защитная лесополоса была с противоположной стороны, метров пятнадцать—двадцать от дороги. Продвижение шло очень медленно. Ветер сдувал снег, оголяя лёд, по которому  трудно было передвигаться. Внезапно за спиной появился свет. Люба невольно сошла с дороги.  С огромного грузовика вышел мужчина.
     — И куда ж тебя несёт в такую погоду, дитя неразумное?! Давай, залазь в кабину, нам, похоже, по пути.
     — Не надо мне никуда залазить. Я уже почти пришла.
     — И куда же ты пришла? До поселка ещё не менее пятнадцати километров.
     — Мне от посёлка ещё добираться семь километров, но там у меня есть родные, у них побуду до утра, — отнекивалась Люба.
     — Да замерзнешь ты, дурочка!
     Мужчина вынул из внутреннего кармана пакет, развернул его и чуть ли не со слезами стал уговаривать её:
     — Вот,  смотри, фотография моих детей и внуков; внуки где-то твои ровесники.  Я рано женился, ещё до армии, боялся, что моя невеста не дождётся меня и выйдет замуж. А в сорок лет я уже стал дедом.
      Он поднёс фото к фарам автомобиля и Люба увидела чудную семейку. Сердце её оттаяло и только тогда она поняла, что ноги её  и руки почти окоченели. В кабине водителя было очень тепло и Люба согрелась. Она рассказала ему, что учится со своей сестричкой в школе—интернате и очень переживает за то, что её директор, Пётр Иванович, будет волноваться за неё.
     Добрый человек довёз Любу до самого дома. Он был родом из тех мест, знал все окрестности и даже пообещал, что сообщит Петру Ивановичу , что с  ней всё в порядке. А ещё он сказал, что лично знает директора школы и в  ней учатся дети из города Ровеньки и ближайших посёлков.
     Вот так Господь защитил Любу , послав ей доброго Ангела— хранителя в лице водителя Ивана Митрофановича.
     — Сиди дома! Я заберу тебя, — был ответ Петра Ивановича.  — Ты ведь знаешь, что взрослые наказывают больше всего тех, кого больше всего любят.

Эпилог
    Как-то Люба попросила свою подругу поискать в интернете сведения о Южно—Должанской  школе—интернате. Хотелось узнать о том родном доме, в стенах которого прошли три года счастливого детства и юности. Выяснилось, что школы-интерната  давно нет, а в том здании, который напоминал дворец , — общеобразовательная школа.
     Интерната нет, а память о нём — живёт , живёт и возвращает нас в те годы, словно к храму, где очищались души, множилось добро и стиралась боль за тяжкие послевоенные годы, за сиротство.
     СПАСИБО ТЕБЕ, МОЯ СВЕТЛАЯ РОДИНА, ЗА ТВОЮ ЛЮБОВЬ, ДОБРО И ЗАБОТУ О ДЕТСТВЕ!