Аккорд

       – Первый курс, в автобус! Живее, живее, диггеры, не то до вечера не доедем!
     «Диггеры» неторопливо стали подниматься с насиженных рюкзаков и баулов. «Всехний» староста Димочка суетился около автобуса, помогая девчонкам пристроить багаж. Вот ведь неугомонная натура…
     –  Юль, идём, я сумку донесу.
     Юлька нарочито медленно подняла на говорившего взгляд своих невероятно-бирюзовых глаз, приглушённый пушистыми ресницами. Тёма всегда оказывался рядом в нужный момент – вот как сейчас, например. Теперь не придётся тащить самой увесистую дорожную сумку, большую часть содержимого которой составляли домашние варенья и печенья – проявление непрестанной маминой заботы. Шутка ли, бедная девочка на месяц едет в чисто поле рыть землю и спать в палатке, а о нормальной еде и прочих благах цивилизации и думать не приходится. Улыбнувшись, оперлась на протянутую руку: «Спасибо, Тёма!» Артём, с тощим рюкзачком на спине и с острыми мальчишескими лопатками, неся в руке Юлькину сумку, направился к автобусу. Юля, всё ещё улыбаясь, шла чуть позади. Всё-таки есть в этом что-то – иметь собственного рыцаря. Ле шевалье сан пёр э сан репрош. Впрочем, ничего особенного.
     Сан Саныч, сутулясь и поправляя то и дело соскальзывающие очки, озабоченно складывал у багажного отделения автобуса запасной инструмент: совковые и штыковые лопаты, пилу, топорик и с особой осторожностью – фотоаппараты и нивелир с рекой. Поймал Димочку, в запале нарезавшего сотый круг по месту сбора: «Дмитрий, будьте добры, поторопите ребят. По прогнозу дождь к вечеру, а нам ещё устраиваться, палатки ставить…» Скорость передвижения Димочки возросла кардинально, и через десять минут все уже расселись по местам, а из автобуса понеслись дребезжащие аккорды плохо настроенной гитары - Мишка Северин заиграл «Дорожную». И поехали.
     Дорога в Хотмыжск была недолгой и живописной, а компания в автобусе – юной и полной оптимизма. Взрывы смеха на каждую удачную или почти удачную шутку, всем знакомые песни под гитару и без – два часа в пути пролетели незаметно. Надрывно гудя, автобус вполз по крутому склону на плоскую вершину холма – место будущего лагеря археологов. Не терпелось осмотреться, но до вечера оставалось совсем немного времени: нужно было обустраивать быт. Нашлись среди мальчишек умельцы, и через пару часов каторжного труда под благожелательно-требовательным взором руководителя  экспедиции цель была достигнута: среди корявых морщинистых стволов акаций гордо поднялись остроконечные головы ярких нейлоновых палаток.
    Лагерь зажил своей особой лагерной жизнью. Не торопясь, основательно занялись ужином, и к шести вечера полевая кухня выдала здоровенную кастрюлю манной каши на сгущённом молоке и ведёрный бачок ячменного напитка «Балтика», щедро сдобренного той же сгущёнкой. Едва успели помыть посуду и собраться на вечернее построение – налетел, откуда ни возьмись, прохладный ветерок и принёс обещанные прогнозом осадки: шумный нахальный ливень, перешедший в не по-июльски мелкий противный дождик. Археологическую смену можно было считать открытой.
     Первое, что увидела Юлька поутру – в оранжевом полусумраке палатки прямо над ней висела капля. Скованная по рукам и ногам спальным мешком, юная археологиня обречённо наблюдала, как капля увеличивается в объёме, словно набирая силу от непрекращающегося дождика снаружи. Видимо, спецы по палаткам были те ещё – полотнище натянуть поленились как следует. Судорожно попыталась освободить хотя бы одну руку – и в этот момент капля, которой наскучило висеть, звонко шлёпнула её прямо по носу: «С добрым утром, Юлечка – можешь не умываться!»
    Первый день смены оказался прохладным и сыроватым после недавнего дождика. Начальство здраво рассудило потратить его на знакомство с окрестностями и выстраивание стратегической диспозиции. Забрались на холм со срезанной верхушкой – бывший детинец, а ныне – объект приложения усилий археологов. Полюбовались с невероятно крутого склона на излучину Ворсклы, петлявшей среди зарослей ракит и черёмухи – от красоты этого пейзажа просто дух захватывало. Поотстав от остальных, Юлька заглянула в каменную церковь с полуразрушенным куполом и еле различимой росписью на потемневшей, в потёках, штукатурке – здесь все голоса снаружи звучали приглушённо, словно само место это предполагало торжественное безмолвие. Церковь была сумрачна и печальна, а в центре, под самым куполом, почти касаясь ржавой цепи от паникадила, высилась груда увесистых соломенных брикетов – нелепое вторжение бренного мира. Юльке стало почему-то очень грустно. Хруст кирпичных обломков под чьими-то шагами заставил обернуться – конечно, он, Тёма. Забеспокоился за свою даму сердца, не обнаружив её среди остальных.
– Юль, скорее! Там работу распределяют, Сан Саныч сказал – есть у него одна идея.
Юлька усмехнулась: у Сан Саныча – и всего одна? Да ни в жисть! Но поторопилась всё же дойти до лагеря, где вовсю шло бурное обсуждение – видимо, той самой идеи. Вникать пришлось с середины фразы.
– …как видите, коллеги, сезон на исходе, и погода неустойчивая. А здесь вполне определены два участка. И оба хочется освоить за эту смену, поскольку Бог весть, выделят ли средства в будущем году. Основной раскоп на территории крепости, а отдельная группа из шести-восьми человек будет заниматься разрезом крепостного вала. Сразу скажу, эта работа труднее, но должна быть выполнена в кратчайший срок – максимум три недели. Жду ваши предложения по кандидатурам.
     И тут же, не делая паузы, что напрочь лишало смысла предыдущую фразу:
– Артемий, уважаемый, не согласились бы вы возглавить будущую бригаду и определиться с её составом? На условиях аккорда.
Последнее слово заставило фыркнуть смешливых Юлькиных однокурсниц. Да и Юлька с разбегу не поняла, о чём речь – но уж точно не о музыке! Сан Саныч, тонко-иронично улыбаясь, смотрел на недоумённые лица «коллег».
– Эх, ну и молодёжь пошла! Элементарного не понимают. Аккордный подряд, или аккорд по-нашему, по-простому – когда работа выполняется до победного конца в максимально сжатые сроки, а расчёт – по окончанию. В вашем случае, чем раньше завершите, тем раньше отправитесь по домам.
     Вот с этого бы и начать разговор. Желающих скостить себе срок в обнимку с лопатой нашлось достаточно. Артём, исходя из личных предпочтений, свято соблюдая традиции кумовства и местничества, выбрал ещё трёх ребят, с которыми легко ладил, а девчоночью часть бригады поручил комплектовать Юльке, ибо её участие в этой авантюре под сомнение даже не  ставилось.
     Через полчаса, собрав отдельным кружком свой небольшой коллектив из восьми человек, Тёма встал в позу митингующего оратора и с воодушевлением провозгласил:
– Товарищи! Объявляю создание аккордной бригады состоявшимся и предлагаю присвоить ей гордое имя борца за попранные империалистами права рабочего класса незабвенного Патриса Лумумбы!
От увосьмерённого хохота посыпались сухие ветки с акации, а у кашевара дрогнул черпак и не донёс содержимое до чьей-то миски – так весело и мажорно начал звучать этот необычный аккорд.
    Бери!.. Больше!.. Кидай!.. Дальше!.. Пока… Летит… Отдыхай!
Третий час в Юлькиной голове ритмичным призывом звучала шутейная папина фраза, употребляемая при нечастых земляных работах. Ну что ж, ритм подходящий, хотя ни разу не довелось ей кинуть настолько далеко, чтобы хоть немного отдохнуть. Плечи и спина ныли с непривычки, а запястья отдавали тупой болью. Первые дни серьёзной работы дали себя прочувствовать на все сто.
А скажите-ка, любезные, доводилось ли вам орудовать совковой лопатой с кривым черенком? С таким нюансом это привычное орудие труда становится совершенно неуправляемым, да ещё и со скверным характером, и потому грунт с неё летит в непредсказуемом направлении. А черенок Юлькиной лопаты был именно таким, да ещё и с противным сучком как раз под рукой. Юлька обречённо посмотрела на левую ладонь со вздувшейся «водянкой»: и что помешало взять из дому перчатки? Любуйся теперь, красавица…
     На полтора метра ниже раздавалось мерное «Тук! Дзинь! Тук! Дзинь!». Ребята поочерёдно пускали в дело лом и лопаты. Работали упорно и, не снижая темпа, вгрызались в тяжёлый сыроватый грунт. Где-то там, в глубине, маячила искомая цель, поставленная Сан Санычем – дойти в кратчайшие сроки до «материка», и не до Евразии родной, а до чистого грунта без признаков культурного слоя, оставленного древним человеком. Грунт отваливали уступами, и раскоп напоминал поставленную вверх тормашками шумерскую пирамиду.
     Внезапно музыкальный Юлькин слух уловил изменившееся звучание роющих инструментов: из глухого оно стало неожиданно звонким. Ребята внизу притормозили.
  – Сан Саныча позовите – есть на что взглянуть! –Артём улыбался, глядя снизу на девчонок и утирая со лба пот, струящийся из-под банданы. Маленькая смуглая Танюшка, стоявшая на самом верху, побежала к основному раскопу. Спустя четверть часа пожаловало начальство в лице Сан Саныча, Ивана Семёновича и вездесущего Димочки с неизменным фотоаппаратом и рейкой.
- Что тут у вас? Череп нашли? – Сан Саныч, прищурившись, заглянул в раскоп и поднял очки на лоб – что-то там, внизу, не на шутку его заинтересовало. Попросил девчонок освободить уступы и не по возрасту легко спрыгнул вниз. Через минуту, позвав коллегу Ивана Семёновича, отправил Димочку за подмогой со щётками и скребками. Аккордная бригада тихонько стояла поодаль, наблюдая, как специалисты ловко и бережно очищают от въевшейся земли что-то… Сверху Юльке не понять было, что же они обнаружили под полутораметровым слоем почвы. Но когда ювелирная работа по очистке завершилась, Сан Саныч всех пригласил полюбоваться находкой. Юля с опаской спустилась в раскоп и увидела нечто совсем неожиданное: толстенное, в обхват почти, бревно с длинным продольным сколом – видимо, от ретивого Мишкиного лома. Тихонько, словно боясь спугнуть, Юлька погладила ладонью розовато-золотистое дерево, которое на ощупь оказалось шелковистым и чуть прохладным. Как оно здесь очутилось – в крепостном земляном валу?
    А хрипловатый голос Сан Саныча уже пояснял этот феномен – при строительстве крепостей на Засечной черте в земляных насыпях по периметру устраивали караульные помещения. Вот на такое и наткнулись мальчишки в своём стремлении достичь «материка». Маститые археологи были весьма довольны находкой: она подтверждала сразу несколько гипотез и чётко указывала, что работа движется в верном направлении. А Юлька всё не отрывала взгляда от розоватого скола бревна, словно излучающего ровный тёплый свет. «Солнце! – вдруг подумалось Юльке. – Это ведь солнце, то самое, что триста лет назад согревало и освещало своими лучами это дерево. А сейчас, пролежав столько времени в земле, дерево дарит эти лучи нам…»
– Аккордной бригаде за ударный труд объявляю благодарность! – голос Сан Саныча обрёл торжественно-фанфарные ноты. – Награждение почётной сгущёнкой будет произведено на вечернем построении.
     После отбоя, лёжа поверх спальных мешков, Юлька и её соседки по палатке поочередно прикладывались к жестяной банке и тянули сладкое содержимое через пробитую в крышке дырочку. С последними каплями сгущёнки всем невероятно захотелось пить. Ринулись с кружками к бачку с питьевой водой, но он, как назло, оказался пуст – нерадивые дежурные по кухне не озаботились загодя его наполнить. На счастье, Юлькина предусмотрительная мама положила ей в сумку несколько помидоров – ими и заели сгущённое молоко, и, как писал незабвенный Козьма Прутков, «не столько вкушаемое печение оказалось приятно, колико приправа, оное сопровождающая». Помидоры пошли «на ура», и вся палатка хором благодарила Юлькину маму за спасение от жажды.
      А наутро аккорд зазвучал своим мажорным ладом – так же мерно стучал лом, по-прежнему неожиданными пируэтами радовала Юльку её бессменная изящно изогнутая лопата и, расшалившись, порой вываливала содержимое на обгоревшие под солнцем спины мальчишек. Полторы недели промчались – глазом не моргнуть. И вот настал день, когда последний удар штыка лопаты обнаружил девственно-чистый песок – без черепков, костей, бронзовых наконечников и прочей мелочи. Мальчишки дошли до «материка» - работа аккордной бригады была завершена.
     …Стоя перед дощатым столом, Юлька рассеянно царапала ноготком с облупившимся ярким лаком тёмный глиняный черепок. Определимый фрагмент керамики, роменская культура. Скорее всего, венчик какого-то небольшого лепного сосуда. Осторожно погладила вдавленные впадины по краю – довольно примитивное украшение, следы чьего-то пальца. Только пальцу этому больше тысячи лет – вот ведь штука-дело.    
     Юльке было одиноко. Накануне ребята полностью завершили разрез крепостного вала, и Сан Саныч, свято верный долгу чести, отпустил их с миром по домам – на неделю раньше остальных. Параллельно выяснилось, что «аккордный» договор девчонок не касался – Юльку и её соратниц ожидало продолжение банкета. Это казалось несправедливым и нечестным, хотя не так уж и горело прямо сейчас очутиться дома. Ребята уехали с утра, и самое обидное – с Тёмой не удалось толком попрощаться. Кивок головы,  короткое «Ну, до сентября!»  –  рыцарь пустил вскачь своего белого коня и растворился в лучах утренней зари. Как, пожалуй, большинство нынешних рыцарей.
     После вечернего построения Юлька улизнула на край холма, круто спускавшийся к Ворскле, и присела на подсушенную августовским солнцем траву. Слева темнел заброшенный барский сад, над деревьями возвышался купол церкви, совершенно целый с этого ракурса. Казалось, мир застыл: в закатных лучах запуталась утомлённая тишина. И вдруг снизу, с реки раздался мерный плеск – полоскали на мостках бельё. Снова заголосили неугомонные лягушки, над ухом пропищал невидимый комар. Откуда-то со стороны лагеря донеслись знакомые заунывные аккорды с не менее печальным текстом:
«Такова кулинарная доля –
В нашей жизни часто так бывает:
Мы на вечер варим ячменный кофе –
От него полгруппы умирает…»  –  это Мишка Северин развлекал дежурных по кухне своей «Кулинарной».
     Мир ожил. Звуки становились слышнее, переплетаясь друг с другом, как серебристые нити в метёлках ковыля, и слились, наконец, в один могучий аккорд. И тогда Юльке почудилось, что в нём она различает далёкие голоса из давних времён: плотников, ставивших сруб для караульных, и караульных, гревшихся холодными ночами у низенького очага, и древнего мастера, отпечатавшего след своей руки на крохотном глиняном кусочке, который только что держали слегка огрубевшие от лопаты тонкие Юлькины пальчики. И сотни других голосов, незнакомых, но странно близких и понятных. Аккорд звучал, вбирая в себя  Ворсклу, старую церковь и шумный лагерь за холмом, и саму Юльку, которая, боясь шелохнуться, пыталась запомнить это неповторимое звучание, что наполняло её сейчас. Единое. Целое. То, что связывает всех живущих – ощущение в один короткий миг  прошлого,  настоящего и будущего.
     Наваждение исчезло так же нежданно, как и возникло. Юлька некоторое время сидела, тихонько поглаживая колкие травинки, потом легко поднялась и направилась к лагерю – такая же, как и четверть часа назад. Или чуточку иная. Ведь в душе у неё всё ещё звучал аккорд – гармонией ушедших и грядущих времён.