Русалка

Гортензии на Зеленом холме расцвели раньше времени. Склон пологим спуском уходил к морю и неожиданно обрывался отвесной скалой. Еще не наступил летний сезон, и по утрам с запада дул монотонный холодный бриз. Море, все время серое от низких облаков, пенилось у каменистого берега и заливало, будто старалось смыть, узкую полоску песчаного пляжа.

Бука жила в доме на высоком выступе холма. До двенадцати лет она не хотела разговаривать. Мать озабоченная долгим молчанием ребенка несколько раз возила ее к доктору. Тот внимательно рассматривал Букины анализы и тесты, и просил девочку потрогать указательным пальчиком кончил носа. Бука, по его мнению, была здорова. Причина, по которой она не говорила, таилась не в физическом здоровье ребенка, а в недрах ее сознания. Мать гладила дочку по голове и прижимала ее к груди, стараясь сердцем почувствовать Букино нежелание говорить. Вечерами, освободившись от домашних забот, она делала с Букой специальные упражнения, но девочка молчала. Во всем остальном у Буки не было проблем. Она умела ловко натягивать зимние ботинки с замысловатой шнуровкой, и даже в пять лет научилась чистить мелкую рыбешку тонким острым ножичком. Рыбу ловил отец. Бука садилась на низкий, специально для нее сделанный табурет, опускала руки в таз с водой и сжимала маленькими ладонями рыбешку. Минуту или две крепко держала ее в руке, рыба затихала и Бука легко вспарывала рыбье брюхо, а затем ловко, начиная с хвоста, чистила острым лезвием чешую и срезала плавники. Одна рыбка, вторая... так Бука могла провести несколько часов. Отец девочки первое время следил за тем как она обращается с ножом, все-таки совсем ребенок, но затем доверился Букеному умению и даже как-то в местном баре за пивом похвалился дочкой перед приятелями. Крис, двоюродной брат по матери, выпив лишка, склонился к уху Букиного отца и сказал шепотом: – Бука, по всем приметам русалка. Слово "русалка" он растянул дыханием, так что в баре появилось странное шипящие эхо. "Русааааалка", — отразилось от низких закопченных окон, сизым табачным туманом потянуло к черному деревянному потолку и пеплом осело на вековую столешницу. В баре наступила тишина. Местные рыбаки, пьянчужки, два молодых парня, настраивающих музыкальные инструменты, мистер Хог, владелец бара и бессменный бармен, все посмотрели на столик в углу. "Русааалка". Шелест приглушенных слов наполнил бар, словно медный таз рыбной чешуей. Букин отец поморщился от неудачной бравады и мотнул головой, скидывая наваждение. Но после этого случая стал, и втихаря и открыто, присматриваться к дочери. Теперь в ней было что-то не так. Например, Бука расчесывала длинные волосы гребнем, начиная не с кончиков, а от корней. Гребень плавно, не останавливаясь, будто по воде, шел по всей длине волос. Ни одного узелка или зацепки. Или как девочка ела. Каждый кусочек подносила к носу, втягивала аромат пищи и затем задумчиво долго жевала. Ноги и руки у Буки были длинные, тонкие, как обычно, бывает у не сформировавшегося подростка. Она помогала отцу с рыбалкой, тянула, напрягаясь всем телом тяжелую, полную рыбы сеть. Отец смотрел на Буку и ему казалось, что там где у обычных людей проступают бугорки мышц, у Буки была ровная тонкая плоть. В хороший день, когда не штормило, Бука без особого труда, равномерно бултыхая узкими ступнями, переплывала бухту.

Гортензии расцвели раньше времени. Холодный западный бриз во второй половине дня сменился на теплый южный и сквозь тучи промелькнуло солнце. На Зеленом холме появилась парочка. Девушка собирала цветы и позировала с букетом. Парень, стараясь сделать удачный снимок, приседал на корточки, забирался на камни и всматривался, прикрыв глаза рукой, в небо, ожидая солнечного просвета.

Бука, сидела на скамейке во дворе и, прячась за куст жасмина, разглядывала парочку. Когда те сближались для поцелуя, Бука отводила взгляд и прищурившись, через ресницы смотрела на море.

Все случилось очень быстро. Парень забрался на замшелый камень, девушка присела на траву и положила букет у ног. Глина под камнем просела и тот пополз, парень потерял равновесие и взмахнул руками. Камера полетела вверх, он постарался ее поймать, оступился, упал на бок и кубарем покатился по узкому склону. Камень, как бы раздумывая, задержался на секунду, но затем набирая скорость и, оставляя влажную черную вспаханную борозду полетел к обрыву, увлекая за собой испуганного паренька.

Волны, одна за другой равномерно катились по бухте. Солнечные блики превратили темное серое море в летний морской пейзаж. На поверхности то появлялись, то исчезали две головы.

Бука плыла к берегу. Тело паренька, прижатое крепкой букиной рукой к плечу, возвышалось над водой и не давало Буке сделать вдох. Она набирала полную грудь воздуха, погружалась под воду и плыла, словно дельфин, неся ношу над собой. Пузырьки воздуха и солнечные блики подсвечивали волосы парня ореолом из миллиона лучиков. Его безвольные руки в просторной рубашке были похожи на  крылья альбатроса. Бука плыла из последних сил. Волны подгоняли их, пока она не почувствовала как нога уперлась в жесткий песок песчаного дна. Чьи-то сильны руки подхватили ее и потащили на берег.

На берегу уже собрались люди. Мужчины склонились над пареньком. Девушка с заплаканным лицом бросилась обнимать Буку. "Как тебя зовут?" На что женщина из толпы бросила, — Она не разговаривает. И помолчав добавила, — Русалка.

Буку укрыли большой мужской курткой. От куртки пахло табаком и рыбой. Внутри было тепло и нестрашно. Бука покрепче завернулась в куртку и стала рассматривать порез на пальце. Оттуда сочилась тонкая розовая струйка крови. Русалка... Парень очнулся и начал кашлять. Русалка... Бука, Бука, - голос матери откуда-то издалека. Русалка... Бука встала и не снимая куртки пошла в сторону пляжа, туда откуда звала мать. Букаа... Ее нагнала девушка. В руке она держала клочок бумажки. "Стиви. Парня, которого ты спасла зовут Стиви. Стиви Томсон". Бука взяла бумажку, пошарила по куртке рукой, нашла карман и засунула в него записку. "Я Бука. И я не русалка", — и показала девушке порез на пальце. Из пореза капала яркая красная кровь.