Солнечный клин

Солнце в землях северных — редкий гость, коль поймал его — радуйся. Особенно весной тяжело: снег долго не тает, уже и фуфайки сняли, и шапчонки закинули, а тут на тебе — опять пурга белая среди мая. Где силы взять для роста?
Вот и приноровились ребятишки саранские на утёсы в рассветные часы бегать,солнце ловить да в самоцветах особенных сохранять. Ох, и камни волшебные: зелёные, блестящие, как трава в росе, а внутри огонь рыжий. Упадёт на такой камень клинышек луч розовый — и тепло застрянет в породе надолго. Носи за пазухой, грейся.
— Эй, успевай, сейчас выглянет, подставляй камень. — Пахом открыл ладошку, самоцветик зелёно-жёлтый острым клинышком устремился к небу.
Игнашка дёрнул шейную цепочку со своим оберегом.
— А я? — расстроилась Павлинка. — Опять забыли мне клинышек принести, сами вымахали каланчой, а мне-то как расти?
Маленькая ясноглазая девчонка обиженно посмотрела на крепеньких парнишек.
— Держи, рёва! Ничего я не забыл. Поднимай руку с камешком — будешь богатыршей! — рассмеялся Пахом.
Несколько минут ребятишки в полной тишине ждали. Солнышко пришло вместе с птичьим перекликом. Розовые лучи запутались в полированной поверхности камней и проникли внутрь самоцветов. Разыгралось медовое пламя.
— Как будто силы прибавляются! — вскрикнула Павлинка.
— Тихо, спугнёшь луч, дыши спокойно, набирай солнца в свой камень.
Но тут, как назло, с нижних приступок утёса раздался голос докучливой сеструхи Надейки:
— Быстро домой, маманька ругается, на службу пора.
Делать нечего, Пахом закинул Павлинку на спину и побежал вниз. Игнашка чуть задержался, но Надька вновь заверещала, и он не решился ослушаться. Напоённые солнцем клинышки ребятишки спрятали под рубашками. Теперь на недельку запасли теплом небесным, до следующего воскресенья. Побежали в посёлок. Младшие, нарядно одетые, уже сидели у ворот на лавочке, братья еле успели до выхода родителей переодеться. Семья степенно отправилась к церкви. По возвращении чай с капустными посикунчиками, лепёшками да кашей с тыквой — хорошо-то как, радостно. А тут ещё камешки греют, хоть пой. Но воскресенье иль другой день — от работы не
убежишь: надо идти к отцу в мастерскую учиться камни гранить.
Так и текла жизнь семьи — рекой с песчинками золотыми: работа — забота, радость да печаль — как у всех посельчан. Правда, да не вся! Ребятишки старшие уж больно
от остальных мальчишек окрестных разнились. Мало того, что ровесников поселковых на голову выше выросли, здоровее, так ещё и силой, которой и у взрослых-то мужиков не встретишь, отличались: пойдут в лес дрова заготавливать — мелкие деревья с корнем легко вырывают. Идут за плугом, лошадь подгоняют, вся тяжёлая работа по хозяйству на них, а им и горя мало, всё легко. Ещё и уменья у них откуда-то диковинные: камни под землёй чувствовали так, что всегда отец спрашивал, где копать, и ни разу ошибки не было.
Могли предметы двигать взглядом. Да много всего делали бы, если бы родители не запретили строго: ещё подумает народ — колдуны. Зачем это семье?
Пока малы были, дети окрестные с братьями играть опасались: зашибут невольно, закинут на дерево высокое или на холм — и сиди там, жди, пока родители вызволят. Попадало Пахому с Игнатом не раз. Но они только смущённо улыбались. Богатыри беззлобные, отходчивые. Их дразнят — они молчат. Одна Павлинка соседская с ними дружила. Ничего, что самая маленькая, но с характером. Братьев начнут ругать — она на защиту кидается. Смеются вокруг все, а отступают. Везде с двойняшками рядом девчонка махонькая увязывалась, любили её мальчишки, не гнали.
С годами Пахом с Игнатом понимать, конечно, стали, что как будто чужие они в своей семье. И волосы у них не смоляные, а пшеничные, и разрез глаз другой, и носы не картошкой, а прямые, ровные, клинышком, как те камни, что у них всегда на шее висят на цепочке. Сколько помнят себя, самоцветы при них, и снимать мать не разрешает. Вроде и обычный хром, каких в Саранах полным-полно в копанка у гор, но свойства у камня волшебные. Стоит ему поймать луч солнца — он из зелёного золотым становится и греет хозяина лучше печки.
Пытали родителей не один месяц, всё же узнали правду: найдёныши братья.Лет шестнадцать назад пошёл отец поутру на рыбалку да наткнулся на лодку, запутавшуюся в прибитых к берегу корягах. На дне посудины на меховой подстилке лежали младенцы, крупные, кулачки — как голова у обычного ребятёнка.
Мать только что Надейку родила, а тут ещё двое. Откуда? Кто? Так и не нашли да и решили, что вырастят как своих. Но с  годами поняли, что не получится правду скрыть — слишком явно приёмыши отличались. Поселковые постоянно допытывались, почему ребята такие, на родню не похожие, даже дед с бабкой этих внуков опасались. Старик-то сразу сказал, что парнишки — из богатырского племени.
Да как такое возможно? Сколько веков уж прошло, как перевелись на Руси великаны-богатыри. Одни легенды остались о том, что жили к северу от Рифея волоты. А куда
делись? То ли в битвах со злыми силами поражение потерпели, то ли вымерли от болезней неведомых, то ли ушли куда-то в неведанные края. Не зря пословицы да преданья в народе остались о том, что: «Встарь люди были божики, а мы люди-тужики, а познейские будут люди-пыжики: двенадцать человек — соломинку поднимать так, как прежние люди поднимали такие деревья, что нонешним и ста человекам не поднять. А как сравняется род человеческий с мурашами, так и вымрет вовсе».
И ещё говаривали, что холмы вдоль рек уральских живые, спят там великаны. Придёт срок — проснутся, выйдут на вольный воздух да людям помогут жить лучше.
А может, не исчезли? Просто помельчали слегка, но силы не истратили. Живут где-то, не показываются простому народу. А ребятишек своих потеряли из-за какой-то беды. Какая мать просто так бросит?
Но как найти племя родное? Никто Пахому с Игнатом ответ не дал. И к старцу-отшельнику ходили за советом, и к мастерам старым — все только головой качали. Даже к батюшке обращались, тот лицом посуровел, посоветовал
жить в приёмной семье, молиться да ждать: жизнь рассудит. Добрый совет что не послушать? Так и решили.
Парни взрослели, освоили премудрость работы с камнем, чудесные украшения выходили из их рук. А у Пахома ещё талант открылся — картины стал писать. Да такие необычные! И откуда он всё это брал? То гигантские змеи бьются с великанами не на жизнь, а на смерть. Вот, казалось бы, и конец племени могучему, ан нет, израненные, потерявшие множество воинов, волоты бросаются с копьями на чудовищ и побеждают.
То возникают на холсте горы сверкающие, куда выше тех, что рядом с посёлком, реки текут прозрачные, поля бескрайние, водопады могучие. Где это всё видел молодец? Сам не знает.
А на одной из картин мужчина и женщина идут по цветущему лугу, жарки рыжие костром горят, споря с далёкими снежными вершинами. Лица молодых любовью полны,
а где-то вдалеке стоит одинокая фигурка в чёрном плаще, лицо злобой искажено. Женщина-то как на Игната похожа, а любимый её — на Пахома. Кто они? Весь посёлок гадал,что в голове у художника.
Игнат же больше счётом увлекался. Наловчился в уме и складывать, и вычитать, и умножать. Кому что надо было решить, всем помогал. Но больше всего братья любили схватки между собой устраивать. Дрались так умело, что поселковые собирались
посмотреть да побиться об заклад, кто победит.
Однажды в драке Пахому случайно оберегом в лоб ударило. Не сильно, но как будто помраченье нашло.
А ночью ему сон приснился. Красавица, та, что на картине, ожила, идёт по сине-рыжему лугу, оборачивается и рукой машет. Зовёт. Куда? Далеко-далёко, там, где раньше было продолжение горной гряды Рифея, а сейчас новые вершины небо проткнули. Молодые горы, сильные, и земля, и небо там свою энергию сохраняют. Вот туда и ушло много лет назад племя богатырское, которое в прежних местах
стало мельчать и силы терять.
И братьям туда же надо идти, родню свою искать. А не то останутся парни в посёлке, жён себе местных возьмут — беда! Род богатырей исчезает, а с каждым новым неправильным выбором своей половины опасность усиливается.
Дерево по себе рубят, а уж мать для своих детей тем более среди ровни надо выбирать.
«Да как же найти места обетованные?» — подумал во сне Пахом.Женщина как будто услышала. Показала камень клиновидный, такой же, как у парня: «Доверься самоцвету. Приведёт».
И ещё просила, чтобы серьги ребята своим избранницам приготовили, клин-камень зеленовато-золотой поможет любовь завоевать и свой очаг создать.
Проснулся Пахом, Игнату начал сон пересказывать, а тот остановил: «И мне женщина снилась. Это, я думаю, наша мама настоящая. Надо собираться в путь».
А пока нашли братья камни-клинышки, огранили, оправу подобрали особенную. Получилась красота невиданная: горят огнём сердечки, отражаются в хрустале подвески. Дорожка звёздная, да и только! Поселковые дивятся, любуются: «Это каким же красавицам подарки братья припасают? Не иначе к свадьбам!»
В это же время купец сибирский заехал по дороге домой за заказом, который отцу семейства оставлял. Выкупил и перстни, и шкатулку, и серьги с камнями зелёными. А на поделье братьев лишь искоса взглянул и отвернулся.
Отец приёмный обиделся за своих учеников:
— Что ж отворачиваешься? Или плохо?
— Что я, первый раз такое вижу, что ли?
— Да где ж ты видел? Никто, кроме моих сыновей, ни огранку такую, ни оправу не делает.
— Понятно где! У Белухи. Точно такие же камешки гранят сердечком мастера богатырского племени, которое скрытно живёт близ Трёхглавой Священной горы. Их почерк. Не продают. Дарят тем, кто им в чём-то помог, выручил.
Тут уж Игнат с Пахомом не выдержали, вдвоём закричали: «Как найти народ этот? Куда идти?»
— Люди богатырского племени живут обособленно, пройти в их мир может лишь тот, кто выдержит испытанья. Я там не был, великанов не видел. А вот серьги такие — довелось. Я домой еду, могу до полпути довезти. Собирайтесь.
И уже на выходе из дома купец увидел картину Пахома.
— Так вот же Белуха, гора священная. — Ткнул пальцем торговец в сторону снежных вершин на холсте. — Что ж ты врал мне, что не был там?
— Не был. Приснилось.
— Ладно. Хитрец ты, смотрю. Ничего, Золотые горы тебя проверят. Если есть какие грехи, лучше здесь покайся. Там место святое, грязи не любит.
— Готовы мы к испытаньям. Если можешь помочь, добрый человек, помоги.
Собрались братья в путь, поцеловали приёмных родителей, братьев-сестёр.
Попрощались и с Павлинкой, рассказали ей всё, что сами узнали. Игнат домой пошёл — рано вставать, а Пахом остался. Так ему тяжело было расставаться с милой девушкой. Красавицей стала, и не поверишь, что малышкой бегала с братьями солнце ловить. Стройная, волосы по спине стекают волнистым шёлком, глаза зелёные, бездонные. Куколка нарядная. Как с такой расстаться? Но и долг не нарушишь.
«Что там мать наказывала? Подарить серьги той, кого полюбишь? Так вот же она, Павлинушка, любимая, родная».
Отдал Пахом подарок заветный девушке, та заплакала, но скрепилась, понимала: надо идти. Парней ждёт родное племя.
Отправились парни на Алтай. Подвёз купец братьев, сам домой, а они, как повезёт, на перекладных. Долго ли, коротко добрались до Сиверных гор. Остановились на ночлег в долине, пахнущей сотней трав. Стемнело, а вокруг как будто
цвет золотой разлился. За ним серебряный свет волной пошёл. Золото-серебро вокруг везде. И голос: «Забирай, сколько унесёшь, и уходи, откуда пришёл».
Схватились братья за руки.
«Терпи, не шевелись, это чёрные духи ворожат, не пускают нас к родным».
Отступило.
На следующую ночь решили в пещере заночевать. Поссорились перед сном. Игнат домой засобирался. Стали друг другу припоминать обиды. Разошлись по разным углам и уснули. Проснулись. Темно. Вход завален. А по телу будто крысы бегают.
И шёпот противный:
— Сами пришли, хи-хи. Глупые, разве можно ссориться рядом со Священной горой? Теперь посидят у нас взаперти.
Пытались братья найти выход, но не получилось: темно, сыро, и постоянные смешки довели до отчаянья: они такие огромные, сильные, а так глупо в плену оказались.
Что делать? Договариваться надо с татью подземной. Поначалу выяснить, кто они и что хотят.
Оказалось, олусы, духи пещер, и хотят-то немного за дерзость и глупость братьев: серьги им понравились, что Игнат ненароком показал. Нужны такие же, но мельче.
О камнях пусть молодые мастера не беспокоятся — получат самые лучшие. Тут в предгорье и нефрит, и яшма, и демантоид — чего только нет. Прямо как в родных местах.
А раз так, почему не попробовать улестить духов пещер?
Взялись братья за работу да в делах и помирились тут же. Создали красоту самоцветную, не хуже той, что для невест приготовили.
— Берите, пользуйтесь, новые знакомцы, и отпустите нас, грешных, с миром.
Открылись невидимые врата пещеры, братья двинулись дальше.
Дорога к озеру привела. Вода холодная, злая, льдинками грозит, но отступать некуда, позади чертополох стеной встал — нет обратной дороги. Но и лодки никакой поблизости не видно. Раз так, вплавь решились. Переплыли горное озеро молодцы, доказали, что богатыри. И как будто пелена с глаз спала — открылись невидимые врата предгорья. Богатырское племя вышло навстречу.
— Вот они, родные. Дошли.
Волоты приняли молодых с радостью. Сразу видно: свои, да ещё и амулеты заветные на крепких шеях.
Братья ни есть, ни пить не стали, пока не узнали правду о родных, отце-матери.
Оказалось, жили почти два десятка лет назад большие люди как раз рядом с тем посёлком, откуда парни пришли. Мать их, Видана, была первой красавицей в племени, умница да работница. Полюбил её богатырь Янислав, замуж позвал. А подруга Лолла тоже того парня любила. Затаила злобу. Мстить решила. Отца парней отравила, да так, что никто и не догадался на неё подумать, подставила под подозрения друга Янислава, влюблённого в Видану. Того изгнали из племени. Дождалась, пока дети родятся. Украла их в момент беспамятства матери да по реке отправила. Обереги не сняла впопыхах.
Так всё ловко провернула, что никто в племени и подумать на неё не решился. Но небеса не обманешь! Стала ведьмачка сохнуть, съёживаться. День ото дня мельчать. Однажды люди заглянули к злодейке во двор, а её нет нигде, только таракан противный сидит на завалинке. Не успели его согнать, как налетела, откуда ни возьмись, птица с золотым опереньем и склевала мелкоту. Как и не было.
Видана же искала везде детей, не нашла. Измотала себя в страданьях. Заболела. Уже больную везли её на Алтай. Но и тут она не оправилась, умерла. Перед смертью обещала, что душа её на земле останется, искать детей будет,
не успокоится.
Как раз в тот день, когда клин ударил Пахома в лоб, виденье было старейшине племени. Сказала мать, что придут её дети к Белухе. Душа успокоилась и отправилась на небо, к любимому.
Погоревали братья, что не увиделись с родителями, но,
обогретые любовью многочисленной родни, решили остаться на новом месте.
Старейшина распорядился подыскивать парням невест.
А что-то не глянулись девушки алтайские поначалу братьям.
Уж больно своенравными оказались да независимыми. Привыкли с мужским полом не церемониться. Иная единоплеменница мужу и затрещину даст, коль тот слабину покажет.
Высокие, статные, одно слово — богатырши. С рифейскими не сравнить. Пахом измучился тоской по Павлинке, куколке ласковой.
А Игнат ничего, прижился. Быстро пару себе нашёл, невеста его даже ростом выше, а брат только любуется да хвастается своим выбором. Подначивает Пахома, чтобы
тоже не робел. Но тому одна печаль да воспоминания.
Увидел старейшина горе Пахома да решил:
— Возвращайся, откуда пришёл. Иди к своей любви, не бойся. И верь, что богатыри родятся. Будет любовь большой — как же род измельчает? Коль душа огромная, разве
уместится она в малом?
Чуть не бегом парень в родные места отправился. В первый же день возвращения сватов к Павлинке отправил. Поженились влюблённые, жить стали в добре да достатке.
Любимая жена сыновей родила одного за другим. Все пятеро — отец вылитый, а красотой — в мать. В славной семье, труде и заботе выросли богатырями.
И в семье Игната тоже богатыри родились.
Вот и думай: так ли уж важно, чтобы из ровни семья
строилась? Или Любовь главнее?
Прошло сто лет и ещё столько же, а люди не мельчают на
Руси. Говорят, даже выше ростом стали.
Выходит, не всегда пословицы правду говорят!
Нет уж! «Были божики, теперь тужики, а там опять божики…» С чего нам мурашами-то становиться, если кругом ширь неоглядная, высь бесконечная и глубина беспредельная? Нельзя мельчать!
— Эй, паря! — кричат ребятишки на Вижае. — Вставай, пошли солнце клиньями ловить!
— Эгей! — откликаются парнишки на Катуни. — Солнышко-вёдрышко, напои наши камешки-клинышки, дай нам силу богатырскую!
Прилетит луч горячий, растворится в самоцвете золотисто-зелёном, напоит его мёдом небесным, согреет душу.
«Подрастай, богатырь! И Рифей седой, и Сиверные горы белоснежные — твоя земля родная!»