Николай Валерианович МУРАВЬЕВ (1850-1908)
ПРОКУРОРСКИЙ НАДЗОР В ЕГО УСТРОЙСТВЕ И ДЕЯТЕЛЬНОСТИ
Пособие для прокурорской службы
ТОМ ПЕРВЫЙ
Прокуратура на Западе и в России
Сей чин яко бы око Наше и стряпчий
о делах государственных.
Петр Великий.
Посвящается
Евгении Ивановне
Муравьевой
МОСКВА,
Университетская типография, Страст. бул.
1889
Подготовка текста и примечания
Н.В.МАЗУРЕНКО (2022 г.)
Мой сайт «ФЕВРАЛЬ»:
https://sites.google.com/view/fevral/
Сайт «ПРОКУРОРСКИЙ НАДЗОР»:
https://sites.google.com/view/procurorskiy-nadzor/
______________________
ОТ РЕДАКТОРА
«Прокурорский надзор в его устройстве и деятельности» – классический труд известного государственного деятеля, юриста, прокурора, затем ставшего министром юстиции и генерал-прокурором Российской империи Николая Валериановича Муравьева (1850-1908), посвященный истории и организации прокурорской службы в странах Европы и Российской империи.
Выпускник, а затем и преподаватель Московского университета, Н.В.Муравьев стал известен как один из лучших лекторов по уголовному процессу, слушать которого приходили и студенты с других факультетов. С течением времени он стал и одним из лучших судебных ораторов России, и именно его в 1881 году назначают прокурором Санкт-Петербургской судебной палаты и обвинителем по делу 1 марта 1881 года. Муравьев произносит блестящую обвинительную речь по делу «первомартовцев», настаивая на применении смертной казни к главарям исполнительного комитета террористической партии «Народная Воля» Андрею Желябову, Софье Перовской, Николаю Кибальчичу и Тимофею Михайлову. В 1884 году Муравьева переводят на ту же должность в Москву. Затем, в 1891 году, Н.В.Муравьев становится обер-прокурором уголовного кассационного департамента Сената, а через год, в 1892 году – государственным секретарем (статс-секретарем на период 1892-1894 годов). Подготовленные им «обер-прокурорские заключения» считаются образцовыми.
Министр юстиции и генерал-прокурор Российской империи в 1894-1905 годах, Н.В.Муравьев по своим взглядам, которых он, впрочем, никогда не скрывал, был сторонником сильной самодержавной власти – «убежденным монархистом», считавшим оправданным и необходимым стремление к подчинению русской судебной машины «воле монарха», тем самым к превращению суда в «один из органов правительства», что сказывалось в его настойчивом желании ограничить роль суда присяжных и отменить принцип несменяемости судей. В течение почти целого десятилетия Муравьев был известен как один из самых преданных и дельных сотрудников Императора Николая II, как довольно жесткий министр юстиции.
Несмотря на «тенденциозность общественных устремлений», отмечавшуюся коллегами-современниками, его блестящие судебные речи издавались и в годы советской власти. Будучи профессиональным ученым, министр юстиции Н.В.Муравьев всегда ратовал за развитие юридической науки, он постоянно консультировался с ведущими специалистами России в той или иной области юридической теории и практики, способствуя проведению «съездов криминалистов» и других общественных совещаний. При Муравьеве в 1902 отмечалось столетие учреждения Министерства юстиции, которое было отпраздновано весьма скромно.
В 1905 году следует отставка Муравьева с поста генерал-прокурора и министра юстиции. Это был своего рода протест против санкционирования правительством верноподданнического шествия рабочих к царю во главе со священником Георгием Гапоном, против которого Н.В.Муравьев решительно возражал. Сразу же после 9 января 1905 года Н.В.Муравьев подал в отставку и уехал в Рим, где в 1905-1908 годах служил русским послом в Италии.
Предлагаемый вниманию читателя его капитальный труд по истории прокурорских органов, по мысли автора, является могучим пособием для прокурорской службы. В книге излагается история и значение прокуратуры в истории западных стран и России. На момент написания книги (1889 г.) Н.В.Муравьев являлся прокурором московской судебной палаты. Автор труда намеревался выпустить его продолжение, издав свою работу в двух томах.
Первый том озаглавлен «Прокуратура на Западе и в России» и состоит из двух частей. В первой автором изложены основные понятия о прокуратуре, происхождение и ход ее развития в Западной Европе, а также ее положение во Франции, Германии, Австрии, Великобритании и ряде других стран Европы конца XIX века, при этом наибольшее внимание отведено Франции. Вторая часть содержит исторический очерк развития русского фискалата и прокуратуры от Петра Великого до 1880-х годов, и особенно периода судебной реформы императора Александра II. В заключительных главах работы Н.В.Муравьев довольно подробно касается соображений авторов судебной реформы и различных вариантов законов, рассматривавшихся в момент их принятия. Второй том задумывался автором как руководство по русской прокурорской службе, но так и не был издан. Текст обильно снабжен ссылками на использованные западные и русские источники, законодательные акты, а в приложении приведена аннотированная библиография литературы о прокуратуре на иностранных и русском языках.
В 1892 году Н.В.Муравьев, будучи сотрудником Тюремного комитета, проживал в Санкт-Петербурге по Михайловской улице, дом № 1–7 (1). В 1893-1894 годах, состоя членом Санкт-Петербургского Английского Собрания, Н.В.Муравьев объявил свой петербургский адрес: Миллионная улица, дом № 9. (2) В 1894-1905 годах, будучи министром юстиции, он жил в служебной квартире в здании Министерства юстиции (Екатерининская улица, дом № 1; нынешний адрес: Малая Садовая улица, дом № 1 (3) – Итальянская улица, дом № 25, тот же дом) (4).
Публикатором книги Н.В.Муравьева осуществлен, условно говоря, «перевод» ее текста со старой русской орфографии на современное правописание и пунктуацию, в примечаниях также даны толкования встречающихся в тексте разного рода устаревших русских слов и выражений, приведен перевод латинских, французских, немецких и английских фраз и текстов, а также даны пояснения упоминаемым в тексте малоизвестным историческим терминам, событиям и явлениям.
Николай МАЗУРЕНКО
- - - - - - - - - - - - - - - -
(1) Адресная книга города С.-Петербурга на 1892 год. Под ред. П.О.Яблонского. СПб., 1892, ч.2, с.132.
(2) Список господ членов С.-Петербургского Английского Собрания с 1 марта 1893 г. по 1 марта 1894 г. [СПб., 1893], с.26; Стодвадцатипятилетие С.-Петербургского Английского собрания. 1 марта 1895 года. СПб., «Типография С.-Петербургского Градоначальства, Миллионная, 17», 1895, [Список], с.33.
(3) Адресная книга города С.-Петербурга на 1896 год. Под ред. П.О.Яблонского. СПб., 1896, ч.3 («Алфавитный указатель жителей»), с.215; Весь Петербург на 1905 год. Адресная и справочная книга г. С.-Петербурга. СПб., «Издание А.С.Суворина», 1901, Отдел 3 («Алфавитный указатель жителей»), с.438.
(4) Весь Петербург на 1901 год. Адресная и справочная книга г. С.-Петербурга. СПб., «Издание А.С.Суворина», 1901, Отдел 3 («Алфавитный указатель жителей»), с.388.
- - - - - - - - - - - - - - - -
__________________________
ОТ АВТОРА
Цель настоящего труда уже отчасти указана в его заглавии; она состоит в том, чтобы посредством сжатой, но возможно полной разработки учреждения прокурорского надзора в его устройстве и деятельности дать пособие для прокурорской службы. Необходимость в нем едва ли подлежит сомнению. Правительственному деятелю, который интересуется и дорожить своим занятием, нельзя довольствоваться знанием текста соответствующих законов и примерами вседневной практики. Просвещенный взгляд на дело и сознательное ему служение, эти два условия достойного успеха, идут дальше, проникают глубже, далеко за пределы юридической техники и канцелярского делопроизводства. Историческое развитие институтов, сопоставление их различных типов, научная их доктрина и догма положительного законодательства, рассматриваемая в связи с потребностями жизни – все это требует особого внимания и, расширяя профессиональный кругозор юриста, предохраняет его от казуистической сухости и бюрократического застоя. Это вполне применимо и к особой области прокурорской службы. Прокурор должен знать, во имя чего он действует, как сложились и видоизменяются различные стороны его деятельности, в чем заключаются задачи ее отдельных проявлений, и в принципе, и в бытовой их обстановке. И не одному прокурору полезны познания такого рода: юрист всякой иной профессии, учащийся или начинающий по судебной части, наконец, просто любознательный читатель могут встретить надобность в систематическом изложении оснований прокурорского института, столь важного в правительственно-общественном строе вообще и в судебном в частности.
Между тем на русском языке до сих пор нет сочинения, специально посвященного прокуратуре, кроме краткой брошюры покойного Н.А.Буцковского, изданной 22 года тому назад, и ныне, при всех своих достоинствах, не удовлетворяющей вышеприведенным требованиям. Отрывочные данные о прокурорском надзоре приходится отыскивать по разным произведениям и журнальным статьям, которые непосредственно касаются других учреждений и только косвенно прокуратуры, или же имеют своим предметом целые отделы правоведения. Является поэтому уместным и своевременным восполнить этот пробел и тем облегчить пользование обширным запасом сведений о государственном установлении, которое, существуя в России более полутораста лет, в своем теперешнем виде действует уже около четверти столетия.
Вспомогательный характер предлагаемых очерков определяет их скромный план и направление. Это отнюдь не ученый трактат, а именно пособие. Вовсе не претендуя быть всесторонним исследованием прокуратуры, оно представляет свод всех главнейших сведений и данных, нужных или по крайней мере полезных для обстоятельного с ней ознакомления. Согласно такой цели, и метод их обработки принят смешанный, эклектический: последовательное, общее обозрение истории, теории, догмы и практики прокуратуры как на Западе, так и в особенности в России, учреждения которой составляют центральный предмет предпринятой работы.
Все сочинение разделяется на два тома, соединенных внутренним единством содержания, но могущих каждый иметь свое отдельное значение. Первый том содержит в себе, так сказать, общую часть, которая, в свою очередь, распадается на два отдела или части. В первой из них излагаются основные понятия о прокуратуре, происхождение и ход ее развития в Западной Европе, а также современное положение ее в важнейших государствах Запада, причем наиболее места отведено отечеству прокуратуры – Франции. Вторую часть того же тома занимает исторический очерк русского прокурорского надзора, с указанием затем выдающихся сторон его по судебному преобразованию Императора Александра II и в их практическом применении до нынешнего времени включительно. Второй том задуман как руководство собственно по русской прокурорской службе. В нем шаг за шагом подвергаются подробному рассмотрению все ее отрасли и виды, все действия и отправления, из которых она слагается. Материалом для этой особенной части главным образом послужили учения действующего права на основании точного смысла мотивов и официальной интерпретации закона, разъяснения и мысли, высказанные в нашей процессуальной литературе и многолетний личный опыт автора на всех ступенях прокурорского надзора двух столичных судебных округов. Сюда же присоединены практические указания по канцелярской технике и прокурорскому делопроизводству, вместе с его главнейшими формами и образцами.
В надлежащих местах сочинения сделаны ссылки на законодательные и литературные источники, а в приложении помещен библиографический указатель прокуратуры для справок на случай ближайших и непосредственных занятий ее вопросами. В тексте нередко приводятся подлинными словами более характеристические отзывы и мнения ученых и писателей; казалось предпочтительнее злоупотребить цитатами, чем перефразировать то, что уже раньше так хорошо и метко выражено авторитетами. Всюду организационные вопросы трактуются по возможности отдельно от предметов деятельности, а в тех и других принципы теории поставлены наряду с выводами практики. В заботливости о простоте и цельности изложения было приложено посильное старание не загромождать его излишними специальными подробностями, в ущерб капитальным пунктам. Все то, что ниже сказано о прокуратуре, или принадлежит к общим и коренным понятиям о ней, или имеет насущный смысл в ее практическом существовании и обиходе. Если и не удалось достичь здесь многого, то первая попытка, быть может, проложит путь последующим. Учреждение русского прокурорского надзора со всеми примыкающими к нему вопросами заслуживает изучения и давно уж ждет исследователей.
Еще одно замечание – pro domo sua (1). Своим трудом автор горячо желал бы принести хоть некоторую долю пользы делу, которому им лично отдано немало годов и сил. Но искренняя преданность этому делу, с его высокими задачами, заставляет и в самых бескорыстных пожеланиях ему успеха и процветания, быть осторожным, сдержанным; не нужно забывать той старой истины, что идеализация иногда вредит учреждениям, также как и людям. Однако же, именно в этом отношении не идет ли настоящая работа навстречу упрекам и порицанию? Не скажут ли автору, что он преувеличивает значение и ценность прокуратуры, и в круге ведения ее чинов рисует перспективы трудно достижимые? Отрицая справедливость такого нарекания и в доказательство ссылаясь на все дальнейшее, где темное очерчено наравне со светлым, и опасности, ошибки, увлечения отмечены рядом с заслугами и преимуществами, автор, тем не менее, готов признать, что книга эта написана не для восхваления, но и не для принижения прокурорской деятельности. Пособие всегда имеет в известной степени назначение учительное, дидактическое, а в убежденном наставлении недостаточно еще выяснить, как должно действовать, нужно показать, что так поступать велят долг совести и благороднейшие побуждения души. Только то изображение службы государству и общественному благу плодотворно, которое, не скрывая правды, способно пробудить или поддержать живое сочувствие к изображаемому поприщу. Любовь к делу еще никогда, нигде и ничего не портила, тогда как равнодушие, апатия, рутина все искажают и всему препятствуют. Поэтому, и в самой прокурорской службе, и в изложении начал ее лучше все-таки, даже держась на среднем уровне, стараться о приближении к тому, который возвышается над обыденными, затягивающими шаблонами. Действительность и без того быстро и беспощадно берет свое. Но если идеалы высоки и крепки, то и неизбежное понижение их до реальной почвы будет слабее, менее заметно и ощутительно…
- - - - - - - - - - - - - - -
(1) Pro domo (sua) – «за свой (собственный) дом» в смысле «в защиту своих личных интересов». Латинское выражение, сделавшееся ходячим благодаря речи Цицерона с этим заголовком, в которой он говорит о себе самом.
- - - - - - - - - - - - - - -
_________________________
ВВЕДЕНИЕ
О ПРОКУРАТУРЕ ВООБЩЕ
§ 1. Определение и общие понятия. – § 2. Главные задачи и руководящие начала прокурорской деятельности. – § 3. Развитие и главнейшие типы прокуратуры. – § 4. Научные вопросы и общее значение прокуратуры.
§ 1. Определение и общие понятия.
В старинном обычае предпосылать всякому юридическому изложению краткое, но по возможности полное и точное определение его предмета есть несомненно много хорошего. При всей растяжимости общих формул первое ясное понятие о правовом институте дается всего легче именно вступительным изображением его в крупных и выпуклых очертаниях. Если из многих описательных признаков выбрать наиболее существенные, характеристические и наименее спорные, то сопоставление их образует средний тип учреждения, которым исчерпывается его социально-юридическая природа. Логически развиваясь в ряде последствий, эти признаки обрисовывают предмет с разных сторон и точек зрения, и в отвлеченном, теоретическом виде, и исторически, во времени, и сравнительно, в пространстве. Такое элементарное определение правового института прямо вводит в круг относящихся к нему общих понятий, основных начал и важнейших явлений. На пороге догматического изучения и знакомства с практикой выступает наглядная картина общественных и индивидуальных потребностей, интересов, задач, отношений, из взаимодействия которых и возникает стройное государственное установление.
В составных частях юридического определения, удовлетворяющего своему назначению, должен заключаться краткий ответ на вопросы: из кого состоит учреждение, где оно действует, какие задачи лежат на нем, и в чем главным образом проявляется его деятельность. Ставя эти вопросы относительно прокуратуры, мы получаем a priori следующее общее ее определение. Прокуратура есть постоянное государственное установление правительственного характера, состоящее из иерархической системы единолично действующих должностных лиц, призванных по долгу службы быть в отведенной им преимущественно судебной области блюстителями закона, представителями публичных интересов и органами правительства. Действуя в этом качестве, прокуратура ведает: 1) преследование публичных преступлений перед уголовным судом и 2) наблюдение за охранением законов в деятельности тех или других учреждений, вверенных ее надзору.
Рассмотрим ближе отдельные части этого определения для того, чтобы выяснить применение его в действительности.
Как постоянное государственное установление правительственного характера, прокуратура противополагается временному поручению, частному уполномочию и адвокатуре с ее общественно-частным характером. Прокуратура является не только институтом государственного права, но и частью правительственного устройства, таким же деятелем государственного механизма, как войско, дипломатический корпус, суд в тесном смысле, администрация, полиция, финансовое ведомство. Неотъемлемою принадлежностью прокуратуры служит определенная степень предоставленной ей власти, состоящая из целой комбинации прав и обязанностей. Пользуясь первыми, неся вторые, прокуратура осуществляет присвоенную ей долю правительственной власти в общей сфере государственной службы и в общеустановленном порядке правительственной деятельности. Поэтому прокурор есть должностное лицо, камера его – присутственное место, распоряжения и действия – официальные правительственные акты.
Представляя собою иерархическую систему единолично действующих чинов, прокуратура тем самым прежде всего резко отличается от всякого коллегиального установления, члены которого действуют всегда совместно, с общего согласия и на совещательном основании, с поглощением личности коллегией, отдельных мнений общим решением. Напротив того, в прокуратуре каждый из чинов ее действует сам за себя, на свой личный страх и по крайнему разумению своей личной совести, посредством напряжения своей единичной воли. Отсюда, однако же, вовсе не следует, чтобы между отдельными действиями и деятелями прокуратуры не было связи, чтобы первые работали вразброд, ничем не сплоченные, а последние не имели иного руководства, кроме личного импульса и понимания. Уже из понятия о «иерархической системе» чинов как существенном признаке прокурорского учреждения, вытекает внутренняя связь его членов, основанная на строгом проведении в нем таких начал, которые соединяют должностных лиц в крепкое органическое целое, способное к сильному воздействию и дружной деятельности. Начала эти – иерархическая дисциплина и единство. Дисциплина, связывающая прокурорских чинов сверху вниз и обратно, выражается в подчинении низших высшим, и всех вместе – общему правительственному главенству. Это подчинение, обусловленное призванием и положением прокурорской власти в ряду других властей и в отношении правительства, отнюдь не механическое и безграничное: с ним совмещается возможная свобода совести и убеждения. Образуя строго дисциплинированную иерархию, подчинение не исключает известной независимости слова и действия там, где это согласуется с задачами учреждения. Единство организации и деятельности прокуратуры облекает разных чинов ее одними и теми же служебными полномочиями и сообщает им деловую солидарность. Объединенные друг с другом, они действуют в принципе нераздельно, все как один и каждый как все. Учреждение не заслоняет лица, подобно коллегии, но стоит непосредственно за ним, поддерживая его своим неразрывным с ним единением, в котором по закону экономии труда скрывается один из залогов силы. Прокурор говорит и пишет от имени всей прокуратуры. Но в смысле ответственности это не значит, что деятель прикрывается институтом, а знаменует лишь правильное ее распределение: ответственность личная лежит на первом, общественная – на втором, нравственная – взаимно на обоих.
Прокуратура действует по долгу службы, т. е. обязательно, ex officio (2), не потому, что так хотят отдельные чины, а потому, что так предписывают законы об их обязанностях. Этим принудительным или обязательным свойством прокурорская служба отличается от всякой частной самодеятельности, хотя бы в общественном интересе, из гражданских побуждений. Если прокурор не исполняет своих обязанностей по производству дел, относящихся к его ведению, его понуждает к этому начальственное приказание, которое может быть вызвано и частной жалобой заинтересованного лица. Бездействие прокурорской власти при наличности поводов к ее приложению есть нарушение долга службы и, смотря по важности, или дисциплинарное упущение, или даже преступление по должности. Но обязательно только вообще действовать в установленном порядке, самые же приемы действия и предпочтение одного из нескольких факультативны и подлежат усмотрению того должностного лица, которое отвечает за движение и исход предпринятого производства.
- - - - - - - - - - - - - - - -
(2) Официально (лат.).
- - - - - - - - - - - - - - - -
Характер и пределы области, отводимой для деятельности прокуратуры и влияющей на всю постановку ее учреждения, зависят от взгляда законодателя на главнейшие, ниже излагаемые ее задачи. Если из них преобладает функция законоохранительная, надзор, то ввиду его повсеместной необходимости и деятельность прокуратуры совершается в огромной области управления вообще. Сюда входит собственно администрация, суд, финансовые дела казны или фиск. Везде наблюдение вверяется прокуратуре, все делопроизводство поручается ее надзору, и институт ее получает общеконтрольное значение. Прокурор является контролером законного порядка во всех государственных установлениях, без различия ведомства. Совпадая с кругом их ведения, такая прокурорская деятельность распределяется не по содержанию – оно одинаково и по судебным, и по административным делам, – а по объему прав надзора (высший, низший, ближайший, задерживающий, протестующий) и по пространству действия (центральный, коллегиальный, местный). Эта постановка прокуратуры свойственна более всего начальным стадиям ее развития, когда потребность правительственного надзора за присутственными местами и постоянного их побуждения к исполнению обязанностей особенно ощутительна, по молодости или несовершенству общественного строя, и сказывается сильнее всех других интересов, удовлетворяемых впоследствии деятельностью того же учреждения. Но по мере того, как развиваются понятия о государственном организме и новые условия общественного быта, вырабатывается убеждение, с одной стороны, что в таком общем и всюду проникающем надзоре нет настоятельной необходимости, а с другой – что, благотворный на бумаге, в действительности он весьма трудно достижим и недостаточно производителен. Вместе с тем расчленение уголовно-судебных функций (на судейскую, обвинительную и защитительную) и надобность в особом органе для публичного уголовного преследования в суде открывают перед прокуратурой судебное поприще, которое и становится преимущественной сферой ее деятельности, все более и более принимающей судебный характер. Замыкаясь в этой сфере, занимаясь только или главным образом судебными делами, прокуратура делается учреждением, состоящим при суде, принадлежностью судебного ведомства. Члены ее входят в состав судебной магистратуры и подчиняются высшему органу заведывания судебной частью, министру юстиции. Это не устраняет, впрочем, некоторого обмена разнородных функций между прокуратурой, построенной на судебной почве, и сопредельным ей административным ведомством. В своем устройстве прокуратура сохраняет многие административные элементы, а в своей деятельности служит живым соединительным звеном между судом и управлением. При этом ей иногда предоставляется в виде изъятия некоторое участие в делах административных, куда она вносит элемент судебный, юридический, специальное знание законов и охранение их истинного разума при применении их с ее содействием.
Термин «блюститель законов» (conservator legis, gardien de la loi, Wachter des Gesetzes) есть один из коренных эпитетов прокуратуры, выражающий собою один из главнейших ее атрибутов. В этом качестве прокурор следит за исполнением закона в тех учреждениях, которые вверены его наблюдению. Это своего рода юридическая цензура, приставленная к присутственным местам, непрерывный надзор за целостью в них законного порядка. Применяя закон, они, конечно, и сами обязаны неуклонно соблюдать все его требования. Но для большего обеспечения особый контроль в этом отношении возлагается на прокуратуру, что как бы указывает на недоверие законодателя к учреждениям. Наблюдательная функция прокуратуры состоит из двух логически связанных частей: 1) наблюдения за тем, чтобы законный порядок не был нарушен, и 2) принятия мер к его восстановлению, когда нарушение уже последовало. Отсюда двоякая деятельность прокуратуры: предупредительная, направленная к тому, чтобы не допустить нарушения, каковы просмотр и пропуск определений присутственных мест, протест на них в высшие инстанции и другие средства контроля над производством, и карательная, имеющая целью восстановить уже нарушенный порядок посредством преследования нарушений и нарушителей. Одним из видов этой последней отрасли является и уголовное преследование преступлений, которое также можно вывести из наблюдения за тем, чтобы граждане не нарушали запретительных предписаний уголовного закона. Как блюститель закона прокурор наблюдает и за верным его пониманием и толкованием; это обязанность юрисконсульта, отправляемая смотря по району действия только при суде в форме заключений о применении закона, или также и при административных учреждениях. В суде – прямом органе закона, призванном охранять его своими приговорами и решениями, – консультативная обязанность прокуратуры может иметь значение не столько единоличного закономерного надзора, в котором суд теоретически едва ли и нуждается, сколько юридической помощи судье со стороны правительства, заинтересованного в том, чтобы всеми зависящими от него мерами ограждать и гарантировать правильное исполнение закона. В охранении его прокуратурой следует отличать идею такого охранения и самую наблюдательную функцию, посредством которой оно проводится, причем эта идея даже в отвлеченном своем виде для прокурорского института гораздо важнее и плодотворнее внешних ее проявлений в особых обязанностях. Последних может и не быть, но принцип охранения закона должен проникать всю деятельность прокуратуры, придавать и ей оттенок той высшей справедливости, которая воплощается в законе.
Большая часть законов, с которыми суд имеет дело, касается прав и выгод государства или общественного блага. Поэтому прокурор – блюститель законов – естественно служит в то же время и представителем публичных интересов. Все вообще государственные установления более или менее осуществляют их в своей деятельности, так как все существуют для государственной и общественной пользы (salus publica suprema lex) (3).
- - - - - - - - - - - - - - - -
(3) Salus populi suprema lex esto (с лат.;–;«Да будет благо народа высшим законом») – латинская фраза, впервые высказанная Цицероном в сочинении «О законах» (De Legibus).
- - - - - - - - - - - - - - - -
Но именно на прокуратуре лежит специальная обязанность оберегать эти интересы в судебном состязании или правовой борьбе сторон, составляющей форму и сущность современного процесса. Суд предполагается спокойным и беспристрастным решителем этого состязания, в котором прокурор выступает как бы поверенным государства, адвокатом представляемого им общего блага. Таково положение прокуратуры прежде всего в уголовных делах, где интерес государства заключается в репрессии доказанного преступления. Нормальная формула уголовного процесса, единственно разумная и справедливая, сводится к юридическому спору государства с заподозренным или обвиняемым, свободно защищающим себя по вопросам о виновности и наказании. В этом споре прокуратуре принадлежит право и обязанность от имени государства доказывать виновность и требовать наказания, иначе говоря – власть обвинительная или уголовное преследование. В том же публичном интересе действует прокурор и в гражданском процессе, когда отстаивает или разъясняет законные права государства или лиц (физических и юридических), которые нуждаются в особом его попечении по своей юридической беспомощности. Французская юриспруденция выработала по этому поводу целую «теорию общественного порядка» (theorie de l’ordre public), защищаемого прокуратурой при каждом случае его нарушения. По этой теории, все, о чем в законах постановлено ради общественного порядка (государственной пользы, общего блага и проч.), все, что поэтому не может быть окончательно разрешено соглашением частных лиц между собою, чем они не могут распорядиться по своей частной воле или усмотрению (quod voluntate privatarum mutari non potest), – все это подлежит ведению суда, не иначе как с участием прокуратуры. Она вступается в судебную борьбу, или сама ведет ее во имя публичных интересов, представительство которых кладет на всю прокурорскую деятельность безличный отпечаток действий, чуждых всякой выгоды, расчета или своекорыстия. А так как публичные интересы в своем идеальном виде не должны ни в чем расходиться со справедливостью, то и деятельность эта приобретает высокий нравственный оттенок. Не за себя, не за какого-либо реального клиента с его личными стремлениями и нуждами борется прокурор в судебном производстве; он имеет в виду лишь благосостояние и безопасность всех своих сограждан, соединенных в общественный союз основными началами человеческого общежития. Последовательно проводя этот основной принцип в своей деятельности, прокуратура должна избегать всего, что несогласно с ним или может помешать его применению. Для нее публичный интерес везде стоит на первом плане, и самое охранение закона в ее действиях достигает своей цели в том лишь случае, если идет с ним рука об руку.
Как орган правительства («agent du gouvernement», «Organ der Regierung») прокуратура действует уже и в двух предыдущих качествах настолько, насколько вообще блюсти законы и ограждать публичные интересы относится к ближайшему призванию правительства. Прокуратура есть непосредственное его орудие; через нее правительство следит за соблюдением закона в своих учреждениях и оберегает интересы общественного порядка в различные моменты гражданской жизни. Так, если преступников – нарушителей уголовного закона рассматривать как внутренних врагов этого порядка, то правительство при помощи полиции и прокуратуры защищает от них внутренний мир и спокойствие страны, подобно тому, как от внешних врагов ее защищает войско. Уголовное преследование признается в современном государстве одною из правительственных функций; как таковая, она и исполняется правительственным же органом – прокуратурой. Далее, правительство, заведуя казною и финансовыми интересами государства, поручает их судебную защиту, между прочим, и прокуратуре в форме или активного представительства, или в виде консультативного участия в производстве. Наконец, в суде и в судебном ведомстве прокуратура занимает положение правительственного уполномоченного и агента. Из огромной сферы общегосударственной власти волею верховного ее носителя выделяется самостоятельный суд, творящий правосудие по законам и по разумению судейской совести. Исходящее из того же высшего источника правительство не вмешивается в самое отправление правосудия, но обязано, для исполнения своих задач, принимать в этой функции обвинительное и наблюдательное участие, что и достигается посредством состоящего при судах прокурорского института. Через него правительство сносится с юстицией, наблюдает за ее деятельностью, пресекает всякие в ней беспорядки и получает все сведения, нужные ему для управления судебной частью. Прокуратура обыкновенно всюду подчинена министру юстиции, стоящему у самого кормила высшей правительственной власти. Прокурор не только «око», но и «рука» правительства в деле правосудия. Этим обусловливается прямая зависимость учреждения и чинов прокуратуры от правительства, назначение и сменяемость последних по его усмотрению, беспрекословное повиновение их приказаниям свыше в границах, впрочем, точно обозначенных законом. Но так как и правительство может состоять из людей, доступных ошибкам или заблуждению, то при естественной гибкости всякого зависимого орудия возникает опасность личного произвола, давления на правосудие, гнета или излишней податливости прокуроров. Опасность эта устраняется принципиально правильною постановкою прокуратуры при практическом выполнении ею указанных ей задач. Между видами и намерениями правительства и требованиями закона и интересами общественного порядка не должно быть разлада, те и другие должны совпадать или, по крайней мере, примиряться, не враждовать. Если в прокуроре, в видах поддержания правомерности его деятельности, беспристрастный блюститель закона и безличный представитель публичных интересов не уничтожаются органом правительства, то и этот последний не имеет поводов изменять справедливому и благонамеренному образу действий.
Сложность оснований, на которых построена прокурорская деятельность, вносит в ее отправление некоторую неизбежную двойственность. Как блюститель закона и представитель публичных интересов прокурор подчиняется только предписаниям закона и указаниям своей совести; как орган правительства он находится в полной от него зависимости. Для соглашения и совмещения этих двух положений служит разграничение, берущее за исходный пункт тот или другой момент в деятельности прокуратуры. Это разграничение принадлежит к числу труднейших вопросов прокурорской службы, тем более, что на практике всякие подобные границы часто неуловимы и легко стираются. Яснее и удобнее всех других внешний признак, процессуальный момент времени: деятельность вне и до суда, отмеченная по преимуществу характером распорядительным, признается зависимою, все же действия перед судом, имеющие своим предметом применение закона к фактам в публичном интересе, считаются свободными от всякого начальственного стеснения.
Сообразно активному свойству правительственной функции и прокуратура как орган ее находится в постоянном трудовом движении и борьбе. Уже одно уголовное преследование требует особой энергии, всегдашнего напряжения и готовности к нападению и защите – словом, всех качеств воинствующей, так сказать, деятельности. Она немыслима без тесного обобщения деятеля с руководителем, т.е. без полной солидарности между правительством и прокуратурой, которой нужна могучая поддержка сверху для того, чтобы свободно и успешно действовать внизу. Правительство дает прокурорам инвеституру, правильное руководство, законные поручения; прокуратура же обязана перед правительством разумным повиновением, точностью в исполнении распоряжений, правдивостью в донесениях. Правительство может многого достигнуть через прокуратуру и должно иметь возможность твердо опереться на нее. Но чем больше ее значение в этом смысле, тем выше должны быть ее законная самостоятельность и нравственный уровень, тем строже общественная ее ответственность.
Таким образом, все три составные части общего призвания прокуратуры крепко друг с другом связаны. Разъединить их можно, только разрушив целость всего учреждения и изменив его юридическую сущность и общественную физиономию. Так напр., без наблюдения за охранением законов, прокуратура останется лишь государственной адвокатурой или собранием правительственных поверенных, не имеющих коренных свойств магистратуры как института или особого сословия, предназначенного применять и ограждать законы. Если же у прокуратуры отнять значение органа правительства, то она окажется учреждением, оторванным от своего источника, и прокурор явится как бы добавочным судьею, действующим и говорящим рядом с настоящим судьею, слушающим и решающим. Обе эти комбинации вполне возможны, но ни одна из них не составляет истинной прокуратуры, которая существует лишь при одновременной наличности исчисленных выше признаков и функций.
Место прокуратуры в общей системе, а, следовательно, и в изучении права определяется ее принадлежностью в обширном смысле к государственным установлениям, а в тесном – к суду и в то же время к органам правительства, как власти исполнительной. Поэтому постановления о ней включаются и в государственное право, и в судоустройство, составляющее часть судебного права, и в другую часть его – процесс. Обыкновенно, впрочем, учение о прокуратуре относят к так называемому судебно-уголовному праву, или уголовному судопроизводству, с эпизодическим выделением в область гражданского процесса немногих ее обязанностей по участию в нем.
§ 2. Главные задачи и руководящие начала деятельности.
Первая и главная задача современной прокуратуры заключается в публичном уголовном преследовании, под которым разумеется деятельность, направленная к изобличению лица, виновного в преступлении, с целью подвергнуть это лицо назначенному в законе наказанию. Деятельность эта, носящая название обвинительной, состоит из собирания данных для обвинения и самого обвинения перед судом. В таком определении уголовное преследование, производимое прокуратурой, принадлежит к научно-историческому типу, преобладающему в юридической культуре цивилизованных народов нашего времени. В основание уголовного преследования могут быть положены весьма различные начала, сообразно которым и различается его форма, причем видимыми, отличительными ее признаками служат интерес, во имя которого преследование ведется, и тот или другой его субъект или деятель. История уголовного преследования в его последовательном развитии указывает две основные его формы: 1) частную, когда оно производится частным лицом, реально пострадавшим от преступления, ищущим за него возмездия в личном интересе, для восстановления своего права или получения того или другого удовлетворения, и 2) публичную, когда идеальным субъектом преследования выступает общество или государство во имя отвлеченного блага и общественных (публичных) интересов, страдающих от преступления. Публичное преследование, смотря по непосредственному своему органу, может быть: 1) народное, когда каждый гражданин, как таковой, пользуется правом и несет нравственную обязанность преследовать в общем интересе преступление, не имеющее никакого личного к нему отношения, или 2) официальное, должностное, когда преследование делается правом и юридическою обязанностью назначенных государством должностных лиц. Но и это последнее официальное преследование может быть отправляемо через различных деятелей и различными способами. Оно или а) вверяется тому же судье-инквиренту (4), который в своем лице совмещает все функции уголовного правосудия, т.е. следователя, обвинителя, защитника и судьи, и основывается на розыске виновности и невинности. Или же преследование б) возлагается на особое предназначенное к тому государственное учреждение, отдельное от судебной власти в тесном смысле и состоящее при ней под именем прокуратуры. В противоположность розыскному, или следственному преследованию, к котором начатие и ход дела, а также и сам обвиняемый предоставлены в полное распоряжение следователя, прокурорское преследование производится вполне или отчасти в порядке более или менее обвинительном, т.е. в форме разрешаемого судом состязания прокурора с обвиняемым. По приведенной генеалогии вид уголовного преследования вообще, преследование публичное, есть понятие родовое, заключающее в себе два производных или видовых: первой степени – об официальном должностном преследовании и второй степени – об обвинительном преследовании и о прокуратуре.
- - - - - - - - - - - - - - - -
(4) Следователю.
- - - - - - - - - - - - - - - -
Изложенная классификация может быть выражена в следующей схеме:
Уголовное преследование вообще.
; ;
Частное, в частном интересе потерпевшего. Публичное, в общественном интересе.
; ;
Должностное Народное
(орган: чиновник). (орган; гражданин).
; ;
Следственное или розыскное. Прокурорское (обвинительное
или следственно-обвинительное).
Орган: судья, следователь. Орган: прокурор.
Форма: розыск. Форма: обвинение.
Каждая из этих форм преследования отвечает и известной форме уголовного процесса, характеризуя ее своим исключительным господством или преобладанием. Частное преследование есть институт простейшего состязательного процесса, который сводится в личному спору двух частных противников перед судьей, не идущим далее их доказательств и требований. При публичном преследовании в этот спор вступает государство как властный его участник или сторона, вносящая в процесс безличное начало общей пользы. Способы разрешения спора усложняются, так как для удовлетворения преследующей стороны уже недостаточно условной истины, представляющей формальной вывод из домогательств обеих сторон; требуется открытие истины материальной, действительной, которая предполагается более доступной беспристрастному государственному чиновнику, нежели заинтересованной частной стороне. Народное преследование неразлучно с широкими формами народного суда, решающего, кто прав и виноват в уголовном состязании гражданина-обвинителя с гражданином-обвиняемым. В официальном преследовании отражается замена народного суда должностным, назначенным от государственной власти, которая берет в свое ведение все отправление правосудия. Спор равноправных сторон обращается в розыск судьи над обвиняемым, получающий полное свое выражение в так называемом инквизиционном процессе. Когда же против этого последнего вследствие многочисленных его недостатков, между прочим, и смешения уголовно-судебных функций, наступает реакция, вызывающая возвращение к прежним обвинительным формам процесса, то свойственное им разделение этих функций и, между прочим, отделение преследования от постановления приговора является одним из существенных элементов нового порядка вещей. При этом развившийся и окрепший принцип государственности уже не допускает оставления уголовного преследования в частных руках и, признавая в ней неотъемлемый атрибут государственной власти, вручает его прокуратуре. Как орган уголовного правосудия прокуратура подходит всего более под смешанную форму процесса, в которой начало обвинительное, ограждающее личную свободу частного лица, по возможности примиряется с обеспечивающим общественные интересы началом официального розыска. Прокуратура легко совмещает оба начала и способствует их соглашению: она ведет официальное преследование, руководит первоначальным розыском, уживается и с розыскным, и с обвинительным следствием и, наконец, поддерживает на суде настоящее обвинение. Если же решительно ограничить ее функцию только одним государственным обвинением, т.е. представительством публичных интересов в уголовном суде, то она может служить органом преследования и в обвинительном процессе самого чистого типа. В новейшей конструкции уголовной юстиции судебная власть в обширном смысле расчленяется и, выделяя органы, ведающие уголовно-судебные функции, распадается на суд или судебную власть в тесном смысле, следователя, или власть следственную, и прокурора, или власть обвинительную. Теоретическая организация этой последней резюмируется следующими общими положениями.
Государство имеет право и обязанность для ограждения закона и публичных интересов преследовать все преступления, кроме немногих уголовно-частных правонарушений; с этою целью, озабочиваясь наиболее правильным и успешным осуществлением преследования, оно вверяет его особо для того предназначенному учреждению – прокуратуре. Отдельная и независимая от суда, она состоит при нем, имеет судебный характер и обставлена как строгими условиями личного состава, так и гарантиями его ответственности перед законом и обществом. Организованная таким образом, прокуратура в известных более или менее широких пределах свободно распоряжается преследованием и приводит в действие все нужные для него наступательные средства, чему противополагается оборонительное действие абсолютно или относительно равных средств защиты. Регулирование этой юридической борьбы и разрешение спора, составляющего ее узел, исходит от независимого суда, произносящего свои беспристрастные суждения на основании оценки по совести доказательств, представленных ему прокуратурой и защитой. Вместе с тем в устранение монополии преследования частное лицо, потерпевшее от преступления, пользуется правом не только отстаивать свои интересы наряду и совместно с прокуратурой, но и всецело заменять ее в случае бездействия или отступления.
В итоге, из указанного выше тройственного призвания прокуратуры вообще, в связи с обвинительным построением ее уголовной деятельности в частности, оказывается, что по теории производимого ею уголовного преследования оно должно быть: закономерное, целесообразное для публичных интересов, правительственное и по возможности обвинительное, т.е. противопоставленное защите.
Другая, наблюдательная или охранительная задача прокуратуры значительно уступает первой, обвинительной и в качественном, и в количественном отношении. Публичное уголовное преследование само по себе так обширно и сложно, а производство его требует от прокуратуры так много времени, сил и труда, что на долю надзора остается только небольшая доля области ее ведения. Но это результат только позднейшего развития прокурорского учреждения. В его истории надзор за соблюдением законного порядка и интересов казны обыкновенно предшествовал уголовному преследованию, которое явилось уже одним из его последствий и проявлений; теперь же надзор служит в прокурорской деятельности как бы добавлением к преследованию. Прежде законоохранительная функция господствовала, и надзор исчерпывал собою призвание прокуратуры, выражаясь повсеместным контролем правительственных действий и распоряжений, протестом против тех из них, которые прокурор признавал неправильными, и принятием мер к приостановлению их исполнения, пока высшая власть, извещенная прокурором, не выскажет своего решения. Теперь же, когда из правительственного надсмотрщика за соблюдением законного порядка в правительственном же делопроизводстве прокурор сделался более всего государственным обвинителем, к этой функции свелись главнейшие задачи и были приурочены все принципы учреждения. Что же касается до надзора, то он, с одной стороны, замкнулся в судебной сфере, стал наблюдением за охранением порядка в судебном ведомстве, а с другой – и здесь получил лишь крайне ограниченное применение в виде возбуждения дисциплинарной ответственности и донесения по начальству о замеченных беспорядках и упущениях в судебных местах. Обязанность надзора вовсе не представляет необходимой принадлежности прокуратуры в теории, последнее слово которой даже и заключается в освобождении ее от этой функции и в сосредоточении всех сил ее на одном публичном преследовании. Новейшее законодательство (напр. австрийское) делает опыты именно в этом направлении. Но самая идея закономерного надзора, будучи, как уже выше сказано, одним из коренных понятий прокурорского института, неразлучна со всякой его организацией и должна проникать собою все его задачи, независимо от их содержания. В отношении обвинительной деятельности идея эта выражается в следующей краткой формуле: прокуратура, преследуя виновных, имеет в тоже время попечение о том, чтобы от законного порядка не было отступлений ни в пользу обвинения, ни в пользу оправдания. На прокуратуру не возлагается не свойственная ей положительная защита законных прав обвиняемого, но ей вменяется в обязанность отрицательно наблюдать за тем, чтобы и эти права, как все основанное на законе и им охраняемое, не были нарушены.
Всякая правильно организованная юридическая деятельность должна быть построена на известном руководящем начале, которое систематически управляет ее действиями и ведет их к единой общей цели.
Для прокурорской деятельности такое руководящее начало заключается в главном и первом призвании прокуратуры: это закономерность, согласование с законом всего, что от него уклонилось, начало законности, Legalitatsprinzip немецкой доктрины. В отведенной прокуратуре области она обязана всеми имеющимися в распоряжении ее средствами домогаться соблюдения везде и всегда законного порядка, а при малейшем его нарушении – немедленного его восстановления или наступления определенных законом последствий этого нарушения. Исполнение обеих прокурорских функций, обвинительной и наблюдательной, есть осуществление одного и того же начала закономерности, так как и преследуя преступление, т.е. нарушение закона, запрещенное под страхом наказания, и принимая установленные меры к пресечению беспорядка в делах и учреждениях, прокурор стремится к одному и тому же – к восстановлению нарушенной законности. Из закономерности как руководящего принципа прокуратуры вытекает ее обязанность в пределах предоставленной ей власти охранять законность всюду, где окажется хотя бы малейшее от нее отступление, приступать к законному воздействию везде, где того требуют какие-либо признаки правонарушения, и не оставлять этого воздействия до тех пор, пока не будут исчерпаны все законные средства к восстановлению порядка. Неисполнение прокуратурой такой обязанности представляет ничем не оправдываемое упущение, при каких бы обстоятельствах оно ни произошло. Случайный недосмотр, апатичное равнодушие или умышленное послабление только квалифицируют или оттеняют вину, которая равносильна презумпции, сопровождающей каждое происшедшее в круге прокурорского ведения правонарушение, если по поводу его прокуратура молчала или бездействовала. Поэтому само собой разумеется, что поставленная на страже закона прокуратура должна строго соблюдать его и в своей собственной деятельности. Прокурор, сам нарушающий закон – это своего рода contradictio in adjecto (5), явление, глубоко извращающее самую сущность прокурорского учреждения и требующее поэтому немедленного устранения. Все прокурорские действия и распоряжения, в которых, как и в судейских, нет места личному произволу, должны исходить из одного начала закономерности; в нем боевой лозунг и профессиональное знамя прокуратуры. При безусловном проведении этого начала в обеих отраслях прокурорской деятельности конечные задачи каждой из них ставятся весьма категорично. Прокуратура обязана: 1) преследовать все без исключения наказуемые деяния, и 2) принимать зависящие от нее меры к устранению или исправлению всех без исключения беспорядков или неправильностей по делопроизводству, порученному ее надзору.
- - - - - - - - - - - - - - - -
(5) Contradictio in adjecto (лат., контрадикцио ин адъекто) – противоречие между определяемым словом и определением (напр., сухая влага); внутреннее противоречие, абсурд.
- - - - - - - - - - - - - - - -
Строго говоря, никакие обстоятельства или соображения, посторонние точному смыслу и даже букве закона, не могут стеснять прокуратуру ни в самом приступе к законным действиям, ни в дальнейшем их производстве и окончательном завершении. Можно подумать, что с исключительно легальной точки зрения даже известный тезис fiat justitia, pereat mundus (6) не является парадоксом для прокуратуры. Но, кроме легальной, есть еще и другая точка зрения, нравственно-житейская, которую ни в каком юридическом учении нельзя упускать из виду, под опасением впасть в излишний ригоризм и мертвое доктринерство. Summum jus summa injuria (7) – азбучное положение, не менее заслуживающее внимания.
- - - - - - - - - - - - - - - -
(6) Латинское словосочетание, означающее «Да свершится справедливость, даже если погибнет весь мир» (то есть независимо от практических последствий этого).
(7) Римская пословица (лат.: суммум йус сумма инйуриа), означает: «Чрезмерно точное осуществление права порождает наивысшую несправедливость».
- - - - - - - - - - - - - - - -
Жизнь не ждет закона и часто опережает его или, выбиваясь из-под его малоподвижных, иногда механических рамок, рядом с ним создает такие условия и комбинации, которые не только сильно влияют на степень и характер его исполнения, но даже фактически упраздняют или изменяют его первоначальное значение. Далее, при самом применении закона возможны весьма нежелательные крайности, согласные с его буквой, но глубоко противоречащие его духу и истинным намерениям законодателя. Благоговейное исполнение его предписаний на практике может выродиться в мелочный педантизм, в узкую казуистичность, при которых исполнитель перестает видеть из-за формы внутреннее содержание. Отсюда при подобных столкновениях жизни с законом множество трудно разрешимых коллизий и необходимость для устранения их держаться на той нелегко уловимой границе, которая отделяет юриспруденцию от юридического буквоедства. С такими коллизиями приходится считаться каждому юристу-практику, но прокуратура, этот специальный блюститель закономерного хода жизни в должностной или судебно-уголовной области, встречается с ними особенно часто и притом иногда при трудных и жгучих обстоятельствах. Живой орган государственной власти, ее именем отстаивающий перед судом справедливые интересы общества и правительства, прокурор обязан сообразоваться с ними, а они практическою силою вещей рядом с началом законности выдвигают начало уместности и целесообразности (Opportunitatsprinzip) (8).
- - - - - - - - - - - - - - - -
(8) Принцип целесообразности, противоположный принципу законности (нем.).
- - - - - - - - - - - - - - - -
Начало это не нарушает принципа закономерности, не должно ему противополагаться и по отношению к нему занимает место подчиненное и второстепенное, но, тем не менее, служит могучим рычагом в гражданском обороте и потому непременно требует себе признания. Отказывая в этом последнем, прокуратура вступила бы в разлад со своими общественными задачами и нередко делалась бы вместо незаменимого фактора общежития лишним для него бременем и помехой. Так, бывают исключительные случаи, когда явления действительности складываются в формальные признаки преступления, а между тем судебное его преследование и приложение к нему уголовной кары представлялось бы лишь бесцельным соблюдением внешней обрядности или даже могло бы причинить обществу или отдельному лицу гораздо более вреда, чем самое нарушение закона. Перед такого рода случаями обвинительная деятельность прокуратуры должна остановиться и сложить оружие, торжество которого здесь не было бы торжеством справедливости и истинных общественных интересов. Не менее важна целесообразная уместность действий прокуратуры по законоохранительному надзору, где факты обыкновенно не укладываются в рамки карательных постановлений, а наблюдение за исполнением закона другими легко может проявиться в виде придирчивости, которую в житейском обиходе отождествляют с ябедничеством. Затем самые законы о прокурорской деятельности, как и всякие другие, не в состоянии предусмотреть всего бесконечного разнообразия жизни, всех казусов и затруднений практики. Устанавливая только общие нормы и пункты, наиболее существенные или предельные, они отдают все лежащее между ними во власть свободного самоопределения отдельных органов прокуратуры, от усмотрения которых зависит поступать так или иначе в том или другом конкретном случае. При всех подобных условиях прокуратуре следует руководствоваться началом уместности и целесообразности, соображаясь уже не только с текстом закона, но и с общей справедливостью и пользой. Но понятие о целесообразности весьма уклончиво и эластично, почему и применение его может быть сопряжено с прямым ущербом для законности, что, конечно, в высшей степени опасно, вредно и нежелательно. Во избежание этого и чтобы предупредить возможность неисполнения закона в каждом данном случае, прокуратура должна обладать правильным и ясным критерием, разрешающим сомнительные и сложные вопросы этой вообще щекотливой и трудной стороны в репрессивной деятельности государства. Источником такого критерия является чувство меры и такта при охранении законов и публичных интересов, основанное на широком и живом разумении их внутреннего истинного смысла. Это чувство, необходимо присущее всякому разумному правительственному мероприятию, не может не влиять на прокурорское воздействие; оно определяет его конкретные формы и способы, а иногда и прямо подсказывает его уместность или неудобство. Действуя по уполномочию государства, во исполнение высших предначертаний власти, им управляющей, прокуратура имеет полное и законное право согласно с этими предначертаниями и в государственном или, по крайней мере, общественном интересе оставлять без судебного преследования известные формально преступные факты. Это право ограничивается, однако же, в пользу частного интереса лица потерпевшего, жалоба которого должна быть достаточным поводом к преследованию. Руководствуясь началом целесообразности, прокуратура в публичном интересе свободно распоряжается преследованием, насколько его распоряжением не нарушаются права частных лиц. То же, и еще в большей степени, относится к наблюдению за охранением законов в правительственной или судебной области, где прокуратура, будучи органом высшей государственной администрации, обязана комбинировать свои действия с ее взглядами и намерениями, не говоря уже о необходимости соразмерять принимаемые меры со значением и ценностью вероятных их последствий. Наконец, в отношении предметов, ближайшее определение которых предписаниями или даже молчанием закона предоставлено усмотрению его исполнителей, начало целесообразности или уместности составляет все основание прокурорской деятельности, подчиняющейся тут лишь одному условию – согласованию с общим духом закона и с его видимыми, прямыми целями.
§ 3. Развитие и главнейшие типы прокуратуры.
Существующие ныне главнейшие типы прокуратуры выработались путем развития и сочетания в различных видах двух институтов: публичного уголовного преследования и представительства коронных прав и интересов перед государственными учреждениями. Собственно, прокуратура окончательно сформировалась для целей этого последнего, но жизнь и силу ей дало первое, с которым поэтому неразрывно связана ее история.
Частное преследование преступлений, свойственное первобытному младенческому состоянию всякого народа, видоизменяется при первых зачатках государственности и впоследствии мало-помалу переходит в преследование публичное. Первоначально оно является – как в античном мире – в форме преимущественно народной, исходя из нравственно-обязательной доблести каждого истинного гражданина. Во времена Римской Империи эта доблесть делается фикцией, а преследование – по необходимости официальным, розыскным, вверенным судье-следователю.
В каноническом судопроизводстве средних веков этот вид публичного преследования становится господствующим и скоро в инквизиционном процессе одерживает окончательную победу. Одна Англия сохраняет у себя своеобразную комбинацию частного обвинения с народною формою преследования. Между тем известная уже императорскому Риму идея судебного представительства монарха в его имущественных делах через особых уполномоченных ведет к образованию во Франции с XIV по XVIII столетие института «людей короля», или прокуроров и адвокатов короны, защищающих все ее нужды и интересы, в том числе и интерес публичного уголовного возмездия.
В то же время в Германии и Италии местами возникает фискалат – недоразвившееся учреждение представителей казенных интересов перед судом и другими ведомствами. Но истинным отечеством прокуратуры все-таки остается Франция. В ней к началу нынешнего столетия обе функции прокуратуры, обвинительная и наблюдательная, вполне сложившиеся еще до революции (9), выливаются в твердые и законченные формы наполеоновского законодательства, которое и дает первообраз европейской прокуратуры.
- - - - - - - - - - - - - - - -
(9) Конца XVIII столетия.
- - - - - - - - - - - - - - - -
Оттуда заимствует готовые образцы и Германия 40-х годов, когда дух времени и дружные усилия науки вызывают реакцию против отживших и жестоких порядков инквизиционного судопроизводства. Глубокая научная критика и всестороннее исследование теоретических и практических вопросов, свойственные германскому правоведению, скоро обнаруживают все крайности и недостатки заимствованных институтов и весь вред слепого подражания французскому судоустройству и судопроизводству. Вместе с тем добросовестное изучение английских судебных учреждений и процессуальных форм дает французскому влиянию необходимый противовес. Под действием этих двух факторов и во многом друг другу противоположных систем французского и английского процесса сложилось в теории и ныне подвергается испытанию на практике научное построение более рациональной прокуратуры, воспроизводимое новейшими немецкими законодательствами. Основанное на публично-обвинительном призвании прокуратуры, это построение обставляет ее всевозможными гарантиями личной свободы частного лица и противополагает защите обвиняемого. Наконец, в самой Англии, так долго и упорно державшейся частного обвинения, усиленное движение в пользу организованного публичного преследования через особых должностных лиц достигло в наши дни известного успеха, который может быть признан доказательством решительного и повсеместного преобладания в настоящее время прокурорской формы уголовного преследования, удобно и эластично поддающейся необходимым видоизменениям. При этом в континентальных государствах западной Европы прокуратура и независимо от уголовного преследования еще не перестает быть в большей или меньшей степени органом закона, публичных интересов и правительства.
Устройство и деятельность прокуратуры или соответствующих ей учреждений в различные исторические эпохи и в современном юридическом строе представляет значительную пестроту, в которой по родовым, типическим чертам могут быть отмечены пять главных групп:
1) Старая фискально-контрольная прокуратура с простой мало разработанной организацией в лице нескольких поверенных короны при разных установлениях; в ее деятельности надзор за делопроизводством поглощает уголовное преследование, и на первом месте стоит попечение об имущественных выгодах казны. Такой прокуратуре, типом которой служит дореформенный германский и нынешний шведско-норвежский фискалат, не чуждо ни охранение закона, ни принцип представительства публичных интересов, но и то, и другое в самом неразвитом, зачаточном виде, не позволяющем учреждению занять в государственной жизни ярко обрисованное и влиятельное положение.
2) Французская прокуратура, созданная наполеоновским законодательством на почве прежних учреждений дореволюционной Франции – тип наиболее сложный и богатый содержанием. Совмещая почти в равной степени все три вышеуказанные призвания прокуратуры вообще, французский институт имеет не только судебный и судебно-административный, но и общегосударственный, даже отчасти политический характер. Это могучий деятель следственно-обвинительного преследования, необходимый участник всех отправлений правосудия и власти и орган правительственного надзора за судебным ведомством. По французскому образцу и лишь с некоторыми изменениями прокуратура образована во многих государствах: в Италии, Бельгии, Голландии, Греции, Румынии.
3) В странах, занятых англосаксонской национальностью: в Англии, Шотландии, Ирландии и Североамериканских Соединенных Штатах действует государственная адвокатура, отличающаяся от прокуратуры отсутствием в ее функции законоохранительного элемента и тем, что, не имея единообразной и строго правительственной организации, она представляет перед судом публичные и главным образом репрессивные интересы государства на том же почти основании, на каком адвокат защищает частные интересы своего клиента.
4) В Германии и Австрии новейшие судебные преобразования ввели прокуратуру, реформированную и построенную на научных основаниях, с характером только судебным и с призванием единственно обвинительным. Часть судебной магистратуры, подчиненная правительству, поставленная во главе судебной полиции, она является исключительным органом государственного уголовного преследования и, по возможности, строго проводит состязательный принцип в процессе, откуда полная независимость обвинения от судебной власти и равноправность его с защитой. Никакого надзора за судом и судьями немецкой прокуратуре не присвоено, также как и административных функций. По устройству она близко подходит к французскому типу, в деятельности же, напротив, скорее придерживается начал англо-шотландского публичного обвинения.
5) Русская прокуратура представляет два последовательных, друг друга сменивших учреждения: старое, фискально-контрольного типа, до судебной реформы 1864 г. и новейшее, по Судебным Уставам Императора Александра II. Это последнее нельзя приурочить ни к одной из вышеназванных групп, так как, с одной стороны, наш новый прокурорский надзор сохранил если не черты, то хоть следы и традиции дореформенного института, а с другой – он образовался под непосредственным влиянием европейской науки и современных его появлению европейских учреждений, в числе которых французская прокуратура и английский процесс были также, как и в недавнее время для Германии, равнодействующими силами. Но русская действительность, отразившаяся на законе и еще больше на практике его применения, наложила на русскую прокуратуру настолько своеобразный отпечаток, что в ней, быть может, со временем образуется новый, самостоятельный тип этого учреждения. Теперь же ее отличительными признаками можно считать усовершенствование и смягчение французской организации, приспособление к смешанному процессу, эклектическое соединение обеих функций – обвинительной и наблюдательной, и некоторые второстепенные задачи административного характера. Помимо всяких теорий и европейских образцов, в течение более полутораста лет русский народ успел усвоить себе мысль о том, что на страже закона и правосудия должны стоять особые чиновники, почему и понятие о прокуроре как о «царском оке» могло расшириться, но не извратилось присоединением к нему новейшего представления о государственном обвинителе.
В связи с происхождением и развитием различных типов прокуратуры находится ее техническая терминология, которая имеет свое значение при изучении всякого института; правильно понимаемое название способствует освещению истинной сущности предмета и устранению недоразумений, нередко вызываемых разнообразием номенклатуры. В этом отношении наука законодательства и практика разных стран выработали ряд терминов, по которым небезынтересно проследить стороны прокурорского учреждения, принимаемые за основание для его обозначения.
В науке и литературе оно носит общее название прокуратуры, происходящее от латинского глагола «procurare» (иметь попечение о чем-либо, заведовать, управлять чем-либо), откуда производное существительное «procurator» (заведующий, управляющий). Согласно этому, на старофранцузском языке стряпчий, поверенный, заведовавший делами другого назывался «procurateur», сократившееся впоследствии в «procureur».
Таким образом, главный термин «прокурор» этимологически и исторически выражает собою представительство одним деловых интересов другого. Этот смысл получил распространительное значение, и в настоящее время слово «прокуратура» вошло во всеобщее употребление, обозначая институт, представляющий перед судом интересы государства. Там, где прокурорское учреждение исходило из представительства дел и интересов собственно казны, фиска, fiscus, оно получило название фискалата, а члены его, уполномоченные казны – название фискалов, к чему иногда прибавлялось procurator fiscal. Это наименование, сопровождавшее первые исторические шаги и русской прокуратуры, до сих пор сохранилось в Швеции, Дании, Шотландии и Испании.
Французское название прокуратуры «minist;re public» в буквальном переводе заменяет узкий эпитет «казенного» и даже более широкий «государственного» общим понятием, «общественного», публичного в обширном смысле. Другой технический французский термин для обозначения прокуратуры, «parquet» (10), – случайного исторического происхождения, от помещения с деревянною резьбою полов и стен, которое занимала в XV и XVI столетиях парижская прокуратура.
- - - - - - - - - - - - - - - -
(10) Паркет.
- - - - - - - - - - - - - - - -
Кроме того, во Франции в название прокуратуры введен был признак, связывающий ее с правительством, обозначающий, что она представляет государственную власть в лице ее носителя или формы правления; таковы, смотря по эпохе, «прокурор короля, императорский или республики», «procureur du roi, imperial, de la r;publique». На французском же судебном жаргоне («langage du palais») иногда называют прокуроров «стоячей магистратурой» («magistrature debout»), в отличие от судей, «магистратуры сидячей» («magistrature assise»). Этот неофициальный, но общеупотребительный термин, основанный на обязанности прокуроров говорить перед судом стоя, перешел и в другие страны и довольно часто встречается в судебной литературе.
Немецкое название «Staatsanicaltschaft, Staatsanwalt» (в переводе «поверенный государства») ближе других воспроизводит сущность современной прокуратуры, не выражая собою, впрочем, всех организационных ее свойств, напр., постоянного правительственного и должностного ее характера.
Русский термин «прокурорский надзор» обозначает учреждение одною из его обязанностей, указывая тем на историческое его происхождение и первоначальную функцию как органа правительственного контроля. Это официальное название нашей прокуратуры, которое теперь уже отзывается анахронизмом, практика нередко заменяет другим названием, довольно употребительным в обиходе уголовного процесса: обвинительная власть, в смысле совокупности облеченных этою властью деятелей. Здесь терминологическим признаком служит уголовное преследование как важнейший предмет ведения прокурорского надзора. Наше действующее законодательство, а за ним и деловой язык, дают название прокурорского надзора самому учреждению прокуратуры, отдельных членов которой именуют «лицами» или «чинами» этого надзора, причем для краткости обыкновенно применяют к ним слово «прокурор» без различия иерархической степени.
§ 4. Научные вопросы и общее значение прокуратуры.
По мере того как институт прокуратуры укоренялся в правовом сознании культурных стран, и юридическая наука все больше делала его предметом своего внимания. Там, где его еще вовсе не было, она прямо указывала законодателю на необходимость его введения, к которому пролагала путь разработкой соответствующих предположений. Так, в Германии именно изыскания людей науки привели к повсеместному принятию этого учреждения. Доводы теоретического исследования в пользу прокуратуры были тем убедительнее, что они основывались на глубоком изучении ее истории и строгой критике существующих типов и систем. Проводя мысль о том, что современный строй не может обойтись без прокуратуры, наука с полным беспристрастием показывала все крайности и недостатки, в которые впадает неверная или устарелая ее постановка, причем прежний фискалат и нынешняя французская прокуратура с немецкими ее копиями эпохи 1848 г. доставляли обильный запас примеров того, чему нигде подражать не следует. Основательное же знакомство с великобританскими учреждениями, обогащая этот фактический материал, внесло в него новые, уже положительные данные и образцы, которые наглядно помогали находить выходы из затруднений. Во второй половине нынешнего столетия возникло продолжающееся и до сих пор сильное научное движение в области вопросов, касающихся прокуратуры. Оно характеризуется исканием такого ее типа, который удовлетворял бы, по возможности, идеальным требованиям чистого правосудия, без примеси утилитарных соображений о том, чем еще прокуратура могла бы быть полезной в правительственном механизме. Жертвуя всем трудноисполнимым в практической действительности, наука стремится ограничить и упростить задачи прокуратуры, улучшить и упрочить ее организацию, обставить ее гарантиями справедливой и безвредной деятельности. Многое в этом смысле уже сделано германскими учеными, в длинном ряду которых достаточно назвать имена Миттермайера, Гольцендорфа, Сюнделина, Шварце, Келлера, Гнейста, Глазера. Нельзя не упомянуть и о заслугах по тому же предмету итальянских криминалистов, преимущественно Карминьяни и Каррары, немало поработавших над теорией государственного обвинения. Сюда же примыкают некоторые труды наших процессуалистов, в особенности проф. Фойницкого и Сергеевского, между тем как обширная по количеству и содержанию работ французская доктрина занималась до последнего времени главным образом лишь догмой своего положительного права.
Выше уже было приведено общее определение, заключающее в среднем выводе господствующие в законодательствах и в жизни элементарные понятия о прокуратуре. Теперь же мы, не приводя всех разнообразных научных взглядов на вопросы прокурорской службы, бегло отметим в этой обширной и сложной аргументации те выдающиеся пункты, по большей части спорные и далеко еще неисчерпанные, которые могут осветить нынешнее состояние и характер общего учения о прокуратуре.
Долго под влиянием французских институтов главною задачею прокуратуры признавалось и отчасти признается еще доныне охранение законов, а ее функцией – надзор за соблюдением их во всевозможных проявлениях, преимущественно, впрочем, в судебном ведомстве, над которым прокуратура и ставилась в качестве блюстителя законности судебных действий и контролера правильного хода правосудия. Отсюда надзор за судьями и судебными чинами, деятельное и властное участие в управлении судебной частью и исполнение многих вполне административных обязанностей. Новейшая наука решительно отвергает все это положение, доказывая, что оно излишне, вредно и для прокуратуры без надобности обременительно. Суд сам призван охранять закон, и надзор за ним возможен лишь в иерархическом порядке судебных же инстанций. Наблюдение за судом и судьями постороннего полуадминистративного учреждения, каким является прокуратура, делает ее как бы враждебным суду органом, порождает между ними недоверие и рознь, противоречит достоинству и независимости судей и может перейти в давление на юстицию. Наблюдение это по большей части случайно и фиктивно, потому что прокуратура не в состоянии усмотреть за всеми сторонами судебного делопроизводства, даже если будет проявлять крайне нежелательную придирчивую притязательность. Оно отяготительно и для самой прокуратуры, потому что отвлекает ее от капитальной обвинительной ее задачи. Те же соображения относятся и ко всем вообще административным отраслям прокурорской деятельности, также мешающим ей сосредоточиться в том направлении, в котором она всего нужнее. Прокуратура должна быть только органом публичного преследования, посвящая ему все свои труды и силы. Ограниченная в объеме, сжатая и определенная, деятельность ее тем самым выигрывает в интенсивности и энергии. Вследствие судебного характера уголовного преследования прокуратура по выводам науки должна состоять при суде, принадлежать к магистратуре и быть столь же отдельною и независимою от администрации, как и судебная власть. Всякие административные обязанности вредят чистоте прокурорского призвания и подлежат отмене. Не имеют достаточного основания и юрисконсультские обязанности прокурора: суд сам знает законы и не нуждается в особом официальном их истолкователе. Не выдерживает поэтому научной критики и участие прокурора в гражданских делах; кроме того, ему нет времени и возможности, да и не подобает, быть поверенным частных материальных интересов казны, которая может для этой цели иметь особых уполномоченных или обращаться на правах простого собственника к адвокатуре.
Таким образом, теория рекомендует законодательствам видеть в прокуратуре исключительно специальный орган публичного преследования, строго замкнутый в этой сфере и изменяющий своему назначению, как только он из нее выходит.
Далее, в науке существует течение, которое, абсолютно применяя вышеприведенный взгляд, не только считает прокуратуру интегральною частью суда и судебного ведомства, но и требует для нее той же внутренней и внешней независимости, какая принадлежит судьям и выражается прежде всего в их несменяемости. Прокуратура, гласит это учение, должна быть органом не правительства, а правосудия (Organ der Rechtspflege) (11), зависимым единственно от закона, личной совести ее чинов и общественного мнения.
- - - - - - - - - - - - - - - -
(11) Орган правосудия (нем.).
- - - - - - - - - - - - - - - -
Это достигается ограждением ее от всякого влияния свыше и со стороны других властей, так, чтобы ни соблазн, ни страх потери должности не были двигателями ее действий. Такое воззрение, впрочем, не принято еще ни одним законодательством, и даже в теории не пользуется особым кредитом, вызывая серьезные и веские возражения с точки зрения самого призвания прокуратуры. Противники полной прокурорской независимости справедливо находят, что она вовсе не нужна прокурорам в той степени, как судьям, и совершенно не согласна с отношением правительства к обвинительной функции. Прокурор не судья, а сторона, решений и приговоров он не произносит и судебной власти не имеет, несамостоятельность его не может принести того вреда, как зависимость судьи. Между тем возложенное на прокурора уголовное преследование составляет один из важнейших атрибутов правительственной власти; неся за него ответственность, она, очевидно, должна свободно распоряжаться порядком и приемами его производства, а, следовательно, и лицами, его отправляющими. Все ошибки или увлечения их встретят надлежащий отпор или исправление от самостоятельного суда и его независимых судей; делать же прокуроров независимыми, значит связывать по рукам всю репрессивную деятельность правительства и низводить ее до отвлеченного юридического представления. Изложенный взгляд вполне соответствует переживаемой нами историко-юридической эпохе и преобладает даже в тех странах, где проявляется больше всего заботливости о гарантиях личной свободы гражданина против самой возможности неправых или излишних ее стеснений. Везде прокуратура признается учреждением двойственным, полусудебного, полуадминистративного характера, стоящим посредине двух властей, ближе к судебной, но с административным внутренним устройством. При этом логика и опыт равно свидетельствуют, что только такое положение обусловливает энергию, силу и подвижность – свойства, без которых нельзя бороться с преступлением. В этом отношении прокуратура представляет известную аналогию с воинскою организацией; та же дисциплина и та же сплоченность, необходимые для борьбы с врагом.
К учению о зависимости прокуратуры относится и вопрос о том, какое учреждение или должностное лицо следует поставить в ее главе? Смотря по степени этой зависимости извне и по развитию иерархического начала внутри прокуратуры, теория указывает на три системы ее: коллегиальный надзор высшей судебной инстанции в данном районе, единоличное руководство прокурора при высшем в стране суде, или же прямая начальственная власть министра как органа высшего государственного управления. Законодательство до сего времени почти повсюду решает этот вопрос в пользу последней комбинации. У нас же исторический ход его разрешился в форме компромисса: министр юстиции, глава прокуратуры, считается вместе с тем и генерал-прокурором Правительствующего Сената.
Объявив уголовное преследование единственною или, по меньшей мере, главнейшею задачей прокуратуры, наука должна была подвергнуть ее обвинительную деятельность тщательной и всесторонней разработке, которая в германской литературе доведена до высокой степени совершенства. Теория считает доказанным, что в следственном процессе не достигаются ни цели справедливости, ни ограждения личности и прав частного лица; истина легко скрывается или извращается, потерпевший поневоле безучастен, а обвиняемый отдается беззащитным в руки всемогущего судьи–следователя. Беспристрастие его розыска неосуществимо, и практика давно уже обнаружила непригодность и опасность следственного процесса. Научные противники его не жалеют мрачных красок и сильных выражений для его характеристики. «Нарождается, – говорит Каррара, – ненавистнейшая личность фискального инквизитора, вечного пособника тирании, угнетателя невинности, бича народов и гасильника истины». Современная наука не удовлетворяется и средствами, которыми хотели обеспечить правомерное открытие истины в розыскном суде. Первоначально он был основан на дуализме задачи, возложенной на следователя, собирать одновременно доказательства обвинения и защиты, а на судью – беспристрастно оценивать те и другие. Когда же убедились в неисполнимости этой двойной задачи одним лицом, то думали поправить дело посредством дуализма органов исследования: рядом со следователем и судьею был поставлен прокурор, облеченный важными полномочиями по полицейскому розыску и следствию. Искусственность и неопределенность этой системы сказалась прежде всего в разногласии во взглядах на задачи прокуратуры в таком смешанном процессе. Одни смотрели на прокурора как на орган закона, сдерживающий инквизитора и потому представляющего идею защиты; другие же, напротив, желали видеть в прокуроре при следствии представителя обвинения, сдерживаемого беспристрастием следователя-инквизитора. В том и другом случае, по мнению третьих, улучшение оказалось призрачным и мнимым. К дуализму задачи органов исследования присоединился и дуализм самого прогресса, который распался на две совершенно различные части, построенные на разных и взаимно враждебных началах и друг друга парализующие: розыскное следствие и состязательный или обвинительный суд. При первом вместо одного прежнего инквизитора явилось два – следователь и прокурор. На втором отразилась неизбежная дилемма: или центр тяжести процесса помещается в следствии, и оно сводит суд к простой формальности, или суд, идя вразрез со следствием, оказывается бессильным восстановить или исправить то, что было своевременно упущено и испорчено. В обоих случаях роль прокурора в смешанном процессе обставлена непреодолимыми трудностями, и положение его, ложное и двойственное, не приносит той пользы, которой вправе ждать от него правосудие. Изучив неблагоприятные последствия такого порядка на примере французского процесса, наука пришла к заключению, что только возвращение к обвинительному началу и последовательное проведение его в процессе способно правильно и радикально разрешить вопрос. На этом начале должно быть основано не только судебное, но и предварительное производство, следствие, собирающее материал для предания суду. В силу публичного характера современного уголовного судопроизводства, с начала и до конца его прокуратура должна быть представителем обвинения, снабженным всеми средствами для поддержания его, но в то же время и равноправным с защитою. Обвинительный принцип, воплощаемый прокуратурой, должен проявляться в следующих главных тезисах: 1) уголовное преследование не может быть возбуждено без требования о том прокуратуры, которая 2) имеет право и обязанность собирать законными путями и предъявлять суду всевозможные доказательства для подкрепления обвинения, вследствие чего она руководит полицейским розыском и поддерживает интересы обвинения при следствии и на суде, причем, однако же, 3) она во всякое время может отказаться от обвинения, и 4) суд, не выходящий из его пределов, собственною властью не предпринимает никаких розыскных или следственных действий. Вследствие равенства защиты с обвинением она наравне с ним допускается к участию в деле с момента возбуждения преследования против известного лица. Для вящего обеспечения такой равноправности в Италии, где еще не забыты средневековые общественные «адвокаты бедных» («avvocati dei poveri»), возникла мысль даже придать защите тот же публичный и официальный характер. Так, Каррара предлагает в виде противовеса прокуратуре – органу публичного обвинения – учредить орган публичной защиты – трибунат, состоящий из выбираемых народом и оплачиваемых общинами должностных защитников, которые действовали бы во всяком уголовном деле параллельно с прокурором, собирая и поддерживая доказательства оправдания. Нигде, однако же, не было сделано даже попытки привести в исполнение это мечтательное предположение. Да и самое учение о проведении в деятельности прокуратуры обвинительного принципа в его вышеописанном чистом виде еще далеко от практического осуществления. Будучи слишком отвлеченным, оно сопряжено с коренною ломкой существующих учреждений и порядков, а главное – с большим риском ослабить уголовную репрессию, перед чем и отступают законодательства. Ближе всех подходит к этому теоретическому типу новейший австрийский уголовный процесс, в котором прокуратура ведает одни лишь интересы публичного преследования, а в борьбе сторон занимает равное с защитой состязательное место.
Требуя для прокуратуры свободного распоряжения преследованием, наука вместе с тем горячо восстает против монополии его в прокурорских руках, называя ее даже худшею из всех монополий. Прокуратуре, по учению германских процессуалистов, должно принадлежать преимущественное, но отнюдь не исключительное право на обвинение, в котором нужно представить широкое участие частной инициативе и самодеятельности. Прежде всего, конечно, потерпевший от преступления может действовать совместно с прокуратурой, поддерживая предъявленное ею обвинение в личном своем интересе; в случае же ее отказа от обвинения он должен иметь право всецело заменить ее во всяком положении процесса. Это «субсидиарное» частное обвинение в различных его формах есть необходимый корректив к официальному обвинению, лучшая гарантия против его действия или преварикации (пристрастия к обвиняемому). Но наука идет еще и дальше, не ограничиваясь построением субсидиарного обвинения на одном лишь непосредственном личном интересе пострадавшего от преступления. Если не теперь, то в будущем она предвидит возможность и полезность применения и на европейском континенте древнеримского и современного английского принципа народного обвинения, одним гражданином другого рядом с прокуратурой или взамен ее, при ее отказе. Впрочем, и сами сторонники этого института считают его лишь за pia desideria (12) теории, для наступления которых нужно много благоприятных условий правильной гражданской самопомощи, еще отсутствующих в большей части европейского общества.
- - - - - - - - - - - - - - - -
(12) Pia desideria (лат., пиа дэзидэриа) – благие пожелания; благие намерения.
- - - - - - - - - - - - - - - -
Наконец, в учениях о прокуратуре не прекращается оживленный спор о том, должна ли обвинительная деятельность руководиться только началом законности, или также и началом целесообразности? Сущность и взаимное соотношение этих начал были уже приведены выше. В теории они враждуют, но на практике силою вещей стремятся к примирению, ищут и всегда находят известный вышеуказанный modus vivendi (13), отчего и весь спор является скорее академическим, чем жизненным.
- - - - - - - - - - - - - - - -
(13) Modus vivendi (лат, модус вивенди) – условия, позволяющие поддерживать нормальные отношения между двумя противоборствующими сторонами; «мирное сосуществование».
- - - - - - - - - - - - - - - -
Но он имеет весьма реальную подкладку в виде вопроса о практических отношениях прокуратуры с ее огромными обвинительными полномочиями к правительству или, точнее, к исполнительной, административной власти. Если последняя будет по своему усмотрению направлять деятельность прокуратуры, не сделается ли она орудием целей политических, не всегда совпадающих с законом, справедливостью и правосудием? – вот ядро этого жгучего вопроса, сильно озабочивающего западных теоретиков. У них всегда перед глазами все те же примеры Франции и Германии эпохи 1848 года, где прокуратура благодаря условиям, в которых она находилась, могла являться органом политической борьбы и служить видам той или другой политической партии, находившейся у власти. Наука справедливо протестует против всякой политической окраски в прокурорской деятельности, которая, как отрасль деятельности судебной, глубоко искажается привхождением подобных элементов. Опасением этих примесей и объясняются главным образом усиленные требования для прокуратуры исключительного господства закономерности, устранения административного ее устройства и обязанностей, полнейшей независимости от всякого давления свыше и проч. Все это в значительной степени теряет свое значение там, где нет борьбы политических партий, где правительство отождествляется с единою и нераздельною государственною властью, у которой нет других интересов, кроме общих интересов государства и блага отечества, и которому нечего добиваться других целей, кроме целости закона и торжества правосудия. Так, в России вопрос о политической тенденциозности прокурорской деятельности есть вопрос праздный, и наша практическая действительность не представляет никакой почвы для чего-либо подобного. Враги правительства, с которыми приходится бороться прокуратуре, – в то же время и в той же степени и враги законного порядка. Правительству, которое его оберегает, не представляется ни надобности, ни поводов пользоваться прокуратурой для достижения каких-либо целей, посторонних ее прямому назначению; прокуратуре некому и не в чем оказывать косвенных услуг политического свойства. Немного больше значения имеет и вопрос о непопулярности прокуратуры – шаткий и условный признак, по которому, однако, западные исследователи иногда судят о достоинствах этого учреждения. Правда, несочувственное отношение к нему общества часто вызывается политическою изменчивостью, неравномерностью, неумеренною притязательностью или страстностью в преследовании, а также склонностью влиять на суд и подавлять обвиняемого своею властью. Эти причины непопулярности, несомненно, заслуживают внимания, когда не подлежит сомнению, что именно от них она происходит. Но весьма возможно также и недоброжелательство к прокуратуре, обусловленное тем, что уже одною своею преследовательскою миссией она не может не создавать в публике множества недовольных и порицателей, число которых всегда пропорционально ее энергии и силе. Такая непопулярность скорее должна быть вменена в заслугу учреждению, обязанному ставить закон и общественные интересы неизмеримо выше всяких преходящих веяний или впечатлений массы. Не столько о сочувствии, сколько о доверии и уважении должна заботиться прокуратура, стремящаяся стоять на высоте своего общественного призвания. Путь к этому единственный – добросовестное, твердое и ревностное исполнение долга службы по закону, совести и указаниям правительства. Два результата внешним образом свидетельствуют об успешном прохождении этого пути: охотное и доверчивое обращение граждан к воздействию прокуратуры и приобретенный ею серьезный, деловой авторитет в тех установлениях, где она действует.
В заключение несколько слов об общей нравственной ценности прокурорской службы и культурном значении прокурорского института.
Продукт векового исторического роста правосознания у европейских народов, прокуратура возникает из непреложных потребностей государственного быта и жизненных условий внутреннего гражданского оборота. Она зиждется на крепком соединении справедливости и общественной пользы и до такой степени незаменима, что без нее теперь уже трудно представить себе обычное и нормальное, правильное общежитие. Ее идея, принципы, устройство, деятельность, цели – все сообщает ей возвышенные черты и влиятельное, хотя и обоюдоострое положение в государственном обиходе. Еще Монтескье восхищался ею как учреждением, позволяющим государству преследовать преступления без поощрения доносов и доказчиков (14).
- - - - - - - - - - - - - - - -
(14) Доказчик (доказатель; устар.) – тот, кто доказывает чью-либо вину или невинность; свидетель обвинения или защиты.
- - - - - - - - - - - - - - - -
Действительно, неустанно бороться со злом, выразившимся в правонарушении, вести эту борьбу прямо и открыто, законными средствами и на виду у всех, во всеоружии должностной власти, и при этом действовать безлично и бесстрастно, во имя равного для всех закона и общего всем блага – таково высокое назначение прокуратуры, вполне достойное общего уважения и преданности тех, кто посвящает ей свои труды. Как бы ни были поставлены эти задачи при их ближайшем определении, по самой их природе прокуратура является в обществе представителем и защитником законности; прокурорская деятельность в этом смысле носит истинно охранительный, граждански-воспитательный характер. В боевой же стороне ее есть и глубоко симпатичный нравственный элемент – активное заступничество за бессильного потерпевшего, бескорыстное в смысле личных к нему отношений, идеальное в смысле защиты всех, общества, в лице одного. Для успешной борьбы со злом, которое обыкновенно бывает упорно и неуловимо, скрывается во мраке и тайне, а иногда и обладает большими средствами сопротивления, нужно много искусства, подготовки, хладнокровия, энергии, бодрости, даже самоотвержения – нужна и крайняя осторожность в пользовании могучими средствами этой борьбы. От направления и действия их зависят свобода, доброе имя, имущественное благосостояние, иногда самая жизнь частных лиц, приходящих в соприкосновение с судом. Прокуратура, по существу своего призвания, всегда находится как бы между двух огней: неприкосновенность прав личности и охранение интересов общества одинаково требуют от нее подъема благороднейших свойств и побуждений человеческого духа и разумного, спокойного и справедливого отношения к сложным предметам ее ведения. Организация в прокуратуре силы, удовлетворяющей всем этим требованиям, должна быть признана крупным приобретением и ценным достоянием настоящего социально-юридического строя.
«Учреждение публичного представителя или уполномоченного, обязанного по долгу службы наблюдать за поступками граждан, изобличать перед судом все нарушения общественного порядка, привлекать внимание суда и кару закона на все преступные посягательства против этого порядка, есть один из величайших шагов человечества на пути к цивилизации и прогрессу». (15)
- - - - - - - - - - - - - - - -
(15) Henrion de Pansey. De l’autorit; judiciaire, chap. XIV.
- - - - - - - - - - - - - - - -
ЧАСТЬ ПЕРВАЯ
ПРОКУРАТУРА В ЗАПАДНОЙ ЕВРОПЕ
ГЛАВА I
ДРЕВНИЙ МИР И СРЕДНИЕ ВЕКА
§ 5. Восток и Греция. – § 6. Рим. – § 7. Уголовное преследование в средние века. – Фискалат.
§ 5. Восток и Греция.
В государствах древнего мира, не исключая и стран классических Греции и Рима, не существовало учреждения, подобного прокуратуре в ее новейшем смысле. Некоторым из них в различные эпохи была известна идея представительства публичных интересов перед судом, но она осталась лишь в зародыше, из которого нигде не развилось постоянного и правильно организованного института. Древнегражданское общество и его судебное устройство не заключали в себе условий, при которых могли бы образоваться основные понятия нынешней прокуратуры. Преследование преступлений принадлежало потерпевшему, а с усилением публичного начала было предоставлено каждому гражданину как таковому или перешло к тому же должностному лицу, которое в числе других, частью совершенно административных обязанностей отправляло и правосудие. Разделение уголовно-судебных функций на обвинение, защиту, следствие и суд если и применялось (как напр., в Риме), то исключительно в виде правил процессуального порядка, без выделения для каждой функции особых должностных органов. Самый суд не являлся еще среди других государственных властей отраслью, настолько отдельною и специальною, чтобы оказалась надобность в особом при нем правительственном представительстве. На Востоке закон, проникнутый сакральным элементом, отождествлялся с религией или с велениями теократической царской власти, и потому ограждение его при простоте древних отношений входило в сферу непосредственного ведения жрецов, царя и его слуг. В Греции и Риме, даже и в обыкновенном гражданском быту, охранение законов совпадало с охранением целости отечества, неприкосновенности его государственного строя и чистоты национальных нравов. Для наблюдения за этим существовали особые магистратуры с широким кругом обязанностей контролирующего характера, не всегда юридически определенных. Таковы, напр., были полномочия римских цензоров, подавшие повод одному из французских комментаторов прокуратуры выразить удивление, «что народ, который создал у себя цензуру, не додумался до столь близкой к этому мысли о публичном обвинителе». (16)
- - - - - - - - - - - - - - - -
(16) Garat. Minist;re public (R;pertoire de Merlin T. XX).
- - - - - - - - - - - - - - - -
Тем не менее, при отсутствии в древнем мире всякого развития основной идеи прокурорского надзора нельзя отрицать ее несомненных зачатков и следов, рассеянных по многим моментам и установлениям древнего права. Если сложное призвание современной прокуратуры разбить на его органические составные части, то почти все они найдутся, конечно с примесями, в предметах ведомства того или другого института древности. Правда, сходство не идет дальше общей аналогии, а историческая преемственность исчезает в огромном различии времени, места, взглядов и самой жизни, но все-таки обрисовывается известная логическая связь явлений, вызванных одними и теми же общественными потребностями.
Уже в древнем Египте памятники указывают на существование официального розыска преступников, производившегося особыми, по-видимому, полицейскими агентами, «Magiai», начальники которых собирали сведения о преступлениях и передавали их судьям для исследования и наказания виновных (17). Основываясь на свидетельстве Плутарха, некоторые авторы видят как бы признаки официального обвинения и в древней Персии, где, как упоминается в биографии Кира, Артаксеркс Лонгиман назначил для суда над восставшим против него сыном не только судей, но и особых чиновников, которым было поручено собирание и изложение доказательств виновности (18).
- - - - - - - - - - - - - - - -
(17) Delpon. Essai sur l’histoire de l’action publique et du minist;re public, I, p. 83—100. Fabre. De l’accusation publique chez les anciens peuples etc 1875 p. 23. Thonissen, Etudes sur l’histoire du droit criminel des peuples anciens 1869 I p.90–122,174–176. II append B. p. 217—230. Тониссен опровергает череcчур смелые гипотезы египтолога Шаббаса, который на основании фрагментов так назыв. «волшебного» папируса Гарриса прямо усмотрел в Египте учреждение публичных царских обвинителей. Ср. Prins et Pergameni. Instruction criminelle 1871 p. 18 note.
(18) Delpon. I p. 112–114.
- - - - - - - - - - - - - - - -
В Спарте главнейшие сановники республики, эфоры, прежде чем сделаться настоящими судьями преследовали в качестве обвинителей перед судом геронтии или сената важнейшие преступления, угрожавшие внутренней политической свободе; такова их роль в процессах против Павзания, Агиса, Агезилая, Леонида и других, описанных у Плутарха и Корнелия Непота (19).
- - - - - - - - - - - - - - - -
(19) Delpon. I p. 126, 127. Duboys. Histoire du droit criminel p. 114, 115. Pastoret. Histoire de la l;gislation V p. 253–273. VI p. 1–7.
- - - - - - - - - - - - - - - -
В судебной истории Афин начало государственного преследования, сохраняя свои народные формы, делает значительные успехи и определяется вполне явственными чертами. Ряд учреждений и должностных лиц с ареопагом и архонтами на первом плане пользуются правом преследовать в судах разные нарушения государственного порядка (20). Целые категории преступлений получают значение публичных, требующих публичного же их изобличения. Оно еще предоставляется любому из граждан, которые, по словам оратора Ликурга, «должны видеть в преступниках против государства личного своего врага»; но общий руководящий принцип уголовного преследования уже провозглашен и действует: «Пусть жалобы приносятся гражданином», – восклицает Демосфен, «но настоящий потерпевший есть вся республика» (21).
- - - - - - - - - - - - - - - -
(20) Meier und Schomann. Der attiche Process 1824 p. 564—567. Delpon. V p. 133–135. Pastoret. Histoire de la legislation VI 226, VII p. 4—13. Duboys I. 143, 152, 167. F. Helie. Traits de l’instruction criminelle ed. Nypels I § 4, 19. Thonissen. Histoire du droit criminel de la R;publique Ath;nienne I p. 84—89.
(21) Thonissen ib. 77.
- - - - - - - - - - - - - - - -
За недостатком таких частных жалобщиков появляются из граждан же «публичные» обвинители или «ораторы», назначаемые для выдающихся дел ареопагом, сенатом пятисот, или народным собранием. Во время исполнения подобного поручения перед судом «гелиастов» – этих афинских присяжных – публичные ораторы, говорящие от имени оскорбленной республики, облекаются как бы должностными полномочиями и, участвуя в состязательном процессе, лишены, однако же, права, принадлежащего всякому другому гражданину-обвинителю, прекращать дело примирением. На этом именно поприще выступали на афинском форуме («агора») величайшие ораторы Греции в знаменитых политических процессах, служивших главною ареною общественной деятельности в Афинах. Так, оратор Дикон, по поручению сената, вместе с частным обвинителем Мелитом обвинял Сократа в предсмертном его процессе, а Демосфен в том же качестве произнес многие из лучших своих речей (напр., против Аристогитона).
§ 6. Рим. (22)
- - - - - - - - - - - - - - - -
(22) Главнейшие источники, цитированные уже: Delpon. I 149—265. Dubоуs. 308–711. Fabre 49—213. F. Heliet liv. I chap. III, IV liv II, chap. II § 100 и кроме того: Geib. Geschichte des romischen Criminalprocesses 1842. – Zumpt, Das Criminalrecht der romischen Republick 1865 — 69. Zumpt Der Criminalprocess der romischen Republick 1871. Danz. Lehrbuch der Geschichte des romischen Rechts 1873 II § 187—196. Biener. Beitrage zur Geschichte des Inquisitionsprocesses etc. 1827. Mittermaier. Das deutsche Strafverfahren etc. 1845 § 13, 31. Zachariae. Handbuch des deutchen Strafprocesses 1860 I, 85—105. Binding. De natura inquisitionis processus criminalis Romanorum etc. 1864. Laboulaye. Essai sur les lois criminelles des Romains concernant la responsabilit; des magistrats 1845. Mangin. Trait; de l’action publique et de l’action civile 1844 I, p. 4, 6. Крылов Н.И. История римского права, лекции 1868–69, 72, 77, 163, 170–172. Загурский. Принципы римского гражданского и уголовного процесса 1874. Монографии о прокуратуре (перечислены в приложении): Schenk, Ortolan et Ledeau, Ramm, Frey, Keller. – Poiret. Essai sur l’;loquence judi ciaire ; Rome pendant la R;publique 1887 chap. VII p. 182–202.
- - - - - - - - - - - - - - - -
Весьма сходные черты представляет юридическая жизнь древнего Рима. И в этой колыбели большей части современных судебных учреждений можно отыскать действие многих функций теперешней прокуратуры, хотя и нет никакого применения ее принципов в целом их объеме. Публичное преследование в интересе общественного блага многих, и притом наиболее важных преступлений, красной нитью проходит чрез всю историю римского уголовного процесса, усиливаясь и разрастаясь ко временам Империи. В силу чисто народного характера обвинения органом его является каждый полноправный гражданин («quivis, quilibet, units ex populo»), как выражаются тексты (23).
- - - - - - - - - - - - - - - -
(23) Inst. § 1. de public jud (IV 18) Publica autem dicta sunt quod cuivis ex populo-executio eorum plerumque datur.
- - - - - - - - - - - - - - - -
По мнению таких авторитетов, как Цицерон и Квинтилиан, множеством обвинителей ограждалась безопасность, и обеспечивалось благосостояние общества (24). В исключительных случаях репрессия еще со времен царей вверялась особо для того установленным чиновникам, из которых достаточно назвать «duumviri perduellionis» и «questores parricidi» при царях и «triumviri capitales» и «dictatores questionibus exercendis» в республиканскую эпоху. Они были, впрочем, скорее следователями и судьями в экстраординарном процессе, чем должностными обвинителями. В этом последнем положении могли действовать в суде народных комиций квесторы, эдилы, трибуны и другие магистраты, имевшие право созывать эти собрания и передавать на их разрешение известные дела, в том числе и уголовные обвинения. Но и тут свободное народное обвинение одним гражданином другого не переставало быть общим правилом, которое исключало самую возможность образования института государственных обвинителей. Замечательно, однако же, что в постоянных судах присяжных («questiones perpetuae») состав и деятельность народных обвинителей были обусловлены важными гарантиями, которые возвышали каждого из них на время участия в процессе над остальными гражданами. Так, для собирания доказательств («inquisitio») в первой предварительной стадии процесса («in jure») обвинитель посредством особого lex (25) получал от претора официальные полномочия и снабжался особым удостоверением или открытым листом («litterae»), в силу которого он мог добывать нужные ему документы даже принудительными мерами (26).
- - - - - - - - - - - - - - - -
(24) Cicero in Verrem prim et. XIII: accusatores multos esse in civitate utile est ut metu contineatur audacia. – Quintilianus Inst. orat. lib. XIII, 7 «leges ipsae nihil valeant, nisi actores idonea voce munitae etsi poenas scelerum expectare fas non est, prope est scelera ipsa permissa sint».
(25) Закона (лат.).
(26) Известный исторический пример такой «inquisitio» – обширное исследование, которое Цицерон произвел в Сицилии, в процессе Верреса, прежде чем выступить против него с обвинением на суде, in judicio.
- - - - - - - - - - - - - - - -
Процветание народного обвинения было тесно связано с судьбою римской республики. По мере того, как она клонилась к упадку, ослабевало и затемнялось прежде чуткое сознание общественной пользы и гражданского долга, которое лежало в основании этой системы преследования, что и должно было привести к ее падению. Уже в эпоху Цицерона народное обвинение из побуждений патриотизма и рвения к общему благу сделалось явлением редким и необычным. Выпадая на долю лишь громких выдающихся дел политического характера, оно и в них не могло считаться вполне бескорыстным, так как удовлетворяло больше всего политическому честолюбию и служило лучшим средством политической же карьеры. Что касается до всей массы обыкновенных преступлений, то здесь, отчасти во избежание их безнаказанности, за отсутствием обвинителей (по правилу «sine accusatore nullus reus»), обвинительное усердие искусственно поддерживалось в гражданах прямою своекорыстною выгодою. Гражданское народное обвинение оплачивалось: счастливого обвинителя ожидала награда – или денежная («praemium») из имущества обвиняемого в размере ее ; части, или почетная в виде разных политических привилегий. Отсюда возник особый класс профессиональных обвинителей, которые жили преследованием и нередко даже вели его по найму. Под именем «quadruplatores» они скоро стали язвою римского форума, вызывая в народе презрение к себе и своим занятиям, «quos non sine causa contempsit» (27), – говорит Цицерон, характеризующий их самыми отталкивающими чертами (28).
- - - - - - - - - - - - - - - -
(27) Cicero in Verrem (divinatio).
(28) Он считает их «кляузными дельцами» («causidici») и, отмечая, что эти преемники афинских «сикофантов»* составляют весьма низко стоящий класс мелких ходатаев, иронически называет их «лаятелями на клепсидру**» («latratores ad clepsydram»), а характер их речей – «собачьим красноречием» («canina eloquentia»).
Стоянов. История адвокатуры у древних народов стр. 46 и след.
*Сикофанты – доносчики, клеветники, шантажисты.
**Клепсидра – водяные часы.
- - - - - - - - - - - - - - - -
Те же свойства и репутацию, но в сильнейшей степени, унаследовали во времена Империи известные «delatores» (обвинители) – доносчики по профессии. Для них открылось широкое поприще вследствие всевозможного поощрения и развития доносов и преследования по делам об оскорблениях величества («laesio majestatis»). Новое извращение народного обвинения далеко оставило за собою предшествующее. «Появился пагубный род людей, – говорит Монтескье, – толпа обвинителей по ремеслу. Всякий, кто соединял в себе много пороков и дарований, низкую душу и дух честолюбия, отыскивал обвиняемого, осуждение которого могло быть приятно цезарю, то был путь к почестям и богатству (29). Наступило, по словам Тацита, такое положение вещей, что «все боялись не только друг друга, но даже безмолвных и неодушевленных предметов, кровель и стен; бежавшие от преследования сами возвращались обратно, напуганные уже тем, что поддались страху». Историческая справка о «delatores» имеет особое значение в вопросе о возникновении прокуратуры, потому что именно существованием этой последней некоторые старые писатели объясняют благотворное отсутствие в новом мире столь вредоносного явления (30). Во всяком случае, не подлежит сомнению, что злоупотребление политическими обвинениями в императорском Риме нанесло тяжкий удар самому институту народного преследования. Чтобы не прибегать к ненавистным продажным обвинителям, немногие цезари, которые, подобно Нерве, Траяну и др., заботились о правосудии, обращались в процессах государственной важности к способу, который напоминает обвинительную деятельность афинских публичных ораторов. Император или сенат назначали, обыкновенно из сенаторов, официального обвинителя для преследования перед сенатом же отдельных крупных преступлений, особенно служебных. Такой обвинитель был и следователем, собирая в предварительной стадии процесса доказательства виновности, которую затем он же доказывал и на суде. Об этом свидетельствуют Плиний и Тацит, между прочим и по собственному опыту, так как они оба вместе именно на указанном основании обвиняли в вымогательстве Мария Приска, проконсула, разорившего управляемую им Африку. Независимо от чрезвычайных мер, с падением народного обвинения и возрастанием преступлений в качестве и количестве интересы общественной безопасности, постоянно и повсюду угрожаемой, настоятельно требовали такой новой организации уголовного преследования, которая соответствовала бы изменившемуся государственному быту и уже не зависела от случайностей или частного произвола. Над этим бытом, объединяя и подавляя его, возвышался абсолютизм императорского правительства, которое, сохраняя еще внешние формы старого строя, в действительности привлекало к себе все гражданские и общественные функции. К нему перешло от граждан и отправление суда, и уголовное преследование. Взяв это последнее в свои сильные руки, государственная власть в сущности лишь воспользовалась идеей, найденною среди развалин республики. Начало официального преследования («publicae sollicitudinis curae»), помимо участия частных лиц, оказалось настолько жизненным и практичным, что быстро составило могучий противовес старой обвинительной системе преследования, «per accusationem». Появилась в законах и быстро окрепла на практике следственная форма процесса, представлявшая собою полный розыск («inquisitio»), в котором по многим противообщественным преступлениям совмещались следствие и суд. Розыск производился разными должностными лицами, в Риме – префектами города (urbi) и полиции (vigilum) и вменялся в обязанность правителям провинций и их чиновникам (31). Наряду с розыском, между ним и чисто обвинительным преследованием сложилась третья форма, намеченная, впрочем, довольно слабо и как бы незаконченная – «delatio» или «denuntiatio publicorum personarum», преследование посредством извещения или донесений особо для того назначенных должностных лиц (32).
- - - - - - - - - - - - - - - -
(29) Montesquieu. Esprit des lois. Liv. VI chap. 8.
(30) Так, Монтескье (Esprit des lois ib.), назвав учреждение прокуратуры «достойным восхищения», admirable, и охарактеризовав его новейшее призвание, заключает: «и поэтому занятие доносами у нас неизвестно» («de sorte que la fonction des delateurs est inconnue parmis nous»).
(31) Novella 128 cap. 18.
(32) Форма эта, подобно розыску, прямо противополагается обыкновенному иску обвинителя — accusator qui inscripsit. Cod. L. VI § 2, de custod. reorum IX, 4) L. VII de accusat. et inscript. (IX, 2).
- - - - - - - - - - - - - - - -
В разное время для всей империи или только для известных ее местностей были учреждаемы должностные органы разных наименований, в совокупности обозначенные родовым термином «personae publicae» с полицейским кругом ведомства, в который входила розыскная, а отчасти и обвинительная деятельность. При большом различии в служебном положении и атрибутах, все они были обязаны наблюдать за общественным спокойствием и безопасностью, следить за подозрительными людьми, собирать предварительные сведения о преступлениях и улики виновности, и затем весь материал обвинения, а также и задержанных обвиняемых передавать в уголовный суд, которому и после того они же содействовали в обнаружении виновных. Деятельность эта заимствовала свои черты как от ординарного обвинительного, так и от экстраординарного розыскного или следственного процесса. Вчиняя (33) преследование своими сообщениями суду («notoria», «elogia»), указанные чиновники были свободны от всяких формальностей правильного древнеримского обвинения. Но при этом они все-таки несли безусловную обязанность доказывать основательность возбужденного ими преследования; в случае его лживости суд мог подвергнуть их личной ответственности как за «calumnia» (34), наравне с простыми обвинителями из граждан (35).
- - - - - - - - - - - - - - - -
(33) Вчинять (вчинать) – начинать, инициировать.
(34) Клевету.
(35) Cod. L. 1 de curiosis et station. (XVI 23) L. VI § 2 de custod. reor (IX, 4) Dig. L V § 1 de custod. et exh. reor (XLVIII 3): § 3 Ad. Sct Turpillianum (XLVIII, 16).
- - - - - - - - - - - - - - - -
Из числа «personae publicae» следующие органы заслуживают внимания по своему значению и определенности сохранившихся о них сведений: 1) «praefectus vigilum», начальник столичной полиции, имел непосредственную юрисдикцию по маловажным проступкам, по другим же, более значительным, производил розыск и преследование перед судом «praefectus urbi» и других высших магистратур; 2) так называемые «agentes in rebus», «curiosi» и «stationarii» («nuntiatores»), подчиненные полицейские агенты; из них «curiosi», объезжая провинции по большим дорогам (cursus publicus), задерживали преступников и передавали их в суд «praesides provinciarum», a «stationarii», вначале учрежденные для Рима, в ведении «praefectus urbi», были впоследствии размещены по всей империи на постах для охранения общественного спокойствия и сообщения кому следует о его нарушении (36).
- - - - - - - - - - - - - - - -
(36) Ad tuendam populariam quietem et ad referendum ei quid ubi agatur. – Binding p. 22.
- - - - - - - - - - - - - - - -
3) Irenarchae (с греческого «князья, вожди мира»), установленные при Адриане выборные муниципальные чиновники, имели назначением охранять общественный мир, спокойствие и нравственность и с этою целью возбуждать и уголовное преследование (37). Наконец, 4) «defensores civitatum» (38), учрежденные в IV веке после Р. Хр. для Восточной Империи, избирались собранием почетных горожан для общего наблюдения за деятельностью чиновников, в том числе и судей, которым иренархи, кроме того, должны были передавать сведения о преступлениях и жалобы потерпевших (39).
- - - - - - - - - - - - - - - -
(37) Cod. De Irenarchis X, Ib. – Dig. L. 18 § 7 de muner. et honor. (L, 4).
(38) Гражданские защитники, ответственные за защиту горожан от произвола губернаторов провинций и чиновников.
(39) Cod. de defensor. civitatum I, 55. L. 6 и 7. Novella XV Praefatio.
- - - - - - - - - - - - - - - -
Ни одно из перечисленных учреждений, однако же, не удовлетворяло усложнившимся интересам уголовной репрессии, и ни одно поэтому не было долговременным. В поисках лучшей конструкции государственного преследования, сделавшегося первостепенною потребностью общежития, законодательство и юриспруденция после многих неудачных опытов все-таки остановились на известных издавна следственных или розыскных приемах процесса. В них функции обвинителя, следователя и судьи с удобством для полицейских видов правительства соединялись в одном органе. Это соединение получило дальнейшее развитие, а затем и преобладание в последующую эпоху.
Нельзя не упомянуть здесь еще об одном должностном лице императорских учреждений, в котором некоторые исследователи происхождения прокуратуры склонны видеть ее исторического предка (40). Родство, впрочем, ограничивается весьма немногими общими чертами, да названием. Должностное лицо это, «Procurator Caesaris» или «Rationalis», был собственно, в качестве уполномоченного императора, не более как управляющим его личными имениями в провинциях, находившихся в непосредственном ведении цезаря. Охраняя денежные интересы императорской казны, прокуратор собирал следовавшие с нее подати и доходы и вообще явился представителем фиска, когда с развитием конфискации имений осужденных в пользу цезаря образовалось это понятие. Будучи важными и близкими слугами властителя, прокураторы пользовались высоким положением и, постепенно расширяя свою власть, нередко делались даже настоящими правителями провинций. Наряду с прокураторами стояли «advocati fisci», юрисконсульты и поверенные казны по всем фискальным делам. Прокураторы заведовали императорскими доменами, адвокаты фиска выступали за них на суде, ведя процессы, касавшиеся домен (41). Ни те, ни другие не имели никаких общеуголовных обвинительных обязанностей и, если производили преследование, то исключительно фискальных нарушений (42).
- - - - - - - - - - - - - - - -
(40) Siccama, Ramm, Schenk, Garat, Delpon и друг.
(41) Dig. de officio Procurat. Caes. vel rationalis (I, 19) Cod. de advoc fisci (II, 18).
(42) В «Церковной истории» Сульпиция Севера дошло до нас единственное указание на производство «адвокатом фиска» общеуголовного преследования по поручению императора Максима против епископов Присциллиана и Инстанция, за принадлежность к секте гностиков. Но случай этот, по-видимому, совершенно единичный, и в нем выбор императора пал на «адвоката фиска» случайно как на одного из сановников империи, нередко исполнявших подобные поручения (Garat).
- - - - - - - - - - - - - - - -
Таким образом, древний мир, как уже было выше упомянуто, не выработал и не знал института прокуратуры. Но уже и в учреждениях древности, и еще более в юридическом сознании культурных ее народов, нашли себе место и признание задатки этого необходимого элемента современной юстиции, а именно: преследование преступлений публичное, т.е. во имя общественных интересов; производство его в известных случаях должностными или вообще особо уполномоченными на то лицами; наконец, появление в судах, хотя и по частным поводам, поверенных государства или его главы. От древнего мира задатки эти при посредстве римского права достались в наследство и последующим эпохам.
§ 7. Уголовное преследование в средние века. – Фискалат. (43)
- - - - - - - - - - - - - - - -
(43) Кроме источников, перечисленных выше (стр. 40 прим. 2), Duboys. Histoire du droit criminel des peuples modernes. Meyer. Esprit origine et progr;s des institutions judiciaires 1819 T. II. Maurer. Geschichte des altgermanischen Gerichtsverfahren. Ortloff. Der fiscaliche Strafprocess 1869. Esmein. Histoire de la procedure criminelle en France et sp;cialement de la procedure inquisitoire 1882.
- - - - - - - - - - - - - - - -
Варвары, завоевавшие Западную Римскую Империю, принесли с собою строго обвинительные формы преследования и процесса, которые встретились с подобным же началом древнеримского судопроизводства. Правило «Wo kein Klager ist auch kein Richter» (44), было основанием суда у всех германских народов, водворившихся на Западе. А так как, по их же юридическим понятиям, обвинение всецело принадлежало частному лицу, потерпевшему от преступления, то и не было почвы для обвинения должностного.
- - - - - - - - - - - - - - - -
(44) Где нет истца, там нет и судьи (нем.).
- - - - - - - - - - - - - - - -
В средневековом процессе публичные обвинители не могли появиться еще и потому, что, с одной стороны, большая часть тяжб и споров между феодалами разрешалась оружием, а с другой – в господствующей системе формальных доказательств, посредством суда Божьего и ордалий (45), не было места деятельности должностного обвинителя. «Не нашлось бы охотников, – замечает французский историк судебной власти, – для должности, которая обязывала бы выступать в бой (en champ clos) (46) со «всяким обвиняемым» (47). С течением времени, по мере того, как королевская и феодально-княжеская власть усиливалась до значения государственной, Landesobrigkeit (48), а преступления, возрастая числом, становились опаснее и вреднее, возникло представление о том, что многие из них нарушают законный «земский мир» (Landes-Rechtsfrieden) (49), защита которого лежит на властителе. Вследствие этого в случае недостатка частных обвинителей преследование преступлений общеопасного характера возлагалось в виде исключения на должностных лиц, заведовавших охранением мира, иногда – на одного из чинов местного судебного установления. Таковы были при Каролингах обязанности графов («comes»), и в особенности их ближайших помощников по полицейской части, «centenarii», «sculteti» (на старонемецком наречии – «Schultheiss»), которые заведовали обнаружением более важных преступлений (50). Когда же непосредственные народные суды «свободных людей», «boni homines», «rachimburgii», заменились постоянными судейскими коллегиями шеффенов («scabini», «echevins»), то один из этих выборных представителей власти и населения выступал и обвинителем тяжких преступлений (51), остававшихся безгласными. Впоследствии, в XV и XVI столетиях, в отдельных германских владениях встречается временное назначение особых чиновников для преследования деяний, в изобличении и наказании которых государство или городская община считали себя заинтересованными (52).
- - - - - - - - - - - - - - - -
(45) Ордалии – в широком смысле это то же, что и «Божий суд»; в узком – суд путем испытания огнем и водой. При испытании водой нужно было достать кольцо из кипятка, прыгнуть в реку с быстрым течением, испытуемого опускали в холодную воду связанным и так далее. Испытание огнем состояло в том, что испытуемый должен был держать руки на огне, проходить через горящий костер, держать руками раскаленное железо. Выдержавший эти испытания признавался оправданным, не выдержавший — виновным.
(46) Турнир, поединок, бой (фр.).
(47) Henrion de Pansey. De l’autorit; judiciaire.
(48) Верховная власть (нем.).
(49) Общественный порядок (нем.).
(50) Лангобардские законы упоминают о scultetus или guastaldius regius как о публичном обвинителе (Keller 5) Garat считает таким же обвинителем у визиготов «саиона», saio, но, по мнению Ortolan et Ledeau, он был только исполнителем судебных приговоров. (Т. I, р. XXII), III ср. Fabre р. 244, 245.
(51) Это в особенности практиковалось в получивших с 13 столетия большое значение вестфальских свободных тайных судилищах, Vehmgerichte, где обвинителем обыкновенно являлся один из его членов, Freihoffe.
(52) Keller. Таков был Malefizprocuratur в Пфальце. Ramm, Esmein р.312.
- - - - - - - - - - - - - - - -
Около того же времени на всем пространстве Западной Европы постепенно вырабатывается новый порядок отправления уголовного правосудия; совершается переход от прежних обвинительных принципов и форм к следственному, инквизиционному процессу, построенному прежде всего на официальном преследовании. Побуждаемые необходимостью, приходят к нему законодатели и практики, сначала в смысле изъятия из общего порядка, modus procedendi extraordinarius, которое затем крепнет вместе с государственною властью и расширяется при помощи ее воздействия. Соответствующее понятию о преступлении как о деянии, противном миру божескому и гражданскому, выгодное правительству, в ведение которого оно отдает могучее внутреннее орудие, преследование ex officio (53) оказывается удобным и для частных лиц; оно избавляет их от хлопот и опасностей обвинения, вместо которого можно ограничиваться простым доносом, предоставляя властям все дальнейшее. Здесь не место излагать ход и фазисы развития этой формы судопроизводства, быстро овладевшей всею областью уголовного правосудия и дожившей до наших дней. Согласно нашей ближайшей задаче лишь отмечать более явственные зачатки прокуратуры, мы ограничимся указанием, что должностное преследование в средневековой Европе было в значительной степени обусловлено ростом и значением канонической юстиции, с ее началом высшего и отвлеченного интереса в обнаружении и наказании преступлений в противоположность частному интересу обвинительного процесса. Уже в XII веке в церковных судах, постоянно стремившихся распространять свою юрисдикцию на возможно больший круг лиц и деяний, наряду с первоначальным древнеримским частным обвинением, accusatio, стояли донос или искаженное публичное обвинение, denuntiatio, и должностной розыск, inquisitio (54).
- - - - - - - - - - - - - - - -
(53) Официально (лат.).
(54) В канонических постановлениях-декреталиях знаменитого папы-законоведа Иннокентия III говорится: «Tribue modis valet crimen opponi: denuntiando, excipiendo et accusando; – tribus modis procedi possit: per accusationem, per denuntiationem et per inquisitionem». (Decr. Gregorii Lib. V cap. XVI и XXXI).
- - - - - - - - - - - - - - - -
Признание и применение этих трех способов производства юстиция церкви заимствовала у римского права императорского периода и, в свою очередь, передала их светскому правосудию, в котором они восполнили существенный и весьма ощутительный пробел от недостатка в обвинителях. В делах о важнейших религиозных преступлениях, о ересях, кощунстве, колдовстве и проч. каноническое право в предупреждение безнаказанности логически должно было остановиться на официальном преследовании, без которого изобличение оскорблений веры было бы немыслимо. Если, развивая до крайности такое преследование, церковный суд дошел до ужасов инквизиции, то это было последствием фанатизма и многих других условий времени, жестокого и смутного, которые, однако же, не помешали тому, что было в этом процессуальном начале живjго и полезного, плодотворно повлиять на общую постановку правосудия. Впоследствии инквизиционный процесс не устоял перед наплывом новых идей прогресса и гуманности, но должностное преследование осталось, приобретя обвинительный орган в прокуратуре. Нечто ей подобное существовало уже и в канонических судах (cours de chr;thiennt;). В состав их под главенством духовного судьи – официала – входил promotor inquisitionis или promovens inquisitionem (55), носивший также громкий титул vindex publicus religionis, исполнявший часто прокурорские обязанности (56). Он предлагал суду доносы и заявления, denuntiatio evangelica, наблюдал за розыском, требовал того или другого наказания и даже имел право переносить решенные дела в высшую инстанцию. В Испании такой promator fiscal появился в начале XV века в судах инквизиции, где он играл выдающуюся роль в преследовании еретиков. Впрочем, регулярная и повсеместная деятельность этих церковных прокуроров относится к сравнительно позднейшему периоду канонической юстиции, когда во Франции уже прочно организовалась и светская прокуратура (57).
- - - - - - - - - - - - - - - -
(55) Официальный обвинитель в религиозных процессах.
(56) Фойницкий, Курс I § 17, стр. 45.
(57) Fabre р. 267. – Esmein р. 249.
- - - - - - - - - - - - - - - -
Сверх сказанного, в историческом развитии средневековых учреждений вообще два явления имеют существенное значение для генезиса прокуратуры. Это, во-первых, заимствованное у римлян представительство фискальных интересов короны или государства и, во-вторых, окончательная победа розыскного процесса над обвинительным, который уже в XVI столетии в Уголовном Уложении Карла V (Каролина) является теоретическою формой без действительного содержания. Из взаимодействия этих двух факторов возникли немногие проблески прокурорского института в Италии и в имперских странах. Еще в капитуляриях Меровингов, а потом и Карла Великого и его преемников, упоминается о фискальных чиновниках, actores или exactores regis, dominici или fisci, которые, будучи прямыми преемниками римских прокураторов и адвокатов фиска, оберегают выгоды и ведут имущественные дела казны и монарха. Затерявшись потом среди феодальной пестроты и розни или превратившись в простых частных управляющих сюзеренов-собственников, они появляются вновь при успехах правительственной централизации, уже облеченные положением и полномочиями государственного характера. В Италии XIII столетие застает в Венеции вполне организованное учреждение городских стряпчих (avogadori di commune); позднее в больших городах – Риме, Неаполе, Милане, Флоренции – действовал уполномоченный государства перед судом (conservatore di leggi, procurator fiscal etc.), участвующий как сторона и в уголовных делах (58). В конце XVIII века герцог Леопольд Тосканский в числе других судебно-уголовных преобразований ввел в своих владениях институт коронных фискалов, представлявших перед судебной властью не только коронные, но и общегосударственные интересы и в этом последнем качестве наблюдавших за производством уголовных дел. В Германии такие уполномоченные казны составили учреждение фискалата, существовавшее до начала нынешнего столетия, а в скандинавских государствах действующее и до сих пор. Для защиты казенных дел преимущественно финансового свойства при «имперском каммергерихте» и в большей части отдельных немецких территорий состояли фискалы, между которыми различались advocatus и procurator fisci. Один из них вел письменную часть процесса, предоставляя другому устное ходатайство перед судом (59). В сфере собственно уголовной деятельности фискалы первоначально ведали преследование одних фискальных нарушений, а другими занимались случайно и в виде исключения, по особенному поручению правительства. Но когда в борьбе между обвинительным и розыскным, частным и официальным началами процесса выяснилась надобность как-нибудь согласить их ради примирения старых традиций с новыми требованиями правосудия, то формою такого соглашения послужил так называемый смешанный процесс, processus mixtus, а средством – участие в нем фискала в качестве должностного обвинителя. Партикулярные немецкие законодательства воспользовались готовым институтом фискалата для того, чтобы по всем или только по некоторым уголовным делам поручать ему ведение преследования – die Nothdurft accusando zu wahren, как определительно выражается Гессенское уголовное уложение в XVIII-м столетии. Наиболее цельно и ясно было такое назначение фискалов в Гессене, где они производили преследование важных преступлений, и в курфюршестве Бранденбургском (60), где фискалату присвоено было даже право надзора за судами, не развившееся, по словам Савиньи, вследствие того, что сами судьи признавались преимущественными и истинными органами монаршей воли. В общем, германский фискалат не выработался в постоянную и настоящую прокуратуру, хотя к XIX столетию и усвоил себе весьма многие черты ее современной структуры. Произведение компромисса в виде последней уступки вытесняемому состязательному процессу, обвинительная деятельность фискалата не могла удержаться против завоеваний письменности и розыскного начала. Сведение всей процедуры к письменным актам судьи–следователя делало ненужным участие особого обвинителя, задача которого вместе с задачею защиты исполнялась судом. Мало-помалу уголовная функция фискалов превратилась в бессодержательную формальность, а вслед за тем и вовсе была отменена (в Пруссии, напр., в 1809 г.).
- - - - - - - - - - - - - - - -
(58) Esmein р. 291, 292. – Frey р. 227, 228.
(59) Keller s. 9, 10. Frey s. 7. Ortloff 1—15.
(60) Corpus juris Fredericianum. Die Allgemeine Gerechtsordnung 1793.
- - - - - - - - - - - - - - - -
Германская доктрина, склонная и в юриспруденции к национализму, придает фискалату не только историко-юридическое, но и, так сказать, патриотическое значение. Оно выдвигается для объяснения и оправдания несомненного факта подражания французскому образцу при устройстве новой германской прокуратуры. Основываясь на сходстве немецкого фискалата с французской дореволюционной прокуратурой, немецкие исследователи не без гордости утверждают, что он кружным путем через Францию возвратился в Германию – свое первоначальное отечество. Едва ли, впрочем, такое притязание основательно. Сходство, даже подобие учреждений, объясняемое одинаковыми условиями происхождения, не доказывает еще ни их преемственности, ни даже взаимного влияния. Историческая связь самостоятельно возникшей французской прокуратуры с немецким фискалатом решительно ничем не подтверждается и более чем гипотетична. Напротив того, первая и притом полная разработка новейшего типа прокуратуры, несомненно, принадлежит Франции, у которой его заимствовала и Германия.
К средневековой истории прокурорского учреждения должно быть отнесено и развитие ее во Франции с XIV века до эпохи Наполеоновского законодательства. Но этот важнейший для происхождения современной прокуратуры исторический момент требует более подробного изложения уже по тому, что ее прямым родоначальником действительно был и признается всеми именно minist;re public, королевские прокуроры и адвокаты старой королевской Франции. Среди французской юстиции появилось новое, по выражению Ф.Эли, «сильное и деятельное начало; из обломков средневекового строя возникло юное и крепкое учреждение прокуратуры, которое не замедлило сообщить уголовному правосудию дотоле несвойственную ему силу» (61).
- - - - - - - - - - - - - - - -
(61) F.Helie § 74 № 360.
- - - - - - - - - - - - - - - -
ГЛАВА II
ПРОКУРАТУРА ВО ФРАНЦИИ ДО НАПОЛЕОНА I (62)
- - - - - - - - - - - - - - - -
(62) Главнейшие источники: а) французские: Delpon I lіv 6, II Ііv 7, 8. Meyer III chap. 15, 17, V chap. 7. Ortolan et Ledeau I. introd. F.Helie §§ 74, 101—103 и друг. Fabre. p. 273—275. Esmein chap. II p. 100 и др. Dalloz R;pertoire XXXII p. 2. Merlin. R;pertoire XX p. 214. Henrion de Pansey. Oeuvres judiciaires. 1843. De l’auto¬rit; judiciaire ch. IV p. 541. Pardessus. Essai historique sur l’organisation judiciaire etc. 1851 p. 190. B;cot. De l’organisation de la justice repressive etc. 1860. Duboys. Histoire du droit criminel de la France 1874. Mangin. Trait; de l’action publique 1844, 2 ed. I p. 6. Le Sellyer. Trait; de l’exercice et de l’extinction des actions publique et priv;e. 1874 I p. 10—18. Schenk. Trait; sur le minist;re public 1813 I р. 17. Thezard Le minist;re public p. 10. Frerejouan du Saint. Le minist;re public, aper;u historique 1875. D;bacq. De l’action du minist;re public en mati;re civile 1867 p. 5. Merilhou. Les parlements de France 1863. Desmaze. Le parlement de Paris 1863. Le Ch;telet de Paris 1863. Lebon. Des principaux magistrats du parquet aux Parlements 1865. Berriat S-t Prix. La justice r;volutionnaire 1870. Campardon. Le tribunal r;volution¬naire de Parie 1866. б) Немецкие: 1. c. Biener, Maurer; исследования о прокуратуре: Ramm, Siccama, Frey, Sundelin, Keller, Holtzendorf, руководства: Mittermaier, I p. 331. Zachariae I § 33. Holtzendorf, Ullmann, Glaser, Warnkonig und Stein. Franzosiche Staats und Reihtsgeschichte 1846 I p. 427, 566, III p. 387, 483.
- - - - - - - - - - - - - - - -
§ 8. Происхождение и развитие. § 9. Устройство дореволюционной прокуратуры. § 10. Деятельность дореволюционной прокуратуры. § 11. Прокуратура в революционный период.
§ 8. Происхождение и развитие.
Французская прокуратура возникла из потребностей и интересов королевской власти; с ее постепенным усилением и ростом связано все историческое развитие этого учреждения. На такое происхождение указывает и самое название его членов в дореволюционный Франции: «люди короля», его слуги и агенты, gens du roi, gentes regis (gentes Nostrae в ордонансах XIV столетия). До конца XIII века все местные дела и интересы короля – собственника и сюзерена других феодальных собственников – ведали особые его чиновники: бальи (baillis) на севере, сенешали (senechaux) на юге Франции. Они были управляющими и доверенными короля и в этом качестве носили титул gentes regis. К началу XIV столетия положение и состав их сделались недостаточными для успешного охранения и представительства всех прав короны. Ее материальные интересы, расширяясь, усложнялись и нередко требовали для юридической их защиты таких специальных знаний и трудов, которые оказывались обременительны или недоступны бальи и сенешалам. Помимо слишком обширного круга занятий, им недоставало и нужных сведений, так как обыкновенно они назначались из среды не сведущего в праве феодального дворянства. Кроме того, уже при Людовике Святом замечается стремление бальи и сенешалов к усвоению определенных должностных функций; из простых агентов короля они становятся в сфере управления главными администраторами, а в сфере суда – настоящими судьями, единственно компетентными для дел, привлеченных в королевскую юрисдикцию под именем cas royaux, число которых постоянно возрастало. Сделавшись судьями, бальи и сенешалы не могли уже являться в тоже время и стороною, представлять частные интересы короля пред собственным своим судом от его имени. Это противоречило бы основным понятиям средневекового права, которое в делах имущественных, а, следовательно, и фискальных, не отличало короля от прочих собственников. Тогда для достижения целей королевской власти возникла двойная надобность: дать королевским органам в лице бальи и сенешалов знающих помощников и советников – легистов (conseil) и вместе с тем обеспечить судебное представительство королевских интересов посредством поручения его особым поверенным короны. Удовлетворением этой потребности и послужило назначение королевских прокуроров и адвокатов, procureurs et avocats du roi, к которым и перешло название gens du roi, принадлежавшее затем французской прокуратуре до самой революции. Первоначально королевские прокуроры были такими же временными и случайными поверенными короля, каких могли иметь и другие клиенты. Уже в XIII столетии при различных судах состоял многочисленный класс стряпчих, procurateurs (название, сократившееся в procureurs), изучивших законы и отличавшихся особою длинною одеждой (hommes de robe longue). Они принимали на себя на основании постановлений римского права ведение судебных дел тяжущихся, особенно феодальных владетелей, которые не могли лично действовать в судах. Среди лучших людей этого класса стал и король выбирать своих поверенных, о которых вскользь упоминается уже в памятниках второй половины XIII века (63). Такие же поверенные были нужны ему и при судах высшей юрисдикции, парламентах, с тех пор, как они выделились из странствующего верховного суда, cour du roi, разъезжавшего вслед за королем, и оседло основались в нескольких городах. Рядом с прокурорами, занимавшимися письменною частью процесса, стояли адвокаты, устные защитники прав своего клиента перед судом, еще действовавшим в порядке состязательного процесса. Это разделение функций, вошедшее и в королевскую прокуратуру, в своем первобытном виде есть, в сущности, то же самое различие, которое в нынешней французской адвокатуре отделяет avou;s, стряпчих, от адвокатов (64).
- - - - - - - - - - - - - - - -
(63) По свидетельству Delamarr’a (Trait; de la police), они действовали уже при Филиппе-Августе. См. также Schenk I p. 17. Pardessus p. 191. При Филиппе III Смелом, в 1271–1287 гг., при суде королевского сенешала в Каркассоне состояли королевские прокуроры, которые выслушивались судом и принимали от частных лиц заявления о неправосудии. – Delpon I р. 371. Duboys II р. 29. – О королевских прокурорах при парламентах (gentes et procuratores regis) говорится в сборнике «Olim» в решениях за 1256–1296 гг. Maurer р. 147. Biener р. 198—270. Это первые, еще весьма неясные исторические следы, если не учреждения прокуратуры, то ее зачатков и наименования.
(64) Первоначально только король и сюзерены могли вести судебные дела через поверенных; затем, когда и частные лица получили это право, полное судебное представительство осталось все-таки только прерогативой короля, прокуроры которого выступали за него перед судом от своего имени. Отсюда старофранцузское юридическое изречение: «nul ne plaide en France par procureur, hormis le roi» («Никто, кроме короля, не может выступать во Франции адвокатом»).
- - - - - - - - - - - - - - - -
Прокуроры и адвокаты короля сделались настоящими должностными лицами, принадлежащими к составу магистратуры только в XIV столетии. В этом смысле основателем французской прокуратуры принято считать Филиппа IV Красивого, так как при нем судебное представительство короны посредством особых органов, фактически существовавших и раньше, было впервые организовано законом. В ордонансе 25 марта 1302 г., первом по времени законодательном памятнике прокуратуры, определяется положение постоянных королевских прокуроров при 3-х тогдашних парламентах, в Париже, Туре и Руане, и при судах бальи и сенешалов. Будучи уже должностным, оно еще не расстается с общею процессуальною ответственностью частной стороны; так, принося присягу на верность королю, его прокуроры дают и обычную, из римского права заимствованную, клятву истца в добросовестной основательности иска (juramentum calumniae). Им запрещается вести дела частных лип, а для содействия в королевских делах разрешается на свой счет брать себе помощников, субститутов, не носящих еще никакого должностного звания. В то же время при парламентах появляются и первые королевские адвокаты (65).
- - - - - - - - - - - - - - - -
(65) Ordonance 1302 art. 15, 20, 35 etc. Первым королевским прокурором при парижском парламенте былъ Guillaume de la Magdeleine, a первыми королевскими адвокатами — Pierre de Cugneres et Jean Pastouret. — Desmaze. Le Parlement de Parie p. 409. Merlin. (Garat) p. 214 etc.
- - - - - - - - - - - - - - - -
С тех пор прокуратура прочно водворилась при всех высших органах королевской юстиции (parlements, baillages, senechauss;es и prevot;es). По образцу ее действовали и при патримониальных судах феодальных владетелей соответствовавшие «людям короля» gens du seigneur, подобное же значение имели при канонических судах епископов упомянутые выше promotores inquisitionis. Ряд последующих законов, с XIV по XVII столетие, завершившийся уголовным ордонансом Людовика XIV, постепенно устанавливал ближайшим образом устройство, прав; и обязанности французской прокуратуры (66). Законы эти имели характер ретроспективный. По замечанию Фостена Эли, они скорее регламентировали порядок уже существующий, чем вводили новый. Практика опережала законодательство и вырабатывала различные черты прокурорского учреждения раньше признания их законом (67). Так, первый закон об устройстве прокуратуры как должностного органа относится к 1586 г., тогда как она до этого существовала уже более двух столетий. Начала прокуратуры не прививались, однако же, сразу и беспрекословно. Они слишком расходились с частно-обвинительными принципами классического процесса и древнего права Франции, вследствие чего долго не встречали сочувствия со стороны привычных к старине юристов. Знаменитый канцлер Франциска I, Лопиталь, l’Hopital, находил должность «людей короля» ненужною во Франции и, приводя одобрительно этот отзыв, писатель-практик конца XVI столетия Эро (Ayrault) не без плохо скрытого недоверия относится к чинам королевской прокуратуры 2). «Всё, чего ждут от них, – замечает он, – ограничивается заключениями по существу дел (en fin de cause). Но если бы даже они не исполнили этой обязанности, неужели судья пренебрег бы своей»? Тем не менее, несмотря на противодействие новые условия государственного строя и изменившиеся потребности общежития сделали свое дело. Развитие прокуратуры шло настолько безостановочно, что к началу XVII столетия она уже окончательно сложилась в мощное государственное установление, с ясно обрисованными обязанностями и обширным кругом действия в сфере судебного управления и репрессии. От первоначальной постановки учреждения шаг был громадный и превращение глубокое, но и вполне естественное. Пока король был только собственником доменов и сюзереном своих вассалов – и прокурор его являлся простым фискальным поверенным короны; когда же королевская власть сделалась центром и носительницею государственных и общественных интересов, в правовой области быстро утвердилось сознание, что охранение повсюду общего мира и спокойствия должно исходить от короля, на котором, поэтому, лежит и наблюдение за исполнением законов и преследование их нарушителей. Для осуществления этого королю нужны были уполномоченные им лица, а так как частные интересы его уже стали совпадать с публичными, то поверенный первых, королевский прокурор, сделался и органом вторых. Так совершилась необходимая эволюция в задачах прокуратуры: ограждение закона и уголовное преследование совместились в ее функции с фискальным представительством, отодвинув его по относительной важности предметов на задний план. Исходный пункт был в сущности один и тот же, и цели в конце концов сливались; преследуя преступления и восстановляя законный порядок, прокуратура тем самым охраняла права и исполняла обязанности королевской власти; действуя же в личных ее интересах, она стремилась и к благу общему. В этом новом элементе, проникшем в юридические формулы XIV и XVI столетий, Ф.Эли усматривает «истинный источник прокуратуры» (68). В тесной связи с ее начальным призванием, еще и другие обстоятельства способствовали его расширению. Королевские прокуроры имели попечение о правильном поступлении доходов короля, значительная часть которых слагалась из денежных взысканий за многие преступления, поэтому и преследование последних относилось к фискальной деятельности прокуратуры. Наконец, ее участия в уголовной репрессии потребовали также происшедшие изменения и в самой структуре уголовного процесса. В противоположность прежней строгой обвинительной форме, наиболее частым поводом к начатию дела стало служить вместо обвинения безответственное для частного лица извещение судьи о преступлении (d;nonciation), а собирание и поверка доказательств производились уже путем официального исследования (enqu;te). Для того и для другого понадобилась энергическая и притом обязательная инициатива и такое должностное наблюдение, которое бы побуждало и направляло инквирента. За отсутствием частного обвинителя нужно было нечто, хотя отчасти его заменяющее сообразно новым процессуальным понятиям. Все это старофранцузское право нашло в постановке и развитии прокурорской деятельности на почве наблюдения за охранением законов и уголовного преследования.
- - - - - - - - - - - - - - - -
(66) Важнейшие для истории прокуратуры королевские ордонансы и эдикты: 1498,1499, 1536, 1539, 1553, 1559, 1560, 1563, 1586 гг. – Со времен Людовика XIV в большей части парламентов издавались особые регламенты для прокуратуры, распределявшие обязанности между ее членами. У Ortolan et Ledeau (introd. p. XLVI) приведен один такой регламент 1684 г. для Бретани, весьма напоминающий современные инструкции прокурорскому надзору.
(67) F.Helie. № 372. Ayrault. L’ordre, formalit; et instruction judiciaire etc. 1691 liv. II № 22.
(68) F.H;lie № 368, 369.
- - - - - - - - - - - - - - - -
§ 9. Устройство дореволюционной прокуратуры.
В подробностях этой постановки при всем ее своеобразии уже содержатся главнейшие черты современного учреждения, и притом в комбинациях и проявлениях, не лишенных стройности, силы и величия. Возникшее не столько из законодательного импульса, сколько путем исторического и бытового наслоения, институт gens du roi не отличался единством и цельностью своего устройства. Прокуратура, не имея особого начальника, кроме канцлера (Chancelier de France), общего номинального главы судебного ведомства, распределялась по парламентам (cours souveraines) и низшим судам (sieges inf;rieurs) отдельными, между собою не сплоченными корпорациями. Фактическая связь не была крепка даже между прокурорскими чинами одного и того же округа (ressort), хотя она и предполагалась в теории, выводившей все учреждение из юридической личности короля. Это высказывалось и в технических формулах, обращаемых к суду: члены прокуратуры писали и говорили от имени короля («je requiers pour le roi, je n'entends empecher» или «j'emp;che pour le roi») (69), a в торжественных случаях выражались всегда в первом лице множественного числа («nous») (70). При обращении к ним в собраниях и заседаниях их называли: «Messieurs les gens du roi» (71), при представлениях in corpore (72) королю они преклоняли перед ним колена с словами: Sire, ce sont vos gens (73). При каждом парламенте состоял генерал-прокурор, procureur g;n;ral, с несколькими генерал-адвокатами, avocats g;n;raux, и субститутами; при судах низшего ранга – по одному королевскому прокурору, procureur du roi, также с королевскими адвокатами, avocats du roi, и субститутами. Юридически во главе каждого отдельного прокурорского учреждения или «паркета» (parquet) (74) стоял его прокурор, и все прокурорские чины парламентского округа подчинялись генерал-прокурору как главному представителю короля; вследствие этого все подчиненные действовали от его имени (pour le procureur g;n;ral). Но такое подчинение было слабое и более почетное, чем реальное (sup;riorit; d'honneur). В известных случаях прокурор-начальник был даже связан преобладающим мнением других членов паркета, из которых генерал и королевские адвокаты составляли как бы его совет. По гражданским делам он не имел права действовать без соглашения с ними, под опасением штрафа или платежа убытков. Согласно основному различию между прокурорами и адвокатами, и в среде «людей короля» первые ведали письменную часть и несли судебно-административные обязанности, вторые же «пледировали», т.е. выступали перед судом публично, с устными речами и заключениями. А как уже с XV столетия в уголовном судопроизводстве господствовали письменность и тайна, в XVII столетии узаконенные окончательно и безусловно, то уголовными делами занимались исключительно прокуроры и по их указаниям – субституты. Адвокаты же короля участвовали только в гражданских делах и здесь были совершенно независимы в своих мнениях и заключениях. Таков именно смысл известных формул, определявших как взаимные отношения между членами прокуратуры, так и характер той и другой отрасли ее деятельности: «Le procureur g;n;ral а la plume; les avocats generaux ont la parole. – La plume est serve, la parole est libre» (75). Входя вместе с прокурорами в состав магистратуры, адвокаты короля в то же время не переставали фиктивно принадлежать и к адвокатскому сословию, из которого они долгое время набирались; первый генерал-адвокат даже считался ex officio (76) старшиною (b;tonnier) местной адвокатской корпорации. От судов и судей прокуратура была вполне отдельна и независима, что, однако же, не выделяло ее из общего подчинения членов магистратуры почетному преимуществу (pres;ance) первого президента парламента. В публичных шествиях и церемониях она следовала за судьями, предшествуемая особым huissier (77). Генерал-прокурор занимал место среди генерал-адвокатов, что должно было означать их совещательные отношения между собою или, как выражается один старинный автор, «что генерал-прокурор со всех сторон окружен добрыми советами».
- - - - - - - - - - - - - - - -
(69) «Требую от имени короля», «От имени короля запрещаю», «Ратую от имени короля» и т.д. (фр.).
(70) «Мы».
(71) «Господа люди короля» (фр.).
(72) В целом, в полном составе (лат.).
(73) Ваше Величество, вот ваши люди (фр.).
(74) Совокупность людей короля получила перешедшее затем на весь институт название parquet от особого помещения с деревянной резьбой и мозаичным полом (parc de menuiserie), которое занимала прокуратура при парижском парламенте. Desmaze. Le Parlement de Paris p. 206.
(75) «Генерал-прокурор пишет, генерал-адвокаты говорят. Перо зависимо, слово свободно».
(76) Официально.
(77) Судебный пристав (фр.).
Так, для того чтобы держать в своих руках важный пост генерал-прокурора Парижского парламента, Людовик XII купил эту должность у семейства умершего ее собственника де ла Бриффа и в 1700 г. назначил на его место знаменитого Дагессо, преемники которого уже все определялись по назначению короля.
- - - - - - - - - - - - - - - -
Первые «люди короля» вышли из адвокатского сословия. Впоследствии на способе их назначения отразилось общее стремление казны везде отыскивать источники дохода: наравне со всеми другими судебными должностями (charges de judicature), и прокурорские должности стали продаваться в ее пользу, за исключением званий первого и второго генерал-адвокатов, которых бесплатно назначал и свободно увольнял король. Вознаграждение за свои труды чины прокуратуры получали от дел, которые они вели, в виде судебных пошлин с тяжущихся и подсудимых, в размерах по определению суда. Однажды проданная королем должность считалась наследственной собственностью купившего, который, в свою очередь, мог продать ее другому или еще при жизни передать своему наследнику. Высшие должности обыкновенно оставались в одном и том же роде, переходя от отца к сыну, вследствие чего появилось так называемое «судебное дворянство» (noblesse de robe), представлявшее ряд родов и семейств, в которых передавались по наследству не только звание и обязанности, но и профессиональные традиции. Порядок этот укоренился прочно и, освященный временем и историческим обычаем, строго соблюдался самим королем. Если король хотел сместить одного из членов магистратуры или ввести в нее новое лицо, то для достижения этого в общем законном порядке не было другого средства, кроме покупки нужной должности у ее владельца, по добровольной сделке с ним (78). Эту продажность судебных должностей, очевидно, нельзя рассматривать с точки зрения нашего времени и взглядов. Она была в нравах своей эпохи и наряду с вредными и дурными сторонами имела и хорошие, хотя бы в том, что содействовала образованию магистратуры в замкнутое и самостоятельное сословие, среди которого свободно развивалась юриспруденция, и свято хранились предания корпоративной чести и достоинства. В отношении прокуратуры, продажность ее должностей, вызвавшая их фактическую несменяемость и наследственность, по единогласному свидетельству французских ее историков, обусловила личную независимость ее чинов. Не будучи сменяемы по усмотрению власти, они могли смело руководствоваться в своих действиях только совестью и законом. Не изменяя своему призванию быть «людьми короля», они смотрели на себя как на правомерных представителей короны. Лучшие деятели из их числа живо сознавали это свойство своей деятельности и не боялись говорить об этом королям. Когда Франциск I, раздраженный независимостью и несговорчивостью своего генерал-адвоката де-Рюзе (de Ruz;), хотел заменить его другим и жаловался на то, что не может, подобно всякому из своих подданных, выбрать себе адвоката по своему желанию, Анри де-Мем (Henri de Mesmes), которому была предложена эта должность, сказал королю в защиту де-Рюзе: «Государь, он адвокат короны, слуга своих обязанностей, а не ваших страстей». Позднее генерал-адвокат Омер Талон (Omer Talon) выразил лишь общую мысль, обратившись в 1649 г. к Людовику XIV в торжественной речи от имени своих товарищей со следующими замечательными словами: «Для славы короля мы должны быть людьми свободными, а не рабами; достоинство короны измеряется качествами тех, кто ей служит» (79).
- - - - - - - - - - - - - - - -
(78) Delpon II, р. 167.
(79) Lebon, р. 66.
- - - - - - - - - - - - - - - -
§ 10. Деятельность дореволюционной прокуратуры.
Функция прежней французской прокуратуры распадалась по своему содержанию на судебную, по гражданским и уголовным делам, и административно-политическую.
По гражданским делам, верная своему фискальному происхождению, прокуратура прежде всего защищала непосредственные интересы короны, а затем и ограждала права всех тех, юридическое представительство которых принимало на себя государство, олицетворяемое в короле. Сюда относились дела церкви, различных светских и духовных корпораций, состоявших под государственной охраной, и целого ряда лиц беспомощных, как напр., малолетних, безумных, отсутствующих, вообще всех тех, которые сами и лично не могли отвечать за себя на суде. Охранение слабых и угнетенных составляло одну из главных обязанностей королевских адвокатов. Они чрезвычайно дорожили этою высокою задачею своего учреждения: «Мы поставлены не для людей счастливых, а для угнетенных», торжественно заявил в громком гражданском процессе знаменитый гренобльский генерал-адвокат Серван (Servan) (80), и эти прекрасные слова и до сих пор не потеряли своего значения как один из идеальных принципов прокуратуры. В делах казны и церкви представитель короны являлся настоящею стороною, с правом обжалования и с обязанностью принимать все меры к ограждению вверенных ему интересов, между прочим, и к исполнению постановленных в пользу их решений. Вообще объем гражданской компетенции прокуратуры определялся тем широким признаком участия во всех делах, касающихся общественного порядка (tout ce qui interesse l’ordre public), который широко применяется во французском праве. Так как одни гражданские дела производились устно и публично, то рассмотрение их и было главною школою красноречия парламентских генерал-адвокатов, которые за XVII и XVIII столетия дали немало превосходных образцов его, одинаково сильных и блеском формы, и глубиною мысли и эрудиции. Дагессо следующим образом определяет задачу генерал-адвоката короны в гражданском процессе: «бесстрастный и строгий, как охраняемый им закон, исполненный достоинства, как власть, им представляемая, генерал-адвокат должен выяснить в их настоящем виде обстоятельства дела, слишком часто искажаемые в борьбе сторон, резюмировать перед судьями те из их аргументов, которые имеют прямое отношение к предмету спора; разобрать или опровергнуть доводы неосновательные или сомнительные, указать справедливые, наконец, предложить мотивы, на которых, по его мнению, следует основать решение. Систематичность и ясность в исполнении первой из этих задач, точность и беспристрастие во второй, юридические познания и логичность рассуждения в третьей – вот необходимые свойства прокурорского заключения» (81).
- - - - - - - - - - - - - - - -
(80) В 1767 г. в заключении по делу Marie Robequin с мужем ее Jaques'ом Roux.
(81) d’Aguessau. Oeuvres vol. I p. 23.
- - - - - - - - - - - - - - - -
По делам уголовным деятельность прокуратуры была не менее обширна, хотя в силу инквизиционного начала и менее значительна. Она бледнела перед розыскною деятельностью следователя и суда, которые добивались истины независимо от сторон, посредством собирания улик главным образом из пытки (question pr;paratoire et pr;alable) и допроса подсудимого. В конце XVI и XVII столетий розыскные полномочия судьи, непрерывно развиваясь, возросли до такой степени, что обвинительная часть прокуратуры сохранила лишь фиктивный и второстепенный, как бы вспомогательный характер, и в практическом учении уголовного процесса получило полную силу и значение правило: tout juge est procureur g;n;rale, или officier du minist;re public, другими словами – судья имеет все те же права по уголовному преследованию, как и прокурор. В нормальном старофранцузском уголовном процессе, в том виде, как он определен в ордонансе Людовика XIV 1670 г., роль прокуратуры сводилась к участию в возбуждении преследования и к предъявлению в разные фазисы производства заключения по существу его. За устранением публичного народного обвинения и состязательного порядка поводом к возникновению уголовных дел служили доносы незаинтересованных в деле частных лиц (d;nonciation), жалобы (plainte) и преследование по непосредственному распоряжению судебной власти (poursuite d'office). Доносы, поступавшие к прокуратуре, она передавала для исследования (information) надлежащему следователю (82). Жалобы были двоякого рода: заявления потерпевшего от преступления, plainte de la partie civile, и предложения прокуратуры о начатии процесса, plainte de la partie publique. Таким образом, прокуратура только участвовала в возбуждении преследования, но вовсе не имела ни монополии его, ни даже преимущественного на него влияния. Во всех же стадиях дальнейшего производства до самого приговора полновластными распорядителями процесса являлись следователь и суд (83). При допросах и вообще при следствии прокуратура не присутствовала, ограничиваясь предъявлением письменных заключений в известные моменты процесса. Для этой цели ей сообщались акты дела, и она троекратно высказывала свое мнение и требования; первый раз – по окончании предварительного розыска (information – видоизмененная enqu;te или inquisitio generalis), второй раз – после формального допроса обвиняемого и перед заключительным фазисом следствия (reglement ; l’extra ordinaire) и, наконец, в третий и последний раз, по окончании формального следствия (inquisitio specialis), перед докладом дела (rapport) и постановлением приговора. Эти последние заключения назывались окончательными (definitives), излагались обязательно без мотивов и в запечатанном виде передавались в канцелярию суда, который открывал и выслушивал их уже после доклада. По объяснению комментаторов, указанные меры имели целью гарантировать судейское беспристрастие; законодатель хотел оградить конечное суждение по делу от всякого давления или преждевременного влияния прокурорской аргументации (84). Вообще чины прокуратуры не столько производили самое преследование, сколько направляли его, делая о нем выводы и разрабатывая в нем обвинительные указания; produnt atque indicant, sed non reprehendunt, neque arguunt (85) – такова была формула прокурорской деятельности в уголовном процессе. Распоряжениями об исполнении приговора завершалась ее уголовная функция.
- - - - - - - - - - - - - - - -
(82) Предварительные исследования уголовных дел производились особыми lieutenants criminels*, состоявшими при каждом бальи или сенешале; в Париже для этой цели существовало обширное следственное учреждение, le Ch;telet.**
* Королевский судья по уголовным делам (фр.).
** Замок, тюрьма (фр.).
(83) Отсюда правило: tout juge est procureur g;n;ral, выражающее не только независимость судей от прокуратуры, но и принадлежность первым всех прав последней по уголовному преследованию.
(84) F.H;lie §§ 88, 91. Esmein I chap. III р. 138. II ch. II р. 221.
(85) Представляйте и указывайте, но не критикуйте и не спорьте (лат.).
- - - - - - - - - - - - - - - -
Недостаток собственно процессуального содержания пополнялся наблюдательною стороною: прокуратуре принадлежало общее, хотя довольно неопределенное наблюдение за ходом уголовного судопроизводства и деятельностью судей. Наблюдение находило себе осуществление и в административно-политических обязанностях прокуратуры как стража закона и органа правительства. Являясь посредницей между судом и королевской властью, она передавала и объявляла первому от имени второй новые узаконения и правительственные распоряжения (ordonances, ;dits, lettres patentes) (86). Правосудие признавалось исходящим от короля («toute justice ;mane du roi») и отправлялось его именем; поэтому и «люди» его, прокуроры, имели надзор за действием судов, контролирующий в отношении судей и прямо начальственный над низшими исполнительными судебными чинами (clercs, huissiers etc.). Наблюдательная деятельность прокуратуры при местных судах второстепенного ранга не имела политического характера, которым, напротив, было резко отмечено значение прокуратуры при парламентах, особенно парижском, как ближайшем к центру власти. Важное политическое положение парламентов, приобретенное ими посредством вековой борьбы, не могло не отразиться и на положении их прокуратуры, которая заняла выдающееся место в ряду высших государственных установлений. Генерал-прокурор и генерал-адвокаты парижского парламента имели свободный доступ к королю и личные ему доклады. Эти сношения получили особую важность ввиду того, что парламент стремился присвоить себе непосредственное участие в законодательстве. По старофранцузскому государственному праву, для того чтобы королевское распоряжение приобрело силу закона и было обращено к исполнению, его должен был предварительно принять и опубликовать парламент. Это называлось enregistrement и совершалось при помощи прокуратуры, которая предлагала ордонансы и эдикты на законное постановление парламентов. Последние признавали за собою право входить в рассмотрение предложенных им законов с точки зрения их соответствия основным принципам государственного строя, и даже обсуждать степень их полезности. В дебатах по этому поводу участвовала и прокуратура. Если парламент находил новый закон несогласным с основными законами, то отказывал в его принятии, предоставляя прокурору о встреченных затруднениях довести до сведения короля. Точно так же прокуратура повергала на его усмотрение представления парламентов о разных неправильностях, недостатках и злоупотреблениях, обнаруженных в общем ходе государственной и общественной жизни. Деятельное участие и уже самая передаточная роль в этих парламентских remontrances (87) и dol;ances (88) возводила высшую прокуратуру на степень настоящего «публичного министерства», «minist;re public», на что как бы указывает и смысл этого названия, вошедшего в XVIII столетии в общее техническое употребление. Подобное же значение имела прокуратура и в делах высшего церковного управления. Предлагая на рассмотрение парламентов папские буллы и бреветы, она высказывалась или в пользу признания их королем (placet), без чего ни одно повеление папы не могло быть действительно во Франции, или же об отклонении такого признания, если находила в них что-либо несогласное с прерогативами и интересами галликанской церкви. В общей гражданской сфере прокуратура имела право передавать на обсуждение парламента всякое проявление произвола, насилия, нарушения закона или неуважения к нему и требовать по этим предметам, а также и для упорядочения судебной практики, принятия общих регулятивных мер. Они выражались в издании парламентами общих постановлений, dispositions reglementaires (89), которые, таким образом, находились в зависимости не только от согласия, но и от инициативы прокуратуры. Нельзя обойти молчанием еще одной ее обязанности, исполнение которой, обыкновенно весьма внимательное и просвещенное, возвышало умственный и нравственный авторитет института. Независимо от очередных заседаний по текущим делам, парламенты собирались в полном составе в заседания экстраординарные. Одно из них, так называемое audience de rentr;e (90), имело место дважды в году перед начатием занятий после вакаций, и происходило публично, при торжественной обстановке, в присутствии судебных чинов всех рангов и адвокатов. В этих заседаниях читались вновь изданные законы, и затем первый президент и один из генерал-адвокатов произносили в назидание младших слушателей речи о каком-либо общественном вопросе или предмете теоретической и практической юриспруденции. Темы для этих discours de rentr;e (91) выбирались сложные и трудные, часто самые животрепещущие и современные, и в разработке их чины прокуратуры выказывали много учености и таланта, а иногда и истинное мужество в требованиях судебного процесса. Так, в летописях его составляет целую эпоху знаменитая речь упомянутого уже Сервана «об отправлении уголовного правосудия», в которой он, проникнутый гуманными философскими учениями XVIII века, мастерски охарактеризовал идеалы магистратуры и, нарисовав яркую картину судебных порядков своего времени, не остановился перед их суровой критикой (92). Другие общие заседания парламентов, известные под именем mercuriales (от mercredi, первой среды после вакаций, в которую они назначались), происходили непублично (au huis clos), при участии только судей и прокуратуры. Эти оригинальные собрания посвящались собственной поверке и даже самобичеванию. Генерал-прокурор или один из генерал-адвокатов произносил речь или читал отчет (предварительно рассмотренный в особо для этого избранной комиссии судей) о различных замеченных прокуратурой в течение года недостатках и упущениях в ходе правосудия и делопроизводства. Темные и слабые стороны практики трактовались с чрезвычайною, даже преувеличенною строгостью, причем указывались и средства к их исправлению. Парламент постановлял свои определения, которые затем через канцлера представлялись королю (93).
- - - - - - - - - - - - - - - -
(86) Ордонансы, эдикты, жалованные грамоты.
(87) Представлениях, замечаниях (фр.).
(88) Жалобах (фр.).
(89) Регламентирующие положения (фр.).
(90) Слушания по возвращении (фр.).
(91) Выступлений по возвращении (фр.).
(92) Servan. Discours sur l’administration de la justice criminelle 1766 с эпиграфом: homo sum, nil humani a me alienum puto (Я человек, и ничто человеческое мне не чуждо).
(93) Henrion de Рапsеу, Autorit; judiciaire p. 198 так характеризует эти заседания: «торжественные дни, в которые особенно проявлялось важное значение прокуратуры, дни мужества н справедливости, когда судьи сами судили себя… всякая легкая небрежность выставлялась как значительное упущение, и тот, чей образ действий или жизни являлся несоответствующим чести и достоинству магистратуры, изобличался без послабления». Desmaze. Le Parlement de Paris p. 61. 64. Lebon p. 177. – По названию заседаний и произносимые в них речи назывались mercuriales. К числу лучших из них принадлежат, между прочим, многие из речей D’Aguessau.
- - - - - - - - - - - - - - - -
В общем итоге задачу французской дореволюционной прокуратуры составляли совместно и одновременно охранение законов, противодействие произволу, ограждение угнетаемых и преследование преступлений (94). Как учреждение, сложившееся исторически, она была поставлена своеобразно, широко и прочно, представляя совокупность непосредственных органов короны в судебном ведомстве и управлении. Функции их распределялись неравномерно: деятельность по уголовному преследованию, стесненная инквизиционными формами процесса, далеко уступала в размерах и значении представительству закона и правительства по делам гражданским, а также и политической роли в перипетиях борьбы парламентов за власть. Высшая прокуратура разделила судьбы, а с ними и увлечение этой борьбы, которая заслоняла судебный ее характер и положила на весь институт особый отпечаток. Были примеры «людей короля», открыто выступавших в парламентах против отдельных королевских распоряжений, несогласных с общими законами или с истинными интересами королевской власти, как их понимали ее мужественные и независимые слуги. Дух патриотизма и уважения к историческим и национальным традициям страны сообщал им стойкость и давал опору во многих общественных вопросах и делах первостепенной важности (95). Но если в этом отношении за старой французской прокуратурой немало крупных государственных заслуг и гражданских подвигов, с другой стороны в истории ее нередки случаи, когда чины ее, платя дань общему нравственному разложению, напр., в век Людовиков XIV и XV, являлись послушными орудиями фаворитизма и произвола. То и другое было лишь неизбежным последствием постановки и деятельности прокурорского учреждения на почве политической. Однако же, и это уклонение от судебно-административного призвания прокуратуры сослужило ее развитию своего рода службу: выросло государственное ее значение, окрепло сознание ее необходимости среди элементов общественного строя, явился и отрицательный опыт ее неправильного направления. Не менее важна дидактическая, так сказать, ценность анналов дореволюционного «паркета». На их страницах, полных живого интереса, записано множество заслуженно известных имен и выдающихся трудов деятелей прокуратуры. Публичная жизнь и произведения таких исторических ее представителей как Анри де Мем, Омер и Дени Талоны, Эдуард и Матьё Моле, Дагессо, Дома, де-ла-Шалоте, Серван, Луи Сегье и друг. представляют высокие образцы красноречия, эрудиции, энергии и твердости. «Среди украшений судебного сословия, – говорит Беррье, – паркет, этот орган общественного слова, неизменно поддерживал честь учреждений, к которым он принадлежал». В истории прокуратуры это во всяком случае эпоха героическая, время славных и блестящих воспоминаний. Для потомков они поучительны и как уроки прошлого, и как примеры могучего интеллектуального подъема.
- - - - - - - - - - - - - - - -
(94) Задача эта выражалась и в словах присяги, которую приносили парламентские генерал-прокуроры при вступлении своем на должность: «d;faire justice aux grands comme aux petits, aux ;trangers comme aux concitoyens, sans acception de personne ou de nation, de garder et de conserver les droits du roi, sans n;anmoins aucun pr;judice des droite d’autrui» [«вершить справедливость в отношении и великих, и малых, иностранцев и сограждан, невзирая на личности и национальность, охранять и стоять на страже прав и интересов короны, тем не менее без ущерба для прав других людей»]. Mangin I. p. 215.
(95) Таковы, напр., Жак де ла Гель, возражающий против принятия патента Генриха IV об изъятии личных его имений из доменов короны (по формуле «j’emp;che pour le roi» [«возражаю от имени короля»]). Омер Талон, противодействующий мерам кардинала Мазарини; Дагессо, энергический противник вмешательства папы в дела галликанской церкви; де-ла-Шалоте, восстающий против признания и утверждения иезуитов во Франции и поплатившийся за это годами заключения; Серван, изобличающий жестокости современного ему уголовного правосудия и требующий для него гуманных реформ и т.д. Выработалась даже особая, странно звучащая теперь формула «par expr;s commandement» [«лишь по прямому повелению»], посредством которой прокурор, внося в парламент королевское повеление, заявлял, что он исполняет только обязательное для него распоряжение об этом; в заключении же своем по существу предмета он свободно высказывает свое юридическое мнение, иногда прямо о незаконности повеления, оканчивая словами «j’emp;che pour le roi» [«возражаю от имени короля»].
- - - - - - - - - - - - - - - -
§ 11. Прокуратура в революционный период.
К концу XVIII века, накануне революции, очерченное выше положение французской прокуратуры было выше и сильнее, чем когда-либо, но в политических учениях и в общественном мнении против нее уже назревала враждебная реакция. В качестве существенной принадлежности и произведения отживающего устройства, она вместе с ним возбуждала резкую критику и осуждение. Несмотря на исходившие из ее же собственной среды красноречивые филиппики против устаревшего судоустройства и судопроизводства (96), в ней самой видели главное орудие инквизиционного процесса и политического гнета над правосудием. Возникший спор вращался преимущественно вокруг одного из основных принципов прокуратуры – государственного преследования преступлений, которое подвергалось сомнению и принижалось перед восхваляемым древним началом частного и народного обвинения. Лучшим выразителем этого учения может служить итальянский юрист Филанджиери, который в своем сочинении «О науке законодательства» пространно развивает преимущества римской системы общенародного обвинения, и лишь для исключительных случаев отсутствия обвинителей по важным преступлениям допускает деятельность «официальных обвинителей», избираемых народом и от правительства все-таки не зависящих. Аргументация его, впрочем, сводится главным образом к тому, чтобы доказать необходимость предоставления каждому гражданину права уголовного преследования помимо личного его участия в деле. «У большей части народов, – говорит Филанджиери, – сознание того, что все члены общества одинаково заинтересованы в охранении порядка и, следовательно, в соблюдении законов, в уменьшении числа преступлений и в устрашении злоумышленников, привело просвещеннейших законодателей к заключению о невозможности отказать одному гражданину в праве преследовать другого» (97). Противоположного воззрения придерживается в «Духе законов» Монтескьё, которому, собственно, и возражает Филанджиери. Становясь решительно на сторону прокуратуры в том виде, в каком она была ему известна в дореволюционной Франции, Монтескьё так резюмирует оценку этому учреждению: «У нас есть ныне закон, достойный восхищения; это закон, требующий, чтобы монарх, призванный исполнять законы, назначал в каждый суд чиновника для преследования всех преступлений, вследствие чего профессия доносчиков нам неизвестна»… и далее: «по законам Платона те, кто пренебрегли извещением властей о преступлении или оказанием им содействия, подлежат наказанию. – Ныне это уже не соответствует требованиям времени; прокуратура (la partie publique) бодрствует за граждан, она действует – и они спокойны» (98). Между такими взглядами предстояло выбирать революционному законодательству, когда в общей ломке старого режима предпринято было и радикальное переустройство его судебной части. Ненависть к прошедшему, боязнь всех учреждений монархического строя и страсть к подражанию древним республиканским формам побудили сначала склониться в сторону свободного народного преследования. Прежняя прокуратура исчезла сама собой вместе с огульно отмененными судебными установлениями старого режима. Наряду с жалобою потерпевшего (plainte или d;nonciation du droit personnel) было поставлено обязательное гражданское извещение о преступлении, d;nonciation civique, как повод и основание уголовного преследования во исполнение долга гражданина (законы 1789 и 1791 гг.). Но учреждение прокуратуры уже так глубоко укоренилось в общественном сознании и отвечало таким настоятельным потребностям, что место ее не могло оставаться незанятым. К тому же и новое правительство, переменивши принципы и имя, силою вещей должно было стремиться к тем же целям и, подобно прежнему, нуждалось в средствах их достижения, между прочим, и в судебном представительстве государства или его фиктивного главы – народа. «Народное обвинение, – говорил Type (Thouret) в учредительном собрании в августе 1790 г., – представляет важные неудобства. Когда все обязываются бодрствовать, наступает такой момент, когда в действительности никто не бодрствует; если каждый может обвинять, дух партий, предубеждение, ходячие предрассудки и личная месть могут легко нарушить общественное спокойствие под предлогом его защиты. Сохраним же мудрое установление должностного лица, уполномоченного на уголовное преследование» (99).
- - - - - - - - - - - - - - - -
(96) Речи генерал-адвокатов Сервана (1766) и Геро-де-Сешеля (1786).
(97) Filangieri. Oeuvres trad. 1822. Science de la legislation II p. 238–283 (chap. 2 et 3).
(98) Montesquieu. Esprit des loix liv. VI ch. 8.
(99) Mangin. Trait; de l'action publique X 2 ;d. 1844 I p. 12.
- - - - - - - - - - - - - - - -
Поэтому и доктринеры революции отнюдь не отказались от учреждения прокуратуры и последовательно вводили ее, или по крайней мере ее идею, в свои многочисленные кодексы и конституции. В течение 30-летнего периода времени так называемого «промежуточного» законодательства (legislation intermediaire 1789–1808) над нею был сделан ряд законодательных экспериментов, из которых она вышла с победою и с сохранением всего того, что в старой ее организации было жизненного и сильного (100).
- - - - - - - - - - - - - - - -
(100) За этот период времени было издано более 30 общих и частных законов о прокуратуре. См. перечень их у Dalloz Repert. T. XXXII. Minist;re public p. 4 и 5.
- - - - - - - - - - - - - - - -
В сущности, конечные преобразования ее даже не были особенно значительны: империя в законах 1808–1810 гг. во многом возвратилась к дореволюционному типу прокуратуры. Совершились лишь видоизменения, вызванные реформами процесса, да в революционной буре исчезло с выгодой для учреждения непосредственно политическое его значение, уступив место исключительно общественно-судебному характеру его деятельности и устройства. Не вдаваясь в подробности, мы отметим лишь в самых беглых чертах главные оазисы этих преобразований. В них, между прочим, отразилась и излюбленная теория того времени о разделении повсюду властей и функций. Законы 1790–1792 гг., вводя в новый процесс начала устности, состязательности и гласности, создали и новое, весьма, впрочем, недолговечное судебное устройство, в котором судьи «избирались народом», но на известный срок (mais ; temps), а чины прокуратуры, получившие название королевских комиссаров, «назначались королем, но пожизненно» (mais ; vie). У этих commissaires du roi (101) было отнято обвинение перед судом, возложенное на особых выборных публичных обвинителей, accusateurs publics. Первые являлись стражами закона, вторые только поддерживали в судебном заседании обвинение, предварительно рассмотренное и признанное вновь введенными «обвинительными присяжными» (jury d'accusation). Деятельное участие в преследовании преступлений путем первоначального их исследования принимали еще мировые судьи (juges de paix) и руководители упомянутых присяжных (directeurs du jury), впоследствии видоизменившиеся в теперешних «следственных судей», juges d’instruction. С провозглашением республики королевские комиссары превратились в «национальных», commissaires nationaux, обязанности которых в кровавую эпоху террора и конвента были переданы «публичным обвинителям», и, таким образом, обе отрасли прокуратуры вновь соединились в одну. Это страшное время действия по всей стране революционных трибуналов (1793–1795), посылавших осужденных массами на казнь, можно считать наиболее мрачным и печальным моментом в истории публичного преследования. О какой-либо правильной его организации, конечно, не было и речи. При каждом временно устроенном революционном суде состоял публичный обвинитель, этот, по выражению Фабра (102), «официальный поставщик эшафота», который не брезговал ни явною нелепостью, ни ложью для получения смертных приговоров в угоду революционной тирании (103). С окончанием террора возвратились судебные порядки первых годов революции, а с ними и раздробленная прокуратура. На основании конституции III года и составленного Мерленом «кодекса преступлений и наказаний 8 Брюмера IV года (104) (code des d;lits et des peines 8 Brumaire an IV), действовали прежние публичные обвинители и заменившие национальных комиссаров «комиссары исполнительной власти» (commissaire du pouvoir executif), впоследствии «комиссары республики»; они уже не пользовались несменяемостью, а назначались и увольнялись Директориею. В дальнейшем движении законодательства, имевшем характер полной централизации властей в руках главы государства, сначала первого консула, затем императора, прокуратура быстро и решительно следует тому же направлению и усваивает себе одну за другой свои теперешние черты. Законы 22 фримёра и 27 вентоза VIII года окончательно уничтожают ее двойственность, и обязанности публичных обвинителей возлагают вместе с уголовным преследованием на «комиссаров правительства» (commissaires du gouvernement), при каждом суде назначаемых первым консулом. Они занимают важное место в системе органов уголовного исследования или «судебной полиции» (police judiciaire) и по закону 7 плювиоза IX г. получают местных помощников (substituts), облеченных настоящею розыскною функциею (magistrats de s;ret;), значительная часть которой, впрочем, скоро отходит к следственным судьям. Органический сенатус-консульт (105) 16 термидора X г. (art. 84) связывает этих комиссаров между собою началом строжайшего подчинения низших высшим. Задачи и положение института, таким образом, выработаны, нисходящая от правительства система органов его готова – недостает лишь законченной организации и воспроизведения традиционного названия. То и другое дала прокуратуре первая империя, на рубеже которой органический сенатус–консульт XII г. (1804) превратил «правительственных комиссаров» в императорских прокуроров при судах всех рангов и инстанций. Так появилось нынешнее учреждение прокуратуры, которую знаменитый ее деятель Дюпен не без основания называет «по преимуществу созданием французского духа» (essentiellement une cr;ation de l’esprit fran;ais). Действительно, старая Франция передала новейшей широко разработанное понятие об этом институте, доступное дальнейшим усовершенствованиям. Нашему столетию предстояло сделать из него цельное и стройное установление судебного права и правительственного устройства.
- - - - - - - - - - - - - - - -
(101) Королевских комиссаров (уполномоченных; фр.).
(102) Fabre р. 371.
(103) Чудовищным воплощением этого типа был Фукье-Тенвиль, свирепствовавший при Парижском революционном трибунале и с одинаковым рвением добивавшийся казни, смотря по обстоятельствам, королевы Марии-Антуанетты, Madame Elisabeth, Филиппа Орлеанского, жирондистов, а потом и Дантона, Робеспьера, С.Жюста и др. По справедливой превратности судьбы, он сам был впоследствии судим и приговорен к смерти в том же самом парижском трибунале, при котором состоял публичным обвинителем. См. Domenget. Fouquier Tinville et le tribunal r;volutionnaire. 1878.в
(104) По французскому революционному календарю, в котором время отчитывалось от 1 января 1789 года, год был разделен на 12 месяцев по 30 дней, но месяцы начинались с совершенно непривычных доселе дат и получили новые названия. Так, месяц брюмер, названный по французскому слову «brume» («туман»), начинался между 22 и 24 октября (точная дата была плавающей).
(105) Сенатус-консульт (лат. senatus consulturn, сокр. – S.c.) – 1) составная часть римского права; решение сената, принимаемое по запросу магистрата и носящее обязательный характер; 2) в период Консульства, первой и второй Империи во Франции – акты, изменяющие или дополняющие конституцию волей консула, императора и публикуемые от имени сената.
- - - - - - - - - - - - - - - -
ГЛАВА III.
СОВРЕМЕННАЯ ФРАНЦУЗСКАЯ ПРОКУРАТУРА (106)
- - - - - - - - - - - - - - - -
(106) Важнейшие источники, цитированные уже: Delpon, Schenk, Ortolan et Ledeau, F.H;lie, Fabre, Fsmein, Merlin, Dalloz, Maugin, Morin, Thezart, Frey, Keller etc и кроме того еще: De-Mol;nes. Trait; pratique des fonctions du procureur du roi 1843 2 v. Faure. Repertoire administratif des parquets. 1843–1855. 3 v. Massabiau. Manuel du minist;re public 3 vol. 4 ed. 1877. Dutruc. Memorial du minist;re public. Le Poitevin. Dictionnaire formulaire des parquets 1885 3 v. Debacq. De l’action du minist;re public en mati;re civile 1867. Alglave. Action du minist;re public en mati;re civile 1874. Projet de loi sur l’instruction criminelle 1879–1886; комментарии и замечания Jules Favre, Desjardins, Jaques Cotta etc., в особенности Guillot. Des principes du nouveau Code d’instruction criminelle 1884. Учебники и руководства по уголовному процессу; французские: Boitard, Ortolan, Le-Sellyer etc., бельгийский Haus, немецкие: Mittermaier, Zachariae, Ulmann, Holtzendorf, Glaser III 23; русские: Фойницкий. – Курс. Безродный. Очерк следственной части во Франции 1869. Материалы для пересмотра законоположений о порядке производства предварительных следствий. Издание Министерства Юстиции 1882 т. I, стр. 34–79. – Орлов. О состоянии государственной прокуратуры в Западной Европе. (Журнал Министерства Народного Просвещения 1866 № 4). Dubuc. Quelques considerations sur l’origine du minist;re public et son role a l’audience civile 1887. Robinet de Clery. Des droits et obligations du parquet, agent du gouvernement 1888.
- - - - - - - - - - - - - - - -
I. – § 12. Источники и определения. – II. § 13. Устройство. – III. Деятельность по уголовным делам: § 14. Уголовное преследование и судебная полиция. – § 15. Следствие и предание суду. – § 16. Судебное рассмотрение и обжалование. – IV. § 17. Деятельность по гражданским делам. – V. Судебно-административная деятельность: – § 18. Судебный надзор – § 19. Административные обязанности. – VI. – § 20. Общая характеристика вопроса и прокуратуры в его современном положении.
I.
§ 12. Источники и определения.
Главнейшие постановления действующего французского законодательства о прокуратуре заключаются в кодексе уголовного судопроизводства (code d'instruction criminelle) 1808 г. и в законе о судоустройстве (loi sur l'organisation judiciaire) 20 апреля 1810. Дальнейшее ее развитие шло путем практической юриспруденции посредством разъяснения отдельных казусов кассационным судом и министерством юстиции. Уже в первое десятилетие нынешнего века (1800–1810) она окончательно сложилась, получив свои теперешние черты, в которые последующее законодательство не внесло почти никаких изменений, если не считать двух-трех второстепенных нововведений времен второй империи (1856, 1863 и 1865). (107) После устаревшей уже ныне инструкции 1790 г. «королевским комиссарам» не было издано и общего руководящего наказа для прокуратуры, которая, по свидетельству Де-Молена и новейших практиков, ощущает большую потребность в прочных и единообразных правилах внутреннего распорядка и делопроизводства (108). За недостатком их и в пополнение тех многочисленных пробелов в законе, которые постепенно обнаруживались при его применении, образовалось целое, если можно так выразиться, обычное право французской прокуратуры, основанное на интерпретации и практике. Изучение этого права доступно для начинающего деятеля или для иностранца единственно при помощи пространных руководств (Шенка, Ортолана и Ледо, Де-Молена, Фора, Массабьо, Ле-Пуатевена и друг.), в которых излагается сделавшееся почти стереотипным учение французской прокурорской службы. Вместе с кассационными решениями и министерскими циркулярами они составляют обязательную библиотеку каждого «паркета», и на авторитет их принято ссылаться даже в официальных случаях.
- - - - - - - - - - - - - - - -
(107) Приводим хронологический перечень законов о прокуратуре: 1) несколько постановлений гражданского кодекса (code civil) 1803. 2) стр. 83 и 84 кодекса гражд. судопроизводства (code de procedure civile) 1806. 3) ст. 22–47, 271–290 кодекса уголовного судопроизводства (code d’instruction criminelle) 1808. 4) ст. 79–89 декрета за март 1808. 5) ст. 6, 43, 45–48, 55, 60, 61 закона 20 апреля 1810. 6) ст. 42–53 декрета 6 Июля и ст. 16–23 декрета 18 августа 1810 г. Из последующих следует указать лишь законы 15 января 1826 (о внутреннем распорядке в кассац. суде), 17 Июня 1856 (об охране совещательной камеры (chambre du conseil), 3 Июня 1863 (о производстве при flagrants d;lits correctionels) и 14 Июня 1865 (о принятии при следствии мер обеспечения личности).
(108) Существует лишь весьма неполная инструкция по некоторым отдельным предметам уголовного преследования, изложенная в министерском циркуляре 6 Декабря 1840.
- - - - - - - - - - - - - - - -
Обстоятельства и условия, при которых совершилось издание первых, быстро следовавших один за другим законов о прокуратуре, отразились на их характере и внешней форме. Они не обладают ни цельностью, ни полнотой, но, несомненно, отличаются практичностью. Наполеоновское законодательство спешило создать и пустить в ход крепкую организацию, крайне существенную для строя, только что пережившего революционные смятения. В ее постановке сказалась мысль ясная и твердая, чуждая доктринерства, а в выполнении замечательно настойчивая и целесообразная. Учреждение прокуратуры явилось делом могучей законодательной инициативы, на почве, однако же, исторических традиций, которые старались примирить с новыми юридическими идеями, уже проникшими в общественное сознание. Прокуратура должна была служить проводником в судебном ведомстве принципов единства и строгой дисциплины, осуществляемых правительством и исходящих из верховной власти императора. Тесно сплоченная цепь органов, напоминающая военную иерархию и связанная воинским повиновением, как бы спустилась от полководца вниз, на борьбу с внутренними врагами охраняемого им порядка. Противники наполеоновского режима называли и эти органы орудиями самовластия и гнета, но беспристрастное ознакомление с предметом не допускает такого одностороннего увлечения одним моментом его возникновения. Хотя «императорская» прокуратура и имела отчасти целью поддержание личной власти Наполеона, но это не исказило истинных основ нового установления. Если не всегда на практике, то в теории, в понимании юристов и по большей части в самой их деятельности стремления и интересы, представляемые прокуратурою, отождествлялись с законностью и порядком, на страже которых она была поставлена. Ее учреждение, сверх того, сохраняло стране усвоенное в революционную эпоху необходимое отделение судейской деятельности по исследованию преступлений от обвинительной функции по их преследованию, которое получило специального сильного органа, не зависящего от частной мести, личных расчетов и страстей. К тому же и Франция уже настолько привыкла к прокуратуре, что встретила ее восстановление в новой форме, как нечто давно знакомое и полезное. Все это, влияя на обстановку, среди которой вступил в жизнь возобновленный институт, вызвало очень сочувственное к нему отношение. В сферах законодательных и профессиональных оно впадало даже в значительную идеализацию. Прокуратуру превозносили, на нее возлагали обширные и отчасти неисполнимые надежды, ей рисовали самые возвышенные задачи. Действительность во многом не достигла идеала, но он имеет и свою реальную ценность как мерило для суждений и сравнений. Поэтому не лишним будет привести некоторые из более или менее восторженных, а вместе с тем и сильных отзывов об общем значении французской прокуратуры. В них выразились ее pia desideria (109), высокие и поучительные даже в самом их преувеличении. Еще при рассмотрении в законодательном корпусе закона о судоустройстве (обнародованного 20 апреля 1810) правительственный докладчик Треляр (Treilhard) так Формулировал мотивы постановлений о прокуратуре: «каким возвышенным учреждением представляется в судах публичная сторона (la partie publique), призванная преследовать преступления от имени монарха, повелевающего исполнением законов! Император вверяет эту высокую обязанность своим генерал-прокурорам; они будут хранителями драгоценных благ общественного порядка и возмездия за его нарушение; гражданский мир и спокойствие граждан будут зависеть от их мужества и честности; они должны непрестанно бодрствовать для того, чтобы другие могли предаваться отдыху. Великую ответственность несут эти чины магистратуры; от них ежечасно можно потребовать отчета не только в том, что они сделали, но и в том, что они упустили» (110).
- - - - - - - - - - - - - - - -
(109) Благие пожелания; благие намерения (лат.).
(110) Mangin I, 214.
- - - - - - - - - - - - - - - -
Ту же мысль подчеркивал в Государственном Совете архиканцлер Камбасерес, заявляя, что «весь план учреждения прокуратуры основан на стремлении дать ей как можно больше интенсивности». Порталис называл ее «оплотом против судебных случайностей и несправедливостей, против насилия и злоупотреблений». Он находил ее в большом государстве совершенно необходимою, как единственный институт, могущий дать: «закону – орган, правосудию – регулятор, слабым и угнетенным – ободряющую их поддержку, публичным интересам – стража, обществу – представителя» и вместе с тем выдвигающий против злоумышленников страшных им обвинителей». Красноречивую, хотя и весьма идеализированную характеристику требований, предъявляемых к прокуратуре, приводит Гара в юридическом «репертуаре» первого генерал-прокурора кассационного суда Мерлена. Сколько могучего характера, какого соединения качеств и способностей требует достойное исполнение прокурорских обязанностей! Как общественный обвинитель, прокурор должен преследовать преступления безостановочно и беспощадно. Как орган надзора за внутренним порядком в судах он может избавить граждан от многих зол, а правосудие – от многих унижений. Он призван искоренять кляузничество, лихоимство, притеснения, заменять рутину порядком, истреблять предубеждения и предрассудки, возбуждать в руководимых им чинах чувства чести, возвышающие их над низменными расчетами, внушать им стремление к общественному уважению. Как страж и защитник законов он должен предаваться глубокому и всестороннему их изучению. Как публичный цензор он должен преследовать в судебном сословии безнравственность, когда она доходит до скандала и, следовательно, уже есть своего рода преступление. Он должен напоминать магистратуре о безусловном соблюдении обязанностей и безукоризненном поведении. Магистратура естественно предназначена быть хранилищем не только законов, но и добрых нравов. Чины судебного сословия, может сказать им публичный цензор, я говорю вам о высоте вашего долга, как говорят другим о выгодах или славе… Вы не можете допустить в вашей среде испорченности, не растлевая тем самым всей вашей эпохи. Законы предписывают членам магистратуры честность и порядочность – это еще самое умеренное требование. Носитель законного возмездия не может пренебрегать им при виде пороков или нарушений долга. Его воздействие независимо, – оно должно быть мужественно; поставленный высоко, он должен быть непреклонен».
В общих отзывах писателей о прокуратуре содержится и определение ее назначения, прав и обязанностей. Де-Молен, назвав эти обязанности, если они верно поняты, «прекраснейшими из существующих», усматривает суть их в том, чтобы «преследовать преступления, т.е. охранять общественный порядок посредством наказания его нарушителей; говорить свободно перед судом в интересах истины, т.е. делать благороднейшее употребление из дара убеждать других» (111). Еще яснее и категоричнее высказываются авторы двух капитальнейших руководств для французской прокуратуры. По словам Ортолана и Ледо, она «является судебным органом, уполномоченным от высшего правительства, которое облекло его в судебной области долею своей исполнительной власти и призвало ограждать общественную безопасность и спокойствие; под ее охрану поставлены имущество, жизнь и честь каждого гражданина. Она – орудие закона, и ее ведомство распространяется на все, в чем общество заинтересовано» (112). – «Ей «вверены, – говорит Массабьо, – семейный мир, безопасность граждан, охранение и поддержание законной свободы, почитание конституции и законов. В качестве непрестанно бодрствующего передового стража общественного порядка, она раскрывает и преследует все посягательства на него, она сама подлежит ответственности, если порядок этот подвергается безнаказанному нарушению» (113). Уже из приведенных выдержек можно видеть, как широко французское понятие о прокуратуре, и как обширен круг ее задач и ведения. Сообразно этому понятию, Келлер определяет французскую прокуратуру как «учреждение, представляющее перед судом государственные интересы в определенных законом случаях публичного и частного характера» и в то же время как «орган наблюдения за отправлением правосудия и посредничества между высшим государственным управлением и юстицией» (114).
- - - - - - - - - - - - - - - -
(111) De-Mol;пes I, chap. I.
(112) Ortolan et Ledeau II, 2.
(113) Massabiau V preface de la 1 ed. (1837).
(114) Keller, 319.
- - - - - - - - - - - - - - - -
Самое же полное и подробное определение прокуратуры дает Шенк в своем трактате о ней, относящемся к 1813 г., т.е. к самым первым годам новой ее организации: «прокуратура есть совокупность должностных лиц, уполномоченных и обязанных представлять и защищать перед судом интересы государства, правительства и общественного порядка; содействовать защите лиц, физических и юридических, которые или вовсе не смогут защищаться или по слабости своей не могли бы защищать себя удовлетворительно; заботиться об исполнении правительственных распоряжений и определений судебных мест; наблюдать за исполнением различными должностными лицами их обязанностей; служить посредниками между правительством и различными судебными властями; преследовать преступления и проступки, нарушающие порядок общественного строя; привлекать к ним внимание суда и кару закона и, наконец, распоряжаться исполнением уголовных приговоров» (115).
- - - - - - - - - - - - - - - -
(115) Schenk I introd.
- - - - - - - - - - - - - - - -
По всем этим определениям коренное основание прокуратуры, ее верховный принцип, есть представительство перед судом публичных интересов вообще. В круг их входят, различаясь объемом и характером, интересы государственные, правительственные и общественные. Противоположения или розни между ними не предполагается, почему охранение их и соединено в одних руках. А так как все эти интересы воплощаются в законе и осуществляются посредством его применения, то прокуратура и признается прежде всего органом закона (organe de la loi). Наряду с этим она является органом государства или общества (organe de la soci;t;), напр., в уголовном преследовании, а также и органом правительства в управлении судебною частью (administration de la justice). Отсюда огромные размеры области, в которой совершается ее деятельность, обнимающая собою множество разнообразных дел, отмеченных так или иначе публичным элементом. Уголовное преследование составляет только одну из отраслей этой деятельности, если и преобладающую, то далеко не исключительно, и лишь в практическом отношении. Собственно надзор, судебно-административные дела и гражданская часть требуют от французской прокуратуры почти не менее труда и времени, чем уголовная репрессия. Обилие и пестрота разносторонних занятий объединяются одними и теми же публичными началами, которые проходят через все функции учреждения и сказываются в самом его устройстве. Это характеристическое соединение однородности и многообразия представляет, вместе с обширностью сферы действия, оригинальную особенность французской прокуратуры, удачно выраженное официальным ее названием – minist;re public («публичное ведомство»). Мы рассмотрим его по роду предметов и для удобства их обозрения со стороны устройства, уголовной (или обвинительной) деятельности, участия в делах гражданских и судебно-административных обязанностей прокуратуры.
II.
§ 13. Устройство.
Общие условия службы в прокуратуре те же, что и для занятия всякой другой должности по магистратуре, т.е. такой, которой присвоено собственно судебное звание, достоинство magistrat (116). Условия эти следующие: 1) быть французским гражданином, 2) пользоваться правами личными, гражданскими и политическими (civils, civiques et politiques), 3) быть, по выражению закона, беспорочным (de bonne vie et moeurs), т.е. не находиться в положениях, формально опорочивающих гражданскую личность (напр. судимость, опека и проч.), 4) иметь диплом «лиценциата прав» (licenci; en droit), соответствующий у нас окончанию полного курса на юридическом факультете, 5) иметь звание адвоката в течение не менее двух лет и 6) иметь известный минимальный возраст, соответствующий данной должности. Последнее условие для прокуратуры разделяется на 3 степени: нужно достигнуть для занятия должности генерал-прокурора – 30 лет, товарища его и прокурора суда первой инстанции – 25 лет и товарища его – 22 лет. Правила о возрасте не допускают исключений и строго соблюдаются. Далее, служба в прокуратуре несовместима ни с какою другою должностью или профессией, не исключая и преподавания прав в высшем учебном заведении. Наконец, в одном и том же суде не могут служить чины прокуратуры, находящиеся между собою или с судьями в близком родстве или свойстве. На это, однако же, можно исходатайствовать у правительства особое письменное разрешение (dispens;).
- - - - - - - - - - - - - - - -
(116) К числу magistrats относятся только судьи и чины прокуратуры; званием этим не пользуются так называемые officiers ministeriels, т.-е. секретари, нотариусы, стряпчие и судебные пристава.
- - - - - - - - - - - - - - - -
Все чины прокуратуры назначаются главою государства – ныне президентом республики – по представлениям министра юстиции с тою лишь особенностью, что назначение на должность генерал-прокурора подвергается предварительному обсуждению в совете министров (par decret rendи en conseil des ministres). Низших чинов представляют министру к назначению не только генерал-прокуроры, но и первые президенты по обычаю, сохранившемуся еще от парламентских времен, причем выбор делается между тремя представленными кандидатами. Из общего правила исполнения прокурорских обязанностей только лицами, назначенными в установленном порядке на прокурорскую должность, допускаются следующие исключения. В случае особой надобности для временного замещения отсутствующих чинов или при накоплении дел прокурор республики, согласно закону 10 декабря 1830 г., может возложить обязанности своего субститута на известный срок на одного или нескольких из состоящих без содержания при суде первой инстанции сверхштатных или дополнительных судей, juges suppl;ants. Затем устав гражд. судопр. (ст. 84) уполномочивает суд поручать одному из своих членов временное по данному делу исполнение прокурорских обязанностей, если при открытии судебного заседания не оказалось налицо ни одного из чинов прокуратуры. Впрочем, на практике порядок этот применяется крайне редко, точно так же, как и другой, выработанный юриспруденцией, по которому при случайном совершенном отсутствии прокурорских чинов в округе суда 1-й инстанции этот суд назначает для замены их одного из своих членов (117). Сообразно действующему судоустройству, прокуратура, состоящая при каждом судебном месте, распределяется под общим главенством министра юстиции по следующим юрисдикциям и степеням. При кассационном суде (cour de cassation) в Париже состоит генерал-прокурор и шесть генерал-адвокатов, по двое при каждом из трех отделений (chambres) суда. При каждом из 27 (не считая колоний) апелляционных судов (cour d’appel) также состоит генерал-прокурор с генерал-адвокатами, по числу отделений суда, и субститутами. В Париже первых 7, вторых – 11; в апелляционном суде низшего разряда – по одному тех и других. При каждом из 359 судов 1-й инстанции или окружных (tribunal de 1-re instance ou d’arrondissement) действует прокурор республики с субститутами, число которых определяется разрядом суда; так, в Париже их 26, в судах последнего 6-го разряда – по одному. (118) По разрядам же судов устепеняется и содержание прокурорских чинов, довольно крупное в Париже и весьма скромное в провинции (119). При генерал-прокурорах и прокурорах республики состоят вольнонаемные канцелярии в заведывании секретаря, greffier, обыкновенно не получившего юридического образования. Это простой канцелярский чиновник, ведущий письмоводство и не имеющий судебного звания.
- - - - - - - - - - - - - - - -
(117) По толкованию некоторых писателей, не применяемому, однако, на практике, для этой цели может быть назначен даже один из местных адвокатов.
(118) Этих субститутов в судебных заседаниях принято называть адвокатами республики, avocats de la r;publique.
(119) В Париже получают: генерал-прокурор апелляц. Суда – 25 т. фр., субститут его – 11 т. фр., генерал-адвокат – 18 т. фр., прокурор республики – 20 т., субститут его – 8 т. В провинции генерал-прокурор получает 18 т. фр., субстутут его – 6 т., генерал-адвокат – 8 т., прокурор республики, смотря по разряду суда – от 5 до 10 т. фр., субституты – от 2800 до 5 т. фр. Сообразно такому распределению содержания и ввиду как значения службы в важном пункте и большом округе, так и преимуществ жизни в центрах, для субститута генерал-прокурора и даже для генерал-адвоката в апелл. суде 4 и 8 разряда считается повышением получить должность прокурора республики при суде 2 или 1 разряда. В Париже прокурор республики нередко назначается из провинциальных генерал-прокуроров.
- - - - - - - - - - - - - - - -
Наравне с другими членами магистратуры прокуроры и их товарищи пользуются известными преимуществами, среди которых занимают не последнее место точные правила внешнего почета под названием honneurs et pr;s;ances. Обрядовая сторона, освященная временем и преданиями, имеет вообще немаловажное значение в строе и обиходе французского судебного сословия. К ней относятся, между прочим, распространяющиеся и на прокуратуру правила ношения на службе форменной одежды, а также и особый порядок вступления в должность. Исторический костюм чинов французской магистратуры, носимый в судебных заседаниях, более или менее известен; он состоит из шерстяной мантии с широкими рукавами (togue, robe), надеваемой сверх обыкновенной одежды, или форменной черной шелковой «симарры» и черной круглой шапки (toque), шерстяной или бархатной, с галуном по рангам. Мантии обыкновенно черные; в торжественных же заседаниях и при публичных церемониях чины апелляционных судов носят красные, у первого президента и генерал-прокурора – с горностаевым подбоем. При наружных служебных действиях, напр., при обысках, осмотрах и проч., чины прокуратуры надевают сверх обыкновенного платья шелковые пояса, белые и пунцовые, с золотыми кистями. Вся эта традиционная официальная одежда не лишена внушительности; главное же ее значение заключается в том, что к ней в течение столетий привык глаз населения. Вступление в прокурорскую должность вновь назначенного на нее лица сопровождается двумя формальностями: принесением присяги, serment, и принятием в состав суда, в особом его заседании, installation, или reception. Обыкновенно оба обряда, совпадая, совершаются одновременно, но для высших должностей они разделяются, и «принятие» совершается в торжественном заседании общего собрания (en audience solennelle toutes les chambres reunies). Если в должность вступает генерал-прокурор, то к присутствию в заседании приглашаются члены всех судебных корпораций, адвокатуры, нотариата и проч., и важнейшие должностные лица других ведомств; первый президент и один из генерал-адвокатов приветствуют вступающего (recipendiaire) речами, на которые он по обычаю отвечает похвальным словом своему предместнику.
Приведенные правила и условия относятся до главной организации. Вне ее стоит прокуратура при низшем, единоличном суде мирового судьи и мэра, юрисдикция которых по уголовным делам называется судом простой полиции, tribunal de simple police. Постоянной и отдельной прокуратуры здесь не существует, прокурорские же обязанности исполняются у мирового судьи – местным полицейским комиссаром, а за отсутствием его – мэром, или его товарищем (adjoint); в суде мэра действует в качестве прокурора товарищ мэра или один из муниципальных советников. Если в данной местности полицейских комиссаров несколько, то на каждый год генерал-прокурор назначает того из них, кто должен быть представителем прокуратуры при мировом суде. По исполнению этих временных своих обязанностей названные должностные лица зависят от высших чинов прокуратуры при окружном и апелляционном судах.
Иерархическое строение прокуратуры вообще определяется дисциплиною ее чинов. Они – прежде всего органы исполнительной власти, которая в судебном ведомстве вверяется министру юстиции или, как его еще называют, «хранителю печатей» (garde des sceaux). Он поэтому и поставлен во главе прокуратуры, хотя, будучи ее начальником, сам не считается принадлежащим к ее составу и никакими прокурорскими полномочиями не облечен. От него начинается нисходящая иерархическая лестница прокуратуры, построенная на строгом подчинении низших чинов высшим. На первой ее ступени стоит генерал-прокурор кассационного суда, действующий и при учрежденном в 1883 г. высшем дисциплинарном суде. (120) Кроме руководства (direction) своими генерал-адвокатами он, не будучи начальником остальной прокуратуры, имеет, однако же, общий надзор (surveillance g;n;rale) за генерал-прокурорами апелляционных судов, а, следовательно, и за подведомственными им должностными лицами. Надзор этот чисто инструкционного свойства и связан с руководящею задачею и истолковательною деятельностью кассационного учреждения. Он замыкается в круге обязательных разъяснений и наставлений по вопросам, которые возникают из дел и казусов, дошедших до кассационного рассмотрения, и не требует самодеятельной инициативы высшего сановника французской прокуратуры. Главою дальнейшей ее иерархии является генерал-прокурор апелляционного суда, – центр и источник всех прокурорских полномочий, руководитель их исполнения и прямой начальник прокуратуры своего округа. Все прокурорские обязанности лично и специально на него возложены (ст. 42 декрета 6 июля 1810). Следующие затем прокурорские чины признаются его заместителями или помощниками, substituts, и действуют от его имени (au nom du, pour le procureur g;n;ral). Ближайшие помощники генерал-прокурора делятся на 2 разряда: 1) генерал-адвокаты (из которых старший до 1870 года назывался «первым»), распределяемые по отделениям апелляционного суда для участия в заседаниях (pour le service des audiences), и 2) субституты, для отправления прокурорского делопроизводства (pour le service des parquets). Первые несколько возвышаются над вторыми и пользуются в отношении генерал-прокурора б;льшею самостоятельностью, как бы в память былой независимости и исключительно публичной деятельности прежних парламентских генерал-адвокатов. Но этот оттенок, основанный на казуистическом различии терминов direction и surveillance (руководство и надзор), употребляемых для обозначения подчинения генерал-прокурору его помощников (121), имеет значение преимущественно теоретическое. На практике же те и другие безразлично исполняют одинаковые обязанности по назначению и указаниям генерал- прокурора; они старшие и младшие только по получаемому содержанию и служебной карьере.
- - - - - - - - - - - - - - - -
(120) Conseil sup;rieur de la magistrature, соответствующий нашему соединенному присутствию 1-го и кассац. д-тов и высшему дисциплинарному присутствию, образуется общим собранием всех отделений кассационного суда.
(121) Субституты находятся под наблюдением и руководством (sous la surveillance et la direction) генерал-прокурора; генерал-адвокаты – только под его руководством (sous la direction). См. ст. 47 закона 20 Апреля и ст. 42 декрета 6 Июля 1810 года.
- - - - - - - - - - - - - - - -
Субститутом генерал-прокурора считается и прокурор республики при суде 1-й инстанции; от других чинов он отличается тем, что, начальствуя над местной прокуратурой, он действует не по делегации генерал-прокурора, а в силу уполномочий, прямо возложенных на него законом. По всем предметам прокурорской службы прокурор республики есть непосредственный орган генерал-прокурора, «его око», по выражению Трельяра – как сам генерал-прокурор есть «око правительства» (l’oeil du gouvernement). Распоряжаясь своими субститутами, прокурор 1-й инстанции одних назначает для занятий в камере (service du parquet), а другим поручает заведывание судебною полицией, что приближает их к нашим участковым товарищам прокуроров окружных судов, хотя вообще территориальное распределение занятий не в обычаях французской прокуратуры (122).
- - - - - - - - - - - - - - - -
(122) Законом 20 Апреля 1810 г. (ст. 6) была учреждена отмененная затем в 1815 г. особая должность императорского уголовного прокурора в каждом департаменте, procureur imperial criminel. В качестве субститута генерал-прокурора он поддерживал обвинение в ассизах вне местопребывания апелляционного суда и наблюдал за чинами судебной полиции. С уничтожением этой должности обязанности ее были распределены между генерал-адвокатами и прокурорами при судах 1-й инстанции.
- - - - - - - - - - - - - - - -
Из дисциплины ее вытекает и порядок ответственности прокурорских чинов за неправильные действия и служебные упущения. Преступления должности преследуются на том же основании, как и служебные преступления судей, т.е. в уголовном порядке единственно при умышленности или корыстном характере деяния. Добросовестные же и не умышленные ошибки или неправильности в уголовную вину не вменяются, но могут повлечь за собою со стороны частных лиц иск об убытках в особой процедуре prise а partie. В отношении личной ответственности за должностные упущения вся область этих последних входит в дисциплинарную компетентность иерархического начальства. В маловажных случаях («предосудительного образа действий или поведения», conduite reprehensible) генерал-прокурор апелляционного суда напоминает провинившимся об их обязанностях (sont rappel;s ; leur devoir) или объявляет им замечание (sont r;primand;s). При более важных нарушениях он доносит министру юстиции, который или делает через генерал-прокурора надлежащие внушения (injonctions) виновному, или для той же цели вызывает его к себе, или, наконец, распоряжается переводом его в другую местность, или даже совершенным увольнением. Последние две меры практикуются редко и больше всего по причинам политического свойства.
Сплоченная подчинением, прокуратура скрепляется и внутренним единством и деловою нераздельностью ее чинов: «le minist;re public est un et indivisible» (123). Таково основное начало «паркета», в единстве которого, по словам Ф.Эли (124), заключается и его сила. Нераздельность не смешивает пределов ведомства прокуратуры разных рангов, а только, облекая равными полномочиями всех чинов той же инстанции, допускает замену одного другим во всяком положении процесса. Начало единства сообщает прокурорской деятельности безличный характер: действует или говорит не тот или другой единичный деятель, а в лице его – весь институт прокуратуры. Отсюда употребление в речи и на письме множественного числа («мы») и коллективных оборотов, напр.: дело такого-то «с прокуратурой» и т.д., а также и обычай, по которому при произнесении речи представителем прокуратуры все другие находящиеся в заседании чины ее присутствуют, стоя рядом с говорящим. В тесной связи с очерченным устройством французской прокуратуры находится вопрос о личной и деловой независимости ее чинов. Принцип этот установлен ясно и категорично в том, что касается судов и судей; от них прокуратура вполне отдельна и независима. Усмотрев неправильные действия прокурора, суд может только сообщить о них его начальству и не вправе ни прямо, ни косвенно выразить свое порицание или неодобрение. Всякие судебные определения или распоряжения, содержащие в себе что-либо подобное, кассационный суд издавна признает ничтожными и систематически их отменяет. Проводя это положение строго и последовательно, юриспруденция не допускает никакого распространения на чинов прокуратуры распорядительной власти председательствующего в заседании, так называемой police d’audience. Напротив того, сам прокурор призван всеми мерами содействовать поддержанию порядка в заседании и принимать в этом живейшее участие; между прочим, он наблюдает за порядком в зале заседания во время отсутствия президента, при перерывах или совещании судей. Французским судебным нравам противоречит даже предположение о том, что полицейская власть президента при каких бы то ни было обстоятельствах могла быть направлена против прокурора – органа закона и правительства. Поэтому нет и помину о том, чтобы прокурор мог быть лишен слова, прерван в речи или принужден выслушать замечание. В юридической публицистике принято считать французских президентов и прокуроров страстными и заносчивыми, но, по крайней мере, друг против друга им этих свойств проявлять не приходится, и отношения их характеризуются полным взаимным уважением. Вообще антагонизм и личные пререкания между отдельными отраслями магистратуры, «сидячей» и «стоячей», представляют во Франции явление редкое и исключительное. Друг от друга независимые и отдельные, они соединены общими интересами дела и взаимные точки соприкосновения не обращают в поводы к раздорам. При этом внешние их отношения проникнуты полным взаимным уважением, которое, со стороны прокуратуры, выражается и в формальных знаках почтения к суду. (125)
- - - - - - - - - - - - - - - -
(123) «Прокуратура едина и неразделима» (фр.).
(124) F.H;lie, I, № 682.
(125) Так, напр., вопрос о том, должен ли прокурор обращаться к суду не иначе как стоя, разрешен утвердительно министерским распоряжением еще 19 Мая 1818 г. и с тех пор не возбуждал никаких недоразумений.
- - - - - - - - - - - - - - - -
Внутри самой прокуратуры иерархическое подчинение начальству не исключает личной независимости ее чинов и самостоятельности всего учреждения. Но начала эти, настойчиво проводимые доктриной, нигде в законе прямо не выражены и должны быть извлекаемы из его постановлений путем сложных и иногда довольно отдаленных толкований, что вызывает многочисленные контроверзы (126) и, конечно, ослабляет и затрудняет практическое проявление свободы прокурорского слова и убеждения (127).
- - - - - - - - - - - - - - - -
(126) Спорные вопросы, вызывающие прения.
(127) Современные французские юристы с живейшим одобрением и сочувствием останавливаются на наших постановлениях о существе независимости чинов прокурорского надзора (ст. 130 Учр. Суд. Уст., ст. 539 и 740 У. У. С.) и, находя их весьма определительными и правильными, ставят в пример своему законодательству. (Temps 1887. «Le minist;re public en Russie» – по поводу статьи автора под этим заглавием в «Journal des Parquets»).
- - - - - - - - - - - - - - - -
Единственным законодательным указанием по этому предмету служат предписания декрета 6 июля 1810 (ст. 48 и 49) об отношениях между генерал-прокурором апелляционного суда и его товарищами. В делах важных, а также обращающих на себя личное внимание генерал-прокурора, генерал-адвокаты должны предварительно сообщать ему заключения, которые они предполагают предъявить суду. Если генерал-прокурор не согласен с таким заключением, то вопрос обсуждается в общем совещании «паркета», и затем заключение предъявляется сообразно мнению, высказанному большинством голосов. При равенстве их дает перевес мнение генерал-прокурора, который во всяком случае, каков бы ни был преобладающий взгляд его товарищей, может взять дальнейшее ведение дела на себя. Приведенные правила недостаточно определительны в отношении генерал-адвокатов, вовсе не касаются субститутов и прокуратуры 1-й инстанции и вообще не обнимают собою множества случаев, возникающих на практике. С другой стороны, нельзя отказать и в значении этой единственной в европейских законодательствах попытке ввести коллегиально-совещательное обсуждение важных и сложных казусов в прокуратуру – учреждение, хотя и единоличное, но все-таки состоящее из совокупности обязательно сведущих и компетентных членов. Что же касается до юридического учения о прокурорской независимости, то оно различает деятельность прокуратуры в качестве представителя закона и общественных интересов от действий ее как агента правительства. Безусловно подчиненный начальству в этой последней области, прокурор признается в первой независимым членом магистратуры, который обязан руководствоваться только законами и совестью. Поэтому прокуратура связана начальственными приказаниями и исполняет их беспрекословно по делам судебного управления, о возбуждении уголовного преследования, о принятии тех или других мер при его производстве и по всем предметам судебной полиции. Но раз преследование начато, оно уже не может быть остановлено или произвольно видоизменено по указаниям начальства, и в дальнейшем ведении дела прокуратура действует в законном порядке и согласно своему убеждению. Точно так же ей не может быть приказано не возбуждать уголовного преследования при наличности законного к нему основания, так как в подобном случае преследование требуется законом и общественными интересами, не завися от усмотрения властей. Равным образом и во всех своих заключениях перед судом прокуратура юридически свободна и независима, по старому правилу о свободе слова в противоположность зависимости «письма». Такова доктрина, в общем соблюдаемая, но, тем не менее, за отсутствием законодательных определений и санкций страдающая излишнею эластичностью и недостаточною ясностью при практическом применении, благодаря чему открывается широкий простор казуистике и софизмам. Практика поэтому в отдельных случаях может легко отступить от теоретических принципов. При всех сменявшихся во Франции режимах она всегда обнаруживала стремление к тому, чтобы прокуратура оставалась, по выражению мотивов проекта нового устава уголовного судопроизводства, – «в руках правительства» (dans la main du gouvernement). Это положение, впрочем, если только оно не переходит в произвол и злоупотребления, вытекает из самого существа института и его политико-юридической постановки. Чины прокуратуры не пользуются, подобно судьям, несменяемостью, а увольняются и перемещаются по усмотрению правительства; в этом праве его заключается наиболее действительная гарантия правительственного руководства и контроля над прокурорскою деятельностью. Такой взгляд законодательства преобладает и в науке, хотя и далеко не единодушно. Есть серьезные авторитеты, напр. Беранже, Карре, Ортолан и Ледо (128), требующие для прокуратуры несменяемости. Они исходят главным образом из того соображения, что прокуратура, являясь необходимою отраслью судебного ведомства (ordre judiciaire), входит в состав магистратуры, немыслимой без несменяемости; что представители закона и общественных интересов перед судом не должны быть зависимы от усмотрения правительства, т. е. исполнительной власти, руководящее главенство которого над «публичным министерством» достаточно обеспечивается порядком назначения его чинов и обязательностью для них правительственных распоряжений; что и в старой Франции прокуратура была фактически несменяемой и, наконец, что только несменяемость может дать ей действительную самостоятельность, а с нею и общественное уважение. Наоборот, целый ряд других писателей, также весьма компетентных в вопросах судоустройства вообще, и прокуратуры в частности, упорно отстаивают теперешнее сменяемое положение чинов этого учреждения. Особенно заслуживает здесь внимания аргументация Мейера, Дельпона и Манжена (129). Они вовсе не высказываются за неограниченное пассивное и механическое подчинение прокуратуры. Порабощение ее, по мнению Дельпона, «было бы пагубно столько же для власти, сколько и для общественной нравственности. Какое доверие могли бы внушить ее заключения и предположения, если бы они были только отражением предписанных свыше взглядов. Это окончательно уронило бы должность, получающую блеск от благородства характера ее исполнителей, свою силу и доверие к себе – от мужественной их честности и глубокого сознания ими долга». Но подобная самостоятельность по самой идее института должна быть ограничена точно указанными в законе пределами повиновения в слове и действии и не может простираться до несменяемости. Принадлежа, с одной стороны, к судебному ведомству, прокурор, с другой – служит в нем органом правительства, призванного охранять применение законов от нарушений и преследовать преступления. Для исполнения этой активной задачи власть должна свободно располагать своим органом в судебной сфере, точно так же, как она располагает своими агентами в других сферах, военной, административной и т.д. Следовательно, правительство не может быть лишено права сменять чинов прокуратуры, несоответствующих его видам – иначе осуществление им через нее первостепенных важных обязанностей обратится в пустую фикцию. Прокурор – не судья, не решитель судебного спора, а лишь один из участвующих в нем противников; ему не нужна независимость в такой мере, как судье, решения которого обязательны даже и для самой исполнительной власти. Фактическая несменяемость дореволюционной прокуратуры не может идти в расчет уже потому, что положение это создалось не прямо и не легально – старые прокуроры были прежде всего «людьми короля», – а косвенно, как последствие продажности судебных должностей, явления совершенно отжившего и теперь невозможного. В заключение приводится еще один убедительный аргумент: истинная самостоятельность учреждения, поставленного в такие условия деятельности, как прокуратура, не может быть обеспечена несменяемостью, т. е. гарантиею чисто формального свойства, так как она или парализует их действия и правительственное ими руководство, или сама делается призрачною. По справедливому замечанию Манжена, «независимость чинов прокуратуры, без сомнения, желательна, но лишь та, основание которой заключается в благородстве характера и личной, прямодушной и стойкой добросовестности. Правительство должно выбирать людей на эти должности с умением и осторожностью. Оно достигнет этого, если, вместо произвола, будет руководиться при назначениях разумными правилами и вверять прокурорские обязанности исключительно лицам, уже испытанным».
- - - - - - - - - - - - - - - -
(128) Ortolan et Ledeau I introd. LIX–LXXI. Berenger. De la justice criminelle en France 1818 p. 267. Carr;. De la competence des cours et tribunaux. Quest 130.
(129) Meyer. Instit. judiciaires V p. 269. Delpon. II p.259, 276. Mangin. I p. 247.
- - - - - - - - - - - - - - - -
III.
ДЕЯТЕЛЬНОСТЬ ПО УГОЛОВНЫМ ДЕЛАМ
§ 14. Уголовное преследование и судебная полиция.
По основному началу французского судебного права, во всяком процессе, уголовном или гражданском, прокуратура считается стороною, partie, или точнее участвующим в деле лицом, которое предъявляет суду известные требования и домогается их удовлетворения, или же только излагает перед ним свое заключение. В первом случае прокуратура действует как partie principale, т.е. как настоящая сторона, активно (par voie d’action) проводящая и отстаивающая свои домогательства; во втором – она только partie jointe, государственный юрисконсульт, третье лицо, присоединяющееся в публичном интересе с своим заключением или предположением (par voie de conclusion, de requisition) к той или другой из борющихся в процессе частных сторон, смотря по тому, которую из них прокуратура находит правою с законной точки зрения. В обоих случаях принцип деятельности один и тот же: охранение законов и публичных интересов, все же различие заключается в способе и форме действия. Как partie principale прокуратура противополагается другой стороне, участвующей в процессе, и если имеет перед нею некоторые преимущества, то единственно в виду государственного своего характера. Французское право вообще придерживается того взгляда, что хотя в процессе государство, представляемое правительством, а это последнее в свою очередь – прокуратурой, и снисходит до правовой борьбы со своими частными противниками, но на одну доску с ним поставлено быть не может и нуждается в большем, нежели они, просторе и силе воздействия. Зато как беспристрастная partie jointe прокуратура стоит вне спора частных сторон и ближе к суду, в помощь и назидание которому дает свое объективное заключение, служащее одним из материалов для судейского суждения. Поэтому в первом качестве прокурор, подобно всякой другой стороне, не подлежит отводу (recusation), а во втором он может быть отводим наравне с судьями. В это основное деление прокурорской функции, проходящее через всю ее область, систематически укладываются отдельные ее проявления, принимая, смотря по свойству действия, то характер деятельного и властного стремления к намеченной цели, то отпечаток безлично-спокойного выражения независимых мнений, безотносительно к практическому исходу дела. По уголовным делам прокуратура всегда и везде действует как partie principale, публичная сторона, домогающаяся возмездия за совершенное преступление (repression). Это достигается посредством раскрытия преступного деяния, изобличением и наказанием виновного, что и составляет конечную уголовную задачу прокуратуры. В ее уголовной деятельности следует различать два капитальных момента: судебную полицию, police judiciaire, и уголовное преследование, action publique. Эти два понятия составляют краеугольный камень французского уголовного процесса, который весь построен на их развитии. Из них последнее определения не требует, судебная же полиция, как стадия судопроизводства, есть предварительный розыск преступления и преступника, переходящий затем в судебное расследование или следствие (instruction), когда его берет в свои руки следственный судья. Тем же термином – судебная полиция – обозначается и система органов, производящих судебно-полицейский розыск, имеющий целью установить и сохранить следы преступления, а также и собрать первоначальные доказательства виновности (rechercher). Орган уголовного преследования, оценивая добытый таким образом материал в смысле обвинения, предъявляет это последнее надлежащему суду (saisit les tribunaux, poursuit) и требует виновному наказания (requiert l'application de la peine). Разделение обеих функций, судебной полиции и преследования, есть основное начало процессуального законодательства. Когда при разработке устава уголовного судопроизводства 1808 года было сначала проектировано соединить ту и другую в ведение одного органа, большинство решительно восстало против такого смешения, признавая его отжившим и вредным для правосудия. По замечанию Камбасереса лицу, производящему преследование, трудно сохранить беспристрастие и при исследовании преступления, а по заявлению Bigot de Рrеаmепеи, «все граждане должны бы трепетать, если одно и то же лицо будет уполномочено и обвинять, и собирать доказательства обвинения». Эти возражения привели к компромиссу между новою тенденциею и старым инквизиционным принципом. Обвинение и преследование было возложено на прокуратуру, розыск же – на особую организацию чинов судебной полиции, с включением в нее и единоличных судей. При этом, однако же, в уступку прежнему началу, от которого ради усиления гарантий общественной безопасности не находили возможным отказаться, руководство предварительным исследованиям преступлений было поручено высшим чинам прокуратуры, а ее органы вошли и в судебно-полицейскую организацию с известными атрибутами совершенно следственного значения. Таким образом, отделение судебной полиции от уголовного преследования ясно и полно лишь в отвлеченной теории; в догматическом же, и особенно практическом осуществлении той или другой функции, они тесно связаны общими органами и почти одинаковыми способами действия. Уголовное преследование (action publique), возникающее из нарушения общественного порядка преступлением, принадлежит государству, которое вверяет осуществление его прокуратуре. Она владеет монополией преследования и, приводя его в движение, широко и свободно им распоряжается. Все поводы к его начатию из источников как частных (жалобы, заявления), так и официальных (сообщения должностных лиц) стекаются у прокуратуры; от нее зависит дать им то или другое направление. Помимо ее не возникает и не производится ни одно уголовное дело; в особенности предоставлен ее полновластному ведению акт возбуждения уголовного преследования. Поводы к нему она оценивает и разрешает, не будучи связана формально обязательными условиями со стороны не только их законности, но и целесообразности дальнейшего производства. На практике это последнее начало даже преобладает. Прокуратура вправе не возбуждать преследования и при наличности законных признаков преступления, если находит это неудобным или бесцельным, между прочим, и по маловажности правонарушений (des infractions, pas assez graves pour justifier l’exercice de l’action publique). Средним числом до 10 % всех доходящих до прокуратуры уголовных дел оставляется прокуратурой без судебного преследования на вышеуказанном основании, которое свидетельствует о том, что руководящим началом ее деятельности служит широкое применение начала уместности преследования. Мерилом служит здесь общественный интерес (interet social), имеющий прямо решающее значение в вопросах собственной инициативы прокурора при возбуждении преследования. Целым рядом министерских распоряжений прокуратуре вменяется в обязанность вчинать (130) дела, особенно по маловажным преступлениям, только в случае действительного и явного нарушения общественного порядка (ordre public) (131). Что считать таким нарушением – определяется в значительной степени усмотрением прокуратуры, на действия которой по уголовному преследованию могут быть принесены жалобы лишь по начальству, в порядке прокурорской подчиненности (132). Но и независимо от обжалования правильность этих действий прокуратуры обставлена известными гарантиями. Присвоенная ей монополия обвинения несколько ограничена участием других органов, если не в ведении, то в возбуждении преследования, свобода которого не исключает разностороннего за ним контроля. В возбуждении уголовных дел могут принимать участие некоторые потерпевшие, апелляционные суды и министр юстиции, а последние два органа, кроме того, и наблюдать за ходом и производством преследования. По частным жалобам потерпевших вообще прокуратура не обязана возбуждать преследование, но жалобы тех из них, которые заявляют себя гражданскими лицами (partie civile), обязательно передаются ею следственному судье, хотя бы и с заключением об оставлении без последствий. Решение принадлежит судье, который, однако же, крайне редко приступает к следствию вопреки мнению прокуратуры. По делам, подсудным судам простой и исправительной полиции, гражданские истцы имеют право непосредственно (par citation directe) призывать к суду обвиняемых и затем поддерживать против них свой иск в уголовном порядке, несмотря на непредъявление обвинения прокуратурой, заключение которой суд во всяком случае выслушивает. Наконец, по некоторым преступлениям уголовно-частного характера (133) преследование не может быть возбуждено прокуратурой без частной жалобы, но раз возбужденное, производится на общем основании; во Франции нет подобного нашему порядка исключительно частного обвинения.
- - - - - - - - - - - - - - - -
(130) Инициировать, возбуждать.
(131) Циркуляры министерства юстиции 5 Апреля 1817, 20 Ноября 1829, 18 Августа 1842 и др. в сборнике Gillet et Demoly.
(132) Как распоряжается французская прокуратура своим исключительным правом разрешать поводы к уголовному преследованию, можно видеть из следующих цифр: за 5-летний период времени, 1881–1885 гг., из числа дел, поступивших к прокуратуре, ею прекращено без дальнейшего производства (class;es sans suite au parquet) 51 %, т.е. более половины, внесено непосредственно в суд исправительной полиции для судебного рассмотрения 32%, т.е. около трети, передано в другие установления 6%, и только по 11 % возбуждено предварительное следствие. (Доклад президенту республики министра юстиции Саррьена (Sarrien) об отправлении уголовного правосудия во Франции).
(133) К числу таких преступных деяний, которых насчитывается всего девять категорий, принадлежит, напр., клевета и диффамация, контрафакция, охота и рыбная ловля на чужой территории, прелюбодеяние и проч.
- - - - - - - - - - - - - - - -
Не обширна и обвинительная инициатива апелляционных судов. По закону 20 апреля 1810 (ст. 11) они имеют право «в общем собрании и по докладу одного из своих членов о совершившемся преступлении пригласить генерал-прокурора возбудить преследование или представить отчет о преследовании, уже начатом». Но это право, по самому содержанию своему трудно осуществимое для коллегиального учреждения, остается мертвой буквой и в 1810 было применено не более нескольких раз, и притом в случаях, совершенно исключительных. Гораздо существеннее другое право апелляционных судов – при рассмотрении дел в обвинительной камере постановлять о распространении уже возбужденного преследования на новые объекты и даже возбуждать его вновь назначением следствия по усмотренным признакам преступного деяния (ст. 235 кодекса уг. суд.). Это практически важное полномочие, сообщающее апелляционным судам деятельное влияние на ход преследования, вытекает из возложенного на них общего наблюдения за его отправлениями и, как будет сказано ниже, за судебною полицией. Министр юстиции, не возбуждая сам уголовного преследования, может предписывать о том подведомственной ему прокуратуре, органы которой в этом отношении состоят в полной и безусловной от него зависимости; через них и руководя их действиями, он наблюдает и за общим течением преследования. Из различных чинов прокуратуры двое, генерал-прокурор и прокурор республики, непосредственно, по прямой делегации права и обязанности государства производить преследование, отправляют его при содействии генерал-адвокатов, субститутов и временных прокурорских чинов при суде простой полиции.
Перечисленные органы действуют как представители первых двух начальствующих чинов, под их ближайшим наблюдением и руководством. По замечанию Ф.Эли (134), законодатель «распределил обвинительные органы, соединенные между собою единством, нераздельностью и подчинением, по различным степеням юрисдикции и по всем пунктам территории; он обеспечил публичному интересу поддержку и содействие интересов частных; в каждом округе он поместил в апелляционном суде, т.е. среди высшей магистратуры, центр и регулятор уголовного преследования, и над всей этой стройной организацией «поставил министра, обязанного наблюдать за нею и ответственного за исполнение законов».
- - - - - - - - - - - - - - - -
(134) F.H;lie. I. № 736.
- - - - - - - - - - - - - - - -
Как на юридическую гарантию обвинительной деятельности прокуратуры следует указать и на независимость начатого преследования от ее произвола. Она не вправе ни взять его назад, ни прекратить по своему усмотрению и собственным распоряжением. Дело, возникшее по возбужденному преследованию, должно идти и разрешиться установленным порядком по судебному определению; прокуратура же, убедившись в неосновательности обвинения, может только, не поддерживая его, заявлять о том на распоряжение судьи или суда (conclusions, r;quisitoire de non lieu, d’absolution). Судебная полиция (police judiciaire) представляет довольно сложную и весьма оригинальную организацию. Судебно-полицейские обязанности исполняют под высшим надзором апелляционного суда: 1) прокуроры республики и их товарищи, 2) следственные и мировые судьи, и 3) ряд административных и полицейских должностных лиц (135). Первенствующее место в ряду этих органов занимает прокурор республики; мировые судьи, жандармские офицеры и полицейские комиссары считаются его помощниками (auxiliaires) по судебной полиции. Все чины ее, не исключая и следственных судей в этой сфере их деятельности, подчинены наблюдению генерал-прокурора, который может своею властью делать им предостережение за допущенные небрежности, в случае же повторения предает их дисциплинарному суждению апелляционного суда. Прокуроры республики доносят ему о всех дошедших до их сведения преступлениях и в точности исполняют его судебно-полицейские распоряжения, на практике обыкновенно касающиеся лишь общего хода розысков или отдельных выдающихся дел. Действия судебной полиции, начинаясь с момента получения первого известия о преступном деянии, существенно различаются, смотря по тому, будет ли случай простой или же представляет собою один из видов (flagrant d;lit), требующих немедленного и энергического воздействия (136). В случаях, не подходящих под определение flagrant d;lit, все чины судебной полиции (в том числе и следственные судьи) передают полученные ими сведения и заявления о преступлении прокуратуре, от которой зависит возбудить преследование. Если в полученных таким образом сведениях оказывается недостаточно данных для разрешения вопроса о дальнейшем направлении дела, то разъяснение его производится посредством дознания, enqu;te officielle, которое прокуратура возлагает на одного из следующих органов судебной полиции: мирового судью, полицейского комиссара или жандармерию. В некоторых случаях прокурор республики и непосредственно производит такое дознание, вообще предоставленное вполне его руководству и наблюдению. Закон об этом порядке умалчивает, и многие процессуалисты, в том числе и Ф.Эли, восстают против произвольного его применения. Но практика еще с 20-х годов усвоила подобный прием, который рекомендуется длинным рядом министерских распоряжений и в настоящее время действует в самых широких размерах. В нем основательно видят средство соблюдать осторожность в начатии уголовного преследования и не возбуждать следствий без настоятельной в том надобности. В этом смысле в докладе министра юстиции Дюфора президенту республики об отправлении уголовного правосудия за 50 лет указываются полезные результаты предварительных дознаний, развитию которых приписывается за 1876–1880 значительное уменьшение числа следствий и уменьшение количества дел, оставленных без преследования. При flagrant d;lit по делам, подсудным суду исправительной полиции (т.е. без участия присяжных) на основании закона 20 мая 1863, всякий обвиняемый, задержанный полицией, немедленно передается в распоряжение прокуратуры, которая, по рассмотрении основательности обвинения, или вносит его в суд для безотлагательного рассмотрения, или же освобождает задержанного (137). Обширнее всего право прокуратуры при flagrant d;lit по делам, подсудным суду присяжных, т.е. о важнейших преступлениях, подвергающих одному из тяжких уголовных наказаний (peine afflictive et infamante). Здесь прокурор является не только прямым руководителем полиции, но и настоящим следователем, до прибытия следственного судьи, которому он передает затем все производство. По закону прокурор по получении сведений о преступлении отправляется на место его совершения, где в сопровождении и при участии одного из местных чинов судебной полиции производит все необходимые и не терпящие отлагательства следственные действия: обыски, осмотры, допросы обвиняемых, свидетелей и экспертов. Он задерживает при этом достаточно изобличенных обвиняемых и делает распоряжение о приводе тех из них, которые отсутствуют. Независимо от личного производства следственных действий, прокурор может возлагать таковые и на других чинов судебной полиции. Прибытие его на место преступления делает его полным распорядителем производящегося судебно-полицейского исследования, пока не примет его в свое дальнейшее ведение следственный судья, извещаемый прокурором о выезде на место. Цель этих первоначальных следственных действий, предоставленных обвинительной власти, – сохранить следы преступления, могущие изгладиться и обнаружить преступника, могущего скрыться. В мероприятиях для указанной цели надобность может быть спешная, а потому теми же правами при flagrant d;lit, до прибытия прокурора, пользуются и чины полиции, считающиеся его помощниками. В действительности они чаще всего и действуют, так как прокуратура, уже по своей малочисленности, имеет возможность только в редких случаях непосредственно исполнять судебно-полицейские обязанности. Практика за этим и не гонится; она довольствуется тем, что у прокуратуры остается деятельное и постоянное руководительство судебною полицией, внимательная поверка ее действий и исправление судебно-полицейских производств. – Акты исследования, составленные прокурором в случаях flagrant d;lit, имеют силу и значение формальных следственных протоколов.
- - - - - - - - - - - - - - - -
(135) Лица эти: 1) полицейский префект Парижа и префекты департаментов, 2) жандармские офицеры, 3) полицейские комиссары, 4) мэры и их помощники и 5) полевые и лесные сторожа.
(136) В понятие flagrant d;lit входит: 1) совершаемое или только что совершившееся преступление, 2) случаи, когда виновный в преступлении указывается общественною молвою (clameur publique), или когда обвиняемый застигнут с предметами, оружием, орудием или бумагами, указывающими на совершение им преступления или участие в таковом, если притом это имело место в ближайшее по совершении преступления время, и 3) когда хозяин дома заявляет о преследовании преступления, совершившегося внутри дома (ст. 41 и 46 кодекса угол. судопр.).
(137) Этому порядку следует множество дел о мелких кражах и обманах, уличных буйствах, бродяжничестве, нищенстве и т.д. В Париже масса лиц, задерживаемых по таким обвинениям, ежедневно разбирается и распределяется куда следует в особом, устроенном для этой цели отделении прокурорской камеры при префектуре полиции под названием petit parquet, где действуют назначенные для этого субституты прокурора республики. Учреждение это работает быстро, правильно, пользу приносит несомненную, и поэтому пользуется большим сочувствием.
- - - - - - - - - - - - - - - -
§ 15. Следствие и предание суду.
За судебно-полицейскими мероприятиями следует формальное предварительное следствие, instruction judiciaire pr;alable. С его начатием оканчивается действие розыскных и следственных полномочий прокуратуры. Она становится обвинительною стороною, уголовным истцом, partie principale, demandeur перед следственным судьею, juge d'instruction (138), органом судебного преследования magistrat poursuivant, при органе судейского исследования, magistrat instructeur. Соединенные общею почвой деятельности и постоянными точками соприкосновения, прокурор и следователь, тем не менее, резко разграничены друг от друга. По определению Манжена, «прокуратура есть только сторона, ее права исчерпываются предложением судье констатировать преступление и оставленные им следы, собрать его доказательства и предать правосудию предполагаемых его виновников. Один лишь судья может принимать меры исследования и обеспечения личности. Но он лишен инициативы, которая принадлежит прокуратуре, он предвосхитил бы у нее право преследования, если бы начал следствие без ее о том требования (139). То же противоположение двух совместно, но не слитно и не одинаково действующих сил рельефно характеризует Ф.Эли: «прокурор предъявляет требования, судья их разрешает; один ведет преследование, возбуждает его и предлагает меры к его осуществлению; другой распоряжается избранием и принятием этих мер, один вызывает следственные действия, другой их производит» (140).
- - - - - - - - - - - - - - - -
(138) Massabiau, II № 1611.
(139) Mangin I, 16.
(140) F.H;lie, II № 2064.
- - - - - - - - - - - - - - - -
Постановления закона о взаимных отношениях следователя и прокурора при следствии не отличаются полнотой и ясностью; отрывочные указания только намечают характер прокурорского участия в предварительном судебном исследовании преступлений. Для выяснения этих предметов необходимо взглянуть на их действительное положение под влиянием практики и исторически сложившегося процессуального учения.
Следственный судья, назначаемый на три года для производства следствий из числа членов суда, имеет двойственное значение, которое и сказывается во всей его деятельности. Как орган судебной полиции он подчинен надзору (surveillance) генерал-прокурора и уступает первенство прокурору республики. Напротив того, в качестве органа судебного исследования он настоящий судья, самодеятельный, независимый, при котором прокурор состоит и действует точно так же, как и при коллегиальном суде (141). Отсюда и двойственность отношения к следствию прокуратуры. Ее исключительному ведению предоставлен акт возбуждения следствия, т.е. момент обвинительного и судебно-полицейского характера. Производство следствия обязательно по делам о тяжких преступлениях (crimes); при менее тяжких (d;lits) оно факультативно и зависит от усмотрения прокуратуры, которая этим правом своим пользуется очень редко, возбуждая следствие лишь по делам выдающимся и щекотливым. Ни одно следствие не может быть начато без предложения (r;quisitoire introductif) прокурора, которому следственный судья передает все поступающие непосредственно к нему поводы для начатия следствия (142).
- - - - - - - - - - - - - - - -
(141) Такое положение следственный судья окончательно приобрел с изданием закона 17 Июля 1856 г. об отмене так называемых «советных камер или отделений» (chambre du conseil) судов 1-й инстанции. Права и обязанности этих отделений, руководивших производством следствий, были переданы следственным судьям, которые прежде исполняли следственные действия, не распоряжаясь их общим ходом и не разрешая касающихся их спорных случаев.
(142) При передаче прокурору жалобы потерпевшего, заявившего иск о вознаграждении, употребляется формула: «pour ;tre par lui requis ainsi qu’ il appartiendra», означающая, что таковую жалобу прокурор должен возвратить следственному судье со своим заключением.
- - - - - - - - - - - - - - - -
Только в случае flagrant d;lit, дошедшем до сведения следственного судьи, он, будучи сам органом судебной полиции, прямо приступает к исследованию на тех же основаниях, как и прокурор республики, присутствия которого судья может потребовать, не останавливая, однако же, следственных действий. Даже распределение между следователями возбуждаемых следствий исходит от прокуратуры. Следственные судьи территориальных участков не имеют; там, где их несколько (в Париже, напр., теперь их 22), возникающие дела распределяются между ними прокурором республики, распоряжения которого об этом подлежат одному начальственному контролю. Порядок этот ортодоксальным большинством практиков признается весьма удобным. Следователи снабжаются делами равномерно, без обременения, а при надобности для данного дела в особых способностях или познаниях выбор совершается именно сообразно с этими условиями, что, в свою очередь, способствует образованию среди следователей даровитых специалистов по тому или другому роду дел. На это возражают (143), что выбор следователя есть косвенное орудие давления на следствие, врученное прокурору – стороне – и потому опасное и нарушающее права другой стороны – обвиняемого. Но равноправности сторон, заметим мы, в современном французском процессе еще не существует, а французская прокуратура, прежде чем быть процессуальною стороною, есть сильный орган судебной администрации, пекущийся, между прочим, о наилучшем раскрытии преступлений всеми ведущими к тому средствами. Кроме того, приведенное возражение имеет преимущественно общетеоретическое, а не практическое значение, так как за много лет нет никаких фактических указаний на случаи злоупотребления этим прокурорским правом, которое умеряется еще и тем, что по передаче дела следственному судье оно уже не может быть у него отобрано и передано другому.
- - - - - - - - - - - - - - - -
(143) В том числе и такие компетентные авторитеты, как Гилльо, один из известных нынешних парижских следственных судей. – Guillot. Des principes du nouveau Code d’instr, crim. 34.
- - - - - - - - - - - - - - - -
С поступлением дела к следственному судье он становится полным и властным его распорядителем. Участие прокуратуры в производстве следствия замыкается в круге предложений и требований обвиняющей стороны (partie poursuivante), обязательных для следователя лишь постольку, поскольку они законны и убедительны. Наше понятие наблюдения за следствием отсутствует; оно заменяется далеко не столь общим и цельным правом предъявлять следователю предложения (r;quisitoire) о производстве тех или других действий, о том или другом направлении дела. Право это основано, в свою очередь, на другом праве – требовать и получать сообщения (communication) следственного производства, т.е. рассматривать его при всяком положении и во всякое время. Закон высказывается здесь весьма категорично: «кроме случаев flagrant d;lit, следственный судья не совершает ни одного действия по исследованию или преследованию преступления без предварительного сообщения производства прокурору, который, сверх того, вправе при всяком положении дела требовать сообщения ему такового, с обязанностью возвратить его в 24 часа (от. 61 код. угол. судопр.). На практике, однако же, вопрос разрешается гораздо проще, эластичнее и шире. Только недостаточно еще опытные или слишком горячие чины прокуратуры в провинции претендуют, как замечает Гилльо, направлять все следствие своими предложениями (144). Обыкновенно же прокуратура избегает стеснять следователя своим вмешательством и дает ему предложения лишь в более важных случаях действительной надобности, или когда он сам требует заключения прокурора постановлением о сообщении ему производства для этой цели (soit communiqu; ; Mr. le Procureur etc). Точно также сообщение производства прокуратуре практикуется лишь по окончании следствия; во время же его производства следователь сообщает дело лишь при вновь открывшихся существенных обстоятельствах. Министерские циркуляры (напр., от 23 июля 1856) вменяют прокуратуре в обязанность с особою осторожностью пользоваться своим правом требовать сообщения следствий и «старательно избегать всего, что может оскорбить справедливую щекотливость (legitime susceptibilit;), или повредить быстроте исследования». В ординарных случаях сообщение дела и предложение прокуратуры совершается фиктивно, посредством надписи на следственных актах «vи au parquet», выражающей собою согласие прокуратуры с распоряжением следователя. Закон умалчивает о праве прокуратуры присутствовать при следственных действиях, но право это предполагается вытекающим из общих задач прокуратуры по производству следствия. Зато присутствие прокуратуры обязательно установлено при всяком выезде следователя на место, куда он отправляется всегда в сопровождении лица прокурорского надзора и секретаря. Распоряжения следователя облекаются в форму постановлений (ordonances), которые приводятся в исполнение прокурором через полицию. При несогласии своем с постановлением следственного судьи прокурор республики может в суточный срок (24 часа) принести на него протест (former opposition) в обвинительную камеру апелляционного суда. То же право, но с десятидневным сроком обжалования, принадлежит и генерал-прокурору. Иного пути, кроме протеста, для возражения против распоряжений следователя прокуратуре не предоставлено; из этого не составляет исключения и принятие мер пресечения обвиняемому способов уклоняться от следствия и суда. Таким образом, французский прокурор не имеет права, присвоенного нашему прокурорскому надзору, требовать обязательного освобождения обвиняемого, арестованного следователем. Вообще нельзя не отметить, что во французском предварительном следствии, а, между прочим, и в отношении к нему прокуратуры всего более сохранилось инквизиционных элементов и всего менее отразилось новое обвинительное начало уголовного процесса. Вся постановка следствия как бы выхвачена целиком из старого дореволюционного судопроизводства, по правилам ордонанса Людовика XIV (1670). Следствие построено на «всемогуществе» (omnipotence) судьи-инквирента (145), при котором состоит предлагающий и побуждающий, но сам почти не действующий прокурор. Ему противопоставлен обвиняемый по делам о более важных преступлениях (crimes), лишенный даже права требовать предъявления ему следственного производства. В уклонение от общего порядка разрешение на это зависит не от следователя или суда, а от прокуратуры, впрочем, лишь по окончании следствия.
- - - - - - - - - - - - - - - -
(144) «Faire marcher l’instruction ; coup de r;quisitoires», Guillot, 41.
(145) Следственный судья, ведущий участник романского (старо-французского) предварительного следствия.
- - - - - - - - - - - - - - - -
Признав следствие достаточно полным, или не находя оснований к дальнейшему производству, следственный судья препровождает дело к прокурору, который должен возвратить его в трехдневный срок вместе со своим окончательным заключением о направлении дела (r;quisitoire definitif). Для дел объемистых и сложных срок этот удлиняется по мере надобности, не особенно, впрочем, много, так как окончательное заключение прокуратуры излагается в самой краткой форме, обыкновенно на печатных бланках, в которых вписывается название дела, имена обвиняемых и потерпевших, предмет обвинения и в сжатом виде главнейшие мотивы предлагаемого направления. Ввиду заключения прокуратуры на практике, по большей части соглашаясь с ним, следственный судья составляет свое окончательное постановление (ordonance definitive), сообразно которому дело направляется, если не последует отмены этого постановления по прокурорскому протесту. Окончательные заключения прокуратуры и постановления следователей по своему содержанию бывают, главным образом, следующих трех родов: 1) о прекращении уголовного преследования (de non-lieu), 2) о передаче дела в суд простой или исправительной полиции, или в другое судебное установление по подсудности (de renvoi par devant la juridiction competente) и 3) о внесении в обвинительную камеру апелляционного суда (de renvoi devant la chambre d'accusation) через его генерал-прокурора такого следствия, по которому достаточно подтверждается обвинение (la prevention parait suffisamment etablie) в более важном преступлении (разряда crimes). В первом случае дело прекращается по соглашению следственного судьи и прокурора республики. Во втором дело вносится в подлежащий суд для судебного рассмотрения, без составления обвинительного акта, посредством простого вызова (citation) обвиняемого к суду. Наконец, в третьем – судебному рассмотрению в ассизах, т.е. с участием присяжных, предшествует особая процедура предания суду (mise en accusation), начинающаяся с поступления дела к генерал-прокурору в силу окончательного следственного постановления. В течение пяти дней дело должно быть приготовлено прокурором к докладу (rapport) обвинительной камере; приготовление это состоит в изучении дела и составлении краткого письменного заключения, которое и вносится вместе с делом в обвинительную камеру. По делам важным и сложным генерал-прокурор может потребовать присоединения к ней для рассмотрения дела еще другого уголовного отделения, ведающего апелляционное обжалование приговоров суда исправительной полиции (chambre des appels correctionels).
В обвинительной камере дела слушаются в закрытом заседании, причем доклад производится прокурором, а необходимые акты следствия прочитываются секретарем. Затем прокурор и секретарь удаляются, а судьи после совещания постановляют определение или о дополнении следствия, или о передаче его в суд низшей степени (наше изменение подсудности), или же о предании суду ассизов обвиняемого (pr;venu), который с этого момента называется уже подсудимым (accus;). Затем дело вновь возвращается к прокурору для исполнения определения обвинительной камеры в случае предания суду, т.е. для составления обвинительного акта (acte d’accusation). Изготовление этого важного документа играет большую роль в уголовной деятельности прокуратуры, которая на нем изощряет свое стилистическое уменье. По закону и кассационным разъяснениям, обвинительный акт, составляемый согласно определению о предании суду (arret de mise en accusation), должен быть изложен на основании данных дела и заключать в себе: а) означение подсудимого, б) изложение фактической стороны дела, и в) вывод обвинения и юридическую квалификацию вменяемого деяния.
Эта строго деловая программа часто подвергалась извращению; в расчете на то, чтобы заинтересовать присяжных и заранее расположить их в пользу обвинения, составители обвинительных актов даже по заурядным делам стали заботиться прежде всего о внешней убедительности и картинности рассказа. Они нередко превращались в полулитературные, полудекламаторские произведения или в страстные филиппики против подсудимого, неудобные и неуместные даже и для обвинительных речей. Следя за жизнью подсудимого чуть не с младенчества, обвинительный акт, не брезгая натяжками, старался доказать, что вся она была непрерывною цепью пороков и падения, которые и завершились данным ярко описываемым преступлением. Понятно, что печать и лучшие юристы Франции издавна горячо и сильно восставали против такого злоупотребления письменною прокурорскою речью, красноречиво доказывая, что трезвая серьезность и строгая деловитость тона должны быть их отличительными свойствами. По этому поводу Манжен дал в немногих словах прекрасную теорию французского обвинительного акта: «он не должен вырождаться в речь против подсудимого; он должен так же относиться к письменному следствию, как резюме президента относится к устным прениям, т.е. представлять изложение спокойное, ясное и простое. Он не имеет целью выяснить виновность подсудимого, так как не из письменного следствия, а из устных прений должны присяжные почерпнуть основания своего убеждения. Его единственная задача – сопоставить улики и средства защиты с главными фактами и обстоятельствами в том виде, как они установлены определением о предании суду. Словом, составитель обвинительного акта обязан дать не развитие темы, а рассказ простой; ему не следует аргументировать по поводу протоколов, допросов и показаний, а нужно лишь кратко изложить то, что в них заключается, приурочивая это изложение к предмету обвинения» (146).
- - - - - - - - - - - - - - - -
(146) Mangin II, 188.
- - - - - - - - - - - - - - - -
Новейшая практика вняла этим наставлениям, и за последние 10–15 лет редакция обвинительных актов не представляет прежних извращений даже и по громким, волнующим общество делам. Обвинительные акты, число которых сравнительно весьма не велико, составляются обыкновенно субститутами генерал-прокурора, но всегда от его имени и подписываются им самим или заменяющим его генерал-адвокатом. По составлении акта прокуратура распоряжается вручением копии с него подсудимому, а подлинное производство поступает к тому ее представителю, который имеет исполнить прокурорские обязанности при ассизном суде. С этого времени производство вступает в свой последний и решительный фазис – судебное рассмотрение (jugement), куда относятся судебное следствие и заключительные прения, обозначаемые одним общим термином: d;bats.
Но прежде чем очертить участие прокуратуры в этой стадии процесса, нельзя не упомянуть о том оригинальном приеме ее действий при направлении дел, который перешел и в обвинительную практику других стран. Прием этот, очень распространенный во французской прокуратуре, известен под названием «коррекционализации» (correctionnalisation) дел и заключается в искусственном, так сказать, изменении подсудности посредством заведомого игнорирования или признания недоказанными обстоятельств, увеличивающих вину и устанавливающих высшую подсудность. Такой способ применяется или когда при формально доказанном высшем обвинении по особенным смягчающим условиям желательно в интересах справедливости разрешить его менее тяжкою ответственностью, или же когда, по соображениям судебно-репрессивной политики, признается необходимым изъять дело из ведения суда присяжных, от которых не ожидается почему-либо правомерного приговора, напр., по обвинению формально правильному, но противоречащему жизненной правде. Юристы (напр. Массабьо) (147) с негодованием возражают против подобного не юридического образа действий, но прокуратура не перестает его придерживаться, по соглашению с следственными судьями и обвинительными камерами. Здесь явственно преобладает в ее деятельности упомянутое уже начало целесообразности и, по свидетельству практики, без вреда для правосудия.
- - - - - - - - - - - - - - - -
(147) Massabiau, II, 817.
- - - - - - - - - - - - - - - -
§ 16. Судебное рассмотрение и обжалование.
С поступлением уголовного дела в суд для рассмотрения по существу (jugement) в судебном заседании (audience) положение прокуратуры остается тем же деятельным и до известной степени первенствующим, как и в предварительной стадии процесса. На ее обязанности лежит большая часть приготовительных к суду распоряжений, в том числе вызов (citation) сторон и свидетелей и объявление (notification) кому следует определений судебного присутствия и распоряжений президента. Во время самого судебного следствия (d;bat) прокурор является совместно и одновременно обвинителем и органом закона. В этом последнем качестве он имеет большие преимущества перед подсудимым и его защитою. Важнейшими из них можно признать право непосредственного допроса свидетелей, тогда как подсудимый и его защитник предлагают свои вопросы через президента. Кроме того, прокурору–обвинителю принадлежит право допрашивать и самого подсудимого, который обязан отвечать на вопросы своего противника. Вообще при судебном производстве, предшествующем постановлению приговора, прокурор гораздо больше страж закона и общественного порядка, чем сторона в процессуальном состязании. Особенно резко это выражается в полномочиях прокуратуры в отношении данных в судебном заседании свидетельских показаний, которые она признает ложными. По предложению прокурора, президент тут же распоряжается об арестовании такого свидетеля, впредь до дальнейшего исследования упадающего на него обвинения в лжесвидетельстве. Если же президент откажет в подобном распоряжении, то прокуратура, действуя, как при flagrant delit, может своею властью подвергнуть подозрительного свидетеля временному аресту для привода (mandat d'amener). Таким образом, равенства сторон в уголовном суде не существует, и отсутствие равноправности обвинения и защиты весьма слабо восполняется платоническою фикцией того, что прокурор, будучи должностным обвинителем (magistrat accusateur), обязан оберегать интересы невинности и правоты своего противника. В суде исправительной полиции, особенно если дело возникло по частной жалобе, и обвинение поддерживается гражданским истцом, прокуратура не столько обвиняет, сколько дает заключение о существе дела. Обвинительного акта по «исправительным делам» (affaires correction;lles) не составляется. При открытии заседания прокурор словесно излагает вкратце сущность обвинения – expos;, что впрочем обыкновенно заменяется чтением документа, послужившего поводом к производству (жалобы, предложения прокуратуры, определения следственного судьи или обвинительной камеры о передаче дела в суд исправительной полиции и проч.). Затем после поверки доказательств по закону следуют речи (plaidoiries) гражданского истца и защиты, и уже после них слово предоставляется прокурору, подобно тому, как это происходит в нашем съезде мировых судей. Но по издавна установившейся практике, прокурор дает свое заключение после объяснений гражданского истца и до защиты. Прокурорская речь состоит из изложения обстоятельств дела (r;sum; de l’affaire) и заключения по его существу (conclusion au fond.). В случае отсутствия гражданского истца и вообще состязания между двумя частными сторонами первая часть совсем отпадает, и слово прокуратуры сводится к мотивированному предложению постановить тот или другой приговор или определение (напр. о доследовании). При большом количестве дел «исправительной полиции» (148) прокурорское заключение по ним обыкновенно отличается чрезвычайною краткостью, ограничиваясь даже, когда нет особого спора, и дело ясно, формулой: je requiers l'application de la peine (149).
- - - - - - - - - - - - - - - -
(148) Подсудность суда исправительной полиции по роду преступлений весьма широка: к ней относятся все поступки, наказуемость которых не превышает 5-дневного ареста, 15 франков штрафа. Отсюда многочисленность этих дел, которых в Парижском суде рассматривается иногда до 50 в одно заседание.
(149) «Требую исполнения приговора» (фр.).
- - - - - - - - - - - - - - - -
Несравненно сложнее и содержательнее деятельность прокуратуры при рассмотрении дел о более тяжких преступлениях (crimes) в ассизном суде (cour d'assises), т.е. с участием присяжных заседателей. Заседания этого суда открываются, как и у нас, периодически в важнейших городах судебного округа и непременно во всех главных городах (chef-lieu) департаментов. Председательствует один из советников апелляционного суда, назначаемый министром юстиции из числа кандидатов, ежегодно представляемых ему для этой цели первым президентом и генерал-прокурором по взаимному их соглашению. Обвинение же поддерживают в местопребывании апелляционного суда один из состоящих при нем генерал-адвокатов или субститутов, а в других пунктах – по большей части местный прокурор республики вместе со своими товарищами. Впрочем, назначение к обвинению того или другого из этих чинов совершенно зависит от усмотрения генерал-прокурора, который по делам выдающимся или особо ответственным и сам принимает на себя обвинительные обязанности в ассизах. Деятельность эта считается весьма почетною, к обвинениям перед присяжными прокуратура относится с величайшим вниманием и к делам сколько-нибудь трудным или заметным готовится добросовестно и усердно, не останавливаясь перед всесторонним изучением всего, могущего иметь значение для дела. Участие в качестве обвинителя в громком процессе ценится в прокуратуре, между прочим, и как карьеристическое средство, но эта сторона далеко не преобладает в том традиционном уважении, которым пользуется во французской магистратуре роль прокурора перед судом присяжных. Масса труда, знаний и талантов, влагаемых в эту функцию, вовсе не уравновешивается приносимыми ею служебными выгодами, и вернее было бы сказать, что ее отправление является своего рода свободным искусством общественного и общеполезного характера. Оно стояло особенно высоко во времена июльской монархии и второй империи; такие знаменитые ораторы, как генерал-прокуроры Chaix d'Est-Ange и Grandperret, нередко выступали на прокурорской трибуне ассизных судов по многим так называемым causes c;l;br;s (150). И теперь во Франции обвинение в ассизах поручается только деятелям опытным, образованным и во всяком случае имеющим известную способность или хоть навык к публичному слову (чаще всего генерал-адвокатам), а в делах исключительной важности или интересующих правительство всегда действуют и сами генерал-прокуроры.
- - - - - - - - - - - - - - - -
(150) Громким делам (фр.).
- - - - - - - - - - - - - - - -
После того как состоялось определение обвинительной камеры о предании обвиняемого ассизному суду, приготовительные распоряжения к судебному заседанию делаются генерал-прокурором и прокурором-обвинителем в ассизах, при участии их президента. По соглашению с этим последним составляется прокуратурою и список подлежащих вызову свидетелей и экспертов, которые на судебном следствии допрашиваются в порядке, указанном прокурором. Свидетели обвинения (t;moins ; charg;) вызываются на казенный счет распоряжениями прокуратуры, от которой зависит также вызвать на том же основании свидетелей, заявленных подсудимым (t;moins ; d;charg;) и существенных для его оправдания. Прокуратура, таким образом, исполняет многие из тех предшествующих заседанию действий, которые у нас исходят от председателя и даже от суда. В составлении списков присяжных заседателей прокуратура участия не принимает, но в начале каждого года генерал-прокуроры, основываясь на донесениях прокуроров республики, представляют министру юстиции подробные сведения о состоянии и содержании этих списков. Образование присутствия присяжных для данного дела происходит до открытия судебного заседания, в заседании распорядительном, при прокуроре, подсудимом и его защитнике.
Обе стороны могут предъявлять немотивированный отвод против каждого провозглашаемого имени до тех пор, пока не отведенных присяжных останется 12. Защита имеет право отвести одним больше, чем обвинение. По разъяснениям министерства юстиции, прокуратура при пользовании правом отвода должна руководствоваться единственно соображениями беспристрастия и справедливости (151). «Для преследующего государства и для защищающегося подсудимого одинаково важно, чтобы в состав присутствия присяжных вошли исключительно люди честные, развитые, «добросовестные и одушевленные стремлением быть справедливыми. Поэтому, если жребий быть присяжным выпадает на долю людей, очевидно неспособных отличить истину, или явно безнравственных, или обнаруживших предубеждение за или против подсудимого, или же заявивших заранее о своей решаемости всегда обвинять или всегда оправдывать, то отвод является для прокуратуры уже не только простым правом, но и настоящею обязанностью, пренебречь которою было бы упущением или предосудительным бездействием. Но при этом чины прокуратуры должны строжайше воздерживаться от отводов из одолжения; не говоря уже о том, что нельзя изменять без серьезных оснований состав судебного присутствия, было бы несправедливо произвольно освобождать одного присяжного от повинности и ответственности, выпавших ему по жребию, и возлагать все это на другого».
- - - - - - - - - - - - - - - -
(151) Циркуляры 11 декабря 1827 и 26 августа 1853 г.
- - - - - - - - - - - - - - - -
На судебном следствии после прочтения определения о предании ассизному суду и обвинительного акта прокурор по закону должен изложить словесно (exposer) сущность дела. Но юриспруденция уже давно признала этот обряд совершенно излишним, и он вышел из употребления. Будучи как бы преждевременною обвинительною речью, expos; применяется на суде присяжных лишь в крайне редких случаях особенной сложности обстоятельств дела и тогда имеет характер общего очерка дела или программы предстоящего судебного исследования. Не говоря уже о юридической печати, вся магистратура относится не сочувственно к этому лишнему действию, дающему прокуратуре еще один ненужный перевес в судебном состязании. Она уже и без того значительно премирует (152) над защитою своим правом непосредственно допрашивать не только свидетелей, но и подсудимых. Ею же определяется порядок допроса свидетелей обвинения, и ей принадлежит широкое право представления доказательств и чтения всех тех документов, какие она признает нужными (153). Для надобностей обвинения она свободно обращается к дискреционной власти президента, и последний по принятой практике почти никогда не отказывает в ее просьбах и предложениях, разве бы они оказались прямо незаконными. Подчиняясь его распоряжениям, прокуратура вместе с тем сама находится вне его огромных распорядительных и дисциплинарных полномочий и, на взгляд постороннего наблюдателя, стоит наравне с судом. Но по той же практике, в ведении судебного следствия она гораздо менее деятельна, чем, напр., наш прокурорский надзор. Выяснение дела, всесторонняя поверка доказательств, подробный допрос подсудимого и свидетелей – все это лежит главным образом на президенте, направление которого бывает до того обвинительным, что пассивное положение прокуратуры во время судебного следствия является вполне естественным. Она как бы сберегает свои силы для заключительных прений, которые можно считать важнейшим моментом ее деятельности в ассизах. Здесь она почти неограниченно пользуется всем собранным ею материалом обвинения, поддерживать которое на языке французского закона буквально значит «развивать средства обвинения » (d;velopper les moyens de l'accusation) (154). «Развитие обвинения на суде, – говорит Ф.Эли, – есть высшая задача прокурора. В исполнении ее высказываются одновременно его познания, способности, самый характер» (155). Сфера такого развития, в законе неопределенная, всецело предоставлена практике и судебным нравам. В обвинительной речи (r;quisitoire) перед присяжными отражаются, как в фокусе, главнейшие достоинства и недостатки французской прокуратуры; это их кульминационный пункт, заслуживающий рассмотрения еще и потому, что им ярко характеризуется казовая (156) сторона учреждения, не оставшаяся без влияния на воспроизведение его в других странах.
- - - - - - - - - - - - - - - -
(152) Превалирует.
(153) F.H;lie № 6053. «Прокуратура имеет право представлять все доказательства, документы и сведения, которыми подкрепляется обвинение».
(154) Стр. 385 уст. уг. судопр.
(155) F.H;lie № 5052.
(156) Казовый (устар.) – показной; такой, который показывает кого-либо или что-либо с лучшей, наиболее выигрышной стороны.
- - - - - - - - - - - - - - - -
За отсутствием в кодексе угол. суд. каких-либо постановлений о содержании, форме и пределах обвинительной речи, следует обратиться к тому стройному учению о ней, которое сложилось в юриспруденции и литературе. Руководствуясь на суде единственно своею совестью, прокурор не обязан обвинять во чтобы то ни стало. Он может (но не должен), не поддерживая опровергнутого обвинения, или просить присяжных об оправдании, или заявить, что он «предоставляет разрешение дела их мудрости» (jе m’en rapporte ; la sagesse des juges). Это две формулы того, что у нас гораздо правильнее называется отказом от обвинения. По определению Ф.Эли, «прокурор не должен терять из виду, что восстановление права есть единственная задача производимого им уголовного преследования. Цель всех его усилий заключается не в успехе обвинения, а в торжестве правды, потому что обществу нужна не победа обвинения, а охрана справедливости, правосудие как санкция права. Поэтому прокурор обязан добросовестно собрать и привести все обстоятельства преступления, все данные дела, безотносительно к тому, благоприятны ли они для обвинения; он не защитник его и не связан с ним, как адвокат с своим клиентом; его обязанность гораздо выше: он защищает и поддерживает одну лишь истину, выставляя ее всюду, где она окажется, будет ли это в доводах обвинения или в объяснениях подсудимого. Наконец, даже при очевидном преступлении, он должен убеждать присяжных, освещая и связывая перед ними доказательства. Непреклонный в своих требованиях, он должен излагать их спокойно, и страсть, могущая воспламенять защиту, не должна звучать в его словах; язык правосудия отличается строгостию и умеренностию, он боится могучих соблазнов красноречия, которые способны затемнять истину» (157). Еще сильнее превосходные наставления Массабьо: «Речь прокурора должна быть проникнута духом умеренности и беспристрастия. Ничто не может так повредить обвинению, как слово резкое и заносчивое. Нужно представлять факты просто, точно сообразуясь с свидетельскими показаниями, делать из них необходимые логические выводы без натяжек, которым не поддается убеждение, и вообще держаться путей истины и благоразумия. «Важнее всего приобрести доверие присяжных; в этом вся суть, сила правды и справедливости легко добьется остального». Рекомендуя прокурору уступчивость взглядам присяжных, если формула обвинения представляется им в ином смягченном виде, что вызывает постановку условных или дополнительных вопросов, Массабьо настаивает на необходимости сдержанного и вежливого отношения к подсудимому и его защите: «Недостаточно еще воздерживаться от жестоких выражений, которые были бы бесчеловечны, нужно, кроме того, соблюдать полное приличие и достоинство тона, не забывая того, что государство, если и обвиняет, то делает это с сожалением». На защиту дозволительна и реплика, но пользоваться ею нужно осторожно и сдержанно, и только при крайней необходимости, для того чтобы не злоупотреблять временем суда и не утомлять внимания присяжных. «Их следует оставлять под впечатлением энергической умеренности слова» (d’une ;nergique sobri;t; de parole), – метко заключает он свою характеристику обвинительного красноречия (158). Сдержанность и спокойствие обвинительной речи проповедуются и знаменитыми представителями прокуратуры. Сделавшийся в 50-х годах ее украшением из светил адвокатуры, парижский генерал-прокурор Chaix-d’Est-Ange в своем заключении по дисциплинарному делу об адвокате, который на суде оскорбительно отозвался о прокуратуре, так обрисовал обвинительную обязанность последнего: «Когда прокурор привлекает к общественному суду человека, покрытого преступлениями, когда он настигает его в его убежищах, оправданиях и падении, когда он доказывает ему всю тщету его защиты и весь ужас его преступления, – в сердце каждого, как бы низмен ни был его нравственный уровень, появляется великодушное возмущение, просыпается честное негодование против злодеяния, но ненависть к нему не должна проникать в сердце самого судебного деятеля, хотя бы и прокурора; он соблюдает всегда сдержанность тона, умеренность формы, уважение к личности, несмотря на унижающее ее клеймо позора» (159).
- - - - - - - - - - - - - - - -
(157) F.H;lie, № 6052.
(158) Massabiau II, 486, 487.
(159) Le minist;re public et le barreau 1860, 48. – В том же духе рисуется идеал прокурорского слова в картинной и блестящей, хотя и несколько напыщенной характеристике Беллвиля. – Belleville. De l’eloquence du barreau compar;e ; celle de la tribune.
- - - - - - - - - - - - - - - -
Такова теория, вполне правильная и весьма симпатичная. Но было бы несправедливо не указать, что до последнего, по крайней мере, времени она круто расходилась с практикой. Страстная горячность и неумеренные преувеличения французских обвинительных речей почти вошли в пословицу; французский genre обвинительного красноречия принято считать сочетанием красивой формы с пафосом и шаржем. Действительность далеко ушла от преподанных ей уроков, и сами учителя нередко грешили против своих же наставлений. Тот же Chaix-d'Est-Ange, трезвый взгляд которого приведен выше, был в своей служебной деятельности одним из ярых обвинителей и, принося все в жертву силе и убедительности слова, мало заботился об его сдержанности. Эти недостатки отчасти искупались у него и некоторых выдающихся деятелей блестящею талантливостью судебных речей, но в общем резкие выходки против подсудимого и фразистость, войдя в обычай, сделались весьма не сочувственной характеристической чертою обвинительной деятельности французской прокуратуры. Такое же значение получила и усвоенная ею неограниченная свобода в усилении и восполнении обвинения данными и сведениями, которые не были предметом судебного следствия и не подверглись его проверке. В этом отношении кассационный суд долго не допускал никакого стеснения обвинительной власти со стороны суда, разъясняя, что власть судебная не может ограничить или остановить прокурора в предъявлении каких-либо документов и в «пользовании ими для подкрепления обвинения, в развитии которого прокурор подчиняется только указаниям своей совести и своих познаний» (160). Заметим, кстати, что теми же разъяснениями установлено право прокуратуры в обвинительной речи перед присяжными касаться грозящего подсудимому наказания; правом этим обыкновенно пользуются лишь в репликах защиты для опровержения или разъяснения ее заявлений о незаслуженной строгости предстоящей кары. Уклонения обвинительной деятельности в судебных заседаниях от спокойно справедливого и приличного отношения к подсудимому и от прямых задач судебного слова вызвали сильную реакцию, которой, однако, понадобилось много лет для того, чтобы добиться каких-нибудь результатов. В общественном мнении и в печати стали раздаваться голоса, протестующие против увлечений и злоупотребления прокурорским словом. Ему указывались его законные и естественные пределы, уже намеченные в юридической литературе. Наряду с этим Ф.Эли и другие юристы одной с ним школы, возражая против кассационной практики (161), стремились ограничить обвинение исключительно материалом, разработанным на судебном следствии. Наконец, после падения второй империи и в среде самой прокуратуры изменились взгляды на постановку обвинения, и появились новые более правильные его приемы. В большинстве случаев теперешние французские обвинители подают адвокатуре хороший пример делового содержания и спокойного достоинства речей (162).
- - - - - - - - - - - - - - - -
(160) Cass. 1 Jullet 1847, 20 Janvier 1848.
(161) F.H;lie № 5068.
(162) В этом отношении можно указать на прекрасные речи парижского генерал-адвоката Бернара, часто выступавшего в 70 и начале 80 годов обвинителем по разным causes c;l;bres [громким делам].
- - - - - - - - - - - - - - - -
Для полноты очерка прокурорской деятельности по уголовным делам следует упомянуть о порядке их обжалования (voies de recours) со стороны прокуратуры в его отличительных чертах. Средств или, по выражению французского права, «путей» обжалования, в сущности, три: 1) упомянутые уже протесты на постановления следственных судей и вообще на следственные действия (opposition) приносятся в обвинительную камеру апелляционного суда. 2) Апелляционные протесты (requ;tes d'appel) могут быть приносимы в апелляционный суд на все приговоры «исправительной полиции». Срок для такого протеста десятидневный для прокурора республики и двухмесячный для генерал-прокурора, который, имея отдельное от прокуратуры 1-й инстанции право обжалования, пользуется им, впрочем, очень редко, лишь в случае явного упущения подчиненного органа (163). 3) В кассационном порядке протесты прокуратуры (pourvois en cassation) разделяются на несколько категорий, имея все своим предметом окончательные приговоры или определения, причем общий и нормальный срок для обжалования трехдневный (с указанными ниже исключениями). Таковы протесты на приговоры или определения: а) суда простой полиции, для прокуратуры окончательные, б) суда исправительной полиции, по апелляциям на предыдущие, в) суда апелляционного, по апелляциям на суд исправительной полиции, г) ассизного суда. Протесты эти исходят от чинов прокуратуры, состоящих при том суде, которым постановлен опротестуемый приговор. Затем д) на все определения обвинительной камеры по вопросам о предании суду или прекращении дел допускается в пятидневный срок протест генерал-прокурора. Так как в области обжалования прокуратура признается прежде всего органом закона, то опротестование с ее стороны может быть безразлично а maxima и а minima, во вред и в пользу подсудимого.
- - - - - - - - - - - - - - - -
(163) По делам «простой полиции» прокуратура вовсе не имеет права апелляции, которое принадлежит только частным сторонам.
- - - - - - - - - - - - - - - -
По основному положению французского процессуального права подсудимый, оправданный окончательным приговором ассизного суда, не может быть судим вторично по тому же обвинению, хотя бы даже в производстве и были допущены кассационные нарушения закона. Поэтому на оправдательные приговоры прокуратура может приносить протесты в суточный срок только «в интересах закона, без ущерба для оправданного» (dans l’interet de la loi et sans pr;judicier ; la partie acquitt;e) (164). – Другими словами, такой протест, направляемый единственно к констатированию кассационным судом заявляемых ему нарушений и к разъяснению возбуждаемых юридических вопросов, вызывает в случае своего успеха лишь платоническую, если можно так выразиться, кассацию: приговор отменяется, но подсудимый вновь суду не подлежит. Впрочем, этот институт действует довольно редко, при важных и сложных казусах, которые прокуратура не решается оставить без компетентного разрешения высшею судебною властью. В тех же видах и на том же основании могут быть опротестованы и обвинительные приговоры; о всех подобных протестах обязательно доводится до сведения министерства юстиции. Все кассационные протесты, излагаемые обыкновенно весьма сжато, по принятой форме, ведаются кассационным судом, генерал-прокурор которого, кроме того, и сам уполномочен, не стесняясь сроком, передавать на рассмотрение этого суда незаконные судебные определения и приговоры. Если при этом генерал-прокурор действует по собственному усмотрению (ст. 442 У. У. С.) «в интересах закона», то кассация совершается безотносительно к интересам сторон. Если же он, во исполнение особого поручения министра юстиции (ст. 441 У. У. С.), вносит в кассационный суд вопрос о нарушении по какому-либо делу подсудности, то неправильное постановление может быть отменено, с передачей дела для нового суждения в надлежащий суд. Согласно общим правилам движения всех дел через руки прокуратуры, она приводит в порядок (mise en ;tat) производство по обжалованию и при последовательных переходах дела от себя передает его по принадлежности.
- - - - - - - - - - - - - - - -
(164) Ст. 409 Уст. Уг. Суд.
- - - - - - - - - - - - - - - -
IV.
§ 17. Деятельность по гражданским делам.
По делам гражданским сфера действий прокуратуры так обширна и разнообразна, что французскому прокурору для удовлетворительного исполнения своих обязанностей непременно нужно быть хорошим цивилистом, т.е. обладать основательным знакомством с гражданской частью. По определению догматиков прокуратуры, и в особенности Массабьо (165), эта ее функция заключается в наблюдении за охранением законов вообще, и в частности тех из них, которые касаются прав и интересов государства, его имуществ и всех лиц, по своему положению не могущих защищаться. Юрисконсульт государства при суде и, по выражению Порталиса, «защитник всех беззащитных», – таково призвание и роль прокурора в гражданском процессе (166). При этом прокуратура действует в двояком качестве, смотря по чему различается и характер ее участия в деле. Как partie jointe, или сторона незаинтересованная в его исходе, она выступает только со своим мнением после состязания спорящих сторон, par voie de requisition, предъявляет суду заключение по существу дела и об инцидентах производства. Напротив, как partie principale, она является настоящею состязующеюся стороною, истцом или ответчиком, сама ведет процесс par voie action. В противоположность уголовным делам, в гражданских первый способ действия есть общий и нормальный, второй же – исключение.
- - - - - - - - - - - - - - - -
(165) Massabiau, I, 188.
(166) Гара дает следующую, по обыкновению идеализированную характеристику прокурорской деятельности по гражданским делам: «Два гражданина исчерпали друг против друга все аргументы, подсказанные личным их интересом. Встает третий оратор, слушайте его внимательно, с уважением и доверием; его единственная задача – истина и правосудие. Он резюмирует и оценивает все сказанное, делает из него вывод по совести. Усматривая в этом частном споре предметы, относящиеся до общего блага, он авторитетно высказывается в его пользу, и суд приводится к тому основному началу, которое охраняет все частные интересы и регулирует их согласно интересу общественному. (Repertoire de Merlin VIII, 219).
- - - - - - - - - - - - - - - -
Деятельность прокуратуры в качестве partie jointe, установленная главным образом ст. 83 код. граж. судопр. (code de procedure civile), имеет, в свою очередь, два момента: она факультативна или обязательна, проявляясь в том или другом случае в предварительном сообщении (communication) ей дел, подлежащих разрешению, и в предъявлении заключения (conclusion) о них. Факультативность относится ко всем без исключения гражданским делам и поставлена в зависимость от усмотрения не только прокурора, но и суда. По каждому делу они могут потребовать: прокуратура – сообщения ей производства для предъявления суду своего заключения, а суд – предъявления ему такового прокуратурою. В некоторых же случаях, перечисленных в упомянутой ст. 83 и других статьях устава граж. судопр., эти заключения обязательны точно так же, как и предварительное сообщение прокуратуре известных дел, которые поэтому и называются «communicables». Сюда принадлежит 7 категорий дел, касающихся общественного порядка, государства, доменов, общин, общественных учреждений, завещаний и даров в пользу бедных, актов гражданского состояния, опеки несовершеннолетних, отсутствующих, безумных, а также дела брачные, отводы и вопросы о подсудности. Сообщение дел прокуратуре лежит на обязанности не судов и не канцелярий, как у нас, а стряпчих (avou;s), ведающих по уполномочию сторон все предварительное письменное производство. Дело должно быть доставлено в прокурорскую камеру за три дня до судоговорения по делам спорным, причем прокуратура может потребовать одной его отсрочки. Письменные заключения необязательны; они заявляются словесно и по сколько-нибудь сложным делам состоят из мотивированного предложения решить дело так или иначе. Иногда прокуратура просто выражает согласие с доводами и домогательством одной из сторон («conclusion conforme»), иногда она даже вовсе воздерживается от заключения по существу, употребляя для этого формулу: je m'en rapporte ; la prudence или sagesse des juges (167). Но такое уклонение от заявления своего мнения весьма не одобряется и практикуется довольно редко как несогласный с духом закона отказ от заключения. В качестве partie jointe прокурор может быть отводим наравне с судьями по заявлению сторон.
- - - - - - - - - - - - - - - -
(167) «Апеллирую к благоразумию (или мудрости) судей» (фр.).
- - - - - - - - - - - - - - - -
Сущность и пределы прокурорской деятельности как partie principale представляют один из трудных и до настоящего времени спорных вопросов французского процессуального права. Единственным законодательным источником к разрешению этого вопроса служит ст. 46 закона 20 апреля 1810 о судоустройстве, которая гласит: «по делам гражданским прокуратура действует по должности (d’office) в случаях, определенных законом; она наблюдает за исполнением законов, постановлений и решений и домогается такового исполнения по должности в отношении предметов общественного порядка» (dans les dispositions qui int;ressent l’ordre public). На основании этой статьи прокурор как partie principale действует в процессе в качестве стороны (par voie d’action). Из постороннего и беспристрастного докладчика, формулирующего в интересах закона свое заключение, он становится одним из тяжущихся и, подчиняясь большей части условий, установленных для частной стороны, имеет и все ее права до обжалования включительно. Но личного отвода против него уже быть не может, так как вообще нельзя отводить противника (168). В этом качестве прокурор есть настоящий адвокат государства или правительства, ведущий их гражданские процессы. Что же касается до самой области подобной деятельности прокуратуры, то здесь возникают значительные сомнения, и неясность вышеприведенного закона породила контроверзу, до сих пор длящуюся в практике и литературе. Исходя из двух как бы взаимно друг друга исключающих частей этого узаконения, вопрос сводится к тому, участвует ли прокуратура в гражданских делах как сторона только тогда, когда это точно означено и предписано в законе, или же во всех случаях, затрагивающих общественный порядок, и определение которых предоставлено ее усмотрению? Последнее мнение, основанное на общем смысле 2-й части ст. 46 закона 20 апреля 1810 г., долго преобладало; его поддерживали старые комментаторы (Мерлен, Шенк, Демоломб и друг.), и признавала практика судов. Новейшие же юристы, в особенности Дебак (D;bacq) в своем классическом сочинении о прокурорской деятельности в гражданских делах (169), проводили противоположный взгляд, который в 60-х годах был принят и кассационным судом, не изменившим его и поныне (170). Не отвергая подкрепляющих это ограничительное толкование соображений о неправильности и неудобстве прокурорского вмешательства в какие бы то ни было гражданские дела ввиду их частного характера, современная научная юридическая критика вносит, однако же, некоторую поправку в тесное применение ст. 46 только к заранее определенным случаям. В лице известнаго Алглава, посвятившего этому вопросу целое капитальное исследование (171), она находит, что вторая часть ст. 46, уполномочивающая прокуратуру действовать по гражданским делам в качестве стороны, дает общий теоретический критерий для такой деятельности ее на будущее время, которым должно руководиться в своем развитии последующее законодательство. Алглав определяет юридическое понятие об общественном порядке «как совокупность прав, пользование которыми не зависит от воли частных лиц». Отсюда выводится, что в суде гражданском прокуратура может искать и отвечать по всякому делу, предметом которого является одно из таких публичных прав. В частности, Алглав насчитывает 17 таких указанных в законе случаев, к которым он относит и вчинаемое прокуратурой дисциплинарное преследование (172). Все это действительно имеет предметом восстановление тех или других нарушенных публичных начал. Но и вне их, в случаях, законом прямо не предусмотренных, Алглав допускает активное действие прокуратуры по гражданским делам при непременной наличности вышеприведенного условия, т.е. публичного характера дела.
- - - - - - - - - - - - - - - -
(168) Alglave, I, 2, 8.
(169) Debacq. De l’action du minist;re public et mati;re civile 1867.
(170) Le Poitevin I, 57.
(171) Alglave. Action du minist;re public et th;orie des droits d’ordre public en mati;re civile 1874.
(172) Alglave. I, 17, 589, 624.
- - - - - - - - - - - - - - - -
К гражданской деятельности прокуратуры в качестве partie principale относится и право генерал-прокурора кассационного суда приносить в этот последний «в интересах закона», т.е. без влияния на интересы сторон, протесты на все незаконные гражданские решения, указанные низшими прокурорскими чинами.
По старой ли традиции, или вследствие обширности и сложности гражданской компетенции прокуратуры, она уделяет гражданским делам немало времени и труда. В составе ее при гражданских отделениях при кассационном и апелляционном судах встречаются опытные и образованные цивилисты, с успехом переходящие впоследствии на президентские места. Занятия гражданским правом вообще в большом почете между французскими юристами, которые, будучи воспитаны на римском праве, считают их более серьезными и интересными, чем уголовные. В распорядительной же практике и делопроизводстве прокуратуры на каждом шагу нужны основательные познания в гражданском законодательстве. Есть циркуляры министерства юстиции и генерал-прокуроров, рекомендующие чинам ее усиленную и даже научную работу в этой области. До мысли об излишестве прокурорских заключений по гражданским делам во Франции еще не додумались, и голос прокурора нередко имеет в процессе такую авторитетность, что судьи к нему внимательно прислушиваются и с ним считаются. Это объясняется, несомненно, тем, что, по крайней мере, в делах более важных, сложных или юридически интересных и сама прокуратура с большою добросовестностью и усердием относится к своей деятельности государственного юрисконсульта или публичного поверенного (173).
- - - - - - - - - - - - - - - -
(173) Из отчета министра юстиции об отправлении гражданского правосудия за 5-летие 1881–1886 гг. видно, что прокуратура участвует в половине всего числа гражданских дел, причем в составе этого количества ; всех дел приходится на долю обязательного и ; – факультативного ее участия (Journal des Parquets 1887, №10).
- - - - - - - - - - - - - - - -
V.
СУДЕБНО-АДМИНИСТРАТИВНАЯ ДЕЯТЕЛЬНОСТЬ
§ 18. Судебный надзор.
Собственно судебные, т.е. уголовные и гражданские дела далеко не исчерпывают всего содержания прокурорской деятельности и составляют лишь большую половину ее. Другая, меньшая по значению, но не по объему, весьма обширному и разностороннему, слагается из множества судебно-административных обязанностей, в которых преобладает тот или иной элемент, смотря по тому, является ли прокуратура институтом чисто судебного ведомства или же органом общественных и правительственных интересов в широком смысле. Обязанности эти, приуроченные к отдельным предметам, не укладываются в какую-либо общую систему и только для удобства обозрения могут быть механически сведены к нескольким нижеуказанным группам, что объясняется самым порядком их образования. Почти ни одна из них не основана на постановлениях кодекса; они создавались последовательно, особыми узаконениями, по мере того, как возникали к тому повод и надобность. Длинный ряд таких распоряжений тянется с начала нынешнего столетия непрерывно до последних годов, обнаруживая стремление законодательства скорее к расширению, чем к ограничению судебно-административной функции прокуратуры. Она привлекается к деятельности всюду, где участие ее представляется полезным и не противоречит широкому и упругому понятию о ней французского права. Государство видит в ней особенно удобный орган своего воздействия во всем, что так или иначе затрагивает его юридические цели, и щедро пользуется службою этого органа, постоянно возлагая на него разнохарактерные полномочия, главным образом в эластичной области так называемого судебного управления. Некоторые из них даже вовсе не указаны в законе, а коренятся в требованиях и разъяснениях практики, которая смело оправдывает их тем, что они согласны с общим призванием прокуратуры. По этому признаку вся пестрота их объединяется формулой общественного интереса и правительственной задачи по его охранению. Прокурор выступает на защиту его как деятельный орган правительства при суде везде, где идет речь о восстановлении порядка, определенного в законах, или даже об ограждении его от возможных будущих нарушений. Здесь прокурор уже совсем примыкает к административной власти, и в функциях «публичного министерства» репрессия соединяется с предупреждением. Словом, в схеме органов государственной власти прокуратура занимает место среднее между судом и администрацией в тесном соприкосновении с обоими и в прямой зависимости от правительства, а во внутреннем строении ее учреждения черты судебные переплетаются с административными, что и выражается, кроме изложенных уже подробностей устройства, еще в нижеследующих проявлениях ее деятельности. Их многочисленность и многосложность заставляет ограничиться только наиболее важными или характеристичными из числа предметов, наполняющих собою целые тома специальных руководств, лексиконов и «административных репертуаров и формуляров» (formulaire administratif) французского «паркета». (174)
- - - - - - - - - - - - - - - -
(174) Особенно: Massabiau, III. Le Poitevin, I–III. Faure Repertoire administratif des parquets 1843 I–II. Dutruc. Memorial du minist;re public I–II 1871г. Desplagnes Notes pratiques sur l’administration des parquets 1866.
- - - - - - - - - - - - - - - -
На прокуратуре лежит прежде всего обязанность общего наблюдения за судебным ведомством, т.е. за тем, чтобы в среде его исполнялись законы и не нарушалось необходимое достоинство магистратуры. Для осуществления этого надзора есть несколько путей: донесения министру юстиции, в руках которого по закону 30 апреля 1883 года сосредоточивается «управление судебной частью и руководство судебною властью», соответствующие предложения судебным местам и их президентам; личное присутствие и участие во всех заседаниях судебных мест и, наконец, известное участие в дисциплинарном или судебном преследовании чинов и лиц судебного ведомства за нарушения служебного или профессионального долга. Сущность и пределы надзора различаются causa materiae, т.е. смотря по тому, касается ли он общего хода дел, надобностей в исправлении или улучшениях, или же наказуемых упущений, а также и causa personis, по отношению к той или другой категории членов судебного сословия. Следя за действиями судов и судей и замечая в практике какие-либо уклонения от законного и правильного порядка, прокуратура сообщает об усмотренных ею неправильностях на распоряжение судебных президентов, а если ими надлежащий порядок не восстановлен, то, действуя по начальству, доносит о том министру. Во всех общих собраниях судей, при обсуждении и разрешении ими вопросов внутреннего распорядка или местной судебной администрации, и вообще во всех заседаниях распорядительного характера, где не решается споров о праве (quand les deliberations portent sur des sujets non contentieux), прокурор участвует в самом совещании судей и, если по закону от него не потребуется заключения, то и с правом голоса. Сохранился еще, хотя и в измененном виде, старый обычай произнесения генерал-прокурором в общем собрании апелляционного суда годичной речи, mercuriale (175), об отправлении правосудия в истекшем году (sur la mani;re dont la justice a ;t; rendue). Теперь эта речь заключает в себе отчет генерал-прокурора по округу, состоящий главным образом из группировки статистических данных, к которым изредка присоединяются замечания о выдающихся явлениях судебной жизни за отчетный год. Речь произносится, или точнее отчет докладывается ежегодно в марте и вызывает соответствующее постановление апелляционного суда, после чего генерал-прокурор то и другое представляет в копиях министру. В связи с отчетною речью находится другая, так называемая вакационная [речь], discour de rentr;e, произносимая генерал-прокурором или одним из его товарищей в торжественном общем собрании апелляционного суда (en audience solennelle toutes les chambres reunies) после вакаций. На основании декрета 6 июля 1810 г. содержанием речи является «приличный случаю предмет» и, кроме того, в ней «обрисовываются перед адвокатами и стряпчими их обязанности, и выражается скорбь, внушаемая понесенными потерями деятелей, ознаменовавших себя познаниями, талантами, продолжительными и полезными трудами, а также и неподкупной честностью». Произнесенная речь печатается, причем один экземпляр ее представляется министру, а другой прилагается к личному формулярному производству оратора. Некоторые писатели-практики считают это освященное законом обыкновение совершенно излишним и бесполезным; они находят, что чины прокуратуры вовсе не призваны своими служебными обязанностями составлять целые трактаты по разным юридическим и специальным вопросам, чем являются discours de rentr;e, а обязательно выслушивающие их судебные чины вовсе не нуждаются в таких ежегодных лекциях (176). Но стародавний обычай, глубоко укоренившийся, отнюдь не вышел из употребления, и ежегодно в апелляционных судах члены прокуратуры произносят старательно подготовленные речи по разнообразнейшим предметам права, его истории, судебной политики и проч. Между ними бывают иногда замечательные произведения, составляющие ценный вклад в науку и литературу (177). Магистратура и сами прокуроры этим трудом не тяготятся, и практика не заявляет о том, чтобы соблюдение такой почтенной исторической традиции отнимало у прокуратуры время, нужное для прямых ее занятий. А так как поддерживать и освежать свой умственный уровень и мышление посильною разработкою специальных вопросов знания и мысли есть лучшее средство против застоя и бюрократической рутины, то и вакационным речам французских прокуроров едва ли можно отказать в значении и сочувствии.
- - - - - - - - - - - - - - - -
(175) По закону 20 Апреля 1810 г., воспроизводившему еще дореволюционные порядки, речь эта произносилась в первую среду после вакаций (rentr;e), откуда и ее название, ставшее теперь анахронизмом.
(176) Особенно резкую критику тех и других речей дает De-Molenes, II, 328.
(177) Содержание вакационных речей крайне разнообразно. Нельзя не указать на заслуживающую внимания русских юристов речь Вердье, товарища генерал-прокурора в Риоме (Riom) «о русской магистратуре» 1883. (Verdier. La magistrature russe 1883); в прекрасно составленном очерке сделано довольно полное и весьма для нас сочувственное обозрение нашего судопроизводства, с замечательным для иностранца знанием дела и изучением всех доступных источников.
- - - - - - - - - - - - - - - -
По личному составу судей всех судов и рангов прокуратуре принадлежит важное право представления к назначению, разделяемое ею, впрочем, с президентами судов. При открытии какой-либо вакансии так называемые chefs de cour – первый президент и генерал-прокурор апелляционного суда – представляют министру юстиции каждый своих кандидатов, а через них в отношении мировых судей тоже делают президент суда 1-й инстанции и прокурор республики. О каждом судье, как и о всех вообще должностных лицах судебного ведомства в прокурорских камерах ведутся подробные «личные наряды» (dossiers et notices individuelles), в которые заносятся все имеющиеся сведения о лице, его свойствах, служебной деятельности и проч. Эти своего рода кондуитные списки и служат главным источником аттестаций, представлений и проч., ставящих прокуратуру в контролирующее положение над персоналом судебного ведомства. С изданием закона 30 августа 1883, по которому все дисциплинарные дела о судьях сосредоточены в «высшем совете магистратуры» (Conseil sup;rieur de la magistrature), образуемом в составе кассационного суда, прокуратура уже не имеет права непосредственно возбуждать дисциплинарные преследования, а о поводах к нему обязана доносить министру юстиции. От его усмотрения зависит внести дело в «высший совет», при котором прокурорские обязанности пополняются генерал-прокурором кассационного суда (178). В виде исключения генерал-прокуроры судов апелляционных имеют право сами делать предостережения (avertir) следственным судьям, но последние подчинены им не как судьи и следователи, а только в одной начальной отрасли своей обязанности – как органы судебной полиции, вообще подведомственной генерал-прокурору. Более других поставлены под власть прокуратуры мировые судьи, у которых прокурор республики может производить внезапные ревизии и которым он же разрешает отпуска на время до 1 месяца. В случае возбуждения уголовного преследования против одного из членов магистратуры за преступление общее или по должности, преследование это производится генерал-прокурором апелляционного суда самостоятельно или с разрешения министра, по общим правилам судопроизводства. И здесь, как и в отношении преследования должностных лиц административного ведомства за служебные преступления, прокуратура не связана в своих действиях никаким предварительным разрешением и свободно на основании законов исполняет свою наблюдательную и обвинительную функцию.
- - - - - - - - - - - - - - - -
(178) Министр юстиции, впрочем, на основании того же закона 30 августа 1883 г. может и своею властью делать выговоры (r;primander) провинившимся судьям.
- - - - - - - - - - - - - - - -
Под особым и отчасти даже как бы начальственным наблюдением прокуратуры состоят вспомогательные судебные чины, носящие название officiers ministeriels, а именно стряпчие (avou;s), судебные пристава (huissiers) и секретари (greffiers). Прокуратура деятельно участвует в сложной процедуре их рекомендации правительству, назначении на должности и укрепления за ними этих последних, принадлежащих им на праве собственности (charges). Получая от них отчеты и ведя реестры их деятельности, она наблюдает за правильностью взимания ими установленных законом сборов и вообще за всеми их профессиональными действиями. Принимая на них и частные жалобы за неправильности, генерал-прокурор и прокурор республики могут с некоторыми ограничениями делать им от себя выговоры и предостережения. В случае же более важных упущений прокуратура сообщает для взыскания в выборную дисциплинарную камеру каждой корпорации, или же привлекает виновных к дисциплинарной ответственности перед надлежащим судом. Ближайшему прокурорскому контролю подведомствен и судебный секретариат, greffe, в котором прокурор ежемесячно производит подробную ревизию, доводя о результатах ее до сведения министра. Несколько независимее и выше положение нотариусов (notaire), хотя и на них распространяется наблюдение прокуратуры. Принадлежа по свойству своей профессии и порядку ее отправления к тем же officiers ministeriels, они не изъяты из прокурорского наблюдения, которое, однако же, не может выражаться в выговорах или предостережениях. Прокурор имеет только право возбудить против нотариуса дисциплинарное преследование; но средства наблюдения также весьма обширны: это право требовать к себе и обозревать нотариальные реестры и производства, а также и просмотр с правом обжалования всех определений дисциплинарной камеры. Практика свидетельствует о бдительности надзора прокуратуры за вспомогательными судебными чинами, которые в своей деятельности воспитываются в убеждении, что ни одно нарушение профессионального долга не будет им пропущено и не останется без возмездия.
Отношения прокуратуры к адвокатуре в их настоящем виде сложились не сразу и не без борьбы. Дореволюционные «люди короля», вышедшие из рядов адвокатуры, не разрывали, как уже было упомянуто выше, своих связей с нею и, если чем-нибудь над ней премировали (179), то только своим должностным положением и властью наблюдать за охранением законов во имя общественных интересов. Наполеон I, ненавидевший адвокатов, которых он называл бунтовщиками, деятелями преступлений и измены (180), декретом 14 декабря 1810 г. поставил их в такую зависимость от прокуратуры, что старшина (b;tonnier) и совет сословия (conseil de l’ordre) назначались по распоряжению генерал-прокурора. После реставрации закон 20 ноября 1822 г. восстановил начала старого порядка, действующие и ныне. Адвокатура представляет независимое корпоративное сословие, за которым прокуратура имеет лишь общее наблюдение дисциплинарного характера. Так, она может предлагать об упущении или неблаговидном поступке адвоката на рассмотрение адвокатского совета, от которого уже зависит возбудить дисциплинарное производство, в чем заключается существенное отличие этого учреждения от дисциплинарных камер других корпораций officiers ministeriels, где прокурорское предложение прямо возбуждает преследование. Все дисциплинарные определения совета сообщаются генерал-прокурору, который может опротестовать их в 10-дневный срок в общее собрание апелляционного суда. Шире права прокуратуры в судебном заседании, где она может предложить суду, не выходя из присутствия (sans desemparer), постановить о наложении взыскания на адвоката, нарушившего перед судом обязанности своего звания. Этим правом своим прокуратура пользовалась особенно часто при второй империи, между прочим, и для пресечения и наказания резких выходок адвокатуры против обвинительной власти. Но несмотря на поддержку со стороны суда подобные меры стеснения адвокатуры никогда не встречали сочувствия в обществе и среди юристов, которые настойчиво и горячо отстаивали принцип полного равенства сторон в судебном состязании и безусловной независимости защиты от прокуратуры (181). Принцип этот следует признать основным во французском судебном праве и практике, с тем, однако же, что применение его отнюдь не исключает и не ограничивает законного наблюдения прокуратуры за деятельностью адвокатов.
- - - - - - - - - - - - - - - -
(179) То есть главенствовали.
(180) В известном письме к Камбасересу, где Наполеон говорит, что он желает возможности «отрезать язык у адвоката, который пользуется им против правительства».
(181) Здесь кстати припомнить случай, знаменитый в анналах обоих учреждений. В 1860 г. адвокат Оливье (впоследствии злосчастный министр последних месяцев второй империи), защищая перед парижским апелляционным судом по делу политического характера, назвал «дурным» (mauvais) прием прокурора, возбуждавшего, по его мнению, и без того раздраженные страсти. Суд по требованию прокурора запретил Оливье практику на 3 месяца, и общее собрание апелляционного суда в качестве 2 инстанции после блестящего заключения Chaix-d’Est-Ang'a, утвердило это постановление, признав, между прочим, что «право защиты не обусловливает права нападения», и что «в особенности недозволительно нападение на прокуратуру, которая по закону действует и говорит на суде от имени государства». Но общественное мнение и юридическая наука не согласились с таким разрешением вопроса. Появилось множество печатных возражений, доказывавших необходимость процессуального равенства сторон и выводивших его из духа законодательства и ряда исторических примеров. Последнее слово в этом научно-публицистическом споре осталось за приверженцами равенства, аргументация которых с чрезвычайною силой сгруппирована в анонимной книге: Le minist;re public et le barreau, leurs droits et leurs rapports 1860 (с предисловием Беррье). Cm. также y Le Berquier. Le barreau moderne 1869, стр. 39 и др.
- - - - - - - - - - - - - - - -
§ 19. Административные обязанности.
Прокуратура есть главный деятельный орган судебной администрации. Через нее действует управление судебной частью, руководимое стоящим во главе ее министром юстиции. В этом качестве прокурор исполняет большое количество распорядительных дел, имеющих отчасти судебный характер. В сношениях центрального правительства с судебною властью прокуратура играет роль посредствующего и соединяющего звена или передаточной инстанции. Она передает и объявляет судам все вновь изданные законы и правительственные распоряжения и обратно доводит до сведения о всех судебных определениях, имеющих значение для правительственных и административных мероприятий. В частности, прокуратура есть прямой орган министерства юстиции, орудие того руководящего направления, которое министр дает внутреннему строю и распорядку в судебном ведомстве. Вследствие этого между высшими и низшими чинами прокуратуры непрестанно происходят оживленные взаимные сношения, требующие обширной переписки и создающие сложное делопроизводство. Особенно велико движение снизу вверх; подчиненные представляют по начальству множество донесений, копий, выписок, ведомостей, списков и проч. Одни из этих бумаг посылаются по мере возникновения дел и надобности, так, напр., прокурор республики доносит генерал-прокурору о всех возбужденных уголовных делах и подробно представляет ему же, а тот, в свою очередь, – министру о всех случаях, обращающих на себя внимание. Между прочим, представляется в министерство рапорт прокуратуры о каждой сессии с участием присяжных. Содержание этого рапорта (установленного министерским распоряжением 1853) характерно указывается официальным его названием: «нравственный отчет о результатах обвинения на суде присяжных» (compte rendu moral des r;sultats obtenus devant le jury). Другие донесения посылаются периодически (envois p;riodiques), и должны удовлетворять известным условиям, или даже составляются по заранее предписанным формам. Цель их – дать высшей прокуратуре и министерству возможность быть во всякое время в курсе всего происходящего в судебной части и всегда иметь под руками данные о более важных ее явлениях. Таких периодических представлений по разнообразным предметам бывает очень много. О числе их и вообще о размерах этой отрасли прокурорской деятельности можно судить по тому, что прокурор республики посылает донесений и ведомостей: еженедельных – 1, двухнедельных – 2, ежемесячных – 20, трехмесячных – 12, полугодичных – 2 и годичных – 19 (182). Прокуратура же, кроме того, исполняет многосложные работы по судебной статистике, представляемые ею в министерство. Из специальных обязанностей прокуратуры по судебному управлению одни касаются гражданского, другие – уголовного правосудия. В числе первых можно указать для примера переписку и производство еще до судебного рассмотрения по делам брачным, об актах гражданского состояния, об интердиктах, запрещениях, принятие мер к охранению имущества и интересов безвестно отсутствующих, малолетних, умалишенных и проч. и проч. Сюда же принадлежит участие прокурора в институте «судебной помощи» (assistance judiciaire) (183), которому в слабой степени соответствует рассмотрение у нас просьб о признании права бедности. Во Франции это стройный, прекрасно выработанный порядок, применяемый особыми смешанными бюро, в составе судов 1-й инстанции и апелляционного, из членов от судебного сословия и административных представителей. Движением дел в этих бюро заведует прокуратура, которая дает и заключения по существу каждого вопроса о предоставлении судебной помощи. Из функций уголовного характера некоторые заслуживают упоминания как по своему практическому значению, так и по количеству времени и труда, посвященных им прокуратурой. Таково ее участие в собирании, классификации и поверке справок о судимости, casier judiciaire, сосредоточенных по округам, в секретариате каждого суда 1-й инстанции и, сверх того, в центральном бюро при министерстве юстиции (184). Большая часть сведений, нужных для справок о судимости (составляемых, по свидетельству практиков, с замечательною отчетливостью) доставляется прокуратурою, которая в лице прокурора республики ежемесячно ревизует эти справки.
- - - - - - - - - - - - - - - -
(182) Le Poitevin. Dictionnaire-formulaire II, 72.
(183) Закон 22 января 1851 года.
(184) Casier judiciaire учрежден министерскими распоряжениями 1850.
- - - - - - - - - - - - - - - -
Через прокуратуру с ее заключениями восходят в министерство юстиции, а затем и на усмотрение главы государства все просьбы о помиловании или смягчении участи (recours en grace) осужденных. Просьбы такого рода могут быть прямо подаваемы прокуратуре, которая представляет их министру с необходимыми сведениями по их содержанию и своим мнением о степени уважительности ходатайства. Относительно отбывающих наказание лишением свободы приводится истребованный прокуратурою отзыв тюремного начальства о поведении заключенных. Если же просьба о помиловании подана в министерство, то последнее отсылает ее генерал-прокурору для доставления сведений и заключения, которое вообще имеет тем большее влияние на разрешение просьбы, что власть, от которой зависит ее удовлетворение, знакомится с фактическою стороною и нравственными оттенками дела по изложению его прокуратурой. Она обязана быть здесь вполне беспристрастною и совершенно забыть о своей обвинительной миссии, что, конечно, ей не всегда удается, и нельзя не признать странною аномалией это сосредоточение производств в ее исключительном ведении, с устранением от него гораздо более компетентного суда, произнесшего приговор. Не менее существенно участие прокуратуры в производстве о восстановлении или реабилитации осужденного, отбывшего наказание, в его прежних правах и положении (185). Просьбы об этом, обставленные известными условиями, подаются прокурору республики, который производит целое исследование, направленное как к определению того, соблюдены ли эти формальные условия реабилитации, так и к выяснению, заслуживает ли ее вообще проситель по своим качествам и поведению. Затем прокурор республики представляет все производство с своим заключением генерал-прокурору, который вносит его на рассмотрение апелляционного суда. Последний в распорядительном заседании обвинительной камеры, по выслушании прокуратуры и просителя или его защитника, разрешает вопрос о реабилитации, которая, подобно римскому restitutio in integrum, уничтожает все придаточные последствия исполненного приговора.
- - - - - - - - - - - - - - - -
(185) Постановления об этом предмете устава уголов. судопроиз. значительно изменены новейшим законом 14 августа 1886 г.
- - - - - - - - - - - - - - - -
Следует еще упомянуть о деятельности прокуратуры в экстрадиционном производстве, т.е. при предъявлении иностранными государствами требований о выдаче им подданного их, который, подвергшись в своем отечестве уголовному преследованию, скрывается во Франции. Деятельность эта, определяемая циркулярами министра юстиции Дюфора, изданными в 1875 г., заключается в том, во-первых, что от прокуратуры зависит подвергнуть обвиняемого предварительному аресту и, во-вторых, что она же собирает и представляет правительству данные для разрешения вопроса об экстрадиции. Прокурор республики допрашивает обвиняемого, проверяет фактическую часть его объяснений о своей личности, насколько это возможно во Франции и нужно для экстрадиции, и затем дело с заключениями прокуратуры через генерал-прокурора и министра юстиции восходит на решение президента республики.
Прокуратура принимает участие в предварительном письменном производстве и в судебном разрешении всех пререканий о подведомственности как между различными судами, где по ее предложениям совершается восстановление надлежащей подсудности (reglement de juges), так и между судом, с одной стороны, и административною властью – с другой. В этом последнем случае она является юрисконсультом администрации, которая исключительно через ее посредство сносится с судебной властью. Присутствие административного элемента в институте прокуратуры сказывается и в исполнении ею некоторых чисто административных обязанностей, впрочем, свойства более пассивного и наблюдательного, чем деятельного. Так, между прочим, ей наравне с префектом должно быть заявлено об учреждении каждого частного среднеобразовательного учебного заведения (закон 15 марта 1850), причем как префекту, так и прокуратуре предоставлено право предлагать на рассмотрение «академического совета» свои возражения против открытия проектируемой школы «в интересах общественной нравственности и здоровья учащихся». Точно так же по закону 29 июля 1881 о периодической печати, изданию журнала или газеты должно предшествовать письменное и формальное заявление прокуратуре (declaration au parquet) о заглавии и сроке выхода печатного органа, личности заведующего им (g;rant) и типографии, в которой он будет печататься. Кроме того, одновременно с выпуском каждого номера, два экземпляра его представляются в прокурорскую камеру, если таковая есть в месте издания (depot au parquet). Оба указанные правила и некоторые другие, им подобные, имеют, очевидно, в виду дать в руки прокуратуре в случае нарушения законов о народном образовании, о прессе и т.д., самый corpus delicti (186) такого нарушения и тем облегчить преследование его перед судом.
- - - - - - - - - - - - - - - -
(186) Признаки и доказательства преступления (лат.).
- - - - - - - - - - - - - - - -
Под наблюдением прокуратуры находятся и тюрьмы, состоящие в ведомстве министерства внутренних дел, почему наблюдение это не простирается далее правильности содержания заключенных и согласования его с законом и судебными приговорами и постановлениями. Вне этих пределов она не распространяется ни на внутренний распорядок в тюрьмах, ни на тюремное хозяйство. Замечания свои по указанным предметам прокуратура сообщает на распоряжение тюремного или вообще административного начальства. Препровождение арестантов по судебным надобностям из одной местности в другую производится по письменным требованиям прокуратуры. Смотря по положению дела, корреспонденция заключенных и свидания с ними разрешаются следственным судьею или прокурором, который имеет во всякое время право входа в тюрьму, но не облечен никакими начальственными над нею полномочиями.
Общий характер и различные стороны деятельности прокуратуры ставят ее в постоянное соприкосновение с административною властью и ее органами. Возникающая отсюда возможность конфликтов настоятельно требует точного определения взаимных отношений, которые, однако же, по бесконечному разнообразию случаев, с их нередко трудно уловимыми оттенками и политическою щекотливостью, не могут быть подробно регулированы законодательным путем. Это достигается практическою юриспруденцией, для которой доктрина указывает в виде критерия охранение основных начал и внутреннего смысла закона. Целое учение, излагаемое по этому поводу у Массабьо (187), может быть резюмировано следующими условиями: взаимное согласие и содействие при полной отдельности и самостоятельности в законных пределах, соблюдение меры, такта и достоинства в сношениях, обмен сведений, не составляющих судебной или административной тайны (188). Современные правительственные воззрения на этот предмет, преобладающие или, по крайней мере, стремящиеся преобладать в судебно-административной практике, особенно ясно высказываются в постановке взаимных отношений между администрацией, мировыми судьями и прокуратурой и по вопросу о сообщении первой судебных дел и сведений. Циркуляром министра юстиции Дюфора от 15 июня 1871 г. и 27 апреля 1875 г. воспрещены какие бы то ни было непосредственные сношения префектов и других административных органов с мировыми судьями, которые прежде получали и исполняли множество требований и поручений административной власти. Сношения эти должны производиться не иначе, как через прокуратуру, в зависимости от ее усмотрения и распоряжений. Равным образом циркуляром от 7–17 марта 1879 года, изданным по соглашению министров внутренних дел и юстиции, запрещено префектам непосредственно требовать от чинов прокуратуры – а этой последней допускать сообщения администрации подлинных судебных производств или документов. Просьбы об этом должны быть адресуемы в министерство внутренних дел и разрешаемы по соглашению его с министерством юстиции, которое, в свою очередь, приняло на себя обязательство «по всем требованиям, заслуживающим уважения, разрешать немедленно все сообщения, требуемые во имя серьезного административного интереса» (reclam;es au nom d’un serieu int;r;t administratif). В действительности, однако же, отношения прокуратуры к администрации далеко не всегда удерживаются в этих предписанных им несколько идеальных рамках. В Париже они в особенности не чужды взаимного антагонизма между прокуратурой и префектурой полиции, который выражается во взаимных обвинениях и в пререканиях по отдельным случаям (189). Это, по-видимому, объясняется главным образом политической борьбою партий, которая затрагивает и разделяет должностных лиц, и частою сменою министерств, которая лишает судебно-административную практику устойчивости и единообразного руководства. Гораздо больше согласия в провинции, где случаи розни между прокуратурой и департаментскими префектами очень редки и благодаря, быть может, более спокойной почве и неизбежной фактической близости, выработалась известная деловая солидарность обоих учреждений. Что же касается до низших, по-нашему «исполнительных» органов административной власти, и в частности полиции, то легальная организация института «судебной полиции» делает отношения в этой области весьма определенными: по раскрытию и исследованию преступлений полицейские чины действительно состоят в полном распоряжении прокуратуры. В Париже по особым условиям громадного центра первоначальные розыски производятся с большею фактической самостоятельностью знаменитым учреждением «полиции безопасности» (service de s;ret;, или, как принято называть его, «la s;ret;»). Это не противоречит и интересам самой прокуратуры, довольно малочисленной по составу; к тому же, получая от «полиции безопасности» готовый материал, она вместе со следственными судьями обладает всеми средствами для всесторонней его проверки. Кроме того, в их общем распоряжении состоят три полицейских комиссара, специально отряженные в ведение судебной власти для производства дознаний и вообще для исполнения поручений по уголовным делам (commissaires aux d;l;gations judiciaires). Они помещаются в «Palais de Justice» (190) и находятся в постоянных сношениях с «паркетом» 1 инстанции, действуя по его обязательным для них указаниям. В департаментах те же розыскные обязанности исполняются, под руководством прокуратуры, жандармерией, которую по ее устройству и деятельности (191) можно назвать военной силой на гражданской полицейской службе. Местные начальники жандармерии, распределяемые по департаментам и округам судов 1 инстанции, сообщают прокуратуре обо всех обстоятельствах, могущих вызвать судебное преследование, и в точности выполняют поручения и указания прокуроров по розыскам и следственным действиям. Генерал-прокуроры и прокуроры республики могут вызывать к себе жандармских начальников для объяснений по делам службы. При ежегодных ревизиях жандармерии ее инспекторами, которым предписывается входить в сношения с начальствующими чинами прокуратуры, эти последние сообщают ревизорам свои замечания о судебно-полицейской деятельности жандармерии и ее отношениях к судебной власти. Правильно поставленные и тщательно оберегаемые обеими заинтересованными сторонами, эти отношения не представляют и в действительности отступлений от законной нормы.
- - - - - - - - - - - - - - - -
(187) Massabiau III, 551.
(188) В министерском циркуляре 5 марта 1858 г. отношения прокуратуры к административной власти очерчены следующим образом: «администрация и юстиция, в особенности прокуратура, могут, не смешиваясь, помогать друг другу. Чины судебного ведомства должны поддерживать добрые отношения к чинам ведомства административного, избегая с одинаковым старанием и слабости, отказывающейся от своих прав, и щепетильности, пренебрегающей правами других. Генерал-прокурор должен совещаться с префектами своего округа по предметам преследования политических преступлений и обязан доводить до сведения префектов обо всем, что может иметь значение для безопасности их департаментов. В свою очередь, префекты должны сообщать ему о таких добытых предупредительною полициею данных, которые могут иметь значение для отправления правосудия и, кроме того, о состоянии умов, о положении партий и об опасностях, угрожающих общественному порядку. Императорские прокуроры вправе, не нарушая независимости административной власти, требовать от полицейских комиссаров периодических донесений о нравственном и политическом положении их участков». Gillet et D;moly. Analyse des circulaires etc. 1876 II, 312.
(189) Г. Андрие (Andrieux), бывший парижский префект полиции, так характеризует эту рознь в своих «Воспоминаниях»: «Парижская прокуратура всегда относилась к префектуре полиции как бы с некоторою профессиональною ревностью, которая в особенности в последние годы проявлялась в форме известной аффектации [повышенном выражении] либерализма по отношению к худшим из дурных элементов населения (ce qu’il у a de pire dans le mauvais). Andrieux. Souvenir d’un prefet de police 1885 I, 64. То же сказалось и 1887, в процессе Лимузен, генералов Каффарелли, д’Андло и др., особенно в скандальном эпизоде исчезновения писем Вильсона где-то между судебным ведомством и полицейской префектурой.
(190) Дворец правосудия в Париже, в котором располагаются главные судебные инстанции Франции.
(191) Законы 29 октября 1820 и 1 марта 1854 г.
- - - - - - - - - - - - - - - -
VI.
§ 20. Общая характеристика вопроса о прокуратуре.
Из сделанного очерка французской прокуратуры в ее настоящем виде следует, что она представляет учреждение весьма сильное и крепкое, с большими правами и многосложными обязанностями, притом глубоко укоренившееся в общественном строе страны. По господствующим в ней понятиям, прокуратура есть ценное и необходимое национальное достояние, откуда, однако, ошибочно было бы заключить, что Франция всегда и во всем была довольна ею и теперь не желает в ней никаких улучшений.
Если сам институт с годами и мало видоизменялся, то серьезная критика, переживая ряд различных фазисов, не переставала указывать недостатки и требовать их исправления. Если до сих пор она была почти бессильна, то это нужно приписать причинам политического свойства, которые или мешали взглянуть на прокуратуру исключительно с общественно-юридической точки зрения, или просто не благоприятствовали крупным судебным преобразованиям. Тем не менее, критика свое дело сделала, осветив правдиво некоторые стороны общего положения и деятельности французского «паркета». Выше уже было замечено, что значение и организация, полученные прокуратурой при Наполеоне I, в значительной степени обусловливались всей его системой и уже тем самым давали против нее оружие сторонникам других государственных порядков. Приверженцы реставрации и строго конституционного режима доказывали, что наполеоновская прокуратура заимствовала от прежних самостоятельных «людей короля» только внешние формы и названия, а в сущности служит орудием политического гнета над правосудием. Особенным нареканиям подвергались тесная зависимость ее от исполнительной власти и предоставление ей надзора за судом. В памфлете, изданном в 1814 г., почти в момент реставрации Бурбонов, Дюпен (старший) горько сетовал, что прокуратура «вместо того, чтобы быть органом судебной власти, отделяется от нее и относится к ней, как к неприятелю, против которого она поставлена военачальником на страже» (192). Но эти и подобные им жалобы долго не имели результатов. Ни один из последующих режимов до нашего времени включительно, охотно и легко меняя личный состав прокуратуры, не изменял ее задач и положения; каждый по-своему и для обоих целей, они пользовались ею, как могучим правительственным орудием в области правосудия. Все различие сводилось к большей или меньшей интенсивности влияния сверху на ее деятельность. В спокойные эпохи эта роль прокуратуры, в известных пределах вполне соответствующая ее природе, не представляла ничего ненормального или вредного для правомерного общественного быта. Но зато в периоды общего смятения и возбуждения, среди гражданской розни и страстной борьбы политических партий, в которой всегда участвовало правительство, и направляемая им прокуратура легко сходила с пути справедливости и беспристрастия. А так как подобные периоды в текущем столетии часто повторялись во Франции, то и на все учреждение прокуратуры легла печать изменчивости в образе действий, подчиняющихся не столько закону, сколько желаниям и интересам предержащей в данное время власти. Само собою разумеется, что деятельность повседневная, ординарная шла своим чередом, вдали от политических волнений и на более устойчивой судебной почве. Но общая окраска института, влиявшая на общественное о нем мнение и даже на научную его доктрину, создавалась целым рядом выдающихся казусов и инцидентов, из которых многие действительно могли быть истолкованы далеко не в пользу его самостоятельности и стойкости его чинов. Во многих случаях прокуратура в своих действиях отдавала явное предпочтение преходящим видам и намерениям правителей перед требованиями для всех равного правосудия и строгой законности. Примеры этому – разновременные политические процессы и преследования печати, с преувеличенною постановкою в них обвинения, дело об убийстве Виктора Нуара принцем Пьером Бонапарте (1870) с обвинением, наоборот, намеренно слишком мягким, тенденциозно неправильное поведение парижской прокуратуры в экстрадиционной процедуре по делу Гартмана (1880) (193) и, наконец, недавняя сомнительная роль ее в процессе Лимузен – Вильсона.
- - - - - - - - - - - - - - - -
(192) Dupin. Des magistrats d’autrefois, des magistrats de la revolution, des magistrats de l’avenir. 1814.
(193) Несмотря на очевидность и сознание самого Гартмана прокуратура путем самой натянутой аргументации и вопреки французской же доктрине об экстрадиции формулировала заключение об отказе в выдаче Гартмана русскому правительству, чего требовала радикальная партия, желал Гамбетта и чему втайне благоприятствовало министерство Фрейсине-Казо. (Правительственный Вестник 1860).
- - - - - - - - - - - - - - - -
Отмечая с осуждением такую податливость прокуратуры, теоретики издавна думали найти лучшее средство против этого в установлении прокурорской несменяемости: «Пуст нам возвратят ее, – говорили они еще в 30-х годах, – без страха за смешение властей, потому что, если судебное ведомство исходить от монарха, то как един источник, так и между судебными чинами не может быть разделения, и все они должны пользоваться достоинством независимости. Пусть прокуратура является народу не послушным орудием правительства, но как настоящая магистратура – и все честные люди, все добрые граждане возложат на нее свои упования, а уважение и доверие, которые выпадают теперь отдельным деятелям, перейдут и на все учреждение» (194). С тех пор требования законных гарантий большей независимости прокуратуры от правительства повторялись неоднократно, во всевозможных видах и с разных сторон, от умеренных либералов (195), предлагавших низвести прокуроров на степень простых правительственных адвокатов, до крайних радикалов 70-х и 80-х годов, фантазирующих на тему срочного избрания народом не только судей, но и прокуроров. Повторялись и требования полной или частичной несменяемости прокуроров, которых предлагали называть прокурорами не «республики» во избежание кажущейся связи с изменчивою политическою формой правления – а «закона» (procureur de la loi) (196). Все это, противореча основной идее учреждения, его юридическому существу и государственному значению, не имело никакого успеха в ходе серьезных законодательных предположений о преобразовании прокуратуры. Чины ее, по мнению практических юристов, «хотя и состоят при судебной власти, но вместе с тем являются и органами власти исполнительной; это истина, по очевидности своей, не требующая доказательства» (197).
- - - - - - - - - - - - - - - -
(194) Ortolan et Ledeau I, introd. LXX.
(195) Odilon Barrot. De l’organisation judiciaire 1872, 159.
(196) La magistrature et la politique 1874, 32, 42.
(197) Desjardins. La nouvelle organisation judiciaire 1872, 72.
- - - - - - - - - - - - - - - -
В 1882 г. в заседании сената докладчик комиссии по рассмотрению проекта нового закона о предварительном уголовном судопроизводстве Дофен (Dauphin), решительно возражая против мнения о необходимости сделать прокуратуру независимою от правительства, сказал: «Генерал-прокурор должен быть подчинен министру юстиции. Если приказания этого последнего не согласны с его совестью, он может сложить с себя свое звание и обязанности, но пока он их исполняет, он должен повиноваться высшим распоряжениям по предварительному письменному производству. Прокурор республики – это генерал-прокурор, генерал-прокурор – это министр юстиции, министр юстиции – это правительство». – Таково пока по этому вопросу последнее слово и французской легислатуры. Оно объясняется убеждением, что случаи порабощения прокуратуры происходят от причин временных и устранимых, а именно от несвойственного ее задачам и призванию чрезмерного вовлечения ее в политическую «злобу дня», от неправильного пользования ею как политическим орудием, тогда как она есть только судебно-административный орган. Не нужно забывать, что во всем этом она лишь разделяет тревожную во Франции судьбу своего главы и руководителя – правительства, подверженного политическим бурям и волнениям.
Несколько успешнее проводилось – если не в законодательстве, то в общем юридическом сознании – другое средство исправить положение прокуратуры: уничтожение или, по меньшей мере, ослабление ее надзора за судебным ведомством, во избежание возможности оказывать на него давление. В начавшемся после падения второй империи преобразовательном движении во французском судебном мире (198) предположение об этом было одним из лозунгов реформы. Развивая его, новаторы требовали совершенной корпоративной отдельности прокуроров от судей, доводя ее даже до запрещения взаимных между ними переходов. Таково было, между прочим, мнение Жюля Фавра, (199) разделяемое многими видными практическими деятелями. Оно находило себе смягченный отголосок и в среде самой прокуратуры. Так, в 1881 г. генерал-адвокат (теперь генерал-прокурор парижского апелляционного суда) Буше (Bouchez) в торжественной вакационной речи «о судебной карьере» произнес, обращаясь к судьям, характеристические слова: «Между чинами прокуратуры и несменяемою магистратурою не должно бы существовать иерархических отношений; мы стоим и должны стоять не выше и не ниже вас; мы должностные лица, назначенные исполнять при ваших корпорациях определенные обязанности; вы, именно вы являетесь членами магистратуры. Поставленные рядом с вами, мы становимся вашими ежечасными сотрудниками; почтенные вашим доверием, гордясь вашим уважением и дорожа нашею взаимною симпатиею, мы отделены лишь одним шагом от ваших высоких седалищ, но я не хотел бы, чтобы кто-нибудь из вас нашел для себя удобным спуститься с них для того, чтобы занять какое-либо место в наших рядах» (200). Приведенные мысли, во всяком случае, очень знаменательны в устах высшего и авторитетного представителя прокуратуры как указание преобладающих в ней взглядов на отношения к судьям. Быть может, именно вследствие фактического распространения таких действительно правильных и разумных мнений, которые могут дать этим отношениям верную окраску, законодательство и не находило до сих пор нужным отказаться от закономерного надзора прокуратуры за судебным ведомством. В новом законе 1883 о дисциплинарной ответственности магистратуры правительство отнюдь не лишено этого средства наблюдения за судебною частью, а в проекте нового закона о реформе уголовного процесса контроль генерал-прокурора над следственным судьею, как сказано ниже, даже усилен. Видимо, французское законодательство стремится сохранить прокуратуре все ее оружия, предоставляя разумной практике регулировать их действие согласно с духом времени и общественными потребностями.
- - - - - - - - - - - - - - - -
(198) Первым выдающимся явлением этого движения был проект реформы судоустройства депутата Беранже (бывшего генерал-адвоката), вызвавшего с 1871 года целую литературу контрпроектов и критических разборов.
(199) Jules Favre. De la reforme judiciaire 124; см. также Eyssautier. Reforme de la magistrature, 32.
(200) Bouchez. De l’avancement de la magistrature 48.
- - - - - - - - - - - - - - - -
При отсутствии серьезных побуждений к какой-либо коренной реформе значения прокуратуры в ряду других властей, она, вероятно, подвергнется только общему внутреннему преобразованию, которое ожидает французскую магистратуру. «Ее нужно во что бы то ни стало очистить и возвысить, – говорит Од. Барро, – изгнать из нее всякий расчет, оградить ее от всякого иного влияния, кроме совести; нужно удалить от нее всякий соблазн в податливости и для этого освободить ее от произвола; она должна быть чистою, как наука, и уважаемою, как правосудие» (201). Этих целей предполагается прежде всего достигнуть лучшими условиями личного состава, судебной карьеры и независимости. Беранже в своем проекте преобразования судоустройства так формулирует относящиеся сюда требования: назначение способнейших, повышение достойнейших, возможная самостоятельность всех. Осуществление в прокуратуре этих высоких пожеланий почти не требует ломки действующего института; исполнение их зависит от просвещенного руководства учреждением и духа, в нем самом господствующего.
- - - - - - - - - - - - - - - -
(201) Od. Barrot 242.
- - - - - - - - - - - - - - - -
Кроме вопросов организации, общественное, а затем и законодательное внимание было привлечено и обвинительною деятельностью прокуратуры в связи с различными недостатками предварительной стадии уголовного процесса. Давно уже указывалось в этом отношении на монополию обвинения, на неравноправность сторон при следствии, с подавляющим преобладанием стороны преследующей, на беспомощность обвиняемого, предоставленного собственным силам, перед могуществом следователя и прокурора, на инквизиционное направление их деятельности и прочие действительно больные места французского процесса (202). Сознание необходимости в их устранении привело к сильному реформационному течению, которое, начавшись в 1878 г. учреждением особой законодательной комиссии, и поныне, 10 лет спустя, еще далеко не завершилось. В 1879 г. правительством был внесен на рассмотрение Сената проект новой редакции всей 1-ой книги устава уголовного судопроизводства, трактующей «о судебной полиции и следствии». В этот проект, составленный вообще в либеральном духе, включены были следующие существенные поправки к следственной деятельности прокуратуры: 1) возбуждение уголовного преследования перед следственным судьею предоставлено, кроме прокурора, и потерпевшему от преступления, 2) обвинение в лице прокурора противопоставлено в течение всего следствия, на равных правах, защите обвиняемого в лице адвоката (conseil) и 3) вместо теперешних преимуществ, прокуратура везде поставлена наряду и сравнена в правах с гражданским истцом и обвиняемым (203) или его защитниками, которые наравне с прокурором действуют перед самостоятельным следственным судьею, состоящим лишь в известных пределах под контролем вновь восстановляемой «советной камеры» суда. В сенате докладчиком парламентской комиссии, рассматривавшей законопроект, явился бывший парижский генерал-прокурор, потом первый президент сенатор Дофен, весьма уважаемый судебный деятель. При его энергическом участии правительственный проект был изменен в гораздо более консервативном направлении, а власть и значение увеличены даже против существующего порядка. Так: 1) руководствуясь мыслью, что «прокуратура, несущая бремя публичного преследования, должна иметь и его привилегию», сенат сохраняет в ее руках монополию обвинения по делам о преступлениях, устраняя инициативу потерпевшего, как законный повод к следствию; 2) к установленному теперь общему наблюдению апелляционных судов за «судебною полициею» присоединяется власть (l'autorit;) генерал-прокурора над ее действиями; 3) следственный судья подчиняется его же начальственному наблюдению не только по исполнению судебно-полицейских обязанностей (quand aux fonctions de police judiciaire), как теперь, но и по всему вообще производству следствий (quand aux fonctions de l'instruction). В таком виде проект в 1884 прошел чрез сенат и поступил в палату депутатов, которая в 1886 приступила к окончательному его рассмотрению. Поправки сената возбудили не только в печати и парламентских комиссиях, но даже и в правительственных сферах сильные возражения в пользу первоначальной редакции, ограничивающей функцию надзора и права обвинительной власти. Против прокурорской монополии восстал и министр юстиции Мартэн Феллье (Martin Feuill;e). «Вступая на этот путь, – заявил он в палате депутатов, – извращают великое учреждение прокуратуры; оно было создано не для того чтобы препятствовать самозащите частных интересов, а для того чтобы восполнить недостаток в них силы и энергии». Резкое порицание встретило и расширение прокурорских полномочий. Назвав его «доктриной всемогущества генерал-прокурора», парламентская комиссия предположила возвратиться к первоначальному министерскому проекту. В том же смысле высказалась и юридическая критика, давшая целую массу теоретических и практических разборов. Лучший из них, принадлежащий сведущему перу одного из известнейших парижских следственных судей Гилльо (Guillot), решительно становится на сторону ограничения прокурорской власти в интересах потерпевшего и обвиняемого при следствии и усиления ее, наоборот, над розысками и судебно-полицейской частью. Чем разрешится этот конфликт между двумя течениями, покажет будущее.
- - - - - - - - - - - - - - - -
(202) В проекте везде упоминаются совместно прокуратура, гражданский истец и обвиняемый (le minist;re public, la partie civile et l’inculp; ou son conseil).
(203) Литературное движение в этом направлении началось в Бельгии, где с 1871 г. появились предложения о преобразовании французской системы уголовного преследования и предварительного следствия по английскому образцу. См. Prins et Pergameni. Reforme de l’instruction pr;paratoire 1871. Во Франции в том же духе – Munier-Jolain. L’instruction criminelle inquisitorialle et secr;te 1880.
- - - - - - - - - - - - - - - -
В итоге не подлежит сомнению, что по современным французским воззрениям при всем их различии прокуратура признается силою, в высшей степени полезною и незаменимою, но такою, которая нуждается в утверждении на широкой и твердой почве с сохранением ее капитальных качеств и с исправлением ее частных недостатков. Те и другие ярко характеризуют французскую прокуратуру. Наиболее слабыми ее сторонами представляются: 1) неустойчивость ее образа действий под влиянием причин политического свойства; 2) обременение иногда непосильным множеством слишком разнородных и нередко излишних обязанностей, преимущественно по делам гражданским и судебно-административным; 3) недостаточная определительность постановлений о независимости и подчиненности; 4) монополия возбуждения и производство уголовного преследования; 5) слишком обширная и эластичная постановка участия в предварительном исследовании преступлений; 6) преобладание перед защитой на суде, и 7) одностороннее, чересчур обвинительное направление уголовной деятельности вообще. Но недостатки уравновешиваются достоинствами, которые могут служить для других стран поучительным примером. Это: 1) чуткое и живое сознание государственного и общественного характера своего призвания; 2) широкое и просвещенное понимание задач судебного дела вообще и строго добросовестное, дисциплинированное отношение к своим обязанностям, и 3) огромная репрессивная энергия и опытная при ней умелость, проявляющаяся в деятельном, неутомимом и по большей части успешном производстве уголовного преследования.
В этом противоположении недостатки закона несколько смягчаются достоинствами исполнителей и исполнения. Но уже самая случайность и шаткость последнего признака, допускающего множество исключений, заставляет французов желать для своей прокуратуры благоразумных законодательных реформ. (204)
- - - - - - - - - - - - - - - -
(204) По образцу французского «паркета», с некоторыми несущественными, впрочем, изменениями и улучшениями учреждена и действует прокуратура в Голландии, Бельгии и Италии. В последней она окончательно определилась весьма полными и ясными постановлениями закона о судопроизводстве 18 ноября 1859 г., изданном для Пьемонта и присоединенных к нему провинций.
- - - - - - - - - - - - - - - -
ГЛАВА IV
ПРОКУРАТУРА В ГЕРМАНИИ И АВСТРИИ
I. Законодательное и научное развитие прокуратуры. – § 21. Прокуратура до судебной реформы 70-х годов. – § 22. Научная критика прокуратуры и ее положение перед реформой. – II. Австрийская прокуратура. – § 23. Устройство. – § 24. Уголовное преследование и предварительное исследование преступлений. – § 25. Предание суду и судебное рассмотрение. – 26. Особенные обязанности. – Финансовая прокуратура. – III. Германская прокуратура. – § 27. Устройство. – § 28. Уголовное преследование и предварительное исследование преступлений. – § 29. Предание суду и судебное рассмотрение. – Заключение.
I.
ЗАКОНОДАТЕЛЬНОЕ И НАУЧНОЕ РАЗВИТИЕ ПРОКУРАТУРЫ
§ 21. Прокуратура до судебной реформы 70-х годов. (205)
- - - - - - - - - - - - - - - -
(205) Главнейшие общие источники в обширной немецкой дитературе предмета: Muller. Das Institut der Staatsanwaltschaft in Deutschland 1825. – Thesmar. Die Staatsanwaltschaft 1844. – Savigny. Die Prinzipienfragen auf Bezug einer neuen Strafprocessordnung 1846. – Frey. Die Staatsanwaltschaft in Deutschland und Frankreich 1850. – Mittermaier. Gesetzgebung und Rechtsubung uber Strafverfahren. 1856. § 144. – Planck. Systematiche Darstellung des deutschen Strafverfahrens 1857 §§ 11–16. – Zachariae. Handbuch des deutschen Strafprocesses 1860. §§ 62–64. – Sundelin. Die Staatsanwaltschaft in Deutschland 1860. – Статьи в «Gerichtssaal» Миттермайера (1858) и Шварце (1860–1864). – Holtzendorf, Die Reform der Staatsanwaltschaft in Deutschland 1864. – Его же. Die Umgestaltung der Staatsanwaltschaft 1865. – Keller. Die Staatsnwaltschaft in Deutschland 1866. – Его же. Rechtslexicon 1881. III 789. («Staatsanwaltschaft»). – Труды германских юридических съездов (Verhandlungen des deutschen Juristentages) с 1860 г., особенно 1–5 и 12 (1875). – Gneist. Vier Fragen zur deutschen Strafprocessordnung. 1874. Janka. Staatliches Klagmonopol etc. 1879. – Geyer. Lehrbuch des gemeinen deutschen Strafprocessrechts. 1880, 405. – Tinsch. Die Staatsanwaltschaft in deutschen Riechsprocessrecht 1883. Из новейших руководств по уголовному процессу: Holtzendorf 1873, II §§ 25–27 (статья Шварце). – Ullmann 1882 §§ 55–58. Glaser. I, 1883 § 20; II, 1885 § 71. В исследованиях о защите: Vargha. 1879, 757. Frydmann. 1878, 59. На русском языке: Орлов. О состоянии государственной прокуратуры в Запад. Европе («Журнал Минист. Нар. Просвещения» 1866 кн. 4). Статьи Сергеевского в журнале гражд. и уголов. права. 1878 кн. 1 и 2. Фойницкий. Курс 1884 § 174.
- - - - - - - - - - - - - - - -
Судебное представительство интересов государства или казны, существовавшее в Германии в XVII и XVIII столетиях под именем фискалата, не развилось, как уже было сказано выше, а совершенно заглохло под давлением инквизиционного процесса. Но зато немецкие юристы с обычною своею основательностью не оставили без изучения французскую прокуратуру, как только она была окончательно организована наполеоновским законодательством. Уже в 1810 г. Гролльманн в своем руководстве к кодексу Наполеона называл ее «из всех своеобразных институтов французского судебного устройства наиболее интересным и заслуживающим подражания» (206). В 1825 г. появилось обстоятельное сочинение саксонского ученого и практика Мюллера, в котором он доказывал возможность и необходимость введения в Германии этого института, с некоторыми приспособлениями к германской жизни (207). В юридической литературе он скоро сделался предметом исследования и оживленной аргументации за и против. Это обусловливалось, кроме общего теоретического интереса, вызываемого прокуратурою, еще и тем обстоятельством, что Германия имела возможность и у себя познакомиться с ее практическим действием. Вместе с наполеоновским владычеством в прирейнских провинциях Пруссии, Гессена и Баварии введено было французское судопроизводство, а с ним и государственная прокуратура, Staatsanwaltschaft. Пережив французские завоевания, она глубоко и в самом чистом своем виде укоренилась по обеим сторонам Рейна, где местные условия оказались для нее благоприятными; население и юристы легко освоились с новым учреждением, которое успело приобрести общественное сочувствие и доверие. Не замедлила и научная его разработка, давшая уже к 40-м годам несколько капитальных трудов о положении и деятельности прокуратуры французского типа на немецкой почве (208). Как принадлежность процесса, основанного на гласности, устности и разделении судебных функций, он противопоставлялся смешению их в розыскном суде тогдашней Германии, погруженном в тайну и скованном письменностью. Поэтому введение прокуратуры включалось в число тех «боевых лозунгов», Schlagworter, во имя которых происходило прогрессивное движение в немецкой юридической жизни первой половины нынешнего столетия. Во главе этого движения шли образованные и талантливые юристы, между которыми достаточно назвать Савиньи, Блунчли, Цахариэ, Миттермайера, требовавшие радикального преобразования отжившего судебного строя. Идеи их проводились не без упорной борьбы; воспитанные в рутине старого порядка приверженцы его, по большей части узкие практики, упорно противодействовали нововведениям, преувеличивая недостатки французских учреждений и доказывая полную непригодность их для Германии. Однако же, потребности времени были настолько сильны, что еще задолго до событий 1848 года в отдельных германских государствах, среди господства розыскного начала, сказалось, хотя еще и слабо, стремление законодательств испытать применение прокуратуры. Так, в баварском процессе 1813 г. – этом произведении Фейербаха – впервые выступает прокурор-обвинитель перед особым смешанным «судом военного положения» (Standgericht); в Бадене в 1832 г. вводится участие прокуратуры в состязательном процессе по преступлениям печати и против чести, причем исполнение прокурорских обязанностей возлагается на одного из членов суда; в 1836 г. таким прокурорам уже поручается присутствовать во всех судебных заседаниях по уголовным делам с правом протеста на приговоры в высшую инстанцию; тот же характер носит по ганноверскому закону 1841 г. участие в розыскном процессе об особых «публичных поверенных» (offentliche Anwalte). Чем ближе к реформам 1848 г., тем попытки учредить прокуратуру становятся шире и смелее. Так, в 1843 г. в Вюртемберге учреждается прокуратура для формулирования и развития обвинения по окончании предварительного следствия, в котором она не участвует; в 1844 г. в Пруссии вводится участие в процессе по брачным делам особых прокуроров (defensores matrimonii); в 1845 г. в Бадене совершается первое в Германии коренное преобразование процесса, в котором преследование при следствии и на суде возлагается на прокуратуру, весьма сходную с французским институтом и явно от него заимствованную. Наконец, происхождение прусского закона 17 июля 1846 г. лучше всего свидетельствует о совершившемся признании всех процессуальных преимуществ прокуратуры. В этом году было подавлено польское восстание в Познани, и лица, арестованные за участие в нем, должны были судиться в Берлинском суде 2-й инстанции, каммергерихте. Но так как в тяжелом и медленном порядке следственного процесса суд этот не мог окончиться ранее нескольких лет, то по докладу министра юстиции Uhden'a повелением короля Фридриха-Вильгельма IV был установлен для округа каммергерихта, т.е. и для берлинского уголовного суда 1-й инстанции, особый, устный и гласный порядок судопроизводства с деятельным участием прокуратуры, от которого ожидалось скорое и успешное разрешение дела о повстанцах. Это узаконение, вызванное частным случаем, учредило для Берлина прокуратуру и по всем вообще уголовным делам с прямым указанием на ее призвание – быть стражем закона (Wachter des Gesetzes). Отсюда уже был один шаг до распространения ее деятельности и на всю страну.
- - - - - - - - - - - - - - - -
(206) Grollmann. Handbuch uber dem Code Napoleon I, 1810 Einleitung 84. Также статьи Fourmont 1810 и Pfeiffer'f 1811.
(207) Muller (общие выводы стр. 222).
(208) Artois. Das offentliche Ministerium in den koniglich preussichen Rheinprovinzen. 1817. – То же Sandt и Zum-Bach. – Thesmar. Die Staatsanwaltshaft 1844. – Daniels. Grundsatze des rheinischen und franzosichen Strafverfahren 1846.
- - - - - - - - - - - - - - - -
Движение 1848 года сопровождалось повсеместным и почти одновременным преобразованием немецкого судоустройства и судопроизводства на новых началах, преимущественно по французским образцам и под влиянием практического применения их на Рейне. В течение двухлетнего периода, 1848–1850 гг., повсюду в Германии и Австрии вместе с судом присяжных, правильною защитой, гласностью, устностью и состязательными формами процесса была введена и прокуратура, как орган публичного преследования преступлений, а отчасти и охранения законов. При этом она являлась более или менее близким воспроизведением французского «паркета»; в некоторых же государствах, как, напр., в Ганновере (209), Гессене, Брауншвейге и Ольденбурге, заимствование доходило до полного тождества, и в целом, и в подробностях. Но слепого подражания в виду вообще не имелось, и законодательства пытались, насколько позволяли обстоятельства и спешность дела, приспособлять иноземные черты к местным условиям. Руководящую в этом отношении точку зрения указывает доклад австрийского министра юстиции фон Шмерлинга императору по поводу проекта, изданного затем 10 июля 1850 г., органического закона о прокуратуре. «После того как конституция 4 марта 1849 г. провозгласила самостоятельность судебной власти, независимость судьи и отделение суда от управления, и было предположено ввести обвинительный процесс по уголовным делам, возникла настоятельная надобность в таком органе, который возместил бы ослабевшую связь между правительством и судом и, обеспечивая правительству воздействие на собственно административные стороны судебного ведомства, был бы вместе с тем достойным и компетентным представителем закона, нарушенного преступлением. Таким органом по опыту стран, где вышеприведенные начала судоустройства действуют уже давно со всеми их необходимыми последствиями, является прокуратура. При неудобствах перенесения института, развившегося на чужой почве, представлялось нужным сообразовать с местными обстоятельствами заключающуюся в нем простую, но возвышенную и широкую идею, взять из нее то, что могло привиться в силу одинаковых условий и, напротив, отбросить все, что возникло из несоответствующих стране чуждых, действительных или мнимых потребностей. Следуя указаниям иностранных законодательств и опыту тех стран, в которых этот институт давно уже укоренился, проект задался мыслию определить в общих чертах устройство прокуратуры, сферу и главнейшие правила ее деятельности, предоставляя дальнейшую разработку свободному развитию жизни». Согласно тенденции, высказанной в этих словах в германских законах о прокуратуре, изданных вслед за 1848 г., несмотря на видимое увлечение французскими учреждениями, можно отметить и национальную черту, впоследствии разработанную и окрепшую: преобладание обвинительной задачи прокуратуры над другими сторонами ее деятельности, которые или вовсе отпадают, или отходят на задний план. Между тем как по основному французскому принципу прокурор еcть больше всего «страж закона» с широким развитием этого призвания, по германским воззрениям, сказавшимся уже, хотя еще и слабо, в первых органических законах, он по преимуществу государственный обвинитель, орган публичного преследования. Другие функции ему как бы навязываются по примеру Франции, для оправдания их требуются сложные доводы, и законодательства следуют им неохотно, с ограничением и недомолвками (210).
- - - - - - - - - - - - - - - -
(209) Между тем как для обозначения прокуратуры вообще был принят термин «Staatsanwaltschaft», указывающий на представительство государства, в Ганновере ее yfpdfkb Kronanwaltschaft, обозначая тем понятие более тесное – представительство правительства.
(210) Frey, 8. – Glaser. Handbuch I, 169, – также Berninger, Das Institut der Staatsanwaltschaft im Verfahren uber burgerliche Rechtsstreitigkeiten 1861 и Hunten. Zur neuen Prozess-Gesetsgebung. Geschwornengerichte und Staatsanwaltschaft 1870.
- - - - - - - - - - - - - - - -
Вызванная к жизни реформами 1848–1850 г., прокуратура испытала их судьбу и все тяжелое действие последовавшей за ними реакции, которая, овладев в начале 50-х годов положением, стремилась переделать, ограничить или извратить все, что недавно было сделано и не успело еще окрепнуть. Недостатки в выполнении широко задуманных преобразований давали к тому полную возможность. В отношении прокуратуры слабость новых учреждений перед противодействующим течением выразилась в целом ряде проявлений, зависевших отчасти от органических свойств нововведений, а отчасти и от причин внешнего характера. Прежде всего, реформы были слишком поспешны и при щедрых обещаниях на бумаге недостаточно последовательны в действительности. Там, где французскую прокуратуру просто пересаживали на немецкую почву, последняя оказывалась неподготовленною. Новый институт не соответствовал «правовому чувству» (Rechtsgefuhl) немецких юристов, которое было веками воспитано на иных порядках и очень туго поддавалось ломке. Для них самая надобность в таком именно учреждении далеко еще не была доказана, и они уступили не столько убеждению, сколько неукротимому «напору времени» («Drang der Zeit»). При лихорадочной спешности преобразовательной работы она не отличалась основательностью. На французские учреждения смотрели сквозь благоприятную, но узкую призму прирейнских порядков, знакомство с этими учреждениями не было еще всесторонним и не уравновешивалось, как впоследствии, глубоким изучением английского строя. Новое нередко механически пришивалось к старому без систематической переработки, в старый инквизиционный процесс вводились новые реформы, и появлявшийся вместе с ними прокурор сразу становился в ложное положение. Он или быстро проникался несвойственным его задаче духом и приемами прежнего судопроизводства, или вырождался в ненужный и обременительный придаток к суду, привыкшему самодеятельно и исключительно разыскивать преступления. Всего же больше повредило прокуратуре внесение в нее политического элемента, отражение на ней жгучей борьбы тогдашних партий и направлений. Как в суде присяжных либеральные новаторы желали во что бы то ни стало видеть не просто форму суда, а гарантию, «палладиум» политической свободы, так и прокуратуре ставилось главнейшею задачей защита слабых и угнетенных против сильных притеснителей, преследование этих последних во имя идей политического равенства. Между тем прокуратура в качестве репрессивного орудия правительства вовсе не могла удовлетворять этим целям и даже нередко должна была проводить противоположные стремления, когда они брали верх в правящих сферах. Реакция не преминула воспользоваться этой силой и, стараясь видоизменить по-своему учреждение прокуратуры, также делала из нее орган борьбы. Политические процессы, преследования печати, давление на судей, неумеренность в обвинении и недоброжелательство защите – все это скоро отняло у немецкой прокуратуры ее непрочную первоначальную популярность, приобретенную в эпоху всеобщего брожения и неустановившихся общественных течений. Благоразумные сторонники молодого института, однако же, своевременно заметили грозящую ему опасность. Еще в 1850 г. Фрей закончил свое исследование о тогдашней прокуратуре предупреждением, что реакция хочет ее испортить: «Она сделает из прокуроров, – писал он, – не свободных и независимых судебных деятелей, а гибких и послушных агентов высшей полиции» (211).
- - - - - - - - - - - - - - - -
(211) Frey, 233.
- - - - - - - - - - - - - - - -
На помощь колеблющемуся учреждению пришла серьезная, научная и публицистическая критика касающихся его предметов – сила всегда могучая в Германии и на этот раз недолго заставившая ждать себя. Ей в особенности обязана прокуратура своим освобождением от посторонних примесей и наслоений, которые затемняли истинное содержание вопроса и мешали правильному его решению. Постепенно улеглось возбуждение, и по мере того, как государственная и общественная жизнь входила в свое нормальное русло, возрождались к новому существованию юридические учреждения, так стремительно введенные в 1848 г., и становилось возможным спокойное их обсуждение. Действительность же высказалась за прокуратуру. Несмотря на неблагоприятные условия ее возникновения, практическая деятельность ее в общем превзошла ожидания юристов и во всяком случае оказалась гораздо выше того уровня, на котором, по-видимому, должны были остановить ее значительные ее несовершенства. По свидетельству сведущих авторитетов, прокуратура в Австрии и во многих частях Германии заняла уважаемое положение и приносила видимую пользу: «Публичные заседания судов, – говорит Келлер, – дали многочисленные и блестящие доказательства тому, что австрийская прокуратура умеет исполнять свою задачу с полным единодушием, неутомимым рвением и строгим беспристрастием, без обвинительной горячности, гуманно, нередко с мужеством и твердостию в убеждениях, успешно пользуясь при этом всеми орудиями науки права, закона и красноречия. Если прокуратура в Австрии и не получила того свободного развития и разработки, которая имелась в виду в докладе министра юстиции Фон-Шмерлинга от 28 июля 1850 г., то она все-таки сумела в борьбе со многими нападками приобрести общественное уважение и своими достойными трудами много способствовала распространению и укреплению уверенности в высоком значении этого учреждения» (212). Столь же сочувственный отзыв дает Шварце о германской прокуратуре: «Вполне беспристрастное и согласное с началами справедливости исполнение прокуратурою ее обязанностей не только обеспечило ей признание и уважение со стороны общества, но и доставило ей редкое доверие со стороны самих обвиняемых. Памятны примеры того, что обвиняемый отказывался от избрания защитника в уверенности, что прокурор не будет несправедлив к нему, или прямо объявлял, что он вручает прокуратуре свою защиту. Между прокуратурой и судами установилось доброе согласье, и обе отрасли обнаруживали глубокое сознание того, что они призваны совместно служить правосудию, друг друга в этом поддерживая» (213).
- - - - - - - - - - - - - - - -
(212) Keller, 42.
(213) Gerichtssaal 1359, 30.
- - - - - - - - - - - - - - - -
Этой аттестации нет основания не доверять, а так как с нею совмещается серьезная критика учреждения и настойчивые указания на неотложно необходимые в ней улучшения, то следует заключить, что хорошую репутацию немецкой прокуратуры до реформ 70 годов снискали два ее условия: 1) высокая абсолютная ценность общих основных ее начал, могущая противостоять неблагоприятным влияниям времени и места, и 2) счастливые качества личного состава, смягчившие на практике ошибки или увлечения законодателя.
§ 22. Научная критика прокуратуры и ее положение перед реформой.
В течение 25-летия, последовавшего за введением в 1838 г. прокуратуры в германских государствах, она была предметом самого оживленного научного и литературного исследования. Все стороны ее подверглись тщательному и подробному рассмотрению, и слабые из них были констатированы с величайшим вниманием. Последовал обильный обмен мнений, был предложен ряд разнообразнейших преобразовательных проектов, и прокуратура даже сделалась одним из главных пунктов грандиозного спора об основаниях германского судебного строя, который приближался к объединению и обновлению. Выросла целая обширная литература по этому вопросу, представляющая такое множество трактатов, брошюр, журнальных статей и рефератов, какого не вызвала прокуратура в настоящем своем отечестве, во Франции, за все нынешнее столетие. В обсуждении различных начал ее устройства и деятельности, о коренном ее принципе, о достоинстве самого учреждения и условиях его существования приняли горячее участие известнейшие юристы: Миттермайер, Планк, Гольцендорф, Глазер, Гнейст, Шварце, Бар, Ион, Гейнце и многие другие. Диспуты отличались спокойствием, глубиною и основательностью и, не упуская из виду уроков текущей практики, очень много сделали для выяснения истинных задач и верной постановки прокуратуры. Почти каждый из начавшихся с 1860 г. съездов германских юристов (Deutscher Juristentag) занимался этим учреждением; особенно много трудов и времени посвятили ему съезды I-й, II-й, III-й, IV-й, V-й и XII-й, в прениях которых (Verhandlungen) заключается цельное учение о прокуратуре по немецким воззрениям. Не менее плодотворною в этом отношении явилась и критическая литература, вызванная в начале 70-х годов опубликованием проектов нового общегерманского судоустройства и судопроизводства. Содержание ее имело уже не только академический, но и жизненный характер; предстоявшая судебная реформа выводила вопрос о прокуратуре из области теоретических построений и сообщала ему животрепещущее значение. Высказанные о нем мысли были приняты в соображение при разработке новых судебных законов, которые в некоторых частях своих прямо сложились под влиянием того или другого учения о прокуратуре. Не вдаваясь в подробное изложение этих учений, мы ограничимся перечислением главнейших тезисов, в круге которых сосредоточивалось исследование, и приведем наиболее важные и интересные выводы его.
1) Прокуратура необходима как постоянное, правильно организованное учреждение судебного ведомства, но отдельное от суда и судей.
Необходимость прокуратуры вообще никем не отвергалась. Но относительно приведенной Формулы ее на II-м юридическом съезде был возбужден спор предложением силезского адвоката Сабарта (Sabarth) объявить, что такого постоянного и отдельного учреждения вовсе не нужно, а прокурорские обязанности могут быть временно возлагаемы правительством на судей или даже на адвокатов. Никто среди юристов и в литературе не поддержал мнения и доводов Сабарта, и на V-м съезде, в 1-м пункте его резолюции о прокуратуре, признано, что «для исполнения прокурорских обязанностей должны быть установлены специальные и постоянные должностные лица». Гораздо менее единодушия проявилось по вопросу 2) о внешнем и внутреннем устройстве прокуратуры, об отношениях ее к правительственной власти и о степени независимости ее чинов. Большинство юристов на основании принципиальных соображений, для избежания политической неустойчивости прокуратуры, настаивают на уподоблении ее судам и судьям, хотя и в особой от них организации. Подобно суду, она должна быть независима от исполнительной власти правительства; подобно судьям, прокуроры должны быть несменяемы и в деятельности своей руководиться единственно законом и совестью. Келлер, Сюнделин и Голцендорф горячо защищают это положение, выраженное и в 7 § резолюции V-го съезда: «прокуроры подлежат увольнению и перемещению на одинаковых с судьями условиях и основаниях». Другого мнения держатся Шварце (214) и Гнейст (215), полагающие, что прокуратура как прямой орган правительства должна быть вполне подчинена ему, и в частности министру юстиции. Правительство нельзя лишать возможности преследовать по своему усмотрению то или другое преступное деяние и через прокуратуру домогаться назначения ему законной кары. Далее, нецелесообразно и не политично делать независимым учреждение иерархическое, единоличное; в нем гораздо опаснее и вреднее, чем в коллегии, слабость или страсти отдельных членов, которые и должны быть сменяемы по распоряжению правительства. Против злоупотребления же правом преследования существует ряд гарантий в независимости суда, правах частных лиц и, наконец, в обжаловании действий прокуратуры по начальству (216).
- - - - - - - - - - - - - - - -
(214) Gerichtssaal. Vol. XVI, 401.
(215) Vier Fragen, 84. – Verhandlungen des 12 deutschen Juristentages V. III, 199.
(216) Tinsch, 14.
- - - - - - - - - - - - - - - -
Признавая исключительною задачею прокуратуры уголовное преследование и это последнее – одною из функций административной власти, Гнейст предлагал даже совершенно выделить прокуратуру из судебного ведомства и министерства юстиции и, включив ее в систему административных органов, подчинить министерству внутренних дел. Предложение это, однако же, не имело успеха. В связи с вопросом о зависимости прокуратуры находится и вопрос о том, какое учреждение или должностное лицо следует поставить во главе ее. Приверженцы французского образца и все немецкие законодательства разрешают этот вопрос в пользу министра юстиции. Напротив, сторонники полной независимости и чисто судебной организации требуют подчинения ее не единоличной власти высшего правительственного агента, каким они считают министра, а коллегиальной обвинительной камере (Anklagesenat) или вообще отделению высшего суда (Гольцендорф и пункт в. § 6 резолюции V-го юридического съезда). Не соглашаясь ни с тем, ни с другим мнением, Келлер и в недавнее время Тинш указывают на прокурора при высшем или кассационном суде как на такого естественного главу прокуратуры, который при отсутствии политического характера соединяет в себе судебные гарантии с возможностью энергического, решительного и единообразного руководства.
3) Главная задача (Hauptangabe, Hauptfunktion) прокуратуры заключается не в представительстве и охранении закона, как во Франции, а в производстве публичного преследования (217). Всякие другие обязанности могут быть возлагаемы на прокуратуру лишь постольку, поскольку они не вредят чистоте и успешности отправления главной обвинительной функции и не стоят с нею в противоречии. Прокурор есть сторона, публичный обвинитель в обвинительном процессе, не зависящий от суда, но и сам лишенный средств держать его в какой бы то ни было, хотя бы и косвенной зависимости. Прокурор может быть адвокатом и вообще органом правительства и по другим делам, кроме уголовных, но он не должен быть специальным стражем закона в суде, так как это свидетельствовало бы об известном недоверии к последнему и почти немыслимо без некоторого на него давления. Отсюда: а) в делах гражданских прокурор принимает участие по предметам, прямо касающимся общественного порядка или правительства, в качестве стороны его представляющей (partie principale), но вовсе не допускается заключений прокурора как юрисконсульта о существе дела и применении закона (partie jointe); б) на прокуратуру не должно быть возлагаемо надзора за судьями и судебными чинами (каковы, напр., нотариусы, судебные пристава и проч.) и в) прокуратуру нет надобности и основания делать органом судебной администрации. Отдельные же обязанности в этой области, не идущие вразрез с основной задачей прокуратуры, могут быть ей поручаемы по усмотрению местных законодательств. В таком именно смысле высказался V-й юридический съезд в §§ 2, 4 и 5 своей резолюции, которую разделяет и большая часть ученых (Гольцендорф, Келлер, Планк, Гауштек, Тинш и друг.). Но ни одно германское законодательство не нашло возможным стать вполне на эту точку зрения, хотя и проявлялось стремление упростить задачу прокуратуры посредством сосредоточения ее преимущественно в сфере уголовного преследования. Противником этого учения среди юристов выступил саксонский генерал- прокурор Шварце, находивший, что прокуратура есть наиболее удобный орган отправления так называемого «судебного суверенитета» (Gerichtsherrlichkeit), понятие, под которое могут быть подведены все законодательные и контролирующие функции ее по французскому праву (218).
- - - - - - - - - - - - - - - -
(217) Keller, 199.
(218) Gerichtssaal V. XVI, 401.
- - - - - - - - - - - - - - - -
Затем, едва ли можно считать решенным в немецкой доктрине старательно ею рассмотренный, капитальный вопрос о том 4) должна ли прокуратура в своей обвинительной деятельности руководствоваться единственно началом законности (Lega-litatsprincip) или также и началом уместности (Opportunitatsрriпсiр)?
Вопрос этот, вызвавший массу доводов положительных и отрицательных, остается до сих пор открытым и не перестает весьма занимать процессуалистов. Большинство их еще со времени съезда 1862 г. стоить за начало законности, которое гласит: прокуратура имеет не только право, но и несет юридическую обязанность возбуждать и производить преследование по всякому делу, в котором к тому представляются материально-правовые и процессуальные основания, другими словами – есть налицо наказуемость известного деяния и возможность доказать его. Этому противополагается начало уместности: здесь возбуждение преследования зависит от усмотрения прокуратуры, которое определяется соображениями общественного интереса (219). Защитники первого начала доказывают, что признание второго равносильно допущению полного произвола в распоряжении преследованием и открывает полный простор всевозможным политическим влияниям, которые, извращая правосудие, делают его средством, а не целью прокурорской деятельности. На это немногие сторонники второго начала, в особенности австрийские юристы Янка и Варга (220), возражают главным образом на тему о неприменимости безусловного принципа законности, который невозможно строго и последовательно провести на практике. Злоупотреблений же со стороны прокуратуры свободою преследования они не боятся, так как видят гарантии против них в том же, чем ограничивается и самая монополия преследования – в субсидиарном или вспомогательном обвинении частных лиц.
- - - - - - - - - - - - - - - -
(219) Tinsch, 33.
(220) Janka. Staatliches Klagmonopol oder subsidiares Strafklagerecht 1879, 5 и след. Wargha. Das Strafprocessrecht 1885, 132.
- - - - - - - - - - - - - - - -
Наконец, замечательным единомыслием и цельностью отличается постановка тесно связанных между собой вопросов: 5) о монополии преследования и 6) об отношениях к нему прокуратуры, в зависимости от обвинительного построения всего процесса. Сущность германских учений по этому предмету можно считать последним словом о нем процессуальной науки; она далеко подвинула развитие прокуратуры не только в теории, но и в положительном законодательстве: «Из подчиненного положения второстепенного обвинителя (Halbanklager) и судебного герольда (Gerichtsheroldes), – говорит Янка, – прокурор возвышается до господства над обвинением, он становится его распорядителем, dominus litis. Никакого преследования не может быть начато и производимо без его ведома и участия». (221) Главнейшие выводы этих учений сводятся к следующему: а) уголовный процесс должен быть построен на логическом развитии обвинительного начала (Anklageprincip), а не представлять собою розыскное или инквизиционное содержание, прикрытое лишь по внешности обвинительными формами (Anklageform). б) Прокуратура есть единственный государственный орган преследования, в котором не должны принимать участия никакие другие судебные или административные установления; в этом только смысле прокуратуре и может принадлежать монополия обвинения, Anklagemonopol; в) к ней поступают все поводы к преследованию, и только ею оно и может быть возбуждено по древнему правилу kein Klager, kein Richter (222), г) ей непосредственно должна быть подчинена розыскная и судебная полиция (Entdeckungs und Verfolgungspolizei); д) предварительное исследование преступлений должно совершаться не посредством инквизиционного следствия, производимого следственным судьей, а путем собирания нужных данных непосредственно сторонами, под контролем судьи, к которому и обращается прокуратура для производства действий судебного характера (как, напр., обысков, осмотров, допроса обвиняемого, принятия против него мер обеспечения личности); е) в дальнейшем движении дела прокурор полновластно распоряжается обвинением, имея право во всякое время взять его назад и тем прекратить преследование, и ж) прокурор–обвинитель пользуется в процессе теми же правами, как и подсудимый, и его защитник.
- - - - - - - - - - - - - - - -
(221) Janka, 4.
(222) «Нет истца (вины) – нет и судьи», «На нет и суда нет» (нем. поговорка).
- - - - - - - - - - - - - - - -
Эти положения, сложившиеся не без влияния английского обвинительного процесса, в котором немецкие юристы усматривали путь к исправлению недостатков французского следственного судопроизводства, сообщили прокуратуре строго определенное и ясно очерченное значение стороны. Но вместе с тем совокупность их дает ей такую громадную власть над личной свободой граждан, что для ограждения от возможности злоупотреблений или бездействия этой власти требуются самые серьезные гарантии, которые и были выработаны наукой с особенною подробностью и вниманием. Они могут быт различны и относиться как к обвиняемому, так и к потерпевшему. Обоих имеет в виду подчинение обвинительной деятельности прокуратуры прямому контролю суда. Сюда входит участие суда в разрешении вопросов о возбуждении преследования и поверка предъявляемого прокуратурою обвинения посредством прекращения дел до суда или особого обряда предания суду. Этот институт в полном его объеме осужден теорией, которая в лице лучших своих представителей (223) убедительно доказывает его призрачность и излишество при правильной постановке процесса. Участие суда в преследовании есть остаток розыскного начала. Если прокуратура имеет исключительно судебный характер и обладает независимостью, а права участвующих в деле частных лиц достаточно ограждены, поверка обвинения судом ведет лишь к усложнению и замедлению производства, не принося существенной пользы, но умаляя ответственность прокуратуры. Гарантии против нее обвиняемого заключаются в усилении его процессуальных прав до уравнения их с правами прокурора-обвинителя. Отсюда равенство сторон при предварительном исследовании и допущение защиты при следствии (Parteienoffentlichkeif). Что же касается до потерпевшего, то коррективы в его интересах составляют чрезвычайно ценный вклад в процессуальную науку. Для будущности прокуратуры, для логического проведения ее обвинительного призвания во всей его чистоте, немецкое учение «о субсидиарном обвинении» имеет большую практическую важность, так как именно оно и вносит необходимые поправки и ограничения в монополию обвинения. При помощи их устраняется опасность сосредоточения преследования в одних должностных руках, власть которых, однако же, поставленная в определенные и твердые границы, выигрывает в силе и в единстве. По этому учению, при государственном или публичном обвинении прокуратуры (Staats– или offentliche Anklage) допускается с известными условиями и частное обвинение (Privatanklage) в обширном смысле. Оно основано на свободном усмотрении частных лиц (Dispositions-Maxime) в противоположность обязательному началу государственного обвинения (Official-Maxime) и состоит из системы нескольких юридических понятий. Во-первых, некоторые, так называемые уголовно-частные преступления (Antragsdelikte) выделяются в исключительное преследование их лицом потерпевшим (Privatklage) в тесном смысле, без участия прокуратуры, которая вступает в дело лишь при наличности общественного в том интереса. Во-вторых, по публичным преступлениям обвинительной деятельности прокуратуры принадлежит всегда первенствующее место (Hauptklage), но рядом с ним и частному лицу предоставляется участие как в возбуждении преследования, так и в дальнейшем его ведении. По своему объему и характеру участие это может быть вспомогательное при прокуратуре (Nebenklage), или же вовсе его заменяющее в случае отказа от преследования (Privatbetheiligter австрийского процесса). В том и другом качестве частный обвинитель имеет возможность играть в процессе деятельную роль и по мере своих средств подкреплять прокуратуру или, заменяя ее, самостоятельно защищать свои нарушенные права. По субъекту такого частного обвинения оно может исходить или от потерпевшего (собственно Privatklage), или же от всякого гражданина, нравственно заинтересованного в репрессии преступлений (Popularklage или staatsburgerliche Klage). «Два круга понятий, каждый с различными оттенками, обозначают, – по словам Янка (224), – ход этого вопроса. Подобно тому, как древний частно-обвинительный процесс с течением времени возвысился до обвинения народного, actio popularis, в наше время вслед за государственным обвинением возникло сначала вспомогательное обвинение потерпевшего (Privatanklage), а затем и настоящее народное обвинение одним гражданином другого (Рориlarklage). Средоточием первого цикла является Глазер, второго – Гнейст (225). Съезд германских юристов испытал оба направления. «II-й съезд в Дрездене (1861) еще стоял за частное обвинение, между тем как XII-й в Нюрнберге (1875) уже высказался за народное. Первое успело проникнуть в немецкие законодательства, второе еще не находит себе признания». В будущем, однако, и с этим последним придется, вероятно, прокуратуре встретиться на ее обвинительном поприще.
- - - - - - - - - - - - - - - -
(223) Sundelin, 116. – Keller, 274. – Gneist, 61. – Geyer, 641.
(224) Janka, 8.
(225) Glaser. Das Princip der Strafverfolgung (Kleinere Schriften, I, 1868, 427). Handbuch I § 20. Gneist. Vier Fragen см. также Schutze. Das Staatsburgerliche Anklagerecht in Strafsachen 1876.
- - - - - - - - - - - - - - - -
Приведенные выводы науки и взгляды юристов до 70-х годов не отразились в австрийском и германском законодательстве о прокуратуре. Долгое время она оставалась в том виде, какой сообщили ей законы, изданные повсеместно в изменение учреждений 1848 г. В этих законах не было выдержано никаких руководящих принципов, и они, страдая полным отсутствием единообразия, свидетельствовали о неопределенном и неустановившемся отношении к институту, который ограничивали и стесняли в наиболее существенных его чертах. Состояние прокуратуры по закону в различных государствах представляло довольно пеструю и нестройную картину; в общем накануне новейших преобразований оно было следующее.
В Австрии (226) прокуратура подверглась наибольшим переменам и ущербу, сравнительно с нововведениями 1848 г. Кроме значительного понижения служебного ранга и содержания прокурорских чинов, они были вовсе отменены при высшем и низших судах и оставлены лишь при судах первой и второй инстанции. Круг действий их ограничен уголовными делами; для того же, чтобы они не теряли познаний и практики в делах гражданских, им разрешено в свободное от прямых занятий время присутствовать в гражданском суде в качестве докладчиков и с правом голоса. В уголовном преследовании, построенном на розыскном начале, они принимали лишь второстепенное участие, давая суду необязательные для него предложения. Предварительное следствие, почти всецело предоставленное следователю, направлялось в суд с заключением прокурора, который затем являлся в судебном заседании – всегда без участия присяжных – обвинителем «в интересах общественной безопасности и закона». Ни руководства судебною полицией, ни функции надзора прокуратуре не принадлежало. То было учреждение, явно отмеченное недоверием и колебаниями законодателя (227).
- - - - - - - - - - - - - - - -
(226) Закон 29 июля 1863 и министерская инструкция 1854 года.
(227) Keller, 32–42.
- - - - - - - - - - - - - - - -
В Германии не установилось общего типа прокуратуры. В четырех государствах – герцогствах Мекленбург-Шверинском и Мекленбург-Стрелицком и двух княжествах Липпе – ее не существовало вовсе. В Саксонии она учреждена только при суде 1-й инстанции. При низших судах вообще не имелось отдельной и постоянной прокуратуры, а обязанности ее исполнялись чинами полиции или временно командированными чиновниками. Там, где была введена общая прокуратура, она являлась отдельным от суда учреждением судебного ведомства, с весьма разнообразным служебным положением личного состава (228).
- - - - - - - - - - - - - - - -
(228) Исключение составляют Любек и Гильдбургсгаузен, где прокурор есть вместе с тем член гражданского отделения суда.
- - - - - - - - - - - - - - - -
Так, в Баварии они приравнены к сменяемым административным чиновникам; в Пруссии они во всякое время могут быть смещены на временное содержание, Wartegeld, сходное с нашим «заштатным»; напротив того, в Саксонии они во всем сравнены с несменяемыми судьями. В большинстве государств состав прокуратуры постоянный; в Ганновере, Ольденбурге, Брауншвейге и Вюртемберге высшие ее чины (прокуроры при судах 2 инстанции) также постоянные, а низшие назначаются временно из судей, в число которых они и возвращаются по оставлении прокурорской службы. Везде прокуратура была основана на началах единства и иерархического подчинения, которое простирается как на общий ход деятельности, так и на отдельные случаи. В Брауншвейге и Вюртемберге низшие чины, получив предписание о преследовании лица, по их убеждению невиновного, могли представить об этом своему начальству, которое принимает в таком случае преследование на себя или возлагает его на кого-либо другого из своих подчиненных. Повсюду уголовные дела составляли преимущественный или даже исключительный предмет прокурорского ведомства; только в прирейнской Пруссии, Ганновере, Ольденбурге, Брауншвейге и Баварии прокуратура принимала большее или меньше участие в делах гражданских. В области уголовного преследования понятие об институте судебной полиции, с подчинением ее прокуратуре, нигде не выражено ясно и категорично, кроме Брауншвейга. Уголовная деятельность прокуратуры везде обусловливалась характеристическою особенностью смешанного процесса – обвинительною формой при инквизиционном содержании. В первоначальной стадии процесса, при следствии, значение прокурора-обвинителя ничтожно и возрастает лишь на суде, нигде, однако же, не доходя до полного распоряжения обвинением. Это последнее по-прежнему было подведомственно суду и весьма слабо выделяется из его функции (229).
- - - - - - - - - - - - - - - -
(229) Entwurf eines Gerichtsverfassungsgesetzes fur das deutsche Reich. Mit Motiven und Anlagen. 1874. 76–88.
- - - - - - - - - - - - - - - -
Общее положение немецкой прокуратуры перед реформой верно характеризуется словами Келлера, относящимися к 1866 г.: «Прокуратура существует уже во всей Германии, но далеко еще не сложилась в истинно германский институт, соответствующий тем требованиям, которые наука и жизнь предъявляют к рациональному процессу; это происходит частью от его нынешнего несовершенства, частью от подражания французским образцам… Воззрения теории и практики на задачи, круг деятельности и устройство прокуратуры крайне разноречивы. Обозрение множества германских процессуальных законодательств убеждает в многообразии и шаткости постановки прокуратуры в Германии. Надежда на объединение германского процесса должна быть признана смелым, хотя и благочестивым «пожеланием» (230).
- - - - - - - - - - - - - - - -
(230) Keller, V (предисловие).
- - - - - - - - - - - - - - - -
Надежда осуществилась, и пожелание было исполнено. Дружные усилия науки, правительства и общественного мнения достигли цели: в период времени 1873–1877 г. Австрия и Германская Империя получили новое преобразованное судоустройство и судопроизводство. Созданная ими прокуратура явилась результатом совместного воздействия теории и практики, научной доктрины и жизненного опыта, общих принципов и реальных потребностей, между которыми состоялся более или менее счастливый компромисс.
II
СОВРЕМЕННАЯ АВСТРИЙСКАЯ ПРОКУРАТУРА (231)
- - - - - - - - - - - - - - - -
(231) Die Strafprocessordnung vom 23 Mai 1873, 7 Aufl 1886 (Manz). Erlass des Justizministers Dr. J. Glaser vom 25 November 1873 an sammliche k. k. Oberstaatsanwalte. 1873. – Ullmann. Lehrbuch §§ 54–62. – Vargha. Das Strafprocessrecht. 1885, §§ 67–73. – Сергеевский. Институт государственных обвинителей в новом австрийском процессе («Журнал гражданского и уголовного права» 1878, кн. 1). Материалы для пересмотра законоположений о порядке производства предварительных следствий. Издание министерства юстиции. 1882, стр. 84–126.
- - - - - - - - - - - - - - - -
§ 23. Устройство.
Австрийская прокуратура нынешнего времени действует на основании устава уголовного судопроизводства 23 мая 1873 г., в котором заключаются и постановления о судоустройстве. Изданный после продолжительных законодательных работ, устав этот является в главнейших своих частях произведением Глазера, имевшего и завидную участь вводить его в действие в качестве министра юстиции, а затем до самой смерти своей в 1886 г. наблюдать за его применением в должности генерал-прокурора кассационного суда. Идеи Глазера, его научные воззрения и обширная опытность сказались не только в основных началах новейшей австрийской прокуратуры, но и во всех подробностях ее устройства и правил деятельности. Важнейшим официальным для нее источником служат, кроме самых постановлений закона, развитие и разъяснение их в двух министерских наказах Глазера: 19 ноября 1873 о порядке применения устава угол. судопр. (Vollzugsvorschrift zur Strafprocessordnung), где вся вторая часть (§§ 68–114) посвящена прокуратуре, и циркуляр 25 ноября 1873 прокурорам судебных палат по поводу применения того же устава (Erlass an sammtliche к. к. Oberstaatsanwalte betreffend die Handhabung der Strafprocessordnung vom. 23 mai 1873). (232) Этот последний правительственный акт имеет для прокуратуры особенное значение и интерес: в нем с замечательною ясностью изложены общие взгляды на различные стороны ее призвания и мастерски освещены с научно-государственной точки зрения главнейшие требования, предъявляемые к прокуратуре новыми судебными законами: «При том положении, которое они отводят прокуратуре», – говорит Глазер в своем циркуляре, – приложение их к жизни зависит в значительной степени от характера и способа понимания прокурорскими чинами своих задач». Министр выражает надежду, «что в столь знаменательную для нее эпоху, прокуратура приложит все усилия для того, чтобы оправдать оказываемое ей законом высокое доверие и проявить всевозможное усердие и преданность в исполнении вытекающих отсюда обязанностей». Действительно, содержание этих обязанностей сообщает австрийской прокуратуре исключительное значение, какого она еще нигде не достигала; ограниченные в экстенсивном отношении, они много выигрывают в интенсивности и представляют, по крайней мере, по мысли законодателя, крайне любопытный опыт вполне цельной и последовательной постановки прокурорского учреждения.
- - - - - - - - - - - - - - - -
(232) Кроме этих инструкционных распоряжений, остаются еще в действии в частях, не потерявших силы с изданием нового Устава, прежние министерские инструкции, определяющие внутренний распорядок в уголовных судах от 16 Июня 1854 г., а в прокуратуре, от 3 Августа 1854 г.
- - - - - - - - - - - - - - - -
Организация новой прокуратуры более всего сохранила прежние черты, приближающие ее к французскому типу. Под общим главенством министра юстиции состоят в судебном ведомстве прокуроры при судах: 1-й инстанции (окружных, Landes и Kreisgerichte) Staatsanwalte, 2-й инстанции (судебных палатах, Oberlandesgerichte), Oberstaatsanwalte и генерал-прокурор, General-Prokurator, при кассационном суде. Каждый из этих начальственных лиц прокуратуры имеет товарищей, носящих название – в 1 и 2 инстанции «заместителей», Stellvertreter, а в кассационном суде генерал-адвокатов, General-Advocaten. Между прокурорами и их товарищами нет делового различия, те и другие уполномочены законом ко всем действиям прокурорской службы. Прокуроры судебных палат и чины кассационной прокуратуры назначаются императором, все же остальные чины – министром юстиции. Для занятия прокурорской должности нужно удовлетворять тем же условиям, как и для судейской. Назначение определяется конкурсным испытанием, которое, впрочем, министр может и обходить (233). Близкое родство между членами прокуратуры, соединенными иерархическим отношением, а также и с членами одного и того же суда, составляет законное препятствие к совместной службе. Прокуратура совершенно независима от судов и только в судебных заседаниях подчинена распорядительной власти председателя. Чины ее могут присутствовать в несудебных заседаниях при совещаниях суда, но должны удаляться при окончательной подаче голосов и постановлении определения (от. 30 и 85 уст. угол. суд.). Отношения к суду формулированы весьма правильно и отчетливо: «На обязанности каждого прокурора (в смысле главы местной прокуратуры) лежит попечение о том, чтобы в сношениях с судами и их органами всегда сохранялись отношения, соответствующие обоюдному уважению и взаимной поддержке для пользы службы… чтобы при обращениях к суду старательно соблюдалась законность и целесообразность с устранением всего излишнего или могущего вредить авторитету суда» (234). Новый устав, как сказано в мотивах к нему, стремится устроить учреждение государственных обвинителей таким образом, чтобы они «исполняли свое назначение независимо от судов и в то же время были лишены всякой возможности нарушать независимость этих последних» (235).
- - - - - - - - - - - - - - - -
(233) § 4 инструкции 3 Августа 1854.
(234) § 12 инструкции 1854 г.
(235) Motivenbericht der Regierung, 123.
- - - - - - - - - - - - - - - -
Чины прокуратуры каждого судебного округа, т. е. района суда 2-й инстанции, образуют особый и самостоятельный служебный персонал (ein selbstandiger Personalstand, императорское повеление 3 и 13 июня 1873 г.), во главе которого стоит прокурор судебной палаты, Oberstaatsanwalt. К нему обращаются низшие чины за указаниями и с донесениями во всех сомнительных или важных случаях (ст. 27 уст. угол. суд.) и через него восходят в министерство юстиции все прокурорские представления и отчеты по уголовно-судебной части. В устройстве прокуратуры строго проведены начала подчинения и единства. Первое безусловно и распространяется как на общие руководящие требования по предметам прокурорской деятельности, так и на распоряжения по отдельным делам (236). Ни о каких законных гарантиях независимости мнения или слова чинов прокуратуры в положительном праве не говорится; действие по совести и убеждению, вытекая из их призвания, само собою предполагается, но в его нравственных пределах прокуратура формально связана начальственными приказаниями, как учреждение судебно-административное, обвинительный орган исполнительной власти. Единство выражается в неограниченном праве замены (Substitution) и передаче или уполномочия (Devolution) одним должностным лицом другому. Чины прокуратуры сменяемы и, кроме того, состоят под строжайшей дисциплинарной властью своего начальства. Отправление ее принадлежит министру юстиции и, под его наблюдением, прокурору судебной палаты, производящим, когда нужно, и дисциплинарные исследования. Все дисциплинарные дела о прокурорах ведаются министром, который в отношении низших чинов принимает в соображение мнение прокурора палаты, а если подвергшийся дисциплинарному преследованию подлежит увольнению от должности, то предварительно требуется заключение по этому предмету дисциплинарного присутствия (Disciplinarsenat) и президента высшего или кассационного суда. С товарищами прокуроров менее всего формальностей: в случаях, не терпящих отлагательства, если свойства вины, достоинство прокуратуры или надобности службы настоятельно требуют немедленного устранения (Suspension) товарища прокуpopa от исполнения служебных обязанностей, то это может быть временно сделано непосредственным начальством виновного, т. е. даже прокурором суда, с представлением о том через прокурора палаты министру юстиции (237).
- - - - - - - - - - - - - - - -
(236) § 17 инструкции 1854 г.
(237) §§ 14–16 инструкции 1854 г.
- - - - - - - - - - - - - - - -
Особенно характерную и оригинальную часть австрийской прокуратуры представляет учреждение ее при низших участковых судах, Bezirksgerichte, соответствующих нашей мировой юстиции. «Новизна этого учреждения, – заявляет Глазер в своем циркуляре, – требует для его успеха неусыпного наблюдения, внимательной заботливости и вполне тактичного образа действий. Готовность, с которою министерство внутренних дел предоставило для исполнения этих обязанностей часть своих органов, сочувствие независимых людей, которые во множестве заявили о своем желании принять их на себя, все приводит к успокоительному сознанию жизнеспособности этого института и возможности провести обвинительное начало на всех ступенях уголовного процесса» (238). Как видно уже из приведенной характеристики, участковая прокуратура не имеет определенного и постоянного состава, а образуется из лиц разного положения, временно командируемых к исполнению этой отрасли прокурорской службы. По назначению министра юстиции, отчасти по соглашению с министром внутренних дел, смотря по правительственным условиям местности, службу эту отправляют или 1) чины прокуратуры, или 2) административные и полицейские чиновники, или, наконец, 3) особые прокурорские органы, Staatsanwaltschaftliche Functionare (239), избираемые прокурором судебной палаты из лиц, принадлежащих к различным сферам общественной жизни. В Вене и других больших городах практикуется первый способ замещения, второй составляет ему подспорье и, кроме того, применяется по особым делам, преимущественно фискальным, а третий действует в виде общего правила в провинции и малых центрах. Все участковые прокуроры, находясь под ближайшим руководством прокурора окружного суда, подведомственны прокурору палаты, от которого зависит их назначение и увольнение. Институт «Staatsanwaltschaftliche Functionare» заслуживает внимания как интересный опыт образования местной прокуратуры при суде, наиболее близко стоящем к населению, не только из чиновников, но и из общественных сил, которые, таким образом, привлекаются к официальному участию в публичном преследовании наказуемых правонарушений. Прокурорскими органами такого рода могут быть лишь те «правоспособные лица, которые обладают нужными для этого качествами и внушают к себе доверие». Они должны исполнять обязанности, порученные им правительством, ревностно и добросовестно, в точности следовать указаниям начальства и строго хранить должностную тайну. Им запрещается принимать по поводу служебных действий какие бы то ни было подарки или пользоваться какими-либо выгодами (240). Назначение совершается по усмотрению прокурора палаты, который предварительно входит по этому предмету в соглашение с высшим начальством края (Landeschef). Если же у прокурора палаты нет в виду лица, способного быть участковым прокурором, то он посредством печати вызывает желающих к конкурсу, по результатам которого и делает назначение. Вознаграждение этим прокурорским чинам определяется, по его же представлению, министром, причем размер гонорара может быть и предметом особого соглашения с назначаемым лицом; чины участковой прокуратуры принимают присягу на это звание и состоят под дисциплинарною властью прокуроров суда и палаты; первый может подвергать их штрафу в размере месячного содержания, а второй, сверх того, и удалению от должности, которое, впрочем, может иметь место во всякое время и без объяснения причин. Если при участковом суде, по какой-либо причине, не оказывается лица, исполняющего прокурорские обязанности, а между тем возникает настоятельная надобность в его участии в известном деле или действии, то участковый судья имеет право возложить эти обязанности в точно определенных пределах на одного из должностных лиц того же суда или на одного из членов местного общинного управления (Gemeindevorstehung), с приведением временно командированного к присяге и с сообщением о том прокурору суда. По свидетельству практиков, участковая прокуратура действует правильно и успешно, причем деятельности в рядах ее не чуждаются уважаемые местные обыватели, что отчасти приписывается тому заботливому вниманию, с которым относится к ней министерство и по его инициативе и указаниям высшие чины общей государственной прокуратуры.
- - - - - - - - - - - - - - - -
(238) Glaser. Erlass, 13.
(239) Постановления о прокуратуре при участковых судах заключаются в §§ 87–114 наказа 19 ноября 1873 и в особой для нее инструкции, изданной 14 февраля 1874 г.
(240) §§ 88 и 96 Наказа 1873 г.
- - - - - - - - - - - - - - - -
§ 24. Уголовное преследование и предварительное исследование преступления.
Деятельность прокуратуры во всем ее объеме построена на широких основаниях, выраженных весьма ясно и проведенных с замечательною последовательностью. «Новый устав уголовного судопроизводства, – говорит Глазер, – стремится осуществить обвинительное начало со всеми его последствиями и тем самым сообщить прокуратуре значение, совершенно отличное от прежнего» (241). 2-я статья этого устава постановляет, что «судебное преследование преступлений, наказуемых деяний, может иметь место только по требованию или жалобе (Antrag) обвинителя»; причем некоторые из упомянутых деяний подлежат исключительно частному обвинению, а все остальные являются «предметом публичного преследования, производство которого принадлежит прежде всего прокуратуре, вместо которой в пределах, установленных законом, может быть предпринято и частным обвинителем (Privatbetheiligten)». Таким образом, задача прокуратуры – уголовное преследование в обвинительном процессе, чем и исчерпываются обязанности австрийских прокуроров; ни гражданскими делами, ни судебною администрацией они не занимаются. Обвинительное их призвание точно определено в ст. 34 и 35 устава: «Прокуроры обязаны преследовать по должности (von Amtswegen) все публичные преступления, которые сделаются им известными и, согласно с этим, побуждать подлежащие судебные места ко всем действиям для исследования и наказания означенных преступлений. Прокуроры наблюдают за принятием мер, могущих привести к открытию истины. Они уполномочены во всякое время рассматривать следственные производства или требовать сообщения их и предъявлять соответствующие предложения по делу, с тем, однако же, чтобы этим не замедлялся ход его. Усматривая неправильности или медленность, они принимают меры к их устранению на законном основании. Прокуроры принимают установленное законом участие и в исполнении приговоров» (ст. 34). «Прокуроры предъявляют свои предложения устно или письменно; по каждому из них должно последовать судебное постановление или определение. Равным образом они представляют разъяснение (Erklarungen) по запросам (Antrag) суда или по заявлениям подсудимjго» (1 ч ст. 35). Для надлежащего исполнения своей обвинительной задачи прокуратура поставлена в соответствующее положение по отношению к другим ведомствам: ей «предоставлено право входить в непосредственные сношения с полицией и всеми государственными областными и земскими установлениями и требовать в случае надобности их содействия, также как и военной силы. Чины полиции и низшей полицейской стражи обязаны исполнять распоряжения прокуратуры, Anordnungen» (1 ч. 36 ст.). Но, являясь обвинительною стороною, прокурор отнюдь не обязан обвинять во чтобы то ни стало; он – представитель карательных интересов государства, которому нужно, чтобы возмездию подвергся только действительно виновный, и притом не свыше меры содеянного. Поэтому независимо от вышеуказанной обязанности своей стремиться к открытию истины, прокуратура в числе других «властей, участвующих в уголовном процессе» должна вообще «принимать в соображение с одинаковым тщанием как обстоятельства, уличающие подсудимого, так и обстоятельства, его оправдывающие, а также объяснять обвиняемому его права, хотя бы в данном случае этого и не было предписано законом» (ст. 3). Через все формы и проявления прокурорской деятельности проходят два главных принципа: 1) публичное преследование преступлений как право и обязанность государства не только помимо, но и против воли потерпевшего (Officialmaxime), и 2) полное выделение обвинения из судейской функции (Anklageprincip). Законодатель признает необходимым, «чтобы охранение общественных интересов по преследованию преступлений было вверено государственным обвинителям, и притом исключительно им одним, чтобы возбуждение уголовного преследования и обвинение не могло исходить от суда, и чтобы таким образом старое юридическое правило – wo kein Klager, kein Richter, – снова получило свою силу без вреда для общественных интересов» (242).
- - - - - - - - - - - - - - - -
(241) Glaser. Erlass, 1.
(242) Motivenbericht, 11, 14.
- - - - - - - - - - - - - - - -
Из вышеприведенного предписания закона (в ст. 34, у. у. с.) прокуратуре преследовать все наказуемые деяния можно с первого взгляда заключить, что деятельность ее управляется единственно началом законности (Legalitatsprincip). Но такое безусловное заключение было бы неверно: на основании ст. 30 устава «чины прокуратуры обязаны охранять в круге своего ведения государственные интересы». Способ же охранения предоставлен всецело их усмотрению, так что они свободно распоряжаются преследованием и, как будет указано ниже, могут во всякое время отступить от него. Действия их определяются, следовательно, не только законностью, но и государственными интересами, которые иногда требуют оставления преступления, наказуемого по закону, без преследования. Правильнее поэтому будет сказать, что австрийская прокуратура руководствуется началом законности, сообразованным с началом уместности (Opportunitatsprincip), т.е. должна производить уголовное преследование постольку, поскольку это не противоречит государственным интересам. (243) Вывод этот подтверждается и 3 ч. ст. 2 у. у. с., на основании которой «публичное обвинение погашается, если состоится императорское повеление о невозбуждении преследования или о прекращении преследования, уже возбужденного против какого-либо наказуемого деяния». Такое постановление, всюду в действительности практикуемое и вытекающее из самой природы уголовного преследования как справедливого и общеполезного акта государственной власти, впервые введено в закон австрийским правом и еще неизвестно другим европейским законодательствам. В определенных законом случаях чины прокуратуры могут быть отводимы или, точнее, должны сами отвести себя от исполнения своих обязанностей. Этот отвод по законным поводам (Ausschliessung) отличается от другого отвода по причинам, заранее не определенным, но таким, которые подвергают сомнению беспристрастие отводимого (Ablehnung), Последнему виду отвода прокуроры не подлежат, а сами пользуются правом его против судей и судебных чиновников, причем решение вопроса о таком отводе принадлежит в порядке подчиненности высшему суду или председателю суда. На том же основании прокуратура может предъявлять отвод против целого суда или его состава и ходатайствовать о перенесении дела в другую территориальную юрисдикцию.
- - - - - - - - - - - - - - - -
(243) Wargha, 132.
- - - - - - - - - - - - - - - -
Содержание обвинительной деятельности прокуратуры распределяется по 4 главным моментам австрийского уголовного процесса: 1) дознание, Vorerhebungen, 2) следствие Voruntersuchung или Vorferfahren, 3) предание суду, Versetzung in der Anklagestand, составляющее вместе с приготовительными к суду распоряжениями так называемый Zwischenverfahren я 4) судебное рассмотрение, Hauptverhandlung (Hauptverfahren).
Дознание, Vorerhebung, (§§ 84–90 у. у. с.) не есть еще акт уголовного преследования, которое начинается возбуждением следствия или непосредственным внесением в суд обвинительного акта. Цель дознания – собрать необходимый материал, nothige Anhaltspunkte, для выяснения вопроса о том, должно ли быть возбуждено судебное преследование против определенного лица. Все сведения и заявления о совершившемся уголовном преступлении и виновном в нем лице сосредоточиваются у прокуратуры, от которой они и получают дальнейшее направление. Должностные лица и установления, между прочим и полиция, сообщают о всех известных им признаках преступления прокуратуре, а в случае опасения, что следы его могут изгладиться от замедления, то и местному участковому судье. Равным образом и частные лица могут заявлять о таковых же признаках прокурору, а также следственному или участковому судье или чинам полиции, которые все полученные ими этим путем указания передают немедленно прокуратуре. Последняя должна проверить (prufen) все поступившие к ней сведения и заявления о совершившемся преступлении и разыскивать виновных в их содеянии. При этом она соблюдает необходимую осторожность относительно заподозренного лица, особенно если указания получены из источников, не вполне достоверных «для того, чтобы в пределах возможности убедиться в правдивости или неосновательности сообщенных данных». Органами этой проверки служат не только чины полиции, но и судьи, участковый и следственный, что и составляет своеобразную черту австрийского дознания.
Смотря по обстоятельствам дела и местным удобствам, прокурор предлагает о производстве первоначального расследования одному из этих органов, действующих каждый в своей сфере. Судьи соблюдают при этом все правила предварительного следствия; обыкновенно следователь привлекается к этой обязанности в городах, где находится окружный суд, и вообще по делам более важным, к участковым же судьям прокуратура обращается в тех случаях, когда не находит возможным положиться на местных полицейских или общинно-административных чинов. Что же касается до собственно полицейского дознания, то прокурор может возложить на полицию производство бесприсяжных расспросов, при котором может и сам присутствовать; обыски и осмотры производятся полицией лишь в случае безотлагательной в том надобности или отсутствия судебных чинов. Вообще прокурор имеет право находиться во время совершения полицией таких следственных действий, при которых нужно соблюдение предписанных законом обрядов и формальностей. Тем не менее, протоколы произведенных полицией обысков и осмотров должны быть немедленно переданы следователю, который рассматривает их со стороны формы и полноты и в случае надобности повторяет производство или производит дополнительные действия. Руководя дознанием, прокурор дает ему общее направление, но может также потребовать и отдельных, определенно указанных действий. С чинами полиции рекомендуются преимущественно личные и словесные сношения, хотя прокуратура вправе требовать и письменных себе сообщений о ходе и результатах дознания. В случае допущения полицейскими или административными чинами при производстве дознания упущений, неправильностей или медленности прокуратура возбуждает вопрос об ответственности виновных через их начальство или доносит о том своему.
На случай получения сведений о преступлении помимо прокуратуры следственный и участковый судьи облечены некоторыми самостоятельными полномочиями, но результаты их и здесь в охранение обвинительного начала сообщаются на дальнейшее распоряжение прокурора. Так следователь предпринимает лишь те действия, которые нельзя отложить без вреда для целей расследования или без пропуска какого-либо установленного в законе срока; затем, сообщив прокурору о принятых мерах, следователь выжидает его предложений.
Участковый судья, сообщив полученные им сведения прокурору, принимает меры к охранению следов преступления и производит первоначальные розыскные действия, а также совершает и неотложные следственные акты. Протоколы произведенного дознания участковый судья должен с возможною скоростью препроводить к прокурору. По арестантскому делу срок для этого полагается 7-дневный, причем прокурор, не позже как через три дня по получении производства от участкового судьи, обязан или освободить арестованного из под стражи и от преследования, или возбудить о нем предварительное следствие.
Назначением дознания определяется и связь его с последующим производством. Если прокурор на основании дознания убедится в возможности возбудить преследование против известного лица, то он или предлагает следователю о производстве следствия, или же вносит в суд обвинительный акт. В противном случае, он оставляет поступившее к нему заявление или сообщение без последствий, о чем с кратким указанием мотивов уведомляет следователя, препровождая к нему и акт дознания, которое тотчас же и прекращается постановлением следователя.
Участию прокуратуры в дознании, также как и указанному ниже праву ее вносить в известных случаях обвинительный акт без следствия, законодатель придает большое практическое значение. Глазер усматривает в этих институтах чрезвычайное облегчение суда: «прокуратура должна, – говорит он, – пользоваться своим правом действовать через органы, которые могут производить первоначальное расследование с таким же успехом, как и суды, и нередко даже с большею пользою, так как деятельность их гораздо свободнее. Ничто не может убедительнее оправдать и поддерживать существование прокуратуры при судах, как стремление ее облегчать работу этим последним и старание освободить их от такого труда, который она сама может исполнить». В самом деле, развитием дознания в ведении прокуратуры не только осуществляется обвинительное начало уголовного процесса, но и достигается существенная экономия участвующих в нем сил (244).
- - - - - - - - - - - - - - - -
(244) Glaser. Erlass, 6, 8.
- - - - - - - - - - - - - - - -
Производство предварительного следствия, Voruntersuchung (ст. 91–206 у. у. с.) поставлено в зависимость с одной стороны от рода и процессуального направления дел, а с другой – от предложения прокурора или жалобы обвинителя. Следствие необходимо для предания кого-либо суду присяжных и по делам об отсутствующих обвиняемых; во всех остальных случаях возбуждение его предоставлено усмотрению прокуратуры. Предметом следствия является не преступление, безотносительно к обвиняемому, а точно обозначенное обвинение, предъявленное к определенному лицу. Цель следствия проверить такое обвинение и выяснить обстоятельства дела, насколько это необходимо или для прекращения преследования, или же для предания обвиняемого суду и приготовления нужных при судебном рассмотрении доказательств. Следствие ограничивается лишь тем лицом и тем преступным деянием, относительно которого заявлено требование обвинителя. Прокурор, возбуждая следствие, обязан сообщить следователю первоначальное заявление, полученные в подкрепление его доказательства и результаты дознания, если таковое было произведено. Затруднения, встреченные следователем при исполнении прокурорского предложения о начатии следствия, разрешаются совещательною камерою окружного суда (Rathskammer), по выслушивании объяснений следователя и заключения прокурора. Следствие производится следственным судьей вполне самостоятельно, при равноправном участии обеих сторон, прокурора-обвинителя и обвиняемого, с его «юридическим советником» (Rechtsbeistand), т.е. защитником. Обе стороны могут просить следователя о производстве тех или других следственных действий и присутствовать при осмотрах и обысках, указывая при этом на предметы, подлежащие, по их мнению, исследованию. Но при формальных допросах свидетелей и обвиняемых они не присутствуют, причем меры обеспечения личности принимаются или на основании закона (245), или по соглашению следователя с прокурором, разномыслие между которыми разрешается совещательною камерой. Этому коллегиальному учреждению присвоено наблюдение за производством следствий, не принадлежащее прокуратуре, которая только в составе этой камеры своими заключениями может оказывать известное влияние на ход следствия. (246) При самом же производстве следствия прокурор вместо того первенствующего и руководящего положения, которое он занимает при дознании, строго ограничен правом обвинительной стороны, отстаивающей перед следственным судьею законные интересы обвинения. Наравне с обвиняемым прокурор может обжаловать все действия следователя совещательной камере, определения которой он может, кроме того, обжаловать и в судебную палату. Единственное право, практически возвышающее прокуратуру над противною стороною во время следствия, заключается в открытой прокурору возможности продолжать при содействии полицейских и иных властей собирание материала, могущего иметь для дела значение, хотя и здесь пользование этим материалом и включение его в следствие вполне зависит от следователя (247). Прекращение следствия, а вместе с ним и уголовного преследования по публичным преступлениям во всяком положении дела предоставлено прокуратуре. Формула прекращения, обязательного для следственного судьи по прокурорскому предложению, различается смотря по процессуальному моменту и не содержит в себе мотивов такого распоряжения прокурора. При производстве следствия он может потребовать его прекращения или взять назад свое заявление об уголовном преследовании, по окончании же формального исследования – заявить о том, что он не находит достаточных оснований к преданию суду или судебному производству. В случае подобного отказа прокуратуры от преследования, все права ее по этому последнему переходят к участвующему в деле потерпевшему (Privatbetheiligte), который может взять на себя дальнейшее обвинение, хотя прокурор и не теряет права впоследствии вновь вступить в дело на прежнем основании.
- - - - - - - - - - - - - - - -
(245) Напр., по делам о преступлениях, подвергающих смертной казни или тяжкому заключению, обязательно содержание обвиняемого под стражей (ст. 180 у. у. с.).
(246) Так, прокурор присутствует при ежемесячных словесных докладах следственного судьи совещательной камере о ходе производимых им следствий, причем имеет право давать суду соответственные предложения.
(247) Vollzugsvorschrifft, § 72.
- - - - - - - - - - - - - - - -
§ 25. Предание суду и судебное рассмотрение. – Частное обвинение.
Если прокуратура не признала нужным прекратить следствие, то по его окончании наступает следующая стадия процесса – предание суду, Versetzung in der Anklagestand, которую, впрочем, по ее содержанию было бы точнее назвать приготовлением обвинения (ст. 112, 207–219 у. у. с.).
Окончив следствие, следователь препровождает его к прокурору, который в течение 8 дней должен дать ему дальнейшее направление, т. е. возвратить его следственному судье с обвинительным актом или с заключением о прекращении или дополнении следствия. При прекращении дела об этом объявляется потерпевшему, который может в течение 14 дней внести жалобу, вполне заменяющую обвинительный акт прокуратуры. В случае составления обвинительного акта последний не подвергается предварительному судебному рассмотрению, которое признается бесцельным и для сторон обременительным. Предание же суду совершается в особом, совершенно новом порядке; в основание его положены три главные цели: 1) сделать возможным упрощение процесса, не покупая эту выгоду слишком высокой ценой медленности в производстве; 2) доставить обвиняемому защиту против неправильного привлечения к суду, когда он считает это нужным и возможным, но не распространять этой гарантии на тех, для кого она является лишь отягчением, и 3) установить твердую почву для судебного следствия, не стесняя пустыми формальностями свободу суждения у судьи, постановляющего приговор (248). Сущность этого порядка сводится к нижеследующему. Разрешение вопроса о том, следует ли предъявить суду обвинение, а также и формулировка его в обвинительном акте принадлежит обвинителю. В обвинительном акте, кроме точного обозначения обвинения и обвиняемого, должно заключаться и краткое, но полное изложение обстоятельств дела в том виде, как они выясняются из первоначального заявления или из данных, добытых дознанием и следствием. По объяснению мотивов устава такое определение содержания обвинительного акта «должно сдержать прокурора в пределах строгого, согласного с производством изложения и устранит страстные, односторонние и романически изукрашенные представления, которые нередко имеют место во французских обвинительных актах» (249). В акте должны быть указаны не только вызываемые в суд свидетели и эксперты, но и вообще доказательства и документы, которыми обвинитель предполагает воспользоваться на суде. Сюда же может быть включено и предположение о заарестовании оставленного на свободе обвиняемого. Обвинительный акт препровождается следственному судье (если же следствия произведено не было, то президенту совещательной камеры окружного суда) в таком количестве экземпляров, чтобы каждому из обвиняемых мог быть вручен таковой. Обвиняемому или его защитнику предоставляется право и возможность в течение 8 дней со времени вручения обвинительного акта заявить против него возражение, которое вместе с актом и подлинным производством поступает на рассмотрение судебной палаты. Если же такого возражения в срок не последовало, то дело передается в надлежащий суд для разрешения по существу. Судебная палата, рассматривая при участии своего прокурора жалобу обвиняемого на обвинительный акт, прежде всего разрешает вопрос о подсудности, а затем или утверждает обвинительный акт, или отменяет его в полном составе или отдельных частях, или, наконец, возвращает его для исправления за нарушением форм или неясностью изложения; никаких же самостоятельных определений о дополнении или изменении обвинительного акта палата не постановляет. На подобные определения палаты стороны, в том числе и прокурор, могут приносить в определенных случаях кассационные жалобы против допущенных палатою нарушений закона. Обвинительный акт считается вступившим в законную силу и предание суду состоявшимся, когда 1) обвиняемый по вручении ему акта откажется от заявления против него возражений, или 2) пропустить установленный для этого срок, или же когда 3) судебная палата утвердит обвинительный акт, обжалованный обвиняемым.
- - - - - - - - - - - - - - - -
(248) Motivenbericht 67, 68.
(249) Motivenbericht. 69. Ближайшее разъяснение требований, предъявляемых в указанном общем духе (ст. 207 У. У. С.) к составлению обвинительных актов, было предметом целого ряда обстоятельных циркуляров австрийского министерства юстиция: 1880 г., 9 и 19 февраля, 1882 г. 80 сентября, 1883 г. 15 февраля, 1886 г. 26 марта и др.
- - - - - - - - - - - - - - - -
Изложенный порядок, представляющий нововведение австрийского процесса, высоко ценится в теории за его соответствие разумному обвинительному началу. Усиливая власть и значение, а с ними и ответственность прокуратуры, он в тоже время вполне обеспечивает права и интересы как обвиняемого, так и потерпевшего. Местные юристы отдают справедливость и практическим его достоинствам: простоте и скорости производства, которое восходит на рассмотрение судебной палаты лишь в редких случаях, между тем как тяжесть постановки обвинения всецело лежит на прокуратуре и побуждает ее к осторожности и внимательности в его предъявлении.
При судебном рассмотрении, Hauptverhandlung, прокуратура, строго замкнутая в положении стороны, имеет одинаковые права с частным обвинителем и подсудимым или его защитником. В общем ходе судебного заседания следует отметить лишь некоторые касающиеся ее черты. Присяжных она отводит в равном количестве с защитою с таким расчетом, чтобы их осталось не менее 12; при нечетном числе защита отводит одним больше. На судебном следствии прокуратуре рекомендуется деятельное и энергическое участие в исследовании доказательств при соблюдении глубочайшего уважения к суду и его председателю. Особенную помощь должна она оказывать последнему в разъяснении дела, по которому не было произведено предварительного следствия. В делах с присяжными прокурору вменяется в обязанность «содействовать упрощению предмета обсуждения, а также выяснению и упорядочению доказательного материала, устраняя при этом несущественные и второстепенные пункты, замедляющие ход дела и отвлекающие внимание от его сущности» (250). Допрос свидетелей и экспертов производится сторонами непосредственно; допрашивать же обвиняемого обвинитель не вправе вовсе. Особенной заботливости прокуратуры поручаются интересы обвинения при редактировании подлежащих разрешению вопросов, которые ставятся перед заключительными прениями. До самой постановки этих вопросов прокурор может отказаться от обвинения, и тогда суд немедленно провозглашает оправдательный приговор, не передавая дела на решение присяжных. После утверждения вопросов «слово дается прокурору для изложения выводов судебного следствия и мотивированного заключения его о вине подсудимого и применении к ней уголовного закона» (ст. 255, у. у. с.). Меры же наказания прокурор ни в каком случае, ни в заседании без присяжных, ни после их вердикта, не высказывает, «для того чтобы даже косвенно не повлиять на свободное обсуждение судом этого предмета».
- - - - - - - - - - - - - - - -
(250) Glaser. Erlass, 11.
- - - - - - - - - - - - - - - -
Относительно характера и пределов обвинительной речи в законе постановлений не имеется, но в неоднократно уже цитированном руководящем для прокуратуры циркуляре Глазера содержится в сжатом виде целое практическое учение по этому капитальному отделу прокурорской деятельности. Прекрасные советы знаменитого юриста и первого руководителя новой австрийской прокуратуры заслуживают дословного их воспроизведения: «Содержание речей, произносимых вслед за постановкою вопросов, всего целесообразнее определять пределами этих последних. Их разъяснение вместе с ясным, наглядным и убедительным изложением выводов из судебного следствия, обусловливающих ответы на вопросы, должно быть главным предметом прений. Речи сторон должны действовать на рассудок присяжных, приводить их к обдуманной оценке доказательств, убеждать их доводами, извлеченными из актов, и соответствующими жизненному опыту присяжных. Наоборот, необходимо избегать всего, что дает перевес их чувству над разумом и клонится к возбуждению в них страстей и увлечения. Для уголовного правосудия недостаточно достигнуть своей цели в отдельном казусе; из самого способа образования приговора всем должно быть очевидно, что он не есть дело случая, а является произведением тех государственных установлений, которые своим взаимодействием обеспечивают исключительное господство в уголовном суде правды и справедливости. Это немыслимо, если из хода заседания, предшествующего вердикту, будет возникать сомнение, не решили ли бы присяжные иначе при более спокойном обсуждении? Единственное чувство, к которому прокурор вправе неустанно обращаться на суде присяжных – это их чувство долга. Везде, где можно и необходимо, им следует напоминать, что они не имеют никакого права судить по произволу, исправлять мнимые недостатки закона, проводить свои политические, национальные или религиозные взгляды; что они призваны принять участие в судебном приговоре, которым должны руководить только истина и беспристрастие под опасением тяжкого нарушения общей и личной безопасности и, наконец, что, как беспристрастные судьи, они обязаны согласовать свои решения с действительными актами и определением действующего закона» (251).
- - - - - - - - - - - - - - - -
(251) Glaser. Erlass. 12, 13. – Образцом прокурорского красноречия этого характера служат талантливые речи графа Ламезана, который в 70-х годах в должности прокурора Венского городского суда был грозой крупных гешефтмахеров и приобрел громкую репутацию энергического и в высшей степени даровитого обвинителя.
- - - - - - - - - - - - - - - -
Из числа остальных касающихся прокуратуры постановлений австрийского права нужно упомянуть еще об институте кассационного обжалования для охранения закона, Nichtigkeitsbeschwerde zur Wahrung des Gesetzes, представляющее усовершенствование французского pourvois или recours dans l'inter;t de la loi (ст. 33. y. y. c.). Такому обжалованию подлежат все приговоры и определения, в основание которых положено прямое нарушение закона или явно неправильное его применение. Протесты этого рода подаются прокуратурой, хотя бы другие стороны и пропустили сроки на обжалование. Но право это принадлежит одному генерал-прокурору при кассационном суде, разрешению которого и подлежит такой протест. Поводами к нему могут служить поручение министра юстиции, собственное усмотрение генерал-прокурора и представления ему низших прокурорских чинов. Отмена в этом порядке приговора или определения действительна в пользу обвиненного подсудимого и остается без последствий во вред оправданному.
Давая прокуратуре столь обширные полномочия по уголовному преследованию, австрийское законодательство, естественно, не могло не озаботиться установлением существенных гарантий против злоупотребления обвинительною властью со стороны должностных ее органов. При этом мотивы австрийского устава уголовного судопроизводства различают две категории таких возможных злоупотреблений, смотря по тому, вытекают ли они из положения и действий отдельного органа прокуратуры, или же из общего ее положения по отношению к правительству. Против злоупотреблений первой категории считаются достаточными общие гарантии: угроза уголовного закона о преступлениях по должности, дисциплина и иерархическая организация института государственных обвинителей и контроль над ними общественного мнения. Но наиболее действительными наука и практика признают процессуальные институты, ограждающие интересы частных лиц и служащие как бы противовесом деятельности прокуратуры: защита обвиняемых, начиная с предварительного следствия (ст. 38–47. у. у. с.), и вспомогательное частное обвинение потерпевшего, Priwatklage и subsidiare Anklage des Privatbetheiligten. (ст. 46–60 у. у. с.). Этот последний институт разработан в законе с особенною обстоятельностью и составляет ценное достояние австрийского процесса. По делам о преступлениях, преследуемых не иначе как по частной жалобе, действует потерпевший в качестве частного обвинителя (Privatanklager), вполне и во всем заменяя обвинителя. По делам о преступлениях публичных потерпевшему как частному лицу, участвующему в процессе (Privatbetheiligte), также принадлежат обширные права. С самого возбуждения дознания, он может рассматривать производство и делать прокурору и следователю заявления, клонящиеся к изобличению виновного или к подтверждению гражданского иска, предъявление которого вовсе не есть, однако же, условие участия в деле потерпевшего. На судебном следствии он является вторым после прокурора обвинителем. В случае же, если прокурор в какой бы то ни было момент процесса отступит от преследования или выскажется за его прекращение, частный обвинитель уполномочен заменить государственного и продолжать на свой страх преследование с небольшими лишь ограничениями в правах по его ведению. Это не лишает прокурора возможности быть в курсе дела, рассматривать его акты и вновь вступить в него, как только он это найдет нужным. Таким образом, всякий пробел прокурорской деятельности в ограждении нарушенных преступлением частных прав может быть немедленно восполнен заинтересованным в этом лицом, и нет речи о вреде, происходящем от монополии государственного обвинения. Совокупность указанных гарантий побуждает законодателя не опасаться злоупотреблений второй категории, зависящих от условий политического свойства. Он не верит самой возможности того, чтобы «правительство, через министра юстиции, которому так строго подчинены органы обвинительной власти, могло злоупотреблять положением последних, для того чтобы производить недостойное влияние на правосудие и вместо заботы о справедливом, нелицеприятном и целесообразном его отправлении укрывать из каких-либо предосудительных мотивов известных лиц или известные правонарушения от кары уголовного закона. Нельзя допустить, чтобы правительство действительно решилось сделать своих подчиненных соучастниками и свидетелями такого образа действий и запечатлеть его притом в официальной переписке, которой едва ли можно избежать в подобных случаях. К тому же трудно предположить, чтобы власть, столь неразборчивая в средствах, не нашла других, менее сомнительных и неудобных. Во всяком случае необходимо обратить внимание на то, что гарантии против таких злоупотреблений, нарушающих общественные интересы, должны заключаться вовсе не в уголовно-процессуальных, а в государственных учреждениях» (252).
- - - - - - - - - - - - - - - -
(252) Motivenbericht der Regierung 24, 25.
- - - - - - - - - - - - - - - -
§ 26. Особенные обязанности – Финансовая прокуратура.
В заключение остается упомянуть о деятельности прокуратуры в некоторых более характеристичных, особых видах уголовного судопроизводства.
1. Она принимает деятельное участие не только в отправлении, но и в самом установлении суда военного положения, Standgericht, standrechliches Verfahren (ст. 429–445 у. у. с.). В Австрии суд этот организуется в составе общей гражданской юстиции по собственному ее почину и действует на основании особых постановлений общего устава уголовного судопроизводства, с исключительною строгостью и быстротою. В случае восстания (Aufruhr) или беспорядков, которые не могут быть подавлены ординарными средствами, от соглашения между начальником края (Landeschef), президентом и прокурором судебной палаты зависит временно установить для данной местности подобный чрезвычайный суд, который в известных обстоятельствах может быть учрежден и по соглашению министров внутренних дел и юстиции. Если же от промедления может произойти опасность (Gefahr ит Verzuge), то на такое же распоряжение уполномочен местный окружной начальник по соглашению с президентом и прокурором окружного суда. В ведомстве этого последнего и образуется «суд военного положения» в составе 4-х судей и прокурора, который производит сокращенным порядком преследование подсудных суду преступлений, донося обо всем прокурору палаты. Главнейшее из карательных средств такой суммарной репрессии – смертная казнь. Действие этого экстраординарного порядка по миновании в нем надобности отменяется теми же должностными лицами, которые его установили и на том же основании. В нем нельзя не видеть большого доверия закона к общему суду и его прокуратуре.
2. Не менее важно ее значение и в производстве о преступлениях по делам печати Strafverfahren in Pressachen (ст. 483–494 у. у. с.). Произведения печати, изданные с нарушением закона об этой последней или подлежащие по своему содержанию преследованию в публичном интересе (im offentlichen Interesse), могут быть подвергнуты аресту (Beschlagname) по распоряжению полиции или прокуратуры. В первом случае полиция в течении 24 часов обязана представить экземпляр задержанного издания прокурору, который как в этом случае, так и при непосредственно наложенном им аресте должен в течение 3 дней внести дело на рассмотрение окружного суда; определением этого судебного места отменяется или подтверждается наложенный арест. В последнем случае прокуратура обязана в течение 8 дней возбудить или уголовное преследование против известного лица за наказуемое нарушение постановлений о печати, или же то особенное безличное производство, которое имеет целью вызвать так называемое «объективное определение» (objective Erkenntnis), поражающее не автора или издателя, а только само инкриминированное произведение. «Прокурор может, – гласит ст. 493 у. у. с., – хотя и не возбуждая преследования против определенного лица, в публичном интересе предложить суду о признании наказуемым деянием самого содержания произведения печати, с воспрещением вследствие этого его дальнейшего обращения».
3. Прокуратуре при низших, участковых судах (Bezirksgericht) принадлежит возбуждение особого сокращенного или суммарного производства о маловажных проступках, наказуемых не свыше месячного ареста или денежного штрафа (Mandatsverfahren; стр. 460–462 у. у. с.). По этим делам по предложению прокурора судьею может быть назначено наказание без судебного производства на основании доставленных судье сведений посредством так называемого «карательного определения» (Strafverfugung), причем наказание не должно превышать 3-дневнаго ареста или 15 гульденов штрафа. Прокуратура широко пользуется этим порядком, в особенности по мелким нарушениям общественного благоустройства и благочиния, достигая тем, кроме ускоренной репрессии и упрощенной процедуры, еще и значительного сокращения времени, труда и издержек для всех участвующих в процессе.
4. Австрийская прокуратура, как уже упомянуто, не несет никаких судебно-административных обязанностей. Единственным исключением, делающим из нее до известной степени орган судебного управления, представляется постановление ст. 37 у. у. с., на основании которой чины прокуратуры ежегодно представляют по начальству стекающиеся у министра юстиции отчеты о решенных и оставшихся еще не рассмотренными делах, об общем ходе и состоянии правосудия, а также и о недостатках, обнаруженных в законодательстве и судебной практике.
5. Что же касается до представительства фискальных интересов перед судом, то для исполнения этой обязанности в Австрии существует организованное еще законом 13 августа 1851 г. особое учреждение под именем «финансовой прокуратуры», Finanzprocuratur, заменившее старый австрийский фискалат. Составляющие ее должностные лица (советники, редакторы и чины канцелярии) находятся в ведении министерства финансов и распределены по провинциям в непосредственном подчинении начальства местного финансового управления (Praesidium der Finanzlandesbehorde). Назначение их и предметы ведомства заключаются: 1) в судебной защите и вообще в представительстве на суде по делам, касающимся имущества казны и тех установлений, которые в отношении имущества к ней приравниваются, без различия ведомства или министерства, 2) в доставлении по требованиям административных учреждений заключений по их имущественным делам и 3) в содействии по таковым же требованиям при совершении сделок. Отсюда видно, что название «финансовая прокуратура» не совсем точно; это скорее «финансовая адвокатура», институт должностных поверенных, стряпчих, юрисконсультов казны и других аналогичных установлений по делам фискального свойства, от участия в которых, таким образом, вовсе освобождена общая государственная прокуратура (253).
- - - - - - - - - - - - - - - -
(253) Подобное же учреждение законами 28 ноября 1875 и 16 января 1876 г. введено и в Италии (под именем uffici di regi avocati erariali). Во главе его стоит подчиненной министру финансов главный казенный адвокат (avocato generale erariale), под руководством которого действует более 200 «казенных адвокатов». С введением этого института общая государственная прокуратура, состоящая при судебных палатах и окружных судах, освобождена от участия в гражданских делах, кроме предъявления заключений по делам брачным и тех случаев, когда она по закону обязана действовать в качестве истца и вообще стороны. Все же представительство и защита фискальных и вообще финансовых интересов разных ведомств лежит на «казенной прокуратуре». (Тур. О финансовой прокуратуре в Австрии и Италии 1886).
- - - - - - - - - - - - - - - -
III
СОВРЕМЕННАЯ ГЕРМАНСКАЯ ПРОКУРАТУРА (254)
- - - - - - - - - - - - - - - -
(254) Entwurf eines Gerichtsverfassungsgesetzes fur das deutsche Reich mit Motiven und Anlagen. – Entwurf einer Strafprocessordnung fur das deutsche Reich mit Motiven und Anlagen 1874. – Комментарии Lowe, Schwarze, Bomhard und Koller и др. Kayser. Die Strafgerichtsverfassung und das Strafverfahren des deutschen Reichs 1879 95. – Holtzendorf. Handbuch 1, 425–457 (статья Fuchs’а), Il 582–594 (статья Schvarze). Stenglein. Lehrbuch des deutschen Strafprocessrechtes. 1887. – Ortloff. Lehrbuch der Kriminalpolizei. 1881. – Koenig. Die geschafsverswaltung der Staatsanwaltschaft in Preussen 1882. – Tinsch. Die Staatsanwaltschaft in deutschen Strafprocessrecht 1883. – Marck. Die Staatsanwaltschaft bei den Land- und Amtsgerichten in Preussen 1884.– Genzmer. Das Verfahren des Amstanwalts 1879. – Borchert. Die Geschaftsanwiesung fur die Amtsanvalte. 1884. – Stachow. Einleitung in die Thatigkeit des Staatsanwalts. 1888. – Фойницкий. Курс стр. 600. – Сергеевский. Институт государственных обвинителей в новом общегерманском процессе («Журнал гражд. и уголов. права» 1878 кн. 2). – Материалы для пересмотра законоположений о порядке производства предварительного следствия, стр. 127. – Учреждение судебных установлений и устав уголов. судопроизвод. для Германской империи, перевод Соболева.
- - - - - - - - - - - - - - - -
§ 27. Устройство.
Нынешняя германская прокуратура организована и действует на основании изданных для Германской империи учреждения судебных установлений (Gericchtsverfassungsgesetz) 27 января 1877 г. (tit 10 ст. 142–153) и устава уголовного судопроизводства (Strafprocessordnung) 1 февраля того же года (особенно ст. 151–175); законы эти введены в действие в 1879 г. и, таким образом, имеют за собою лишь весьма краткое практическое их испытание, еще недостаточное для основательной оценки достоинств и недостатков. Было бы поэтому несправедливо судить о германской прокуратуре с одной лишь теоретической точки зрения, по таким сторонам ее законодательного построения, в которых замечается неясность и невыдержанность в последовательном проведении руководящих принципов. Не следует упускать из виду, что в отношении прокуратуры новые имперские судебные законы (Reichsjustizgesetze) явились результатом продолжительной и упорной борьбы между противоположными течениями в науке и разнообразными требованиями действительной жизни. Озабоченное соглашением тех и других, законодательство в своем первом опыте юридического объединения страны, привыкшей к партикуляризму, должно было остановиться на компромиссах, которые повредили цельности института прокуратуры и дали повод русскому ученому назвать его «бесцветным» и, так сказать, «неорганизованным» (255). Приговор этот, основанный на одном теоретическом обсуждении предмета, едва ли не слишком скор и смел. Практика уже кладет на германскую прокуратуру свои весьма определенные краски, а если они будут пестры, с сохранением, впрочем, общего тона, то это входит в благоразумные расчеты общегерманского права, стремящегося к тому, чтобы в пределах основных норм не стеснять свободного развития местного законодательства во всем, что касается подробной разработки учреждения и ближайшего применения их к действительности. С особенною ясностью и силой проявилось такое направление в постановлениях об устройстве, которое в имперском законе намечено лишь в самых общих и принципиальных чертах; определение же всех частных и отдельных условий прокурорской службы предоставлено законодательствам отдельных государств (Landesgesetze). Поэтому в каждом из них учреждение прокуратуры может развиваться в известных границах самостоятельно, хотя и здесь сказывается подавляющая гегемония Пруссии для всей остальной Германии. (256)
- - - - - - - - - - - - - - - -
(255) Сергеевский стр. 193.
(256) В Пруссии институт прокуратуры разработан с большою обстоятельностью в специальных источниках, которые служат развитием имперского законодательства о нем. Таковы, кроме старой, но еще не совсем вышедшей из употребления министерской инструкции 13 ноября 1849 г., 1) tit. 9 (§§ 68–67) закона 24 апреля 1879 г. о приведении в исполнение нового учреждения судеб. установ. (Ausfuhrungsgesetz); 2) инструкция (Geschaftsanweisung) для прокурорских канцелярий 3 августа 1879 г., 3) инструкция для участковых прокуроров (Geschaftsanweisung fur die Amtsanwalte) 28 августа 1879 г. и 4) ряд циркулярных распоряжений министерства юстиции, в котором, сверх того, уже собирается и обрабатывается материал и для общего наказа прокуратуре. В виду первенствующего и типического значения прусских институтов, им и отведено главное место в последующем изложении.
- - - - - - - - - - - - - - - -
Нет недостатка и в научно-литературной разработке предмета. Новая германская прокуратура уже имеет свою довольно богатую литературу: кроме множества журнальных статей, учебники Гольцендорфа, Гейера, Ортлоффа, Штенглейна, Биндинга, Кайзера и др. дают сжатое, но вполне обстоятельное изложение предмета, в исследовании Тинша рассматриваются с критической точки зрения его основные моменты и начала, а специально посвященные прокуратуре руководства Марка, Борхерта, Генцмера (последних двух для участковой прокуратуры), Кенига, Стахова заключают в себе более или менее подробное систематическое изложение ее догмы и техники, до мелочей делопроизводства включительно.
Устройство германской прокуратуры, по имперским узаконениям и главнейшим правилам местных законов, представляется в следующем общем виде. «При каждом судебном месте должна состоять прокуратура», – таково основное его положение, обязательное для всех государств Германии (ст. 142 учр. суд. устан.). Оно допускает установление одной прокуратуры для нескольких судов, чем и пользуются небольшие государства в целях экономии. Для исполнения прокурорских обязанностей состоят: 1) при высшем имперском суде в Лейпциге (Reichsgericht) – имперский обер-прокурор (Ober-Reichsanwalt) и несколько имперских прокуроров (Reichsamvalte), в качестве его товарищей; 2) при судах 1 и 2 инстанции, соответствующих нашим окружным судам и судебным палатам (Landesgericht и Oberlandesgericht), между прочим, и при суде присяжных в ведомстве лангерихта (Schwurgericht) – один или несколько прокуроров (Staatsanwalte), и 3) при участковых судах (Amtsgericht), соответствующих нашим мировым судам, а, следовательно, и при суде шеффенов (Schoffengericht) – один или несколько участковых прокуроров (Amtsanwalte). В обоих последних случаях слово «прокурор» употребляется в собирательном смысле для обозначения родового понятия. В составе же каждой отдельной прокуратуры один из чинов ее является начальствующим над остальными, которые действуют в качестве его заместителей (Vertreter) или товарищей. Такой глава прокуратуры носит название: при суде 2-й инстанции – прокурор судебной палаты, Oberstaatsanwalt в одних государствах (напр., в Пруссии), Generalstaatsanwalt – в других (в рейнских провинциях) и Kronoberanwalt – в третьих; при суде 1-й инстанции – прокурор окружного суда – erster Staatsanwalt (первый прокурор); все же прочие, будучи помощниками первых, называются просто «прокурорами» Staats– или Kronanwalte. Определение условий для службы в прокуратуре принадлежит местным законодательствам. Вообще для занятия прокурорской должности требуются те же данные, что и для судейской, а именно, после трехлетнего университетского курса нужно выдержать сначала государственный экзамен на звание «референдария» (Referendarexamen) – нечто вроде нашего кандидата на судебные должности – а затем после четырехлетней судебной практики, в том числе не менее 6-ти месяцев в прокуратуре, следует сдать еще испытание, уже более практического свойства на звание «судебного асессора» (Gerichtsassessor, Assessorexamen). Чины прокуратуры при имперском суде, по закону (ст. 149 учр. суд. уст.) не имеют судейского звания (sind nicht richterliche Beamte); в отношении прокуратуры при других юрисдикциях это зависит от местного судоустройства, которое или применяет ко всей прокуратуре имперское постановление, как в Пруссии и других государствах, или же, напротив, отряжает к исполнению прокурорских обязанностей лиц судейского звания, как в Саксонии, Брауншвейге, Вюртемберге и других. Во всяком случае, повсюду чины прокуратуры как таковые не пользуются несменяемостью, и, находясь в непосредственной зависимости от правительства, связаны между собою единством и строжайшей служебной дисциплиной. Полное иерархическое подчинение низших высшим распространяется как на общее направление деятельности, так и на все без исключения действия по отдельным делам, (ст. 147 учр. суд уст.). Каждое высшее в порядке подчиненности должностное лицо прокуратуры может заменить подчиненного собою или другим лицом своего иерархического ведомства.
Чины имперской прокуратуры назначаются императором по представлениям союзного совета, и подчинены de jure единственно имперскому канцлеру, а фактически его органу по судебной части – имперскому судебному управлению (Reichsjustizamt).
По делам, подсудным имперскому суду в качестве 1-й и окончательной инстанции (о государственных преступлениях, направленных против всей империи; напр. об измене), все прокурорские чины Германии исполняют в точности поручения и указания высшей прокуратуры при имперском суде.
Чины прокуратуры при судах 1-й и 2-й инстанции назначаются везде местным правительством (Landesregierung) по представлениям министра юстиции, который и стоит в каждом государстве во главе прокуратуры, имея не только над нею большую дисциплинарную власть, но в Пруссии и важное право переводить всех членов ее с одного места на другое равного ранга. В объем дисциплинарных полномочий прусского министра юстиции входит, между прочим, наложение денежных взысканий в размере до 100 марок, чему, однако, должно всегда предшествовать простое предостережение.
Отношения прокуроров к судьям определены с достаточною ясностью. Вполне независимые от судов и судей, чины прокуратуры во время службы в ней не могут исполнять никаких судейских обязанностей и, в свою очередь, устранены от всякого надзора за судьями и судом (ст. 151 и 152 учр. суд. уст.).
Отношения прокуратуры к полицейским чинам обусловлены введением в Германии института «судебной полиции» французского типа. Законодательные мотивы весьма решительно высказываются в его пользу: «Одна из существеннейших выгод учреждения прокуратуры заключается именно в возможности определить без судебного производства неосновательность доноса или возникшего подозрения и тем избежать производства бесполезных следствий. А так как необходимые для этой цели расследования только в весьма редких случаях могут быть производимы самими органами обвинительной власти, то она и нуждается в других органах для исполнения этой стороны своей задачи… Против возражения, что одновременное подчинение полицейских чинов различным властям может повлечь за собою многие неудобства, нельзя не указать на отсутствие этих неудобств в тех государствах, где уже существует судебная полиция, подведомственная органам обвинительной власти». Другое возражение, с точки зрения интересов обвиняемого, также признается несостоятельным, так как «нельзя допустить, – говорят мотивы, – чтобы расследование полицейскими чинами, не подчиненными прокуратуре, совершалось более беспристрастным образом, чем производимое прямыми ее органами».
Согласно такому взгляду, закон (ст. 153 учр. суд. уст.) (257) постановляет, «что чины полиции общей и сыскной (Sicherheitsdienst) являются вспомогательными для прокуратуры должностными лицами (Hulfsbeamten) и в этом качестве обязаны исполнять ее распоряжения (Anordnungen)», – другими словами, вполне ей подчинены по раскрытию преступлений и обнаружению виновных, как это прямо и выражено в прусском законе. (258) Ближайшее определение разрядов тех чиновников, к которым относится это постановление, предоставлено местным законодательствам, и даже в пределах одного и того же государства различается по провинциям. Из прусского расписания по этому предмету видно, что в число чинов судебной полиции включены, кроме чисто полицейских органов, еще и многие должностные лица как местного общинного, так и фискального управления. (259) Независимо от судебно-полицейских чинов и все вообще даже не принадлежащие к ним чины полицейского ведомства обязаны при расследовании уголовных дел исполнять поручения и просьбы (Ersuchen und Auftrage) прокуратуры. Таким образом, эта последняя самим законом поставлена в челе (260) судебно-розыскного механизма, которым она и управляет самостоятельно и свободно, неся именно поэтому и прямую ответственность за правильность его действий.
- - - - - - - - - - - - - - - -
(257) Мотивы к ст. 81 и 82 проекта учрежд. судебн. установлений.
(258) Ausfuhrungsgesetz. V 24 April 1879, § 81.
(259) Borchert, 21.– О судебной полиции в Германии см. прекрасное по ясности руководство Ортлоффа – Lehrbuch der Criminalpolizei 1881.
(260) Во главе (устар.).
- - - - - - - - - - - - - - - -
Пределы ведомства должностного лица прокуратуры определяются подсудностью суда, при котором она состоит. Споры о подведомственности между прокурорскими чинами различных союзных государств разрешаются окончательно имперским обер-прокурором. Впрочем, при опасности, могущей произойти от промедления, на принятие неотложных мер уполномочен всякий прокурор, хотя бы дело и не подлежало его ведению.
Внутреннее устройство прокуратуры и распределение занятий между ее чинами характеризируются порядком, существующим по этому предмету в Берлине, а вслед за ним и в некоторых других больших центрах. При столичном окружном суде, Landgericht I Berlin, состоит прокурор, erster Staatsanwalt и 22 его товарища, Staatsanwalte, сверх неопределенного числа «асессоров», командируемых по мере надобности к исполнению прокурорских обязанностей. Один из старших товарищей прокурора по назначению министра юстиции управляет прокуратурой при столичном участковом суде (Amtsanwaltschaft), нося звание erster Amtsanwalt и находясь в прямом подчинение прокурору окружного суда. Участковые же прокуроры в Берлине назначаются почти исключительно из референдариев и асессоров, т.е. лиц, получивших юридическое образование и готовящихся на судебные должности. Затем остальные товарищи прокурора при ландгерихте распределяются по 5-ти человек по четырем прокурорским «отделениям» (Abtheilung), соответствующим 4-м отделениям суда, при особой в каждом канцелярии и секретаре. Каждый из членов такого отделения ведает свое особое делопроизводство, Decernat, почему и называется Decernent. Один из них главенствует над прочими (Abtheilungschef) и руководит действиями отделения, получая от прокурора суда указания и распоряжения и лично отправляя некоторые более важные дела, выделенные из ведения «децернентов». Круг действия прокурорского отделения совпадает с подсудностью известного отделения суда, которая, в свою очередь, определяется алфавитным порядком имен обвиняемых и потерпевших – напр., от А до Д и т.д., и лишь в виде исключения родом дела, территориального же распределения занятий между чинами прокуратуры не существует. Наконец, в непосредственном ведении прокурора окружного суда, сверх общего руководства подведомственной ему прокуратурой и дел, которые он признает нужным взять лично на себя, остается шесть категорий предметов, а именно: направление обвинений по делам, подсудным суду присяжных, кассационные или, по терминологии германского процесса, ревизионные протесты, возобновление дел, производство по просьбам о помиловании, переписка и сношения как с начальством, так и с центральными установлениями, и жалобы на действия должностных лиц. Он же исполняет и те немногие судебно-административные обязанности, которые по германскому праву местный закон может возложить на прокурорских чинов.
При участковых судах состоит особая прокуратура, Amtsanwaltschaft, как часть и подчиненный орган общей государственной прокуратуры. Область действия участковых прокуроров ограничивается уголовными делами, подсудными амстгерихту, с участием или без участия шёффенов. Назначение на должность или, точнее, командирование к исполнению обязанностей участкового прокурора зависит, по представлениям прокуроров судебных палат, от министра юстиции, который может поручать эти обязанности чинам общей прокуратуры, «судебным асессорам» и референдариям. Если же от министра не последовало назначения, то оно исходит от прокурора судебной палаты по соглашению с местным начальником провинции (Regierungspresident). Кроме названных должностных лиц судебного ведомства, в участковую прокуратуру определяются чины местной полиции, а за недостатком их – и начальствующие лица местного общинного управления (Vorsteher der Gemeindeverwaltung). Участковые прокуроры назначаются «впредь до отозвания» (auf Widerruf) и получают из казны небольшое вознаграждение. Они состоят в непосредственном подчинении прокурору окружного суда, а через его посредство и под руководством прокуроров палат, и министру юстиции. В участковой прокуратуре, состоящей из нескольких чинов, один назначается старшим и начальствует над другими. К постоянным участковым прокурорам назначаются заместители (Stellvertreter), заменяющие их в случае отсутствия, болезни и проч. Если же такого заместителя налицо не имеется, а между тем есть неотложная надобность в деятельности прокурора, то обязанности последнего при участковом суде временно возлагаются на какое-либо благонадежное лицо, по сношению прокурора окружного суда с старшим из участковых судей (Amtsgerichtvorsteher).
§ 28. Уголовное преследование и предварительное исследование преступлений.
Главным предметом деятельности прокуратуры являются уголовные дела, т.е. собственно уголовное преследование. Функции же ее в делах гражданских и судебно-административных и по содержанию, и по объему, имеют лишь весьма второстепенное значение, ограниченное отдельными, точно определенными в законе случаями.
Следуя обвинительному началу уголовного судопроизводства, германский процесс признает возбуждение преследования, Klage, условием всякого судебного производства по уголовному делу (gerichtliche Untersuchung), а органом публичного уголовного преследования, offentliche Klage, – прокуратуру (ст. 151 и 152 у. у. с.). Но такое призвание ее не есть односторонне обвинительное, и, хотя нигде прямо не выражено, что на прокуратуру возлагаются представительство и охранение закона, это очевидно вытекает из обязанности ее «приводить в ясность обстоятельства, не только уличающие, но и оправдывающие» (ст. 158 у. у. с.), а также из права ее опротестовывать судебные определения не только во вред подсудимому, но и в пользу его (ст. 338 у. у. с.). Конечная задача прокуратуры заключается в открытии и установлении путем уголовного преследования не столько виновности, сколько материальной истины, и вообще в достижении целей правосудия. Прокуратура не только вправе, но и обязана преследовать подлежащие ее ведению преступные деяния (ст. 152 у. у. с.) – другими словами, ее обвинительная деятельность определяется началом законности (Legalitatsprincip). Но при практическом осуществлении этого принципа сила и безусловность его могут быть поколеблены введенным в его формулу ограничением, а также и смыслом некоторых правил прокурорской организации. Обязанность возбуждать и производить преследование всех наказуемых деяний обставлена условием: «насколько к тому имеются достаточные фактические основания» (ст. 152), определение же этой достаточности зависит от усмотрения обвинительной власти, чины которой, кроме того, во всех своих служебных действиях, как было уже упомянуто выше, вполне подчинены руководству и приказаниям своего начальства (ст. 147 и 148 учрежд. суд. устан.). Отсюда нельзя не заключить, что и начало уместности (Opportunitatsprincip), несмотря на отрицание его германскою процессуальной догматикой, может иметь известное, хотя и косвенное применение в прокурорской деятельности по уголовному преследованию. Возникающая вследствие этого возможность упущений или злоупотреблений со стороны прокуратуры в ущерб частным лицам, потерпевшим от преступления, предупреждается предоставлением им права жалобы в суд 2-й инстанции на отказ прокуратуры в возбуждении преследования, которое может быть вменено ей судом в обязанность. Уже из этого постановления видно, что обвинительное начало не выдержано строго и вполне. Оно дает исходную точку преследованию и обозначает, так сказать, то русло, по которому движется последнее. Пределы же его зависят не от обвинительной власти, а от суда, которому принадлежит и общий контроль за ходом и содержанием обвинения. Так, «исследование и приговор распространяются только на те деяния и лица, которые указаны в обвинении и были его предметом», но в этих границах суды имеют право и обязанность действовать самостоятельно, не стесняясь «требованиями сторон при применении уголовного закона» (ст. 153 у. у. с.). А потому раз возбужденное преследование уже не может быть взято назад прокуратурой после начатия судебного производства (от. 154 у. у. с.) (261).
- - - - - - - - - - - - - - - -
(261) За исключением обвинения в маловажном проступке перед участковым судом (ст. 451 у. у. с.).
- - - - - - - - - - - - - - - -
Германский уголовный процесс в последовательном развитии уголовного преследования разделяется на три большие стадии: производство предварительное, Vorverfahren, производство главное или окончательное, Hauptverfahren, и обжалование, Rechtsmittel. В свою очередь, каждая из этих стадий слагается из нескольких моментов; так, первая состоит из приготовления или исследования публичного обвинения, Vorbereitung der offentliche Klage, Ermittelungs– или Scrutinialverfahren, и предварительного следствия, Voruntersuchung, в состав же второй входят определение о судебном рассмотрении, Entscheidigung uber die Eroffnung der Hauptverhandlung, приготовление к нему, Vorbereitung der Hauptverhandlung, и самое судебное рассмотрение, Hauptverhandlung. По этим моментам распределяется и деятельность прокуратуры, излагаемая ниже в самом кратком очертании.
«Приготовление обвинения» по месту, занимаемому в процессе, соответствует отчасти нашему дознанию, хотя существенно отличается от него внутренним своим содержанием. Это предварительный розыск, имеющий целью дать прокуратуре возможность определить дальнейшее направление дела и разрешить вопрос о том, следует ли возбудить в судебном порядке преследование, которое считается юридически начавшимся лишь по окончании дознания. Прокурор поэтому и является если не полным распорядителем, то руководителем и главным действующим лицом такого розыска, в котором также принимают участие, с одной стороны, полиция в качестве вспомогательного органа, а с другой – судебно-следственная власть в лице участкового судьи, для производства в случае надобности не терпящих отлагательства следственно-судебных действий (richterliche Untersu- chungshandlungen). Но поводы к начатию розыска и преследования, т.е. жалобы, заявления, сообщения поступают не исключительно к прокуратуре, а также к полицейским чинам и установлениям и к участковым судьям (ст. 156 у. у. с.). Те и другие, однако же, приняв неотложные меры к исследованию указаний на преступное деяние, передают все производство на дальнейшее распоряжение прокуратуры (ст.161, 163–165 у. у. с.). Чины последней лично или через полицию могут предпринимать всякого рода розыскные меры для разъяснения обстоятельств дела и поверки поступивших поводов к преследованию; к таким мерам не относятся допросы под присягою, вовсе не допускаемые при дознании, и упомянутые выше следственно-судебные действия (ст. 158 и 159 у. у. с.): обыски, выемки и предупреждение обвиняемому способов уклоняться от суда посредством арестования его или иной формы обеспечения личности. Находя нужным принятие при дознании одной из подобных мер, прокурор предлагает о том участковому судье, который, самостоятельно оценивая правильность и уместность предложения, поступает при его разрешении и самом производстве требуемых действий в порядке, установленном для производства следствия (ст. 160 у. у. с.). Впрочем, в случае «опасности от промедления» (Gefahr im Verzug), т.е. возможности сокрытия следов преступления или преступника, на совершение всех этих действий уполномочена и прокуратура, с тем, однако же, чтобы для их действительности последовало в известный срок утверждение их участковым или следственным судьею (ст. 94–132 у. у. с.). На практике, в особенности в Пруссии, почти не бывает случаев отказа прокуратуре в совершении требуемых ею действий или утверждении мер, принятых ею или полицией с ее ведома и согласия. По окончании дознания, кем бы оно ни было произведено, прокуратура дает ему одно из следующих направлений: если собранные данные представляют достаточное основание к судебно-уголовному преследованию – возбуждает предварительное следствие, или непосредственно по дознанию вносит в суд обвинительный акт, а в противном случае делает распоряжение о прекращении производства, о чем объявляет обвиняемому, если он уже был допрошен судьею в качестве такового, или заподозренному, если против него была принята мера обеспечения личности (ст. 168 у. у. с.).
К дознанию примыкает установленный в интересах потерпевшего особый порядок обжалования им действий прокуратуры по возбуждению преследования (ст. 169–174 у. у. с.). О прекращении приготовительного производства, возникшего по частному заявлению, равным образом и об оставлении последнего вовсе без расследования немедленно извещается проситель, получающий вместе с тем, если он же и потерпел от преступления, право дальнейшей жалобы на отказ в возбуждении преследования. Сначала, в двухнедельный срок со дня объявления об отказе, жалоба на него приносится по начальству прокуратуры в иерархической постепенности ее чинов. Затем, когда этот путь исчерпан, и удовлетворения не получено, потерпевший в месячный срок со дня объявления ему об окончательном отказе в его просьбе, может требовать судебного ее разрешения в судебной палате. По запросу последней прокуратура представляет ей все свое производство по делу, вызвавшему жалобу потерпевшего. Для большего ручательства в ее основательности она должна быть подписана адвокатом и, сверх того, палата может потребовать от просителя представления денежного залога в указанном ею размере. Если для разрешения просьбы окажется необходимым дополнительное расследование, оно возлагается на одного из судей. По рассмотрении дела и выслушивании как объяснений обвиняемого, которому сообщается жалоба, так и заключения прокуратуры, Oberlandesgericht или отвергает просьбу потерпевшего, или обязывает прокуратуру возбудить преследование. В этом последнем случае к прокурорскому обвинению может присоединиться и жалобщик, потерпевший, в качестве побочного обвинителя, Nebenklager, если только преступление направлено против его жизни, здоровья, прав состояния или собственности (ст. 435 у. у. с.). Такие же права получает частный обвинитель по делам, производимым исключительно в порядке частного обвинения, когда в дело вступает прокурор для ограждения общественных интересов, а также и потерпевший от преступления, за которое в законе полагается денежное взыскание в его пользу (Busse). Это единственная форма участия частного лица в публичном уголовном преследовании и процессе, который не знает ни широко организованного субсидиарного и вспомогательного обвинения австрийского права, ни института гражданского иска в уголовном деле французского и русского законодательств.
Предварительное следствие по правилам германского процесса (ст. 176–195 у. у. с.) есть исследование виновности определенного лица в определенном преступлении, направленное к выяснению того, следует ли приступить к судебному рассмотрению дела, или же обвиняемый должен быть освобожден от преследования. Распорядитель и орган следствия есть следственный судья; прокурор становится перед ним в положение обвиняющей стороны, равноправной с противною стороною, обвиняемым и его защитою, допускаемою уже в этом периоде процесса. Производство следствия обязательно по делам, подсудным имперскому суду и суду присяжных; по делам же средней важности, подсудным окружному суду без присяжных, следствие обусловлено, между прочим, требованием прокуратуры. Предложение ее о начатии следствия должно заключать в себе прямое указание на лицо и деяния, подлежащие преследованию; ими следствие и ограничивается впредь до нового прокурорского предложения о новом лице или новом обвинении. Для следователя предложение о производстве следствия по существу обязательно и может быть отклонено не иначе, как с разрешения суда и единственно по юридическим причинам: непреступности деяния, погашения уголовной ответственности или неподсудности. Независимо от следственных судей, назначаемых на срок из членов суда, по предложению прокурора производство следствия может быть поручаемо судом и участковым судьям. Во время следствия права и обязанности прокурора довольно ограничены; на нем лежит не наблюдение за исследованием, а лишь попечение об интересах обвинения. Присутствуя по своему усмотрению при обысках, выемках, осмотрах, он вовсе лишен этого права по отношению к допросу обвиняемого. При допросах же свидетелей и экспертов стороны, в том числе и прокурор, могут присутствовать только в том случае, если есть вероятность, что допрос этот, например, по болезни свидетеля или отдаленности его местопребывания, не будет повторен при судебном рассмотрении. Прокуратура вправе требовать освобождения арестованного обвиняемого, принимать своею властью по правилам дознания розыскные меры при неотложной в том необходимости, передавая их затем на утверждение следственного судьи, давать последнему соответствующие предложения и опротестовывать в суде его действия и, наконец, во всяком положении дела рассматривать следственные акты, не задерживая, однако же, этим хода следствия. Признание последнего достаточно полным и подлежащим заключению принадлежит следователю; несогласие его по этому поводу с прокуратурой, требующей доследования, разрешается судом.
§ 29. Предание суду и судебное рассмотрение. – Заключение.
Германское «определение о судебном рассмотрении» (ст. 196–211 у. у. с.) соответствует нашему обряду предания суду. Здесь более всего сказывается значение в процессе розыскного начала, отводящего первенствующее место самодеятельности суда. Законодатель не нашел возможным предоставить прокуратуре разрешение вопроса о предании суду, так как это противоречило бы уже принятому правилу о запрещении ей отступаться от обвинения после возбуждения судебно-уголовного преследования (262). Поэтому, вместо единоличного распоряжения обвинительной власти, установлена весьма сложная комбинация действий прокуратуры, обвиняемого, суда, решающего дело по существу, и суда 2-й инстанции. По окончании дознания или следствия, если оно было произведено, прокурор, находя достаточные основания для судебного рассмотрения дела, составляет обвинительный акт, Anklageschrift, который должен заключать в себе: 1) существенные обстоятельства дела как результат произведенного расследования (эта часть отпадает по делам, подсудным суду шеффенов), 2) законные признаки деяния, приписываемого обвиняемому; 3) указание карательного закона, подлежащего применению, 4) доказательств, подлежащих проверке, и 5) суда, которому дело подведомственно. По мнению составителей германского устава, обвинительный акт такого содержания должен быть одинаково чужд предвзятого направления и излишней подробности французских и преувеличенной краткости английских актов. К составлению обвинительного акта прилагается тот же критерий, которым обусловлено и утверждение его посредством определения о судебном рассмотрении, – признание обвиняемого достаточно изобличенным (hinreichendverdachtig) в наказуемом деянии. Обвинительный акт препровождается в тот суд, которому дело подсудно по существу; суд этот, по выслушании возражений обвиняемого и заключения прокурора, не стесняясь ни тем, ни другим, или назначает дополнительное расследование, или определяет приступить к судебному рассмотрению согласно обвинительному акту, или изменяет подсудность, или же, наконец, прекращает дело и преследование. В двух последних случаях прокуратура в 7-дневный срок может принести протест в высшую инстанцию. Если же прокуратура внесла предложение о прекращении дела, по которому было произведено следствие, а суд, напротив, обратил его к судебному рассмотрению, то прокурор уже обязан составить и внести обвинительный акт, соответствующий обвинительному определению суда.
- - - - - - - - - - - - - - - -
(262) Entwurf einer Strafprocessordnung fur das deutsche Reich. Mit Motiven und Anlagen, 172.
- - - - - - - - - - - - - - - -
По делам меньшей важности, подсудным суду участковому и шеффенов, в известных случаях упрощающих процедуру, может быть и прямо приступлено к судебному рассмотрению без предварительного о том определения и внесения письменного обвинительного акта (263). По тем же делам, если обстоятельства проступка не сложны, а виновность очевидна или доказывается достоверным документом, прокурор может предложить участковому судье постановить определение о наказании и без всякого судебного рассмотрения, которого, однако же, может потребовать сам обвиняемый, по объявлении ему такого «карательного приказа», Strafbefehl (ст. 447–452 у. у. с.) (264).
- - - - - - - - - - - - - - - -
(263) При сознании или добросовестной явке в суд обвиняемого, при представлении его в таковой арестованным и при обвинении в простом нарушении (Uebertretung).
(264) Strafverfugung австрийского права (Mandatsverfahren). См. статью автора в «Юридическом Вестнике» 1887, № 12 «Сокращенные способы разрешения маловажных уголовных дел в Германии и Австрии».
- - - - - - - - - - - - - - - -
Судебное рассмотрение, начиная от приготовительных к нему распоряжений до постановления приговора, почти не отличается от соответствующих постановлений нашего закона. Различие существует лишь в том, что в германском процессе равноправность сторон не нарушается никакими особыми правами прокуратуры по вызову свидетелей, которые, кроме того, также как и все вообще требуемые в суд лица, вызываются распоряжениями прокуратуры. Чины ее наравне с прочими участвующими в деле лицами подчиняются в судебном заседании распорядительной власти председателя, который, впрочем, может остановить прокурора при нарушении им судебного порядка, но не вправе лишить его вовсе слова. Постановление закона относительно обвинительной речи (ст. 257 у. у. с.) весьма кратко и не заключает в себе никаких указаний ее формы, содержания и характера, ограничиваясь только правилом о том, что каждою из сторон может быть сказано всего две речи. Догматическое толкование других узаконений также не дает большого материала для вывода о том, чем должно быть устное обвинение или заключительное слово (Schlussvortrag) германского прокурора. Несомненно лишь, что, убедившись в неосновательности обвинения, прокурор не обязан его поддерживать и может предложить суду оправдать подсудимого, а в сомнительных случаях даже вовсе воздержаться от заключения по делу, о чем и заявить суду. Это не противоречит запрещению оставлять формально возбужденное обвинение – запрещению, имеющему только тот смысл, что обвинение не может быть юридически устранено самим прокурором и, раз заявленное, должно быть разрешено судом, хотя бы прокурор от него и отказался. Предъявлять суду заключение о роде и мере наказания для прокурора не обязательно, но и не воспрещено, на практике же это делается постоянно, невзирая на отрицательный взгляд теории, основанной на том, что «государство заинтересовано лишь в наказании виновного, а не в том, чтобы он был подвергнут именно такому-то наказанию» (265). За отсутствием правил закона и даже разъяснений руководящей практики, в Германии нет, однако же, недостатка в теоретической разработке вопроса о судебном слове как научном понятии и практическом искусстве (266). Общий тон германского учения об этом предмете характеризуется словами Тинша: «Немецкая серьезность пренебрегает погонею за эффектами французской прокуратуры, которая изощряется в напыщенной декламации, бессодержательных фразах и театрально-патетическом обвинении посредством всевозможных приемов красноречия при помощи чувств и страстей; в Германии привыкли слышать в речах прокурора и защитника деловое спокойное изложение выводов из доказательств» (267). Оценка французского обвинительного красноречия для теперешнего времени несколько пристрастна, но что касается до германской практики, то нельзя не признать, что она очерчена в общем верно. Речи немецких прокуроров, при обыкновенном недостатке силы и блеска, действительно почти всегда сдержанны, строго деловиты и потому довольно кратки (268).
- - - - - - - - - - - - - - - -
(265) Tinsch, 160.
(266) В недавнее время появилось весьма обстоятельное, хотя и несколько тяжело написанное руководство к судебному красноречию известного процессуалиста Ortloff’a «Die gerichtliche Redekunst». 2 Vol. 1886–1887.
(267) Tinsch, 158.
(268) В новейшей германской прокуратуре составил себе репутацию наиболее талантливого оратора Тессендорф, бывший долгое время прокурором берлинского ландгерихта, обвинитель в известном процессе графа Гарри Арнима, ныне – Reichsanwalt, т.е. товарищ имперского обер-прокурора.
- - - - - - - - - - - - - - - -
Из деятельности прокуратуры в последующие процессуальные моменты достаточно отметить лишь немногие более характеристические черты. В порядке обжалования и возобновления уголовных дел прокуратура пользуется одинаковыми правами с осужденным и его защитою. Передача обжалованного производства в суд высшей инстанции производится прокуратурою. Она же приводит в исполнение все судебные приговоры и определения по уголовным делам и вообще, подобно французской прокуратуре, ведает всю распорядительную и исполнительную часть уголовного процесса.
Прокуратура принимает также деятельное участие в производстве по просьбам о помиловании (Gnadengesuch). Она собирает все сведения, необходимые для разрешения таких просьб и, представляя производство в министерство юстиции, высказывает по существу ходатайства свое заключение, всегда помещаемое в докладе министра императору.
Наконец, как бы в дополнение к уголовной деятельности прокуратуры, на нее (в Пруссии) возложены и чисто административные обязанности по управлению тюрьмами, состоящими в ведении министерства юстиции. На основании регламента 16 марта 1881 г. тюрьмы эти вполне подчинены прокуратуре, которая заведует и личным их составом, и порядком содержания в них арестантов, и даже хозяйственною частью. Тюремным управлением провинции руководит прокурор судебной палаты; начальником тюрьмы (Gefangniss-vorsteher), находящейся в местопребывании окружного суда, числится прокурор этого последнего.
Что касается собственно судебно-административных обязанностей, то определение тех из них, которые могут быть поручены прокуратуре, принадлежит законодательствам отдельных государств, вследствие чего устройство этой функции представляет в Германии большую пестроту. Сюда относится участие в судебно-дисциплинарном производстве в качестве органа закона и правительства, участие, вместе с президентами судебных мест, в хозяйственных и денежных делах судов и в испытаниях на низшие судебные должности несудейского звания (секретарей, судебных приставов и проч.), сношения с другими ведомствами и властями, представления министерству юстиции статистических сведений, отчетов и т.д. Но никакого непосредственного надзора за чинами судебного ведомства прокуратура не имеет: за судьями – в силу приведенного выше имперского закона, а за низшими должностными лицами – на основании местных узаконений.
Крайне ограничена и деятельность прокуратуры по гражданским делам, установленная имперскими уставами гражданского и конкурсного судопроизводства. Прокурор действует по делам 3-х категорий. По делам брачным (Ehesachen) он уполномочен, но не обязан, выступать в каждом процессе со своим консультативным заключением (sich gutachtlich ausserп), а при совершении неправильного брака предъявить и настоящий иск о признании его недействительным (Nichtigkeitsklage). По делам об учреждении опеки над неправоспособными (Entmundigungssachen) от прокурора зависит предложить суду о констатировании душевной болезни и о взятии личности и имущества душевнобольного в опекунское управление. По делам конкурсным (Concurssachen) ввиду общественного их значения и возможности обнаружения в них признаков преступления прокуратура извещается об учреждении каждого конкурса и затем получает право требовать от него все нужные ей сведения и объяснения.
В общем выводе из сделанного очерка новейшей немецкой прокуратуры она должна быть признана видоизменением более или менее резким и глубоким французского типа этого института. Патриотизм немецких юристов хочет во чтобы то ни стало навязать ей национально-историческую самобытность, забывая, что трудно искать последнюю в произведении новых, сравнительно недавних условий государственного и общественного быта, в отношении права и суда во многом одинаковых для континентальных стран Западной Европы. Оригинальная окраска сказалась, впрочем, в строгой обдуманности и научном характере всей постановки этого еще молодого на немецкой почве учреждения. Сложившись главным образом под влиянием процессуальных учений, которые широко воспользовались отрицательными указаниями опыта, немецкая прокуратура в своем развитии, организации и деятельности представляет систематическое стремление к улучшениям и упрощению. Такое именно значение имеет целый ряд замечательных нововведений: устранение политической тенденции и исключительное преобладание чисто судебно-общественных задач; очищение прокурорской функции от усложняющих ее несущественных элементов и цельность первенствующего призвания прокуратуры как органа публичного уголовного преследования; возможно более последовательное проведение обвинительного начала в уголовном процессе и увеличение, особенно в начальной его стадии, обвинительных средств преследующей власти; общее равенство процессуальных сторон и ограничение или смягчение прокурорской монополии на преследование участием в нем частного лица, потерпевшего от преступления. Таким образом, общее направление новейшего германо-австрийского права в отношении прокуратуры отмечено усилением ее интенсивных свойств на счет (269) экстенсивных, качеств ее работы – на счет количества; вместе с тем, ее возросшей силе противополагаются достаточные гарантии личной свободы частных лиц, нуждающихся в правосудии.
- - - - - - - - - - - - - - - -
(269) За счет.
- - - - - - - - - - - - - - - -
ГЛАВА V
ВЕЛИКОБРИТАНСКИЕ УЧРЕЖДЕНИЯ.
ПРОКУРАТУРА В ИСПАНИИ.
§ 30. Уголовное преследование в Англии. – § 31. Движение в пользу учреждения публичных обвинителей. – § 32. Учреждение публичных обвинителей в Англии. – § 33. Характер и приемы публичного обвинения в Англии. – § 34. Учреждение публичных обвинителей в Шотландии. – Заключение. – § 35. Прокуратура в Испании.
§ 30. Уголовное преследование в Англии (270).
- - - - - - - - - - - - - - - -
(270) Rеу. Des institutions judiciaires de l’Angleterre compar;es avec celles de la France. 1839. II, 175, 180, 387. – Pavitt. Le droit anglais codifi;. 1885, 219. – Thezard, 27. – Prins. Etude comparative sur la procedure penale ; Londres et en Belgique 1879. – Zachariae I, § 29. – Glaser. Das englich-schottische Strafverfahren. 1050. 39–41, 99–102. – Glaser Handbuch I, 135. – Keller. 325–331. – Mittermaier. Die Gesetzgebung und Rechtsubung uber Strafverfahren. 1856. 106, 127, 144, 153. – Gneist. Geschichte und heutige Gestalt der englischen Communenverfassung 1868 II, § 65. 775–782. – Entwurf einer Strafprocessordnung fur das deutsche Reich. 306. – Lord Brougham. The Britisch Constitution. 2 ed. 1861 chap. XIX. – Archbold. Pleading and evidence criminal cases 1875. – Elliot. Criminal procedure in England and Scotland. 1878. – Report from the select committee on public prosecutors. 1855. – Rumsay. The prosecution of offences act (Law Magasine and Review 1883. May). – Maitland. Justice and police 1885 Chap XII. Fifth Report of Judicature commission 1874 p. 319. – Select committee on office of prosecution (Parl. Papers). 1884.–Миттермайер. Суд присяжных. 1865, 29, 50–54, 61. – Его же. Уголовное судопроизводство в Англии, Шотландии и Сев. Америке. 1864, 17, 50 64, 68; § 8, 149–162, 189, 255–258 и пр. – Бентам. О судоустройстве. 1860, 75, 80–97. – Стифен. Уголовное право Англии, 1866, 34, 198, 214, 220–224. – Фойницкий. Предварительное следствие и его реформа (Журнал гражд. и уголовн. права. 1882 № 1). Фойниикий. Курс. 55, 594. – Материалы для пересмотра законополож. о порядке производства предварительных следствий 1882 1–33. – Вулферт. Новый английский закон о государственных обвинителях (Журнал гражданского и уголовного права 1880 № 1).
- - - - - - - - - - - - - - - -
В Великобритании не существует такого учреждения, которое, подобно континентальной прокуратуре, было бы призвано охранять законы и представлять перед судом государственные и правительственные интересы. Одна часть этих функций (охранение закона специальными органами) вовсе отсутствует в английском общественном строе; другая (представительство публичных интересов и, между прочим, уголовное преследование) распределяется между различными деятелями и организована с тем национальным своеобразием, которое отличает все английское судоустройство и судопроизводство. По понятиям английского права, закон охраняется тем же судом, который восстановляет его нарушение и не нуждается ни в каком особом блюстителе. В состязательном споре между государством и обвиняемым о наказании виновного за преступление судья есть в одно и то же время и «хранитель королевского мира» (keeper of the peace), и страж законных прав обвиняемого или советник арестованного (counsel of the prisoner). Что же касается до уголовного преследования, то система его находится в неразрывной связи с особенностями общественных порядков и особою природой английского процесса. Гражданский быт Англии построен на началах самоуправления (selfgovernment) и самопомощи (selfhelp) граждан в самом широком смысле; начала эти решительно преобладают над официальным должностным элементом (officialism) и вызывают самодеятельность частных лиц по таким предметам, которые на континенте всегда были или давно уже сделались исключительным достоянием власти. Отсюда определилась и организация уголовного преследования, которое, будучи публичным, не стало, однако же, должностным, а сложилось историческим путем в чисто народную форму, весьма близкую к actio popularis древних римлян. Несмотря на нововведения последнего времени, она все еще служит краеугольным камнем английского процесса. Отмечая эту черту, Стифен утверждает, что «пока не будет изменена до корней целая система английского судопроизводства, до тех пор нельзя ожидать установления в Англии общественных обвинителей, которые были бы сколько-нибудь похожи на «французских прокуроров» (271). С такою оговоркою вывод этот остается в силе даже после недавнего учреждения в Англии особых публичных обвинителей.
- - - - - - - - - - - - - - - -
(271) Стифен, 220.
- - - - - - - - - - - - - - - -
В современной английской уголовной юстиции, сохранившей в оригинальных сочетаниях все исторические свои черты, действует совместно три основных принципа: публичный характер суда и преследования, их строго выдержанная обвинительная конструкция и господство народной или, точнее, народно-частной формы обвинения. «Английский уголовный суд, – говорит Стифен, – есть общественный розыск, производимый с целью раскрыть истину, но для вернейшего достижения этой цели облеченный в форму состязания между обвинителем и подсудимым» (272). Взаимодействие этих принципов, друг друга сдерживающих и ограничивающих, не позволило началу публичности развиться до настоящего розыскного порядка, а публичное преследование не допустило сделаться только должностным. Оно осталось верным убеждению, глубоко проникшему в социально-юридическую жизнь страны, что требовать и домогаться применения уголовных ее законов над их нарушителями есть неотъемлемое право каждого гражданина (273). Государство может и должно помогать ему при этом, а в известных случаях и само выступать в том же качестве перед уголовным судом, без всякого, однако же, стеснения тем прав частного лица на уголовное возмездие. Далее не идут полномочия государства по уголовному преследованию, которое предоставляется одновременно и публичной и частной деятельности. Как в древнем Риме обвинителем всякого преступления мог явиться каждый из народа, quilibet ex populo, так и в Англии право преследования принадлежит не только потерпевшему, но и каждому гражданину, который в этом случае считается исполняющим свой нравственно-гражданский долг и действующим в общественных интересах. Обвинение (prosecution, charge) возбуждается посредством жалобы (complaint) у мирового (в графствах) или полицейского (в Лондоне и больших городах) судьи, перед которым и происходит предварительное его исследование в строго состязательном порядке, при безусловном равенстве сторон. Обвинителем (prosecutor) может явиться сам жалобщик, но обыкновенно его заменяет один из состоящих при суде поверенных (attorney или sollicitor for prosecution), жалобщик же допрашивается в качестве свидетеля. Публичный характер такого преследования, хотя и производимого частным лицом, выражается: 1) в уплате казною всех издержек; 2) в могучем содействии, оказываемом частному обвинителю превосходно устроенною розыскною полицией (detective police), и 3) в том, что судья может посредством особой подписки (recognizance) обязать обвинителя, просто или даже с истребованием денежного поручительства, продолжать и довести обвинение до какого-либо процессуального исхода (bind over to prosecute). Тот же обвинитель ведет дело и в последующих стадиях процесса, перед обвинительными присяжными (grand jury) и поддерживает принятое ими обвинение (indictment) на суде (trial), в ассизах перед судебными присяжными (petty jury).
- - - - - - - - - - - - - - - -
(272) Стифен, 214.
(273) Показание лорда Кемпбля (Lord Campbel), в Report on public prosecutors. 62, 65.
- - - - - - - - - - - - - - - -
Предоставленное, таким образом, частной инициативе и заботливости, уголовное преследование приобретает общественный отпечаток и независимо от публичной своей природы вследствие выработанных практикою приемов приведения его в действие. За недостатком деятельности в этом направлении одних лишь частных лиц возникают организованные мероприятия различных общественных союзов и лиц юридических. Города, общины, учреждения, ассоциации всевозможных родов (промышленные, кредитные, филантропические и проч.) охраняют свои права и интересы путем уголовного преследования их нарушителей, для чего приглашаются постоянные специальные поверенные и устраивается систематическое наблюдение за совершением уголовных правонарушений в области известных фактов и отношений. Образуется даже в различных целях (нравственных, общественных) особые соединения, ставящие себе задачею преследовать те или другие преступления ввиду того или другого вреда, ими приносимого (274). На том же основании, как и народно-частные обвинители, с теми же правами и обязанностями действуют и полицейские чины в тех случаях, когда они преследуют перед судом раскрытые ими преступления. Обвинение и здесь ведется должностным лицом на личной своей ответственности и без всяких преимуществ над частным обвинителем, который, впрочем, обыкновенно выступает рядом с обвиняющим полицейским органом.
- - - - - - - - - - - - - - - -
(274) Так, напр., железные дороги преследуют повреждения путей, синдикаты банков и банкиров – нарушения кредита, общества трезвости и воздержания – преступные проявления порочности, общества покровительства женщин – посягательство на их честь и целомудрие, общества защиты детей – жестокое с ними обращение, общества покровительства животных – причиняемые им мучения; владельцы лошадей соединяются для преследования конокрадов, фабриканты – контрафакции, художники и литераторы – плагиатов и т.д. В 50-х годах таких ассоциаций для уголовного преследования насчитывалось более 500.
- - - - - - - - - - - - - - - -
Идея народного обвинения в его коллективной форме сказалась в вышедшем теперь из употребления праве grand jury, т.е. обвинительных присяжных, возбуждать преследование и предавать суду без частной жалобы, по своему усмотрению (presentment). Другой такой же след круговой ответственности древней англо-саксонской общины за преступление, совершенное в ее пределах, сохранился и поныне в институте выборного должностного лица, коронера, который при участии особых присяжных производит исследование о всяком случае неестественной или загадочной смерти и на основании вердикта присяжных разрешает дальнейшее направление дела – к суду или к прекращению (275). В этой деятельности коронера проявляется старинное его призвание охранять королевский мир раскрытием преступлений, которое он разделял с шерифом, а впоследствии передал мировому судье (justice of the peace).
- - - - - - - - - - - - - - - -
(275) Стифен, 35, 36, делает сближение между задачею английского коронера и обязанностями французского прокурора 1-й инстанции при flagrant d;lit, но подобие здесь, очевидно, самое отдаленное и слабое.
- - - - - - - - - - - - - - - -
Указанные учреждения оставляют мало места собственно государственному, должностному преследованию, хотя и оно имеет свое весьма, впрочем, ограниченное и редкое применение. Единственное его проявление заключается в институте юрисконсультов и адвокатов короны (law officers of the crown), которые иногда выступают обвинителями от ее имени, представляя вместе с тем и вообще в некоторых случаях государственные интересы перед законодательными собраниями и судами. Это высокие политические должности «генерал-атторнея» и заместителя его «генерал-соллиситора ее величества королевы» (Her Majesty’s Attorney-General и Sollicitor-General) (276). Принадлежа к высшим правительственным лицам, они входят в состав ответственного министерства и вместе с ним подвергаются всем перипетиям парламентской борьбы. Они назначаются из числа известнейших и старейших адвокатов и не перестают носить это звание, сохраняя право заниматься и частною практикой, за исключением процессов против короны или казны. Будучи обыкновенно членами парламента и заседая в нем на министерских скамьях, они главным образом посвящают свое время и труды деятельности политической и законодательной; они защищают в палатах действия и проекты министерства, преимущественно с юридической их стороны, и подают правительству юридические советы. Судебная же их деятельность в правительственных интересах хотя и весьма обширна в теории, но факультативна и практически стоит на втором плане. Как адвокаты короны они могут отстаивать ее права и интересы во всех судах и судебных процессах, а так как одним из важнейших подобных интересов является «охранение королевского мира» от преступных на него посягательств, то в круг ведения этой королевской адвокатуры входит и право преследования всех преступлений, затрагивающих государство, в особенности же прямо против него направленных, напр. измены (treason), бунта (riot) и разных нарушений порядка управления. Все это, однако же, сводится больше к фикции, и в действительности интересующее корону уголовное преследование производится чаще всего от имени и по уполномочию генерал-атторнея адвокатами высшего ранга, носящими титул «советников королевы» (Queens counsel). Сами же высшие поверенные короны, отвлеченные парламентскими занятиями, выступают обвинителями очень редко, в случаях исключительной важности, и притом только на суде, при следствии же интересы правительственного обвинения поддерживаются обычным способом, т.е. полицией или простыми приглашенными для этого стряпчими или адвокатами. На суде, каков бы ни был его предмет, генерал-атторней и генерал-соллиситор, являясь стороною, не пользуются никаким преимуществом и ничем, ни местом, ни костюмом, не отличаются от других поверенных; не составляет исключение и принадлежащее им по догме процесса право последнего слова или право возражения на доводы защиты (reply), так как право это, присвоенное издавна адвокатами короны, еще в политических процессах XVII и XVIII столетий, перешло и к частным обвинителям, но на практике никогда не применяется (277). Обвинение генерал-атторнея не устраняет обвинения по тому же делу и частного лица, права которого по уголовному преследованию отнюдь не ограничиваются вступлением в него коронного адвоката.
- - - - - - - - - - - - - - - -
(276) Для разъяснения этих названий следует заметить, что в Англии поверенные разделяются по свойству занятий на стряпчих и адвокатов, а по положению на 4 степени или ранга; к низшим, ведущим преимущественно письменное и подготовительное производство, принадлежат атторнеи и соллиситоры; выше их стоят настоящие адвокаты, выступающие на судоговорении или действующие при высшем суде, барристеры и sergeants at law.
(277) Миттермайер. Уголовное судопроизводство. 341.
- - - - - - - - - - - - - - - -
Сверх двух вышеназванных правительственных поверенных – юрисконсультов, не приуроченных ни к какой определенной судебной организации, – следует еще упомянуть о подчиненном генерал-атторнею правительственном чиновнике при высшем уголовном «суде королевской скамьи» (Queensbench) (278). Под именем «королевского атторнея или коронера» (Queensattorney and coroner) он заведует «королевскими делами», т.е. приготовительным производством в Queensbench дел, касающихся короны; это учреждение носит название Crownsoffice, откуда и управляющий им королевский атторней обыкновенно называется Master of the Crownsoffice. Вместе с генерал-атторнеем и по его уполномочию он принимает ближайшее участие в производстве розыскного исследования, information, которое в известных случаях заменяет собою обвинительное следствие и рассмотрение обвинения «большими присяжными», т.e. indictment. В практическом отношении это исследование составляет едва ли не важнейшую часть деятельности коронной адвокатуры. Оно производится по некоторым преступлениям средней важности (misdemeanour), направленным прямо против государства или правительства. Таковы, напр., многие нарушения порядка управления, в частности законов о печати, преступления должностные и проч. По тем из них, которые, не затрагивая частных интересов, имеют исключительно публичный характер, исследование производится лично генерал-атторнеем или по его поручению королевским коронером, и затем обвинение вносится непосредственно в компетентный суд для разрешения по существу; по другим же делам этого рода, где есть и частный жалобщик, information производит Master of the crown's office не иначе, впрочем, как с предварительного дозволения Queensbench'а и также помимо grand jury вносит дело в суд. Этот особый видь процесса, в котором поверенные короны совмещают обязанности следователя и обвинителя, не пользуется в Англии сочувствием (279) и находится, по-видимому, накануне радикальных изменений.
- - - - - - - - - - - - - - - -
(278) По закону 1873 г. Queensbench, один из старинных трех вестминстерских судов образовал при их объединении одно из отделений высшего суда, High Court of Justice.
(279) Миттермайер. Уголовное судопроизводство. 112I–118.
- - - - - - - - - - - - - - - -
При всем «адвокатском», так сказать, характере положения и деятельности поверенных короны, они не безусловно чужды «прокурорского» элемента, т.е. законоохранительной миссии, которая проглядывает в двух институтах явственно контрольного значения. Посредством формулы nolle prosequi генерал-атторней по основательному заявлению одной из участвующих в деле частных сторон может потребовать прекращения всякого уголовного процесса, еще не разрешенного вердиктом присяжных. Согласие или fiat генерал-атторнея на предъявление такого требования обыкновенно дается по делам misdemeanours ввиду юридических препятствий к дальнейшему преследованию (напр., при зависимости уголовной ответственности от вопросов гражданского права), а также фактически достоверных указаний на явно недобросовестные действия обвинителя или очевидную ошибочность обвинения (280). Далее, против приговоров, постановленных ассизным судом с явным нарушением законов и форм судопроизводства, допускаются особые жалобы writ of error в высший суд, Queensbench, который или сам перерешает истребованное им дело, или, отменив приговор низшего суда, возвращает ему производство для нового разрешения. Предъявление подобных жалоб обусловлено пропуском их со стороны генерал-атторнея, который не имеет права отказать в нем по делам о misdemeanours в интересах правосудия, ex debito justitiae, в отношении же дел о важнейших преступлениях, felonies, необходима мотивированная письменная жалоба защитника подсудимого и согласие на нее генерал-атторнея. По мнению Миттермайера, он исполняет здесь функцию высшего надзора за отправлением правосудия (281).
- - - - - - - - - - - - - - - -
(280) Archbold. Pleading and Evidence. 109. – Glaser. Handbuch I, 136.
(281) Mittermaier. Gesetzgebung und Rechtubung 163. – Archbold. 196. – Glaser. Das englischschottische Strafverfahren. 156. – Миттермайер. Уг. судопр. 424.
- - - - - - - - - - - - - - - -
Рядом с официальными адвокатами короны практика выдвинула еще один полуофициальный орган должностного уголовного преследования. Ведомства внутренних дел (Home Department) и казначейства или финансов (Treasury) издавна имели каждое особого постоянного поверенного, sollicitor, для ведения касающихся их судебных дел. Из этих поверенных адвокат казначейства, sollicitor to the Treasury, сделался впоследствии судебным уполномоченным обоих ведомств и, будучи сначала простым частным их адвокатом, постепенно превратился в специального стряпчего-адвоката правительства по всем интересующим его делам. С 1855 г. ведомство внутренних дел и генерал-атторней стали возлагать на этого Treasury Sollicitor, обставившего себя помощниками из адвокатов, ведение уголовного преследования преимущественно в Лондоне по более сложным процессам, по делам об убийствах, сопротивлениях полиции (assault), злостных банкротствах и проч., особенно в тех случаях, когда полиция, затрудняясь преследованием, обращалась за содействием к высшим властям. Тот же поверенный казначейства принял на себя от имени короны представительство ее в разных гражданских тяжбах с частными лицами и, между прочим, ведение дел о выморочных наследствах. По этим делам он исполнял обязанности стряпчего (sollicitors part), между тем как генерал-атторней или генерал-соллиситор являлись собственно адвокатами и юрисконсультами короны (crown's advocate and advising counsel). В подобной деятельности соллиситора казначейства, очевидно, также заключались признаки или зародыш коронной прокуратуры (282).
- - - - - - - - - - - - - - - -
(282) Maitland р. 146–148.
- - - - - - - - - - - - - - - -
Уже из приведенного беглого обозрения английских обвинительных порядков можно вывести заключение об отсутствии в них всякой цельности и единства, об их пестроте и неопределенности, отчего зависит и их практическая слабость. Нормою является свободное народно-частное преследование, но целый ряд коррективов, которыми оно обставлено, ясно указывает на его недостаточность. Все они стремятся ввести в институт преследования или известные официальные элементы, или, по крайней мере, корпоративную, во всяком случае более сильную организацию, неподверженную колебаниям и шаткости личного усмотрения отдельного частного лица. Но, в свою очередь, и эти разрозненные и единичные поправки, не исключая и учреждения адвокатов-юрисконсультов короны, каждая в отдельности лишены твердости и силы и страдают тем же свойством случайности и незначительности своего воздействия. Неудовлетворительность такого положения вещей признается в Англии общественным мнением и всеми практическими юристами, которые, расходясь между собою в выборе средств исправления, единогласны в указании недостатков, происходящих от устарелого господства народно-частного обвинения. По свидетельству Стифена и классическим исследованиям Миттермайера и Гнейста (283) главнейшие из этих недостатков могут быть сгруппированы следующим образом: 1) отсутствие или недостаток обвинителей по многим делам, в возбуждении которых нет прямо заинтересованного лица, или потерпевшие по которым принадлежат к беднейшим и беспомощным классам населения; безучастность к преследованию по таким делам и трудность рассчитывать на проявление самоотверженного гражданского долга со стороны незаинтересованного лица в проведении хлопотливого, а иногда и опасного уголовного обвинения; 2) стачки и компромиссы между обвинителями и обвиняемыми, из которых богатые имеют возможность откупиться от преследования; возбуждение обвинений против лиц состоятельных единственно с целью вымогательства или для устрашения и побуждения их к соглашению; 3) неравенство в средствах для успешного проведения преследования в отношении как лиц (богатых и бедных), так и местности (в глухих провинциальных местечках нет хороших стряпчих и поверенных) (284); 4) трудность для частного лица, даже при содействии полиции, добыть во время предварительного фазиса процесса, т.е. до суда, все доказательства, необходимые для подкрепления обвинения, отсюда представление обвинительным присяжным не всегда основательных и строго проверенных обвинений. «Английская система, – заключает Стифен, – не только связывает руки преследованию и способствует безнаказанности злодеев, но и притесняет жестоким образом невинных, случайно привлеченных к суду» (285).
- - - - - - - - - - - - - - - -
(283) Стифен. 220. – Уголовное Судопр. 189. – Gneist. II, 777.
(284) В графствах мировые судьи за отсутствием обвинителей по более важным делам обязывают вести преследование местных констеблей или своих клерков.– Миттермайер. Уголов. Судопроизв. 191.
(285) Стифен, 211.
- - - - - - - - - - - - - - - -
§ 31. Движение в пользу учреждения публичных обвинителей.
Обстоятельства, подавшие повод к такому резкому отзыву об английской практике одного из первых ее авторитетов, должны были вызвать движение в пользу реформы порядка преследования посредством учреждения настоящих и постоянных публичных обвинителей. Движение это, начавшееся весьма давно, завершилось в 1879 установлением описанной ниже «дирекции публичного преследования». Вопрос о введении в Англии подобного института возбуждался несколько раз, оживленно обсуждался в печати, горячо дебатировался в парламенте и затем временно затихал для того, чтобы скоро вновь возникнуть под влиянием жизненных общественных потребностей. При этом его последовательные фазисы и внутреннее их содержание всегда характеризовались двумя чертами: единодушным согласием всех относительно принципиальной постановки дела и необходимости в новом учреждении и, наоборот, значительным разногласием и сомнениями по всем предметам ближайшего осуществления этой реформы. Признавая, что и Англия не может обойтись без постоянных обвинителей, законодатели ее встречали, однако же, в народном юридическом сознании и традициях, даже в самом «праве юристов» страны, серьезные затруднения, как только заходила речь о том, чем должен быть публичный обвинитель, как организовать его деятельность, и какие права ему предоставить. Глубокий национальный консерватизм англичан и органическое нерасположение их к нововведениям, могущим повредить свободе и самодеятельности граждан, заставляли их с большим опасением и крайней осторожностью смотреть на учреждение, ближайший образец которого во Франции казался безусловно противным духу английской конституции и самоуправления; французская прокуратура поэтому всегда выставлялась отрицательным примером, которого нужно страшиться и избегать. «Существовало общее мнение, – говорит Мэтланд, – что поручением должностным лицам надзора за уголовным законом (the control of the criminal law) нельзя обеспечить его исполнения. Лучше пусть несколько негодяев будут освобождены, и несколько невинных потерпят от лживых обвинений, чем дать какую-либо почву даже неосновательному подозрению, что политические гарантии имеют или могут иметь какое-либо участие в отправлении уголовного правосудия» (286). Тем не менее, голоса за установление публичных обвинителей продолжали раздаваться и, побуждаемые силою вещей, скоро слились в общее требование изменить устройство уголовного преследования по указаниям опыта и жизни.
- - - - - - - - - - - - - - - -
(286) Meitland, р. 148, 149.
- - - - - - - - - - - - - - - -
Еще Бентам в начале нынешнего столетия в своем трактате «О судоустройстве» настойчиво доказывал необходимость учреждения двух параллельных должностей – общественных обвинителей и защитника. Не допуская монополии должностного обвинения, Бентам все-таки понимает его не иначе, как в форме представительства закона. «Как скоро существует должность «общественного обвинителя», – говорит он, – законы более не находятся в зависимости от добровольных обвинителей… Закон имеет подле судьи своего представителя, который говорит за него, действует его именем, наблюдает, прислушивается, заботливо собирает все, что может навести на следы преступления, стоит выше частных опасений и вражды и снабжен при этом всею властью, нужною для быстрого и уверенного действия. Если рассматривать доносчиков и добровольных обвинителей как простых солдат в этой борьбе правосудия с преступлением, то общественного обвинителя можно сравнить «с вождем, который собирает рассеянные силы, направляет их действия к одной общей цели и нападает на врагов общественного порядка, с искусством полководца, совершенствующего ежедневно свою опытность» (287).
- - - - - - - - - - - - - - - -
(287) Бентам. О судоустройстве. 1860 стр. 85.
- - - - - - - - - - - - - - - -
Рисуя идеальное судоустройство, Бентам делает свой вывод в общем и отвлеченном смысле, безотносительно к данной стране, почему вывод этот и может иметь значение для всех вообще государств и законодательств, но вся аргументация, соображения, примеры – все это взято преимущественно из английской практики и приводится с особою подробностью в виду английских учреждений. В 30-х и 40-х годах вопрос о публичных обвинителях поднимается в парламенте почти при каждом законопроекте об улучшениях в уголовном законодательстве и процессе (288). За него высказываются в палатах и печати такие известные юристы как Колкхун, Льюис, Лорд Брум и друг. (289) В 1846 г. казна приняла на себя все довольно многочисленные издержки по ведению уголовного преследования (на расследования, приглашения свидетелей, наем поверенного и проч.), лежавшие прежде большою тяжестью на частных обвинителях, которые теперь получили право на известное вознаграждение, выдаваемое из государственного казначейства, при соблюдении ими некоторых условий. По мнению Гнейста (290), в этом уже заключался первый шаг к учреждению публичных обвинителей: оно вызывалось, кроме всех других, даже финансовыми соображениями, так как расход казны на поддержание народно-частного обвинения был весьма велик, а между тем оно все-таки не достигало репрессивных целей и не обеспечивало государственных интересов в преследовании преступлений. В 50-х годах вопрос о публичных обвинителях подвергся снова всестороннему исследованию и казался близким к утвердительному разрешению. Убежденным и авторитетным двигателем этого дела явился лорд-канцлер Брум, горячий сторонник введения в Англии публичных обвинителей. Проект (билль) такого рода, внесенный в 1854 в палату общин Филлимором и поддержанный в палате лордом Брумом, был передан особой комиссии под председательством Филлимора, в состав которой вошли, между прочим, лица, стоявшие в то время во главе королевской адвокатуры в Англии и института публичных обвинителей в Шотландии и Ирландии. Комиссия эта выслушала свидетельство множества компетентных лиц, вошедшие в обширный доклад ее, который представляет замечательный свод богатых материалов по вопросу о введении в Англии должностного обвинения (291). Все мнения были согласны в удостоверении о неудовлетворительности действующего порядка и в принципиальном признании необходимости постоянных государственных обвинителей, но существенно разделились по вопросу о постановке и устройстве этого учреждения; одни предлагали взять за образец шотландский, другие – североамериканский порядок, третьи указывали на возможность возложить обвинение на клерков, мировых и полицейских судей, и вообще настаивали на создании для Англии особого типа должностного преследования. Но через все эти взгляды проходят следующие общие черты: 1) предубеждение против всякого подражания французскому образцу; 2) признание полной свободы обвинения и решительное порицание всякой его монополии; 3) субсидиарный характер должностного обвинения по отношению к народно-частному; 4) ограничение будущих публичных обвинителей одним уголовным преследованием без всякой функции надзора и охранения законов; 5) сохранение в неприкосновенности обвинительного начала процесса, равноправности сторон, состязательного следствия и прочих основных элементов английской уголовной юстиции. Билль Филлимора не прошел, однако же, в парламенте; еще слишком сильна была привязанность к старому, переходившая уже, впрочем, просто в рутину, которую поддерживала больше всего боязнь открыть реформой простор бюрократическому давлению в сфере правосудия. Но общество продолжало оставаться при своем требовании реформ в системе преследования. По словам Миттермайера, «если сделать вывод из всех английских мнений о публичных обвинителях, то окажется, что огромное большинство юристов, практиков, а также и граждан желает назначения подобных обвинителей, с тем чтобы из среды адвокатов избраны были люди, которые выступали бы обвинителями в тех случаях, когда частные лица или ассоциации не принимают на себя обвинения; при этом, однако, поставляется условием, чтобы ни в каком случае не было ограничено применение существенных начал английского права – гласности, перекрестного допроса и приглашения защитника» (292). Нерешительность во введении нового учреждения объяснялась осторожностью, которую одобряли и компетентные юристы: «Если в Англии нет еще прокуратуры, – говорил в 1868 г. французский генерал-адвокат Бланш (293), – то это происходить не от того, что она не признает его полезности, но потому, что, мудрая и осторожная, она желает согласовать это учреждение с своим судоустройством и приспособить его к своему политическому устройству». Сочувственное отношение английского законодательства к институту публичных обвинителей высказалось и во введении его по шотландскому образцу на острове Мальте при издании для нее устава уголовного судопроизводства 10 марта 1854 (294). Далее, в законе 8 августа 1859 г. обнаружилось стремление расширить обвинительные полномочия генерал-атторнея; законом этим поставлено в зависимость от его разрешения наравне, впрочем, с каждым из вестминстерских судей возбуждение частными лицами уголовного преследования по некоторым особым делам: о лжеприсяге, об обманах, об игорных домах, об оскорблениях публичной нравственности и проч. В 1861 г. бывший лорд-канцлер лорд Брум в посвященной судоустройству главе 19-й своего известного сочинения об английской конституции (295) высказал решительное осуждение английской системе уголовного преследования вследствие отсутствия в нем института государственных обвинителей и доказывал, что введение его в Англии есть «требование абсолютной и первейшей необходимости». По мнению Брума, «всякая система уголовного судопроизводства, не имеющая в составе своем публичного обвинителя, не может быть другой, как только крайне несовершенной», и в частности, что касается до английской системы уголовно-судебного преследования, то «едва ли нечто более жалкое встречается в какой-либо другой стране». При этом Брум не видел никаких опасностей от учреждения в Англии государственного обвинения, если органы его не будут иметь ни монополии преследования, ни прав надзора за судом и судьями. В том же 1861 г. на конгрессе общества распространения социальных наук в Дублине, известный Мюнхенский профессор Гольцендорф прочел доклад «о публичных обвинителях», в котором, очертив историю прокуратуры в континентальной Европе, доказывал, что если это учреждение было бы введено в Англии, то действие его здесь будет успешнее, чем где бы то ни было в другой стране, по особым условиям английского государственного строя и юридической жизни. Доклад этот был встречен общим сочувствием конгресса. Участвовавший в нем лорд Брум напомнил сделанную им попытку провести институт публичных обвинителей в Англии, которая, по его мнению, страдает от их отсутствия. Но, прибавил он, «это все еще продолжает казаться шагом, слишком рискованным». С мнением Брума в пользу учреждения публичных обвинителей согласились главный судья и генерал-соллиситор Ирландии, в том же смысле состоялась и резолюция конгресса. Но в законодательных сферах дело все-таки не подвигалось (296).
- - - - - - - - - - - - - - - -
(288) Напр., восьмой доклад комиссии по уголовному законодательству 1845. Доклад комитета Палаты Лордов о реформе отправления уголовного правосудия 1848.
(289) Colquehoun. Treatise on the police of the metropolis. – Lord Brougham. Letter to Lord Lyndhurst on criminal policy. 1847. – Показания Брума и Льюиса в парламентской комиссии.
(290) Gneist. II, 781.
(291) Report from the select committee on public prosecutors 1855. В этом докладе заслуживают особого внимания показания лорда-канцлера Брума (Brougham and Vaux) р. 1, президента суда королевской скамьи лорда Кампбелля (Lord Chief Justice Lord Campbell), p. 61, генерал-атторнея Англии сэра Александра Кокберна (Sir Alex. Cockburn), p.184, лорда-адвоката Шотландии Монкрейфа (Moncrieff), p. 17, и генерал-атторнея Ирландии Нэпира (Napier), 141.
(292) Миттермайер. Уголовное судопроизводство. 194.
(293) Le-Sellyer. Trait; de l’exercice et de l’extinction des actions publiques et priv;es 1874 I, 8.
(294) Mittermaier. Gesetzgebung und Rechtsubung. 127.
(295) The Britich constitution, its history structure and working.
(296) Журнал министерства юстиции 1863 г. т. 16-й (статья «о публичных обвинителях»).
- - - - - - - - - - - - - - - -
В 70-х годах возобновилось несколько затихшее общественное и парламентское движение в пользу публичных обвинителей. За биллем Энкина в 1870 г. последовал билль Вальполя в 1872 г., а в 1874 г. в парламент был внесен окончательный «доклад особого комитета королевских комиссаров по вопросу о публичных обвинителях». В этом докладе заслуживает внимания мнение президента суда королевской скамьи того самого сэра Александра Кокберна, который за 20 лет перед тем в комиссии 1854–1855 гг. высказывал взгляды, далеко не столь решительные и категоричные. Теперь же «верховный судья Англии» (Lord Chiefjustice of Englang) прямо требует цельного института публичных обвинителей с сильной правительственной и иерархической организацией; по мысли его, они должны в каждой назначенной им местности контролировать все обвинения и руководить всеми действиями судебно-уголовной полиции. Наконец, в 1877 г. вопрос созрел настолько, что Эллиот в своем сочинении об уголовном судопроизводстве в Англии и Шотландии уже имел право, опираясь на опыт законодательства и выводы практики, назвать учреждение публичных обвинителей «основанием всякого действительно благотворного преобразования в английском процессе» (297).
- - - - - - - - - - - - - - - -
(297) Elliot. 34–35.
- - - - - - - - - - - - - - - -
§ 32. Учреждение публичных обвинителей в Англии.
Учреждение это было, наконец, введено в Англии законом 3 июля 1879 г., носящим официальное название «Prosecution of offences act» (42 and 43 Vict. chap. 22) и вступившим в действие с 1 января 1880. Цель закона выражена в его вступительных словах: это необходимость «принять более действительные меры к преследованию преступлений» собственно в Англии, на которую только и распространяется сила нового узаконения, оставляя в стороне Шотландию и Ирландию. Содержание 10 статей закона сводится к установлению постоянных органов или «дирекции» публичного преследования и к определению как их прав и обязанностей, так и отношений к должностным и частным лицам, принимающим участие в преследовании. Под общим главенством (superintendance) генерал-атторнея учреждается институт государственных обвинителей, состоящий из «директора публичного преследования» (director of public prosecution) и его помощников (assistants), числом не более 6, которые распределяются по территориальным округам. Для занятия этих должностей необходимо иметь звание адвоката при высшем суде (barrister at law или sollicitor of the supreme court of judicature) и не менее 10 лет судебной практики для директора и 7 лет для его помощников. Директор назначается государственным секретарем или министром внутренних дел (secretary of state for the Home Department) (298) бессрочно с содержанием, определяемым по соглашению с государственным казначейством или министерством финансов (Treasury) в размере не свыше 2 т. фунт. стерлинг. в год. В этом же порядке назначаются и помощники директора на срок не более 7 лет, но с возможностью продлить его по истечении. Число их, в пределах 6, определяется с согласия казначейства государственным секретарем, от которого зависит также и ближайшее определение их обязанностей инструкционным путем. С одобрения обоих названных ведомств генерал-атторней 1) назначает нужное количество секретарей и служителей дирекции и 2) определяет содержание всем чинам ее, начиная с помощников директора. Чины дирекции не могут заниматься частной адвокатской практикой – запрещение, вытекающее из природы постоянного оплачиваемого казною института, но не существующее, впрочем, для главы его, генерал-атторнея (ст. 3 и 4 закона 1879).
- - - - - - - - - - - - - - - -
(298) В Англии нет особого министерства юстиции, а высшее судебное управление распределяется между министерством внутренних дед (home department) и лордом канцлером (lord chancellor).
- - - - - - - - - - - - - - - -
На обязанности директора лежит возбуждать (tо institute), предпринимать (tо undertake) и вести (to carry on) уголовное преследование во всех уголовных судах по делам, которые будут означены в инструкциях (regulatives) к закону или особо указаны генерал-атторнеем, а также руководить по ведению преследования чинов полиции, судейских клерков и всех вообще должностных и частных лиц. В инструкциях определяется ближайшим образом участие директора в делах более важных или сложных, а равно и таким, по которым деятельность директора почему-либо представляется необходимою для обеспечения надлежащего изобличения виновных или по особым обстоятельствам дела, или по отсутствию обвинителя, или отказу его от дальнейшего ведения преследования (ст. 2). По заявлению директором судье или коронеру о начатии им уголовного преследования или о вступлении его в преследование, уже производящееся, все относящиеся к делу акты, документы и предметы должны быть переданы директору, который затем уже от себя вносит их в надлежащий суд. Кроме того, директору предоставляется возможность иметь точные сведения о всех делах, начатых, но затем оставленных без преследования частным обвинителем; по истечении значительного (reasonable) промежутка времени без хождения по делу всякий судейский клерк обязан доставить директору копии со всего такого производства (ст. 5). Новый закон сохраняет в силе все права частных лиц по возбуждению или ведению преследования, и частные обвинители по-прежнему являются полноправными его органами, действуя совместно с директором, если он признал нужным вступить в дело. В этом последнем случае частный обвинитель освобождается от представления обеспечения (recognizance) и обязательства продолжать преследование (to bind over to prosecute); такого обязательства нет и для директора, от усмотрения которого вполне зависит производить преследование или отступаться от него. На действия дирекции в этом отношении всякое частное лицо, имеющее право преследования, может принести жалобу (в форме «присяжного утверждения», affidavit) всякому судье верховного суда, который по выслушании объяснений директора может распорядиться о дальнейшем производстве преследования дирекцией или частным лицом (ст. 6 и 7) (299).
- - - - - - - - - - - - - - - -
(299) Этот контроль высшего суда над публичным преследованием есть применение двух старинных привилегий «суда королевской скамьи»: тandamus – права предписать низшему суду исполнить всякое действие в кругу его ведения, и certiorari – права по частной жалобе истребовать из низшего суда всякое производство и принять его к непосредственному своему рассмотрению.
- - - - - - - - - - - - - - - -
Крайне общий, доходящий даже до неопределенности смысл закона 3 июля 1879 г. и самой его редакции требует дальнейшего выяснения весьма существенных подробностей и порядка его применения. То и другое предоставлено дополнительным инструкциям, о которых неоднократно упоминается в тексте закона. На основании 8 ст. его, проекты (draft) таких инструкций, а также и всех к ним дополнений или изменений составляются генерал-атторнеем с одобрения лорда канцлера и государственного секретаря внутренних дел и вносятся в парламент, где открываются для рассмотрения обеих палат в течение не менее 4 дней, после чего могут быть утверждены и введены в действие. В последнее время на директора публичного преследования было специально возложено ведение дел о злостных банкротствах и избирательных злоупотреблениях (corrupt or illegal electoral practices). Законом 1881 г. в зависимость от его письменного согласия или дозволения (written fiat or allowance) поставлено возбуждение всякого преследования за преступление печати, против собственника, издателя или иного лица, ответственного за издание.
Из вышеприведенного краткого очерка нового закона видно, до какой степени он консервативен и осторожен в преобразовании системы уголовного преследования. Новый орган его вводится как бы в виде опыта и в сочетании с испытанными элементами старого порядка. Обвинительное начало – это основание английского судопроизводства – отнюдь не ослабляется и даже не затрагивается, так как и частное обвинение, и состязательное следствие остаются в полной силе. Текст нового закона краток и эластичен, доводя боязнь регламентации до крайних пределов; вся разработка подробностей и приемов исполнения предоставляется практике и опыту. Однако же при всей сдержанности нововведения значение его немаловажно: в Англии впервые учреждается самостоятельный и постоянный институт государственных обвинителей. Но нельзя не заметить, что очерчен он все-таки слишком слабо и как бы нерешительно. Один директор публичного преследования и 6 его помощников на все государство, очевидно, недостаточны, чтобы справляться со всею областью этого преследования, которая, за исключением выдающихся дел, по-прежнему остается в частных руках. Представитель государственного обвинения не только не имеет его монополии, но и является в отношении обвинения частного как бы привходящим, вспомогательным и второстепенным деятелем; это образец субсидиарного государственного преследования. Вместе с тем он ничем не связан в свободном распоряжении обвинением, которое, несмотря на признание публичного его существа, построено не на начале законности, а на самом широком применении начала уместности и усмотрения. В такой слабости очертаний нового учреждения, при шаткости почвы под ним в стране, где все законодательные реформы прививаются туго и медленно, и заключается, по-видимому, причина его непопулярности до настоящего времени в общественном мнении, и даже во мнениях специалистов. Одни подчеркивают его фактическое бессилие и бездеятельность; Павитт иронически замечает, что «обязанности директора публичного преследования состоят в том, чтобы преследовать как можно меньше» (300); другие жалуются на его слишком обширное право прекращения преследования (Рёмзей) (301). Реакция против нового учреждения оказалась настолько сильною, что в 1883 г. оно было фактически как бы вовсе затушевано; обязанности директора публичного преследования возложены на упомянутого уже выше соллиситора казначейства (Treasury sollicitor), который, не переставая быть частным поверенным правительства, сделался и органом публичного преследования (302).
- - - - - - - - - - - - - - - -
(300) Pavitt. Le droit anglais codifi;. 1885. p. 219. По свидетельству Мэтланда, из 14 т. уголовных дел в год директор ведет или поручает вести не более 500– 600 дел.
(301) Rumsay. The prosecution of offences act (Law Magazine and Review 1883. May).
(302) Maitland, p.149–150.
- - - - - - - - - - - - - - - -
§ 33. Характер и приемы публичного обвинения в Англии.
Принятая в теории, признанная даже догмой положительного права, идея должностного преследования преступлений еще не проникла окончательно в национально-юридическое сознание Англии, не вошла в ее вековые юридические привычки, и потому на практике, в действительной жизни английского общества институт государственных обвинителей еще не получил полного права гражданства. Не успела еще определиться и его деятельность, мало собрано материалов для ее оценки, и вопрос об этом институте собственно в Англии есть, во всяком случае, дело будущего. Выше уже было упомянуто, что новая организация публичного уголовного преследования ни в чем не изменяет освященных временем начал английского процесса, достоинство которых и сделало его предметом учения для науки и законодательства других европейских государств. Характеристическими и наиболее интересными для континентального юриста моментами обвинения являются формулирование их в обвинительном акте и устное развитие на суде, причем типические черты этих моментов совершенно одинаковы для частного и для публичного обвинения. Приведем здесь слова Миттермайера; рельефнее нельзя изобразить эти поучительные формы и приемы уголовного преследования: «Обвинительные акты в Англии, Шотландии и Америке должны быть простым, ясным, определительным, чуждым всяких предположений и суждений изложением фактов, на которых основывается обвинение; они имеют целью ясно представить подсудимому преступление, в котором он обвиняется, и показать присяжным, в чем заключается обвинение, и на что они должны обратить внимание при решении вопросов о виновности. При этом составителю обвинительного акта никогда не дозволяется выставлять за непреложную истину отдельные показания, данные при предварительном следствии, включать в обвинительный акт известные доказательства, объяснять, как могло совершиться преступление, или изображать характер обвиняемого таким образом, чтобы по этому изображению можно было вывести заключение о его виновности» (303). Затем, во время судебного следствия обвинитель, хотя бы и королевский, действует на одинаковых правах с защитою. Само правительство обнаруживает обыкновенно большой такт в деле уголовных преследований. «Особенно приятное впечатление производит коронный адвокат, сидящий за одним столом с защитниками и в одинаковым с ними одеянии; по всему образу его действий заметно, что он смотрит на себя как на человека, который совершенно равен своим товарищам, а в духовной борьбе бьется одинаковым с ними оружием; притом он избегает всего, что имеет вид нарушения правого суда (fair trail) или страстного увлечения и может неблагоприятно подействовать на присяжных или возбудить неудовольствие народа… Обвинитель обязан заботиться, чтобы все, что можно представить против обвиняемого по закону и совести, было передано им законным и честным образом, но чтобы при этом устранено было все, что не может иметь значения законного доказательства. Зачем, – восклицает один из умнейших английских юристов, – запутывать присяжных, вводить их в заблуждение и добиваться приговора без помощи доказательств? Из этого следует, что обвинитель не должен представлять ничего такого, что по закону и судебной практике не может иметь силы доказательства. Следствием этого является необыкновенная простота судопроизводства, которая в значительной степени облегчает решение присяжных. В Англии обвинитель никогда не старается действовать на присяжных рассуждениями о дурном характере обвиняемого, рассказами о его прежней жизни и подозрениями относительно его намерений, потому что он знает, что присяжные не примут этого за доказательства, и что такие объяснения вызовут только выговор судьи и порицание присяжных». В знаменитой речи по делу Уэбстера генерал-атторней Клиффорд так охарактеризовал обвинительное призвание государственного адвоката: «Я порицаю и отвергаю столь часто повторяемое предположение, что будто бы чиновник, преследующий обвиняемого, может переходить за пределы, которые назначает себе благородный исследователь истины. Если бы от меня этого потребовали, то я тотчас же отказался бы от своей должности. В этом звании я являюсь представителем государства и обязан заботиться, насколько это от меня зависит, чтобы соблюдались его законы, и чтобы ничем не были нарушаемы права подсудимых». (304)
- - - - - - - - - - - - - - - -
(303) Миттермайер. Уголов. Судопр. 201.
(304) Миттермайер. Уголовн. Судопроизв. стр. 256, 257.
- - - - - - - - - - - - - - - -
По своеобразной особенности английского процесса обвинительная речь предшествует представлению доказательств обвинения, а не следует за ними, точно так же, как и защитительная речь предшествует доказательствам оправдания. Этим обусловливается характер и содержание английских судебных речей; в них дается программа предстоящего исследования и развиваются главные пункты обвинения или защиты, которые потом нужно оправдать доказательствами.
Отсюда полное спокойствие, простота и строгая деловитость обвинительной речи. Обвинитель излагает перед присяжными поводы к обвинению и обращает их внимание на положения, которые он намерен доказывать, просто, ясно, без вывода заключений, без стремления расположить присяжных в пользу обвинения, и даже без комментариев к доказательствам. Обвинитель строго держится правил о судебных доказательствах и старается убедить присяжных, что он будет доказывать факты на основании этих правил. Вследствие этого изложение обвинителя кратко, просто, полно достоинства, чуждо всякой декламации и общих мест. Практикою выработан ряд правил, которые обязан соблюдать адвокат обвинения в своих речах, производящих, по удостоверению Миттермайера, благоприятное впечатление спокойствием, бесстрастием, простотою и краткостью». (305)
- - - - - - - - - - - - - - - -
(305) Миттермайер. Уголов. Судопроизводство. 258, 324, 325.
- - - - - - - - - - - - - - - -
Такова школа, в которой воспитываются английские государственные обвинители; такова процессуальная атмосфера, в которой они призваны действовать.
§ 34. Учреждение публичных обвинителей в Шотландии. – Заключение.
В общей организации уголовного преследования на великобританской территории нет единства. Между тем как в Англии только в последнее время потребность в публичных обвинителях и решимость ввести их взяли верх над боязнью этого института с его новизною и возможными последствиями, он уже с XVI века не только существует, но и процветает в другой части соединенного королевства, в Шотландии (306), на что, быть может, повлияли долговременные оживленные сношения ее с Францией и Италией, издавна знакомыми с прокуратурой. Черты публичного преследования в Шотландии занимают совершенно особое место среди различных типов государственного обвинения и нередко противопоставляются континентальному учреждению прокуратуры. Этого последнего нет в Шотландии в смысле хранителя закона, но есть зато весьма цельный и выдержанный институт государственных обвинителей.
- - - - - - - - - - - - - - - -
(306) Report on public prosecutors 257, 267, 288, 289, 292. Миттермайер. Уголовн. Судопр. 17, 149–162. – Его же. Суд присяжных 50–54. – Keller. 329. – Elliot, 24–35.
- - - - - - - - - - - - - - - -
Во главе его стоит Лорд-адвокат, высший государственный сановник страны и вместе член английского министерства, представляющий в составе его и в парламенте интересы Шотландии. Неся высокие и обширные политические обязанности, он, кроме того, есть ответственный руководитель всего хода шотландского правосудия и потому не может непосредственно вести дело уголовного преследования. Для этого при нем состоят в качестве его помощников генерал-соллиситор и 41 заместитель (advocate depute), из которых один действует при шотландском верховном суде (High Court of Scotland), а трое заведуют территориальными округами (circuit). Все они назначаются лордом-адвокатом из адвокатов, считаются на коронной службе и получают довольно крупное содержание. В непосредственном им подчинении состоят местные государственные обвинители (procurator fiscal), при каждом суде шерифа, который назначает их без срока из числа лучших местных адвокатов. Они получают не определенное и постоянное жалованье, а гонорар за труды по преследованию в отдельных делах (fees).
Деятельность этих публичных обвинителей определяется законом о полиции 15 июля 1850 г. и инструкциею генерал-адвоката, изданною в 1839 г. Они собирают при помощи полицейских чинов предварительные сведения о преступлениях, принимают деятельное и энергическое участие в следствии, которое на розыскном основании производит шериф (precognition) и затем весь собранный материал для преследования представляют лорду-адвокату, от которого вполне зависит прекратить дело, или же предъявить то или другое обвинение и поддерживать его через одного из своих подчиненных в равноправном состязании сторон на суде. Хотя юридически и не существует в Шотландии монополии обвинения, но частное обвинение, ограниченное прямым и личным интересом в преследовании, в действительности поглощается государственным, к органам которого предпочитают обращаться и частные лица с своими жалобами и заявлениями. Описанный институт вполне удовлетворяет общественным условиям и потребностям маленькой Шотландии, в которой он пользуется уважением и сочувствием. Осмотрительный выбор государственных обвинителей, хороший состав их и чуткое сознание ими своей ответственности способствуют весьма успешному их действию. По свидетельству Миттермайера, «как ни обширна власть шотландского прокурора при производстве следствия, но контроль, под которым он находится, так велик, что предохраняет от всякого с его стороны злоупотребления властью. Он очень хорошо знает, что если поступит неправильно или пристрастно, то подвергнется жестоким нападкам защитника во время публичного производства дела и неумолимой критике свободной прессы; он знает, что в важных процессах не только судья отзовется неодобрительно о допущенных им неправильностях, но что в парламенте его образ действий может сделаться предметом строгого порицания. Шотландский прокурор, который своею властью передает дело на рассмотрение суда присяжных в ассизах, не нуждаясь для этого в предварительном постановлении обвинительной камеры, облечен, конечно, огромною властью, но он понимает также, что в этом случае он один принимает на себя ответственность перед судом и народом за свое обвинение, и что в интересах своей репутации он не должен являться пристрастным или неосновательным преследователем». (307)
- - - - - - - - - - - - - - - -
(307) Миттермайер. Суд присяжных стр. 51. – По тому же типу организован институт государственных обвинителей (crown sollicitors) и в Ирландии. Одинаковые приблизительно черты представляет прокуратура в Северной Америке, с тем отличием, что в ее задачу входит не только публичное преследование, но в известных пределах и вообще защита перед судом общественных интересов. При высшем суде североамериканского союза состоит генерал-атторней (attorney general), а при низших – подведомственные ему окружные атторнеи (district attorneys), все назначаемые по соглашению президента с сенатом. Генерал-атторней дает по различным делам заключения президенту союза и другим высшим правительственным установлениям, вообще оказывает большое влияние на ход правосудия в союзе и руководит окружными прокурорами по ведению процессов, имеющих общественный или правительственный интерес. В отдельных штатах состоят свои независимые прокуроры (state attorneys), назначаемые или местным законодательным собранием, или судом, или избираемые народом на срок по большей части не свыше двух лет. Это публичные обвинители (prosecuting attorneys) и общественные адвокаты и стряпчие штатов, нередко получающие вознаграждение по отдельным делам и из судебных пошлин и даже представляющие денежный залог при вступлении в должность.
- - - - - - - - - - - - - - - -
Изложенная постановка публичного преследования в британском праве имела большое влияние на разработку вопроса о прокуратуре в континентальных европейских государствах. Англо-шотландские учреждения всегда служили противовесом увлечению французскими порядками, их крайностям и преувеличенному развитию в них государственной монополии и административных элементов прокурорской организации. Англия и Шотландия представляют пример частной самодеятельности в сфере уголовного преследования, построения его на частно-обвинительном начале и равноправности государства с его противниками в судебной борьбе. Государственные поверенные в суде не являются органами закона и контроля над судьями; призвание их сосредоточивается исключительно на обвинительной задаче. Нельзя, однако же, при этом не заметить, что все то, чем англичане заменяют у себя прокуратуру, носит яркий отпечаток национальной самобытности и соответствует совершенно особым условиям общественного быта. Не умаляя теоретического интереса учреждения и практической поучительности отдельных частей его, это обстоятельство требует от юридической науки других стран, с иными условиями и иным складом жизни, полный объективности в оценке и крайней осторожности в выводах и заимствованиях.
§ 35. Прокуратура В Испании. (308)
- - - - - - - - - - - - - - - -
(308) Tejada. Darstellung der spanischen Staatsbehorde (Zeitschrift fur auslandische Gesetzgebung. XIV. 1.). – Theurault. Etude sur l’organisation judiciaire en Espagne. 1878 – Автора настоящего сочинения: Новое судоустройство Испании (Юридический Вестник 1879, т. II). Об испанской прокуратуре есть капитальное теоретическое исследование и практическое руководство на испанском языке, в 2 томах, Феррера-и-Минге, фискала при мадридской аудиенции, т.е. прокурора мадридской судебной палаты, изданное в 1875 г. (Ferrer-y-Minguet, во французск. переводе: Essai th;orique et pratique sur les devoirs et les attributions du minist;re fiscal).
- - - - - - - - - - - - - - - -
Прокурорский институт Испании, прежний и новейший, представляет черты настолько характерные и оригинальные, что его нельзя обойти молчанием. В особенности заслуживает внимания его устройство, во многом отличающееся от прокурорской организации в других странах. Под именем «фискалов его величества» (fiscales de su mqjestad) чины прокуратуры действовали уже в конце XV столетия, при Фердинанде Католическом, а окончательно организовались при Филиппе II. При каждом суде состояли два фискала, один – для уголовных, другой – для гражданских дел; при судах 1-ой инстанции в уголовном преследовании участвовал promotor fiscal, заимствованный из еще более раннего учреждения того же имени при трибуналах инквизиции и вообще канонических судах.
Светские фискалы в Испании несли те же обязанности, как и германские фискалы, которых они надолго пережили, просуществовав почти без изменений до второй половины столетия. Не производя непосредственно уголовного преследования, сливавшегося с розыском и следствием, они только формулировали обвинение в обвинительном акте, который затем поддерживали в суде посредством предложения о применении уголовного закона к виновному.
Новейшее судоустройство Испании, а вместе с ним и учреждение прокуратуры определено законом 15 сентября 1870 г. – По этому закону прокуратура сохраняет традиционное, историческое название «фискального ведомства, фискалата», а чины ее – фискалов и фискальных адвокатов. Во главе прокуратуры стоит подчиненный министру юстиции фискал при верховном суде, управляющий всеми фискалами и действующий при содействии одного товарища, который разделяет с ним административные обязанности, и 12 помощников или фискальных адвокатов, которые исполняют прокурорские обязанности при отделениях верховного суда.
Вторая степень прокуратуры – фискалат при «аудиенции» (audiencia), или судебной палате, также состоящий из фискала, одного старшего его товарища и нескольких помощников или фискальных адвокатов. – Фискалат первой инстанции действует при судах окружных, partidos; здесь фискал не имеет штатных помощников, должности которых временно исправляют командированные для этой цели кандидаты, получающие во время такой командировки половину содержания фискала. Низшим органом фискалата является особый фискал при каждом муниципальном суде, имеющий, с утверждения фискала аудиенции, временных заместителей. В составе фискалата, устроенного на иерархическом начале, все низшие чины безусловно подчинены высшим, но недовольные дисциплинарным распоряжением ближайшего начальства могут принести жалобу фискалу высшему в порядке подчиненности. Фискалы не пользуются несменяемостью и могут быть увольняемы по усмотрению правительства. Но при назначении и повышении фискалов оно обязано соблюдать чрезвычайно строгие и точные правила судебной карьеры, в которых и заключается главное преимущество испанского судоустройства.
Для занятия должности в фискалате нужно удовлетворять общим условиям судейской службы и не находиться ни в одном из многочисленных положений несовместимости, к числу которых принадлежит всякое промышленное занятие и какая бы то ни была личная близость к району службы по происхождению, родству, имущественным делам и проч. Рассадником фискалата служит особая состоящая при нем кандидатская корпорация, отдельная от таковой же судейской; для поступления в нее необходимо выдержать строгое конкурсное испытание. Точно так же и для определения прав и очереди назначения из кандидатов на штатные должности по фискалату производится новое испытание в конкурсной комиссии под председательством фискала местной аудиенции. Выдержавший испытание кандидат вносится в конкурсный список, в пределах которого правительству в лице министра юстиции по представлениям верховного фискала принадлежит известный, ограниченный, впрочем, выбор. С момента удостоения по конкурсу прокурорской должности кандидат приобретает законные права на нее и в случае нарушения их правительством, напр., в случае не назначения его на вакансию, соответствующую его месту в конкурсном списке, он может в месячный срок принести жалобу в верховный суд. Равным образом и все служебное движение по фискалату поставлено в зависимость от заранее определенных условий, цель которых – обеспечить избрание правительством способнейших и достойнейших, но непременно из числа лиц, уже получивших в установленном порядке прохождения службы и конкурсного испытания неотъемлемое право на повышение. Так, напр., вакансии фискалов при судах, считающихся «судами повышения» (tribunaux d'avancement), принадлежат фискалам «судов начальных» (tribunaux de d;but), и притом так, что из каждых 3-х вакансий одна предоставляется самому старшему, другая – достойнейшему из первой половины конкурсного списка, а третья – достойнейшему из всего списка. Из каждых 4-х вакансий фискальных адвокатов при аудиенции три принадлежат по праву фискалам partidos повышения, а на 4-ю может быть назначен адвокат под условием известного срока практики. Такая система, сообщая личному составу прокуратуры весьма прочное положение, зависящее единственно от заслуг и способностей, позволяет комплектовать его людьми вполне достойными и самостоятельными и, как свидетельствует опыт, приносит прекрасные результаты.
Фискалат образует довольно замкнутую корпорацию; переход из «сидячей» в стоячую магистратуру возможен только в исключительных случаях. Один из них указан в законе (ст. 833 зак. о судоустр.): фискалы, не обладающие особыми способностями или свойствами, необходимыми для исполнения прокурорских обязанностей (напр., особой энергией для уголовного преследования, даром или, по крайней мере, свободой слова для устной деятельности), переводятся на соответствующие судебные должности.
Что же касается предметов ведения испанской прокуратуры, то задачи ее заключаются: 1) в наблюдении за точным исполнением законов о судоустройстве, 2) в преследовании всех наказуемых нарушений общественного порядка, и 3) в представлении правительства перед судом (ст. 763 зак. о судоустройстве). Деятельность испанских прокуроров или фискалов ограничивается судебными делами и как по содержанию, так и по характеру довольно близко подходит к деятельности нашего нынешнего прокурорского надзора.
ЧАСТЬ ВТОРАЯ
ПРОКУРОРСКИЙ НАДЗОР В РОССИИ
ГЛАВА VI
ПРОКУРОРСКИЙ НАДЗОР ОТ ПЕТРА ВЕЛИКОГО ДО ЕКАТЕРИНЫ II (309)
- - - - - - - - - - - - - - - -
(309) Главнейшие источники и пособия: Полное собрание законов Российской империи, т. IV–XVI. – Соловьев, История России с древнейших времен. Изд. 2, т. XVI, XVIII, XIX. – Троцина. История судебных учреждений в России 1851 г. – Дмитриев. История судебных инстанций. 1859 г. – Кавелин. Основные начала русского судоустройства (собр. сочин., т. I). – Градовский. Высшая администрация России XVIII стол. и генерал-прокуроры. 1866 г. – Петровский. О сенате в царствование Петра Великого. 1875 г. – Степанов. О формах правительственного надзора в России в XVIII столетии. Киев. – Полежаев. О губернском надзоре (Журнал министерства юстиции. Ноябрь. 1859 г.). – Иванов. Опыт биографий генерал-прокуроров и министров юстиции (Журнал министерства юстиции. 1863 г. ноябрь и декабрь, прилож.).
- - - - - - - - - - - - - - - -
I. Учреждение фискалов. § 36. Происхождение и устройство. – § 37. Деятельность. – Общая характеристика. – II. Учреждение прокуроров. – § 38. Происхождение и развитие. – § 39. Устройство и деятельность. – § 40. Параллель между фискалами и прокурорами.
I. Учреждение фискалов.
§ 36. Происхождение и устройство.
Допетровской России были чужды понятия об основных элементах прокурорского учреждения, и оно не появилось в ее юридическом строе, ни в целом виде своем, ни даже в отдельных проявлениях или признаках. Уголовное преследование производилось смотря по форме процесса или в порядке частного обвинения потерпевшим челобитчиком при состязательном «суде» по менее важным «судным» делам, или же порядком розыскным по распоряжению судьи следователя, при «сыске» по более важным преступлениям (по делам «сыскным», «губным», «тяжебным») и против «лихих людей», угрожавших общественной безопасности. В том и другом случае не было места особым органам публичного преследования, которое еще не выделялось из полицейских задач и судебных функций государства (310). Не получило развития в Московской Руси и наблюдательное, контрольное начало, это главнейшее основание будущего прокурорского надзора. Необходимость в нем живо ощущалась в правительственном организме XVIII в. при чрезвычайном усилении и умножении должностных злоупотреблений, особенно в местном управлении, но систематического наблюдения за деятельностью служилых людей или вовсе не было, или оно не шло дальше таких несовершенных мер, как финансовая отчетность воевод по поступлению в казну различных сборов, назначение к воеводам товарищей для взаимного надзора, посылка дьяков и подьячих за границу для проверки действий послов, поощрение частных доносов и доносчиков и прочее (311).
- - - - - - - - - - - - - - - -
(310) Линовский. Опыт исторических разысканий о следственном уголовном судопроизводстве в России 1849. – Ланге. Древнее русское уголовное судопроизводство. 1884 г.
(311) Кавелин, стр. 224. – Дмитриев, стр. 86.
- - - - - - - - - - - - - - - -
Эта последняя мера в связи с постепенным расширением круга «сыскных» дел, указывала на недостаточность частного обвинения, а малоуспешная борьба «губных» учреждений Иоанна Грозного с преступлениями, возраставшими в качестве и количестве, свидетельствовала о слабости уголовного розыска при существующем судоустройстве. В царствование царя Алексея Михайловича при действии его Уложения практике уже была известна мысль о том, что если при совершении важного или тяжкого преступления (напр., убийства) нет или не может быть потерпевшего, который явился бы «челобитчиком» или «истцом», т.е. обвинителем, то преследование виновного должно производиться от имени царя. «А не будет на него (злочинца), – говорит Котошихин, – в смертном деле челобитчики, и таким делам за мертвых людей бывает истец сам царь» (312). Таким образом, уже в Московском государстве намечалась почва для установления прокуратуры, но не выработалось еще самой ее идеи, способной привиться и разрастись. Первое осуществление в России этой идеи принадлежит Петру Великому, которого и следует считать основателем русского прокурорского надзора.
- - - - - - - - - - - - - - - -
(312) «О России в царствование Алексея Михайловича», изд. 3, 1884, стр. 161, 162.
- - - - - - - - - - - - - - - -
Вводя новый строй суда и управления, Петр везде встречал на своем преобразовательном пути те же трудности, препятствия и недостатки, с которыми и до него тщетно боролось московское правительство: хищение должностных лиц, их нерадение и неразвитость, беспорядок в делах и всюду полное преобладание личных видов над государственным интересом. Для всякого проникнутого последним начинания эти характеристические свойства старой служилой среды были язвой, растлевающее значение которой портило исполнение лучших мыслей преобразователя и мешало стройному и дружному действию его учреждений. Нужно было неусыпно следить за их деятельностью и, раскрывая и карая ее уклонения, поддерживать ее именно в том направлении, которое имел в виду законодатель. А для этого и чтобы пресекать в самом зародыше всякое зло, грозившее успеху новых созданий его творческого гения, он должен был знать все, что в них делается, держать их под постоянным своим надзором. Отдельные, еще не сплоченные части новой правительственной машины нуждались в объединении какою-либо живою и деловою силой, которая охраняла бы везде правильное применение истинной мысли Государя, оберегая при этом и драгоценные для выполнения его преобразований финансовые интересы фиска или казны. В этом смысле центральное установление государственного механизма Петра Великого – сенат – требовало существенного дополнения. «Правительство должно было, – говорить проф. Градовский, – прибегнуть к такой должности, которая имела бы целью стоять на страже закона, не доверяясь способности служащих лиц, и восполняла бы деятельность народа в деле охранения личной безопасности и общественного спокойствия… Учреждая сенат, законодатель, конечно, хотел сосредоточить в нем верховный контроль всех государственных учреждений, но, имея правительственное назначение, сенат не имел административной организации. Составленный как судебное место, он не мог лично преследовать и обвинять. Для того чтобы сделать его деятельным органом контроля, необходимо было еще учреждение с чисто личным характером, созданное для непрерывного надзора и преследования» (313). По замечанию г. Петровского, ощущалась сильная надобность в учреждении, специально назначенном смотреть и контролировать. «Все основывалось на жалобах и на личном досмотре Государя, но Государю, хотя и Петру, за всем не усмотреть, и немало случаев, где челобитчика не будет… Давно пора было установить целое государственное учреждение для специальной потребности надзора» (314). Таким учреждением и явились фискалы; их наблюдение и деятельность как бы воплощали в гражданском быту чуткий слух, зоркое зрение, обличающий голос и карающую руку верховной власти. Связывая между собою сенат и местные учреждения, они составили одну из трех главных частей правительственной системы Петра Великого (315).
- - - - - - - - - - - - - - - -
(313) Градовский, стр. 89.
(314) Петровский, стр. 100.
(315) Градовский, стр. 89.
- - - - - - - - - - - - - - - -
Фискалы были учреждены по иностранным образцам, доставленным Германией и в особенности Швецией, где институт этот существовал уже давно и в столь развитом и полном виде, что положение о нем могло быть прямо переведено на русский язык. Они действовали и в соседних с Россией шведских провинциях, Финляндии, Лифляндии и Эстляндии, откуда нетрудно было заимствовать их для вновь приобретенной Ингерманландии. Материалом для заимствования послужили работы приглашенного Петром из голштинской службы, впоследствии советника камер-коллегии Генриха Фика, знатока шведских учреждений, который представил царю подробное их изложение с проектами введения их в России. Но в последующем развитии русского фискалата пришлось неоднократно в силу обстоятельств отступать от слепого подражания и так или иначе приспособлять заимствованное к русским условиям. В этом отношении история петровских фискалов, а затем и прокуроров есть любопытный пример могучего влияния своеобразной жизни на учреждения, сначала задуманные теоретически и целиком перенесенные с чужой почвы; в своем практическом приложении они быстро принимают местную окраску и, еще не меняя формы, уже усваивают себе иное содержание.
23 февраля 1711 г. был учрежден сенат, а уже 2 марта того же года в указе об обязанностях его в отсутствие царя ему предписано «учинить фискалов во всяких делах, а как быть им – пришлется известие» (316). Оно не замедлило, и в следующем уже указе от 5 марта 1711 года дается краткое, но довольно ясное и точное определение новой должности, которая заключается в том, чтобы «над всеми делами тайно надсматривать и проведывать про неправый суд, також в сборе казны и прочего», и состоит из 3-х иерархических степеней с обер-фискалом во главе. Начавшееся таким образом существование фискалов обнимает собою до 1730 г. 20-летний период времени, в течение которого ряд указов и распоряжений последовательно определяли различные стороны нового учреждения, все еще, по-видимому, находившегося в фазисе образования. Законодатель делает опыты, сам констатирует их недостатки и пытается их исправить по указаниям практики, пока, наконец, не убеждается в необходимости радикально видоизменить основную мысль и постановку института. Практике вообще предоставляется большой простор в его организации: через ; года после учреждения фискалата первый обер-фискал Былинский, недоумевая относительно всех подробностей своей еще только вчерне намеченной должности, входит в сенат с десятью «докладными пунктами», в которых спрашивает, каковы пределы его ведения, в каком порядке ему и помощникам его действовать, где присутствовать и заниматься, из каких источников производить канцелярские расходы и проч. Сенат 11 августа 1711 г. дал в своей «резолюции» по этим «пунктам» первую фискальную инструкцию (317). Затем фискалы постепенно вводились при всех ведомствах и установлениях, по мере их окончательного устройства: при войсках (318), при флоте (319), при духовном правлении (320), при государственных коллегиях (321). Большинство отдельных распоряжений о фискалах имеет характер ретроспективный, с прямою ссылкою на вызвавшие их случаи. Из общих же узаконений, кроме упомянутого уже указа 5 марта 1711 г., наиболее важными представляются: указ 17 марта 1714 г. «о должности фискалов», содержащий в 11 статьях обстоятельное определение задачи и обязанностей этих должностных лиц (322); инструкция или наказ земским фискалам 1719 г., в большей своей части переведенная Фиком со шведского (323) и, наконец, изданный уже при Екатерине I указ 25 апреля 1725 г. «о должности генерал-фискала и его помощника государственного обер-фискала», в 14 статьях которого воспроизведены главнейшие черты петровского учреждения фискалов (324). На основании совокупности всех этих источников из различных перипетий, постигших это учреждение, можно извлечь общее понятие об его устройстве и деятельности, с тем чтобы потом, бросив беглый взгляд на внутреннюю его историю, сделать общий о нем вывод, объясняющий и его судьбу.
- - - - - - - - - - - - - - - -
(316) Пол. Собр. № 2330 п. 9.
(317) П.С. № 2414.
(318) П. С. 1711, 31 июня, 36 2412 Устава воинского 30 марта 1716 г., № 3006 гл. XII.
(319) П. С. 13 января 1720 г. Морской устав, № 3485.
(320) Духовный регламент 1721 г. П. С. № 3870.
(321) П. С. Генеральный регламент 28 февраля 1720 г.
(322) П. С. № 2786.
(323) П. С. № 3479.
(324) П. С. № 4698.
- - - - - - - - - - - - - - - -
Фискалы распределялись по нескольким степеням или рангам. В лице обер-фискала сосредоточивался повсеместный надзор за делами и деятельностью правительственных установлений на всем пространстве империи, почему обер-фискал и называется иногда в законах «государственным» (325). При нем состояли товарищи в числе 4-х, из которых двое назначались из купечества, «дабы состояние купеческое могли тайно ведать» (326). При центральных учреждениях, приказах, а затем коллегиях, были особые фискалы «у каждого дела по одному» (327). В провинциях при каждом губернаторском правлении состоял провинциал-фискал с товарищами и с фискалами из купечества (328). В городах были городовые фискалы по одному или по два, «смотря по препорции (329)». Наконец, при фискалах каждой из перечисленных категорий состояли для поручений в неопределенном числе нижние или рядовые фискалы. Сначала обер-фискал действовал при сенате, имея здесь и особую свою канцелярию; в 1719 г., с учреждением коллегий, он перешел в Юстиц-Коллегию, которая и становится для фискалов руководящим установлением (330); вместе с тем надзор их приобретает более судебный характер, не теряя, однако же, и финансового своего значения. Определяя фискальские обязанности этого последнего рода, «инструкция» 1719 г. возлагает их как бы на особых фискалов, которых называет земскими и подчиняет Камер-Коллегии (331). Нигде в других источниках об этих земских фискалах не упоминается, и если принять весьма вероятное мнение г. Петровского, считающего эту «инструкцию» за один из проектов–переводов со шведского, написанных Фиком, то следует предположить, что она просто содержит в себе изложение особых «земских» обязанностей, которые исполнялись ординарными фискалами (332). С переходом обер-фискала из сената в юстиц-коллегию явилась надобность в замещении фискальского поста при сенате и в объединении государственным значением этой должности всего учреждения фискалов. Петр долго колебался в выборе этого важного сановника и даже открытым признанием своих затруднений мотивировал временную меру – назначение переменного дежурства штаб-офицеров гвардии для исполнения фискальских обязанностей при сенате (333). Наконец, в 1723 г. гвардии полковник Мякинин был назначен генерал-фискалом, а в 1725 г. обер-фискал формально сделался его помощником. Все поименованные должности различались между собою, кроме пространства ведения, еще и порядком осуществления предоставленной им власти.
- - - - - - - - - - - - - - - -
(325) П. С. №№ 2331 и 2414.
(326) П. С. № 2786.
(327) П. С. №№ 2331 и 2414
(328) П. С. №№ 2786 и 4698.
(329) Препорция (устар.) – достаточное, потребное количество; в нужной пропорции.
(330) П. С. 14 января 1719 г. № 3280.
(331) П. С. № 3479.
(332) Петровский, стр. 113–116. Другого мнения проф. Градовский, полагающий, что фискалы делились на две категории или порядка: чисто судебных, подчиненных юстиц-коллегин, и земских, подведомственных камер-коллегии (Высш. адм., стр. 86).
(333) П. С. 27 января 1721 г., № 3721. «Понеже государственного фискала вскоре выбрать не можем, того ради пока оный учинен будет, определяем по одному из штаб-офицеров гвардии быть при сенате».
- - - - - - - - - - - - - - - -
Право доносить прямо в сенат, в юстиц-коллегию, в случае же надобности и непосредственно Государю, принадлежало только генерал- и обер-фискалам с товарищами. Все другие фискалы должны были подавать доношения в низшие инстанции: коллегиальные – в коллегии, провинциальные – губернаторам и воеводам и т.д. Только в случае безуспешности доносов, или когда предметом их служили злоупотребления самих «коллежских» президентов или губернаторов, низшие фискалы доносили прямо в высшие установления чрез обер- и генерал-фискала. По содержанию же власти все фискалы были между собою равны и, подобно нынешним прокурорам, как бы нераздельны. В первом указе о фискальской должности (5 марта 1711 г.) сказано, что «низшие фискалы во всем имеют такую же силу и свободность, как и обер-фискал, кроме того, что вышнего судью или генерального штаба на суд без обер-фискала позвать не могут» (334). Подчинение низших фискалов высшим, хотя и несомненное, не было точно и ясно определено в законах. Провинциал-фискалы получали от обер-фискала указы «по их должности» и доносили ему о состоянии надзора по вверенным им частям. Определеннее была зависимость городовых фискалов от провинциальных. Последние обязывались наблюдать, «дабы в городах фискалы в проведывании всего действие бы вели исправно», причем им предписывалось раз или два в год объезжать свою провинцию и лично удостоверяться в исправной деятельности городовых фискалов. Неисправных они могли по указу 1714 г. удалять своею властью, выбирая других на их место; по закону же 1725 г. они должны были в таких случаях представлять генерал-фискалу. В этом же законе впервые категорически постановлено о служебном подчинении всех низших фискалов, как коллежских, так и провинциальных, которые находятся «под дирекциею» генерал- и обер-фискалов с товарищами. По мысли Петра Великого, порядок избрания и назначения высших фискальских чинов должен был соответствовать их отношению к сенату, как деятельных органов принадлежащего ему верховного надзора. Должности обер- и провинциал-фискалов замещались по избранию и утверждению сената. Петр строго соблюдал этот порядок и не изменил его даже после осуждения обер-фискала Нестерова, приказав сенату «искать в генерал-фискалы и обер-фискалы добрых людей и для того объявлять всем коллегиям, ежели кто знает к оному делу достойных кого и таковых дабы писал в кандидаты и имена прислать на генеральный двор» (335). Впоследствии обер-фискал присвоил себе назначение провинциал-фискала, но это всегда рассматривалось как злоупотребление, и в 1729 г. все областные фискалы, назначенные «по прихотям Нестерова», без указа сената были вызваны в Москву «на смотр» и затем раскассированы (336). Впрочем, провинциал-фискалам сенат давал только санкцию, избрание же их исходило от генерал- или обер-фискала.
- - - - - - - - - - - - - - - -
(334) П. С. № 2881 л.5.
(335) Соловьев. Т. XVIII, стр. 159. – Согласно этому и первый генерал-фискал Мякинин был назначен из четырех кандидатов, представленных государю сенатом. Петровский, стр. 109.
(336) П. С. 27 июня 1729 г. № 5431.
- - - - - - - - - - - - - - - -
Что же касается до городовых фискалов, то они частью назначались провинциал-фискалами, частью избирались горожанами. Вследствие крайней трудности находить в тогдашней служилой среде людей, способных исполнять сложные обязанности, не приходилось быть особенно разборчивым и строгим при определении условий для занятия фискальских должностей. Законодатель ограничился одним лишь нравственным цензом и сам указывает на крайнюю необходимость найти людей, хоть сколько-нибудь подходящих, «понеже дело сие нужно есть». При учреждении фискалов в 1711 г. повелено было в обер-фискалы «выбрать человека умного и доброго, какого чина ни есть» (337). В дальнейшем развитии фискалата проводится то же начало: фискалами предписывается назначать «людей добрых и правдивых», «людей добрыя совести перед Богом и честного жития». Единственным формальным условием, и то лишь для городовых же фискалов из «шляхетства», был возраст не моложе 40 лет. Для городовых же фискалов из купечества было поставлено другое оригинальное ограничение: предписывалось брать фискалов из «средней или меньшей статьи» купечества, а «не из первостатейных и не из тех, которые платят большие оклады, дабы не учинить в платеже табельного оклада недобору», так как купеческие фискалы освобождались от податей (338). По своему служебному положению фискалы были включены в военно-чиновничью иерархию табели о рангах (339). Затем, в видах улучшения личного состава, ранги их были возвышены особым указом 1723 г., по которому были приравнены: генерал-фискал – к генерал-майору, государственный обер-фискал – к бригадиру, фискалы в коллегиях от полковника до майора, провинциал-фискалы – к капитану (340).
- - - - - - - - - - - - - - - -
(337) П. С. № 2331.
(338) П. С. № 2786 и друг.
(339) П. С. 24 января 1722 г., № 3890.
(340) П. С. 22 февраля 1728 г. № 4170.
- - - - - - - - - - - - - - - -
Из источников не видно, чтобы фискалы получали постоянное определенное содержание. Вознаграждение выдавалось им по мере трудов, в известном размере «штрафа», взысканного с виновного, если фискальский донос на него оказывался основательным: под штрафом разумелись и «отписанные на государя», т.е. конфискованные в казну вотчины и поместья. По указу 5 марта 1711 г. фискалу присуждалась половина взысканного штрафа; указом 17 марта 1714 г. размер этот уменьшен: взысканный штраф велено делить на две половины, из которых одна шла в казну, а другая распределялась между фискалами, так что ; всего штрафа выдавалась фискалу-доносителю, ;0 – обер-фискалу с помощниками, а остальная часть делилась между провинциал-фискалом и всеми городовыми фискалами (341).
- - - - - - - - - - - - - - - -
(341) П. С. №№ 2331 и 2786 п. 11. Петровский, стр. 131–133.
- - - - - - - - - - - - - - - -
Все фискалы империи составляли особое ведомство, центром которого служила находившаяся в Петербурге сначала при обер-, а затем при генерал-фискале особая «фискальская канцелярия» с заведовавшим ею секретарем. При ней был дом, в котором могли останавливаться и временно проживать фискалы, приезжавшие в столицу из провинций по делам службы. В распоряжение как столичных, так и провинциальных фискалов назначались подьячие для письмоводства и солдаты для посылок (342).
- - - - - - - - - - - - - - - -
(342) Петровский, стр. 108.
- - - - - - - - - - - - - - - -
§ 37. Деятельность. – Общая характеристика.
Выше уже была приведена общая задача фискалов, – «проведывать и надсматривать про неправый суд и сбор казны». Выраженная таким образом в указе 5 марта 1711 г., она развивается в целом ряде положений: «кто неправду учинит, то должен фискал позвать его перед Сенатом (какой высокой степени ни есть) и тамо его уличить (343). Действие же их (фискалов) сие есть взыскание всех безгласных дел, т.е.: 1) всякие преступления указам; 2) всякая взятку и кражу казны и прочее, что ко вреду государственному интересу быть может, каково бы оное имени ни было; 3) також и прочие дела народные, за которые нет челобитчика», с указанием и примеров таких дел (344). По воинскому Уставу фискал есть «смотритель за каждым чином, так ли всякой должностию истинною служит и в прочих делах, врученные ему поступает» (345). Подтверждая призвание фискалов «смотреть и взыскание чинить всех безгласных дел», указ 20 апреля 1725 г. предписывает фискалам о поступках, противных закону и государственному интересу «благовременно доносить и со всякою прилежностию и верностию поступать, дабы никакая сила, власть, родство, свойство, посулы, ненависть или недружба, а зависть и иная страсть превратить от того не могла» (346).
- - - - - - - - - - - - - - - -
(343) П. С. № 2331.
(344) П. С. № 2786.
(345) П. С. № 3006.
(346) П. С. № 4698.
- - - - - - - - - - - - - - - -
При этом фискалам запрещается, «когда еще кто по делу осужден не будет, никого повреждать, и в подозрение ни словесно, ни письменно приводить, но по закону и правам чин свой содержать», другими словами, руководящим началом их деятельности выставляется соблюдение законности и беспристрастия. К этим общим обязанностям «инструкция земским фискалам» 1719 г. присоединяет подробно определенные особые обязанности чисто фискально-финансового свойства; попечение о целости имуществ и доходов государя и государства вместе с преследованием всякого относящегося сюда нарушения (347). Таким образом, задача фискалов ограничена пределами узко понимаемого публичного интереса: это дела царские, государственные, казенные в тесном смысле, или безгласные. Все же дела частного характера, касающиеся нарушения частного интереса, дела, по которым есть потерпевший, жалобщик, безусловно изъяты из ведения фискалов. Законодатель очень заботится о том, чтобы фискалы не вмешивались в никакие «челобитчиковы дела»; в них велено фискалам «не вступать, а ведаться челобитчикам самим, также и в неправом суде вершенье на судью в сенате им, челобитчикам бить челом самим же, а фискалам до того дела нет» (348). Под угрозою «жестоким штрафом или разореньем и ссылкою» фискалам запрещено «явно иль тайно» касаться таких дел, как «глас о себе имеющих» (349). Вообще все, что, заключая в себе нарушение частных прав и интересов, не затрагивало прямо государства или казны, гражданские споры, частные обиды и другие преступления против личности – все это лежало вне компетенции фискалов. Даже неправосудие и злоупотребления должностных лиц по подобным делам требовали внимания и участия фискалов только в том случае, если от неправильных действий чиновников грозил прямой ущерб «государственному интересу».
- - - - - - - - - - - - - - - -
(347) П. С. № 3479.
(348) П. С. 24 апреля 1713 г., № 2669.
(349) П. С. № 2786 п. 4.
- - - - - - - - - - - - - - - -
Соблюдая это основное условие, практика не замедлила расширить круг обязанностей фискалов, перечисленных в законе. Фискалат оказался органом, пригодным и удобным для исполнения многих других второстепенных задач публичного характера, которые выдвигала развивающаяся государственная жизнь. Государь, сенат и коллегия пользовались фискалами для разных отдельных судебно-административных надобностей, по мере их возникновения. Обер-фискал Нестеров, жалуясь в доношении сенату на недостаток помощников и обилие дел, пишет: «да сверх нашей же должности фискальной, просят всегда из всех коллегий и канцелярий и приказов и в другие разные места фискалов к осмотрам и описям и оценкам подрядных и разных дел» (350). Потребность в деятельном и всюду проникающем контроле сказывалась все шире и яснее, естественно, отыскивая себе удовлетворение в институте, поставленном именно для надзора за предметами общественной важности и государственного значения. В итоге деятельность фискалов заключалась: 1) в надзоре за исполнением должностными и частными лицами указов и регламентов; 2) в попечении об имущественном, казенном интересе, и 3) в преследовании: а) казнокрадства, лихоимства чиновников и вообще должностных хищений, и б) безгласных преступлений явно противогосударственного, противообщественного характера (351).
- - - - - - - - - - - - - - - -
(350) Петровский, стр. 128.
(351) В 1718 г. последовал особый указ (П. С. № 3261) о том, чтобы «о похищении казны объявлять фискалам, понеже они для того устроены, а ежели фискалы утаивать и манить будут, то доносить в юстиц-коллегиум, а Его Величеству о том не докучать», так как челобитчиков много, а Государь «всего одна персона есть».
- - - - - - - - - - - - - - - -
Формы и средства этой деятельности, однако же, далеко не соответствовали ее широкой сфере и богатому содержанию. Фискалы не производили формального исследования, не руководили им, не контролировали должностных актов, не останавливали их исполнения; они только: 1) проведывали, 2) доносили, и 3) обличали, т.е. доставляли некоторый материал для исследования и контроля, побуждали к тому и другому высшие установления и содействовали им в восстановлении порядка или прав казны.
Проведывание было тайное и явное. Первое производилось через нижних или рядовых фискалов. Для явного же проведывания служили: а) всячески поощряемые доносы частных лиц о должностных злоупотреблениях; фискалы были обязаны проверять справедливость таких доносов и для этого могли вызывать к себе и расспрашивать доносчиков; б) право рассматривать в присутственных местах подлинные дела и документы, и в) личное присутствие при некоторых правительственных действиях (напр., при конфискациях в казну). Обо всем проведанном фискалы доносили правительству, причем в письменных доносах им рекомендовалось указывать не только самое нарушение, но и закон, против которого оно направлено (352). Фискальские «доношения» подавались по принадлежности в то установление, которого они непосредственно касались; так, в сенат и коллегии поступали от состоявших при них фискалов доношения о беспорядках и упущениях в собственном ведомстве этих учреждений. В особенно важных случаях или при бездеятельности компетентного места по полученному доношению фискалы могли апеллировать выше и через обер- или генерал-фискала к самому государю. Производство в присутственном месте по доношению не зависело от фискалов. Но, по-видимому, они имели право, по крайней мере в сенате, лично и устно обличать лицо, на которое поступило доношение (353). Участие фискалов в судопроизводстве выражалось еще и в том, что они присутствовали при допросе обвиняемого и подписывали акт о допросе его, так же как и составляемую для доклада выписку из дела, «чтобы от них, фискалов, в том какого и на приказных людей доношения не происходило» (354). При проведывании и доносе, этих главнейших формах фискальской службы, закон предписывал фискалам относиться ко всем вообще участвующим в деле лицам, в том числе и к обвиняемым, сдержанно и прилично, и «в письмах и на словах, в позыве всякого чина людям бесчестным и укорительных слов отнюдь не чинить» (355).
- - - - - - - - - - - - - - - -
(352) П. С. № 6187, п. 4.
(353) По указу 5 марта 1711 г., № 2381: «должен фискал позвать его перед сенат и тамо его уличить».
(354) П. С. 1719 г., № 3293.
(355) П. С. № 2786, п. 4.
- - - - - - - - - - - - - - - -
В недолгом существовании петровского фискалата играл выдающуюся, а иногда и решающую роль вопрос о служебной ответственности его чинов; положением этого вопроса в данное время определялось общественное отношение к учреждению, и все постигавшие его перемены отражались в той или другой постановке ответственности фискалов.
Петр Великий первоначально не хотел связывать им рук страхом преследования и наказания за неправильные или ошибочные доносы. Ставя по своему обыкновению дело радикально, он вовсе устранил всякую ответственность за доношение, почему-либо не подтвердившееся, а вопрос о доношении заведомо лживом остался открытым. Опасение парализовать в самом основании фискальскую деятельность пересилило другие соображения, и в указе 5 марта 1711 г. фискалам дана полная свобода: «буде же не уличит, отнюдь фискалу в вину не ставить, ниже досадовать», даже под угрозою «жестокого наказания и разорения всего имения». Ограждение фискалов пошло еще и дальше: областные фискалы не только лично, но и со всеми своими поместьями были изъяты из юрисдикции местного начальства, губернаторов, и сделаны подсудными только сенату, через «государственного фискала» (356).
- - - - - - - - - - - - - - - -
(356) П. С. 16 января 1712 г., № 2467.
- - - - - - - - - - - - - - - -
Но уже с первых шагов фискалата его встретило и сопровождало общее нерасположение, выразившееся в свойственной времени резкой и грубой форме. Провинциал-фискалы жалуются, что обыватели их поносят и, искажая их название, дают им оскорбительные прозвища; обер-фискал Желябужский горько сетует на то, что и в сенате к фискалам относятся враждебно «с непорядочным гордым гневом, с непотребными укоризны и поношением позорным» (357).
- - - - - - - - - - - - - - - -
(357) В провинциях фискалов с глумлением называли: «свисталами». А в сенате– докладывает царю Желябужский–и входить фискалам к сенаторам опасно; сенаторы жестоко бранят их: Племянников называет «уличными судьями», а кн. Яков Долгорукий (непримиримый враг фискалов, которые постоянно уличали его в злоупотреблениях) зовет «антихристами и плутами». Солвев, т. XVI, стр. 233. Петровские, стр. 136.
- - - - - - - - - - - - - - - -
Не далее, как через год после учреждения фискалов, знаменитый митрополит рязанский Стефан Яворский с кафедры Успенского собора громит фискалов и в поучении своем указывает именно на их безответственность и безнаказанность как на главную язву нового установления: «Закон Господень непорочен, а законы человеческие бывают порочны. А какой же то закон, например: поставити надзирателем над судом и дати ему волю, кого хочет обличити, да обличит; поклеп сложить на ближнего судью вольно то ему. Не так подобает сим быти: искал он моей головы, поклеп на меня сложил, а не довел – пусть положит свою голову; сеть мне скрыл (358) – пусть сам ввязает в такую; ров мне ископал – пусть сам впадет в он, сын погибельный, чужою да мерою мерити» (359).
- - - - - - - - - - - - - - - -
(358) То есть подстроил скрытую западню.
(359) Устрялов. История Петра Великого, т. VI, стр. 31.
- - - - - - - - - - - - - - - -
Общие нарекания и смелое выражение их в слове к народу блюстителя патриаршего престола не остались без серьезных последствий. Всегда чуткий к слабым сторонам своих учреждений и никогда не стеснявшийся открыто признавать необходимость в исправлении сделанного, Петр принял меры и против обнаруженных опытом недостатков в учреждении фискалов, хотя везде сквозит нежелание его стеснять их свыше надобности и запугивать ответственностью. В «положении» 17 марта 1714 г. были установлены основания для этой последней. Она строго различается, смотря по характеру и степени умышленности главного нарушения фискальского долга – неправильного доношения. Единичная ошибка или неудача в «добросовестном уличении» в вину не ставится, «ибо невозможно о всем оному (фискалу) аккуратно ведать». При частых же неосмотрительных и несправедливых доношениях, но, однако же, без умысла, «ни для какой корысти или злобы», с фискала взыскивается «легкий штраф», в размере по усмотрению сената, «дабы впредь лучше осмотряся доносил». Зато к умышленному и заведомо ложному доносу и к таковому же послаблению законодатель беспощаден: виновный в этом фискал считается «преступником» и подвергается суровому тальону, т.е. тому же наказанию, которое грозило за умышленное или скрытое им преступление (360). Но и дальнейшая затем деятельность фискалов, с одной стороны, и отношение к ним самих правительственных органов, с другой, не оправдало ожиданий Государя и не соответствовало его желаниям. Указ 28 июня 1720 г. из юстиц-коллегии вице-президенту Спб. надворного суда Клокачеву с горечью констатирует враждебность судей к фискалам и небрежение их доношениями: «а ныне ж и надворных судов судьи також прилежна радения и решенья по фискальным доносам не чинят, но также откладывают день от дня и поступают к фискалам с неприятными выговоры, что де у них опричь фискальных дел есть дела». Это, в свою очередь, ведет к нареканиям на фискалов и подрывает их авторитет: «в чем есть фискалам печальное подозрение, а от обличенных и укоризна, якобы фискальство ничто суть» (361). Из инструкции земским фискалам 1719 г. видно, что правительству было хорошо известно тяжелое положение фискальской должности. Государь прямо обещает свою царскую защиту тем, кто будет исполнять эту нелюбимую должность усердно и добросовестно. «И понеже земского фискала чин тяжел и ненавидим, того ради Его Царское Величество всех земских фискалов, которые верностью своею показывать будут в своем милостивом защищении содержать изволит» (362). Петр Великий не отрешается от мысли, что для действительности надзора, для поддержания в нем энергии и рвения нужно относиться снисходительнее к его ошибкам, чем к вялости или бездействию. «Лучше доношением ошибиться, нежели молчанием», – говорит указ 1722 г. об учреждении должности генерал-прокурора (363).
- - - - - - - - - - - - - - - -
(360) П. С. № 2786, п.5–7. –То же подтверждено и в генеральном регламенте коллегиям. 1720 г. № 3534.
(361) П. С. № 3602, также № 3608.
(362) П. С. № 3479 п. 16.
(363) П. С. № 3979.
- - - - - - - - - - - - - - - -
При всем, однако же, стремлении государя не давать в обиду своих верных слуг они сами вынуждали его своими поступками показывать на них жестокие примеры, невзирая на их заслуги и усердие. Летопись фискальства за первое его десятилетие представляет любопытное сочетание неутомимой ревности в исполнении предначертаний преобразователя по водворению правды и порядка в его учреждениях с личным своекорыстием самих преследователей. Фискалат, очевидно, отдал дань своему времени и несовершенствам своего состава и устройства. Наиболее ярким и характеристичным эпизодом этой летописи является деятельность и судьба третьего обер-фискала Нестерова (364). Он управлял фискалатом в течение 7 лет (1715–1722 г.) и положил основы фискальской службы как при сенате, так и по переходе обер-фискалов в юстиц-коллегию.
- - - - - - - - - - - - - - - -
(364) Учреждая должность обер-фискала, Петр не сразу мог найти способного ее заместителя, точно так же как и впоследствии с высшей должностью генерал-фискала. Первоначально в 1711 г. обязанности государственного фискала принял на себя престарелый учитель царя, граф Никита Зотов, не оставивший, однако же, никаких следов своей деятельности. В том же году обер-фискалом был назначен дьяк Яков Былинский, которого уже в следующем году (1712) сменил Желябужский, а в 1715 г. его место заступил московский фискал Алексей Нестеров, обративший на себя внимание царя своим усердием.
- - - - - - - - - - - - - - - -
Энергичный исполнитель мыслей Петра Великого о правительственном надзоре, необычайно усердный и неутомимый, Нестеров несмотря на свой печальный конец остается крупною личностью в истории этого надзора в России XVIII века. В нем как бы воплотилась та идея, которую Петр хотел вложить в фискальство: он вечно в движении и в работе, за всем присматривает, всюду подмечает казнокрадство и лихоимство и с замечательною настойчивостью обличает их перед сенатом, а если сенат его не слушает, то и непосредственно перед Государем, которому, кстати, доносит и о непорядках самого сената и злоупотреблениях сенаторов. Его доношения – непрерывный обвинительный акт против тогдашнего чиновничества, мрачная картина поголовного хищения и неустройства. Высокопоставленных и сильных лиц Нестеров, по-видимому, не боялся; напротив, опираясь на доверие Царя, он смело и как бы с особенною ревностью изобличает их противозаконные деяния. Так, он без устали преследует за неправосудие и взятки сенаторов князей Волконского и Якова Долгорукого, графа Мусина-Пушкина и друг., не страшась мимоходом задевать даже всесильного «светлейшего князя», т.е. Меншикова, Шереметева, Апраксина. Петр внимательно прислушивается к доношениям обер-фискала и дает ему широкую свободу действия, благодаря которой и своей необыкновенной энергии Нестеров достиг полного успеха в известном деле сибирского губернатора князя Матвея Гагарина, которого обер-фискал изобличил в колоссальных злоупотреблениях и довел до плахи. Заслуга Нестерова важна еще потому, что он был вынужден в собственном своем ведомстве бороться с тем же злом, которое преследовал в других; не встречая в подчиненных ему фискалах ни помощи, ни поддержки, он и их должен был уличать в преступлениях и подвергать примерной каре. Характеристичны сетования Нестерова на состав фискалов в 1714 г., перед самым назначением его обер-фискалом. Плохи были, по его свидетельству, московские фискалы, «а в других губерниях и спрашивать уже нечего, – писал он в сенат, – многие фискалы по городам ничего не смотрят и ни с кем остуды (365) принять не хотят, добились чрез обер-фискала (Желябужского) своих мест, чтобы отбыть службы и посылок (366), и живут, как сущие тунеядцы в своих деревнях; я положил на них штраф, а обер-фискал сложил, потому что у них общая дворянская компания, а я между ними замешался один только с сыном моим, которого обучаю фискальству». Участь этого одинокого обличителя по призванию, всею душою преданного фискальству, в которое он за недостатком помощников посвящал собственного сына, была трагическая. Деятельность Нестерова, прославившегося открытием злоупотреблений, не могла не создать ему множества врагов, которые искали только случая отмстить ему. Случай этот скоро представился, так как и сам Нестеров далеко не был безупречен. Обстоятельства благоприятствовали его падению, потому что с появлением в 1722 г. нового учреждения, прокуратуры, предназначенного для исправления или замены фискалов, они уже были в тени, в энергии обер-фискала уже не ощущалось прежней надобности, и тем ярче выступили темные стороны его деятельности, тем легче было свести с ней многочисленные счеты. Дело, погубившее Нестерова, не будучи само по себе особенно значительным, явилось лишь поводом и предлогом. Ярославский провинциал-фискал Савва Попцов, уличенный во взяточничестве, перед казнью оговорил в том же и Нестерова. Государь разгневался и поручил вновь назначенному генерал-прокурору Ягужинскому и прокурору военной коллегии Пашкову произвести над обер-фискалом розыск. Нестерова пытали, уличали в разных преступлениях (в том числе во взятках по откупам (367) и за назначение воевод, из чего видно, как велико было его влияние) и «вышний суд», составленный из сенаторов, генералитета и офицеров гвардии, приговорил его к смертной казни, которая и была совершена над ним (368). Гибель знаменитого обер-фискала, ни в ком, по-видимому, не возбудившая сожаления, была сильным ударом учреждению фискалов, которое после того уже не оправилось и, окончательно дискредитированное, не могло быть поддержано ни мерами обновления, ни пересмотренным положением о фискалах 1725 г. В указе 22 февраля 1723 г., изданном после казни Нестерова, назначение фискалов новых высших рангов прямо мотивируется необходимостью поднять их уровень; Петр откровенно сознается, что прежние фискалы, выбранные из «самых нижних людей», «явили себя в великих преступлениях и злодействах» (369). Естественно поэтому, что с установлением сначала наряду с фискалами, а затем и для замены их нового прокурорского учреждения, фискалы были ему немедленно подчинены. В 1722 г. фискалам велено доносить обо всем «своим прокурорам», т.е. состоящим при одних с ними коллегиях, надворных судах и проч.; вместе с тем, все фискалы с обер-фискалом во главе подчинены генерал-прокурору, которому предписано «смотреть за ними».
- - - - - - - - - - - - - - - -
(365) Остуда (устар.) – охлаждение в отношениях; размолвка, ссора, конфликт.
(366) Посылки (устар.) – мелкие и простые поручения. Отсюда выражение «быть на посылках», т.е. прислуживать.
(367) Откуп – система сбора с населения налогов и других государственных доходов, при которой государство за определённую плату передает право их сбора частным лицам (откупщикам). В руках откупщиков часто накапливались огромные богатства, так как собранные ими налоги и сборы с населения в 2–3 раза превышали средства, вносимые в казну. Существовали следующие виды откупов: областные (в рамках города, района). специальные (откупы отдельных налогов, например пошлин, доходов от винной монополии).
(368) О личности, деятельности и падении Нестерова весьма интересные подробности см. у Петровского, стр. 105–356 и у Соловьева, т. XVI, ст. 213 – 217, 221–224, 228. Т. XVIII, стр. 157-159.
(369) П. С. № 4170.
- - - - - - - - - - - - - - - -
И в этом порядке подчинения проявилось фискальское начало – доношения во чтобы то ни стало, все выше и выше, на собственных начальников, до тех пор, пока цель доношения не будет достигнута. На прокуроров, не внимающих доношениям, фискалы доносят обер-фискалу, а этот последний – генерал-прокурору; если же и обер-фискал бездействует, то фискалы и на него доносят генерал-прокурору (370).
- - - - - - - - - - - - - - - -
(370) П. С. 18 января 1722 г., № 3880 а 27 апреля того же года № 3979, также №№ 3937 и 4037.
- - - - - - - - - - - - - - - -
Сделавшись низшими агентами нового органа надзора – прокуратуры, фискалы еще существуют некоторое время, и даже по временам процветают и при преемниках Петра Великого, благодаря значению доносов в смутные эпохи временщиков, верховников (371), регентства и дворцовых переворотов. Но неудовлетворительность института уже сознана, а учреждение прокуратуры делает его излишним. Уничтожение фискалов, впрочем, последовало не по какому-либо одному правительственному акту, а совершилось постепенно; как бы само собой отжившее установление стушевалось и сошло со сцены. В 1729 г., как упомянуто выше, был предпринят и общий пересмотр областных фискалов. Указом 27 июня (372) все провинциал- и городовые фискалы империи вызваны на смотр в верховный тайный совет и сенат, которому приказано их «разобрать». Результаты этой разборки были решительны: указом 24 декабря того же 1729 г. повелено тех из областных фискалов, «которые были из шляхетства, годных определять в военную службу и к делам, кто куда достоин, а негодных, написав в валовой список, отпустить домой до указу» (373). Почти одновременно с провинциальными исчезли и столичные фискалы: в указе 15 мая 1730 г., в царствование Анны Иоанновны, фискальская канцелярия называется уже «бывшею», а дела ее, книги, денежная казна и «канцелярские приборы» распределяются между различными присутственными местами (374). Ординарных гражданских фискалов, впрочем, надолго пережили фискалы в войсках и во флоте, «инквизиторы» в духовном ведомстве и местные фискальские чины в Остзейских провинциях.
- - - - - - - - - - - - - - - -
(371) Верховники – члены Верховного тайного совета – высшего правящего органа России в 1726-1730 гг. В первый состав совета входили князья А.Д.Меншиков, П.А.Толстой, Ф.М.Апраксин, Г.И.Головкин, А.И.Остерман, Д.М.Голицын и зять Екатерины I герцог Голштинский Карл-Фридрих. Большинство членов Верховного Тайного совета поддерживали императрицу Екатерину I, в то время как многие сенаторы стояли за внука Петра I, малолетнего Петра.
(372) П. С. № 5431.
(373) П. С. № 5494.
(374) П. С. № 5557.
- - - - - - - - - - - - - - - -
Таковы были в общих чертах устройство, деятельность и судьба фискалов Петра Великого. Они не заслужили доверия и сочувствия современников и оставили по себе потомству темную память; о ней достаточно свидетельствует сохранившееся и до наших дней укоризненное и оскорбительное значение самого слова «фискал» в смысле доносчика, представление о котором возбуждает чувство страха, ненависти и презрения. Недаром, вероятно, сложилось у народа это бытовое понятие, и теперь еще живущее в преданиях и нравах русской школы. Образовавшие его причины важны и поучительны для последующей истории прокурорского надзора, но формулировать их нужно с осторожностью, чтобы условий временных и случайных не смешать с органическими свойствами института, зависящими от той или другой его организации.
По мысли законодателя, фискалы являлись стражами законности, порядка и интересов казны, без точного, однако, определения сущности и пределов этих начал, а с предоставлением понимания и применения их усмотрению самих охранителей. Деятельность фискалов проявлялась в надзоре и преследовании, которые сливались, смутно различаемые в законе и вовсе не отделявшиеся на практике. Средствами же действия были исключительно проведывание и донос в их простейшей и грубой форме. В такой постановке фискальского надзора уже скрывались задатки его неудачи, которой способствовало и много привходящих обстоятельств. Состав петровских фискалов, набранных без разбору и без гарантий порядочной службы, к ней притом совсем неподготовленных, очевидно не мог оказаться на высоте положения, требовавшего закономерного надзора за действиями других. А лучшего состава взять было неоткуда, и правительство по неволе и сознательно считалось с этим недостатком. Нерадивость и уклонение от службы отличали и фискалов наравне с другими тогдашними чиновниками; злоупотребления, и в особенности взяточничество, было также в служебных нравах времени, – и фискалы не могли быть свободны от этого греха. Но хуже всего была их безнаказанность или, точнее, крайняя слабость их ответственности. Они прикрывались «милостивым защищением» верховной власти и эластичными постановлениями закона о наказуемости только корыстного или умышленно лживого доноса, доказать который было почти немыслимо (375). Поэтому возможность вредить доносами частным лицам предоставлялась полная; общественная же польза от доносов была лишь относительная, а орудия фискальского воздействия далеко не всегда действительны. Проведывание и доношения фискалов, встречаясь с упорством или неправосудием присутственных мест, слишком часто вовсе не достигали цели, и нужно было много недюжинной энергии или обличительный фанатизм Нестерова, чтобы не падать духом перед препятствиями и продолжать добиваться цели. Сплошь и рядом «проведывать» было затруднительно, или даже вовсе невозможно, а доносить уже поздно даже для предотвращения последствий должностного преступления. Контролировать своевременно должностные акты и действия фискалы не имели права и вообще в присутственных местах они являлись не существенными органами и участниками делопроизводства, а пришлыми надсмотрщиками, от которых все прячут и все сторонятся. Деятельность фискалов не выработалась в должностное преследование, властное и открытое, и как по форме, так и по самой своей природе стала ненавистна, отождествляясь на практике с шпионством и наушничеством. Это сродство, из которого не могли выбраться фискалы, навсегда заклеймило все их учреждение даже и в народных воспоминаниях. Сами чиновники, фискалы боролись главным образом с чиновниками же, мало занимаясь безгласными преступлениями общего характера, от которых, однако же, тяжко страдало общество. Нередко трудно было определить, из-за чего ведется эта борьба, из-за правды или корысти, и кто в ней прав, нападающий ли во имя закона или защищающий свою личность и имущество. В роли фискалов-доносчиков иногда являлись люди низкие, клеветники, доносы возводились лживые, своекорыстные, обогащавшие доносчика на счет его жертвы – удивительно ли, что фискалов еще больше ненавидели, чем боялись, а самое имя их сделалось презренным? Справедливость заставляет, однако, указать, что подобные чувства питали к фискалам главным образом высшие, более развитые и обеспеченные классы общества, и в особенности класс служилый, чиновничество, против которого и направлялись фискальские доношения, где было много поводов и предметов для обличения, грозившего в случае его успеха падением с высоты и гибелью. В простом народе, у людей бедных и зависимых, вовсе не было столь неприязненного отношения к фискалам. «На нем, – говорить г. Петровский, – менее всего могли отражаться темные стороны фискальства, на него мало или даже вовсе не могли простираться корыстные виды фискалов» (376). Напротив, здесь фискалы, исполняя свои обязанности, иногда служили бедным и угнетенным единственною защитою против притеснителей. В истории фискальского надзора не мало ее примеров, и она, во всяком случае, должна быть поставлена фискалам в заслугу, уменьшающую их бытовые вины. Нельзя не отметить также еще другие полезные стороны и последствия их деятельности. Преследованием явного беззакония они внушали хотя некоторый спасительный страх должностным преступникам, напоминали им, что не все и не всегда сходит с рук безнаказанно. Впервые явилась сила, громко, словом и делом призывавшая к законности должностных действий и требовавшая соблюдения порядка в учреждениях. Она делала это еще неловко, неумело, грубо, подчас сама впадая в то, что изобличала, но начало закономерному надзору уже было положено, брошенное семя не заглохло и принесло плоды.
- - - - - - - - - - - - - - - -
(375) Громкие примеры, вроде казни обер-фискала Нестерова, фискалов Попцова, Косого и друг. не изменяли положения; это были случаи исключительные, мало влиявшие на общий характер деятельности фискалов. Да к тому же примеры эти имели место уже в последние годы фискалата.
(376) Петровский, стр. 149–150.
- - - - - - - - - - - - - - - -
II. Учреждение прокуроров.
§ 38. Происхождение и развитие.
Из сделанного очерка учреждения фискалов ясно, что оно не достигло цели, поставленной ему законодателем, и не удовлетворило все возраставшей потребности в бдительном надзоре за правительственными установлениями и должностными лицами. Особенно проявлялось это внутри присутственных мест, к которым нельзя было прикрепить фискалов, постоянно отвлекаемых своими многочисленными и разнохарактерными обязанностями. Недостаточность, а вместе и крайняя непопулярность фискальского надзора естественно приводили к мысли о другой, иначе организованной форме его, которая могла бы действовать совокупно с фискальством, так как это последнее в известной степени все-таки приносило свою долю пользы, и правительство не находило еще возможным совсем отказаться от него в делах местного управления. В поисках за такой новой контрольной формой Петр Великий имел в виду прежде всего сенат, где беспорядки, разоблаченные Нестеровым и очевидные для Государя, являлись наиболее вредным и растлевающим примером, а между тем и обер-фискал с переходом своим в юстиц-коллегию не мог уже сосредоточивать на них своей деятельности. К сенату поэтому и относились первые попытки, предшествовавшие учреждению прокурорского надзора. Еще в 1715 г. Петр назначил в сенат графа Василия Никитича Зотова «генерал-ревизором» или «надзирателем» указов с обязанностью следить за их исполнением (377). Мера эта не удалась, как по выбору неподходящего лица, так и по неопределенной постановке должности, которая вследствие этого сама собою упразднилась, как только Зотов в 1718 г. получил другое назначение. В 1720 г. ее обязанности были возложены на обер-секретаря сената, которым тогда состоял Щукин, пользовавшийся за свою честность и деловитость большим доверием и уважением Петра. «К обыкновенной должности обер-секретаря» прилагается настоящее наблюдение за сенатом, за правильностью и порядком производства в нем дел, и даже за законностью его распоряжений. В случае нарушения или упущений со стороны сенаторов обер-секретарь должен немедленно обо всем лично или письменно доносить Государю (378). Не привилась и эта мера; Щукин вскоре умер, и полномочия его не были перенесены на его преемников. Поручение наблюдать за сенатом, данное лицу, ниже его стоящему и подчиненному, видимо, не обещало полезных результатов, в особенности при буйных и беспорядочных нравах сенатского состава времен князя Якова Долгорукова и барона Шафирова. Затем в 1721 г. для надзора за сенатом была применена мера весьма своеобразная: в нем учреждено, как уже упомянуто выше, переменное дежурство штаб-офицеров гвардии с кругом обязанностей и полномочий еще более широких. Прежде чем доносить Государю о беспорядке или беззаконии в сенате, офицеры-надзиратели должны были троекратно напомнить сенатору-нарушителю об его долге, а в случае упорства или невежливого поведения, имели право даже предварительно донесения Государю арестовать и отвести виновного в крепость (379). Будучи издано лишь в качестве временного, и это распоряжение, мало сообразное с достоинством высшего государственного установления, было недолговечно. Тогда, наконец, в 1722 г. явилось учреждение генерал-прокурорского и просто прокурорского надзора, устройством которого Петр Великий и разрешил давно заботившую его задачу создать действительный и достойный орган правительственного контроля над исполнением законов.
- - - - - - - - - - - - - - - -
(377) П. С. №№ 2957 и 3055. – Петровский, стр. 159.
(378) П. С. № 3519. – Петровский, стр. 163.
(379) П. С. № 3721.
- - - - - - - - - - - - - - - -
За отсутствием прямых указаний трудно с точностью определить, как именно и откуда зародилась у преобразователя России идея прокурорского для нее надзора, но по совпадению и последовательности историко-юридических фактов можно высказать более или менее вероятные предположения об этом начальном моменте в истории нашей прокуратуры. Не подлежит сомнению, что образцы ее были взяты извне, и мысль о ней навеяна иноземными порядками, в которых Петр и путем личного знакомства, и посредством собирания письменных материалов стремился найти способы удовлетворения домашним своим потребностям. Анналы Парижского парламента сохранили подробное описание небезынтересного события, с которым, быть может, следует связать первые представления Петра о прокуратуре. Во время своего пребывания в Париже в 1717 г., тщательно изучая все, что могло иметь для него какой-нибудь интерес, он пожелал присутствовать и в заседании парламента. 19 июля состоялось общее собрание последнего (Grand chambre), созванное нарочно для русского Царя, так как незначительность подлежавшего рассмотрению гражданского дела и каникулярное время не требовали чрезвычайного заседания. Обстановка его была торжественная, как при lit de justice в королевском присутствии. Чины парламента и его прокуратуры, облаченные в свои парадные одеяния, в горностаевых мантиях и со всеми знаками своего достоинства, дважды, перед открытием и перед закрытием заседания, почтительно преклонились пред Царем, который ответил им вежливым поклоном и внимательно, при помощи объяснения толмача следил за происходившим. Главную часть заседания составило устное заключение (requisitoire) занимавшего прокурорское место генерал-адвоката де Ламуаньона (Guillaume de Lamoignon). Речь его, переведенная Петру, была прямо рассчитана на его внимание. После краткого заключения по существу дела, адвокат короны сказал, что обстоятельства рассматриваемого дела сами по себе незначительны и недостойны внимания великого Монарха, но что он, представитель французской королевской прокуратуры, от имени всех чинов ее (gens du roi) пользуется случаем для того, чтобы поздравить парламент с высокою честью царского в нем присутствия. «И прежде, – закончил красноречивый прокурор Людовика XV, – мы видали соседних Государей, являвшихся отдать долг уважения познаниям и мудрости нашего судилища, но не было еще примера, чтобы Государь страны столь отдаленной и столь могущественный в Европе и в Азии пожелал присутствовать в этом высоком собрании. А так как истории суждено передать потомству подвиги и доблести этого героя, то храм правосудия должен включить настоящий день в число славнейших дней своих, а летописи парламента всегда сохранят о нем воспоминание» (380). Петр благосклонно выслушал эту патетическую тираду, сказанную в духе того времени и нравов; можно с вероятностью допустить, что лично виденное зрелище королевского уполномоченного перед высшим судилищем, окруженного общим уважением и облеченного авторитетом слова и властью действия, произвело на его восприимчивый ум сильное впечатление. – В следующем 1718 г. упомянутый выше Генрих Фик предлагал Петру в своих проектах устроить при сенате особую канцелярию, а во главе ее поставить особого начальника, выше обер-секретаря и наравне с сенаторами, с правом голоса в их совещаниях. Тот же Фик в составленном им по поручению Петра описании шведского государственного устройства особенно подчеркивает первую из шести учрежденных Карлом XII должностей статс-министров, предназначенных сдерживать в границах власть сената. Должность эта есть «высший омбудсман» или «хранитель правосудия». «Сей титул, – говорит Фик, – значит высшего полномочного королевского в делах юстиции. Высокое его надзирание в том состоит, чтобы правда и правосудие исправно и вскоре по уложениям, правилам и судебным регулам учинена была. Все фискалы в высоких судах и губерниях обретаются под его управлением и должны ему доносить… Он имеет власть обо всех делах известиться и каждому ради его поступку выговаривать» (381).
- - - - - - - - - - - - - - - -
(380) Desmaze. Le Parlement de Paris, 1860, p. 221 et 222.
(381) Петровский, стр. 168.
- - - - - - - - - - - - - - - -
В этих словах изложена вкратце вся сущность будущего прокурорского надзора. Под очевидным влиянием двух таких образцов, шведского и французского, и сложилось учреждение Петром Великим при сенате должности генерал-прокурора, которому были даны вспомогательные прокурорские чины при всех присутственных местах и, сверх того, подчинены фискалы. Дальнейшее развитие прокуратуры шло тем же путем, как и развитие фискалата, т.е. посредством приспособления чужого института к русской действительности, по мере надобности, возникновения отдельных случаев и указаний практики. Прокурорский надзор явился видоизменением и исправлением фискалата, завершая в этом отношении все прежние попытки, вызванные, в свою очередь, жизнью и опытом, которые, по замечанию г. Петровского, требовали учреждения прокуратуры именно в таком виде, в каком оно последовало. Генезис прокурорского установления был в общем следующий: русская государственная жизнь создала и ярко выставила настоятельную потребность; в иноземной идее, обусловленной теми же, но лишь ранее согнанными надобностями, оказалось средство к удовлетворению этой потребности, а затем все практическое осуществление дела на русской почве сообразовалось с ее особенными условиями и почти сразу пошло самостоятельно и своеобразно, быстро пустив в ней глубокие корни. Это было подражание, но из тех, которые необходимы и неизбежны в прогрессивном упорядочении и совершенствовании молодого строя, пользующегося для этого опытом более старых организаций; это было заимствование, но такое, которое имеет непреложное основание в общих всем цивилизующимся государствам юридических потребностях, и потому, будучи взято из одного, находит себе в другом второе отечество.
Эпохой учреждения и затем последовательного образования прокурорского надзора при всех установлениях был 1722 год. Указ 12 января этого года есть первое узаконение о русской прокуратуре; им повелено: «быть при сенате генерал-прокурору и обер-прокурору, також во всякой коллегии по прокурору, которые должны рапортовать генерал-прокурору». Учреждение прокуроров объявляется делом неотложной важности, и Государь спешит его организацией: «ныне ни о чем так надлежит трудиться, чтобы выбрать и мне представить кандидатов на вышеописанные чины… понеже дело нужно есть» (382). Затем следует ряд указов, всюду вводящих новые органы надзора. 18 января учреждены прокуроры в провинциях при надворных судах, с направлением к ним фискальских доношений (383). В табели о рангах 24 января прокурорам отведено высокое место в чиновничьей иерархии, гораздо выше фискалов и наравне с высшим рангом судей и администраторов (384). 5 апреля «регламент» адмиралтейств-коллегии обстоятельно определил права и обязанности состоящего при ней прокурора (385). 27 апреля два указа первостепенной важности «о должности сената» и «о должности генерал-прокурора» сделали то же самое относительно сената и состоящих при нем начальников прокурорского надзора, генерал-прокурора и его помощника, обер-прокурора. Еще указ от того же 27 апреля ближайшим образом определил прокурорскую должность при всех коллегиях, конторах и надворных судах, со ссылкою на признанный нормальным адмиралтейский регламент. Наконец, указом 11 мая образована прокуратура при Святейшем синоде, в который велено в обер-прокуроры «выбрать из офицеров доброго человека, чтоб имел смелость и мог управление синодского дела знать», а 13 июня ему дана «инструкция», прямо списанная с указа о должности генерал-прокурора (386).
- - - - - - - - - - - - - - - -
(382) П. С. № 3877 п. 4 и 5.
(383) П. С. № 3880.
(384) П. С. № 3980.
(385) П. С. № 3937.
(386) П. С. №№ 4001 в 4036.
- - - - - - - - - - - - - - - -
Организуя прокурорский надзор, Петр Великий старался дать его личному составу возможно большую силу и авторитет. 18 января 1722 г., перед Персидским походом он назначил первым генерал-прокурором любимца своего Павла Ивановича Ягужинского и первым обер-прокурором Скорнякова-Писарева. Уже один выбор Ягужинского показывал, какое чрезвычайное значение придавалось новой должности главы прокурорского надзора. От природы умный и даровитый, по своему времени достаточно образованный, энергичный и деятельный, Ягужинский, по единогласному почти свидетельству современников, был вполне способен успешно исполнять возложенные на него важные государственные обязанности, которые делали его посредствующим звеном между Монархом и управлением. Петр всегда имел к нему большое личное доверие и, называя его своим «оком», говорил: «если что-нибудь осмотрит Павел, то я знаю это так верно, как будто бы я сам видел». Представляя его перед отъездом в Астрахань сенату, составленному из высших государственных сановников, Петр весьма внушительно сказал сенаторам: «вот мое око, коим я буду все видеть; он знает мои намерения и желания, что он за благо рассудит, то вы делайте, и хотя бы вам показалось, что он поступает противно моим и государственным выгодам, вы, однако ж, то исполняйте и, уведомив меня о том, ожидайте моего повеления» (387).
- - - - - - - - - - - - - - - -
(387) Такими полномочиями Ягужинский ставился в положение как бы первого министра, и Миних – враг его – намекая на польское его происхождение, выражает удивление по поводу этих полномочий: Quelle maxime que de soumettre les suffrages des premiers hommes de l’Empire ; celui d’un jeune homme ;tranger! (Ebauche pour donner une id;e de la forme du gouvernement de l’Empire de Russie). [Что за новость – подчинить голоса первых людей Империи молодому иностранцу! (Черновой набросок всей формы правления Российской империи) (фр.)]. Ягужинский, кроме своей талантливости, был, по-видимому, более честным и правдивым, чем другие сподвижники Петра. Отличаясь мужеством и твердостью, он был всегда энергичным сторонником и верным проводником петровских преобразований. В заслугу ему может быть поставлена и ненависть к нему и преследования немецких временщиков последующей эпохи – Бирона и Остермана. Он умер в 1736 г. в звании кабинет-министра, сохранив номинально и звание генерал-прокурора. О личности и деятельности см. интересные подробности в биографии Иванова, у гг. Градовского, Петровского и в т. XVIII истории Соловьева.
- - - - - - - - - - - - - - - -
Назначение генерал- и обер-прокуроров ознаменовалось и первенствующим участием их в розыске и суде над обер-фискалом Нестеровым, направление которого они, впрочем, сами во многом унаследовали. Так, продолжалась и при них упорная борьба правительственного надзора с беспорядками в сенате: она проявилась, между прочим, в известной ожесточенной распре обер-прокурора Писарева с вице-канцлером Шафировым, которая окончилась падением обоих, оставив по себе след в наставительном указе Петра Великого, и теперь изображенном на зерцале (388). Петр неотступно требовал от своих прокуроров энергической и настойчивой деятельности по надзору. В 1724 г., по словам Голикова, он велел «прибавить в прокурорскую должность, чтобы регламенты хранились так накрепко во всем, как военный регламент, и смотреть того накрепко за всеми членами и подчиненными, и чтобы, выбрав из регламента, читать так, как солдатам или матросам читают». Уверенный в крайней необходимости повсюду неусыпного надзора, он в том же 1724 году писал Ягужинскому: «Господин генерал-прокурор! которые прокуроры от коллегий здесь, прикажи им, чтобы они свои конторы здесь гораздо посмотрели, так ли делается, как надобно; а ежели что не так, чтоб тебе рапортовали, и оных бы сыскав и освидетельствовав, наказать, понеже за глазами, чаю, много диковинок есть» (389).
- - - - - - - - - - - - - - - -
(388) П. С. 22 января 1724 г., № 4436.
Зерцало – трехгранная призма с орлом наверху и с тремя указами Петра I (от 17 апреля 1722, 21 и 22 января 1724, ст. ст.) на гранях; в царской России была непременной принадлежностью каждого присутственного места. Тексты на призме: указ о хранении прав гражданских, от 17 апреля 1722 года; указ, регламентирующий поведение в судебных местах, от 21 января 1724 года; указ о государственных уставах и их важности, от 22 января 1724 года. В Указе о хранении прав гражданских содержалась инструкция о Зерцале: «Также по данному образцу в Сенате доски с подножием, на которую оной печатной указ наклеить и всегда во всех местах, начав от Сенату даже до последних судных мест иметь на столе, яко зеркало пред очми судящих. А где такого указа на столе не будет, то за всякую ту преступку сто рублев штрафу в гошпиталь». – Прим. публикатора.
(389) П. С. 20 мая 1724 г., № 4507.
- - - - - - - - - - - - - - - -
И прокуроры ревностно следовали этому призыву: последние годы царствования Петра (1723–1725 гг.) отмечены успешною и усердною деятельностью нового надзора, в которой особенно отличались, кроме самого генерал-прокурора, обер-прокурор Писарев и его преемник Бибиков, прокуроры юстиц-коллегии Ржевский, военной – Пашков, адмиралтейской – Козлов, вотчинной – Камынин, штатс-конторы – Жолобов, московского надворного суда – кн. Гагарин и мног. друг., часто упоминаемые в различных эпизодах великой преобразовательной эпохи.
В первое время после кончины Петра Великого, при Екатерине I, прокурорский надзор не терял еще своего значения. Указом 7 марта 1726 г. «о должности сената» были подтверждены все прежние обязанности высшей прокуратуры (390). Генерал-прокурор Ягужинский не переставал занимать влиятельного положения, как это видно, между прочим, из представленной им императрице замечательной записки «о состоянии России», в которой сподвижник Петра Великого рассматривает все отрасли государственного управления и предлагает ряд мер к их улучшению, в смысле развития и охранения Петровских реформ (391). Но уже при Екатерине, а всего более при ее преемниках наступил для прокурорского надзора период колебаний и извращения, которым подвергались, впрочем, и многие другие институты Петра Великого. Установление во главе правительства сначала верховного тайного совета, а затем и кабинета в ущерб власти сената должно было подорвать значение и его генерал-прокурора. Олигархические стремления «верховников» и владычество временщиков, очевидно, не могли ужиться с закономерным надзором прокуроров и, не нуждаясь в нем, предпочитали более удобное и гибкое орудие фискальских доношений. Прокуратура, продолжая существовать de jure, не отмененная никаким законодательным распоряжением, уничтожалась de facto как «несообразная с видами» тогдашнего правительства (392). В изданном при Петре II важном «наказе» губернаторам, воеводам и их товарищам (393) вовсе не говорится о прокуратуре, как будто она уже не действует в гражданском управлении. Но зато о прокурорах не упоминается и ни в каких политических происках этого смутного времени, служивших целям личного честолюбия и самовластия. Напротив, генерал-прокурор Ягужинский, оставаясь верным законному порядку государственного строя, не только не участвовал в замыслах «верховников» ограничить власть вступившей на престол Императрицы Анны Иоанновны, но своевременно предупредил ее об истинных намерениях верховного тайного совета и много содействовал их разрушению. Быть может, именно вследствие этой заслуги генерал-прокурора Анна Иоанновна не замедлила восстановить прокурорский надзор, и по-прежнему под начальством Ягужинского. В манифесте 20 октября 1730 г. указывается на существующие в управлении беспорядки и злоупотребления и напоминается, что Петр Великий «при сочинении должности сенатской» такие непорядки «отвратить искал» посредством учреждения прокурорской должности, «каким же указом», говорит манифест, «оный чин по кончине дяди нашего и Государя отставлен и кем отрешен, о том нам неизвестно». Прокурорский надзор был восстановлен этим манифестом на прежних, петровских основаниях. Но уже в следующем, 1731 году, Ягужинский вследствие несогласия с Бироном был удален от двора и назначен посланником в Берлин. Должность генерал-прокурора, которую он продолжал носить номинально, до самой смерти своей в 1736 г., оставалась праздною до 1740 г., когда на нее был назначен один из бывших денщиков Петра Великого, князь Никита Юрьевич Трубецкой (394). До этого назначения и вообще при Анне Иоанновне, высшая прокуратура, восстановленная на бумаге, на деле отсутствовала; вообще был сохранен лишь внешний вид петровских учреждений, но без действительной их сущности (395). Этого нельзя, однако же, сказать о продолжавшей действовать центральной прокуратуре при коллегиях и в особенности о местном прокурорском органе, который получил дальнейшее развитие и из надзора, приуроченного к надворным судам, по указу 3 сентября 1733 г. «о должности прокурора» сделался настоящим губернским надзором с правом и обязанностью постоянного наблюдения за действиями губернатора и его канцелярии (396). В правление принцессы Анны Леопольдовны прокурорский надзор постигло вторичное за десять лет уничтожение; но так как законодательного распоряжения о нем не последовало или не осталось, то и судить об этом факте можно лишь по акту о новом восстановлении как бы скраденного института. Из манифеста императрицы Елизаветы Петровны от 22 января 1742 г. о винах и наказании Миниха, Остермана, Левенвольда и друг. оказывается, что прокуроры отменены произвольным распоряжением всесильного при правительнице графа Остермана, который и заведовал даже не внутренними, а иностранными делами; мысль же об этом подал и «о точном извержении того нужнейшего чина старался» один из клевретов Остермана, начальник Красногорского военного корпуса, генерал-лейтенант Хрущов. Тому и другому манифест ставит в «жестокую вину» эту отмену создания Петра Великого, которая, по-видимому, была вызвана тем, что прокуроры стесняли произвол как высших правителей, так и второстепенных начальников. Императрица Елизавета Петровна немедленно по вступлении своем на престол указом от 12 декабря 1841 г. восстановила прежнюю власть и значение сената, а при нем и под его ведением – и всего прокурорского учреждения на старых, петровских его началах (397). В таком же виде без существенных изменений прокурорский надзор действовал и при Петре III и Екатерине II до издания «учреждения о губерниях» 1775 г.
- - - - - - - - - - - - - - - -
(390) П. С. № 4847.
(391) Градовский, стр. 123. Иванов, стр. 5.
(392) Полежаев, стр. 61.
(393) П. С. 12 сентября 1728 г., № 5333.
(394) Второй генерал-прокурор князь Трубецкой благополучно пережил дворцовые перевороты и остался в своей должности и при императрице Елизавете Петровне. Он участвовал и председательствовал в высшем суде над Волынским, потом над Минихом, Остерманом и впоследствии над Бестужевым-Рюминым. 20-летнее пребывание кн. Трубецкого (до 1760 г.) в должности генерал-прокурора было ознаменовано восстановлением власти и значения сената. За ним в той же должности последовали: кн. Я.Н.Шаховской при Елизавете Петровне, А.Н.Глебов при Петре III и кн. А.В.Вяземский при Екатерине II.
(395) Так, в важном памятнике для истории сенатского делопроизводства, в указе 1 января 1767 г. о перерешении в высшем суде неправильно решенного в сенате дела кн. Кантемировой говорится о действиях обер-секретаря и секретарей как главных деятелей производства и вовсе нет речи о генерал- и обер-прокуроре (П. С. № 7143).
(396) К прокурорскому надзору при коллегиях и в губерниях относятся за это время следующие узаконения: П. С. 26 июля 1732 г., № 6138, 8 января и 3 сентября 1733 г., №№ 6299 и 6475, 11 января и 15 октября 1737 г., №№ 7155 и 7402, 15 октября 1740 г., № 8257.
(397) П. С. № 8480.
- - - - - - - - - - - - - - - -
§ 39. Устройство и деятельность.
Несмотря на все законодательные колебания прокурорский надзор за первое полстолетие его существования (от учреждения его Петром Великим до реформ Екатерины II, 1722–1775 гг.) представляет общие типические черты, вытекающие из петровского его первообраза. По мысли Петра, средоточием и вместе вершиною прокурорского института была высокая государственная и политическая должность генерал-прокурора. Состоя при сенате, в неразрывном с ним единении, руководя в нем ходом дел и управляя его канцелярией, он начальствует над прокурорами и фискалами и как бы воплощает в себе самую идею правительственного надзора и контроля. Являясь связующим органом между монархом и управлением, он наблюдает за всеми отраслями этого последнего как верховный блюститель законов, всегда стоящий на страже их и готовый дать за всякое их нарушение ответ перед Государем (398), волю которого он всюду представляет и приводит. «Сей чин, – говорит Петр, – якобы око наше и стряпчий о делах государственных» (399).
- - - - - - - - - - - - - - - -
(398) «Перво на нем взыскано будет», – гласить указ о должности генерал-прокурора № 3979.
(399) П. С. № 3979 п.11.
- - - - - - - - - - - - - - - -
История этой должности, колоссальной по своему значению в русском строе XVIII века, хотя и связана с судьбою и развитием прокурорского надзора, но более всего принадлежит общей истории высшего государственного управления в России. Поэтому, не вдаваясь в подробности, мы приведем лишь выдержки из превосходной ее характеристики, сделанной в исследовании о ней проф. Градовского: «Велико было доверие Петра к коллегиальной форме, но еще больше было доверие его к членам коллегий. Полное собрание законов наполнено борьбою с недоумением, неопытностью и небрежностью коллежских и сенатских членов… Если средство уничтожить произвол и хаотическое состояние администрации Петр видел в коллегиальном устройстве, то средством удержать вполне прежнюю власть и единство верховной власти с учреждениями Петр нашел в личном начале… он положил соединить то и другое начало в одно целое, обусловить их развитие и влияние одно другим, слить их в одно прочное и незыблемое учреждение, где правильность и независимость коллегиального устройства была бы соединена с быстротою и гибкостью единичного состава, где лица входили бы, однако, лишь как дополнение коллегии, составляющей основной тип всего устройства… Учреждение генерал-прокуроров было последним шагом на этом пути… он (генерал-прокурор) был учрежден для всех государственных дел; сенат был коллегией, а генерал-прокурор – лицом, сосредоточившим в себе всю тогдашнюю администрацию… Генерал-прокурор не представляется началом бюрократическим, а необходимым элементом сената как высшей государственной коллегии, вне которой он не имеет никакого значения… Россия была приказана двум учреждениям, тесно соединенным между собою и составляющим в сущности одно учреждение – сенату и генерал-прокурору. Каждый из них служил деятельным и энергическим исполнителем идей Петра I; сенат и генерал-прокурор контролировали и направляли к единству деятельность (ведомств, распределенных между коллегиями). Трудно определить, где кончалась деятельность одного и начиналась роль другого». Этим обусловливалось, по компетентным свидетельствам, и общее государственное значение генерал-прокурора и самое положение его в сенате: «генерал-прокурор по старшинству последнее, по значению первое лицо в сенате; он заседает в сенате, именем императора контролирует все, что там происходит; имеет единственное и решительное влияние на мнение сенаторов… Не будучи сам судьею, но получая сведения о всех делах в сенате, генерал-прокурор делает о них свое замечание словесно и письменно. Будучи всегда почти в мнениях своих подкрепляем высочайшею властью и, следственно, получая влияние на суждение членов сената, он составляет кормило государственного управления. Не нося звания первого министра, он был таковым на самом деле. По сей-то причине назван он оком Государя» (400).
- - - - - - - - - - - - - - - -
(400) Градовский стр. 108, 112, 114–115, 124, 130 и пол. 6.
- - - - - - - - - - - - - - - -
К этим словам прибавлять нечего; они достаточно обрисовывают характер и содержание генерал-прокурорской должности, отблеск которой не мог в известной степени не отразиться и на всем подведомственном ей прокурорском учреждении. Что же касается до обер-прокурора, то до 1763 г. он был один при сенате и в качестве ближайшего помощника генерал-прокурора исполнял одинаковые с ним обязанности.
Подобно тому, как генерал-прокурор был «оком» Государя, все подчиненные ему чины прокурорского надзора были «оком» генерал-прокурора. Этим выражается сущность их взаимных отношений, еще чуждых иерархической постепенности последующего времени. Обер-прокуроры коллежские, при конторах и надворных судах, впоследствии и губернские были вполне независимы друг от друга и, сплоченные лишь отношением своим к генерал-прокурору, действовали его именем, под непосредственным его наблюдением и руководством. От него получали они наставления и указания, к нему обращались с своими доношениями и протестами, он обязан был «смотреть над всеми прокуроры, дабы в своем звании истинно и ревностно поступали, а ежели кто в чем преступит, то оных судить в сенате», которому, таким образом, принадлежала юрисдикция над прокурорскими чинами (401). Помимо сената, ни присутственные места, ни даже сам генерал-прокурор не смели подвергать прокуроров взысканиям. Эта независимость иногда нарушалась на практике удержанием жалованья у провинившихся, но сенат рассматривал это как уклонение от законного порядка и подтверждал привилегированную подсудность прокуратуры (402). Генерал- и обер-прокуроры подлежали исключительно суду самого Государя; только в его отсутствие, в случае «тяжкой и времени не терпящей вины» их, напр., измены, сенат мог устранить их от дела, арестовать и назначить над ними розыск, «однако ж, никакой пытки, экзекуции или наказания не чинить» (403).
- - - - - - - - - - - - - - - -
(401) П. С. №№ 3937, гл. II, т. 3; 3979, п. 3; 6476, п. 7.
(402) П. С. 1751 г., № 9906.
(403) П. С. № 3979, п. 9.
- - - - - - - - - - - - - - - -
Никаких особых личных условий для службы в прокурорском надзоре не определялось; велено было избирать «из всяких чинов», но «лучших», сначала потому, что «дело нужно есть», а затем и вследствие того, что вообще формальные гарантии личного состава были неизвестны в государственной службе того времени. Относительно порядка назначения прокуроров был объявлен принцип избрания их, начиная с генерал-прокурора, сенатом для утверждения Государем одного из представленных ему кандидатов. Но в действительности генерал- и обер-прокуроры назначались всегда непосредственно верховною властью, а остальные чины определялись, смотря по обстоятельствам, то тем, то другим порядком (404).
- - - - - - - - - - - - - - - -
(404) П. С. №№ 3877, 5625, 6299. В последнем указе от 8 января 1738 г. говорится об избрании сенатом прокуроров в военную и адмиралтейскую коллегии и генерал-кригс-коммиссариат.
- - - - - - - - - - - - - - - -
Источник и способ производства прокурором содержания в точности неизвестен, но следует упомянуть о сделанной законодательством в 1733 г. попытке возбудить рвение прокуроров к делам посредством выдачи им вознаграждения из собираемых с дел пошлин; «дабы, – как сказано в указе, – в немедленном решении дел более прилежности имели и тем бы челобитчикам волокит не происходило» (405).
- - - - - - - - - - - - - - - -
(405) П. С. 13 октября 1788 г., № 7402.
- - - - - - - - - - - - - - - -
Ответственность прокуроров за упущения и преступления по должности была установлена на тех же приблизительно основаниях, как и ответственность фискалов. За неумышленно ошибочные действия, «без вымысла, нерассуждением каким», никакого взыскания не полагалось, «понеже лучше доношением ошибиться, нежели молчанием». В случае же частого повторения подобных ошибок прокурор подлежал известной ответственности, – «не без вины будет», – не определенной, впрочем, заранее. При умышленных преступлениях различалась ответственность генерал-прокурора и низших чинов прокурорского надзора. Постановления, касающиеся первого, изложены соответственно его непосредственному подчинению Государю, по воле которого он только и может быть караем. За «неправое доношение по какой страсти» генерал-прокурор «будет сам наказан по важности дела». В более важных случаях, за явно умышленные и тяжкие преступления, «ежели в чем поманит или инако, каким образом ни есть, должность свою ведением и волею преступит, то яко преступник указа и разоритель государства наказан будет» (406).
- - - - - - - - - - - - - - - -
(406) П. С. № 3979, и. 2 и 11.
- - - - - - - - - - - - - - - -
Определеннее была ответственность коллежских и впоследствии губернских прокуроров, с которых взыскивается строже, чем с фискалов. За нерадение и небрежность, «ежели оплошкою просмотрел», в первый раз вычитается жалованье за полгода, во второй раз – за год, а в третий виновному грозит лишение чинов, половины имения и ссылка в каторжные работы на 10 лет. В случае же умысла и корысти преступного прокурора ожидает смертная казнь или вечная каторга с «вырезанием ноздрей» и лишением «всего стяжания». Кроме того, «за неправое доношение по какой страсти» назначается тальон, т.е. то наказание, «чему бы достойны те были, на кого доносил». Наученный опытом слабой наказуемости фискалов, законодатель, видимо, старается поставить ответственность прокуроров, хотя и в том же направлении, но точнее, резче и суровее.
Сущность прокурорской деятельности заключалась в широком осуществлении контрольного начала, воплощаемого в лице монарха, и отсюда в охранении по его уполномочию силы и действия законов при их применении. Это назначение и выражалось в петровском определении генерал-прокурорской должности: «сей чин есть око наше», и в дальнейшем развитии того же принципа, по которому всякий прокурор в коллегии и в губернии есть «око генерал-прокурора», т.е. иерархический орган и проводник надзора (407). Последний слагался из нескольких моментов, между которыми можно отличить: 1) наблюдение в собственном смысле, 2) предложение с напоминанием или предостережением и 3) протестация и доношение высшему органу надзора или установлению. Самое же производство по надзору, имевшее преимущественно понудительный, возбуждающий характер, обозначалось техническим термином «инстиговать». (408)
- - - - - - - - - - - - - - - -
(407) П. С. № 3937, гл. II, п. 3; № 3979, п. 11 и № 6475, п. 7 и друг.
(408) От франц. «instiguer» – подстрекать. В русском значении: следить за исполнением, заставлять выполнять, понуждать, возбуждать расследование.
- - - - - - - - - - - - - - - -
Предметом наблюдения прокуроров было точное исполнение присутственными местами и должностными лицами законов и регламентов, а также быстрое движение и правильное решение дел. Прокурорам всех рангов предписывалось «смотреть накрепко», чтобы то или другое установление «свою должность хранило, и во всех делах истинно, ревностно без потеряния времени, по указам и регламентам, отправляло», и чтобы оно при этом «в своем звании праведно и нелицемерно поступало», и, наконец, чтобы «не на столе только дела вершились, а самым действом указы исполнялись». Для достижения этой сложной цели прокуроры лично присутствовали в заседаниях судебных мест и могли во всякое время рассматривать подлинные дела и требовать сведения как об их положении, так и вообще об исполнении указов, за которым они тщательно следили по особой книге с собственноручными отметками (409). Секретари присутственных мест были обязаны выдавать прокурорам нужные им копии, выписи и справки, прочитывать им решения, постановленные в их отсутствие, и вообще беспрекословно и немедленно исполнять все требования прокурорского надзора. Сенатская же канцелярия и прямо находилась «под дирекцией» генерал-прокурора. Его участие в сенатском делопроизводстве было особенно деятельно и важно; он даже разделял с президентами или первоприсутствующими управление ходом дел и «диспутов» при их решении. Так, генерал-прокурор созывал по своему усмотрению чрезвычайные и общие сенатские собрания и предлагал на их рассмотрение дела, почему-либо не разрешенные в коллегиях и департаментах сената. После доклада дела, перед началом каждого совещания сенаторов генерал-прокурор заводил песочные часы и, поставив их на присутственный стол, определял, смотря по важности дела, время для дебатов, по истечении которого приглашал сенаторов прекратить прения и постановить решение. При этом он наблюдал за соблюдением в точности установленного порядка и долга службы при рассмотрении дел, «напоминая им (сенаторам) то, что всегда подобает «сенату иметь о монаршеской и государственной пользе неусыпное попечение, и доброе простирать и все, что вредно может быть, всемерно отвращать». Если в законе или регламентах обнаруживался пробел, неполнота или «о которых делах ясно не изъяснено», то генерал-прокурор предлагал сенату о восполнении недостатка или разъяснении недоразумения путем интерпретации: «чтобы учинили на те дела ясные указы». Далее, в качестве прямого посредника между Высочайшею властью и отправлением правительственной функции, вверенной сенату, генерал-прокурор объявлял ему словесные Высочайшие указы и повеления и представлял на Высочайшее усмотрение все следующие от сената доклады, рапорты и мемории (410). В общем, генерал-прокурорский надзор за охранением законов, начинаясь непосредственно у верховной власти и простираясь затем на всю деятельность сената, переходил в подобный же, хотя и не столь ярко окрашенный и резко выраженный, местный надзор прокуроров при всех присутственных местах империи, который, в свою очередь, проявлялся в даваемых последним предложениях и следовал в обратном, восходящем к генерал-прокурору направлении путем протестов и доношений.
- - - - - - - - - - - - - - - -
(409) Книга эта, имевшая большое значение в прокурорском делопроизводстве XVIII стол., состояла из листов, разделенных пополам: на одной половине прокурор отмечал содержание и время поступления указов, а на другой – сущность и время исполнения.
(410) П. С. №№ 3978, 3979 и 4847.
- - - - - - - - - - - - - - - -
Предложения, к которым относились также напоминания и предостережения, были первым средством действия прокурорского надзора, как только в деятельности присутственного места он встречался с отступлением от закона или с нарушением предписанного порядка. Видя в чем-либо неисполнение указа, прокурор требует отчета от неисполнившего и обязан прежде всего удостовериться в истинных причинах упущения: «невозможность ли какая помешала, или по какой страсти, за леностью, или небрежением». О каждом случае такого рода прокурор предлагает подлежащему установлению для немедленного исполнения «с полным изъяснением, в чем они не так делают, как надлежит, дабы исправили». Таким образом, прокурорские предложения заключали в себе не только отрицательную сторону, критику сделанного, но и положительную, указание того, как нужно действовать.
Предложения эти для чиновников авторитетны: должностные лица «повинны учинить» требуемое прокурором. Если же этого не последует или, как выражаются указы, «ежели не послушают», то наступает другой, последний момент прокурорского воздействия– явная протестация и доношение по начальству. В сенате и коллегиях протесты приносились непосредственно, на первый – Высочайшей власти, а на последние – в сенат, через генерал-прокурора. В местном же управлении было иначе: там письменный протест прокурора поступал сначала к вызвавшим его органам, в «губернскую канцелярию, к губернатору с товарищи», от которых и зависело «на протесте утвердиться», т.е. принять его, или же «остаться при своих мнениях» и представить о том вместе с протестом и объяснением причин несогласия, в сенат или коллегию» по принадлежности. Относительно формы и содержания протеста известно весьма немногое; он должен был заключать в себе юридический разбор опротестованного нарушения, «изъяснение противности указам». Подробнее означено, чем должно быть доношение с протестом прокурора отдаленной (Сибирской) губернии: оно представляло «содержание дел, и чему кто подлежать будет, «и то, каким указом и в чем определение противно учинено» (411). Предъявление прокурорского протеста останавливало исполнение того действия или постановления, против которого протест направлен. Вследствие этого, а отчасти и потому, что всякое прокурорское доношение имело как бы укоризненный характер для места или лица, вызвавших протест, наряду с правилом о том, что «лучше доношением ошибиться, нежели молчанием», прокурорам предписывалось соблюдать при протестах крайнюю «осторожность и рассмотрительность», и чтобы «напрасно кому бесчестья не учинить». В случаях сомнительных и трудных, «в делах неясных или два вида имеющих» они должны «были «протестацию остановя, не тотчас доносить, но посоветовать, с кем заблагорассудят». Они могли при этом даже несколько промедлить протестом, не далее, однако же, генерал-прокурор – недели, а все остальные прокуроры – 3 дней. По протестам низших прокурорских чинов, так же, как и по доношениям фискалов, высшие прокуроры должны были немедленно «инстиговать», т. е. принимать меры к быстрому и правильному рассмотрению этих актов (412).
- - - - - - - - - - - - - - - -
(411) П. С. 1740 г., № 8288.
(412) О формах и способах прокурорской деятельности см. главным образом: П. С, № 3937, гл. II, п. 1, 2. № 3979, и. 1 и 2, № 4847, п. 8 и № 6476, п.1–3.
- - - - - - - - - - - - - - - -
Круг действия прокуроров почти совпадает с предметами ведомства тех присутственных мест, при которых они состояли. Деятельность тех и других была неразрывно между собою связана. Присутственные места производят и решают дела, а прокуроры наблюдают за этим производством и решением, охраняют их закономерность, но не принимают другого, ближайшего участия в самом существе дела, в их возбуждении, постановке и направлении. Прокуроры не имеют своей, особой сферы действия, не ведают самостоятельно ни отдельных дел, ни определенных стадий или фазисов производства.
Вне компетенции прокуроров лежит и уголовное преследование как особый акт правительственной власти. Они наблюдают за уголовными делами точно так же, как и за всеми остальными, и обвинительный элемент отсутствует в их функции, проявляясь разве только в их главенстве над фискалами, этими должностными доносчиками, между прочим, и по уголовной части. С исчезновением же фискалов утратились на время всякие следы этого элемента в правительственной деятельности, которая в XVIII столетии и не нуждалась уже в особых обвинительных органах, так как розыск полиции и судьи-следователя совершенно вытеснил из уголовного процесса все обвинительные его черты и формы. Из области судебно-уголовных дел на прокурорское учреждение почти при самом его начале была возложена особая обязанность – иметь попечение об арестантских, или, как их тогда называли, «колодничьих» делах. Такая мера была вызвана положением этих дел: они подолгу оставались без решения, остроги переполнялись колодниками, а местные начальники злоупотребляли в свою пользу их даровым трудом. Свидетельствуя об этих нарушениях закона, указ 3 сентября 1733 г. предписывал губернским прокурорам «смотреть» за скорым и правильным, «по указам», решением дел о колодниках, чтобы под видом ареста за недоимки крестьяне не содержались под караулом, для употребления их «в собственные работы» губернаторов и воевод, и чтобы «статейные списки» о колодниках велись исправно. Тем же указом прокурорам впервые вменено в обязанность присылать генерал-прокурору по третям года «обстоятельные рапорты» о ходе и положении арестантских дел и о содержащихся по ним колодниках (413).
- - - - - - - - - - - - - - - -
(413) П. С. № 6475, п. 6.
- - - - - - - - - - - - - - - -
В круг ведения губернских прокуроров входили и фискальные, финансовые дела, за которыми они должны были «иметь крепкое смотрение», выражавшееся в наблюдении за безнедоимочным и правильным собиранием казенных доходов, за безубыточным для казны производством по подрядам и откупам, за верностью финансовой отчетности и проч., везде с обязанностью «без всякия оплошки усматривать к лучшей казенной пользе». Поставленный на страже казенной выгоды и в обширном и в тесном материальном смысле, губернский прокурор был обязан «все доношения, от кого бы ни были, касающиеся к интересу Императорского Величества принимать и инстиговать». Неизменным присутствием этой фискальной стороны в прокурорской деятельности объясняется и то обстоятельство, что при всех преобразованиях высшего сенатского надзора дела «интересные», т. е. касавшиеся имущественных интересов казны, оставались всегда в ведении самого генерал-прокурора.
Приуроченные к присутственным местам прокуроры принимали наблюдательное участие и во внутренней их администрации, поддерживая и охраняя вновь введенные служебные порядки. При указанном уже выше отношении своем к присутствию и канцелярии они имели право знать все, что делается в присутственном месте и, между прочим, вели повседневную записку о времени прихода и ухода его членов. Записки эти периодически представлялись в сенат к генерал-прокурорским делам. Под наблюдением прокуроров состояла и подготовка к государственной службе. Учрежденные Петром Великим при сенате, коллегиях, конторах и проч. так называемые «школы титулярных юнкеров» для подготовления к службе молодых людей, «сведущих в приличных дворянству науках и юриспруденции», находились в ближайшем заведывании прокуроров, которые каждую треть года рапортовали через генерал-прокурора в сенат об успехах и поведении этих кандидатов на правительственные должности (414).
- - - - - - - - - - - - - - - -
(414) Степанов стр. 50.
- - - - - - - - - - - - - - - -
§ 40. Параллель между фискалами и прокурорами.
Все сказанное может дать достаточно полное общее понятие о прокурорском надзоре в его первоначальном виде, который он получил от Петра Великого, и, несмотря на все превратности, сохранил при его преемниках. Для верной оценки этого зачатка русской прокуратуры нужно иметь в виду условия его происхождения и отличия от другого раннего его первообраза – фискалов. Г. Петровский в своем исследовании о сенате в царствование Петра I называет прокуратуру «завершением нового здания, созданного на развалинах старого, венцом, который сообщил этому зданию единство, прочность и гармонию» (415). Эта характеристика применима собственно к генерал-прокурорскому надзору, в котором действительно образовался сдерживающий центр, предохранительный аппарат всей новой системы гражданского управления. Прежняя, допетровская система была основана на личном поручении и доверии Царя к служилым людям и, в их составе, на таком же отношении высших к низшим. Недостатки этой системы, свойственной всякому молодому, еще не вполне сложившемуся государственному организму, проявлялись в чрезвычайных злоупотреблениях и колоссальном беспорядке. Для того чтобы избежать их, преобразования Петра Великого ввели другой, прямо противоположный правительственный склад. Простое поручение заменилось действием на точном основании указов и регламентов, а личное доверие – организованным недоверием, которое и выражалось всюду проникающим надзором. Фискалы и прокуроры были развитием одного и того же принципа недоверия, одной и той же идеи и потребности в надзоре, идеи постоянно растущей, развивающейся и, наконец, нашедшей свое конечное удовлетворение в должности генерал-прокурора. От него надзор спустился вниз, во все отрасли и функции правительства, объединяя их общим своим источником – и вершиной, куда стекались все нити наблюдения за присутственными местами и должностными лицами. Высший надзор генерал-прокурора питался и поддерживался местным надзором прокуроров; при каждом установлении они являлись уполномоченными верховной власти, через которых она видела и знала все, что касалось соблюдения законов. В лице прокурора она как бы невидимо присутствовала при их применении, всегда готовая исправить сверху то, что уклонялось от законного пути внизу. Эта охрана законного порядка представлялась Петру Великому до такой степени необходимою и важною, что сначала был испробован даже двойной надзор, фискальский и прокурорский, вызванный несовершенством первого. «Оба надзора», говорить г. Петровский, – существуют рядом, дополняя друг друга, один карая совершенные преступления (фискалы), другой – стараясь предупредить их (прокуроры), один – проникая всюду, легкий, подвижный, все осматривающий, ко всему прислушивающийся, разыскивающий, выведывающий, другой – постоянный, неподвижный, за одним только местом прямо надзирающий и пользующийся услугами первого, и, наконец, оба сходящиеся в лице генерал-прокурора – ока государева» (416).
- - - - - - - - - - - - - - - -
(415) Петровский, стр. 183.
(416) Петровский, стр. 184.
- - - - - - - - - - - - - - - -
Такое совместное существование продолжалось весьма недолго, и более целесообразная прокуратура скоро вытеснила и заменила собою фискалат, усвоив, впрочем, от него в своем последующем развитии значительную часть того, что в фискальском надзоре было живого и полезного. Из сопоставления обоих учреждений ярко выступают их отличия и относительные свойства, которыми и определилась их судьба.
Фискалы, хотя и подчиненные главенству обер-фискала, действовали каждый порознь, друг от друга отдельно и самостоятельно, обращаясь к высшим органам надзора только в случае необходимости. Прокуроры же составляли единое целое, будучи лишь орудиями генерал-прокурора, которому и был собственно вверен весь надзор, распределенный затем между высшими чинами вследствие физической невозможности справиться с ним одному лицу. Уже поэтому прокурорский надзор был интенсивнее и сильнее, почерпая в огромной власти и высоком положении своего главы всегда действительные средства действия.
Фискалы, не приуроченные к присутственным местам, не имели с ними никаких органических связей, не посвящались прямо в их дела и лишены были возможности шаг за шагом следить за их деятельностью. Поэтому и наблюдение их носило характер посторонний и случайный, а успех его зависел от степени содействия, оказываемого им начальством присутственного места или высшим установлением. Прокуроры же, состоя при присутственных местах и должностных лицах, присутствуют при всех их действиях и наблюдают за ними с такою правильностью и постоянством, что ни одно нарушение не может от них укрыться; все делопроизводство не только день за днем для них открыто, но и формально проходит через их контроль.
Фискалы имели дело с нарушениями, уже совершившимися и притом такими, в которых проявляется злонамеренность, умысел или прямое нерадение; обнаруживая и изобличая их, они способствовали восстановлению законного порядка не прямо, а посредственно, кружным путем преследования и кары нарушителя. Прокуроры, останавливая неправильные действия, не допускают нарушениям совершиться и, предупреждая их при малейшем признаке, прямо достигают конечной цели всякого надзора – охраны и восстановления законного порядка. Кроме того, они обращают внимание и на такие отступления от закона, которые происходят вследствие неверного понимания его и, разъясняя ошибки или неясность, являются истолкователями истинного смысла указов и регламентов.
За фискальским надзором, однако же, есть и преимущества: область его шире, и обвинительная сторона его заключала в себе общественные элементы. Касаясь главным образом правительственных актов, он не был ими ограничен, а мог направляться и на все общество, на противозаконные поступки обывателей, также подлежащие фискальскому преследованию, особенно, когда по отсутствию потерпевших, деяния эти безгласны. Прокуроры же, напротив, замкнуты в бюрократический круг правительственной деятельности и имеют дело с жизнью и ее незаконными явлениями лишь постольку, поскольку явления эти служат предметом делопроизводства судебных и административных мест.
Но, как уже было выше упомянуто, фискалы или мало пользовались своими обвинительными полномочиями, или употребляли их во зло, возбуждая при этом страх и ненависть способом своего воздействия, которое почерпывалось тайным проведыванием и доносом. Напротив, прокуроры открыто выступают в значении органов закономерного правительственного надзора и при всяком нарушении закона явно протестуют против него перед высшею властью, приучая общество видеть в их действиях безличную охрану законности даже против должностных ее нарушителей.
Короче, фискалы – блюстители чиновничьей нравственности и соответствия поступков как чиновников, так и граждан видам и выгодам правительства, прокуроры – блюстители законности всех отправлений правительственной деятельности; фискалы – органы только узкого правительственного надзора в его первобытном проявлении, прокуроры – уже органы самого закона и вместе стражи его целости и правильного исполнения. Отсюда и различие в формах действия тех и других: первые доносят о закононарушении, вторые – протестуют против него; донос должен только обнаружить нарушение, внушая при этом страх угрозой наказания, протест же, стремясь восстановить нарушенный порядок, возбуждает более высокое чувство уважения к закону и утверждает его авторитет.
Проведенная параллель клонится, очевидно, в пользу института прокуроров, который и оказался жизнеспособнее фискалата, не вызвав, подобно ему, ни ненависти в обществе, ни разочарований в законодателе. Конечно, и прокурорскому надзору пришлось испытать на себе все несовершенства только что преобразованного строя: контролирующие мало отличались от контролируемых и сами вовсе не были застрахованы от тех же грехов и недостатков. К тому же и обстановка добросовестной и ревностной прокурорской службы была вовсе не легкая, прокуроры унаследовали от фискалов если не полную враждебность, то упорное противодействие чиновничества, плохо мирившегося с учрежденным за ним наблюдением. Произвол и своеволие, личные виды и корысть, лень и беспорядочность, неразвитость и невежество – все это не уживалось с основным началом прокурорского надзора, требовавшим соблюдения закона и бескорыстного, усердного и толкового выполнения обязанностей службы. Поэтому, как только железная рука Петра перестала сдерживать все части созданного им правительственного устройства, при всяком временном ослаблении центральной власти, значение прокуратуры бледнело и стушевывалось перед началом личного усмотрения чиновников-правителей. Но эти победы бесконтрольности были скоропреходящи: при всяком наступлении в государстве более благоприятного внутреннего положения и лучших условий для законности возрождалась и прокуратура к новому существованию. Из этой борьбы за право и порядок она вышла с честью, перенеся неприкосновенным в последующие эпохи живой принцип охранения законов среди ланит его исполнителей. Верховная власть настойчиво указывала прокурорскому надзору высокие и плодотворные задачи; в стремлении к ним должна была заключаться вся будущность его, а от достижения их зависели все возлагавшиеся на него надежды. Манифест Императрицы Анны Иоанновны от 2 октября 1730 г. усматривает в законоохранительной и контролирующей деятельности сената и неразрывно соединенного с ним прокурорского надзора единственный выход из таких обстоятельств, при которых «в государственных делах слабое чинится управление и челобитчики по делам своим справедливого и скорого решения так, как указы повелевают, получить не могут, и бедные от сильных утесняемы, обиды и разорения претерпевают». По словам манифеста, преобразователь России «такие непорядки и утеснения бедным не точию (417) отвратить искал, но дабы оные весьма искоренить и совершенный добрый порядок ввести». Средство к этому Петр Великий находил в учреждении прокурорского надзора «и того ради не туне (418) чин генерал-прокурора и ему помощника обер-прокурора при сенате, а в коллегиях и тогда бывших надворных судах прокуроров учредить изволил» (419).
- - - - - - - - - - - - - - - -
(417) Не только (устар.).
(418) Не туне (устар.) = не напрасно.
(419) П. С. № 5626.
- - - - - - - - - - - - - - - -
ГЛАВА VII
ПРОКУРОРСКИЙ НАДЗОР ОТ ЕКАТЕРИНЫ II ДО ИЗДАНИЯ СВОДА ЗАКОНОВ (420)
- - - - - - - - - - - - - - - -
(420) Полное собрание законов т. XVII–XXIII. Градовский, Степанов, Полежаев, Иванов – назв. соч.
- - - - - - - - - - - - - - - -
I. Прокурорский надзор при Екатерине II. – § 41. Прокурорский надзор до «учреждения о губерниях». – § 42. Прокурорский надзор по «учреждению о губерниях». – § 43. Прокурорский надзор после «учреждения о губерниях». – II. Прокурорский надзор после Екатерины II. – § 44. Прокурорский надзор при Императоре Павле. – § 45. Прокурорский надзор при Императоре Александре I.
I. Прокурорский надзор при Екатерине II
§ 41. Прокурорский надзор до учреждения о губерниях.
В царствование Императрицы Екатерины II под влиянием новых правительственных взглядов явственно обозначается и постепенно возрастает раздвоение в развитии обеих главных степеней прокурорского надзора, высшего и центрального, в лице генерал-прокурора и местного губернского, который скоро поглощает собою надзор «коллежский», так как и самые коллегии с «учреждением об управлении губерний» фактически переносятся в провинции. Связь между высшей и низшей прокуратурой, по-прежнему тесная и крепкая в догме закона, в действительности несколько ослабевает, становится более отдаленною; обе отрасли, хотя и продолжая взаимодействовать, развиваются каждая отдельно, идут различными путями и получают далеко не тождественную окраску. Генерал-прокурор остается, как и прежде, во главе всей прокуратуры, но это служебное отношение почти исчезает в его огромном государственном и политическом значении, в силу которого он ведает множество разнообразнейших дел высшего управления. В сфере этого последнего он является наиболее сильным представителем единоличного министерского начала, которое берет верх над коллегиальным управлением. Еще недавно (при Елизавете Петровне) только, неотъемлемая, интегральная часть сената, генерал-прокурор теперь уже выделяется из его состава, даже возвышается над ним и соединяет в своих руках, кроме высшего охранения законов при сенате, заведывание внутренними делами, финансами и юстицией. В сенате действуют главным образом его помощники обер-прокуроры; а остальные чины прокурорского надзора отодвигаются в провинции, где занимают по теории весьма видное, но на практике уже второстепенное положение среди губернской администрации. Они – органы генерал-прокурора, но под его же ведением состоят и другие губернские власти, которые через него же обращаются в сенат и к Монарху. Они – органы правительственного надзора, но рядом с ними теми же наблюдательными полномочиями облечены и местные административные начальники, наместники и губернаторы. В самом приложении надзора к жизни происходит существенная, хотя и медленная перемена. Прежде цельный и единый, по мере усложнения правительственного устройства, он сам дробится и мельчает, входит в деловой обиход присутственных мест и канцелярий и мало-помалу перестает быть той панацеей против всех административных зол, каким считали его в первой половине XVIII века. Круг его, однако же, становится шире, ближайшие проявления – многочисленнее и определеннее, система их – стройнее, но зато практическое значение – отвлеченнее. Эта общая эволюция в истории прокурорского учреждения проходить через всю екатерининскую эпоху и сказывается ясно в направлении ее правительственных актов об этом учреждении. Ни временное чрезвычайное возвышение генерал-прокурорской должности, ни широкое законодательное развитие местной прокуратуры при Екатерине II не мешают проследить процесс, который, взаимно удалив генерал-прокурора, сенат и местных прокурорских чинов, превратил первого – в министра юстиции, а последних сделал частью систематически построенного, но сложного и тяжеловесного областного механизма.
Подробное описание генерал-прокурорской должности и всех ее видоизменений в рассматриваемый период выходит за пределы настоящего очерка уже потому, что генерал-прокурор, будучи как бы первым министром по всем внутренним делам, касался прокурорского надзора сравнительно только небольшою частью своих обязанностей. Но краткая их характеристика необходима для объяснения последующего хода и постановки нашей прокуратуры, в которой и до сих пор термин «генерал-прокурор» звучит так многозначительно и властно. Манифестом 15 декабря 1763 г. «о постановлении штатов разным присутственным местам» и проч. Сенат, обремененный таким множеством дел, «что превосходит силы человеческие все оные дела решить в надлежащее время», был разделен на шесть департаментов, из которых при первом, ведавшем «государственные, внутренние и политические дела», остался сам генерал-прокурор, а к прочим назначено пять подведомственных ему обер-прокуроров. Тогда же установлен порядок перенесения обер-прокурором дел, по которым в департаменте не состоялось единогласия сенаторов, в общее собрание при 1-м департаменте, при разногласии же и здесь между присутствующими генерал-прокурор представлял все дело «с своим рассуждением» на Высочайшее рассмотрение (421). Десять лет спустя расширение круга ведения генерал-прокурора вызвало дальнейшее развитие той же организации. В 1774 г. и при 1-м департаменте учрежден особый обер-прокурор, а генерал-прокурор сохранил за собою лишь 1) дела общего собрания, 2) дела «государственные и интересные», 3) дела секретные, и 4) все те, которые он найдет нужным подчинить своему непосредственному надзору (422).
- - - - - - - - - - - - - - - -
(421) П. С. № 11, 989.
(422) П. С. № 14, 192.
- - - - - - - - - - - - - - - -
В 1766 и 1767 гг. генерал-прокурор был призван к ближайшему и важному участию в знаменитом законодательном начинании Екатерины II, выразившемся в созвании комиссии о сочинении проекта нового «уложения». В «обряде управления» этой комиссии, изданном 30 июля 1767 г. (423) и в самых ее занятиях на долю тогдашнего генерал-прокурора князя Вяземского выпала выдающаяся, если не первенствующая, роль. На него были возложены все подготовительные работы по созыву депутатов и председательствование в комиссии до избрания ее «маршала», с которым затем он разделял руководство прениями и управление как канцеляриею всей комиссии, так и распорядительным ее отделением или «дирекционною комиссиею». Из всех прежних учреждений один генерал-прокурор в качестве представителя власти участвовал в законодательных трудах сословных представителей, в чем явственно сказалась отдельность его от сената, который остался в стороне от этого общегосударственного дела.
- - - - - - - - - - - - - - - -
(423) П. С. № 12, 948.
- - - - - - - - - - - - - - - -
Значение генерала-прокурора постоянно возрастало, сфера деятельности его расширялась включением в нее все новых и новых обязанностей и дел, так что к концу царствования Екатерины генерал-прокурор уже стоял во главе всей внутренней администрации и управлял разнообразнейшими ее отраслями, получая на свое имя большую часть Высочайших указов и повелений, которые лишь для соблюдения формы объявлялись через сенат. «Из него возвышается, – говорить профессор Градовский, – обширная власть генерал-прокурора как главного руководителя финансов (424), государственного хозяйства и внутреннего управления; сохраняя при этом свое значение блюстителя законов в делах судебных, он соединил в своем лице должность министра финансов, внутренних дел и юстиции, сначала в сенате, а потом и в отдельных от сената учреждениях» (425).
- - - - - - - - - - - - - - - -
(424) До назначения государственного казначея генерал-прокурор исполнял его обязанности (1781) и сверх того состоял директором ассигнационного банка с его конторами.
(425) Градовский. Высшая администрация России XVIII стол. и генерал-прокуроры. Стр. 209.
- - - - - - - - - - - - - - - -
Такое возвышение генерал-прокурора обусловливалось, кроме обращения правительства к личному элементу в управлении, к началу министерскому, вместо коллегиального, сенатского, еще и качествами лица, на которое пал выбор императрицы для замещения генерал-прокурорского поста, после А.И.Глебова, генерал-прокурора Петра III. Князь Александр Алексеевич Вяземский, назначенный генерал-прокурором в 1764 г. и прослуживший в этой должности до 1793 г., т.е. почти 30 лет, принадлежал к числу крупнейших и способнейших людей екатерининского века. По приобретенному им влиянию и массе разнохарактерного труда, им или под его руководством выполненного на государственную пользу, он может быть поставлен в области гражданских дел наряду с военно-политическим значением Потемкина, вместе с которым он сделался в 1782 г. первым кавалером вновь учрежденного ордена св. Владимира. Вполне усвоив себе взгляды и требования Императрицы, глубоко проникаясь ее идеями, по мере того как они слагались, и чутко переживая все их изменения, князь Вяземский был для Екатерины II приблизительно тем же, чем первый генерал-прокурор Ягужинский для Петра Великого. В 1790 г., во время болезни Вяземского, Екатерина говорила статс-секретарю Храповицкому, что «должности его (Вяземского) разделит четверым. Знаешь ли, что ни из князей Голицыных, ни Долгоруких нельзя сделать генерал-прокурора?… Жаль Вяземского: он мой ученик и сколько я за него выдержала!» И ученик блистательно оправдал доверие наставницы, которая в «секретнейшем наставлении», данном ему при вступлении в должность, объявила, «что ничего не может быть вреднее для общества, как такой генерал-прокурор, который не имеет откровенности и чистосердечия к своему государю, а через это не пользуется и сам доверенностью монарха, между тем как власть сего последнего только и есть одна подпора для генерал-прокурора, обязанного по должности своей оказывать сопротивление наисильнейшим «людям» (426).
- - - - - - - - - - - - - - - -
(426) Чтения в Императ. обществе истории и древностей российских. 1858. Т. I, стр. 101–104. В этом интереснейшем памятнике прежнего значения генерал-прокурорской должности есть замечательные мысли, исполненные государственной мудрости и выраженные с тем сочетанием глубины и меткости, в котором Екатерина II не имела себе равного. Так, вспоминая о «верховниках» и политических временщиках прошлого времени, Императрица говорит: «Российская Империя есть столь обширна, что кроме самодержавного государя всякая другая форма правления вредна ей, ибо все прочие медлительнее в исполнении и многое множество страстей в себе имеют, которые все к раздроблению силы влекут, нежели одного Государя, имеющего все способы к пресечению всякого вреда и почитающего общее добро своим собственным, а другие все по слову евангельскому наемники суть» (п. 4). Об управлении окраинами (Малороссией, Финляндией, Лифляндией и др.) сказано, что «надлежит легчайшими способами привести к тому, чтобы они перестали глядеть, как волки к лесу, ибо, хотя они и управляется особо конфирмованными привилегиями, которые нарушить вдруг было бы непристойно, однако же и называть их чужестранными и обходиться с ними на таком основании есть больше нежели ошибка, а можно назвать с достоверностью глупостью» (п. 10). Предостерегая кн. Вяземского против склонности сената к самовластию и существующих в нем партий, Екатерина рекомендует своему генерал-прокурору полное беспристрастие: «Вам не должно уважать ни ту, ни другие сторону; обходиться должно учтиво и беспристрастно, выслушивать всякого, имея только единство на пользу отечества, и справедливость в виду» (п. 3). Упоминается и о предстоящих генерал-прокурору трудностях в управлении обширною канцелярскою частью, и приводится пример кардинала Ришелье, говорившего, что ему легче управлять государством и «вводить в свои виды Европу, нежели править королевскою антикаморою*», так как в этом деле «все праздноживущие придворные» старались препятствовать ему своими интригами. «Для вас, впрочем», заключает Государыня, «есть здесь средство, которое Ришелье не имел, именно перемените всех сомнительных и подозрительных без пощады» (п. 7).
*Антикамера (устар.) – помещение, предшествующее парадному залу; прихожая, коридор; имеются в виду придворные кабинетные интриги.
- - - - - - - - - - - - - - - -
Но самое возвышение генерал-прокурорской должности должно было привести к ее разложению. Все огромное ее значение далеко превышало ее основной, первоначальный тип и, будучи явно временным, приурочивалось не столько к ней самой, сколько к дарованиям лица, ее занимавшего; оно зависело также и от особенностей и условий данного историко-юридического момента. В многообъемлющей власти генерал-прокурора Екатерины II выдвигалось новое, министерское, исполнительное или, как тогда выражались, «совершительное» начало, которое и заслонило собою его первоначальную охранительную функцию в составе правящего и вместе охраняющего сената. Последний же все более и более замыкался в положение высшего судебного установления, а генерал-прокурор имел и вне его обширную единоличную компетенцию. По самой сущности своей она легко допускала разделение государственного труда между несколькими органами, а по своей сложности скоро указала на необходимость такого разделения, которое и должно было неизбежно совершиться, образовав вместо одного генерал-прокурора нескольких министров. Элемент охранения законов, все еще пребывавший в функции сената и его генерал-прокурора, вместе с подведомственными им судебными делами, составили содержание генерал-прокурорской должности в новой ее конструкции, как только она выделила различные отрасли управления в отдельные предназначенные для них ведомства. Из этих отраслей в руках генерал-прокурора осталось заведывание судебной частью в Империи, а из сферы общего охранения законов – наблюдение за ними при сенате и главенство над местными органами прокурорского надзора.
Таким образом, уже при князе Вяземском подготовилась почва для будущей организации министерства юстиции. Он сам сознавал преходящий характер беспримерного возвышения генерал-прокурора и чувствовал, что быстрыми шагами идет к новому порядку, что с происходящим дроблением ведомств он, так долго бывший единым «оком» верховной власти, готовится стать лишь одним из ее министров. «Несколько раз просил он императрицу об отставке; современники охотно приписывали это зависти и другим не совершенно чистым побуждениям. Но вряд ли можно упрекнуть этого человека, который целую жизнь посвятил службе и, оставляя ее, не вынес из нее ничего, кроме пенсии» (427).
- - - - - - - - - - - - - - - -
(427) Градовский, стр. 255. – Иванов. Опыт биографий генерал-прокуроров, V, стр. 41–56.
- - - - - - - - - - - - - - - -
Царствование Екатерины II было по преимуществу эпохой децентрализации и старательного устройства местного управления; длинным рядом законодательных распоряжений определилось и развитие местной прокуратуры. В изданном 21 апреля 1764 «наставлении губернаторам», две черты, касавшиеся прокуратуры, как бы связывали ее постановку со старыми петровскими традициями, с одной стороны, и в тоже время, с другой, вводили ее в круг новой административной организации. Так, в случае бездействия или превышения власти, допущенных самим губернатором, прокурор губернской канцелярии «в силу должности своей» мог довести об этом до сведения сената. Но вместе с тем, высшее наблюдение за неисполнением законов всеми и каждым в губернии, охранение правосудия и справедливости, предупреждение злоупотреблений и изобличение их перед сенатом – словом, все содержание прокурорского и фискальского надзора, и притом в самой широкой и властной форме было возложено, независимо от прокуратуры, на губернатора, которому предписано «взирать недремлющим оком» на соблюдение законов во вверенной ему губернии (428). Впрочем, законодатель и прокурорам настойчиво напоминает их обязанности по надзору вообще, и за казенными взысканиями в особенности; надзор этот всегда предполагается и в случае упущения по казенным взыскам презумпция его отсутствия ведет к штрафованию генерал-прокурором или даже к отрешению неисправных прокуроров (429).
- - - - - - - - - - - - - - - -
(428) П. С. № 12137.
(429) П. С. 18 декабря 1773. № 14086 п. 8.
- - - - - - - - - - - - - - - -
Для института прокуратуры вообще не прошла бесследно и «комиссия о составлении проекта нового уложения» 1767 г. По поводу этого события законодатель высказал новое воззрение на задачу прокурорской деятельности; впервые был провозглашен принцип государственного преследования преступлений, и органом его выставлена прокуратура. В ст. 138 и 139 «наказа» этой комиссии (430) императрица указывает теоретическое различие между преступлениями частными и публичными, которые она называет «народными» или «общественными». Затем следует определение соответствующей этому различию наилучшей формы преследования публичных преступлений. «В некоторых государствах король, будучи возведен на престол для того, чтобы законы во всех державы его странах были исполняемы, по установлению закона государственного во всяком правительстве сажает чиновного человека ради гонения преступлений именем самого короля (pr;pos; un officier dans chaque tribunal pour poursuivre en son nom tous les crimes); отчего звание доносителей в тех землях неизвестно. А ежели когда на сего нарочного мстителя (ce vengeur public) подозревают, что он употребляет во зло должность ему порученную (son minist;re), тогда принудят его объявить имя своего доносчика. Сей чин, в обществе установленный, бдит о благосостоянии граждан; тот производит дело, а они спокойны (cette partie publique veille pour le bien-;tre des citoyens; elle agit, ils sont tranquiles)». Здесь, очевидно, устами Екатерины II говорит Монтескьё, слова которого в «Духе законов», приведенные выше (431), почти буквально повторяются в «наказе». Последний заключает свое суждение о должности государственного обвинителя ссылкой на петровские учреждения: «У нас Петр Великий предписал прокурорам изыскивать и производить все безгласные дела (de rechercher toute affaire sans partie); если бы к сему прибавить еще чин или особу, вышеписанною должностью обязанную (une magistrarure pareille a celle que je viens de dire),то бы и у нас менее известны были доносчики» (432). В этих словах по отношению к обвинительной деятельности петровские прокуроры видимо смешиваются с подчиненными им фискалами, которые были обязаны вчинать (433) преследование по безгласным делам. Как бы то ни было, важно уже то, что законодатель в дидактическом изложении своих мыслей о законах и учреждениях, упоминая лишь вскользь о законоохранительном надзоре вообще, ясно и определенно отмечает обвинительное призвание прокуратуры, ее прямую делегацию от высшего правительства, государственно-общественный характер, тесную связь ее с судом и попечительное отношение к нуждающимся в государственной защите частным лицам. Екатерининский «наказ» уже заключает в себе в зародыше большую часть тех юридических понятий, которые сто лет спустя судебною реформою Императора Александра II были положены в основание новейшего прокурорского надзора.
- - - - - - - - - - - - - - - -
(430) П. С. 30 июня 1767. № 12949.
(431) Глава II, стр. 72. (см. § 11 настоящей книги).
(432) Наказ первоначально был написан по-французски, русский перевод его не отличается точностью и нередко искажает или недостаточно передает смысл технических терминов, напр., «tribunal» вместо судебного места переведено словом «правительство». Поэтому в более существенных местах для ясности приведен выше подлинный французский текст.
(433) Инициировать.
- - - - - - - - - - - - - - - -
§ 42. Прокурорский надзор по «учреждению о губерниях».
Комиссия «о составлении проекта нового уложения» по известным историческим причинам не успела выполнить поставленной ей задачи. Но частным результатом ее трудов явилась новая организация местного управления, подготовленная в одной из входивших в состав ее подкомиссий, так называемой «комиссии о порядке государства в силе общего права», которая также состояла под председательством генерал-прокурора князя Вяземского. Определившее эту организацию «Учреждение для управления губерний Всероссийския Империи» 7 ноября 1775 г. дает обстоятельные постановления о местном прокурорском надзоре. Они представляют последовательную разработку направления, намеченного первыми узаконениями царствования Екатерины II, а именно воспроизводят петровские начала, видоизмененные новыми взглядами и веяниями времени. Так как на правилах и предписаниях «учреждения» были построены все устройство и вся деятельность нашей дореформенной прокуратуры, то они и заслуживают более подробного рассмотрения в пределах главным образом глав I–III, XXX и в особенности главы XXVII («о прокурорской и стряпческой должности») этого важного законодательного источника (434).
- - - - - - - - - - - - - - - -
(434) П. С. № 14892.
- - - - - - - - - - - - - - - -
По «учреждению о губерниях» управление посредством коллегий, помещающихся в центре, заменяется целым строем присутственных мест и должностных лиц, учреждаемых в каждой местности, при ближайшем участии в управлении общественных сил в лице чинов, выборных от сословий. Во главе управления стоит непосредственный представитель Монарха, главнокомандующий, наместник или генерал-губернатор, под ним – правитель губернии или губернатор, при них – средоточие и главный коллегиальный орган местной администрации – наместническое или губернское правление. Затем следует сложная комбинация иерархически расположенных и коллегиально устроенных палат, судов, магистратов и расправ (435). При всех этих установлениях состоит многочисленный прокурорский надзор из 12 лиц (4 прокуроров и 8 стряпчих) в губернии и по одному – в уезде или округе. Единицу надзора в губернии образует группа из 3 лиц: прокурор и при нем два стряпчих, один – казенных, другой – уголовных дел. Такие группы приурочены по одной ко всем присутственным местам: главная – при губернском правлении и палатах уголовного и гражданского суда, второстепенные – при верхнем земском суде, губернском магистрате и верхней расправе, и особая – при верхнем надворном суде в столице. Чины главной прокурорской группы носят название губернских; в уезде действует уездный стряпчий.
- - - - - - - - - - - - - - - -
(435) Расправа – судебный орган по делам казенных крестьян в конце XVIII – первой половине XIX в., а также помещение такого суда.
- - - - - - - - - - - - - - - -
Никакого формального, образовательного или иного ценза для занятия должностей по местному управлению, в том числе и прокурорских, не установлено; к личному составу служащих предъявляются лишь общие нравственные требования идеального характера. Законодатель молит Бога: «да вселит он в сердца употребляемых в сие дело усердие к точному и нелицемерному отправлению должности, отвращение же от праздного провождения времени в роскоши и во всяких иных пороках, нравы развращающих»; обращаясь к служащим, он ожидает: «да почтется в людях сих наивящим (436) стыдом леность, нерадение и неприлежность ко всякому порученному делу, яко же и главнейшим поношением да будет упущение должности и нерачение о части блага общего, им вверенного» (437).
- - - - - - - - - - - - - - - -
(436) Наивысшим.
(437) Эти последние требования, выраженные во вступлении к «Учреждению о губерниях», вошли и в ныне существующую ст. 714 т. III, Св. Зак. Уст. о службе гражданск.
- - - - - - - - - - - - - - - -
В порядке назначения к прокурорским должностям проявляется новое начало – известное главенство высшей губернской коллегиальной власти над низшими прокурорскими чинами. Еще губернские и другие местные прокуроры определяются сенатом по представлению генерал-прокурора, стряпчие при прокурорах, хотя также определяются сенатом, но уже по представлениям палат, а стряпчие уездные и прямо назначаются губернским правлением (учреж. о губ. ст. 77–80, 442).
Внутри местной прокуратуры отдельные чины соединены между собою иерархическою подчиненностью, сущность которой, однако же, не имеет точного определения. Глава всей прокуратуры в губернии есть губернский прокурор; он один находится в непосредственной связи с генерал-прокурором, получает от него предписания (ордера) и инструкции, входит к нему с доношениями и во всех делах считается его «оком». В свою очередь, губернскому прокурору подчиняются все прокуроры и стряпчие в губернии; «всякий прокурор в наместничестве есть око губернского прокурора» (ст. 405 п. 11, 12, 408 п. 10, 11).
В организацию прокуратуры «учреждением о губерниях» введен новый институт стряпчих, из которых стряпчие губернские несколько напоминают французских генерал-адвокатов того же времени. Стряпчие служат прокурору не только помощниками, но и советниками; они определяются к нему «для совета в случающихся делах его должности» и для того, чтобы предлагать вместо него и его именем заключения в палатах и судах. Кроме того, они несут, как указано ниже, и свои специальные обязанности, отправляя их под руководством прокуроров, но не без некоторой доли самостоятельности в словах и действиях. Так, отношения каждого прокурора и состоящих при нем двух стряпчих основаны на их единстве: «почитается, что они все трое едиными устами говорят», и «в случае нужды один стряпчий другого место заступает, когда которого нет». В сомнительных и спорных казусах прокурор и его стряпчие советуются между собою и «общим мнением решают сомнение». При разногласии же в губернской прокуратуре вопрос решается тем мнением, к которому присоединится губернский прокурор; при других установлениях мнение прокурора не имеет перевеса, и несогласие его со своими стряпчими разрешается губернским прокурором. Вообще стряпчие действуют всегда с ведома и дозволения прокурора, но губернские стряпчие могут вчинять иски по «тяжебным» делам (438) даже и независимо от согласия губернского прокурора, выслушав только его заключение. По делам же уголовным и интересным они действуют на основании письменных заключений прокурора (ст. 405 п. 8, 406 п. 1, 2, 6 и 10, 408 п. 11, 409 п. 1, 2 и 9, 468 п. 2 и 5). В более безусловной зависимости от губернского прокурора находится уездный стряпчий; он обязан доносить ему обо всем, что заметит «противного власти, интересу, законам, учреждениям и повелениям Императорского Величества и общего блага» и только с его дозволения может возбуждать в подлежащих местах иски и жалобы (ст. 410 п. 1, 4, 5). В пользу уездного стряпчего поступает третья часть всех взысканных за нарушение закона пеней, что должно побуждать его усердно наблюдать за их взысканием (ст. 410 п. 9).
- - - - - - - - - - - - - - - -
(438) Тяжебными делами назывались, по-видимому, дела о спорах казны с частными лицами; это вид родового понятия «интересных» дел, т.е. таких, в которых заинтересована казна. Степанов, стр. 65, прим 5.
- - - - - - - - - - - - - - - -
В принципе прокуроры и стряпчие действуют свободно и независимо от других властей; «им никто да не перебивает речь, но терпеливо и в молчание да выслушивают их заключения и предложения по должности» (ст. 405 п. 9, 408 п. 8). В свою очередь, и судебные места должны быть свободны и независимы от их влияния; во время решения дела они выходят из присутствия, которое решает «все дела по точной силе и словам закона, несмотря ни на чьи требования или «предложение» (ст. 406 п. 9, 409 п. 8). Но стряпчие не изъяты из некоторой деловой зависимости от губернских правлений: без предварительного разрешения последнего губернские стряпчие не могут возбуждать уголовных дел, а уездные стряпчие и вообще «обязаны ответствовать» перед губернским правлением (ст. 406 п. 3, 410 п. 3).
В уголовной палате стряпчий уголовных дел приносит жалобу по приказанию и с дозволения губернатора (ст. 109); губернский прокурор и его стряпчие служат деловыми посредниками между губернским правлением и палатами, которые через них сносятся друг с другом; чины губернского надзора имеют право входа во всякое время в эти установления (ст. 405 п. 10).
Об ответственности прокуроров «учреждение» умалчивает, по-видимому, оставляя по этому предмету в силе прежние, еще петровские постановления. Что же касается до стряпчих, то добросовестное и усердное исполнение ими своих обязанностей обставляется весьма строгими гарантиями. Прежде всего им запрещается «по делам, до их должностей и до казенного интереса касающимся, подавать советы кому бы то ни было или вместо кого быть хожатыми», другими словами – всякие занятия частно-адвокатского характера (ст. 406 п 7, 409 п 6). Далее, за неосновательное или «пустое» начатие исков они «повинны платить все протори (439) и убытки» и «могут лишиться своих мест». Наконец, за умышленно-неправильное преследование кого-либо или «поклеп» им грозит то самое наказание, «под которое кого подвести старались» (ст. 406 п. 10, 409 п. 9). За всякое упущение по должности со стороны уездного стряпчего, которому в особенности вменяется в вину бездействие его надзора, он наказывается «по мере и важности его упущения лишением места, или чина, или чести, или как повелевают законы в подобном случае» (ст. 40 п. 9).
- - - - - - - - - - - - - - - -
(439) Издержки, расходы.
- - - - - - - - - - - - - - - -
Главнейшей целью деятельности прокуроров и стряпчих является по-прежнему охранение закона и преследование его интересов в правительственных установлениях, которые в «учреждении о губерниях» впервые получили более точное и правильное разделение на административные и судебные. Самая же область этой деятельности стала гораздо шире, раздвинув свои первоначальные, исключительно бюрократические рамки. Законодательство Петра Великого и ближайших его преемников ограничивало прокурорский надзор предметами правительственного делопроизводства, присутственными местами и чиновниками. Законодательство Екатерины II выдвинуло этот надзор на более обширное поприще охранения закона вообще, откуда бы ни исходило его нарушение или обход. Такое охранение принадлежит прокуратуре одинаково и в административных и в судебных делах, все различие сводится к приемам и пределам действия. Существенным признаком прокурорского участия в деле служит публичный «казенный» или общественный его характер; только в нарушения чисто частных прав прокуроры не вступаются, присутствие же в частном деле какого-либо публичного элемента (казенного или общественного интереса) уже требует их заключения (ст. 405 п. 7, ст. 408 п. 6).
К прокурорской деятельности относится и попечение о фискальных выгодах, но этот предмет занимал лишь небольшое место сравнительно с объемом общей охранительной задачи. В указанном смысле характеризуется призвание прокуратуры в общих определениях «учреждения» 1775 г.
«Вообще губернские прокуроры смотрят и бдение имеют о сохранении везде всякого порядка законами определенного, и в производстве и отправлении самых дел. Они сохраняют целость власти, установлений и интереса Императорского Величества, наблюдают, чтобы запрещенных сборов с народа никто не собирал и долг имеют истреблять повсюду зловредные взятки» (ст. 404).
В частности, по судебным делам и при судебных местах прокурорский надзор учреждается: «Понеже для споспешествования правосудия и для сохранения доброго законами установленного порядка, сколь в рассуждении судей, столь и в уважении истцов и ответчиков, полезно есть, когда судебные места снабдены (440) нарочными людьми, коим предписано и в коих долг есть быть взыскателями исполнения узаконений, наказания преступлению, а невинности защитою» (ст. 407). Это определение задачи специально судебной прокуратуры содержит все элементы деятельности и теперешнего прокурорского надзора. Наконец, ближайший в местности надзор уездного стряпчего «по учиненной своей присяге долженствует бдение иметь, дабы в уезде ничего противного власти, интересу, законам, учреждениям и повелениям Императорского Величества не происходило», и в случае, если «паче чаяния сему противное усмотрит, то невзирая на лицо сильных, должен о том сообщить губернскому прокурору и по его повелению и согласию производить иск» (ст. 410).
- - - - - - - - - - - - - - - -
(440) То есть снабжены.
- - - - - - - - - - - - - - - -
В целях охранения закона прокуроры действуют посредством: 1) предупреждения его нарушений, 2) содействия к их пресечению и 3) ведения о них судебных дел для наказания виновных и восстановления законного порядка или нарушенных прав казны.
Предупредительная деятельность прокурорского надзора направлена на устранение таких причин неправильного его применения или бездействия, которые кроются в неведении, неверном понимании или сомнениях относительно его истинного смысла. Не неся старой, неопределенной и бесплодной обязанности фискалов наблюдать за обнародованием законов, губернские прокуроры принимают активное участие в регистрации губернским правлением всех новых узаконений. Перед запискою их в книгу, правление выслушивает разъяснительное заключение прокурора о том, «с каким узаконением (вновь изданный закон) сходен или каким узаконениям противен, или отмену, или поправление, или в дополнение которым издан» (ст. 405 п. 1).
Перед начатием каждого заседания присутственного места, состоящего под надзором прокурора, он обязан прочесть присутствующим, в течение, однако же, не более получаса, указы, возобновление которых в памяти он считает нужным «для наивящего (441) соблюдения в силу присяги, порядка и правосудия» (ст. 405 п. 3, 408 п. 2). Если у судей возникает по применению закона какой-либо юридический вопрос или сомнение, в особенности же о подсудности дела, то предварительно его разрешения, они требуют и выслушивают заключение своего прокурора, который дает его по совещании со своими стряпчими. Такие заключения в видах единообразия все низшие прокуроры обязаны сообщать губернскому, а этот последний – генерал-прокурору, и от них «принимать направления, дабы повсюду одинакое понятие принимали о общих установлениях» (ст. 405 п. 6, 408 п. 5). Словом, прокурор является правительственным юрисконсультом для всех присутственных мест и установлений. К той же обязанности предупреждения нарушений относится возложенное на прокуроров попечение о довольствии и содержании арестантов «сходственно во всем их состоянию и человеколюбию», и о скором разрешении их дел, для чего прокуроры должны «ходить чаще по тюрьмам», по крайней мере раз в неделю, а именно «в пятницу, после обеда» (ст. 405 п. 13, 408 п. 12).
- - - - - - - - - - - - - - - -
(441) Наилучшего.
- - - - - - - - - - - - - - - -
Содействие к пресечению совершившихся уже нарушений заключается в принятии таких мер, «дабы злоупотребление поправлено было (ст. 405 п. 2, 408 п. 1). Для этой цели прокуроры имели право входить во всякое время в присутствие и были обязаны «весьма часто спрашивать» о положении дел и исполнении по ним законов. В случаях медленности или неисполнения они предварительно делают напоминания, и лишь при безуспешности их прибегают к доношениям и протестам (ст. 405 п. 5). Предметы этих последних сведены в законе к 10 пунктам чрезвычайно общего и растяжимого значения: «1) о неточном где в судебном месте исполнении законов, учреждений и указов, 2) буде где в губернии есть непослушание или ропот, 3) о ленивых в исполнении должности, 4) о медлении в исполнении повелений, 5) о медлении по делам в производстве, 6) о нарушении правил благочиния и о всяком причиняющемся многим соблазне, законам противном поступке, вине или преступлении, 7) о запрещенной торговле и о помешательстве, законам противном, дозволенной торговле, 8) о нарушении общей тишины, 9) о нарушении в верности присяги, 10) о казенном и общественном ущербе» (ст. 405 п. 4). По делам подобного же свойства обязан доносить губернскому прокурору и уездный стряпчий, на которого сверх того возложено наблюдение за благочинием в присутственных местах и поведением опороченных людей в обществе и уезде (ст. 410 п. 2–6). В этот неполный и неопределенный перечень, имеющий только примерное значение, вошли случаи или категории случаев, почему-либо обративших на себя внимание правительства, которое, в сущности, поручало прокурорскому надзору доносить о всяком явном отступлении от законного порядка.
Ни содержания, ни силы и действия прокурорских доношений и протестов «Учреждение» не определяет, предоставляя это частью указаниям прежних узаконений, а частью – практике. Зато установлен новый порядок направления протестов, представлявший видоизменение и комбинацию прежних правил об этом, изданных как для фискальского надзора, так и для первоначальных прокуроров. Фискалы доносили непосредственно в те места, от которых зависело преследование и наказание обнаруженных ими нарушений; прокуроры до 1775 г. протестовали не иначе, как через генерал-прокурора, являясь на местах не столько самостоятельными органами, сколько его агентами. Теперь же в губернии все прокурорские протесты и доношения поступают к губернскому прокурору, который предлагает их, также как и свои собственные, на рассмотрение губернского правления или представляет генерал-губернатору (наместнику), донося в то же время генерал-прокурору. Распоряжение по протесту зависит, таким образом, прежде всего от высшей местной власти, и только в случае ее бездействия выступает власть центральная, генерал-прокурор и по его предложению сенат (ст. 405 п. 2, 4, 12 ст. 408 п. 1, 3, 4, 10, ст. 410 п. 1, 4, 5). Этот порядок, ускоряя разрешение протестов, усиливал значение местного прокурорского надзора, но последний в то же время отдалялся от генерал-прокурора, своего центрального главы и представителя, и ставился в большую фактическую зависимость от губернского начальства.
Процессуальная деятельность прокурорского надзора по ведению подведомственных ему судебных дел тесно связана с новым в законодательстве учреждением стряпчих и построена на началах настоящей государственной адвокатуры. В этом пункте «учреждение о губерниях» под видимым влиянием современных ему французской прокуратуры и немецкого фискалата, сделало значительный шаг вперед сравнительно с прежними смутными постановлениями о процессуальной роли прокуроров. В пределах розыскного судопроизводства они впервые становятся истцами и обвинителями, почти стороною по делам, интересующим государство, правительство или казну. За отсутствием в процессе сколько-нибудь ясно выраженных обвинительных элементов, это участие в нем прокуратуры приурочивается собственно к начальному моменту возбуждения дела и затем не идет дальше предъявления суду письменных заключений или предложений о порядке производства дела, которое решается судом по существу уже без всякого участия прокурорского надзора. Но он по догме закона все-таки считается истцом или жалобщиком, не переставая вместе с тем быть блюстителем судебного порядка. «Прокурорского надзора, – говорит закон, – должность есть: 1) дать заключения, сходственные с сохранением общего законами установленного порядка и 2) производить жалобу несмотря на лица, яко истцу» (ст. 406 п. 3). При этом он наблюдает, с одной стороны, чтобы суды исполняли в точности и без замедления все лежащие на них обязанности, а с другой – «чтобы почтение к судьям от челобитчиков сохраняемо было, и чтобы для не дельных причин на судей подозрения не показывали, и судей не презирали» (ст. 406 п. 5, 410 п. 3 и 5). Чины надзора напоминают судьям о законных основаниях к отводу, и даже «мирят споры и ссоры, могущие произойти как между судей, так и между тяжущимися, когда о том дойдет до них требование» (ст. 406 п. 5). Смотря по роду дела, прокурорский надзор пользуется правом вызывать к суду ответчика, требовать заключения его под стражу, производство следствия, дополнения дела, постановления того или другого частного определения или приговора и, наконец, перенесения уже решенного дела из «нижних судов в верхние». Все эти судебные права и обязанности относятся до стряпчих, которых «учреждение о губерниях» делает судебными уполномоченными прокуроров, органами, посредством которых прокуроры проявляли свою процессуальную деятельность. Отсюда некоторая двойственность стряпческой должности, не уничтожившая, впрочем, ее однородности с прокурорской. Заменяя прокуроров в случае надобности, действуя их именем и всегда под их руководством, стряпчие были в то же время их специально судебными помощниками и удерживали за собою как бы монополию ведения судебных дел, порученных прокурорской защите. Такие дела были уголовные и гражданские и распределялись между стряпчим казенным и стряпчим уголовных дел. Должность обоих есть «общественная» (ст. 131); первый преимущественно «истец по казенным делам и по делам, нарушающим общий порядок или противным власти и присяжной должности», а второй преимущественно «истец по уголовным винам и преступлениям, нарушающим законы, всякий раз там, где истца нет, но доказательства имеет» (ст. 406 п. 3). Из этих, а также и из других, рассеянных по разным местам указаний закона следует заключить, что на обязанности прокурорского надзора в лице стряпчих лежало возбуждение и ведение исков: 1) о всех преступлениях по должности, 2) о делах, сопряженных с казенным интересом, 3) о безгласных уголовных делах и 4) о гражданских частных делах, нуждающихся в правительственной защите, как, напр., дела малолетних, не имеющих опекунов и другие подобные же. Стряпчие имеют право требовать сообщения им всех дел такого рода и выступать по ним истцами, «отнюдь не входя, однако, в дела между частными лицами», не подходящие ни под одну из перечисленных категорий (ст. 406 п. 4 и 5). Но, ставя стряпчих в положение истцов, законодатель старательно оберегает их от ненавистной участи фискалов и резко разграничивает их публичный иск от частного доноса. Если по уголовному делу, возбужденному стряпчим, последует оправдательный приговор суда, то стряпчий по требованию ответчика обязан предъявить ему «донос и доносителя», послуживших поводом к возбуждению дела, «дабы ясно и явно было, что стряпчий уголовных дел не есть поклепатель невинности» (ст. 406 п. 8, ст. 408 п. 7).
§ 43. Прокурорский надзор после «учреждения о губерниях». – Общая характеристика.
Дальнейшие законодательные распоряжения Екатерины II о прокурорском надзоре, изданные после «учреждения о губерниях», были направлены к тому, чтобы, подтверждая и разъясняя смысл его постановлений по этому предмету, укрепить за ними действительную практическую силу и поддержать губернскую прокуратуру на высоте, желательной для законодателя. Заботливость его об этом видна уже из того, что кроме докладов генерал-прокурора императрице, и с.-петербургский губернский прокурор также имел один раз в неделю личный всеподданнейший доклад (442). Правильность применения нового «учреждения» была поручена особому наблюдению прокуроров и стряпчих под страхом «за молчание» о неисполнении или нарушении закона «неупустительного взыскания, яко с нерадящих о должности» (443). Если где-либо окажется в губерниях по присутственным местам или на правительственной службе «упущение и расстройство», о которых прокурорские чины «не представят кому следует, тогда неминуемо подлежать будут и сами ответу и взысканию законному» (444). Уже в самом конце царствования признается нужным подтвердить прокурорам и стряпчим их обязанности по надзору за скорым и законным производством дел: «о неупустительном наблюдении в местах, им вверенных, дабы правосудие всем и каждому раздавалось нелицеприятно, и чтобы всякого рода дела безотлагательное имели производство, сходственно с разумом законов и силою учреждений» (445). Независимо от этих общих подтверждений последовал ряд разъяснений и по отдельным возникавшим в практике вопросам прокурорской службы. Так, постановлено, чтобы при всяком представлении сенату низшими присутственными местами о разъяснении какого-либо закона было принято во внимание, соблюдено ли требование «учреждения» о выслушании прокурорского заключения по поводу значения нового узаконения перед запискою его в книгу (446); разъяснено, что суды не обязаны требовать заключений прокурорского надзора по таким прямо не подведомственным ему делам, в решении которых не встречается сомнений (447); указано, что заключения эти обязательны лишь постольку, поскольку присутственные места находят их правильными и законными, «в противном же случае они свободны полагать решения свои на основании законов» (448).
- - - - - - - - - - - - - - - -
(442) Записки статс-секретаря Грибовского.
(443) П. С. 26 сентября 1780. № 15068.
(444) П. С. 9 ноября 1786, № 16456.
(445) П. С. 2 июня 1794, № 17210.
(446) П. С. 13 декабря 1782, № 15612.
(447) П. С. 5 ноября 1782, № 15568.
(448) П. С. 19 декабря 1782, № 15617.
- - - - - - - - - - - - - - - -
Прокурором и стряпчим – разъяснил далее законодатель – должны быть открыты все реестры и дела присутственных мест, прокурорские же заключения должны быть тайною для тяжущихся; последними не может быть заявлено «подозрения» на прокурорских чинов, которые «никаких дел не судят» и потому не подлежат отводу, подобно судьям; прокуроры не должны присваивать себе не принадлежащей им власти, задерживать у себя журналы, подписывать их вместе с членами присутствия и вообще выходить из пределов своей наблюдательной должности; так как «губернский прокурор и стряпчий есть такое лицо, которое нигде не переменяет своего звания», прокурорам предписывается строго соблюдать последовательность в действиях, и вменяется «в беспорядок» перемена в мнении и заключении без достаточного к тому основания (449). Разъяснено также – и в этом заключалось весьма существенное отличие нового от прежнего порядка – что несогласие прокурорского надзора с каким-либо постановлением присутственного места не останавливает исполнения опротестованного определения, так как это зависит только от генерал-губернатора, которому прокуроры и должны представлять в случаях необходимости о приостановке исполнения «неправильно учиненного решения». Разъяснения коснулись и ближайшего определения стряпческих обязанностей. Стряпчие освобождены от взноса апелляционных или «переносных» пошлин на том основании, что «должность стряпчего есть общественная»; признано неправильным допущение одною гражданскою палатою разделение этой должности «на двое», на блюстителя законов и казенного челобитчика, с уравнением в этом последнем качестве во всех процессуальных правах с частным просителем; разъяснено, что стряпчий, никогда не переставая быть блюстителем законов, имеет право присутствовать при допросах свидетелей о всех вообще «инквизициях» по казенному делу, которое он ведет в качестве истца. На стряпчих возложено ходатайство по делам удельным, банковых установлений и по делам лиц, ищущих свободы из крепостного состояния (450). Все это есть логическое развитие взгляда на прокурорский надзор как на проводника целей и видов правительства, которое поручает ему всякое дело, принимаемое им под свою защиту.
- - - - - - - - - - - - - - - -
(449) П. С. №№ 15568, 15617, 15939, 16456, 16751 и друг.
(450) П. С. №№ 15939, 16252, 16481 и друг.
- - - - - - - - - - - - - - - -
Законодательство не могло оставить без внимания и вопрос об отношениях местной прокуратуры к местной административной власти. В эту область, всегда щекотливую и сложную, «учреждением о губерниях» были внесены такие обоюдоострые черты, которые, развиваясь в направлении только слегка намеченном, не замедлили пойти гораздо дальше намерений законодателя, так что практику нового закона скоро понадобилось сдерживать и вводить в границы. Допущенное законом участие в надзоре губернской администрации и упомянутая уже некоторая от нее зависимость его органов обнаруживали наклонность перейти в поглощение администрацией учрежденного и за ней самой контроля. Пришлось разъяснять, что губернское правление не может назначать губернского стряпчего своим секретарем, а губернатор – возлагать на стряпчего свое письмоводство; что назначение одного из стряпчих для временного исправления должности прокурора зависит от этого последнего, а не от губернского правления; что прокурор может беспрепятственно брать к себе все дела для рассмотрения; что при губернском правлении губернскому прокурору и его стряпчим должна быть отведена для занятий особая камера, имеющая значение присутственного места; что и в губернском правлении, и в палатах, состоящих под надзором губернского прокурора ему должно быть предоставлено постоянное место, стул в присутствии.
Очевидно, губернское начальство вовсе не было расположено смотреть на прокурора как на самостоятельного должностного органа и, напротив, всячески старалось выказать и закрепить его зависимость от административной власти. Стремление к этому грозило подорвать всякий авторитет прокурорского надзора, и сенат в одном подобном случае в 1783 г. был вынужден «отписать указом, что поступок губернатора в рассуждении губернского прокурора», которому не было дано места в общем собрании палат и наместнического правления, – «весьма противен не токмо благопристойности, но даже и закону» (451).
- - - - - - - - - - - - - - - -
(451) П. С. №№ 15301, 15822, 16133, 16948 и друг.
- - - - - - - - - - - - - - - -
Но сенатские разъяснения не могли принести существенной помощи делу, которое в себе самом носило задатки слабости и формализма. Если правила об устройстве и деятельности екатерининской прокуратуры представляли уже большой прогресс сравнительно с предшествовавшим временем в смысле стройности и последовательности, то практическая постановка института заключала в себе серьезные препятствия к успешному выполнению той трудной деятельности, которой ждал от него законодатель. Глубоко задуманный в теории, он был заранее обессилен в практике. При палатах и судах прокурорский надзор еще удержал свой прежний характер тождества с коллегиями, а, следовательно, необходимость жить одною с ними жизнью. Выше их, первенствуя над ними своею руководящей властью, стояла вновь организованная губернская администрация, а при ней и высший в губернии прокурорский надзор. Его охранительные и наблюдательные полномочия были лишь отголоском, повторением общего надзора, присвоенного наместнику или генерал- губернатору и наместническому или губернскому правлению. В атрибутах предоставленной им власти, между прочим, находились в сущности те же элементы, из которых слагалась и прокурорская задача, с тою, впрочем, разницею, что у губернского начальства они были шире, а по действию своему – живее и сильнее, чем у губернской прокуратуры. Первая из обязанностей Государева наместника по «учреждению о губерниях» есть «строгое и точное взыскание со всех подчиненных ему мест и людей о исполнении законов и определенного их звания должностей» (ст. 81), а также «споспешествование в исполнении законов» (ст. 83). Он «не судья, но оберегатель Императорского Величества изданного узаконения, ходатай за пользу общую и государеву, заступник утесненных и побудитель безгласных дел» (ст. 82). Согласно такому назначению, он «имеет пресекать всякого рода злоупотребления» (ст. 84), «долженствует вступаться за всякого, кого по делам волочат, и принуждать судебные места решить такое-то дело» (ст. 85), а если последует несправедливое судебное решение, то «может оставить (остановить) исполнение и доносит сенату, а о времени не терпящих делах – и Императорскому Величеству» (ст. 86); это «наипаче касается до дел уголовных, в присуждении к отнятию у кого жизни или «чести». (ib.). Точно также и наместническое или губернское правление сверх обнародования законов и непосредственного управления по ним губернией (ст. 95) еще «бдение свое прилежно простирает, дабы законы были везде исполняемы», а «все непорядки законам противные заблаговременно прекращает» (ст. 96).
Нельзя не видеть, что это тот же надзор за исполнением законов, то же охранение их, которое было возложено и на прокуратуру. Но этот надзор высшей местной власти не исчерпывается, как прокурорский, системою заключений и протестов, а производится посредством деятельного участия во всех отраслях администрации путем направления всех ее функций, руководства всеми ее органами. При неясности различия между обоими надзорами и неопределенной, полузависимой роли прокурорского, естественный исход такого совместного существования двух деятелей, действующих в одной и той же сфере и в одном же направлении, был неизбежен. Тот из них, кто был сильнее, поставлен выгоднее и выше, должен был парализовать значение другого, низвести его деятельность до соблюдения преимущественно формальной стороны. Так и случилось: охранительно-административная власть наместника и губернатора с губернским правлением обезличила охранительно-судебную деятельность прокуроров, лишенных к тому же прежнего близкого единения с могучею силою центрального надзора. За ними осталось наблюдение над исполнением буквы закона, формальное участие, правда, в каждом шаге администрации, но участие чисто внешнее, связанное тесными рамками отдельных случаев и подавленное огромным разнообразием предметов.
Участь прокурорского надзора екатерининской эпохи в действительной жизни далеко не соответствовала положению, отведенному для него в законе. Здесь о его задачах было собрано много высоких общих определений, приведен ряд красноречивых рассуждений теоретического свойства, начертана целая его программа в нравственно-юридическом духе того времени. В действительности же прокурорам, этим представителям «ока государева», и стряпчим, их советникам и помощникам, предстояло одно из двух: или безусловно подчиниться местному административному начальству, и из власти, имеющей и за ним контроль, превратиться в его чиновников, или же вступить с ним в неровную борьбу. Первому воспрепятствовала все-таки, хотя и в обессиленном виде, сохранившаяся принадлежность их к особому ведомству надзора с генерал-прокурором на его вершине, второго не допустили ни точный разум новых губернских учреждений, ни созданное ими местное всесильное главенство распорядительной власти высшей губернской администрации. Ограниченный и ослабевший, но не уничтоженный, прокурорский надзор был вынужден избрать среднюю дорогу приспособления к сложившейся вокруг него обстановке. Он сохранил идею закономерного надзора и специального преследования беззакония, но свел ее практическое осуществление к просмотру журналов присутственных мест и заявлению на них протестов в случаях формального нарушения закона.
II. Прокурорский надзор после Екатерины II и до издания Свода Законов
§ 44. Прокурорский надзор при императоре Павле.
В царствование императора Павла должность генерал-прокурора сохранила ту общегосударственную, министерскую форму, которую она приняла при Екатерине II. Четыре сменившиеся в короткое время генерал-прокурора по своему положению и обязанностям были довереннейшими лицами государя по всем вообще отраслям управления и пользовались исключительным значением, в котором деятельность местного прокурорского надзора играла лишь весьма второстепенную роль (452).
- - - - - - - - - - - - - - - -
(452) На место кн. Вяземского в 1793 г. был назначен боевой генерал, сподвижник Потемкина и Суворова, граф А.В.Самойлов, последний екатерининский генерал-прокурор. По вступлении на престол Императора Павла должность генерал-прокурора занял один из наиболее близких к нему людей, князь А.Б.Куракин (1796–1798). За ним последовали кн. П.В.Лопухин (1798–1799), А.А.Беклешов (1799–1800) и П.X.Обольянинов (1800–1801). При всех этих генерал-прокурорах служил в генерал-прокурорской канцелярии и был фактически ее правителем впоследствии граф М.М.Сперанский. В «Жизни» его, составленной бар. Корфом, приведен (I, стр. 49) с его слов характерный рассказ о том, что Император Павел, назначив Беклешова генерал-прокурором и отозвавшись критически о деятельности его предместников, сказал ему: «ты да я, я да ты, вперед мы одни будем дело делать». Эти слова достаточно указывают на все выдающееся значение тогдашней генерал-прокурорской деятельности.
- - - - - - - - - - - - - - - -
По назначении в 1796 г. генерал-прокурором кн. Куракина, с освобождением его от управления государственным казначейством, ему было поручено заведовать тайною экспедицией (политических розыскных дел) и правительственною законодательною «комиссией о сочинении проекта нового Уложения» (453). В 1797 состоялся указ, возлагающий на генерал-прокурора и обер-прокуроров обязанности, направленные к устранению «проволочки», происходящей в делопроизводстве петербургского общего собрания сената при разногласии сенаторов. В случае такого «разомнения» обер-прокурор давал сенаторам согласительное предложение; если оно не имело успеха, то дело решалось по большинству голосов. Если же с этим решением не соглашался генерал-прокурор, усматривая в нем «недовольное соображение с законами» или сомневаясь «в сношении оных с существом дела», или же, наконец, замечая «не довольное предохранение казенного интереса», то он доносил Государю и дело восходило на Высочайшее рассмотрение и разрешение (454).
- - - - - - - - - - - - - - - -
(453) П. С. 4 декабря 1796, № 17610.
(454) П. С. 26 января 1797, № 17760.
- - - - - - - - - - - - - - - -
В местном прокурорском надзоре было произведено существенное сокращение личного состава, определенного «учреждением о губерниях». С закрытием в 1796 верхних земских судов и верхних расправ, а в 1800 г. – и губернских магистратов, упразднились состоявшие при них прокурорские чины и, таким образом, в местных установлениях изгладились последние следы петровской «коллежской» прокуратуры. Осталась лишь прокуратура губернская, не связанная непосредственно с судебными местами. Впрочем, и в ее среде произошло умаление: в период времени с 1797 по 1799 г. были уничтожены губернские стряпчие, но когда и почему это совершилось, в точности неизвестно, так как указа об этом в Полном Собрании Законов не находится, и об упомянутой отмене можно заключить лишь из последующих указов 1801 и 1815 г. (455) Следует думать, что и в этой мере, как и в других ей подобных сказалось критическое, неодобрительное отношение нового царствования ко многим преобразованиям предшествовавшего и стремление возвратиться к внешнему виду и названиям первоначальных учреждений Петра Великого. Между прочим, сделана была интересная попытка восстановить систему фискальского надзора. 25 января 1799 г. при генерал-прокуроре Беклешове последовал указ об учреждении в пяти западных губерниях (Подольской, Волынской, Минской, Литовской и Киевской) сверх установленных штатов (и следовательно, сверх не отмененных уездных стряпчих) фискалов 7 класса с жалованием по 500 рублей в год, «для вящего успеха в движении гражданских дел» (456). По общему определению указа, должность восстановленных фискалов заключалась в «наблюдении, дабы никому и нигде в присутственных местах проволочки не было». С этою целью «обязаны они 2 раза в год, не назначая времени, лично обозревать губернию и не только входить в существо и течение дел, в судах производящихся, но и разведывать о всяком злоупотреблении власти и безгласном притеснении обывателям, и как скоро то или другое откроют, доносить немедленно губернатору и генерал-прокурору». Опыт восстановить фискалов, вероятно, вызванный особым запущением дел в пограничных губерниях, на первых же порах оказался неудачным, что было приписано законодателем не органическим свойствам института, а отсутствию у него «точной инструкции», в которой были бы «изложены точные границы и прямой предмет звания и должности их». В конце того же 1799 г. был Высочайше утвержден доклад Беклешова, содержавший в себе ближайшее определение должности фискалов, которых правительство называло своим «орудием для обнаружения злоупотреблений безгласных и скрытых» (457).
- - - - - - - - - - - - - - - -
(455) П. С. 9 сентября 1801, № 20004; 26 июля 1815, № 25909.
(456) П. С. 25 января 1799 г. № 18826.
(457) П. С. 8 декабря 1799, № 19218.
- - - - - - - - - - - - - - - -
Во вступлении к этому докладу генерал-прокурор признает, что новые фискалы не оправдали возлагавшихся на них надежд: «они делают из себя инстанцию и чин начальственный, т.е. принимают жалобы, требуют объяснения и вместо того чтобы самым делом наблюдать и смотреть за злоупотреблением и притеснением и об оном доносить, входят в переписки излишние и заводят у себя, так сказать, канцелярии; то берут неправильную поверхность над самими правительствами, то делаются стряпчими частных людей, вступаясь несоответственным законному порядку образом даже в тяжбы частные с заступлением одного противу другого и чрез то вмешиваясь с правом публичным в дела приватные». В этой характеристике выражается понимание публичного начала института надзора, и главнейшие его недостатки указываются в бюрократическом формализме, с одной стороны, и в присвоении себе не подлежащей власти – с другой. Законодатель полагал избегнуть этих недостатков следующей организацией фискальской должности. Фискалы состоят, подобно прежним стряпчим, при губернском прокуроре, должность которого они исправляют в случае его отсутствия. Но, имея «камеру и письменные дела общие с прокурорами», они прямо не подчинены им, а «должно им быть в сношении и взаимно поступать, как и в оных прокуроров должность фискальские дела входят». Фискалам выдается ; часть штрафных денег, взысканных по их доносам, и из того же источника им выдаются прогоны для разъездов по губернии. Они обязаны заниматься «самою деятельностью, а не письменным производством», и должны действовать, «узнавать и доходить самолично». Им запрещается под страхом строгой ответственности вмешиваться в частные тяжбы и вчинять «пустые, а паче затейные и поклепные доносы». Равным образом им строго запрещается выходить из очерченного круга ведомства, присваивать себе не принадлежащую власть или «оказывать какой-либо поверхности над другими властями». Они не имеют права принимать на свое имя никаких просьб или жалоб, а узнав от объявителя сущность дела, должны проверить эти сведения и затем донести, куда следует; независимо от этого они должны и самого жалобщика направить или представить к губернатору или в другое надлежащее установление. Все присутственные места по «приличному» требованию фискалов, беспрепятственно показывают им «что нужно» и допускают «до узнания следующего к их сведению». Предмет деятельности фискалов – наблюдение, «дабы беспорядков, упущения, вреда, изнурения подсудимым, а безгласным людям проволочки и притеснения не происходило». В справедливости всего узнанного фискалы должны сначала удостовериться личным дознанием и уже затем доносят губернатору; в случае же «невнимания» его или о более важном казусе они доносят и генерал-прокурору. В таком порядке ведению фискалов подлежали: дела «криминальные и колодничьи», т.е. уголовные и арестантские, дела казенные, по искам, взысканиям и по всякой принадлежности казны, дела обществ и их имущества, малолетних сирот и проч., вообще «всякие безгласные дела, относящиеся к исполнению законов и казенный интерес заключающие». Приведенные постановления поражают своею сбивчивостью, неопределенностью и туманностью, особенно если их сравнить с екатерининскими учреждениями. Тип петровского фискалата далеко не выдержан или, вернее, расширен присоединением к надзору, который осуществляется проведыванием, дознанием и доносом, еще настоящей ревизии в ее почти современном смысле. Тем не менее, и в этом видимо поспешном агломерате отрывочных требований и правил о надзоре, приходящем извне поднадзорной сферы, нельзя не отметить, что законодатель с особенной заботливостью, как бы отвечая на потребности современной практики, вверяет своим фискалам интересы подсудимых и вообще безгласных людей против проволочек и притеснений; здесь снова с силой выступает принцип правительственной защиты не только закона и собственных интересов, но и всех беспомощных. Как и следовало ожидать, опыт искусственно воскресить отживший институт, к тому же вовсе не согласованный со всеми другими уже совершившимися преобразованиями, оказался безуспешным и не был даже распространен на центральную часть империи. Фискалы опять исчезли, без специального о том указа, с восстановлением при воцарении Императора Александа I екатерининских местных учреждений и их основных штатов.
§ 45. Прокурорский надзор при Императоре Александре I. – Учреждение Министерства Юстиции.
Не далее как во второй год царствования Александра I, 8 сентября 1802 г., последовало учреждение министерств, причем произошло, наконец, давно уже намечавшееся превращение должности генерал-прокурора в начальника одного из них – министра юстиции. (458) «Мы заблагорассудили, – сказано было в манифесте об этом законодательном акте, – разделить государственные дела на разные части, сообразно естественной их связи между собою, и для благоуспешнейшего стечения поручить оные ведению избранных нами министров, постановив им главные правила, коими они имеют руководствоваться в исполнении всего того, чего будет требовать от них должность, и чего Мы ожидаем от их верности, деятельности и усердия к благу общему». В ведение министра юстиции поступили одно из «отделений управления государственных дел, отделение юстиции», т.е. управление судебною частью и обязанности генерал-прокурора при сенате.
- - - - - - - - - - - - - - - -
(458) П. С. № 20406.
- - - - - - - - - - - - - - - -
В противоположность другим министерствам манифест 8 сентября 1802 г. не определил должности министра юстиции; ей повелено «впредь до особенного ее определения» при издании сочиняемого уложения законов «оставаться на основании инструкции генерал-прокурора» (ст. III), т.е. всех прежних узаконений об этой должности. С первого взгляда в такой постановке должности министра юстиции можно видеть как бы внутреннее противоречие. С одной стороны, как генерал-прокурор, действующий на основании всех прежних инструкций этому сановнику, он поставлен совершенно независимо от сената с правом широкого надзора за собственной его деятельностью; с другой, как министр, он по силе учреждения министерств сам состоит под контролем сената, который уполномочен «рассматривать деяния министров по всем частям, их управлению вверенным, и по соображении оных с государственными постановлениями и с донесениями, прямо от мест до сената дошедшими, делать свои заключения», проверять отчеты министров, требовать от них объяснения и свои доклады об этих предметах представлять на Высочайше воззрение. Эта двойственность находить себе, по-видимому, объяснение в том, что ближайшее определение должности министра юстиции на основании всех действующих узаконений предстояло при общей кодификации, а кроме того – и что всего важнее – генерал-прокурор, звание которого перешло к министру юстиции, уже вовсе не был генерал-прокурором времен Петра Великого и Екатерины II. Вместе с кругом деятельности сократилось и все значение этого звания: у генерал-прокурора как такового осталось только исполнение главных прокурорских обязанностей при сенате, да начальствование над местной прокуратурой, но никакого помимо ее деятельности общего и высшего надзора за управлением и прямого, властного в нем участия не сохранилось. Перемена была до того ощутительна, что с ней не мог помириться последний генерал-прокурор старого порядка А.А.Беклешов (459); проникнутый его прежними традициями, он не пожелал сделаться министром юстиции, считая это понижением. Указом того же 8 сентября 1802 г. (460) в числе других министров первым министром юстиции «или генерал-прокурором» был назначен действительный тайный советник Гавриил Романович Державин, знаменитый поэт екатерининского века, занимавший этот пост не более года. (461) В это короткое время, однако же, были изданы или подготовлены существенные узаконения о порядке действий прокурорского надзора.
- - - - - - - - - - - - - - - -
(459) По вступлении на престол Императора Александра I Беклешов вновь был назначен генерал-прокурором вместо Обольянинова.
(460) П. С. № 20409.
(461) Вот список министров юстиции и генерал-прокуроров от учреждения министерств и до судебной реформы 1864 г.: 1) Г.Р.Державин (1802–1803); 2) князь П.В.Лопухин (1803–1810); 3) И.И.Дмитриев (1810–1814); 4) Д.П.Трощинский (1814–1817); 5) князь Д.И.Лобанов-Ростовский (1817–1827); 6) князь А.А.Долгорукий (1827–1829); 7) Д.В.Дашков (1829–1839); 8) граф Д.Н.Блудов (1839); 9) граф В.Н.Панин (1839–1862); Д.Н.Замятнин (1862–1867).
- - - - - - - - - - - - - - - -
Прежде всего были выработаны в подробности права и обязанности сенатской прокуратуры; ряд указов и повелений (462) дал окончательное развитие ее ранее сложившимся началам. Все действия генерал- и обер-прокуроров клонились к тому, чтобы достигнуть в сенате при решении дел единогласия или, по крайней мере, законного большинства двух третей голосов, а если его составиться не может, или сенат решительно расходится с мнением прокурорского надзора, то чтобы представить дело на Высочайшее разрешение в возможно полном и разностороннем виде. Разногласие сенаторов или несогласие их с прокуратурой в департаменте переносило дело в общее собрание департаментов сената. Здесь генерал-прокурор, лично или через обер-прокурора, принимал все меры к соглашению сенаторов и к принятию ими того решения, которое он считал правильным. С этою целью, при выяснившемся уже разногласии в общем собрании, генерал-прокурор, руководствуясь совещательным принципом прокурорского устройства и правилом о его единстве (инструкция генерал-прокурору 22–27 апреля 1722 г. и ст. 405 учрежд. о губерн. 1775 г.), предварительно передавал дела на совет или «консультацию» всех обер-прокуроров, «дабы они, обсудив дело, по прямому существу его и по точному смыслу приличных законов сделали общее заключение». На основании этого последнего, «извлекши таким «образом точнейшее и ближайшее понятие о существе дела» (463), генерал-прокурор соглашал в общем собрании разные мнения. При неуспехе соглашения, «дело возносится к Императорскому Величеству; и тогда да предстанут пред лице Его один или двое из сенаторов противного мнения с генерал-прокурором, избранные им к объяснению всех причин, которые заставляют их оставаться при своем мнении». (464) Генерал-прокурор, по-прежнему имевший в своем управлении все сенатское делопроизводство и канцелярию, сохранил и в качестве министра юстиции то преобладающее влияние на ход и разрешение дел в сенате, которое было присвоено его должности с самого учреждения ее при Петре Великом.
- - - - - - - - - - - - - - - -
(462) П. С. 8 сентября 1802, № 20405; 21 октября 1802, №№ 20477 и 20478; 7 декабря 1802, № 20546; 1803, 13 декабря № 21077.
(463) П. С. № 20477 и. 3 и 4.
(464) П. С. № 20405 п. 19.
- - - - - - - - - - - - - - - -
Получив в свое заведывание более ограниченный круг дел, в который если и входили предметы управления, то исключительно судебного, если и был включен надзор, то исключительно ближайший, местный, министр юстиции должен был сосредоточить все свое внимание на органах суда и местного, т.е. губернского и уездного прокурорского надзора. Результатом этого явилось большее сближение между генерал-прокурором и подчиненной ему прокуратурой, выразившееся в мероприятиях к поднятию ее значения и упорядочения ее деятельности. Со всеми своими рапортами и доношениями, во всех сомнениях и затруднениях и вообще по всем делам и поводам, «заслуживающим уважения» или подлежащим ведению сената, прокуроры были обязаны относиться к министру юстиции, (465) который стал в положение их прямого и притом единственного иерархического начальника. А так как по указанному уже выше направлению практики, основанной на некоторых постановлениях «учреждения о губерниях», высшая губернская административная власть имела возможность предъявлять притязания на подчиненность ей или, по крайней мере, зависимость от нее чинов прокурорского надзора, то и явилась надобность оградить их от того, что в этих притязаниях было ненормального и несогласного с самостоятельностью и значением прокурорской функции. В 1805 г. сенат, по предложению министра юстиции кн. Лопухина, разъяснил, что губернаторы не имеют права давать ордера или предписания прокурорам как непосредственно подчиненным только министру (466). В мотивах этого предложения, принятых сенатом, ясно выражается вышеприведенный взгляд на необходимость обеспечить прокурорскому надзору деловую независимость от администрации: признается нужным, чтобы «чиновник, непосредственно имеющий обязанность оберегать в губернии, дабы никто не присвоил власти себе не принадлежащей, и никакое место не выходило бы из границ постановленных Высочайшим для управления губерний учреждением, мог свободно употреблять настояния свои и делать представления свои, куда следует по службе, не отвлекаясь несовместным исполнением предписаний посторонних начальств».
- - - - - - - - - - - - - - - -
(465) П. С. № 20405 п. 7.
(466) П. С. 29 сентября 1805, № 21923.
- - - - - - - - - - - - - - - -
Нельзя в заключение не остановиться с некоторою подробностью на важнейшем и интереснейшем законодательном источнике для прокурорского надзора в рассмотренном периоде – на Высочайше апробованной (467) инструкции или циркулярном ордере, с которым первый министр юстиции Г.Р.Державин 22 сентября 1802 обратился ко всем губернским прокурорам империи (468). В этом сжатом, но прекрасно изложенном документе равно замечательны и логическая ясность основной мысли, и точность ее выражения, и практичная правильность требований. Новое положение генерал-прокурора вызывает с его стороны и новые указания его местным органам, имеющие служить, на основании итогов прошлого, исходной точкой и фундаментом будущей прокурорской деятельности.
- - - - - - - - - - - - - - - -
(467) Одобренной.
(468) П. С. 15 декабря 1802, № 20553; этот циркулярный ордер был вызван рапортом Эстляндского губернского прокурора бар. Беллинсгаузена, в котором он испрашивал у генерал-прокурора разрешения сомнений и затруднений, встреченных им в отправлении его должности при восстановленных в губернии прежних присутственных местах.
- - - - - - - - - - - - - - - -
Прокурорскому надзору в его тогдашнем смысле указывается подобающее ему место среди других властей, и деятельность его обрисовывается в кратких, но вместе живых и крупных очертаниях. Напомнив постановления о прокурорском надзоре «учреждения о губерниях» (ст. 404 и 405) и законов 8 сентября 1802 «о должностях и преимуществах сената» и «об учреждении министерств», министр юстиции в 7 главных пунктах формулирует свои предписания: 1) о всяком определении или «положении» присутственного места, несогласном с законами, или относящемся «ко вреду службы, а паче к ущербу интереса Императорского Величества или к отягощению народному», губернский прокурор обязан, не останавливая исполнения, «с приличностью» сообщить губернскому правлению и одновременно донести своему министру. 2) Если прокурор встретит сомнение в законности определения или распоряжения присутственного места, которое последует по предписанию какого-либо другого министра, то, как в сем случае «никакое напоминание или представление присутственному месту не будет уже прилично», то прокурор доводит об этом до сведения министра юстиции немедленно, с первою почтой, особенно если дело требует немедленного исправления. 3) О случаях, в которых за состоявшимся исполнением, уже невозможно отвратить беспорядок, вред или убыток для пресечения или недопущения таковых впредь, прокурор представляет министру юстиции по третям года, «с потребным объяснением всех обстоятельств и средств к пользе службы, интересов Императорского Величества и облегчению народа», так, чтобы генерал-прокурор мог представить обо всем этом «на уважение правительствующего сената», в своем отчете. 4) Сверх ведомостей, представляемых прокурорами генерал-прокурору (о делах и перечневую (469) о колодниках), они должны ежемесячно представлять ему же, но уже как министру юстиции, еще подробные ведомости по делам следственным (т.е. о преступлениях должности) и уголовным. В отношении арестантов к этим ведомостям прилагаются сведения о том, «доставляется ли им пристойное пропитание, разведены ли они сообразно важности каждого преступления и отделяются ли присужденные уже к наказанию от обвиняемых, имеют ли тюрьмы необходимые к человеческой жизни выгоды, как то – теплоту, сухость и свежий воздух, не изнуряются ли какими тяжкими сверх мер работами и проч. 5) По производству уголовных дел прокуроры наблюдают, с одной стороны, не происходит ли где кому пристрастных допросов, бесчеловечных истязаний и притеснений всякого рода на обвинение невинности, а с другой – упущения и послабления преступлениям, а наипаче сокрытия нестерпимых (т.е. тяжких и опасных) злодеяний»; они должны ходатайствовать и настаивать в губернском правлении, «чтобы следствие приведено было в надлежащую ясность, точность и окончено с совершенным беспристрастием» так, чтобы высшей инстанции не было ни сомнений, ни надобности требовать доследования; когда следствие окончено, и преступление открыто, «предлежит (470) тщательному бдению прокурора смотреть за правосудием». Во всех этих случаях прокуроры при всяком отступлении от закона или пользы службы доносят министру, которому представляют и краткие уведомления о ходе и положении всех вышеупомянутых дел. 6) По делам гражданским прокуроры должны смотреть бдительно за сохранением формы или порядка судопроизводства, и в особенности за соблюдением подсудности и пределов власти, нарушением которых «обыкновенно дела запутываются и продолжаются». Они доносят о подобных случаях министру для «отвращения замешательств и вообще для пресечения всякого рода притеснений и волокит». 7) Прокурорам рекомендуется заниматься «исполнением к существенной должности относящегося, и как в донесениях министру, так и в сношениях с присутственными местами всю не столь нужную переписку оставить» и от излишней «елико возможно» уклоняться ввиду того, что таковая переписка «более служит к наполнению ненужными бумагами архива, нежели к споспешествованию в течении дел». Свою инструкцию первый министр юстиции заканчивает обещанием «свидетельствовать, где подлежит, о похвальном служении» всякого прокурора, «который рачением, благоразумием и деятельностью» оправдает доверие, возложенное на него законом, но вместе с тем предупреждает, что в противном случае за всякий беспорядок, злоупотребление или упущение «каждый из прокуроров даст ответ без малейшего со стороны министра послабления». Эта инструкция Г.Р.Державина в значительной части своей вошла в свод законов, и предписания ее поэтому доныне не потеряли силы для прокурорского надзора тех местностей России, на которые еще не распространилась судебная реформа.
- - - - - - - - - - - - - - - -
(469) Записку, содержащую в себе перечень.
(470) Надлежит.
- - - - - - - - - - - - - - - -
Так к началу нынешнего столетия высшая и низшая местная прокуратура окончательно сформировалась в направлении, которое было проложено долголетним развитием законодательства о правительственном надзоре в суде и управлении. Дальнейшие об этом узаконения, последовавшие в период составления, а затем и первых трех изданий Свода Законов Российской Империи (1832, 1842 и 1857 г.г.) не требуют особого хронологического рассмотрения и изложения. Касаясь второстепенных частностей, они не внесли никаких существенных изменений в прокурорское учреждение того вида, в каком оно вышло из законодательных работ эпохи Екатерины II и Александра I, и которые, в свою очередь, были лишь продолжением начинаний Петра Великого. В этом же самом виде как продукт законодательного наслоения оно явилось и в Своде, постановления которого о прокурорском надзоре в их догматическом содержании и практическом применении представляют как бы сумму, итоги всего того, что за полтора столетия, от Петра Великого и до Александра II, юридическая жизнь России сделала из этого установления. Не создавая ничего нового в его устройстве и деятельности, Свод Законов кодифицировал все прежние о нем узаконения, начиная с «учреждения об управлении губерний» 1775 года, которое и осталось главным источником и основанием постановлений о нашей дореформенной прокуратуре. Поэтому к Своду Законов издания 1857 года и должен быть приурочен последний, наиболее продолжительный и неподвижный период ее истории, в котором и застала ее судебная реформа.
ГЛАВА VIII
ПРОКУРОРСКИЙ НАДЗОР ПО СВОДУ ЗАКОНОВ
§ 46. Общая организация и состав. – Высший надзор. – § 47. Местный прокурорский надзор и его устройство. – § 48. Предметы и формы местной прокурорской деятельности вообще и по надзору в частности. – § 49. Судебно-исковая деятельность прокурорского надзора по уголовным и гражданским делам. – § 50. Ответственность прокурорского надзора. – Характеристика его по Своду Законов вообще. – § 51. Общий взгляд на дореформенной прокурорский надзор.
§ 46. Общая организация и состав. – Высший надзор.
Постановления о прокурорском надзоре, рассеянные по разным томам Свода Законов изд. 1857 г., сосредоточиваются главным образом в ч.2-й т. I («Учреждения Государственные»), в ч.1-й т. II («Общие Губернские Учреждения»), в ч. 2-й т. X («Законы о судопроизводстве и взысканиях гражданских») и в ч. 2-й т. XV («Законы о судопроизводстве по делам о преступлениях и проступках»). Соответствуя механической системе Свода, постановления эти не представляют цельного законодательства, стройно развивающегося из общих и основных начал. Это правила различного характера и целей, лишенные внутренней органической связи между собою, изобилующие повторениями и смешением предметов. «Разбирая ныне действующие законы, определяющие существо власти и пределы ведомства прокурорского надзора, – писал в 1864 году И.А.Марков, – мы невольно останавливаемся на них, пораженные их неполнотою, неточностью и неудобством. Основные постановления о прокурорском надзоре носят явный отпечаток старины и удивляют странностью своего содержания; другие, принадлежа к произведениям законодательства новейшего времени, не вяжутся с первыми, а иногда и противоречат им; в результате же обнаруживается полное смешение понятий о значении учреждения прокуроров» (471). Для того чтобы ориентироваться среди этой пестроты и сбивчивости, обозрение старого прокурорского надзора удобнее всего расположить по известным методологическим признакам, которыми могут послужить: во-первых, группировка органов надзора по степеням его; во-вторых, отделение правил организационных от процессуальных, и в-третьих, различие в значении и деятельности прокуратуры, смотря по тому, является ли она блюстителем законов в порядке административном и судебном, или же истцом казенного (фискального) и общественного иска в порядке уголовном или гражданском.
- - - - - - - - - - - - - - - -
(471) Журнал министерства юстиции 1864 года, т. XX, стр. 605.
- - - - - - - - - - - - - - - -
Учреждение прокурорского надзора в его построении по Своду Законов разделяется на три главных степени или ранга: 1) генерал-прокурорский надзор в лице министра юстиции, со званием которого соединяется и звание генерал-прокурора, и при нем товарища министра, со вспомогательными обязанностями по обоим званиям; 2) обер-прокурорский надзор, отправляемый обер-прокурорами при общих собраниях и департаментах сената, и 3) местный надзор губернского прокурора в каждой губернии и при нем двух губернских стряпчих и уездного стряпчего в каждом уезде. Всякая из этих степеней существует и действует отдельно; помимо общего подчинения прокурорских чинов генерал-прокурору, ни в постановке их должностей, ни в предметах и формах деятельности нет никакого единства и единообразия. Обер-прокурорский надзор, заключенный в пределы сенатской коллегии, носит характер преимущественно судебный; напротив того, губернский и уездный надзор имеет местное, провинциальное значение и содержит в себе много чисто административных элементов. По замечанию г. Маркова, «между порядком надзора в сенате и порядком надзора в низших инстанциях даже до того мало связи, что многим и в голову не приходит, что как обер-прокуроры, так и губернские прокуроры и уездные стряпчие составляют в сущности одно учреждение» (472). Действительно, если смотреть со стороны, первые – высокопоставленные должностные лица, заведующие сенатским делопроизводством, а вторые – местные чиновники министерства юстиции по надзору за присутственными местами. Под действием Свода не был достаточно ясен законный тип прокурора как правительственного деятеля в общественной сфере; почти не употреблялся еще и самый термин «прокурорский надзор» для технического обозначения особого, тесно сплоченного института с резко очерченными правами и обязанностями.
- - - - - - - - - - - - - - - -
(472) Там же, стр. 609.
- - - - - - - - - - - - - - - -
Генерал-прокурорские обязанности министра юстиции при сенате по судебному надзору и по главенству над прокуратурой составляют одну из функций его государственной должности, в которую входит все управление судебною частью в Империи. Сохраняя издавна не практиковавшееся право лично присутствовать в сенате, генерал-прокурор исполняет эти обязанности через товарища министра и обер-прокуроров при помощи консультации этих последних, а также департамента и канцелярии министерства юстиции. Названные учреждения стоят посредствующей инстанцией между высшим министерским надзором и его объектами и низшими органами. Товарищ министра ведает специально некоторые дела по сенатскому надзору, распоряжения, вытекающие из произведенных ревизий судебных мест, высшее наблюдение за движением арестантских дел и проч. (ст. 1905–1907 2 ч. I т.). Действуя в сенате или непосредственно, или через обер-прокуроров, министерство юстиции сносится по предметам местного надзора не только через губернских прокуроров, но и прямо с губернским начальством, которому в этой области принадлежат обширные права (ст.244–250 2 ч. I т.). Генерал-прокурор участвует и в надзоре административном, но лишь постольку, поскольку последний входит в круг ведомства 1-го департамента сената (ст. 25–33 учрежд. прав. сената 2 ч. I т.).
Указанные ниже особенности обеих подчиненных степеней надзора должны были отразиться и в центре их – в министерстве юстиции. Разнообразие предметов и форм надзора обусловливало множество разнохарактерных дел и крайнюю сложность производства и сношений по ним. С течением времени осуществление генерал-прокурорского надзора формальным, письменным путем вызвало то обилие канцелярской переписки, которого так страшился первый министр юстиции в своей инструкции прокурорским чинам. (473) В общем этот высший прокурорский надзор министра довольно далеко отошел от петровского идеала «стряпчего о делах государственных». Дробясь в массе и крупных вопросов, и мелких дел, он как бы расплывался в недостаточно определенных очертаниях бюрократической практики и уже не имел в смысле реальной силы своего воздействия того значения, которое давала ему историческая, но уже обветшалая доктрина его когда-то широкой и могучей власти. С представлением о министерстве юстиции до преобразования судебной части соединена память о последнем дореформенном генерал-прокуроре – графе В.Н.Панине, занимавшем эту должность непрерывно в течение 22-х лет (1839–1862). Здесь не у места оценка этого государственного деятеля эпохи, предшествовавшей великим реформам Императора Александра II. Но в летописях русского прокурорского надзора не может остаться незамеченным имя твердого и строгого до жесткости генерал-прокурора такого времени, когда борьба законного контроля с беззакониями была погружена в формализм и канцелярскую рутину и обставлена со всех сторон неблагоприятными условиями тогдашней правительственной и судебной деятельности. Не склонный изменять эти условия, точный исполнитель формального долга службы и ревностный блюститель буквы закона, граф Панин был весьма требователен к чинам надзора, которым он сам подавал пример честности и усердия. В его тяжелой школе получили первые суровые уроки служебной практики и дисциплины будущие юристы, из которых многие сделались впоследствии украшением новой магистратуры.
- - - - - - - - - - - - - - - -
(473) Из всеподданнейшего отчета по министерству юстиции за 1862 год, между прочим, видно, что в этом году в производстве консультации, департамента и канцелярии министерства было более 11,000 дел (Журнал мин. юстиции 1863 г. т. XVIII. Декабрь, стр. 54–55).
- - - - - - - - - - - - - - - -
Генерал-прокурор, не будучи в состоянии лично или даже через своего товарища исполнять все прокурорские обязанности при сенате, для этой цели выделяет, так сказать, из своей функции по надзору обер-прокурорский надзор при всех 12 департаментах сената и трех общих его собраниях (474). По учреждению сената обер-прокуроры назначаются по представлениям министра юстиции именными Высочайшими указами и состоят в 4-м классе. При них находятся в качестве их помощников чиновники за обер-прокурорским столом, назначаемые также Высочайшею властью (ст. 270, 266, 356 учрежд. сен.). Обер-прокуроры со всеми подведомственными им должностными лицами состоят под прямым начальством министра юстиции и получают от него предписания или ордера (ст. 21 и друг.). Но они «ничьему суду не подлежат, кроме Императорского Величества или того места, которое Высочайшею властью к сему назначено будет» (ст. 352). Они не могут быть отводимы от исполнения своих обязанностей, но в случае родства или дружбы с участвующими в деле лицами сами должны представить о том министру и ожидать его предписания (ст. 353). Обер-прокуроры управляют канцелярией сената, чины которой с обер-секретарями во главе безусловно подчинены им. О неправильных действиях чиновников за обер-прокурорским столом и обер-секретарей, заведующих каждый особой «экпедицией», обер-прокуроры доносят министру, а остальных чинов за упущения по службе подвергают взысканию собственною властью. Сенаторы, не исключая и первоприсутствующих, не вступаются в делопроизводство канцелярии, но, заметив в нем беспорядки, могут предложить о них на рассмотрение сената, «дабы обратить на виновного силу и действие закона», а первоприсутствующий может, кроме того, просить содействия министра к прекращению усмотренных упущений. Министр юстиции и его товарищ заседают только в общих собраниях, имея в них свое особое место; обер-прокуроры, заседая во всех присутствиях сената, имеют в них особые столы. Сенат сносится с высшими или неподведомственными ему государственными установлениями через министра юстиции, с последним или прямо через департамент и канцелярию, или через обер-прокуроров, со всеми же другими местами и лицами – непосредственно, посылкою указов (ст. 21, 216, 218, 255, 354–358). В прямых сношениях с чинами губернского надзора обер-прокуроры не состояли.
- - - - - - - - - - - - - - - -
(474) Из 12 департаментов сената первые пять, межевой и герольдии находились в Петербурге, 6, 7 и 8 – в Москве, а 9 и 10 – в Варшаве. При двух последних обер-прокуроры и их помощники состояли под начальством не министра юстиции, а главного директора правительственной комиссии юстиции в Царстве Польском. Департаменты 3, 5 и 6 разделялись на отделения, из которых при каждом, так же как и при Московском общем собрании, состоял особый обер-прокурор. Таким образом, всех обер-прокуроров, считая в том числе и герольдмейстера, т.е. обер-прокурора департамента герольдии, было 16 (ст. 21, 39, 40, 55 и 57 Учрежд. Сената).
- - - - - - - - - - - - - - - -
Сущность и порядок исполнения генерал- и обер-прокурорской обязанности по сенату одинакова во всех делах, частных и казенных, административных и судебных, уголовных и гражданских. Она заключается в двояком надзоре: 1) за правильностью решений и 2) за порядком производства дел, куда относится и руководство канцеляриею сената (ст. 21 и 346). Надзор имеет в виду охранить: по первому предмету – правильность решения со стороны как формы, так и существа, а по второму – соблюдение законного порядка при обсуждении и разрешении дел (ст. 347 и 354). Для достижения той и другой задачи обер-прокуроры, сверх заведывания делопроизводством и доношений в разных случаях министру, наблюдают за приготовлением в канцелярии дел к докладу, принимают меры к тому, чтобы доклад мог состояться в присутствии законного числа сенаторов (и в случае его недостаточности приглашают сенаторов из других департаментов), присутствуют при самом докладе, представляя в случае надобности словесные объяснения; находятся при обсуждении и постановлении решений и, наконец, надписью «читал» пропускают изготовленные определения к подписи сенаторов, а уже подписанные словом «исполнить», – к окончательному исполнению. Высшее наблюдение за успешным и скорым течением дел в сенате принадлежит министру юстиции, а отчасти и его товарищу (ст. 138, 307, 308); непосредственный же надзор за этим лежит на обер-прокурорах, которые представляют министру многочисленные срочные ведомости, отчеты и донесения о ходе сенатского делопроизводства (ст. 318–329).
Главным моментом надзора за правильностью решения является пропуск генерал- или обер-прокурором сенатского определения. Пропуск выражает согласие прокурорского надзора; при несогласии же или протесте исполнение задерживается, и дело переносится из департамента в общее собрание, из общего собрания – в государственный совет и на Высочайшее усмотрение. «За пропуск всякого несообразного с законами приговора или определения следует личная ответственность обер-прокурора» (ст. 351). В известных случаях более важного или общего, регулятивного значения обер-прокурор предварительно испрашивал «на пропуск» разрешение или ордер министра. Никакое решение или определение сената не признавалось действительным и не могло войти в силу, если оно не совмещало в себе двух условий: а) единогласия сенаторов в департаментах и большинства ; голосов в общем собрании, и б) согласия обер-прокурора в департаменте и министра юстиции в общем собрании. Для совмещения обоих этих условий, а с ними правильности и действительности решения служила целая система согласительных предложений генерал- и обер-прокурорского надзора и переноса дела из низшей в высшую инстанцию. Соглашение производилось посредством письменных предложений на почве юридической и фактической; соглашающий действовал, «склоняя к тому, поколику возможно, поставленными на вид при самом докладе дела законами, и изъясняя по долгу звания, присяги и чести все следующие к объяснению дела обстоятельства» (ст. 129, 130, 137). Когда в общем собрании возникала необходимость в соглашении, то ему предшествовало рассмотрение дела в консультации обер-прокуроров при министерстве юстиции, и самое соглашение выражалось в форме, принятой на консультации и одобренной министром (ст. 142–150). Обер-прокуроры, свободно заявляя свои мнения и силою их останавливая исполнение в департаментах, в дальнейшем движении дела и по рассмотрении его в консультации подчинялись окончательному мнению и предписанию министра; товарищ же его сохранял до конца по всем предметам сенатского надзора независимость своего мнения, которое прилагалось к делу и имелось в виду при его дальнейших переходах, обсуждении и разрешении.
Таким образом, в институте обер-прокуроров нашел себе применение только один из элементов прокуратуры – наблюдение за охранением закона, два же другие – защита казенных интересов и условное преследование безгласных дел – не имели в сенате особого представителя. Этот законоохранительный надзор в сенате и за сенатом, который сам имел власть «высшего надзора в порядке управления и исполнения» и ведал по судебным делам «верховную ревизию» (ст. 2 и 3), перед судебной реформой уже казался анахронизмом (475). Но за долголетнее свое существование приблизительно в том же виде, в каком он был организован при Петре, он успел приспособиться к высшему в Империи присутственному месту, с которым был тесно связан. Обер-прокуроры вполне слились с сенатом, они как бы вошли в его состав и при заведывании его канцелярским делопроизводством своими согласительными предложениями и протестами содействовали правильному решению в нем дел (476). Такое содействие было и фактически необходимо потому, что дореформенный сенат состоял по большей части из лиц, не сведующих в законах, военных и администраторов, для которых мнение обер-прокурора могло быть веским и полезным руководством. Дельный и опытный обер-прокурор имел в сенате большое, иногда решающее значение. При отсутствии же этих качеств он сам подпадал под влияние управляемой им канцелярии, занявшей в сенатском делопроизводстве первенствующее место, благодаря, с одной стороны, его технической сложности, а с другой – присутствию в канцелярии искусных дельцов старого закала. Нередко темная их репутация бросала тень и на обер-прокуратуру; в публике укоренилось мнение, что в сенате вся суть, весь узел движения и решения дел скрывается в обер-секретаре и что несмотря на законный надзор, в теории всевидящий и неподкупный, на практике в сенате многого можно добиться незаконными путями. Как бы то, однако же, ни было, и старые обер-прокуроры сослужили свою службу русской юриспруденции. Они много потрудились над разработкой его догмы и техники и дали из своей среды не одного почтенного юриста.
- - - - - - - - - - - - - - - -
(475) Марков, стр. 611.
(476) Из вышеупомянутого отчета по министерству юстиции за 1862 год видно, что в этом году обер-прокурорами было дано сенату 120 письменных предложений для соглашения к единогласной резолюции и 211 предложений или протестов против единогласных резолюций; из числа первых принято сенаторами 54, а из числа вторых – 145, т.е. всего около ;. На просмотре же министерства юстиции находилось более 1300 сенатских определений, из которых более 1000 пропущено, а по остальным даны сенату предложения (Журнал мин. юстиции 1864 г. т. XIX стр. 76, 77).
- - - - - - - - - - - - - - - -
§ 47. Местный прокурорский надзор и его устройство.
Переходя затем к учреждению местной прокуратуры, нельзя не заметить, что с точки зрения современных институтов государственного строя, стремящихся к простоте и стройной цельности, обозрение старой прокуратуры в смысле соединения полноты с наглядностью представляет значительные трудности. Едва ли можно найти в Своде учреждение более сбивчивое и казуистически сложное и в то же время более неопределенное и бесформенное, невзирая на ту мелочную регламентацию, которою отмечены многочисленные и разбросанные постановления о местном прокурорском надзоре. Но отжившие его подробности и не имеют ныне ни интереса, ни значения; для получения общего о нем понятия достаточно изложить главнейшие и характеристические его черты.
Существенною частью системы местного управления по своду законов было совместное действие трех форм надзора за присутственными местами и их деятельностью. Это, во-первых, высший надзор сената, во-вторых, общий местный надзор губернского начальства и в-третьих, ближайший надзор прокуроров и стряпчих (ст. 2463 1 ч. II т.). Впрочем, функциею ближайшего надзора, о свойстве и значении которого будет сказано ниже, еще не исчерпывалось назначение прокурорских чинов; в определенных законом случаях они должны были вчинять и вести судебные иски по делам общественного или казенного интереса. Первая задача была главная, вторая – побочная, а прямой связи между обеими вовсе не было. Ту и другую местная прокуратура отправляла не при одном каком-либо установлении, а при всех общих присутственных местах губернии и уезда, т.е. не в пределах известной подсудности или административного ведения, а на целом территориальном пространстве. В этих двух признаках – исковой обязанности, сверх наблюдательной, и местном, взамен коллегиального, районе действия – и заключалось капитальное отличие губернской и уездной прокуратуры от обер-прокуратуры, которая, как уже было указано выше, ограничивалась надзором за соблюдением законов в области сенатского делопроизводства.
Органы ближайшего местного надзора состоят из губернского прокурора и при нем «для совета и помощи» двух губернских стряпчих, казенных и уголовных дел в губернии, и уездного стряпчего, или «уездного прокурора», в уезде (477). Первые входят в число губернских властей, последний – в число властей уездных (ст. 21 и 22 общ. губ. учрежд.). В порядке назначения этих чинов произошло незадолго до судебной реформы весьма существенное двукратное изменение. По своду издания 1857 г., губернские прокуроры (6 класса) назначаются по представлению министра юстиции Высочайшими приказами, губернские (7 класса) и уездные (8 класса) стряпчие – министром юстиции, последние – из трех кандидатов, представленных губернским прокурором (ст. 2463–2465 и 4073 общ. губ. учр.). При последовавшем же в 1858 году новом общем распределении в порядке назначения чиновников, смотря по классам их должностей, назначение губернских прокуроров перешло непосредственно к министру юстиции, а губернских и уездных стряпчих – к губернскому начальству по соглашению с губернским прокурором. В 1864 году восстановлен прежний порядок назначения всех стряпчих министерством юстиции, в котором дело это лежало на обязанности товарища министра.
- - - - - - - - - - - - - - - -
(477) Кроме названных чинов местного надзора состояли еще: 1) в Петербурге – товарищ губернского прокурора при столичном полицейском управлении, 2) в Петербурге и Москве – особые стряпчие при надворных судах и магистратах, а также стряпчие полицейских дел для наблюдения за следствиями, производимыми следственными приставами, и за полицейским делопроизводством; 3) в губерниях Петербургской и Московской – по одному губернскому стряпчему следственных дел для специального производства этих последних, т.е. следствий по преступлениям должности; 4) в Казани – особый городской стряпчий, кроме уездного; 5) во всех губерниях – стряпчие при палатах государственных имуществ для специального ведения указанных исков; 6) удельные стряпчие при департаменте уделов и удельных конторах, для ведения исков удельного ведомства.
- - - - - - - - - - - - - - - -
При губернском и уездном надзоре состоят должностные письмоводители и канцелярии, на содержание которых отделяются деньги из канцелярских сумм всех подведомственных надзору учреждений (ст. 2471 и 4074 общ. губ. учрежд.) (478).
- - - - - - - - - - - - - - - -
(478) Содержание это было самое незначительное и недостаточное; так, с 40-х годов на канцелярию губернского прокурора отпускалось всего 933 р., считая в этой сумме и жалованье письмоводителю.
- - - - - - - - - - - - - - - -
Служебное положение чинов прокурорского надзора и внутреннее его устройство определяются: 1) иерархическими и функциональными отношениями их между собою, и 2) отношениями их к губернскому начальству.
Чины губернского надзора непосредственно подчинены министру юстиции, который наблюдает, чтобы они «в звании своем поступали истинно и ревностно». От одного министра губернский прокурор получает предписания, один министр аттестует его «в заслугах и отличиях», а за преступления и упущения по должности предает суду сената (ст. 2500, 2505 и 2508 общ. губ. учр.). На этом, впрочем, и заканчивается ясность и определенность отношений; в дальнейшей иерархии надзора проводится прежнее смутное и недостаточно выработанное различие между прокурорами и стряпчими, должность которых сохранила двойственность, сообщенную ей еще в екатерининском «Учреждении о губерниях». Губернские стряпчие – в одно и то же время и подчиненные, и советники губернского прокурора, и специальные судебные уполномоченные правительства по делам казенным и общественным. Вместе с тем их нельзя назвать помощниками губернского прокурора по надзору, в котором они не разделяют большей части его обязанностей. Законодатель как бы хотел сделать из института стряпчих нечто однородное с прокурорами по задачам деятельности, но различное и самостоятельное по способу их исполнения; впрочем, как в том, так и в другом он остановился на полпути и лишь открыл простор бесплодной казуистике и контроверсам (479). При несомненной подчиненности губернских стряпчих прокурорам в законе неоднократно говорится об ограничивающем ее совещательном элементе в их отношениях, об обязательных совещаниях их между собою во всех трудных и сложных случаях, которые обсуждаются «общим советом» (ст. 2499 и 2503 общ. губ. учр., ст. 211 и 784 2 ч. X т., ст. 24 2 ч. XV т.). Таким советом, напр., решаются сомнения о подсудности, причем голос прокурора дает перевес, но из неясного текста закона (ст. 2499 общ. губ. учр.) как бы следует заключить, что при разногласии прокурор может только присоединиться к одному из мнений, уже высказанных одним из стряпчих. При предложении губернским местам заключений стряпчие вполне зависят от прокурора, действуя «по его поручению и его именем» (ст. 2503 общ. губ. учр.). Но просмотр и пропуск журналов, а, следовательно, и предъявление протестов производится ими только при исправлении должности губернского прокурора, который вне этого условия не вправе передавать им этих обязанностей. Зависимость от него губернских стряпчих, когда они являются в качестве истцов, также неполная и условная; перед начатием иска они должны лишь получить заключение прокурора, по уголовным делам – письменное и имеющее характер указаний, а по гражданским между казною и частными лицами – настолько для стряпчих необязательное, что они могут производить иск и без согласия губернского прокурора (ст. 2504 общ. губ. учр., 2 п. 63 ст. 2 ч. XV т., 198 ст. 2 ч. X т.). Отсюда крайняя неопределенность служебного положения губернских стряпчих, у которых, в сущности, было весьма мало дела, между тем как губернского прокурора буквально подавляло его количество. Уездные стряпчие более безусловно подчинены губернскому прокурору и по делам уголовным могут вчинять иски не иначе, как «по его повелению и согласию» (ст. 4088 общ. губ. учр. и п. 3 ст. 63 2 ч. XV т.); по делам же гражданским они действуют на основании наставлений, данных им от губернских стряпчих (ст. 201 2 ч. X т.). Губернские прокуроры, далее, не должны призывать уездных стряпчих в губернский город для объяснений по делам, а требуют этих объяснений письменно (ст. 4093 общ. губ. учр.). О праве губернского прокурора лично действовать или заменять стряпчих в их адвокатской деятельности в общих законах не упоминается, но по одной особой категории дел, по просьбам людей, отыскивающих свободы из крепостного владения, ведение исков в их интересах возлагается на прокуроров и стряпчих, которые в этой своей обязанности выступают настоящими защитниками и ходатаями за незаконных жертв крепостного права (ст. 169, 778 и след. 2 ч. X т.).
- - - - - - - - - - - - - - - -
(479) Противоречиям и спорам.
- - - - - - - - - - - - - - - -
Еще более многообразия, противоречий и запутанности в отношениях прокурорского надзора к высшей местной административной власти: это смесь зависимости и самостоятельности, отдельности и поглощения, взаимный надзор за надзором, если так можно выразиться. Как бы подчеркивая исключительную подчиненность прокурорских чинов министру юстиции, закон постановляет, что губернаторы не могут давать губернским прокурорам ни предписаний, ни аттестаций (ст. 2501 общ. губ. учр.); что по делам надзора губернские стряпчие не подчинены губернскому правлению, которое не вправе и аттестовать их (ст. 2505 и 2506 общ. губ. учр.); что ни губернский прокурор, ни губернские стряпчие не должны быть удаляемы из губернского города особыми поручениями высшего губернского начальства вне определенных к тому случаев (ст. 2502 и 2507 общ. губ. учр.); что, наконец, уездные стряпчие не могут быть переводимы из одного уезда в другой или удаляемы от должностей за неисправности без разрешения министра юстиции, последовавшего по представлению губернского прокурора (ст. 587, 4091 общ. губ. учр. и 650 2 ч. XV т.), причем однако же, наблюдение за этим возлагается на губернатора. Он же, между прочим, оказывает содействие к тому, чтобы губернские присутственные места своевременно делали все необходимые законные распоряжения по протестам, напоминаниям и предложениям губернских прокуроров и по представлениям губернских стряпчих (ст. 369 общ. губ. учр.). Наряду с этими практически слабыми гарантиями независимости, множество разнородных постановлений не только тесно связывали прокуратуру с администрацией, за которою она же должна была иметь ближайшее наблюдение, но и ставили первую в полуподчиненное и зависимое от последней положение. Камера губернского прокурора – это «как бы присутственное прокурора и стряпчих место, в которое они могут требовать относящиеся к их должности дела», – состоит при губернском правлении; его печать употребляет губернский прокурор по своей должности, подобно тому, как уездный стряпчий пользуется печатью земского суда (ст. 2470, 2472 и 4080 общ. губ. учр.). Канцелярская сумма на эту камеру и на канцелярию уездного стряпчего расчисляется губернатором и губернским правлением (ст. 2471 и 4074 общ. губ. учр.). Выше уже было упомянуто о непосредственном назначении всех стряпчих губернским начальством. Но и помимо этого, временно существовавшего порядка при действии коренных постановлений Свода губернское правление разрешает краткосрочные отпуски губернским стряпчим; ему же губернский прокурор сообщает о сдаче своей должности одному из них (ст. 2466 и 2467 примеч.). Губернское правление участвует в самом избрании уездных стряпчих, имея право делать замечания о законных препятствиях к определению кандидатов, указанных прокурором (ст. 4073). Оно же с ведома и согласия министерства юстиции переводит их из одного уезда в другой и удаляет от должностей, а суду предает и прямо собственною властью (ст. 4089–4091). Уездные стряпчие могут быть приглашаемы губернским правлением для присутствия при следствиях «по делам, большую важность заключающим» (ст. 4094). На губернских стряпчих губернатор и губернское правление могут возлагать производство формального исследования по «следственным» делам, т.-е. следствий о преступлениях должности, а также назначать этих стряпчих в состав следственных комиссий по делам особой важности; по таким поручениям и комиссиям губернские стряпчие прямо подчиняются губернскому правлению (ст. 2501). В зависимости от административного начальства находится и исковая деятельность стряпчих. Не говоря уже о том, что стряпчие при палатах государственных имуществ и удельных установлениях являются просто должностными поверенными своих казенных управлений, и губернский стряпчий казенных дел ведет фискальные иски по поручению и под наблюдением казенной палаты. О казенных ущербах губернский прокурор и стряпчие представляют губернскому правлению (ст. 106 2 ч. X т.), и без его разрешения губернский стряпчий уголовных дел не может начать уголовного иска о преступлении, дошедшем до сведения прокурорского надзора (п. 2 ст. 63 2 ч. XV т.). Независимее стряпчих по отношению к губернскому начальству поставлен глава местного надзора, сам губернский прокурор, но и он со всеми своими подчиненными не стоит вне сферы общего местного надзора за всеми отраслями правительственной деятельности и всеми без изъятия должностными лицами, который принадлежит высшей в губернии административной власти (ст. 294, 295, 296, 315, 319, 357, 358 и проч. общ. губ. учрежд.).
Недостаток последовательности и невыдержанность основных начал в устройстве местного прокурорского надзора приводили к столкновению в нем противоположных течений и трудно совместимых тенденций, которые ослабляли его силу и значение в деловой действительности. В том же направлении влияла крайне сложная и тяжеловесная постановка его многосторонней деятельности, нелегкой для основательного изучения, непосильной для успешного исполнения.
§ 48. Предметы и формы местной прокурорской деятельности вообще и по надзору в частности.
Обязанности прокуроров и стряпчих Свод Законов определяет, как уже было сказано, понятием ближайшего или непосредственного надзора за производством или порядком производства дел в губернских и уездных присутственных местах (ст. 2463 и 2474 общ. губ. учр.). Это определение страдает крайнею неточностью и далеко не соответствует действительному содержанию предмета. Под него вовсе не подходит целый ряд включенных в него функций, напр., «содействие своими заключениями к точному уразумению силы законов», посещение тюрем и проч. и, между прочим, вся исковая деятельность прокурорских чинов. За неудачным общим определением закон дает в 24 пунктах ст. 2474 общ. губ. учр. чисто механическое перечисление «действий по надзору», которое отнюдь его не исчерпывает и отличается поразительным смешением общего с частным и крупного с мелким, помещая в одном ряду такие разновидные и несоизмеримые обязанности, как «наблюдение за точным исполнением узаконений, охранение порядка, ими установленного, и содействие к пресечению противных им деяний и злоупотреблений» (п. 2) – и «участие в свидетельстве одежды и обуви пересылочных арестантов» (п. 5); «повсеместное охранение выгод и польз казны», (п. 9) – и «отвращение подлогов в приписке купцов к семейным капиталам» (п. 15); «возбуждение дел безгласных» (п. 20) – и «присутствие при продаже недвижимых имуществ с публичного торга» (п. 24). Разграничить и сгруппировать обязанности прокуроров и стряпчих можно только с приблизительною правильностью, до такой степени лишена цельности и отмечена случайностью область их должностного ведения. Обязанности эти касаются: 1) надзора вообще по суду и управлению и затем в частности, 2) дел уголовных и 3) дел гражданских. Надзор везде стоит на первом плане и занимает наибольшую часть прокурорской деятельности; к последним же двум предметам относится весьма ограниченная по размерам и значению исковая ее отрасль.
Предметы общего надзора разделены в своде на три отдела: а) охранение общего благоустройства в губернии, надзор б) по казенным делам и в) по суду и расправе. Все содержание этих отделов может быть сведено к понятию надзора за соблюдением и исполнением закона во всевозможных проявлениях и видах. Круг такого надзора обнимает собою все стороны местного управления в широком смысле и совпадает с кругом деятельности всех губернских и уездных присутственных мест. Из многочисленных предметов общего характера, порученных прокурорскому надзору, следует назвать: содействие к уразумению силы законов; охранение повсюду законного порядка, содействие к пресечению повсюду злоупотреблений, в особенности же преступлений должности (нарушения присяги, лихоимства, лености и медленности в отправлении дел); охранение пределов власти и подсудности и разрешение возникающих здесь сомнений; повсеместное охранение выгод и прав казны; содействие к пресечению недозволенных казенных расходов; наблюдение, дабы с народа не были взимаемы сборы, законом не установленные; надзор за сохранением в судебных решениях точной силы законов; охранение установленных форм и обрядов судопроизводства и внутреннего порядка судебных мест; отвращение всякой медленности и проволочки в делах и побуждение к безостановочному их решению, в особенности по отношению к исполнению Высочайших повелений и движению арестантских дел; отвращения явных по суду утеснений, самоуправства и злоупотреблений; побуждение членов и чиновников судебных мест к точному исполнению их должностей. Из частных проявлений надзора достаточно привести посещение мест заключения и наблюдение за правильностью содержания в них арестантов с ежемесячным донесением Государю Императору, в собственные руки Его Величества, о положении дел всех арестантов, содержащихся более года; участие в делах по рекрутскому присутствию, в свидетельстве казенного имущества, в освидетельствовании сумасшедших и безумных; присутствие при всяких казенных торгах и подрядах, а также и вообще при продаже недвижимых имуществ с публичного торга; наконец, присутствие в дворянских собраниях для изъяснения законов по вопросу губернского предводителя в случае возникающих сомнений без всякого, однако, участия в делах этих собраний (ст. 2474 и 4075 общ. губ. учр.). (480) Некоторые из этих дел, выхваченные без всякой видимой системы из перечня, в самых неопределенных выражениях поручены особому надзору губернских стряпчих; таковы, напр., дела о нарушении общественного порядка, о нарушении присяги, дела, сопряженные с казенным ущербом и проч. (ст. 2476 общ. губ. учр.). Губернский прокурор, кроме того, участвует в качестве члена во всех губернских комитетах (земских повинностей, народного продовольствия, статистическом, попечительном о тюрьмах), а также и в общем губернском присутствии из всех губернских установлений, которое созывается губернатором «в делах особо важных или чрезвычайных» (ст. 2475 и 370 общ. губ. учрежд.).
- - - - - - - - - - - - - - - -
(480) В том же духе и приблизительно в тех же выражениях определены и обязанности особого прокурорского надзора при С.-Петербургском городском полицейском управлении (ст. 4420–4427 Общ. Губ. Учр.).
- - - - - - - - - - - - - - - -
Наблюдению прокурорского надзора подлежит и общий порядок отправления службы и самый состав служащих в присутственных местах. Так, губернский прокурор и уездный стряпчий должны наблюдать за тем, чтобы «лица, не имеющие никаких обязанностей по службе, отнюдь в ней не числились» и, заметив по этому предмету злоупотребления, обязаны принимать к прекращению его законные меры (ст. 88 ч. 1 т. II общ. губ. учр.).
Для осуществления такой сложной и всеобъемлющей задачи прокурорскому надзору были предоставлены различные способы воздействия, одни формально обязательные, другие – факультативные, зависящие от взгляда и усмотрения чинов надзора. Все эти способы или формы прокурорской деятельности по надзору сводятся к семи главным видам: 1) личное присутствие в заседаниях и при служебных действиях; 2) требование сведений и дел для рассмотрения; 3) заключения по юридическим вопросам; 4) предъявление присутственным местам доношений, понуждений и предложений по существу и ходу дел; 5) представление в порядке подчиненности, до министра юстиции включительно, различных сведений и ведомостей; 6) просмотр и пропуск журнальных определений присутственных мест, и 7) заявление на таковые определения или вообще на постановления и распоряжения присутственных мест протестов в форме замечаний, предложений или доношений по начальству.
Для личного присутствия чины прокурорского надзора имеют во всякое время свободный вход во все губернские и уездные судебные и административные места и особое место в их заседаниях и помещении; при самом же докладе и решении дел они, однако же, не присутствуют и выходят из заседания. Уездные стряпчие наблюдают и за внутренним порядком в судебных местах, записывая беспорядки, от кого бы они ни происходили; смотря по этому, он остерегает членов присутствия или унимает тяжущихся (ст. 2483, 4084, 4086 общ. губ. учр.). Губернский прокурор обязан по закону широко пользоваться своим правом личного присутствия, он должен, «уклоняясь, сколько можно, от излишней переписки, все напоминания, замечания и представления свои делать лично», с запискою их в журнал, причем «присутствующие обязаны выслушивать его терпеливо и в молчании, не перерывая ему речи» (ст. 2497). На практике, однако же, среди полного господства письменности во всех делах, эти наставления закона мало соблюдались, и чины надзора, подобно всем своим коллегам по местному управлению, действовали преимущественно путем бумажным как более верным и удобным и для присутственных мест, и для собственной своей ответственности перед начальством (481).
- - - - - - - - - - - - - - - -
(481) К обязанностям личного присутствия следует отнести и обязанность стряпчих присутствовать при исполнении над осужденным наказаний, в том числе и так называемой «торговой казни».
- - - - - - - - - - - - - - - -
Губернский прокурор и стряпчие имеют право требовать сообщения им из присутственных мест всех дел, ведомостей и сведений, относящихся до их должности; все это обязаны доставлять секретари «со всею исправностью и без малейшего промедления» (ст. 2486, 2504, 4083). «Губернский прокурор почасту осведомляется о течении дел в местах губернских» (ст. 2485). Из этого постановления закона возникали бесчисленные запросы, имевшие лишь формальное значение, как доказательство прокурорской заботливости о положении делопроизводства. На малосодержательные запросы следовали и малодействительные ответы посредством так называемой «канцелярской отписки» или «очищения нумеров», без ощутительных последствий для хода дела.
По всем юридическим вопросам и сомнениям о применении закона, возникающим в присутственных местах, эти последние перед решением обращаются к губернскому прокурору как к своему общему и официальному юрисконсульту. По таким требованиям прокурор в качестве блюстителя точной силы и смысла закона предъявляет присутственным местам свои письменные заключения; между прочим, подобное заключение должно предшествовать всякому представлению в сенат об истолковании закона «при сомнении насчет прямого его смысла» (ст. 744, 745, 2484 общ. губ. учр.).
Сношения прокурорского надзора с присутственными местами по существу и ходу производящихся и уже решенных дел и возникающие отсюда доношения уездных стряпчих губернскому прокурору, а этого последнего – министру юстиции, вызываются разнообразнейшими поводами в обширной сфере этого надзора. При простой медленности в производстве или неисполнении чего-либо следующего по закону практиковалось – и очень часто – предложение об ускорении или исполнении, так называемое «понуждение», игравшее большую роль в прокурорском делопроизводстве. В более серьезных случаях процедура была сложнее. По общему правилу, «если уездный стряпчий усмотрит где-либо в уезде неисполнение законов и учреждений, то немедленно доносит о том губернскому прокурору» (ст. 4085). Что же касается до прокурора, то «самое существо его власти состоит в том, что он по всем замеченным им злоупотреблениям и беспорядкам обязан доносить (или, «смотря по приличию», предлагать и представлять) немедленно губернскому начальству, а в некоторых определенных случаях и министру юстиции» (ст. 2478 и 2498). Каково должно быть содержание подобных предложений и доношений и в чем могли и должны были заключаться их законные последствия – закон умалчивает, почему в результате одинаково могло быть и бездействие по доношению, и производство бесконечной и слишком часто бесполезной канцелярской переписки. Министру юстиции, кроме доношений по делам, губернский прокурор представляет еще ряд срочных ведомостей (именные о всех производящихся делах, перечневые об арестантах, особые ежемесячные по делам следственным и уголовным), «о чрезвычайных по преступлениям случаях, и в особенности о таких, где представляются особые к облегчению участи виновных уважения» (ст. 2479–2482).
В тесной связи с упомянутыми сношениями и представлениями прокуратуры находится главнейшее проявление ее деятельности – просмотр журнальных определений присутственных мест с пропуском их в случае согласия и с принесением протеста при несогласии. Просмотр журнала и затем пропуск или протест есть центр тяжести дореформенного прокурорского надзора; к этим трем действиям практически сводилось все его значение, ими измерялось его достоинство и ценность как правительственного органа и общественного учреждения. На просмотр губернских прокуроров и уездных стряпчих поступали все без исключения журнальные определения всех установлений, подведомственных прокурорскому надзору; просмотр этот был необходимой законной стадией всякого судебного процесса, и уголовного, и гражданского, всякого административного производства, и полицейского, и фискального. Журнал, хотя и подписанный присутствующими, но еще не просмотренный прокурором или стряпчим, являлся лишь как бы проектом решения; только просмотр и пропуск прокурорского надзора сообщали ему вместе с техническим названием «протокола» «решительного определения» или приговора действительную законную силу для исполнения. На просмотр всякого журнала полагается трехдневный срок, который может быть сокращен в спешных случаях. Просмотр и пропуск, т.е. согласие, обозначались словом «читал» (482); которое выставлялось на самом журнале рукою просматривавшего, с пометою числа и месяца просмотра, но без подписи. В случае же несогласия своего с журналом лицо прокурорского надзора излагало на самом журнале свой протест или замечания, которые шли на обсуждение присутствия. Убедившись прокурорскими замечаниями, оно могло отменить свою первоначальную резолюцию и постановить новую, а в противном случае составлялось решительное определение, исполнение которого по общему правилу уже не останавливалось за несогласием прокурора или стряпчего (483). Исключения составляли приговоры уголовного суда 2-й степени (палаты уголовного суда), утвержденные губернатором, но опротестованные прокурором; по ним исполнение приостанавливалось до получения уведомления о последствиях сделанного прокурором донесения о протесте своему начальству.
- - - - - - - - - - - - - - - -
(482) До 30–40 годов вместо «читал» употреблялся архаические оборот «чел».
(483) По уголовным делам прокурор, получив протокол, не согласный с его протестом на журнальное определение, писал на протоколе: «читал и остаюсь при прежнем протесте» (примеч. 1 к ст. 2494 Общ. Губ. Учр.).
- - - - - - - - - - - - - - - -
Дальнейшая судьба протеста зависела от характера принятых к нему оснований, а по крайне растяжимому и неопределенному смыслу закона – в сущности, от усмотрения сначала самого прокурорского надзора и затем властей, могущих дать ход протесту. Прокурор мог удовлетвориться решительным определением присутственного места, хотя бы и не вполне согласным с его замечаниями. Но если он находил: «1) что определение сделано несогласно с законами и ко вреду службы, а паче к ущербу казенного интереса, 2) что в уголовных делах присуждается наказание, не соразмерное с уголовным преступлением, или 3) что в образе производства не соблюдено законного порядка и вообще допущена какая-либо медленность, проволочка или притеснение», то о протесте своем губернский прокурор сообщал губернскому начальству, т.е. губернатору или губернскому правлению, и вместе с тем доносил министру юстиции. В подобных же случаях уездный стряпчий о протестах своих на определения уездных мест представлял на дальнейшее распоряжение губернского прокурора. При этом в Свод перешли из инструкции Г.Р.Державина выше приведенные правила о немедленном донесении губернским прокурором министру юстиции во всех тех случаях, когда прокурорский надзор усмотрит нарушение закона в распоряжении или определении, последовавшем по предписанию министерств, а также и о представлении прокурором, по третям года, общих примечаний об этих случаях, «с нужным объяснением обстоятельств и средств к пользе службы и казенного интереса и к облегчению народа» (484).
- - - - - - - - - - - - - - - -
(484) О просмотре, пропуске и протестах см. ст. 170–174, 2488–2496, 4075, 4082, 4085 общ. губ. учр., ст. 468–471 2 ч. X т., ст. 363, 401–405 2 ч. XV т.
- - - - - - - - - - - - - - - -
Действия и распоряжения как губернского начальства, так и министерства юстиции по протестам прокурора в законе вовсе не определяются и, очевидно, предоставлены их усмотрению, в чем и заключалась одна из слабых сторон изложенного порядка. Конечно, губернское начальство могло принять против указанного ему прокурором нарушения закона соответствующие меры по праву общего местного надзора, напр., губернатор мог принять в соображение прокурорский протест при рассмотрении поступивших к нему на утверждение уголовных приговоров. В свою очередь, министерство юстиции усвоило практику передачи тех из протестов, которые оно признавало правильными, на обсуждение и «законное постановление» сената. Но все это были последствия факультативные, законом не предустановленные, к тому же сопряженные с продолжительною перепиской и производством, и потому не обеспечивавшие прокурорским протестам неизменно правильного и определенного, а главное – скорого воздействия. Впрочем, и вся система прокурорских протестов страдала теми же свойствами: медленностью, слабостью и неопределенностью, в чем как бы сказывалось недоверие законодательства и к контрольному началу – результату недоверия его к присутственным местам. Самым же крупным недостатком этой системы была физическая невозможность для малочисленных чинов губернского и уездного надзора справляться, как следует, с огромною массою журналов, подлежавших ежедневному просмотру. Даже при желании, усердии и способностях, в этот труд по самой механической его громадности нельзя было внести необходимой основательности; добросовестный просмотр нескольких десятков журналов в день превышал силы одного должностного лица, стряпчего в уезде, прокурора в губернии. При слабой ответственности и возможности всегда «отписаться» и отговориться действительным обременением работой, легко слагалось чисто формальное отношение к делу, соблюдение лишь формы просмотра и пропуска, в ущерб их сущности. Так, журналы специальных мест, напр., казенной палаты и палаты государственных имуществ почти никогда на самом деле не просматривались и пропускались лишь фиктивно. «Контроль одного человека над несколькими присутственными местами в одно и то же время невозможен, – справедливо замечает по этому поводу г. Марков. – Для добросовестного контроля необходима точная поверка всех действий присутственных мест и подробное рассмотрение дела. Подобный труд предполагает переработку всего того, что уже было однажды сделано, возложение на одно лицо работы, разделенной между многими, работы, превышающей человеческие силы» (485). При этом, кроме того, вся тяжесть собственно надзора по губернским присутственным местам лежала на одном губернском прокуроре, который сравнительно с губернским стряпчим был чрезвычайно обременен делами.
- - - - - - - - - - - - - - - -
(485) Марков, стр. 613.
- - - - - - - - - - - - - - - -
Из сказанного видно, в чем именно состоял отличительный признак ближайшего прокурорского надзора сравнительно с другими проявлениями правительственного контроля. Между тем как высший надзор сената характеризовался верховною ревизией определений и распоряжений всех властей, а общий местный надзор губернского начальства деятельным управлением и всеми относящимися сюда мероприятиями, надзор прокуроров и стряпчих действовал преимущественно путем пассивным и отрицательным, через посредство просмотра и протестов – механизма сложной, но далеко не совершенной конструкции.
§ 49. Судебно-исковая деятельность прокурорского надзора по уголовным и гражданским делам.
В собственно судебной деятельности прокуроров и стряпчих надзор за исполнением законов везде стоял на первом месте, мало гармонируя с исковыми их обязанностями, которым, впрочем, отведено было самое незначительное и ограниченное поприще. И в законодательстве, и на практике блюститель закона, формальный контролер его соблюдения, оставлял в тени или даже вовсе поглощал собою общественного и казенного истца, с его бледным значением и слабою, недоразвившеюся функциею.
По уголовным делам задача прокурорского надзора исходила из общего и коренного принципа: «Прокуроры и стряпчие по званию их суть взыскатели наказания по преступлениям и вместе защитники невинности» (ст. 165 2 ч. XV т.); другими словами, в одно и то же время и обвинители, и защитники. А так как эта отвлеченная комбинация противоположных обязанностей в действительности неосуществима, и одна из них всегда будет парализовать другую или искать себе выхода в третьей, то и здесь мысль закона не исполнилась: в сущности, в практическом обиходе уголовного правосудия прокуроры и стряпчие не были ни тем, ни другим, а являлись лишь формальными надзирателями уголовных дел. Это внутреннее противоречие между функциями, взаимно себя исключающими, вместе с розыскной структурой уголовного процесса выразилось в полной безжизненности всего активного элемента прокурорской деятельности по уголовным делам.
Как «взыскатели» наказания, прокуроры и стряпчие «обязаны «обнаруживать доходящие до их сведения уголовные преступления, «особенно безгласные, по коим нет истца» (ст. 61 2 ч. XV т.), т.е. жалобщика-потерпевшего. Для этого чины надзора снабжены только следующими средствами: 1) частные лица могут, но не обязаны, объявлять об известных им преступлениях прокурорам и стряпчим (ст. 62), и 2) доношения последних считаются одним из поводов к начатию следствия (ст. 34 п. 4). Эти доношения предъявляются губернскому начальству, и хотя в применении к стряпчему уголовных дел и названы «уголовным иском» (п. 2 ст. 63), но значение их не простирается дальше возбуждения уголовного дела, в дальнейшем производстве которого прокурорскому надзору уже не предоставляется никаких исковых или обвинительных прав и обязанностей; все, что на них затем возлагается законом, вытекает из наблюдения за правосудием. Разделяя, таким образом, право возбуждения уголовных дел с другими присутственными местами, должностными и частными лицами, они и в пользовании этим единственным своим правом искового свойства обставлены рядом ограничительных условий. Так, стряпчие при этом действуют в упомянутой уже зависимости от губернского прокурора и губернского правления, без разрешения которого стряпчий уголовных дел не может и предъявить своего «иска»; для самого предъявления его как прокуроры, так и стряпчие должны иметь «ясные доказательства или сильные улики», а в противном случае им грозит указанная ниже строгая ответственность (ст. 63–68). До какой степени прокуратуре по уголовным делам мало свойствен характер преследующей власти, видно, напр., из того, что по делам «следственным», т.е. о преступлениях должности, начавшихся по доношениям прокурорам уездных стряпчих, от последних не только отбираются «потребные сведения или доказательства чрез уездные присутственные места», но им даже могут быть даны, подобно частным лицам, очные ставки с обвиняемым (ст. 665).
С начатием следствия оно подчиняется общему наблюдению прокурорского надзора по вышеприведенным правилам, выработанным в инструкции Державина; основание этих теоретических наставлений есть охранение интересов правосудия, соблюдение беспристрастия и равновесия между преследованием и оправданием (ст. 166). Средства к этому те же самые, какие предоставлены прокуратуре вообще по надзору ее за производством дел (ст. 167); это замечания, требования и предложения, которые она имеет возможность предъявить лишь по окончании предварительного следствия или дознания, при поверке его формальным следствием в судебном месте или уже по поступлении к надзору журнального определения о разрешении дела. Тем же началом беспристрастного, но довольно отдаленного наблюдения за следствием проникнуты специальные постановления об участии в нем стряпчих, которые непосредственно производят следствия только в трех случаях: 1) по особенно важным делам в составе коллегиальной следственной комиссии; 2) губернский стряпчий – по «следственным делам», порученным ему губернским правлением, и 3) уездный стряпчий – в составе временного отделения земского суда по делам о скоропостижной смерти для открытия истинной ее причины (ст. 2712 общ. губ. учр.) В общем же порядке уездные стряпчие лишь присутствуют или «находятся» при следствии. При этом на них как на «защитников невинности» возлагаются и чисто защитительные обязанности; так, «для большего ограждения обвиняемых» они должны «блюсти со вниманием за ходом следствий и пещись в особенности о том, чтобы обвиняемый воспользовался всеми способами, законом к его защите предоставленными» (ст.145). К стряпчим же обращаются сословные депутаты, присутствующие при следствии и заметившие «недостаток или наклонность к отягощению судьбы обвиняемого»; в этих случаях они просят у стряпчих «настояния о доставлении обвиняемому законной защиты» (ст. 153). С тою же целью стряпчие обязательно присутствуют при допросе обвиняемых глухонемых или не знающих языка, на котором производится следствие (ст. 178 и 191). По окончании следствия, при разрешении уголовных дел в первой и второй степени суда все обязанности прокуроров и стряпчих исчерпываются описанным выше общим их надзором за действиями присутственных мест и выражаются просмотром и пропуском журналов или протестом на них, т.е. в том же, в чем проявляется этот надзор и по всем другим делам. В этом фазисе уголовного производства, очевидно, уже никакой просмотр или протест не мог исправить ошибок или недостатков первоначального исследования. Что же касается до обжалования уголовных приговоров, то оно имеет место со стороны губернских стряпчих исключительно по делам, с коими соединен какой-либо казенный ущерб», т.е. фискальным, и притом не иначе, как с разрешения казенной палаты (ст. 480 2 ч. XV т.). Если в дополнение ко всему этому упомянуть о том, что законом возлагается на прокурорский надзор «особенное попечение» с некоторыми особенными, но несущественными правами и обязанностями по делам об ищущих вольности и проч., об укрывательстве беглых воинских чинов, по некоторым делам казенного управления и проч. (ст. 759, 827, 902 и друг. 2 ч. XV т.), то можно будет формулировать общий вывод о судебно-уголовной деятельности этого надзора. Колеблясь между пассивным охранением закона и активным иском об его восстановлении, она отличалась тою бесцветностью и вялостью, которая вполне согласовалась с определенным ей в теории возвышенным и широким, но на практике неисполнимым двойным призванием – быть «взыскателем наказания» и вместе «защитником невинности». Ни для того, ни для другого действительных и своевременных средств у нашей дореформенной прокуратуры не было, и она, стесненная со всех сторон следственным началом и всей обстановкой розыскного судопроизводства, являлась малозаметным и малозначущим придатком к полицейскому розыску и формальному суду на основании формальных же доказательств и улик. В этом она напоминала старую французскую прокуратуру времен «ордонанса» 1670 г. и немецкий фискалат прошедшего столетия; она имела и одинаковую с ними участь – медленно, но верно убеждать законодателя в несостоятельности принятого порядка и в неизбежной необходимости коренной его реформы.
По делам гражданским деятельность прокурорского надзора также разделяется на контрольную и исковую. В первой, совершающейся по общим формам и правилам надзора, следует отметить постановление, по которому губернское место сообщает губернскому прокурору на его заключение всякое частное дело, оказывающееся вместе и общественным или касающееся казенного интереса (ст. 2484 общ. губ. учрежд.).
В отношении протестов прокурорского надзора на решения гражданского суда, представленных в министерство юстиции, этим последним было принято за правило передавать на рассмотрение сената только те из протестов, одобренных министерством, которые принесены против решений, не подлежащих по закону обжалованию со стороны самих тяжущихся (486).
- - - - - - - - - - - - - - - -
(486) Марков, стр. 615.
- - - - - - - - - - - - - - - -
В области исковой деятельности стряпчие выступают официальными поверенными и ходатаями казны, а в известных случаях и некоторых частных лиц. Самые узаконения об этом предмете помещены в «законах о судопроизводстве и взысканиях гражданских», вслед за главою «о поверенных», и озаглавлены «о стряпчих, определенных законом» (ст. 197–201 2 ч. X т.). По фискальным делам стряпчие, действуя по собственному усмотрению, или по поручению высшего начальства или казенного управления, пользуются всеми правами и несут все обязанности истцов, кроме платы судебных издержек; судебные места вызывают их к поверке и рукоприкладству записок и к выслушиванию решений, которые просматриваются и губернскими прокурорами. Кроме того, стряпчие наблюдают за поступлением в казну штрафных денег и сборов за гербовую бумагу. Затем ходатайству губернских стряпчих казенных дел поручены имущественные дела всех общественных юридических лиц, не имеющих особых поверенных, каковы, напр., тяжебные дела городских обществ, церквей, монастырей и проч. Из частных лиц, которых закон признает неправоспособными для непосредственного ходатайства, прокурорам и стряпчим поручается защита лиц, отыскивающих свободы и разных поселян, а на губернских и уездных стряпчих возложено ведение дел малолетних, сумасшедших и безумных, не имеющих опекунов. Наконец, лица, содержащиеся под стражей, но еще не лишенные прав состояния, ведут свои гражданские дела, подавая все нужные к тому бумаги, через уездных стряпчих и губернских прокуроров (ст. 164–171, 173 и друг. 2 ч. X т.). На этом перечне можно и закончить. Никакого определенного и характеристического типа из гражданской деятельности губернского и уездного надзора не образовалось, и все отзывы сведущих и опытных практиков достаточно удостоверяют, что в общем своем ходе, не считая случаев исключительных, она не простиралась дальше соблюдения формальностей и, задерживая ими и без того медленное гражданское судопроизводство, не приносила пользы. По компетентному современному свидетельству, к авторитету которого мы уже неоднократно обращались, «прокуроры в губернии и равным образом стряпчие в уезде оказываются какими-то верховными блюстителями правосудия, но лишенными возможности приносить практическую пользу. Весь круг их деятельности заключается в том, чтобы, приобретя доверие и авторитет, действовать на членов присутственных мест, направляя их к правильному решению дел. Вне этого круга губернский надзор по гражданским делам является совершенно эфемерным» (487).
- - - - - - - - - - - - - - - -
(487) Марков, стр. 615–616.
- - - - - - - - - - - - - - - -
Просмотром уголовных приговоров и гражданских решений еще не оканчивалась прокурорская деятельность по судебным делам; она касалась и исполнения судебных определений, возвращаясь здесь снова в сферу чистого надзора. «В круг обязанностей губернских и уездных прокуроров», – гласил закон, – входит и «наблюдение за действительным исполнением судебных решений», уголовных и гражданских (ст. 507 2 ч. XV т.); но в чем это наблюдение могло заключаться и чем проявлять себя, особенно по частным гражданским делам, закон умалчивал, предоставляя практике разрешить и этот вопрос формально, излюбленною формою прокурорского воздействия в подобных случаях – бумажным «понуждением».
§ 50. Ответственность прокурорского надзора. – Общая характеристика.
Остается сказать несколько слов еще об одной, последней стороне прокурорского института по Своду Законов – об ответственности прокурорских чинов. Она во многом, если не во всем, повторяет старые петровские начала. За упущения по надзору они отвечают на общем основании, в общем порядке «следственных» дел, по распоряжению министра юстиции. Специально карательный закон об этом (ст. 413 улож. о нак.) помещен в главе «о неправосудии» и отсылает для наказуемости к предусматривающим это преступление статьям. По искам же прокуроров и стряпчих наблюдается общее правило: «не ставить им в вину, если доношения их не во всех частях окажутся справедливыми». За начатие неосновательных или «пустых» исков они «не должны оставаться без взыскания», но санкции это запрещение не имеет. За умышленное же вчинание неправильных уголовных исков они подвергаются наказанию как за ложный донос и платежу всех проторей (488) и убытков, совершенно наравне с частными лицами. Уездный стряпчий отвечает особо за всякое бездействие власти: «если упустит дело по его должности и самое дело сделается гласным без него, тогда как он, зная о нем, не доносил губернскому прокурору, и жалобы не производил» (ст. 65–67 2 ч. XV т., ст. 199 2 ч. X т. и ст. 4092 общ. губ. учр.). Постановления эти лишь подтверждают отсутствие систематического единства и целости во взгляде законодателя на прокуратуру, а еще более отсутствие ощутительного прогресса в этом взгляде, который почти не подвинулся вперед со времен фискалов и прокуроров Петра Великого. По самому строю учреждения, служебная подчиненность прокуроров и стряпчих министру юстиции, всегдашняя возможность их перемещения или увольнения были все-таки наиболее существенною гарантиею против их упущений и беспорядков.
- - - - - - - - - - - - - - - -
(488) Издержек.
- - - - - - - - - - - - - - - -
В изложенной постановке прокурорского надзора по Своду Законов следует видеть главнейшие причины, по которым институт этот был лишен возможности действовать успешно и приносить делу постоянную или значительную пользу. Вследствие внутренних и внешних своих недостатков, на такую участь он был обречен даже и в том случае, если бы личный его состав всегда стоял на высоте своего законного призвания. Но персонал дореформенной прокуратуры и не был вовсе обеспечен с этой стороны. Назначение в нее и служение в ее должностях не обставлялось никакими образовательными условиями или иными гарантиями, кроме общих правил о гражданской службе, и не было вообще никаких поводов к тому, чтобы прокурорские чины чем-либо выделялись из уровня старого чиновничества, с общеизвестными темными свойствами этого мира. Сатирическая литература разных оттенков, от «Мертвых душ» Гоголя до «Губернских очерков» Щедрина, изображая современные ей типы русской действительности, обличала в числе других местных деятелей и прокуроров, вполне солидарных с чиновничьей средой, над которой они, однако же, несли обязанности законной цензуры, предполагающей безупречность и нравственное право на критику и контроль. Только с конца 40-х годов обнаружилось и в этой области некоторое движение к свету и прогрессу. Губернскими прокурорами, а иногда губернскими и даже уездными стряпчими стали назначать лиц с высшим юридическим образованием, преимущественно окончивших курс в училище правоведения, часто совсем молодых и во всяком случае живых и свежих, не зараженных профессиональными недугами огромного большинства местных чиновников. Стремления многих из этих первых пионеров законности и бескорыстия были самые симпатичные, а деятельность весьма заметная среди провинциального застоя нередко корыстных побуждений и всегда рутинных приемов службы. Новые чины прокурорского надзора принимались серьезно за его обязанности, ретиво контролировали должностные действия, стойко боролись с неправдой, усердно преследовали злоупотребления. Благодаря этому притоку новых элементов, прокурорское veto получало долю того значения, о котором думал законодатель; многим беззакониям положены были преграды, обо многих своевременно доведено до сведения высшего правительства, которое и не могло бы узнать о них другим способом. В судебно-административной практике местами и по временам бывали примеры тех благих последствий, к которым может привести зоркое наблюдение прокурора и его настойчивый протест против умышленных нарушений закона или искусных его обходов. Но все это были отдельные, довольно редкие и исключительные случаи или такие, в которых единичная энергия тщетно боролась с целой неблагоприятной обстановкой, и притом средствами, далеко несовершенными, медленными и тяжелыми. Борьба была непосильная, неравная, и исключения лишь подтверждали общее правило и характеристику. Затрудненные своим неясным и невыгодным положением, разбрасываясь в многообразии обязанностей, ослаблявшем все учреждение, благонамереннейшие и способнейшие из прежних прокуроров сами сознавали, что «один в поле не воин», и что стесненный в своих проявлениях и конечном воздействии, правильный надзор везде и за всеми есть фикция, нечто отвлеченное и недостижимое, а что отдельные особенно ревностные вспышки его или остаются бесплодными, отзываясь донкихотством, или требуют гражданского мужества, которое не по плечу обыкновенному чиновнику, живущему скудным жалованьем. Под влиянием всех вышеприведенных обстоятельств образовался преобладающий средний тип старой прокурорской деятельности: техническая формула «читал» слишком часто прикрывала лишь формальный, а иногда даже просто фиктивный просмотр и пропуск; протесты давались сравнительно редко, преимущественно по делам судебным (489); исковая же функция сводилась к пассивному участию в формальностях судопроизводства. В статьях практиков, помещавшихся в «Журнале министерства юстиции», и в особенности в замечаниях, сделанных на обнародованные в 1862 году «Основные положения преобразования судебной часта», находятся многочисленные указания на все недостатки дореформенного прокурорского надзора, зависевшие от законодательства и исполнителей, от окружающей среды и от органических свойств учреждения. Неопределенное, двойственное и ложное положение в общем строе провинциального управления и в собственной своей иерархии, зависимость от административного начальства, скудное содержание, неопределенная постановка деятельности и непосильное качественное и количественное ее многообразие, с преобладанием в ней формального элемента; отсутствие или слабость действительных средств к достижению предписанных законом целей, господство всюду чего-то среднего, половинного, недоконченного и смутного – вот перечень в конечном выводе главнейших из этих недостатков, которые стали аксиомой, почти общим местом для лучших из практических юристов того времени. Начала учреждения прокурорского надзора, доказавшие в отдельных своих частях свою несомненную ценность и живучесть, видимо нуждались в общей переработке, а устройство и обязанности его – в коренном преобразовании.
- - - - - - - - - - - - - - - -
(489) Так, напр., в 1862 году в министерство юстиции поступило от губернских прокуроров всего 358 протестов, в том числе по делам административным – 94, а по судебным – 264 (196 по уголовным и 68 по гражданским). Из числа всех этих протестов 110 министерством признано неуважительными, 147 предложено сенату, а 101 принято в сведению.
- - - - - - - - - - - - - - - -
§ 51. Общий взгляд на прокурорской надзор до судебной реформы 1864.
Если в заключение бегло окинуть беспристрастным общим взглядом полуторавековую историю русского прокурорского надзора, от основания его при Петре Великом, в усовершенствованиях Екатерины II и до реформы при Александре II, то весь этот продолжительный период времени сольется в одну неяркую и однородную картину, чрез которую медленно проходить несложный процесс слабого развития первоначального института. Верховная власть, ступив на путь решительной ломки старого и созидания нового правительственного строя, встретилась с настоятельнейшею потребностью в постоянных органах надзора и средствах его действия против всевозможных неустройств правительственного механизма. Неустройства совпадали с нарушениями законов и регламентов, почему и надзор за соблюдением порядка в учреждениях и за исполнением должностными лицами их долга представлялся, в сущности, надзором за исполнением или за охранением законов. Эта потребность в надзоре обнимала область весьма широкую и постепенно раздвигавшую свои границы. По условиям времени, в нее последовательно включались некоторые пункты, привлекавшие к себе особенное внимание и заботливость законодателя. Так, прежде всего имущественные интересы казны, от которых зависело обеспечение внешнего могущества и внутреннего благоустройства, непрестанно требовали ограждения посредством неусыпного наблюдения за местами и лицами, их ведавшими, с принятием деятельных мер к восстановлению этих интересов, как только они в чем-либо оказывались нарушенными. Затем ясно сознанный интерес общественного спокойствия и безопасности указывал на необходимость подчинить особому надзору и не оставлять без возмездия многие противообщественные нарушения, по которым не являлось частного жалобщика–потерпевшего, или которые случайно ускользали от розыскной деятельности и администрации и суда. Таким именно надобностям, выдвинутым жизнью, Петр Великий, следуя примеру Западной Европы, нашел удовлетворение в прокурорском институте. В отличие от общего и высшего коллегиального надзора, принадлежавшего сенату, и местного административного надзора областных правителей, надзор прокурорский явился специальным подвижным орудием правительственного наблюдения и контроля, с главою, генерал-прокурором, при сенате и подчиненными органами при всех правительственных установлениях в центре и в местном управлении. Весь вышеназванный период времени занят развитием подробностей этого «ближайшего» надзора, разработкою и видоизменением различных сторон его, получивших в Своде Законов свое конечное, более, впрочем, собирательное, чем систематическое определение.
Личная организация прокурорского учреждения была всегда иерархическая, в общем составе чиновничества, с его бюрократическими свойствами и направлением. Существо прокурорского надзора мало изменилось с его основания; то было охранение законов в обширном смысле, наблюдение за исполнением их преимущественно в казенном, а также и в общественном интересах. Собственно судебная, обвинительная или исковая деятельность в этих интересах составляла лишь одно из частных дополнений к функции надзора, едва намеченное в законе, слабое и незначительное на практике. По пространству действия прокурорский надзор был повсеместный и распространялся на все дела, судебные и административные. Различие между этими последними, с течением времени становившееся все явственнее и глубже, мало коснулось прокурорского надзора, который, хотя с падением генерал-прокурорской должности и вошел в ведомство юстиции, но все-таки продолжал сохранять свой связанный с его первоначальным значением общеправительственный характер. При выборе формы, а вместе с нею средств и приемов прокурорского надзора, законодательство в поисках за лучшим прошло ряд опытов и колебаний. Сначала правительство хотело наблюдать за нарушениями законного порядка и обнаруживать их посредством тайного разведывания и обвинительно-розыскного доноса. На этой инквизиционной форме было основано учреждение фискалов, не соединенное с присутственными местами и действовавшее путем доношения высшим установлениям на низшие. Затем, неудовлетворенный этой формой, законодатель перешел к другой, контрольной форме надзора, которая заключалась в постоянном официальном наблюдении особых чиновников при присутственных местах за каждым их действием, с правом и обязанностью протеста против всякого отступления от закона. Таков был первоначальный тип учреждения прокуроров, заменившего фискалат. Впоследствии между различными чертами и признаками обеих форм допущены были разные комбинации и компромиссы. Это была работа чисто механическая, в которой общие руководящие начала или отсутствовали, или, выясненные в догме, недостаточно последовательно и строго проводились на деле; законодательство очевидно не отдавало себе ясного отчета в том, чем в действительности должна и может сделаться прокуратура. В результате Свод Законов дал пестрое собрание разнообразнейших постановлений о ней, относившихся к различным эпохам, изданных по разным отдельным поводам и причинам. От прокурорского надзора законы требовали почти невозможного, предоставляя ему вместе с тем весьма мало средств к исполнению. В этом и скрывалась его главнейшая практическая слабость, вследствие которой деятельность его всегда должна была стоять ниже поставленных ему задач, теряясь в их дробной многочисленности, сбивчивости и противоречиях.
Сообразно внутренней истории нашего дореформенного прокурорского надзора сложились и отношения к нему правительства, служилой среды, в которой он действовал, и общества, на котором так или иначе, прямо или косвенно могла отражаться его деятельность. Правительство, за исключением двух моментов общей смуты, перед воцарением Императриц Анны Иоанновны и Елисаветы Петровны, всегда ценило учреждение прокурорского надзора как важную силу для охранения законного порядка и стремилось сделать из него свой проводник законности и блюстителя безличных интересов государственного и общественного характера. Никогда прокуратора не была орудием гнета или произвола; напротив, само правительство отчасти смотрело на нее, как на оплот против злоупотреблений и произвола собственных своих чиновников. Цель высокая, но трудно достижимая, потому что и прокуроры были теми же правительственными чиновниками, которые, в свою очередь, также требовали за собой надзора. Эта система надзора за надзором, поверка одних чиновников другими, сочетание фискального и контрольного начал в сфере правительственных установлений – все это могло иметь место только при их несовершенстве, при значительном недоверии власти к своим органам. – Историческое отношение служилой среды к прокурорскому надзору, назначенному наблюдать за ней и ее контролировать, было до тех пор несочувственное, даже враждебное, пока ей не удалось вовлечь и его в свой круг, ассимилировать контролирующих и контролируемых, что сделать было не трудно, так как и происхождение, и личные черты, и условия деятельности у тех и у других были одинаковы. Тогда рутина и формализм скоро заволокли живую, по мысли законодателя, функцию прокуратуры, у которой не было ни органической способности, ни прямых путей выбиться из этого состояния. – Что же касается до общества, населения, то по мере того, как прокурорский надзор все более уходил вглубь канцелярий и замыкался в тайниках бумажного делопроизводства, общественное значение этого учреждения принимало самые бледные и смутные очертания. Прокуратура стала институтом малоизвестным и малопонятным обществу и народу, столь же далеким от них и им чуждым, как и другие чиновничьи учреждения, столкновения с которыми были для обывателя не столько помощью в его делах, сколько бременем, источником хлопот и проволочек. В данном случае подобных личных столкновений почти и не было: прокурорский надзор в глазах публики не отделялся от губернских и уездных присутственных мест, в районе которых он состоял и действовал. Только в догматической теории законодательства осталось неизменным представление о прокуроре и стряпчем как «оке государевом», да порою, хотя бы в виде исключения, и в деловом обиходе ясно ощущалось полезное присутствие этого поборника законности и порядка.
В изложенном исторически выработавшемся положении находился прокурорский надзор и накануне судебной реформы Императора Александра II.
ГЛАВА IX
ПРОКУРОРСКИЙ НАДЗОР ПРИ СУДЕБНОЙ РЕФОРМЕ ИМПЕРАТОРА АЛЕКСАНДРА II (490)
- - - - - - - - - - - - - - - -
(490) Журнал Соединенных Департаментов Законов и Гражданских дел Государственного Совета о преобразовании судебной части в России 1862. – Основные положения преобразования судебной части в России. 1862. – Замечания о развитии основных положений преобразования судебной части в России. 1863, 6 т. – Объяснительные записки к проектам: 1) учреждения судебных мест, 2) устава уголовного судопроизводства и 3) устава гражданского судопроизводства. – Замечания министра юстиции и сенаторов на те же проекты. – Соображения комиссии Высочайше утвержденной для окончания работ по преобразованию судебной части. – Замечания практиков на работы комиссии о введении в действие судебного преобразования. – Судебные Уставы 20-го Ноября 1864 г. с изложением рассуждений, на коих они основаны, изданные Государственною канцеляриею. 2 изд. 1867. – Журнал министерства юстиции 1860–1866. – Филиппов. Судебная реформа в России 2 ч. 1871–1875. – Головачев. Десять лет реформ. 1872. – Джаншиев. Страница из истории судебной реформы. – Д.И.Замятнин. 1883. – Фукс. Накануне судебной реформы 1864 (Русский Вестник 1884, № 4). – Стояновский. Речи в С.-Петербургском юридическом обществе 3 февраля 1880 г. и 14 февраля 1882 г. (Журнал гражд. и уголов. права 1880 № 8 и 1882 № 8). – Квачевский. Об уголовном преследовании, дознании и проч. ч. I 1866 г., стр. 20 и след. – Буцковский. О деятельности прокурорского надзора вследствие отделения обвинительной власти от судебной. 1867 (и в его же «Очерках судебных порядков по уставам 20 Ноября 1864–1874»). – Фойницкий. Курс. §§ 50, 51 и 175.
- - - - - - - - - - - - - - - -
I. – § 52. Предварительные работы и узаконения. – II. – Прокурорский надзор по «Основным положениям преобразования судебной части»: – § 53. «Основные положения» вообще. – Гражданское судопроизводство. – § 54. Уголовное судопроизводство. – § 55. Судоустройство. – Ш. – § 56. Прокурорский надзор по замечаниям юристов и практиков на «Основные положения преобразования судебной части». – IV. Вопросы о прокурорском надзоре при составлении Судебных Уставов. – § 57. Проект учреждения судебных установлений. – § 58. Проект устава гражданского судопроизводства. – § 59. Проект устава уголовного судопроизводства. – Общие начала прокурорской деятельности. – § 60. Предварительное исследование преступлений. – § 61. Предание суду. – § 62. Судебное рассмотрение и последующие стадии процесса. – § 63. Изъятия из общего порядка уголовного судопроизводства. – Отзыв западной науки. – V. – § 64. Введение в действие Судебных Уставов. – Прокурорский надзор по переходным узаконениям. – VI. – § 65. Общая характеристика отношения судебной реформы к прокурорскому надзору.
I. Предварительные работы и узаконения.
§ 52.
Преобразование русского прокурорского надзора явилось делом общей реформы судебной части в России. Многие из давно начавшихся работ по этой реформе касались в том или другом отношении и прокурорского надзора, чины которого также неоднократно призывались к участию в предварительном обсуждении предположений о судебном и административном переустройстве. Еще в 1826 г., т.е. вскоре после воцарения Императора Николая I, по его повелению был образован для указанной цели особый комитет, в состав которого наряду с сенаторами из бывших губернаторов вошли и обер-прокуроры, бывшие прежде губернскими прокурорами и потому практически знакомые с ходом управления и правосудия (491). После издания в 1832 г. Свода Законов все дальнейшие труды по движению и кодификации законодательства были сосредоточены во II Отделении Собственной Его Императорского Величества Канцелярии. Здесь непрерывно производились работы по улучшению судебной части. В 1843 г. II Отделение потребовало через министерство юстиции замечания всех председателей судебных палат и губернских прокуроров на действующие гражданские законы и судопроизводства гражданское и уголовное. Долгое время подготовительные работы к реформе шли медленно, отрывочно и вяло, без общего плана и сильной законодательной инициативы; они не выходили из области более или менее отдаленных предположений и переписки между высшими установлениями.
- - - - - - - - - - - - - - - -
(491) Фукс, вышеуказ. статья стр. 541.
- - - - - - - - - - - - - - - -
По вступлении на престол Императора Александра II, к концу 50-х годов, работы эти разом оживились, войдя в сферу общего преобразовательного движения, которое отразилось и в деятельности ведомств, руководивших тесно связанными по Своду судом и администрацией. Мы отметим в этом направлении только наиболее важные и крупные факты, прямо относящиеся до прокурорского надзора.
Так, в комиссии, Высочайше учрежденной для рассмотрения всеподданнейшего отчета по министерству юстиции за 1858 г., было обращено внимание на значительное число судебных дел, останавливающихся за справками, и положено: «впредь до имеющихся в виду коренных преобразований в нашем судопроизводстве поручить министерству юстиции обратить особенное внимание и стараться отвратить это вредное для тяжущихся и подсудимых последствие через подлежащие инстанции обер-прокурорам, прокурорам и стряпчим». Во исполнение этого Высочайше одобренного заключения комиссии в министерстве юстиции были составлены, а в 1860 г. разосланы всем прокурорским чинам подробные инструкции о предупреждении замедления дел излишними справками.
В этих инструкциях министерство требует от всех лиц прокурорского надзора особой бдительности и ревности при наблюдении за скорым и правильным течением дел. Отличившимся на этом поприще обещается особое внимание к ним начальства, слабым же угрожает строгое взыскание. «Бдительность и ревность в исполнении этих обязанностей, – гласить § 3 инструкции губернским прокурорам, – будет лучшим доказательством их благонадежности и способности к отправлению главной их обязанности – повсеместного наблюдения за законностью действий присутственных мест». То же относится и до уездных стряпчих (§ 10 инстр. губ. прок. и § 8 инстр. уездн. стряпч.), и министерство юстиции просит губернаторов «не оставить своим вниманием тех из них, которые покажут особую ревность в действиях своих согласно данной им инструкции» (492). В этой принудительной мере еще трудно видеть какое-либо новое веяние во взглядах на прокуратуру.
- - - - - - - - - - - - - - - -
(492) Журнал министер. юстиций 1860, т. 6.
- - - - - - - - - - - - - - - -
Дальше идет в этом отношении другой, уже законодательный акт того же времени – «учреждение судебных следователей» 8 июля 1860 г., с двумя приложенными к нему «наказами»: судебным следователям и полиции (о производстве дознаний по происшествиям, могущим заключать в себе преступление или проступок). Результат совместной работы министерств внутренних дел и юстиции, узаконение это есть первый существенный шаг на пути к судебной реформе, значительное, хотя еще частичное и паллиативное улучшение действующего уголовного судопроизводства в стадии предварительного исследования, т.е. в той именно части, которая имела решающее влияние на судьбу процесса. Местный прокурорский надзор получает в ней новые права и обязанности. Впервые власть судебная резко отделяется от административной: производство уголовных следствий возлагается уже не на полицию, а на особых членов уездного суда под именем судебных следователей, состоящих в ведомстве министерства юстиций. Но это отделение еще далеко неполное и нерешительное. Следователи назначаются, перемещаются и увольняются по представлению начальника губернии, который избирает кандидатов по соглашению с губернским прокурором (ст. 2 учрежд. судеб. следов.). Посредством такого же соглашения губернатор определяет в уголовные палаты и уездные суды «способных, окончивших курс в высших или средних учебных заведениях молодых людей» кандидатами на должность судебных следователей (примеч. к ст. 3) – первый опыт образовательного ценза и предварительной подготовки к судебной службе. По соглашению с прокурором губернатор назначает следователям их следственные участки (ст. 8). В особенно важных случаях судебные места могут назначать по своему усмотрению, предписанию губернатора и предложению губернского прокурора или уездного стряпчего следственные комиссии под председательством судебного следователя (ст. 15). В отношении подчиненности и ответственности следователей, а также порядка их сношений главенство над ними и наблюдение за их действиями довольно неопределенным образом разделяется между судебными местами губернским прокурором и губернским начальством. Прямо начальственные права над следователями принадлежат только судебным местам (ст. 23). Но и губернаторы дают им предписания и получают от них рапорты и доношения; от губернских же несудебных мест и наравне с ними от губернских прокуроров следователи получают предложения и входят к ним с представлениями (ст. 30). Уездный стряпчий может принимать для предложения суду жалобы и доносы на следователя, а также и отводы против него (ст. 24).
Надзор за следователями и следствиями ограничен тесными, но недостаточно ясно выраженными пределами. Судебные места и прокурорские чины имеют право требовать от следователей письменных сведений о положении производимых ими следствий только по жалобе на неправильное задержание лица, привлеченного к следствию вне уездного города. Во всех же других случаях судебные места через одного из своих членов, а прокурорские чины лично могут рассматривать подлинные следствия на месте у следователя, для извлечения нужных им сведений (ст. 25). Затем по самому производству следствий прокурорскому надзору не представлено ни непосредственного наблюдения, ни права преследующей стороны. Закон умалчивает даже о праве прокуратуры присутствовать при следственных действиях и в них участвовать своими вопросами или предложениями из закона; неизвестно также, вправе ли они предлагать следователю о принятии по начатому уже следствию тех или других мер к раскрытию преступления и обнаружению виновного. Все отношение прокурорского надзора к следствию исчерпывается следующими правилами: 1) письменное требование его, наравне с таковыми же требованиями судебных мест и чинов полиции, есть законный и обязательный повод к начатию следствия (ст. 11); 2) о следствии, начатом по собственному усмотрению следователя, он обязан уведомить уездного стряпчего, но при этом также и станового пристава (ст. 5 наказа суд, след.), и 3) об отправлении дела в надлежащее судебное место, по окончании следствия, следователь также уведомляет стряпчего (ст. 109 наказа). Что же касается до предшествующего следствию полицейского дознания, то прокуроры и стряпчие не принимают в нем никакого ни руководящего, ни наблюдательного участия.
Во всем этом нововведении по следственной части видны большие успехи преобразовательной мысли, но она все еще нерешительно колеблется между старыми и новыми началами, между отдельностью следственно-судебной власти и зависимостью ее от власти административной, наконец, между исключительно розыскным характером следствия и обвинительно контрольным отношением к нему прокурорской власти. Элемент обвинительный едва сквозит в акте возбуждения следствия; элемент контрольный преобладает, но уже не в прежней, традиционной форме личного присутствия, пропуска или протеста, о которых при новом следствии нет и речи. Новой же и определенной формы прокурорского надзора за следственною частью еще не сложилось, и более сильное и явственное его проявление – участие в назначении и увольнении следователей – имеет лишь совещательный характер в круге ведения административного начальства. Словом, закон 8 июля 1860, несомненно, несколько приблизил прокурорский надзор к предварительному исследованию преступлений, но, однако же, не настолько, чтобы он мог играть как в нем самом, так и в оценке его результатов роль деятельную и полезную для правосудия. Подчинение следователей министру юстиции, ближайшим местным органом которого был губернский прокурор, влияние последнего на служебное положение следователей, зависевшее в своих размерах от тех или других местных отношений и условий, установившееся обыкновение поручать прокурорам ревизию следственного делопроизводства и другие подобные же причины поставили следователей в полную фактическую зависимость от губернских прокуроров, не участвовавших, между тем, ни в следствии, ни в разрешающем его уголовном суде.
Помимо отдельных мероприятий продолжались и работы по общему преобразованию судебной части. В течение пяти лет, с 1857 по 1862 г., II Отделением внесены были в Государственный Совет составленные под руководством главноуправляющего этим отделением графа Блудова (493) 14 проектов уставов и узаконений по различным отделам судоустройства и судопроизводства, в которых по этим проектам предполагались не столько коренные изменения, сколько исправления и улучшения существующего. Первым из этих проектов рассмотрен был в Государственном Совете проект гражданского судопроизводства. По докладе работ соединенных департаментов законов и гражданских дел Государю Императору 27 октября 1859 г. последовало Высочайшее повеление II-му Отделению приступить к составлению и проекта судоустройства, применяясь к основаниям, принятым в проекте устава судопроизводства. При этом было повелено обратить внимание и обсудить предположения, между прочим, «о назначении особых прокуроров и стряпчих при каждом судебном месте». Было признано, что очевидное неудобство порядка судопроизводства по Своду 1857 г. состоит в том, что губернские прокуроры, будучи обременены многочисленными обязанностями вне судебного ведомства, не в состоянии следить за ходом дел в судебных местах. Для устранения этого неудобства в составленном вследствие этого проекте судоустройства графа Блудова сохранялись обязанности прокурорских чинов по административному надзору, но учреждались также особые прокуроры при всех палатах и судах с товарищами при каждом; освобожденные от несудебных обязанностей, они должны были давать предварительные заключения по делам, производящимся в судебных местах. В своих замечаниях по этому поводу тогдашний министр юстиции указал на крайнюю трудность найти для замещения всех этих новых должностей достаточное количество способных и образованных чиновников. Граф Панин полагал, что единственным средством к осуществлению учреждения проектированных судебных прокуроров могло быть, с одной стороны, исключение из него товарищей прокуроров, а с другой – упразднение губернских стряпчих, уже осужденных практикой за бесполезность.
- - - - - - - - - - - - - - - -
(493) Граф Блудов занимал короткое время должность министра юстиции, в 1839 г., после Д.В.Дашкова и перед графом В.Н.Паниным.
- - - - - - - - - - - - - - - -
II. Прокурорский надзор по «Основным положениям преобразования судебной части».
§ 53. Основные положения вообще. – Гражданское судопроизводство.
В 1861 г. труды по судебной реформе вступили в новый фазис, получив тот могучий, двигающий и объединяющий импульс, которого еще им недоставало. 23 октября 1861 г. состоялось Высочайшее повеление о предварительном обсуждении и установлении в Государственном Совете основных начал будущего судоустройства и судопроизводства. Составление записок и предположений по этому предмету было возложено на государственную канцелярию в усиленном составе под непосредственным ведением государственного секретаря Буткова и высшим наблюдением назначенного председателем Государственного Совета графа Блудова. В числе участвовавших в этой важной работе были и чины прокурорского надзора: обер-прокуроры общего собрания московских департаментов сената Н.А.Буцковский, 8 департамента К.П.Победоносцев и московский губернский прокурор Д.А.Ровинский. Выработанные таким образом предположения об основных началах судебного преобразования в течение 1862 г. были рассмотрены в Государственном Совете при участии министра юстиции, 29 сентября 1862 г. получили Высочайшее утверждение и затем были опубликованы во всеобщее сведение под заглавием «Основные положения преобразования судебной части». Свод трудов по их разработке изложен в «журнале соединенных департаментов законов и гражданских дел Государственного Совета о преобразовании судебной части». В этом замечательном памятнике судебной реформы приведены главнейшие мотивы нового учреждения прокуратуры, почти не возбудившие разногласия в Государственном Совете. При формулировании их принципы процессуальные, как и повсюду в «журнале», предпосланы организационным ввиду того, «что судоустройство, т.е. образование судебных мест, должно зависеть от того порядка, какой будет установлен для судопроизводства». (494) Поэтому излагаются сначала задачи, для исполнения которых учреждается прокуратура, а затем уже и основания ее устройства.
- - - - - - - - - - - - - - - -
(494) Журнал Соед. Д-тов стр. 11.
- - - - - - - - - - - - - - - -
«Журнал соединенных департаментов» останавливается прежде всего на гражданском судопроизводстве и, выставляя все недостатки следственного начала, положенного в его основание по Своду Законов, в том числе и роль прокурорского надзора, указывает преимущества и особенности вводимого состязательного процесса: «Участие прокурора в действиях суда при следственном процессе имеет совершенно особое значение. Прокурор, действуя по формам этого производства, не может способствовать своими предварительными заключениями к прямому уразумению судом закона и к открытию истины перед постановлением решения, но обнаруживает свою деятельность лишь как ревизор письменных «документов после решения дела и переносит оное на ревизию «высшей инстанции. Таким образом, суд утрачивает своего деятельного помощника в необходимую минуту». (495) Новая прокуратура действует иначе: «Прокурорский надзор должен быть учрежден во всех судебных местах на одинаковом основании и распространяться на те только дела, в которых нужно особое правительственное попечение, потому что подчинить наблюдению прокурора все спорные гражданские дела было бы несогласно с правилами состязательного процесса. Впрочем, участие прокуроров в предоставленных их наблюдению делах должно, по мнению соединенных департаментов, ограничиваться представлением суду предварительных заключений по сим делам. Только в делах, требующих в видах государственных особенного попечения, прокурорам сверх означенной обязанности должно быть предоставлено право входить с представлением об отмене судебных решений в установленных законом случаях в кассационный суд» (496).
- - - - - - - - - - - - - - - -
(495) Журнал Соед. Д-тов стр. 52.
(496) Журнал Соед. Д-тов стр. 98.
- - - - - - - - - - - - - - - -
При обсуждении круга действий прокурорского надзора по гражданским делам министр юстиции граф Панин предложил освободить прокурора от предварительных заключений по делам лиц, состоящих под опекою и имеющих опекунов, и по делам безвестно отсутствующих. Но большинство (10 членов) не приняло этого предложения, основанного на соображениях, преимущественно практических. Исходя из принципиального взгляда на прокурора как на «представителя точного разума действующих узаконений и защитника, во имя закона, тех лиц юридических или физических, кои по естественному порядку вещей не могут лично предстоять перед судом, а представители коих не могут по положению своему принимать непосредственного участия в деле», Государственный Совет нашел, что при суде, кроме судей, должен действовать и прокурор по всем делам, требующим по вышеуказанным причинам «особого покровительства закона». Участие прокуратуры в таких делах, не нарушая правильного отношения между судьями и тяжущимся и вытекающего отсюда беспристрастного воззрения первых на дело, вместе с тем представляет необходимое обеспечение в достижении истины. По мнению большинства, при определении случаев участия прокурора в гражданских делах «в законе следует указать не лица, право коих прокурор должен защищать, а самые дела, участвующие в коих по естественному порядку вещей не могут иметь того значения, как сами тяжущиеся, и только в этих делах следует вменить прокурору в обязанность одинаково защищать не право лиц или ведомств, а самую силу закона, и только в том смысле, в коем судья, по своему значению в состязательном процессе, не имел бы права сделать непосредственно от себя какого-либо указания. Если отстранить прокурора от участия в одном из указанных родов дел, то в таком случае правильнее было бы вовсе устранить его от участия по всем гражданским делам без изъятия, оставив за ним только обязанности по делам уголовным; если же, напротив, допустить его участие в одном из такого рода дел, то необходимо причислить к ним все без изъятия дела вышеупомянутого разряда. Иначе, если, напр., оставить участие прокурора только в делах, сопряженных с казенным интересом, и устранить все другие, то прокурор в силу самого закона будет смотреть на себя не как на хранителя силы и точного разума закона, а как на защитника прав казны, как на адвоката, для которого всегда важнее достигнуть решения дела в пользу своего клиента, чем разъяснить силу закона и охранить правильное его применение» (497).
- - - - - - - - - - - - - - - -
(497) «Журнал» стр. 98–103.
- - - - - - - - - - - - - - - -
При окончательном обсуждении этого вопроса в исключительно законоохранительную функцию прокурора по гражданским делам внесена была несколько видоизменяющая ее поправка: по каждому делу, сопряженному с интересом казны или других ведомств, на казенном праве защищаемых, предположено предоставить прокурору право кассационного обжалования (ст.98 Основн. полож. гражд. судопр.) На основании принятого Государственным Советом учения об участии прокурорского надзора в гражданских делах, сущность его новых прав и обязанностей по этим делам заключается: 1) в предъявлении суду предварительных заключений по делам, сопряженным с интересом казны и несовершеннолетних лиц, как состоящих под опекою, так и тех, для коих опекунов не назначено, по делам безвестно отсутствующих и вообще лиц, не пользующихся гражданскими правами, по вопросам о подсудности, об уголовных последствиях суда гражданского о праве бедности и по просьбам об отмене решений; 2) в предъявлении суду требования о рассмотрении дела при закрытых дверях, если по особому свойству дела публичность заседания при докладе того дела может быть предосудительна для религии, общественного порядка или нравственности, равно как и в других, установленных законом случаях; 3) в упомянутом уже кассационном обжаловании решений по казенным делам (ст. 54, 58, 98 и 138 Основн. полож. гражд. судопр).
§ 54. Уголовное судопроизводство.
Следуя тому же порядку рассуждений и в отношении уголовного судопроизводства, составители «основных положений» указывают на смешение уголовно-судебных функций по Своду Законов, который возлагал «как обвинение, так и защиту подозреваемых в преступлениях совокупно на следователей и судебные места, на прокуроров и на стряпчих». Приведя общеизвестные соображения о необходимости разделения этих функций и несовместности их с обязанностями судьи и следователя, «журнал соединенных департаментов» говорит: «по нашим законам прокуроры и стряпчие суть взыскатели наказаний по преступлениям и вместе с тем защитники невинности; но известно, что сии лица не имеют возможности исполнять этой двойной обязанности: надзор их за следствиями и вообще за производством уголовных дел весьма неудовлетворителен и ограничивается только просмотром судебных решений, т.е. наблюдением несвоевременным, а если следствие произведено неправильно, то и совершенно бесполезным, потому что в большей части случаев по истечении некоторого времени исправление упущений, сделанных при следствии, невозможно. Возражения против предоставления обвинительной власти прокурорам и стряпчим основываются преимущественно на том, что они обременены множеством занятий, и что затруднительно найти достаточное число способных и образованных людей, как для занятия должности обвинителей, так и для звания судебных защитников, которые при особых обвинителях делаются необходимыми. Принимая на вид, что при обсуждении основных начал судоустройства и гражданского судопроизводства предположено в каждом судебном месте иметь особого прокурора и участие его в гражданских делах ограничить защитою интересов казны и неполноправных лиц, соединенные департаменты находят, что за сим деятельность прокурора суда может быть преимущественно посвящена уголовным делам и он, без всякого сомнения, будет иметь достаточно времени на исполнение обязанностей обвинителя. Приведение в действие этой мысли устранит причины, по коим непосредственное право возбуждать производство следствия лежало на судебной власти. Право сие должно быть передано прокурорам; на них должна быть возложена обязанность преследовать нарушителей законов и наблюдать за успехом сего преследования. Опасение, что трудно будет найти достаточное число образованных людей, способных принять на себя звание обвинителей, не должно останавливать преобразование прокурорского надзора на рациональном основании. Почти всякое учреждение сначала действует не вполне удовлетворительно; но если оно соответствует потребностям общества, то вскоре привлекает к себе нужных ему деятелей, которых прежде и в виду не было» (498).
- - - - - - - - - - - - - - - -
(498) Журнал Соед. Д-тов стр. 171–173.
- - - - - - - - - - - - - - - -
В силу этих соображений в основу нового уголовного процесса положена обвинительная форма, осуществляемая посредством предоставления прокуратуре обвинительной власти, отдельной от власти собственно судебной и независимой от власти административной. Это капитальное отличие нового порядка от старого выражено в трех положениях: 1) власть обвинительная отделяется от судебной; 2) власть обвинительная, т.е. обнаружение преступлений и преследование виновных, принадлежит прокурорам, и 3) власть судебная, т.е. рассмотрение уголовных дел и постановление приговоров, принадлежит судам без всякого участия властей административных (ст. 3–5 основ. полож. угол. судопр.). Но, сообщая уголовному процессу обвинительную форму, законодатель не решился прямо построить его на обвинительном начале и по особенным условиям нашего отечества призвал необходимым, «сохранив в уголовном судопроизводстве следственное начало, на основании которого уголовный процесс должен иметь целью обнаружение истины независимо от воли и желания частных лиц, ввести такие правила и формы обвинительного процесса, которые, обеспечивая общество от безнаказанных преступлений, представляли бы подсудимому надлежащее ограждение от неправильного обвинения» (499).
- - - - - - - - - - - - - - - -
(499) «Журнал» стр. 170.
- - - - - - - - - - - - - - - -
В дальнейшем развитии «основных положений» мысль эта проявилась еще сильнее и глубже; она выразилась 1) в том, что новый процесс получил характер смешанный, представляя компромисс между обоими началами – обвинительным и следственным, или розыскным, точнее – обвинительную форму при розыскном содержании, и 2) в такой комбинации обоих начал или форм, что одно, следственное, господствует в предварительной стадии процесса, а другое, обвинительное, преобладает при самом судебном рассмотрении. Этими двумя условиями определяется положение и участие прокуратуры в уголовном деле. Употребленный в ст. 4 «основ. полож. угол. судопр.» термин «обнаружение преступлений» для обозначения одной из сторон прокурорской задачи страдает неточностью, так как право на возбуждение уголовного преследования прокурор разделяет с другими должностными и частными лицами, а самое «обнаружение» или раскрытие преступления есть дело полиции при дознании и следователя при следствии, прокурору же принадлежит только руководство первым (ст. 36 осн. полож.) и постоянное наблюдение за вторым (ст. 47 осн. полож.). В «журнале соединенных д-тов» особо мотивировано непредоставление прокурору монополии в возбуждении уголовного дела: «предоставление ему подобного права не только стеснило бы лица, которым закон в известных случаях дает право или не преследовать виновных (напр., по личным оскорблениям), но даже при наших «огромных расстояниях и недостаточных еще средствах сообщения повело бы во многих случаях к безнаказанности, потому что во время переписки о начатии преследования, могли бы изгладиться или быть сокрыты следы и доказательства преступления. Посему из общего правила о начатии следствий не «иначе как по распоряжению прокуроров должны быть сделаны исключения для таких случаев, в которых следствие возникает по жалобе частного лица, или когда по закону следователь обязан приступать к следствию по сообщениям местных властей или даже по собственному усмотрению» (500). Таким образом, «Основные положения» признают прокурора нормальным и главным органом уголовного преследования; только в изъятие из общего правила в виде уступки условиям времени и места разрешается другим установлениям и лицам приводить уголовно-судебную власть в движение. Затем, в период от возбуждения уголовного дела и досудебного его рассмотрения деятельность прокурора определяется следующими положениями, «для полноты надзора прокуратуры за всем относящимся к производству следствий» (501): 1) по производству уголовных дознаний полицейские чины состоят в непосредственной зависимости от прокуроров, т.е. прямо подчинены им (ст. 35 и 36 осн. пол.); 2) у прокурора стекаются сведения обо всех начатых следствиях (ст. 38 осн. полож.), а также о лицах, задержанных при дознании и следствии (ст. 35 и 51); 3) прокурору исключительно принадлежит постоянный надзор за производством следствия (ст. 47 осн. полож.). – Для исполнения этой обязанности ему должна быть дана власть предлагать следователю, а иногда и прямо требовать принятия мер, необходимых для раскрытия истины (502).
- - - - - - - - - - - - - - - -
(500) «Журнал» стр. 173.
(501) «Журнал» стр. 173–174.
(502) «Журнал» стр. 173.
- - - - - - - - - - - - - - - -
Кроме того, прокурор может: а) присутствовать по своему усмотрению при следственных действиях и рассматривать подлинное следствие, не останавливая его течения (ст. 49 осн. полож.), б) требовать освобождения из-под стражи такого обвиняемого, который не навлекает на себя достаточного подозрения в преступлении, соединенном с лишением или ограничением прав состояния, и в) наоборот, требовать в противном случае задержания обвиняемого, оставленного на свободе (ст. 51 и 52). 4) Следователь как орган судебной власти не подчинен прокурору, но исполняет, однако, его требования, относящиеся к исследованию преступлений и собранию доказательств (503). Требование прокурора об освобождении арестованного обвиняемого для следователя обязательно; с требованием же об арестовании обвиняемого, оставленного на свободе, он может не согласиться и представить свое сомнение на разрешение суда (ст. 50–52). 5) Все вообще пререкания между прокурором и следователем разрешаются судом, который входит в рассмотрение порядка производства следствий только по жалобам частных лиц, по представлениям следователей и по предложениям прокуроров («Журнал» стр. 174 и ст. 48 основ. полож.).
- - - - - - - - - - - - - - - -
(503) «Журнал» стр. 211–212.
- - - - - - - - - - - - - - - -
При обсуждении в Государственном Совете основных начал предварительного следствия министр юстиции предлагал сохранить и в новом порядке установленное в Своде Законов учреждение присутствующих при следствии депутатов от сословий или ведомств, к которым принадлежит обвиняемый. Граф Панин считал необходимым, «чтобы при начале следствия рядом с обвинителем присутствовало такое лицо, которое имело бы право и возможность требовать тщательного расследования тех сопровождавших преступление обстоятельств, которые, по его мнению, могут служить в пользу обвиняемого, подобно тому, как обвинителю-прокурору предоставлено право надзора за производством следствия». По мнению генерал-прокурора, «при таких только условиях обвиняемый и обвинитель будут иметь совершенно равные права, а правосудие будет обеспечено». Предложение это большинством принято не было (ст. 42 основ. полож.) ввиду доказанной на практике бесполезности учреждения депутатов, могущих произойти от них задержек и препятствий успешному исследованию и поверке его на устном и гласном суде (504). 6) По окончании следствия оно представляется следователем прокурору (ст. 53 осн. полож.). Здесь наступает другой фазис обязанностей нового прокурора, по участию его в предании суду или прекращении следствия. «Деятельность прокурора не может ограничиваться одним возбуждением уголовных следствий и надзором за правильным производством оных. Если из собранных при первоначальном следствии сведений прокурор удостоверится, что привлеченное к следствию лицо основательно подозревается в преступлении, то он должен в качестве защитника интересов правительства и всего общества продолжать преследование этого лица, обвинять его пред самим судом, объяснять последнему основания, по коим признает сие лицо виновным, и стараться изобличить вину его при рассмотрении дела в суде. Такое обвинение подозреваемого пред судом равно полезно и необходимо как для разъяснения дела суду, так и для облегчения самому подсудимому способов защиты. Если подсудимый не знает благовременно и положительно, в каких действиях он обвиняется, и на основании каких доказательств и улик, то ему трудно приготовиться к основательному опровержению обвинения, даже несправедливого… По предоставлении прокурорам обвинительной власти заключение о том, есть ли основание подвергать обвиняемого суду, или должно прекратить следствие за отсутствием достаточных улик и доказательств, не может быть делаемо ни следователем и судом без участия прокурора, ни прокурором без участия суда. В первом случае обвинительная власть не имела бы должного значения, а в последнем прокурор имел бы возможность безотчетно, по одноличному своему усмотрению и без достаточного основания возбуждать и прекращать следствие». Поэтому 7) «следствия, по которым кто-либо заподозрен в преступлении или проступке, могут быть прекращаемы не иначе как по рассмотрении судом заключения о сем прокурора, а предание обвиняемого суду может последовать не иначе как на основании составленного прокурором обвинительного акта, который сообщается обвиняемому» (505). Положение это развивается дальнейшими правилами, по которым: 8) предание суду и прекращение следствий распределяется между обвинительною властью прокурора и судебною властью окружного суда или судебной палаты, смотря по тому: а) обвиняется ли лицо, подвергшееся преследованию, в преступлении, подвергающем лишению или ограничению прав состояния, и б) полагает ли прокурор предать обвиняемого суду, или же прекратить дело о нем (ст. 54, 55, 57, 58). Наконец, 9) в обвинительном акте, или, как его называют «Основные Положения», в акте обвинения, означается существо дела, основания обвинения, род и вид преступления или проступка (ст. 56).
- - - - - - - - - - - - - - - -
(504) «Журнал» стр. 212–215.
(505) «Журнал» стр. 174–175.
- - - - - - - - - - - - - - - -
На судебном рассмотрении уголовного дела обвинительное начало берет перевес над следственным, и прокурор вступает в положение процессуальной стороны, совершенно равноправной с противною стороною, защитой. «Прокурору как обвинителю, – гласить ст. 68 Основ. Полож., – противопоставляется защитник подсудимого. Для полного по возможности разъяснения обстоятельств, служащих к оправданию или обвинению подсудимого, предоставляется принимать участие в допросах и прениях на суде как прокурору, так и подсудимым, их защитникам и лицу, потерпевшему от преступления». Уравнение сторон простирается даже до некоторого преимущества подсудимого в видах предоставления ему всех средств к оправданию. Так, ему или его защите всегда принадлежит право последнего слова. Отвод присяжных заседателей для прокурора ограничен шестью лицами, подсудимый же, кроме того же количества лиц, может еще отвести всех не отведенных прокурором из представленного ему числа (ст. 83 и 84 Осн. Полож.).
Прокурор, таким образом, является на уголовном суде деятельною обвинительною стороной, необходимым участником разъяснения истины в интересах закона и общества, на нем лежит представление и развитие доказательств обвинения и борьба с опровергающею их защитою. А так как все это совершается путем устным, в обстановке гласности и по важнейшим делам перед судом присяжных заседателей, которые считаются представителями общественной совести, то и понятно, какое глубокое и коренное преобразование предрешалось для прокурорского надзора, какую важную, трудную, ответственную, а главное, совершенно новую задачу по уголовным делам возлагали на него «Основные Положения» судебной реформы.
В порядке обжалования они строго проводят публично-обвинительный характер прокуратуры. «Прокуроры могут подавать протесты лишь на приговоры, не согласные с их заключениями, и лишь по тем делам, в коих преследование преступника производится независимо от жалобы частных лиц» (Ст. 98 Осн. полож. угол. суд.). Сенат в качестве верховного кассационного суда постановляет решение по кассационным протестам и жалобам как уголовным, так и по гражданским делам, по выслушивании заключения обер-прокурора (Ст. 108 Осн. полож. угол. суд. и ст. 77 Осн. пол. гражд. суд.).
В отношении изъятий из общего порядка уголовного судопроизводства, допущенных «Основными Положениями», следует отметить: 1) что по преступлениям государственным предварительное следствие производится «при личном присутствии прокурора судебной палаты» (ст. 121) и 2), что по преступлениям должности «судебное производство может быть начато не иначе, как вследствие постановления надлежащего начальства о предании суду обвиняемого»; постановление это сообщается прокурору того судебного места, решению которого подлежит дело (ст. 132). По этому последнему поводу мотивы «Основных Положений», заботливо проводя принцип отдельности и взаимной независимости властей судебной и административной, стараются по возможности согласить его и по должностным преступлениям с общим обвинительным назначением прокуратуры. «Преследование должностных лиц за такие нарушения должности, которые подвергают наказаниям лишь по суду, – читаем в «журнале соединенных департаментов», – не может происходить порядком, установленным для преследования преступлений и проступков вообще. Отделение административной власти от судебной необходимо не только в том смысле, чтобы административные чины не вмешивались в дела судебные, но также и в том, чтобы судебные чины не вмешивались в дела административные. Из этого, впрочем, не следует, чтобы прокурор, получив сведение о преступлении по должности административного чиновника, оставлял это сведение в безгласности. Но обязанности прокурора в этом случае должны ограничиваться сообщением полученного им сведения начальству обвиняемого чиновника, а в важных случаях – и донесением о том непосредственно или в порядке подчиненности министру юстиции» (506).
- - - - - - - - - - - - - - - -
(506) Журнал Соед. Д-тов стр. 239.
- - - - - - - - - - - - - - - -
§ 55. Судоустройство.
Согласно принятым основным началам судопроизводства, в отделении «судоустройства» следует определение Государственным Советом общего значения, задач и устройства преобразуемого прокурорского надзора. В состав судебного ведомства, между судьями и судебными местами, с одной стороны, и вспомогательными лицами с другой (каковы нотариусы, присяжные поверенные, секретари и судебные пристава), входят прокуроры, назначение которых формулировано в «журнале соединенных департаментов» с замечательною точностью и полнотою, обнимающею все установленные догматикою этого учреждения существенные его черты и признаки. Прокуроры призваны: а) ограждать перед судом, б) от имени правительства, в) под высшим надзором министра юстиции: 1) пользы государства, 2) требования общественного порядка и 3) неприкосновенность закона. Если присоединить сюда дальнейшие указания о том, что а) прокуроры состоят при суде, и б) занятия их ограничиваются делами судебного ведомства (ст. 9 п. 1 Основ. Полож. судоустр.), то получится краткое обобщение всех постановлений о реформированной прокуратуре (507). В последующем изложении «журнала» оно развивается в ближайшем определении задач прокурорского института и его организации.
- - - - - - - - - - - - - - - -
(507) «Журнал» стр. 285–286.
- - - - - - - - - - - - - - - -
«Прокуроры суть органы правительства для охранения силы законов, и на этом основании сущность их обязанностей заключается: 1) в обнаружении и преследовании всякого нарушения законного порядка и в требовании распоряжений к его восстановлению; 2) в предложении суду предварительных заключений по судебным делам, подчиненным особому их наблюдению уставами гражданского и уголовного судопроизводства; 3) в наблюдении за единообразным и точным применением закона, и 4) в представлении о пояснении законов, если о том возникнут недоразумения или вопросы по судебному ведомству», в сфере которого – не нужно забывать – и замыкается исполнение прокурорами их перечисленных выше функций. «Соединение в лице прокурора, – продолжает журнал Государственного Совета, – столь важных обязанностей, для исполнения коих нужны не только основательное знание законов, но и особенная деятельность и добросовестность, указывает на необходимость: 1) назначать на эти места людей юридически образованных или доказавших свои познания по судебной части и вполне благонадежных; 2) иметь при каждом суде особого прокурора; 3) дать прокурорам надлежащую степень власти по надзору за производством уголовных следствий, и в особенности подчинить им непосредственно все полицейские чины по предмету производимых последними дознаний о преступлениях и проступках. Многочисленность и разнообразие занятий, особенно по надзору за уголовными следствиями, а иногда и по личному участию в производстве оных, требует назначения им товарищей по мере встречающейся в том необходимости. Для доставления прокурорскому надзору надлежащего единства оказывается нужным постановить, чтобы в сем надзоре низшие чины действовали под руководством высших, и чтобы верховный надзор за всеми прокурорами сосредоточивался в лице министра юстиции как генерал-прокурора. Вследствие сего, если прокурор окружного суда усмотрит, что при решении дела обнаружена неполнота закона, и признает необходимым в предупреждение подобных случаев на будущее время возбудить законодательный вопрос, то он обязан донести об этом прокурору судебной палаты, от которого зависит представить о сем министру юстиции. Прокуроры окружных судов утверждаются министром юстиции по представлению прокурора судебной палаты; прокуроры судебных палат и их товарищи назначаются Высочайшею властью по представлению министра юстиции. При общем собрании кассационного суда и при каждом департаменте сего суда состоять обер-прокуроры, назначаемые по представлению министра юстиции именными Высочайшими указами» (508) (Ст. 47– 52 Осн. полож. судоуст.).
- - - - - - - - - - - - - - - -
(508) Журнал Соед. Д-тов стр. 328–329.
- - - - - - - - - - - - - - - -
По издании «Основных положений преобразования судебной части» дело его быстро подвинулось вперед. Согласно Высочайше утвержденному 29 сентября 1862 г. мнению Государственного Совета, начертание в развитии «Основных Положений» самых проектов новых законов о судоустройстве было возложено на особую комиссию, образованную в составе государственной канцелярии, под непосредственным ведением и начальством государственного секретаря В.П.Буткова. В комиссию эту должны были войти чиновники государственной канцелярии и другие лица, преимущественно юристы, по избранию государственного секретаря, а также назначенные по соглашению его с надлежащими начальствами чиновники от II Отделения Собств. Е. И. Величества канцелярии и министерства юстиции. В таком порядке из лиц прокурорского надзора были назначены в редакционную комиссию судебной реформы три обер-прокурора: гг. Буцковский, Победоносцев и Ковалевский и три губернских прокурора: Московский – Ровинский, Могилевский – Попов, и Симбирский – Принтц. Комиссия разделялась на три отделения, из которых одно, уголовного судопроизводства, находилось под председательством Н.А.Буцковского, а названные выше члены из числа чинов прокуратуры были распределены по всем трем отделениям.
В октябре 1862 г. произошла важная для судебной реформы перемена в высшем управлении министерства юстиции: вместо графа Панина министром юстиции был назначен состоявший до того товарищем министра Д.Н.Замятнин, а товарищем его – статс-секретарь Государственного Совета Н.И.Стояновский, оба глубоко и горячо сочувствовавшие преобразованию (509). При их участии и содействии оно совершилось со скоростью, которая не повредила основательности. Гигантский труд, исполненный комиссиею по составлению проектов судебных уставов, есть исторический факт, не требующий здесь комментариев. При дружных усилиях лучших русских юристов, с помощью выводов науки и указаний практического опыта в год с небольшим были составлены и в конце 1863 г. внесены в Государственный Совет проекты учреждения судебных установлений и уставов уголовного и гражданского судопроизводства. Для общего представления об этой работе с точки зрения вызвавшего ее законодательного направления уместно привести проникнутое достоинством и трезвою умеренностью взглядов официальное суждение о ней самих ее исполнителей. «Комиссия употребляла все старания к удовлетворительному окончанию порученного ей дела. Руководствуясь в точности Высочайше утвержденными основными положениями преобразования судебной части, комиссия при развитии их принимала в соображение и законы, ныне у нас действующие, и начала, выработанные как наукою, так и опытом других государств, где давно уже существует вводимая ныне у нас система судопроизводства, и замечания людей сведущих и опытных, и, наконец, сведения, собранные по разным местностям империи. Тем не менее, труд комиссии невзирая на все ее старания и усилия далек от совершенства. Преобразование судебной части на началах, «Основными Положениями» указанных, есть дело совершенно новое – а наша судебная практика, сложившаяся при нынешнем порядке, не представляет достаточных данных для разрешения многих возникавших при этой работе вопросов. Если при дальнейшем направлении настоящего дела, и в особенности при введении в действие новых уставов судопроизводств и учреждения судебных мест и при необходимом, по указаниям опыта, исправлении со временем сих уставов и учреждения будут тщательно охраняемы начала, преподанные «Основными Положениями», и если при том судебная власть будет поставлена в полную и совершенную независимость от власти административной, как это указано Его Императорским Величеством в первой статье Высочайше утвержденных Основных Положений, то успех предпринятой у нас судебной реформы едва ли может подлежать какому-либо сомнению. В настоящее время комиссия убеждена вполне только в одном, что преобразование судебной части на основаниях, указанных Его Величеством и развитых комиссиею в составленных ею проектах, не терпит отлагательства, и что посему оно, сколь возможно скорее, должно быть введено повсеместно» (510). Таковы были заключительные слова представления, при котором государственный секретарь внес в Государственный Совет проекты нового судоустройства и судопроизводства, содержавшие в себе и коренную реорганизацию прокурорского надзора.
- - - - - - - - - - - - - - - -
(509) Д.Н.Замятнин и Н.И.Стояновский были оба в прежней службе своей обер- прокурорами сената.
(510) Представление госуд. секретаря в Госуд. Совет от 24 Декабря 1864 г., стр. 26 н 27.
- - - - - - - - - - - - - - - -
§ 56. Прокурорский надзор по замечаниям юристов и практиков на «Основные положения преобразования судебной части».
В числе приемов исследования и собирания законодательных материалов, которыми воспользовалось правительство в деле судебной реформы, нельзя не указать на широкое обращение его к началу гласности. Принципы нового суда были подвергнуты всестороннему обсуждению в печати со стороны теоретиков и практиков, к которым адресовалась комиссия по этому поводу, и вообще всех лиц, интересующихся делом и пожелавших высказать свои замечания (511). Небезынтересно проследить характер и содержание таких отзывов в отношении прокурорского надзора; в них сказался отголосок общественного и профессионального мнения в России как об этом учреждении вообще, так и о предстоявшем его преобразовании. Во всем этом материале, конечно, немало личного и случайного, но много и оригинальных, метких мыслей, основанных на серьезном знакомстве с нашей действительностью и потому до сих пор не утративших своего значения.
- - - - - - - - - - - - - - - -
(511) Вследствие сообщения государственного секретаря товарищ министра юстиции циркуляром от 8 октября 1862 г. пригласил всех чинов судебного ведомства присылать в комиссию для составления судебных уставов сведения, замечания и соображения о развитии «Основных Положений». Всего таких отзывов поступило 448, из которых 321 принадлежали лицам судебного ведомства, преимущественно губернским прокурорам, стряпчим и судебным следователям. Отзывы эти напечатаны в 6 томах, а в 7-м сделан из них общий свод. Кроме того, в газетах и журналах того времени (1862–1864), не только русских, но и иностранных, помещались статьи и заметки о том же предмете. Сведения об этом последнем материале можно найти в тогдашнем «Журнале министерства юстиции».
- - - - - - - - - - - - - - - -
Прежде всего следует отметить в статьях гг. Маркова и Лакиера, помещенных в «Журнале министерства юстиции» так называемую положительную критику начал прокурорского надзора по «Основным Положениям» (512). Воспроизводя истинный смысл этих начал в том виде, в каком это было возможно сделать до развития их в самых проектах, оба автора, г. Марков по гражданскому, а г. Лакиер – по уголовному судопроизводству, указывают отличия вновь учрежденной прокуратуры от прежнего прокурорского надзора по Своду Законов и от французского minist;re public. Почти все другие отзывы посвящены критике отрицательной, указанию недостатков в проектированном прокурорском институте, преимущественно, впрочем, частных, и предположению об их устранении.
- - - - - - - - - - - - - - - -
(512) Лакиер. Учреждение прокурорского надзора в связи с различными формами уголовного судопроизводства (Ж. М. Ю. 1863, т. 15). – Марков. О прокурорском надзоре в гражданских дедах (Ж. М. Ю. 1864, т. 20).
- - - - - - - - - - - - - - - -
Практики, в особенности из рядов доживающего свои дни местного надзора, дают советы, нередко весьма целесообразные и полезные, о том, как поставить его будущее внутреннее устройство и организовать отдельные стороны деятельности. Раздается единичный голос и против всего учреждения вообще: прокуроры бесполезны, они всегда все пропускали, при них жалобы не прекращались, дела не уменьшались; без них прекрасно обходится лучший тип судов – уездные мировые съезды и губернские по крестьянским делам присутствия. «В новой организации, – не без пафоса восклицает принципиальный противник прокуратуры, – можно ожидать совершенной правды без прокуроров, и даже без министерства юстиции; иначе на дверях каждого суда придется надписать: здесь нельзя ждать правды без прокурора!» (513) Не заходя так далеко в отрицании прокуратуры, известный русский криминалист восстает против присвоения ей функции надзора за судом: «прокурор не может быть в одно и то же время и стражем закона, надзирающим за судами, и истцом, представителем общественных интересов. Он не может надзирать за судом, потому что надзирание предполагает такое отношение между двумя властями, при котором одна надзирающая стоит выше, а другая, надзираемая, стоит ниже. Так как прокурор – только административный чиновник, подвластный министру юстиции, то поручать ему надзор за судами значит тоже, что делать суды, установленные для охранения закона от нарушений, как со стороны частных лиц, так и со стороны администрации, подначальными той же администрации. Общество не нуждается ни в каких других стражах, кроме судов, ни от кого не зависящих и стоящих под нравственным контролем одного только общественного мнения. За судами могут только надзирать судьи, высшие – низшими; если к этим стражам закона приставлены будут присматривающие за ними надзорщики, то кто же будет, в свою очередь, присматривать за этими надзорщиками? Почему и над ними не учредить контроля? Таким образом, можно остаться при нынешней системе бесчисленных взаимно поверяющих надзоров» (514).
- - - - - - - - - - - - - - - -
(513) Колл. секр. Сердюков. – Замечания т. V, стр 74.
(514) Проф. Спасович. Судебная реформа (С.-Петербургские Ведомости 1863, №№ 1–3).
- - - - - - - - - - - - - - - -
Наоборот, один из практиков предлагает «по причине отдаленности уездов от высшего начальства сохранить прокурорское наблюдение за деятельностью всех уездных, как судебных, так и административных присутственных мест и должностных лиц» (515). По мнению других, власть самих прокуроров необходимо контролировать во всевозможных видах, и с этою целью для защиты общества от прокурорского самовластия и произвола нужно дать гражданам право сообщать об упущениях их «судебному начальству» (516) и вообще ввести всевозможные ограничения прокурорской власти и гарантии против злоупотреблений ею. Третий для ограждения прокуроров от произвола со стороны их начальства, давления административной власти и членов судебных мест и от преследования недовольных прокуратурой сильных лиц требует распространения и на нее судейской несменяемости, в которой видит единственное средство сделать из прокурорских чинов самостоятельных и неуклонных блюстителей закона и общественных обвинителей (517). Четвертый, наконец, не усматривает достаточного основания к процессуальной зависимости низшего прокурора от высшего и к тому, чтобы последний, может быть, менее первого компетентный и сведущий в данном деле, контролировал действия прокурора низшей инстанции; иерархическую подчиненность чинов прокуратуры этот взгляд низводит при направлении уголовных дел до простого обращения низшего к высшему за советами в затруднительных случаях (518).
- - - - - - - - - - - - - - - -
(515) Замечания т. I, стр. 59.
(516) Замечания т. II, стр. 462; т. IV, стр. 17.
(517) Замечания т. III, стр. 550; т. I, стр. 145.
(518) Замечания т. I, стр. 730.
- - - - - - - - - - - - - - - -
Многие из отзывов с особенною подробностью настаивают на правильном и соразмерном распределении обязанностей между прокурором и его товарищами, видимо, находясь еще под впечатлением ненормальных отношений между губернским прокурором и губернскими стряпчими: «Известно, – говорит один из деятелей надзора, – как часто бывают бесполезны все должности так называемых помощников, товарищей и т.д., если им не предоставлено отдельных, самостоятельных занятий. Люди, служащие в этих должностях, обыкновенно или ничего не делают, или делают все, но не своим именем» (519).
- - - - - - - - - - - - - - - -
(519) Замечания т. I, стр. 397.
- - - - - - - - - - - - - - - -
Для такого разграничения рекомендуются различные основания, но все они сводятся к тому, чтобы у товарищей прокурора был свой определенный круг действия, и даже своя степень власти, под руководством и наблюдением прокурора, но под собственною своею ответственностью (520). Один из губернских прокуроров предлагает при этом исходить из внутренних свойств прокурорских обязанностей и тех специальных качеств ума и воли, которые необходимы для успешного исполнения тех или других. Так, обязанности более отвлеченные и общие, наблюдение за правильным применением закона, определение необходимости преследовать нарушения законного порядка и возбуждение законодательных вопросов нужно предоставить прокурору и требовать поэтому от лица, назначаемого на эту должность, «ума систематического, способного при рассмотрении каждого частного вопроса оценивать отношение его к целому ряду предметов и склонного к занятиям, сопряженным с продолжительной сосредоточенностью на предметах обширных и сложных». На товарищей же прокурора должно быть возложено предъявление предварительных заключений, и вообще действия по отдельным делам, как требующие более всего «ума живого и быстрого, находчивого при отрывочных занятиях, наклонного к подвижности и внешней деятельности. Эти два отдельных рода способностей и наклонностей, – замечает автор, – несовместимы в одном и том же человеке» (521).
- - - - - - - - - - - - - - - -
(520) Замечания т. I, стр. 332, 397, 618; II, 521; III 356, 463, 469; IV 306, 380; V 179 и друг.
(521) Замечания т. I, 819. Тот же деятель (ярославский губернский прокурор Вешняков) предлагает возложить на прокуроров постоянное ведение судебно-статистических исследований о способах, условиях и последствиях применения в действительности законов и наказов, относящихся до дел уголовных и гражданских.
- - - - - - - - - - - - - - - -
Всего цельнее и обстоятельнее указания практиков по уголовной деятельности прокурорского надзора. Здесь мнения хотя иногда расходятся, но уже не так дробятся, как в вопросах организационных, и нередко отличаются глубоким и верным пониманием задач уголовной юстиции. В мнениях этих сказались главнейшие направления по тому же предмету европейской науки, законодательства и практики, с видимым предпочтением английских институтов перед французскими, без слепого, однако, подражания тому, что неприменимо к нашим условиям. Есть совершенно одинокий голос за расширение обязанностей прокурора по уголовным и гражданским делам и по судебной администрации согласно французскому образцу (522); есть более подробно мотивированный взгляд, устраняющий прокурора от всякого непосредственного участия в преследовании и следствии, но зато расширяющий его надзор за предварительным исследованием преступлений (523). Большинство авторов замечаний озабочено установлением правильных и практически осуществимых отношений прокурора к полиции и, следовательно, к дознанию и следствию, на основаниях, соединяющих обвинение с надзором. В периодической печати, впрочем, было высказано и категорическое предложение о последовательном и исключительном проведении в следствии обвинительного начала с вполне самостоятельным следственным судьею и противопоставлением защитника прокурору как государственному адвокату преследования (524). Мысль о защите при следствии не чужда отзывам практиков (552), но разработана в них вообще довольно слабо и не обстоятельно. В будущих отношениях прокурора к полиции, подчиняемой ему по производству дознаний, предсказывается неизбежность конфликтов и предлагается или ограничить эту зависимость, или учредить особую судебную розыскную полицию в ведении прокурорского надзора (526). Отношения прокурора к следствию понимаются разно, то в виде прав обвиняющей стороны, то в форме надзора, но почти всем замечаниям свойственно общее стремление оградить независимость следователя и следствия, а прокурора поставить в положение органа, руководящего полицейским дознанием и способствующего успеху следовательского исследования (527). С большою тщательностью и нередко с интересною самостоятельностью воззрений рассматривают «замечания» участие прокуратуры в предании суду и в обвинении на суде. Многие высказываются за предоставление как прекращения дел, так и предания суду, при наличности известных гарантий, самой прокуратуре во всех делах непосредственно или под контролем судебной власти окружного суда, а не судебной палаты, обвинительную функцию которой практики находят источником медленности и излишним усложнением процесса (528).
- - - - - - - - - - - - - - - -
(522) Замечания т. I, стр. 73– 77.
(523) Замечания т. V стр. 139, 161–167 чиновника особых поручений при министерстве внутренних дел кн. Мещерского.
(524) Унковский. Новые основания судопроизводства («Современник» 1863).
(525) Свод замечаний и предположений, т. VII, стр. 65 (к ст. 50 Основ. полож. судоустр. и стр. 161, 162 к ст. 42 Основ. Полож. угол. судопр.).
(526) Ib. стр. 148–155.
(527) Замечания т. I, 605, 633; II, 179–182, III 174–189; IV 97, 110 и друг.
(528) Свод замечаний и предположений стр. 170–174.
- - - - - - - - - - - - - - - -
По этому поводу представляется особенно характерным прекрасно изложенное мнение одного из губернских прокуроров: «прокурор – не только представитель обвинения, но и представитель закона; ни права наши, ни полуторастолетнее учреждение нашего губернского надзора не дозволяют давать ему в настоящее время одностороннее направление французских прокуроров; желательно было бы, напротив, сохранить теперь то доверие, которое имеют теперь обвиняемые к хорошему прокурору, и не изобретать искусственной обстановки, которая свела бы его с широкого пути правосудия на узкую тропинку обвинения во чтобы то ни стало. Такой исключительный характер прокурорской обязанности не имеет сочувствия общества и всегда вызывает противодействие в лице рьяных защитников, которые считают долгом довести защиту до крайностей, непонятных в тех государствах, в которых не существует публичных обвинителей. Прокурор, составляя акт обвинения, должен быть поставлен в обязанность ограничиваться лишь точным изложением фактов, на которых опирается обвинение, не делая никаких односторонних предположений. Указывая на обстоятельства, собранные предварительным следствием, он не должен придавать им положительную достоверность, так как они подлежат еще поверке и разъяснению перед судом; он не должен также касаться прежней жизни подсудимого, ибо предшествовавшие преступлению обстоятельства могут иметь влияние на меру наказания, но не должны ни увеличивать, ни уменьшать преступность самого деяния, подлежащего рассмотрению суда. Эта умеренность в обвинении сделает умеренною и защиту, и подсудимый, видя в прокуроре не столько лицо, изыскивающее все способы к его обвинению, сколько орган правосудия, стремящегося раскрыть истину, получит к нему доверие и часто найдет возможным не приглашать особого защитника в уверенности, что личные его объяснения достаточны перед судом, и что ему не придется бороться с хитросплетениями враждебного к нему и искусного обвинителя. Такое значение обвинительной власти тем более важно, что простой народ, всего чаще подвергающийся суду, не скоро освоится с новою системою защиты, да и приглашение защитника обходится недешево. Наконец, это беспристрастие в обвинении, налагаемое самим законом, сделает возможным предоставление прокурорам права делать без участия судебной власти заключение о предании подозреваемого суду или о прекращении следствий. Предание суду не есть еще осуждение и при тех гарантиях, которыми обставлен подсудимый в суде, не составляет неисправимого бедствия; притом публичность всех следственных действий, контроль общественного мнения, ответственность перед начальством всегда удержит прокуроров от неосновательных стремлений к обвинению». На основании этих соображений, в которых заключается разумная и верная оценка прокурорского призвания, автор предлагал поручить разрешение вопроса о предании суду или прекращении дела совету прокурора окружного суда с его наличными товарищами, под наблюдением и контролем прокурора судебной палаты (529).
- - - - - - - - - - - - - - - -
(529) Замечания т. III, 189–191, Воронежского губернского прокурора Шахматова. Близкое к этому мнение было высказано н Казанским губернским прокурором Жизневским, т. I, стр. 77, 781.
- - - - - - - - - - - - - - - -
Затем, что касается до обвинительной деятельности прокурора на суде, то были высказаны и крайние, вовсе отрицающие ее мнения. По ним, для соблюдения равновесия между сторонами и проведения единственно справедливого состязательного начала прокурор, возбуждающий преследование, должен быть лишен права еще устно поддерживать его перед судом, который может быть стеснен в пользу обвинения таким преимуществом его перед защитою, появляющеюся только в конце дела, при проверке следствия. Прокурору поэтому предоставляется только составить обвинительный акт и участвовать в интересах обвинения в разработке доказательств на судебном следствии, но обвинительной речи он не произносит (530). Другие отзывы, не увлекаясь желанием превзойти в этом духе даже английские порядки, полагают возможным достичь тех же целей сообщением судебно-обвинительной деятельности прокуроров характера строгого беспристрастия, достоинства и спокойствия, а также обеспечением равенства ее с защитою. «Насколько обвинительной власти принадлежит самостоятельность до поступления следствия в суд, настолько она должна быть сдержанна с началом прений; здесь права ее должны быть уравнены с правами защиты. Прокурору не следует предоставлять преобладающего влияния в суде; достаточно, если дозволено будет прокурору во время прений делать замечания и предлагать вопросы свидетелям без посредства председателя, по мере признаваемой им для разъяснения дела и подкрепления обвинения надобности. Прокурор и защитник, один излагая обвинение, а другой – представляя опровергающие его доводы, не должны выступать из пределов умеренности и приличия и могут, как тот, так и другой, быть останавливаемы председателем, а в крайнем случае получать от суда напоминания и выражение неодобрения. Само собою разумеется, что подобным правом суд может пользоваться только во время судебных прений; но затем, когда прокурор излагает свое заключение о применении или разъяснении законов, то суд обязан выслушивать прокурора со всем должным к представителю закона уважением» (531).
- - - - - - - - - - - - - - - -
(530) Замечания. Т. I, стр. 38 (С.-Петерб. уездного стряпчего Свечина) и стр. 450 (председателя Рязанской уголовной палаты Бурцова).
(531) Замечания т. III, стр. 191 (губ. прок. Шахматова).
- - - - - - - - - - - - - - - -
Авторитетные практики старого прокурорского надзора предостерегают будущих прокуроров от всякого увлечения эффектами ораторского искусства и рекомендуют обвинителям и защитникам красноречие, достойное их призвания – содействовать суду в открытии истины: «Для вернейшего ее изображения желательно, чтобы в инструкциях, которые будут составлены для прокуроров и присяжных поверенных, им было вменено в непременную обязанность разъяснять обстоятельства дела, каждый с своей точки зрения, но просто, ясно, спокойно, без пристрастного увлечения, без уклонений от сущности; одним словом, чтобы они помнили всегда, что они органы правосудия, а не гладиаторы, вышедшие на бой один против другого с непременной решимостью умереть или победить, и что способствовать суду достигнуть правды должно быть их единственною «целью. В случае уклонения от сего правила председателю «суда должно быть предоставлено право останавливать их и делать напоминания». (532) Мы с намерением привели эти сами за себя говорящие цитаты; они показывают, какие здравые и трезвые понятия о предстоящей новой деятельности прокурорского надзора были распространены среди практических судебных деятелей эпохи преобразования, и до какой степени не ошибался законодатель, считая почву и людей достаточно к нему подготовленными по этому вопросу.
- - - - - - - - - - - - - - - -
(532) Замечания т. IV. стр. 309 (Харьковского губернского прокурора Флуки).
- - - - - - - - - - - - - - - -
Всего менее замечаний вызвали ограниченные и по «Основным Положениям» обязанности прокуроров в области гражданских дел. Укажем лишь на два противоположные друг другу мнения. По одному, очевидно сложившемуся под влиянием французского учреждения и его немецких снимков, власть прокурора должна быть одинакова, как по уголовным, так и по гражданским делам, в круге которых ему следует предоставить наблюдение за адвокатами, нотариусами и судебными приставами (533). По другому, нужно сократить даже и проектированный довольно узкий круг действия прокуратуры по гражданским делам. Излишне поручать ей защиту казенных интересов, имеющих и без того достаточно ходатаев в лице казенных чиновников; свойственные такой деятельности односторонность и материальный характер могут повредить независимости и беспристрастию учреждения с его безличными общественными задачами (534).
- - - - - - - - - - - - - - - -
(533) Замечания т. IV, стр. 178.
(534) Ib. т. II, 107.
- - - - - - - - - - - - - - - -
Замечания, сделанные на «Ооновные положения преобразования судебной части», во всяком случае, не остались без результата: как выводы практики и указания опыта они были приняты в серьезное внимание при составлении и обсуждении Судебных Уставов, а некоторые оказали влияние и на постановку целых институтов, и на текст отдельных статей.
IV. Вопросы о прокурорском надзоре при составлении судебных уставов.
§ 57. Проект учреждения судебных установлений.
Обращаясь затем к вопросу о прокурорском надзоре по внесенным в Государственный Совет проектам судоустройства и судопроизводства, мы остановимся только на тех более важных предметах, по которым или возникло разногласие в составлявшей их комиссии, или же последовали существенные изменения в Государственном Совете проектированных ею постановлений.
По проекту учреждения судебных установлений (или, как оно было первоначально названо, «учреждения судебных мест)» независимость слова и действия прокурорского надзора от предписаний начальства было признано нужным выразить для ограждения его самостоятельности (535) в такой общей и резкой форме, которая, в сущности, исключала всякое их подчинение по производству дел. «В заявлении своих мнений по делам лица прокурорского надзора не стесняются ничьими предписаниями» (ст. 82); это правило, очевидно, только путем сложного толкования можно было согласить с предыдущим постановлением о действии товарищей прокуроров под руководством своих прокуроров и подчинении этих последних министру юстиции (ст. 81). Такой неудачной редакции столь важного для прокуратуры постановления генерал-прокурор, конечно, не мог пропустить без возражения. В замечаниях своих на проект Д.Н.Замятнин указал, что «полная независимость судей необходима, она нужна для поддержания достоинства судебной власти, для устранения всякого подозрения в пристрастии и угодливости; но начало независимости лиц прокурорского надзора не может быть согласовано ни с принципом строгого единства прокурорского надзора, ни с правилом подчинения младших лиц сего надзора старшим». Государственный Совет согласился с мнением министра юстиции, и правило о зависимости «судебных заключений» прокурора «единственно от его убеждения и существующих законов» явилось в Уставах в своей настоящей форме (ст. 129 учр. суд. устан.), более соответствующей иерархическому устройству и правительственному значению прокурорского надзора (536).
- - - - - - - - - - - - - - - -
(535) Объяснительная записка к проекту учрежд. судеб. мест, стр. 56.
(536) Журнал Госуд. Совета 1864. № 48, стр. 17 и 18.
- - - - - - - - - - - - - - - -
При рассмотрении посвященной ему главы проекта в комиссии возник вопрос, кем могут быть заменены прокуроры в отправлении несудебных их обязанностей? Имея в виду, что за силою п. 1 ст. 9 «Основн. полож. судоустр.» занятия прокуроров и их товарищей ограничиваются делами судебного ведомства, комиссия нашла, что вопрос этот не может быть разрешен в учреждении судебных мест. Если же будет признано необходимым установить прокурорский надзор за производством некоторых дел в административном ведомстве, то о принятии нужных для того мер следует предоставить соображению подлежащих административных властей (537). Государственный Совет, рассмотрев это заключение комиссии, предоставил министру юстиции войти по этому поводу в сношение с надлежащими ведомствами. Подобных мер в законодательном порядке принято не было, и особой прокуратуры ни при каких административных присутственных местах не учреждено.
- - - - - - - - - - - - - - - -
(537) Объяснит. записка стр. 59.
- - - - - - - - - - - - - - - -
Ограждая единство прокурорского надзора, проект установлял правило о праве высшего прокурора по каждому уголовному делу заменять низшего, с принятием этого дела на свою ответственность (ст. 83). По мнению комиссии, без такого правила высшие чины прокурорского надзора, долженствующие служить руководством для низших, не могли бы, даже в самых затруднительных случаях и по самым важным делам, охранять силу законов по крайнему своему разумению. Но Государственный Совет признал неудобным, а отчасти и вредным для дела допускать, чтобы обер-прокурор сената мог произвольно заменять прокурора судебной палаты, а последний – прокурора окружного суда (538). Поэтому право замены предоставлено только каждому прокурору в отношении своего товарища (ст. 131 учрежд. суд. уст. изд. 1864).
- - - - - - - - - - - - - - - -
(538) Объяснит. зап. стр. 56. – Журнал Госуд. Совета 1864, № 48, стр. 18.
- - - - - - - - - - - - - - - -
Комиссия предполагала постановить, что в случае болезни или отсутствия товарища прокурора окружного суда, имеющего постоянное пребывание в уездном городе, должность товарища прокурора исправляет местный судебный следователь, если не будет командировано для этого другое лицо прокурорского установления (ст. 85). Государственный Совет отверг это предположение, потому что «при ограниченном числе судебных следователей нельзя их отвлекать от их обязанностей без явного вреда для службы» (539). К этому мотиву можно было бы прибавить еще и то принципиальное соображение, что и вообще исполнение прокурорских обязанностей – органа надзора и процессуальной стороны – совершенно не соответствует судейскому характеру должности судебного следователя (ст. 41 проекта).
- - - - - - - - - - - - - - - -
(539) Журнал Госуд. Совета 1864, № 48, стр. 18.
- - - - - - - - - - - - - - - -
При определении условий для занятия судебных должностей комиссия проектировала, одинаково как для судей, так и для чинов прокурорского надзора допустить в законе назначение на должности по судебному ведомству, в том числе и прокурорские, только лиц, получивших высшее юридическое образование (ст. 162). В виде же временной меры в течение первых 6-ти лет со времени введения в действие Судебных Уставов могут быть замещаемы должности прокуроров палат и их товарищей и прокуроров окружных судов только из юристов, служащих или служивших по министерству юстиции, а должности товарищей прокуроров – также и из лиц, хотя не получивших юридического образования, но «доказавших на службе свои познания по судебной части» (ст. 7 и 8 проекта врем. правил замещения судебн. должностей). Но ввиду буквального смысла ст. 66 в «Осн. полож. судоустр.», которая этим последним условием расширяла постоянный контингент лиц, могущих занимать судебные должности, опасение не найти для них достаточного количества юридически образованных людей взяло верх над последовательностью принципа образовательного ценза. На один уровень с высшим юридическим образованием было поставлено весьма эластичное понятие о лицах, доказавших на службе свои судебные познания. Этот широкий признак облегчал выбор людей и назначения, но вместе с тем открывал доступ в новую прокуратуру дилетантам юриспруденции и лицам, имевшим мало общего с серьезною юридическою подготовкою (540).
- - - - - - - - - - - - - - - -
(540) Объяснит. зап. стр. 77–80. – Журнал Госуд. Совета 1864, № 48, стр. 25.
- - - - - - - - - - - - - - - -
При определении самого порядка назначения на судейские и прокурорские должности в комиссии произошло известное разномыслие по вопросу о конкурсном испытании при судебной палате как способе проверить способности и подготовку кандидата и предоставить выдержавшему такое испытание формальное право на назначение. Предполагалось, что министр юстиции будет назначать на прокурорские должности только лиц, получивших это право. Большинством 25 членов комиссии в ее полном составе против мнения 3-х предложение о конкурсном испытании принято не было, главным образом на основании аргументации чисто утилитарного характера (541).
- - - - - - - - - - - - - - - -
(541) Объяснит. зап. стр. 96–107.
- - - - - - - - - - - - - - - -
Распределяя для занятия различных прокурорских должностей минимальные сроки судебной практики, комиссия назначила для должности товарища прокурора окружного суда три года, подобно сроку для должности следователя (ст. 164 и 169). Государственный Совет ввиду важности ответственных обязанностей тех и других возвысил оба эти срока до 4-х лет.
По поводу условий для назначения кандидатов на должности судебных следователей и порядка этого назначения в комиссии двукратно и с различных точек зрения возбуждался крайне важный для практики вопрос о свойстве общего отношения прокурорского надзора к следователям, и в частности о праве первого влиять на избрание и назначение последних. Оживленное обсуждение этого вопроса и вызванное им разномыслие представляют много данных и соображений, отразившихся в последующем совместном существовании обоих учреждений. В проекте постановлялось, что необходимое для назначения кандидатов на судебные должности судебными следователями удостоверение о том, что они приобрели достаточные познания по следственной части, должно исходить не только от председателей судебных мест, но и от прокуроров (ст. 164). Не соглашаясь с этим последним правилом, 9 членов нашли, что оно не вяжется с самостоятельным положением следовательской должности, судейским ее характером и независимым кругом действия. По мнению их, прокурор как официальный обвинитель на суде не может и без ущерба для правосудия не должен вмешиваться в производство следствия, вполне предоставленного судебному следователю. А чтобы следователь мог при исполнении этих обязанностей вполне самостоятельно относиться к прокурору, крайне желательно и самое назначение к должностям судебных следователей не подчинять вполне и во всех случаях удостоверению прокурора, и не делать из этого удостоверения conditio sine qua non (542) для получения места судебного следователя. Не нужно также забывать, что прокурор при новой организации судебных мест не может быть тем блюстителем законного в них порядка, каким он был доселе. Эта роль вполне будет принадлежать самим председателям судебных мест. Всякое возвышение этой роли в прокурорах, в чем бы оно ни заключалось – хотя бы в аттестации лиц, способных занять судебную должность, – неминуемо извратит те отношения, которые должны существовать между судебными местами и прокурором, т.е. административным чиновником, не пользующимся несменяемостью, ни тою независимостью, которые в интересе правосудия предоставлены членам судебных мест. К чему ведет преобладание прокурорской власти, это всего лучше видно во Франции, которая, сделавши из членов minist;re public органы централизации, внесенной в самое святилище суда, представляет собою один только отрицательный пример, т.е. такой, которому ни в каком случае нельзя следовать. Поэтому 9 членов полагали, что удостоверения прокуроров о способности кандидатов быть следователями справедливо требовать только в том случае, когда эти кандидаты занимались при прокурорах. Но большинство 18-ти членов осталось при первоначальной редакции упомянутого выше правила. По мнению их, прокурор по обязанности наблюдения за производством следствия прямо заинтересован в том, чтобы на места судебных следователей не были назначаемы люди с несоответствующими этому призванию способностями; сверх того, удостоверение двух таких компетентных лиц, как председатель и прокурор, доставит более ручательств в хорошем выборе. Другое разногласие по тому же общему вопросу возникло и разрешилось в обратном направлении, свидетельствуя о беспристрастии и осторожности составителей проекта. На основании 174 ст. его, назначение судебных следователей предоставлялось министру юстиции по представлениям окружных судов. Один из членов комиссии полагал в дополнение к этому постановлению предоставить и прокурорскому надзору представлять в порядке подчиненности своих кандидатов на должность следователя. По этому мнению, характер установленных проектом отношений прокуроров к лицам, производящим следствия и подчиняемым по этой своей обязанности наблюдению прокурора, обусловливает для него полную возможность близко познакомиться с этими лицами и узнать степень как их образования и дарований вообще, так и специальных способностей к производству следствий. Собственный интерес прокурора должен побуждать его к указанию на способных кандидатов, так как замещение следовательских вакансий лицами опытными и знающими свое дело может несколько облегчить лежащую на прокуроре тяжелую обязанность неослабно следить за производством следствий. При постоянных столкновениях с лицами, производящими следствия, и при близком знакомстве их с следственною частью можно с уверенностью ожидать от них правильной оценки способностей кандидатов на должность следователя. Но так как этот последний считается членом суда, то представление на должность следователя должно быть делаемо как окружным судом, так, со своей стороны, и прокурорским надзором. Большинство 24 членов комиссии не приняло этого предложения. Оно нашло, что предоставление прокурорам инициативы в избрании следователей имело бы последствием личное влияние прокуроров на следователей, назначаемых по их ходатайству, некоторый род подчинения последних первым, что могло бы заставить следователей действовать согласно с видами покровительствующих им прокуроров. Это воспрепятствовало бы предписанному основными положениями отделению власти обвинительной от судебной, ибо на судебного следователя должно смотреть прежде всего как на члена суда, действующего от имени судебной власти, и могло бы самым вредным образом отразиться в направлении уголовных следствий по личному воззрению органов обвинительной власти. Несомненно, что для прокуроров весьма важно, чтобы на места следователей были назначаемы люди, знающие следственную часть и вполне благонадежные. Для этого именно и постановлено в ст. 175 проекта, что совещания общих собраний окружных судов о кандидатах на должности следователей происходят при участии прокурора, который поэтому будет иметь полную возможность обратить внимание суда на неудовлетворительность того или другого из избираемых судом кандидатов, и даже предложить суду какого-либо иного, и таким образом цель будет достигнута (543). Государственный Совет согласился с приведенным заключением большинства, вошедшим и в окончательную редакцию закона (ст. 213 учрежд. суд. установ.).
- - - - - - - - - - - - - - - -
(542) Необходимое условие (лат.).
(543) Объяснит. записка стр. 83–86, 107 –110.
- - - - - - - - - - - - - - - -
Проект предоставлял назначение всех чинов окружной прокуратуры, как прокурора, так и его товарищей, власти министра юстиции, по представлениям прокурора судебной палаты (ст. 180); Государственный совет возвысил положение прокуроров окружных судов, определив назначение их Высочайшею властью, по представлениям министра юстиции (ст. 221 учр. суд. уст.).
При обсуждении прав и преимуществ лиц судебного ведомства в комиссии разделились мнения по вопросу о том, можно ли разрешить судьям и чинам прокурорского надзора заниматься торговлею? Семь членов на основании столько же веской, сколько блестящей аргументации разрешили этот вопрос отрицательно, предлагая постановить, что судьи (исключая мировых) и чины прокурорского надзора не могут заниматься торговлею или какими-либо торговыми действиями, а также ремеслами и промыслами, кроме хозяйственных предприятий, соединенных с владением недвижимыми имениями. Большинство 21 члена не нашло возможным принять этого запрещения, признав, однако же, что «если судья или прокурор увлекутся коммерческими делами, в ущерб своим прямым служебным обязанностям, то, конечно, общественное мнение заклеймит их позором, а правительство не станет терпеть их на службе» (544).
- - - - - - - - - - - - - - - -
(544) Объяснит. записка стр. 149–155.
- - - - - - - - - - - - - - - -
По предмету надзора со стороны прокуроров за действиями судебных мест и должностных лиц судебного ведомства в замечаниях некоторых юристов на «Основные Положения» были сделаны возражения против самой мысли о таком надзоре на том основании, что права надзора может иметь только высший над низшим и, таким образом, допущение прокурорского надзора за судебными местами поставило бы прокуроров выше суда. В ответ на это составители проекта судопроизводства признали нужным указать, что приведенное возражение возникло, собственно, по недоразумению, возбужденному неопределительностью употребляемых у нас в виде технического термина слов «прокурорский надзор». Этому термину «Основными Положениями» вовсе не присваивается понятие о надзоре в обширном смысле этого слова; он употреблен в смысле общей обязанности прокуроров наблюдать, чтобы закон не был никем нарушен и в случае замеченных нарушений принимать меры к их восстановлению. В силу этой обязанности прокуроры не могут оставлять без внимания замеченных ими по судебному ведомству отступлений от законного порядка и уполномочиваются сообщать о них председателям судебных мест или же доносить в порядке подчиненности своему начальству (ст. 222 проекта, ст. 253 учр. суд. уст.) (545).
- - - - - - - - - - - - - - - -
(545) Объяснит. зап. стр. 178, 179.
- - - - - - - - - - - - - - - -
Наконец, при определении ответственности лиц прокурорского надзора комиссия стремилась, соблюдая условия их служебного положения, гарантировать и им известную долю независимости. По мнению ее, лица эти как не пользующиеся несменяемостью и вполне зависящие от министра юстиции, должны подлежать дисциплинарным взысканиям по собственному его усмотрению с тем, что на увольнение тех из них, которые утверждаются Высочайшею властью, министр юстиции испрашивает Высочайшее соизволение. Впрочем, министру принадлежит право, если он признает нужным, вместо наложения на чинов прокурорского надзора дисциплинарных взысканий, по личному своему усмотрению предлагать подлежащим судебным местам о рассмотрении их вины в общем порядке дисциплинарного производства. Что касается временного устранения лиц прокурорского надзора от должности, а также удаления от нее тех, которых назначение зависит непосредственно от министра юстиции, то хотя наложение этих взысканий и должно быть предоставлено личному усмотрению министра юстиции, однако же, для ограждения этих лиц в предании их столь чувствительной ответственности, комиссия признала полезным постановить, что министр юстиции, удаляя или временно устраняя кого-либо из них от должности, обязан объяснять о причине этого, и что подвергнутые таким взысканиям имеют право требовать предания их следствию и суду (546). В этом смысле и были изложены ст. 236–238 проекта, измененные впоследствии в Государственном Совете в теперешнюю ст. 266 учр. суд. устан., по которой наложение дисциплинарных взысканий на лиц прокурорского надзора предоставлено непосредственному усмотрению министра юстиции, с ограничением лишь размера этих взысканий для высших прокурорских чинов.
- - - - - - - - - - - - - - - -
(546) Объяснит. зап. стр. 199.
- - - - - - - - - - - - - - - -
§ 58. Проект гражданского судопроизводства.
При составлении проекта гражданского судопроизводства возник только один вопрос, касающийся прокурорского надзора, но обсуждение и решение его имеет большое и принципиальное значение для правильного понимания прокурорской деятельности. 11 членов комиссии возражали против обязательно устного изложения прокурором своего заключения по гражданскому делу в тех случаях, когда заключение это требуется законом. Они находили, что прокуроры не могут быть лишены права изложить свое заключение в публичном заседании суда на словах, но безусловное правило о том, что прокурор непременно должен давать словесное, а не письменное заключение не только крайне затруднит приискание способных людей на места прокуроров, но и вообще может встретить на практике значительные неудобства. Заключение прокурора должно быть обдуманно и точно, а этого можно достигнуть только тогда, когда прокуроры будут обязаны изложить его на письме. Заключения прокурора почти всегда касаются самых трудных юридических вопросов и потому не всегда могут быть поняты судьями, если прокурор не изложит их на письме. Наконец, заключения эти имеют важность не для одного дела, а вообще для направления судебных мест к единству в применении закона, и потому они должны быть изложены на письме. Если прокуроры будут обязаны писать свои заключения, которые должны входить в число существенных актов дела и подвергаться внимательному обсуждению и изучению судей, то прокуроры будут употреблять всевозможные усилия для полной и правильной разработки дела. Эта система будет способствовать развитию обдуманных работ, разъясняющих самые трудные юридические вопросы. Письменные заключения прокуроров гораздо более способствуют установлению правильного воззрения судей на дело, чем импровизированные речи. Напротив, словесные заключения не только затрудняют, но сделают невозможными подробные исследования прокуроров, которые могут привести к установлению правильной судебной доктрины. Приучая самих прокуроров к импровизациям, они лишают их возможности вникнуть глубоко в истину того, что они хотят доказать, и способствуют развитию поверхностного взгляда на дело. Будучи менее полезны и для судей, словесные заключения в большей части случаев не достигают своей цели. Они, сверх того, утрачиваются навсегда для науки и для судебной практики, письменные же заключения могут быть собираемы в особые сборники для руководства к правильному и единообразному применению закона. Слову во всех важных случаях необходимо придать точность, определительность и неизменность, т.е. дать слову значение акта, а таковым и должно быть слово прокурора. Поэтому предлагалось постановить, что в обыкновенном порядке гражданского судопроизводства прокуроры дают заранее письменные заключения, а в сокращенном – словесные в самом заседании суда.
Предложение это принято не было. Большинство 22 членов нашло, что в пользу его можно привести только один довод, а именно могут встретиться такие прокуроры, которые не в состоянии дать словесное заключение, а могут только изложить его на письме. Но едва ли возможно таких лиц и назначать на прокурорские места. Для изложения на словах своих мыслей не требуется ораторского искусства. Всякий, кто составил себе ясное понятие о предмете, может и на словах передать свои мысли. Если кто-либо выражается неясно, сбивчиво и вообще таким образом, что его невозможно понять, то это показывает, что он лишен даже посредственных способностей, или что он не составил себе ясного понятия о том, о чем говорит. Но неспособные прокуроры, также как и неспособные судьи или прокуроры, недостаточно обдумывающие свои заключения, гибельны для правильного отправления правосудия. Правда, у нас вообще не много людей, привыкших говорить. Но никто и не будет требовать от наших будущих прокуроров тех блестящих речей, которые мы встречаем во Франции. Достаточно, если они будут выражаться так, что судьи и вообще лица, получившие юридическое образование, поймут их. Впоследствии же, вероятно, явится и навык к устному слову, и даже красноречие. Письменное заключение прокурора неудобно и ввиду установляемого проектом словесного состязания сторон. В запутанных многосложных делах никто не запрещает прокурору составить на письме конспект своего заключения или даже написать его вполне. От него требуется только, чтобы в суде он изложил его на словах. Противная этому система представляет следующие невыгоды: 1) она дает возможность назначать на прокурорские места и оставлять на них людей неспособных; 2) она не предотвращает возможности для прокуроров предоставлять составление заключения кому-либо другому, быть может, даже самому тяжущемуся; 3) она будет иметь своим последствием, что судьи вовсе не будут слушать чтение письменного прокурорского заключения, но затем воспользуются им в совещательной комнате (547). По приведенным соображениям в уставе граждан. судопр. постановлено, что после доклада дела и словесного состязания тяжущихся прокурор излагает свое заключение на словах (ст. 345 уст. гражд. суд.).
- - - - - - - - - - - - - - - -
(547) Объяснит. записка к проекту устава гражд. судопр. I, стр. 245–249.
- - - - - - - - - - - - - - - -
§ 59. Проект уголовного судопроизводства. – Общие начала прокурорской деятельности.
По проекту устава уголовного судопроизводства возникли и были предметом подробного и всестороннего обсуждения многочисленные вопросы судебно-уголовной деятельности прокурорского надзора. Мы остановимся только на тех из них, рассмотрение которых рисует отношение составителей судебных уставов к прокуратуре и взгляды, положенные ими в ее основание.
Уголовные дела – рассуждала комиссия – могут заключать в себе или нарушение главнейшим образом прав только известного лица, без особенного посягательства на безопасность общества, или преимущественное посягательство этого именно рода, более опасное и вредное. В первом случае уголовные дела могут быть вчинаемы (548) не иначе, как по жалобе частного лица, потерпевшего от преступления вред, обиду или убытки, и прекращаются примирением, а во втором они начинаются без всякой со стороны частного лица жалобы, по силе самого закона (1 ч. XV т. Св. Зак. изд. 1857 г. улож. о нак. ст. 170) и ни в каком случае примирением не оканчиваются.
- - - - - - - - - - - - - - - -
(548) Возбуждаемы.
- - - - - - - - - - - - - - - -
В делах первого рода является истцом частное лицо, в делах второго рода – истцом представляется власть обвинительная, преследующая преступления во имя закона, и по делам, подсудным общим судебным местам, врученная прокурорскому надзору. Отсюда различие между порядком преследования публичного, официального и частного обвинения. Устанавливается еще третий, средний порядок, так сказать, публично-частного обвинения, в котором возбуждение дела, хотя и не прекращаемого примирением, всецело предоставлено потерпевшему, а дальнейшее ведение преследования (549) – прокурору. Для общего обозначения обвинительной функции прокурорского надзора в проекте употребляются совместно термины: преследование и обличение (ст. 3 проекта); в окончательной же редакции они применяются отдельно, один вместо другого и видимо не различаются (ст. 2–5 уст. уг. суд.).
- - - - - - - - - - - - - - - -
(549) Объяснит. записка к проекту устава уголов. судопр. стр. 8, 9.
- - - - - - - - - - - - - - - -
Затем, в «общих положениях» проекта особою статьею вменялось в обязанность уголовным судам и лицам прокурорского надзора наблюдать за правильностью арестования и содержания под стражей вообще (ст. 9 проекта). Постановление это развивалось далее в особых правилах освобождения из-под стражи неправильно задержанного или водворения нарушенного порядка его содержания, с предоставлением принятия мер по этому поводу каждому судье и каждому прокурору в пределах его участка или округа (ст. 387 и 389 проекта). 7 членов комиссии возражали против этих постановлений, находя, что они будут излишними при правах защиты и обжалования, принадлежащих обвиняемому, и могут сделаться источником беспрерывных пререканий властей. Но большинство 12 членов признало необходимым сохранить эти правила, которые и вошли в устав угол. судопр. (ст. 10 и 11), без общего, однако же, указания на обязанность судов и прокурорского надзора вообще наблюдать за исполнением законного порядка при задержании и самом содержании под стражей. По смыслу соображений, на которых основаны эти постановления, полномочия судей и прокуроров контролировать правильность ареста распространяется не только на судебные дела, но и на распоряжения административных мест и лиц. Это единственное проявление надзора в административной деятельности, оставленное Судебными Уставами за новой прокуратурой (550).
- - - - - - - - - - - - - - - -
(550) Объяснит. зап. стр. 199–203.
- - - - - - - - - - - - - - - -
По вопросу об участии прокурора в делах, производящихся в мировых судебных установлениях, комиссия единогласно признала пользу и необходимость для всестороннего и правильного рассмотрения этих дел предъявления товарищем прокурора заключения при разрешении их во второй инстанции мирового суда, в съезде мировых судей. Но 12 членов полагали, что крут подобных дел следует ограничить производящимися в порядке официального обвинения; по делам же частным не нужно давать мировым судьям еще особого руководителя в лице товарища прокурора и, кроме того, при его участии в съезде против обвиняемого будут два обвинителя, частный и публичный. Большинство (21 член) не убедилось этими соображениями. Если мировые судьи по большей части не будут и не могут быть юристами, то желательно, по крайней мере, чтобы всякий недовольный приговором мирового судьи мог приносить отзыв такому собранию, которое в среде своей имело бы хотя одно лицо, сведущее в законах. Даже английские мировые съезды, послужившие для наших первообразом, всегда имеют юриста-председателя (chairman) и, кроме того, юриста-секретаря (clerk of the peace), обязанность которого заключается главным образом в разъяснении съезду встречающихся спорных юридических вопросов. Заключение товарища прокурора для съезда нисколько не обязательно, но важно в том отношении, что мировые судьи, решающие дело, будут иметь в виду объяснения лица, знакомого с законами и судейской практикой. Далее, товарищ прокурора вовсе не должен быть обвинителем в съезде мировых судей. Обвинение не есть вовсе исключительное призвание товарища прокурора и даже не поставляется на первом плане его обязанностей. При развитии этой мысли в проект и для избежания зла, столь часто встречаемого во Франции, единогласно признано необходимым, чтобы прокурор, даже являющийся в качестве обвинителя, не был им во чтобы то ни стало и имел не только право, но и обязанность отказаться от обвинения, когда оно противно его убеждению или опровергается представленными на суде доказательствами. Если возможность подобного беспристрастия допускается в прокуроре, начавшем дело и преследующем его перед судом, то почему же предполагать, что лицо, постороннее обвинению и которого самолюбие вовсе не затронуто, непременно будет настаивать на том, чтобы не заслуживший наказания подсудимый был наказан по всей строгости закона? Напротив, следует полагать, что в тех случаях, когда обвинителем явится на съезде лицо влиятельное или имеющее ловкого и сведущего поверенного, а подсудимый не в состоянии будет представить удовлетворительной защиты, товарищ прокурора всегда сочтет долгом обратить внимание съезда на все обстоятельства, оправдывающие подсудимого или уменьшающие его вину. Ввиду всего этого заключение товарища прокурора в съезде мировых судей было предписано для всех вообще уголовных дел (ст. 129 проекта и ст. 166 уст. уг. суд.) (551).
- - - - - - - - - - - - - - - -
(551) Объяснит. записка стр. 84–90.
- - - - - - - - - - - - - - - -
§ 60. Проект уголовного судопроизводства. – Предварительное исследование преступлений.
Определение прав и обязанностей прокурора по предварительному исследованию преступлений вызвало в комиссии особенно оживленный и пространный обмен мнений. Три члена ее, озабочиваясь возможно более последовательным проведением отделения обвинительной власти от судебной и вообще обвинительного начала процесса, находили, что по общему правилу все сведения полиции о происшествии, заключающем в себе признаки преступления, должны поступать к прокурору, который, рассмотрев их, обязан определить, есть ли повод к возбуждению дела и привлечению кого-либо к следствию, и затем уже передать следователю свои соображения по этому предмету. Только в виде исключения при наших расстояниях и сообщениях, когда прокурора нет на месте, полиция может передавать свои сведения и дознания непосредственно судебному следователю.
Большинство (17 членов), не принимая этого порядка, указали, что «Основными Положениями» обвинительная власть отделена от судебной только при рассмотрении дела на суде, а не при следствии, к которому следователь приступает не только по требованию прокурора, но и по другим поводам. По «Основным Положениям» судебные следователи имеют своеобразный характер и составляют как бы среднее звено между обвинительною и судебною властью. Поэтому, а также и по целому ряду соображений практического удобства, полиция должна передавать свои сведения и дознания прямо следователю, лишь извещая об этом прокурора (ст. 217 проекта, ст. 255 уст. уголов. суд.) (552).
- - - - - - - - - - - - - - - -
(552) Объяснит. зап. стр. 131-133.
- - - - - - - - - - - - - - - -
В противоположность отдаленному и на практике случайному и фиктивному надзору прокуроров и стряпчих надзор новой прокуратуры за производством следствия должен быть, по мысли составителей Уставов, постоянный и действительный. Для этого он снабжается всеми возможными при наших условиях средствами, в число которых не признано возможным включить истребование к себе прокуратурой следственного производства. Кроме замедления в ходе его, это повело бы к превращению прокурорского наблюдения за следствием в чисто канцелярское. Поэтому допущено лишь рассмотрение прокурором следственного производства во всякое время на месте у следователя и присутствие прокурора при всех следственных действиях (553).
- - - - - - - - - - - - - - - -
(553) Объяснит. зап. стр. 150.
- - - - - - - - - - - - - - - -
По важному общему вопросу об отношениях следователя к прокурору мерилом разрешения служат два частных вопроса о том: 1) насколько обязательны для следователя прокурорские предложения о производстве тех или других следственных действий? и 2) как должен поступать следователь, если он находит такое предложение не подлежащим исполнению? Первый из этих вопросов не возбудил сомнений и был разрешен в том смысле, что следователь обязан исполнять только законные требования прокурора, т.е. предложения, основанные на законе или с ним согласные (ст. 240 проекта и ст. 281 уст. уг. суд.). Но по второму вопросу возникло весьма существенное разногласие.
Согласно с мнением большинства комиссии (14 членов), в проект вошло постановление о том, что «если судебный следователь признает требование прокурора не имеющим надлежащего основания, то, не исполняя его, представляет о том на усмотрение суда» (ст. 241 проекта). Ряд аргументов, приведенных в пользу этого правила, носит не только положительный, но и отрицательный характер в виде ответов на сделанные против них возражения. Редакторы Уставов как бы предвидели, какое жгучее значение будет иметь впоследствии этот вопрос для практики и сосуществования обоих институтов, следователей и прокуроров. Как орган судебной власти следователь должен быть независим от прокурора, органа отдельной обвинительной власти. Следователь должен иметь право взвешивать необходимость действий, требуемых от него прокурором; все следствие поручено ему, и от него должно зависеть, как избрание средств, нужных для открытия истины, так и представление суду об отклонении тех из них, которые, по мнению его, притеснительны и бесполезны. Иначе произойдет смешение следственно-судебной функции с обвинительною и превращение следователей в слепое орудие органов этой последней. Возражают, что при системе проекта прокурор подчиняется следователю. Нисколько, каждый из них сохраняет свою независимость, но разногласия между ними разрешаются судом. Опасаются их пререканий, но разрешать их подчинением следователя прокурору значить не распутывать, а рассекать гордиев узел. Да и всякие пререкания устраняются ответственностью следователя за своевольное неисполнение правильных прокурорских требований. Проектированное правило не есть заимствование из одной Франции, где оно действительно существует, а имеется и во всех известных законодательствах, устанавливающих особую обвинительную власть. Слепое подражание другим государствам без соображения с потребностями нашего отечества было бы, конечно, вредно. Но, заимствуя у народов более образованных общие формы суда, возможно ли отступать от принятого всюду коренного начала независимости судебной власти от обвинительной, и, несмотря на всеобщий голос против огромного значения последней в некоторых странах, создать у нас прокуратуру с большими даже правами, нежели французский minist;re public? Если даже наши судебные следователи и не могут быть приравниваемы к французским следователям–судьям, то, во всяком случае, практической опытности можно скорее ожидать от лица, постоянно производящего следствия, чем от прокурора, только возбуждающего и производящего преследование перед судом. При обращении следователей в подчиненных прокурорам чиновников у нас никогда не будет настоящих судебных следователей. Наконец, еще неизвестно, каковы будут у нас прокуроры, и в особенности низшее звено обвинительной власти, – состоящие в уездах товарищи прокуроров, с которыми следователи и будут в постоянных сношениях.
Приведенные доводы не поколебали иного мнения меньшинства (6 членов). Чтобы обвинительная власть, вверенная прокурорам, имела надлежащее значение – доказывали оппоненты – необходимо, чтобы требования ее пользовались должным уважением. Если предоставить следователю в каждом случае несогласия его с прокурором оставлять предложения его без исполнения, сообщая только о том на усмотрение суда, то в существе предоставленный прокурорам надзор за производством следствий превратится в надзор следователей за действиями обвинительной власти, несовместимый ни с обязанностями первых, ни с достоинством последней. Подкрепив свою мысль примерами, меньшинство находило, что, если предоставить следователю по собственному усмотрению отказывать в исполнении требований прокурора, то нельзя не опасаться возникновения между этими лицами частых пререканий и столкновений, которые расплодят переписку без всякой пользы для правосудия, усложнят производство и затруднят всех: следователя, прокурора и суд, а главное – будут иметь неизбежным последствием несвоевременность следственных действий и утрату следов преступления. Французские порядки не могут в этом отношении служить образцом уже по одному тому, что, с одной стороны, во Франции прокуроры имеют не предоставляемое нашим право в известных случаях непосредственно производить следственные действия, а с другой – что французские следственные судьи назначаются на срок из старших членов суда, имеющих долголетнюю судебную опытность и не перестающих оставаться в составе суда, у нас же ничего подобного не предполагается и –можно было бы прибавить – еще неизвестно, каковы будут наши следователи при огромных пространствах, в глуши и в фактическом разобщении от судов, которых они лишь номинально считаются младшими членами. У нас – заключало меньшинство – между следователем и прокурором должны быть более простые и сообразные с местными условиями России отношения, которые установятся весьма легко, если обязать следователя о встреченных им препятствиях к выполнению требований прокурора поставлять его в известность и ожидать его разрешения, а при дальнейшем настоянии прокурора приступить к исполнению его требования, с правом представить случай, подавший повод к разномыслию, на усмотрение суда. Впрочем, и это последнее право, по точному смыслу «Основных Положений» (ст.50–52) принадлежит следователю только относительно предложений прокурора о взятии под стражу. Как бы то ни было, при определении в указанном смысле отношений прокурора к следователю, обвинительной власти будут даны необходимые способы к ее действию, следователь и прокурор не будут поставлены во взаимно враждебное положение, и возможность пререканий устранится во всех тех случаях, где они происходят не из различных взглядов на предмет исследования, а из недоразумения. Наконец, суд освободится от обсуждения большей части этих вопросов и тем будет поставлен в возможность посвятить более времени прямому отправлению правосудия (554).
- - - - - - - - - - - - - - - -
(554) Объяснит. зап. стр. 150–156.
- - - - - - - - - - - - - - - -
С такими соображениями меньшинства согласился и Государственный Совет, ограничивший право следователя, встречающего препятствие в исполнении прокурорского требования, весьма тесными пределами: уведомлением о препятствии прокурора, предъявившего требования, с выжиданием его разрешения и представлением разномыслия на усмотрение суда только по вопросу о заарестовании (555) (ст. 282 и 285 уст. уг. суд.).
- - - - - - - - - - - - - - - -
(555) Суд. Уст. изд. госуд. канц. т. II, стр. 123 к ст. 282.
- - - - - - - - - - - - - - - -
Определяя отношения прокурора к полиции по производству дознаний, и вообще исполнению требований судебной власти, комиссия остановилась на вопросе о том, чем именно должна быть охраняема установленная «Основными Положениями» непосредственная зависимость чинов полиции от прокурорского надзора (ст. 36 Осн. полож. уголов. судопр.)? При этом комиссия нашла, что главная причина множества жалоб, которые полиция возбуждает своими действиями по судебной части, заключается преимущественно в ее безответственности; последняя же в свою очередь происходит от того, что взысканиям за проступки полицейские чины подвергаются не иначе, как по усмотрению той административной власти, которой они непосредственно подчинены. При действии постановлений Свода 1857 г. предписания и требования судебных мест и лиц исполнялись полицейскими чинами с крайнею небрежностью, а когда судьи и следователи обращались за понуждениями или с требованиями взыскания к прямому начальству полиции, то в большей части случаев такие требования оставались без удовлетворения, потому что прямое начальство полиции, мало интересовавшееся ходом дела, ему постороннего, заботилось лишь о том, чтобы его административные распоряжения приводились в исполнение. Понимая это, чины полиции делали только то, что интересовало их начальство, которое, находя в них быстрых и точных исполнителей своих велений, не только не заботилось о том, чтобы понуждать их к исполнению судебно-полицейских обязанностей, но часто какого-нибудь полицейского чиновника, особенно распорядительного по части административной, покрывало своим расположением несмотря на совершенное запущение им следственного дела. Успех же этого последнего почти всегда обусловливается большим или меньшим содействием полиции, которая первая приступает к розыску и исследованию, и если она останется в прежних отношениях к судебной власти, то сколько бы ни были ясно начертаны ее права и обязанности по производству следствий, содействие ее следственному делу будет отмечено тем же произволом и сопровождаться теми же пререканиями между властями. Устранить это ненормальное и вредное положение, по мнению комиссии, возможно лишь тогда, когда наложение дисциплинарных взысканий на полицейских чинов и предание их суду за следственные упущения будет зависеть непосредственно от судебной власти. Против этого возражают, и не без некоторого основания, что, состоя под двумя начальствами, полиция всегда будет исполнять предпочтительно распоряжения того из них, которое имеет более над нею власти, потому что неисполнительность ее обусловливается прежде всего невозможностью сделать все то, что налагает на нее закон. Но когда от полиции отойдет производство следствий, суд по маловажным проступкам и исполнение решений по гражданским делам, она уже не будет так обременена занятиями, и остающиеся за нею судебно-полицейские обязанности должны стать на первом плане ее служебной деятельности (556). В этих видах комиссия полагала постановить, что если полицейские чины по производству дознаний или возложенных на них поручений допустят беспорядки или сделают упущения, то прокурор, смотря по важности таковых, или только предостерегает неисправные лица, или предлагает суду о наложении на них дисциплинарных взысканий, или же дает предложение о предании их суду. Если в противозаконных действиях обвиняются не нижние чины, а чиновники полиции, то о предании их суду местный прокурор окружного суда представляет на усмотрение прокурора судебной палаты. Во всех случаях как дисциплинарное взыскание, так и предание суду полицейских чинов исходит от судебной власти, без всякого участия административного начальства, которое лишь извещается о принятых мерах (ст. 431–434 проекта).
- - - - - - - - - - - - - - - -
(556) Объяснит. зап. стр. 221–223.
- - - - - - - - - - - - - - - -
Приведенные предположения встретили решительное возражение со стороны министерства внутренних дел. В своих замечаниях на проект министр указал, что проектируемый порядок равносилен не зависимости, а полному подчинению полиции не только прокурору, но и вообще всему судебному ведомству. Такое подчинение полиции, нарушая коренной закон, по которому определение дисциплинарной или судебно-уголовной ответственности должностных лиц предоставлено назначающей их власти, легко может поставить полицейские чины в безвыходное положение между исполнением приказаний непосредственного начальства и требованиями судебных мест. На практике может случиться, что полиция в одно и то же время получит срочные поручения и от судебной, и от административной власти. Если она не исполнит одного, то ее предает суду прокурор, если же не исполнит другого, то с нее взыщет губернатор. Это может до такой степени затруднить полицейскую службу, что от нее станут уклоняться все лучшие и сколько-нибудь уважающие себя чиновники из опасения подчинить себя разносторонним взглядам и подвергаться взысканиям по усмотрению каждого ведомства. Поэтому министр внутренних дел полагал необходимым постановить, что прокуроры имеют лишь право делать полицейским чинам предостережения, дальнейшая же и более строгая их ответственность может состояться не иначе, как по предварительном о том сношении прокурора с подлежащим административным начальством (557). Государственный Совет, стараясь примирить оба крайних воззрения комиссии и министерства внутренних дел, склонился к тому среднему порядку, который и определен уставом уголовн. судопр., и по которому полицейские чины за упущения и беспорядки по следственной части подвергаются предостережениям непосредственно со стороны прокуроров, дисциплинарным взысканиям в ограниченных пределах – со стороны суда, по предложению прокурора, а преданию уголовному суду – исключительно по распоряжению своего начальства, по сношению с ним прокурорского надзора (ст. 485–488 уст. угол. судопр.).
- - - - - - - - - - - - - - - -
(557) Замечания министра внутренних дед, стр. 23 и 24.
- - - - - - - - - - - - - - - -
По проекту, при предварительном следствии допускались в известных границах защита обвиняемого и гласность производства (ст. 252–259 проекта). При обсуждении проекта в Государственном Совете оба эти предположения отвергнуты. К отклонению первого из них послужили, между прочим, следующие два основания: 1) на суде, где действует особый обвинитель, ему противопоставляется защитник обвиняемого, но при предварительном следствии весьма трудно поставить такого защитника в надлежащие границы, и нельзя не опасаться, что он сочтет своею обязанностью противодействовать собранию обличительных доказательств и способствовать обвиняемому в сокрытии следов преступления; 2) прокурор при следствии не является исключительно обвинителем, а есть прежде всего и больше всего представитель закона, который требует всестороннего и беспристрастного разъяснения дела, как с точки зрения предполагаемого преступления или виновности, так и со стороны всех могущих быть представленными доказательств невинности. Если бы прокурор впал при исполнении своих обязанностей по следствию в односторонне-обвинительное направление, то достаточным отпором против его увлечения может служить власть следователя, которому вменяется в непременный долг чисто судейское беспристрастие при исследовании (ст. 227 проекта и 265 уст. уг. суд.) (558).
- - - - - - - - - - - - - - - -
(558) Журнал Госуд. Совета 1864 г. № 47 стр. 32 и друг.
- - - - - - - - - - - - - - - -
§ 61. Проект уголовного судопроизводства. – Предание суду.
Период движения и направления следствия от его окончания и до внесения в надлежащее судебное место к рассмотрению по существу, а также и относящийся к этому периоду особый обряд предания суду вызвали суждения по целому ряду основных вопросов о действиях прокуратуры.
Предварительное следствие по его окончании поступает на рассмотрение прокурора. Но, будучи государственным обвинителем, должен ли он рассматривать следствие только с исключительною целью обвинения? По этому вопросу комиссия нашла, что по точному смыслу «Основных Положений» на прокуроре лежит не одна обязанность быть обвинителем, но также и другая – быть блюстителем закона. Обе эти обязанности он одновременно осуществляет во всей своей деятельности по уголовным делам. Определяя власть и образ действия прокурора при рассмотрении следствий, комиссия старалась сохранить этот двойственный характер его деятельности, и притом так, чтобы обе обязанности, обвинителя и блюстителя закона, шли рука об руку (559).
- - - - - - - - - - - - - - - -
(559) Объяснит. зап. стр. 229, 230.
- - - - - - - - - - - - - - - -
Определение порядка предания суду и участия прокурора в этом обряде послужило предметом крупного разномыслия между членами комиссии. В составе ее образовалось три различных мнения, которые не могли быть соглашены. По одному из них (3 члена), в видах возможного соединения гарантий личной свободы и прав обвиняемого с быстротою и удобством в рассмотрении и движении дел, обвинительные акты, составленные прокурором по делам, подлежащим суду присяжных, объявляются обвиняемым, которые в течение 7 дней по вручении им копии с актов могут обжаловать их перед судебною палатою. Такие жалобы могут относиться только к одному из следующих трех предметов: 1) к неточному изложению в акте обстоятельств дела, 2) к неучинению при следствии по указаниям обвиняемого надлежащих изысканий, и 3) к непринятию во внимание законных причин, по которым дело должно быть прекращено, приостановлено или соединено с другим делом. В случае необжалования обвинительного акта дело вносится непосредственно в окружный суд для судебного рассмотрения.
Возражая против изложенного предположения, другое мнение (14 членов) останавливается на важности акта предания суду и на необходимости для ограждения его от ошибок, увлечения или злоупотреблений поставить его вне зависимости как от усмотрения прокурора-обвинителя, так и от воли и желания отдельной личности обвиняемого. Представители этого мнения исходят из того, что по «Основным Положениям» обвиняемый становится на суд не прежде, как по удостоверении в установленном порядке, что обвинение, на него взводимое, не лишено основания. Подобное удостоверение предоставляется в силу самого закона по всем более важным делам, подлежащим суду присяжных, судебной палате, и лишь как исключение, по делам менее важным прокурор может своею властью призвать обвиняемого в суд без участия присяжных. Исключение это, вызванное соображениями, основанными на большей успешности и быстроте делопроизводства, оправдывается только тем, что касается маловажных дел. Распространенное на более важные дела, касающиеся чести и свободы граждан, оно дало бы прокурорам право безотчетно, по одноличному своему усмотрению возбуждать и прекращать самые тяжкие обвинения, а общество лишило бы по этим обвинениям существенной, в форме обряда предания суду гарантии от легкомысленного привлечения к судебной ответственности. Подобное расширение пределов власти прокурора было бы противно и тому началу, по которому предоставляется прокурору власть возбуждения и преследования преступлений, без уполномочия его на произвольное распоряжение этим преследованием, без отдачи ему уголовного иска в полную собственность и тому соображению, что по более важным делам решение вопроса, есть ли достаточные улики, чтобы посадить человека на позорную скамью обвиняемых, общество может и должно ожидать не от обвинителя и стороны, но от беспристрастной камеры обвинения. Наконец, подобное расширение прокурорской власти было бы опасно, потому что как бы ни хорош был выбор прокуроров, но он пал бы на людей; ложный стыд, самолюбие людское помешают сознаться в сделанной ошибке, не дозволять обвинителю прекратить легкомысленно начатое преследование, побудят его продолжать неосновательное обвинение. По этим соображениям и придерживаясь точного смысла «Основных Положений», 14 членов комиссии полагали, сохранив право прокурора на непосредственное внесение в суд обвинительных актов по делам, не подлежащим ведению присяжных, рассмотрение обвинительных актов и предание суду по всем остальным делам возложить на так называемую обвинительную камеру судебной палаты. Третье мнение, большинства 15 членов, принятое и в проекте (ст. 470– 473 проекта), также находило, что предание суду составляет одно из существенных обеспечений для подсудимого, но вместе с тем признавало, что оно особенно важно лишь в таких случаях, когда улики, собранные против подсудимого, неясны и недостаточны. В этих случаях обсуждение данных, добытых исследованием, предание обвиняемого суду или освобождение его от оного не может быть отдано в руки одного прокурора, который несмотря на все старание придать себе спокойный и бесстрастный характер, уже по самому существу своей обязанности, должен склоняться скорее к обвинению подсудимого, нежели к его оправданию. Поэтому, по мнению большинства, необходимо, чтобы в таких самостоятельных случаях следствие и обвинительный акт прокурора рассматривались в судебной палате, как месте, совершенно стороннем делу и потому более беспристрастном к подсудимому. Но в тех делах, где против обвиняемого есть положительные и явные улики, при которых предание его суду сомнению подлежать не может, передача каждого дела на рассмотрение палаты составляли бы совершенно ненужную и замедляющую дело формальность, отяготительную для подсудимого и обременительную для общества и самого суда. Во избежание этого предполагалось предоставить прокурору вносить прямо в суд наравне с обвинительными актами по делам, не подлежащим ведению присяжных, и акты по тем из подведомственных им дел, по которым есть явные доказательства против подсудимого, как то: свидетельские показания, письменные доказательства или собственное его сознание (ст. 470 проекта). За исключением же этих случаев, обвинительный акт вносится прокурором на рассмотрение и утверждение палаты, и одновременно с этим копия с акта сообщается обвиняемому, который может представить палате свои возражения по содержанию обвинения (560) (ст. 472 и 473 проекта). Государственный Совет согласился с вышеприведенным мнением 14 членов комиссии, которое и вошло в устав угол. судопр. (ст. 523 уст. уг. суд.).
- - - - - - - - - - - - - - - -
(560) Объяснит. зап. стр. 231–241.
- - - - - - - - - - - - - - - -
При перечислении предметов обязательного содержания обвинительного акта комиссия предполагала постановить, что предметы эти означаются в нем «под условием его недействительности» (ст. 467 проекта). В окончательной редакции закона эта оговорка подверглась исключению (ст. 520 у.у.с.). 11 членов комиссии предлагали в число таких предметов, формально обязательных для обвинительного акта, включить и указание причин невменяемости, если они имеются в виду, но не такого рода, что могли бы обусловить прекращение дела без судебного его рассмотрения, а по определению обвинительной камеры (напр., припадка умоисступления, непреодолимой силы принуждения, необходимой обороны и проч.). По мотивам этого мнения желательно было бы таким правилом поставить прокурора не в положение обвинителя, обязанного преследовать во чтобы то ни стало, но сохранить за ним характер беспристрастного блюстителя правосудия. Отвергая упомянутое предложение, большинство (20 членов) комиссии нашло, что обязать прокурора означать в обвинительном акте причины невменяемости значило бы возложить на прокурора такую обязанность, которой он не имел бы способа исполнить, и которая была бы несовместна с его положением, ставя его в необходимость приводить в пользу подсудимого такие средства защиты, которыми сам он, может быть, и не воспользовался бы на суде (561).
- - - - - - - - - - - - - - - -
(561) Объяснит. зап. стр. 242–245.
- - - - - - - - - - - - - - - -
Затем, по вопросу о том, стесняются ли судебные места предложениями прокуроров о предании суду или о прекращении преследования, комиссия признала, что обвинительные акты, вносимые прокурором непосредственно в суд, этот последний обязан принять, определяя только порядок дальнейшего производства и не имея права возбудить преследования против лиц, не привлеченных к ответственности. Противный этому образ действий был бы присвоением суду не принадлежащей ему обвинительной власти; окружному суду не может быть дано право заставить прокурора обвинять лицо, которое он считает невинным, а вместе с тем нельзя и дозволить составление обвинительного акта тому самому суду, на рассмотрение которого этот акт поступает. В совершенно ином положении находится обвинительная камера судебной палаты, в которой сосредоточивается «верховная власть по преследованию преступлений». Прямым последствием такого ее положения является право ее поручать прокурорам распространять обвинение на такие лица или действия, которые прокурором оставлены без преследования. Таким образом, палата в качестве камеры обвинения будет иметь косвенный и небесполезный надзор за действиями обвинительной власти прокуроров по возбуждению и ведению уголовных исков. Но само собою разумеется, что если прокуроры и обязаны исполнять такие поручения судебной палаты, то в дальнейших своих действиях по преследованию они вовсе не стеснены, т.е. нисколько не обязаны поддерживать на суде обвинение и вообще отступать от собственного по делу убеждения (562).
- - - - - - - - - - - - - - - -
(562) Объяснит. зап. стр. 248–249.
- - - - - - - - - - - - - - - -
По проекту исправление обвинительных актов или составление новых по определению и указаниям судебной палаты возлагались на состоящего при ней прокурора, со внесением таких исправленных или вновь составленных актов снова на утверждение палаты (ст. 485 и 487 проекта). Постановление это, как усложнявшее без надобности дело предания суду вообще и обязанность прокурора палаты в частности, встретило возражение со стороны министра юстиции и было заменено в редакции закона правилом о составлении палатою в подобных случаях собственных определений взамен обвинительного акта (ст. 537 у. у. с.).
По вопросу о предании судебною палатою суду таких лиц, которых прокурор полагал освободить от преследования, комиссия вошла в рассуждение о том, как совместить в лицах прокурорского надзора начало иерархического подчинения с началом свободы действий по совести и убеждению. Вся сила прокурорского учреждения заключается в его единстве, а единство его должно состоять в том, чтобы все органы прокурорского надзора действовали согласно между собою и нераздельно. Из этого принципа можно вывести заключение, что низшие органы надзора должны действовать по указаниям и руководству высших, так, чтобы все учреждение представлялось как нечто целое и единое, но не следует заключать, чтобы эти низшие органы обязаны были слепым повиновением не только в отношении к принятию тех или других мер по возбуждению уголовных исков или же их преследованию, но даже и в отношении предъявления заключений своих к обвинению или оправданию подсудимых, т.е. в отношении к таким их обязанностям, исполнение которых должно быть предоставлено вполне их личному убеждению. Только с сохранением за представителями прокурорского надзора свободы действия по совести и убеждению можно ожидать, что учреждение это будет сильным и удовлетворит своему двоякому призванию быть и обвинителем, и блюстителем закона. С этой точки зрения и постановлено, что прокурор палаты не может принудить местного прокурора поддерживать обвинение против такого подсудимого, преданного палатою суду, о котором прокурор окружного суда полагал прекратить дело, а должен или принять это обвинение на себя, или поручить его кому-либо из других прокурорских чинов (563) (ст. 488 проекта и ст. 539 у. у. с.).
- - - - - - - - - - - - - - - -
(563) Объяснит. зап. стр. 250, 251.
- - - - - - - - - - - - - - - -
§ 62. Проект уголовного судопроизводства. – Судебное рассмотрение и последующие стадии процесса.
Период судебного рассмотрения уголовного дела по существу в общих судебных установлениях вызвал принципиальные рассуждения главным образом по трем вопросам прокурорской деятельности: 1) о вызове в суд свидетелей по требованию прокурора; 2) о праве прокурора отводить судей и присяжных, и 3) о содержании и характере обвинительной речи прокурора.
По первому из этих вопросов комиссия нашла, что безусловное уравнение прав прокурора и подсудимого на вызов свидетелей невозможно по той причине, что отношения их к делу не во всем между собою сходны. Прокурор есть обличитель преступления во имя закона, видам которого осуждение невинного еще более противно, чем оправдание виновного. Поэтому целью всех действий прокурора должно быть не обвинение, но исключительно раскрытие истины, в чем бы она ни состояла, в виновности или невинности подсудимого. Правда, прокурор является на суд как обвинитель, но он составляет обвинительный акт и поддерживает во время судебного следствия обвинение не для того, чтобы добиться во что бы то ни стало осуждения обвиняемого, но единственно для того, чтобы определительным указанием всех представляющихся в деле поводов и оснований к обвинению дать возможность объяснить их с точки зрения защиты, и даже вовсе устранить, если они могут быть опровергнуты. Чем неопределительнее обвинение, тем затруднительнее оправдание; чем менее полноты в обвинительных доводах прокурора, тем более останется не разъясненных судебным состязанием данных к обвинению, которые могут подействовать на судей во вред подсудимому. Вследствие этого прокурор обязан выставить все имеющиеся в деле против подсудимого доказательства и улики, но, имея в виду, что конечная цель его действий есть раскрытие истины, он не должен представлять дело в одностороннем виде, дабы при защите, неравносильной с обвинением, не ввести судей в заблуждение. Он обязан требовать к судебному следователю всех свидетелей, показания которых могут служить к раскрытию истины, а не только тех, свидетельством которых подкрепляется обвинение. При этом, конечно, подразумевается, что прокурор как блюститель закона и общественных интересов не станет требовать свидетелей по обстоятельствам побочным или не идущим к предмету обвинения, чтобы не запутать в дело и не обременять никого излишним вызовом в суд. При таком обязательном характере обвинительной деятельности прокурора ему вообще не может быть отказано в его требованиях о вызове свидетелей, когда бы эти требования ни были предъявлены, между тем как домогательства о том же подсудимого или его защиты должны быть оцениваемы судом со стороны соблюдения известных формальных условий и основательности повода к их удовлетворению (ст. 517–521 проекта, ст. 573–578 у. у. с.) (564).
- - - - - - - - - - - - - - - -
(564) Объяснит. зап. стр. 286–288.
- - - - - - - - - - - - - - - -
По второму вопросу 8 членов комиссии предлагали для уравновешения прав сторон предоставить и прокурору то право отвода судей, которое принадлежит подсудимому. Они находили это необходимым в интересе истины и закона и не усматривали оснований стесняться в этом вопросе тем соображением, что в подобном случае прокурор станет в щекотливое положение в отношении к судье, который, зная за собою основательный повод к отводу, сам не устранил себя от участия в деле. Весьма желательно, чтобы прокурор обнаружил столь недобросовестный поступок судьи и преследовал по установленным порядкам. Но большинство 18 членов не приняло этого предложения, считая упомянутое право прокурора неудобным и излишним его обременением и не видя в этом отношении никакой аналогии между положением подсудимого и прокурора. Прокурор должен будет разыскивать отношения каждого судьи ко всем участвующим в деле лицам и собирать доказательства существования таких отношений; кроме того, так как отвод есть право, а не обязанность, то подсудимый, даже и при наличности повода к отводу, может не предъявлять его, если по личным качествам судьи вполне верит его беспристрастию. Но прокурор не может руководствоваться подобным соображением; в его глазах все вообще члены суда заслуживают доверие, и частные причины к отводу одного из них могут иметь только формальное значение, что поведет к умножению без надобности числа отводов и иногда – к затруднению составить присутствие. Затем, предъявление отвода одним должностным лицом против другого, стоящего в служебной иерархии в уровень с ним, если еще не выше его, есть действие весьма щекотливое для достоинства судьи. Предъявлением отводов прокурор неминуемо навлечет на себя неприязнь судей, и между ними возникнут личности, всегда вредные для пользы службы (565). Что же касается до отвода присяжных, то одним из членов комиссии было заявлено мнение о возможности дать прокурору право только мотивированного отвода, с предоставлением права отвода немотивированного одному подсудимому, который по исключительности своего положения не всегда в состоянии облечь свой отвод в законные формы. Без этого правила прокурор – защитник общественных интересов, лицо, поставленное правительством для охранения закона, – потеряет тот спокойный и правдивый характер, который желал придать ему составитель проекта, и обратиться во французского прокурора-преследователя и обвинителя во что бы то ни стало. Но большинство (25 членов) не согласилось с этим мнением, находя, что в случае его принятия состав присяжных представлял бы только односторонние гарантии в пользу подсудимого и его оправдания; кроме того, самую важность для прокурора, как беспристрастного блюстителя закона и общественных интересов, исключить из числа присяжных лиц, о неблагонадежности которых у него имеются точные сведения, нельзя не признать одною из существенных гарантий правильной организации суда присяжных (566).
- - - - - - - - - - - - - - - -
(565) Объяснит. зап. стр. 290–294.
(566) Объяснит. зап. стр. 316–319.
- - - - - - - - - - - - - - - -
По третьему вопросу комиссия признала, что содержание обвинительной речи прокурора определяется предметами, подлежащими обсуждению присяжных или одного суда без их участия. В первом случае прокурор, изложив перед присяжными существенные обстоятельства обвинения и заключение свое о свойстве и степени вины подсудимого, не касается соображений о наказании, которому подсудимый подлежит. Прежде решения присяжных о вине подсудимого не может быть и речи о наказании его, потому что определение вины или невинности подсудимого не следует поставлять в зависимость от большей или меньшей строгости наказания, ему угрожающего. Во втором же случае, по делам, решаемым без участия присяжных, в которых определение о вине и наказании постановляется в одном решении и одною и тою же властью, прокурор обязан изложить в своей речи заключение не только о вине подсудимого, но также и о следующем ему наказании. Прокурор должен указать в обвинительной речи все обстоятельства, навлекающие подозрение на подсудимого, но он не обязан поддерживать обвинительный акт, опровергнутый судебным следствием, и если не убеждается в виновности подсудимого, то может и должен заявить о том суду по совести (567) (ст. 671–674 проекта; ст. 737–740). Согласно этим соображениям и был очерчен в законе тот тип спокойного и беспристрастного обвинения, который составители Судебных Уставов желали сделать принадлежностью русской прокуратуры. Заботливость об этом была настолько велика, что в проекте в числе условий, требуемых от содержания и характера обвинительной речи, было указано «не возбуждать неприязненных к подсудимому чувств» (ст. 673 проекта) – ограничение, не вошедшее, впрочем, в текст самого закона (ст. 739. у. у. с.).
- - - - - - - - - - - - - - - -
(567) Объяснит. зап. стр. 360.
- - - - - - - - - - - - - - - -
При обсуждении порядка кассационного производства по поводу определения того, когда должен давать свое заключение обер-прокурор сената, до или после постановления вопросов, комиссия вошла в рассуждения об общем характере обер-прокурорской обязанности в уголовном кассационном департаменте. 6 членов настаивали на том, что обер-прокурор отнюдь не обвинитель, а исключительно истолкователь законов, почему и следует устранить все могущее вовлечь его в состязание или прения с защитою, что может иметь место, если заключение его будет предшествовать ее объяснениям. Напротив того, он должен говорить последним, перед постановкою вопросов, подлежащих разрешению сената. Мнение это, однако же, не было принято большинством (20 членов), которое не нашло никаких оснований изъять сенатское производство от действия общего и коренного состязательнлго начала. Обвинительная власть – обвинительная во имя закона, а не во что бы то ни стало, должна иметь и в сенате своего представителя, которым только и может быть обер-прокурор. Поэтому как его заключение, так и следующие за ним объяснения защиты должны предшествовать постановке вопросов (ст. 861 проекта и ст. 920 у. у. с.) (568).
- - - - - - - - - - - - - - - -
(568) Объяснит. зап. стр. 450–455.
- - - - - - - - - - - - - - - -
Наблюдение за исполнением приговоров решено было изъять из ведения административной власти и передать прокурорскому надзору. Комиссия нашла, что из всех указанных в законах средств наблюдения только одно прокурорское наблюдение следует признать соответствующим и в этом отношении началам судебного преобразования. В тех государствах, где существует прокурорское учреждение, наблюдение за исполнением уголовных приговоров возлагается именно на прокуроров на том основании, что власть, преследующая во имя закона преступников, должна наблюдать и за тем, чтобы осуждение их не оставалось без последствий, но чтобы они подвергались определенной им законной каре безотлагательно и согласно с точным смыслом состоявшихся о них приговоров. При ограничении занятий прокуроров только делами судебного ведомства и преимущественно делами уголовными такое наблюдение со стороны прокуроров и их товарищей представляется вполне возможным и устраняет необходимость значительной и тягостной переписки между судом и полицейскими местами. Вследствие распределения лиц прокурорского надзора по уездам, где также находятся осужденные, ожидающие исполнения над ними приговоров, наблюдение за этим последним и на местах будет вверено лицам, на которых можно вполне положиться (569).
- - - - - - - - - - - - - - - -
(569) Объяснит. зап. стр. 469–470.
- - - - - - - - - - - - - - - -
§ 63 Проект уголовного судопроизводства. – Изъятия из общего порядка. – Отзыв западной Науки.
В отделе изъятий из общего порядка судопроизводства нельзя не остановиться на некоторых предположениях и рассуждениях о деятельности прокурорского надзора по преступлениям государственным и служебным.
По проекту комиссии, принятому и Государственным Советом, судебное преследование государственных преступлений возлагается на прокуроров судебных палат, к которым поступают и все первоначальные сведения об этих преступлениях. От него зависит для проверки этих сведений поручить прокурору окружного суда или его товарищу произвести надлежащее дознание – единственный допущенный законом случай непосредственного производства дознания лицом прокурорского надзора. Если же прокурор палаты находит достаточные основания для возбуждения предварительного следствия, то испрашивает распоряжения об этом старшего председателя палаты, который и назначает для этой цели одного из членов палаты. Следствие производится при обязательно личном присутствии прокурора палаты или его товарища (ст. 34–37 проекта, ст. 1034–1037 уст. уг. суд. изд. 1864).
Ввиду этого последнего правила, для уравновешения защиты с обвинением в проекте предполагалось постановить об обязательном назначении от суда защитника при следствии всякому обвиняемому в государственном преступлении (ст. 47 проекта). Предположение это вызвало в комиссии разногласие. 15 членов находили, что в этом нет и существенной надобности. Прокурор – не частный обвинитель, увлекающийся страстями, но обвинитель во имя закона, обязанный наблюдать за точным его применением. Прокурор может и должен требовать только законных мер исследования, которыми одинаково ограждается раскрытие истины, послужит ли оно к обличению или к оправданию обвиняемого. Если бы прокурор предъявил требование, не имеющее надлежащего основания, то член палаты, производящий следствие, может представить о том на усмотрение палаты, согласно с общим порядком судопроизводства. Опровергая это возражение, большинство комиссии (21 член) высказало интересные принципиальные суждения о прокуратуре. По мнению большинства, нельзя согласиться с мыслью, будто прокурор как представитель закона не может быть сравниваем с увлекающимся страстями частным обвинителем. Везде, где только принята система официального обвинения, там существуют и пышные, громкие правила о беспристрастии прокуроров, об одинаковом разыскании ими доказательств как вины, так и невинности, об охранении интересов не только всего общества, но и каждого привлекаемого к суду. Однако мы видим, к сожалению, что эти благодетельные по цели своей правила остаются только в словах закона; на деле же они не применяются, да и применяемы быть не могут, потому что закон, как бы благонамерен он ни был, всегда будет бессилен к изменению самой природы человеческой: человек постоянно обвиняющий, постоянно преследующий преступления, поневоле становится односторонним, поневоле увлекается своею обязанностью обвинителя. Вот почему несмотря на важные преимущества системы официального обвинения оно имеет и до сих пор весьма многих противников. В Англии министерство неоднократно представляло об учреждении прокуратуры, но палаты постоянно отказывали в этом из опасения видеть у себя далеко не привлекательных французских прокуроров. Если же официальные обвинители признаются необходимыми, то единственное средство к ограждению частных лиц от напрасных стеснений заключается в представлении обвиняемым полного права защиты. (570) Предположение об обязательной защите по государственным преступлениям было оставлено вместе с общим предположением о допущении защиты на предварительном следствии.
- - - - - - - - - - - - - - - -
(570) Объяснит. зап. ч. 2, ст. 30–35.
- - - - - - - - - - - - - - - -
По производству дел о преступлениях должности комиссия, предполагая предоставить прокурору наблюдение за предварительными следствиями о них и известное участие в дальнейшем их направлении, признало нужным особо мотивировать эти постановления в отношении дел о лицах административных ведомств. Участие прокурорского надзора в этих делах, будучи весьма ограниченным, нимало не нарушает достоинства администрации и ни в каком случае не может быть названо вмешательством судебных чинов в дела административные ввиду того, что прокурорскому надзору подчиняются только те дела, которые касаются как должностных, так и частных лиц, или по которым должностные лица обвиняются в тяжких преступлениях. К этому тем менее встречается препятствий, что подобное правило существует – только в гораздо больших еще размерах – в законах о деятельности прежнего прокурорского надзора, чины которого просматривают все без изъятия журналы присутственных мест. Проектируемое правило о том, что составление обвинительных актов по преступлениям должности на основании постановления начальства о предании суду лежит на обязанности прокуроров, объясняется тем соображением, что от прокурора можно скорее ожидать верного и законного определения преступления, составляющего предмет обвинения, нежели от административного начальства, которое весьма часто не имеет необходимых для этого специально юридических сведений и опытности. Притом, как указал в дополнение к этим соображениям одобривший их Государственный Совет, кому же ближе формулировать обвинительный акт, как не тому лицу, которое будет поддерживать обвинение на суде? (571)
- - - - - - - - - - - - - - - -
(571) Объяснит. зап. ч. 2, стр. 59–60; Журнал Госуд. Сов. 1864, № 47, стр. 113.
- - - - - - - - - - - - - - - -
Таковы были взгляды, положенные в основание преобразования русского уголовного судопроизводства в отношении участия в нем прокурорского надзора. Между отзывами, которые вызвали эти взгляды, заслуживает особенного внимания авторитетное мнение Миттермайера в статье его, посвященной разбору проекта устава уголовного судопроизводства; из нее можно видеть, как смотрела тогдашняя европейская наука в лице одного из крупнейших своих представителей на предположения составителей Судебных Уставов о проведении обвинительного начала в процессе. Мы не придаем, конечно, такому отзыву значение аттестации, в которой вовсе не нуждается русская законодательная работа, вызванная нашими правовыми и бытовыми условиями; но для нас не лишен интереса серьезный голос науки и практики, гораздо ранее, чем в нашем отечестве, проверивших и испытавших действие того самого построения уголовной юстиции, которое введено и у нас судебной реформой. Знаменитый германский процессуалист находит, что в целом русский проект уголовного судопроизводства представляет новый шаг вперед сравнительно с другими европейскими законодательствами, а по последовательности проведения обвинительного начала и устности он стоит выше многих новейших законодательных трудов того времени. В нем несравненно менее заметна подражательность предписаниям французского законодательства; напротив того, он гораздо больше держится английского образца, хотя и с этой стороны далек от слепого подражания. В его предписаниях есть стремление к возможной простоте учреждений и к устранению всего того, что может привести присяжных к ложным выводам. В постановлениях о предварительном следствии он старается оградить подсудимого против злоупотреблений и вообще опасности инквизиционного начала, так как нередко излишнее чиновничье усердие может увлечь лиц, вполне добросовестных; в самом суде он старается по возможности обеспечить интересы защиты и оградить ее от судебных чиновников, признавая основным началом равенство оружия обвинения и защиты и придавая председателю такое положение, которое гарантирует его полную беспристрастность. Отдавая, таким образом, полную справедливость общим достоинствам проекта, Миттермайер, однако же, указывает и на некоторые отдельные его недостатки. Так, желательна была бы большая определенность отношений прокурора к следователю. Было бы целесообразнее, если только особенности русского быта это дозволяют, поставить начатие всякого следствия в зависимость от предложения прокурора, с тем чтобы частный жалобщик, получивший от него отказ, мог обратиться непосредственно к следователю. Далее необходимо было бы при определении прав дать ему возможность лично предпринимать действия, нужные для собрания первоначальных сведений о преступлении. Вообще, по мнению Миттермайера, взаимные отношения прокурора, следователя и полиции требуют такого более ясного и подробного определения, которое предотвратило бы недоразумения и неудобства, могущие возникнуть из столкновения этих властей. Наконец, Миттермайер, высказывая полное сочувствие строгому проведению равенства на суде между обвинением и защитою, дает совет определительно указать в самом законе, что в судебном заседании прокурор наравне с защитником подчиняется дисциплинарной власти председателя суда (572).
- - - - - - - - - - - - - - - -
(572) Миттермайер. Новый проект русского уголовного судопроизводства (Журнал минист. юстиции 1864 г. Октябрь).
- - - - - - - - - - - - - - - -
V.
§ 64. Введение в действие Судебных Уставов. – Прокурорский надзор по переходным узаконениям.
20 ноября 1864 г. проекты нового судоустройства и судопроизводства по рассмотрении и исправлении их Государственным Советом, удостоившиеся Высочайшего утверждения, стали действующим для Империи законом. Оценка их сделана с высоты Престола в историческом указе правительствующему сенату об утверждении и обнародовании Судебных Уставов 20 ноября 1864 г.
«Рассмотрев сии проекты, – изображено в этом указе, – «Мы находим, что они вполне соответствуют желанию Нашему водворить в России суд скорый, правый, милостивый и равный для всех подданных Наших, возвысить судебную власть, дать ей надлежащую самостоятельность и вообще утвердить в народе Нашем то уважение к закону, без коего невозможно общественное благосостояние, и которое должно быть постоянным руководителем действий всех и каждого, от высшего до низшего». С благоговейной бережливостью обязан русский судебный деятель – в том числе и прокурор – чтить эти достопамятные заветы, глубоко запечатлевая их в своем сознании; он исполняет долг свой лишь тогда, когда все свои нравственные и умственные силы посвящает тому, чтобы превратить их в дело.
После издания Судебных Уставов продолжались сложные подготовительные работы по введению их в действие, следовавшие тому же порядку собирания и исследования материала, который был применен и к самому составлению Уставов. За невозможностью сразу распространить их действие на всю Россию, представлялось необходимым выработать как порядок их постепенного введения, так и ряд переходных к нему мер и так называемых «облегчительных правил» в прежнем судопроизводстве старых судебных мест. Труд этот был возложен на ту же комиссию в составе государственной канцелярии, которая составила проекты Судебных Уставов. Под именем «комиссии, Высочайше учрежденной для окончания работ по преобразованию судебной части», она работала над этим делом в течение 1864 и 1865 гг. при деятельном содействии министерства юстиции и участии практиков, из которых многие, между прочим обер-прокуроры сената и губернские прокуроры, доставили в комиссию весьма ценные замечания по предмету ее занятий (573).
- - - - - - - - - - - - - - - -
(573) Соображения комиссии, Высочайше учрежденной для окончания работ по преобразованию судебной части. – Замечания министра юстиции на эти соображения. – Замечания практиков на работы комиссии о введении в действие судебного преобразования. 2 части.
- - - - - - - - - - - - - - - -
Еще до утверждения Судебных Уставов, с Высочайшего разрешения члены комиссии по их составлению обер-прокурор Ковалевский и губернский прокурор Ровинский были командированы в губернии, имеющие войти в состав округов будущих С.-Петербургской и Московской судебных палат для собрания самых подробных сведений о всех тех мерах, которые необходимы для введения судебного преобразования в этих губерниях.
При рассмотрении в окончательной комиссии порядка введения в действие Судебных Уставов было, между прочим, заявлено предположение об открытии в тех местностях, на которые окажется невозможным распространить Уставы в полном объеме, одних мировых судебных установлений, отдельно от общих, с временным учреждением при съездах мировых судей особых товарищей прокурора в ведении губернских прокуроров. Не принятое в то время, это предположение послужило впоследствии к введению в разных местностях, впредь до полного применения к ним судебной реформы, переходных установлений с товарищами губернских прокуроров вместо губернских и уездных стряпчих и с возложением на этих временных чинов местного надзора некоторых обязанностей новой прокуратуры.
Независимо от этого, Высочайше утвержденным мнением Государственного Совета, изданным при утверждении Судебных Уставов 20 ноября 1864 г., как уже упомянуто выше, министру юстиции было предоставлено, по надлежащем с кем следует сношении, внести предположения о том, на каком основании следует устроить надзор за теми несудебными делами, которые по Своду Законов подчинены прокурорскому и стряпческому надзору, и об ограничении прокурорского надзора исключительно делами судебного ведомства. Во исполнение этого в министерстве юстиции производились обширные работы, по первой части которых, о надзоре по административным делам, не последовало особого законодательного осуществления, вторая же, об освобождении губернских прокуроров и стряпчих, впредь до их упразднения, от возложенных на них по Своду обязанностей, подверглась обсуждению в названной выше комиссии (574) и, пройдя чрез Государственный Совет, явилась предметом особого узаконения. Представление по этому поводу министра юстиции в Государственный Совет (от 27 ноября 1865 г. за № 10569) есть замечательный документ в истории нашего прокурорского надзора.
- - - - - - - - - - - - - - - -
(574) Соображения комиссии, Высочайше учрежденной для окончания работ по преобразованию судебной части по проектам облегчительных правил, стр. 10–13, 16, 17, 61–65.
- - - - - - - - - - - - - - - -
На рубеже двух форм его, старой и новой, генерал-прокурор, подводя итоги прошлому учреждения, делает яркий очерк его затруднительного положения по наблюдению за всеми присутственными местами. Это окончательный приговор над практически неосуществимой системой общего непрерывного и повсеместного контроля прокуроров в суде и управлении и категорический ответ редким ее сторонникам. «Если рассмотреть в подробности каждый род обязанностей стряпчих, и по преимуществу прокуроров, то нельзя не прийти к убеждению, что отчетливое, добросовестное и своевременное исполнение всего, что возложено на каждого прокурора, превышает силы одного человека и требует времени более, чем каждый самый усердный чиновник может посвятить службе. Между тем прокурорский надзор по всем делам, производящимся в присутственных местах, далеко не столь необходим, так как правильное течение и разрешение этих дел обеспечивается занятиями членов и вообще служащих каждого установления и, сверх того, наблюдением непосредственного начальства, а по делам, касающимся интересов частных лиц, – надзором этих последних и правом их обжаловать каждое отдельное действие или постановление. Но есть другие дела, оставление которых в безгласности и без наблюдения со стороны какого-либо правительственного органа может потрясти общественное спокойствие. Сюда относится обнаружение преступлений, надзор за производством следствий, попечение об арестантах, участие в таких делах, по которым нет истца или по которым заинтересованные лица не пользуются полною гражданскою правоспособностью. По этим делам лицо прокурорского надзора является единственным защитником и ходатаем за тех, кто сам не может воспользоваться правом иска. Поэтому добросовестное исполнение прокурорами этих обязанностей в высшей степени важно для государства и общества и требует много знания, труда и времени от лиц, которым они вверены. С введением судебного преобразования прокурор должен являться публичным обвинителем во всех уголовных делах и вести их во всех инстанциях в качестве представителя правительства и закона. Такая обвинительная деятельность прокуроров, сделавшись главным предметом их занятий, лишит их всякой возможности исполнять другие лежащие на прокурорском надзоре обязанности по наблюдению за правильным движением и разрешением дел в административных установлениях. Вследствие этого для успешного достижения того, что основными началами судебной реформы поставлено главною целью прокурорской деятельности, необходимо дать прокурорам средства и возможность исполнять их новые обязанности по уголовным и гражданским делам, а это может быть достигнуто только освобождением прокурорского надзора от других занятий, не имеющих соотношения с этою их деятельностью».
В результате всех этих законодательных работ были изданы два узаконения, существенно касавшиеся прав и обязанностей прокурорского надзора.
Первое из них, Высочайше утвержденное мнение Государственного Совета об изменении и дополнении статей Свода Законов о судопроизводстве и делопроизводстве в нынешних (т.е. дореформенных) судебных местах, более известно под названием облегчительных правил 11 октября 1865 года. Они представляют ряд разъяснений, улучшений и упрощений старого процесса, которые должны были служить более последовательным переходом к новому. Так, они вводили некоторые проявления устности и гласности в рассмотрение дел, большую простоту и ясность в их движении, некоторые более действительные гарантии его быстроты и правильности. Самыми существенными и новыми постановлениями их в отношении прокурорского надзора были: 1) о передаче дознаний о происшествиях из полицейских мест следователям в случае, когда места эти не усмотрят в происшествиях признаков преступления, прокурорский же надзор в лице стряпчего не согласится с таким постановлением о зачислении дела конченным (ст. 6 и 7), и 2) о направлении из низших в высшие инстанции уголовных дел непосредственно по протестам стряпчих и прокуроров, и в силу именно их несогласия с приговором (ст. 21, 22, 39, 41 и 45).
Гораздо более значения для прокурорского надзора имеет второе из названных узаконений, Высочайше утвержденное 7 марта 1866 г. мнение Государственного Совета о некоторых изменениях и дополнениях в законах об обязанностях лиц этого ведомства (575). Предметы этого закона: а) пересмотр всех постановлений Свода 1857 г. о прокурорской деятельности с уничтожением одних ее функций и сохранением других, и б) определение отношений старого прокурорского надзора к новому при постепенном введении в Империи в действие Судебных Уставов 20 ноября 1864 г. Таким образом, одни из правил 7 марта 1866 г. относятся до губернских прокуроров и стряпчих, другие – уже до чинов новой прокуратуры, образуемой по Судебным Уставам.
- - - - - - - - - - - - - - - -
(575) Судебные Уставы 20 ноября 1864 г., изд. госуд. канцелярии ч. V, стр. 127–150.
- - - - - - - - - - - - - - - -
Не вдаваясь в подробности, мы отметим лишь более общие и важные пункты этого переходного законоположения, которое и до сих пор имеет применение во многих местностях России: 1) губернские прокуроры и стряпчие освобождаются от просмотра целого ряда постановлений различных губернских, городских и уездных административных установлений (ст. 1, 4, 5, 6); но за этими лицами местного надзора остается просмотр некоторых постановлений губернского правления (ст. 3), полицейских управлений по делам судебного свойства (ст. 8) и всех вообще присутственных мест о назначении следствия, предании суду, наложении административных взысканий и проч. (ст. 9); 2) из постановлений судебных мест прежнего устройства на просмотр прокурорского надзора поступают только состоявшиеся по уголовным делам и те из гражданских, которые по роду своему подлежат заключению новой прокуратуры по Судебным Уставам 20 ноября 1864 г. (ст. 2, 7); 3) губернские прокуроры и уездные стряпчие имеют или, точнее, сохраняют право: а) входить во все присутственные места и требовать к своему рассмотрению производящиеся в них дела (ст. 13); б) требовать во всякое время внезапного свидетельствования казначейства, общественных сумм и имущества (ст. 11); в) давать всем установлениям предложения о восстановлении надлежащей подсудности или пределов власти (ст. 14); г) предлагать надлежащим присутственным местам или должностным лицам о назначении следствия, предании суду или наложении административных взысканий, когда по дошедшим до прокурорского надзора сведениям это окажется нужным (ст. 10); 4) по мере упразднения должностей губернского прокурора, губернских и уездных стряпчих с введением в действие Судебных Уставов существующий надзор со стороны должностных лиц ведомства министерства юстиции за губернскими, уездными и городскими установлениями прекращается (ст. 17, 18, 19), и 5) из числа административных обязанностей губернского и уездного прокурорского надзора к чинам новой прокуратуры, по Судебным Уставам, переходят: а) некоторые обязанности по тюремной части (ст. 21 и 22) и в) участие в некоторых делах губернского по крестьянским делам присутствия (ст. 23).
В то время как старые судебные установления, а с ними и местный прокурорский надзор обрекались на постепенное уничтожение, новые суды с состоящим при них новым судебным прокурорским надзором вступали в жизнь. 19 октября 1865 г. состоялся указ о введении в действие судебных уставов 20 ноября 1864 г. в полном их объеме в течение 1866 г. в округах С.-Петербургской и Московской судебных палат, т.е. в десяти губерниях, на основании особого об этом «Положения», опубликованного при указе. 14 апреля 1866 г. в Бозе почивший Император Александр II посетил здание петербургских судебных установлений. Приняв представленных министром юстиции вновь назначенных чинов этих установлений, в том числе и прокурорского надзора, Государь сказал им: «Я надеюсь, господа, что вы оправдаете оказанное вам доверие и будете исполнять новые ваши обязанности добросовестно, по долгу чести и верноподданнической присяги, что, впрочем, одно и то же. Итак, в добрый час, начинайте благое дело»!
17 апреля 1866 года были открыты министром юстиции Д.Н.Замятниным С.-Петербурская судебная палата и окружный суд, а 23 того же апреля министр открыл те же установления в Москве. В 1866 году новый прокурорский надзор начал действовать при кассационном департаменте сената, двух столичных судебных палатах и 16 окружных судах (576).
- - - - - - - - - - - - - - - -
(576) Приводим имена лиц, стоявших во главе нового прокурорского надзора при первом введении в 1866 году в действие Судебных Уставов 20 ноября 1861 г. Кассационные Департаменты Сената: Обер-прокуроры: уголовного – Ковалевский, гражданского – фон-Дервиз. – Округ С.-Петербургской судебной палаты: прокурор палаты Чемадуров, прокуроры окружных судов: С.-Петербургского – Шрейбер, Новгородского - Раевский; Псковского – Александров; Устюжского – Золотницкий; Белозерского – Касперович; Великолуцкого – Андреев. – Округ Московской судебной палаты: прокурор палаты – Ровинский; прокуроры окружных судов: Московского – Ланге, Ярославского – Васильев, Тверского – Стадольский; Тульского – Фукс; Калужского – Манасеин; Рязанского – Депп; Владимирского – Крахт; Ржевского – Шереметевский; Кашинского – Квачевский, Рыбинского – Окулов.
- - - - - - - - - - - - - - - -
VI.
§ 65. Общая характеристика отношения судебной реформы к прокурорскому надзору.
Сделанное выше обозрение общего хода и отдельных сторон вопроса о прокурорском учреждении при судебной реформе показывает, что по приемам, употребленным составителями Судебных Уставов, метод разработки и разрешения этого вопроса был больше всего эклектический или, если можно так выразиться, сравнительно-выборный. Законодатель имел перед собою несколько типов и образцов и в них несколько главных факторов, которые могли повлиять на его творчество. То были прокурорский надзор по Своду Законов с его практикой, французская прокуратура с критикой ее в германской науке и попытками улучшений в немецких законодательствах после 1848 г., затем английская система уголовного преследования и процесса.
Из всех этих институтов редакторы Уставов стремились извлечь лучшее, проверенное опытом, и притом по возможности не только согласное с нашими условиями, но и не противоречащее традициям русского права после Петра Великого. Последнее направление сказалось, как увидим ниже, и в дальнейшем существовании нового прокурорского надзора, так что русская прокуратура и при судебной реформе не разорвала всех связей со своим прошедшим. В сохранившемся ее наименовании «прокурорским надзором» в его законоохранительной функции, хотя и ограниченной судебным ведомством, в ее отношениях к министерству юстиции нельзя не видеть известного преемства юридической идеи. Все же, что было внесено в учреждение нового и своеобразного, рельефно выступает при сопоставлении нашей преобразованной прокуратуры с дореформенным надзором, во-первых, и с французским «публичным министерством» – во-вторых. Такой прием имеет свое значение. Сравнение со старым выставляет главнейшие отличительные особенности и преимущества нового порядка; сравнение же нашего учреждения с французским типом его дает внушительный ответ на упрек, нередко посылаемый Судебным Уставам, в слепой подражательности чуждым образцам, в механическом перенесении на русскую почву будто бы несвойственных ей институтов.
Между тем как прежний прокурорский надзор, не выделяясь ничем из общей сферы гражданского чиновничества, хотя и подведомственный министерству юстиции, в сущности принадлежал: обер-прокурорский – к высшему составу канцелярии сената, а местный губернский и уездный – к общему строю местного управления, с некоторою даже зависимостью от губернского начальства, новая прокуратура поставлена совершенно иначе. Как неотъемлемая часть судебной магистратуры она разделяет все строгие, положительные и отрицательные условия личного состава этой последней, подчинена одним с нею правилам образовательного и подготовительного ценза и точно определенному, особому порядку прохождения судебной службы. Находясь в полной и исключительной зависимости от одного лишь министра юстиции как генерал-прокурора, она состоит при судах в качестве специального органа закона и согласных с ним видов правительства.
Внутренняя организация прежнего прокурорского надзора была лишена как однородности и единообразия, так и ясного и последовательного определения служебных отношений стряпчих к прокурорам. В новой прокуратуре все чины размещены в стройной иерархической постепенности, восходящей к генерал-прокурору, по системе, основанной на началах единства и подчинения, которое, однако же, не исключает в известных границах свободы убеждения и слова.
Главною функцией прежних прокуроров был повсеместный надзор за всеми присутственными местами, как судебными, так и административными; он проявлялся в просмотре их журналов и в противодействии тому, что в последних оказывалось несогласным с формальными требованиями закона. Исковая же деятельность в интересах закона, правительства и общества, была лишь незначительным и почти фиктивным придатком к обязанностям по надзору. В новой прокуратуре вся деятельность и наблюдательная, и исковая, ограничена делами только судебного ведомства. В его пределах, вместо собственно надзора, на первом плане явилось сложное производство уголовного иска или преследования, проникнутое, впрочем, тем же началом, как и понятие надзора, т.е. беспристрастным охранением закона и стремлением к раскрытию истины. Оставаясь «стражем закона», прокурор сделался прежде всего из слабого «истца о делах безгласных» сильным государственным обвинителем.
С перемещением центра тяжести прокурорской деятельности переместились и главнейшие ее моменты. Прежде участие прокурорского надзора в деле, почти незаметное при предварительном производстве, наступало лишь после постановления приговора или решения в форме просмотра или пропуска журналов или протеста на них. Теперь же это участие всегда предшествует разрешению дела, по гражданским делам – в виде предъявления заключения, по уголовным – в виде деятельного наблюдения и непосредственного производства уголовного преследования, от самого его возникновения и до конца. Прежний прокурор был для суда только пассивным надсмотрщиком и контролером окончательных судебных действий, теперешний стал деятельным помощником суду, активным представителем перед ним тех высших публичных интересов, справедливое удовлетворение которых лежит прежде всего на обязанности суда. Прежде дознание и следствие, фактически сливаясь, производились лицами, недостаточно к тому компетентными и вне ближайшего ведения прокурорского надзора; теперь же то и другое поручено его непосредственному и постоянному наблюдению как блюстителя закона и специального органа государственного обвинения. Прежде суд сам должен был разыскивать и собирать среди фактов существенные элементы обвинения, невольно предрешая его конечную судьбу и легко впадая в односторонность взгляда и предвзятость мнения; теперь же орган правосудия может оставаться спокойным и беспристрастным судьею обвинения, которое прокурор подготовляет, разрабатывает и формулирует, открывая тем самым и подсудимому путь к твердым основаниям его защиты.
Старому прокурорскому надзору была присвоена бесформенная обязанность охранения законов посредством истолкования их смысла по требованию различных присутственных мест в некоторых растяжимо обозначенных сомнительных и спорных случаях. Новый прокурор является настоящим правительственным юрисконсультом в точно определенных случаях особой и действительной в том надобности, как то: в съездах мировых судей и в гражданских делах, подлежащих по роду своему прокурорскому заключению, и отчасти в административных губернских присутствиях.
Вообще старый прокурорский надзор поневоле разбрасывался в своей деятельности, состоявшей из множества разнохарактернейших проявлений. Новая прокуратура может сосредоточить свои усилия и труды на немногих ясно очерченных, хотя и весьма сложных пунктах: на уголовном преследовании и охранении законов, главным образом по делам судебного ведомства.
Дореформенный прокурорский надзор действовал всегда письменно, в чисто бюрократической обстановке, вдали от общества и граждан, вне всякого контроля гласности и общественного мнения. Напротив того, прокурорский надзор по Судебным Уставам, действующий преимущественно устно и на виду у всех, должен находиться в непрестанном столкновении с живыми людьми, со вседневной жизнью общества, в которой его действия, всегда открытые для критики, имеют большое и личное для обывателя, и бытовое, и юридически воспитательное значение. Старый прокурор по практическим условиям своей должности был в значительной степени бессилен одинаково для принесения пользы и для вреда. Наоборот, новый прокурор и для того, и для другого располагает достаточным оружием, обоюдоострый характер которого и вызывает законодателя на ряд гарантий против неправильного пользования или злоупотребления прокурорской властью.
Наконец, так как прежняя теория прокурорского всевидения и всеведения была и могла быть на деле только одною фикцией, то правительство имело в старом прокуроре чиновника, который, будучи поставлен для того чтобы никогда не пропускать ни одного беззакония, в лучшем случае обладал лишь возможностью иногда остановить нарушение закона, слишком уже явное или не прикрытое внешними формами легальности. Не стремясь к недостижимой цели, в новой прокуратуре законодатель предоставил правительству живую, деятельную силу, снабженную всем необходимым для энергического воздействия в отведенной ей не столь обширной, но вполне определенной и весьма важной области. К подобной силе и требования могут быть предъявляемы гораздо более, чем прежде, строгие и в качественном отношении высокие.
Уже в мотивах, принятых в соображение при составлении Судебных Уставов, обращает на себя внимание та тщательность, с которою законодатель при каждом к тому поводе старался избегать в построении нового прокурорского учреждения крайностей и недостатков французского его первообраза, очевидных из самого текста законов, и в особенности выяснившихся при их практическом применении.
Отдавая справедливость общепризнанным достоинствам института, который во Франции впервые сложился в крепкое и сильное целое, незаменимое в судебной организации современных государств, редакторы наших Уставов в то же время смотрели на многие стороны французского «паркета» как на убедительный и яркий пример того, чему ни в каком случае подражать не следует. В выработанных ими правилах устройства и деятельности новой русской прокуратуры можно указать черты, резко и выгодно отличающие ее от французской. Так, прежде всего в нашем учреждении нет и тени вмешательства прокурора во внутреннюю жизнь судов, первенства над судьями, поползновения стеснять их самостоятельность, начальственного надзора над целым рядом лиц судебного ведомства. Иерархические отношения самих прокурорских чинов друг к другу и связывающая их дисциплина у нас не страдают тою недосказанностью и тем отсутствием постановлений, гарантирующих личную независимость совести и убеждения, на которое постоянно жалуются французские юристы.
В уголовных делах нашей прокуратуре отнюдь не принадлежит, подобно французской, ни монополии преследования, ни настоящих следственно-судебных полномочий в довольно обширном круге случаев. При следствии она не призвана премировать (577) над следователем и не может подавлять своею властью противопоставляемого ей беззащитного подсудимого. На суде не нарушается на каждом шагу в ее пользу равенство сторон и их оружия. Государственное обвинение не пользуется преимуществами перед защитой. Против односторонне-обвинительного направления, страстности и увлечений, свойственных французской прокуратуре, нашим законодательством принимаются усиленные меры. Кроме поставления всех обвинительных действий прокурора под контроль судебной власти, нашей прокуратуре настойчиво вменяется в непременную обязанность спокойствие, умеренность, беспристрастие, свободный отказ от не подтвердившегося или опровергнутого обвинения.
- - - - - - - - - - - - - - - -
(577) Здесь: превалировать.
- - - - - - - - - - - - - - - -
В делах гражданских у нас прокуратуре не предоставлено вовсе того излишне сложного и крайне широкого участия, которое присвоено ей во Франции. Наша прокуратура не имеет ни прав стороны в гражданском процессе (partie principale), ни прав обжалования «в интересах закона»; она выступает лишь со своими заключениями (как partie jointe) для охранения законов в определенных делах, касающихся казны, общества или лиц, юридически беспомощных.
По строю нашей государственной жизни и месту, отведенному прокуратуре в составе других правительственных властей, наш прокурорский надзор не имеет никакого политического характера и вовсе не может поэтому сделаться тем орудием политических и во всяком случае несудебных целей, каким нередко служит французская прокуратура. Независимость судов вполне ограждена от прокурорского влияния, и задачи русского прокурора по закону не выходят из тесных пределов судебного преследования нарушений законного порядка.
Таким образом, учреждение прокурорского надзора по Судебным Уставам 20 ноября 1864 г. нельзя не признать созданным в достаточной степени самостоятельно и обдуманно, с единственным попечением о том, чтобы на основании соединенных уроков науки и опыта ввести в России прокурорский институт, наиболее соответствующий началам и потребностям ее преобразованной юстиции.
ГЛАВА X
ПРОКУРОРСКИЙ НАДЗОР ПОСЛЕ СУДЕБНОЙ РЕФОРМЫ (1866–1888)
§ 66. Законодательство. – § 67. Руководящая практика. – § 68. Литература.
Со времени судебной реформы истекает первое 25-летие существования прокурорского надзора, преобразованного по ее началам. Период этот еще не представляет собою какого-либо цельного и законченного фазиса в истории прокурорского учреждения. Это, скорее всего, период практического испытания, приспособления новых принципов к действительности, усиленного взаимодействия между ее явлениями и органическими свойствами института. Выраженные в законе основания его подвергаются дальнейшему практическому развитию и истолкованию. Судебная и жизненная практика еще слагается, вся находясь в состоянии брожения различных взглядов и течений в зависимости от фактов, истинное значение которых еще не установилось и не получило окончательной оценки. В этом переходном состоянии можно, однако же, отметить некоторые выдающиеся пункты и до известной степени обрисовавшиеся направления. При обозрении в таком смысле этой последней, нами еще переживаемой эпохи в жизни русской прокуратуры необходимо остановиться на трех существенных моментах: постановлениях законодательства, разъяснениях руководящей практики и взглядах юридической литературы.
§ 66. Законодательство.
После введения в 1866 и 1867 гг. новых судебных установлений в округах С.-Петербургской, Московской и Харьковской судебных палат предположенное первоначально быстрое распространение судебной реформы на всю Империю несколько замедлилось как по финансовым причинам, так и вследствие необходимости в сложных подготовительных работах. При этом с 1868 г. (578) был принят порядок применения Судебных Уставов к известному району не в полном объеме, а посредством введения мировых судебных установлений отдельно от общих, которые открывались впоследствии, по наступлении к тому возможности. Для исполнения в этих местностях прокурорских обязанностей при съездах мировых судей учреждались в ведении губернских прокуроров должности их товарищей, на которых возлагались и некоторые сохранившиеся еще обязанности губернских и уездных стряпчих, совершенно упраздненных подобной мерой. Этот переходный тип прокуратуры окончательно сформировался с изданием Высочайше утвержденных правил 10 марта 1869 г. о порядке производства дел прежних судебных мест. В связи с упомянутыми выше правилами 11 октября 1865 г. они образовали особый род переходного судоустройства и процесса, в котором положение прокуратуры составилось из соединения старого с новым. Функции закрытых уездных и других равных им судов распределились между мировыми судами и соединенными палатами уголовного и гражданского суда. По отношению к мировым установлениям и к производству следствий губернский прокурор и его товарищи облечены всеми правами и обязанностями прокурорского надзора по Судебным Уставам. Уголовные дела вносятся в соединенные палаты не иначе, как с заключением прокурорского надзора, чипы которого лично поддерживают обвинение в публичном заседании палаты по делам о преступлениях, подвергающих лишению всех прав состояния, т.е. устно формулируют обвинение после доклада дела и могут состязаться с допущенною и в эти прежние суды защитою. Такая губернская прокуратура, подобно старому местному надзору, находилась в непосредственном подчинении министру юстиции и не стояла ни в каких зависимых отношениях к новой прокуратуре уже открытых судебных палат. Вместе с тем из служебных условий, в которые закон поставил товарищей губернских прокуроров, вытекала и была, сверх того, разъяснена сенатом (579) полная независимость их от губернского административного начальства, что весьма существенно отличало их от прежних стряпчих. Установление и действие этого временного прокурорского института предшествовало введению Судебных Уставов в округах Казанской, Саратовской, Киевской и Виленской судебных палат, а также в губерниях, включенных при реформе в открытые уже судебные округа (напр. Костромской, Смоленской, Вологодской, Черниговской и друг.). Теперь он существует с тем же значением в губерниях остзейских, северных (Архангельской и Олонецкой), юго-восточных (Оренбургской, Уфимской и Астраханской) и во всей Сибири.
- - - - - - - - - - - - - - - -
(578) Высочайший указ 30 июня 1868 г. о введении мировых судебных установлений отдельно от общих в губерниях: Вятской, Казанской, Костромской, Смоленской, Черниговской и друг.
(579) Определения 1-го Департамента от 20 января 1872 и 3 января, 3 и 7 марта 1874 г.
- - - - - - - - - - - - - - - -
Применение указанной меры оказалось очень практичным и полезным. Не отменяя сразу всех функций прежнего надзора, связанного с прежним устройством суда и управления, она дала возможность, не дожидаясь повсеместного введения судебной реформы, распространить повсюду деятельное участие прокуратуры в производстве уголовных дел, облегчавшее отправление суда и возлагавшее преследование на самостоятельный и специальный орган. Затем состав переходного надзора доставил хорошую школу прокурорской службы и обильный контингент основательно подготовленных чинов для новой прокуратуры, ряды которой неоднократно и с успехом пополнялись губернскими прокурорами и их товарищами.
В 1866 г., почти одновременно с открытием первых новых судов, были изданы касавшиеся и прокурорского надзора правила внутреннего в них распорядка (580). Дополнявшиеся последующими узаконениями, эти правила определяли некоторые подробности внутреннего устройства и порядка действий прокуратуры, в том числе средства надзора ее за всеми вообще арестантскими делами и за следственным делопроизводством. Всем установлениям и должностным лицам судебного ведомства предписано сообщать прокурорским чинам как о положении тех уголовных дел, по которым арестанты содержатся более 4 месяцев, так и о причинах, останавливающих окончание таких дел (ст. 13). В отношении судебных следователей это требование предъявлено еще шире: они представляют товарищу прокурора по третям года именные ведомости всем следствиям, производящимся долее месяца, с указанием причин замедления и, сверх того, ежемесячно краткие сведения о положении неоконченных арестантских следствий (ст. 23). По арестантской части законом 7 марта 1866 г. прокурорскому надзору присвоено не только наблюдение за правильностью содержания под стражей и удовлетворение законных просьб и надобностей арестантов, но и прямое участие в самом управлении тюрьмами. На прокуроров окружных судов и их товарищей возлагаются прием, рассмотрение и направление по принадлежности написанных арестантами бумаг. Лицам прокурорского надзора, независимо от обязанностей собственно по этой должности, присваиваются еще обязанности и звания: прокурорам судебных палат – вице-президентов всех губернских комитетов общества попечительного о тюрьмах, входящих в район округа, а прочим прокурорским чинам – директоров этих комитетов и их отделений (дополнение к ст. 136 учр. суд. установ., извлеченное из закона 7 марта 1866 г.).
- - - - - - - - - - - - - - - -
(580) Высочайше утвержд. 15 марта 1866 г. врен. правила внут. распорядка в судебных установлениях, учрежденных по Суд. Уставам 20 ноября 1864 г. К таким же правилам внут. распорядка относятся: ст. 4 закона 4 июля 1866 г. о местах заключения для подвергаемых аресту по приговорам мировых судей и закон 5 декабря 1866 г. о штатной сумме на разъезды и канцелярские расходы столичных товарищей прокуроров окружных судов.
- - - - - - - - - - - - - - - -
В том же законе 7 марта 1866 г. положено начало новой форме деятельности прокурорского надзора по административным делам – участию прокурора в различных губернских присутствиях на правах члена с голосом в присутствии. В этом качестве представитель прокуратуры был сначала введен в губернское по крестьянским делам присутствие, а затем, по мере учреждения других присутствий, и во все эти коллегиально-административные установления, ведающие в составе начальников отдельных губернских частей спорные и более важные распорядительные дела по разным отраслям управления. Так, на прокурора было возложено участие в губернских присутствиях по воинской повинности, по городским делам, для освидетельствования лиц в состоянии умственных способностей и по фабричным делам. Вследствие этого основное начало нового прокурорского надзора – ограничение его занятий делами судебного ведомства (ст. 135 учр. суд. устан.), выраженное в первом издании Судебных Уставов безусловно, – в последнем их издании, 1883 г., снабжено оговоркою о том, что предметы занятий лиц прокурорского надзора вообще ограничиваются этими делами, «некоторые же другие обязанности, сверх того возлагаемые на сии лица, определены в особых уставах и положениях по принадлежности» (581).
- - - - - - - - - - - - - - - -
(581) Законы: 1869 г. апреля 16 (№ 46971) и мая 26 (47136); 1870 г. июня 16 (48498) ст. 11; 1872 февраля 3 (№ 50504); 1874 января 1 (52983) ст. 8; июня 27 (53678) ст. 26; 1875 января 28 (54330) ст. 3; 1879 марта 9 (59399) отд. I, ст. 5; апреля 24 (59548) I, ст. 9.
- - - - - - - - - - - - - - - -
Ни по одному из этих присутствий прокурору не предоставлено прав надзора или протеста, но уже включение члена от прокуратуры в состав этих губернских коллегий достаточно свидетельствует о намерения законодателя не придерживаться буквально и неизменно принципа обособленности прокурорского надзора в судебной сфере, а напротив, делать его, как сведущего и компетентного органа правительства, участником некоторых сторон местного управления. На тот же взгляд указывает и присвоение прокурору известных прав и обязанностей по отдельным делам административного характера. Тем не менее, из совокупности подобных узаконений следует заключить, что прокурор участвует в административных присутствиях и делах в качестве скорее юрисконсульта и представителя вообще судебного ведомства, нежели блюстителя законного порядка (582).
- - - - - - - - - - - - - - - -
(582) Это можно видеть, между прочим, и из того, что законодатель отводит подобное участие не исключительно одному прокурору, но и судьям; так, в губернских лесоохранительных комитетах, учрежденных по закону 1888 г., присутствует уже не прокурор, а председатель окружного суда.
- - - - - - - - - - - - - - - -
Из задач надзора за формальною правильностью личного задержания вытекает и предписание примечания к ст.21 положения 14 августа 1881 о мерах к охранению государственного порядка и общественного спокойствия о препровождении к прокурорскому надзору копий со всех постановлений об аресте, состоявшихся на основании этого закона.
Был расширен и снабжен новыми средствами собственно судебный надзор прокуратуры. Законом 21 мая 1872 (доп. к от. 256 учр. суд. уст.) первоначальное право министра юстиции ревизовать судебные места лично, через своего товарища или членов судебных палат, дополнено предоставлением ему права поручать высшим чинам прокурорского надзора, до товарищей прокуроров палаты включительно, обозрение делопроизводства окружных судов и мировых установлений, «с целью», как сказано в законе, «извлечения необходимых для министерства сведений». Эта новая форма исследования, – обозрение, – отличается от «ревизии» только по своей вышеуказанной цели, но так как добываемые обозрением сведения поступают в распоряжение того же министерства, которое направляет и собранный им ревизионный материал и, кроме того, способы производства обоих исследований, в сущности, одинаковы, то на практике обозрение отождествляется с ревизией, и высшие чины прокуратуры сделались ревизионными органами министерства юстиции.
Затем, в недавнее время, по закону 20 мая 1885 г., последовало еще более значительное усиление генерал-прокурорского надзора за судебными местами. По этому поводу в мотивах названного закона выражено: «находясь во главе судебного ведомства и неся ответственность перед верховною властью за правильный ход правосудия в Империи, министр юстиции, очевидно, должен располагать вполне достаточными способами к устранению рассматриваемых им в деятельности судебных чинов уклонений от законного порядка. В силу этого признано необходимым, не ограничиваясь постановлением в законе о праве министра юстиции требовать от чинов судебного ведомства нужных сведений и объяснений, представляемых письменно или лично, и указывать на допущенные нарушения, – устранить, сверх того, излишние стеснения, которыми обставлено осуществление министром юстиции принадлежащего ему общего по судебному ведомству надзора» (583). Согласно этим соображениям, министру юстиции предоставлены новые права: 1) требовать от чинов судебного ведомства письменных или личных объяснений (нов. ред. ст. 254 учр. суд. уст.); 2) делать этим чинам соответственные напоминания и указания (нов. ред. ст. 255 учр. суд. уст.) и 3) передавать на рассмотрение высшего дисциплинарного присутствия сената о таких служебных упущениях или частных неблаговидных поступках судьи, которые вызывают необходимость в удалении его от должности или в перемещении в другую местность (нов. ред. ст. 295 учр. суд. уст.) (584). Конечно, одним из главных источников для пользования этими правами должно служить генерал-прокурору наблюдение подведомственных ему прокурорских чинов. Прежде выраженное в факультативном смысле, оно сделано теперь обязательным. В ст. 253 учр. суд. уст., на основании которой чины прокурорского надзора представляют по начальству о всех замеченных ими упущениях судебных мест или должностных лиц судебного ведомства, слова «по праву» заменены словами «по обязанности» и, таким образом, наблюдательная функция прокуратуры получила прямо повелительное значение.
- - - - - - - - - - - - - - - -
(583) Журнал соед. д-тов Госуд. Совета 1885 г. № 26, стр. 21.
(584) Ст. XIV и XX п. 3 закона 20 мая 1885 г.
- - - - - - - - - - - - - - - -
В 1872 г. в развитие единства прокуратуры расширено право высшего лица заменять низшее, прежде ограниченное пределами одной и той же юрисдикции. По закону 22 февраля 1872 г. прокуроры судебных палат приобрели возможность как по собственному усмотрению, так и по распоряжению министра юстиции принимать на себя или возлагать на своих товарищей исполнение всякой обязанности подчиненных им лиц прокурорского надзора (2 ч. ст. 131 учреж. суд. уст.).
В 1877 и 1885 г. произошли изменения в организации и деятельности сенатской обер-прокуратуры. По закону 10 июня 1877 г. предметы высшего надзора были сосредоточены в соединенном присутствии сената, образуемом из сенаторов 1-го и кассац. департаментов. Исполнение прокурорских обязанностей при этом присутствии возложено на одного из кассационных обер-прокуроров с особым при нем товарищем. Далее, министру предоставлено предлагать на обсуждение общего собрания кассационных департаментов через обер-прокурора доходящие до сведения министерства вопросы, разрешаемые не однообразно в разных судебных местах или же возбуждающие на практике сомнения. По закону 20 мая 1885 в составе сената образовано еще высшее дисциплинарное присутствие, для разрешения подведомственных сенату дисциплинарных дел о должностных лицах судебного ведомства. Для исполнения прокурорских обязанностей при всех этих особых сенатских установлениях (как то: общем собрании кассац. департаментов, соединенном присутствии 1-го и кассац. департам. и высшем дисциплинарном присутствии) определен особый обер-прокурор. У него сосредоточиваются случаи, требующие устранения встречаемых в судебной практике уклонений от законного порядка и привлечения к ответственности судебных чинов. С целью единообразного решения подобных случаев и тогда, когда они возникают из дел, вступающих на рассмотрение сената в общем инстанционном порядке, министр может поручить названному обер-прокурору отправление прокурорских обязанностей и по делам, рассматриваемым в кассационных департаментах.
Законом 25 мая 1874 г. (ст. 14) прокурорам судебных палат и окружных судов предоставлено право своими предложениями возбуждать в судебных местах дисциплинарные производства о частных поверенных за неправильные или предосудительные их действия.
Законом 12 июля 1884 г. в число членов комиссии по составлению очередных списков присяжных заседателей по каждому уезду введен местный товарищ прокурора, чем прокуратура призвана к участию в образовании суда присяжных, очевидно, в интересах отнюдь не обвинения, а правосудия.
Дополнения и изменения в узаконениях, имеющих отношение к прокурорскому надзору, не ограничиваясь организационными постановлениями, коснулись также и некоторых процессуальных институтов. В особенности следственная часть вместе с участием в ней прокурорского надзора не переставала обращать на себя внимание правительства. Недостатки ее обнаруживались тем быстрее и сильнее, что по системе, принятой Судебными Уставами, предварительное следствие с его преобладанием инквизиционных элементов, является в действительности фундаментом всего здания уголовного процесса; судебное рассмотрение служит лишь поверкою следствия и то, что было при нем испорчено или недоделано, резкими и часто неправильными чертами отражается на суде. Поэтому практика новых судов не замедлила указать на многие несовершенства даже и преобразованного следствия и уже в первые годы после судебной реформы вызвала вопрос о пересмотре его законов и учреждений. В мае 1869 г. по всеподданнейшему докладу министра юстиции состоялось Высочайшее повеление об образовании под председательством сенатора Петерса из чиновников министерства юстиции и внутренних дел особой комиссии, которой было поручено отправиться в губернии уже открытых судебных округов для исследования на местах недостатков следственной части, с тем чтобы потом внести в министерство юстиции соображения о необходимых по этой части преобразованиях. Результаты работ этой комиссии изложены в изданном в 1870 г. ее отчете (585).
- - - - - - - - - - - - - - - -
(585) Материалы для пересмотра законоположений о порядке производства предварительных следствий. Издание министерства юстиции 1882, ч. 2.
- - - - - - - - - - - - - - - -
В этом интересном документе помещены выводы из фактического материала, характеризующие следственную деятельность и причины, по которым она в значительной степени не осуществляет идеальных намерений законодателя. Комиссия нашла, что прокуратура весьма редко и в слабой степени пользуется своим правом возбуждения уголовного преследования, имеет лишь незначительное влияние на розыскную деятельность полиции и недостаточно наблюдает за производством предварительных следствий. Причины этого лежат в общем устройстве следственной части, а в частности, и в положении, которое закон и практика отвели прокурорскому надзору в области преследования. В общем выводе «отсутствие таких форм, в которых прокурорское наблюдение могло бы действительно проявляться, малочисленность состава прокурорского надзора, порядок возбуждения уголовного преследования и, наконец, вмешательство административных инстанций в распоряжения по следственной части составляют, по мнению комиссии, те коренные причины, которые лишают прокуратуру возможности осуществлять права, принадлежащие ей как органу власти, преследующей преступления» (586). Нельзя при этом не заметить, что составленный комиссиею проект мер к устранению всех этих недостатков лишен всякой оригинальности и в точности воспроизводит французский порядок уголовного преследования и предварительного следствия. Это та же система чинов и действий «судебной полиции» с прокуратурой во главе, монополия последней в обвинении, следственные ее полномочия при «застигнутом преступлении» и, в заключение, почти буквальный список с отношений французского прокурора к следственному судье и его следствию, даже с тою же зависимостью следователя от прокурора судебной палаты, как начальника судебной полиции (587).
- - - - - - - - - - - - - - - -
(586) Отчет комиссии сенатора Петерса, стр. 145.
(587) Там же, стр. 167–170.
- - - - - - - - - - - - - - - -
Такой совершенно несамостоятельный проект, к тому же довольно слабо обоснованный, не мог иметь шансов на успех, отчасти уже и потому, что трудно было бы решиться на столь важное и значительное новое преобразование порядка, реформированного всего 3–4 года тому назад и, следовательно, даже не испытанного достаточною практикой.
Но работы по изучению этого вопроса в министерстве юстиции не прекращались, и результатом их было издание в 1882 г. чрезвычайно ценного сборника под заглавием: «Материалы для пересмотра законоположений о порядке производства предварительных следствий». В это издание вошли обстоятельные очерки главнейших иностранных законодательств по следственной части, отзывы и замечания по тому же предмету высших лиц судебного ведомства, а также свод предположений, заявленных местными представителями судебной власти относительно мер, необходимых для улучшения следственной части. Сборник дает полную картину современного положения вопроса в Западной Европе и России и при этом ясно обрисовывает в постановке у нас следственного дела два течения, которые сходятся между собою лишь в признании нынешней его неудовлетворительности. Одно, консервативное, к которому примыкает большинство наших практиков, стремится упорядочить и улучшить существующее, устранить препятствия к его правильному действию согласно с мыслью законодателя, ограничиться поправками, не расходящимися с началами нынешних учреждений. Напротив, другое, прогрессивное направление, выразившееся в мнении и проекте чинов обер-прокуратуры уголовного кассационного департамента сената, требует глубокой и радикальной реформы, доказывая, что только новым построением уголовного преследования и следствия на строго проведенном обвинительном начале можно достигнуть существенного улучшения следственной части. Относящиеся сюда взгляды и предположения разработаны с большой последовательностью, но тесно связаны с трудно осуществимым полным переустройством всей следственно-полицейской части и с такими решительными мероприятиями, как, например, введение защиты в предварительное следствие. Оба направления имеют некоторые точки соприкосновения и посредствующие оттенки. В них прокурорский надзор является в разнообразных положениях, с различным значением и степенью власти, от исключительного блюстителя закона, без прав стороны, до единственного и прямого начальника розыскной полиции и руководителя розыска, при равноправности с защитою в состязании перед беспристрастным, независимо поставленным следственным судьею. В большинство мнений входит мысль усилить обвинительную деятельность прокурора и поставить его в такие условия, чтобы он мог на самом деле, а не на бумаге только или в теории постоянно руководить дознанием и наблюдать за следствием. Во всяком случае, из всех отзывов практических деятелей и из свойства предлагаемых ими мер нельзя не заключить, что следственная часть представляет одну из слабейших сторон прокурорской службы, которая здесь более чем где-либо нуждается в облегчении и оживлении.
В 1884 и 1885 гг. сделан был еще опыт местного исследования следственной части – ревизия этой части в Петербурге, произведенная по Высочайшему повелению сенатором Окуловым. Результаты ее, изложенные в изданном о ней отчете (588) во многом сходны с выводами комиссии сенатора Петерса и не представляют ничего нового сравнительно со взглядами, высказанными в упомянутых «Материалах». Ревизия констатирует ту же недостаточность прокурорского наблюдения за производством следствий и ту же неправильность в постановке розыскной и вспомогательной деятельности полиций, которые стали уже общим местом этого вопроса. То и другое объясняется прежде всего организационными недостатками, количественною слабостью сил, ненормальностью отношений и тому подобными причинами. Меры, предлагаемые сенатором Окуловым в отношении прокурорского надзора, сводятся к большей регламентации порядка его действий, к поставлению направления всех дознаний и вчинания (589) по ним следствий в непременную зависимость от его предложений и, наконец, в подчинении его руководству всех действий сыскной полиции по уголовным делам. Как бы то ни было, еще далеко не выяснен и остается смутным капитальный вопрос о том, что именно в неудовлетворительном положении следственной деятельности нашей прокуратуры следует приписать органическим недостаткам законодательства, и что приходится на долю чисто бытовых причин? Только ясным и практически правильным ответом на этот вопрос и может, очевидно, определиться дальнейшее направление законодательных предначертаний. До сих пор они отличались большою осторожностью и как бы выжиданием указаний более обширного и продолжительного опыта. Тем временем в порядок уголовного преследования вносились лишь частичные изменения и дополнения, не требующие ни дорогостоящих новых учреждений, к тому же трудно согласимых с общим административным устройством – как, например, особая судебная полиция, – ни принципиальной ломки всего существующего следственного строя, неизбежной при установлении состязательного следствия.
- - - - - - - - - - - - - - - -
(588) Журнал гражданского н уголовного права, 1886, кн. VIII юридическая хроника, стр. 117–140.
(589) Инициирования, возбуждения.
- - - - - - - - - - - - - - - -
В 1870 г. при окружных судах были учреждены по одной должности судебного следователя по важнейшим делам; эти следователи приступают к следствию исключительно по предложению прокурора окружного суда (закон 11 мая 1870 г.).
В 1871 г. по совместному представлению министра юстиции и шефа жандармов состоялось издание закона, который предоставил судебной власти или, точнее, прокурорскому надзору, содействие по уголовному преследованию чинов отдельного корпуса жандармов; на них же было возложено при этом исполнение судебно-полицейских обязанностей в районе железных дорог и производство формальных дознаний о государственных преступлениях. Таково в кратких словах значение Высочайше утвержденных 19 мая 1871 г. правил о порядке действий чинов корпуса жандармов по исследованию преступлений. Участие этих чинов в общем уголовном преследовании имеет характер вспомогательный и обусловливается преимущественно возможностью исполнения ими этих новых своих обязанностей без ущерба для остальных. Поэтому общеуголовная деятельность жандармских чинов ограничивается: а) сообщением прокурорскому надзору и полиции о всяком замеченном ими преступлении, подсудном общим судебным местам, с принятием неотложных мер розыска и исследования (ст. 1–2), и б) производством дознаний на правах полиции в случаях, когда обязанность эта будет возложена на них прокурором (ст. 3–8). При этом жандармские чины действуют хотя и не в той зависимости от прокуратуры, которая установлена для судебно-уголовной деятельности общей полиции, но все же под наблюдением и даже руководством прокурора. Чины железнодорожных жандармских полицейских управлений, находясь в тех же отношениях к прокурорскому надзору, в своем районе вполне заменяют общую полицию.
Что же касается до дел о государственных преступлениях, то полномочия и действия жандармских чинов по производству дознаний об этих преступлениях носят совершенно следственный характер, сообразно чему и отношения к ним прокурорского надзора определены законом в смысле участия в возбуждении дел и постоянного наблюдения за их исследованием. Расширив круг действия прокурорского надзора и открыв ему доступ к новым розыскным органам, это узаконение не изменило ни существа его власти, ни положения его в процессе.
Следующим по времени нововведением в правах и обязанностях прокурорского надзора по предварительному уголовному производству было постановление закона 18 декабря 1879 г., которым на прокуратуру возложено привлечение к ответственности чинов полиции по сообщениям мировых судей за упущения по подведомственным им делам. Этим законом отменено прежнее право судьи делать полицейским чинам непосредственно от себя предостережение, предоставленное ныне всегда прокурорскому надзору, независимо от подсудности дел (нов. ред. ст. 53 уст. уг. суд.).
Наконец, последнею новеллой по прокурорско-следственной части является закон 1 мая 1884 года о дополнении ст. 253 уст. уг. суд., на основании которой, по первоначальной ее редакции и в связи с соответствовавшими постановлениями т. II ч. I Св. Зак. общ. губ. учр., дознания о происшествиях сомнительных или предполагавшихся преступными, но по выяснении оказавшихся безразличными, не передавались вовсе судебным органам и без всякой их проверки прекращались постановлением полицейского управления. По новому же закону все такие дознания обязательно представляются полицией на рассмотрение прокурорского надзора, от которого и зависит прекратить их, потребовать их дополнения или возбудить по ним судебное преследование. Таким образом, если для полиции не все было ясно в происшествии, и возникало хотя самое отдаленное сомнение или предположение о возможной наличности в нем признаков преступления, словом, раз для выяснения происшествия с этой стороны производилось дознание, оно уже не может миновать прокуратуры. Эта последняя, направляя или разрешая дознание, получает в свое ведение еще одну категорию поводов к возбуждению уголовного преследования и способ контролировать действия полиции по невозбуждению его. Тем же законом категорически признано право прокурора возбуждать через полицию судебное преследование в мировых установлениях.
Изменения в узаконениях, касающихся прокурорской деятельности в последующих стадиях процесса, немногочисленны и для нее не особенно существенны. Это 1) закон 3 мая 1883 г. о новом порядке прекращения следствий, по которому прокурор всякое свое заключение о прекращении дела независимо от рода его вносит в окружный суд и только в случае несогласия суда с мнением прокурора дело поступает на рассмотрение судебной палаты, и 2) закон 12 июня 1884 г., по которому право сторон на суде, в том числе и прокурора, на отвод присяжных заседателей во избежание частых отсрочек заседаний за недостаточностью числа присяжных сокращено с 6-ти на 3 лица.
По гражданскому судопроизводству единственным дополнением законов об участии прокурорского надзора в этих делах было поручение чинам этого надзора, по закону 12 июня 1885 г., давать заключения в съездах мировых судей, кроме дел казенного и общественного характера, первоначально перечисленных в законе (ст. 179 уст. гражд. суд.), также и по делам, в которых истцами или ответчиками являются железные дороги, т.е. юридические лица большого публичного значения.
Хотя все вышесказанное не дает еще достаточно твердого основания формулировать определенный и конечный вывод о ходе нашего законодательства по предметам прокурорской службы со времени судебной реформы, тем не менее в общем характере и последовательности приведенных узаконений можно заметить некоторую осторожно проявляемую наклонность к усилению прокурорского надзора, к распространению его участия как в судебно-уголовных, так и административных делах. Обе его функции, законоохранительная и обвинительная, несколько расширяются, причем первая выходит даже за пределы судебных дел, сообщая прокурору значение как бы правительственного юрисконсульта, а вторая стремится усвоить себе характер более деятельный и решающий по вопросам уголовного преследования. В этом медленном движении видоизменилось лишь одно из начал прокурорского надзора по Судебным Уставам 20 ноября 1864 г., – ограничение его занятий делами судебного ведомства, все же другие основные его принципы остаются неприкосновенными и в этом виде воспроизведены в последнем издании (1883 г.) нашего судебного кодекса, Судебных Уставов Императора Александра II.
Со включением статей по продолжению 1886 года это главнейший законодательный источник для прокурорской службы. В первой части его, учреждении судебных установлений, специально прокурорскому надзору посвящен раздел 3-й книги I, озаглавленный «о лицах прокурорского надзора» и состоящий из 14 статей (от 124 до 136). Но ими предмет этот еще вовсе не исчерпывается, и как устройство, так и деятельность прокуратуры определяются многими другими статьями того же учреждения и уставов гражданского и в особенности уголовного судопроизводств. Затем следуют не вошедшие в Судебные Уставы и упоминаемые в них отдельные уставы и положения, в которых на прокурорский надзор возлагаются особые обязанности, сверх судебных. Далее, уже с более косвенным значением, относятся до прокурорского надзора некоторые указания, помещенные в Своде Законов: в т. I ч. 2 учрежд. правит. сената и минист. юстиции, т. II ч. 1 общ. губ. учрежд. т. III уст. о службе гражд. по определ. от правительства, т. XIV уст. о содерж. под страж. и проч.
§ 67. Руководящая практика.
Прокурорский надзор действует под двойным наблюдением и руководством: правительствующего сената как верховного кассационного суда и министра юстиции как генерал-прокурора. Вследствие этого разъяснения первого и циркулярные распоряжения второго служат источником руководящей практики для прокуратуры. Свойство ее в той и другой отрасли различное. Сенат наставляет и указывает, и толкования его по вопросам понимания и применения закона обязательны для прокуроров наравне с другими установлениями. Министр юстиции предписывает прокуратуре и предъявляет к ней известные общие требования в качестве ее главного и высшего начальника. Есть и предметное различие: сенатские указы и решения касаются преимущественно процессуальных казусов, министерские же циркуляры – вопросов внутреннего распорядка и делопроизводства. Но как те, так и другие намечают подробности устройства и приемы деятельности прокурорского надзора, почему и практическое их усвоение немыслимо без основательного ознакомления с этим обширным материалом.
Существует еще один, более второстепенный источник руководящей прокурорской практики: это инструкции, издаваемые прокурорами судебных палат для подведомственных им лиц прокурорского надзора и чинов полиции. Первые определяют порядок пользования правами и исполнения обязанностей прокуратуры, вторые разъясняют порядок производства полицией дознаний и следственных действий и вообще ее права и обязанности по обнаружению и преследованию преступлений. Такие инструкции ныне составлены и изданы уже почти по всем судебным округам. По самому назначению этих наказов они сообразуются с местными условиями, а в содержании своем носят известный отпечаток взглядов и личной инициативы составителей. В пределах закона, сенатских толкований и генерал-прокурорских требований нельзя и не желать простора этим двум факторам. Прокурорская служба, имея дело с людьми, с их бесконечно изменяющимися отношениями и всем широким разнообразием бытовых явлений, не может допускать застоя или рутины. Только при свободном самоопределении ближайших форм и приемов практики возможны ее гибкость и способность не отставать от жизни, следуя урокам опыта. Притом наша молодая практика еще далеко не установилась и не выработала таких окончательных и прочных оснований, которые уже заслуживали бы официального признания их целою руководящей системою. Поэтому можно лишь сочувствовать тому, что до сих пор не делается бесплодной и стеснительной попытки урегулировать какою-либо общею инструкцией из центра подвижную область прокурорской службы на местах. Для направления ее достаточно сепаратных указаний сената и генерал-прокурора по частным случаям и вопросам. Изданные поныне, впрочем, уже доводят до крайности этот казуальный характер; в них редко встречаются сколько-нибудь принципиальные разъяснения, и только из общего их обозрения с этой последней точки зрения возможно сделать заключение о правительственных взглядах на некоторые пункты устройства и деятельности прокурорского надзора.
Большинство циркуляров министерства юстиции касается внутреннего распорядка прокурорского надзора и различных отраслей его делопроизводства. Сюда относятся: ведение реестров и вообще регистрация, статистическая и контрольная отчетность, денежная часть, служебные разъезды, местопребывание, вступление в должность и сдача ее, переписка о личном составе, порядок сношений и переписка с разными местами и лицами, представление по начальству срочных и экстренных донесений, передача по принадлежности различных сведений и документов, порядок направления и хранения дел и вещественных доказательств и проч. Вообще сверх определения собственно прокурорского делопроизводства циркулярные распоряжения еще создают прокурорскому надзору положение органа, через который министерство юстиции требует и получает все нужные ему данные по судебной и судебно-административной части. Такой порядок регулируется многочисленными и подробными правилами и предписаниями, а отчасти и установившимся обыкновением, заимствованным из указаний вседневного опыта. Все это образует довольно сложный деловой и канцелярский механизм, поглощающий немало времени и труда, требующий много внимания и технического навыка (590).
- - - - - - - - - - - - - - - -
(590) О количественных размерах этого механизма можно судить по тому, что по средним и примерным цифрам делопроизводство прокурорского надзора окружного суда в центральное полосе Империи дает ежегодно, смотря по пространству и значение округа, в столице: у прокурора – до 30 т. входящих, до 40 т. исходящих бумаг и до 4,500 уголовных и 1800 гражданских дел; у каждого товарища прокурора – по 1.500 бумаг входящих и исходящих, до 300 уголовных дел и до 300 заключений в съездах мировых судей; а в провинции: у прокурора – от 4 до 12 т. входящих и от 4 до 17 т. исходящих бумаг, от 450 до 2 т. уголовных дел, от 80 до 1800 гражданских, и у каждого товарища прокурора – от 1000 до 1700 бумаг входящих, от 900 до 1200 исходящих, от 200 до 300 уголовных дел и от 180 до 400 заключений в съездах.
- - - - - - - - - - - - - - - -
В числе организационных вопросов, особенно ясно и категорично разрешенных авторитетной практикой, следует упомянуть о внешнем отношении прокуратуры к суду, возбуждавшем недоразумения и столкновения, в которых личные и случайные побуждения нередко заслоняли собою совершенно очевидный принцип уважения взаимного достоинства и соблюдения взаимных прав и преимуществ, при строгом разграничении обязанностей. Так, по вопросу о форме обращения прокурора к суду министерство разъяснило, что во всех тех случаях, когда прокурор обращается в публичном судебном заседании ко всему присутствию суда (какого бы то ни было ранга), он должен вставать с своего места и говорить стоя (591). Почти повсеместная практика последнего времени, правильно руководствуясь соображениями судебного приличия, пошла дальше и отдает этот знак почтения со стороны единоличного прокурора к коллегиальному суду при всяком без изъятия обращении прокурора к председательствующему судье. Далее, по разъяснению сената, прокурор безусловно подчиняется всем распоряжениям председателя по охранению порядка в заседании, оставляя за собою право опротестовать впоследствии те из них, которые прокурорский надзор признает неправильными. В случае возражений прокурора на распоряжения председателя, последний может и должен остановить прокурора, а в случае дальнейших с ним пререканий заседание даже может быть и вовсе приостановлено или прервано, с доведением о поступках прокурора до сведения его начальства. Но на лицо прокурорского надзора ни в каком случае не распространяется дискреционное право председателя удалять из заседания участвующих или посторонних лиц, нарушающих порядок (592).
- - - - - - - - - - - - - - - -
(591) Циркул. министерства юстиции 17 мая 1870 г. (сб. № 218); 27 декабря 1880 г. (сб. № 82).
(592) Указ угол. кассац. д-та 24 ноября 1886 г.
- - - - - - - - - - - - - - - -
Прокурор ни в каком случае не должен находиться при совещании судей. Нарушение этого положения по делам уголовным сенат считает существенным поводом к кассации (593).
- - - - - - - - - - - - - - - -
(593) Реш. угол. кассац. д-та 1872 № 159; 1875 №№ 132, 357. Реш. гражд. кассац. д-та 1871 № 825; 1873 № 1598.
- - - - - - - - - - - - - - - -
Низшие чины прокурорского надзора безусловно подчинены прокурорам судебных палат, через которых только и могут восходить в министерство юстиции все представления окружных прокуроров (594). Низшее лицо прокурорского надзора не вправе протестовать против такого определения судебного места, которое не опротестовано высшим лицом этого надзора (595). Но в предъявляемых ими заключениях все прокурорские чины вполне самостоятельны, причем вопрос о правильности их заключений не подлежит и поверке в кассационном порядке (596). Высший прокурор может опротестовать определение или действие, не согласное с заключением низшего; но начальствующий прокурор не вправе оставить без последствий протест, принесенный подчиненным (597).
- - - - - - - - - - - - - - - -
(594) Циркуляр министерства юстиции 1866, 14 ноября (сб. № 34) 1880, 9 января (сб. 566).
(595) Реш. угол. кассац. д-та 1869 № 41.
(596) Реш. гражд. кассац. д-та 1875, № 1091; 1868 № 653; 1869 № 389.
(597) Реш. угол. кассац. д-та 1867 № 471, 1869 № 575, 1870 № 635, 1873 № 573.
- - - - - - - - - - - - - - - -
Еще задолго до издания упомянутого выше закона 20 мая 1885 года сенатом была признана обязательность принятия прокурором соответствующих мер по надзору за действиями судебных мест в случае замеченных со стороны последних неправильностей (598). Но так как меры эти ограничены предложением в надлежащие судебные места или донесением по начальству, то в ряду других форм и способов судебного надзора собственно прокурорский надзор представляет не главный, а лишь вспомогательный (599).
- - - - - - - - - - - - - - - -
(598) Опред. общ. собр. 1870 № 31.
(599) Опред. общ. собр. 1880 № 25.
- - - - - - - - - - - - - - - -
Говоря о руководящих указаниях по устройству прокурорского надзора, нельзя пройти молчанием последовавшее в 1879 г. распоряжение министерства о том, чтобы товарищи прокуроров окружных судов имели жительство в районе заведуемых ими участков, т.-е. по большей части в уездных городах, и чтобы при этом участки, более отдаленные от местопребывания прокуроров, вверялись наиболее опытным их товарищам, вполне подготовленным и способным к самостоятельной деятельности. Вместе с тем министерство объявило, что заведывание такими участками и пребывание в них товарищей прокуроров будет «принимаемо в особое уважение для предоставления им повышения по службе» (600).
- - - - - - - - - - - - - - - -
(600) Циркуляр министерства юстиции 14 августа 1879 г. сб. № 557.
- - - - - - - - - - - - - - - -
По мировым судебным установлениям на прокурорский надзор возлагается особое наблюдение 1) за открытием в назначенные дни заседаний съездов мировых судей и рассмотрением всех назначенных к тому дел, с донесением по начальству о всех несостоявшихся съездах и не рассмотренных делах, с указанием причин отсрочки (601), и 2) за точным соблюдением мировыми судьями требований закона о постоянном пребывании в избранном местожительстве (602).
- - - - - - - - - - - - - - - -
(601) Цирк. мин. юст. 4 ноября 1872 (сб. № 319); 19 ноября 1881 № 16311.
(602) Цирк. мин. юст. 12 февраля 1886 г. № 4692.
- - - - - - - - - - - - - - - -
На основании изданных в 1871 г. министерство юстиции и распубликованных при сенатском указе «правил счетоводства в мировых судебных установлениях», прокурор окружного суда имеет право вызвать своим предложением внезапную ревизию денежных сумм, документов и книг как у мировых судей, так и в их съезде. В комиссии, производящей подобные ревизии, участвует товарищ прокурора (603).
- - - - - - - - - - - - - - - -
(603) Ст. 22–24 правил счетоводства.
- - - - - - - - - - - - - - - -
Прокурорский надзор обязан наблюдать за надлежащею подсудностью уголовных дел в мировом суде и при нарушении ее принимать, не стесняясь сроками обжалования, меры к ее восстановлению (604).
- - - - - - - - - - - - - - - -
(604) Реш. угол. д-та 1867 № 358. Цирк. мин. юст. 13 сентября 1872 (сб. № 13).
- - - - - - - - - - - - - - - -
По толкованию сената, лицо прокурорского надзора, присутствуя в съезде мировых судей, представляет собою не обвинителя или вообще сторону в процессе, а лишь блюстителя закона по всем делам независимо от их рода (605). Поэтому лицо прокурорского надзора дает заключение в съезде: а) по делам не только о публичных проступках, но и о проступках частных, погашаемых примирением (606) и б) по всем гражданским делам, рассматриваемым в кассационном порядке, хотя бы они и не подходили под общие условия, при которых требуется прокурорское заключение в гражданском процессе (607).
- - - - - - - - - - - - - - - -
(605) Реш. угол. д-та 1871 № 285.
(606) Реш. угол. д-та 1871 г. № 840.
(607) Цирк. указ гражд. д-та 1880, 31 января.
- - - - - - - - - - - - - - - -
Поручая вообще деятельность мировых установлений особому надзору прокуратуры, министерство возлагает на прокуроров судебных палат периодическое доставление сведений о тех мировых участках или округах, в которых по ходу и состоянию делопроизводства необходимо обревизование его по распоряжению министерства.
По делала гражданским практика сената признает заключение прокурора в тех случаях, когда оно предписано законом, настолько существенным в процессе моментом, что отсутствие его ведет к кассации решения (608). Исключение из этого начала допускается лишь по такому вопросу о подсудности, который правильно разрешен судом, хотя и без выслушивания обязательного заключения прокурора (609). Если суд не потребует в надлежащем случае заключения прокурора, то последний имеет основание возбудить переписку и производство по надзору об этом отступлении от законного порядка (610).
- - - - - - - - - - - - - - - -
(608) Реш. гражд. д-та 1870, № 630; 1874 № 560, 697, 239; 1875 № 538; 1876 № 109; 1879 № 201 и другие.
(609) Решение гражд. д-та 1868 № 613, 1873 № 913, 1874 № 153, 1875 №№ 534, 380; 1878 №№ 202, 253 и друг.
(610) Реш. гражд. д-та 1868 №№ 658, 893 и друг.
- - - - - - - - - - - - - - - -
В своих заключениях по гражданским делам чины прокурорского надзора являются только беспристрастными блюстителями закона, а отнюдь не ходатаями за тех юридических или частных лиц, особенное положение которых обусловливает участие в деле прокурора.
Так, в делах несовершеннолетних, обществ, учреждений, казенного управления и проч., прокурор, руководствуясь единственно своим убеждением и существующими законами, вовсе не обязан защищать интересы этих тяжущихся и говорить в их пользу, если находит требования или возражения их несогласными с законом и справедливостью (611).
- - - - - - - - - - - - - - - -
(611) Реш. гражд. д-та 1875 № 1091.
- - - - - - - - - - - - - - - -
Вне круга дел брачных и казенного управления прокурор не может приносить в сенат кассационных протестов (612). Но и представления прокурорского надзора об отмене решений по этим делам делаются исключительно в интересах закона.
- - - - - - - - - - - - - - - -
(612) Реш. гражд. д-та 1868 №№ 127, 658, 893; 1869 № 297 и друг.
- - - - - - - - - - - - - - - -
Всего обильнее руководящие разъяснения по уголовным делам, но вместе с тем они и всего менее выделяются из круга частных случаев.
По распоряжению министерства, чины прокурорского надзора обязаны доносить по начальству в порядке подчинения до министра юстиции включительно о всех происшествиях, которые по своему характеру или по сопровождающим их обстоятельствам обращают на себя особое внимание прокурорской власти или вызывают с ее стороны принятие чрезвычайных мер (613).
- - - - - - - - - - - - - - - -
(613) Цирк. мин. юст. 15 марта 1870 № 4739 (сб. № 212).
- - - - - - - - - - - - - - - -
Затем разновременными распоряжениями известные категории дел поручены особому вниманию и заботливости прокурорского надзора, которому вменено в обязанность прилагать все старания и принимать все зависящие меры к успешному исследованию и быстрому движению этих дел. Таковы дела о повреждении железнодорожных путей (614) и вообще о происшествиях на железных дорогах (615), о распространении некоторых видов раскола (напр., штундизма) (616) и вообще о преступлениях против веры (617), о беспорядках в местах заключения (618), о поджогах (619), о сопротивлениях властям (620) и некоторые другие.
- - - - - - - - - - - - - - - -
(614) Цирк. мин. юст. 25 ноября 1871 (сб. № 276).
(615) Цирк. мин. юст. 26 мая 1879 (сб. № 40).
(616) Цирк. мин. юст. 28 февраля 1887 (№ 5837).
Штундизм, штунда (от нем. Stunde – час, подразумевается: для чтения и толкования Библии) – христианско-протестантское религиозное движение, получившее распространение в XIX веке сначала в южных (Херсонской, Екатеринославской, Киевской) губерниях, а затем и других регионах Российской империи. Движение появилось после публикации книг Библии в новом русском синодальном переводе и проявлялось в виде стихийно возникавших в крестьянской среде кружков по чтению и толкованию Священного Писания. На взгляды штундистов оказали влияние немецкие колонисты-протестанты, жившие в южных губерниях. Участники движения подвергались преследованиям и критике. В конце XIX века русско-украинские штундисты в основном влились в Союз русских баптистов.
(617) Цирк. мин. юст. 27 марта 1886 № 8987.
(618) Цирк. мин. юст. 8 октября 1885 (сб. № 195).
(619) Цирк. мни. юст. 8 ноября 1878 (сб. № 523).
(620) Цирк. мин. юст. 28 февраля 1888 № 6369.
- - - - - - - - - - - - - - - -
Подтверждая непосредственную зависимость чинов полиции от прокурорского надзора по обнаружению и исследованию преступлений, сенат и министерство указали, что право разъяснения полицейским чинам порядка производства уголовных дознаний принадлежит не непосредственному губернскому начальству этих чинов, а прокурорскому надзору, причем такие общие циркулярные разъяснения или инструкции должны исходить от прокуроров судебных палат (621). Обязательность этих инструкций распространяется и на жандармских чинов, когда они при обнаружении и исследовании общих преступлений действуют на правах общей полиции (622).
- - - - - - - - - - - - - - - -
(621) Опред. общ. собр. 1 и кассац. д-тов 25 мая 1871 (Указ угол. кассац. д-та 13 июля 1872 г.). Цирк. мин. юст. 22 июня 1872 г. сб. № 301 и 31 января 1881 № 2735.
(622) Опред. общ. собр. 1 и кассац. д-тов 7 марта 1883 г.
- - - - - - - - - - - - - - - -
По вопросу об отношениях прокуратуры к полиции по уголовному преследованию сенат разъяснил: 1) что законная форма сношений прокурорского надзора с полицейскими чинами по этому поводу есть предъявление обязательных к исполнению предложений (623), 2) что при этом, однако же, прокурор не имеет права возлагать исполнение действий по дознанию лично и непосредственно на местных начальников полиции (исправников и полицеймейстеров), а должен сноситься об этом с губернским начальством (624), и 3) что прокурорский надзор может делать чинам полиции предостережения и вообще привлекать их к ответственности в особо установленном для этого порядке за все упущения и неправильности, учиненные до окончания предварительного следствия, и не имеет этого права по действиям полиции во исполнение распоряжений суда по делу, уже поступившему к судебному рассмотрению (625).
- - - - - - - - - - - - - - - -
(623) Опред. сената по 1 д-ту 1 июня 1871 г. (вошло в текст ст. 1343 Общ. Губ. Учр. изд. 1876).
(624) Опред. общ. собр. 1877, № 2.
(625) Опред. общ. собр. 22 ноября 1882 и 28 марта 1883.
- - - - - - - - - - - - - - - -
По разъяснениям сената действия прокурорского надзора по возбуждению и дальнейшему ведению уголовного преследования не подлежат поверке в кассационном порядке и, следовательно, могут быть обжалованы частными лицами только в порядке иерархической подчиненности (626).
- - - - - - - - - - - - - - - -
(626) Реш. угол. касс. д-та 1871 № 1754; 1873 № 265 и друг.
- - - - - - - - - - - - - - - -
Отношения прокурора к следователю и следствию были предметом неоднократных указаний официальной интерпретации, но важный вопрос этот и до ныне не разъяснен достаточно, и во всяком случае, далеко не исчерпан. Сенат и министерство требуют от прокуратуры постоянного и неусыпного наблюдения за производством следствий. Оно должно проявляться не только в своевременном пользовании правами, предоставленными прокурору при следствии, но и в том, что он обязан тщательно следить, с одной стороны, за юридическою правильностью следствия, а с другой – и за фактическою его полнотою. При упущениях первой категории прокурор, смотря по обстоятельствам, или предлагает суду, или доносит по начальству, т.е. действует в порядке надзора. Что же касается до второй цели, то она достигается наблюдательною деятельностью и предложениями при самом производстве следствия, а не возвращением дел к доследованию, которого прокуратуре рекомендуется избегать всеми зависящими от нее средствами (627). Впрочем, циркулярные распоряжения в большинстве случаев не указывают выхода из серьезных практических затруднений на пути к осуществлению этих столько же необходимых, сколько трудных для исполнения задач. Некоторые решения сената пытались, но безуспешно, разрешить или, по крайней мере, дать критерий для разрешения контроверс (628) по жгучему вопросу о пределах и степени обязательности для следователя предложений прокурора (629), и вопрос этот до сих пор остается на практике спорным и открытым.
- - - - - - - - - - - - - - - -
(627) Опред. общ. собр. 1870 № 31 и друг. Цирк. мин. юст. 17 мая 1878 (сб. № 332) 16 января 1887 № 1563 и друг.
(628) Спорных вопросов.
(629) Опред. общ. собр. 23 Октября 1873, 1875 № 61. Реш. угол. кассац. д-та 1868 № 829, 1881 № 2. Цнрк. мин. юст. 28 февраля 1874 (сб. № 362) и друг.
- - - - - - - - - - - - - - - -
Начиная с периода рассмотрения оконченного следствия прокурором для разрешения вопроса о предании суду и до последнего фазиса уголовного процесса, исполнения приговора, руководящие разъяснения по предметам прокурорской деятельности становятся обильнее по количеству и значительнее по содержанию. Сливаясь с общими толкованиями узаконений, касающихся различных процессуальных моментов, они составляют необходимую принадлежность общего учения об участии прокуратуры в действующем у нас уголовном судопроизводстве и будут изложены в подробности во II томе настоящего сочинения. Здесь же уместно лишь привести некоторые из этих разъяснений, преимущественно сената, более рельефно характеризующие общее направление официальной практики по вопросам уголовной службы прокурорского надзора.
Так, по относящимся сюда толкованиям для составления обвинительного акта необходима вероятность вины, т.е. совокупность уже выясненных фактов, позволяющих разумно предполагать виновность, а не одни только предположения о возможности выяснения таких фактов на суде. В обвинительный акт вносятся только факты, имеющие более или менее прямое отношение к предмету обвинения и подлежащие поверке на судебном следствии. Обвинительный акт должен быть ясен, точен, краток и строго деловит, без излишних подробностей и субъективного элемента в форме рассуждений или отзывов составителя. Юридическая квалификация преступного деяния означается в нем лишь в общих чертах, без предрешения всех видовых частей обвинения. Но неточное или неправильное составление обвинительного акта вообще не признается существенным поводом к кассации, так как документ этот вообще есть только как бы программа развития обвинения на судебном следствии, при котором прокурор не стеснен в исправлении недостатков обвинительного акта посредством соответствующих изменений в обвинении так же, как и суд при решении дела не связан выводами обвинения (630).
- - - - - - - - - - - - - - - -
(630) Реш. угол. кассац. д-та 1866 № 78; 1867 №№ 178, 135, 263; 1868 №№ 191, 160; 102, 47, 829; 1869 №№ 877, 120, 486; 1870 №№ 164, 505, 709, 453, 1584; 1871 № 1818; 1872 № 817; 1874 № 626 и друг.
- - - - - - - - - - - - - - - -
Прокурорскому надзору вменяется в обязанность тщательно избегать вызова к суду ненужных свидетелей и помещать в список, прилагаемый к обвинительному акту, только тех из них, показания которых действительно имеют более или менее существенное для дела значение (631). Затем на основании ст. 573 уст. угол. суд. прокурору до открытия судебного заседания принадлежит не обусловленное никакими сроками право требовать вызова дополнительных свидетелей; право это дискреционное, и подобное требование прокурора подлежит безусловному удовлетворению, без всякой оценки судом поводов к вызову (632). Для сохранения же в этом отношении известного равновесия между сторонами подсудимому или его защитнику обязательно объявляется о вызове прокурором новых свидетелей (633).
- - - - - - - - - - - - - - - -
(631) Цирк. мин. юст. 11 декабря 1876, 10 января 1877 (сб. № 486) и 16 января 1887 № 1563.
(632) Реш. угол. кассац. д-та 1868 № 943; 1869 №№ 25, 852, 734; 1875 № 175 и др.
(633) Реш. угол. кассац. д-та 1871 №№ 1250, 1271; 1873 № 124; 1879, № 1 и друг.
- - - - - - - - - - - - - - - -
Все прекращенные следственные производства хранятся в ведении прокурорского надзора (634).
- - - - - - - - - - - - - - - -
(634) Цирк. мин. юст. 2 октября 1869 (сб. № 192).
- - - - - - - - - - - - - - - -
Характер участия прокурора в судебном заседании различается, по разъяснениям сената, смотря по тому, действует ли он в качестве блюстителя закона, или же в качестве стороны. Прокурор становится стороною только с момента открытия заседания, а потому во время приготовительных к суду распоряжений о равноправности прокурора с защитою не может быть и речи (635). В заседании прокурор дает суду заключения по вопросам, касающимся порядка производства дел, хотя неисполнение этого обряда не ведет еще вообще к кассации приговора, и прокурор обязан сам своевременно озаботиться предъявлением заключений по этим вопросам. По вопросам же, относящимся до существа дела и затрагивающим интересы прокурора как обвинительной стороны, заключений от него не требуется, но он может по этим поводам делать суду заявления и предъявлять ходатайство на одинаковых правах с защитою (636).
- - - - - - - - - - - - - - - -
(635) Реш. угол. кассац. д-та 1868 № 943.
(636) Реш. угол. кассац. д-та 1869 №№ 973, 974; 1868 №№ 353, 489; 1874 №№ 505, 44; 1876 № 13; 1877 № 95 и друг.
- - - - - - - - - - - - - - - -
Указания относительно участия прокурора в заключительных прениях имеют главным образом отрицательное значение, разъясняя, чего не следует говорить. Так, в особенности запрещается в обвинительной речи приводить обстоятельства, посторонние делу или не проверенные на судебном следствии, всякие резкие выражения или укоризны, рассуждения об угрожающем подсудимому наказании (по делам, разрешаемым с участием присяжных заседателей) и проч. (637) Нарушение этих и подобных им запретов не влечет, однако же, кассации приговора ввиду права подсудимого или его защиты опровергать доводы и выводы обвинителя (638).
- - - - - - - - - - - - - - - -
(637) Реш. уголов. кассац. д-та 1868 №№ 254, 520; 1869 № 51; 1870 №№ 436, 519, 1272; 1871 №№ 304, 1266, 1375, 1339, 388; 1872 № 499, 647; 1874 № 311; 1875 №№ 164, 320; 1876 №№ 107, 163 и друг.
(638) Реш. уголов. кассац. д-та 1867 №№ 324, 405, 490; 1868 №№ 269, 111, 112, 298, 522, 717, 939, 944; 1869 №№ 11, 412; 1870 № 291; 1871 № 1178; 1872 №№ 285, 131; 1875 №№ 220, 317; 1884 № 29.
- - - - - - - - - - - - - - - -
Но никаких указаний на какую-либо положительную теорию, даже просто схему обвинительной речи в руководящих разъяснениях не содержится. Праву прокурора отказаться от обвинения дана также отрицательная интерпретация. Прокурор может отказаться от обвинения не ранее, как во время заключительных прений, и притом только в случае, если доказательства и улики, изложенные в обвинительном акте, опровергнуты судебным следствием. Но отказ этот не освобождает суд от обязанности продолжать судебное рассмотрение и, не стесняясь прокурорским мнением, разрешить дело по существу (639).
- - - - - - - - - - - - - - - -
(639) Реш. угол. кассац. д-та 1866 № 78; 1870 №№ 206, 225; 1876 № 237.
- - - - - - - - - - - - - - - -
Из области дальнейшего процессуального течения уголовных дел отметим еще существенное для силы приговора предъявление прокурором заключения о наказании, которое следует подсудимому по закону (640), и право прокурорского надзора приносить протесты на неправильные, по его мнению, приговоры, не только в видах усиления, но и законного смягчения наказания (641).
- - - - - - - - - - - - - - - -
(640) Реш. угол. кассац. д-та 1867 № 320; 1868 №№ 275, 575; 1872 № 796; 1873 № 563 и др.
(641) Реш. угол. кассац. д-та 1870 № 682; 1871 №№ 637, 1145; 1872 № 187.
- - - - - - - - - - - - - - - -
Приемы и способ действий прокурорского надзора по исполнению приговоров разъясняются рядом министерских распоряжений, которые касаются, впрочем, только частностей этой процедуры административного характера, не подлежащей вовсе поверке в кассационном порядке (642).
- - - - - - - - - - - - - - - -
(642) Реш. угол. кассац. д-та 1874 № 218.
- - - - - - - - - - - - - - - -
Из особых видов уголовного судопроизводства наибольшее количество руководящих разъяснений деятельности прокурорского надзора выпадает на долю производства по преступлениям должности. Так как сущность этого производства заключается в довольно сложной комбинации одновременного участия в возбуждении и направлении дела судебной или, точнее, судебно-обвинительной власти прокурорского надзора и начальства обвиняемого должностного лица, то коллизии и спорные казусы неизбежны, возникают часто и во множестве и требуют толкования за толкованием. Тем не менее, из относящихся сюда весьма многочисленных и пространных разъяснений общего собрания, соединенного присутствия 1 и уголовного кассационного департаментов сената и министерства юстиции еще не образовалось цельной доктрины и не выработалось таких общих начал, которые сообщили бы практике надлежащую ясность и устойчивость. Примером существующих в ней колебаний может служить капитальный вопрос о том, вправе ли прокурорский надзор в качестве специально обвинительной власти возбуждать в особенно важных и спешных случаях предварительное следствие по обвинению должностного лица в преступлении по службе, помимо распоряжения о том его непосредственного начальства, которому вообще по закону принадлежит право возбуждения преследования и предания суду по подобным делам? Сначала вопрос этот был разрешен сенатом утвердительно (643), что внесло в практику глубокое изменение и, усилив значение прокуратуры, в то же время крайне затруднило ее положение в отношении посторонних ведомств. Затем, после продолжительной сбивчивости в судебной практике, сенат категорически отказался от такого разъяснения этого вопроса и в целом ряде определений разрешил вопрос в отрицательном смысле, вполне согласно и с точным смыслом закона (644).
- - - - - - - - - - - - - - - -
(643) Опред. соед. прис. 9 декабря 1871 г. по делу Пересыпкина.
(644) Опред. соед. прис. 27 апреля 1884 г. и друг.
- - - - - - - - - - - - - - - -
В общем направлении разъяснений по вопросам уголовного преследования служебных преступлений, во всяком случае, сказывается стремление соблюсти гарантии государственной и общественной службы и права отдельных ведомств на оценку действий своих служащих, но вместе с тем и предоставить прокурорскому надзору в пределах этих прав и гарантий возможность деятельно участвовать в судебном исследовании должностных нарушений уголовного характера и отстаивать перед высшими установлениями свое мнение о них. Насколько такое стремление осуществимо, покажет ближайшее рассмотрение во II томе привходящих сюда явлений действительности и практики закона в его толкованиях и применении.
Нельзя не упомянуть также и об обширном круге руководящих разъяснений, относящихся до деятельности прокурорского надзора по тюремной части, куда принадлежит длинный ряд циркулярных распоряжений министерства юстиции. Центром их и исходной точкой в настоящее время служит Высочайше утвержденное 8 декабря 1878 г. положение комитета министров, которым определяются, между прочим, предметы ведомства прокурорского надзора в порядке местного управления тюрьмами. Содержание всех этих указаний сводится к тому, что на обязанности лиц прокурорского надзора лежит: принятие надлежащих мер по наблюдению за правильностью оснований к задержанию каждого из заключенных и порядка содержания их в установленном месте заключения, просмотр и отправление бумаг, писанных арестантами, посещение тюрем, разрешение свиданий с подследственными арестантами и надзор за содержанием их в отдельной камере, когда это по ходу следствия оказывается необходимым. Затем в отношении собственно администрации тюрем, наблюдения за материальными условиями содержания арестантов и вообще по части тюремного хозяйства права прокурорских чинов как таковых, а не в качестве членов тюремных комитетов и отделений (ведающих также и административно-хозяйственную часть) ограничиваются сообщением обо всех обнаруженных ими в этом отношении злоупотреблениях или беспорядках губернскому и уездному начальству (645). Но полезность вообще наблюдения прокуроров за тюрьмами засвидетельствована непосредственно Верховною властью по поводу одного частного случая. В 1872 г. начальник караула в одной из губернских тюрем, ссылаясь на инструкцию караула, не допускал прокурора окружного суда к осмотру тюрьмы без билета. По докладе об этом министра юстиции в Бозе почивший Император Александр II Всемилостивейше выразил, что прокурор имеет и должен иметь беспрепятственный вход во все места заключения, и что Его Величество при личном осмотре тюрем убедился в необходимости частого присутствия в местах заключения лиц прокурорского надзора. Поэтому Государь Император Высочайше повелел разъяснить, что прокурорские чины имеют во всякое время беспрепятственный вход в тюрьмы гражданского ведомства (646).
- - - - - - - - - - - - - - - -
(645) Цирк. мин. юст. 16 июня 1879 № 11353, 23 июня 1879 №№ 11890 и 11891, 18 июня 1882 № 12519 в др.
(646) Сборник цирк. распоряжений и инструкций по тюремной части, изд. министерством внутр. дел. 1880 № 211, стр. 426.
- - - - - - - - - - - - - - - -
§ 68 Литература.
Было бы напрасно и преждевременно искать полного и всестороннего отражения нашей судебной жизни, глубоко преобразованной реформою 1864 г., в нашей юридической литературе. При некоторых капитальных трудах она еще не богата ни качеством, ни количеством, и как в догматическом изложении законодательства, так и в самостоятельном исследовании отдельных институтов представляет весьма значительные пробелы. Их обусловливают главным образом отсутствие общих, определенных направлений и недостаток систематической разработки если не целых отраслей так называемого судебного права, то хотя бы важнейших его учреждений. Журнальные статьи еще преобладают у нас над книгами, случайные и отрывочные заметки – над монографиями, публицистический тон и полемический оттенок – над спокойным и основательным юридическим изучением. Быстрому движению и не вполне установившемуся состоянию законодательства соответствует обилие литературных предположений de lege ferenda (647) и господство легкой отрицательной критики в ущерб солидным работам по более трудной критике положительной и по вопросам de lege lata (648). Вместе с тем, нельзя не сознаться, что вообще наши практические юристы читают немного и неохотно, как бы не совсем еще отрешившись от бюрократической рутины старого времени и довольствуясь ограниченным кругом деловых бумаг и официальных разъяснений. Неудивительно поэтому, что у нас сравнительно так мало пишут и издают в той именно области юридического знания, которая, не служа целям единственно утилитарным, в тоже время близко соприкасается с практикой. Вследствие этого и последняя в России более чем на Западе отдалена от теории, и наше «право юристов» движется туго, давая бледные и слабые результаты единичного и второстепенного значения. Оживление первых годов после реформы скоро сменилось апатичной вялостью умственной жизни в судебном мире. Прогресс нашей юстиции на этом пути есть, очевидно, дело будущего, успех которого, однако же, немыслим без широкого развития и дружного единения различных сторон правоведения. И как наука, и как искусство, оно одинаково нуждается в могучей силе серьезного печатного слова. Во что бы то ни стало должен быть раздвинуть деловой кругозор чиновника, призванного сделаться настоящим юристом, т.е. просвещенным деятелем в одной из величайших сфер общественного труда (649).
- - - - - - - - - - - - - - - -
(647) De lege ferenda (лат.) – с точки зрения желательного (необходимого) закона.
(648) De lege lata (лат.) – С точки зрения действующего закона.
(649) Заметим здесь, что весь обширный, за 25 лет (1864–1889) накопившийся материал законодательства и его разъяснений по вопросам прокурорской службы еще не обработан даже внешним образом в виде систематического свода; исполнение такого крайне полезного труда можно было бы рекомендовать тем из чинов прокуратуры, которые, с одной стороны, располагают некоторым служебным досугом, а с другой – интересуются своим делом, его потребностями и успехами.
- - - - - - - - - - - - - - - -
Впрочем, несмотря на относительную бедность нашей юридической литературы, между прочим и по предмету прокурорского надзора, она является все же немаловажным источником для обстоятельного с ним ознакомления, указывая вместе с тем и отношения к нему русской юридической мысли. В разбросанном и разрозненном материале этой литературы заслуживают внимания труды ученых, взгляды образованных специалистов, основательно изучивших прокурорскую службу, и даже отзывы критиков-дилетантов, воспроизводящие до известной степени некоторые мнения общества, среди которого действует прокуратура. Само собою разумеется, что в нашем беглом обозрении мы можем отметить только немногие наиболее выдающиеся произведения и затем несколько общих групп, к которым приурочиваются остальные.
Вопрос о самом существовании прокуратуры, о ее необходимости и полезности не возбуждался в нашей печати. Даже среди некоторого увлечения английскими порядками сторонники их не решались рекомендовать для России английской системы частного обвинения или доказывать полное излишество особого органа судебного надзора. Периодические издания встретили с большим сочувствием прокурорское учреждение в том виде, в каком образовали его Судебные Уставы 20 ноября 1864 г. Не раз нападая впоследствии на те или другие приемы прокурорской деятельности, русская печать никогда не восставала против прокуратуры вообще, даже в эпохи наиболее критического отношения к новым судебным установлениям под влиянием течений, почти им враждебных. Напротив, публицистике строго охранительного направления приходилось даже открыто выступать на защиту института прокурорского надзора против поползновений, в которых ясно чувствовалась стародавняя привычка к произволу и смешению правительственных функций. Так, в одной из первых передовых статей 1868 г. «Московские Ведомости» горячо отстаивали полную самостоятельность прокуратуры, ее отдельность и независимость от административной власти, которая должна, по мнению газеты, видеть и уважать в прокуроре правительственного представителя законности и правосудия (650).
- - - - - - - - - - - - - - - -
(650) «Московские Ведомости» 1868 г. № 4.
- - - - - - - - - - - - - - - -
Более разнообразия и интересную критику существующего института представляют суждения по вопросам об организации и задачах русской прокуратуры. Здесь высказались два крайние взгляда на то, чем она должна быть: теория исключительно надзора и теория публичного уголовного преследования как единственного призвания прокурора. Первая основывалась на исторической традиции и опыте прошедшего, вторая исходила из логического, но до крайностей доведенного и весьма абстрактного учения.
В появившихся вскоре после судебной реформы статьях г. Головачева «Десять лет реформ» (вышедших в 1872 г. отдельной книгой под этим заглавием) доказывалось, что прокуратуре должна быть присвоена одна только обвинительная власть, и что поэтому она есть не более как полиция высшего порядка, призванная преследовать преступления, вследствие чего и место ее отнюдь не в министерстве юстиции, а в министерстве внутренних дел. Преимущества такой прокурорской организации автор видит 1) в возвышении самостоятельности собственно судебной власти и в ограждении ее от всякого постороннего давления в лице прокурора, надзирающего за судебным ведомством и участвующего в назначениях на судейские должности; 2) в устранении неизбежного столкновения по исследованию преступлений между прокуратурой и полицией, делающихся высшей и низшей ступенью одной власти и одного ведомства, и 3) во введении в администрацию образованных юристов, могущих поднять ее уровень и благотворно повлиять на ее деятельность (651).
- - - - - - - - - - - - - - - -
(651) Головачев. «Десять лет реформ», стр. 306–312.
- - - - - - - - - - - - - - - -
Взгляд г. Головачева, подрывавший в самом корне существо и постановку учреждения прокурорского надзора по Судебным Уставам, оказался не единичным. В 1880 г. один из членов коллегиального судебного установления нового устройства представил бывшему главному начальнику верховной распорядительной комиссии графу Лорис-Меликову записку, в которой, между прочим, проводил ту же мысль о необходимости лишить прокуратуру ее судебного характера и, сделав ее высшим полицейским органом, отнести к ведомству министерства внутренних дел (652). Аргументация этого предложения приблизительно та же, что и в мнении г. Головачева – теоретическое отождествление обязанности прокуратуры преследовать преступления с обязанностью полиции их обнаруживать и стремление устранить из судебного ведомства всякий административный элемент, хотя бы и судебного характера. Сюда же присоединяется и желание избавить независимые суды и несменяемых судей от всякого влияния зависимых от правительства прокуроров, на самом же деле более всего от участия лиц прокурорского надзора в судейской карьере.
- - - - - - - - - - - - - - - -
(652) Журнал гражд. и угол. права. 1882, кн. 1, статья NN: «о некоторых сторонах нынешнего общественного быта русских коллегиальных судов и судей».
- - - - - - - - - - - - - - - -
В этих взглядах трудно разобрать, что именно вытекает из добросовестного, но беспочвенного и узкого доктринерства, и что под видом заботливости о поднятии значения суда и усиления обвинительной власти, в сущности, клонится к невозможному обособлению суда и судей от правительства. Как и следовало ожидать, подобные мысли об организации прокурорского надзора не только не имели никакого успеха в законодательном смысле, но и в самой юридической печати вызвали горячие и убедительные возражения. В статье «Прокурорский надзор и его отношения к магистратуре», напечатанной в 1882 г. в «Журнале гражданского и уголовного права», г.Саранчов, становясь даже на точку зрения сторонников приведенного мнения, выставляет всю его несостоятельность и опасность и, разбивая один за другим все его доводы, доказывает, что ни теоретические соображения, как бы логичны и красивы они не казались, ни неудобства, вытекающие из современного положения нашего прокурорского надзора, не могут служить сколько-нибудь достаточным основанием к произвольному нарушению той неразрывной органической связи, которая по действующим законам соединяет власть судебную и власть обвинительную (653). И в самом деле, с какой бы стороны ни рассматривался этот вопрос, в видах ли справедливого и стройного расчленения судебной функции, в отношении ли судоустройства в составе общей системы государственных властей, или в интересах векового и испытанного учреждения прокурорского надзора, едва ли можно представить себе доктрину, при всей ее замаскированности, более разрушительную и зловредную для русской юстиции, как это намерение оторвать прокуратуру от суда и слить охранение законности от имени правительства и государственное преследование преступлений во имя закона с полицейским охранением общественной безопасности. В тот день, когда это совершится, одним полицейским органом у нас будет больше, но прокурор, созданный Петром Великим, его «стряпчий о делах государственных», «око государево», видоизмененный Александром II в блюстителя законности и государственного обвинителя, перестанет существовать.
- - - - - - - - - - - - - - - -
(653) Журнал гражд. и уголов. права. 1882, кн. 4.
- - - - - - - - - - - - - - - -
Преобразование, внесенное Судебными Уставами в старую прокуратуру, также не избежало довольно резкой литературной критики. Средоточием ее явился вопрос о повсеместном надзоре прокуроров как полезнейшем и важнейшем элементе их учреждения. В весьма недавнее время послышались голоса, выставлявшие преимущества прежнего прокурорского надзора и требовавшие его восстановления в том или другом виде. Конечно, этому обращению вспять всегда предшествует более или менее решительное осуждение новой прокуратуры не только в проявлениях ее деятельности, но и в органических ее основаниях. К сожалению, критические приемы сторонников дореформенного института страдают недостаточным знакомством с предметом и предвзято неверною или преувеличенною, тенденциозною его окраской. Эти свойства сильно умаляют значение отрицательных выводов противников судебной реформы и мешают действию и впечатлению даже тех важных замечаний, которые иногда встречаются в произведениях еще длящейся литературной борьбы с новым судом.
Одно из первых мест в этом направлении принадлежит целому циклу статей В.Я.Фукса, печатавшихся в «Русском Вестнике» с 1884 по 1887 гг. и в недавнее время вышедших отдельной книгой (654).
- - - - - - - - - - - - - - - -
(654) Фукс. Суд и полиция. 1889.
- - - - - - - - - - - - - - - -
При одностороннем освещении и нередко искусственном подборе фактов, при некоторой запальчивости разбора, часто впадающего в тон памфлета или журнальной полемики, названным статьям нельзя отказать в содержательности и кабинетном изучении того материала, который был доступен автору, видимо убежденному антагонисту Судебных Уставов и их учреждений. Тем интереснее его взгляды для беспристрастного ознакомления с литературой нашего предмета. Г. Фукс останавливается прежде всего на дореформенном прокурорском надзоре и делает ему следующую благоприятную оценку: «Прежний суд был наглядно объединен как часть одного целого в неразрывный с прочими ведомствами государственный механизм посредством прокурорского надзора и подчинения правительствующему сенату. Особенного внимания заслуживает в этом отношении прежний прокурорский надзор, который, не входя в состав распорядительных и судебных инстанций, обязан был главным образом наблюдать за повсеместным исполнением законов. Объединительный характер этого замечательного института заключался в том, что ведению прокурорского надзора подлежали нераздельно все без различия присутственные места как судебные, так и административные. И порядок этот был не мертвой буквой, так как губернские прокуроры с подчиненными им стряпчими составляли в местном управлении самостоятельное ведомство, которое в лице генерал-прокурора непосредственно примыкало к верховной власти. При таком порядке вещей даже неправильные действия высших судебных мест не могли быть последним словом для тяжущихся и подсудимых» (655). По мнению г.Фукса, старый прокурорский надзор «успел пустить глубокие корни и выработать свои полезные традиции, так что у нас был почти готовый персонал, который требовалось только приурочить к новым судебным задачам. Но вышло совершенно иначе: теоретики судебной реформы 1864 г. создали у нас такой тип судебной прокуратуры, которого мы не встречаем на западе (?), который всего менее соответствует основным понятиям о необходимости гармонии между органами суда и администрации и далеко не всегда обусловливает правильный исход обвинительной процедуры». Не оспаривая, что «прежние обязанности прокурорского надзора было крайне трудно совместить с обязанностями вновь учреждаемого у нас публичного обвинения», автор замечает, однако же, что «составители Судебных Уставов сразу отменили, таким образом, по поводу «судебной реформы, учреждение, которое, сверх судебного, имело и общее в государстве назначение. Между тем в столь обширном государстве, как Россия, прежний прокурорский надзор представлял самую надежную гарантию для правильного, единообразного и повсеместного исполнения законов всеми теми многочисленными учреждениями, которые не примыкали к судебному «механизму» (656).
- - - - - - - - - - - - - - - -
(655) Фукс. Накануне судебной реформы 1864 г. («Русский Вестник» 1884, апрель, стр. 523, 524).
(656) Фукс. Следователи, обвинители и защитники («Русский Вестник» 1886, январь, стр. 118, 119).
- - - - - - - - - - - - - - - -
Вывод более чем смелый для всякого, кто знаком с деятельностью старых прокуроров и стряпчих, хотя бы только по беспристрастному свидетельству современников, участников и очевидцев, вывод, невольно напоминающий восклицание, вырвавшееся у И.С.Аксакова по поводу восхвалений старого суда в ущерб новому, – «да, коротка наша память!» (657)
- - - - - - - - - - - - - - - -
(657) «Русь» 1884 № 5.
- - - - - - - - - - - - - - - -
Затем следует собственно критика нынешней русской прокуратуры. Основываясь на одном неудачном выражении мотивов к судебным уставам о том, что для целей уголовного преследования прокурорам «надлежит открыть доступ к делам всякого присутственного места», г. Фукс видит в этом явное противоречие двух положений: исключительно судебного характера прокурорских занятий и права вмешательства в административные дела. При этом он совершенно упускает из вида, что этот неточно выраженный мотив вовсе не вошел в текст закона, и даже по своей редакции выражает лишь несомненное право прокурора получать из всех официальных источников сведения, нужные ему для производства публичного преследования по общим, а вовсе не по должностным преступлениям, по которым прокурор, по уставу угол. судопр. (раздел 3-й кн. III), не может ни возбудить преследования, ни вызвать предания суду без согласия и постановления начальства обвиняемых.
Далее идут общеизвестные сетования на зависимость полиции от прокуратуры по производству уголовных дознаний, как будто возложенное на последнюю производство преследования и наблюдение за судебным исследованием преступлений мыслимо без властного руководства их первоначальным обнаружением. Критика заканчивается прямо неправильным и произвольным толкованием постановления ст. 130 учр. суд. уст. о том, что при заявлении судебным местам своих заключений лица прокурорского надзора действуют единственно на основании своего убеждения и существующих законов. Вопреки ясным мотивам этого узаконения и его точному смыслу, который ограничивает прокурорскую независимость только моментом заключения в суде о применении закона к фактам, г. Фукс усматривает здесь санкцию самовластия прокуроров и говорит: «следовательно, последняя, решительная и безапелляционная инстанция в определении законности предписания надлежащих властей есть сам получающий предписание прокурор, взгляды на закон и убеждения коего при столь естественном разнообразии личных мнений могут легко не сходиться с толкованиями и пояснениями установленного над ним начальства» (658). Автор, очевидно, совершенно смешивает различные моменты и понятия: распоряжения вне и до суда, в которых прокурор зависим, и заключения на суде, в которых он свободен; официальные разъяснения закона in abstracto (659), вполне обязательные для прокурора и на суде, и применение закона с его разъяснениями in concreto (660), где всякое стеснение сделало бы из прокурора механическое, пассивное орудие, лишенное самостоятельности и авторитета. Юридическая несостоятельность подобного вывода, не нуждающаяся в доказательствах, достаточно обрисовывает способы нападения. Гораздо ближе к действительности сделанная тем же автором характеристика положения, которое создано для прокуратуры различными бытовыми условиями. Указывая на трудности, с которыми ей приходится бороться, автор все-таки вынужден отдать ей справедливость и признать, «что этот институт, несмотря на некоторую «неправильность в его организации, все же представляет собою наиболее состоятельное учреждение во всей судебной реформе 1864 года. Он опирается, с одной стороны, на традиции нашей прежней прокуратуры, а с другой – организован по началам иерархической дисциплины. Поэтому более чем другие части судебной реформы, прокуратура отличается некоторою стройностью и если не настоящим единством, то, по крайней мере, способностью к усвоению в известной степени этого единства, столь недостающего прочим судебным органам» (661). Вслед за тем автор отмечает ряд более или менее существенных недостатков, препятствующих, по его мнению, успешному действию нашей прокуратуры, в том числе причины чисто временного и преходящего характера, как, напр., неудовлетворительность личного состава, слабость центрального руководства, ненормальность отношений к публике, другим ведомствам и проч. Наконец, г. Фукс требует присвоения министру юстиции и генерал-прокурору значения полноправного главы магистратуры и председательствования в высшем дисциплинарном суде над ее членами (662).
- - - - - - - - - - - - - - - -
(658) Ib. стр. 122, 123.
(659) В общем и целом, отвлеченно (лат.).
(660) В конкретике (лат.).
(661) Фукс. Судебные доктрины 1861–1864 г. на практике («Русский Вестник» 1887, январь, стр. 86–95).
(662) Там же («Русский Вестник» 1887, февраль, стр. 695).
- - - - - - - - - - - - - - - -
В еще более отрицательном и невыгодном для новой прокуратуры духе высказывается о прокуратуре И.П.Семенов в своей полемической статье против реформ Императора Александра II, помещенной в том же «Русском Вестнике». «Прокуратура по иностранному, французскому образцу, – говорит автор, – заменила у нас прежний, разумный и полезный прокурорский надзор, действовавший не только по судебным делам, но и по всему административному управлению… Нынешние прокуроры суть, собственно, адвокаты правительства по уголовным делам и наблюдатели за производством следствий; в кассационном же суде они не что иное, как чиновники, приготовляющие дела присутствию и дающие по ним предварительно свое заключение, подобно начальникам отделений в департаментах министерств (?). Так как теперь у прокуроров отнято право останавливать своим протестом исполнение судебных решений, то тут о судебном их надзоре не может быть уже и речи. Положение их как коронных адвокатов в судебных делах так связано с учреждением адвокатуры, что если бы оно не было введено в наше судоустройство, то эта сторона деятельности и не могла бы, разумеется, входить в обязанность прокуроров» (663).
- - - - - - - - - - - - - - - -
(663) Семенов. Наши реформы («Русский Вестник» 1884. Январь, стр. 300).
- - - - - - - - - - - - - - - -
Взгляд г. Семенова на современное прокурорское учреждение выясняется из того, что он настаивает на передаче следствия в ведение полиции и требует полного ограничения устности и состязательности процесса, а также совершенного уничтожения защиты и адвокатуры. На долю неохотно допускаемых им «судебных прокуроров», таким образом, почти не остается предметов деятельности, кроме прежней обязанности надзора. Зато автор предлагает учредить при всех административных учреждениях «блюстителей закона и вместе охранителей интересов государства, которые заведовали бы их канцеляриями, подобно обер-прокурорам при департаментах сената». Такие губернские и уездные прокуроры, отдельные от судебных, должны иметь право «действительного надзора», т.е. протеста против всех распоряжений и постановлений присутственных мест, с правом приостановления исполнения этих актов (664).
- - - - - - - - - - - - - - - -
(664) Ib. стр. 322, 326.
Приведенные мнения получили довольно широкий публицистический отголосок, и возвращение к старому порядку стало темой для многих уже совсем дилетантских рассуждений по этому вопросу. Так, г. Аверкиев в своем «Дневнике Писателя» за 1886, сожалея об ослаблении у нас правительственного надзора, утверждает, что «в пылу увлечения реформами прошлого царствования» мы и не заметили, как были уничтожены последние следы этого надзора вместе с должностью губернского прокурора. «Звание прокурора, – говорит г. Аверкиев, – существует доселе, и даже нередко говорится и пишется о прокурорском надзоре, хотя, говоря правду, никто, не выключая самих прокуроров, не знает, над чем, собственно, совершается этот надзор. Нынешние прокуроры – только судебные прокуроры, и притом ничего общего со старыми не имеющие; их зовут также представителями обвинительной власти, неизвестно кем осуществляемой (?). Во имя кого или чего они совершают обвинение? И это покрыто тайною. На Западе прокурор зовется прокурором короля или республики, и этим названием ясно указывается, от чьего имени он действует, чью сторону представляет на суде». Едва ли нужно разъяснять всю странность этого недоразумения; разве сущность и задачи учреждения зависят от его названия, и неужели при самом элементарном знакомстве с правовыми институтами не очевидно всякому, что прокуратура у нас, как и везде, действует в интересах государства и от имени правительства?! Несколько серьезнее дальнейшие замечания о важности пробела, оставленного упразднением местного надзора не только за судом, но и за администрацией. «Поспешно преобразовывая наши суды по французскому манеру (?), мы проглядели существенное и необходимое в самодержавном государстве значение старой прокуратуры. Могла ли от этого усилиться законность как в судах, так и в других присутственных местах? и не пора ли подумать о восстановлении истинного прокурорского надзора, об учреждении должности сенатского губернского прокурора и его уездных товарищей, именовавшихся стряпчими? Существуй доселе старая прокуратура, иначе шли бы дела в губернских присутственных местах и в наших земствах и думах. Сколько жгучих и праздных вопросов не увидели бы вовсе света Божьего! Дело обходилось бы проще. Губернский прокурор, присутствуя в думе и земстве, как он присутствовал в дворянском собрании, и усмотрев несогласие тех или иных постановлений с законом, заявлял бы свой протест. И то, что нынче громко именуется борьбою со властью, называлось бы попросту отступлением от закона» (665).
- - - - - - - - - - - - - - - -
(665) Аверкиев. Дневник писателя. 1886, Апрель, стр. 114–116.
- - - - - - - - - - - - - - - -
Все названные поборники прежних учреждений ограничиваются их восхвалением и порицанием новых, но ни один не дает себе труда рассмотреть вопрос поближе и поподробнее, никто не показывает, как восстановить немногие полезные черты старого института, не возвращаясь вместе с тем ко всей системе отживших порядков и не подрывая в корне недавних преобразований. А между тем это единственная точка зрения, с которой можно было бы придавать некоторое значение приведенным мыслям, составляющим вне ее один сплошной и тенденциозный анахронизм. Забывается весь долгий опыт минувшего, игнорируется совокупность многочисленных, официально засвидетельствованных данных, неоспоримо доказывающих всю непригодность старых форм надзора для новых условий государственной и общественной жизни, наконец, преувеличенно ярко окрашиваются слабые стороны новой прокуратуры только для того, чтобы и ее сделать орудием похода против реформ.
Мы с намерением, беспристрастия ради, пространно привели аргументацию оппонентов нашего нынешнего прокурорского учреждения. Если очистить ее от явно тенденциозных примесей и неверных выводов, плода недоразумения или незнания, то в ней все-таки останется часть, достойная внимания, потому что она взята из жизни и отвечает многим действительным ее явлениям. Аргумент этот – указание на отсутствие специальных органов, которые удовлетворяли бы потребности в закономерном правительственном надзоре за различными отраслями управления, если такая потребность действительно существует. Трудно, однако же, думать, чтобы удовлетворение ее могло быть возложено на одну судебную прокуратуру, в ее теперешнем составе и организации едва справляющуюся со своими прямыми служебными обязанностями.
От критики отрицательной перейдем к положительным исследованиям вопроса. Первые же годы после реформы дали и наиболее замечательные в этом смысле труды. В 1867 г. сенатор Н.А.Буцковский, один из главнейших деятелей по составлению Судебных Уставов (председатель уголовного отделения редакционной комиссии), издал небольшое сочинение о новой русской прокуратуре, под заглавием «О деятельности прокурорского надзора вследствие отделения обвинительной власти от судебной» (666).
- - - - - - - - - - - - - - - -
(666) Труд этот (80 стр.) вошел в посмертное издание статей Н.А.Буцковского под заглавием «Очерки судебных порядков по Уставам 20 ноября 1864 г.» 1874 г.
- - - - - - - - - - - - - - - -
Труд этот, при всей его краткости, есть все-таки лучший и до сих пор незаменимый комментарий законов об уголовной деятельности прокурорского надзора по Судебным Уставам, раскрывающий догматический смысл этих узаконений, их связь между собою и отношение к другим институтам нового уголовного суда. После прекрасного введения, в котором выясняется значение новой прокуратуры, следует 8 отделов, обнимающих существенные вопросы обвинительной деятельности. Первый трактует о лицах прокурорского надзора, как органах обвинительной власти, и об основном правиле их деятельности. Последнее формулируется следующим образом: «обнаружение преступлений и преследование виновных, т.е. принятие мер к обличению их перед судом, возлагаются на лиц прокурорского надзора, которые в этом отношении действуют под руководством своих начальников, но при заявлении судебным местам заключений по делам руководствуются единственно своим убеждением и существующими законами» (667).
- - - - - - - - - - - - - - - -
(667) Буцковский, стр. 11.
- - - - - - - - - - - - - - - -
Это определение, впрочем, не отличается точностью и полнотою, так как обнаружение преступлений есть также и задача полиции, не все преступления преследуются прокурорскою властью (напр., частные и подсудные мировому суду), и кроме подчинения и независимости, есть еще другое основное правило прокурорского действия – его единство. Затем следует более или менее подробное рассмотрение вопросов о мере участия прокурорского надзора в возбуждении уголовного преследования, о свойстве отношений этого учреждения к предварительному и судебному следствиям, о значении обвинительного акта и о влиянии его на окончательное прокурорское обвинение как в первой, так и во второй степени суда, о влиянии требования обвинительной власти на уголовный приговор или об отношении обвинения к осуждению или оправданию, о применении основного правила деятельности прокурорского надзора в его иерархическом составе к способам обжалования уголовных приговоров, о столкновении в одном и том же деле официального порядка обвинения с частным и, в заключение, о свойстве и степени участия прокурорского надзора в мировых судебных установлениях. Все эти вопросы разработаны с тою обстоятельностью, которую допускало ограничение их догматическими пределами и невозможность пользоваться указаниями едва начавшейся практики. Хотя в сочинении Н.А.Буцковского, замечательном по своей юридической ясности, предметы прокурорской деятельности по уголовным делам и далеко еще не исчерпаны, оно, во всяком случае, должно служить одним из важнейших пособий для элементарного изучения оснований прокурорского учреждения и его уголовных задач.
К тому же периоду времени относится появление обширного (более 80 печатных листов) и в высшей степени солидного произведения г. Квачевского (бывшего прокурора окружного суда) «Об уголовном преследовании, дознании и предварительном исследовании преступлений по Судебным Уставам 1864 г.» 1866–1869.
Это мало оцененное (668) и теперь, к сожалению, даже несколько забытое «теоретическое и практическое руководство» в европейской литературе давно заняло бы прочное и почетное место, а у нас ему следует быть настольной книгой для каждого посвящающего себя уголовно-судебной деятельности или просто интересующегося ее областью. В трех частях своего труда автор подвергает всестороннему рассмотрению уголовное дознание вместе с гражданским иском, полицейское дознание и предварительное следствие, отводя по всем этим процессуальным стадиям подобающее внимание участию в них прокурорского надзора. Во введении и в первой части (особенно §§ 3–5, 13–22) г. Квачевский дает и весьма толково изложенные общие сведения о прокуратуре на Западе и в России. Все сочинение, свидетельствующее о выдающейся эрудиции автора, написано по сравнительно-догматическому методу, с необходимыми историческими указаниями; немаловажную часть его составляют выводы опыта и практические наблюдения, видимо, вынесенные из личной судебно-следственной деятельности. В упрек автору можно поставить разве только некоторое многословие и несколько мелочную дробность исследования, что, впрочем, в немецком, напр., сочинении того же характера было бы признано даже достоинством. В общем нельзя не выразить пожелания, чтобы в среде лиц прокурорского надзора книга г. Квачевского имела возможно большую известность и распространение.
- - - - - - - - - - - - - - - -
(668) В течение с лишком 20 лет не разошлось и одного издания.
- - - - - - - - - - - - - - - -
В 1868 г. было издано в России, но на немецком языке, сочинение «о деятельности русского прокурорского надзора по гражданским делам». Это магистерская диссертация Адольфа Осипова (Adolph Ossipow), представленная в дерптский университет под заглавием «Die Thatigkeit der Staatsanwaltschaft im russischen Civilverfahren» (Деятельность прокуратуры в русском гражданском процессе). Оно открывается следующим вполне научным определением: «прокуратура есть такой состоящий при судах орган правосудия, которому вверено попечение о соблюдении законов, о правильном и единообразном их применении, а также и об охранении интересов государства (т.е. публичных)». Труд г. Осипова представляет добросовестную разработку догмы русского законодательства об участии прокурорского надзора в гражданских делах в связи с общим учением европейской науки об этом предмете. Русские юристы и поныне еще не могут похвалиться каким-либо другим сочинением на ту же тему и поневоле должны ценить эту немецкую монографию по русскому праву.
Сверх названных работ наша юридическая литература не имеет других произведений, специально или преимущественно трактующих о прокуратуре, почему и дальнейшие указания настоящего обозрения должны быть по необходимости бессвязны и отрывочны. Все, что в печати касается прокурорского надзора, рассеяно по общим руководствам и сочинениям о предметах, близких к этому учреждению, а также и в статьях периодических изданий. Материал в них заключается довольно обильный, но по большей части сырой, а в отношении прокуратуры еще малообработанный и лишенный цельности. Счастливое исключение составляет из категории руководств важнейшее – I том «Курса уголовного судопроизводства» И.Я.Фойницкого (профессора С.-Петербургского университета и товарища обер-прокурора уголовного кассационного д–та сената), вышедший в 1884. г. При сжатости содержания, обусловленной его дидактическим назначением и широким планом, это, несомненно, на русском языке самое лучшее, полное и полезное изложение теоретического учения о прокуратуре вообще и русском прокурорском надзоре в особенности. В §§ 12–29 II-й главы «Введения», посвященной «историческим различиям в уголовном судопроизводстве», сопоставляются процессы состязательный и розыскной и рассматриваются различия в построении уголовного обвинения. Здесь, в сравнительно-историческом обзоре приводятся общие научные положения, на которых основано прокурорское учреждение. Затем вся V-я глава I части («прокуратура» §§ 171–180) представляет очерк его истории, теории, современного положения на Западе, а также устройства и деятельности его в России. Это прекрасный конспект всего того, что можно сказать о прокуратуре при академическом изучении уголовного процесса. Взгляд на нее нашего известного криминалиста усматривается из его заключительных слов: «прокуратура стоит на рубеже между властями правительственною и судебною. Ее успех и сила зависят от правильного отношения ее к той и другой. В отношении к правительственной власти она есть член ее, страж законности действий ее органов, ее юрисконсульт и представитель ее законных интересов перед судом, располагающий для своей деятельности силами правительства. В отношении к суду прокуратура может и должна быть не чем иным, как стороною в деле, равноправною с другою стороною и, подобно ей, не вторгающеюся в сферу судебной независимости, не принимающею участия в судебном управлении и не берущею на себя задачи охраны закона против суда» (669). В последних словах этой научной характеристики очевидно критическое отношение автора к некоторым сторонам нашего современного прокурорского надзора.
- - - - - - - - - - - - - - - -
(669) Фойницкий. Курс I, стр. 624.
- - - - - - - - - - - - - - - -
Деятельность прокуратуры по отдельным предметам рассматривается также в нескольких руководствах и пособиях комментаторского характера.
Таковы для уголовного процесса вообще – «Русское уголовное судопроизводство» профессора Чебышева-Дмитриева (1875); для предварительного исследования уголовных дел – «Практическое руководство для судебных следователей» Макалинского (изд. 2 1879–81 г.); для производства в мировых судебных установлениях – «Руководство для мировых судей» (ч. I. 1872) Н.А.Неклюдова (ныне обер-прокурора общего собрания кассационных д-тов), по гражданскому процессу – «Курс гражданского судопроизводства» Малышева (1876) и «Опыт комментария к уставу гражданского судопроизводства» Анненкова (1884–1887).
Из числа изданий Судебных Уставов о официальными постатейными разъяснениями (тезисами из решений сената и проч.) наиболее значения для прокурорского надзора имеет превосходное издание г. С.Щегловитова (Учреждение суд. установлений и Устав уголовного судопр.) и Рошковского (Уст. гражд. судопр.). Можно упомянуть также и об издании г. Тимановского «Судебные Уставы Императора Александра II с толкованиями, извлеченными из отечественной юридической литературы» (1885) и его же «Сокращенном сборнике» (1881), содержащем тезисы из циркулярных указов сената, циркуляров министерства юстиции и проч.
Немногочисленны и монографические сочинения, имеющие прямое отношение к предметам прокурорской службы. Здесь можно лишь назвать классические, но сделавшиеся теперь уже библиографическою редкостью исследования г. Арсеньева «Предание суду» и «Судебное следствие» и недавний почтенный труд г. Хрулева (прокурора окружного суда) «Суд присяжных» (1886), дающий весьма интересный критический и бытовой «очерк деятельности судов и судебных порядков», в том числе, конечно, и по прокурорской части. В этих трех произведениях читатель найдет довольно полную, а главное, самостоятельную и правдивую разработку центрального отдела судебно-уголовной деятельности прокурорского надзора, от заключения предварительного следствия до окончания заседания с участием присяжных (670).
- - - - - - - - - - - - - - - -
(670) Ограниченные размеры нашей литературы о прокурорском надзоре заставляют не обходить молчанием и небольшие сочинения специального значения, имеющие известное отношение к прокуратуре. Таковы, напр., «О начале государственного обвинения» 1887 – вступительная лекция прив.-доц. Зачинского в Демидовском юридическом лицее, представляющая попытку научного обоснования этого начала; «Кандидаты на судебные должности» 1886, автора настоящего труда – содержащее в себе сведения об устройстве и деятельности кандидатов при прокуратуре; Вульферт – «Реформа предварительного следствия» 1881 г. и Пушкин – «По поводу предстоящей реформы следственной части» 1882 – две весьма дельные брошюры, принадлежащие перу бывших лиц прокурорского надзора и с большим знанием дела, хотя и не в одинаковом направлении трактующие об участии прокурора в следствии.
- - - - - - - - - - - - - - - -
Наконец, что касается до образцов судебно-обвинительного красноречия, то до последнего времени наша юридическая литература ничего не могла представить в этом отношении, кроме давно забытых стенографических отчетов в газетах по выдающимся процессам. В первые годы после судебной реформы, когда не ослабевал еще интерес к новому суду, речи сторон, обвинительные и защитительные, печатались in extenso (671), читались публикой и приносили пользу начинающим деятелям. С течением времени, приблизительно с конца 70-х годов, этот обычай постепенно вышел из употребления, и при отсутствии специально юридических газет полные отчеты о судебных прениях сделались большою редкостью. Тем больше значения должно было иметь издание в 1888 г. нынешним обер-прокурором уголовного кассац. д-та сената А.Ф.Кони сборника его «Судебных речей», в который вошли по прокурорской деятельности оратора 17 обвинительных речей, произнесенных с 1867 по 1875 гг. в Харьковском, Казанском и С.-Петербургском окружных судах, и 7 обер-прокурорских заключений, произнесенных в 1885-1887 гг. Литературная оценка этих художественных и вместе содержательных речей общеизвестна, и в новых похвалах они не нуждаются; им трудно, почти невозможно подражать, но по ним следует учиться.
- - - - - - - - - - - - - - - -
(671) Полностью, целиком, без сокращений (лат.).
- - - - - - - - - - - - - - - -
Весь остальной материал нашей литературы по вопросам прокурорской службы заключается в статьях, печатавшихся в юридических журналах в разное время за двадцать с лишком лет по разным поводам, самого разнообразного характера и оттенков. Таковы многие работы в прекратившихся «Журнале министерства юстиции», «Судебном Вестнике», «Судебном Журнале» (приложение к «Судебному Вестнику»), «Криминалисте» (издававшемся в Новгороде) и «Юридическом Обозрении» (издававшемся в Тифлисе) и в существующих «Юридическом Вестнике» (издание Московского Юридического Общества), «Журнале гражданского и уголовного права» (издание Спб. Юридического Общества) и в «Судебной газете».
Из перечисленных изданий в прежнем «Судебном Вестнике» и новейших «Журнале гражданского и уголовного права» и «Юридическом Вестнике» можно найти и капитальные статьи, и мелкие, но интересные заметки по различным отделам судоустройства и процесса, имеющим прямое или близкое отношение к прокурорскому надзору, а иногда и по специальным вопросам прокурорской службы. Большею частью эти статьи и заметки принадлежат авторам, изведавшим прокурорскую деятельность на личном опыте, и потому написаны с большим практическим знанием дела и с искренним желанием расширить для нее запас научных сведений. Авторы, не ограничиваясь одной догматикой, отводят немало места рассмотрению бытовых фактов, влияющих на прокурорскую деятельность, и отмечают причины, которыми она затрудняется или по которым она получает нежелательную окраску. Отношения прокуратуры к суду и следователям, к административной власти и, в частности, к полиции, порядки в среде самого учреждения, неправильность усваиваемого им направления, недостатки, неудобства его практики, способы облегчить и упорядочить его действие – все это находит себе разбор или, по крайней мере, отголосок во многих статьях по судоустройству, судопроизводству и судебной политике. В числе таких журнальных трудов изредка встречаются и настоящие монографии, почти исчерпывающие данные вопросы. Как на образец подобного труда нельзя не указать на прекрасную статью г. Жуковского «Содержание и назначение обвинительного акта» (672) – весьма ценный вклад в литературное изучение прокурорского надзора. Назовем также имена гг. Фойницкого, Закревского, Н.Т.Анциферова, Обнинского, Кесселя, Змирлова, Волжина, Городысского и Щегловитова, потрудившихся на этом или близком поприще (673).
- - - - - - - - - - - - - - - -
(672) Журнал гражд. и угол. права. 1876, кн. 5.
(673) В той же области автору настоящего сочинения принадлежат две статьи: «Задачи прокурорского надзора» в сентябрской книжке «Журнала гражд. и угол. права» за 1884 г. и на французском языке: «Le minist;re public en Russie» в специальном органе французской прокуратуры «Journal des Parquets» 1887 № 2; эта последняя статья имела целью познакомить с русским институтом французскую юридическую публику, высказывающую значительный интерес к нашим судебным учреждениям.
- - - - - - - - - - - - - - - -
Общий вывод из сказанного все-таки должен быть скорее утешительный. Еще скудная количеством, литература русского прокурорского надзора в качественном отношении уже обладает солидными работами, и как по содержанию их, так и по тому, что появление их, хотя и с промежутками, не прекращается, подает надежды и на дальнейшую разработку этого предмета. Не чуждая оживляющего элемента спора и разногласия, залога всестороннего исследования, наша литература обнаруживает правильное и симпатичное направление. Она видимо стремится поддержать прокурорское учреждение на пути, который начертан для него законодателем, и, улучшая существующее по указаниям опыта, сохранить все то, что в нем есть неоспоримо хорошего, разъяснять истинное призвание нашей прокуратуры и предостерегать ее от уклонений в сторону, словом, посильно помогать одному из главнейших оплотов правительственного строя в его деятельности на государственную и общественную пользу.
ГЛАВА XI
ОБЩИЕ ОСНОВАНИЯ И ЗАДАЧИ СОВРЕМЕННОГО ПРОКУРОРСКОГО НАДЗОРА
§ 69. Общее значение прокурорского надзора. – § 70. Отношения прокурорского надзора к обществу и сопредельным учреждениям. – § 71. Практическая постановка современной прокурорской службы.
§ 69. Общее значение.
Общее значение современного русского прокурорского надзора выясняется из сопоставления общих и основных для него узаконений по судоустройству и судопроизводству. По ст. 8 учр. суд. устан. «для прокурорского надзора при судебных местах состоят обер-прокуроры, прокуроры и их товарищи»; по ст. 124 того же учреждения «прокурорский надзор вверяется обер-прокурорам, прокурорам и их товарищам под высшим наблюдением министра юстиции как генерал-прокурора». Под «прокурорским надзором» здесь разумеется все прокурорское учреждение с его сложною и многостороннею функцией, которая затем ближайшим образом определяется в других постановлениях. По ст. 9 учр. суд. уст. «предметы ведомства и порядок действий лиц прокурорского надзора определяются в уставах уголовного и гражданского судопроизводства и в настоящем учреждении», а по 135 того же учреждения «предметы занятий лиц, коим вверен прокурорский надзор, вообще ограничиваются делами судебного ведомства; некоторые же другие обязанности, сверх того возложенные на сии лица, определены в особых уставах и положениях по принадлежности». Эти «некоторые другие обязанности», очевидно, касаются дел административных, так как на основании ст. 9–11 т. II ч. 1 общ. губ. учр., соответственно делению властей, и все дела, ими производимые, разделяются на судебные (уголовные и гражданские) и административные (перечисленные в ст. 10 общ. губ. учр.).
Еще следующие пять главных постановлений имеют характер исходных положений для прокурорского надзора: 1) «Товарищи прокуроров и обер-прокуроров действуют под руководством тех прокуроров и обер-прокуроров, при которых они состоят. Прокуроры окружных судов подчинены прокурорам судебных палат, а сии последние, равно как обер-прокуроры, состоят в непосредственной зависимости от министра юстиции» (ст. 129 учр. суд. уст.). 2) «При заявлении судебным местам своих по делам заключений лица прокурорского надзора действуют единственно на основании своего убеждения и существующих законов» (ст. 130 учр. суд. уст.). 3) «По всякому делу, производящемуся в суде гражданском или уголовном, каждый прокурор может заменить своего товарища, приняв это дело на свою ответственность» (1 ч. ст. 131 учр. суд. уст.). 4) Чины прокурорского надзора в отношении собственно надзора за судебною деятельностью несут «обязанность наблюдения за охранением законов» (ст. 253 учр. суд. уст.), и 5) «по уголовным делам, подведомственным общим судебным установлениям, обличение обвиняемых перед судом возлагается на прокуроров и их товарищей» (ст. 4 уст. угол. суд.).
Определяемое в законе вышеприведенными чертами, прокурорское установление можно рассматривать со стороны его устройства как бы в состоянии неподвижности или покоя и со стороны его деятельности как бы в состоянии движения, на пути к целям, ему поставленным. Это своего рода статика и динамика учреждения, причем обе стороны его находятся между собою в тесной органической связи. Учение об устройстве заключает в себе внешнее положение прокуратуры в ряду других государственных властей, внутреннее строение ее частей, их взаимные соотношения, все вопросы личного состава и внутреннего в нем распорядка. Устройство должно быть, прежде всего, целесообразно; вследствие этого оно зависит от требований, предъявляемых к прокурорской деятельности. Учение об этой последней, следя за прокуратурой при прохождении ею различных фазисов или стадий указанного ей законного пути, излагает содержание и значение всех функций, лежащих на прокуроре по разным отраслям его службы. В свою очередь, эта деятельность может достигать своих задач лишь настолько, насколько это допускается и обусловливается началами, положенными в основание прокурорского института и в его устройство. Такое взаимодействие, с достаточной последовательностью проведенное в нашей прокуратуре, сообщает ей цельность и стройность силы, предусмотрительно организованной для успешного исполнения ее призвания.
По своему устройству современный прокурорский надзор есть правительственное установление, принадлежащее к министерству юстиции и в частности – к судебному ведомству, в составе которого оно образует особое иерархическое целое, приуроченное к судебным местам, но с ними не сливающееся. Существуя отдельно от судов, прокурорский надзор, однако же, неразрывно связан с ними общностью занятий и взаимною друг в друге необходимостью для целей правосудия. Кроме того, будучи неотъемлемою частью магистратуры (понятие о которой у нас не вполне точно передается термином «судебное ведомство»), прокурорский надзор в то же время подчиняется и общим правилам гражданской службы, насколько они не изменены особыми правилами службы судебной (ст. 235 учр. суд. уст.). В этом смысле прокурорские чины значительно отличаются от судей, которых несменяемость, порядок назначения и служебного движения выделяют из остальной среды должностных лиц. Прокуратура, напротив, ближе примыкает к ней и как по своей юридической природе, так и по служебному положению своих органов занимает среднее место между судьями и чинами административных ведомств. Правительственный характер прокурорского учреждения всего резче выражается прямым и полным подчинением его министру юстиции как генерал-прокурору (ст. 124, 129, 221, 222 и 266 учр. суд. уст.). Лица прокурорского надзора непосредственно зависят от министра по всем вопросам службы и по большей части предметов процессуальной деятельности. Министр юстиции, главный начальник прокурорского надзора, стоит на вершине его иерархической лестницы, ступени которого соответствуют общим судебным установлениям (ст. 124, 125 и 127 учр. суд. уст.). Прокурорские же обязанности по делам мировых судебных установлений, при которых, в отличие наших судебных порядков от западноевропейских, особой прокуратуры не существует, лежат на прокурорском надзоре окружного суда.
Вся система прокурорских чинов представляет две отрасли: сенатскую обер-прокуратуру и местный прокурорский надзор, состоящий из двух иерархических степеней, при судебной палате и окружном суде. Обе отрасли прокуратуры действуют каждая отдельно, друг от друга не зависят и объединяются только общим подчинением министру. Внутри каждого из прокурорских рангов есть также две степени, высшая и низшая, прокурор и его товарищи, в числе, определяемом штатами. При всякой прокурорской инстанции состоят или могут состоять два учреждения, одно вспомогательное для делопроизводства – секретари и канцелярии, другое подготовительное к судебной службе и для занятий при лицах прокурорского надзора – кандидаты на судебные должности (ст. 134, 408 и 413 учр. суд. уст.).
Внутренняя организация прокуратуры построена на целом ряде правил и начал, вытекающих из ее существа и основных задач. Таковы: общие условия службы в прокурорском надзоре, и в частности подготовка к ней, обеспечивающие ей личный состав достойных и способных деятелей; правила о внешних служебных правах и обязанностях прокурорских чинов, определяющие их профессиональное положение, тем самым ограждаемое от случайностей и произвола; иерархическая дисциплина как коренной принцип института, в котором строгая подчиненность низших высшим умеряется известной степенью разумной независимости слова и убеждения, а правила о надзоре за прокуратурой и об ответственности ее чинов гарантируют общество и граждан от злоупотреблений или бездействия прокурорской власти; наконец, единство, сообщающее лицам прокурорского надзора деловую солидарность, а деятельности их – единообразие. Сюда же можно причислить и распределение занятий между чинами прокурорского надзора – одно из главных практических оснований внутреннего в нем порядка.
Значение и задачи каждой из названных выше единиц прокурорского надзора отмечены особыми характеристическими чертами.
В ведении прокуратуры окружного суда стекается почти вся сумма прокурорских функций, непосредственное исполнение по всем наиболее важным отраслям прокурорской деятельности. Приходя в непрестанное столкновение с жизнью и взаимными юридическими отношениями людей, чины окружной прокуратуры имеют дело с тем еще по большей части сырым материалом, в котором нужно тщательно разобраться для правильного применения к нему закона. Уже из того, что они возбуждают уголовное преследование, направляют его с начала и до конца, формулируют перед судом обвинение, которое затем поддерживают публично, между прочим, и на суде общественной совести, т.е. перед присяжными, причем, кроме того, являются блюстителями закона в выборном мировом суде, наиболее близком к населению, – уже из этого перечня очевидно все огромное значение первой прокурорской инстанции. Передовые труженики учреждения, они выносят на своих плечах всю борьбу с преступлением, всю тяжесть той черной, будничной работы, которая вместе с работой следователя образует фундамент уголовного правосудия. Некоторые части этой работы являются, так сказать, казовыми концами (674) прокурорской деятельности, по которым судит о ней общество и выказывается сила или бессилие прокуратуры; таковы, напр., публичное обвинение вообще и ведение преследования по крупным, выдающимся делам в частности.
- - - - - - - - - - - - - - - -
(674) Казовый конец ( устар.) – лучшая часть, показная, выигрышная сторона чего-л.
- - - - - - - - - - - - - - - -
Поэтому служба прокурорского надзора окружного суда требует много знания дела, опытности, энергии и добросовестного трудолюбия. Все это касается одинаково и прокурора окружного суда и его товарищей; последние даже чаще и больше своего ближайшего начальника проходят через весь цикл обычной прокурорской деятельности. Лучшая и наиболее полезная постановка их положения заключается в предоставлении им всей возможной самостоятельности в заведуемом каждом из них участке. Но на прокуроре окружного суда лично лежит исполнение в районе иногда обширной местности, вверенной его надзору, чрезвычайно важной задачи. Направляя своих товарищей, наблюдая за состоянием судебной части и ходом судебного дела в округе, он должен стремиться к тому, чтобы высоко и прочно поставить прокуратуру в данной местности и побудить граждан не избегать ее, а видеть в ней всегда доступную и верную опору нарушенного права. Прокурор суда отвечает столько же перед начальством, сколько перед своею совестью и обществом за степень авторитетности и уважения, приобретенных подведомственной ему прокуратурой, за все, что происходит в ее среде, за местные практические результаты ее деятельности, которые не всегда укладываются в статистические цифры рассмотренных дел и предъявленных заключений и лучше всего выражаются в характеристических конкретных фактах, служащих пробным камнем для деятелей и их достоинств. Выражаясь фигурально, в руках прокурора окружного суда бьется весь пульс прокурорского учреждения, и по тому, как ведет его дело прокурор суда, можно безошибочно судить о состоянии этого дела в округе. Прокурорам окружных судов следует глубоко проникнуться этой истиной; там же, где вместо живого ее сознания ими усвоен шаблонный взгляд на службу выгодно поставленного губернского чиновника, исполнительного с внешней стороны, но пассивного и равнодушного в действительности, там прокурорское дело находится в застое или, погружаясь в канцелярскую рутину, падает быстро и неизбежно.
Прокуратура судебной палаты, занимаясь в той или другой форме поверкой действий и работ окружной прокуратуры и участвуя в таковой же поверке высшею судебною инстанциею низшей (обвинительная камера, апелляционное рассмотрение), очевидно, должна обладать особенною опытностью и зрелостью юридического суждения, которые приобретаются при помощи основательного образования лишь продолжительною практикой. Палатская прокуратура обязана служить примером для подчиненных ей прокурорских чинов и этого дидактического оттенка своей деятельности не терять из виду при всех своих занятиях, носящих, впрочем, скорее кабинетный характер и далеко не столь живых и разнообразных, как занятия окружной прокуратуры. Но эти руководящие обязанности прокурорского надзора второй инстанции совмещают в себе ближайший фактический контроль над деятельностью прокурорского надзора первой инстанции; действие такого контроля может быть полезно только под условием самого внимательного и добросовестного выполнения его безразлично по всем делам, крупным или заурядным. В лице прокурора судебной палаты сосредоточивается все управление прокуратурой нескольких округов, которая получает от него и общие руководящие указания, и распорядительные разрешения, и предписания по всем восходящим к нему отдельным случаям. Непосредственный орган министра юстиции как генерал-прокурора, прямой начальник прокурорского надзора целой территории, прокурор палаты объединяет все отрасли и все стороны ее обвинительной и законоохранительной деятельности. Действуя самостоятельно, он дает ту или другую окраску ее отдельным проявлениям и держит в своих руках все нити местной дисциплины, этого могучего рычага прокурорской службы. Прокурором палаты устанавливается в общих очертаниях и положение прокуратуры в отношении суда и администрации; он – высший представитель прав и интересов своего ведомства в данной местности, он же и ответчик как за всякое их умаление, так и за всякое произвольное и неправильное их расширение. Если прибавить к этому, что в качестве органа министра юстиции прокурор палаты является проводником в прокурорское учреждение видов и намерений высшего правительства, то будет ясно все влиятельное значение этой должности, требующей сложных комбинаций такта и твердости, осторожности и энергии, решимости и спокойствия. Генерал-прокурор, будучи в тоже время одним из высших государственных деятелей и не имея никакой физической возможности, даже при посредстве департамента и канцелярии министерства юстиции, лично входить во все стороны своего обширного ведомства, вынужден опираться на прокуроров палат как на ближайших своих агентов, действовать через них, и, следовательно, доверять им; они же должны быть, безусловно, достойны этого доверия и тщательно поддерживать живую связь центральных правительственных установлений с судебным ведомством.
Что же, наконец, касается до обер-прокуратуры кассационного сената, то необходимо лишь отметить влияние этой высшей и отдельной отрасли прокурорского надзора на прокуратуру, так сказать, действующую, «боевую» – главный предмет нашего изложения. В интересах этой последней для правильного ее направления следует желать, чтобы обер-прокуратура, исполняя свои первостепенно важные обязанности государственного юрисконсульта перед высшим судилищем Империи, тщательно соединяла начала теории права с потребностями практики, доктрину с жизнью. Обильный материал для уразумения этих потребностей ежедневно собирает деятельность окружной и палатской прокуратуры и, только вполне владея ее опытом, принимая в соображение все его жизненные выводы и наблюдения, возможно быть верным истолкователем закона с авторитетной высоты кассационной прокуратуры.
Деятельность прокурорского надзора представляет систему действий, направленных в пределах ведомства к исполнению задач этого учреждения на основании руководящих его начал и в свойственных ему формах проявления.
В прокурорской деятельности вообще нужно отличать собственно процессуальную деятельность и делопроизводство. Первая обнимает собою участие прокурора во всех тех моментах судопроизводства, в которых он по закону является необходимым деятелем, в том числе и действия посредством устного слова и личного присутствия. Второе же, делопроизводство, есть совокупность технических приемов письменной прокурорской деятельности. За исключением устных и личных ее проявлений, она относится к делопроизводству, как внутреннее содержание к внешней оболочке, откуда ясно все практическое содержание канцелярской техники.
По своим предметам деятельность прокурорского надзора разделяется на две отрасли, неравные по важности и по объему; одна, нормальная и главная, занимается судебными делами, которые распадаются на три группы (дела уголовные, гражданские, по судебному надзору и управлению), другая, второстепенная и допущенная законом лишь в виде исключения, касается некоторых административных дел. Вот краткий систематический перечень главнейших отправлений прокурорской службы с указанием сущности или преобладающего характера каждой из них:
I. По уголовным делам: 1) обличение или преследование обвиняемых перед уголовным судом, за публичные и публично-частные преступления и проступки, подсудные общим судебным местам, до исполнения приговоров включительно (ст. 4 и 5 уст. уг. суд.); 2) охранение законного порядка производства по тем же делам посредством принятия установленных мер и предварительных заключений (ст. 141 учр. суд. уст., ст. 274, 278, 510, 619, 853, 906, 920, 934, 949 и друг. уст. уг. суд.); 3) охранение разума и силы законов, а отчасти и интересов публичного преследования в мировых судебных установлениях, преимущественно во второй их инстанции, в съезде мировых судей (ст. 146, 166 и 173 уст. уг. суд.), и 4) наблюдение за охранением законного порядка при лишении свободы и содержании под стражей (ст. 10 и 11 уст. уг. суд.).
II. По гражданским делам: 5) охранение посредством предварительных заключений разума и силы законов по известным гражданским делам казенного и общественного характера в общих и мировых судебных установлениях и по всем гражданским делам, производящимся в кассационном порядке (ст. 141 учр. суд. уст., ст. 173, 343, 804 уст. гражд. суд.); 6) исковые полномочия в казенных и общественных интересах по некоторым из таких дел (ст. 1294, 1344, 1345, 1402 и 1451 уст. гражд. суд.).
III. По участию в судебном надзоре и управлении судебной частью: 7) принятие установленных мер против замеченных упущений судебных мест или лиц судебного ведомства и участие в производстве о таковых упущениях (ст. 253, 282, 287, 363, 370, 376 и 406 учр. суд. уст.); 8) представления о возбуждении законодательных вопросов по поводу обнаруженных на практике пробелов в законе (ст. 136 учр. суд. устан.); 9) исполнение различных поручений министерства юстиции и доставление ему нужных сведений по судебной администрации.
IV. По делам административным: 10) исполнение установленных законом обязанностей в отношении мест заключения и содержащихся под стражей, и 11) участие в различных административных присутствиях, комиссиях и комитетах.
При определении законных задач прокурорского учреждения возможно недоразумение по поводу официального, технического его названия – «надзор». Как уже было замечено во введении, являясь историческим и традиционным, оно уже не вполне точно выражает нынешнюю сущность института, который далеко не исчерпывается одним понятием о надзоре. «Этому термину, – сказано в мотивах к ст. 253 учреж. суд. уст., – вовсе не присваивается понятие о надзоре в обширном смысле сего слова; он употреблен в смысле общей обязанности прокуроров наблюдать, чтобы закон не был никем нарушаем, и в случае замеченных нарушений принимать меры к восстановлению оного». В этом значении надзора к нему может быть отнесено и преследование преступлений, и предъявление заключений по гражданским делам, и вообще всякое воздействие прокурора, направленное к восстановлению законного порядка. Ближайшие проявления прокурорской деятельности свидетельствуют, что наша прокуратура имеет одновременно две главные задачи – обвинительную и наблюдательную или законоохранительную, идет по двум путям, обличая виновного в преступлении (ст. 4 уст. уг. суд.) и наблюдая за охранением законов в пределах отведенного ей ведомства (ст. 8, 124 и 253 учр. суд. уст.); сюда же присоединяется и третья задача – представительство в известных случаях правительственных, казенных интересов. Взаимное соотношение всех этих задач между собою не выясняется с положительною ясностью из самого текста закона и должно быть выведено в общих чертах, с одной стороны, из характера отдельных прокурорских функций, а с другой – из всей их совокупности. В отдельных функциях может господствовать тот или другой из названных трех элементов, но в принципе они почти неразлучны и проходят через все отрасли прокурорской деятельности. Еще наблюдательная задача в некоторых случаях может быть выполняема независимо от обвинительной, уголовное же преследование и представительство интересов правительства или казны всегда сопровождается охранением законов. Другими словами, прокурор бывает иногда только блюстителем закона, без всякой иной примеси, но прокурор как обвинитель и как правительственный агент всегда обязан вместе с тем стоять на страже закона и ставить его предписания впереди и выше всех прочих интересов и элементов своей деятельности. Вообще преобладание в ней одной какой-нибудь задачи не устраняет остальных, а лишь характеризует собою известный род деятельности, окрашивая все его отправления особыми, свойственными ей оттенками. Так, в уголовных делах, конечно, стоит на первом плане обвинительное призвание органа публичного преследования. Но, являясь обвинителем, прокурор не перестает быть в то же время и блюстителем процессуальной законности, требованиями которой уравновешиваются и умеряются все его обвинительные стремления. А так как закон требует осуждения и наказания только несомненно виновного, то обвинение во что бы то ни стало совершенно чуждо и противоречить законным задачам прокурора. Преследуя предполагаемого виновного, он вместе с тем обязан ограждать невинного от неправильного преследования и осуждения, и даже самого виновного – от мер неправильных или напрасных. Интересы обвинения важны и обязательны для прокурора лишь при соответствии их указаниям закона. Наконец, добиваясь прежде всего истины, он обвиняет и преследует лишь тогда, когда убежден в виновности и в необходимости законной кары; в противном случае он сам не только может, но и должен высказаться и действовать против обвинения (ст. 518, 534, 682, 739, 740, 858 уст. уг. суд.). В некоторые моменты уголовного судопроизводства законоохранительное наблюдение даже прямо заслоняет и отодвигает обвинительную задачу: при следствии, напр., прокурор наблюдает за правильностью исследования, безотносительно к интересам обвинения и хотя бы даже в пользу обвиняемого (ст. 279 и 283 уст. уг. суд.). На суде во время заключительных прений беспристрастие и умеренность составляют первейшие законные обязанности прокурора, хотя бы и против обвинения (ст. 739 и 740 уст. уг. суд). Словом, по смыслу всех постановлений Судебных Уставов в нашем прокуроре государственный обвинитель и блюститель закона должны всегда и везде идти рука об руку, друг друга сдерживая и дополняя. В этом сочетании и практически нет ничего неисполнимого; оно требует только, чтобы каждый шаг прокурорского преследования был основан на законе, который и придает ему отпечаток справедливости и спокойного достоинства.
В делах гражданских и по предметам судебного надзора и управления в действиях прокуратуры преобладает охранение закона и защищаемых ею публичных интересов. Но и здесь при всяком наказуемом отступлении от законов, при всяком беспорядке по судебной части в публичном юрисконсульте и агенте правительства немедленно сказывается обвинитель, заявляющий о себе требованиями законного возмездия.
По делам административным, несмотря на молчание закона о сущности задачи прокурора, весь смысл его участия в этих делах заставляет полагать, что он призывается к ним именно в качестве такого органа правительства, который обладает специальным знанием законов и, имея навык к деятельному их охранению, по самой должности своей не пропустит без внимания никакого злоупотребления или беспорядка.
Если затем взглянуть на распределение задач прокурорского надзора с житейской стороны в том виде, как оно представляется в повседневной действительности, то нельзя не заметить, что уголовная отрасль и обвинительная задача и в качественном, и в количественном отношениях решительно первенствуют над всеми остальными. Уголовное преследование, обвинение, участие в производстве уголовных дел – самая важная, трудная, выдающаяся и ответственная часть этой деятельности, сообщающая ей тот общий тон, который часто прямо обусловливает и общую оценку учреждения. В представлениях общества и народа перед уголовною задачею прокурора отступают на второй план все другие его обязанности, и для русских людей он является прежде всего органом государственного возмездия за преступление и вместе блюстителем уголовного правосудия. У нас общественного зла в форме преступлений не больше, конечно, чем в других странах, но у нас есть некоторые свои особые, домашние условия, которые обставляют борьбу с этим злом особенными трудностями и придают ей особенную важность. По многим историческим причинам и несмотря на все колоссальное законодательное движение последних десятилетий сила и сознание законности или, точнее, привычка к ней еще очень слабо развиты в нашем отечестве; о растяжимости этого понятия народ издавна сложил много характерных, добродушно-иронических изречений, которые до сих пор не потеряли значения в его глазах. Непривычка к законности, недостаток веры в могущество и святость закона выражается и в общеизвестном факте неохотного обращения частных лиц к защите закона и его исполнителей, в традиционной нелюбви «ходить по судам», чем бы ни вызывалось это «хождение». Наученный горьким опытом прошедшего, русский человек и теперь еще предпочитает примириться с причиненным лично ему вредом или смолчать о совершившемся перед ним причинении вреда другому, нежели выступить в качестве жалобщика, заявителя, свидетеля. Этому способствует и малое распространение в массе самых элементарных юридических сведений и понятий, всеобщее незнакомство с путями и способами законного воздействия. Будучи предоставлено самому себе, такое положение вещей повело бы к полной безнаказанности преступлений; можно с вероятностью предположить, что если бы в России, подобно Англии, господствовала система частного обвинения, то упразднились бы гарантии общественной и личной безопасности, но зато открылся бы широкий простор частному ябедничеству, не имеющему ничего общего с публичными интересами правосудия. Уголовная деятельность прокурорского надзора должна пополнить этот важный пробел нашего общежития, сознанный еще старым законодательством, которое возлагало на нашу дореформенную прокуратуру особенное попечение «о делах, гласа по себе не имеющих». Именно в том и заключается высокое призвание прокурора, чтобы взять в свои руки уголовное преследование из немощных и неумелых рук потерпевшего и, представляя перед судом интересы общества, фактически стать и поборником отдельных интересов того множества пострадавших от преступления его членов, которые без защиты их государством были бы беспомощно отданы в жертву преступным нарушениям законного порядка. Эта точка зрения близка и понятна русскому народу, и в поддержании и укреплении ее прокуратуре следует видеть один из вернейших залогов своего успеха.
Таково же значение и обязательной для прокурора охраны если не интересов, то законных прав обвиняемого в течении всего предварительного и предшествующего суду производства, а нередко и на суде, при отсутствии надлежащей защиты. Охрана эта, отрицательная, даже пассивная, все-таки существенна и незаменима. Что бы ни говорила теория разделения уголовно-судебных властей и состязательного начала процесса, русская практика предъявляет к прокуратуре свои житейские, насущные требования. На всем огромном пространстве России сотни неграмотных или малограмотных арестантов смотрят на прокурорский надзор как на прямого своего заступника, тысячи обвиняемых и подсудимых из простонародья твердо уверены, что прокурор вместе с судьями будет «судить» их «по закону», т.е. не только преследовать виновного, но и ограждать невинного, «темного человека». В этом смысле и новый прокурор, подобно старому, продолжает быть «взыскателем наказания и вместе с тем защитником невинности».
Наконец, говоря об общественном призвании русской прокуратуры нельзя не упомянуть и о бытовых особенностях нашей обвинительной практики. Современная жизнь представляет такое обилие крупных преступлений и корыстной неправды, что сама Верховная власть признала нужным указать на борьбу с «хищениями» как на одну из главнейших гражданских обязанностей. Уголовное преследование составляет один из необходимых и неизбежных способов этой борьбы. Встречая перед собою во всех сферах жизни и быта сильных и до дерзости смелых врагов законного порядка в разных его проявлениях, русский прокурорский надзор невольно становится в ответственное положение передового бойца, наносящего первые удары именно той внешней, выпуклой стороне явления, на которой более всего сосредоточено общественное внимание. Для того чтобы эти удары попадали в цель, они должны быть обдуманы, метки и верны; для направления их нужно немало мужества и энергии, много веры в свое дело, в его святость и правоту. Это тяжелое, подчас скользкое, но вместе с тем и нравственно-почетное поприще; на нем прокурорский надзор, держась твердой почвы закона, движимый чувством правильно понятого долга и совести, может сослужить русскому обществу большую службу.
Выше [во Введении] уже было указано, что в теории деятельность прокуратуры может быть управляема или началом закономерности, или началом уместности, или обоими вместе в известной комбинации. Вопрос о том, каким из этих начал и в какой мере управляется деятельность нашего прокурорского надзора, не разрешается прямо ни законодательством, ни официальными его истолкованиями. Но из текста ст. 130 учр. суд. уст. можно сделать довольно определенный вывод по этому вопросу. Она подчиняет деятельность прокурора перед судом единственно двум совместным и нераздельным факторам: личному его убеждению и силе действующих законов. Первый критерий относится, очевидно, к фактической стороне дела, к доказанности его данных, в оценке которых разумное убеждение свободно и не допускает принуждения. Но убеждение не тождественно с усмотрением, и свобода логического мышления не есть произвол в распоряжении фактами. Основанные на них действия имеют второй критерий – закон, понимаемый согласно прямому его смыслу и обязательным руководящим толкованиям; этот критерий исчерпывает сторону юридическую, квалификацию фактов, признанных внутренним убеждением. Ни в том, ни в другом основании нет места началу целесообразности, соображениям удобства или полезности. К установленным фактам должны быть применяемы подходящие к ним законы, без всяких посторонних мыслей и забот о том, каковы могут быть и будут практические результаты. Начальственные указания и даже приказания неприменимы в этой стадии деятельности прокурорского надзора, выражающейся в заключениях по существу дела или по инцидентам производства; очевидно, она проникнута началом закономерности.
В иных условиях находится прокурорская деятельность до и вне суда, ее наблюдательная и распорядительная область, уголовное преследование, еще не вошедшее в соприкосновение с коллегиальным судом, которому предъявляются заключения. На этот предварительный период процесса и прокурорской службы не распространяется сила ст. 130, из чего следует, что по упомянутым предметам прокурор безусловно подвластен приказаниям начальства, которые могут быть всецело основаны на соображениях удобства и уместности, в особенности в отрицательном отношении, напр., при оставлении без применения в данном случае обвинительной прокурорской власти. Возбуждать или не возбуждать преследование, как вести его при дознании и следствии, какие и когда делать распоряжения по раскрытию преступления и обнаружению виновного, какие принимать предварительные меры по судебному надзору, как поступать в сношениях с несудебными властями – все это, не говоря уже о делопроизводстве, разрешается по принципу целесообразности, смотря по тому, что по серьезным и разумным основаниям является наиболее нужным, полезным и удобным.
Подробное разграничение этих двух фазисов прокурорской деятельности, по степени их зависимости от иерархического подчинения, будет приведено впоследствии, теперь же мы отмечаем только значение в этом же направлении тех начал действия, противоположение которых западная доктрина считает капитальнейшим вопросом прокуратуры.
Что касается до основных форм прокурорской деятельности, то их, собственно, только четыре, так как все другие представляют лишь разветвления и разновидности. Это, во-первых, заключения, письменные и словесные, во-вторых, таковые же предложения, в-третьих, личное присутствие и участие в известных действиях, помимо заключений и предложений, и, в-четвертых, канцелярское производство разного рода и по разным поводам.
Заключения письменные и словесные в смысле искусства и юридического значения составляют высшее выражение прокурорской деятельности. Чего бы они ни касались, какого бы объема или важности они ни были, содержание их всегда одно и то же. Это правильно построенный силлогизм, т.е. логический вывод из одной или нескольких посылок, совмещающих фактические и юридические данные дела, расположенные таким образом, чтобы из них можно было извлечь доводы в пользу вывода. Заключения бывают общие и частные, предварительные и окончательные; в них прокурор рассматривает дело с разнообразных точек зрения и высказывает свое мнение о разных его сторонах или моментах, чаще же всего: 1) о направлении или о разрешении дела по существу, или 2) о частных казусах и вопросах, возникших во время производства. Заключения даются или в случаях, указанных законом, или по приглашению суда, и таким образом предъявление их не зависит от усмотрения прокурора. Сюда принадлежат: а) письменные заключения по уголовным делам, и в том числе обвинительные акты, б) словесные заключения по делам уголовным, в том числе обвинительные речи, а также и заключения по делам гражданским, дисциплинарным и распорядительным.
Существенный признак заключения – обращение его к судебному месту или к установлению, его заменяющему (напр., административное начальство по делам о преступлениях должности, министерства юстиции и внутренних дел по делам о преступлениях государственных), которое должно обсудить и разрешить, но не обязано принять его; заключение обязательно не формально, а по степени его правильности и убедительности.
Предложения, письменные или словесные, предъявляются тем местам или лицам, напр., суду, следователям, полиции, от которых прокурорский надзор имеет право требовать чего-либо с большей или меньшей обязательностью. Сущность всякого предложения состоит в требовании или приглашении совершить те или другие действия. Предъявление предложений, относящихся обыкновенно до внесудебных фазисов уголовного или дисциплинарного производства, зависит от прокурора и в противоположность заключению не может быть вызвано местами или лицами, к которым предложение обращается. Таковы предложения по дознанию, предварительному следствию, о рассмотрении дел или вопросов, о постановлении и исполнении определений или приговоров и проч.
Личное воздействие прокурора может быть сопряжено с предъявлением заключения или предложения, но может и, не сопровождаясь ничем подобным, проявиться в иных служебных действиях. Таковы: по уголовным делам – наблюдательное присутствие прокурора при розыскных и следственных мероприятиях, участие в допросах; по судебному надзору – участие в ревизиях; по административным делам – участие в присутствиях, посещение тюрем; наконец, по всем вообще делам – личные объяснения с должностными и частными лицами, с публикой и просителями. Эта форма, устная и живая, играет важную роль в обиходе прокурорской деятельности, которую она отвлекает от бумаг и приближает к людям, населению.
Канцелярское производство образует как бы материальную часть, вещество сложного механизма, приводимого в процессуальное движение прокурорским надзором и, в свою очередь, сообщающего это движение другим властям, действующим при его участии. В круг канцелярского оборота прокуратуры входит множество предметов: общая организация делопроизводства и снабжение прокурорского надзора необходимыми в его деятельности пособиями и принадлежностями, ведение книг, нарядов и вообще регистрация, отчетность, донесения по начальству, переписка и сношения с разными местами и лицами, направление дел, арестантская часть и проч.
Все вышеприведенные формы прокурорской деятельности в их видовых проявлениях и практическом применении будут описаны в своем месте при последовательном рассмотрении прав и обязанностей прокурорского надзора по исполнению возложенных на него задач.
§ 70. Отношение к обществу и сопредельным учреждениям.
Задачи прокурорского надзора так или иначе отражаются на обстановке и условиях, среди которых ему приходится существовать и действовать. В силу своего призвания и положения по свойству своих обязанностей он находится в известных более или менее постоянных отношениях к сферам, его охватывающим, и учреждениям, ему сопредельным. От характера этих отношений изменяются к лучшему или к худшему свобода, правильность и успешность всей прокурорской деятельности; в свою очередь, они всецело зависят от того, к чему стремится прокуратура, и как она старается достигнуть своих целей.
Учреждаемый в государственно-общественном интересе и, следовательно, существуя и для общества, прокурорский надзор практически действует среди той внешней, реальной его оболочки, которая носит обыденное название публики. Будучи, далее, в своей деятельности одним из органов судебной власти, построенной на начале разделения процессуального труда, прокуратура состоит при суде, даже входит в состав его и принимает необходимое участие в большинстве его действий, причем одною из главнейших функций своих, по уголовным делам, тесно соприкасается с деятельностью другого важного органа той же власти – судебного следователя, а при исполнении этой функции уголовного преследования действует через руководимую ею полицию, вследствие чего, а также и вследствие участия своего в некоторых отраслях местного управления, она постоянно встречается на своем пути и с деятельностью вообще административной власти.
Отсюда возникают и, как показывает опыт, особенно резко подчеркиваются жизнью вопросы об отношениях прокурорского надзора к обществу и к публике, к суду и судебным следователям, к администрации и, в частности, к полиции. Общий критерий для нормирования этих отношений дается началом закономерности, применение которого облегчается началом целесообразности, двумя уже указанными выше коренными основаниями всякой прокурорской деятельности.
Вопрос о положении, которое прокурорский надзор должен создать себе в общественном сознании, представляется столько же серьезным, сколько затруднительным и щекотливым. Намечая на практике две противоположные крайности, он ставит перед прокуратурой нелегко разрешимую дилемму. Она уже была отчасти затронута во введении, но здесь нам кажется уместным высказаться подробнее и решительнее, на основании наблюдений над нашей бытовой действительностью. Не подлежит сомнению, что без общественного уважения и доверия крайне трудно вести успешно и энергически дело уголовного преследования; оно будет на каждом шагу встречать равнодушие и даже антипатию, глухое противодействие со стороны тех именно лиц, в совокупных интересах которых оно производится. Частные толки и слухи, иногда складывающиеся в так называемое общественное мнение, печать, в которой за это мнение могут быть выдаваемы и принимаемы личные взгляды, приговоры присяжных, более или менее служащие отголоском общественной совести, – все это достаточно сильные средства, посредством которых общество или публика заявляют о своем отношении к прокурорскому надзору и его деятельности. Она затрудняется или облегчается, смотря потому, напр., прибегают ли граждане охотно и доверчиво к защите прокуратуры, оказывают ли частные и должностные лица содействие ей не на словах только или на бумаге, а и на самом деле, относятся ли присяжные к ее утверждениям и требованиям доверчиво и без всякого заранее составленного предубеждения, наконец, наводит ли перспектива ее вмешательства некоторый спасительный страх на более распространенные преступные элементы, вроде крупного хищничества и проч.? Пренебрегать этими признаками общественного суждения немыслимо, и считаться с ними необходимо, иначе прокурорский надзор рискует сделаться оторванной от общества, чуждой и даже враждебной ему силой, действия которой, лишенные поддержки и сочувствия, не будут достигать своей конечной цели – ограждения общества от беззакония. Но тут же рядом рельефно выступает противоположная, не менее, если еще не более важная опасность. Преувеличенная заботливость об изменчивом и шатком общественном сочувствии может впасть в так называемое «популярничанье», при котором общественный деятель думает уже не о долге и своем призвании, а о том, чтобы его хвалили в массе и в печати, для чего нужно отвечать преобладающим влияниям и веяниям минуты. Положение это глубоко извращает истинную сущность прокурорского учреждения и, конечно, каждый его деятель, сколько-нибудь уважающий себя и свое дело, всегда с негодованием отвергнет всякую тень чего-либо подобного, всякую мысль о заискивании перед случайностями и прихотями общественного мнения. Прокурор, ищущий популярности, – явление вполне ненормальное, уродливое, заслуживающее беспощадного осуждения. Из строгого блюстителя закона и верного органа, применяющего закон правительства, превратиться в прислужника минутных вкусов и влечений публики или толпы – это почти то же, что при исполнении служебных обязанностей стать слугою личных интересов вопреки долгу справедливости и беспристрастия. Положение прокурорского надзора между двумя указанными крайностями усложняется еще и тем обстоятельством, что по самому свойству своей деятельности он лишь весьма условно может рассчитывать на общественное сочувствие, по крайней мере, во внешнем его выражении и, наоборот, всегда должен быть готов ко всевозможным нареканиям, личному нерасположению и даже мести, в самой разнообразной форме жалоб, сплетен, печатных нападок и инсинуаций. С этим прокуратуре нужно мужественно мириться; таково естественное последствие ее обвинительной задачи, которая осуществляется мерами хотя легального, но все же принудительного и слишком многим неприятного воздействия. Преследуя лиц, виновных или основательно заподозренных, не позволяя злу совершиться безнаказанно или спокойно пользоваться плодами зла, уже сделанного, прокуратура как бы вносит суровое memento mori (675) уголовного закона в круговорот преступных страстей и поползновений и на каждом шагу создает себе поэтому многочисленных врагов или, по крайней мере, недоброжелателей. Явные или тайные, редко добросовестные, чаще злонамеренные, иногда весьма сильные и влиятельные, они легко могут быть неразборчивы на средства для того, чтобы помешать мероприятиям прокурорского надзора, или, когда это уже невозможно, то хоть отплатить ему. Одним из легких и удобных средств такого рода служит муссирование в публике неблагоприятных слухов и суждений, вместе с искусным проведением их в печати под прикрытием публицистических будто бы целей, за которыми часто скрывается простое сведение личных счетов или тенденциозная вражда к новым учреждениям. Подтасовка фактов или ложное их освещение не остаются без последствий среди легковерной массы, в которой чувство долга и понятие о законности развиты слабо, а отношение к преступности отличается излишней мягкостью, граничащей с распущенностью. Эксплуатируемое заинтересованною стороною, это настроение может временно образовать вокруг прокурорского надзора неопределенную, но тяжелую атмосферу подозрительности и недовольства, под давлением которого всякий односторонне или неверно изображаемый единичный случай немедленно переносится на все учреждение в виде мнимого на нем пятна и общего уклонения его от истинного пути. А между тем должностные деятели, бессильные перед сплетней и огульным порицанием, столько же резким, сколько голословным, должны хранить спокойное молчание, которое обязательно уже в силу их профессионального достоинства, несовместного с какой бы то ни было полемикой. Правильный и честный выход для прокуратуры из этой житейской дилеммы только один: нужно из двух опасностей выбирать меньшую, не забывая принципов, управляющих прокурорским установлением и его деятельностью. Руководствуясь единственно законом и применяя его по внутреннему убеждению своей совести, прокурор в то же время не должен игнорировать общественного мнения, но не для того чтобы во что бы то ни стало добиваться его немедленного одобрения, а лишь с тем, чтобы черпать из него полезные для себя уроки и судить по нем об общественных течениях и взглядах. Присматриваясь и прислушиваясь к тому, что делается в общественной жизни, прокурор может достигнуть верного и глубокого понимания преступных ее явлений и отдавать себе ясный отчет в целесообразности того или иного направления, тех или иных мер к уголовному преследованию, которое, подобно всякой другой отрасли государственной деятельности, должно иметь свою политику. Таков желательный предел внимания прокурорского надзора к общественному мнению; затем влияние этого последнего может отражаться исключительно в особенной строгости чинов надзора к себе и своим служебным действиям, в искреннем стремлении не давать пищи основательным укорам. Сосредоточив всю свою заботливость вместо взглядов публики и даже отзывов печати на соблюдение в своей деятельности полной правильности и добросовестности, чины прокуратуры приобретают то драгоценное сознание своей правоты перед законом и совестью, которое дает неотъемлемое право оставаться равнодушным и спокойным при всевозможных рекриминациях (676). Пусть они громко раздаются вокруг прокурорского надзора, поднимая целую бурю нареканий каждый раз, как уголовное преследование касается крупных личных, материальных или тенденциозных интересов, пусть эти нарекания несправедливы, незаслуженны, способны вызвать невольное негодование, а рядом с ними так или иначе доставшиеся восхваления соблазнительны для самолюбия – это не должно ни смущать его чинов, ни влиять на них в ту или другую сторону. Все здание такой общественной оценки построено на основании настолько шатком и двусмысленном, иногда прямо ложном, что никакой серьезный правительственный деятель не вправе придавать ему личное для себя значение. Равно хладнокровный к похвалам и порицаниям, прокурор должен неуклонно делать свое дело, и в его трудно дающихся, бесшумных, но честно одержанных победах над беззаконием находить себе скромное удовлетворение. Если же этого ему мало, и по личным вкусам или по темпераменту он не может справиться с указанными свойствами своего общественного положения, то ему лучше поскорее променять службу в прокуратуре на другую деятельность, более благодарную в смысле лавров, популярности и спокойствия. Не следует ему опасаться и вещественных, практических последствий, даже самых настойчивых и ловко рассчитанных нападок; не зная за собой вины, он может возложить свои надежды на законные гарантии ответственности и проницательную твердость своего иерархического начальства, которое, в свою очередь, несет большую нравственную обязанность тщательно отличать клевету от истины и, не допуская послабления, вместе с тем, в случае нужды подчиненного, исполнившего свой долг, заслонить собою и своей ответственностью.
- - - - - - - - - - - - - - - -
(675) Memento mori (лат.) – «Помни о смерти». Здесь: вносит смертельную угрозу.
(676) Рекриминации – упреки, обвинения, препирательства.
- - - - - - - - - - - - - - - -
Затем отношения прокуратуры к публике проявляются, между прочим, в частых деловых сношениях с частными лицами, участвующими в уголовных делах, и вообще имеющими надобность до прокурорского надзора. Потерпевшие и обвиняемые, настоящие и будущие, действительные и предполагаемые, вместе со своими родственниками или представителями постоянно обращаются к нему в качестве просителей и за сведениями по интересующим их делам. Кроме того, и лица, никаких дел еще не имеющие, но с различными юридическими надобностями, иногда только косвенно и отдаленно касающимися прокуратуры, нередко прибегают к ней за разъяснениями и советами. Особенно часто это бывает в провинции, где до сих пор привыкли смотреть на прокурора как на казенного юрисконсульта, специально поставленного для ограждения неимущих и не сведущих во всевозможных их юридических невзгодах. Несмотря на то, что служение этой несомненной, из жизни вытекающей потребности не входит прямо в круг теперешних обязанностей прокурорского надзора, отказывать в этом совсем было бы с его стороны крайне неблагоразумно. Посильная юридическая помощь таким действительно нуждающимся в ней лицам, деловое участие к ним нисколько не противоречит духу прокурорских полномочий, как скоро частные надобности имеют с ними хотя какое-либо соприкосновение, а между тем практическая польза от подобного образа действий прокуратуры весьма существенная уже потому, что она благотворно отзывается прежде всего на бедном и юридически темном люде. Ничто так не способствует прочному утверждению местного значения прокурорского надзора и возбуждению доверия к нему, как именно этот широкий и чуждый узкой и сухой рутины взгляд ее на свое общественное призвание. В общем, отношения прокурорского надзора к публике должны представлять соединение: ровной и терпеливой вежливости, равной ко всем внимательности и возможного попечения об интересах имеющих с ней дело частных лиц, насколько, конечно, это согласно с ее достоинством и исполнением прямых ее обязанностей. Тщательно сохраняя должностное свое значение и никогда не изменяя спокойствию и беспристрастию, прокурорский надзор вместе с тем не может упускать из виду, что учреждения существуют для общества, а не наоборот, и что из множества частных дел и интересов слагается великое общественное дело и общие интересы правосудия, которому служат судебные установления и составляющие их деятели.
Указанному выше характеру отношений прокурорского надзора к общественному мнению должна соответствовать также и известная нормальная степень внимания к одному из главных ее факторов – к печати. Внимание к ней далеко не бесполезно для каждого общественного деятеля, для прокуратуры же, в частности, необходимость в нем под условием приведенных выше ограничений определяется теми прямыми практическими выгодами, которые гласность может принести прокурорской деятельности. Относясь к печати спокойно, широко и объективно, прокуратура всегда сумеет отделить все тенденциозное и личное от истинного и затем извлечь из сообщаемых ею данных указания на действительные свои тактические и технические ошибки, с тем, чтобы не повторять их в будущем. Принятые к сведению, серьезные указания печати существенно увеличивают запас бытового и жизненного опыта, которым должно располагать правильно поставленное дело уголовного преследования. Кроме того, прокуратура может почерпнуть из материала, ежедневно собираемого периодической прессой, важные, а иногда и драгоценные данные о преступлениях или обстоятельствах, которые иначе оставались бы безгласными. Наша уголовная практика после судебной реформы уже насчитывает немало выдающихся дел, возбуждению и раскрытию которых много способствовали энергические усилия печати, почему и прокурорскому надзору необходимо внимательно следить за ней.
Основания, определяющие необходимый характер отношений прокурорского надзора к суду, заключаются прежде всего в самом законе. Если строго и добросовестно придерживаться этих оснований, то отношения всегда будут вполне нормальными, и не окажется даже почвы для каких-либо недоразумений или столкновений неприязненного свойства. Правда, от прокуратуры не зависит, чтобы судьи и следователи сами всегда соблюдали такой образ действий, но она может и обязана старательно устранять, со своей стороны, даже все предлоги к изменению его, делать все, что только в ее власти для сохранения мира и единодушия. По закону, в служебном и иерархическом смысле суд и прокурорский надзор взаимно совершенно независимы, и считаться или делить им друг с другом нечего. Суд не вправе критически относиться к прокуратуре, а в исключительных случаях замечания свои об упущениях или неправильностях ее может лишь передать на усмотрение прокурорского начальства (ст. 252 учр. суд. уст.). В свою очередь, прокурорский надзор как таковой, будучи обязан наблюдать за охранением законов в судебном ведомстве, свои замечания об упущениях судей передает на рассмотрение судейской же коллегии или представляет на распоряжение министра юстиции (ст. 253 учр. суд. уст.). Все это настолько определенно, ясно и точно, что само по себе не представляет повода к конфликтам. А так как при этом члены обоих учреждений входят в состав одного и того же судебного сословия, служат одному и тому же делу правосудия, то и рознь между ними может исходить исключительно из мелких личных побуждений, недостойных честного и здравомыслящего деятеля магистратуры. Чины прокурорского надзора должны тщательно остерегаться этого, и в особенности избегать даже повода заподозрить их в желании премировать (677) перед судом, к чему, обыкновенно, и сводятся все опасения. Нельзя, однако же, не упомянуть и о столь же нежелательной обратной крайности – обезличения прокуратуры, которая может быть прямо парализована в своем авторитете и в силе своего воздействия, если ограждение судейской независимости переходит в обидчивую щепетильность, а эта последняя – в подозрительность, усматривающую давление или вторжение там, где есть только ревностное исполнение долга прокурорской службы. И здесь, как и в других трудных ее вопросах, руководящее мерило действий заключается в начале законности, при применении которого не упускается из виду и начало целесообразности. Процессуальные отношения суда и прокуратуры представляют все данные для практического их урегулирования. Прокурор состоит при суде как судебный единоличный орган правительства при государственном коллегиальном установлении, изрекающем свои приговоры и решения «по указу», т.е. как бы от имени Императорского Величества. Прокурор действует перед судом как блюститель закона и сторона, но сторона, представляющая публичные, правительственные интересы, и потому он занимает место в составе должностного присутствия суда. По уголовным делам прокурор предварительно разрабатывает и затем вносит в суд весь подлежащий его рассмотрению главный материал, который другим путем, помимо прокурора, дойти до суда не может, но раз дойдя до него, уже поступает в полное его распоряжение, обязательное и для прокурора. Затем прокурор предлагает суду свое мнение или требование, суд же принимает или отвергает его по своему свободному разумению, влиять на которое прокурор может только законною основательностью и внутреннею убедительностью доводов, non ratione imperii, sed imperio rationis (678).
- - - - - - - - - - - - - - - -
(677) Довлеть над.
(678) Не по воле власти, а по велению разума (лат.).
- - - - - - - - - - - - - - - -
Отсюда, по указаниям опыта, вытекают следующие общие правила, усвоение которых обязательно или, по меньшей мере, полезно для прокуратуры: 1) Во всех ее обращениях к суду, как письменных, так и словесных, в общем характере приемов и в неуловимой, но весьма существенной внешней манере себя держать, должно быть строго соблюдаемо полное достоинство, облеченное в наружную форму почтительной вежливости. Этим, между прочим, устраняется и всякое сомнение в том, что в судебных заседаниях прокурорским чинам следует простого приличия ряди обращаться к суду всегда стоя и тем предать скорейшему забвению этот когда-то обострившийся, праздный и ничтожный спор о судебном этикете. 2) Имея в виду одни лишь интересы и пользу дела, чины прокурорского надзора должны жертвовать личным самолюбием, легко разгорающимся в борьбе, и по возможности оставить всякую притязательность и щекотливость; поэтому непринятие судом мнения прокуратуры или отказ в ее требовании отнюдь не должны вызывать в чинах ее никакого раздражения, а могут только побудить к опротестованию в установленном порядке не разделяемых ею судебных действий. 3) Поступая перед судом всегда последовательно, обдуманно и спокойно, с осторожностью и тактом, прокурорский надзор приобретает у суда доверие к своим словам и действиям и становится в его глазах надежным руководителем уголовного преследования, каждый акт которого получает особый вес; в существующем у нас смешанном процессе прокуратура, только идя рука об руку с судом, может действовать смело и решительно, уверенная в твердой поддержке судебной власти при трудных обстоятельствах, которыми иногда сопровождается ее общественная деятельность. 4) Убедившись в безусловной необходимости установить и старательно сохранять добрые отношения прокуратуры к суду и судьям, уже нетрудно добиться их исправления и там, где они вследствие местных и временных условий сделались натянутыми; для этого прокуратуре нужно только умно и правильно поставить и вести себя, не требуя ненадлежащего, но и не поступаясь неотъемлемым; практика убеждает, что причины таких ненормальных отношений, от которых прежде всего страдает дело, а потом и лица, везде преходящи и случайны, а потому бесследно уступают умелым, а главное, искренним стараниям изменить их к лучшему. 5) Крепкое единение и разумное согласие между судом и прокуратурой необходимы и для того, чтобы преобразованная юстиция могла своим примером и достоинством дружно противодействовать направлению, принципиально враждебному судебной реформе; напротив того, всякий признак внутреннего судебного разлада есть веский аргумент против ее начал.
Те же приблизительно соображения приложимы и к судебным следователям, которых иногда неосновательно противополагают чинам прокурорского надзора, тогда как в действительности при нынешней постановке нашего следственного дела те и другие – естественные сотрудники, товарищи по оружию, обязанные дружно и сообща, хотя различными путями, идти к одной и той же цели. Было время, когда вопрос об отношениях прокуратуры к следователям усложнялся и обострялся упреком в давлении над несамостоятельными следователями, которое приписывалось прокурорскому надзору, хотя вообще и несколько преувеличенно, но в отдельных случаях не без основания. Теперь упрек этот, по всей справедливости, пора сдать в архив; многие следователи, утвержденные в должностях, пользуются несменяемостью, следовательские вакансии замещаются не иначе, как по представлениям судов, без всякого косвенного влияния, и прокурорский надзор лишен возможности оказывать следователям какое-либо экстралегальное (679) покровительство или притеснения, если бы даже в его составе нашлись охотники до такого предосудительного образа действий. Пресловутый «прокурорский гнет» стал уже давно легендой, которой могут верить лишь несведущие, и которая выдвигается или как общее место для шаблонных возгласов о реформе судебной реформы, или как прикрытие личного элемента в суждениях о служебных отношениях. Но законная и практическая ответственность за ход следственного дела с прокуратуры не снята и спрашивается с нее по этому предмету ныне не менее, если не более, чем в эпоху ее значительного участия в замещении следовательских должностей. Во всяком случае, отношения в настоящее время вдвинуты в законные пределы, внутри которых они должны быть устроены сообразно с надобностями прокурорского и следственного дела. А надобности эти, вполне совместимые с совершенною личною и деловою независимостью следователя от прокурора, безусловно, требуют согласия между ними, разумной солидарности во взглядах на приемы уголовного преследования, взаимного содействия для раскрытия истины, в чем бы она ни заключалась, в обнаружении ли виновности или в выяснении невинности. Следствия, производимые при таких условиях, конечно, руками способными и достойными, дают прекрасные результаты, как в смысле изобличения виновного несмотря на все трудности и препятствия, так и в смысле ограждения личной свободы и частных прав. По Судебным Уставам прокурор во время следствия есть гораздо более блюститель его законности, нежели орган преследования, каковым он является лишь в качестве руководителя подчиненной ему розыскно-следственной полиции. Конечные задачи его и следователя, в сущности, тождественны, хотя и подходят к предмету с различных его сторон, что также способствует их соглашению, так как для каждого из них отведена своя отдельная сфера действий и стремлений. Исполняя свою обязанность наблюдения за следствием, прокурорский надзор должен: 1) уважать свободное внутреннее убеждение следователя и считаться с этим убеждением как с таким проявлением судейской самостоятельности, которому прокурор может противопоставить свое мнение лишь в законном порядке и на законном основании; 2) помогать следователю возможно более деятельным участием в следствии, совместным обсуждением его данных, разработкою плана будущих действий, постоянным понуждением полиции и объединяющим направлением ее розыскных мероприятий, и 3) отнюдь не обременять следователя излишними предложениями и требованиями и, между прочим, избегать введения в следствие всего, что без особой для дела пользы может затруднить или замедлить его ход. При этом по характеру нашей служебно-бытовой обстановки товарищеская беспритязательность, доверчивость и даже близость – такова форма, наиболее приличествующая взаимным личным отношениям следователя и прокурора.
- - - - - - - - - - - - - - - -
(679) То есть помимо легальных путей, в дополнение к законным путям.
- - - - - - - - - - - - - - - -
Несколько слов и об отношениях прокурорского надзора к адвокатуре. Отделенная от последней своим правительственным и должностным характером, прокуратура, с одной стороны, все-таки принадлежит к одному с ней судебному сословию, а с другой – является ее постоянным процессуальным противником на уголовном суде с участием прокурора. Законные и справедливые интересы адвокатуры как необходимого судебного института должны находить себе у прокурорского надзора признание и опору во всех случаях, где он призван высказаться или действовать. Всякое общее недоброжелательство прокуратуры к адвокатуре неуместно, предосудительно и не оправдывается никакими отдельными случаями нарушений адвокатского долга, которые, как бы резки они ни были, не могут быть распространяемы на все учреждение in corpore (680), составляющее существенную и незаменимую часть судебного устройства. В самом же процессе для прокурора, с его общественным призванием и правительственным значением, более чем для кого-либо должны быть обязательны и святы все правила честного боя: прямота, отвращение от средств двусмысленных или сомнительных, открытое и смелое благородство во всех приемах, вежливость внешней формы, а главное, полнейшее уважение к личности противника. Если же эти правила нарушаются самой защитой – тем хуже для нее, но тем нужнее сдержанность для обвинения, чтобы не увлечься в пылу борьбы далеко за пределы его задачи и не превратить суда в арену личных препирательств. Такое пользование судебным оружием, единственно достойное публичного представителя в суде, производя хорошее впечатление на судей, невольно внушает и адвокату, что прокурор – не враг его, а оба они – сотрудники в деле раскрытия уголовной истины.
- - - - - - - - - - - - - - - -
(680) В целом (лат.).
- - - - - - - - - - - - - - - -
Отношения прокурорского надзора к административной власти и, в частности, к полиции долгое время составляли один из камней преткновения прокурорской деятельности, да и теперь еще не совсем утратили это значение. Прокурорский надзор попеременно упрекали то в систематической розни с администрацией и в том, что стремясь проявить свои начальственные права над розыскными действиями полиции, он мешает административной деятельности, с которою не хочет согласовать свою, то, напротив в чрезмерной податливости органам управления и в том, что он смотрит легко и равнодушно на нарушения закона должностными лицами административных ведомств, произвол которых не находит в прокуратуре противодействия. В свою очередь, в среде самой прокуратуры слышались жалобы на недостаточность активного содействия администрации, на неудовлетворительное исполнение полицией ее обязанностей по судебной части, наконец, на бесплодность или крайнюю трудность прокурорского воздействия против должностных неправильностей и злоупотреблений. Этими нареканиями намечаются те более выдающиеся и вредные уклонения от нормального порядка, которых прокурорскому надзору следует опасаться и избегать. Он должен проникнуться сознанием, что ни взаимно раздражающею бумажною войной, ни пассивным безразличием нельзя добиться полезных для дела последствий и обеспечить себе энергическую помощь административной власти, без чего, однако же, прокуратура обойтись не в состоянии. Ей нужно поэтому найти иной, средний выход, предохраняющий от обеих крайностей. В этих видах прежде всего необходимо строжайшее соблюдение законности во всех сношениях с администрацией. Если же последняя убеждается в возможности не без успеха спорить о юридической правильности поручений или настояний прокурорского надзора, авторитет его как блюстителя закона падает в других ведомствах безвозвратно и, надо признаться, вполне заслуженно. Далее, все требования прокуратуры должны быть не только законны, но и практически исполнимы, а для целей преследования или надзора производительны. Административные органы, весьма близко стоящие к жизни, никак нельзя рассматривать как простое механическое орудие исполнения, и невозможно заставить охотно, с толком и энергией исполнять какие-нибудь кабинетные измышления или требования, обнаруживающие незнакомство с бытом, местностью, обывателями. Можно пожелать затем, чтобы сообщения и указания, обращаемые прокуратурой к администрации, были чужды мелочной придирчивости и педантизма, не говоря уже о какой-либо тенденциозности, совершенно неуместной и неприличной в отношениях правительственных органов между собой. В справедливых требованиях своих прокурорский надзор должен быть последователен и настойчив до крайних пределов своих прав и полномочий; излишнего требовать не следует, но основательное, серьезное настояние, раз заявленное, должно быть доведено до конца, без отступления. Пререкания по не разрешенным еще спорным вопросам общего и руководящего значения полезны и потому желательны; пререкания же по вопросам частным – только в тех случаях, когда, с одной стороны, есть основательная надежда на благоприятное их разрешение, а с другой, когда это последнее видимо будет иметь прямые и ощутительные практические последствия. К сказанному едва ли нужно прибавлять, что прокурорский надзор обязан уважать и соблюдать все без исключения, в том числе и чисто внешние прерогативы и атрибуты административной власти, отнюдь не допуская, чтобы из-за нарушения правил официальной учтивости или манкирования какими-нибудь ее оттенками ухудшались и обострялись деловые отношения. Поставленный между судом и администрацией, прокурорский надзор может и должен энергически способствовать предупреждению всякого антагонизма между этими отраслями одного и того же великого целого, государственного управления в широком смысле. Он располагает всеми нужными для того средствами и находится в особенно благоприятном положении для противодействия этому глубоко вредному явлению, которое не имеет решительно никаких серьезных оснований в государственной жизни, но, тем не менее, каждым случайным признаком своим вносит в правительственный организм задерживающее и разлагающее начало. Так смотрит на прокуратуру и текущая практика судебно-административных отношений; посредничество прокурорского надзора между обеими властями может быть в высшей степени плодотворно, сглаживая шероховатости и предубеждения, разрешая недоразумения и приводя к взаимному согласию и доверию. Достижение подобных результатов нелегко, но, как доказывает та же практика, не невозможно и всегда составляет крупную заслугу прокурорского учреждения перед обществом.
§ 71. Практическая постановка современной прокурорской службы.
Мы проследили историко-догматическое развитие русской прокуратуры среди известных условий времени и места, под влиянием которых сложились органические свойства и обрисовались ближайшие ее задачи. Мы видели, чем наш прокурорский надзор был прежде, как образовалось его теперешнее построение, какие главные требования предъявляет к нему наша действительность. Остается бегло отметить в настоящем его состоянии некоторые характеристические вопросы, выдвинутые жизнью, с указанием и направления, в котором может разрешить их будущее. Работая изо дня в день, прокурорский надзор, конечно, не застрахован и от погрешностей; действуя на широком поприще, он встречается с препятствиями, перед которыми порою отступает или слабеет его энергия. Это неизбежно при всякой сложной, трудной деятельности, в особенности сравнительно столь новой, какою представляется деятельность прокурорская по Судебным Уставам. Но желательно, чтобы и самые ошибки как поучительные уроки опыта послужили нашему учреждению на пользу, чтобы препятствия могли быть удалены по тщательном и беспристрастном их исследовании. Мы твердо верим, что то и другое вполне доступно дружным усилиям добросовестных членов магистратуры. Составителями Уставов был задуман симпатичный и живой тип нового русского прокурора при преобразованном суде, историческая традиция укрепила почву под этим типом, а практика указала необходимые к нему поправки; теперь от исполнителей зависит посильное его осуществление.
В современной организации нашего прокурорского надзора обращает на себя прежде всего внимание сторона количественная, числовые размеры сил, которыми он располагает. При наших огромных пространствах и расстояниях, так часто подавляющих материальные и личные средства учреждений, это вопрос первостепенной важности. Нельзя сказать, чтобы существующая постановка его для прокуратуры была благоприятна. По официальным сведениям (681), к 1 января 1887 г. во всей России состояло следующее число лиц прокурорского надзора:
- - - - - - - - - - - - - - - -
(681) Сборник статистич. сведений министерства юстиции. Вып. 2. Сведения о личном составе судебн. установлений и проч. за 1886 г. Спб. 1887 г.
- - - - - - - - - - - - - - - -
1) При кассац. департаментах сената и образованных
при них установлениях……………………………………. 26 чел. (682)
2) При 10 судебных палатах………………………………. 42 чел. (683)
3) При 80 окружных судах………………………………...590 чел. (684)
4) При установлениях прежнего устройства………………78 чел. (685)
_______________________
а всего 736 лиц.
- - - - - - - - - - - - - - - -
(682) 3 обер-прокурора, 23 товарища обер-прокуроров.
(683) 10 прокуроров и 32 их товарища.
(684) 80 прокуроров и 510 их товарищей.
(685) 15 лиц обер-прокурорского надзора, 9 губернских прокуроров и 54 товарища губернских прокуроров.
- - - - - - - - - - - - - - - -
Это количество составляет 1/10 часть всех судей и около ; числа судей общих судебных установлений. По отношению же к пространству и населению приходится по одному лицу прокурорского надзора на 65 т. квадр. верст и на 118 т. человек обывателей. Если же взять данные того же рода в применении, напр., к наибольшему из судебных округов – округу Московской судебной палаты, занимающему 13 центральных губерний со скученным населением и довольно большим напряжением преступности, то (при пространстве в 500 т. квадр. верст, населении в 16 миллионов и населенности в 30 слишком человек на 1 кв. версту) из 122 лиц прокурорского надзора в округе приходится по одному лицу на 40 т. квадр. верст и на 130 т. человек обывателей. В том же округе средняя цифра одних общих уголовных дел, направляемых и решаемых при участии прокурорского надзора как примерный показатель количественных размеров его труда колеблется между 400 и 500 дел в год, не считая дел съездов мировых судей, переписки, служебных разъездов и проч. Приведенные цифры, могущие дать некоторое понятие о тех вещественных условиях, среди которых действует наша прокуратура, говорят сами за себя уже тем, что ничего даже приблизительно подобного не представляют западноевропейские страны, с их небольшими расстояниями и малым количеством дел сравнительно с численностью тамошней магистратуры. Рамки этой книги не позволяют входить в подробности, но общий вывод едва ли подлежит сомнению. Громадность пространств, малочисленность состава, многочисленность дел – вот главные, иногда почти непреодолимые трудности и препятствия, воздвигаемые на законном пути русского прокурорского надзора. Пока наши финансовые средства и скромный бюджет нашего правосудия запрещают и помышлять о сколько-нибудь значительном увеличении прокурорского персонала, до тех пор вся обстановка его деятельности вынуждает предъявлять к нему строгие требования лишь с большими оговорками. Для прокурора, который имеет в своем наблюдательном заведывании территорию, равную по пространству, населению и численности дел любому из европейских государств, для товарища прокурора, проводящего половину или треть каждого месяца в поездках на съезды и на сессии, при чрезвычайном утомлении и отсутствии элементарных человеческих удобств, многое, в принципе вполне необходимое, становится на практике лишь желательным, по мере возможности и обстоятельств. Особенно ярко это отражается на отправлении уголовного преследования и на участии прокурорского надзора в предварительном следствии. По мысли законодателя, прокурор обязан лично руководить полицейским дознанием и неотступно наблюдать за всеми вообще следственными действиями. В действительности же это, безусловно, физически немыслимо и может быть осуществимо лишь в самых общих чертах или, разве только в виде исключения, по одному, много двум-трем выдающимся делам за целый большой промежуток времени. Происходит крупный компромисс закона с жизнью, теории с практикой: руководство розысками и дознанием является руководством издали, посредством авторитетности общих советов и отрывочных, отдельных указаний; наблюдение за следствиями проявляется в рассмотрении дел, в беседах со следователем и предложениях ему только при периодических наездах. И никого в этом винить нельзя, ни учреждения, ни исполнителей: у прокурора палаты 10–15 округов, с тысячью полицейских чинов и сотнями следственных участков, у прокурора суда средней величины 5–7 товарищей, сотни чинов полиции, десятки следователей, раскинутых по целой губернии, наконец, у товарища прокурора суда целый город или два уезда, из которых по крайней мере в один, а иногда и в оба, можно поспеть не чаще раза в месяц. Таким образом, во многих случаях практике приходится удовлетворяться лишь возможным, при полном и добросовестном сознании, что это далеко не все, чего желал законодатель. Наблюдение за следствиями только тогда может быть исполнено согласно с его намерением, когда при каждом следственном участке будет состоять особое лицо прокурорского надзора, т.-е. когда их будет столько же, сколько и следователей, а не впятеро меньше, как теперь. Но констатирование физических затруднений, конечно, не есть оправдание бездеятельности и равнодушия. Приспособляясь к жизненным условиям, практика вырабатывает такие формы прокурорской деятельности, которые, оставаясь в пределах этих условий, приближаются к требованиям закона по степени сознательного усердия и ревностных стараний всех деятелей вместе и каждого в отдельности.
Тесно, органически связанный с судом, прокурорский надзор разделяет с ним все темное и светлое в деле правосудия и все превратности общественных течений. Вместе с судом прокуратура пережила эпоху увлечения новым судебным ведомством и полного, почти неограниченного к нему доверия; с судом же вместе она подверглась и подвергается наплыву нареканий, в которых много незаслуженного, но есть и указания, требующие внимания. Прокуратура даже как более деятельная и заметная для публики часть юстиции бывает вынуждена принимать на себя не подлежащую долю ответственности за такие упущения, действительные или мнимые, которых она ни предупредить, ни устранить не в состоянии. Все охотно и легко именно ей приписывается: и долговременное необнаружение должностных злоупотреблений, и нераскрытие преступлений общих, и судебные приговоры, почему-либо вызывающие в данную минуту неодобрение, и строгость, и мягкость преследования, кажущиеся чрезмерными. Сплошь и рядом публика и частные лица как бы игнорируют, что прокурорский надзор, о юридической и фактической силе которого вообще существует преувеличенное представление, действует не сам по себе, а перед судом и отчасти перед административными начальствами совместно со следователями, через посредство чинов полиции; что он связан законными правилами и обрядами производства и должен считаться с многочисленными естественными препятствиями и обстоятельствами, которые и дают его деятельности то или другое направление. Но, невзирая на это, прокуратуре подобает крепко придерживаться единения с судом на всех путях его. Ни суд без нее, ни она без суда действовать не могут, и всюду, где они искренно указывают друг другу взаимную поддержку, судебное дело идет ровнее и успешнее. Будущность его при нынешнем судоустройстве во многом обусловливается прочным соединением судей и прокуроров в одну профессиональную и корпоративную семью. Чрезмерная замкнутость вовсе не в наших нравах, и образования судебной касты нам опасаться нечего, но предания служебной чести и разумная деловая солидарность развиваются и крепнут только в сплоченной среде работников, связанных общим трудом, общими принципами и целями.
Иногда чинов прокуратуры упрекали в карьеристических стремлениях, выражавшихся в том, что, находясь ближе к источнику служебного движения, министерству юстиции, они будто бы пользовались этой близостью для того, чтобы опережать судей на чиновном поприще. Всякий, кому знаком теперешний обиход судебной службы, знает, до какой степени в настоящее время этот упрек лишен основания. Судебная карьера давно уже вошла в нормальную колею, период быстрых повышений миновал для всех без исключения членов магистратуры, и наравне с судьями вполне достойные чины прокурорского надзора по 10–15 лет спокойно занимают одни и те же должности, часто в одном и том же месте. Это совершенно в порядке вещей и не препятствует природной даровитости находить случаи для заявления о себе в живой и деятельной прокурорской работе. Нужно, впрочем, и здесь иметь в виду, что в обыденной жизни учреждений всегда гораздо больше спроса на рядовую добросовестность и трудолюбие, чем на особую талантливость. Тем не менее, прокурорская служба, рассчитанная, подобно всякой другой, на средний уровень, доступный многим, в то же время имеет и некоторые свои специальные требования и качества, без которых она обращается в рутинное исполнение формальностей, тягостное для самого деятеля, малополезное для дела. Кроме общеобязательных свойств судебной профессии, прокурору необходимы энергия, подвижность, находчивость, твердая сдержанность в борьбе, уменье ясно и свободно владеть как письменным, так и устным словом и неослабевающий интерес к своему делу, если уж слишком идеально пожелание величайшего из двигателей – любви к нему. Противоположные свойства, и в особенности усталость и апатия так скоро и так неблагоприятно сказываются в прокурорской деятельности, что для ее успеха личные силы, вкусы, взгляды, темперамент, самый возраст деятелей должны быть соразмерены с ее задачами. Лучше всего подходит к ней состояние зрелости, умудренной житейским опытом, но еще не потерявшей бодрости и свежести и потому способной сохранить равновесие в работе: оно предохраняет от многих крайностей. Прокурору не следует увлекаться ролью цензора законности и, как говорится, «священнодействовать» по этому поводу, т.е. впадать в педантический культ буквы предписаний и запретов. Он не должен также и преувеличивать своего обвинительного призвания и воображать себя карателем порока и безнравственности. Не вправе он, равным образом, отделять себя и свои действия от других правительственных органов как нечто обособленное и с общим ходом дел не связанное. Наконец, он должен всегда помнить, что власть, ему данная, есть орудие обоюдоострое, которым нужно пользоваться бережливо и осторожно, потому что малейшее злоупотребление им несравненно опаснее и вреднее, чем в какой бы то ни было другой деятельности, не дающей деятелю столько прав над личностью и значения в общественном быту.
В числе неблагоприятных сторон того направления, которое прокурорская деятельность может принимать на практике, прокуратуру нередко предостерегают от преувеличенного стремления к обвинению или излишнего обвинительного усердия. Под этим разумеется ряд крайне неодобрительных явлений: недостаточно основательное и обдуманное возбуждение и ведение преследования, притязательный образ действий при следствии как предварительном, так и судебном, страстность и неумеренность в судебных прениях, в особенности же резкое и неосторожное отношение к подсудимому, запальчивость в судебном состязании и вообще слишком ревнивое отстаивание своих обвинительных требований. Все это черты и свойства, действительно вполне противные очерченному выше призванию прокурора и потому заслуживающие безусловного осуждения; они вызывают необходимость в решительном им противодействии. Прокурор, дозволяющий себе что-либо подобное, прямо нарушает свой служебный долг и все достоинство врученной ему власти. В насущных интересах самого прокурорского учреждения нельзя не обращать серьезного внимания на такое уклонение прокуратуры от обязательных для нее спокойствия и беспристрастия, нельзя не принимать с признательностью всякие относящиеся сюда фактически верные указания частных лиц, публики и печати.
Но вместе с тем, по всей справедливости, при близком знакомстве с деятельностью нашего прокурорского надзора едва ли такой упрек может быть сделан ее общему направлению и характеру. Прежде всего, страстное одностороннее усердие вообще не в наших служебных нравах и не согласно с привычками и взглядами наших деятелей; они даже скорее грешат обратным, равнодушием, инертностью. К тому же все делаемые порою намеки и предположения о карьеристической будто бы подкладке упомянутых действий, о заключающейся в них «игре на повышение» лишены действительного основания; это не более как общее место, выдвигаемое для посторонних надобностей, результат недоразумения или умышленного извращения фактов. Всякий, служивший в прокурорском надзоре, хорошо знает, что никогда правительство, и в частности прокурорское начальство, не требовало и не поощряло чересчур обвинительных стремлений, никогда не ставились они в заслугу и никому еще не сделали карьеры. Никто и никогда не рекомендовал прокурорским чинам – об этом свидетельствует подлинный текст и точный смысл всех руководящих для него распоряжений – стараться об увеличении количества обвинительных приговоров, посильная же забота о том, чтобы не были оправдываемы явно виновные, преступники, уличенные или сознавшиеся, всегда была и будет одною из коренных обязанностей прокуратуры. Напротив, из практического опыта возможно заключить, что по свойству нашего общественного быта особая энергия в преследовании нередко создает массу затруднений и неприятностей и может даже не без вреда отозваться на тех, кто проявляет ее в сильной степени. Мы не боимся утверждать, что все основательные критические указания в вышеприведенном духе должны быть приписаны лишь единичным случаям, настолько редким и исключительным, что из них не слагается никакой общей для прокурорского надзора характеристики. А между тем преувеличенное подчеркивание и выставление их представляет свою опасность: и без того уж обвинительная деятельность у нас часто страдает излишне формальным отношением к делу и в смысле инициативы и интенсивности оставляет желать очень многого. Муссированная аргументация против несвойственного ей напряжения, возведение частных увлечений или ошибок в общее правило, возбуждение по этому поводу недоверия и предубеждений могут еще более ослабить репрессивную энергию. Прокурор поставлен не для того, чтобы писать судебные бумаги, подыскивать, как в старину, «приличествующие делу» статьи закона и подходить к беззаконию с робкою оглядкой, чуть не извинениями. Он должен строго соблюдать законность, но не до формализма, сковывающего преследование, гуманность, но не до сентиментальности, послабляющей преступлению; беспристрастие, но не до апатии, спокойствие, но не до вялости, всегда проигрывающих перед противником. Обществу нужна в прокуратуре активная сила для успешной борьбы с внутренними врагами, сила, действующая законно, разумно, осторожно, но при этом бодро и решительно, невзирая на препятствия, не смущаясь нареканиями.
Прокуратуру желательно предохранить еще от одной внутренней опасности. Проникновение рутины в учреждения, с ее раз заведенным шаблонным механизмом, легко приводит их к бюрократическому духу и образу действий. Это то специфическое, глубоко укореняющееся настроение, тот особый, трудно отвратимый угол зрения, когда бумага, номер, канцелярское исполнение, внешняя правильность заслоняют, а иногда и прямо заменяют все прочие явления общественного и даже нравственного мира. Прокурорскому надзору в его всегдашнем положении бойца среди кипящей вокруг «битвы жизни» довольно трудно поддаться этому затягивающему элементу, который все и всех подводит под одно сухое и мертвое мерило, трудно, но возможно, особенно в той внесудебной стадии прокурорской службы, которая протекает в тиши кабинета и канцелярии, осуществляясь посредством разнородной и обширной переписки. Чем меньше для прокурора возможности или необходимых поводов личного живого действия, тем более может развиваться в его деятельности эта чиновничья ее черта, наклонность преувеличивать важность и расширять область канцелярских ее форм и способов. Не будем отрицать, что нечто подобное порою замечается в прокуратуре, находя себе объяснение, между прочим, в фактической постановке следственного дела вдали от прокурорского надзора и в сложности и разнообразии возлагаемых на него многочисленных письменных обязанностей. Усовершенствование канцелярской части имеет свои выгоды, а для известного склада привычек и умов даже и свою заманчивость: в правильном делопроизводстве все точно, ясно, определенно, всегда готово для отчета и потому успокоительно. Но беда в том, что бумажной технике свойственно развиваться в ущерб другим сторонам судебного дела. Предавшись ей всецело или даже преимущественно, новый прокурор несмотря на новые законы и установления так же далеко уходить от идеалов и задач живого правосудия, как был далек от них обер-прокурор старого сената, погруженный в казуистику формальных производств, или дореформенный губернский прокурор, заваленный журналами. Увлечение этой техникой тем вреднее, что, подкравшись незаметно, она быстро пускает корни, безраздельно отнимает труд и время, овладевает прочно судебным деятелем и нивелирует все в его глазах, отводя их от жизни и людей к бумаге, которая все стерпит и прикроет. Разумеется, и прокурорскому надзору не обойтись без канцелярского порядка, и даже весьма сложного, но ценность его в прокурорской практике пусть не превышает его истинного значения – совокупности простых и механических средств, с помощью которых достигаются вне их лежащие, высокие и живые цели.
Многое можно было бы еще сказать о разных текущих вопросах современной прокурорской службы, но это отвлекло бы нас от нашего ближайшего намерения – дать в настоящем изложении лишь общий обзор ее главнейших фазисов и проявлений. Исследование отдельных отраслей этой службы в их юридическом содержании и бытовой обстановке составит предмет нашего дальнейшего труда, который вообще имеет в виду не столько критику, сколько объективное изучение устройства и деятельности прокуратуры.
Русский прокурорский надзор, выработанный судебною реформой, уже прошел через почти 25-летний опыт и может ждать его итогов. Но беспристрастное их подведение значительно затруднено причинами внешними – переходным временем для законодательства и практики – и внутренними – двойственною структурой самого института. Время, безусловно, подтвердило его исторические, национальные и бытовые права на прочное существование, но при переходе от старого к новому еще остаются открытыми многие важные вопросы, касающиеся нового прокурорского надзора; еще не завершился процесс его приспособления к необъятно многосторонней и неизмеримо разнообразной русской жизни. Так, она еще не высказала выразителю нужд своих, законодателю, отвечает ли им вполне тот двуликий склад, который закон дал прокурору, сделав его государственным обвинителем и вместе с тем блюстителем законного порядка и, сверх того, участником административной деятельности в области, еще не установившейся и способной к расширению. В пользу обеих задач, несомненно, говорят существенные потребности общежития, но идеальное их совмещение в одном установлении в лице его единичных членов не ослабляет ли практического действия каждой из этих функций? Не слабеет ли в прокуроре одно из двух качеств его должности, смотря по тому, где и как он действует, и не мешают ли они друг другу, не позволяя сосредоточиться ни на одном? Быть может, было бы полезнее разделить их резче, категоричнее, хотя бы даже между различными органами одного и того же учреждения, так, чтобы, объединенные сверху, они были специализированы внизу: одни – как государственные обвинители, другие – как орудия правительственного надзора. При этом не представляется ли настоятельной необходимости в таком усилении и очищении собственно государственного уголовного преследования, чтобы оно было единым, более сильным, но и более состязательным, чем ныне, чтобы прокуратура, владея всем нужным для него оружием и всею полнотою обвинительной власти, была противопоставлена еще большим гарантиям личной свободы и частных прав? Все это вопросы будущего, задачи de lege ferenda (686), которые здесь, в пособии для прокурорской службы, могут быть только слегка намечены. В настоящих очерках, посвященных прокурорскому надзору, как существующему установлению положительного права, он изображается тем, чем он есть и чем должен быть, но лишь при данных общественных условиях, в пределах данного законодательства.
- - - - - - - - - - - - - - - -
(686) Желательного, необходимого закона.
- - - - - - - - - - - - - - - -
С этой совершенно определенной и практичной точки зрения, в исторических судьбах русского прокурорского надзора мы найдем и такую конечную общую его формулу, которая вкратце выражает важнейшее начало и главное призвание нашей прокуратуры. Слова ее великого основателя о первом русском прокуроре могут и теперь быть лучшим эпиграфом или девизом учреждения, созданного Петром I-м и преобразованного Александром II-м:
«Сей чин якобы око Наше и стряпчий о делах государственных».
ПРИЛОЖЕНИЕ
БИБЛИОГРАФИЧЕСКИЙ УКАЗАТЕЛЬ ПРОКУРАТУРЫ (687)
- - - - - - - - - - - - - - - -
(687) Предлагаемый указатель представляетт систематический список сочинений о прокуратуре, иностранных и русских, с начала печатной ее разработки и до наших дней. В этот список вошли, во-первых, руководства, монографии и брошюры, специально посвященные прокурорскому учреждению, и, во-вторых, общие руководства и исследования, в которых учения о нем излагаются с большею или меньшею подробностью и обстоятельностью. Но вместе с тем настоящий указатель не имеет притязания исчерпать всю огромную литературу этого предмета, и в частности, почти не касается многочисленных журнальных статей, ограничиваясь ссылкою на сочинения, заключающие в себе их перечень. Едва ли было бы нужно и даже уместно перечислять весь обширный материал периодической печати в простом пособии для прокурорской службы. Согласно цели этого труда, казалось полезным собрать и расположить по возможности в хронологическом порядке лишь все важнейшее по объему, существенное по содержанию, вообще все сколько-нибудь значительное по истории, догме и научной критике прокуратуры. Как на Западе, так и у нас, это первый опыт подобной библиографической работы, чем, между прочим, и объясняются неизбежные ее несовершенства.
- - - - - - - - - - - - - - - -
I. На латинском языке.
1) Hendriksen. De accusatore publico. 1804.
2) Siccama. De ministerio publico. 1824.
3) Van Diggellen. De ministerio publico. 1836.
4) Ram. De ministerii publici origine in criminum causis. 1840.
№№ 1–4: университетские диссертации компилятивного характера, с изложением французской догмы и исторических сведений (особенно у Ram).
5) Binding. De natura inquisitionis processus criminalis Romanorum praesertim ex eo tempore quo ordo judiciorum publicorum in usu esse desit. 1864.
Исследование происхождения и развития розыскного начала в Риме и в средние века; подробные сведения о всех зачатках должностного обвинения.
II. На французском языке.
А) Специальные исследования и руководства.
6) Lacretelle. Dissertation sur le minist;re public (Oeuvres judiciaires. 1810).
7) Schenk. Trait; sur le minist;re public. 2 vol. 1813.
№№ 6 и 7: догматическое изложение наполеоновского законодательства.
8) Delpon. Essai sur l’histoire du minist;re public et de l’action publique. 2 vol. 1830.
Пространная и многоречивая история прокуратуры во все времена и у всех народов; множество фактов, но с произвольным освещением и натянутыми сближениями, при обилии отступлений.
9) Ortolan et Ledeau. Le minist;re public en France. 2 vol. 1830.
Серьезное и до сих пор не потерявшее значения догматическое исследование с историческим очерком и критическими замечаниями к положительному законодательству.
10) Kirsch. Des fonctions du minist;re public pr;s les tribunaux de simple police. 1851.
11) De-Molenes. Trait; pratique des fonctions du procureur du roi. 2 vol. 1848.
12) Faure. R;pertoire administratif des parquets. 1844. – Suppl;ments. 1855.
13) Desmaze. Formulaire des magistrats du minist;re public en premi;re instance. 1867.
14) Dutruc. Memorial du minist;re public. 1871.
№№ 10-14: практические руководства к прокурорской службе и делопроизводству. При этом у De-Molenes (№ 11) теоретические и критические замечания, но без общих начал и внутренней системы, №№ 12–14: словари прокурорской деятельности.
15) Massabiau. Manuel du minist;re public. 9 vol. 4 ed. 1876.
Лучшее и наиболее полное, хотя уже несколько устарелое практическое руководство, замечательное точностью и ясностью изложения при чрезвычайной его подробности.
16) Le-Poitevin. Dictionnaire-formulaire des Parquets et de la police judiciaire. 3 vol. 1884–85.
Новейшее практическое руководство в форме словаря, весьма подробное и обстоятельное, но без всякой принципиальной разработки, более всего пригодное для справок.
17) Berriat-Saint-Prix. Manuel de police judiciaire. 4 ed. 1863.
Лучшее руководство по судебной полиции.
18) Mangin. Trait; de l’action publique et de l’action civile. 3 vol. 3 ed. 1876.
19) Le-Sellyer. Trait; des action publiques et priv;es 2 vol. 1874.
20) Fabre. De l’accusation publique chez les anciens peuples, ; Rome et dans le droit fran;ais. 1875.
№№ 18–20: исследования о публичном обвинении и гражданском иске, по преимуществу догматического содержания. Mangin (№ 18) – труд до сих пор классический, Fabre (№ 20) представляет большой исторический материал при несколько сбивчивом и тяжелом изложении.
21) Debacq. De l’action du minist;re public en mati;re civile. 1867.
Лучшее догматическое руководство для деятельности прокуратуры по гражданским делам.
22) Alglave. Action du minist;re public et th;orie de l’ordre public en mati;re civile. 2 vol. 1874.
Обширное научное и догматическое исследование прокурорской деятельности по гражданским делам в связи с общей теорией «общественного порядка» в гражданском праве и процессе.
23) Merlin. R;pertoire universel et raisonn; de jurisprudence. 5 ed. 1827–1828 XX (art. «minist;re public» par Garat).
24) Dalloz. Jurisprudence g;n;rale ou r;pertoire m;thodique et alphab;tique etc. 1846–1869. ХХХII. (art «action publique» et «minist;re public»).
25) Morin. R;pertoire g;n;ral et raisonn; du droit criminel (art. «action publique» et «minist;re public»).
№№ 23–25: общий очерк истории, устройства и деятельности прокуратуры, у Garat (№ 23) с публицистическим оттенком, у Dalloz и Morin (№№ 24 и 25) – строго догматического содержания.
Б) Специальные брошюры и диссертации (theses).
26) Robillard. Consid;rations sur l’institution du minist;re public. 1821.
27) De Vaulx. De l’ind;pendance du minist;re public. 1830.
28) Villefort. Du privil;ge, qui ;xempte le minist;re public de la juridiction locale 1848.
29) Berryer (avec pr;face de). Le minist;re public et le barreau, leurs droits et leurs rapports. 1860.
30) Crepon. Le minist;re public a-t-il qualit; pour poursuivre dans l’int;r;t g;n;ral, la rectification de l’;tat civil? 1860.
31) Paringault. De l’;tablissement du minist;re public pr;s les tribunaux de commerce. 1860.
32) Lafontaine. De l’action du minist;re public en mati;re civile. 1862.
33) Debled. De l’action du minist;re public en mati;re civile. 1863.
34) Lebon. Des principaux magistrats du parquet aux parlements. 1865.
35) Th;zard. Le minist;re public. 1867.
36) Frerejouan du Saint. Le minist;re public, aper;u historique, son droit d’action en mati;re civile. 1875.
37) Casteron. Notice historique, sur le minist;re public. 1877.
38) Cambuzat. Du minist;re public pr;s les tribunaux de simple police. 1879.
39) Dubuc. Quelques consid;rations sur l’origine du minist;re public. 1888.
40) Robinet de Cl;ry. Des droits et obligations du parquet, agent gouvernement. 1888.
Из №№ 26–40 особенного внимания заслуживают по содержательности и интересному изложению анонимная брошюра с предисловием Berryer (№ 29) и книги Th;zard (№ 35), Cambuzat (№ 38) и Robinet de Cl;ry (№ 40).
B) Специальные периодические издания.
41) Journal du minist;re public, r;dig; par Dutruc.
42) Journal des parquets, r;dig; par Le-Poitevin (ed. Rousseau).
№ 41 – ежемесячное издание, выходившее с 1858 г., теперь прекратилось и заменено таковым же № 42, выходящим с 1886. Оба журнала – собрание небольших практических статей и заметок, а главным образом руководящих решений, циркуляров и т.п. разъяснений не только по непосредственным вопросам прокурорской службы, но и по всевозможным предметам права, встречающимся в практике прокуратуры.
Г) Общие руководства и исследования.
(История судебного права, судоустройство, уголовный процесс).
43) Meyer. Esprit, origine et progr;s des institutions judiciaires des principaux pays de l’Europe, 5 vol. 1823.
44) Pastoret. Histoire de la l;gislation. 11 vol. 1817–1837.
45) Duboys. 1) Histoire du droit criminel des peuples anciens. 1845; – 2) Histoire du droit criminel des peuples modernes 3 vol. 1854–1860. – 3) Histoire du droit criminel de la France depuis le XVI si;cle jusqu’au XIX si;cle compar; avec celui de l’Italie, de l’Angleterre et de l’Allemagne 2 vol. 1874.
46) Pardessus. Essai historique sur l’organisation judiciaire et l’administration de la justice depuis Hugues Capet jusqu’; Louis XII. 1851.
47) Henrion de Pansey. De l’autorit; judiciaire dans les gouvernements monarchiques. 1827 (тоже въ ero «Oeuvres judiciaires» 1843).
48) B;cot. De l’organisation de la justice reppressive aux principales ;poques historiques. 1860.
49) Esmein. Histoire de la proc;dure criminelle en France. 1882.
В №№ 43–49: подробные исторические сведения о происхождении прокуратуры у европейских народов, особенно у Meyer (№ 43), Pastoret (№ 44) и Duboys (№ 45); там же, а также у Pardessus (№ 46) и Henrion de Pansey (№ 47) – подробная история французской прокуратуры.
50) Berenger. De la justice criminelle en France. 1818.
51) Rey. Des institutions judiciaires en Angleterre compar;es avec celles de la France. 2 v. 1836.
52) Morin. De la discipline des cours et tribunaux etc. 2 vol. 1868.
53) Le-Sellyer. Trait; de la comp;tence et de l’organisation des tribunaux charg;s de la reppression, etc. 2 v. 1875.
№№ 50–53: сочинения по судоустройству, в которых подробно рассматривается учреждение прокуратуры.
54) Faustin H;lie. Trait; de l’instruction criminelle ed. Nypels. 3 vol. 1863–1865.
Знаменитое фундаментальное сочинение по истории, теории, догме уголовного судоустройства и судопроизводства, заключающее в себе в пределах судебно-уголовного права всестороннее исследование французской прокуратуры.
55) а) Locr;, Carnot, Bourguignon, Holland de Villargues, Rogron, Sirey и друг. – комментарии к французскому кодексу уголовного судопроизводства; б) Boitard, Ortolan, Berriai – St-Prix, Rauter, Tr;butien, Haus, Legraverend, Lacuisine и друг. – общие догматические руководства по отправлению уголовного правосудия, и в) сочинения по отдельным предметам, касающимся и прокурорской деятельности: Hoffmann. Trait; th;orique et pratique des questions pr;judicielles. 3 vol. 1865. – Dayre. Trait; de la proc;dure des tribunaux de simple police. 1882. – Duverger. Manuel des juges d’instruction. 3 ed. 3 vol. 1863. – Cubain. Trait; de la proc;dure devant les cours d’assises. 1857. – Delpech. La proc;dure en cour d’assise. 1886 и др.
Д) Сочинения о реформе судоустройства и уголовного судопроизводства.
56) Prins et Pergameni. R;forme de l’instruction pr;paratoire. 1871.
57) Rondeau. R;forme de la proc;dure criminelle en France. 1872.
58) Odillon Barrot. De l’organisation judiciaire en France. 1872.
59) Jacques. Examen critique des differents projets de r;organisation judiciaire. 1872.
60) Prins. Etude comparative sur la proc;dure p;nale ; Londres et en Belgique. 1875.
61) Favre, Jules. De la r;forme judiciaire. 1877.
62) Munier- Jolain. L'instruction criminelle, inquisitoriale et secr;te. 1880.
63) Guillot. Des principes du nouveau Code d’instruction criminelle. 1884.
64) Projet de loi adopt; par le S;nat sur l'instruction criminelle (expos; des motifs). 1886.
В №№ 56–64 содержатся важнейшие взгляды французских юристов на необходимые преобразования в устройстве и деятельности прокуратуры.
Е) Судебно-обвинительное красноречие.
65) Berryer. Le;ons et mod;les d’;loquence judiciaire du XIV au XIX si;cle. 1838.
66) Vall;e, Oscar de. De l’;loquence judiciaire au XVII si;cle. 1858.
67) Arrighi, Clair et Clapier, Henry, Ph;lippes de Tronjolly, Brinvilliers, Delamalle, Falconnet, Lacretelle, Poiret, – история, теория и образцы судебного красноречия.
68) Dupin (ain;), Chaix d'Est-Ange, Oscar de Vall;e, Grandperret и друг. – прокурорские речи и заключения.
III. На итальянском и испанском языках.
69) Dolce. Origine ed attribuzioni del publico ministerio nel regno d’Italia. 1813.
70) Carmignani. Cenni storici giuridici sul publico ministerio. (Annali di giurisprudenza. 1841).
71) Carcano. Il publico ministerio. 1868–1869.
72) La-Francesca. Del publico ministerio nell ordine giudiziario. 1880.
73) Taranto. Delle persone necessarie nel giudizio penale («accusatore»). 1882.
74) Pessina, Carrara, Niccolini, Madia, Perrotta, Cesarini, Bosari и Casorati, Saluto и друг. – исследования, руководства и комментарии к уголовному судопроизводству, относящиеся и до прокуратуры.
75) Ferrer-y-Minguet. Essai th;orique et pratique sur les devoirs et les attributions du Minist;re fiscal. Madrid. 2 vol. 1875 (по-испански).
VI. На немецком языке.
А) Специальные монографии и брошюры.
а) До судебного преобразования 70-х годов в Австрии и Германии.
76) Artois. Das offentliche Ministerium in den koniglichen Preussischen Rheinprovinzen. 1817.
77) Muller. Das Institut der Staatsanwaltschaft nach seinen Hauptmomenten. 1823.
№ 77 – первое в Германии обстоятельное исследование теории прокуратуры и догмы ее во французском праве, с подробным историческим очерком.
78) Thesmar. Die Staatsanwaltschaft, ihr Werth im Civil- und Criminalrecht. 1844.
79) Weismann. Das offentliche Ministerium 1849.
80) Frey. Die Staatsawaltschaft in Deutschland und Frankreich. 1850.
81) Twele. Die Staatsanwaltschaft. 1853.
82) Mutter. Ueber die Unabhangigkeit der Justizbehorden und der Stellung der Staatsanwaltschaft. 1853.
83) Hasenbalg. Zur Strafprocessordnung. Von der Erhebung der offentlichen Klage. 1854.
84) Mittermaier. 1) «Staatsanwaltschaft» (статья в «Bluntscli's Staatsworterbuch» XIII); 2) статьи въ «Gerichtsaal». 1858.
85) Schwarze. 1) «Staatsanwaltschaft» (статья в «Weiske’s Rechtslexicon» X. 1856) 2) (статьи в «Gerichtsaal». 1860–1864).
86) Puffendorf. Die offentliche Klage der Staatsanwaltschaft bei Verbrechen und Polizeiubertretungen. 1857.
87) Sundelin. Die Staatsanwaltschaft in Deutschland. 1860.
88) Berninger. Das Institut der Staatsanwaltschaft im Verfahren uber burgerliche Rechtsstreitigkeiten. 1861.
89) Hauschtek. Die Organe fur die Rechtspflege in ihrer gegenseitigen Erganzung. 1862.
90) Seelig. Die Staatsbehorde bei den Strafgerichten. 1864.
91) Seuffert. Ein Wort in der Staatsanwaltschaftfrage. 1865.
92. Holtzendorf. 1) Die Reform der Staatsanwaltschaft in Deutschland. 1864. 2) Die Umgestaltung der Staatsanwaltschaft vom Standpunkte unabhangiger Strafjustiz etc. 1865. – 3) «Opportunitatsprincip» и «Staatsanwaltschaft» (статьи в «Rechtslexicon» vol. II и III).
93) Keller. Die Staatsanwaltschaft in Deutschland. 1866.
94) Stelling. Ueber Anklagebesserung. 1868.
95) Glaser. Das Prinzip der Strafverfolgung. («Gesammelte kleinere Schriften» vol. I. 1868).
№№ 56 и 95 представляют всестороннюю разработку прокуратуры; наиболее полные исследования – Frey, Sundelin, Keller, а также статьи Mittermaier’а и Schwarze, критика действующих учреждений – у Holtendorf’а, теория государственного уголовного преследования – у Glaser’a.
б) После судебного преобразования 70-х годов в Австрии и Германии.
96) Schutze. Das staatsburgerliche Anklagerecht in Strafsachen. 1877.
97) Yanka. Staatliches Klagmonopol oder subsidiares Strafklagerecht. 1879.
№№ 96 и 97: теория публичного уголовного преследования и его учений.
98) Glaser. Erlass an sammtliche K. K. Oberstaatsanwalte betreffend der Handhabung der Strafprocessordnung vom 23 Mai 1875.
№ 98: руководящий циркуляр австрийского министра юстиции Dr. Glaser’a о началах деятельности прокуратуры по новому уст. уг. судопр.
99) Tinsch. Die Staasanwaltschaft im deutschen Strafprocessrecht 1883.
100) Ortloff. Lehrbuch der Kriminalpolizei 1881.
101) Hofling. Die Polizeibehorden in ihrer Thatigkeit als Hulfsbeamte der Staatsanwaltschaft. 1881.
102) Chuchul. 1) Die gerichtliche Polizei. 1880. 2) Die Amtsanwaltschaft. 1880; 3) Das Bureauwesen der Staatsanwaltschaft bei den Landgerichten. 1884.
103) Genzmer. Die Verfahren des Amtsanwalts. 1879.
104) Koenig. Die Geschaftsverwaltung der Staatsanwaltschaft in Preussen. 1882.
105) Marck. Die Staatsanwaltschaft bei den Land- und Amtsgerichten in Preussen. 1884.
106) Borchert. Die Geschaftsanweisung fur die Amtsanwalte. 1884.
107) Dugend. Geschaftskreis und Thatigkeit der Staatsanwaltchaft bei den Landsgerichten. 1884.
108) Stachow. Einfuhrung zu der Thatigkeit des Staatsanwalts 1888.
№№ 96-108 имеют предметом преобразованную австрийскую и германскую прокуратуру. Критика и теория – Tinsch, подробные практические руководства – Koenig и Marek, руководства для прокуратуры при участковом суде – Genzmer, Chitchul и особенно Borchert. Систематическое изложение судебно-полицейской деятельности прокуратуры – Ortloff, Hoffling, Chuchul.
Б) Из критической литературы по судебному преобразованию 70-х годов.
109) Hunten. Zur neuen Gesetzgebung. Geschwornengerichte und Staatsanwaltchaft. 1870.
110) Meyer Hugo. Die Mitwirkung der Parteien im Strafprocess. 1873.
111) Wahlberg. Kritik des Entwurfes einer Strafprocessordnung fur das deutsche Reich 1873.
112) Bar. Kritik der Prinzipien des Entwurfs der deutschen Strafprocessordnung. 1873.
113) Gneist. Vier Fragen zu der Strafprocessorduung. 1874.
114) Heinze. 1) Strafprocessuale Erorterungen. 1875. 2) Zur Phisiologie des Strafprocesses. 1876.
115) Fuchs. Anklage und Antragsdelikte. 1872.
116) Binding. Die drei Grundfragen der Organisation des Strafgerichts. 1876.
117) 1) Entwurf eines Gerichtsverfassungsgesetzes fur das deutsche Reich nebst Motiven und Anlagen. 2) Entwurf einer Strafprocessordnung fur das deutsche Reich nebst Motiven und Anlagen – изд. Kortkampf. 1874.
B) Общие исследования и руководства по судебно-уголовному праву.
а) До судебного преобразования 70-х годов.
118) Maurer. Geschichte des altgermanischen Gerichtsverfahrens. 1824.
119) Biener. Beitrage zur Geschichte des Inquisitionsprocesses. 1827.
120) Ortloff. Der fiskalishe Strafprocess. 1859.
№№ 117–119: сведения об исторических зачатках прокуратуры в Германии, и в частности о фискалате.
121) Savigny. Die Prinzipien-fragen in Beziehung auf eine Strafprocessordnung. 1845. s.35-47.
122) Mittermaier. 1) Das deutsche Strafverfahren 1845. § 45. 2) Gesetzgebung und Rechtsubung uber Strafverfahren etc. 1856. s.106, 123, 153, 144, 155 (русский перевод изд. 1864).
123) Planck. Systematiche Darstellung des deutschen Strafverfahrens. 1857. §§ 11–16.
124) Zachariae. Handbuch des deutelten Strafprocesses. I. §§ 62–64.
№№ 120-123: лучшие руководства по уголовному процессу 40–60-х годов с подробными сведениями о прокуратуре того же периода. Сюда же относятся руководства:
125) Lowe, Stemann, Ronne (Staatsrecht) – для Пруссии, Walther, Dallmann – для Баварии, Schwarze – для Саксонии, Wurth, Hue-Gluneck, Rulf, Herbst – для Австрии.
б) После судебного преобразования 70-х годов.
126) Geyer. Lehrbuch des gemeinen deutschen Strafprocessrechts 1880. §§ 95–98.
127) Binding. Grundriss des gemeinen deutschen Strafprocesses. 1881. §§ 52-55.
№№ 126 и 127: основные понятия о прокуратуре по немецкому праву вообще.
128) Holtzendorf (herausgegeben von). Handbuch des deutschen Strafprocessrechts in Einzelnbeitragen. 1877–1879. vol. I, № II статья Fuchs'а s.425–457, vol. II № 16 статья Dochow’a; статья Schwarze, s.582–599.
129) Kayser, Iohn, Bar, Dochow, Lueder и друг. руководства по германскому имперскому судоустройству и уголовному процессу; одно из последних: Stenglein. Lehrbuch des deutschen Strafprocessrechts. 1887. § 28.
130) Lowe, Schwarze, Puchelt, Voitus, Bomhard und Koller, Meves – комментарии к новым германским учреждениям судебных установлений и уставу уголовного судопроизводства.
131) Mayer, Salomon. Handbuch des osterreichischen Strafprocessrechts. 1876–1881 v. II s. 97 etc.
132) Ullmann. Lehrbuch des osterreichischen Strafprocessrechts 2 Aufl. 1882. §§ 55–58.
133) Vargha. Das Strafprocessrecht. 1885. §§ 66–69.
134) S. Mayer, Rulf, Kaserer, Mitterbacher und Neumayer – комментарии к новому австрийскому уголовному судоустройству и судопроизводству.
№№ 128-134: руководства и комментарии к новейшим судебным законодательствам Австрии (1873) и Германии (1877–78).
135) Glaser. Handbuch des Strafprocesses. vol. I 1888, § 16 и 20, vol. II 1885 §§ 71, 72. – Подробные указания на литературу прокурорского учреждения, со включением немецких журнальных статей, I § 17 примеч. 12, s.178, 179 и II § 71 примеч. 1, s.132, 133. (В русском переводе г. Лихачева, печатавшемся в приложении к «Журналу гражд. и угол. права»; вышло три выпуска 1886–1887).
Лучшее во всех отношениях из новейших произведений этого рода; содержит сжатую, но весьма полную научную разработку вопроса о прокуратуре в его историческом развитии и современном положении.
136) Ortloff. Die Gerichtliche Redekunst. 2 vol. 1887 и 1888.
Обстоятельное теоретическое руководство к судебному слову, с практическими замечаниями в применении и к обвинительной устной деятельности.
Г) Исследования по иноземному праву.
137) Daniels. Grundsatze des rheinischen und franzosischen Strafverfahrens. 1849. s. 37–49.
138) Warnkonig und Stein. Franzosische Staats und Rechtsgeschichte. 2 Aufl. 3 vol. 1875 VIII: s. 481 etc.
№№ 136-137. Изложение исторического развития и догмы французской прокуратуры.
139) Glaser. 1) Das englisch-schottische Strafverfahren. 1850. 2) Anklage, Wahrspruch und Rechtsmittel im englischen Schwurgerichtsverfahren. 1866.
140) Mittermaier. Das englische, schottiche und nordamerikanische Strafverfahren. 1851 (русский перевод Унковскаго 1864).
141) Biener. Das englische Geschwornengericht. 1852–1855.
142) Gneist. Geschichte und heutige Gestalt der englischen Communalverfassung. 1863.
№№ 138–142: сведения об организации публичного обвинения в Англии, Шотландии и Сев. Америке.
143) Ossipow. Die Thatigkeit der Staatsanwaltschaft im russischen Civilverfahren. 1868.
№ 143 – общее учение и догма русского положительного права по вопросу об участии прокуратуры в гражданском процессе.
V. На английском языке.
144) Archbold. 1) Practice of the Crown office 1844. – 2) Pleading and evidence in criminal cases. 1875.
145) Stephen. A general view of the criminal law of England 1865 (русский перевод Спасовича 1865).
146) Bentham. A Draugth of a Code for the organisation of the judicials establishments in France. 1790. (The Works of J. Bentham. 1843. v. IV); (русский перевод Книрима 1860 стр. 75, 80–97).
147) Brougham. The Britisch Constitution. 2 ed. 1861. chap. XI.
148) Elliot. Criminal procedure in England and Scotland. 1878.
149) Conkling. A Treatise on the organisation, jurisdiction and practice of the courts of the United States; ed. 1871.
150) Report from the select committee on public prosecution. 1855.
151) Fifth Report of Judicature Commission. 1874.
152) Committee on office of public prosecution. 1884.
153) Maitland. Justice and police. 1885. chap. XII.
154) Rumsay. The prosecution of offences act («Law Magazine and Review» 1883).
155) «Have we a public prosecutor?» (Saturday Review, 28 Iuly. 1888).
VI. На русском языке.
А) До судебной реформы.
156) Линовский. Опыт исторических разысканий о следственном уголовном судопроизводстве в России. 1849.
157) Кавелин. Собрание сочинений изд. 1859 т. I. Основные начала русского судоустройства от уложения до учреждения о губ.
158) Дмитриев. История судебных инстанций. 1859.
159) Иванов. Опыт биографий генерал-прокуроров и министров юстиции. 1863.
160) Градовский. Высшая администрация России XVIII столетия и генерал-прокуроры. 1866.
161) Градовский. История местного управления в России. 1868.
162) Петровский. О сенате в царствование Петра Великого. 1875.
163) Полежаев. О губернском надзоре («Журнал министерства юстиции» 1859. Ноябрь).
164) Степанов. О формах правительственного надзора в России в XVIII столетии.
165) Стояновский. Практическое руководство к русскому уголовному судопроизводству. Изд. 2. 1858.
166) Филиппов. Взгляд на русское судоустройство и судопроизводство («Современник» 1859).
167) Богородский. Очерк истории уголовного законодательства в Европе с начала XVIII века. 1862
168) Гартунг. История уголовного судопроизводства и судоустройства Франции, Англии, Германии и России. 1868.
169) Орлов. О состоянии государственной прокуратуры в Западной Европе. («Журнал министерства народного просвещения» 18(56. кн. 4).
170) Лакиер. Учреждение прокурорского надзора в связи с различными формами уголовного судопроизводства («Журнал министерства юстиции». 1863. т. 15).
171) Марков. О прокурорском надзоре в гражданских делах («Журнал министерства юстиции» 1864 т. 20).
Б) После судебной реформы.
172) Буцковский. О деятельности прокурорского надзора вследствие отделения обвинительной власти от судебной. 1867. («Очерки судебных порядков по Уставам 20 ноября 1864 г.» 1874)’
173) Квачевский. Об уголовном преследовании, дознании и предварительном исследовании преступлений по Судебным Уставам 1864 г. 2 т. 1866, 1869.
174) Чебышев-Дмитриев. Русское уголовное судопроизводство. 1875.
175) Фойницкий. Курс уголовного судопроизводства т. 1. 1884.
176) Малышев. Курс гражданского судопроизводства 2 изд. 1876.
177) Неклюдов. Руководство для мировых судей т. I. Устав уголовного судопроизводства. 1872.
178) Гисси и Соколовский. Дознание, его цели и способы производства. 1879.
179) Макалинский. Руководство для судебных следователей. 2 изд. 1870, 1871.
180) Материалы для пересмотра законоположений о порядке производства предварительных следствий. Изд. министерства юстиции. 1882.
181) Арсеньев. 1) Предание суду и дальнейший ход уголовного дела до начала судебного следствия 1870. – 2) Судебное следствие. 1871.
182) Спасский. О производстве уголовных дел в окружных судах. 1882.
183) Хрулев. Суд присяжных. Очерк деятельности судов и судебных порядков. 1886.
184) Кони. Судебные речи. 1888.
185) Шмаков. Судебные ораторы во Франции. 1888.
186) Головачев. Десять лет реформы. 1872.
187) Фукс. Суд и полиция. 1888.
188) Комментаторские издания Утина, Попова, Трахтенберга, Белова, Попова и Красовского, Тимановского, С.Щегловитова.
189) Зачинский. О начале государственного обвинения. 1887.
190) Вульферт. 1) Реформа предварительнаго следствия. 1881; 2) Новый английский закон о государственных обвинителях («Журн. гражд. и угол. права» 1880. кн. I).
191) Пушкин. По поводу предстоящей реформы следственной части. 1882.
192) Н.Т. Судебный следователь по судебным уставам и в действительности. («Журн. гражд. и угол. права» 1881. кн. 3 и 4).
193) Фойницкий. Предварительное следствие и его реформа («Журнал гражд. и уголов. права» 1882 кн. 1).
194) К.А. 1) Наблюдения и заметки об условиях следственной деятельности в провинции («Судебный журнал». 1873. №№ 5 и 6). 2) Наблюдения и заметки об условиях деятельности прокурорского надзора в провинции. (Там же).
195) Жуковский. Содержание и назначение обвинительнаго акта («Журнал гражданского и уголовного права» 1876 кн. 5).
196) Сергеевский. 1) Институт государственных обвинителей в новом австрийском процессе («Журнал гражд. и угол. права» 1878 кн. 1); 2) Институт государственных обвинителей в новом германском процессе. («Журн. гражд. и угол. права». 1878 кн. 2).
197) Анциферов. Обвинительное начало и английский процесс («Юридический Вестник» 1879. № 3).
198) Щегловитов Ив. 1) Прокуратура па предварительном следствии («Юридический Вестник» 1887. № 9); 2) Участие потерпевшаго от преступления в уголовном преследовании («Юрид. Вестн.» 1868 № 9).
199) Селиванов. Судебно-полицейский розыск у нас и во Франции (Юрид. вестник. 1884. № 2 и 7).
200) Красовский. Полиция и прокуратура в Закавказском крае (Журн. гражд. и угол. права, 1886, кн. 8).
201) Обнинский. Судебная речь («Юридич. Вестн.» 1887 кн. 8).
Н.В.МУРАВЬЕВ
ПРОКУРОРСКИЙ НАДЗОР В ЕГО УСТРОЙСТВЕ И ДЕЯТЕЛЬНОСТИ
Пособие для прокурорской службы
Том первый
ПРОКУРАТУРА НА ЗАПАДЕ И В РОССИИ
МОСКВА,
Университетская типография, Страст. бул.
1889
Подготовка текста и примечания
МАЗУРЕНКО Николая Валерьевича
(2022 г.)
Мой сайт «ФЕВРАЛЬ»:
https://sites.google.com/view/fevral/
Сайт «ПРОКУРОРСКИЙ НАДЗОР»:
https://sites.google.com/view/procurorskiy-nadzor/
Муравьев Н. В. Прокурорский надзор. 1889
© Copyright: Николай Мазуренко, 2022
Свидетельство о публикации №222072501247
Свидетельство о публикации №222072501247
Рецензии