Сланцы. Рассказы о партизанах

Сланцы

Рассказы
о партизанах

Сборник документов и материалов
Составитель В.И. Будько

14.08. – 02.09.2021

Оглавление


Оглавление 2
Вступление 15
Началась великая оборона Ленинграда 31
Клятва ленинградского партизана 38
Н.М. Афонский 40
В те грозные годы… 40
В.В. Иванов 53
В грозные годы войны 53
В.С. Знаменский 73
Т.И. Войнова 82
9-я Ленинградская партизанская бригада 82
Л.И. Гришина, Л.А. Файнштейн, 93
Г.Я. Великанова 93
Сланцы 93
Выскатка 95
Гверездно 96
Медвежок 96
Т. Можаева 100
Сланцевский район в годы войны 100
Организаторы и руководители 108
Т.А. Павлова 111
О партизанском движении 111
на территории Сланцевского района 111
Ленинградской области 111
Н.Д. Симченков 119
Рассказ о начале войны в городе Сланцы 119
и Сланцевском районе 119
А. Лосев 132
Юность учителя 132
Судьба икон Доложска, 138
в том числе икон, написанных 138
С.В. Постемским и Е.А. Андреевым 138
Храм в 1941 году 138
Письма Иоганна Генриха Вике 138
07.1941 – 1942 165
Старополье 165
Немецкие фотографии времен оккупации 165
Железная дорога Псков – Нарва 172
Великая Отечественная война 172
В те суровые годы 176
Елена Машанина 176
Александра Михайлова 178
Подпольщицы из Завастья 183
В. Андреев 199
В оккупации 199
В. Абрамов 205
Кингисеппское подполье 205
С. Глезеров 206
Неизвестные страницы кингисеппского 206
подполья 206
П. Тимонин 213
Правда о партизанах 213
М.В. Шкаровский 216
Служение протоиерея Алексия Кибардиа 216
в годы войны 216
И.В. Скурдинский 227
З.Г. Пивень 247
Навечно в памяти народной: 247
Записки работника 247
Музея истории Ленинграда 247
Советские партизаны 252
Акт Осьминской районной комиссии ЧГК 254
о злодеяниях немецко-фашистских войск 254
и их финских сообщников на территории 254
района в период оккупации 254
В.А. Богатов 261
Строки из книги о И.В. Скурдинском 261
Рейд отряда по сельсоветам 261
Осьминского района 261
Продолжение рейда партизан по району, 273
временно оккупированному фашистами 273
В.Я. Никандров 281
Кологривское восстание 281
Дом с мезонином 320
П.Н. Лукницкий 343
Драгоценный подарок 343
Строки из книги «Ленинград действует…» 343
Крюнберг Мейнхард Эдуардович 351
1941 362
Ф. Степанов 362
Емельяновы 362
09.03.1942 374
М.С. Круглов 376
Записки подпольщика и партизана 376
Как ловили Старопольских предателей 376
Хотило 380
Кологриво 384
Пулемет 385
Мои мытарства 1941 года 389
1943 395
Типография на чердаке 395
Матвеев Ларион Матвеевич 397
Мельник из деревни Русско 397
1943 399
Путевка в Сланцы за типографской 399
краской и бумагой 399
1943 403
Толчок к восстанию 403
11.1941 404
Комендант 404
О создании в Осьминском районе 407
партизанских отрядов 407
и подпольных диверсионных групп 407
Задание по созданию 408
продовольственной базы 408
Из интервью с Ириной Грищенко, 411
внучкой Круглова М.С. 411
Светлов Иван Герасимович 414
1908 – 17.08.1972 414

Вступление

Всему есть свое время. – Я достаточно давно занимаюсь историей села Заручье, а теперь уже занимаюсь дополнительно историей села Зажупанье, но только в 2021 г. подошел к проблематике партизанского движения на берегах озера Долгого. К тому меня подвигло знакомство с работой осьминского исследователя В.А. Богатова, который занят в настоящее время составлением книги о партизанском комиссаре И.В. Скурдинском. Книгу предполагается назвать «Страницы жизни комиссара И.В. Скурдинского». Это замечательное во всех отношениях произведение, которое, надеюсь, с интересом будет встречено патриотами края и просто заинтересованными лицами.
В связи с этим мы с В.А. Богатовым решили, оттолкнувшись от темы Сурдинского, провести «Осьминские краеведческие чтения». Владимир Алексеевич договорился провести это мероприятие в Музее д. Псоедь, который сегодня ведет А.Б. Максимова.
В принципе, первые на Осьминской земле Краеведческие чтения, оказались удачными, о чем в газете «Лужская правда» появилась соответствующая статья:
«29 июля в музее «Деревня Псоедь» прошли Осьминские краеведческие чтения. В них приняли участие краеведы Лужского и Сланцевского районов. Хозяйкой мероприятия стала А.Б. Максимова – руководитель псоедского музея.
Почетными гостями музея в этот день стали вице-губернатор Ленинградской области по культуре В.О. Цой и директор Музейного агентства Ленинградской области Л.А. Колесникова.
Житель Осьмина В.А. Богатов представил участникам семинара виртуальный проект книги «Страницы жизни комиссара И.В. Скурдинского». Во время Великой Отечественной войны Скурдинский был центральной фигурой подпольного и партизанского движения Осьминского района.
Сланцевский краевед, художник В.И. Будько рассказал коллегам о своей работе. Владимир Иванович автор пятнадцати книг, в социальных сетях он ведет более двадцати краеведческих групп. Он отметил, что краеведение – затратное удовольствие. Оно требует денежных вложений, времени и сил на работу в архивах, написание и публикацию книг.
Жительница деревни Ожево Т.Н. Минина познакомила участников семинара со своей деревней. Сведения о ней она собрала в дореволюционных статистических документах.
Учитель географии Осьминской школы Р.И. Шахникова представила школьный музей, основанный Е.В. Невзоровой и краеведческую работу, которую ведут учителя и ученики школы.
Гостем семинара стал сотрудник всеволожского интерактивного музея «Дом авиаторов» А.А. Дмитриев. Доклад он посвятил своему давнему увлечению – изучению старинных почитаемых каменных комплексов. В качестве примера он рассказал о псоедском камне Велеса, выкладке из камней в деревне Сара-Лог и Шум-горе.
Заведующая библиографическим отделом Межпоселенческой районной библиотеки Луги И.М. Морозова посвятила свое выступление проблеме взаимодействия библиотек и краеведов.
Итог мероприятия подвел председатель Лужского общества краеведов А.В. Носков. Он высказал надежду, что этот семинар станет первым кирпичиком в создании краеведческого общества в Осьминском сельском поселении» .
Иван Васильевич Скурдинский, известная в наших местах личность, до середины 1960-х гг. проживал на своей даче в д. Сорокино, которая располагается на означенном Долгом озере где-то посредине дороги Заручье – Филево. Там он и писал свои мемуары, которые сегодня насчитывают 3 варианта. – Два варианта его воспоминаний, а так же личное дело Скурдинского, находятся в архивах С.-Петербурга , а один из вариантов находится в школьном музее пос. Осьмино .
Приступая к работе, сразу следует упомянуть, что на территории современного Сланцевского района действовали сразу 3 группы партизан, соответственно: кингисеппская (районы сс. Черно и Ложголово), осьминская (районы сс. Пенино, Козья Гора, Старополье, Заручье, Зажупанье и Новоселье), и сланцевская (все остальное). Заходили в район и лужские партизаны. – Собственно, партизаны в ходе боевых действий постоянно мигрировали с места на место и нередко даже переходили фронт. – В беспрестанном движении отрядов и групп был залог их выживания в экстремальных условиях.
Если деятельность сланцевских партизан сланцевскими краеведами изучена достаточно хорошо, то деятельность осьминскиой и кингисеппской групп известна намного меньше. Это и понятно, поскольку эти группы освещались в иногородних газетах и соответствующих книгах, которые в Сланцы чаще не поступали, а если поступали, то в мизерных количествах.
Во всяком случае, о Скурдинском в Сланцевском музее сведения практически отсутствуют, а потому это собрание материалов и документов в чем-то для сланцевчан будет новинкой.
В свете же вышесказанного, опираясь на труд В.А. Богатова и на статьи газеты «Лужская правда», я имею сегодня возможность сделать специальную выборку по материалам заявленной темы.
А.В. Богатов так же передал мне для прочтения воспоминания партизана М.С. Круглова, с которым он был знаком лично. Михаил Сергеевич воевал в составе осьминской группы, и проживал к началу Великой Отечественной войны в д. Бор I, которая расположена бл. с. Заручье, совр. Сланцевского р-на Ленинградской обл. – Раньше же эта деревня входила до 1961 г. в состав Осьминского р-на.
Оригинал воспоминаний Круглова находится сегодня в Музее д. Псоедь, находящейся в Лужском р-не бл. пос. Осьмино. – Их туда передала внучка партизана. Следует помянуть при этом, что эти воспоминания написаны простым языком и неразборчивым почерком, а потому Богатов потратил на их прочтение и набор изрядное количество времени.
В.А. Богатов прислал мне для ознакомления газетную ретроспективу известного лужского корреспондента и партизана В.Я. Никандрова «Кологривское восстание», которая публиковалась в 1972 г. в газете «Лужская правда» . Ее автору работы о Скурдинском пришлось распознавать с помощью программы ABBYY FineReader.
Я же у себя в своем электронном архиве нашел серию статей Никандрова, которая называлась «Дом с мезонином» . Все материалы его представляют для нас несомненный интерес и повествуют о событиях, происходивших в войну на территориях совр. Сланцевского р-на.
Позже Богатов дополнительно прислал мне еще дополнительно статьи Никандрова, которые ему предоставила Лужская библиотека, роль которой в составлении книги осьминского краеведа трудно переоценить.
О В.Я. Никандрове как о редакторе газеты 9-й партизанской бригады «Красный партизан» писал в своем очерке «Драгоценный подарок» П.Н. Лукницкий , который я так же привожу здесь.
В.А. Богатов, видимо, не является первым и единственным автором, освещающим деятельность осьминских партизан. – Так в сети можно встретиь посты Алексея Мингазова, который утверждает, что он данную тему изучал, но я на его стене в Контакте нашел всего 2 кратких поста об осьминских партизанах:

«А как жило население на оккупированных территориях нашего района? Немцы в каждой деревне назначали старост, которых называли бургомистрами. В обязанность старост входило сбор продуктов, зимней одежды, домашнего скота с населения. Многие старосты состояли в подпольных ячейках и вели двойную игру добывая важную информацию для партизан. Сами немцы базировались в крупных населенных пунктах. Если взять наш край, то немецкая комендатура находилась в Осьмино, а гестапо в д. Чудиново. Когда остро встал вопрос с партизанами, немцы провели перепись в каждой деревни, установили комендантский час, ограничили передвижение между населенными пунктами. Таким образом, все население находилось как на ладони, тем самым пытались ограничить связь населения и партизан.
Немцы создавали фиктивные партизанские отряды из числа полицаев, ряженые партизаны ходили по деревням и грабили население, тем самым немцы хотели показать партизан с худшей стороны. А кто принимал у себя с радостью таких «партизан», тех вешали и расстреливали за связь с партизанами. Несли потери и подпольные ячейки, их раскрывали в основном из за предателей их числа местного населения.
За два с половиной года оккупации фашисты довели хозяйство района до полного развала. Некоторые деревни были уничтожены полностью, в некоторых осталось часть построек. По приблизительным подсчетам почти половина жителей ютилась в землянках. Полностью разорены фермы, МТС, больницы, школы и т.д. Но несмотря ни на что партизанское движение росло, и скоро наступал переломный момент, о котором я расскажу в следующей части
…
Тему освобождения нашего края можно разделить на две большие части, а именно операции регулярной армии и операции, проводимые партизанским движением. Я расскажу о действиях партизан нашего района, которые и стали решающими в освобождении Лужского района.
Как я уже писал ранее, после зимы 1942 года действия партизанских отрядов стали более осмысленными, так как уже было централизованное командование и ставились конкретные задачи.
Было несколько отрядов, которые располагались в разных частях района. Часть из них подчинялась регулярному командованию из Малой Вишеры, а часть отрядов была «дикой» (они не имели связи с командованием и действовали на свое усмотрение).
Таким «диким» отрядом был и Осьминский. Им командовал Иван Васильевич Ковалев. Осьминские партизаны находились в очень незавидном положении, так как была потеряна связь с Кигисеппским подпольным центром, не было у них и рации. В конце лета 1942 г. им удалось найти партизан Сланцевского подпольного центра. Командованием было принято решение о вступлении Осьминского отряда в оперативное подчинение Гдовского центра. У них же начали печатать подпольную Осьминскую газету «За колхозы».
В отряде было около 30 человек, все имели за плечами двухлетний опыт борьбы во вражеском тылу. Командованием отряда была создана широкая подпольная сеть, свои люди были в каждой деревне и даже в Осьминской комендатуре. Как только немцы планировали карательную операцию против партизан, об этом тут же узнавали и сами партизаны. Также Осьминскими партизанами была предложена новая схема связи с другими районами. Была образована цепочка из подпольщиков, каждый ходил в соседнюю деревню и передавал информацию следующему, таким образом образовалась цепочка связи от Гдовских лесов до самой Луги. Люди ходившие в соседнюю деревню к своим родственникам особых подозрений не вызывали, немцы недоумевали как Осьминская подпольная газета оказывалась например в Кингисеппе.
Теперь я опишу общую картину положения в Лужском районе на середину 1943 начало 1944 года. Очень интересно сложились между собой несколько факторов, которые позволили фактически изгнать фашистов из Лужского района силами партизанского движения. Собственно сами факторы:
– Цепочки связи, о которых я писал выше.
– За счет цепочек местные жители были хорошо информированы о действиях и успехах регулярной армии, что в свою очередь повлияло на настроение местных жителей.
– Вступление «диких» отрядов в регулярные отряды партизан, за счет этого в каждом районе резко выросла численность партизан
– В связи с тяжелым положением на фронте, немцев становилось меньше, и они находились только в крупных населенных пунктах и боялись высунуть нос
В итоге немцы уже почувствовали, что скоро им отсюда [надо будет] уходить и начали активно грабить население и жечь деревни. Народное недовольство выросло на столько, что стали происходить открытые боестолкновения. В какой то момент немцы бросили в атаку танковое соединение, но успеха эта операция им не принесла. Немцев все больше оттесняли на запад, практически партизаны вели открытую войну. По воспоминанием одно из командиров РККА, его часть прошла от Волосово до Осьмино без единого выстрела, район был полностью освобожден партизанами.
13 февраля 1944 года был освобожден город Луга.

P.S.
Факторы, которые я привел, это лично мое мнение, которое сложилось в результате тщательного изучения вопроса. Может я где то не прав, напишите свою точку зрения!» .

Несомненный интерес представляют воспоминания жителей с. Заручье – Л.П. Житниковой  и В.И. Васильева , которые я постоянно использую в своей работе.
Для ознакомления с деятельностью сланцевских, осьминских и кингисеппских групп партизан я использую доступные мне источники, которые существуют как в электронном виде, так и в бумажном.
Надо сказать, что картотека в Сланцевской ОРБ по этой теме очень обширна, и если все материалы по ней переводить в цифру, то в итоге вполне может получиться пухлый трехтомник.
Попутно надо осветить крайне запутанный вопрос административной принадлежности населенных пунктов современного Сланцевского района, которые в разное время относились к соседним Осьминскому и Кингисеппскому районам.
О партизанах в Сланцевском районе писали практически все краеведы Сланцев старшего поколения. При этом Н.Д. Симченков на начальном этапе войны сам был участником партизанских рейдов в составе отряда Героя Советского Союза Знаменского.
Начало войны в г. Сланцы по дням и часам описано в его материале «Из фронтового блокнота» .
Нельзя обойти вниманием статью бывшего директора Сланцевского ИКМ Т.И. Войновой, которая называется «9-я Ленинградская партизанская бригада» . Мне эта основополагающая статья известна лишь в виде рукописи, и в таком именно виде она с моей подачи гуляет по интернету.
Партизанское движение в Сланцевском районе описывается в книге Н.М. Афонского «Сланцы»  1964 г. и в одноименной же книге В.В. Иванова 1988 г.
В 1944 году под Ленинградом действовали уже 13 партизанских бригад, увековеченных в памятнике «Партизанская слава», установленном под Лугой. Из них на начало 1943 года существовали лишь две, а семь были созданы с конца октября 1943-го .
Между тем, хорошо известно, что на начальном этапе войны партизанское движение повсеместно испытывало определенные трудности, в связи с чем я для прояснения вопроса привожу здесь соответствующий материал сайта «Вспомогательная полиция в борьбе с партизанским движением».
В ходе этой работы мне, к сожалению, не удалось поработать в архивах С.-Петербурга, где материалы Ленинградского штаба партизанского движения (ЛШПД, ЦГАИПД, фонд Р-116Л) представлены в сотнях и тысячах дел. – Этот пласт документов, видимо, внимательно проработают историки уже следующих поколений.
В частности, если в поисковике ЦГАИПД задать поиск по теме «Светлов», система выдаст едва ли не сотню дел сразу. Это свидетельствует о том, что партизанские бригады вели большую отчетность, которую сегодня надо внимательно изучать. Такое время-таки настало.
Интересной и практически неизученной остается биография этого человека, который в 1941 г. возглавил 3-й партизанский полк 2-ой Ленинградской партизанской бригады, а потом совершил со своими людьми рейд в Сланцевский р-н из далеких лесов Островского р-на Псковской области .
После освобождения Сланцев 02.02.1944 г. Светлов на очень короткий период возглавил наш город.
Кстати, не исследованным на предмет Сланцев остается огромный массив фотодокументов ЦГАИПД, который содержит 18 описей фодних только фотографий Ленинградского штаба партизанского движения за период 1941 – 1944 гг., всего 5182 ед. хранения . Что там есть по нашему городу и району, не известно.
Определенный интерес представлют находки С.И. Запутряева, который скопировал в ЦГАИПД рисованные карты г. Сланцы 1943 и 1944 гг., которые составлены кем-то из партизан на основе рассказов разведчиков .
Между тем, в Сланцевском ИКМ есть один из дневников 9 ЛПД, который мне удалось просмотреть, и который я в его части привожу здесь. Так же в нашем музее есть документы, рассказывающе о злодеяниях фашистов на территории нашего края в годы оккупации. Я тоже привожу их здесь.
В псковском архиве ГАПО мне довелось поработать с документами времен оккупации. С ними мне пришлось тоже изрядно поработать.
Мне довелось расспрашивать о днях оккупации старейшего жителя г. Сланцы Александра Дмитриевича Троицкого. – Он прибыл беженцем в город в 1941 г. и хорошо помнит события того времени. Его рассказ представляет большой исторический интерес, а потому я его снял на видео и написал на основе его специальный очерк.

Сланцы.
02.09.2021.

70 лет назад – 10 июля 1941 г. началась оборона г. Ленинграда (ныне г. Санкт-Петербург) в ходе Великой Отечественной войны 1941 – 1945 гг.
Битва за Ленинград продолжалась с 10 июля 1941 г. по 9 августа 1944 г. и стала самой длительной в ходе Великой Отечественной войны. В ней в разное время участвовали войска Северного, Северо-Западного, Ленинградского, Волховского, Карельского и 2-го Прибалтийского фронтов, соединений авиации дальнего действия и Войск ПВО страны, Краснознаменный Балтийский флот (КБФ), Чудская, Ладожская и Онежская военные флотилии, формирования партизан, а также трудящиеся Ленинграда и области.
Для руководства Германии захват Ленинграда имел важное военно-политическое значение. Ленинград являлся одним из крупнейших политических, стратегических и экономических центров Советского Союза. Потеря города означала изоляцию северных районов СССР, лишение Балтийского флота возможностей базирования в Балтийском море.
Германское командование планировало ударом группы армий «Север» (командующий генерал-фельдмаршал фон Лееб) в составе 4-й танковой группы, 18-й и 16-й армий из Восточной Пруссии в северо-восточном направлении и двух финских армий (Карельской и Юго-Восточной) из юго-восточной части Финляндии в южном и юго-восточном направлениях уничтожить находившиеся в Прибалтике советские войска, овладеть Ленинградом, приобрести наиболее удобные морские и сухопутные коммуникации для снабжения своих войск и выгодный исходный район для удара в тыл войскам Красной Армии, прикрывавшим Москву.
Для организации взаимодействия войск Государственный Комитет Обороны СССР 10 июля 1941 г. образовал Главное командование Северо-Западного направления во главе с Маршалом Советского Союза Климентом Ворошиловым, подчинив ему войска Северного и Северо-Западного фронтов, Северный и Краснознаменный Балтийский флоты. После начала войны вокруг Ленинграда началось спешное строительство нескольких поясов оборонительных рубежей, создавалась также внутренняя оборона Ленинграда. Большую помощь войскам в строительстве рубежей обороны оказывало гражданское население (работало до 500 тысяч ленинградцев).
К началу битвы в войсках Северного и Северо-Западного фронтов и на Балтийском флоте насчитывалось 540 тыс. человек, 5000 орудий и минометов, около 700 танков (из них 646 легких), 235 боевых самолетов и 19 боевых кораблей основных классов. У противника было 810 тыс. человек, 5300 орудий и минометов, 440 танков, 1200 боевых самолетов.
Битву за Ленинград можно разделить на несколько этапов.
1-й этап (10 июля – 30 сентября 1941 года) – оборона на дальних и ближних подступах к Ленинграду. Ленинградская стратегическая оборонительная операция.
2-й этап (октябрь 1941 г. – 12 января 1943 г.) – оборонительные боевые действия советских войск. Блокада города Ленинграда.
3-й этап (1943 г.) – боевые действия советских войск, прорыв блокады Ленинграда.
4-й этап (январь – февраль 1944 г.) – наступление советских войск на северо-западном направлении, полное снятие блокады Ленинграда.
…
11 июля 1941 года (20 день войны)...
…
– Ленинградский обком ВКП (б) провел совещание секретарей райкомов, горкомов, командиров и комиссаров партизанских отрядов и полков. На совещании обком потребовал ускорить формирование партизанских отрядов и организацию партийного подполья. [3; 27]
…
12 июля 1941 года (21 день войны)...
…
– Передовые отряды войск Лужской оперативной группы упорной обороной юго-западнее г. Луга остановили противника, наступавшего на ленинградском направлении с рубежа р. Великая и р. Череха. Противник был вынужден повернуть свои главные силы для прорыва к Ленинграду через леса западнее г. Луга и Капорское плато. [3; 27]
…
8 июля 1941 года (27 день войны)...
– ЦК ВКП (б) принял Постановление «Об организации борьбы в тылу германских войск». В нем говорилось: чтобы придать этой борьбе в тылу фашистских войск самый широкий размах и боевую активность, необходимо взяться за ее организацию на месте самим руководителям республиканских, областных и районных партийных и советских организации, которые должны лично возглавить эту борьбу. [3; 30]
– СНК СССР принял Постановление «О введении карточек на некоторые продовольственные и промышленные товары в городах Москве, Ленинграде и в отдельных городах и пригородных районах Московской и Ленинградской областей». Карточки вводились на хлеб, крупу, сахар, кондитерские изделия, масло, мясо, рыбу, а также на мыло, обувь, ткани, швейные, трикотажные и чулочно-носочные товары. Карточки в Москве вводились с 17 июля, в Ленинграде – с 18 июля, в городах и пригородах Московской и Ленинградской областей – с 19 июля. [3; 30-31]
– СНК СССР принял Постановление «О распространении постановления Совнаркома СССР от 1 июля 1941 г. «О расширении прав народных комиссаров СССР в условиях военного времени» на народных комиссаров РСФСР и УССР». [3; 31]
– СНК СССР принял Постановление «О сдаче государству сушеных овощей и сушеного картофеля колхозами, колхозными дворами и единоличными хозяйствами по обязательным поставкам». На 1941 г. был утвержден план сдачи государству сушеных овощей и картофеля в количестве 50 тыс. т. [3; 31]
– Государственный Комитет Обороны принял постановление «О мероприятиях по обеспечению Красной Армии теплыми вещами на зимний период 1941– 1942 гг.». [1; 55]
– Советское правительство направило правительству Великобритании послание с предложением о создании союзниками второго фронта против гитлеровской Германии на севере Франции и на севере Норвегии в 1941 г. [3; 31]
…

Развертывание партизанского движения

18 июля 1941 г. ЦК ВКП(б) принял специальное постановление «Об opганизации борьбы в тылу германских войск», которое дополняло и конкретизировало директиву от 29 июня.
Партизанские отряды и группы в зависимости от обстановки создавались как до захвата противником определенного района, так и в период оккупации. Часто на положение партизанских отрядов переходили истребительные батальоны, находившиеся в прифронтовых районах. Нередко партизанские формирования состояли из военнослужащих и чекистов с привлечением в их ряды местного населения. В ходе войны широко практиковалась заброска в тыл противника специальных групп, на базе которых создавались партизанские отряды и даже крупные соединения. Всего в 1941 г. было подготовлено и заброшено на оккупированные территории 437 отрядов и групп, насчитывавших свыше 7 тыс. чел. Отряды, созданные вначале войны, были сравнительно не большими, насчитывавшие несколько десятков человек. Во главе их стояли командиры и комиссары. Вооружены такие отряды были легким стрелковым оружием.
Постановление ЦК ВКП (б) от 18 июля 1941 г. сыграло важную роль в развертывании партизанского движения в СССР. Силу ударов партизан немцы почувствовали очень быстро. Так, 26 сентября 1941 г. генерал-квартирмейстер гитлеровской армии Вагнер докладывал начальнику германского генерального штаба Гальдеру, что группа армий «Центр» не может снабжаться «непосредственно через свой район из-за разрушений партизанами железнодорожных путей».
– На Ленинград были сброшены первые немецкие бомбы.
19 июля 1941 года (28 день войны)...
– Указом Президиума Верховного Совета СССР И.В. Сталин назначен Народным Комиссаром обороны СССР. [1; 55]
– Немецко-фашистское командование, обеспокоенное контрударом советских войск в районе Сольцы, создавшим угрозу коммуникациям 4-й танковой группы, приказало временно прекратить наступление на Ленинград. [3; 32]
…
– Немецкие войска оккупировали г. Великие Луки, Гдов Псковской области; г. Ельня Смоленской области; г. Могилев-Подольский Винницкой области; г. Измаил Одесской области. [1; 55]
19 июля 1941 года Председатель Совета народных комиссаров И.В. Сталин Указом Президиума Верховного Совета СССР назначен наркомом обороны.
…
– Немецко-фашистская авиация осуществила первую попытку налета на Ленинград. Советские летчики-истребители в воздушных боях уничтожили 11 вражеских самолетов. [3; 33]

Клятва ленинградского партизана

Я, сын великого советского народа, добровольно вступая в ряды партизан Ленинградской области, даю перед лицом своей Отчизны, перед трудящимися героического города Ленина свою священную и нерушимую клятву партизана.
Я КЛЯНУСЬ до последнего дыхания быть верным своей Родине, не выпускать из рук оружия, пока последний фашистский захватчик не будет уничтожен на земле моих дедов и отцов.
Мой девиз: видишь врага - убей его!
Я КЛЯНУСЬ свято хранить в своем сердце революционные и боевые традиции ленинградцев и всегда быть храбрым и дисциплинированным партизаном. Презирая опасность и смерть, КЛЯНУСЬ всеми силами, всем своим умением и помыслами беззаветно и мужественно помогать Красной Армии освободить город Ленина от вражеской блокады, очистить все города и села Ленинградской области от немецких захватчиков.
За сожженные города и села, за смерть женщин и детей наших, за пытки, насилия и издевательства над моим народом я КЛЯНУСЬ мстить врагу жестоко, беспощадно и неустанно.
Кровь за кровь и смерть за смерть!
Я КЛЯНУСЬ неутомимо объединять в партизанские отряды в тылу врага всех честных советских людей от мала до велика, чтобы без устали бить фашистских гадов всем, чем смогут бить руки патриота, - автоматом и винтовкой, гранатой и топором, косой и ломом, колом и камнем.
Я КЛЯНУСЬ, что умру в жестоком бою с врагами, но не отдам тебя, родной Ленинград, на поругание фашизму.
Если же по своему малодушию, трусости или по злому умыслу я нарушу эту свою клятву и предам интересы трудящихся города Ленина и моей Отчизны, да будет тогда возмездием за это всеобщая ненависть и презрение народа, проклятие моих родных и позорная смерть от руки товарищей!

Н.М. Афонский
В те грозные годы…

…
Первая встреча сланцевчан с фашистскими частями состоялась неподалеку от Черневской спичечной фабрики, расположенной в верховьях [в среднем течении] реки Плюссы; затем последовали ожесточенные кровопролитные бои у Черемхово [у д. Чернево], у деревни Селецы, под Гдовом. Но силы были неравными. В ночь с 17 на 18 июля немцы перерезали линию железной дороги Сланцы – Гдов, захватили деревни Подолешье, Верхоляны и ряд других. Отряду сланцевчан под непрекращающимся огнем противника пришлось отходить к Нарве.
Там ополченцы впервые за все эти дни получили воз¬можность немного передохнуть. Затем им выдали обмун¬дирование, оружие, продовольствие на несколько дней и, по указанию командования Ленинградского фронта, включили в отряд особого назначения, который должен был действовать в тылу у врага.
Командиром отряда назначили кадрового офицера майора Юрия Знаменского, человека огромной личной отваги, за участие в боях по защите советских границ удостоенного звания Героя Советского Союза.
Парторгом отряда стал Александр Сергеев, до войны работавший секретарем Гдовского райисполкома. Бойцы полюбили этого скромного и храброго человека, который всегда оказывался на самых опасных участках во время боя, а в часы отдыха читал вслух советские газеты, проводил беседы, рассказывал о положении на фронтах (у отряда была своя радиостанция).
Комсоргом отряда назначили Николая Симченкова – того самого Симченкова, который в 1934 г. приехал строить Сланцевскне рудники, стал здесь шахтером-ударником и признанным местным поэтом. 13 июля 1941 г., вместе с другими товарищами вступив в отряд народного ополчения, Симченков прямо с работы от-правился в бой; затем с небольшой группой боевых друзей он пробился к Нарве.
Отряд Юрия Знаменского действовал в пределах Ленинградской области. В многочисленных рейдах по тылам противника он наносил урон врагу и сеял в его рядах ужас. Не раз доводилось проходить отряду и по старой Шереметевской дороге, проложенной еще солда-тами Петра I. Бойцы неизменно добрым словом вспоминали своих предшественников, которые так хорошо построили дорогу, что и почти 250 лет спустя она снова верой и правдой служила русским людям, поднявшимся на борьбу с ненавистным врагом.
Отряду Знаменского неоднократно доводилось всту-пать в бой с противником, силы которого во много раз превосходили силы отряда, и каждый раз партизаны проявляли чудеса храбрости, воинское мастерство, на-ходчивость.
– Вспоминается такой эпизод, – рассказывает Ни-колай Симченков. – Однажды мы получили сведения, что в деревне Медвежок Сланцевского района разме¬стился на отдых большой отряд немцев. Полагая, что советские части находятся далеко, захватчики считали себя в полной безопасности: ложились спать в одном белье, ходили друг к другу в гости, часто напивались до бесчувствия, устраивали «облавы» на кур и гусей, всячески измывались над местными жителями... Коман¬дование партизанского отряда решило, что следует про¬учить наглецов, еще раз показать им, что советские люди не позволят глумиться над собой.
Но перед тем как напасть на Медвежок, нужно было уточнить, какие силы там имеются, как они размещены, – словом, требовалось выяснить обстановку.
В тот же день в Медвежок отправился наш юный разведчик Миша Ткаченко, паренек находчивый и отважный. Он вырядился в рваный тулупчик, разыскал где-то лапти, за плечо перебросил рваную холщовую суму, – ни дать ни взять Настоящий побирушка, один из тех, кто в стародавние времена бродил по российским деревням, выпрашивая «христа ради» горбушку хлеба.
Выйдя из леса, Миша напрямик, не прячась, пошел к деревне Медвежок. Разумеется, немцы его сразу схва¬тили, стали допрашивать – кто такой, куда и откуда идет. Миша расплакался и поведал жалостливую историю: дескать, он круглый сирота, жить ему негде и т.д.
Немцы велели мальчику, пока цел, убираться по-дальше от линии фронта. Миша потихоньку побрел дальше, время от времени останавливаясь, чтобы по¬править на ноге лапоть или подтянуть веревку, которой был подпоясан тулупчик. А сам все это время высматривал и запоминал... И чуть отошел от Медвежка – кинулся оврагами назад в лес, к своим, и передал нам все, что заприметил.
Командование отряда решило напасть на врага ночью. Разработали во всех деталях план, разбились на оперативные группы, уточнили, кому откуда выступать.
Бесшумно подкравшись к деревне под покровом ночи, мы ворвались в Медвежок и закидали гранатами избы, где стояли немецкие офицеры. Шум, стрельба, грохот... Фашисты спросонок не поняли, что происходит. Раздетые, изрядно пьяные, выпрыгивали они на улицу и попадали под огонь, который вели бойцы нашего отряда. А тут еще вспыхнул пожар – загорелись сараи.
С перепугу немецкие бандиты вообразили, что на них напало крупное подразделение советских войск. Предполагая, что основные силы противника укрылись в соседнем лесу, они открыли по лесу артиллерийский огонь. Воспользовавшись сумятицей, наш отряд отошел, как и было намечено, к деревням Родина и Дворище.
Главная цель операции была достигнута: оккупанты не только понесли значительный урон, но и потеряли покой.

* * *

На территории Сланцевского и прилегающих к нему районов действовали также партизанские отряды Суворова, Климчука, Сергеева, Абрамова, Стрельникова и другие. И командиры и бойцы этих отрядов почти сплошь были сланцевчане. Они бесстрашно сражались за свой край, за любимую Родину.
Партизаны почти непрерывно организовывали про-тив фашистов своеобразную «психическую атаку». Как это практически проводилось, рассказывает бывший партизан Егор Иванович Кучеров, ныне работающий в Сланцевском горкоме КПСС:
– Небольшие партизанские отряды раздобывали сведения о том, когда и куда намереваются направиться немецкие солдаты, затем устраивали на пути их следования засады, обстреливали или забрасывали грана¬тами. Опасаясь внезапных нападений партизан, фашисты стали передвигаться по району только днем. Однако никакие меры предосторожности им не помогали: группы рабочих и колхозников, вооруженные автоматами, вин¬товками, охотничьими ружьями, держали врагов под прицельным огнем. А по ночам советские патриоты не¬редко обстреливали фашистов в их гарнизонах, вынуж¬дая по нескольку раз за ночь объявлять тревогу.
Партизанские отряды, базировавшиеся в Сланцевском районе, выполняя задания партизанского штаба, приводили в негодность дороги, взрывали мосты через реки, разрушали железнодорожное полотно, нарушали линии связи, поджигали склады с военным имуществом врага. Все это изматывало немцев не меньше, чем открытые напряженные бои.
Партизанам приходилось действовать и жить в не-вероятно сложных условиях. Скрывались они в лесах и болотах, терпели лишения от недостатка продоволь¬ствия, одежды и обуви, летом страдали от комаров и дождей, зимой — от лютых морозов. Тем не менее ничто не могло сломить стойкость и боевой дух народ¬ных мстителей: они проявляли настоящее мужество, бесстрашие, отвагу.
Уже в июле-августе 1941 г. немецкие оккупанты почувствовали, что партизаны – это реальная военная сила, с которой нельзя не считаться, и предприняли против них ряд свирепых карательных экспедиций. К осени партизанские отряды, понеся значительные по¬тери, вынуждены были рассредоточиться по 3 – 5 человек и разойтись по деревням. Но и там, укрывшись у крестьян, они не сложили оружия: действуя из засад и внезапными налетами, партизаны продолжали нано¬сить удары по врагу.
К 1943 г. число партизан в Сланцевском районе заметно возросло. Опираясь на народ, они в ряде деревень ликвидировали органы оккупационной власти, уничтожали немецко-фашистские гарнизоны и восстанавливали органы Советской власти. (С.М. Кляцкин. Из истории Ленинградского партизанского края. «Вопросы истории», 1958, № 7, стр. 25 – 44).
В деревнях, рас¬положенных в оккупированном районе, нелегально воз¬рождались колхозы, многие вопросы местной жизни решали также нелегально существовавшие сельсоветы.
Фашистские захватчики непрерывно проводили мас-совые карательные экспедиции против партизанских от-рядов. Во время одной такой операции был полностью уничтожен отряд Климчука. Командир этого отряда – первый секретарь Сланцевского райкома партии Климчук, его помощники – второй секретарь райкома Минин и третий секретарь Азаров, председатель рудкома Ковтун и другие геройски погибли в бою.
Но никакие карательные меры, даже самые свире-пые, не помогали: партизанское движение в районе про-должало расти. Руководимые подпольной партийной организацией партизаны фактически стали хозяевами района.

* * *

Одним из основных источников силы и необоримо-сти партизанского движения были тесные, органические связи партизан с народом. Местные жители делились с ними последними крохами хлеба, снабжали их одеж¬дой, предупреждали о действиях фашистских захват¬чиков.
Вот что рассказывает об этом активная участница партизанского движения, ныне директор восьмилетней школы в Сланцах – Антонина Дмитриевна Мурашова.
– В то время я была секретарем подпольной ком-сомольской организации в деревне Завастье Сланцевского района. Работали мы, соблюдая самую строгую конспирацию: каждый из нас знал только членов своей небольшой группы, у каждого были свои связи и явки, о которых не знали остальные. В моей группе было семь человек. Мы использовали малейшую возможность, чтобы побеседовать с крестьянами, рассказывали им правду о положении на фронтах, разъясняли, что граж¬данский долг каждого честного советского человека – помогать партизанам и продуктами, и теплой одеждой. То, что крестьяне нам приносили, мы свозили в какое-нибудь укромное место, затем сообщали об этом парти¬занам, и они ночью потихоньку переносили всё на свои базы. Кроме того, мы старались разузнать, где и какие части противника размещены, какое у них оружие, сколько его. Записки со всеми данными, которые раз¬добывали наши активисты, мы оставляли в «почтовых ящиках» – так мы называли тайнички, устроенные в лесу, где-нибудь в дупле старого дерева, под камнем или возле вывороченного корневища. Партизаны по¬стоянно обходили эти тайнички и забирали оттуда нашу почту, оставляя взамен для нас листовки и полученные с «большой земли» номера свежих советских газет. Интерес к этим листовкам был очень велик, и хотя
Местные жители из Приказов немецкого командования знали, что за чтение такой литературы им грозит казнь, они тем не менее всегда просили нас прочитать им сводки Совинформбюро, сообщения с фронтов. И надо было видеть, как радовали всех правдивые вести с боль¬шой Советской земли!
Партизанам помогал и стар и мал. Так, в семье Мурашовых на партизан помимо самой Антонины Дмитриевны работали ее младшая сестра Ольга и даже старушка мать Анастасия Леонтьевна Антонова. Мать пекла хлеб, стирала и чинила партизанам одежду, а Ольга часто ходила в разведку. Простые русские женщины-патриотки проявляли не только мужество, но и большую находчивость, предусмотрительность, смекалку.
– Однажды, – вспоминает Антонина Дмитриевна, – мать напекла для партизан два пуда хлеба. Кара¬ваи еще лежали на столе, распространяя по всей избе чудесный аромат. Только я хотела отломить кусочек, попробовать – слышу, сестра тихонько ахнула и, потя¬нув меня за рукав, показала пальцем в окно. Глянула я туда – и обмерла от испуга... С ближайшего холма спускается большой отряд фашистов, и у некоторых из них на длинных поводках – собаки. Значит, какой-то негодяй донес, что в деревню должны прийти парти¬заны, и немцы готовят повальный обыск. Что делать? Ясно, как только гитлеровцы зайдут к нам в избу и увидят такое количество караваев, они поймут, для кого это угощение приготовлено. И нам несдобровать, и пар¬тизаны голодными останутся, а хлеб немцы себе возьмут. Мы с сестренкой словно окаменели, но мать не растерялась.
– Что стойте, – прикрикнула она, – быстренько в яму!
И тут мы спохватились... Когда мама взялась печь партизанам хлеб, мы предусмотрели возможность по-добных налетов и за хлевом, в котором до войны дер¬жали скотину, вырыли яму. Мы обшили ее новыми досками, законопатили все щели, выложили чистым хол¬стом, чтобы можно было прятать от немцев хлеб и муку. И яма пригодилась: втроем быстренько сбро¬сили туда весь хлеб, закрыли досками и закидали навозом. А на столе для отвода глаз оставили два каравая. Вскоре в избу ворвались немцы, один из них держал на поводке собаку.
– Где хлеб, который ты для партизан печешь? – закричал фашист, обращаясь к нашей маме. – Куда хлеб девала?
– Помилуйте, господа хорошие, – запричитала мать. – Откуда у меня хлеб для партизан? Вот, спекла два каравая для себя, а больше ничего нет.
Немцы, ругаясь, спустили с поводка собаку, но та вертелась только вокруг печи да вокруг стола, на котором лежали два горячих хлеба, а к хлеву даже не подо¬шла: крепкий, терпкий запах навоза перебивал все другие запахи. Немцы вынуждены были не солоно хлебавши покинуть нашу избу, а поздно ночью мы извлекли из ямы чистые, ароматные караваи и передали их партизанам. У нас был такой условный знак: если партизанам нельзя было входить в деревню – я или Ольга клали поперек дороги, что вела из леса к дерев¬не, еловую ветку, а если опасности не предвиделось – ставили на обочине дороги маленькую елочку. Увидев условный знак, партизаны либо спокойно выходили из леса и шли к нам, либо уходили еще глубже в лес...
За деятельную помощь партизанам Антонина Дми-триевна награждена орденом Красной Звезды, а ее се¬стра Ольга – медалью «Партизан Отечественной войны» 2-й степени.

* * *

Фашистские бандиты безжалостно расправлялись с каждым, кого они подозревали в сочувствии, а тем более – в помощи народным мстителям. В деревне Дубок Сланцевского района немцы запо¬дозрили крестьянина Минина в связи с партизанским отрядом. Явившись в Дубок, каратели загнали всех членов семьи Минина в избу и подожгли ее, предвари¬тельно облив керосином. Заживо были сожжены Кон¬стантин Минин, его жена, а также невестка Клавдия. Клавдия была беременна, и старики умоляли гестапов¬цев пощадить молодую женщину, но изверги не хотели ничего слушать и бросили ее в огонь. Мужа Клавдии — Николая в это время не было дома. Услыхав от одно¬сельчан о дикой расправе над его родными, Николай кинулся к ним. Немцы схватили его и повесили тут же на дереве перед горевшим домом.
Вместе с Миниными был заживо сожжен молодой колхозник Борис Хрулев, случайно зашедший в избу.
В деревне Рыжиково гитлеровцы также сожгли не-сколько домов вместе с их владельцами. Всех, кто почему-либо казался им подозрительным, немцы рас¬стреливали на месте. Так были уничтожены целые  семьи – Гордеевы, Сергеевы, Никифоровы, Филипповы и другие.
Фашистские изверги долго истязали, а затем рас-стреляли жителей деревень Дубок и Марьково – Харитонова, Шершнева, Васильева, Сотникова, Сергеева, Яковлева; в селе Рудно были убиты Петров и многие другие патриоты, которые не хотели мириться с тем, что родную землю русскую топчут сапоги ненавистного врага. В деревне Завастье фашисты расстреляли молодых колхозников комсомольцев Виктора Петрова, Бориса Яковлева и Вихрова.
Смертью храбрых пали многие члены партии, остав-ленные в тылу врага для подпольной деятельности. Так, в том же Завастье немцы расстреляли коммуниста, ру-ководившего всей подпольной работой в нескольких окрестных деревнях, Петра Богданова. До войны Богданов работал председателем колхоза «Коммунар», с первых дней войны он по заданию партии перешел на нелегальное положение и возглавил отряд, боровшийся против немецких захватчиков. Выданный каким-то негодяем, Богданов на допросах держался стойко и, несмотря на пытки, не назвал никого из товарищей.
На место одного убитого партизана в отряд прихо-дили два-три других. Партизанское движение в районе росло и ширилось. Отдельные отряды постепенно пре-вращались в воинские соединения, оснащенные совер-шенной боевой техникой. Нападения на фашистские гарнизоны стали планомерными.
В сентябре 1943 г. из отрядов лужских, сланцевских, осьминских и кингисеппских партизан была сформиро¬вана 9-я партизанская бригада. Ее командиром назна¬чили И. Светлова, комиссаром – И. Дмитриева, а начальником политотдела – В. Егорова, одного из сланцевских старожилов.
С первых дней своего существования бригада развернула активные боевые действия против немецких оккупантов: подрывала мосты, возведенные фашист¬скими саперными частями, выводила из строя железные дороги.
В декабре 1943 г. партизанская бригада разгромила крупный гарнизон в поселке Рудничном и захватила большие склады продовольствия и боеприпасов. Много солдат противника было взято в плен. В январе 1944 г., когда началось наступление войск Ленинградского фрон¬та, партизаны еще больше активизировали свои действия: они пускали под откос эшелоны с вражеской техникой, захватывали железнодорожные узлы, обстре¬ливали отступающие немецкие части.
И вот наконец настал долгожданный час освобождения Сланцев от ненавистных захватчиков.
Город был очищен от врага в ночь с 31 января на 1 февраля 1944 г.; освободили его бойцы прославленной 9-й партизанской бригады, сражавшейся в тесном взаимодействии с войсками Ленинградского фронта. Советские воинские части охватили Сланцы с флангов – с юга и севера. Это дало возможность партизан¬ской бригаде ворваться в рабочий поселок и удержи¬вать его в течение двух суток, пока туда не подошли регулярные части Советской Армии.
Еще в 1941 г., когда враг прорвался к городу Слан-цы, шахтеры вывели из строя все действующие предприятия. Были демонтированы стволы шахт, ликвидированы клети, разобраны  моторы. Все это делалось продуманно, по-хозяйски: детали оборудования тща¬тельно смазывались, упаковывались и прятались в на-дежные места.
– Разобьем врага – быстро все восстановим и пу¬стим в ход, – рассуждали горняки, укладывая в тайники шахтное имущество.
Заняв город, немецкие оккупанты пытались восста-новить шахты и пустить в ход газосланцевый завод. С этой целью они привезли сюда своих специалистов. Но вернуть промышленность Сланцев к жизни им не удалось: они не нашли ни технической документации, ни оборудования. Не помогли щедрые посулы наград тем, кто возьмется ввести шахты в действие, – предате¬лей среди шахтеров не нашлось.
Тогда оккупанты перешли к своему излюбленному методу воздействия на людей – к террору. Начались аресты, пытки, казни. В доме № 5 по Почтовой улице обосновалась немецкая комендатура. Там допрашивали и пытали патриотов, которые предпочитали смерть бес¬честью и отказывались сотрудничать с фашистами. Дорога из этого «дома смерти» для честных людей была одна – на виселицу. Немцы установили виселицу на берегу Плюссы, в центре города. На ней по не¬скольку суток висели трупы казненных.
Поняв, что они не в состоянии пустить в эксплуатацию предприятия, выведенные из строя советскими людьми, фашисты полностью уничтожили заводы, шах¬ты, электростанцию. То, что им не удалось вывезти в Германию, было предано огню, до основания разру¬шено. Были взорваны и сожжены дотла почти все кирпичные административные здания города, все жилые дома и многочисленные бытовые сооружения. Рабочий поселок оказался стертым с лица земли. Только на одной улице имени Кирова партизанам удалось отстоять от огня четыре четырехэтажных жилых дома, да на левом берегу реки Плюссы оставалась улица Горня¬ков с деревянными домами – самыми первыми жилыми зданиями в Сланцах. Эти дома стоят и поныне .

В.В. Иванов
В грозные годы войны

…
По решению Ленинградского обкома ВКП (б) райко-мы оккупированных врагом районов переходили на нелегальное положение, формировали партизанские от-ряды, закладывали для них базы боеприпасов, продо-вольствия. Так было и в Сланцевском районе. Здесь первоначально были организованы семь партизанских отрядов, сведенных позднее в три укрупненных. Их возглавляли первый секре¬тарь райкома ВКП (б) К.С. Климчук (комиссаром был секретарь райкома Д.С. Азаров), начальник Большепольской пограничной ко¬мендатуры капитан С. Н. Пирогов (комиссаром был второй секретарь райкома ВКП (б) А.А. Минин), пред¬седатель райисполкома В.М. Прохоров. Сельский партизанский отряд был создан в Новосельском и Рудненском сельсоветах, командиром его был на¬значен заведующий земель¬ным отделом райисполкома М.О. Иванов, затем его сменил на этом посту председатель Новосельского сельсовета С.А. Сергеев. М.О. Иванов стал чле¬ном Гдовского межрайонного подпольного центра. На реке Луге в районе Большого Сабека и Иванов¬ского немцев остановили советские войска, в том числе дивизии ленинградских ополченцев; дорога Нарва — Кингисепп тоже удерживалась советскими частями. Здесь, в районе Нарвы, сланцевские ополченцы, отсту¬павшие от Гдова, были включены в состав разведыва-тельно-диверсионного отряда, которым командовал майор В. С. Знаменский, удостоенный звания Героя Советского Союза за отвагу в боях с белофиннами. По¬зднее он участвовал в операции по уничтожению фаши¬стского гауляйтера Белоруссии Вильгельма Кубэ. Парторгом разведывательного отряда стал секретарь Гдовского райисполкома А.С. Сергеев, а комсоргом назначили сланцевского шахтера Николая Симченкова. 20 июля по Шереметевой дороге через болото Пятниц¬кий мох отряд Знаменского перешел линию фронта и прибыл в Сланцевский район к деревне Тихвинка. В ле¬су скрытно разбили лагерь и начали действовать. В ночь с 24 на 25 июля провели первую крупную опера¬цию: совершили налет на деревню Медвежок, где раз¬мещался немецкий охранный батальон. В бою были уничтожены 20 гитлеровцев, захвачены трофеи. Здесь отряд Знаменского понес и первые потери – погибли пять бойцов, в том числе парторг А.С. Сергеев.
Затем удалось уничтожить немецкие склады на шах-те № 1 и заводе № 270, передать в штаб Ленинград¬ского фронта сведения о расположении вражеских войск. Успешная боевая деятельность разведотряда не осталась незамеченной в Москве. 13 августа 1941 года на первой странице «Правды» было опубликовано сооб¬щение от Советского Информбюро, а в нем следующие строки: «Партизанский отряд под командованием тов. Знаменского совершил смелый налет на штаб фашист¬ской части. Бойцы отряда уничтожили вражеский танк, 5 солдат и 4 офицера и захватили две штабные автома¬шины. В селе М. партизаны перебили 20 немецких сол¬дат и захватили две грузовые автомашины и два стан¬ковых пулемета».
На протяжении месяца действовал в Сланцевском районе отряд «товарища Юрия» – под таким псевдони¬мом знали В. С. Знаменского. За это время его бойцы уничтожили более двухсот гитлеровских солдат и офи-церов, пять баз горючего, несколько десятков автома¬шин. Потери с нашей стороны составили пять человек убитыми и девять – ранеными. Выполнив поставленные перед ним задачи, отряд через линию фронта вновь вы¬шел в расположение советских войск и затем приступил к боевым действиям на новом месте по заданию штаба Ленфронта. В то же время в южной части Сланцевского района около месяца сражался 4-й партизанский полк под командованием В.И. Татаринова. Тридцать месяцев продолжалась фашистская окку¬пация района. Эти тридцать месяцев показались жите¬лям района тридцатью годами.
С первых дней пребывания в районе фашисты стали чинить репрессии против мирного населения. С осо¬бой жестокостью расправлялись с теми, кого подозрева¬ли в помощи партизанам. Не щадили ни стариков, ни детей. Так, 20 июля 1941 года, на четвертый день окку¬пации, в деревне Лучки были расстреляны председатель колхоза «Красные Лучки», руководитель подпольной группы Наталья Семеновна Смирнова и двое жителей. 25 июля гитлеровцы расстреляли в деревне Пантелейково бывшего председателя Савиновщинского сельского Совета Агриппину Андреевну Иванову. 18 октября в деревне Засторонье фашисты замучили за помощь партизанам А.И. Блинова и П.Ф. Нефедова, а семью Голубевых – Тимофея Лукича, Екатерину Савельевну, четверых их детей, двум из которых не было и двенад¬цати лет,— заперли в хлеву и сожгли заживо. Через не¬делю, 26 октября, такую же зверскую расправу карате¬ли учинили в деревне Дубок. Они сожгли заживо роди¬телей коммуниста-подпольщика Н.К. Минина, их неве¬стку К. Минину и партизана Бориса Хрулева. Самого Николая Константиновича Минина и его восемнадцати¬летнего племянника Николая Егоровича Минина долго мучили, а затем повесили. Партизан Федор Вихров был застрелен при попытке выбежать из горящего дома. За время оккупации гитлеровцы замучили, расстре-ляли, повесили около 250 сланцевских жителей и более двадцати из них сожгли живыми. Но никакие расправы не могли запугать советских людей, остановить всевоз-растающее народное сопротивление. В районе действо¬вали партизанские отряды, а в населенных пунктах – подпольные группы. В некоторых деревнях все жители Поголовно, как могли, помогали народным мстителям. Так было в деревнях Марьково, Филатово, Завастье, Новая Нива...
В 1941 – 1942 годах – на первом этапе партизанского движения  – сланцевчане вели борьбу в крайне тя¬желых условиях. Многие базы с оружием и продоволь¬ствием по доносу предателей были захвачены немцами. Поначалу отряды не имели связи между собой и с Большой землей, не получали информации о положении на фронте, о событиях в мире. У них не хватало еды, одежды, обуви, оружия, и главное – не было у них опыта ведения партизанской борьбы. И платить за его приобретение приходилось дорогой ценой. Самодельный фугас взорвался в руках у первого секретаря Гдовского райкома ВКП (б) Т.Я. Печатникова, попал в засаду с небольшой группой партизан секретарь Сланцевского райкома Д.С. Азаров.
Особенно трудными, полными людских потерь были осенние месяцы 1941 года. Отряды К.С. Климчука и В. М. Прохорова поначалу действовали порознь, а в сентябре 1941 года объединились. Однако вскоре обста¬новка потребовала выхода в советский тыл, и отряд, вновь разделившись, решил группами попытаться пе¬рейти линию фронта. Группа В.М. Прохорова была вынуждена вступить в жестокий бой с карателями воз¬ле хутора Свиные Головы Савиновщинского сельсовета и была разбита. Группа К.С. Климчука при выходе в Волосовский район 9 ноября тоже столкнулась с кара¬телями. Лишь небольшой горстке партизан, в том числе и К.С. Климчуку, удалось переправиться через Лугу и присоединиться к волосовским партизанам.
Группу Д.С. Азарова, шедшую на соединение с осьминскими партизанами, также постигла трагическая судьба. В деревне Ганежа партизаны остановились на ночлег в доме старосты и, доверившись ему, не выставили охранения. Староста-предатель привел карателей. Когда Азаров, отстреливаясь, пытался отойти к лесу, староста крикнул: «Это комиссар!» Немцы решили взять его живым. Раненный в обе ноги, Дмитрий Семе¬нович Азаров, видя, что ему не уйти, выстрелил себе в висок.
В ноябре же 1941 года каратели окружили в районе деревни Сабск Осьминского района самый активный из сланцевских партизанских отрядов – им командовали С. Н. Пирогов и А.А. Минин. Четырнадцать из два¬дцати восьми членов отряда погибли, в том числе командир и комиссар. Прикрыв огнем отходивших то¬варищей, гранатой взорвал себя и подбежавших к нему гитлеровцев оставшийся с партизанами боец отряда B.С. Знаменского сланцевский комсомолец Володя Коневский.
Вернувшись в свой район, народные мстители про-должили боевые действия. Новым командиром едино-душно выбрали бывшего знаменосца первого пионер¬ского отряда деревни Никольщина Владимира Петро¬вича Андронова. Комиссаром стал парторг ЦК ВКП (б) на заводе № 270 Владимир Семенович Санталов.
В мае 1942 года к отряду присоединилась группа
C.А. Сергеева, объединенными силами стал командо¬вать В.П. Андронов. В декабре этого же года он по¬гиб, попав в немецкую засаду в деревне Савиновщина. Прах славного партизана покоится в Сланцах в сквере под памятником «Слава». Еще раньше, в апреле, при¬крывая отходивших товарищей, геройски погиб в бою с карателями К.С. Климчук. Его именем в Сланцах названа улица.
Секретарем Сланцевского подпольного райкома ВКП (б) и заместителем председателя Кингисеппского межрайонного партийного центра был утвержден В.С. Санталов. Владимир Семенович погиб в июле 1943 го¬да при переходе линии фронта.
Наиболее успешно действовал на территории Рудненского и Новосельского сельсоветов отряд под коман¬дованием Сергея Андреевича Сергеева. В первой же боевой операции партизанам удалось подорвать штаб¬ную машину и захватить очень важные документы, ко¬торые были незамедлительно переправлены в штаб Ленфронта. За эту операцию С. А. Сергеев был удосто¬ен самой высокой награды Родины – ордена Ленина.
Вместе с М.О. Ивановым Сергеев установил связь с Гдовским межрайонным партийным центром, с людь¬ми, оставленными Сланцевским райкомом партии для ра¬боты в подполье. Подбирали таких людей и сами. Актив¬но помогал партизанам председатель колхоза «Комму¬нар», член партии с 1919 года Петр Иванович Богданов из деревни Завастье (Новосельский сельсовет). Этой деревни уже почти двадцать лет не существует, но она навечно должна сохраниться в памяти жителей нашего района. Связной отряда С.А. Сергеева была Тоня Ан¬тонова, выпускница Гдовского педагогического учили¬ща, окончившая его перед самой войной. Вошли в груп¬пу жена Богданова Наталья Петровна и невестка Анна, Н.П. Калинина, В.В. Петрова, В. Петров, а также брат и сестра Тони Василий и Ольга Антоновы. Членом этой группы была и А.Н. Лисакова (позже, вплоть до 1979 года, она возглавляла партийный комитет совхоза «Аврора»).
Первое дело подпольщиков было простым, но опас-ным. Они собрали колхозников на сход, убедили людей скрытно от оккупантов сжать хлеб и надежно спрятать. Убранный по ночам хлеб затем был тайно переправлен партизанам.
Тоня под видом беженки ходила от деревни к дерев-не. И там, где ей удавалось побывать, появлялись но¬вые подпольщики. Так возникли подпольные группы в Попковой Горе во главе с Зоей Дементьевой, в Новосе¬лье – здесь руководительницей была К.П. Никифорова. Связалась Тоня Антонова и с Гдовским межрайон¬ным партийным центром.
В мае 1942 года кто-то выдал П.И. Богданова. Фа-шисты увезли его в Сланцы, и в родную деревню он больше не вернулся. В июне в деревне Вязище гитле¬ровцы арестовали, долго пытали, а затем казнили ком¬сомольцев-подпольщиков Анатолия Ермилова, Якова Павлова, Александру Михайлову, Лидию Журавлеву, а также родителей Михайловой и Журавлевой. Александ¬ру Михайлову фашистские изверги живой зарыли в землю. Но комсомольцы не выдали своих товарищей.
В июне были также схвачены четырнадцать жителей деревни Рыжиково. Среди них председатель колхоза коммунистка Екатерина Семеновна Прокофьева и школьные товарищи Тони Антоновой Зоя и Николай Сергеевы. Пять дней односельчане ничего не знали об их судьбе. На шестой арестованных привезли обратно. Немецкий офицер приказал согнать всех жителей деревни. «Смотрите, – сказал он, – вот что будет со вся¬ким, кто будет плохо относиться к нам». Затем нача¬лась расправа. Четырнадцать человек были расстреля¬ны в упор. Палачи заставили женщин и детей смотреть на муки родных, а потом вырыть яму для их могилы.
Трудным было это время и для партизан. Они несли тяжелые потери. Отряд С.А. Сергеева 24 августа 1942 года решил пробираться через линию фронта в совет¬ский тыл. Подпольщики покинуть свой пост не могли. Тоня Антонова и ее товарищи продолжали свое смер¬тельно опасное дело.
В феврале 1943 года партизаны вернулись в свой район. Они были теперь снабжены рацией, свежими га-зетами и листовками, портативной типографией «Лили-пут». Восстановили связи с подпольем.
После освобождения Сланцевского района от фаши-стской оккупации Тоня Антонова работала в райкомах комсомола, партии, долгое время учительствовала, затем до самого ухода на пенсию работала директором восьмилетней школы № 7. Антонина Дмитриевна Мурашева (Антонова) награждена орденом Красной Звез-ды, медалями. Сегодня она частый гость у школьников города, рассказывает им о славном партизанском про¬шлом.
В Доложске действовала подпольная организация М.С. Круглова, который жил в деревне Бор I. В нахо-дившуюся неподалеку деревню Лужки в августе 1941 года переехала бывшая заведующая Столбовским по¬чтовым отделением Н.И. Субботина. Она также орга¬низовала в деревне подпольную группу.
Обе организации на первых порах основное внима-ние сосредоточили на распространении листовок. Доложские учителя В.Ф. Аксенов и П.Т. Емельянов тайно хранили радиоприемники и принимали и записы¬вали сообщения Советского Информбюро, на основе ко¬торых составлялись листовки. В Лужках была оборудо¬вана подпольная типография, в которой их печатал восемнадцатилетний Слава Прыгачев.
В группе Н.И. Субботиной участвовали ее сестра Анастасия Игнатьевна и племянница Лида – жена и дочь коммуниста, в прошлом члена Доложского ревко¬ма, военного комиссара волости Никифора Игнатьевича Чистова, расстрелянного белогвардейцами в мае 1919 года. Сын Заручьевского крестьянина Никифор Чистов отдал жизнь за Советскую власть в тридцатилетнем возрасте. При его активном участии была создана пер¬вая ячейка РКП (б) в Доложске, сам он получил билет под номером восемь. Н.И. Чистов был членом Гдовского укома.
Лидия родилась в год гибели отца. Перед Великой Отечественной войной она вместе с матерью жила в Пе-тергофе, где работала в больнице. Обе женщины были брошены фашистами в концлагерь, откуда им чудом удалось вырваться. С большими трудностями они вернулись на родину Никифора Игнатьевича. Здесь Лида и включилась в борьбу против немецко-фашистских за-хватчиков. Одним из первых ее заданий стала работа в подпольной типографии, для чего пришлось овладеть профессией наборщика. С участием Лидии были выпу-щены листовки «К населению Сланцевского и Осьминского районов», «Смерть изменникам и предателям Ро¬дины!», несколько номеров газеты «За колхозы». После окончания войны Л.Н. Чистова была награждена ор¬деном Красной Звезды и медалью «За оборону Ленин¬града». Брат Лидии Александр погиб на фронте. Семья коммуниста Никифора Чистова достойно продолжила начатое им дело.
В Старополье группу подпольщиков создала и воз-главила учительница коммунистка В.П. Волкова. По¬зднее она стала членом осьминской оргтройки. В Поре¬чье подпольным руководителем был Б.И. Сивков, за¬тем он воевал комиссаром одного из отрядов 12-й партизанской бригады, а уже после войны работал в Волосове. Там же возглавлял организацию ветеранов партизанского движения.
В деревне Кологриво подпольная организация вна-чале состояла из осевших здесь беженцев. Возглавил ее учитель из Стрельны Т.И. Пятков, он вовлек в борьбу против фашистов всю свою семью. Затем в организацию вступили местные жители: зоотехник М. Варламова, председатель сельсовета К.Д. Дорофеев, комсомольцы К. Петров и А. Кузьмин, а также Д.С. Рябинин, М.Ф. Харитонов, В.X. Смолин, М.В. Васильев. 31 августа 1943 года эта группа подняла вооруженное вос¬стание, которое началось обстрелом карательного отря¬да, приехавшего сжечь непокорную деревню. В течение суток восстание охватило весь Осьминский район.
Активно действовали партизаны и подпольщики на территории Новосельского сельсовета. Нелегкое дело было поручено А.С. Хомякову из деревни Луговец. Он был партизанским связным, вся его семья помогала ему. Жена Анастасия Ефимовна только за первые пол¬тора года войны перепекла 25 пудов муки на хлеб лес¬ным отрядам. Формы для четырехкилограммовых буха¬нок сделал сам Александр Степанович, жестянщик по профессии. Не раз его имя упоминается в книге Н. Масолова «Кремень высекает огонь», выпущенной По¬литиздатом в 1970 году и рассказывающей о партизан¬ской борьбе на Гдовщине.
«...Если по достоинству отмечать Ваши заслуги, то больше всего и в самое трудное время Вы сделали для гдовских партизан в суровую, трудную зиму 1942 года, в опасное время весны и лета того года. Вы рисковали своей жизнью больше, чем мы. Мы находились в лесу и были вооружены, а Вы жили легально и постоянно на¬ходились под надзором карателей. Надо было в этих условиях проявлять исключительное мужество и глубо¬кую веру в нашу победу. И у Вас все это было». Так оценил в письме Александру Степановичу его деятель¬ность бывший комиссар гдовского молодежного парти¬занского отряда Владимир Семенович Зайцев, ставший в послевоенное время ученым-историком.
Исключительно сложной и опасной была подпольная работа А.С. Хомякова, который до недавних дней жил в деревне Луговец. В феврале 1984 года он и его жена Анастасия Ефимовна отпраздновали шестидесятилетие совместной жизни. Александру Степановичу довелось увидеть великий праздник нашей Родины – 40-летие Победы в Великой Отечественной войне. Умер А.С. Хомяков в июне 1985 года.
Нелегко пришлось и И.М. Платову из деревни Гверездно (ныне объединена с деревней Заовражье). По решению партийной группы отряда С.А. Сергеева он пошел работать писарем в волостное управление, для того чтобы своевременно узнавать о действиях оккупан¬тов против партизан и подпольщиков. Многим он спас жизнь.
В западной части района, в деревне Переволок, ра-ботала разведчица Краснознаменного Балтийского фло¬та Руфина Александровна Тайнова. По доносу предате¬ля немцы арестовали Тайнову и ее отца. Их долго пыта¬ли и, ничего не добившись, расстреляли. Только после войны земляки Руфины, жители Загривского сельсове¬та, узнали, с каким поручением она была направлена в родные края. Имя Р.А. Тайновой сейчас значится на памятнике жителям Принаровья, погибшим за Родину в годы Великой Отечественной войны. Он сооружен в деревне Скамья по инициативе группы уроженцев здешних мест и открыт 8 мая 1983 года.
В январе 1944 года в Луге погибла отважная под-польщица, коммунистка из Сланцев Елизавета Михай¬ловна Яковлева. Она выполняла здесь задание област¬ного комитета партии.
После гибели секретарей Сланцевского райкома ВКП (б) и первого секретаря Гдовского райкома борьбу против немецко-фашистских захватчиков на территории Гдовского, Сланцевского и Осьминского районов на-правлял Гдовский межрайонный партийный центр, ко-торым руководил председатель Гдовского райисполко¬ма Иван Николаевич Гаврилов. Этот центр в составе тринадцати подпольщиков был заброшен в немецкий тыл в марте 1943 года самолетом.
15 января 1943 года на лужском озере Мочалище были высажены тридцать восемь членов Лужского, Кингисеппского и Оредежского подпольных центров. К Лужскому центру вскоре присоединился отряд С.А. Сергеева. Это партизанское формирование получило название 1-й особой бригады. И хотя в бригаде в нача¬ле года насчитывалось всего около пятидесяти бойцов, она стала грозной силой для оккупантов. Почти все партизаны имели двухлетний опыт вооруженной борьбы во вражеском тылу, готовы были к операциям любой сложности. В ночь на 16 мая группы подрывников были посланы для диверсии на железную дорогу на перегон Луга – Толмачево, за 70 километров от места дислока¬ции бригады. Ожидалось, что в эту ночь из Пскова в Гатчину поедет один из фашистских главарей — импер¬ский министр Розенберг. Старшим подрывников был на¬значен бывший главный механик Рудненской МТС Н.В. Суворов. Партизанам пришлось действовать в трудных условиях. Май – время белых ночей, к тому же местность оказалась открытой, лес вблизи дороги не густой. Группа с честью справилась со своей задачей. Состав пошел под откос. Розенберга ни в нем, ни в дру¬гих составах, подорванных в ту ночь на Варшавской дороге, не оказалось. Но гитлеровцы понесли большой урон. После этой диверсии оккупанты резко усилили ка¬рательные акции против партизан. Бригада получила приказ перебазироваться в Сланцевский район.
В начале лета лужане встретились возле деревни Малая Гоянщина с работниками Гдовского подпольного центра, имевшего постоянную связь с областным шта¬бом партизанского движения. Гдовский межрайонный подпольный центр выпускал листовки и даже издавал первую на оккупированной территории Ленинградской области подпольную газету «Гдовский колхозник». Вскоре в лесной типографии под руководством бывшего помощника гдовского прокурора М.Ф. Ополченного был налажен выпуск газет для населения Осьминского района – «За колхозы» и Лужского – «Крестьянская правда». Летом 1943 года к месту расположения Гдовского межрайонного центра и 1-й особой бригады вы¬шел отряд осьминских партизан под командованием И. В. Ковалева и комиссара И.В. Скурдинского. Так накапливались партизанские силы в Сланцевском райо¬не, укреплялись связи с осьминскими и лужскими под¬польщиками.
31 августа началось восстание против оккупантов в Кологриве. К нему были готовы все подпольные группы в деревнях. В середине сентября в район из Сорокового Бора, что в Псковской области, прибыл 3-й партизан¬ский полк И.Г. Светлова, насчитывавший 140 человек. Командир 1-й особой бригады первый секретарь Луж¬ского райкома партии И.Д. Дмитриев сообщал тогда в областной штаб партизанского движения: «В середине сентября в районах Гдовском, Сланцевском, Лядском создались исключительно благоприятные условия для восстания против немцев...»
В начале октября 1943 года партизанские отряды и боевые дружины подпольщиков разгромили большин¬ство вражеских гарнизонов в населенных пунктах, взяв под свой контроль большую часть территории Гдовского, Сланцевского, Лядского и Осьминского районов. 27 октября 1943 года приказом Ленинградского об¬ластного штаба партизанского движения 3-й полк был преобразован в 9-ю партизанскую бригаду. Команди¬ром ее был назначен И.Г. Светлов, комиссаром стал И.Д. Дмитриев. К концу октября в 9-й бригаде насчи¬тывалось восемь отрядов численностью по 200 – 250 че¬ловек. Так выросли силы народных мстителей всего только за одно лето. Бригада держала под своим контролем территорию в 6 тысяч квадратных километров (это втрое больше площади нынешнего Сланцевско¬го района), где было свыше 400 населенных пунктов и около 50 тысяч жителей. Это был один из трех повстанческих партизанских краев в тылу группы армий «Север» на территории Ленинградской области. По предложению начальника политотдела бригады В.А. Егорова (он еще в марте 1942 года со знамени¬тым партизанским хлебным обозом переправлялся че¬рез линию фронта в осажденный Ленинград, за что был награжден орденом Красного Знамени) на этой терри¬тории и были созданы организационные тройки для вос-становления Советской власти на местах и ликвидации немецких учреждений. Первой их задачей было поддер-жание порядка на освобожденной от оккупантов терри-тории и обеспечение всем необходимым партизан. Сланцевскую оргтройку возглавил М.О. Иванов, членами ее были С.А. Сергеев и К.Ф. Павлов. В каждой деревне были уполномоченные оргтроек.
В деревне Изборовье открыли больницу, в Велетове и Глубоком – детские дома, организовали курсы по подготовке медсестер, мастерские по шитью шуб, маск-халатов, изготовлению лыж и валенок для партизан, приняли меры по обеспечению их продовольствием. Од¬на только осьминская оргтройка И.В. Скурдинского (с 12 ноября 1943 года по 1 февраля 1944 года она базиро¬валась в деревне Хрель) заготовила для партизан 97 тонн муки, 56 тонн мяса, 6 тонн крупы, 116 тонн карто¬феля, 430 шуб, 585 пар шерстяных варежек, 629 пар обуви и многое другое. Кроме того, тройки готовили председателей и бригадиров будущих колхозов. И ког¬да в район пришла Красная Армия, в нем уже многое было сделано для быстрого восстановления коллектив¬ных хозяйств, для налаживания мирной созидательной жизни населения.
Командование бригады было постоянно начеку. На важнейших дорогах на границах контролируемой партизанами зоны стояли отряды, и были продуманы действия по переброске их в случае необходимости на помощь друг другу. Кроме активной обороны края бригада ежедневно проводила диверсии на железных дорогах, выводила из строя телеграфно-телефонную связь. С 14 октября 1943 года по 10 декабря, то есть за два месяца, было спущено под откос 10 эшелонов, взо¬рвано 6 железнодорожных и 54 шоссейных моста, унич¬тожено более 600 гитлеровцев, отбито у врага 5 миноме¬тов и 10 пулеметов, трактор, автомашина, 35 повозок, спасено от угона в Германию две тысячи человек.
В середине декабря около 600 партизан (три отря¬да) были переданы из 9-й бригады во вновь организуе¬мую 12-ю Приморскую партизанскую бригаду. В тече¬ние двух недель эта убыль была восполнена местным населением, и к январю 1944 года в 9-й бригаде было более двух тысяч человек, в том числе 148 коммунистов и 282 комсомольца.
В январе 1944 года за два дня до начала наступле¬ния Ленинградского и Волховского фронтов был полу¬чен приказ областного штаба партизанского движения:
«Все силы партизанской бригады сосредоточить на железных и шоссейных дорогах Гдов – Сланцы – Веймарн, Нарва – Кингисепп. Сорвать все воинские пере¬возки немцев... разрушить временную телеграфно-теле¬фонную связь противника вдоль железной и шоссейной дорог Гдов-Сланцы-Веймарн, Нарва – Кинги¬сепп...
К выполнению настоящего приказа приступить 15 января 1944 года...»
Масштабы «рельсовой войны» сразу резко возросли. 15 января на участке Гдов – Сланцы под откос пущен эшелон, 16 января еще один. В тот же день взорвано 40 рельсов, спилено 28 столбов линий связи. 18 января на перегоне Нарва – Кингисепп подорван эшелон с бое-припасами, на следующий день на перегоне Гдов – Сланцы разбиты паровоз и семь вагонов. В ночь па 21 января возле станции Сала на перегоне Нарва – Кин¬гисепп полностью уничтожен эшелон в сорок вагонов. И такие диверсии были ежедневно. Линия Гдов – Слан¬цы-Веймарн перестала функционировать, участок Нарва – Кингисепп работал с большими перебоями. В 9-й партизанской бригаде к концу января 1944 го¬да насчитывалось уже около трех тысяч бойцов. 31 ян¬варя бригада повела наступление на поселок Сланцы, окружив его с трех сторон. В шесть часов утра 1 февраля сводная группа А.Е. Стрельникова (командир отря-да № 40) выступила из деревни Сижно. Приблизив¬шись к поселку, партизаны развернулись цепью и по¬шли в атаку. Немцы не приняли боя и беспорядочно бе¬жали. А на следующий день в Сланцы вошли части Красной Армии. В Черновском лесопункте разместился штаб Ленинградского фронта. Сланцы стали базой \ войск, действовавших на участке от Чудского озера до города Нарвы.
Бои на реке Нарве шли еще полгода, город Нарва наши войска смогли взять только 25 июля. Обильно полита кровью советских воинов сланцевская земля, многиe сложили свои головы при форсировании Нарвы. Только в братском захоронении в Сланцах лежат остан¬ки семи с половиной тысяч бойцов и лишь около шести тысяч погибших известны поименно.
Многие воины, проявившие в этих упорных боях об-разцы мужества и героизма, удостоены наград, а млад¬шему сержанту К.П. Оргину присвоено звание Героя Советского Союза. Когда передовой взвод 219-го стрел¬кового полка 11-й дивизии 2-й Ударной армии форсиро¬вал в районе деревни Скорятина Гора реку Нарву и за¬хватил плацдарм на ее левом берегу, фашисты при¬ложили все силы, чтобы сбросить советских бойцов в реку. Бой шел днем и ночью, у наших воинов кончались боеприпасы, в живых оставалось всего 18 человек.
Командир приказал К.П. Оргину доложить командиру полка о положении на плацдарме. Лодок не было, и Оргин переплыл реку вплавь (в середине февраля!) и доложил командованию ситуацию. Меры были приняты, и плацдарм был удержан. Через несколько дней К.П. Оргин вернулся в свою часть и вновь отличился – подбил вражеский танк. За храбрость и мужество младший сержант Оргин удостоен звания Героя Совет¬ского Союза.
А в Сланцах вчерашние партизаны начинали нала-живать разрушенное войной хозяйство .

В.С. Знаменский

Знаменский Валериан Сергеевич, родился 11 июня 1903 г. в г. Сухиничи ныне Калужской области в семье рабочего. Отец был железнодорожником станции Сухиничи-Главные.
Боевая биография парня началась в горячие годы Гражданской войны. В 1919 году в Сухиничах под руководством 16 летнего Валеры Знаменского создается первая комсомольская ячейка. Он стал ее первым вожаком. В 1923 г. окончил Московский железнодорожный техникум, выбрав путь потомственного рабочего. Однако судьбе суждено было распорядиться иначе. В 1925 Валериан был призван в Красную армию (1925 – 1928 гг.), а с 1935 г. окончательно связывает свою жизнь с военной службой.
Член КПСС с 1930 года. Окончил Новочеркасские кавалерийские курсы комсостава в 1938 г. и высшие специальные курсы разведчиков при Генеральном Штабе Красной армии.
В период Гражданской войны республиканцев с мятежниками Франко воевал в Испании. Там его знали как камарада Диего Карлос.
К началу Советско-финской войны капитан В.С. Знаменский имел как отличную специальную подготовку, так и боевой опыт. С началом боевых действий в Заполярье он получает назначение на должность помощника начальника разведтодела штаба 14 армии (командующий-начдив В. Фролов).
В феврале 1940 войска 14 армии развернули наступление на Петсамо. Специальная задача ставилась особому отряду лыжников под командованием Знаменского: выйти в глубокий тыл противника (до 150 км от линии фронта), перерезать единственную транспортную магистраль от Петсамо на Рованиеми и Наутси и удерживать позицию до подхода основных сил Красной Армии.
Уникальная операция началась 21 февраля. Отряд лыжников – 142 человека – внезапно появился у Наутси. Здесь завязался бой с батальоном финнов. Отряд был окружЕн, но пробился и закрепился на высоте Безымянной в 10 км северо-восточнее Наутси. Бойцы разгромили вражеский штаб, захватили важные документы. Захватив дорогу, полностью парализовали подвоз подкрепления к Петсамо. Бой продолжался 4 суток, с 24 по 27 февраля, при 25-градусном морозе. В.С. Знаменский получил два пулевых ранения в грудь и одно штыковое в живот, но продолжал руководить боем.
Командование ничего не знало о сложившейся ситуации, поскольку рация отряда не работала. Пятеро бойцов сумели пробиться к своим, и в итоге помощь пришла вовремя. 7 марта Наутси взяли советские войска. Дождавшись подхода подкрепления, отряд был выведен в расположение наших войск. За эту операцию 7 мая 1940 г. Капитан Знаменский был удостоен звания Героя Советского Союза («Золотая звезда» № 455). Последовало долгое лечение в госпитале. После лечения в госпитале В.С. Знаменский был направлен на учебу в Академию имени Фрунзе, специальный факультет который закончил летом 1941 г.
И снова война – Великая Отечественная. В июльские дни 1941-го фашисты стремительно наступали на Ленинград. Ими был взят Лужский рубеж обороны. Танковые клинья к середине месяца подошли к Кингисеппу. В Ленинграде под руководством А.А. Жданова создаются диверсионные отряды для борьбы в тылу противника. 15 июля 1941 в Смольный в распоряжение Главкома северо-западного направления К.Е. Ворошилова из Москвы прибыли четыре офицера для организации диверсионной работы в тылу противника, и среди них – Герой Советского Союза – В.С. Знаменский.
По заданию Ворошилова В.С. Знаменский возглавил диверсионный отряд, организованный из бойцов партизанского полка, а так же Сланцевского и Гдовского истребительных батальонов. После короткой подготовки отряд был заброшен в тыл нарвской группировки с задачей: уничтожать штабы и линии связи противника, склады с топливом и боеприпасами, парализовать фашистское наступление на Ленинград.
24 – 25 июля Отряд Знаменского – псевдоним «Дядя Юра» – принял боевое крещение у деревни Медвежок Черновского сельсовета Сланцевского района. Обнаружив в деревне батальон немецких охранных войск, и разведав их дислокацию, группа из 15 человек ворвалась в село. При этом она сняла охрану и забросала дома с гитлеровцами и танки гранатами. На помощь застигнутым врасплох фашистам прибыл немецкий полк из Монастырка. После неравного боя, захватив документы 285 охранной дивизии, В.С. Знаменский вывел отряд из боя.
В период с 30 июля по 3 августа 1941 г. отряд Знаменского уничтожил базу горючего на сланцевом руднике № 1, вблизи станции Ищево, несколько складов с боеприпасами, колонну автомашин с горючим, танк, бронемашину, 16 мотоциклов. Отряд захватил также штабные документы 154 полка 58 пехотной дивизии фашистов. Без горючего было парализовано наступление 38 армейского корпуса врага на Нарву и Кингисепп.
С 12 по 14 августа разведка отряда майора Знаменского обнаружила большое скопление танков артиллерии и пехоты в районе дд. Старополье – Русска – Овсище, что в 35 – 45 км. южнее и юго-восточнее Кингисеппа, полевые аэродромы, штабы в Сланцевском доме отдыха и в Вейно. Данные были переданы в разведотдел фронта, и фронтовая авиация уничтожила объекты противника.
О героических делах бойцов отряда Знаменского писала «Правда» 13 августа 1941 года на первой странице в сообщении «От Советского Информбюро» за 12 августа: «Партизанский отряд под командованием тов. Знаменского совершил смелый налет на штаб фашисткой части. Бойцы отряда уничтожили вражеский танк, 5 солдат и 4 офицера и захватили две штабные машины. В селе Менюши партизаны перебили 20 немецких солдат и захватили две грузовые машины и два станковых пулемета».
Против отряда гитлеровцы бросили регулярные войска и карателей, а также авиацию, прибегли к террору среди местного населения. Так в деревне Казино фашисты потребовали поставить за два часа 40 коров, 5 тонн зерна, 3000 яиц. Узнав об этом, разведчики Знаменского отправили жителей в лес. – Фашисты сожгли деревню, и в тот же день поплатились. – Отряд полным составом напал на врага у речки Домыкарки. Как только танки карателей оказались на мосту, его подорвали, а машины забросали бутылками с зажигательной смесью. Противник был рассеян, а разведчики захватили документы с оперативными картами наступления на Ленинградском направлении. Значение документов было огромным. Для их доставки в штаб фронта Знаменским был вызван самолет.
Действия отрядов советских диверсантов почти на месяц задержали противника на дальних подступах к Ленинграду.
В 20-х числах августа, когда фашисты прорвались на новгородско-чудовском направлении, диверсионные отряды передислоцировались в Тосненский и Оредежский районы Ленинградской области. Из Гдовского района отзывался и отряд Валериана Сергеевича Знаменского. При прорыве через линию фронта командир был тяжело ранен и бойцам чудом удалось его вынести к своим.
За мужество и героизм, проявленные летом 1941 года в борьбе с немецко-фашисткими захватчиками, майор В.С. Знаменский был награжден орденом боевого Красного Знамени. А в честь его славных дел, партизаны Сланцевского района Ленинградской области назвали свой отряд «Имени Героя Советского Союза майора Знаменского».
После госпиталя разные фронтовые дроги ждали героя. До настоящего времени отдельные операции с участием В.С. Знаменского остаются закрытыми. В 1942 году он командует партизанским соединением в тылу у немцев в районе Минск – Вильно – Красное.
В 1943 отзывается в распоряжение разведуправления Генерального штаба в Москву. Занимает в звании подполковника должность помощника начальника 2-го отдела (диверсионного). На этой должности Валериан Сергеевич планирует ряд дерзских операций на железнодорожных узлах в Белоруссии в районе Пинска весной – летом 1943 года, как раз накануне и во время Курской битвы.
Позже эти акции советских диверсантов и партизан, парализовавших транспортное сообщение в тылу врага, войдут в историю Великой Отечественной войны как «Рельсовая война».
Пожалуй, самым «громким» делом, мозговым центром которого был Знаменский, стала операция по ликвидации в Минске 21 сентября 1943 года кровавого фашисткого палача, гауляйтера Белоруссии Вильгельма Кубе. Об этой операции написаны десятки статей и снято несколько фильмов (смотрите, например, газету «Красная звезда» за 05.02.2005 г., а также книгу Н. Добровского « Бессмертие подвига», Минск, 2004).
Участники этого боевого задания – подпольщики из партизанского отряда Федорова Елена, Мазаник, Мария Осипова, Надежда Троян и ряд других получили открытым указом Президиума Верховного Совета СССР от 29 октября 1943 года высокие награды. Однако в закрытой части указа, с формулировкой «…орденом Отечественной войны 1-й степени был награжден В.С. Знаменский.
Такие офицеры как он, как правило, оставались в тени. Их имена и во время войны и после ее окончания афишировать было не принято. Если они как-то и упоминались, то в лучшем случае, как командиры партизанских отрядов, хотя с партизанскими отрядами, не в обиду им будет сказано, профессионалы-диверсанты имели мало чего общего.
В 1944 г. Красная армия развернула грандиозное наступление в Белоруссии и на Украине, восстановила государственную границу СССР и вышла в июле силами 1 Украинского и 1 Белорусского фронтов к реке Висла в Польше. Советское командование разработало план форсирования Вислы с ходу. Для обеспечения переправ и захвата плацдармов в тыл фашистких войск были заброшены несколько диверсионных отрядов. Одним из таких «партизанских» отрядов 1 Украинского фронта командовал в районе Сандомира подполковник В.С. Знаменский.
19 июля 1944 отряды завязали бои с фашисткими частями на западном берегу Вислы. В результате этого советские части 13-й армии генерал-лейтенанта Пухова смогли форсировать реку, и закрепиться на Сандомирском плацдарме. За переправу через реку Вислу Валериан Сергеевич награжден медалью « За боевые заслуги».
В 1944 – 1945 годах В.С. Знаменский командовал диверсионными отрядами в Польше, Румынии, Чехословакии. Осенью 1945 г. Участвовал в боях с японцами на Дальнем Востоке в Манчжурии. После победы был военным комендантом г. Цзямуса. Вел борьбу с японской разведкой на Дальнем Востоке и был награжден орденом Красной Звезды.
Военная карьера Валериана Сергеевича оборвалась внезапно. Тяжелое ранение японским самураем в обе ноги. Приговор врачей: ампутация ног. Врачи дважды предлагали ему ампутировать ноги, а он упрямо твердил: «Я должен ходить по земле на своих ногах», и победил, но с военной службы был списан.
Подполковник В.С. Знаменский таким образом навсегда вошел в историю советской разведки, как один из отцов-основателей армейского спецназа. В определенных кругах его имя стоит в одном ряду с основателем ВДВ Маргеловым, генералом ГРУ Кузнецовым, «супердиверсантами» Мамсуровым, Трояном, Федоровым, Туманяном…

Т.И. Войнова
9-я Ленинградская партизанская бригада

9-я Ленинградская партизанская бригада была сформирована на основании приказа Ленинградского областного штаба партизанского движения от 27 октября 1943 г. на базе 3-го партизанского полка 2-й партизанской бригады за счет пополнения местного населения, перебежчиков РОА, полицейских и военнопленных на оккупированной территории Гдовского, Сланцевского и Осьминского районов.

Установленные места дислокации штаба 9-й п/б -

27.09.43 – Большая Середка (близ Дуброво),
14.10.43 – Подосье, 29.10.43 – Малышева Гора,
03.11.43 – 08.12.43 – Подосье,
08.12.43 – 09.01.44 – Малофеевка,
09.01.44 – Гверездно,
21.01.44 – Журавов Конец,
26.01.44 – Паисино,
01.02.44 – Большие Поля.

Командир 9 п/б –
Светлов Иван Герасимович
(1908 г.р.) с 27.10.43 – по 01.02.44.
Откомандирован в г. Сланцы.

Шумилин Сергей Иванович
(1918 г.р.) с 01.02.44.

Военком 9 п/б –
Дмитриев Иван Дмитриевич
(1908 г.р.) с 27.10.43.

Начальник штаба 9 п/б –
Филиппов Андрей Филиппович
(1906 г.р.) с 27.10.43.

Начальник полит. отдела 9 п/б –
Егоров Василий Алексеевич
(1903 г.р.) с 27.10.43 – по02.02.44.
Откомандирован в Сланцы.

Начальник особого отдела 9 п/б –
Морозов Владимир Михайлович
(1914г.р.) с27.10.43.

Ополченный Михаил Федорович
(1912г.р.) с13.11.43.

83 партизанский отряд.

Пришел с юга Ленинградской области в составе 3 п/п. Располагался и оборонял с начала октября 1943 г. район Рыжиково – Кушела (юго-восточнее Сланцев). На 20.11.43 г. насчитывал 194 человека.

Командир –

Анучкин С.А.

Суворов Николай Васильевич
(1912 г.р.) назначен между 22.10.и 22.11.43 по 02.02.44.
Откомандирован в Сланцы.

Гриненко Алексей Матвеевич
с 02.02.44.

Военком –

Паравай Василий Григорьевич
(1912г.р.)/

Начальник штаба –

Кайстро до 22.11.43.

Сидоренко с22.11.43г. – по 15.01.44г.

40 партизанский отряд.

Пришел с юга Ленинградской области в составе 3 п/п. Располагался и оборонял с начала октября 1943 г. район Шенец-Горбы (северная часть Гдовского района). На 20.11.43 насчитывал 187 человек.

Командир –

Высоцкий (снят с должности и судим за преступление)

Стрельников Андрей Ефимович
(1922 г.р.) с 12.43 – по02.02.44.
Откомандирован в Сланцы.

Военком –

Скипидаров Василий
с 31.12.43 – по –02.02.44г.
Откомандирован в Сланцы.

Начальник штаба –
Табунщик
с 30.11.43.

01.02.44г. 40-й п/о захватил ст. Сланцы и поселок.
Командиру отряда Стрельникову А.Е. объявлена благодарность.

03.03.44г. 40 п/о за успехи в борьбе с фашистами
получил Красное Знамя Обкома промкооперации г. Ленинграда.

3 партизанский отряд.

Сформирован 29.09.43 в основном из числа «добровольцев» гарнизона пос. Чернево.
В начале октября и позже дислоцировался и оборонял район Тупицино-Детково – западнее Ляд.
20.11.43 в отряде насчитывлось161 человек.

Командир –

ст. лейтенант Зарубин Семен Николаевич
(1912 г.р.) из окруженцев, в партизанах с 01.11.41,
 снят с должности в конце ноября 1943 г. за убийство уполномоченного
ОО Головянова.

Военком –

Вайчунас Петр Антонович
(1906г.р.) в партизанах с 26.07.41.

4 партизанский отряд.

Сформирован в ходе восстания против фашистов восточнее Сланцев не позже 1.10.1943. Дислоцировался в районе деревень Дубок, Новоселье, Заяцково, Засосье, Ложголово и др.
20.11.43 в отряде насчитывалось 166 человек.

Командир –

Сергеев Сергей Андреевич
(1914 – 1963).
Освобожден от должности 22.10.43.

Трубышев Александр Иванович
с 22.10.43 по 03.12.43.

Халитов М.Ф.
с 03.12.43.

Военком –

Суворов Николай Васильевич
до 22.10.43.

Сергеев Сергей Андреевич
до 10.11.43.
Впоследствии назначен в число Оргтройки по Сланцевскому району.

Круглов Михаил Сергеевич
с 10.11.43.

По приказу ЛШПД в начале декабря 1943 г. 4 п/о был передан в состав 12 п/б,
а в 9 п/б было начато формирование нового 4 п/о.

2-е формирование.

Командир –

Гавриленков Федор Денисович
с 21.12.43 по 23.01.44.
23.01.на ж.д. во время операции тяжело ранен и отправлен в госпиталь.

Военком –

Васильев
с 21.12.43.

Начальник штаба –

Петров
с 21.12.43.

5 партизанский отряд.

Первоначально сформирован из «добровольцев» 207-й восточной кавалерийской дивизии, воевавшей в составе Вермахта, гарнизон которой дислоцировался в с. Рудно Сланцевского района. Вошел в состав 3п/п 01.10.43. Располагался и оборонял район деревень Горбы – Вейно – Рудно. На 20.11.43 отряд насчитывал 227 человек.
За успешные боевые действия против крупных сил противника в период со 2 по 7.11.43 5 п/о 18.11.43 был награжден Переходящим Красным Знаменем 3 п/п.

Командир –

Абрамов Афанасий Андреевич
(1920 г.р.) старшина КА.
В начале войны попал в плен, вступил в РОА.
Унтер-офицер, командир взвода 207-й восточной кавалерийской дивизии.
Тяжело ранен 15.02.44 при освобождении 5 п/о совместно с 340 СП КА д. Тушитово.
Скончался 19.02.44.
Похоронен в д. Олешно Лужского района.

Военком –

Цаплин Михаил Сергеевич
(1921 г.р.) с 01.10.43.

Начальник штаба –

Табунщик
до 30.11.43.

Гриненко Алексей Матвеевич
с 03.12.43 по 13.01.44.

Федоренко Александр Филиппович
с 13.01.44.

6 партизанский отряд.

Образован в составе бригады 21.10.43 из Осьминского п/о.
Первоначально насчитывал 20 человек.
Оборонял район Релка, Липа, Дубо, Данилово (район западнее Осьмино, совр. Сланцевский р-н), прикрывая дислокацию 9 п/б с востока.
На 20.11.43 в отряде насчитывалось 161 человек.
12.11.43г. 6 п/о по приказу командира 9 п/б был переформирован.
Из него был создан 7 п/о, который затем был передан в 12 п/б.

Командир –

Ковалев Иван Васильевич
С 20.10.43 по 20.11.43.
Впоследствии отправлен в распоряжение оргтройки Осьминского района.

Гавриленков Федор Денисович
(1916 г.р.) с 20.11.43 по 21.12.43.
21.12.43 назначен командиром 4 п/о.
23.01.44 ранен в операции на ж.д. и отправлен в госпиталь.

Военком –
Скурдинский Иван Васильевич
с 21.10.43 по 12.11.43.
Впоследствии назначен председателем оргтройки Осьминского района.

Орешенок Георгий Иванович
с 12.11.43.

2-е формирование 6 п/о.

Формирование началось сверхштатно 15.01.44.

Командир –

Сидоренко Н.Н., бывший начальник штаба 83 п/о.,
с 15.01.44.

Военком –

Костров Михаил Александрович
с 1501.44.

Начальник штаба –

Конюхов Николай Федорович
с 15.01.44.

7 партизанский отряд.

Сформирован 12.11.43 на базе 6 п/о, из которого ушло в 7 п/о 50% лошадиных сил и оружия. Первое место дислокации Релка (западнее Осьмино).
На 20.11.43 в отряде насчитывалось 157 человек.

Командир –

Янгиров Федор Семенович
(1916 г.р.) с 12.11.43.

Военком –

Моисеенко Яков Егорович, бывший председатель оргтройки Осьминского района,
с 12.11.43. С этого же числа – инструктор политотдела 9 п/б.

Начальник штаба –

Аксенов Николай Федорович
с 12.11. 43.

8 партизанский отряд.

Стал формироваться 25.10.43г. в д. Лычно Крыловым П.С. и Мосиным Г.И.. На середину декабря 1943 г. имел 118 человек. Дислоцировался в районе Ложголово – Липово, после 16.11.43г. находился в Ликовское. 13.12.43г. передан в 12 п/б.

Командир –
Крылов Петр Семенович
(1894 г.р.).

Военком –

Мосин Георгий Иванович.

Начальник штаба –

Бабичев Алексей Николаевич
с 21.11.43.

Директор
Сланцевского историко-краеведческого музея
Т.И. Войнова .

Л.И. Гришина, Л.А. Файнштейн,
Г.Я. Великанова
Сланцы

Суровые испытания выпали на долю его жителей в период Великой Отечественной войны.
Горняки, механизаторы, строители, энергетики, взяв в руки оружие, грудью встали на защиту Отчизны.
12 июля 1941 года на экстренном заседании Сланцевского райкома ВКП (б) были сформированы партизанские отряды и принято решение оставить в тылу врага для подпольной работы и партизанской борьбы первого секретаря райкома Кондратия Климчука, секретарей райкома Александра Минина и Дмитрия Азарова, председателя райисполкома Василия Прохорова, начальника погранзаставы Владимира Пирогова.
18 июля 1941 года фашисты ворвались в Сланцы. А сланцевские ополченцы влились в разведывательно-диверсионный отряд Ленинградского фронта. Командиром отряда был назначен кадровый офицер Герой Советского Союза майор В.С. Знаменский.
Одновременно, осенью 1941 года, на территории района активно действовал и Гдовский комсомольско-молодежный отряд во главе с Александром Кравчуком и Владимиром Зайцевым.
Несмотря на невероятно сложные условия борьбы и массовые карательные экспедиции, партизанское движение в районе росло и ширилось.
В сентябре 1943 года из отрядов лужских, сланцевских, осьминских и гдовских партизан была сформирована 9-я партизанская бригада. Командиром ее назначили И. Светлова, комиссаром – И. Дмитриева. Штаб бригады располагался недалеко от Сланцев, в деревне Гверездно.
Бойцы этой бригады взорвали 28 паровозов, 336 вагонов и 116 платформ, 64 моста, уничтожили много живой силы и техники противника.
Осенью 1943 года фашисты неоднократно предпринимали попытки разгромить 9-ю партизанскую бригаду, которая к тому времени очистила от врага более половины территории Сланцевского района. Однако народные мстители в ночь на 17 декабря 1943 года полностью уничтожили фашистский гарнизон на руднике № 3 в Сланцах численностью более 300 человек. Руководил действиями отрядов начальник штаба бригады А.Ф. Филиппов. Во время этого боя на сторону партизан перешло более 30 голландцев, пригнанных фашистами в Сланцы на восстановительные работы. Насильно мобилизованные, они ненавидели фашистов и, впоследствии храбро сражались в составе интернациональной диверсионной группы, созданной в бригаде.
Еще более активизировали партизаны свои действия в январе 1944 года, когда началось наступление войск Ленинградского фронта.
1 февраля партизаны заняли Сланцы и, преследуя гитлеровцев, вышли к границе Эстонии. А через день в Сланцы вступили части Красной Армии.
На главной улице города, носящей имя В. И. Ленина, в сквере, можно видеть памятник в виде большой звезды. Он установлен на братской могиле советских партизан, павших в боях с фашистскими захватчиками на территории Сланцевского района. Надпись на памятнике увековечила имена героев.
Решением Ленинградского областного Совета депутатов трудящихся одной улице во вновь строящемся 2-м квартале города Сланцы присвоили имя К.С. Климчука, бывшего первого секретаря Сланцевского райкома КПСС, заместителя командира Сланцевского партизанского отряда, геройски погибшего на территории района в борьбе с немецко-фашистскими захватчиками 5 апреля 1942 года. В память о нем установлена мемориальная доска.
Есть в Сланцах и улица имени Героя Советского Союза М.Д. Баранова – уроженца Сланцевского района. Командир авиаэскадрильи М.Д. Баранов погиб в 1943 году, защищая небо Волгограда.
Сланцевчане чтят память В.С. Сандалова, бывшего парторга ЦК ВКП (б) на строительстве завода (ныне ремонтно-механический). В годы войны Сандалов был комиссаром партизанского отряда, а потом – заместителем руководителя Кингисеппского межрайонного подпольного центра. На здании ремонтно-механического завода в память о герое установлена мемориальная доска.
Громадный ущерб, превышающий сумму в 100 миллионов рублей, причинили фашистские захватчики промышленности Сланцевского района. Они уничтожили сланцеперегонный завод, затопили рудники, вывезли шахтное оборудование, превратили в пепелище рабочий поселок .

Выскатка

В годы Великой Отечественной войны Выскатка трижды горела. Немецко-фашистские захватчики превратили в пепелище селение, насчитывавшее 160 дворов.

Гверездно

С сентября 1943 года по январь 1944 года в этой деревне находился штаб 9-й партизанской бригады и типография, печатавшая антифашистские листовки.
Славный боевой путь прошла 9-я партизанская бригада. Боевое ядро ее составляли шахтеры города Сланцы, ушедшие в партизанские отряды летом 1941 года.
Партизаны в тылу врага пустили под откос 25 вражеских эшелонов, взорвали 10 железнодорожных мостов и 54 моста на шоссейных и грунтовых дорогах.
Когда войска Ленинградского фронта в 1944 году развернули наступательные действия, 9-я партизанская бригада в боях за город Сланцы и станцию Плюсса проявила высокое воинское мастерство и умение взаимодействовать с регулярными частями Советской Армии.
После освобождения Ленинградской области от врага многие сотни партизан 9-й бригады влились в ряды Советской Армии, чтобы продолжать борьбу до полного разгрома фашистских войск. Небольшой деревянный дом в деревне Гверездно, где находился штаб бригады, сохранился до настоящего времени.

Медвежок

Название деревни переносит нас в суровые дни июля 1941 года.
Ранним утром 15 июля жители деревни были разбужены ожесточенной стрельбой, сильным гулом самолетов. Выбежав из домов, они увидели, что в воздухе два советских бомбардировщика яростно отбиваются от нападающих на них со всех сторон фашистских истребителей. Вскоре один бомбардировщик был сбит и стал падать на деревню. Н. Ф. Никитин, который видел эту неравную схватку в небе, вспоминает:
«Утром 15 июля 1941 года прямо под окнами кирпичного дома Орловых упал двухмоторный самолет. Раздался взрыв. Облитые бензином, загорелись два соседних дома. В горящем самолете рвались патроны и снаряды. Когда трескотня утихла, Тамара Никитина, Анатолий Герасимов и другие жители, находившиеся в деревне, бросились искать останки летчиков. Удалось установить личности только двоих – пилота Анатолия Михайловича Шевлягина из Воронежской области и радиста Рыжкова».
Останки героев похоронили на месте гибели... Когда фашистов прогнали, на могиле поставили деревянную пирамидку со звездой, положили на нее авиационный мотор, на памятнике сделали надпись: «Здесь похоронен летчик Анатолий Шевлягин и три члена экипажа». Позднее останки героев перенесли в братскую могилу в полукилометре от города Сланцы. А Николай Никитин, который семилетним мальчиком был свидетелем подвига советских летчиков, задумал найти родственников погибших, выяснить обстоятельства их гибели. В поиск включились Центральный военно-морской музей, редакция газеты «Страж Балтики», политический отдел авиации дважды Краснознаменного Балтийского флота, красные следопыты черновской школы. В результате были установлены имена всех членов экипажа: лейтенанта В.А. Павлова, старшего сержанта Л.В. Травкина и краснофлотца П.П. Шемелева. Пришло сообщение из Центрального военно-морского архива: «Экипаж самолета ДБ-3 3-й авиаэскадрильи 1-го минно-торпедного авиаполка ВВС КВФ в составе лейтенанта А.М. Шевлягина, лейтенанта В.А. Павлова, старшего сержанта Л.В. Травкина и краснофлотца П.П. Шемелева вылетел на выполнение боевого задания в район Рижского залива. Самолет не возвратился с боевого задания 15 июля 1941 года. Судьба экипажа и самолета неизвестна».
И вот теперь, почти 30 лет спустя, вдова Анатолия Шевлягина Вера Валерьевна, родители и братья летчика перестали считать его без вести пропавшим. Дочери стрелка-радиста Леонида Травкина и штурмана самолета Василия Павлова узнали обстоятельства и место гибели своих отцов. Осталось только невыясненным, как появилась на деревянном обелиске, установленном жителями деревни, фамилия Рыжкова. В составе экипажа стрелка-радиста Рыжкова не было. Но известно, что в то же время в окрестностях деревни Медвежок упал еще один самолет, которым командовал лейтенант И.И. Лебедев. Поиски его продолжаются.
Памятен жителям деревни Медвежок и день 20 августа 1941 года, когда неподалеку от деревни, на 177-м километре железной дороги, раздался сильный взрыв. Это взлетела на воздух вражеская автодрезина, направлявшаяся в Сланцы. Партизаны взяли ценные документы и скрылись в лесу.
А вскоре в деревню нагрянул карательный отряд эсэсовцев.
Через некоторое время на том месте, где находилась деревня, из 40 дворов осталось всего 4.
9 мая 1971 года в деревне состоялся многолюдный митинг, посвященный 30-летию со дня гибели славного экипажа самолета и открытию памятника, посвященного героям-летчикам. Надпись на стеле гласит:

Соколам храбрым –
Героям отважным
Павшим за Родину
Вечная слава!

Золотом сияют на граните имена четырех патриотов, которые сложили здесь свои головы, сражаясь с врагом за свободу и счастье народа .

;
Дни оккупации города Сланцы
По мотивам рассказа А.Д. Троицкого

А.Д. Троицкий, житель нашего города, рассказывал о том, что делалось в Сланцах во время оккупации.
Мать рассказчика, он сам и сестра бежали из зоны боевых действий в районе г. Пушкин, сначала в г. Гдов, затем в пос. Ямм, затем в Полновский р-н Псковской обл., и несколько позже уже в пос. Сланцы.
Здесь беженцев разместили на ДОКе, совр. ул. Поселковая, в одноэтажном бараке, в котором была до войны гостиница. ДОК охраняло ок. полувзвода эстонцев в черной форме, которых заподозрить в любви к русским было невозможно.
Мать трудилась на немецком предприятии, на ДОКе, на котором от берега к берегу был натянут мощный трос, к которому крепилась запонь из плотов. Сплав был большой. Бревна по реке простирались от территории ДОКа до территории рощи, где впоследствии был сооружен пионерский лагерь «Чайка». Добыча леса и сплав осуществлялись не только по р. Плюссе, но и по р. Руйке.
На ДОКе существовала т.н. «шпалорезка», – пилорама, которая выпускала в основном брус. Мужики из пленных подкатывали к ней бревна, а вольнонаемные женщины оттаскивали брус, доску, горбыль.
На территории пос. Мебельщик немцами так же велась распиловка леса. – В поселке том существовали большие бараки, в которых проживали латыши и литовцы, которые находились на полувоенном положении. Они так же, как и работники ДОКа, вытаскивали из Плюссы сплавные бревна и так же пускали их в обработку.
В Центральном поселке Сланцев дислоцировался в дни оккупации немецкий полк, стояла многочисленная техника, тяжелая и легкая. Здания Военного городка, совр. ул. Кирова, 16, 18, 20, 22, были заняты войсками, и в доме № 16 при этом располагались какие-то власовцы.
Комендатура по словам А.Д. Троицкого располагалась в здании Детского сада № 1 на Почтовом пер., 5а.
Больница у немцев существовала, якобы, по адресу – пер. Почтовый, 2/8 (?), и врач в ней для русских тоже был русский. – В больнице работающим давали бюллетень и освобождение в случае болезни.
Школа при немцах располагалась в том же здании на ул. Спортивная, 4, где она была до войны, у стадиона. В ней школьники снабжались учебниками нового образца, и где ввели уже «Закон Божий». – Дети отныне должны были знать основные молитвы.
Рассказчик в школу фактически не ходил, поскольку мать посылала его побираться и в лес по грибы и ягоды. По ближней дороге от ДОКа он ходил в дд. Тухтово, Уткино и Засека. – Две последние после войны не возрождались. Ходил и по дальним деревням Дворищенской дороги, вплоть до д. Савиновщины. Приходилось ходить просить хлеб так же в дд. Подкино и Вязовое.
Довоенный «Центральный поселок» г. Сланцы, где все жилье было занято немцами, маркируется зданиями характерной архитектуры, расположенными от здания бывшей столовой № 1 до маг. «Купец», и далее до дома № 12 на Почтовом пер., ближе к Больничному городку.
В этом доме, кстати, жил в послевоенную пору Герой Советского Союза Олег Константинович Хомутов , в честь которого на здании по совести и закону следует установить мемориальную доску. При этом фасад дома и прилегающую территорию надо привести в порядок.
В Москве Хомутову такая доска установлена по адресу 4-й Вешняковский пр., 7. На ней изображена звезда Героя и написано: «В этом доме жил Герой Советского Союза парашютист-испытатель Олег Константинович Хомутов». – О Хомутове есть статья в Википедии.
В этом же доме на Почтовом, 12, по рассказам, жил первоначально прототип главного героя фильма «Последний побег» руководитель духового оркестра Сланцевской специальной школы («Колонии») Алексей Иванович Кустов. Фильм этот снимался в г. Сланцы и главную роль в нем играл Михаил Александрович Ульянов, выдающийся артист советского кино. В честь этого фильма в Википедии так же есть отдельная статья.
Фильм в свое время был отнесен к классике советского кинематографа. Сценарий его писал А.М. Галин, который работал когда-то в г. Сланцы и хорошо чувствовал «специфику» города.
Примечательно, что когда из Сланцев уже ок. 1950 г. провожали «с музыкой» пленных немцев, трудившихся на восстановлении города, духовым оркестром руководил этот самый Кустов. Эти сведения получены от краеведа А.Г. Прыгунова.
На доме № 5 по ул. Горького, рядом с маг. «Купец», отсутствует штукатурка. Это тоже довоенное здание, и его просто не успели оштукатурить перед войной . Это единственное здание такого рода из серии зданий в теперешнем городе. По-своему это даже «оригинально».
Есть по ул. Горького и ул. Спортивной дома, которые были надстроены уже в послевоенное время. Не исключено, что есть смысл надстраивать сегодня и другие дома в Сланцах и Лучках. Может быть, это поможет решить нам проблему дефицита жилья. Здесь же можно создать жилье повышенной комфортности, напр., квартиры в 2 этажа. Некоторые сланцевчане могут себе это позволить.
По словам рассказчика на Мебельщике дислоцировались т.н. «казаки», часть, очевидно, сформированная из власовцев и украинских предателей, которые принимали участие в карательных операциях. Аналогичная часть стояла в с. Рудно.
В Зеленой Роще дислоцировалась часть, которая охраняла железнодорожный мост. В зданиях бывшей военной части в пос. Демешкино дислоцировались так же какая-то часть, среди военнослужащих которой по рассказу Троицкого опять же были власовцы.
В городе непосредственно находился лагерь, в котором содержались немецкие штрафники. Меры содержания их были суровы. – То были люди, измученные голодом. Они производили гнетущее впечатление. Истощение их доходило до того, что заключенные не могли поднять бревно из реки даже числом более 10 чел. Видимо, паек у них был скуднее, чем у русских заключенных.
Лагерь содержания немецев-штрафников находился на территории совр. базы Райпо. Когда в город пришли советские войска, там расположили склады 8-й армии.
Лагерь, где во время оккупации содержались советские военнопленные, находился бл. «Теплых вод» на ул. ИТР. Он состоял из 2-х 2-х-этажных бараков, расположенных на «речной стороне» улицы.
Советские военнопленные работали в Сланцах обычно человек по 15 – 20 «на подкате», на распиловке леса, и так же на восстановлении шахты им. Кирова и шахты № 1. В отличие от заключенных немцев, со временем они ходили по городу уже без конвоя. – Здания этого лагеря на ИТР были снесены в 1950-е гг.
Немцы во время войны запустили в Сланцах одну или две турбины ЦЕС и у них был повсеместно свет. Они квартировали в основном в Центральном поселке, сегодня это ул. Спортивная, Банковская и Горького и пер. Почтовый.
Работы по восстановлению шахт, по заготовке и распиловке леса в Сланцах и округе выполняли пленные, беженцы и вольнонаемные из крестьян. Люди тогда говорили, что деревня кормила сразу несколько армий, и среди них – немецкую, власовскую, эстонскую и партизанскую. Бремя то было непосильным, но вместе с тем, многие недобрым словом поминали колхозы советского времени. Некоторые крестьяне в конкретных деревнях «сотрудничали» с немцами и служили полицейскими. Местные жители предупредительно сообщали это всем.
Одно время мать рассказчика трудилась на железной дороге, на станции 9-й разъезд, начальником которой был поляк, который «собирал» «красненькие», советские купюры 30-ти-рублевого достоинства 1937 г. Фактически он собирал самые большие советские купюры, называвшиеся – «3 червонца». – Они, действительно, были красного цвета, и на них был изображен Ленин. В то время в стране советских денег б;льшего достоинства просто не было.
Среди населения в войну наравне с советскими деньгами ходили немецкие деньги, – т.н. «рейхсмарки» и «оккупационные марки». – Последние выдавались немцам для расчетов с местным населением.
Много домов и строений сожгли немцы при отступлении. Это было подлой традицией нелюдей, которые не стеснялись взрывать храмы. – В Принаровье старожилы рассказывали, напр, что храмы сс. Скамья и Ольгин Крест взорвали непосредственно эстонские националисты (организация «Омакайтсе»), которые у гитлеровцев не брезговали выполнять самую «грязную» работу. Сходный по смыслу рассказ слышан мною в с. Черно, где от храма сегодня практически ничего не осталось.
В первую очередь в районе г. Сланцы, были сожжены дд. Подкино и Вязовое, которые по факту сегодня не существуют. Была сожжена большая часть исторической Никольщины. Сгорела в какой-то части д. Б. Поля. В д. Гостицы при этом сохранилось несколько домов. Рассказывали, что там немцы не сжигали дома тех лиц, которые сотрудничали с немцами в числе полицаев.
Сгорела довоенная часть ул. ИТР, от Силикатного завода до Кировского моста, а вот на ул. Горняков довоенная застройка сохранялась до недавних пор т.н. «перестройки». – Там тоже в исторической перспективе надо поставить какой-нибудь знак или баннер. – Как-никак – то была первая улица нашего города и баннер здесь сделать несложно. На нем можно дать фотографии этой улицы. Пусть будет память.
Видимо, не сгорела и ул. Дорожная, но она попала в свое время под пятно застройки Регенератного завода, который был закрыт окончательно в 2017 г.
На ул. ИТР, в районе Силикатного, позже – Кирпичного завода, имелось при немцах большое в 2 этажа здание красного кирпича, немецкий штаб, который имел на фасаде имперского орла гитлеровской Германии. Видимо, здесь в свое время творились самые «черные» дела, пытки и допросы, и ждали своей участи советские патриоты и приговоренные к казни. Здесь же могла находиться т.н. «расстрельная команда».
Это здание немцы взорвали при отступлении. – Видимо, при этом были уничтожены все документы об оккупации г. Сланцы и Сланцевского района, в которых были описаны преступления гитлеровского режима на нашей земле. Вряд ли немцы увезли те документы в Германию, поскольку компромат агрессору ни к чему.
Немецкие власти при отступлении явно хотели устроить в Сланцах «фейверк», и они это сделали. А.Д. Троицкий рассказывал, как немцы при отступлении произвели взрыв железнодорожного моста в Гавриловском. Для этого они пустили со стороны 9-го разъезда (совр. ст. Сланцы) состав, начиненный взрывчаткой, и взорвали его непосредственно на мосту.
Взрыв был невиданной силы, после чего паровоз остался лежать в реке, а вагоны разметало далеко по берегу. О его рассказе в сети есть 2 моих видео, которые называются «Сланцы во время войны. А.Д. Троицкий. 2.07.2017», №№ 1 и 2.
Впоследствии власти города организовали здесь сбор и сдачу металла, оставшегося после взрыва. Детали поезда тащили из реки тракторами, лебедками и конной тягой. – В.Г. Семенов, живший раньше на ул. Садовой, рассказал, что ниже по течению от моста сегодня против Кушельского острова в русле лежит металлическая рама вагона, которую, видимо, утащило льдом.
Мальчишкой он нашел под Гавриловским мостом круглую мину с ручкой, сбоку которой было 3 медных шайбы. Находили там и какие-то капсюли. Так же он поведал, как они с мальчишками сдавали в металлолом латунный снаряд, который тащили вчетвером на веревках. В тот снаряд мальчишки вставили другой снаряд, меньшего размера. Троицкий же рассказывал, что они мальчишками имели в своем послевоенном арсенале и винтовки, и Шмайсеры, что было неудивительно для того времени.
Тогда по усадьбам и огородам, вдоль старого тракта Гдов – Поля – Нарва, во множестве находили бутылки из под шнапса, немецкие фляги с мелкой резьбой и резиновыми пробками. Находили так же противогазы и иную военную рухлядь.
Рассказывали так же, что партизаны в годы войны досаждали немцам на линии железной дороги от Гдова к Пскову, и немцы, где могли, свозили отсюда рельсы на другие участки фронта.
После войны указанный участок уже не восстанавливали, но сразу начали восстанавливать железнодорожный мост в пос. Гавриловское и привели в порядок станцию Сланцы.

Т. Можаева
Сланцевский район в годы войны

Продолжаем цикл публикаций о жизни районов Ленинградской области в годы Великой Отечественной войны на основе материалов Ленинградского областного государственного архива в городе Выборге. Сегодня рассказ о Сланцевском районе.

Битва за Ленинград началась 10 июля 1941 года, а уже 20 июля Сланцевский район был полностью оккупирован. Он возник на карте Ленинградской области только 11 марта 1941 года в результате разукрупнения Кингисеппского и Гдовского районов. Новый район имел важное стратегическое значение: здесь добывали горючий сланец, и на военную угрозу отреагировали незамедлительно.
С 4 часов утра 22 июня на шахте имени С.М. Кирова ввели «угрожаемое положение» «в связи с возникшей возможностью воздушного нападения противника…». На командном посту (в кабинете главного инженера) устанавливалось круглосуточное дежурство. Для всех сотрудников шахты становилось обязательным ношение противогазов, и начальникам участков и цехов надлежало немедленно их получить на складе. Вводилась светомаскировка, в боевую готовность привели команды местной противоздушной обороны.
23 июня в Сланцевском районе ввели военное положение, что наложило ряд серьезных ограничений для населения. Отныне с 23 часов до 4 часов утра (в поселке Сланцы до 6 часов) запрещалось перемещение гражданских лиц. Менялись часы работы магазинов, столовых, бань и других общественных заведений.
Начался призыв в Красную Армию. Всего из Сланцевского района на фронт ушел 1251 человек, это были шахтеры, строители, сотрудники госучреждений. Для борьбы с вражеским десантом сформировали два истребительных батальона.

Эвакуация

В начале июля началась эвакуация. Вглубь страны ушли четыре эшелона с женщинами, детьми, стариками, промышленным оборудованием. Эвакуации подлежали и колхозы, но осуществить ее в полной мере смогли только некоторые хозяйства.
О ходе эвакуации мы можем судить по актам об ущербе, причиненном колхозам немецко- фашистскими захватчиками и их сообщниками. Один из пунктов документа, который заполняли члены комиссии, как раз касался эвакуации. В большинстве актов этот параграф остался незаполненным, или же просто отмечено, что колхоз не эвакуировался, но встречаются и другие записи. Так, из некоторых колхозов уехали отдельные семьи, по всей видимости, к своим родным, поскольку нет никакой информации о том, что это был организованный процесс. Эвакуацию сумели провести несколько колхозов Черновского сельсовета. Так, 17 июля в Вологодскую область Устюжинского района уехали 44 семьи из колхоза «Восход». Им удалось переправить 59 лошадей, 340 коров, 480 овец. Провел эвакуацию и сохранил крупный рогатый скот, а также свиней, овец и лошадей колхоз «Успех».
Надо отметить, что этим колхозам в какой-то степени повезло. Уже в ночь с 17 на 18 июля 1941 года немецкие войска перерезали железную дорогу Гдов – Сланцы и заняли сам поселок Сланцы. И в актах нескольких колхозов указано, что началась эвакуация колхозников с имуществом, но уже в соседнем Осьминском районе (расформирован в 1961 году, его территория была поделена между Волосовским, Сланцевским и Лужским районами) их встретили немцы, и они были вынуждены вернуться назад.
20 июля 1941 года весь Сланцевский район был захвачен.

Партизанское движение

Одной из особенностей жизни района в тот период стало активное партизанское движение на его территории. Летом и осенью 1941 года был проведен целый ряд успешных операций. Партизанам удалось подорвать эшелон из 28 платформ с военной техникой и боеприпасами на железной дороге у Демешкина Перевоза, организовать крушение поезда с военными грузами у станции Щучка и даже захватить в плен штабного генерала с важными документами и затем переправить пленника через линию фронта.
Отряды СС стали проводить карательные рейды по деревням Сланцевского района. В какие-то населенные пункты они наведывались по несколько раз. Именно это и произошло с деревней Медвежек Черновского сельсовета. В первый раз в деревню пришли 22 августа 1941 года: 250 человек, солдат и офицеров отряда СС, взяли деревню в кольцо как «подозрительную в сочувствии партизанами», 12 человек увели на расстрел. А затем каратели «…зажгли дома и холодные постройки, не давая выносить вещи из пожара…». Во второй раз деревню подожгли 7 ноября 1943 года. Тогда же забрали все трудоспособное население и увели скот. В третий раз в Медвежек пришли 17 января 1944 года. У колхозников отобрали хлеб, уцелевшие вещи, многих увезли в Кингисепп в лагерь, а затем погрузили в эшелон для дальнейшей отправки в тыл.
Осенью 1943 года началось массовое сожжение деревень Сланцевского района, так местное население наказывали за боевые операции партизан. Деревне Рудно одноименного сельсовета «…начиная с 1-ого сентября [1943 г.] по 19-е января [1944 г. немец] наносил ущерб, бросая зажигательные и разрушительные бомбы с самолетов и последний раз зажигал с рук». Деревню Рожки того же сельсовета сожгли с аэроплана, «осталась половина домов». В некоторых деревнях партизаны вступали в бой с противником.
Записи в актах об ущербе свидетельствуют, что последние карательные операции отряды СС совершили в январе 1944 года, тогда началось наступление войск Ленинградского фронта, активное содействие им оказывали партизаны. Первого февраля партизаны 9-ой бригады заняли Сланцы и, преследуя немецкие войска, вышли к границе с Эстонией. А через день в Сланцы вступили части Красной Армии.

30 месяцев оккупации

Сланцевский район и его жители сильно пострадали в годы оккупации. До начала войны численность населения составляла 18 тысяч человек. По данным на 13 февраля 1944 года в районе осталось 5848 человек (1074 мужчины, 2853 женщины и 1921 ребенок в возрасте до 14 лет). В поселке Сланцы насчитали 572 жителя. Поражал и масштаб разрушений. Из 103 населенных пунктов района было сожжено и полностью уничтожено 78 деревень, 1766 домов колхозников, разрушено семь больниц и медпунктов. Были уничтожены промышленные предприятия, пострадали техника, инвентарь, постройки всех колхозов района. Общий ущерб превысил 73 млн. рублей.
«…Большинство мостов в районе было разрушено партизанскими отрядами и местным населением с целью затруднения переброски немецких войск на фронт». И теперь, весной 1944 года, предстояло восстановить 28 мостов (266 погонных метров). Для этого в районе была объявлена мобилизация людей и гужевого транспорта. Для строительства моста в поселке Сланцы через реку Плюсса на 10 дней было мобилизовано 100 человек и 30 лошадей.

Восстановление мирной жизни

В первую очередь поднимать необходимо было сельское хозяйство. В открытом письме председателей сельских советов и колхозов Сланцевского района И.В. Сталину, опубликованном в газете «Ударник Сланцев» 20 февраля 1944 года, говорилось: «Фашисты уничтожили наши колхозы, мы их восстанавливаем. Мы собрали запрятанный от немцев сельскохозяйственный инвентарь и, приступив к его ремонту, решили закончить весь ремонт к 1 апреля <…> Мы приступили к сбору и засыпке семфондов <…> Мы приступили к постройке общественных амбаров и колхозных дворов, создаем строительные бригады для восстановления домов колхозников. Впереди стоят еще большие задачи по восстановлению нашего хозяйства, но предстоящие трудности нас не пугают».
 Работы велись и в районном центре – поселке Сланцы, также сильно пострадавшем в годы войны. Прошло всего три недели с момента его освобождения, но думали не только о восстановлении предприятий, домов, но и о просвещении и культурном досуге людей. В Сланцах уже начал работать клуб, в котором успели провести четыре концерта и показать картину «Два бойца». Готовились открыть библиотеку, причем часть книг в фонды предоставили местные жители, спрятавшие во время оккупации книги библиотеки сланцевского завода. Были и новые поступления – в частности, художественные книги, изданные в годы Великой Отечественной войны.

Война и дети

Часть детей потеряла родителей: кого-то расстреляли за помощь партизанам, кого-то угнали на работу в Германию. Была создана специальная комиссия, которая занималась всеми вопросами, связанными с благополучием детей. Составили списки сирот, кого-то усыновили или взяли в семьи под патронаж, но часть детей пришлось отправить в детские дома. Многодетным семьям оказывали материальную помощь, назначали пособия. Многое было сделано в те месяцы и для того, чтобы дети в Сланцевском районе могли начать ходить в школу.
Большая часть детей, оказавшихся на оккупированной территории, в течение 2,5 лет не имела возможности учиться. Оккупационные власти открыли в районе несколько школ, но программа и сетка часов в них отличались от тех, что были приняты в Советском Союзе. Разительно отличались и методы воспитания. В открытой немцами Сланцевской поселковой школе 11-летнему ученику за нарушение дисциплины в качестве наказания назначили 25 ударов розгой, а затем он вместе с семьей был отправлен на работы в Германию.
В январе 1944 года, отступая из Сланцевского района, немецкие войска планомерно уничтожали школы. Из существовавших в районе до войны 26 школ 13 было полностью уничтожено, остальные нуждались в ремонте. Поскольку объем работ был значительным, а времени и рабочих в распоряжении мало, то в ремонте школ принимали участие и учителя, и родители учеников, и сами дети. К началу 1944-1945 учебного года удалось открыть 11 школ, в том числе и одну семилетнюю. Вновь сели за парты 776 учеников. К концу того же учебного года в районе работало уже 17 школ: 15 начальных и 2 семилетних.
Школьники пропустили три учебных года, многое пришлось вспоминать заново. Нелегко было учителям восстановить в классе дисциплину, вернуть посещаемость, вновь привить ученикам желание учиться. К тому же и многие педагоги на три года оказались оторваны от школ. В 1944-1945 учебном году в школах Сланцевского района работало 49 учителей, из них шесть человек было демобилизовано из РККА, 13 вернулось из эвакуации, где не работали по специальности. Чтобы помочь учителям, в марте 1944 года провели учительскую конференцию, а в ноябре открыли районный педкабинет.
Жизнь в Сланцевском районе возвращалась в мирное русло, но война существенно замедлила темп экономического развития района. Только в 1947 году запустили работавшую еще в довоенные годы шахту № 1, шахта № 2 возобновила работу в 1949 году, а шахта имени С.М.Кирова была восстановлена только в 1954 году.
Сланцевский район ; один из самых пострадавших районов Ленинградской области. Уже в июле 1941 года он встретил врага, освобожден же был одним из последних.

Материалы предоставлены ведущим архивистом ЛОГАВ Ольгой Кривенковой.

Подготовила Татьяна Можаева .

Организаторы и руководители

В начале Великой Отечественной войны единый центр по руководству партизанским движением на территории временно оккупированных немецко-фашистскими войсками районов Ленинградской области отсутствовал. Руководство партизанским движением осуществлялось несколькими органами: партийными, военными, органами государственной безопасности. Постановлением бюро Ленинградского обкома ВКП (б) от 2 августа 1941 г. была создана специальная тройка по руководству партизанским движением в составе секретаря обкома ВКП(б) Г.Х. Бумагина, заведующего военным отделом обкома ВКП (б) М.Ф. Алексеева, начальника РО УНКГБ по Ленинградской области Л.И. Кожевникова. По мере увеличения масштабов партизанской борьбы потребовалась централизация руководства. Постановлением Военного совета Ленинградского фронта от 27 сентября 1941 г. вместо отдела по организации и руководству партизанским движением Ленинградского фронта был утвержден Ленинградский штаб партизанского движения при обкоме ВКП (б) (ЛШПД).
Штаб осуществлял руководство партизанскими соединениями через оперативные группы, создаваемые в отдельных районах, при Военных советах Северо-Западного и Волховского фронтов и армиях, и в своей деятельности руководствовался указаниями Ленинградского обкома ВКП(б) и Военного совета Ленинградского фронта. ЛШПД находился в Ленинграде в здании на ул. Герцена (ныне Большая Морская ул.), 59, его структурные части, сборные и учебные пункты партизан размещались на станциях Кавголово, Хвойная (Ленинградская область), в здании Института им. П.Ф. Лесгафта (Ленинград, ул. Декабристов, 35), в здании бывшего Центрального клуба железнодорожников на Тамбовской ул., 63 (Ленинград) и др. Оперативные группы ЛШПД находились в городах Кингисепп, Ораниенбаум, Колпино, Сясьстрой. В ноябре-декабре 1941 г. создается оперативноая группа Штаба на Валдае. Постановлением Штаба от 2 января 1942 г. были даны указания об организации пунктов формирования на Северо-Западном фронте, Маловишерском направлении при 7-й армии, действовавшей в северных районах области: Оятском, Подпорожском, Лодейнопольском, Вознесенском, Винницком и Капшинском. С созданием Волховского фронта в январе 1942 г. на станции Малая Вишера была создана оперативная группа Ленинградского обкома ВКП (б) по организации и руководству партизанским движением. В марте 1942 г. она была объединена с существовавшей с января 1942 г. оперативной группой на ст. Жихарево.
В целях улучшения материально-технического обеспечения партизанских подразделений в августе-сентябре 1942 г. создаются материальные базы ЛШПД: Александровская – при оперативной группе ЛШПД при Военном совете Волховского фронта, Выползовская – при оперативной группе ЛШПД при Военном совете Северо-Западного фронта и Хвойнинская, входившая в непосредственное подчинение отделу материально-технического обеспечения ЛШПД .

Т.А. Павлова
О партизанском движении
на территории Сланцевского района
Ленинградской области

Огромное значение имела партизанская  борьба для победы нашей страны в Великой Отечественной войне, партизаны оказали огромную помощь советским  войскам в разгроме врага. Подвиги народных мстителей  явились ярким доказательством высочайших духовных качеств нашего народа. Почти три года наша сланцевская земля страдала под пятой оккупантов, но покоя на ней они не знали.   
С началом наступления сил германского вермахта на Ленинград  обком партии принял решение о переводе райкомов оккупированных районов на нелегальное положение, формировались партизанские отряды, базы боеприпасов и продовольствия для них. В Сланцевском районе были сформированы три партизанских отряда, которые возглавили: – первый секретарь райкома ВКП (б) Кондратий Степанович Климчук (комиссар – секретарь райкома Дмитрий Семенович Азаров), – начальник Большепольской пограничной комендатуры Сергей Николаевич Пирогов, (комиссар – второй секретарь райкома А.А. Минин), – председатель райисполкома В.М. Прохоров (комиссар – Владимир Семенович Санталов).   
Задачей этих отрядов было  помочь частям Красной Армии в отражении вражеского наступления на Ленинград. Партизанские отряды и группы вели боевые действия против основных сил фашистской армии в прифронтовой полосе: устраивали диверсии на железной дороге, подрывали вражеские машины, нападали на мелкие гарнизоны. На территории района в июле – сентябре 1941 года успешно действовал диверсионно-разведывательный отряд под командованием Героя Советского Союза Валериана Сергеевича Знаменского, в состав которого вошли сланцевские ополченцы. Уже в первые месяцы партизанской борьбы гитлеровцы почувствовали, что им не дадут покоя. На территории Рудненского и Новосельского сельсовета успешно действовал  сельский партизанский отряд под командованием Сергея Андреевича Сергеева. В октябре 1941 г. бойцами отряда во главе с командиром был захвачен немецкий генерал с важными документами, которые были доставлены на «большую землю». За этот подвиг С.А. Сергеев был награждён орденом Ленина.   
Вражеское наступление на Ленинград было остановлено, но Сланцевский район остался в глубоком тылу оккупантов. Осень 1941 года и первая военная зима были самым тяжелым временем для наших партизан, они несли большие потери. На территории района оккупантами  был установлен режим жестокого фашистского террора. Уже с первых дней своего пребывания  фашисты без пощады казнили всех заподозренных в помощи партизанам. Всего за период оккупации было казнено около 280 мирных жителей, сожжены десятки деревень. Известны расправы над помогавшей партизанам семьей Мининых в д. Дубок (сожжены заживо), над жителями д. Рыжиково, над молодыми подпольщикам д. Вяжище во главе с Шурой Михайловой (расстреляны и закопаны заживо), помогавшими отряду С.Н. Пирогова. Но террор не смог сломить наших людей, в некоторых деревнях все жители помогали партизанам – Завастье, Новая Нива и др.
С начала 1942 до середины 1943 года партизанам и подпольщикам приходилось действовать в тяжелейших условиях, сложившихся в этот период во вражеском тылу. Большинство отрядов были разгромлены оккупантами, в боях погибли партизанские командиры С.Н. Пирогов, А.А. Мингин, Д.С. Азаров, К.С. Климчук, В.С. Санталов. Но боевой дух партизан не был сломлен. После гибели секретарей Сланцевского райкома ВКП (б) борьбу с оккупантами на территории Сланцевского, Гдовского и Осьминского районов возглавил Гдовский межрайонный партийный центр.   
Весной и летом 1943 года в крае стали создаваться новые партизанские формирования – Лужский подпольный центр, вошедший затем в 1-ю особую партизанскую бригаду. Укреплялись связи с осьминскими и лужскими партизанами, в Сланцевском районе накапливались партизанские силы.   
К  середине 1943 года после выдающихся побед советских войск в Сталинградской битве и на Курской дуге произошел коренной перелом в пользу Советского Союза, началась активизация партизанской борьбы, подготовка к всенародному восстанию на оккупированных территориях. 31 августа началось восстание против оккупантов в Кологриво. В начале октября 1943 г. партизанские отряды и боевые дружины подпольщиков разгромили большинство вражеских гарнизонов в населенных пунктах, взяв под свой контроль большую часть территории Гдовского, Сланцевского, Лядского и Осьминского районов.   
27 октября 1943 года на территории Сланцевского района была сформирована и начала действовать 9-я партизанская бригада (командир Иван Герасимович Светлов, комиссар И.Д. Дмитриев).  В бригаде к концу 1943 года насчитывалось восемь отрядов численностью 200 – 250 чел., к концу января 1944г. численность бригады достигла 3000 чел.  Бригада держала под своим контролем территорию 6 тыс. кв. км., где было 400 населенных пунктов и около 50 тыс. жителей. Это был один из трех повстанческих партизанских краев в тылу группы немецких армий «Север» на территории Ленинградской области. На сторону партизан переходили бывшие полицаи и власовцы, из которых был сформирован отдельный партизанский отряд под командованием А. Абрамова. Результатом всенародной борьбы с оккупантами стало образование на территории Сланцевского района партизанского края, где была восстановлена деятельность советской власти. Партизанские соединения совместно с действующей армией решали стратегические задачи  по разгрому врага и освобождению территории Ленинградской области. За этот период было произведено 11 крупных партизанских акций, сланцевские партизаны приняли активное участие в «рельсовой войне».   
В январе 1944 года перед наступлением на Ленинградском и Волховском  фронтах партизаны получили приказ  сосредоточить все силы на железных и шоссейных дорогах, ведущих на Гдов, Сланцы, Кингисепп, Нарву; сорвать воинские перевозки врага; разрушить телеграфную и телефонную связь. Масштабы «рельсовой войны» резко возросли. Под откос один за одним пошли вражеские эшелоны. Немецкие войска почти без боя оставили Сланцевский район, закрепившись на Нарвском плацдарме.   В результате 1 февраля 1944 года силами сводного партизанского отряда под командованием А.Е. Стрельникова был освобожден рабочий поселок Сланцы.   
После освобождения поселка Сланцы, полностью разрушенного отступавшими оккупантами,  налаживание мирной жизни  возглавили вчерашние партизаны: И.Г. Светлов – первый секретарь райкома ВКП (б), М.О. Иванов – председатель райисполкома, С.А. Сергеев – заведующий отделом райисполкома, А.Е. Стрельников – инструктор райкома ВКП (б), и т.д.   
В знак памяти о том огромном вкладе, который внесли  партизаны в дело освобождения Сланцевского района, было решено создать партизанский мемориал в районном центре, и уже в ноябре 1944 года состоялось перезахоронение всех партизан, погибших на территории Сланцевского района. В 1947 году над нём был установлен обелиск в форме звезды с надписью «Слава героям». От этого памятника берет начало улица Партизанская. Еще одна из улиц города названа в честь одного из первых партизанских командиров Кондратия Степановича Климчука.

Т.А. Павлова, зав. сектором краеведения
Сланцевской центральной городской библиотеки .
Н.Д. Симченков
Рассказ о начале войны в городе Сланцы
и Сланцевском районе

Замечательный в своем роде рассказ о начале войны непосредственно в г. Сланцы и в Сланцевском районе оставил Николай Денисович Симченков, первостроитель г. Сланцы, комсомолец и активист, а в начале войны – комсомольский секретарь Разведывательно-диверсионного отряда особого назначения, которым руководил Герой Советского Союза В.С. Знаменский, майор.
Отряд этот действовал на территории Сланцевского района до 21.08.1941 г. после чего перешел линию фронта и был переброшен в район ст. Любань.
В лице Н.Д. Симченкова мы имеем важнейшего свидетеля событий того нелегкого времени, и можем через его записи представить доподлинно, что делалось конкретно в г. Сланцы в период с 22.06. до 18.07.1941 г., с начала войны и до прихода в город немцев. Мы можем так же представить, как действовали партизаны отряда В.С. Знаменского за период с 19.07 до 21.08.1941 г., находясь на территории Сланцевского района.
В рассказе Симченкова определенный интерес представляет изложение «эпопеи» 118 стрелкой дивизии, которая отступала с боями от Пскова на Гдов, где части ее попали в окружение, после чего дивизия не могла уже выполнять свою основную функцию – сражение с врагом.
Об этих событиях будет рассказано далее, уже после рассказа Н.Д. Симченкова. Считаю нужным так же привести в приложении биографию Николая Денисовича, которая приведена в его книге «Вспомним, друзья…» (2002)  .

Из фронтового блокнота

5 июля 1941 года

После кровопролитных боев нашими войсками оставлен г. Остров.

9 июля 1941 года

В ходе ожесточенных боев фашистскими войсками захвачен г. Псков. Лавины фашистских танков и моторизованные пехоты ринулись на Ленинград. Образовалось два направления: Лужское и Гдовское. На Ленинград фашисты бросили две отборные пехотные армии 16-ую и 18-ую, два воздушных флота, насчитывающих более 1500 самолетов, две бронетанковые армии, имеющие в своем составе свыше 1500 танков.
Обескровленная 118-ая дивизия генерала Гловатова стала отходить к Гдову. В дивизии насчитывалось всего 3025 человек бойцов, около десятка орудий и не боле 20 станковых и ручных пулеметов. Не было ни одного снаряда. В наступающей в сторону Гдова 58-й пехотной немецкой дивизии насчитывалось свыше 16000 солдат и офицеров, поддерживаемых танками и самолетами. А в сторону Луги устремились 41-й моторизованный корпус и 4-я танковая группа врага.
В Гдове и в Сланцах началась эвакуация женщин и детей, горно-шахтного оборудования и еще не установленного оборудования военного завода № 270. В Гдове, Сланцах и в Кингисеппе по распоряжению Обкома ВКП (б) и Леноблисполкома были созданы истребительные ополченческие батальоны для борьбы с немецкими парашютистами и диверсантами. В Сланцах батальон возглавил начальник сланцевской погранкомендатуры капитан Пирогов, в Гдове  – заведующий военным отделом Гдовским РК ВКП (б) тов. Кошелев.
118-а дивизия Гловатова  заняла оборону южнее Гдова в деревне Брагино. Была приведена в боевую готовность Чудская военная флотилия в составе двух канонерских лодок и нескольких катеров.

10 июля 1941 года

Приказом штаба Северного (Ленинградского) фронта 552-й стрелковый полк, находившийся в доме № 16 по ул. Кирова в райцентре Сланцы, был направлен в Нарвскую оперативную группу. В Сланцах воинских частей не осталось.

12 июля 1941 года

В 11 часов дня в кабинете первого секретаря Гдовского РК ВКП (б) тов. Печатникова зазвонил телефон. Звонил председатель Афоносовского сельсовета: «Немецкий десант 200 фашистов и два танка захватил поселок Чернево. Печатников отдал распоряжение командиру истребительного батальона Кошелеву привести в боевую готовность подразделение и попросил помощи из райцентра Сланцы. В 12 часов дня батальон был в сборе, вооруженный винтовками и бутылками с горючей противотанковой смесью. Прибыла небольшая группа ополченцев из рабочего поселка Сланцы. Чрез несколько минут сборный отряд ополченцев в количестве 300 человек на автомашинах устремился к Черневу и через час вступил в бой с немцами. Как оказалось в Чернево вошла воинская часть, а не десант, которая открыла по ополченцам шквальный огонь из пулеметов и минометов. В результате десятки ополченцев были убиты, многие ранены, а остальные отошли в сторону деревни Мазиха. Немцы их не преследовали. Это спасло ополченцев от полного разгрома. А в ночь на 13 июля пришла подмога, – прибыл из Ленинграда 2-й ополченческий партизанский полк. Таких полков в Ленинграде было сформировано шесть. Сформированы они были на добровольной основе из числа студентов, профессорско-преподавательского состава и старшеклассников ленинградских школ. Прибывший на помощь местным ополченцам полк имел на вооружении не только винтовки, но и станковые и ручные пулеметы, а также ручные и противотанковые гранаты. Первые атаки немецкой пехоты были отбиты. На помощь пехотинцам фашисты бросили авиацию и танки.
Между Мазихой и дер. Луги гдовские ополченцы и ленинградцы залегли в придорожные канавы и решили при появлении немецких танков забросать их бутылками с горючей смесью. Вскоре появились немецкие танки. Шли они с открытыми люками, полетели бутылки с горючей смесью. В результате запылали 15 немецких танков . На целые сутки было остановлено движение немецких войск в сторону Гдова.

15 июля 1941 года

Наступление на Гдов вновь возобновилось. В нем участвовали не только пехотинцы, но и артиллерия, самолеты и танки. На помощь гдовским и ленинградским ополченцам прибыло 450 моряков Чудской воинской флотилии. В первой атаке моряки захватили несколько немецких орудий и этими орудиями подбили 8 немецких танков. Но силы были неравны. Немцы бросили против многочисленных защитников г. Гдова целую немецкую дивизию, и в результате к вечеру 16 июля перерезали железную и шоссейную дорогу Гдов – Сланцы и захватили Подолешье и Верхоляны, а с юга дер. Брагино. Остатки 118-й дивизии генерала Гловатова, моряки Чудской флотилии и часть 2-го ленинградского ополченческого полка вынуждены были погрузиться на канонерские лодки и катера, и переправиться на западный берег Чудского озера, а остатки ополченцев, пользуясь наступившей темнотой, стали пробиваться мелкими группами из окружения в сторону Сланцев.

16 июля 1941 годя

В районном пос. Сланцы проходило последнее заседание бюро Сланцевского райкома партии, было принято решение реформировать истребительский ополченческий батальон в три партизанских отряда: 1-й отряд – командир Климчук К.С., комиссар Азаров Д.С., (секретари райкома ВКП (б)); 2-й отряд – командир начальник погранкомендатуры капитан С.Н. Пирогов, комиссар А.А. Минин (секретарь Сланцевского РК ВКП (б), 3-й отряд под командованием председателя Сланцевского райисполкома И.П. Прохорова.
В партизанские отряды, кроме взрослых ответственных работников ушли и молодые рабочие комсомольского возраста. Более 300 человек ушли добровольцами на фронт. Секретарь Сланцевского райкома комсомола Александр Семенов дал в Ленинградский обком комсомола последнюю телеграмму такого содержания: «Сланцевский райком закрыт – все юноши и девушки ушли на фронт и в партизанские отряды. А. Семенов».
Эта телеграмма стала историей не только Сланцевского райкома, но и всего Советского Союза.
В это же день из Сланцев был отправлен последний эшелон эвакуированных женщин и детей и Гдовского госпиталя. На станции Веймарн он подвергся страшной бомбардировке фашистских стервятников, и понес большие потери.

17 июля 1941 года

Небольшая группа сланцевских и гдовских ополченцев во главе с секретарями Гдовского райисполкома А.С. Сергеевым вырвались из немецкого окружения под Гдовом и решила идти в Сланцы, чтобы получить там боеприпасы и питание, а затем продолжить борьбу с наступающим противником. В 23 часа ночи ополченцы оказались у шахты им. С.М. Кирова, эстакада, которой была охвачена огнем от брошенных фашистским самолетом зажигательных бомб. Население райцентра сбежало в лес. 552-го стрелкового полка 191-й стрелковой дивизии в райцентре уже не было. По приказу штаба Северного фронта, он был переброшен в Нарву в состав Нарвской оперативной группы (НОГ). Сланцы некому было защищать. Группа ополченцев решила продолжить свой путь в Нарву и в 6 часов утра 18 июля оказались в Ивангороде.

18 июля 1941 года

В г. Нарва [была] сосредоточена оперативная группа из частей 191-й стрелковой дивизии и морских пехотинцев. В Ивангороде были расположены подразделения 552-го стрелкового полка. Группа гдовских и сланцевских ополченцев была остановлена часовыми и доставлена в часть, где ополченцы сообщили, что пришли сюда за получением боеприпасов и питания, что в Сланцах горит шахта им. С.М. Кирова, и в сам райцентр уже вступили немецкие войска, – 58-я пехотная дивизия и танковая группа противника. Боя за Сланцы не было. После такого сообщения была объявлена боевая тревога, и часть Нарвской оперативной группы переправили через р. Плюссу и завязали бой с наступающими немецкими передовыми частями у дер. Низы. Группу ополченцев встретил начальник оперативной группы штаба Северного фронта майор Л.В. Яковлев он заявил: «По поручению члена военного Совета Северного фронта генерал-лейтенанта П.А. Тюркина здесь формируется разведывательно-диверсионный отряд особого назначения»

Разведывательно-диверсионный отряд
особого назначения

Сформирован в Ивангороде из части 2-го ленинградского ополченческого полка и группы сланцевских и гдовских истребителей-ополченцев. Всего 159 человек. Командир отряда – герой Советского Союза майор B.C. Знаменский, комиссар Седов, зам. командира отряда Подъямпольский, – ст. лейтенант, начальник штаба лейтенант Мельников.
Вооружение отряда – кавалерийские карабины (13 из них с глушителями для уничтожения противника на близком расстоянии). У каждого бойца на поясе 10 гранат «лимонок», в рюкзаке по 250 бронезажигательных патронов, 10 мин-сюрпризов, (коробочка с надписью борный вазелин), а также термитные шашки-шарики и портсигары для уничтожения баз горючего автотранспорта. Для рукопашного боя с противником бойцы были вооружены финскими ножами.
Задача отряда – агентурная разведка в тылу врага; установление связи с подпольными райкомами ВКП (б) и партизанскими отрядами, диверсионные действия по уничтожению баз с горючим автотранспорта, железнодорожных составов и уничтожения живой силы противника.

19 июля 1941 года

Отряд вышел поздно вечером из Ивангорода и в сопровождении жителя деревни Медвежок Сланцевского района Линтосова В.Н. направился по «Шереметевской тропе», проложенной еще в 1704 году солдатами графа Шереметева по указанию Петра Великого, для штурма г. Нарвы, захваченного шведами.

20 июля 1941 года

Первая разведка на территории Сланцевского района и короткие боевые действия. Спущено под откос две железнодорожные бронедрезины. Установлена радио-связь со штабом Северного фронта. Проведены партийное и комсомольское собрания, на которых были избраны парторг – А.С. Сергеев и комсорг – Н.Д. Симченков.

24 июля 1941 года

Первый бой с регулярной воинской частью, – охранным батальоном, усиленным танками и артиллерией, расположенной в дер. Медвежок. Группа бойцов отряда Знаменского под руководством парторга отряда А.С. Сергеева в 12 часов ночи совершила налет на спящих немцев, забросав их гранатами. В результате боя 25 фашистов было убито, 75 человек ранено. Партизаны потеряли 5 человек убитыми и 6 человек ранеными, в том числе был ранен и автор этих строк. В бою погиб парторг отряда Сергеев, погибли так же комсомолец из д. Тухтово Тихомиров, комсомолец из д. Никольщина Луковицкий и 2 ленинградских комсомольца – Галич и Церкавич. На месте гибели впоследствии был установлен памятник.

28 июля 1941 года

По распоряжению начальника разведотдела генерала Евстегнеева была уничтожена база горючего на руднике № 1, – 4 цистерны с бензином и сожжены продовольственные склады завода № 270. Был взят в плен оберефрейтор.

29 июля 1941 годя

Группой разведчиков отряда, шедших на разведку ко второму руднику, была спасена группа пограничников 33-го погранотряда, отступающих от Клайпеды. Немецкий бронеавтомобиль обстрелял эту группу. В результате 7 человек погибли, в том числе командир погранотряда. Был тяжело ранен комиссар погранотряда и 4 бойца. 15 пограничников, оставшихся в живых, влились в состав разведывательно-диверсионного отряда Знаменского.

2 августа 1941 года

Установлена связь с Сланцевским подпольным РК ВКП (б). На связь вышел комиссар партизанского отряда, секретарь РК ВКП (б) Д.С. Азаров. В этот же день была установлена связь с другими партизанскими отрядами, действующими на территории Сланцевского и Осьминского районов.

4 августа 1941 года

Уничтожена штабная легковая машина фашистов в дер. Казино (убиты лейтенант и водитель, захвачены важные документы и топографические карты). А этот же день от дер. Большая Гаянщина на дороге, ведущей в сторону Старополья был подбит один танк и 2 грузовых машины. 6 августа 1941 года
Группой разведчиков была подбита у дер. Клин Сланцевского района гранатой легковая автомашина, в которой ехали 2 генерала, полковник и водитель. Все они были убиты. Документы взять не удалось, подошли бронемашины и две танкетки, сопровождавшие генералов.

8 августа 1941 года

Разведчиками отряда была уничтожена одна штабная машина и две грузовые в д. Менюши.
Краткая спецсводка о боевых действиях отряда: «За месяц боевых действий в тылу врага на территории Сланцевского, Осьминского и Гдовского районов отрядом Знаменского было убито более 200 фашистов, уничтожено 49 автомашин с горючим, 5 баз с горючим, 3 штабных машины, спущен под откос эшелон с бронетехникой и живой силой врага; уничтожено 5 мостов, взято в плен 3 фашиста и обнаружены 2 взлетно-посадочные площадки, на которых находилось 16 самолетов врага. Все эти самолеты были уничтожены нашей авиацией».

16 августа 1941 года

Фашисты, превосходящими силами, после кровопролитных боев, заняли гг. Нарву и Кингисепп, после чего устремились в сторону Ленинграда.

20 августа 1941 года

По радио в адрес радиостанции отряда (позывные «ЗАК-1») штаб Ленинградского фронта приказал отряду выйти из немецкого тыла в район дер. Сойкино Кингисеппского района для встречи с генерал-лейтенантом Тюркиным П.А. и получения нового задания.

21 августа 1941 года

Отряд вышел из немецкого тыла и встретился с генералом Тюркиным, который приказал двигаться по железной дороге Ломоносов – Ленинград для получения боеприпасов, оружия и нового задания.

23 августа 1941 года

После суточного отдыха отряд Знаменского пополнился оружием, боеприпасами и был направлен в район г. Любань и ст. Бабино с задачей прорваться в тыл врага и действовать на территории Чудовского, Тосненского, Мгинского и Волховского районов, оккупированных врагом. Во время боя Герой Советского Союза Знаменский был тяжело ранен в дер. Коломовка (ныне дер. Зуево) и отправлен в Ленинград в госпиталь. Вместо него командиром отряда стал капитан Андросов. Немцы перешли в наступление, и отряд оказался в тылу врага. Боеприпасы были израсходованы и по радио дан был приказ выйти из тыла врага за боеприпасами и для получения нового задания .
;
А. Лосев
Юность учителя

Александра Александровича Растворова знают многие старожилы нашего города и района . В годы войны по долгу совести вступил он в ряды народных мстителей, юность и зрелые годы посвятил педагогической деятельности – а это полвека без малого. Последние полтора десятилетия перед выходом на пенсию А.А. Растворов возглавлял Лужский городской отдел народного образования.
…
Недалеко от поселка Сабск Саша вместе с сотнями мирных жителей копал противотанковый ров. Копал и не верил, что враг сможет дойти до этого рубежа. Не верил, даже когда появились в небе чужие самолеты с крестами. Они проносились с ревом один за другим над разбегавшимися в панике людьми, но вместо пуль и бомб сыпали на головы людей бумажные листочки. Их опасливо поднимали, читали.
«Русские Танечки, не ройте ваши ямочки, приедут наши таночки, зароют ваши ямочки», – бахвалились в них фашисты.
– Лучше бы обстреляли... – тихо сказал кто-то.
Прошел слух, что где-то в районе Ляд гитлеровцы выбросили воздушный десант. Говорили, что немцы идут в сторону Осьмино. Добровольцам предложили вступить в истребительный батальон. Набралось человек триста разного возраста, но больше молодых, таких как вчерашний школьник Саша Растворов. Всех распределили по отделениям, по взводам, выдали трофейные немецкие винтовки времен войны четырнадцатого года и по несколько патронов к ним. На следующий день, утром 14 июля, часть бойцов истребительного батальона отправили занимать оборону на дороге, ведущей к деревне Чудиново. Во главе отряда шел командир Иван Иванович Зверев – директор Дома культуры. Ни одного профессионального военного в отряде не было.
Окопов ополченцы не рыли, пристроились с винтовками за каменными валунами, свезенными к дороге после очистки колхозных полей. Долго ждать не пришлось. Послышался нарастающий шум и треск множества двигателей. Приготовились к бою. Но тут нервное возбуждение людей разрядил смех: по дороге в клубах пыли двигалась колонна тракторов и комбайнов МТС.
Но вот снова раздался лязг гусениц.
– Опять колхозники атакуют, – шутили бойцы.
– Сейчас картошкой стрелять будут...
– Немцы! – тревожно крикнул вдруг кто-то.
«Немцы! Немцы! Немцы!» – запульсировало отчаянно в мозгу у каждого. Их ждали, но мотоциклы с колясками и танки все равно появились неожиданно. Раздался винтовочный залп, взрывы гранат – это вступили в бой одиннадцать курсантов Ленинградского военного училища имени Кирова. Они занимали позиции метрах в двухстах от ополченцев, первыми приняли неравный бой и погибли геройски. Затем рассыпались беспорядочные выстрелы осьминских ополченцев. В ответ дробно застучали автоматные и пулеметные очереди, грохнула пушка, вздыбилась, сверкнув на мгновение огнем, земля, оглушила грохотом взрыва. Развернув технику фронтом по полю, немцы расстреливали бросившихся к реке людей. Александра спасло умение хорошо плавать. Мало кто уцелел тогда из отряда.
Какое-то время осьминские парни скрывались в лесу, но вскоре потихоньку стали возвращаться в поселок. От местных жителей Александр узнал, что в то злополучное утро 14 июля, когда немцы ворвались в поселок, там проходило собрание партактива. Участники собрания вместе с бойцами истребительного батальона вступили в неравную схватку с врагом. Немногим из них удалось уйти тогда из поселка. Никто не верил, что Осьмино сожмет на два с лишним года петля оккупации.
Как-то весной 1942 года староста поселка обошел дома местных жителей, вручил по списку повестки для отправки на работы. Собраться велел на следующий день на площади у хозяйственной комендатуры.
Из комендатуры вышел офицер, окинул взглядом толпу молодежи, что-то сказал переводчику. Тот надрывным голосом закричал:
– Вам выпала честь поработать на великую Германию!
Потом говорил что-то про скорую победу немецкой армии, про вольную жизнь без большевистского ига и так далее в том же духе. После этого всех построили в колонну и отправили под конвоем в Кингисепп. Там молодежь зарегистрировали на бирже труда, загнали в товарные железнодорожные вагоны и увезли в Сланцы. Ребята работали в карьере, грузили на платформы щебенку, которую эшелонами отправляли под Ленинград.
– Жив Ленинград-то! – подмигнул Саше парень в рваной шинели. – Иначе на хрена им щебенка там. Окапываются, гады!
Александр и его товарищ Леня Храмцов решили бежать из лагеря. Девушки, работавшие в лагерном пищеблоке, подсказали, что через реку Плюссу ночью можно перебраться по фермам взорванного моста . Подлезли парни под колючую проволоку и растворились в ночи. Через несколько дней они добрались до Осьмино.
…
Стоял октябрь 1943 года. Александр Растворов шел с группой партизан на свое первое боевое задание. На нем куртка, перешитая из шинели довоенного образца, старенький пиджачишко и видавшие виды брюки, заправленные в истоптанные кирзовые сапоги. За плечами винтовка-трехлинейка и вещевой мешок с пайком, боеприпасами, сухими портянками и прочими атрибутами партизанского быта. Группе предстояло устроить засаду на дороге между Лугой и Осьмино. Место засады выбрали недалеко от деревни Перелок. Пятнадцать партизан, вооруженных винтовками, гранатами и одним ручным пулеметом, залегли вдоль дороги. Движение там было редким, на одиночных машинах оккупанты давно уже ездить не рисковали, собирались в колонны. Вот и на сей раз появились сразу четыре крытых брезентом грузовика. Грохнула, да неудачно, граната, раздались выстрелы из засады. Грузовики встали, из них выпрыгивали солдаты, огрызались плотным огнем. Засада не удалась. Расстановка сил сложилась в пользу немцев. И партизаны отошли в лес.
Почти полгода партизанской жизни прошли для Александра Растворова в многодневных и многокилометровых рейдах по оккупированному врагом району, в засадах, не всегда удачных для партизан, в частых боях и стычках с карателями. Так, из Сланцев в сторону Осьмино был брошен против партизан крупный карательный отряд. У фашистов имелись и танки, и артиллерия. Они безжалостно уничтожали все на своем пути. Им противостояли партизаны, вооруженные в основном стрелковым оружием и гранатами.
– Мы не ввязывались в упорные затяжные бои с ними, – вспоминает Александр Александрович. – Отходили от деревни к деревне. Каратели теснили нас каждый день, и потери у нас были немалые.
Никогда еще командование группы армий «Север» не выделяло таких больших сил для борьбы с партизанами, как осенью 1943 года. Но, несмотря на это, партизанское движение к зиме приобрело невиданный ранее размах. Свыше четырехсот населенных пунктов – весь Осьминский район, Лядский, часть Сланцевского, Гдовского и Лужского районов были очищены партизанами от оккупантов. И лишь районные центры Осьмино и Ляды оставались в руках врага. Девятая бригада насчитывала теперь уже около двух тысяч человек, а добровольцы все прибывали и прибывали. Почти вся молодежь окрестных деревень ушла в партизаны. Наладились к тому времени регулярные воздушные поставки оружия с Большой земли, и Саша сменил наконец свою трехлинейку на новенький автомат ППШ.
В конце января 1944 года, когда начался прорыв ленинградской блокады, Областной штаб партизанского движения объявил «Рельсовую войну». В ней участвовали одновременно все партизанские бригады области. Шестой отряд бригады получил приказ вывести из строя один из участков железной дороги Гдов – Сланцы – Веймарн. Ночью партизаны подошли к линии. Каждому бойцу выдали по толовой шашке, капсюль, бикфордов шнур. Заряды клали у стыков рельсов. Приказано было не поджигать шнур, пока сосед не сделает это и не отойдет. И загремела партизанская канонада! Дорога была выведена из строя на большом протяжении и надолго.
Потом были бои с отступающими немецкими частями. Одна из таких вражеских группировок уходила со стороны Луги на Осьмино, не зная, что в поселок уже вошли советские войска. В районе деревни Сара вспыхнул бой, и немцы лесами стали отходить к югу. Отряды 9-й бригады получили приказ преследовать врага. Деревни Руб, Моркошино, Стаи стали ареной боев. Особенно упорный бой завязался за Стаи…

А. Лосев .

Судьба икон Доложска,
в том числе икон, написанных
С.В. Постемским и Е.А. Андреевым
Храм в 1941 году
Письма Иоганна Генриха Вике

В свое время мне попала в руки рукопись А.Ю. Дорошенко «Координаты добра и зла» . – В ней собственно был перевод писем немецкого капеллана И.Г. Вике, в которых повествовалось о пребывании немцев в Доложске в августе 1941 г. В тексте имелись 2 важные для истории каменного храма фотографии. Одна из них была сделана автором писем непосредственно в правом приделе храма.
Старый деревянный храм в Доложске в 1932 г. был переделан в клуб, и в то же самое время власти стали подумывать о том, как им без лишнего шума переименовать Доложск в Заручье. В то время в СССР переименовывали вс;, что было связано с исторической Россией, и это было весьма и весьма модно. Сейчас в стране идет обратный процесс. – Бывшие кумиры низвергаются с пьедесталов, а городам возвращаются старые названия.
Доложск в 1930-е гг. был переименован, и на всех довоенных картах на месте исторического Доложска, известного всем на северо-западе погоста, вдруг появилась никому не известная д. Заручье.
Каменный храм в 1937 г. после ареста и расстрела последнего священника о. Николая (Покровского) был разграблен, а потом уже в преддверии ухода из села частей Красной армии в 1941 г., опять разграблен, и стоял уже в самом начале войны при немцах уже в полностью разоренном виде, открытый всем ветрам. – При немцах, правда, здесь вроде бы были возобновлены службы.
Как приговор системе противника звучит сегодня возглас Иоганна Генриха Вике по поводу «мерзости запустения» в храме Доложска, которой в боголюбивой Германии на тот момент не было:

«[Советские] Коммунисты должны были, в самом деле, разорить [храм] непосредственно перед отступлением [но, видимо, сделать этого не успели]».

Кстати, в одном из писем Вике сообщает, что 4 августа 1941 г., непосредственно в Заручье он «…провел час в здешней церкви и сделал 16 снимков настенных картин».

Очевидно, что автор имеет в виду под «картинами» русские иконы т.н. «портретного стиля», которые писались на холстах тем же Постемским, академистом, и писались им строго в канонах классической живописи.
Местные иконы во всем напоминали Вике милые сердцу картины художников в немецких храмах, которые были близки мирской живописи.
Снимки эти, из числа 16-ти, снятых 4.08.1941 г., к сожалению, до нас не дошли, а из рукописи Дорошенко я смог взять только 2 снимка, о которых поминаю выше. Есть еще в ней снимок самого Заручья в годы войны, и все.

Известно, что немцы были на р. Луге в районе с. Ивановского уже 13.07.1941 г., т.е. менее чем за месяц после начала войны.
Они практически беспрепятственно прошли здесь не по шоссе Пcков – Гдов – Сланцы, а прошли по самому плохому проселку, в правобережье р. Плюссы, по маршруту: Чернево – Вейно – Выскатка – Старополье – Ликовское – Загорье – Ивановское, и встали на р. Луге для накопления сил.

В сети сегодня можно найти тексты, связанные с письмами Вике, и можно еще найти его краткую биографию его, которую я привожу здесь:

«[Вике, будучи лютеранином] Родился в 1908 году; восемь лет [он] изучал теологию , после чего стал пастором. Женился [Вике] летом 1941-го года… В армии он был капелланом, служил радистом, и, судя по всему, даже вел Ж[урнал] Б[оевых] Д[ействий] 6-й немецкой дивизии, добившись отправки перед русской компанией в свою зенитную часть.
Зимой 1942 года его из-за [травмы] колена комиссовали [из армии] и он вернулся к пасторской деятельности. Его подробные письма жене были опубликованы его сыном уже после его смерти…» .

Вике, глубоко чуствовавший, и, видимо, знавший западно-европейскую живопись, сочувственно относился к факту разорения большевиками богатого храма на Долгом озере.
Речь в его письмах идет только о новом каменном храме, в котором первичное разграбление были произведено вандалами после ареста в Доложске уроженца Доложска протоиерея о. Николая (Покровского) .
Это случилось здесь в сентябре 1937 г., когда вместе со священником в Доложске был арестован дьякон о. Василий (Соколов), а так же арестована большая группа активных верующих, ок. 10 чел. – Всех тут же свезли в Ленинград, наскоро судили и расстреляли 19.11.1937 г.
Так же с о. Николаем, по одному сфабрикованному делу, проходили еще 2 священника. Один из них был брат о. Николая – о. Иоанн (Покровский), который служил в с. Рель. Он тоже был уроженцем Доложска.
Другой священник, о. Павел (Романский), служил в далеком с. Лосицы, в Плюсском р-не. – Его вина была в том, что он родился в соседнем с. Старополье, рядом с Доложском. – Так тогда сочиняли дела, которые сегодня еще носят гриф секретности.
Отголоском тех лет служат воспоминания уроженки Доложска Л.П. Житниковой, которая ни словом не поминает о создании комсомольского клуба в церкви. – Она лишь пишет о талантах доложских частушечников, гармонистов и балалаечников, которые, видимо, играли не в клубе, а на завалинке.
О празниках в клубе, переоборудованном из церкви, Житникова ничего не пишет. Не пишет она ничего о том, как в Заручье снимали с иконостасов и стен намоленные иконы, и как с икон сдирали дорогие оклады, как несознательные комсомольцы вместе со старшими товарищами грабили сразу 3 церкви, выстроенные здесь дедами, прадедами и прапрадедами. Не пишет она и о том, куда грабители дели местночтимую икону Св. Успения Божией Матери.
В воспоминаниях своих она многие факты обходит молчанием, или дает им превратную интерпретацию. Кстати, книга ее о войне, которую она издала в Сланцах на склоне лет, подверглась в селе законной критике . В ней фактов много, но крайний сумбур и напрофессионализм изложения оставляют тяжелое впечатление:

«Церковь [в Заручье] работала до 1937 года. Протоиерей Григорий Покровский был осужден за сокрытие бандитов из банды Булак-Балаховича (!) и расстрелян. Осуждена была и певчая церкви Мария Родионова, которая просидела в тюрьме 10 лет, а по возвращении в 1950 году рассказала, что по указке Покровского ночью ходила доить колхозных коров (!), чтобы накормить бандитов (!) и была выслежена заведующей фермой Матреной Васильевой (!).
В 1937 году оставили свои богатые дома торговцы Карповы (!) и содержатели чайной Веселовы (!). Они уехали в Ленинград. Бежал в Германию (!) царский офицер Петр Родионов, оставив сына и дочь, жену в своем доме» .

Очевидно, сразу же после ареста священника Покровского, в 1937 г., политизированные кликуши в Доложске стали вынимать из иконостасов иконы письма С.В. Постемского и Е.А. Андреева и готовить их к уничтожению. Это тогда было в СССР повсеместной практикой.
Тогда же стали разбирать многочисленные киоты, и так же вынимать из них иконы, которые были предназначены к уничтожению.
Киоты большей частью были передвинуты к выходу, чтобы их было удобней вынести из храма и сжечь в укромном месте, где-то в лесу.
Сомнений на этот счет ни у кого не было, и потому дело уничтожения икон и киотов «для приличия» было растянуто по времени. Атеистическо-карательная машина в СССР работала на всю мощь.
В ризнице нового каменного храма в 1941 г. ждали уже своего часа иконы старого письма, которые сняли в старом храме Св. Успения в 1932 г., т.е. в то самое время, когда комсомольцы и их покровители организовали в означенном храме клуб и веселье. Скорее всего, при разборе и выносе икон из старого храма, в Доложске был проведен соответствующий субботник, а все серебряные ризы, подсвечники, сосуды и лампады были отправлены на переплавку в центр.
Скорее всего, сразу же после разграбления старого Св. Успенского храма, и вывоза из него ценностей и икон, настала очередь разграбления и выноса икон из вновь отстроенного Св. Успенского храма на Св. Пещере. Очевидно, что Св. Успенский храм на Св. Пещере был закрыт вместе со старым деревянным храмом тоже в 1932 г., но официальных данных на этот счет пока не найдено
Вряд ли местные коммунисты в 1932 г. разрешали в Доложске вести службы сразу в двух храмах одновременно и ходить тут из храма в храм по селу Крестными ходами.
Тогда же, очевидно, произошел запрет массовых Крестных ходов в Доложск из пог. Рудно, Кушела и Зажупанье, и так же был запрещен Крестный ход из Доложска в с. Выскатка и дд. Б. и М. Руя 9 сентября старого стиля.

Безусловно, среди сваленных в ризнице каменного храма икон старого письма были настоящие реликвии, о чем в свое время писал Ефим Андреев:

«Древния иконы, обращающия на себя особенное внимание и находящияся в [старой деревянной] церкви Успения Пресвятыя Богородицы [в Доложске]: икона Страшнаго Суда Божия, весьма древняя, но еще твердая, мерой 3 арш. квадрату; тип ея чисто Новгородской древней школы, умнаго и замысловатаго письма. Немцы на оной помещены в древнем их костюме.
Икона Господа Вседержителя на престоле славы; пред Ним припадающие угодники Божии: Св. Иоанн и Никита Новгородские.
Икона Покрова Божией Матери, возобновленная в 1785 г. Икона Одигитрии Божией Матери, возобновленная в 1859 г. Означенныя три иконы были местныя; по преданию относятся к временам перваго храма, разореннаго Литвою в начале XVII столетия» .

Вновь поименованное в 1930-е гг. Заручье, атеистическое население бывш. Доложска, бесило и колобродило, начиная с 1920-х гг. ок. 20 лет, и нигде об этом вы не найдете ни строчки, ни в газетах, ни в книгах, ни в сочинении Житниковой.
Наш народ не пишет обычно «нехороших» воспоминаний; как говорил классик: «Народ безмолвствует».
«Благостные» славословия Житниковой в адрес советской власти так же далеки от правды, как далеки от правды все исторические книги времен СССР, которые подвергались цензуре.

Ничего до сих пор в ХХI в. не известно о судьбе главной Святыни Доложска, иконы Св. Успения Божией Матери, из-за чего, собственно, была затеяна «атеистическая кутерьма» с клубом на кладбище и переименованием известного на всем северо-западе Доложского погоста в никому не известную деревню Заручье.
Вот же, что писал по поводу этой иконы Ефим Андреев:

«Первейшая святыня и драгоценность Доложскаго храма – Досточтимая икона Успения Пресвятыя Богородицы: Она красуется в величественном кивоте в серебрянной ризе, с позолоченными венцами, весом 20 фунтов чистаго серебра 84 пробы 1788 года, пожертвованной помещицей, девицей Параскевой Иларионовной Мордвиновой, в благодарность за чудесное спасение ея от потопления, на Долгом озере в Ноябре 1787 г. Самый кивот в 5 1/2 аршин высоты, сделанный в русско-византийском вкусе, и пред ним величественный подсвещник с фарфоровой свечой, — дань благодарности за исцеление от глазной болезни Ямбургскаго купца В. Полякова, семейство котораго, по завещанию родителя своего, доселе благодетельствует Св. храму Доложскому. Серебрянная лампада пред Св. иконою пожертвована одним С. Б. заводчиком Курочкиным; икона Успения до пожертвования означеннаго кивота, была местною в иконостасе, а с 1850 г. поставлена у праваго клироса» .

Первые попытки изъять имущество храмов в Доложске известны еще в 1920-е гг., о чем свидетельствуют документы коммунистической ячейки села и соседнего с. Старополье. На одном из партийных собраний в 1922 г. секретарь местной ячейки тов. Федоров призывал совершить акт коллективного вандализма, – изъять «драгоценности» из храма в Доложске и передать их в пользу голодающих Поволжья .
Скорее всего, он имел в виду приношения местночтимой иконе Св. Успения Божией Матери. Там традиционно висели дорогие кольца, и был когда-то испомещен крупный рубин.
Всем присутствующим на собрании было предложено оповестить население о воззвании в пользу голодающих в устной форме.
Федоров хотел, видимо, изъять в храме так же серебряные оклады икон, нимбы которых нередко были позолочены. Из серебра тогда делали священные сосуды, лампады и подсвечники. Все это надлежало изъять, по неглассной указке УКОМа, которую неуклонно проводил в жизнь тов. Федоров и его клевреты.

Сегодня настал час громко и нелицеприятно дать оценку деятельности разрушителям культуры русских храмов.
При первичном разборе икон в храмах тогда все серебряные оклады отделялись от досок и холстов и отправлялись в Москву, где серебро шло в перплавку. Лишь немногие из окладов были случайно сохранены для истории.
Все свидетельствовало о том, что в основе «пролетарской революции» лежала-таки – межконфессиональная война. Надо помнить, что за публика приехала в Петроград из Нью-Йорка в 1917 г., и какие русофобские силы помогали белым грабить Россию в 1919 г. со стороны Запада.

На снимке Вике, сделанном в храме, хорошо видно, что возле слепых киотов стоят живописные холсты на подрамниках. Часть из них провисла, видимо, ввиду порезов и воздействия атмосферы.
Глядя на фотографию, видно, что в храме работала бригада, которая на первом этапе демонтировала иконы и готовила их и киоты к вывозу, чтобы затем где-нибудь сжечь.
В левой части снимка видна верхняя часть большого киота. Что за икона размещалась в нем, не известно. Иконостас при этом зияет пустыми глазницами иконных рам.
Очевидно, что разграблением храма занимались не только местные «активисты», но заглядывали в храм так же солдаты и офицеры Красной армии, которые в начале войны при отступлении квартировали в селе и походы которых в храм никто не контролировал.
Вике пишет письма жене непосредственно из Заручья. По его сведениям в алтаре каменного храма «…все [алтарные образа были] вырезаны из рам и в основном порезаны или даже полностью разломаны на куски».
Он сообщает, что «Многие старые красивые иконы, написанные на деревянных досках и потому не так легко поддающиеся разрушению, [были] сложены [кем-то] в кучу в одной из двух боковых ризниц».
Речь в данном письме идет, видимо, об иконах старого письма, происходящих из старого деревянного храма Св. Успения в Доложске. В нем в 1932 г. атеисты и комсомольцы устроили клуб. – Об этом свидетельствует памятная фотография, разысканная недавно в интернете. В новом каменном храме икон, писанных на досках, видимо, изначально не было, если не считать вкладных икон.
Сообщая об иконе Святого своего покровителя, Вике пишет, что образ Св. Иоанна Крестителя «…нашелся в куче наваленных друг на друга икон».

Вот же, знаменательный перевод текста капеллана Вике, немца, который оставил бесценные документы военного времени, письма и фотографии.
Комментарии, перевод и сам русский текст не во всем совершенны, но я все даю в том виде, в каком рукопись Дорошенко попала ко мне много лет назад:

 «1 августа 1941 г., 5 ч утра.

…Позавчера, перед моим ежедневным купанием в длинном озере [согласно русской карте: стоянка 31 июля / 1 августа поблизости от местечка Заручье; см. также церковь], я зашел в белую церковь. Сколько прекрасных украшений [См. иллюстрации] скопили эти греческие [русские] православные церкви в своих стенах! В домах вряд ли найдется хоть один предмет, который не относится к самым необходимым в повседневной жизни. Но в церквях русские с необычайной любовью и усердием собрали все искусство и все мастерство. Однако ужасающее опустошение (вероятно, большевистские отряды [предположительно, не местные солдаты] перед своим уходом похозяйничали тут) в помещениях, где находятся прекрасные старинные вещи, насколько я мог увидеть, еще сохранились. Роскошные золотые оклады с вынутыми из них иконами стояли и лежали без разбора повсюду. Обрамление алтаря (Altareinfassungen) и дверные коробки («дверь» ведь играет в греческом богослужении основную роль – через нее проходит Святое в образе священника) в барочном и ренессансном стиле в основном не повреждены. Алтарные образа в нижнем ряду – пышные иконы, но в несколько расплывчатой, слащавой манере времени перед Мировой войной [тогда ведь была только одна], который сегодня царит и в нашей католической церкви – все вырезаны из рам (окладов) и в основном порезаны или даже полностью разломаны на куски. Разбитые вазы лежат грудой осколков в одной из трех ризниц, Многие старые красивые иконы, написанные на деревянных досках и потому не так легко поддающиеся разрушению, сложены в кучу в одной из двух боковых ризниц, которые полукругом группируются вокруг алтаря под пятью луковичными башенками. Три некрасивые старые бабы сидели на пороге бокового входа в церковь и грелись на солнышке. Может быть, как молчаливые стражи? А бородатый старик, который как раз выходил из церкви, попытался что-то объяснить мне по-русски и согреть мое сердце «своей церковью». На мой вопрос [жестами], коммунисты ли устроили запустение, он дал мне многословный ответ, в котором главную роль сыграли движения, изображающие полет снарядов, и «бум-бум». Маленький солдат сидел, в одних тренировочных штанах, перед иконами и алтарем и зарисовывал (skizzierte) с окладов прекрасные токарные и резные узоры. Благодаря нему, я обратил внимание на прекрасные колонки и розетки и переплетающиеся орнаментальные пояски и покрытые листьями побеги. Он рассказал мне про «окрещенного Иоанна», который был так красив, но теперь его уже нет. Наверное, он заинтересовал кого-то, кто в этом разбирается. Картина была только маленькой полоской холста. Нужно было взяться за середину и посильнее рвануть, чтобы прихватить с собой «воспоминание»!
…Наше чтение на сегодня: Послание к римлянам 12, 1+2: благодарить за Волю Божию и жить с благодарностью…

1 августа 1941 г.

…Снова потрясающе купался. А перед тем около часа провел рядом с моими любимыми миниатюрными росписями на овальных деревянных досках (вставки в роскошные золотые <позолоченные> двери) [в церкви]. «Крещеный Иоанн» вновь нашелся в куче наваленных друг на друга икон. Добрый товарищ, вероятно, хотел сказать «крестящий Иоанн», потому что это изображение Крещения Христова – прекрасная по композиции и выразительности ликов композиция. Наряду с ней на меня особенное впечатление произвела Вечеря. У юношей по-детски вдохновенные волнение и любовь в больших глазах, и, хотя и сильно потемневшие и выцветшие от грязи, но всё еще хорошо различимые сильные цвета. Красный цвет (das Rot) неизвестного мастера около 1500 г., чьи картины я однажды видел в Гамбурге. Ах, в этих картинах вообще так много от суровости наших средневековых мастеров. Я должен написать об этом немного больше, поэтому начинаю второй листок: Искушение Христово. Бородатый торговец невыразительного, немного еврейского (!) типа говорит «разумные слова» Господу. Второй раз мы видим обоих на вершине горы: «Все это я хочу отдать Тебе…» На заднем плане, за романтической долиной, видны качающиеся на море совсем слабо намеченные корабли. В изображении местности много от Питера Брейгеля. Преображение Иисуса: чудесно сияющий вокруг Него свет, и юноши, скорчившиеся на земле, – выражение человеческой ничтожности, слабости и беспомощности. Резкий синий и красный цвет их одежд только подчеркивает трудность их отягощенного грехами бытия перед величием Христовой святости. 12-летний Иисус в храме – воплощенное Слово, что подчеркнуто многоцветьем <изображения>, беспредельным <в оригинале erschreckendes – «ужасающим»> удивлением в облике его Матери, пышностью одежд почитающего жреца и величественностью храмовой архитектуры. Сюда же, очевидно, относится еще икона с изображением двух ангелов, гостящих за столом у человека, которая произвела на меня меньшее впечатление. На боковой стене есть еще большая старая деревянная доска с бесконечным изображением, изучить которое в подробностях у меня не хватило терпения. Я сегодня повстречал в церкви двух женщин, которые, несмотря на ужас перед разорением, благочестиво осеняли себя крестным знамением. Одна вместе со своим ребенком преклонила колени перед хорошим старым изображением, пятикратно наклоняла голову почти до земли, скрестив руки, крестясь при этом. И девочка лет десяти делала то же самое – в большевистской России! Коммунисты должны были, в самом деле, разорить (этот храм) непосредственно перед отступлением. Какой-то солдат встретил меня у входа с серьезным лицом и словами «Мерзость запустения!» Воспоминания о времени конфирмации? Люди должны теперь там ежедневно совершать поутру молебны. Также в этой местности еще должен быть поп, в настоящее время сбежавший!

4 августа 1941 г. [Заручье]

Вчера на праздник воскресенья я снова провел час в здешней церкви и сделал 16 снимков настенных картин [несколько диапозитивов сохранилось]. Чем подробнее я рассматриваю их, тем больше замечаю, что они собой представляют. Отчетливее всего художники нарисовали лица и руки, иногда также весь облик, а все остальное – складки одежд и окружающий пейзаж – потом пририсовали ремесленники. Незамысловатые линии одежды, дерева или дома напоминают орнамент из вьющихся растений на моем хинделооповском “Bakje”. Но композиция и цвета всегда очень удачны, и духовное содержание картин не проигрывает от их частичной примитивности. Ну, насколько я правильно поставил освещение (мой Horwex? [экспонометр; дефектно] должен был уже, между тем, добраться до тебя. Пожалуйста, храни его там в безопасности, чтобы дети не смогли добраться!), ты сможешь увидеть сама. Прекраснее всего я по-прежнему считаю Вечерю и Крещение Иисуса. Изображение Преображения вовсе не так впечатляет колоритом, как мне поначалу показалось. Такое впечатление возникает из выразительных линий и контраста трех парящих в небесном свете фигур и трех юношей в цветных одеждах, прикованных к земле прямо под ними, скорчившихся в своей человеческости перед Небесным. Я открыл еще новое сокровище: Благовещение. Здесь вновь бросается в глаза сочный красный цвет одежд и завес и большое золотое сияние вокруг голов ангела и Марии. Мария преклонила колени перед ангелом в скромной, исполненной веры покорности. Ее молитвы исполнились. Я думаю, лики на картинах относятся к типам, которые повсюду повторяются одинаковым образом (не производя впечатления отдельных личностей), они действуют так непосредственно.
Позавчера ватага из примерно 10 солдат, одетых только в штаны и сапоги <Stiefeln – сапоги или высокие ботинки >, видимо, воспользовавшихся паузой в дорожных работах или чем-то подобном, ворвалась в церковь. Они наткнулась здесь на позолоченные рамы картин, забрались с ногами на лежащие на полу витые позолоченные колонны, накурили и накричались. Один раз они начали с непрерывной болтовней и наполовину пением изображать литанию, в то время как русские женщины, рыдая и плача, стояли на коленях и целовали пол перед исполненным величия Христом на престоле и обоими распятиями. Когда один из них начал громко смеяться над этим, он завертелся, правда, несколько пристыженный, но насмешливые замечания продолжились. Наш «танго-мальчик» Штайнхефель пожалел, что не взял с собой свой аппарат, чтобы щелкнуть тот «театр», который они там устроили. Его иронические высказывания вскоре показались мне чрезмерными, так что я был вынужден ему сказать, что он так пренебрежительно отзывается о живых людях, а им было бы весьма правильно проявить благоговение перед Господом. После этого он стоял с шапкой на голове (немногие из них снимают шапки в разоренной церкви) и при этом с зажженной сигаретой, когда товарищ разъяснял швабскому лейтенанту, что церковь так изуродовали большевики и что он никогда не замечал, чтобы церкви опустошали немецкие солдаты. Во Франции многие входили в церкви тихо и благоговейно с «шапочками» в руках. Было воистину отрадно вновь услышать внимательных и согласных людей. Одна взволнованная женщина горячо рассказывала капитану о злых большевиках и радовалась, что мы освободили ее от гнета. Это можно было заключить уже из того, что она преданно, как собачонка, следовала за ним и, казалось, жаловалась на перенесенные страдания, чтобы в конце концов ласково погладить его рукой. Славный парень – на гражданке он, должно быть, был налоговым инспектором, адвокатом или учителем – не знал точно, что он должен сказать, и думал: «Все образуется». Когда он сначала увидел разбросанную и перемешанную утварь, он сказал: «Вот так салат!» – Я выходил с тяжелым сердцем. Я попытался показать красоту старинных (или это древняя традиция?) картин Гейнцу Опперману. Он, однако, увидел только пышность, отличавшую богослужение. Так сам я не многое получил от разглядывания картин. Но вчера было тихо и красиво. Женщина полчаса стояла на коленях и плакала перед Распятием и, наверное, жаловалась ему на все перенесенные страдания. Возможно, она тревожится за ушедшего на войну сына или уже оплакивает его и ищет утешения в смирении и покорности судьбе, целуя пол и ноги Распятого. Трое пожилых мужчин – одному, пожалуй, только 40 лет – пришли из соседней деревни и молились тихо и сдержанно. Они обрадовались, когда я захотел вставить картину обратно в раму, и забрали ее у меня.
Ах, они были так трогательны и чистосердечны и держали себя, подобно детям в парадной матушкиной комнате, где старший брат разбил весь фарфор. Сколь охотно я бы толковал этим людям Божье слово и молился бы с ними – но язык!
Ах да, к этому от Матвея, 7: Немецкие солдаты предстали как спасители от большевизма и в то же время как освободители честной веры. Они возмутились безбожием, «но те, которые творят волю Отца Небесного…»

В кузове, 6 августа 1942 г., рано утром; все еще в том же прекрасном спокойном месте [Заручье]
Из-за недостатка времени и бумаги ты получишь только краткий привет. Я ведь хочу еще отоспаться после ночного дежурства (с часу до четырех), во время которого буду писать письмо – поздравление бабушке с днем рожденья.
…Листок Евангелия (вероятно, Матфей, конец главы 5 и начало 6-й) происходит из единственного «Святого писания», которое я нашел растрепанным в церкви: оно содержит только 4 Евангелия, но не крепко переплетено [имеются листы формата DIN А3, предназначены для возвращения в церковь в Заручье]!»

07.1941 – 1942
Старополье
Немецкие фотографии времен оккупации

Недавно в интернете появились немецкие снимки с. Старополье времен войны. – На них запечатлен храм, перспектива главной улицы, и в отдельных случаях немцы и их техника.
Одна фотография при этом имеет надпись «Walovo», что означает Валово. Как известно, Валово – это старое название села, точнее, прихрамовой его части.
Возле храма немцы занимали 2 двухъэтажных дома, которые до 1917 г. принадлежали крестьянам Михеевым, местным зажиточным людям.
Несколько фотографий в подробностях запечатлели немецкое кладбище, которое было отведено перед оградой храма, справа от ворот.
Кресты этого кладбища были сделаны из березы, а горизонтальная перекладина при этом была состругана, и на ней уже по гладкой поверхности художником писалось имя и фамилия похороненного. Указывалась так же на перекладине воинская часть и какие-то идентификационные цифры.
Немецкое кладбище было обнесено березовой оградой, но какой-то забор при этом был сброшен оккупантами в сторону от дороги.
Немцы хоронили убитых и умерших в Старопольском госпитале в отдельных могилах. – На одной из фотографий возле могил видны приготовленные кресты.
Все могилы украшались цветами, и при этом многие из них имели в изголовье горшки с домашними фикусами.
Немецкий историк Пауль Вольфганг в книге «В гуще боя. История 6 танковой дивизии» пишет относительно Зручья, Старополья и боев на Лужском плацдарме. – Он сообщает, что «В период с 15 по 20 июля 1941 г.» потери его дивизии были большие.
В это время, собственно, произошел бой у д. Лосева Гора (14 – 15 – 16.07), и с 15.07 начались беспрерывные бои на р. Луге. Они нередко продолжались с утра до вечера. При этом потери советской стороны были несоизмеримо большими, поскольку на рубеже воевали необученные дивизии народного ополчения:

«После восьмичасового ночного перехода боевая группа Рауса к 4:00 утра 14 июля вышла на твердую дорогу в Заручье. Южнее озера Самро она с трудом тащилась по заболоченному пути.
…
Утром 14 июля [1941 г.] боевая группа Рауса перешла Лугу. Команда 800 учебного полка спецназа («Бранденбург») сперва захватила оба моста через Лугу (один не был обозначен на карте), взяв при этом верх над небольшим караулом. Кроме них, сопротивление оказали только гражданские с нарукавными повязками, которые в этот день в церкви деревни Валово [конец села Старополье], в 30 км от Луги, во время работы напали на ремонтное отделение 1 роты 65 танкового батальона. При этом имели место потери. Эти гражданские были первыми партизанами, с которыми дивизии довелось иметь дело в этой войне.
…
С 22 июня до прибытия на лужский плацдарм в 6 танковой дивизии насчитывалось 185 убитых, 461 раненых и 24 пропавших без вести. В период с 15 по 20 июля 1941 эти цифры составили, соответственно, 155, 406 и 2. За 24 дня на лужском плацдарме потери оказались более высокими, чем за предшествующие 23 дня наступления, за это время 252 человека были убиты, 622 ранены, и 26 пропали без вести.
В середине дня 17 июля появились первые немецкие истребители. Дневник боевых действий начальника оперативного отдела штаба дивизии: «Их появление так неожиданно, а войска настолько привыкли незамедлительно открывать огонь на всякий звук самолетного двигателя, что зенитка тут же сбила командира звена. Движение по дороге к Луге в первой половине дня идет бесперебойно. Часть раненых (130) удалось эвакуировать. Остальные могут получить помощь на новом дивизионном медицинском пункте, организованном в Валово ».
…
Дневник боевых действий начальника оперативного отдела штаба дивизии, 29 июля 1941: «Партизанское движение разрастается, чего следовало опасаться уже на основании свидетельств красных групп радиосвязи и всякого рода сельских жителей, возвращающихся через леса от Ленинграда. Одиночные грузовики, свернувшие с главной дороги, чтобы раздобыть скот на мясо, подвергаются нападениям. Один грузовик напоролся на мину. При этом за три дня потери составили 35 бойцов. Две истребительных авиагруппы переведены на дивизионный аэродром. Благодаря этому какая-либо летная активность неприятеля над районом дислокации дивизии прекратилась. Вечером несколько грузовиков с полевой почтой, а также с газетами» .

Железная дорога Псков – Нарва
Великая Отечественная война

В июле 1941 года железная дорога на всем протяжении оказалась в руках Вермахта. В течение первого года войны гитлеровцы использовали трофейный советский подвижной состав для доставки грузов стратегического назначения, необходимых группе армий «Север», которая действовала в районе Ленинграда. Для этих целей немцами был восстановлен взорванный партизанами участок Гдов – Веймарн.
В годы оккупации на линии активно велась диверсионно-подрывная деятельность партизан. Местными партийными работниками было создано семь партизанских отрядов, объединённых затем в три. Гдовскими партизанами за 1941 год было пущено под откос 14 эшелонов, полновскими – 6, сланцевскими – 3. В результате весь подвижной состав был выведен из строя. В конце сентября движение поездов по линии прекратилось. Всю зиму она практически не функционировала. Весной 1942 года линия была перешита на европейскую колею (1435 мм). После восстановления движения поездов возобновилась активная подрывная деятельность. 22 июня 1942 года полновские партизаны пустили под откос эшелон, следовавший из Пскова, также здесь подорвались прибывшая аварийная автодрезина из Гдова и паровоз ремонтного поезда. Минирование железнодорожных путей группами Богданова, Печатникова и Гаврилова у станций и разъездов Ямм, Гдов, Добручи, Боровик, Язбы, Глушь, Замогилье привело к крушениям поездов, перевозивших боеприпасы, продовольствие, личный состав. Постоянно подвергались разрушениям участки верхнего строения пути, неоднократно взрывались мосты. За 1942 год на участке Псков – Веймарн на минах подорвалось 14 эшелонов.
В ответ на диверсионную деятельность немецкая военная комендатура № 611 проводила на территории Полновского района карательные акции. Под руководством командира взвода тяжелых пулеметов 37-го эстонского полицейского батальона Александра Пиигли шли аресты мирного населения, осуществлялась охрана арестованных советских граждан, организовывались операции против партизан, а также совершались массовые расстрелы. Центром заключения лиц, подозреваемых в связях с партизанским движением, был поселок Полна. Расстрелы производились вблизи станции Ямм, где с июня по ноябрь 1942 года было уничтожено до 59 человек.
Рельсовая война достигла таких масштабов, что в итоге немецкое командование приняло решение частично разобрать пути, а рельсы отправить в Германию на переплавку. В 1944 году при отступлении немецких войск дорога была полностью уничтожена .

В те суровые годы

О женщинах – героинях партизанской борьбы и подполья на территории Ленинградской области в пору Великой Отечественной войны.

Елена Машанина

А вот другое имя и другая, тоже прекрасная, но трагическая судьба.
С Еленой Ивановной Машаниной мы вместе учились в Новгороде во 2-й фабрично-заводской школе-семилеткё. Детство у Лены было трудное. Большая бедняцкая семья — девять детей. Приходилось помогать по хозяйст¬ву старшим и нянчить младших. В 1923 году двоюрод¬ная сестра отца Татьяна Михайловна Котова взяла Лену к ceбe в Новгород и отдала в школу. Лена начала учиться с большим упорством. Она была крепкой девочкой с красивыми короткими вьющимися волосами. К тому времени у нее сформировался ровный, открытый характер и уди¬вительная для ее лет стойкость к жизненным испытаниям.
Прошли годы, мы потеряли друг друга из вида. Но вот однажды, приехав на комсомольскую конференцию в Осьмино, я увидела Лену. В ту пору она работала сек-ретарем исполкома Осьминского районного Совета депу-татов трудящихся. Внешне Лена мало изменилась, и ха-рактер у нее остался тот же. Она была строгой, спокой¬ной, уравновешенной. Мы договорились встретиться после конференции. Я пришла к ней домой, и мы проговорили до утра. Лена рассказала, что после школы окончила Новгородский автодорожный техникум и получила назначе¬ние в Осьмино на должность техника районного дорожного отдела. Потом ее избрали депутатом, и она стала сек¬ретарем исполкома. Много хорошего рассказала мне Лена о людях, с которыми она работала.
Потом мне частенько доводилось бывать в Осьмине. И каждая встреча с Леной была большим событием для меня, тогда молодого комсомольского работника. По-следний раз перед войной мы виделись весной 1941 года.
В начале июля в Осьмине состоялось собрание районного партийного актива, на котором обсуждался вопрос о мерах борьбы с врагом. После совещания были созданы диверсионные группы, истребительный батальон и отряд народного ополчения, в который вступила и Лена Машанина. А 14 июля она уже участвовала в упорном бою, в котором партийный актив и ополченцы несколько часов отражали натиск регулярных частей противника. К ночи ополченцам пришлось отойти за реку Лугу. В деревне Старице был сформирован партизанский отряд, командиром которого стал второй секретарь райкома Я.А. Цветков, а комиссаром – председатель исполкома райсовета Д. В, Филиппов. Среди бойцов этого отряда были и женщины: Лена Машанина, технический секретарь райкома партии Зина Алексеева, сотрудница заготпункта Тоня Панцева, заведующая Пореческим клубом Анастасия Миронова и другие. Они в качестве проводников водили в тыл врага разведчиков 9-й стрелковой дивизии, перевя-зывали раненых, несли патрульную службу, вместе с от-рядом выходили на охрану минированного участка фрон¬та, тянувшегося вдоль реки Луги.
После отхода частей Красной Армии осьминский пар¬тизанский отряд оказался в глубоком тылу врага, в местечке Черный ручей. Вскоре в отряде кончились бое-припасы и продовольствие. Пожилых мужчин и женщин решено было отправить в населенные пункты на подпольную работу, Лена Машанина осталась в отряде. Она хо¬дила в засады и на связь с подпольем, стойко переносила все тяготы партизанской жизни.
В один из мартовских дней 1942 года Лена Машанина, комиссар отряда Д. Филиппов и партизан И. Егоров возвращались с задания. Продуктов не было. Партизаны выбились из сил и решили зайти в деревню Черенско, вблизи которой размещался большой карательный отряд. Гит¬леровцы обнаружили партизан. Измученные долгой дорогой, голодные, Машанина, Филиппов и Егоров поздно заметили приближение врага и не успели скрыться в лесу.
На опушке, на виду у жителей деревни, завязался неравный бой. В самом начале его был убит Егоров и тя-жело ранен Филиппов. Лена пыталась помочь товарищу, но каратели были уже рядом. Сыпались пули. Филиппов погиб. Лена некоторое время еще отстреливалась. Когда вражеские солдаты подошли совсем близко, раздался ее последний выстрел, и Лены не стало...
За мужество, проявленное в борьбе против немецко-фашистских оккупантов, Елена Ивановна Машанина была посмертно награждена медалью «За отвагу».

Александра Михайлова

На территорию Сланцевского района фашистские войска вступили в середине июля сорок первого года. Свой приход враг ознаменовал виселицами и расстрелами. Жители района поднялись на борьбу с оккупантами. Возникали все новые подпольные группы, которыми зачастую руководили девушки. Взяла на себя руководство такой группой и Шура Михайлова из деревни Вязищи.
Семья Михайловых поддерживала связь с партизанским отрядом, где командиром был пограничник С.Н. Пирогов, а комиссаром – секретарь райкома А.А. Минин. Повседневно помогала партизанам Шура. Она подобрала себе надежных помощников. Так образовалась группа, в которую вошли комсомольцы близлежащих деревень Анатолий Ермилов, Валя Баранова, Сальма Солк, Нина Шкаликова, Сальма Мяэ, Лида Журавлева и некоторые другие.
Шура Михайлова доставала листовки, ребята переписывали и распространяли их. Комсомольцы собирали разведывательные данные, и Шура передавала их партизанам лично или через особо устроенный «почтовый ящик».
В августе 1941 года в деревню Глазова Гора приехали на трех подводах каратели. Сальме Солк, которая жила в этой деревне, случайно удалось узнать, что на следующий день они собираются устроить облаву на партизан. Через Шуру Михайлову партизаны были предупреждены, и каратели уехали ни с чем. В другой раз Сальма и Толя Ермилов предупредили партизан о том, что фашисты повезут хлеб с мельницы. Партизаны устроили засаду и отобрали хлеб у врага.
8 октябре того же года Шура поручила Толе Ермилову уничтожить мост через реку Кушелку. Толя и Сальма Солк подожгли мост. Он горел с полуночи до двух часов дня. Гитлеровцы так и не смогли потушить его.
9 ноября в тяжелом бою с карателями партизанский отряд С.Н. Пирогова понес большие потери. Погибли командир и комиссар отряда. Новый командир отряда В.П. Андронов и комиссар В.С. Санталов решили обратиться за помощью к Шуре Михайловой и ее подругам-подпольщицам. Командир, ничего не утаивая, рассказал девушкам о тяжелом положении партизан, о гибели руководителей. Он поставил перед комсомольцами задачу подбирать хорошо проверенных ребят для будущего пополнения отряда, а также поставить на ноги раненых.
– Мы сделаем это, – сказала Шура Михайлова. – У нас в доме могут поместиться тяжелораненые, остальных Сальма возьмет к себе – у нее просторно. Хорошо,
Сальма?
Сальма согласилась.
Более двух месяцев три партизана жили в доме Шуры Михайловой. Изредка их навещали друзья из отряда, но об этом не знал никто в деревне. У Сальмы Солк жили две легко раненные девушки-партизанки. Они выздоровели быстро. Недели через две Сальма проводила их по дороге на Гдов.
После этого с помощью Толи Ермилова под полом в доме Сальмы был устроен настоящий тайник. Однажды уже глубокой осенью к Сальме Солк прибежали две девушки – Нина Шкаликова и Сальма Мяэ. Они рассказали, что в лесу, на дороге между деревнями Песвицами и Глазовой Горой, им повстречался раненый летчик. Дождавшись темноты, Сальма Солк привела летчика к себе.
Тут уже ждали их предупрежденные девушками партизаны. Летчик назвал себя Василием Кладовым. При вынужденной посадке поврежденного в бою самолета он получил тяжелые ушибы и травмы и нуждался в хорошем уходе. Партизаны решили оставить его в тайнике у Сальмы. Она делала все возможное, чтобы летчик быстрее поправился. Ей приходилось обменивать свою одежду на молоко и хлеб. Девушка кормила летчика, стараясь не показать ему, как она сама голодна. В конце-концов он окреп и в начале 1942 года ушел в партизанский отряд. Василий Кладов отважно воевал. В июле, переходя с группой партизан линию фронта, он погиб...
Как-то партизаны поручили старосте одной из деревень намолоть муки из колхозной ржи, но не сказали, когда приедут за ней. О предполагаемом приезде партизан стало известно оккупантам, и они устроили засаду. Шура Михайлова случайно узнала о засаде. Она пошла в лес, стала искать партизан. К счастью, ее заметил партизанский пост, и Шура предупредила отряд об опасности.
И еще одно памятное для Шуры событие произошло в тот день. В партизанской землянке она была принята кандидатом в члены партии. Рекомендации ей дали командир отряда Андронов, комиссар Санталов и боец Карагодин, которого она лечила, когда он был ранен.
Весной сорок второго для комсомольского подполья наступили тяжкие дни. Оккупанты усилили репрессии. Первыми в Попково-Горском сельсовете были арестованы Шура Михайлова и ее родители. Шуру скоро выпустили, а ее отец и мать были расстреляны. Несколько позже были расстреляны партизанский староста деревни Горбово Илья Константинович Бураков, Тарас Соболев, муж и жена Роговы, мать партизанского связного Кости Борисова. Через некоторое время была снова арестована Шура Михайлова. Каратели сожгли ее дом. После долгих мучительных пыток фашистские изверги зарыли Шуру Михайлову живой в могилу. Это было в июле 1942 года.

* * *

С начала 1943 года в Ленинградской области по указанию штаба партизанского движения развернулась большая подготовка к наступательным операциям. Партизанские бригады повсеместно устанавливали связь между со¬бой, вырабатывали единые планы действий, усиливали удары по немецким тылам, разрушая мосты, дороги, уни¬чтожая склады с боеприпасами. И в этот период серьез¬ную помощь своим отцам и братьям партизанам оказыва¬ли девушки-комсомолки. Под руководством коммунистов молодежь провела большую работу по подготовке населе¬ния к народному вооруженному восстанию.
Из деревни Именицы Кингисеппского района прислал свои воспоминания для этого сборника ныне пенсионер, а в годы войны член Гдовского межрайонного подпольного партийного центра Михаил Осипович Иванов.

Подпольщицы из Завастья

Как только война вплотную подошла к границам Сланцевского района, в нем было создано три партизанских отряда. Командовать одним из них стал председатель исполкома райсовета В.М. Прохоров, другим – С.Н. Пирогов, в прошлом офицер-пограничник. Во главе третьего отряда оказался я, в ту пору – заведующий земельным отделом райисполкома.
В отряде было нас двадцать три человека. Вооружение мы имели самое легкое: винтовки, гранаты. Опыта партизанской борьбы ни у меня, ни у моих товарищей не было. А обстановка, в которой нам пришлось действовать, становилась сложнее день ото дня.
Части Красной Армии изматывали противника в тяжелых оборонительных боях, но вынуждены были отходить под его мощным натиском. Мы, работники райисполкома, стремились эвакуировать в советский тыл государственное и колхозное имущество. Однако не всегда удавалось это сделать. Так, не дошли до места назначения обоз с колхозным добром и стадо, отправленное сельхозартелями Рудненского сельсовета. Оккупанты успели их перехватить в соседнем, Осьминском районе.
Гитлеровцы развернули среди населения захваченных ими городов и деревень трескучую, самоуверенно-хвастливую, жульническую пропаганду: кричали на всех перекрестках о полном разгроме Красной Армии, о неизбеж¬ном падении в течение ближайших дней Москвы и Ленинграда...
Перед нами встала задача: срочно создать подполье, которое доводило бы до людей правду о положении па фронтах, обеспечивало партизанский отряд разведыва-тельными данными, оказывало ему необходимую помощь. Мы перебирали кандидатуры людей, способных возгла¬вить это дело, и в конце концов у пас сложилось мнение, что организатором такого подполья могла бы стать боец нашего отряда комсомолка Тоня Антонова. Это была местная жительница. Перед самой войной, в 1941 году, она окончила Гдовское педагогическое училище. Мы знали Тоню как серьезного, немногословного человека. В отряде она держалась скромно и независимо, была исполни-тельным, аккуратным, волевым бойцом. И вот однажды отозвал я Тоню в сторонку и говорю: – Тебе придется вернуться в деревню, будешь жить с матерью:
– Почему? – удивилась девушка. – Неужели я не пригожусь в отряде.
Пришлось довольно долго объяснять Тоне, что работа в деревне Завастье Рудненского сельсовета, куда мы ее посылаем, не менее важна, чем та, которую она выполняла бы, находясь среди партизан. Я подчеркнул, что ей предстоит взяться за очень опасное дело и соблюдать величайшую осторожность. Затем мы подробно поговорили о том, с чего следует начать организацию подполья, как подобрать нужных нам людей и научить их соблюдать конспирацию, как держать связь с отрядом, и обо многом другом.
Вскоре после того мы получили из Завастья донесение, в котором Тоня сообщала, что подпольная группа создана, и перечисляла людей, которые в нее вошли. Это были коммунист Петр Иванович Богданов, возглавляв-ший до прихода оккупантов местную сельхозартель, его жена Наталья Петровна и невестка Анна, Наталья Петровна Калинина, Валентина Викторовна Петрова, Виктор Петров, а также родные брат и сестра самой Тони – комсомольцы Василий и Ольга Антоновы.
У нас в лесу недоставало продуктов, прежде всего хлеба. А на полях перезревали зерновые. Выход напраши-вался сам собой: убрать урожай и надежно спрятать его от оккупантов. Мы дали такое задание подпольной груп¬пе. Комсомольцы горячо взялись за дело. Они поговорили со многими колхозниками, а затем созвали общее собра¬ние. На нем выступил Петр Иванович Богданов. Он поль¬зовался большим уважением у односельчан, и к его сло¬вам в деревне прислушивались.
– Что тут долго рассуждать? – говорил Петр Иванович. – Оставим хлеб в поле – зимой будем голодать. Да и тем, кто сейчас в лесу, надо помочь. Будем срочно уби-рать хлеб...
Работали колхозники по ночам. Собранный и обмолоченный хлеб ссыпали в мешки, укладывали на подводы и отвозили в специально приготовленное для этого место. Руководил уборкой Петр Иванович. Комсомольцы ему помогали.
Дом Богдановых стоял на окраине деревни. По ночам мы заходили к Петру Ивановичу, забирали у него сведе¬ния, добытые подпольщиками, оставляли новые задания. Наталья Петровна и Анна стирали наше белье, приводи¬ли в порядок партизанскую одежду.
Во многих случаях подпольщики поддерживали связь с отрядом через Виктора Петрова – комсомольца из деревни Рудно. Накануне войны Виктор закончил техникум механизации сельского хозяйства, но поработать на машине ему так и не удалось. Витя был полон неуемной энергии и стал одним из самых деятельных партизанских помощников. Он не только выполнял обязанности связно-го, но и активно распространял наши листовки, ухитряясь подбрасывать их даже в карательный отряд, в кото¬ром были завербованные гитлеровцами военнопленные. Виктор снабжал нас толом. Где ему удавалось доставать столько взрывчатки, знал только он один. Любимым присловьем этого никогда не унывавшего юного подпольщи¬ка было: «Наше дело правое, мы победим».
Подпольщики постоянно заботились о том, чтобы мы ни в чем не испытывали нужды. Как это делалось? А вот, например, в базарный день движутся по шоссе повозки – деревенские жители едут на рынок. Однако некоторые из них незаметно сворачивают в лес. Это подпольщики везут партизанам продукты, теплые вещи, медикаменты...
Самоотверженная работа подпольщиков встречала понимание, сочувствие и прямую поддержку населения на-шего района, и оно всячески помогало тем, кто вел актив-ную борьбу против захватчиков. Колхозники прятали и лечили раненых партизан. Молодежь мечтала уйти в партизанский отряд. Во многих деревнях должности старост занимали преданные Советской власти, связанные с нами люди. Участились случаи саботажа поставок про-дуктов питания и теплой одежды оккупантам.
Постепенно Тоня Антонова и ее товарищи связались со многими знакомыми им надежными людьми из соседних деревень, и те стали помогать подпольщикам. Завастьинское подполье обрастало активом.
Группа, руководимая Тоней Антоновой, успешно справлялась со всеми, подчас весьма сложными и опасными партизанскими заданиями. Удачи окрылили наших помощников, и они стали с ведома командования отряда расширять свою деятельность.
...Вот идет по дороге девушка, с виду беженка – много их было в то время. Идет от деревни к деревне. И всюду, где она побывала, появляются новые подпольщики – глаза и уши нашего отряда. Девушка эта – Тоня Антонова. Она создала подпольные группы в Попковой Горе (во главе с Зоей Дементьевой) и в Новоселье (руководитель — Клавдия Михайловна Никифорова). В конце 1941 и в начале 1942 года Оля Антонова по заданию сестры навестила Дусю Чернову (в деревне Кежево) и Майю Агапову (в деревне Щепец). Так наши комсомольцы установили связь с Гдовским подпольем.
Мы, в свою очередь, проводили одну за другой боевые операции: нападали на военные обозы и мелкие гарнизо¬ны противника, подрывали мосты, устраивали засады на шоссе. Вскоре наша активность всерьез обеспокоила гит¬леровское командование, и оно бросило на борьбу с пар¬тизанами многочисленных и хорошо вооруженных кара¬телей. В деревнях Сланцевского района начались зверские расправы с людьми, заподозренными в связях с нами. В деревне Дубок Рудненского сельсовета гитлеровцы расстреляли семью Харитоновых, а в Завастье – нашего верного друга и помощника Петра Ивановича Богданова...
Поводом для этой карательной акции послужил следующий случай.
Однажды близ Завастья упал подбитый в воздушном бою советский самолет. Жители деревни похоронили летчиков, а Петр Иванович спрятал у себя их документы, чтобы при первой возможности сообщить о судьбе погибших их родственникам. И вот нашелся среди односельчан Петра Ивановича предатель, который донес обо всем этом оккупантам, и они нагрянули в Завастье.
Каратели заходили во все дома подряд. Заглянули они, в частности, и в дом Антоновых. Тонина мать как раз пекла хлеб для партизан. Вот она вынула из печи теплые караваи, разложила их по всем лавкам, глянула зачем-то в окошко и ахнула: немцы!
– Девоньки, быстро прячьте хлеб в подпол! – сказала она дочерям.
Девчата стали поспешно бросать хлеб в специально приготовленное для этого место в сенях под полом. На лавке они оставили два каравая. Только успели с этим управиться, как в дверях появились гитлеровцы с собакой на поводке. Но ни на кухне, ни в горнице у Антоновых они не заметили ничего подозрительного. Старший группы спросил, есть ли в деревне партизаны. Ему ответили, что нет. И фашисты, прихватив с собой свежий хлеб, ушли.
Так гитлеровцы осмотрели все дома и при этом никого из жителей деревни не тронули. Только Петра Ивановича сперва увели с собой и заперли в сарае, а потом стали допрашивать у него в доме. Их интересовали главным образом документы погибших советских летчиков. Петр Иванович документов не отдал. Каратели перевернули вещи в его доме, по того, что искали, так и не нашли. Богданова они арестовали, увезли из Завастья, а впоследствии расстреляли. Это была первая, но очень тяжелая для нас потеря.
Кто-то донес фашистам и на связного наших подпольщиков Виктора Петрова. Витя знал много. Но на жестоких допросах в гестаповском застенке не сказал ничего такого, что могло бы повредить его товарищам по подполью. Не добившись от Вити никаких признаний, гитлеровцы зверски расправились с отважным юношей.
Так завастьинское подполье лишилось одного из самых боевых сотрудников, а наш отряд – своего любимца.
В июле 1942 года фашисты по указке провокатора арестовали четырнадцать жителей села Рыжиково, и среди них коммунистку Екатерину Прокофьеву и комсомольцев Зою и Сергея Герасимовых – школьных товарищей Тони Антоновой. Пять суток фашистские палачи издевались над советскими патриотами, а затем – для устрашения односельчан – казнили их публично.
Трудное время настало и для нашего отряда. Непрерывные бои с карателями изматывали бойцов. Мы несли тяжелые потери. Связи с советским тылом у нас тогда не было. Посоветовавшись, мы приняли решение выходить через линию фронта к своим.
24 августа 1942 года отряд двинулся в путь. Мы зашли напоследок в Завастье – попрощаться с Антоновыми. При расставании я отдал Тоне составленный нами специальный документ. А когда вручал его, сказал примерно так:
– Вот тебе, Тоня, удостоверение. Партизанское удостоверение в том, что ты и твои подпольщики работали среди врагов и помогали партизанам. Береги его. Кто знает, все ли мы пробьемся к своим. Может быть, этот документ послужит тебе паролем. Я надеюсь, что мы вернемся. Жди...
8 октября 1942 года бюро Ленинградского обкома партии в целях усиления подпольной работы в тылу врага приняло решение создать в оккупированных районах Ленинградской области подпольные межрайонные партийные центры.
И вот в феврале 1943 года мы вернулись в свой район. Работники нашего сланцевского подпольного партийного центра были сброшены с самолета во вражеский тыл вместе с рацией, типографией «Лилипут», кипами свежих советских газет и листовок.
Прежде всего надо было восстановить связь с подпольем. День, когда в сопровождении двух товарищей я отправился в Завастье, чтобы навестить Тоню, запомнился мне в мельчайших подробностях. Шли лесом. С утра была оттепель. Идти по глубокому снегу было трудно. Но к вечеру ударил мороз, и наст затвердел, стал прочным, словно накатанная дорога. Кругом было тихо, пустынно. Лес погружался во мрак. Потом в далеком небе загорелись редкие звезды, всплыла луна. Долго шли мы, пока не достигли цели.
Вот наконец заросли кончаются, и мы выходим на опушку. Метрах в трехстах от нас – деревня Завастье. В ней всего шесть домов, их с трех сторон обступает лес. От дома к дому ведут протоптанные в снегу тропинки. Местами на них тускло поблескивают блики света, который кое-где пробивается сквозь затемненные оконные проемы. Тишина. Нигде не хлопнет дверь, не скрипнет снег под валенками. Не слышно собачьего лая.
С минуту глядим мы на разбросанные по лесной опушке дома. Вот и тот, который нам нужен. В нем жила перед нашим уходом в советский тыл Тоня Антонова. Живет ли она там теперь? Приближаемся к дому со стороны леса, идем огородами. Оружие наготове. Ступеньки крыльца скрипят под ногами. Я тихо стучу в дверь. Слышатся шаги, а затем испуганный голос:
– Кто там?
Молодая женщина за дверью произнесла только два коротеньких слова, но я успел уловить в них знакомые интонации. Напряжение мгновенно сменяется радостным возбуждением. В пору бы крикнуть! Но я стараюсь говорить спокойно, сдержанно: – Открой, Тоня. Это я.
Дверь распахивается. Тоня прижимается к моему плечу. Потом она зовет нас в дом. Но закон партизанский суров: вхожу один, оставив возле дома прикрытие – двух своих спутников.
И я, и Тоня, взволнованные встречей, после столь долгой разлуки, сперва говорим «беспланово», перебивая друг друга, спеша обменяться накопившимися новостями, но через минуту-другую наша беседа становится более спокойной и упорядоченной. Наконец мы переходим к текущим делам. Я коротко знакомлю Тоню с положением на фронте, она рассказывает о работе группы и обстановке в районе. Во всем этом немало любопытного.
– Гитлеровцы пишут в своих газетах,— насмешливо говорит девушка, – о выравнивании линии фронта, храбрятся, выхваляются, а сами придумали новый налог на трубу и на собаку...
И еще:
– В Рудно стоит гарнизон власовцев. Все на конях, хорошо вооружены. Немцев среди них мало, только начальники. А бойцы ведут себя странно: ходят по домам, заговаривают с девчатами, приглашают на танцы. Поют русские песни, намекают, что не по своей охоте служат оккупантам...
Это сообщение Тони особенно заинтересовало меня. Я дал ей задание изучать настроения власовцев, осторожно вести среди них разъяснительную работу.
С той поры завастьинские подпольщицы стали регулярно ходить на танцы. Под звуки баяна девчата кружились с парнями, одетыми в гитлеровскую военную форму. Тоня, облокотившись о дверной косяк, обычно наблюдала. Вот она заметила, как ее сестра Оля, вальсируя с власовцем Чувенко, осторожно засовывает ему в карман листовку. Вот она услышала, как власовец Хоменко, негромко, но явно в сердцах говорит своему собеседнику:
– Сволочи эти фашисты. Уходить нам нужно. Конечно, парни поняли, что эта серьезная девушка их услышала. А может, и не услышала? По ее виду ничего не поймешь: стоит, смотрит в зал, усмехается чему-то своему.
А Оля танцует. – Вот вернутся наши, – говорит она своему партнеру, – что будете делать?
Парень молчит, вздыхает, отводит глаза. После каждого такого вечера девчата делились с Тоней всем, что увидели и услышали. Однажды Нюра Федорова рассказала, что ей стал известен трагический случай, имевший место в эскадроне власовцев. В сундучке одного из них гитлеровцы нашли глубоко запрятанный советский орден. После «допроса с пристрастием» парень был расстрелян перед строем.
Как-то на танцах к Тоне подошла Дуся Чернова. – Завтра утром лес прочесывать будут, – шепнула, она. – Это мне Петр Соболенко сказал. Но, конечно, сделал вид, что проговорился...
Ночью Тоня предупредила меня. Отряд переменил место стоянки.
Вскоре после этого Тоню вызвали в комендатуру, которая стояла в Вейно. На допросе девушке называли фамилии незнакомых ей людей и требовали, чтобы она сказала, где они. Тоню не арестовали, но она поняла, что ее подозревают в связях с партизанами. А это значило, что теперь за ней будут следить.
Подходя к дому, Тоня увидела старосту Ивана Свеклова.
– Отпустили? – спросил он и добавил: – Смотри, сожгут из-за тебя деревню.
Тоня стала вести себя осторожнее, но работу по разложению власовского эскадрона не прекратила. Она заметила, что большим влиянием на товарищей пользуется командир одного из кавалерийских взводов Александр Абрамов. Постепенно, исподволь Тоня выяснила все, что ее интересовало относительно этого человека. Оказалось, что Абрамов – в прошлом лейтенант Красной Армии, по образованию инженер. В плену сохранил себе жизнь, добровольно вступив во власовскую армию. Характеристика отнюдь не лестная. Но вот подчиненные отзываются о нем, как о человеке прямом и справедливом.
Тоня продолжала присматриваться к этим вконец запутавшимся людям. Как-то летом, в самую жару, около полудня в Завастье прискакали два конника. Это были Абрамов и один из тех власовцев, которых Тоня встречала на танцах. У ворот двора Антоновых всадники спешились, молча привязали коней и вошли в дом. Поздоровались.
– Хозяюшка, не найдется ли у вас напиться? – спросил один из вошедших.
Тоня подала им воды, начиная догадываться о цели этого внезапного визита. Поболтав еще немного о пустяках, Абрамов сказал напрямик:
– Свяжи нас с партизанами, скажи, что мы всем эскадроном перейдем.
– Я не знаю, где партизаны, и ничем не могу вам помочь, – ответила Тоня.
Так эти необычные визитеры тогда ничего от нее и не добились. Но как только они уехали, Тоня послала в отряд связного Виктора Пименова, и к вечеру я уже знал обо всем.
Во время очередного сеанса радиосвязи мы информировали Ленинградский штаб партизанского движения о том, что эскадрон власовцев собирается перейти на сторону партизан.
Абрамов между тем все чаще заходил к Тоне. Наконец он заявил, что делегация эскадрона хотела бы встретиться с командованием партизанского отряда. К тому времени ответа на нашу радиограмму все еще не было. И все же я решил пойти на встречу с власовцами, хотя бы для того, чтобы лучше выяснить их намерения. По моей просьбе Тоня организовала нашу встречу у себя дома.
Поздним августовским вечером, взяв с собой небольшую группу партизан, я отправился в деревню. Прежде чем подойти к Тониному дому, мы решили укрыться в кустах и понаблюдать за прилегающей к нему местностью. Не было заметно ничего подозрительного. Вскоре на дороге показались четверо. Автоматов у них не было. Все они вошли в Тонин дом, и тогда в дверях появилась хозяйка.
– Пришли Абрамов, Соболенко, Чувенко и Хоменко. Оружия у них нет. Я их и карманы заставила вывернуть,— сказала она мне.
Я вошел вместе с Тоней в дом, расставив предварительно вокруг него дозоры. Власовцы сидели за столом. Так состоялось мое знакомство с Александром Абрамовым и его спутниками. Был Абрамов невысок ростом, но крепок, строен, по-военному подтянут. На меня он произвел впечатление человека волевого, решительного, способного повести за собой других.
По всему было видно, что мои собеседники в самом деле стремятся перейти к партизанам и сознают всю серьезность этого шага. Я сказал им, что, для того чтобы осуществить задуманное, они должны поднять в эскадро¬не вооруженное восстание, уничтожить всех оккупантов и предателей и что переходить следует с оружием, на конях и организованно, всем вместе, в походном строю. – День восстания и место встречи сообщим вам через Антонину Дмитриевну, – сказал я в заключение. – Обдумайте все хорошенько.
– Мы слишком долго думали, –  ответил Абрамов. – Будем ждать вашего приказа...
Возвратясь в свой лагерь, я прочитал только что полученную радиограмму. В ней был приказ Ленинградского штаба партизанского движения: эскадрон власовцев принять и передать его Ивану Герасимовичу Светлову, который идет в Сланцевскии район с полком 2-й партизанской бригады.
Восстание в рудненском эскадроне состоялось в назначенный мною день. Оно прошло по заранее разработанному плану. Восставшие перебили гитлеровцев, уничтожили нескольких предателей и в ту же ночь прибыли в Завастье. Прибыли с оружием, на конях. На подводах привезли большой запас мин и патронов к пулеметам и автоматам.
Глубокой ночью вдвоем с Костей Павловым мы пошли принимать эскадрон.
Место встречи – большая поляна в лесу, неподалеку от хутора Найденка. Мы явились туда несколько раньше, чем условились, но ждать нам пришлось недолго. Вот со стороны дороги послышался цокот копыт. Показалась колонна всадников. Двигались они в полной тишине, без разговоров. Это уже был хороший признак. Если соблюдается дисциплина строя, значит, в эскадроне поддерживается порядок. Конники свернули с дороги на поляну и по команде спешились. Я вышел из-за кустов и крикнул:
– Абрамов – ко мне, остальные на месте!
Абрамов приблизился, четко доложил о прибытии эскадрона, а минутой позже, повернувшись к своим конникам, продублировал мой приказ: оружие сложить в центре поляны, выставить дозоры.
Постепенно напряжение, которое все испытывали, улеглось. Вспыхнули огоньки папирос. Прибывшие засыпали меня вопросами. Особенно этих людей волновало, доверят ли им оружие и разрешат ли воевать с гитлеровцами.
– Воевать будете, – успокоил их я. – Но без приказа ничего не предпринимайте.
Договорившись с Абрамовым о порядке и месте размещения его людей, мы расстались.
Вскоре прибыл полк Светлова. Иван Герасимович сам принимал эскадрон Абрамова. Партизанский командир говорил с бывшими власовцами строго:
— Будем посылать туда, где опаснее. Вина у вас перед Родиной большая. Легкой жизни не обещаю. Кто согласен, принимайте партизанскую присягу. Будете отдельным отрядом.
Вчерашние власовцы дали партизанскую клятву. Командиром отряда был назначен Абрамов, а комиссаром  – партизан Цаплин.
Вскоре новый отряд принял боевое крещение – бок о бок со старыми партизанами участвовал в бою, который закончился разгромом вражеского гарнизона в деревне Кушела.
14 октября 1943 года на базе полка Ивана Герасимовича Светлова и отдельных партизанских отрядов, пополненных местной молодежью, по приказу Ленинградского штаба партизанского движения была сформирована 9-я Ленинградская партизанская бригада. Ее возглавил Иван Герасимович Светлов. Комиссаром был назначен Иван Дмитриевич Дмитриев. К концу октября 1943 года численность бригады достигла тысячи пятисот человек. В нее вошел и отряд Александра Абрамова. В феврале 1944 года под Плюссой Абрамов погиб.
Основная заслуга в агитационной работе среди конников рудненского эскадрона принадлежала, конечно, Тоне Антоновой и ее подругам-подпольщицам. На счету у этих беззаветно храбрых девушек немало и других славных дел.
Дальнейший боевой путь нашей «главной подпольщицы» связан с 9-й партизанской бригадой. Как только она была создана, Тоня стала инструктором политотдела, а после расформирования бригады перешла па работу в райком комсомола. Позже она работала в райкоме партии, училась в областной партийной школе, а затем окончила и партийную школу при ЦК КПСС. За заслуги перед Родиной в годы Великой Отечественной войны А.Д. Антонова награждена орденом Красной Звезды, медалью «Партизану Отечественной войны» и многими другими медалями.

Последние десять лет Антонина Дмитриевна (по мужу Мурашова) работает директором одной из восьмилетних общеобразовательных школ Сланцевского района. Ее подопечные — пионеры и школьники, среди которых немало активных красных следопытов, гордятся тем, что у их директора такое славное, подлинно героическое прошлое .

В. Андреев
В оккупации

Война, которую все ждали, началась внезапно. Сразу были призваны по мобилизации 27 возрастов мужчин и некоторые женщины. Не прошло и трех недель, как немцы взяли Псков. Скорость передвижения их войск была поразительна, а ведь на каждого солдата, кроме автомата на плече, приходится еще огромное количество груза, который должен быть в шаговой доступности. Впечатляет.
Со стороны Пскова ожидалось наступление и в Гдове. Население было срочно мобилизовано копать противотанковый ров. Он огибал полукольцом Гдов с Псковского направления. Его отдельные фрагменты можно разглядеть и сейчас. Началась эвакуация на Ленинград по железной дороге, а также через Добручи – Орел на Нарву, тогда дорога проходила там. Был маршрут и на Чернево, с последующим выходом на дорогу Псков – Ленинград. Мой отец был, видимо, в одном обозе, что и Раиса Дмитриевна Муравина (военные воспоминания Р.А. Муравиной опубликованы в 86 номере «ГЗ» от 25.10. 2011). Он вспоминал, что везли с собой даже медные пожарные брандспойты, чтобы дорогой цветмет не достался врагу. Брандспойты пришлось закопать на берегу Плюссы, так как на той стороне реки уже были немецкие войска. Что интересно: ни о каких войсках нашей армии и о боях на дороге Гдов – Чернево никто не говорил, а ведь именно в эти дни все прошли по ней дважды, туда и обратно, и заняло это не несколько часов, а несколько дней.
Взяв Псков, немецкие войска не остановились на привал, а махнули еще на 150 километров до Луги, а уже оттуда через Струги, Плюссу и Чернево пришли до Гдова, замкнув треугольник, и более 10000 квадратных километров остались в этом треугольнике.
И честь, и слава тем пятерым красноармейцам, которые, оказавшись в этом треугольнике, застрелились на берегу Чудского озера у деревни Колоколово. В 1974 году мой отец рассказал об этом подвиге тогдашнему замполиту в/ч в д. Колоколово старшему лейтенанту Лаптеву. Он загорелся идеей найти останки, перезахоронить, поставить памятник.
Нашли. Перезахоронили. Поставили памятник. Спите спокойно, герои.
Потом приезжали родственники солдат, о которых было известно только то, что они были в 1941 году на берегу Чудского. Приезжали откуда- то издалека и благодарили за Память, хотя, может, и не их родственники были с почестями похоронены на высоком берегу Чудского озера.
А жизнь продолжалась.
Второй раз за каких-то двадцать лет мужики вновь делили землю. И вновь по едокам. По едокам разделили и убранный урожай сорок первого года. Получилось негусто. Опять надежда была на то, что прокормит озеро. Оно и прокормило, а власти были лояльны. По воспоминаниям современников, налог на рыбака составлял 44 кг рыбы в год. Дали власти и зерна на посев осень 41 – весна 42 гг.
Лояльность властей определялась, видимо, отсутствием партизанского движения в Гдове. Оно закончилось, даже не начавшись, на Гривском переезде. Конечно, вечная память Т.Я. Печатникову, он настоящий Герой, но на нем в Гдове все и закончилось.
Некоторые авторы мемуаров пытаются приписать к Гдову и Середку, и Плюссу, и Струги. Но так можно приписать к Гдову и Закарпатский поход С.А. Ковпака. Давайте быть честными и оставим идеологию в стороне, какой бы она ни была: раннесталинской, позднебрежневской, пьяноельцинской, тандемной…
Любая власть создает первым делом аппарат подавления недовольных. Неважно, кто будет тобой недоволен, свой народ, чужой – всем дубиной по башке. Я, Власть, должна быть Любимой.
Не было в районе Гдова никаких намеков на леса. И сейчас можно встретить в лесу груды огромных камней, это границы бывших полей. И сейчас от них до Гдова 10 и более километров. Все было распахано, все было чисто. Про берег озера и говорить смешно. Песчаная полоса всего побережья была заборонована: ни кустика, ни тростника там не росло. Это была Граница, и уж она-то была на замке. Полоса в несколько десятков метров предоставлялась на несколько часов в день для купания взрослых и детей. И все, закроем эту тему, господа гдовские партизаны.
А вот вербовка на работу в Германию началась еще осенью 1941 года, и ведь люди поехали. И с музыкой, и с цветами. Многие из них вернулись в сорок пятом, почему- то минуя ГУЛАГ, но очень долго молчали, как на заводах Круппа ковали Победу. И что очень странно: один брат грелся у мартена в Руре, другой в это время мерз в степи у Сталинграда! Ну чем не 1918 год!
В девяностых вдруг объявились репрессированные, обиженные, оскорбленные. Немецкие власти, чтобы загладить вину, отвалили им кучу марок. А те, кто в это время ели столярный клей в Ленинграде (по воспоминанию Н. Александровой, жены офицера из воинской части в Колоколово «Ну очень невкусно»), получили по побрякушке на пиджак или платье.
В конце сорок третьего года дела пошли иначе, в Германию начали отправлять принудительно, особенно трудоспособную молодежь. Моему отцу было уже почти двадцать, и он, конечно, был одним из первых кандидатов. Спасли его врачи – женщины, которые работали в немецкой больнице в Гдове. «Говори, болит живот, плачь, катайся по полу и т.д.». Бабушка переписывалась с этими врачами до семидесятых годов. Две сестры, Анна Григорьевна и Антонина Григорьевна, после войны жили в Москве. Никто не знает, сколько жизней они спасли и во время, и после войны.
Осенью сорок третьего года немцы начали тактику выжженной земли в Гдове. Выжигалось буквально все. Как остались рядом с Гдовом целы деревни Колоколово, Луневщина, Шиловщина, Машутино? Есть версия, что помогла в этом знавшая немецкий язык Анна Мартыновна. Я помню ее в довольно преклонных годах, сама она при мне об этом не вспоминала. Рассказывали другие. Допускаю, что она могла заступиться за Луневщину, но при чем здесь Шиловщина, до которой 3 – 4 километра?
По графику пунктуальных немцев сожжение этих деревень было намечено на 7 ноября. Они и приехали, человек пять – десять, дело-то плевое, не полк же тащить, да и где его взять? А в деревнях в каждой избе пироги пекут, пиво варят, самогон гонят, гости в каждом доме. Что за дела? «Да праздник у нас завтра, восьмого, Димитрию Солунскому, престол у нас. Разрешите вас угостить и т.д.» «Ну, хорошо, завтра празднуйте, а послезавтра…» Но галочку, видимо, в своем журнале поставили. Для начальства галочку, у всех начальство есть, как без него. Сожгли только дом Тишиных в Луневщине, там была школа до войны.
Так было или иначе, но к весне 1944 года только эти наши деревни были целыми и все представительства новой – старой власти какое-то время расположились в них.
Первым делом призвали всех в Красную армию. Они были под оккупацией, они потенциальные враги. Не прошло и месяца, как укомплектованная новобранцами дивизия была брошена в бой, вернее, на убой.
У деревни Ершово, что под Псковом, направо, на горке, стоит памятник сержанту Коровину, повторившему подвиг А. Матросова. Дорога по левому, высокому, берегу речушки идет до озера, оно там совсем рядом. В мае 1982 года мы с отцом походили по этой дороге. Фундаменты немецких дотов сохранились очень хорошо. Вот что я услышал и запомнил от отца в этот майский день:
– Это была немецкая линия обороны, здесь она упирается в озеро, а другая сторона, видимо, так и идет, окружая Псков. Вот там, в 100 – 150 метрах от озера, в песках, была наша батарея, а сюда, на эту высотку, шли через пойму реки наши цепи войск. Никаких кустов и рощиц, конечно, не было, чистое поле километра два – три шириной. Цепи выстроились, крикнули «Ура!». На Ваулиных горах блеснули вспышки орудий, ну, сколько тут лететь снаряду, секунд 8 – 10. В небе появилось несколько троек «юнкерсов». Земля вздрогнула, а когда я пришел в себя, было все тихо. Крики раненых до батареи не доносились, и даже немецкие пулеметы из дотов не стреляли. Дивизии уже не было. Здесь легло и не встало много друзей моего детства, а такого страха я больше не испытывал никогда. Сданный за полчаса в сорок первом году Псков брали обратно полгода, да так и не взяли. Немцы были вынуждены уйти.
У старой псковской дороги между Колоколовом и Луневщиной стоит памятник. К сорокалетию победы его поставили здесь пятеро вернувшихся с войны солдат, чтобы увековечить память односельчан, не возвратившихся домой. Был на памятнике и поименный список всех погибших. Его долго уточняли, ходили по всем домам, не забыли ли кого. Они надеялись, что не забыли никого.

В. Андреев.
Гдов .

В. Абрамов
Кингисеппское подполье

…Если в первой половине 1943 года партизанское движение около Кингисеппа едва теплилось, то с осени оно получило мощное развитие и усиливалось с каждым днем. Это явление было связано с переходом из района Пскова в леса Гдова и Сланцев 9-й партизанской бригады под командованием И.Г. Светлова, Приход сюда бригады ознаменовался массовым вступлением в нее местных жителей. Среди них были не только окруженцы и местные подростки, но и сельские полицейские, старосты, и «добровольцы» из 207-й восточной кавалерийской дивизии Вермахта. Она была сформирована из пленных, являвшихся в основном уроженцами Украины. В короткий срок 9-я партизанская бригада выросла в сорок раз. Часть ее личного состава командование было вынуждено передать в 12-ю партизанскую бригаду под командованием А.А. Ингенена, прибывшую из района Волосова в леса южнее Кингисеппа. С осени 1943 года партизанские разведчики проникали в Кингисепп, устанавливали контакты с подпольем, усиленно вербовали агентуру, с каждым днем множили ряды своих сторонников.

В. Абрамов,
кандидат исторических наук .

С. Глезеров
Неизвестные страницы кингисеппского
подполья

О партизанах и подпольщиках, самоотверженно боровшихся с врагом во время Великой Отечественной войны, казалось бы, известно очень хорошо. Однако на деле оказывается, что и партизанское движение, и подполье относятся к малоизученным страницам войны, и причины этого лежат в политике и идеологии.

«Несоветские» подпольщики
 
О неизвестных страницах подполья и партизанского движения на примере Кингисеппского района Ленинградской области рассказал исследователь, кандидат исторических наук, полковник в отставке Всеволод Валентинович Абрамов.
«О партизанах написано много, но в этой теме опущено столько важного и принципиального, что историю партизанского движения фактически надо переписывать заново, – говорит Всеволод Абрамов. – Принято считать, что подполье и партизанское движение на оккупированной территории организовывалось коммунистической партией вместе с советскими и другими организациями. В общем это так и есть, но далеко не всегда. Эти противоречия и «странности» хорошо видны на истории борьбы с оккупантами в городе Кингисеппе Ленинградской области, изучением которой я занимался ряд лет».
По мнению Всеволода Абрамова, в подпольном движении Ленинградской области можно выделить два периода. Первый приходится на начало войны и оккупации – 1941 – 1942 годы, второй – 1943 – 1944 годы. В начальном периоде подполье создавалось «сверху». Организаторами были местные органы ВКП (б) и Советов при активном участии работников НКВД, военной разведки и контрразведки.
На втором этапе подполье возникало стихийно, без «руководящей роли» коммунистической партии. В роли организаторов выступали «колеблющиеся элементы», которых советская печать называла «случайными» или «людьми с подмоченной репутацией». Однако именно им удавалось поднимать знамя борьбы. Неслучайно после войны эти страницы подполья оказались вычеркнутыми из истории...
 
Почему провалилось партийное подполье?
 
К приходу немцев в Кингисепп было создано подполье под руководством члена партии Н.П. Пасхина, до войны замначальника Парголовской конторы связи. В Кингисеппе при немцах он стал начальником электростанции. Подполью удалось организовать выпуск листовок, проводить агитационную работу среди населения. Однако весной 1942 года Пасхина арестовали, а вскоре он был убит при попытке к бегству. После ареста Пасхина подпольная работа в городе практически перестала существовать.
Как отмечает Всеволод Абрамов, такая же тенденция к «затуханию» наблюдалась в оккупированном Кингисеппском районе и с партизанским движением. После прихода немцев здесь существовало до десяти партизанских отрядов, но они были слабо вооружены, не имели средств радиосвязи и достаточного количества продовольствия. Состав отрядов формировался «добровольно-принудительно», причем нередко из людей, не имевших опыта армейской службы. Нападения этих отрядов на оккупантов носили случайный характер и фактически сливались с боевыми действиями войск, выходивших из окружения.
Когда осенью 1941 года начались сильные морозы, то положение партизан еще больше ухудшилось. Холод и голод делали их жизнь в лесных лагерях просто невыносимой. Недостаток продуктов у партизан вел к тому, что они могли надеяться только на помощь местных жителей. Но и те находились в тяжелом положении.
Из-за безвыходного положения в конце 1941 года среди партизан началось дезертирство и даже сдача в плен. Местные оккупационные власти Кингисеппского района охотно принимали сдачу в плен партизан с оружием, причем часть из них получала назначение на руководящие должности в оккупационной администрации.
«Зная о зверствах фашистов, это покажется странным и даже неправдоподобным, – говорит Всеволод Абрамов. – Но дело в том, что политика на оккупированной территории была различной. Очень многое в ней зависело от положения на фронтах, от наличия и деятельности в ближайших лесах партизан, от личностных качеств немецких комендантов и русской администрации. Часто оккупанты не были заинтересованы в конфронтации с местным населением, поэтому «в прощении» партизан следует видеть не столько гуманность, сколько стремление умиротворить край и ликвидировать партизанское движение. Одновременно оккупанты решали вопрос с «кадрами», ведь далеко не всегда находились охотники, да и вообще способные люди на руководящую и иную, неприятную при оккупантах, службу. Такая политика в какой-то степени поддерживалась и в верхах вермахта».
 
Стихийное движение
 
В начале лета 1942 года ленинградское руководство попыталось восстановить подполье в Кингисеппе. Для этой цели южнее Кингисеппа была высажена партийная группа во главе с Г.И. Мосиным. Больше года эта группа жила в деревнях, где не было оккупантов, занималась крестьянским трудом, чтобы быть «ближе к народу», и пыталась налаживать «партийно-политическую работу».
Однако представители группы действовали только в сельской местности и даже не пытались проникнуть в Кингисепп, опасаясь провала.
В самом же оккупированном Кингисеппе подполье стало восстанавливаться стихийно, без «руководящей роли» коммунистической партии. Такая ситуация была характерна не только для Кингисеппа, но и для многих оккупированных городов, где возникало подполье.
«В роли подпольщиков, – отмечает историк Всеволод Абрамов, – выступали просто патриотически настроенные люди. Среди них встречались коммунисты, но в основном подпольщики были беспартийными. Первоначально их объединила не столько борьба с оккупантами, сколько желание оставаться русскими, стремление к сохранению русской государственности и культуры».
Значительную роль в создании кингисеппского подполья в 1942 – 1943 годах сыграли военнопленные, которым оккупационная администрация предоставила некоторые права и льготы при передвижении. Одним из очагов антифашистского беспартийного подполья стал местный русский театр, созданный летом 1942 года бургомистром Кингисеппа А.А. Гонтарем. Руководили театром бывшие военнопленные В.В. Иванов, до войны работавший помощником режиссера на Ленфильме, и Е.И. Готкевич, бывший студент Театрального института в Москве, куда он был рекомендован Довженко, поскольку сыграл несколько удачных ролей в кино. Именно через этот театр, который в организационном плане был филиалом Гатчинского театра, осуществлялась связь подпольщиков Кингисеппа и Гатчины.
По словам Всеволода Абрамова, в 1942-м и первой половине 1943 года партизанское движение в районе Кингисеппа было очень слабым. Ситуация изменилась только осенью 1943 года, когда по приказу штаба партизанского движения в район южнее Сланцев из псковских лесов прибыл партизанский полк под командованием И.Г. Светлова и его военного комиссара И.Д. Дмитриева. Вскоре ряды партизан пополнились за счет дислоцировавшейся тут 207-й восточной кавалерийской дивизии, сформированной немцами из военнопленных «добровольцев», главным образом из украинцев. С появлением партизан многие из «коллаборационистов» стали переходить на нашу сторону.
В этой обстановке партизанское движение южнее Кингисеппа быстро разрасталось. Катализатором этого процесса стал перелом в войне, наметившийся в середине 1943 года. Несмотря на скудную информацию, доходившие сведения о разгроме немцев в Сталинграде и на Курской дуге поднимали дух жителей и настраивали на веру в победу. В районе Сланцев возник партизанский край, против которого немцы бросили серьезные военные силы.
Активизировалось и кингисеппское подполье, особенно после того, как немецкие власти в конце сентября 1943 года приступили к эвакуации населения. В конце года подпольщики стали готовить вооруженное выступление, чтобы помочь наступающим советским войскам. Главой заговора стал начальник полиции, бывший партизан И.И. Кудрявцев. Однако оккупационная служба безопасности раскрыла заговор, и 6 декабря 1943 года начались массовые аресты. Был схвачен Кудрявцев и часть людей из его окружения, арестованы сотрудничавшие с подпольем представители городской администрации и руководители театра. Всех подпольщиков увезли в Нарву и расстреляли. До освобождения Кингисеппа оставалось меньше двух месяцев...
 
Будет ли сказана правда о подполье?
 
После войны история кингисеппского подполья 1942 – 1943 годов замалчивалась. Все, что не укладывалось в коммунистическую схему антифашистского подполья, вычеркивалось, а деятельность подпольщиков описывалась с «партийно-советской» окраской. «Наши власти тогда к любому движению, не руководимому непосредственно коммунистической партией, относились как к чуждому», – говорит Всеволод Абрамов.
Бывший военный комиссар партизанского полка И.Д. Дмитриев был обвинен в «сговоре с фашистами» - за то, что вместе с командиром И.Г. Светловым создал отдельный отряд из перешедших на нашу сторону солдат 207-й дивизии. Дмитриева репрессировали по «ленинградскому делу». После ХХ съезда партии он был реабилитирован и создал книгу воспоминаний «Записки товарища Д.».
...Сегодня, когда у нас нет прежних жестких идеологических рамок, мы узнаем правду о многих страницах войны, которая прежде преднамеренно замалчивалась. Будет сказана правда и о подпольщиках, боровшихся за освобождение страны от захватчиков.
 
Сергей Глезеров .

П. Тимонин
Правда о партизанах
 
Есть книги, посвященные партизанам, действовавшим на территории Ленинградской области: «В тылу врага, год 1944», «Партизаны» (на страницах 164 – 173 – статья командира бри¬гады А.А. Ингинена «Наступает 12-я Приморская» - к сведе¬нию тех, кто ин¬тересуется исто-рией).
Осенью 1943 года на базе мелких партизанских отрядов Кингисеппско¬го, Осьминского, Волосовского районов стала формироваться 12-я Приморская партизанская бригада, которая базировалась в населенных пунктах Липовское, Данилово, Ложголово. В середине декабря бригада закончила свое формирование и приступила к выполнению боевых заданий. В основном район действий 12-й бригады проходил вдоль железных дорог Волосово – Молосковицы – Веймарн – Кингисепп – Сланцы, шоссейных дорог Ивановское – Сланцы, Сабск – Осьмино – Ляды.
В январе 1944 года, во время проведения операции «Нева-2» по полному снятию блокады Ленинграда, эти партизанские районы вошли в зону действий 122-го стрелкового корпуса (11-я, 43-я и 314-я стрелковые дивизии) 2-й Ударной армии Ленинградского фронта. 26-27 января части 122-го стрелково¬го корпуса овладели пос. Во-лосово и взяли направление на Сланцы – Гдов. Партизаны 12-й бригады своими боевыми действиями способствовали успе¬ху 122-го корпуса на этом направлении.
28 января 12-я Приморская партизанская бригада отошла в Осьминский район и действовала по линии Осьмино – ст. Плюсса. Это зона действий 46-й Лужской Краснознаменной стрелковой дивизии генерал-майора С.Н. Борщева (есть его книга «От Невы до Эльбы»), входившей в состав 42-й армии. После освобождения ст. Плюс¬са, где соедини¬лись с 46-й дивизией, часть 12-й партизан¬ской бригады влилась в состав Красной Армии и продолжала борьбу с гитлеровскими захватчиками, другие парти¬заны вернулись в родные свои районы, где занялись восста-новлением народного хозяйства.
Кингисепп 1 февраля 1944 года штурмовали дивизии 109-го стрелкового корпуса (109-я, 125-я Красносельская и 189-я стрелковые дивизии). Боевой маршрут 109-го стрел¬кового корпуса проходил вдоль шоссе Красное Село - Кинги¬сепп, начиная от населенного пункта Бегуницы. Войска 2-й Ударной армии сопровождали корреспонденты: фронтовые, армейские, дивизионные, цен¬тральных газет и др., но никто и нигде не зафиксировал встре¬чи партизан с частями 109-го стрелкового корпуса.
Когда спросишь о партиза¬нах у местных жителей, кото¬рые находились в оккупации, они обыкновенно указывают в южном направлении: – Партизаны были там! Никакого участия в штурме Кингисеппа 1 февраля 1944 года 12-я Приморская партизанская бригада не принимала.

П. Тимонин,
ветеран 152-й отдельной танковой бригады 2-й Ударной армии .
 
М.В. Шкаровский
Служение протоиерея Алексия Кибардиа
в годы войны


…В Осьминском районе было большое количество партизан. Штаб ближайшего партизанского подразделения - Осьминского истребительного отряда, переименованного затем в 6-й отряд 9-й партизанской бригады Ленинградской области, находился в лесу близ деревни Рудницы. В октябре 1943 г. на территории нескольких прилегающих сельсоветов был даже создан партизанский край. Командир отряда И.В. Скурдинский (после войны председатель Осьминского райисполкома) и комиссар И.В. Ковалев (в конце 1940-х – 1950-х гг. секретарь Осьминского райкома партии) хорошо знали [священника Свято-Покровского храма в с. Козья Гора] о. Алексия Кибардина и неоднократно приходили к нему домой с целью получения помощи деньгами, хлебом, мукой и другими продуктами. Первая их встреча произошла летом 1942 г. 12 июля о. Алексия пригласили на Петров день в д. Велетово. После службы в местной часовне и посещения домов крестьяне собрали ему зерна, муки и хлеба. И в ночь с 13 на 14 июля в Козью Гору пришли 10 партизан, попросив хлеба и предупредив, что их посещение следует хранить в тайне. Священник отдал им весь хлеб. Через три недели партизаны пришли снова во главе с комиссаром отряда, который предупредил о. Алексия, чтобы он впредь не говорил в проповедях о репрессиях священников в 1930-е гг. и не побуждал местных жителей крестить «взрослых детей» 7 – 10 лет и старше. На вопрос батюшки, что же следует читать в проповеди, Ковалев, по его свидетельским показаниям 1950 г., ответил: «Я сказал, чтобы читали то, что написано в русском Евангелии». В этот раз партизаны попросили также собрать и передать им в назначенное время 6 тыс. рублей, что о. Алексий и сделал. Затем священник передал в отряд еще 10 тыс. рублей. В дальнейшем партизаны приходили неоднократно – последний раз в октябре 1943 г., и каждый раз получали какую-либо помощь.
В этот последний приход, за 3 месяца до освобождения села советскими войсками, состоялся примечательный диалог партизан с о. Алексием: «Ты знаешь, что делается по ту сторону фронта? – Не имею никаких сведений. – В Москве теперь имеется Патриарх, храмы открыты. Для тебя, отец, эти вести, конечно, интересны. За то, что ты помогал нам, не отказывал, Родина тебя не забудет». При этом следует отметить, что партизаны в тех местах действовали очень активно и убивали тех, кто сотрудничал с немцами. Так, в частности, староста Покровской церкви Козьей Горы А.М. Артемьев одновременно являлся старостой в д. Дубки (вероятно Дубок – Ред.), сообщал коменданту о партизанах и лично застрелил одного из них, пришедшего к нему в дом под видом странника. В апреле-мае 1943 г. (по другим сведениям в октябре) партизаны убили Артемьева, а также его сына, служившего в полиции, и жену последнего. В мае 1943 г. был убит вместе с сыном и помощник Артемьева - Федор Воробьев, тоже выдававший партизан. Еще один знакомый о. Алексия, староста д. Подлесье Василий Михайлович, наоборот, был связан с партизанами и после войны работал директором колхоза в своей деревне.
Сам священник был вынужден неоднократно вступать в контакт с немецкой администрацией. Первый раз комендант в Осьмино вызвал его к себе в конце июля 1942 г. на регистрацию как недавно прибывшего в район. По показаниям о. Алексия на допросе 27 января 1950 г. комендант спросил, не беспокоят ли его партизаны, и на отрицательный ответ предложил собирать и сообщать сведения о них, на что священник, желая скрыть уже имевшиеся к тому времени связи с партизанами, заявил: «Хорошо, что мне будет известно, сразу сообщу». Письменной подписки Кибардин не давал и никаких сведений в дальнейшем не сообщал, о чем неоднократно говорил на допросах в 1950 г.: «Задание коменданта я не выполнил, несмотря на то, что мне было известно о местонахождении партизан… Еще раз заявляю, что о дислокации партизанского отряда и отдельных партизан, которые приходили ко мне, я не сообщал». В конце лета 1942 г. священника вызвал начальник гестапо в Осьмино, тоже спрашивал о местонахождении партизан и, получив отрицательный ответ, предложил сообщить в случае его установления. По словам о. Алексия, это задание он тоже «ни разу не выполнил в силу религиозных убеждений».
Позднее комендант вызывал о. Алексея еще 3 – 4 раза: по вопросу регистрации рабочей силы, то есть предоставления учетных сведений о прислуживавших в храме; по делу открытия Пенинской и Старопольской церквей и т.п. А однажды священнику пришлось выступить с докладом на собрании старост и старшин района. В августе 1942 г. батюшка прибыл на праздник в д. Псоедь близ Осьмино, где перед началом богослужения к нему подошел деревенский староста и заявил, что комендант требует явиться в районную управу на проходящее там собрание. Вынужденный подчиниться о. Алексий приехал в управу, где в это время шел доклад врача о санитарном состоянии района, а после его окончания комендант неожиданно заявил: «Сейчас выступит священник и расскажет о своих переживаниях в советском заключении». Кибардин отказался, сославшись на то, что его ждет на богослужение собравшийся в Псоеди народ, и комендант сообщил, что тогда доклад состоится на следующем собрании. Через 3 недели, в сентябре, протоиерей был вновь вызван в Осьмино и рассказал в течение 20 минут собравшимся старостам о своем аресте и пребывании в лагере. Как отмечал на своем допросе батюшка, «антисоветских выпадов я в своем докладе не допускал, а рассказал всю правду о себе, и никаких других указаний коменданта не выполнял».
Несомненно, о. Алексий был настроен патриотически. Оба его сына – Василий и Сергей сражались в советской армии, причем первый погиб на поле брани, а второй дошел со своей частью до Берлина. Однако и коммунистическое руководство Кибардин «имел мало оснований любить». По свидетельству заведующей больницей в Козьей Горе В.А. Васильевой, на ее вопрос в декабре 1942 г. об исходе войны протоиерей ответил: «В этой войне победят не немцы, а русские, но после окончания войны коммунистов не будет у власти».
Территория, на которой служил о. Алексий, формально находилась в ведении Православной (Духовной) Псковской Миссии, но до осени 1943 г. никаких контактов с ней не было. По соседству с о. Кибардиным проживал игумен Илия (Мошков), заведовавший несколькими приходами в Осьминском районе, у которого служил псаломщиком Алексий Маслов. В июле 1943 г. последний был рукоположен во священника в Пскове и там рассказал о Кибардине. Сам батюшка, вызванный через Осьминского коменданта, приехал первый и последний раз во Псков 9 сентября и провел там 3 дня. Управляющий Миссией протопресвитер Кирилл Зайц сообщил протоиерею о «ликвидации иосифлянства» и предложил отойти от этого движения, принеся покаяние. О. Алексий согласился и через 2 дня в Псковском соборе на исповеди у о. Кирилла покаялся и обещал отойти от иосифлян. Кибардин также встречался с членами управления Миссии о. Феодором Михайловым, о. Николаем Шенроком и ее секретарем А.Я. Перминовым, но никаких указаний о деятельности в качестве священника не получал. Впрочем, о. Алексия утвердили старшим священнослужителем для нескольких церквей: в Козьей Горе, Пенино, Старополье и др. Из Пскова он также привез иконы, видимо, написанные в иконописной мастерской Миссии. После этой поездки никаких дальнейших контактов у Кибардина с Духовной Миссией не было – вскоре началась частичная эвакуация, а затем и связь Осьминского района с Псковом надолго вообще прервалась.
В конце октября 1943 г. немецкая администрация убеждала о. Алексия эвакуироваться, но он категорически отказался, а через несколько дней началось уничтожение деревень и насильственная эвакуация населения. 6 ноября карательный отряд немцев пришел и в Козью Гору. Сначала они подожгли три государственных учреждения - больницу, амбулаторию, МТС и несколько жилых домов, а затем направились к церкви. Кибардин вышел к карателям и убедил оставить храм и прилегающие дома в покое, при этом снова отказавшись эвакуироваться. Вскоре немцы ушли из деревни в сторону Поречья.
В январе 1944 г. Осьминский район освободили советские войска, и тут же начались проверки и аресты местных жителей, сотрудничавших с оккупантами (порой необоснованные). В апреле 1944 г. офицер госбезопасности посетил о. Алексия и указал, что на основании собранных о нем данных, тот «ничего плохого не сделал и может продолжать служить, никто… никакой неприятности не причинит». Протоиерей служил в Козьей Горе до середины 1945 г., а затем 3 августа был назначен Ленинградским митрополитом Григорием настоятелем церкви Казанской иконы Божией Матери в пос. Вырица. В это время МВД снова устроило проверку батюшке и, не найдя ничего предосудительного, разрешило поселиться в Вырице.
Состоявшееся 17 апреля 1950 г. закрытое судебное заседание военного трибунала войск МВД Ленинградского округа было далеко от объективности. На него не вызвали ни одного из запрошенных Кибардиным в заявлении от 8 апреля свидетелей: его домработницу Е.Я. Масальскую и бывшего командира партизанского отряда И.В Скурдинского, которые могли подтвердить постоянную помощь священника партизанам, а также членов приходского совета Покровской церкви Е.А. Кузнецову и А.К. Прокофьеву, которые знали, что в военных проповедях батюшки не было ничего пронемецкого и антисоветского.
Судебное заседание оказалось недолгим, но и его протокол свидетельствует о фальсификации дела. Стала отказываться от «своих» показаний мон. Евфросиния, начали путаться в излагаемых фактах Старухин и Новожилов. Относительно слов последнего о. Алексий заметил: «Эти показания не Новожилова, он и на очной ставке со мной мялся, не зная, что сказать, это редакция следователя. Новожилов не был тогда и на собрании». Священник по-прежнему отрицал свою вину и в последнем слове заявил: «Мне трудно оправдаться в предъявленном мне обвинении, хотя я и не виноват. Я оказывал помощь партизанам, следовательно, я оказывал помощь советской власти, а оказывая помощь советской власти, я не мог идти против нее. Я уже старик, моя участь в ваших руках, и я прошу взвесить все и вынести справедливый приговор».
Однако приговор был абсолютно несправедливым – 25 лет исправительно-трудовых лагерей с конфискацией всего имущества и поражением в правах на 5 лет. В кассационной жалобе Кибардин указывал, что его свидетели не были вызваны в суд, и просил хотя бы не конфисковывать изъятые при аресте церковные предметы и деньги прихода - 5, 5 тыс. рублей, а также вещи внуков. Но определением военного трибунала от 8 мая 1950 г. приговор был оставлен в силе, и во всех просьбах священнику отказали. О. Алексия отправили отбывать срок в пос. Заярске Иркутской обл. (Ангарлаг) .

Кибардин Алексий Алексеевич. Сын священника. Родился 30/IX 1882 г. в с. Всехсвятское Слободского уезда, Вятской губернии. 15/VI 1903 г. окончил курс Вятской духовной семинарии по I разряду. С 8/IX 1903 г. – законоучитель Котельнического трёхклассного городского училища и женской прогимназии. 8/Х 1903 г. рукоположен во священника епископом Вятским и Слободским Никоном (Софийским) к Троицкому Котельническому собору; 14/XI 1904 г. перемещён к Никольской Котельнической церкви. 1/IX 1905 г. вторично назначен законоучителем Котельнического трехклассного городского училища и женского городского и церковно-приходского Николаевского училищ; в 1906 г. – депутат от котельнического городского духовенства на проходившем в г. Вятке первом пастырско-мирянском собрании и епархиальном съезде духовенства. Награжден на Пасху 1908 г. (по другим данным – в 1905 г.) набедренником. С 10/IX 1908 г. по 12/VI 1912 г. обучался в СПбДА, закончил со степенью кандидата богословия. В связи с учёбой 1/Х 1908 г. уволен за штат. 1/IX 1912 г. назначен законоучителем I Петербургского женского четырехклассного городского училища; 8/Х 1912 г. (по другим данным – в августе) назначен к церкви св. Марии Магдалины Общины сестер милосердия во имя Христа Спасителя в С.-Петербурге. В Общине был замечен императрицей Александрой Фёдоровной, которая несколько раз посещала богослужения в Мариинском храме. 21/VI 1913 г. перемещён к Феодоровскому собору Царского Села. Одновременно назначен законоучителем Николаевской мужской гимназии. Награждён светло-бронзовой медалью в память 300-летия Дома Романовых; 6/V 1914 г. (по другим данным на Пасху 1913 г.) – камилавкой. 28/VIII 1914 – 1917 гг. «безвозмездно исполнял пастырские обязанности» в лазарете при Федоровском соборе, шефство над которым взяли великие княжны Мария и Анастасия Николаевны. 30/VII 1915 г. награждён наперсным крестом; 23/IV 1916 г. – золотым крестом из Кабинета его величества. В 1922 г. награждён саном протоиерея. С 1924 г. – настоятель Феодоровского собора. На Пасху 1925 г. награждён палицей; на Пасху 1927 г. – митрой. Арестован 28/XII 1930 г. по «делу ленинградского филиала Истинно-православной церкви», приговорён 8/Х 1931 г. к 5 годам лагерей за «участие в контрреволюционной монархической церковной организации» по статье 58-10, 58-11 УК РСФСР. Во время следствия содержался в Доме предварительного заключения в Ленинграде. Отбыл срок в Соловецком лагере особого назначения, затем, с 10/Х 1934 г., работал бухгалтером в гражданских учреждениях Мурманска и Мончегорска. 5/VII 1941 г. вернулся в Пушкин, но при занятии города немцами был эвакуирован вглубь Ленинградской обл. и с 25/III 1942 г. остался священником Покровской церкви с. Козья Гора Осьминского р-на Ленинградской обл. На Пасху 1945 г. награждён наперсным крестом с украшениями. 3/VIII 1945 г. назначен настоятелем Казанской церкви в пос. Вырица. В храме служил вместе с прп. Серафимом Вырицким, который предлагал ему, во избежание ареста, принять монашество и поселиться в монастыре. Но 21/I 1950 г. был арестован и 17/IV 1950 г. приговорён Военным трибуналом войск МВД Ленокруга к 25 годам лагерей по статье 58-1а-1б УК РСФСР. Одна из причин – личное знакомство с царской семьёй, о чём протоиерей Алексий Кибардин открыто рассказывал. 2/II 1955 г. освобожден «без поражения в правах и снятия судимости» из Ангарлага указом от 27/III 1953 г. «Об амнистии». В Москве, при пересадке на ленинградский поезд, у него произошло кровоизлияние в мозг. 15/VIII 1957 г. назначен вторым священником в Вырицкий Казанский храм; 7/VIII 1957 г. уволен за штат с пенсией. Предполагал принять монашество с удалением в Свято-Успенский Псково-Печерский монастырь. Был женат на Фаине Сергеевне (род. 12/V 1883 г.); дети – Сергей (род. 14/Х 1907 г.), Василий (род. 31/XII 1909 г.). Скончался 5/IV 1964 г. и погребен в пос. Вырица.
Арх.: ЦГИА СПб. Ф. 678. Оп. 2. Д. 14. Архив С.-Петербургской епархии. Ф. 1. Оп. 2. Д. 124.
Лит.: Синодик. С. 110; Филимонов В.П. Старец иеросхимонах Серафим Вырицкий и Русская Голгофа. СПб., 1999. С. 303 .

И.В. Скурдинский

Иван Пономарев
Стук в окно

Их осталось одиннадцать человек. Предстояло выбрать командира и комиссара.
– Я предлагаю выбрать командиром Ковалева, – сказал Скурдинский.
– А комиссаром?
– Скурдинского, – послышалось сразу несколько голосов.
Так и решили.
Это были трудные дни для осьминских партизан. Беды начались с того памятного боя, когда фашистам удалось пробраться к базе.
Скурдинский дежурил тогда на кухне – готовил обед, то и дело поглядывая на тропы, откуда должны были показаться командир отряда Цветков, ушедший на встречу с подпольщиками, и группа Филиппова, занятая оборудованием запасного лагеря. Неожиданно в землянку, где находился заместитель командира отряда Иван Гурьев, вбежал дозорный и крикнул:
– Фашисты! Уже близко.
Гурьев и Скурдинский бросились к опушке леса. Действительно, прямо на лагерь через кустарники двигались вражеские автоматчики.
– Нащупали, гады, – сказал Гурьев. – Надо уходить. Нас – горсть. С такой силой не справимся.
Захватив оружие, боеприпасы и часть продуктов, партизаны стали отходить. Но не прошли они и километра, как увидели развернутую вражескую цепь.
– Залечь в кустах, приготовиться к бою, стрелять только по команде, – приказал Гурьев.
Несколько бойцов погибло, но остальные вышли из окружения и продолжали борьбу.
Жили зимой тяжело. Не хватало боеприпасов. Не было медикаментов. И вое же, разбившись на группы, отряд осьминцев устраивал засады, нападал на колонны вражеских машин, уничтожал связных, патрули, фуражиров.
Группа Гурьева готовила операцию – взрыв железнодорожного моста у станции Вересть. Но тут тяжело заболел командир отряда. Вскоре он впал в беспамятство. Решили оставить с Цветковым двух партизан, а остальным идти на операцию. Чтобы больной не простудился, принялись заготавливать для него дрова.
В это время к землянке с четырех сторон подобрались каратели. Кто-то выследил связного и привел фашистов. Как подкошенный упал на землю Гурьев, не успев даже отбросить бревно, которое нес. Застигнутые врасплох партизаны не смогли организовать серьезного сопротивления. Одни стали отходить, другие же, укрывшись за деревьями, решили отстреливаться. Но судьба группы была решена. Вскоре гитлеровцы уже шарили в землянках. Там они взяли находившегося без чувств командира отряда Якова Цветкова. Его увезли в Осьмино, долго пытали, а когда поняли, что пытками такого человека говорить не заставишь, – расстреляли.
Мрачной оказалась и судьба группы Дмитрия Филиппова. На ее лыжный след вышел отряд карателей. Завязался неравный бой. Сразу же были убиты три партизана. Филиппов, Егоров и Лена Машанина попытались оторваться от преследователей, но это им не удалось. А тут еще у Лены сломалась лыжа, двигаться по глубокому снегу стало просто невозможно.
– Оставьте меня, а сами уходите, – предложила девушка.
– Нет, так не годится, – ответил ей Филиппов. – Сделаем так: возьмешь мои лыжи и с Егоровым вон в тот лес. Я постараюсь прикрыть вас.
– Несогласна, – возразила Лена. – Вы отряду нужней. Идите…
– Спор ни к чему, – рассудительно сказал Егоров, – все равно никто не уйдет, никто никого одиноким не оставит. Будем драться.
Они заняли удобную позицию для стрельбы и дрались до последнего патрона!..
Да, большие потери, и не только в отряде.
Вспомнились Скурдинскому первые шаги по организации подполья. Как-то поздним вечером вместе с Ковалевым направились они в деревушку Поседь. Зашли в дом Кононовых. Скурдинский редко бывал раньше в этой семье, хотя давно ее знал. Уполномоченному комитета заготовок приходилось встречаться с людьми чаще всего на полях и фермах, чем в домах. Но Наталья Васильевна сразу узнала его голос. Она бросилась к двери, торопливо ее открыла и тихо сказала:
– Проходите сюда. Так… Лампу зажечь?
– Не надо, Наталья Васильевна. Мы скоро уйдем.
– Ну, садитесь вот сюда, к столу. О господи…
– Да вы не бойтесь, – сказал Ковалев, понявший по-своему причитания и вздохи молодой женщины.
– Я и не боюсь, с чего вы взяли? Просто так неожиданно… Это же радость какая!
Кононова достала из печи тушенную с мясом картошку, принесла квашеной капусты.
– Поешьте вот с дороги. Может, молока дать? Я сейчас в подпол спущусь.
– Ну, как вы тут живете? – спросил Скурдинский, когда Кононова, подав на стол, присела рядом.
— Как живем? Сами небось знаете… А вы-то надолго в наши места?
– Надолго, Наталья Васильевна. Вот только надо хорошо обосноваться. Поможете?
– Что в наших силах, все сделаем.
– На первых порах подберите себе помощников, людей надежных. Есть такие на примете?
– Конечно, есть. Ковалевы, мать и дочь, Григорьева, Пекко. Живет она, правда, на хуторе, но женщина надежная. Найдутся люди.
– Тогда так и решим, – резюмировал Скурдинский. – Руководителем группы будете вы, Наталья Васильевна. Вот вам на первый случай листовки, разбросайте их в людных местах. Но будьте осторожны…
Кононова оказалась хорошим организатором. Партизаны знали теперь все, что делается в Осьмине, имели запас продуктов и свой пункт для выпечки хлеба. Члены группы принимали по радио сводки Информбюро, переписывали их и расклеивали не только в Поседи, но и в районном центре.
В феврале 1942 года в Поседь нагрянули гестаповцы. Они окружили дом Кононовой, долго там шарили, а потом вывели Наталью Васильевну, посадили в машину и увезли.
Это случайно увидела член подпольной группы Екатерина Осиповна Ковалева. Вначале она было бросилась к дому Григорьева, потом остановилась и решила сразу идти в отряд. Знала туда каждую тропку. Но путь был слишком трудным для пожилой женщины. Уже через километр она почувствовала, что рубашка на спине прилипла к телу. Несколько раз она падала. Полежит, чуть отдышится и опять в путь…
Выслушав рассказ Ковалевой, командир послал в Осьмино разведчиков. Они вернулись через несколько часов и сообщили: арестована одна Кононова, держат ее в Осьмине в гестапо, в поселке большой гарнизон.
Екатерина Осиповна сразу же собралась домой.
– Не спешили бы, – уговаривал ее Скурдинский. – Надо еще выяснить, как относятся к вашей отлучке из деревни.
– А что они мне сделают? Казнить, что ли, будут старуху?
Ковалева ушла. А на следующее утро ее арестовали.
Десять дней подпольщицы подвергались пыткам, но ни Наталья Васильевна Кононова, ни Екатерина Осиповна Ковалева не признались в связи с партизанами. Фашисты расстреляли мужественных женщин…
Одна за другой всплывали эти беды в памяти Скурдинского. Десятки раз задавал он себе вопрос об их причинах и все более утверждался в мысли: отряд недостаточно был связан с населением. А одна-две подпольные группы – капля в море.

* * *

– Вчера разговор зашел о том, как жить дальше, – сказал Скурдинский. – Давайте об этом поговорим на партийном собрании. Созывать его не надо — все коммунисты налицо.
Сидевший в углу землянки чубатый партизан Иван Алексеев поднялся и пошел к выходу. Он был единственным беспартийным человеком среди оставшихся в отряде.
– Сиди, Ваня, – обратился к нему Скурдинский. – Собрание открытое.
Резолюция партийного собрания была краткой. Коммунистам вменялось в обязанность развернуть кропотливую работу по созданию очагов подполья.
…У домика под черепичной крышей росла пышная береза. Ветки спускались на крышу и чуть ли не наполовину прикрывали ее своими листьями. На длинной веревке, протянутой от дерева до забора, висело ватное одеяло из красного сатина.
– Все в порядке, Иван Васильевич, – сказал, не оборачиваясь, Ковалев. – Действует сигнализация. Можно идти.
– Пошли, – согласился Скурдинский.
С тех пор как они были выбраны командиром и комиссаром отряда, прошло три месяца. За это время партизаны побывали во всех селах района и создали около тридцати подпольных групп, заслали своих людей в некоторые волостные управления и даже в полицию.
Вот и в этом селе, куда они пришли на связь, руководит группой староста деревни Иван Андреевич Федоров. Собственно, эта подпольная группа не из новых. Она была создана сразу же после оккупации района. Организовала ее комсомолка Зина Алексеева. Комсомольцы распространяли среди населения советские газеты и листовки. Но в январе 1942 года Алексеева была схвачена агентами тайной полевой полиции.
Зина мужественно перенесла страшные пытки, не выдала ни одного из своих товарищей. Тогда палачи сняли с нее одежду и в одной нижней рубашке, босую, по снегу, в двадцатиградусный мороз провели через село на кладбище и там расстреляли.
Однако листовки, которые раньше фашисты находили лишь на стенах зданий, вскоре были обнаружены и на столах в самой комендатуре. Подбросил их туда Иван Андреевич Федоров, ставший после гибели Зины Алексеевой руководителем сватковского подполья.
Дом старосты стоял третьим от края. Но партизаны в него не пошли. Они завернули в избу Ефрема Иванова — человека невидного, ко всему вроде безразличного. Это у него висело на протянутой веревке красное одеяло. Поздоровавшись с хозяином дома, оба гостя не стали задерживаться в избе, а сразу прошли через двор в огород. Там по густому малиннику они и добрались до дома старосты.
– С прибытием вас, – крепко жал руки партизанам Иван Андреевич. – Чайку вот выпейте. – И, обращаясь к сидевшему за книгой сыну, сказал: – Витя! Поди погуляй около дома.
Двенадцатилетний Витя степенно поднялся, взял с окна перочинный ножик и вышел из комнаты.
Скурдинский, проводив его ласковым взглядом, спросил:
– Ну, что тут у вас нового, Иван Андреевич?
– Позавчера собирал нас всех комендант. Был там и какой-то гестаповец, новенький, раньше я его не видел. Уговаривали, чтобы мы помогли им найти вашу базу. Чем, мол, они, немцы, скорее разобьют партизан, тем спокойнее, дескать, будем жить и мы. Назывались имена полицейских, которые понесли кару от партизан. Сидевший со мной рядом староста деревни Менюши даже вздохнул. Не знаешь, говорит, где и смерть найдешь.
– Этот обязательно найдет ее, – бросил Ковалев.
– Вообще они не всё говорят, – продолжал Федоров. – О взрыве мостов, например, ни слова. Словно они и не взлетали на воздух. Ничего не было сказано и о последних двух машинах, подорвавшихся на ваших минах. А ведь погибло семнадцать человек.
– Спасибо, Иван Андреевич, – сказал Скурдинский. – Сведения ваши ценны. А у нас к вам просьба.
– Говорите.
– Не могли бы вы побывать в Волосове? Нам туда проникнуть довольно сложно, – на дорогах заставы, в самом поселке патрули. А надо бы узнать, что там у них делается.
– Особенно на станции, – уточнил Ковалев. – Посмотрите, какие там части, что на платформах… Ну, в общем, вы сами знаете.
– Ну что же! Раз надо, схожу.
Федоров подошел к окну и посмотрел на улицу. Там по-прежнему было пустынно. Только продолжал строгать свою деревяшку сынишка Витя. Делал он это спокойно, по-отцовски. Постороннему и в голову бы не пришло, что этот мальчишка внимательно следит за дорогой. Он вовремя должен успеть предупредить отца и партизан об опасности.

* * *

Наталья Игнатьевна Субботина помыла посуду, поставила ее на полку и пошла в горницу. Там на широкой кровати, укрывшись тонким фланелевым одеялом, лежала Геля. Глаза девочки слипались, но она мужественно боролась со сном. Геля ждала мать. Она теперь всегда спит с матерью. С того самого дня, как отец ушел в партизанский отряд.
Геля отчетливо помнит, когда и как это произошло. Месяца три тому назад она проснулась ночью от какого-то шума. Прислушалась – разговаривали мать, отец и еще какие-то люди.
– Пойду я с вами, — говорил отец.
– А может, здесь будешь руководить? – спрашивал чужой голос.
– Здесь мне нельзя. Уже на примете.
– А кого же оставим здесь?
– Наташу. Мы уже кое-что с нею делали.
Взрослые шептались еще долго. Потом тихонько вышли во двор. Вскоре мать вернулась и легла в постель. Она долго ворочалась с боку на бок и о чем-то вздыхала. Геля хотела ей что-нибудь сказать, но боялась открыться, что услышала тайну. Так она и уснула. Но утром не выдержала:
– Я все слышала, мама. Ночью у нас были партизаны. Папа ушел с ними.
Наталья Игнатьевна испугалась. Лицо ее стало бледным, как полотно.
– Но я никому, никому не скажу, – поспешила успокоить мать Геля. – Клянусь тебе, мамочка. Пусть хоть режут на кусочки.
Мать прижала ее тогда к своей груди, и они долго вместе плакали. Потом мать вытерла платком слезы сначала ей, Геле, потом себе и сказала:
– Будь умницей, доченька, молчи. А то фашисты нас расстреляют.
Так они стали жить. К матери потом не раз приходили Клавдия Яковлевна Петрова, Лена Нестерова, Лида Чистова, Саша Матвеев, Саша Веников и другие, но они уже от Гели не прятались. Только частенько посылали на улицу «покараулить», а то и отнести что-нибудь куда следует. А когда изредка ночью приходил отец, он ласково называл дочку «моя партизаночка».
…Наталья Игнатьевна начала раздеваться, когда в окно кто-то тихонько постучал. Субботина замерла. Стук повторился трижды. «Наши», – сказала про себя Субботина. Геля прошептала:
– Может, папа.
В комнату вошли Скурдинский и Ковалев.
– Здравствуй, партизаночка, – улыбнулся девочке Скурдинский.
Геля опустила глаза и ответила:
– Здравствуйте, дядя Ваня.
– Привет тебе от папы. Иди спи, маленькая.
Партизаны уселись за стол. Ковалев попросил:
– Рассказывайте, Наталья Игнатьевна.
– С чего же начать? Значит, так. Листовки и газеты доставили в Должск. Геля отнесла на хутор к Марии Лисаковой и все передала. А на той неделе я сама побывала в Должске. Ходила в магазин да завернула к Михаилу Сергеевичу Круглову. Не домой, конечно, в столовой сидели. Круглов, скажу вам, в хорошем виде. Просил передать, что в группе уже четырнадцать человек, есть свой радиоприемник. Одна из его помощниц, Степанида Куприяновна Трошкова, прикидывается ненормальной. Ходит в рванье, грязная и все что-то бормочет себе под нос. А сама носит под тряпьем листовки и раздает кому надо.
– Молодчина! – не удержался Скурдинский. – А ведь пожилая.
– Под стать ей и Дмитрий Никифорович Никифоров. Ему уже за семьдесят перевалило, а он столько делает, что диву даешься. Сам переписывает сводки Информбюро, а потом их расклеивает на видных местах. А недавно такое выкинул, что все ахнули. В воскресенье взял газету с первомайским приказом товарища Сталина и устроил около церкви громкую читку. И так увлекся, что не заметил полицейских. Уже кто-то из слушателей шепнул: «Кончай, дед, читать, фараоны идут». Недолго думая, Дмитрий Никифорович сунул газету в карман проходившего в церковь сторожа. Обыскали старика полицаи. Накричали для острастки, а арестовать побоялись.
– Знаем мы этого деда, – сказал, улыбаясь, Ковалев.
– Да его во всей округе знают, – подтвердила Наталья Игнатьевна. – Беспокойный старик. Но и другие стараются как могут. Антонина Петрова по заданию Круглова достала йоду, порошков разных и еще каких-то медикаментов. Сверточек у меня в сенях, сейчас принесу.
Субботина прошла в сени и вернулась с узелком:
– Вот возьмите. Михаил Сергеевич еще просил передать, что нашел где-то ручной пулемет. Он его спрятал пока в лесу, а как выберет время, перенесет в «почтовый ящик».
– Пулемет – это хорошо, – сказал Ковалев. – Попросите Круглова быстрее его доставить. Люди идут в отряд, а с оружием у нас нехватка.
Скурдинский и Ковалев оставили листовки, передали задание для Круглова и самой Субботиной и стали собираться домой.
– Пойдем по холодку, – сказал Скурдинский.
– Ну, счастливо… Скажите там Виктору, чтобы заглянул когда-нибудь.
– Не только скажем, пришлем.
Когда они подошли уже к двери, Субботина сказала:
– Вот насчет оружия вы говорили. Есть в нашей деревне один подросток – Славка Прыгачев. Недавно он вступил в полицию. Парень вообще неплохой, а вот поди ж ты… Спросила я его как-то раз: «Что тебя толкнуло в эту чертову полицию? Поди, теперь и девки стороной обходят». – «Да я, – отвечает, – и сам не знаю, зачем туда пошел. Васька записался, ну и я за ним. В свою-то армию не попадешь, до нее не добраться». А я ему: «Кто очень хочет, тот добирается». – «Это что, в партизаны?» – спрашивает. «А хоть бы и туда», – говорю. Он подумал, а потом говорит: «Встретить бы их – пошел бы. Оружие есть». Вот я и думаю, Иван Васильевич: что, если настроить этого Прыгачева, чтобы оружие достал? В полиции у них есть и винтовки, и пулеметы.
– Что ж, идея неплохая. Как думаешь? – Скурдинский повернулся к Ковалеву.
– Стоит позондировать почву. Только смотрите, Наталья Игнатьевна, как бы на провокацию какую не напороться.
– Это я понимаю. Мне кажется, все-таки парень он честный.

* * *

В деревню Липо Ковалев и Алексеев зашли, возвращаясь с разведки. Нужно было подготовить место для бойцов, выделенных для взрыва моста, которым, может случиться, сразу, в один день, не удастся провести операцию и, следовательно, где-то придется пережидать. Оба очень устали, – пройти пришлось не меньше сорока километров. А тут как назло целый день лил дождь и дул пронизывающий ветер.
К Марии Ивановне Яковлевой – заместителю руководителя подпольной группы – они пришли затемно. Та уже спала, но на условный стук ответила тут же. Партизаны прошли в натопленную комнату, с аппетитом поели, а потом Ковалев стал говорить о деле. Командир отряда решил все, что необходимо для операции, забросить сюда заранее, чтобы груз потом не связывал партизан. Ведь придется делать «отвлекающий маневр» – идти в другую сторону от объекта взрыва, а потом ночью возвращаться.
– Место найдем, – сказала Яковлева, – и для взрывчатки, и для людей. Только нужно быть особо осторожным.
– Есть какие-нибудь неприятные вести? – спросил Ковалев.
– Есть. Федоров рассказал Антонине Ивановой, что на днях к нему зашли два обтрепанных парня. Попросили поесть, а потом стали слезно просить связать их с партизанами. Они, дескать, убежали из плена и хотят с оружием в руках защищать Советскую власть. Но вы ведь знаете, Федорова не проведешь. Он подождал, подождал, а потом, как увидел в окно на улице мужиков, встал и заявил: «Ну вот что, хлопцы. Я староста деревни, именем закона вы арестованы. Пошли. И не шуметь, вон идут мои полицаи». Тогда один из «пленных» вынимает удостоверение личности и подает Федорову. А в нем сказано, что предъявитель состоит на службе тайной полевой полиции. Каратели поблагодарили Федорова за хорошую службу и ушли. А Федоров сразу предупредил нас.
– Начальник тайной полевой – мастер на провокации. Теперь они пытаются заслать в отряд своих людей, – сказал Ковалев. – Но почему они обратились к Федорову? Случайность это или проверка? А за предупреждение спасибо. Теперь устройте нас где-нибудь на отдых. Устали страшно.
– В бане придется. Она натоплена.
– Что ж, хорошо.
Мария Ивановна собрала кое-какую одежонку, и они тихонько прошли через двор в баню. Она стояла в конце огорода почти у самого кустарника, за которым здесь начинался лес.
– Без меня из бани не показывайтесь, – предупредила хозяйка гостей.
Ночью Яковлевой не спалось. Загудит за окном ветер, и она настораживается. Кажется ей, что кто-то ходит по двору, заглядывает в ее окна. Перед утром поднялась, затопила печь и стала готовить завтрак. И в этот миг услышала за окном чей-то разговор и сразу же стук сенных дверей.
– Открывай, – раздался злой голос.
В дом ввалилось несколько полицаев.
– Очень прошу, потише… Дети спят, больные.
– Смотри какие нежные. – Чернявый парень зло сверкнул глазами. – Небось партизан не останавливаешь. Может, об их сне заботишься?
Яковлева уже пришла в себя и теперь была почти спокойна.
– Ищи, коли хочешь, – кинула она полицаю.
Чернявый вышел из дома, осмотрел двор и направился к соседнему дому. В этот момент его и увидел Алексеев. Он только что проснулся и, нагнувшись к окошечку, решил посмотреть, что делается в деревне. Алексеев толкнул Ковалева и, когда тот открыл глаза, тихо сказал:
– Сам начальник волостной полиции Владимир Трель пожаловал.
– Приготовь автомат и гранаты, – распорядился Ковалев. – Как бы нам не пришлось с ними стукнуться.
Но все обошлось благополучно. Полицаи в баню не заглянули.
Вскоре пришла Яковлева с охапкой дров.
– Пусть думают, что собираюсь стирать, – объяснила она. – Сейчас я еще узел белья сюда принесу.
Но, видать, судьба отвела этот день на испытание ее нервов. Только вернулась она в избу, как услышала на дворе новый шум. На этот раз речь была немецкой… «Теперь-то вряд ли обойдется», – подумала Мария Ивановна и устало опустилась на стул. Из этого состояния ее вывел очкастый немец, который, с трудом ворочая языком, пояснил, протягивая двух кур:
– Печка… жарийт… скоро.
Яковлева машинально обдала кур кипятком, быстро приготовила их для жарки. Час пребывания гитлеровцев в доме показался Марии Ивановне вечностью. И как же она была рада, когда фашисты, уложив поджаренных кур, в мешок, уехали дальше. Долго она смотрела им вслед, пока не затих гул их машин.

* * *

Только партизаны вошли в деревню Липо и расположились там на привал, как им сообщили: по пятам идут каратели. Пришлось, не трогая заранее спрятанной здесь взрывчатки, уходить в сторону от намеченного маршрута. Лишь вечером партизаны вернулись в село, забрали все боеприпасы и ночью двинулись вперед. На рассвете отряд был уже у моста.
То ли оккупанты считали этот участок дороги в безопасности, то ли до него у них не дошли руки, во всяком случае, здесь даже у самого моста лес не был вырублен так, как это делалось повсеместно. Правда, мост усиленно охранялся – посты стояли с обоих его концов, на каждом из них – пулеметы.
Но идти на мост лобовой атакой партизаны и не собирались. Иван Алексеев знал здесь каждый кустик и был уверен, что пройдет к мосту незамеченным. Кроме него в группу подрывников вошли Николай Мудров, пулеметчик Лукин. Командиром группы был парторг отряда Яков Моисеенко. Все остальные партизаны заняли позицию на случай, если группа будет обнаружена и придется вести бой.
Подрывники подождали, пока сменятся часовые, а потом вслед за Алексеевым бесшумно поползли к мосту. Скурдинский и Ковалев пристально наблюдали из укрытия за их движением. Вот они показались из-за кустарника. Подождали, пока часовой пройдет на другую сторону и быстро, по-кошачьи, прыгнули под кручу. Конец длинного шнура, который тянул Моисеенко, остался в кустах. Потом Скурдинский увидел только двоих – Мудрова и Алексеева. Они прилаживали к ферме бруски тола. Скурдинскому казалось, что они непростительно медлят.
– Хоть бы все обошлось, – прошептал он.
Но подрывники не медлили. Еще минута, и раздался взрыв. Мост заволокло облако пыли и дыма. Ковалев и Скурдинский оставили свой наблюдательный пункт и бросились бегом в глубь леса.
Возвращаясь в лагерь, у деревни Сватково партизаны встретили Ивана Андреевича Федорова. Он всегда появлялся неожиданно и в разных местах. Сели на поваленную ветром сосну. Федоров пожаловался:
– Что-то комендант стал ко мне плохо относиться. На днях накричал без всякой причины. Вчера вечером у своего дома я заметил того агента, что за бежавшего из лагеря себя выдавал.
– Может, вам уйти в лес, Иван Андреевич? – предложил Скурдинский.
– А кто же останется? У меня все старосты «друзья». Не от коменданта, так от них все буду знать. Да, может, оно и обойдется…
Не обошлось. Вскоре гестапо арестовало Федорова. Казнить «партизанского старосту» привезли в родную деревню Сватково. На околицу согнали всех жителей. Желая унизить Федорова перед односельчанами, комендант Осьмина Ганс Рат приказал осужденному стать на колени.
– На колени? – Федоров с усмешкой посмотрел на Рата и громко, так, чтобы все слышали, крикнул: – Дурак! Да я и перед твоим чумным Гитлером не стану на колени! Советские люди умирают стоя…

* * *

В землянку Скурдинский вернулся уже в темноте. Ковалев еще не спал, ждал комиссара. Они всегда по вечерам обсуждали планы на завтрашний день.
– Где был? – спросил Ковалев.
– Да так… Прошелся немного.
– Моисеенко вернулся.
– Что-нибудь интересное сообщил?
– Да. Федю Евдокимова из деревни Рели помнишь? Ну так вот, он по заданию подпольной группы заминировал участок дороги Рель – Ликша. Вчера там подорвались две машины. Восемь фашистов убито и около десятка ранено. Вот и ответ на казнь Федорова.
– Нет, дорогой мой командир, за Федорова и сотни фашистских жизней мало.
– Смело действовали наши подрывники в Лужицах, – продолжал Ковалев. – Туда, в волостное управление, гитлеровцы привезли заложников из соседней деревни. Закрыли их в бане и заявили, что, если до утра не сообщат, кто расклеил в селе листовки, все они будут расстреляны. Подпольщики решили освободить заложников. Вечером подожгли в другом конце села какую-то бесхозную постройку. Опасаясь, что это не просто пожар, а какой-то маневр партизан, солдаты похватали автоматы и бегом туда. А в это время Сергей Филиппов снял часового у бани и выпустил арестованных. Те не мешкая в лес бросились.
– Молодцы! – вырвалось у Скурдинского.
– Только это еще не все добрые новости. Помнишь, Субботина рассказывала о Прыгачеве? Ну тот, что пошел в полицейские, а сам не знает зачем. Толковым оказался паренек. Пулемет для нас раздобыл, пистолет принес и много патронов.
Комиссар поднялся со скамейки, прошел к двери, вернулся назад и, как о чем-то хорошо продуманном и решенном, сказал:
– Сдается мне, командир, что наш Ленинградский фронт не успокоится прорывом блокады. Надо подумать о том, чем мы сможем помочь ему в эти осенние дни. Давай поговорим об этом на партийном собрании. Повестку дня можно назвать так: о подготовке вооруженного восстания в Осьминском районе. Идет?
– Я – за! – ответил Ковалев .
;
З.Г. Пивень
Навечно в памяти народной:
Записки работника
Музея истории Ленинграда

Скурдинский Иван Васильевич. С 21.10.1943 по 12.11.1943 гг. военком 6 партизанского отряда, впоследствии назначен председателем оргтройки Осьминского района.

Достойный ответ

Разбирая архив, я обнаружила сразу два интересных документа. Передо мной были оригинал письма оккупанта-карателя и копия (через копирку) ответа на него. Видимо, автор ответа, оставляя копию, уже тогда подумал об исторической важности этого документа: пусть потом, когда кончится война, прочитают это советские люди.
Вот что было в письме фашистского карателя:
«15 июля 1942 года
Господину Скурдинскому – Самровские леса.
Прошу Вашего сообщения: когда и где могу с Вами встречаться. Ваша борьба бесцельна, довольно обижать крестьян. Если хотите сохранять свою жизнь, тогда сдавайтесь к нам.
Сообщение можете передать любому старосте.
Август Карлович, офицер карательного отряда, который говорит по-русски».
Письмо примечательное, начиная с «точного» почтового адреса – Самровские леса. Тон уважительный, продиктованный «заботой» о сохранении жизни адресата, о крестьянах, которых «довольно обижать».
Я не знала тогда, кто такой «господин Скурдинский» и как послание карателя нашло его в Самровских лесах. Но наличие ответа в деле не оставляло сомнений: фашистская петиция попала в руки Скурдинскому.
Ответ датирован 20 июля 1942 года. Спокойствием, уверенностью в победе, мужеством и достоинством пронизана каждая строка этого документа:
«Прежде всего хочу заявить, что никогда и ни при каких условиях я не буду на стороне фашизма и предателем своей Родины, ибо нет ничего подлее и гнуснее предательства своей Родины, своего народа. Я – сын великого свободолюбивого русского народа. Этим горжусь и буду бороться за интересы своего народа, своей матери-Родины, нока в моей груди бьется сердце.
Вы обещаете мне сохранить жизнь, если я перейду к вам, но подумайте, господин офицер: зачем мне нужна такая жизнь, которая будет направлена против русского народа, на защиту злейшего врага трудящихся, кровавого палача всех народов – Гитлера?»
Далее автор ответа пишет, что не борьба советских людей бесцельна, а бесцельны попытки фашистов завоевать мировое господство, поставить на колени советских людей.
В письме приведены факты зверских насилий, грабежей, кровавых расправ оккупантов над советскими людьми.
«Мордобой и плети, грабеж и насилие, расстрелы и виселицы, массовая смертность народа от голода и заразных болезней, непосильные денежные и натуральные налоги, потоки крови и слез – вот что принесли вы, господа фашисты, русскому народу. Это русский народ прекрасно понимает, и он этого никогда не забудет».
В заключение автор ответа пишет: «Пройдет еще немного времени, и банды гитлеровцев будут сметены с русской земли». И подписывается: Скурдинский.
Благородный, с несгибаемой волей русский человек точно предсказал события. Где-то он сейчас? Жив ли? Какова его судьба?
Надо найти Скурдинского, если он жив. Надо во что бы то ни стало найти...
И вот он передо мной, Иван Васильевич Скурдинский, бывший комиссар партизанского отряда Осьминского района Ленинградской области, ныне персональный пенсионер.
Мы сидим за рабочим столом друг против друга. Его седая голова склоняется над пожелтевшими листками. Он удивлен и взволнован.
– Вот уж не думал не гадал, что переписка эта сохранилась...
Я прошу рассказать об истории этих писем, и Иван Васильевич вспоминает:
– Наш отряд не давал покоя фашистам. Они уже не раз сообщали, что навсегда покончили с нами, а мы продолжали и все более активизировали свою деятельность. Занимались агитацией в деревнях. Громили комендатуры. Срывали отправку наших людей в Германию. Это было трудно. Очень трудно. Каждый из нас ежеминутно рисковал жизнью. Но так было нужно во имя святого дела.
Многие старосты в деревнях были фактически назначены нами, и эти патриоты, не щадя жизни, поддерживали связь с партизанами, помогали нам в борьбе с гитлеровцами.
Каждого я знал в лицо, и каждый из них знал в лицо меня.
Начальник карательного отряда отличался жестоким нравом. Но сломить сопротивление партизан, запугать их он так и не смог. Вот он и решил «закинуть удочку». Письмо мне передал староста деревни Кошелевичи Ильин, наш человек. Три дня тогда я обдумывал ответ и написал карателю все, что было на душе. Обсудили ответ в отряде, одобрили. Через Ильина передали фашистскому офицеру. Довели текст обоих писем до жителей района и использовали этот факт для мобилизации сил на борьбу с фашистскими оккупантами.
– А что стало с офицером-карателем потом?
– Ему здорово влетело от начальства за переписку с партизанами. Его должны были сменить, но мы сумели убрать его раньше.
До войны Иван Васильевич был вторым секретарем Осьминского райкома партии, затем председателем райисполкома. После победы вернулся на пост председателя исполкома. Он и сейчас не считает себя демобилизованным .

Советские партизаны

…
После тяжелых зимних боев ожила и стала быстро расти осьминская районная партийная группа, которой руководил энергичный и смелый коммунист И.В. Скурдинский. Скурдинский и его товарищи к лету 1942 года создали в Осьминском районе 12 подпольных партийных организаций и 27 подпольных партийных, комсомольских и антифашистских групп.
Между партийными организациями и группами была налажена постоянная связь. Связными часто были юноши и девушки. Особенно энергично работали: заручьевская партийная организация, руководимая инструктором Осьминского райкома партии М.С. Кругловым; старопольская партийная организация, которой руководила учительница коммунистка В.П. Волкова; кологривская, руководимая учителем коммунистом Т.И. Пятковым; рудницкая, во главе которой стоял колхозный активист И. Егоров, и другие. Партийные организации, через свой актив, распространяя газеты и листовки, проводя беседы и собрания, призывали народ к активной борьбе. В ряде мест Осьминского района подпольщики устраивали открытые суды над предателями. Всем присутствовавшим на собрании предоставлялось право обличать предателей и вносить свои предложения о мерах их наказания. Как правило, жители требовали для фашистских прихвостней смертной казни. Решения собраний приводились в исполнение тут же, без промедления.
Члены партийных групп часто рассказывали трудящимся о положении на фронтах Отечественной войны, о задачах партизанской борьбы. Летом в Осьминском районе был сформирован партизанский отряд, развернувший энергичную боевую деятельность.
Так же активно включилась в работу гдовская партийная группа, возглавлявшаяся Н.И. Гавриловым, кингисеппская во главе с Г.М. Мосиным, плюсская, руководимая В.К. Красотиным, полновская под руководством В.А. Разыграева, шимская, возглавлявшаяся А.В. Степановой, и другие районные партийные группы. Они сплачивали народные массы, вселяли в них непоколебимую уверенность в окончательной победе над гитлеровской Германией, разоблачали лживую фашистскую пропаганду, направляли деятельность партизанских отрядов. Огромная и всесторонняя работа районных и межрайонных партийных групп, направляемых Ленинградским обкомом партии, привела к мобилизации новых слоев трудящихся для развертывания народной войны в тылу фашистских войск .

В.А. Богатов
Строки из книги о И.В. Скурдинском

Рейд отряда по сельсоветам
Осьминского района

Было решено оставить землянку у Требушевского ручья и обойти весь район для установления, связи с подпольщиками и организации новых подпольных групп, для расправы с предателями Родины, для проведения диверсионных работ против немцев и т.д.
…
В течение мая-июня месяцев 1942 года отряд посетил Самровский, Задейшинский, Будиловский, Столбовский, Доложский, Лужицкий сельсоветы района. Это был поход представителей Советской власти и коммунистической партии по тылу противника и прошел он весьма успешно. Жители района воочию убедились, что представители Советской власти существуют и действуют, что немецкая власть недолговечна. Население принимало партизан очень хорошо. В некоторых деревнях они провели митинги, на которые собиралось по 50 – 60 человек крестьян. В деревне Зажупанье собралось человек 40 человек молодежи, появилась гармонь. Молодежь с большим интересом расспрашивала о положении на фонтах, высказывали свое пожелание скорей встретиться с родной Советской Армией. Партизаны даже потанцевали с девушками. Тепло распрощавшись они ушли в лес.
Придя в деревню Жилино партизанам сообщили, что в доме старосты проходит собрание всех мужчин деревни, на котором присутствует представитель районной хозяйственной комендатуры. Он насилует мужиков подписать кабальный договор на отлов рыбы в озере Долгое для немцев. В этом кабальном договоре был такой пункт: если деревня не отловит в срок рыбу и не доставит ее в комендатуру - платит неустойку деньгами. Причем эту неустойку надо платить следующим образом: ежедневно по одному рублю пешком носить в Осьмино и сдавать в комендатуру (расстояние 30 километров). Партизаны окружили дом, где проходило собрание, арестовали представителя немецкой комендатуры предателя Богданова и после тщательного допроса и выяснения личности расстреляли его. Этот расстрел был одобрен всем населением деревни.
Отряд пришел в деревню Изборовье, которая расположена на берегу озера «Долгое». На другой стороне озера в деревне Доложск постоянно стоял немецкий карательный отряд человек 200. Несмотря на это к нам пришло человек 60 местных жителей. Они выступили перед ними о положении на фронтах и заверили их в скором приходе красной Армии. Увлекшись рассказами, они забыли, что карательный отряд недалеко и чуть не поплатились жизнью. Немцам кто-то донес о присутствии партизан в деревне Изборовье.
Каратели быстро оседлали лошадей и помчались в Изборовье. Только партизаны вошли в лес, как в деревне началась беспорядочная стрельба. Если бы еще несколько минут партизаны побыли в деревне, то они погибли бы от руки фашистских палачей. В дальнейшем партизаны стали вести себя осторожнее, но свой путь продолжали.
Интересная встреча состоялась у них в деревне Лужицы.
Ночью в лесу они встретили Владимира Трель, бывшего председателя сельсовета, коммуниста, который пас лошадей деревни. С ним мы долго беседовали у костра, поужинали вместе и договорились об организации в деревне подпольной комсомольской организации. Полагаясь на этого человека, мы легли спать, не оставляя никого дежурить. На другой день навстречу с нами собралось много молодежи, в том числе комсомольцев во главе со своим бывшим секретарем Герном. Провели хорошую беседу и договорились с комсомольцами о их подпольной работе.
Совершенно отдельно командование отряда встретилась с учительницей Евгенией Васильевной Кузнецовой, муж которой был в армии. В частной беседе они договорились с нею о том, что она будет руководить подпольной антифашистской группой и наметили примерный персональный состав этой группы. Довольные встречей с молодежью и ее боевым настроением партизаны ушли в лес на ночлег.
Через месяц они получили весточку от Евгении Васильевны о том, что два молодых человека – Герн и Ольцман во главе с Владимиром Трелем вступили в ряды полиции. Ведут себя вызывающе, служат верой и правдой фашистам. Теперь малейшая оплошность в подпольной работе, плохая ее конспирация могла привести к гибели подпольщиков. Тем не менее Евгения Васильевна осталась верна своим обещаниям Она, рискуя своей жизнью, создала подпольную антифашистскую группу и умело ею руководила.
Скурдинский послал к Трелю подпольщика с запиской, в которой его обязали, будучи в полиции, работать на партизан. Записку Трель внимательно прочел и сказал подателю ее: «Скажите Скурдинскому, что я предан немцам и на партизан работать не буду. Ты больше ко мне не ходи, а то застрелю». Неправильно оценил Трель риски: превратившись из коммуниста и председателя сельсовета в активного пособника фашистов он вскоре нашел свою смерть от партизанской пули.
В один из погожих июльских дней Ковалев и Скурдинский подошли к деревне Захрелье и из соседнего бора на пригорке стали изучать положение в деревне. Там было все тихо, немцев не было. Они встали и пошли в деревню. Вооружены были пистолетами и гранатами, которые прятали под плащи.
В деревне их встретил мальчуган лет 15. Остановив его они спросили – кто в деревне староста и где он живет.
Мальчик посмотрел на нас и несколько иронически произнес: «У нас староста не он, а она. Фамилия ей Федорова, а живет вот в этом доме. Женщина – староста деревни, это редкое явление. Партизаны думали, что это какая ни будь пожилая солидная женщина, одним словом, пройдоха из среды женщин. На их стук в дверь вышла молодая девушка, небольшого роста, курносая и несколько слащавая в разговоре. Это была староста деревни. Скурдинский с Ковалевым переглянулись удивленно и стали с нею разговаривать о ее поведении в должности старосты, так сказать, излагать ей задачи, стоящие перед нею в тылу фашистов.
Она внимательно слушала, а затем, прервав заявила: «Что мы стоим, дорогие товарищи. Вы, наверное, проголодались. Сейчас я сбегаю скажу маме, чтобы она приготовила обед». С этими словами она отлучилась и пришла минут через десять. Сообщив что обед заказан, она стала звать нас в дом.
В период ее отсутствия Скурдинский с Ковалевым в один голос сказали: «Не нравится эта девушка, что-то у нее есть фальшивое. Обедать к ней не пойдем».
Между ними и старостой началась торговля, какая бывает между хозяевами и гостями: когда первые зовут за стол, а гости упираются под всякими предлогами.
Наконец гости сказали, что есть не хотят и поэтому в дом заходить не будут. У них еще много работы, надо идти дальше.
Спросив понятны ли ей задачи, изложенные нами и получив ответ положительный, они ушли в лес. Через сорок минут после их ухода, в деревне началась стрельба из винтовок. Это приехали каратели ловить Скурдинского с Ковалевым.
Оказывается, Федорова, уйдя домой, заказывать для них обед, двором послала племянника за немцами в деревню Малафьевку, километров в двух от Захрелья. Приготовляя на стол первое и второе блюда для обеда, она решила на «десерт» позвать немцев. Однако выслужиться перед своими хозяевами ей не пришлось. Командир и комиссар ускользнули от них из-под носа. Они долго думали, как могло случиться, что среди советской молодежи, воспитанной комсомолом, могли быть такие выродки, как Федорова. Она заслуживала расстрела, но ее молодость и пол сдержали их от этого шага. Впоследствии оказалось, что они напрасно не сделали этого.
Предательство партизан вошло в привычку Федоровой. Такой же номер она выкинула с командиром Сланцевского отряда Сергеевым. Тот тоже совершенно случайно спасся от гибели, будучи преданным Федоровой. Сланцевские товарищи расстреляли эту предательницу.
Так кончила свою бесславную молодую жизнь «вежливая» староста деревни Захрелье Федорова.
Зато действительно теплую встречу руководству отряда оказал житель деревни Хрель Силин Николай Степанович, бывший председатель колхоза. Они пришли к нему ночью. Он радушно их встретил, накормил, напоил чаем с медом, дал им много продуктов. С этого времени он всю войну был надежным подпольщиком и связистом со Сланцевским отрядом Сергеева, которому он также много помогал.
В отряде стало известно, что в деревню Столбово пришел из плена бывший председатель Столбовского сельсовета Иван Павлович Гордяков и что он очень хочет встречи с партизанами, чтобы уйти с ними. Такую встречу руководство отряда организовало в конце июня месяца. Иван Павлович выглядел таким же спокойным, как и всегда, разговаривал он медленно, взвешивая каждое слово. Он стал плохо слышать, поэтому часто приходилось повторять два раза сказанное, чтобы до него дошел смысл слов. Встрече с нами он был очень рад и сразу заявил: «Я пойду с вами» Разговор с ним получился долгим. Партизаны и Гордяков седели на опушке леса недалеко от деревни Столбово под палящим летним солнцем и мирно беседовали.
Гордяков сообщил о том, что в деревне Столбово существует подпольная молодежная организация во главе с 16-летней Ниной Хрусталевой.
В связи с последним сообщением руководство отряда решили И.П. Гордякова в отряд не брать и поручили ему посмотреть за работой Столбовской подпольной группы молодежи, поговорить с ребятами о их задачах и предупредить их о строгой конспирации в работе. Тут же был назначен день и место куда Гордяков должен явиться на встречу с нами и тогда навсегда остаться в рядах отряда.
Иван Павлович хорошо выполнил все поручения партизан и в июле стал бойцом Осьминского партизанского отряда.
В деревне Лужки Заручьевского сельсовета проживал с женой Никандров Виктор Яковлевич. Он до войны был заместителем редактора Осьминской районной газеты «За колхозы». В период оккупации района он каким-то образом оторвался от партизанского отряда и вынужден был проживать у жены в деревне Лужки. Партизаны решили навестить его и решить вопрос о его дальнейшей деятельности в тылу врага. Скурдинский знал не только Виктора Никандрова, но и его жену Наталью Игнатьевну Субботину, которая работала до войны заведующей отделением связи в деревне Столбово.
Явились они в деревню Лужки днем всем отрядом. С ними был Е.Г. Речеев со своей группой и Г.И. Мосин со своей группой. Всего собралось человек 17.
Наталья Игнатьевна и Виктор встретили их радушно и приветливо. Они рассказали нам о той подпольной работе, которую они проводят и о членах подпольной группы.
Виктор стал просить взять его в партизанский отряд. Командир и комиссар согласились на это, но надо было сделать так, чтобы после его ухода немцы не расстреляли жену. Ведь они за уход в партизаны расстреливали близких родственников.
Было решено разыграть арест Виктора как дезертира из отряда. Все это партизаны сделали в присутствии старосты деревни. Наталью Игнатьевну заставили горько плакать о несчастном муже, которого вероятно расстреляют. «Арестованный» Никандров собрался и его двое партизан повели в лес. Все остальные отправились в деревню Русско. Староста этой деревни Киселев вел себя возмутительно, при помощи запугивания вербовал в полицию молодежь своей и окружающих деревень. Его активным помощником был старший сын уже вступивший в полицию» Подробно узнав об антисоветской деятельности Киселева и его сына, мы арестовали их и расстреляли.
После этого собрали молодежь деревни и провели с ними беседу о недопустимости идти в ряды полиции, а наоборот быть патриотами своей Родины, помогать во всем партизанам. Этот шаг, сделанный нами в деревне Русско, положительно сказался на дальнейшем развитии событий в этой деревне и окружающих ее деревнях.
Уйдя в лес, партизаны собрались все вместе и поздравили Никандрова Виктора с его новой жизнью, со вступлением в ряды партизан. Его жена Наталья Игнатьевна Субботина осталась руководить Лужковской подпольной труппой, которая была одной из лучших подпольных групп района.
После операции в деревне Русско и Лужки Рачеев с Юдиным и Менско ушел и Скурдинский в дальнейшем действовал без его руководства как представителя Ленинградского обкома партии.
На следующий день запланировали сходить в деревню Говорово, а также навестить волостного старшину в Доложске.
В Говорове жил член партии, директор Доложской школы Павлов Алексей Васильевич. Руководству отряда надо было его навестить и договориться о его дальнейшей судьбе. Стук в окно и у него появляется молодая, красивая женщина, жена Павлова, медичка по образованию, Антонина Петровна. Сам Павлов навстречу не вышел. Он труслив был всегда, а теперь совсем стал трусить, дрожа за свою жизнь. В противовес ему жена вела себя спокойно и смело. Она в дальнейшем была связана с нашим отрядом и хорошо выполняла наши поручения. Павлова в отряд решили не брать. Паникерам и трусам там не место. Без них лучше.
Навестили и старосту деревни Говорово Максима Кузнецова. Вел он себя спокойно, и недолго думая дел согласие работать на нас. Свое слово он выдержал и вместе со своим сыном Виктором много хорошего сделал для партизан.
Несколько сложнее было осуществить встречу с волостным старшиной Павловым, ведь в Доложске стояли немцы. Нам нужно было не только его видеть, но и взять у него несколько тысяч рублей собранных с населения как налог.
Решили Павлова вызвать в лес запиской, посланной через одного старосту деревни, далеко не нашего человека. Он был предупрежден об ответственности да выполнение этого поручения. Староста свое поручение выполнил, и Павлов явился по нашему вызову.
Это высокий, средних лет мужчина с лицом волевым и суровым. Мы долго с ним разговаривали о житье-бытье и о том, почему он стал волостным старшиной. По данным, которые имелись у нас он не был антисоветчиком, и вел себя неплохо. Договорились как он должен вести себя в этой должности, а затем партизаны спросили сколько у них собрано налога с крестьян.
Была названа сумма 4000 или 5000 рублей. Партизаны сказали, что им нужны деньги и предложили ему предоставить им. В принципе он не возражал, но стал думать, как это сделать.
Решили, что его писарь, Николай Петрович Родионов, завтра пойдет в Осьмино в комендатуру сдавать деньги. По дороге в лесу в условленном месте мы его остановим, и он отдаст нам деньги под расписку. Расписку он снесет в комендатуру и скажет, что партизаны от него деньги отобрали под силой оружия.
Эта операция была проведена вполне успешно. Деньги были у нас, а у немцев наша расписка. Николай Петрович бывший учитель. Его недостатком было заикание. Партизаны знали его в лицо. Когда они его окликнули, он испуганно оглянулся и выжидающе стал стоять. Выйдя из леса, партизаны поздоровались и попросили отдать деньги. Он, хотя и знал об этом, страшно растерялся и начал так заикаться, что было не дождаться, когда произнесет слово. Это продолжалось несколько минут, но потом он успокоился, и мы оформили этот «грабеж» волостного писаря. На него немцы много кричали, но домой отпустили. Он же вскоре уволился с должности писаря волостного управления.
Так у партизан появились деньги, которые они использовали на покупку у населения необходимых вещей и обуви. Таким же путем они неоднократно доставали деньги в дальнейшем.
После операции с деньгами партизаны перешли жить в лес между деревнями Шима – Рудница – Говорово. Здесь большой лес и хорошие деревни, в которых активно действовали руководимые Осьминским подпольным райкомом подпольщики.
В это время в Руднице произошло событие, которое омрачило партизан. Немцы нащупали нити подпольной работы в деревне Рудницы. Они не смогли арестовать Печнева Ивана, которого предупредили об этом его друзья, работающие у немцев, и он ушел в партизанский отряд к нам. После его ухода во главе подпольщиков стал Егоров Иван Васильевич. Немцы арестовали его и его сына Ивана. Они вывели их за деревню и расстреляли. Так получилось, что Ивана Васильевича расстреливали дважды [13, рассказ «Егоров Иван Васильевич»].
В деревне Коленец жила бывшая учительница Федорова Валентина. При приходе немцев она сразу добровольно поступила к ним на работу переводчицей районной комендатуры.
Будучи переводчицей, Федорова занялась предательством советских людей» По ее инициативе был расстрелян немцами бывший заместитель начальника милиции Е.Н. Потапов. Ее муж дезертировал из рядов Советской Армии, получил от немцев винтовку для борьбы с партизанами.
Было решено убрать эту предательницу Родины. Июльской ночью отряд явился в деревню Коленец, окружили дом Федоровых. Дезертир Федоров, как и все дезертиры из родной армии был трусом и сразу куда-то запрятался, забыв про данную ему винтовку, чтобы бить партизан. Мы пытались уговорить Федорову пойти с нами, чтобы узнать от нее все тайны известные ей районной военной комендатуры и договориться с нею о работе в нашу пользу. Но она, открыв окно, начала поносить Советскую власть самыми отборными бранными словами. Било решено расстрелять ее, и приговор тут же приведен в исполнение.
По другую сторону Пенинского озера в деревне Пенино проживал полицейский Ермолаев, активно участвующий в облавах на партизан. Было решено свести счеты и с этим предателем.
Партизаны прекрасно понимали, что взять вооруженного человека в доме не так просто. Он может оказать сопротивление и тогда единственный выход зажечь дом. Но там были его родители, а губить их нам не хотелось. Тогда они пошли на хитрость. Тихо окружив дом, чтобы не разбудить хозяев, они поручили Яше Моисеенко постучать в окно и на ломаном немецко-русском языке несколько раздраженно крикнуть: «Господин полицейский Ермолаев быстро собирайтесь, берите оружие, идемте уничтожать партизан. Они обнаружены в лесу у деревни Дретно. Это говорит офицер карательного отряда».
Не рассмотрев толком кто стоит у окна – этот немецкий холуй быстро оделся, схватил винтовку и немедленно выскочил на улицу. Партизаны, стоящие у двери, схватили его за руки и обезоружили. Ермолаев побледнел и весь затрясся, как будто окунулся в морозную, ледяную воду. Ему объявили об аресте и повели в лес на допрос. При допросе выяснилось, что этот человек искал легкой жизни и нашел ее на несчастье советских людей и неоднократно участвовал в карательных походах против партизан. Решили расстрелять его и приговор привели в исполнение.
После расстрела полицейских в деревнях Русско и Пенино Скурдинский решил написать обращение к молодежи района, призвав ее не вступать в ряды полиции, а идти в партизаны для борьбы с заклятым врагом нашей Родины – фашизмом.
Через несколько дней такая листовка была готова. В ней привели факты зверства немецких фашистов и как этому помогают предатели своего народа – полицейские. Сказали, что партизаны расстреляли таких-то и таких-то полицейских и будут впредь это делать, ибо этого требуют интересы Родины. Листовка получилась содержательная и хлесткая. Дня два все переписывали эту листовку на тетрадочных листах. Написали экземпляров 100 и распространили ее через подпольщиков в десятках деревень. Эта листовка сыграла большую роль в приостановлении ухода молодежи в полицию, а также в том, что многие полицейские стали устанавливать связь с нами и работать на нас.
…


Работник Осьминского РОНО  Сивков Борис Ильич был оставлен на подпольной работе в деревне Усадище Поречского сельсовета Осьминского района. Он нанялся пастухом в этой деревне. Плохо одетый, скромный пастух был мало разговорчив, и честно пас скот крестьян. Эта «должность» была очень подходящая для организации подпольной работы. В конце 1941 года Б.И. Сивков организовал Поречскую подпольную группу, которая проводила активную подпольную антифашистскую деятельность..
Осьминские партизаны неоднократно бывали на связи с Сивковым, получали от него отчеты о работе и давали ему задания. В июле 1942 года Б.И. Сивков пришел в Осьминский в партизанский отряд, так как ему грозил арест и расстрел
Как видно, их отряд не только пережил тяжелую зиму 1941 / 1942 гг., но стал крепнуть и расти. Сивков этот был уж седьмой человек пришедший в их ряды за июнь и июль. В июле месяце нависла угроза ареста над участниками Столбовской юношеской подпольной организации, которой руководила отважная девушка Нина Хрусталева. Чтобы спасти ребят от гибели их тоже забрали в отряд. Появились семнадцатилетние отважные ребята: Нина Хрусталева, Коля Гаврилов и Толя Лукин. К концу июля 1942 года в рядах нашего партизанского отряда стало 21 человек, да плюс группа Мосина Г.И. в количестве шести человек.
…

Продолжение рейда партизан по району,
временно оккупированному фашистами

В августе Осьминские партизаны продолжали активный поход по району, временно оккупированному фашистами.
Этот поход, сопряженный с большой опасностью для жизни, был большим моральным удовлетворением для Скурдинского. Руководство отряда все больше убеждалось в том, что народ на их стороне, что враг чувствует себя неуверенно, что только отдельные предатели Родины стоят на стороне врага. Для каждого истинного патриота нет и не может быть ничего важнее борьбы с врагами Родины. Именно это чувство руководило ими в тылу врага, именно оно придавало им силу.
В деревне Дуба проживал, бывший работник Райконторы «Заготскот» Прохоров. В отряде стало известно, что он вступил в полицию и активно помогает немцам в борьбе с партизанами. Решили поговорить с ним – с кем он останется в дальнейшем: с немцами или с нами. После разведки партизаны пришли в деревню Дуба и окружили дом господина полицейского. Наше требование немедленно выйти и сдать винтовку, им было выполнено. Из дальнейших разговоров с ним выяснилось, что этот презренный предатель работать на нас не хочет, в партизаны идти отказывается и как ребенок лепечет только одно: «не стреляйте меня, я буду неактивным полицейским». – Было решено Прохорова расстрелять и приговор привели в исполнение.
В деревне Поречье жили активные полицейские отец и сын Земледельцевы. Они предали коммунистов Воробьева и Лебедева, охраняли в деревне молочный завод, открытый немцами.
После тщательно проведенной разведки было решено уничтожить полицейских Земледельцевых и испортить оборудование на молокозаводе. В одну из темных августовских ночей партизаны обезоружили немецких прихвостней – отца и сына Земледельцевых, расстреляли их, а затем забрали на молокозаводе всю продукцию и испортили оборудование.
Несколько дней партизаны лакомились маслом, сливками и творогом, которые были взяты на молокозаводе.
В августе месяце, спасаясь от ареста в отряд пришли Поречские подпольщики Н. Мудров и Смирнов Павел.
Трехмесячный поход по деревням района, расстрел предателей Родины, уничтожение оборудования на молочном заводе, изъятие денег от волостных старшин и другие действия привели в ярость немцев.
Они широко рекламировали, что зимой 1941 – 1942 года Осьминские партизаны все уничтожены, что теперь они вновь не появятся. Но это уже было пустой болтовней зазнавшихся вояк. Партизаны были живы и действовали. В конце августа месяца в район прибыла большая карательная экспедиция для прочески леса и уничтожения партизан. В это время отряд базировались в лесу между деревнями: Поречье, Велетово, Рудница, Овсище, Шакицы. Вот этот-то небольшой лес и был окружен карателями. Партизаны оказались в тяжелом положении. После окружения этого участка леса каратели начали его проческу. Посланный в разведку партизан Смирнов Павел был убит немцами. Партизаны решили залечь и, если немцы их обнаружат, принять бой и с боем прорвать цепь окружения. В нескольких метрах от них проехали на лошадях каратели, стреляя из автоматов и винтовок. Не поднимались с места, партизаны следили за их движением. Нависшая опасность миновала. Каратели ушли по направлению к деревне Велетово.
Ночью партизаны вышли из окружения и перешли в Лужицкие леса, где пробыли около четырех дней, выждав пока каратели покинут район. Затем они опять взялись за продолжение начатого дела. Наступил сентябрь 1942 года.
Скурдинский вспоминал: «Это был месяц бурных споров среди партизан. Приближалась вторая партизанская зима. Не все партизаны, пережившие первую тяжелую зиму, сохранили мужество и стойкость в борьбе с врагом. Кое-кому было страшно даже подумать о второй зиме в тылу врага. Эти люди растерялись перед трудностями. Были такие и в нашем отряде. К ним относились Рачеев, Юдин и Орешонок. Уже летом вместо активной борьбы с немцами они начали настойчиво проводить линию на уход отряда из района, на переход линии фронта в советский тыл. Они не только сами себя готовили к этому, но и тянули за собою других партизан. Особенно этим отличался Е.И. Орешонок, который с первых дней организации отряда рвался в советский тыл. Его насильно оставили в отраде, для чего пришлось этот вопрос вынести на обсуждение партийного собрания. Большинство партизан пошли за Скурдинским и Ковалевым, которые рассуждали так: партия оставила нас в тылу врага своими представителями. Мы не имеем права покинуть район до полного его освобождения Советской Армией; мы обязаны, в меру своих сил и уменья, давать знать врагу, что в районе есть коммунисты, которые мобилизуют народ на борьбу с ним; оставить район без разрешения Обкома партии и уйти в Советский тыл – это значит дезертировать с боевого фронта, спасовать перед трудностями. Большинство коммунистов оказались на высоте положения и решили остаться в тылу врага, не считаясь ни с какими трудностями, а готовы были, если понадобится отдать и свою жизнь за дело партии. В то же время мы решили, что держать тех, кто трусит, боится трудностей, не будем. Чем меньше будет паникеров, тем крепче будет отряд» .
Сила духа Скурдинского и Ковалева вызывает уважение. Однозначность высказываний комиссара о роли партизан не требует комментариев
Итак, решили переходить фронт две группы: Рачеева – Юдина и Орешонка – Малышева, а остальные партизаны стали готовиться ко второй зиме, учтя все ошибки и промахи в первую зиму. Дальнейшее развитие событий показало, что правы были те, кто остался на оккупированной территории, а те, кто рвался к переходу фронта, потерпели полный провал. Пустившись в путь, они думали легко достичь цели, но это оказалось не таким простым делом. Встретившись с первыми трудностями среди этих неустойчивых людей начались распри. В группе Рачеева – Юдина пошла борьба за власть.
Скурдинский написал в своих воспоминаниях: «Эти два мелких, властолюбивых, панически настроенных человека передрались между собой. В этой драке Юдин зверски застрелил своего товарища по партизанской борьбе Рачеева  и обратно вернулся в район голодный и оборванный. В группе Орешонка – Малышева не было убийств, но они тоже вернулись в район голодными, рваными и совершенно беспомощными. Это еще раз показало, что тот, кто отступает от линии партии, кто свои личные интересы ставит выше партийных интересов, не может быть стойким борцом за дело партии».
Группа Opeшонка, найденная в лесу под деревней Данилово, снова вошла в Осьминский партизанский отряд, а Юдин, со своей небольшой группой проживал в лесах Самровско – Будиловского и Задейшинского сельсоветов до встречи с первой бригадой в ноябре месяца 1942 года.
Оставаться на вторую зиму в тылу врага было легче по двум причинам: первая – партизаны имели большие связи с подпольщиками, а вторая – накопили опыт борьбы с врагом и хорошо изучили его зимнюю тактику борьбы с партизанами» Через подпольные группы мы приступили к созданию продовольственных баз на зиму и продолжали активную деятельность по борьбе с фашистами и их прихвостнями.
В деревне Дубок проживали отец и сын Артемьевы, которые с первых дней прихода немцев стали их активными помощниками и неоднократно были проводниками у немцев при прочесывании лесов. Эти два предателя были расстреляны. В одну из сентябрьских ночей партизаны отправились в деревню Рудница для ареста, проживающего там немецкого прихвостня некоего Юдина, прибывшего из-под Ленинграда вместе с беженцами и состоящего у немцев штатным агентом.
В этой деревне у комиссара была сильная подпольная группа, у подпольщиков которой часто бывали партизаны, и которые им очень много помогали.
Подпольщики всегда в определенном месте ставили условный знак, говорящий – есть немцы в деревне или нет. Придя к этому месту и проверив знак, они смело шли в деревню или не шли, когда там было много немцев. И на сей раз, проверив условный знак, который говорил, что немцев в деревне нет, партизаны смело вошли в деревню. К подпольщикам выходить не стали, чтобы не выдавать иx связь с партизанами, а послали товарищей Булочкина и Гаврилова за старостой деревни М. Романовым, с которым надо было решить ряд вопросов, связанных с продовольствием. Романов вел себя нейтрально. Он как бы не замечал смены власти и придерживался линии: всякой власти он обязан подчиняться и выполнять ее распоряжения. Эта нейтральность, а по существу политическая беспринципность, привела его в ряды предателей. В ночь нашего прихода в деревню Рудница в доме старосты Романова была устроена тайная немецкая засада с целью поимки партизан.
Когда наши товарищи подошли к дому старосты, там царила мертвая тишина. Думая, что староста спит, они осторожно постучали в окно. У окна появился Романов, и открыв окно вежливо поздоровался с партизанами и пригласил к себе поесть и подождать его, пока он оденется. Поверив Романову, Яша Булочкин и Коля Гаврилов смело пошли в дом, не подогревая опасности. Только они вошли в квартиру, как раздалось несколько автоматных очередей. Засевшие там немцы в упор расстреляли наших товарищей и спешно под покровом ночи скрылись.
Смертью храбрых, вместе с Яшей Булочкиным, пал юный орленок Коля Гаврилов.
Это второй славный орленок, погибший в бою с фашистами. В августе месяце этого же года геройской смертью погибла в деревне Самро от руки палачей друг детства и юности Коли – Нина Хрусталева.
Об этих юных патриотах Осьминского партизанского отряда сказано в сборнике «Орлята» в рассказе «Сосны шумят» .
Выяснив подробности гибели товарищей, через несколько дней партизаны расстреляли предателя Романова, предварительно допросив его и разъяснив ему предательский поступок.

В.Я. Никандров

Кологривское восстание

5 января 1972 года исполняется 30 лет со дня возникновения Кологривской подпольной группы, входившей в состав Осьминского подпольного партийного центра.
Кологривцы явились зачинателями народного восстания против оккупантов в Ленинградской области.
Этому и посвящена документальная повесть участника событий Виктора Яковлевича Никандрова «Кологривское восстание» .

Сентябрь 1941 года. По улицам Стрельны разгуливают солдаты в зеленых френчиках. Повсюду слышна немецкая речь. «Что ж теперь будет с нами, со мною – советским учителем?» – задумывается директор средней школы Тимофей Иванович Пятков.
Вскоре он оказывается в общей массе жителей Стрельны. Перед ними выступает офицер. В его речи пестрит слово «Дойчланд».
А затем и на пороге их дома появились солдаты. Один из них вышел на середину комнаты и стал командовать: «Ком!».
Тимофей Иванович окинул коротким взглядом жену и 12-летнего сына и сказал:
– Ну, пошли.
Когда они проходили мимо «командира», он отвешивал им по оплеухе, а остальные солдаты громко хохотали. Понять их было нетрудно: они на практике дока-зывали «превосходство» арийской расы.
Пятковым приходилось подчи¬няться только потому, что в ру¬ках немцев были заряженные ав¬томаты.
Гнали их сначала по улицам родного шоселка, потом по рас¬кисшему полю. И всюду слыша¬лось короткое и обидное слово «Ком!», которое, как свист кнута, подгоняло отстающих. А иногда за этим словом раздавался выст¬рел, навсегда приземлявший того, кто не мог по сигналу «ком, ком!» двигаться наравне с конвоиром.
В распредлагере, куда попали и Пятковы, существовали свои порядки. Кроме «Ком-ком!» там применялись экзекуции: людей бросали на растерзание собакам, выжигали на теле клеймо.
Однажды всех выстроили на площади, посередине которой желтела свежевырытая яма. В нее опустили человека и закопали по самую шею. На голову немцы положили доску, на концы которой стали по два здоровенных солдата и устроили «качели». Человек истошно кричал: «Помоги¬те!». Но его голова очень скоро оказалась вдавленной в песок. И он умолк.
Причину столь необычной казни заключенным объяснили просто: «Он хотел бежать из лагеря».
Ночью, когда все уснули, сын Юра растолкал отца и тихо спросил:
– Папа, а тебя немцы тоже могут закопать?
– Могут, сынок, могут.
– А меня?
– Тоже могут.
– Тогда не лучше ли добровольно поехать в Дойчланд?
– Нет, сынок, лучше смерть, чем чужбина...
А после утреннего кофе, кото¬рым именовалась грязная водич¬ка, семья Пятковых стояла в строю. Перед ними опять выступал офицер. И опять его уста вещали ненавистное слово «Дойчланд».
...Морозным утром они прибыли на станцию Веймарн. Дальнейший маршрут был написан на табло: Старополье – Доложск – Губин Перевоз – Гдов – около 100 километров .
В Веймарне к ним подошла совсем высохшая женщина и, про¬тянув руку с обрубленным пальцем, зловеще предупредила:
– Теперь вы выходите на дорогу смерти: в лесу орудуют разбойники. Вон они что делают: отрубают пальцы... с кольцами...
Таким разбоем занимались полицаи из пос. Старополье: Логунцов, Спельти и Зорин. Они запрягали лошадей и ехали в Веймарн, там брали «пассажиров» и везли их в Муравейский бор, где и совершали разбой. Об этом Пятковы узнали из стенгазеты «Молния», которую прочитали на дверях полицейского участка поселка Старополье, куда они прибыли ранним утром. На плакате был изображен бандит с большой дороги, а подпись гласила:

Кого ты грабишь, Када?
Народ честной советский!
Придет к тебе расплата –
Помни, холуй немецкий.

Пятков решил разыскать смельчака, который выпустил «Молнию». Но в Старополье бежен¬цам не разрешалось задерживаться, и ему удалось узнать только то, что Када – это прозвище полицая Логунцова.
Следующая деревня называлась Менюши. Пятков решил попытать счастья здесь. Зашел к старосте и спросил, нет ли какой работы. Полупьяный человек от¬ветил:
– Для беженцев – нету.
Двинулись дальше. Но перед въездом в деревню Межник прочитали аншлаг: «Тиф». На обочинах лежали какие-то люди. Тимофей Иванович послал Юрия уз¬нать, почему они расположились прямо на снегу?
Потрогав каждого из лежащих на обочине, Юра закричал:
– Они все мертвые!
Тимофей Иванович решил вернуться в Менюши.
Ночевать их менюшинский староста, вопреки всяким ожиданиям, пригласил к себе.
– У вас, наверное, золотишко есть, вот им и расплатитесь. Я и ужин поставлю, коли прав буду в своей догадке.
За ужином староста хвастался:
– Фамилия моя – Савицкий. Большевистскую сволочь вытравляю: коммунистов, комсомольцев и прочих активистов. Уже кое-кто на том свете. И вас отправлю туда же, коли мешать станете.
Утром Савицкий, жалуясь на го¬ловную боль, обратился к Пяткову с просьбой помочь ему составить отчет по требованию волостного старшины.
В руки Пяткова попали все сведения о деревне: наличие людей, скота, посевов, инвентаря, семян... Он узнал, что в каждом доме имеется корова, на три хозяйства – конь, колхозный урожай разделен по едокам. Короче говоря, менюшские крестьяне имели все необходимое для своего существования. И Пятков решил предложить Савицкому свои услуги.
– Ну, что ж, ты мне нравишься, будь при мне писарем, – согласился староста.
– Секретарить не счет, был бы расчет.
– Жалованье положу, сам сыт будешь, и семье хватит...
Пятков готов был порадовать жену: мол, нашел пристанище. Что на это могла ответить супруга? Они вместе прожили пятнад¬цать лет. Вместе начинали осваи-вать нелегкую профессию учите¬ля в Сибири, близ Тюмени. И те¬перь вместе оказались перед тя¬желым испытанием.
– И все же надо попробовать, решил Пятков. – Главное – сойтись с местным населением.
Среди документов, переданных ему старостой, он нашел поста¬новление старшины, согласно ко¬торому русские люди обязыва¬лись особым способом приветст-вовать гитлеровских офицеров: «Мужчины приветствуют снятием головного убора, а женщины – поклоном».
Первое обсуждение этого «по¬становления» Пятков устроил до¬ма. Юра сразу заявил: «Старшина воскрешает барские порядки». А Валентина Филипповна спроси¬ла мужа, не может ли он скрыть этот документ от народа.
Опасность была большая, но Пят¬ков пошел на риск. Первая удача выдвинула перед ним новую идею – сместить профашистско¬го старосту. И опять в семье Пят¬ковых возник спор. Юра упрек¬нул отца: «Ты, папа, царист». Пят-ков был математик, но хорошо помнил и русскую историю. «Юрий прав, – подумал он, – я уподобился Пугачеву, боровшему¬ся за «хорошего царя». Но, дога¬давшись об этом, он еще не знал, как можно отделаться от плохого старосты.

2

Как-то в его контору, на кото¬рой висела еще прежняя вывеска: «Правление колхоза...», зашел незнакомый человек.
– Туземец я, по кличке Куз¬нец, — представился он. – С кем имею честь?
– Писарь, то есть беженец Пятков...
Они разговорились. Кузнец рас¬сказал, как он сам бежал сначала из немецкого плена, а потом из тюрьмы.
– Из какой тюрьмы?
– Много будешь знать, скоро состаришься.
– Понял вас. Чем могу быть полезен?
– Чего это вы здесь остановились, вы же в Германию занаряжены?
– А я не знаю, что там меня ждет.
– Кузнец протянул Пяткову небольшой сверток.
– Читайте!
– О, да ведь это листовка! «Немцем гонимые». Постой, по¬стой... Да она адресована-то нам, беженцам.
Пятков прочитал: ... «У вас ос¬тается один выход – бежать в лес, к партизанам. Родину надо защищать, а не оплакивать. Не покоряйтесь фашистам! Покор¬ных ждут голод, тиф, каторга, смерть».
– Где вы взяли? Сами сочини¬ли?
– А вам не под силу?..
Пятков задумался: что ответить незнакомцу? Вдруг он провока¬тор? Решил припугнуть:
– Извините, но я вынужден отправить вас в полицейский уча¬сток.
– Это зачем же: я там бывал, так оказать, проверен. А лучше всего оставим уточнения до сле¬дующей встречи.
На семейном совете Пятковы приняли решение: размножить полученную от Кузнеца листовку и раздать ее беженцам.
Когда эта работа была выпол¬нена, Пятков узнал новость: в Сланцах состоялось совещание старост и старшин, которое решило открыть церкви и... школы.
– Тебе придется поменять службу – ты же учитель, – сообщил ему Савицкий.
Должность учителя Пяткову нравилась больше, чем служба писаря. К тому же школа могла быть и явочной квартирой. Но ради этого нужно было перее¬хать, как выразился Савицкий, в «столичную» деревню Кологриву.
– Там познакомитесь с Молу- ном, и все будет в порядке, – уверял староста.
– Кто такой Молун?
– О, да вы совсем непросве¬щенные. Значит, к молве не прислушиваетесь. Это хорошо. А Молун – наш русский комендант. Бойков по паспорту он. Ну, а на¬род перекрестил его, вернее, дал ему прозвище такое – Молун. Уж больно он много болтает и на себя берет лишнее. Ведь он сам себе придумал титул русского коменданта и сам же требует, чтобы его величали не иначе, как русским комендантом. С не¬мецким майором сравнялся. По¬пробуй потягайся с этим само- званием. Он тебя сразу к Исусу притянет... Его все боятся. Далеее Яки Пятковы перетащили свой скарб из Менюш в Кологриву. А на следующее утро их навестил сам Молун – упитанный, высокий, лет пятидесяти мужчина, носивший кулацкую бородку.
– Ну, когда думаете короноваться в просвященники? – спро¬сил он Пяткова.
– Хоть сегодня...
– Не-е-е, завтра. Надо родителей упредить.
Перед Пятковым встала проблема: по каким учебникам препо¬давать? Этот вопрос поставили ученики. Один из них так прямо и оказал: «Если будете учить фа-шизму, то мы спалим школу, а если коммунизму, то мы будем учениками послушными». Пятков на этот ультиматум ответил одним словом: «Договоримся».
На партах появились советские книги. Пришлось планы уроков составлять по немецкой програм¬ме (для отчета), а занятия вести по советской. Это нравилось ребятам, и они охотно посещали школу.
Но однажды в школу наведался Молун. Он привез портреты Гитлера, Геринга, Геббельса и велел повесить их в классе. Ребята ответили отказом. Кто-то сострил: «Зачем нам три «г»?» Все поняли, на что намекалось. Не понял только Молун. Ему объяснил Пятков: «Дети имеют в виду имена руководителей великой Германии, которые начинаются на одну букву – «г»: Г-г-гитлер, Г-г-геринг, Г-г-геббельс».
– А чем это плохо? – спросил Молун.
Кто-то из ребят крикнул:
– А разве ты не знаешь, что еще начинается на «г»?
Молун принялся стращать детей:
– А разве вы не знаете, что за подобные речи полагается рас¬стрел?
При полной тишине портреты были наклеены на стенки.
– Паиньки, – похвалил ребят Молун, но тут же осекся, увидев «безглазые» портреты.
– Ты, гаденыш, выколол гла¬за этим господам?! – схватив за ухо первого попавшегося парниш¬ку, сердито орал Молун.
– Я, дяденька Митрий, не гаденыш, я– паинька, – съязвил парень, морщась от боли. – Тот самый паинька, которого ты только что хвалил. Все мы паиньки, ты сам это сказал. Зачем же ухо рвешь?
Бойков отшвырнул парня и резко шагнул в сторону учителя.
– Скандал-то какой! Что делать будем, господин Пятков?
Учитель пригласил самозванца в свой рабочий кабинет и сказал:
– С ребятами надо уметь ладить, иначе они подведут и меня, и вас. По-моему, зам нужно сделать вот‘ что: унести портреты и никому не говорить о случившемся и никогда больше не приходить в школу. Это успокоит детей, и они скоро забудут о своем упорстве.
Когда Молун покинул школу, Пятков, словно ничего не случилось, пригласил ребят в класс и провел с ними урок по курсу русской .истории о возвышении Москвы. Рассказывая об Иване Калите, он показал, как с помощью хитрости можно победить врага.
Постепенно ребята привыкли к учителю и про себя называли его «красным».
Перед Новым годом в школе зашел разговор о елке. Пятков решил созвать родительское собрание, чтобы посоветоваться, как лучше отметить новогодний праздник.
Среди собравшихся он узнал Кузнеца, подошел к нему и сказал, что хотел бы с ним поговорить отдельно о способностях его ребенка.
– Ладно, останусь, – последовал ответ.
Кузнец признался Пяткову, что настоящая его фамилия Фомин, живет он в Дедине, а на собрание пришел по просьбе сына. После этого он передал учителю пачку рукописных листовок: «В какого бога верят оккупанты?», «Как приветствовать фашистов?», «Никакой поддержки немцам!» По заголовкам Пятков определил назначение каждой и поинтересовался, кто же их сочиняет.
– А есть тут один журналист...

3

Вечером Пятков зашел к Молуну и спросил, не знает ли он в Кологриве подходящей работы для его жены.
– Есть, как же нету, – порадовал «русский комендант». – Только тяжелая: молоко собирать и отвозить на завод. Пойдет?
– Хорошо, – согласился учитель, прикинув, как эта должность будет содействовать расширению подпольной работы. – Может, и сынишку пристроите? Жена будет сборщиком, а он – возницей.
– На том и порешим: у тебя, видать, семья работящая. Поди окулачился бы, кабы землей кормился?
– Возможно, — улыбнулся Пятков. — А разве у вас кроме меня интеллигенции нет?
 – Как нет? А Мария Варламова, зоотехник, разве не... как ты ска¬зал?
– Интеллигенция...
– Вот, вот, нидилигенция... Вот она, стало быть, Марея-то, и есть та самая нидилигенция. А еще в Детковой Горе есть нидилигенция: дорожный мастер Андрей Морозов, председатель сельсовета Кузьма Дорофеев. А коли еще прибавить колхозный актив, то и пальцев на руках не хватит, чтобы всех пересчитать. Только весь этот ученый мир на замке себя содержит: никто себя не проявляет. Ну, а мне что, пусть живут втихомолку. Понадобятся – призову к делу, а рыпаться станут – на виселицу отправлю. Не зря же я здесь доверенное лицо...
– А какая у вас должность?
– Должности нет, а задание имею. Про гестапо слыхал? (Пятков кивнул головой). Вот и молчи.
Через несколько дней Тимофей Иванович за домашним ужином сообщил жене и сыну новость:
– В нашем полку прибыло: комсомолка Варламова согласилась, как она сама выразилась, «быть полезной в борьбе против захватчиков». Значит, с сего числа – с 5 января 1942 года – мы имеем право именовать себя под-польной ячейкой.
– Что ты Варламовой думаешь поручить? – спросил Юрий.
– Она хорошо поет. Вот и пусть поет на вечеринках советские песни. А ты, Юра, поинтересуйся, как это у нее получается.
...С вечеринки Юра вернулся поздно. Был весел. Мать и отец, обеспокоенные его задержкой, не спали. Он стал оправдываться:
– А знаете, как поет Варламова? Заслушаешься! Вот и выходит, что я заслушался. Пела сначала она одна, а потом – все вместе. Начали с «Легко на сердце от песни веселой», а кончили – знаете чем? – «Интернационалом»! Когда расходились, хозяйка дома, тетя Настя, сказала: «Я словно в Москве побывала». Такое же настроение и у меня. Думаю, что песни Варламовой помогут людям остаться теми, кем они были при Советской власти.
К весне 1942 года группа Пятко ва насчитывала уже 10 человек: в нее вступили комсомольцы дер. Куроплешево Александр Кузьмин, Андрей Желобанов, Иван Варламов, из дер. Деткова Гора Константин Петров, староста дер. Кологрива Иван Яковлев, бывший председатель сельсовета Кузьма Дорофеев и бывший председатель колхоза «Деткова Гора» Михаил Васильев.
Свою программу они сформулировали так:

1. Выявление истинных патриотов Родины, желающих активно бороться против фашистов.
2. Распространение правды о положении дел на фронтах и внутри Советского Союза.
3. Распространение газет и ли¬стовок.
4. Саботирование распоряже¬ний немецких властей.
5. Борьба против угона совет¬ских людей в немецкое рабство.
6. Приобретение оружия.
7. Выявление предателей и со¬общение их фамилий партиза¬нам».

Из этой программы вытекала и их главная задача– связь с пар¬тизанами. Но как ее наладить? Каждому члену группы Пятков дал задание: при появлении партизан сообщить ему.
Но о партизанах долгое время не было никакого слуха. Тогда Ти¬мофей Иванович обратился к Фомину с весьма щекотливым во¬просом:
– Журналист, о котором вы как-то упомянули, не партизан ли случайно?
Фомин вместо ответа передал ему пачку листовок и сказал:
– Займитесь пока вот этим.
В пачке оказались листовки, разоблачающие оккупационный режим и призывающие население к бойкотированию таких хозяйственных мероприятий, как очистка обочин дорог, ремонт мостов и телеграфных линий. Од¬на из листовок называлась «Вам – землица, нам– пшеница». В ней сообщалось о раздаче нем¬цами семян крестьянам. Автор листовки утверждал, что овес немцы изъяли в Белоруссии, а картофель – в Эстонии. «У одних взяли, а другим дали» – говори¬лось в листовке. С какой же целью? Немцы, оказывается, ста¬вили две задачи: первая – соз¬дать видимость, что они рачительные хозяева, заботящиеся о насе¬лении прифронтовой полосы; вторая – руками русских обеспечить свои нужды в хлебе и фураже, так как крестьяне осенью должны были вернуть немцам втрое боль¬ше.
Кологривские подпольщики рас¬пространили на территории Сланцевского и Осьминского районов пять листовок общим тиражом около 1000 экземпляров. Неболь-шие листки расклеивали на две¬рях жандармерии, на верстовых и телеграфных столбах, накалывали на придорожные кусты...
Первым забеспокоился Молун, склонивший к тому времени на свою сторону старосту деревни Хотило Андрея Морозова и поли¬цейского Граньку Жукова, кото¬рые вместе с ним тщетно пыта¬лись «поймать за руку героев ка-рандаша», как выразился Молун. Свою затею он оставил только после того, как Пятков «просве¬тил» его. А сделал он это очень просто: когда Молун принес по его просьбе несколько листовок, то Пятков, разложив их на столе, спросил:
– Как вы думаете, один чело¬век их составил или разные?
– Конечно, разные: не одной рукой написаны, и бумага не оди¬наковая.
Из этой догадки Пятков сделал правильный вывод: по почерку можно обнаружить переписчика!
Следующая листовка «Ехать или не ехать в Германию?» была на¬писана печатными буквами. Раз-махивая ею на сходке, Молун кричал:
– Почерк скрывают, гады, но я все равно их найду!

4

Майским вечером Кологриву облетела молва: по району идут партизаны!
Пятков разослал своих «гонцов» в те деревни, где побывали партизаны. Вскоре он узнал, что это Осьминский отряд возобновил свои боевые действия.
Во главе отряда стояли бывшие районные руководители Иван Васильевич Ковалев и Иван Васильевич Скурдинский. По характеру действий отряда Пятков понял, что он очищает район от предателей: в деревне Жилино был задержан и расстрелян представитель районной комендатуры по организации рыболовецкой артели Богданов, в Русско – доброволец полиции Киселев, в Коленце – переводчица Федорова...
Кологрива до оккупации входила в состав Осьминского района. Поэтому Пяткову казалось, что Осьминские партизаны знают, что творится в их деревне. И он каждый «вечер ждал «лесных гостей». У него уже был подготовлен полный отчет о действиях своей группы и намечены конкретные планы, которые требовалось согласовать с командованием отряда. Пятков намеревался уйти в отряд всей семьей, а вместо себя хотел оставить комсомолку Варламову.
О своем решении он как-то сообщил Фомину – в тот момент, когда Фомин предложил ему познакомиться с листовкой, подписанной Скурдинским.
В листовке давалось разъяснение по поводу вербовки молодежи в полицию. Скурдинский, перечислив расстрелянных добровольцев, ставил ультиматум: «Кто не с нами, тот наш враг!». Партизаны советовали молодежи на требование фашистов – «либо полиция, либо смерть» – ответить уходом в партизаны.
– Вот видите, значит, я избрал правильный путь – уйти в лес, – доверительно сообщил он Фомину.
Вскоре он через того же Фомина получил указание Скурдинского: расширять состав группы, как можно больше запасать оружия, продолжать пропагандистскую работу.
Самым трудным делом Пятков счел сбор оружия. И перед ним встал вопрос: кому поручить? Но когда об этом узнали члены его группы, ответ их был стереотипным: «Достанем».
Каждую неделю руководителю группы докладывали о прибавке оружия. Но однажды он задумался: каково качество оружия, можно ли им пользоваться? И выяснилось, что подпольщики имели в основном обрезы и пистолеты, т. е. такое оружие, которое в армии называется личным. Причину накапливания именно такого оружия ему объяснили так: «Его можно носить под полой».
Пяткова, сугубо мирного человека, поразили слова «носить под полой». Что бы это значило? А вдруг кто-нибудь влипнет? Из-за одного может провалиться вся организация. И он отдал распоряжение: без нужды оружие при себе не носить.
К нему посыпались возражения: для чего же его собирали? Некоторые требовали пустить в ход оружие. Более реальный план вооруженного сопротивления изложил Фомин:
– Некоторые делают так: записываются в полицию, получают винтовку и из нее начинают стрелять по фашистам...
– Каким образом? – поинтересовался Пятков.
– Под видом партизан из-за куста пуляют. Кокнут двух – трех фашистов – и по домам. А ну-ка если каждый день двух – трех немцев убивать! За месяц полную роту истребишь.
«Вон куда он метит – истреблять фашистов, – думал Пятков. – Да разве это подпольная работа? Это индивидуальный террор. Пожалуй, надо со Скурдинским посоветоваться». И он осторожно спросил Фомина:
– Вы лично имеете связь с отрядом?
– Зачем же? На то имеются специальные люди – связные...
Фомин тогда входил в группу Натальи Игнатьевны Субботиной, которая действовала в деревне Лужки, расположенной от Дедина в четырех километрах, а от Кологривы  – в пяти. Лужковская группа, в состав которой входили в основном родственники Субботиной, в том числе и Леонид Фомин, приходившийся ей племянником, начала действовать с августа 1941 года. Главной своей задачей на первых порах она ставила выпуск антифашистских листовок. Вот откуда попадали они к Фомину, а от него к Пяткову.
Весной 1942 года, когда немцы начали усиленно комплектовать из русских парней РОА («Русскую освободительную армию»), создаваемую предателем Власовым, Субботина пришла к выводу, что и это мероприятие оккупантов можно сорвать. Она уговорила своего племянника Вячеслава Прыгачева записаться в полицию. А тот потянул за собой своих товарищей Александра Матвеева и Александра Веникова из соседней деревни Русско. Так появилась возможность «убить двух зайцев»: сорвать или хотя бы притормозить образование РОА и взять в свои руки комплектование полиции. Попутно решалась и третья задача: полицейских немцы не угоняли в Германию, значит, таким образом можно было сохранить активную силу для борьбы против оккупантов.
Лужковские «полицаи», открыто носившие винтовки, устраивали засады на врагов: организовали покушение на Ивана Карабанова – начальника Доложской волостной полиции, в состав которой входили и сами; в мнимой перестрелке с партизанами убили старшину своей волости Евдокима Петрова (по кличке Перуня), который присвоил партизанский груз, сброшенный с самолета.
Этот вид борьбы Пятков назвал «надомничеством». Но он как нельзя лучше позволял сочетать боевые действия с политическими. Подпольная группа превращалась как бы в филиал партизанского отряда и тем самым путала карты немцев: все можно было «списать» на партизан. И действительно так и было: немцы, гоняясь за партизанами, не подозревали о существовании в Осьминском районе глубокого и широко разветвленного подполья, центры которого имели кольцевую связь как между собою, так и с отрядом, выполняющим роль подпольного райкома партии.
Весной 1942 года Осьминский отряд, состоящий из 22 бойцов, но объединявший вокруг себя 18 подпольных групп, сумел вывести из строя всю телефонно-телеграфную связь, основные дороги и разгромить открытые оккупантами на территории района маслозаводы, лесозаготовительные и смолокуренные базы, приостановить запись молодежи в РОА и полицию, держать в страхе старост и старшин.

5

Один карательный отряд разместился в Кологриве. Это в какой-то степени сковывало активность пят ковцев. Но каждая трудность вызывала к жизни новую форму борьбы. И Пятков поставил перед собой задачу – разложить карательный отряд, парализовать его боеспособность.
Начиная примерно с июля 1942 года руководители подпольных центров, связанные с Осьминским партизанским отрядом, регулярно получали задания и представляли свои донесения о выполнении поручений.
В одном из таких донесений Пятков спрашивал командира отряда, верное ли он принял решение – работать среди карателей? И, получив согласие, распределил обязанности среди членов своей группы. Мария Варламова должна была «заглянуть в душу» командира карательного отряда, Саша Кузьмин – «сдружиться» с двумя – тремя солдатами, Иван Яковлев – войти в доверие к сотрудникам штаба карателей и через них установить цели и планы отряда.
В очередном донесении Пятков сообщил партизанам собранные сведения о карательном отряде. Он насчитывал 96 человек, на вооружении имел автоматы, винтовки, пять пулеметов, три мотоцикла, 80 велосипедов, 10 коней. Это был так называемый «оперативный отряд» (зондеркоманда), в задачу которого входили срочные выезды на места «преступлений» партизан. Во главе отряда стоял обер-лейтенант Тишлен – немец родом из Баварии. Его ближайшими помощниками были четыре немца, а солдатами оказались эстонские националисты. Эстонцы были недовольны тем, что ими командуют немцы. Один из них, по имени Арнольд, так прямо и говорил: «Когда меня ведут в бой, то мне хочется слышать команду на родном языке».
Многие эстонцы были родом с хуторов, расположенных вдоль реки Нарвы, которая протекала в 50 километрах от Кологривы, и мечтали навестить родных, а Тишлен им отказывал в этом.
Пятков получил указание: пробуждать среди эстонцев классовое и национальное самосознание, сближать их с русским населением и склонять к переходу на нашу сторону.
Кологривские подпольщики ставили перед собой две цели: первая – расколоть карателей на национальные лагери, вторая – держать их в постоянном страхе. Ради первой они подбрасывали эстонцам листовки, разоблачающие гитлеровский «новый порядок в Европе», согласно которому немцы являлись господами, а все остальные народы – их рабами. Ради второй подпольщики умышленно расписывали ужасы ночных налетов партизан на немецкие отряды и комендатуры, ставили мины на дорогах, по которым ездили каратели, устраивали беспорядочную стрельбу вблизи Кологривы, инсценируя приближение партизан. В довершение ко всему на вечеринках, куда приходили и эстонские солдаты, Мария Варламова, пользуясь мнимым покровительством Тишлена, по-прежнему пела русские народные, а иногда и советские песни, что являлось примером непокорности русских людей фашистам и вызывало желание эстонцев исполнять свои национальные песни и танцы.
Жители Кологривы хранят в памяти много фактов, когда эстонцы на их глазах пытались сказать свое «я».
Так, однажды в Кологриву приехал старший переводчик сланцевской комендатуры, один из шпионов абвера, некий Синявер и приказал Молуну собрать ему для отправки в Германию, где находилась его семья, несколько пудов пшеницы. Заготовленное зерно полицай Жуков лакейски предложил перемолоть на муку. Но когда обратились к крестьянам с просьбой пустить в ход ручные жернова, то владельцы их нашли сто причин, чтобы отказать Синяверу. Жуков вызвал группу эстонских солдат и попросил их наказать некоторых крестьян. Старший по команде заявил: «Мы воюем против партизан, а не против крестьян». После этого Синявер сказал, что пшеницу лучше посылать зерном, чем мукой.
Был и такой случай. Декабрьской ночью партизаны нечаянно постучали в окно дома, в котором жил староста деревни Хотило Андрей Морозов. Тот схватил винтовку и начал палить по партизанам. Расстояние между Хотйло и Кологривой небольшое – через речку Долгая. И, естественно, каратели услыхали стрельбу. Но когда Тишлен приказал солдатам выехать на помощь, эстонец, которого Тишлен посылал старшим, заявил: «Я согласен вступить в бой с партизанами, но только под вашим началом». И обер-лейтенант отменил выезд в Хотило, а приказал звонить в колокола. Этот звон сопровождался беспорядочной стрельбой во все четыре стороны.
Конечно, такой карательный отряд не мог быть боеспособным. Тишлен очень редко выезжал на облавы. О нем прошла молва: «Леса боится». Трусливость Тишлена парализовала подчиненных. В итоге каратели всякий раз возвращались с облавы, говоря, будто партизаны не принимают их боя.

6

Вскоре после освобождения Ленинградской области от немецко- фашистских захватчиков, когда я работал редактором газеты в Осьмине, а Пятков – инструктором Лужского роно, я получил от него интервью о работе в Кологривском подполье. В этом интервью рассказывалось о том, как семья беженцев Пятковых приобрела оседлость и стала ядром подполья. Тимофей Иванович сообщил и ряд фактов, раскрывающих некоторые подробности из истории борьбы кологривских подпольщиков. Здесь я приведу лишь несколько эпизодов, имевших место в 1942 году, в то время, когда в Кологриве находился карательный отряд.
Эпизод первый. В Менюшах появились партизаны. Староста Савицкий послал гонца в Кологриву с заданием – сообщить об этом карателям. Навстречу ему ехал Юра Пятков: он вез молоко в Старополье, на маслозавод. Юра окликнул бегущего мужчину:
– Куда вы так спешите, дядя Коля?
– Партизаны у нас...
– Так обождите, пусть они уйдут, потом и заявите. А то начнется перестрелка, и ваши дома сгорят. Кому от этого польза?
– А ты сообразительный, – заметил Николай. – Только как я узнаю, когда уйдут партизаны?
– Я им подскажу.
– Ну, ладно, договорились.
Каратели брали Менюши в клещи, но, когда взяли, было уже поздно – партизан и след простыл.
Эпизод второй. Основная задача Юры Пяткова была  – связь с другими подпольными группами и отрядом. Делать это ему позволяла служба возницей. А вот однажды он отправился пешком в Старополье к В. П. Волковой. И нес он полный заплечный мешок газет и листовок. Неожиданно из лесу выпрыгнули на дорогу полицейские. Старший из них Када хотел учинить допрос:
– Куда, мальчик, идешь?
– Иду барахло менять на хлеб. – Юра заплакал, надеясь разжалобить полицаев, и добавил: – Папа и мама лежат при смерти.
Када, которого Юрий не раз встречал в Старополье, выругался матом, толкнул Юрия в плечо и сказал:
– Иди, чертенок, только этим ты не спасешь своих родителей, они все равно сдохнут.
Юрий стал изобретательнее. Другой раз он повез листовки в корзинке. Засыпал их травой, а сверху посадил кроликов.
Встретив его между Кологривой и Карино, полицай Жуков полез в корзинку. А Юра закричал:
– Осторожнее, не запачкайтесь: там кролики наделали...
Жуков ответил:
– А я хочу поиграть с ними.
Юра вытащил одного кролика, сунул его в руку полицаю, чтобы занять его, и сказал:
– Когда наиграетесь, то вернете, а я пойду. Мне некогда: молоко надо везти, не прокисло бы.
Эпизод третий. Полицаи изъяли у одного крестьянина корову и погнали ее в сторону Старополья — на обед немцам. Мальчики Ваня Варламов, Юра Пятков и Ваня Благорадов вытащили из тайников обрезы и, опередив полицаев, спрятались в кустах.
Полицаи, подгоняя хлыстиком корову, шли тихо и переговаривались. Вдруг из кустов раздался залп. Полицаи бросили добычу и убежали. Они так были напуганы, что не делали и попытки снова придти за коровой, хотя их ожидали и приготовили им еще более «пышную» встречу.
Напугались и каратели. Их командир вызвал старосту Яковлева и спросил:
— Кто стрелял за околицей?
Яковлев ответил:
– Извините, господин офицер, не успел доложить: партизаны напали на полицейских, которые гнали корову.
Офицер тут же выставил усиленный караул.
Эпизод четвертый. Приунывшие старухи, которым казалось, что сам господь за их грехи ниспослал к ним немцев, активно посещали открытые в Старополье и Доложске церкви. Подпольщики долго думали, как отвлечь их от богомолья. Наконец, они достали обращение патриарха всея Руси Алексия, в котором он, ссылаясь на библию, призывал верующих к активной борьбе против иноземных захватчиков.
Встал вопрос: как довести этот документ до верующих?
– Поручите мне, – вызвалась Валентина Филипповна Пяткова.
И вот она в церкви. Молится, а сама жмется к выходу. Когда поп кончил проповедь словами: «Все от господа бога» и повернулся спиной к «мирянам», намереваясь пройти в алтарь, Пяткова швырнула под купол пачку листовок и незаметно шагнула за порог.
Старухи, вернувшись из церкви, рассказывали дома «великую тайну», о том, как господь сбросил им с неба «заветы патриарха Алексия». А главный завет был – не покоряться врагу.
Эпизод пятый. В Пенино состоялась районная конференция учителей. Главную роль на ней играл некий Николай Ульянов. Пятков знал этого проходимца: его привезли немцы из тюрьмы, куда он был 'водворен за антисоветскую деятельность, и поставили управляющим просвещением в районной комендатуре. Надо было пугнуть его.
Пятков, улучив момент, сунул ему в портфель письмо, озаглавленное: «Трепещите, предатели, час расплаты близок».
«После окончания конференции, – пишет Пятков, – Ульянов был в гостях у врача (фамилию не помню), где, раскрыв портфель, обнаружил листовку. Прочитав ее, он упал в обморок. И врачу пришлось оказывать ему медицинскую помощь».
Эпизод шестой. Тишлен получил письмо. Мать сообщала, что где-то во Франции погиб его старший брат. Узнав об этом, он упал на кровать и зарыдал. В ярости он выкрикивал то, чего не рискнул бы сказать и любимому брату: «Это Гитлер во всем виноват. Скоро вся Европа покроется нашими могилами: кто тогда будет завоевывать мир?»...
Остальные немцы, жившие и столовавшиеся с Тишленом, успокаивали его, как могли. Один сказал: «Мы сохраним себе жизнь, если не будем лазить по лесам».
Свидетелем этой сцены был сын хозяев дома, где жил Тишлен, – Виктор Канцарев, уже научившийся понимать немцев. Он и доложил об этом руководителю подполья.
Пятков дал задание: пустить об этом слух по деревне. А Марию Варламову, Ивана Яковлева и Виктора Канцарева попросил ежедневно «приставать» к Тишлену с расспросами о брате, убитом французами.
Расчет был таков: терзать душу Тишлена и тем самым держать его в постоянном унынии и страхе перед сознанием того, что и его ждет участь брата.
А финал был таков: Тишлен подал рапорт о переводе его из войск СД, из которых создавались отряды по борьбе с партизанами – «эйнзатцкоманды», «зондеркоманды» и «ягдкоманды», в интенданты, где он надеялся «остаться кормильцем семьи».
Эти эпизоды позволяют сделать вывод о том, что кологривские подпольщики уже в 1942 году были способны, образно говоря, выполнять ювелирную работу, т.е. брать за душу людей и вести их в нужном направлении.

7

6 декабря 1942 года партийное собрание Осьминского отряда по докладу Ковалева приняло резолюцию, в которой говорилось:
«Создавать из советски настроенных граждан диверсионно-террористические группы, вооружать их и проводить диверсионно-террористические акты против фашистов и их пособников».
Совместными усилиями партизан и подпольщиков удалось сорвать заготовки сельхозпродукции и фуража. Подпольщики сообщали партизанам, когда и по какой дороге направляется продовольственный обоз, и партизаны в условленном месте нападали на него, забирали продукты, а коменданту направляли записку, в которой требовали зачислить населению той или иной деревни то продовольствие, которое изымалось для нужд отряда.
Во всех мероприятиях, проводимых Осьминским отрядом, участвовали и патриоты Кологривы. Они собрали и передали партизанам несколько комплектов одежды и обуви, пулемет, пять ящиков тола, десятки гранат, направили по лесным трассам три обоза с мясом, маслом и творогом...
Первое время комендант Осьминского района Рудегель к действиям партизан относился терпимо: он считал это «вспышкой» после зимнего перерыва, которую намеревался погасить одним махом. Но пока он собирал силы, «вспышка» переросла в пламя, охватившее весь район. В июле 1942 года сельхозкомендант Ганс Раат докладывал Рудегелю: «Все наши наметки прокормиться за счет местных ресурсов лопнули: масло и яйца грабят партизаны, рыбу ловить никто не рискует, т.к. рыбаков расстреливают партизаны... Коров резать сейчас не время. Мы живем только тем, что удается изъять силой или обманным путем».
Рудегель не знал, что делать. Всего несколько месяцев назад, в марте 1942 года, он доложил по начальству о полном уничтожении Осьминского отряда, даже сообщил имена убитых партизан: секретаря райкома партии Цветкова, директора МТС Гурьева, председателя райисполкома Филиппова, секретаря райисполкома Машаниной и других. Все выглядело правдоподобно. И вдруг в течение трех весенних месяцев район вновь стал «партизанским». В лес стали уходить целые семьи, бригады... Из Рудницы к партизанам ушла семья Печневых: 60-летняя мать Евдокия, 25-летний сын Иван, сестры Антонина и Анна; из Сорокина – сразу четверо: Иван Гордяков, Анатолий Лукин, Николай Гаврилов и Нина Хрусталева...
Как и всякий фашист, Рудегель решил пустить в ход массовый террор и провокации. Его солдаты под видом партизан стучали ночью в окна и просили вынести хлеба, а потом хватали людей и вешали как активных помощников партизан. В Доложске они уничтожили 9 человек, в Лужицах – 6, в Сорокине – 4, а всего по району – 250.
Но и это не помогло. Партизаны бросили клич: «Око за око, зуб за зуб!»
Фашисты расселили на территории района 12 карательных отрядов. Патриоты Осьминского района отвлекли от фронта и сковали почти целый полк гитлеровских войск. Это была по существу новая форма борьбы с оккупантами.
В этот же день, выполняя приказ командования отряда, я направился в Кологриву, а другие партизаны – в другие сельсоветы: Иван Сергеев – в Клескуши, Иван Алексеев – в Осьмино, Валентин Благовестов – в Рель, Борис Сивков – в Поречье... У всех одно задание: поднять массы и по примеру кологривцев громить немецкие гарнизоны, волостные управы, полицейские отряды, смещать старост и старшин.
Ранним вечером я переступил порог дома парторга Доложского «куста» Михаила Круглова. Узнав цель моего визита, он предложил такой план: расстрелять старосту их деревни Бор I -й Осипа Михеева и позволить ему, Круглову, вместе с его дружинниками вступить в партизанский отряд.
– А кто же будет защищать деревню? – спросил я.
– Как кто? Отряд!
Окончательное решение было таково: Круглов дает указание подведомственным ему подпольным центрам – поддержать кологривских смельчаков, а сам идет со мною в Кологриву, чтобы помочь восставшим закрепить свой успех.
Около полуночи мы подошли к Детковой Горе. Прислушались. В деревне пел мужской хор.
Сами набьем мы патроны,
К ружьям привинтим штыки...
По содержанию песни и твердости голосов мы поняли, что и здесь горит пожар восстания. Смело вошли в деревню. На самом видном месте толпились вооруженные люди. А потом раздалась твердая команда:
– В две шеренги становись!
Когда мы были в ста шагах от шеренги, тот же голос окликнул:
– Стой! Кто идет?
– Свои, – растерянно произнес Круглов.
– Пароль знаете?
– Мы от Скурдинского...
Среди людей, построившихся в колонну, были и те, кто хорошо знал нас: Кузьма Дорофеев, Михаил Васильев, Андрей Морозов...
– Кто у вас старший? – спросил Круглов.
– Я, – ответил Дорофеев.
– Куда собрались?
– На засаду.
– Чего же тогда горланите? Разве в засаду с песней идут?
– Это мы пока здесь поем, пока под настроением, а покинем деревню – смолкнем. Наш пост на трассе Кологрива – Сланцы. Главное – в Кологриву бы не вернулась немчура.
– А воевать-то есть чем?
– А как же. Эй, Костя, подойди-ка сюда.
Из строя браво шагнул в нашу сторону молодой человек лет двадцати.
– Костя Петров, – представил его нам Дорофеев. – Комсомолец, командир молодежной дружины. Продемонстрируй, Костя, свое снаряжение.
Костя взмахнул винтовкой и сказал:
– У немцев стащил. А это, – он провел рукой по поясу, на котором висело несколько «лимонок» и три кожаных сумочки с патронами, – на поле боя насобирал. Вчера из этой винтовочки как пульнул по немецкой машине, так сразу она и остановилась. Фашисты начали выскакивать из кузова, а я по ним трах, трах... Потом поглядел – троих уложил...
– Он у нас храбрый, – похвалил Костю Дорофеев.
– А сколько вас всего?
– Здесь – шестнадцать: две бригады. А на охране дворов оставляем еще пятерых.
Вместе с детковогорскими дружинниками мы вошли в Кологриву. Деревня не спала. Повсюду хлопали калитки, горели огни. Спросили одну женщину:
– Почему не ложитесь?
– Свободу боимся проспать, – ответила она.
Она привела нас к Пяткову. Он тоже не спал.
– Жену стерегу, – пошутил Тимофей Иванович. – Юрка где- то на посту стоит, а мать только вернулась с разведки. Вот она спит, а я дежурю. В штабе тоже дежурные сидят.
– В каком штабе?
– А разве вы не проходили мимо сельсовета? Там должно быть много людей — сейчас идет пересменка постов и засад. Вторую ночь встречаем под красным флагом.
– А полицаи тоже с вами? – поинтересовался Круглов, хорошо знавший обстановку в Кологриве.
– Пока с нами...
– А с вами ли? Поди не проверяли, может, их и след простыл?
– Пойдемте посмотрим.
– Чего на них любоваться – уничтожать надо, а то сбегут, а потом немцев приведут, и конец вашему восстанию.
– Идемте скорее, – заторопился Пятков. – Граньку Жукова сначала схватить бы надо.
Стучим в калитку.
– Кто там? – отвечает сонный старушечий голос.
– Гранька пусть выйдет...
В сенях загремели ведра, хлопнула легкая дверь.
– Немедленно откройте! – требует Круглов.
– Нету Граньки-то, куда-то ушел, бес, – открывая дверь говорит его мать.
Круглов осветил коридор. Никого! Вскочил в избу. Пусто. Рванулся в другую половину. Дверь заперта.
– Открывай, старуха!
Та зашарпала ключом.
Пучок света упал на кровать. На ней кто-то лежал в платке. Круглов рванул платок. На лице оказалась... борода.
– Алмаз! – воскликнул Круглов. – Как он попал сюда?
– Наш родственник...
Круглов размахнулся и всадил в его грудь кинжал.
– Вот тебе, предатель!
Андрей Алмазов, ’ которого хорошо знали и я, и Круглов, был из деревни Филево, расположенной примерно в 15 километрах от Кологривы. До войны его знали в районе как «шабашника» по печному и плотницкому делу. С приходом немцев вступил в полицию и вместе с другими филевскими полицаями – Горчаковым, Михайловым, Елисеевым и Карабановым – вел активную борьбу против партизан: ходил на облавы, в засаду, участвовал в обысках и допросах. Одним словом, всюду «вынюхивал» партизан и даже стрелял по ним неоднократно. Вот и теперь сюда, в Кологриву, он прибыл под видом гостя в разведку – пронюхать, что тут произошло, и договориться с кологривскими полицаями о совместных действиях против повстанцев. Но, подвыпив, он рискнул переночевать у сестры. (Мать полицая Жукова, казавшаяся старухой, приходилась ему сестрой). Остановившись у нее, Алмазов, очевидно, рассчитывал на несообразительность кологривских подпольщиков, оставивших в покое местных предателей. Однако, ложась спать, на всякий случай он повязался платком, чтобы казаться женщиной, а винтовку положил на кровать, между собой и стенкой. В его карманах оказался список руководителей кологривского восстания. Не приди в эту ночь мы, поди знай, что случилось бы в Кологриве. А пока Пятков был обеспокоен одним – куда девался Жуков?
Его мать с перепугу не могла или, скорее, не хотела с нами разговаривать. На вопрос: «Где Гранька?» она запричитала какую- то молитву, из которой я понял только три слова: «Упаси его господь».
А Гранька, как выяснилось потом, ушел от нас в тот самый момент, когда мы стучали в деерь. У него, оказывается, был прорыт подземный ход со двора под берег реки Долгая. Убедившись в этом, Пятков заторопился:
– Не ушел бы Молун.
Нет, не ушел. Его успели арестовать повстанцы. Не ушли и другие предатели: Морозов из Хотило, Савицкий из Менюш... Всех их судили народным судом и приговорили к расстрелу.
Так постепенно развивалось Кологривское восстание. Вместо смещенных старост были назначены уполномоченные партизанского отряда, а вместо Молуна, занимавшего пост волостного старшины, приступил к исполнению своих обязанностей председатель довоенного исполкома сельсовета Дорофеев.
Развевавшийся над Кологривой красный флаг вдохновил на такие же подвиги жителей соседних сельсоветов – Заручьевского, Будиловского, Столбовского, Самровского, Старопольского, где происходили примерно такие же события, что и в Кологриве.
Решительность повстанцев везде была твердая, но они, как и кологривцы, не придавали особого значения местным предателям. В результате многим удалось бежать и присоединиться к немцам. А там они вынашивали злодейские планы и в конце концов организовали контрнаступление.
Сначала их логовом оказался поселок Старополье, где находился довольно сильный гарнизон противника, расквартированный там с первых дней оккупации.
Сбежавшиеся сюда недобитые полицаи и старосты-предатели не раз пытались перехватить инициативу в свои руки. Зная, что зачинщиками восстания были кологривские крестьяне, они всеми силами пытались проникнуть именно в Кологриву, чтобы учинить там расправу. Но все их вылазки натыкались на организованное сопротивление повстанцев. И Кологрива стала для них недосягаемой.
Это встревожило оккупантов. И они решили померяться силами с восставшим народом. В сторону Кологривы направили несколько автомашин с кадровыми солдатами. Двигались они медленно. А войдя в зону восстания, совсем остановились. Их пугало неведение' где же огневые точки партизан?
Немцы еще не понимали того, что произошло в Кологриве, поэтому всех, кто стрелял по ним, называли партизанами. Ну, а партизаны могли ударить из-за любого бугорка. Вот они и пытались установить, за каким же бугорком поджидает их смерть. Но деревни, в которых они останавливались, пустовали: люди ушли в лес. Спросить некого. Пустили в ход фронтовую разведку. Но и она ничего не могла обнаружить. Тогда немцы пошли на риск – пустили машины на самой большой скорости, надеясь проскочить любую засаду и ворваться в Кологриву.
Но Кологрива стала уже знаменем, которое надо было держать в руках партизан любой ценой. И в помощь кологривцам ты повстанцы многих деревень: Русско, Стрежен-Лога, Межника, Лужков, Борков, Доложска, Дедино, Детковой Горы... Командовал ими парторг Доложской подпольной парторганизации Михаил Круглов. На сей раз он сам был за ручным пулеметом и ждал появления врага.
Вот на пригорке появились машины. Их скорость – предельная. Круглов берет на мушку первую и нажимает на спусковой крючок. Пулеметная очередь была сигналом к бою. В ту же секунду раздались залпы и по другую сторону дороги. Немцы оказались между двух огней. Но что это: их машины никак не остановить! Они мчатся и мчатся вперед. Круглов ведет прицельный огонь – «плюет» по две-три пули, целясь то в шины колес, то в шофера. Наконец, «флагманская» машина свернула на Доложск и остановилась. Солдаты спрыгнули и бросились на дружину Леонида Фомина. Круглов на секунду задумался: что делать — спасать дружину Фомина или бить по машинам, несущимся в Кологриву? «Кологрива дороже», – подсказывает сознание. И он отдает команду:
– Пустить в ход гранаты!
Прогремели взрывы. Одна машина сползла в канаву, а другая встала поперек дороги.
– Огонь по фашистам! – командует Круглов. – Они не должны пройти в Кологриву! И сам поливает немцев свинцом.
Когда стало очевидно, что фашисты на Кологриву не пройдут, Круглов подумал о Фомине: выдержал ли он натиск?
Положение у Фомина оказалось сложным. Его дружину, состоящую из 6 человек, немцы, превосходя численностью примерно втрое, отрезали от леса и с ходу атаковали. Автоматной очередью они скосили Александра Веникова, затем Григория Фомина. Без памяти упал и Леонид Фомин – ему гранатой перебило руку и ногу.
Но бой продолжался. Вот как его запомнил сам Фомин.
«Немцы, превосходя численностью, отрезали нас от леса и пошли в атаку. Наша горсточка повстанцев сначала отстреливалась, а лотом стала терять бойца за бойцом. Наступил момент, когда рядом со мною остались двое: по одну сторону Григорий Фомин из Стрежена Лога, по другую – Александр Веников из Русско. Мы вели активный огонь. Но вот перестал работать автомат Фомина – вражеская пуля пробила парню голову. И тут же фашисты швырнули гранату, от которой Веников погиб, а я получил ранения в правую руку и левую ногу.
Я упал в канаву. Ко мне подскочил немец с наганом в руке и, схватив за воротник, закричал: «Патезан капут!» Я хотел его сбить. Он успел вывернуться. Я снова упал. Когда меня окружили, я притворился мертвым. При обыске меня обезоружили и ударили по голове. Я потерял сознание. Очнувшись, подумал, что все ребра поломаны. Но это было уже под арестом, в помещении Старопольской школы, где размещалась немецкая комендатура.
Рискнул бежать. Обойдя часового, который прикорнул, пробрался в уборную. Попробовал пролезть через стульчак. Когда повис, то раненая нога задержалась, а когда ее вывернул, свалился в люк. Из ямы меня вытащили Николай Аксенов и его жена Александра Ивановна, которые жили недалеко от комендатуры и слыхали, как я пытался бежать.
После этого я попал е партизанский отряд, где с перевязанными ранами продолжал борьбу с ненавистными захватчиками».
Этот факт говорит о том, что кологривские дружинники представляли для немцев очень серьезную опасность: они дрались до потери сознания, а придя в сознание, вновь искали и находили выход из самого тяжелого положения. Они были хорошо подготовлены к любой неожиданности как морально, так и физически.
Передо мною пачка писем. Их авторы – бывшие участники Кологривского восстания. Цитирую письмо Константина Петрова:
«Бригада у нас была из 8 человек:

1. Дорофеев Кузьма Дмитриевич – бывший председатель сельсовета, староста, который и ходил в разведку к немцам;
2. Васильев Михаил Владимирович – бывший председатель колхоза;
3. Морозов Андрей Ильич – бывший дорожный мастер;
4. Клюмберг Меннерд Эдуардович – беженец;
5. я – деревенский парень;
6. Рябинин Дмитрий Сергеевич – колхозник;
7. Харитонов Михаил Федорович – колхозник;
8. Соминич Филипп Харитонович – ленинградский повар.

Оружие у нас было следующее: у Меннерда был обрезок, давно сделанный самим, у Харитонова – 15-зарядная винтовка, которую он собрал сам по частям, у меня была простая винтовка, добытая у немцев. Дорофеев знал, где что плохо лежит, и указывал нам, советуя, когда лучше взять. Ну, а мы этим пользовались».
То же самое сообщает и бывший командир дружины деревни Куроплешево Александр Кузьмин – тот самый, что водрузил флаг над сельсоветом.
«Оружие у нас было: два обреза, шесть винтовок, одна автоматическая винтовка, а потом вы (партизаны) дали нам один автомат. В основном оружие и патроны достали с места боев под Доложском. В этом нам помогали ребятишки 8 – 12 лет, проживающие там. Кроме этого немного позднее «приобрели» винтовки у полицейских, которых во время восстания разоружали, а если те что натворили – уничтожали.
Также у нас было несколько гранат и тол.
Из числа товарищей, принимавших участие, помню Михаила Баранова, Михаила Кузьмина, Колю – беженца из Ленинграда, который проживал в Кологриве, Ивана Яковлева – бывшего колхозника, Машу Варламову (теперь Гончарову) – зоотехника, дядю Васю – сапожника... При восстании к партизанам примкнула деревенская молодежь, и кого-либо отдельно выделить невозможно».
Небезынтересно и письмо Тимофея Пяткова, в котором он описывает первый час Кологривского восстания.
«Как сейчас помню критический момент. Нам объявили: «Собирайтесь все поголовно в Германию». Фашисты бросились во дворы и стали угонять скот. Ко мне прибежали подпольщики, сначала
Л. Фомин, потом А. Кузьмин. Оба они возглавляли дружины. «Что делать будем?» – последовал вопрос. На улице мычали коровы, голосили женщины, бегали испуганные дети. «Наверное, теперь все зависит от меня», – «одумалось мне. И я отдал приказ: обстрелять грабителей!
Когда за деревней раздались залпы – это дружина Л. Фомина стреляла по погонщикам скота – заволновались и наши «сенники». Они пригласили старосту Яковлева и спросили: «Кто там стреляет?» Тот ответил: «Наверное, те самые партизаны, которые появились в районе Рун». «Как? Они уже здесь?!» – воскликнул офицер и отдал распоряжение покинуть Кологриву.
Немцы бежали в Сланцы. До сих пор жалею, что мы позволили им безнаказанно уйти».
Пятков, как видим, объективен: он признает свои ошибки. А их было две: первая – «жалость» к предателям, вторая — позволили немцам безнаказанно уйти. А те очень скоро опомнились и по настоянию полицая Жукова вернулись на танках и сожгли Кологриву, а заодно и ряд соседних деревень, примкнувших к восстанию.
Но восстание и после этого продолжало развиваться и, пожалуй, с еще большим размахом и смелостью.
«В 20-х числах октября, – пишут в своем отчете Ленинградскому обкому ВКП (б) И. Ковалев и И. Скурдинский, – немцы были изгнаны изо всех деревень района. И оставались они только в Осьмине и Старополье. Было решено выгнать немцев из Старополья. На эту операцию было командировано две роты. Немцы испугались наступающих партизан и убежали. И оставались они только в Осьмине, где окопались громадным земляным валом».
Осьмино блокировали повстанцы и в конце концов вынудили фашистов бежать и из районного центра в ночь на 24 января 1944 года.
Общие результаты восстания в Осьминском районе И. Ковалев и И. Скурдинский в том же отчете определили такими цифрами: отстояли от сожжения и грабежа 95 деревень, спасли от угона в неметчину 15 тысяч человек, отбили свыше 5000 голов скота, 299 тонн хлеба, 400 тонн картофеля и 1000 тонн фуража.
Освободив свой район, свыше 1000 патриотов-осьминцев влились во вновь созданную 9-ю Ленинградскую партизанскую бригаду и продолжали громить фашистов на территории в квадрате Гатчина – Луга – Гдов – Нарва.
Вместе с другими повстанцами ушли в партизаны и кологривские подпольщики во главе со своим руководителем Тимофеем Ивановичем Пятковым.

* * *

Подвиг кологривских подпольщиков был настолько очевиден, что его заметили сразу же, и ряд людей представили к правительственной награде еще в 1944 году. Но вся значимость его тогда не была полностью оценена. Это и понятно, тогда шла война, и участники кологривского подполья попали частично на фронт, а частично в составе ленинградских партизанских соединений были переброшены в Карелию и Прибалтику, куда вместе с ними перекинулось и пламя народного восстания.
И только в послевоенные годы этот подвиг был по достоинству оценен историками и правительством. В дни празднования 20-летия разгрома гитлеровцев под Ленинградом Т.И. Пятков был награжден орденом Отечественной войны 1-й степени. Тогда же получили боевые награды и бывшие дружинники Л.И. Фомин, А.Н. Кузьмин, а немного позже и остальные, в том числе В.Ф. Пяткова и М.Г. Варламова (ныне Гончарова).
Сейчас Т. Пятков и В. Пяткова – пенсионеры, и живут они в полюбившейся им Стрельне. Их сын Юрий – офицер ВВС. В звании майора и бывший комсомолец А. Кузьмин, который работает в Ломоносовском горвоенкомате. М. Варламова вышла замуж и переехала в другой район, Л. Фомин по-прежнему живет в Дедино и работает совхозным пастухом, К. Петров – в Сланцах, он рабочий, М. Круглов – после войны работал зав. оргинструкторским отделом райкома партии, сейчас – в Ленинграде, начальник снабжения Охтинского деревообрабатывающего завода.
Как видим, все они были и остаются активными борцами за коммунизм .

Дом с мезонином

О нашем авторе

Виктор Яковлевич Никандров – бывший комсорг Осьминского партизанского отряда, член бюро подпольного райкома ВЛКСМ, редактор подпольной райгазеты «За колхозы»« В настоящее время жи¬вет и работает в Ленинграде, занимается литературной деятельностью. Предлагаем нашим читателям новую документальную повесть Виктора Никандрова.

Что помнит седая голова?

Дверь отворил хозяин кварти¬ры. Я тотчас же узнал его. Это был Иван Васильевич Скурдинский – бывший комиссар Осьминского партизанского отряда. Небольшого роста, юркий, сует¬ливый, веселый человек. Чисто выбритое круглое лицо обрамля¬ла шелковистая седая шевелюра, как нимб.
Взмахнув руками, словно крыльями, он обнял меня и стал тискать в своих объятиях. А по¬том как-то просто сказал:
– Раздевайся, я сейчас.
И скрылся за кухонной дверью.
За чашкой чая, словно забыв, что мы долгие месяцы провели в тылу врага под одной палат¬кой, он завел такой разговор:
– Что можно отнести к особенностям Осьминского отряда? По-моему, три вещи:
Первое – это то, что наш отряд не покидал своего района от начала и до конца войны.
Второе – мы имели сильное и широко разветвленное подполье – 27 групп, которые объединяли около двухсот человек. Это и по¬зволило нам сочетать легальные формы борьбы с нелегальными.
Третье – у нас была своя ти¬пография. Это как раз то, что способствовало нам в организа¬ции населения на вооруженное восстание против оккупантов.
Вспомни, с чего мы начинали?
Стоял холодный декабрь 1942 года. Пятнадцать коммунистов расселись вокруг сырых стен тес¬ной землянки, вырытой на бере¬гу бурной Сабы, под Райковом. Партийное собрание открыл Яша Моисеенко – наш парторг. Речь держал командир отряда Иван Ковалев. «Отныне наш отряд бе¬рет курс на восстание, – гово¬рил он. – Пусть фашистские захватчики захлебнутся в этом всенародном движении против них!».
Тогда же возник вопрос и о ти¬пографии: нужна была газета, которая широко распространила бы нашу идею.
Прошло некоторое время, и мы заимели типографию. Раздобыть ее помогли Миша Круглое и Маруся Трошкова.
Как сейчас помню эту сцену.
Сижу я на берегу лесного озе¬ра Тиганец. Вижу: по зеркаль¬ной глади скользит лодочка. Я крякаю по-утиному. Лодка направляется в мою сторону. Вы¬бросив груз на берег, Миша – плечистый и высокий, раза в два выше меня – говорит: «Ну, при¬нимай, Старик, типографский груз».
Встал вопрос: кому его доверить?
Перебрали многих, а остановились на одном — на Славике Прыгачеве из Лужков. «Он в полиции еще не уронил авторитета, – рассуждал Круглов. – Зна¬чит, его дом  – вне подозрения».
Разговор со Славиком состоял¬ся на второй же день. Он при¬шел на «свидание» в полицейской форме: на рукаве белая по¬вязка, через плечо – винтовка. Веселый. И мне показался чу¬жим». Как, думаю, такому, доверить типографию?
Начал издалека – спросил:
«Как поживаешь, товарищ полицай?». Он обиделся. «Зачем, – говорит, – полицаем дразните? Я же не по своей воле в этот футляр влез».
Я задал ему вопрос: «В ком¬сомол-то вступил?». «Да, гово¬рит, иступил, еще перед задани¬ем». А тем заданием была засада на начальника волостной полиции Карабанова. Я вспом¬нил и то, как он помог нам взять живьем одного из руководителей секретной организации «Национальный союз новой России», созданной гестапо в Осьминском районе, – Петра Минаева. Тут меня и осенило: «Парень-то проверен на боевых делах».
Я пошел напрямую. «Не мо¬жешь ли типографию принять?» – спрашиваю Славика. «Какую-такую типографию?» – удивляется он. «Вот эту», – говорю я и показываю на увесистый рюкзак. «Вы, наверное, шутите, – косясь на мешок, заключает парень, – я ведь видел настоящую типографию, районную. Еще до войны. Когда в пионерлагерь ез¬дил. Нас на экскурсию водили.
Там был целый дом, в несколько комнат. А здесь что? Какой-то узелок.
«Наша типография иначе называется, – говорю я. – «Лилипут».
А потом между нами состоялся примерно такой диалог:

Он: Что будем печатать?
Я: Газету и листовки.
Он: Газету? Какого же фор¬мата?
Я: Книжного.
Он: А сколько страниц?
Я: Четыре.
Он: Ага, значит, каждую полосу придется тискать отдельно: сначала, скажем, первую, потом вторую, третью...
Я: Ну вот ты, я вижу, уже совсем усвоил.
Ой: Можно забирать?
Я: Забирай. Только условимся так: каждый вторник ты будешь приносить в свой почтовый ящик напечатанное. Свой сопроводиловки подписывай кличкой – «Степан-Гвоздика».

Клич подан!

Стоял жаркий день. В лесу, распаренном палящим солнцем, было, как в бане. Я, Толя Лукин и Скурдинский, обливаясь по¬том, едва брели по тропинке, ко¬торая вела нас к муравейнику, служившему «почтовым ящи¬ком» для Степана Гвоздики.
Осторожно приподняв часть «Домика», искусно сложенного насекомыми, Скурдинский извлек пакет, обернутый клеенкой. По нему бойко бегали суетливые муравьи.
В пакете оказалась пачка листовок «К населению Осьминского района», Взяв одну из них, Скурдинский – долго вертел ее и так и этак, а потом произнес:
– Буквы так и пляшут, в глазах рябит, но читать можно,
И он прочитал:
«Наши войска ежедневно осво¬бождают свыше тысячи населенных пунктов... Скоро будет освобождена и Ленинградская область… Все, кому дороги интере¬сы своей любимой Советской Родины, должны подняться на ре-шительную борьбу с фашистами... Не бойтесь немецких реп¬рессий, идите в партизанские от¬ряды...».
– Ну, что ж, – заключил ко¬миссар. – Клич подан. Разошлем листовку по району, и будем ждать результатов.
Потом он наткнулся на корот¬кую записку, которая и объяс¬нила все неудачи.
«Извините, тов. комиссар, с не¬привычки первая листовка не удалась: шрифты смешал, пото¬му что сильно торопился сделать к сроку. Видимо, одному будет трудно. Хочу привлечь к этому делу Беллу, маму, Мусю, Лялю и Лиду. (Белла – подпольная кличка Елены Нестеровой, ныне Шляховой, – бывшего секретаря Лужской подпольной комсомоль¬ской организации. Ляля и Муся — сестры Славика Прыгачева. Лида Чистова, теперь Сенькина, - его двоюродная сестра. Как Вы – не против? Степан Гвозди¬ка».

Корсет из… листовок

Шел проливной дождь. А мы – коммунисты Осьминского отряда – ждали руководителя Старопольской подпольной партийно-комсомольской группы Ва¬лю Волкову. Плотно прижавшись друг к другу, облепили огромную лапистую ель. Но капли дождя пробивались через хвою и попа¬дали за воротник.
Когда назначенное время ис¬текло, Скурдинский забеспокоил¬ся:
– Чего же она не идет?
Елка стояла в десяти шагах от поля. Я, накинув плащ-палат¬ку, пошел посмотреть, что там посеяно. Рожь наливалась зер¬ном. А потом вдруг заметил, что поле пересекает какой-то чело¬век. Это была Волкова. В руках она несла небольшую набирку.
– За грибами отправилась, – сказала она, поравнявшись со мной, – а опоздала потому, что брала разрешение у Кады (про¬звище начальника волостной по-лиции А. Логунцова).
Вид у нее был не ахти какой. Косынка свернулась набок, воло¬сы сбились, мокрое платье плот¬но обтягивало сухореброе тулови¬ще. От того она, и так высокая, казалась каланчой. А Скурдин¬ский, отчитывая ее за опоздание, в шутку назвал «Дылдой». Я помнил другую, более приятную кличку, данную ей «довоенным» зав. Осьминским роно Андреем Федотовым, – «Мексиканка», Тогда она носила легкое свет¬лое платье и широкополую соло¬менную шляпу с большим бан¬том – такую, какие носят жители Мексики.
Время и погода изменили че¬ловека. Что поделаешь!
Но вот началось партийное со¬брание, и все стали называть ее подпольной кличкой – Даша.
Волкову принимали в члены партии. На все вопросы она от¬вечала четко, уверенно. И я даже кое-что взял на карандаш.
«Страшно ли быть подпольщи¬ком? Это, пожалуй, не то слово, Подпольщик живет в постоянной опасности. Вот у вас — группа. У вас есть оружие. Вы можете защищаться. А я? Я сижу дома одна. Оружие носить мне не положено. Живу, словно комар между двух ладоней; хлоп – и нет тебя.
Постоянная опасность и не¬ожиданность – вот что изнуряет. Пришла однажды я в Лужки. Отыскала там дом с мезонином. Переступила порог и обомлела – передо мной стоял бывший мой ученик Славик Прыгачев. А мне нужен был Степан Гвоз¬дика, который представлялся мне пожилым украинцем с гу¬стыми черными свисающими усами. Смотрела я на Славика и думала: «Птенчик ты мой, да неужели ты и есть тот самый Степан, который газеты печата¬ет?». А сама радовалась тому, что смогла воспитать такого пар¬ня.
И вот, соблюдая формально¬сти, я произношу пароль: – У вас соль продается? – А сколько платите? – серьезно отвечает Славик.
– Двести марок. – Согласно паролю, я должна бы¬ла точно назвать ту цифру, ко¬торая соответствовала тиражу листовок, предназначенных на Старопольский куст. Это у меня получилось. Но, когда Славка отсчитал листовки, я не знала куда их спрятать. Тогда он под¬скочил ко мне, схватил за подол и приказал;
– Снимайте!
Я чувствовала, как зардели мои щеки, но повиновалась. А Славик облепил меня листовка¬ми и плотно обмотал талию тон¬ким шнуром. Получился корсет.
Я прошлась по комнате, чтобы привыкнуть к корсету, а потом отправилась домой
Едва вышла на большую до¬рогу, как меня настиг немец на мотоцикле и, остановив машину, предложил:
– Хотите подвезу?
Что я могла ему ответить? От¬казаться? Тогда, возможно, он стал бы обыскивать. Едва соз¬навая, что делаю, шлепнулась на заднее сиденье. А потом мечта¬ла только об одном: «Не дотро¬нулся бы он до меня».
Немец оказался из порядоч¬ных. Подвез меня к самому до¬му и, попрощавшись, поехал дальше. А я тут же сняла «кор¬сет» и принялась рассматривать, что надо было срочно разослать по окрестным деревням. В «кор¬сете» оказалось несколько листо¬вок. Запомнилась та, которая на-зывалась «Как живут русские люди в Германии». Это было письмо гражданина П. (Петр Моисеев из деревни Чудиново), насильно увезенного в Германию. Он, обращаясь к жене, сообщал, что находится в Гамбурге, рабо¬тает в порту с шести утра до де¬вяти вечера, а получает за свой труд только литр супа и четы¬реста граммов хлеба. Эта листов¬ка была кстати, как ложка к обе¬ду, т.к. в этот момент немцы усиленно агитировали наших лю¬дей ехать в Германию. И,  конеч¬но, прочитавшие письмо П. от-казывались от фашистского «рая».

Соболецкий лес. Июль 1943 год.

«Юродивая»

Скурдинский, Гордяков и я должны были доставить Славику бумагу, собранную подпольщи¬ками района: обои, тетради, ста¬рые плакаты, обертки, бумажные мешки...
Переходя дорогу Борки-Гаянщина, мы наткнулись на стран¬ницу, которая назвалась Степанидой Кругловой.
Выглядела она так. Голова и ноги обмотаны разноцветными вонючими тряпками. «Это, – сказала она, – для того, чтобы немцы не хватали меня руками». На плечах брезентовая куртка («От дождя»). В руках сучкова¬тая палка (старушечий посо¬шок). Из-под полы торчит узкая длинная торба («Для газет и ли¬стовок», – пояснила она). Сбоку бежит собака, которую Круглова почему-то назвала «палочкой-выручалочкой» .
Скурдинскии приказал устано¬вить ее личность. Пришлось от¬вести ее в сторону от дороги я допросить. Сообразив в чем дело, она спросила:
– А вы, небось, Речкина слы¬хали?
Под этой кличкой мы знали секретаря подпольной Доложской парторганизации Михаила Круглова, поэтому Скурдинскии сказал:
– Речкин – это же Круглов.
– Так вот, он мой племянник. По его заданию я и в разведку хожу, и газетки разношу. Мое кольцо: Борки – Сланцы – Гдов – Надруя. А снарядиться так неприлично меня надоумил Степан Гвоздика.
– Слыхали.
– Так вот, этот самый Степа¬нушка, узнав, что у меня есть пес, посоветовал надрессировать его. Я сказала об этом Миньке, своему племяннику. Ну, тот и гонялся по огороду с Шариком, пока не наладил его под сараем прятаться с моей сумкой.
Намедни приключился грех, да вот поди ж ты, Шарик-то и выручил. А грех вот какой был. Иду я, стало быть, в Рудно. По¬селок большой. А подъезд к не¬му зигзажный. И не видно – есть там немцы или нету. Толь¬ко вскарабкалась на крылечко одной хаты – навстречу офи¬цер. Со страху я обронила тор¬бу, как раз Шарику под ноги. А он, умница, схватил ее, прысь и умчался. Офицер замахал кулачищами и орет: «Говори, ведьма, что в торбе было?!». Я пере¬крестилась и молвлю: «Хлебуш¬ко-божья тварь утащила». Он стал пинать меня и бранить. На шум сбежались мальчуганы и завопили: «Не трожьте ее, она юродивая!». Офицер потянул носом, а вонь-то моя и вразумила его, де, не тронь бабку, а не то заразишься. Он сплюнул и ска¬зал: «Иди вон отселя, вонючая тварь».
Я скользнула по ступенькам наземь, подняла свой посошок и тягу. Пришла домой, а там пес ждет не дождется. Покорми¬ла его, сама отдохнула, чтобы соседи думали, что побируха из¬редка и дома ночует, а поутру отчалила в сторону Гдова, где также прослыла юродивой.
Туды-ка, ко Гдову я несла ли¬стовочку, в которой было напи¬сано про то, как на Кавказе сол¬даты РОА, это власовцы, убили своих немецких начальников и всем легионом перешли к нашим. А потом еще была районная га¬зета «За колхозы». Она призыва¬ла русских людей к оружию, как бывало при Александре Невском.

Озеро Жабенка, июль, 1943 год.

Муся выдает секрет

В районе свирепствовала 40-тысячная карательная армия, снятая гитлеровцами с Ленинградского фронта. И нам прихо¬дилось туго. Меня и Толю Луки¬на направили в Лужки с осо¬бым заданием – ночью выпу¬стить листовку «Наглые лгуны», которая должна была разобла¬чить карателей, пустивших слух об уничтожении осьминских пар¬тизан.
Переправляясь через реку Долгая, мы заметили на обвет¬шалом водяном колесе Лупановской мельницы «русалочку».
Подкравшись ближе, узнали в ней Тамару Прыгачеву (Мусю), Ей едва исполнилось 12. Но она была по-взрослому осторожной. Провела нас к церкви, около которой сиял тоннель со «святым» ключком в подземелье, усадила на каменные плиты и сказала:
– Я ведь неспроста ловлю вас здесь. Мне велено сказать вам, что типография временно закры¬вается: у нас полная деревня немцев... – Она осеклась.
– Какая же еще причина?
– Славик не велел болтать. Пришлось идти на хитрость и рассказать Мусе небылицу о том, как за нами только что гнались фашисты.
– А у нас был обыск, – «по¬хвасталась» она.
– Что же у вас нашли?
– Ничего. То, что искали, я успела спрятать.
– Каким это образом?
– А было вот как. Вчера Сла¬вик печатал газету в мезонине, а я стояла на посту, у подъезда к нашему дому. Заметила нем¬цев. Они от Петровых шли к нам. Я хлопнула дверью три ра¬за, как велел делать Славик в такие моменты. Славик бро¬сил работу, спрыгнул с мезо¬нина во двор, пробрался через хлев в сад, а уже оттуда при¬шел домой. Встретившись с нем¬цами, он крикнул: «Хайль Гит¬лер!». Все пять солдат прокри¬чали: «Хайль! Хайль!». А потом унтер, поправляя у Славки на рукаве повязку полицейского, сказал, что они ищут Степана Гвоздику с печатным станком. И подали Славику записку, кото¬рую во время облавы немцы на¬шли якобы в муравейнике. Славка сказал, что он не знает Степана Гвоздику и о типогра¬фии тоже ничего не слыхал. А мне он так подмигнул, что я сра-зу поняла, что надо делать. Об этом мигании знали только я и он: надо было закрыть правый глаз и высунуть кончик языка. По такому сигналу я должна бы¬ла, пойти на мезонин и навести там порядок.
Я выскочила на улицу, поигра¬ла в скакалочку под самым ок¬ном, чтобы немцы видели, а по¬том шмыгнула на чердак. Там шелковые кисеты со шрифтом лежали на полочках, на табурет¬ке стоял печатный станок с набором, а на полу лежал полный тираж газеты «За колхозы», штук пятьсот.
Я быстренько перетащила все в тайник – под пол. Хорошо все замаскировала, как учил Славик. А потом насыпала в ковшик гороха (это был знак того, что опасность ликвидирова¬на) и вернулась в комнату, где сидели сыщики. Славка их уго¬щал самогонкой. Они была ве¬селы, курили и о чем-то спори¬ли.
Потом унтер засуетился и спросил у Славика:
– У полицай нэть тыпограф?
– Ищите, если не доверяете, – рассердился Славик.
А немец ответил:
– Полицай негоже сердыте. Ефо обязатель помогайт феликой Германэй.
– Готов на любое задание! – сказал Славик.
Унтер похлопал его по плечу и сказал:
– Гут полицай.
Потом немцы попрощались и ушли, а мы стали хвалить Сла¬вика за то, что он сумел пере¬хитрить ищеек.
Только мама осталась другого мнения: она сказала, что нем¬цам надоело шарить по чужим сундукам, вот они и оставили нас в покое.
Но если бы они стали обыски¬вать наш дом, все равно ничего бы не нашли. Я ведь очень хо¬рошо все запрятала.
Я похвалил Мусю и сказал:
– Коли ты такая храбрая, то беги скорее домой и скажи Сла¬вику - пусть не печалится: мура¬вейник мы подберем другой, а типографию закрывать нельзя. Передай ему вот этот пакет и предупреди, что мы ночью при¬дем за листовкой, пусть напеча¬тает ее засветло.
Когда Муся убежала, мой на¬парник Толя Лукин, мать кото¬рого расстреляли фашисты прош¬лым летом, заметил:
– Не зря ли рискуем? Как бы она не осталась сиротой?..
Я пожалел о принятом реше¬нии, но изменить его уже было поздно.

Успенский собор в Печерах,
на берегу р. Долгая.
Август 1943 год.

Белла довольна

Подпольному райкому требова¬лись сведения о деятельности первичных организаций. С этой целью я встретился с Беллой. Вот что она мне рассказала:
«Организация у нас большая – 8 человек. И примыкают еще трое из несоюзников. Их готовим к приему.
Все имеют поручения: Славик Прыгачев, его сестра Лариса, Ли¬да Чистова и я работаем в типо¬графии. Коля Никитин поддер¬живает связь с отрядом, Сашка Матвеев и Сашка Веников – из Русско – вместе со Славиком (у него, выходит, два поручения), как полицейские (в полицию они пошли по нашему заданию), вы¬уживают у немцев секреты и под видом партизан прибирают фашистских прихвостней; они – наше боевое ядро; остальные – Геля Субботина, Нюра Гаврило¬ва и другие работают почталь-онами.
Главная наша обязанность, на мой взгляд, снабжать подполь¬ную сеть района антифашист¬ской литературой. А в типогра¬фии дела много, да и хлопотное оно, почти ювелирное с точки зрения техники, ну и опасное.
Как мы работаем в типогра¬фии?
Рабочий день начинается так: утром идем в поле – то косить, то сушить сено. Это, в основном, чтобы отвлекать внимание сосе¬дей, мол, заняты хозяйством. Но уходим не все – кому-то пору¬чается охрана дома. Чаще Сла¬вику, как больному – у него позвонок разбит. Ну, он, конечно, торчит на мезонине: либо наби¬рает, либо печатает. А основную службу несет Муся: дежурит у подъезда. – не зашел бы кто слу¬чайно.
Днем мы поднимаемся на ме¬зонин. Я и Лариса набираем. У нас норма — по полстраницы в день. Это получается листовка на двоих. Газету набираем за два дня. Славик еще помогает. Наш набор корректирует мать Слави-ка – Екатерина Ивановна: она грамотнее всех нас. Печатать приходится Славику и Лиде. Правку набора Славка, никому не доверяет. Боится, что рассыпим гранки.
Вечерами, уже усталые, мы выполняем менее сложную рабо¬ту: кроим четвертушки бумаги. Для листовок отбираем, как Славка выражается, «некультур¬ную бумагу» – обои, плакаты, обертку, а для газеты – белую, чаще тетради или типографскую.
Первое время было трудно запомнить типографские терми¬ны; вместо шпации просили по¬дать марзан. Часто рассыпали то, что было уже набрано. Были случаи, когда мы смеялись сами над собой, а иногда ругались и даже злились друг на друга.
Теперь дело идет веселее: все настроилось. Только статей не хватает. Славик однажды сам по¬ехал в районную комендатуру и добыл там материал для заметки «Власть взяточников». Речь в ней шла о главном переводчике Артуре, который за золото или серебро, а то и за курицу мог выхлопотать любое освобождение – от оборонных работ, от налога или даже от отправки в Германию. Как сейчас помню вы¬вод этой заметки:
«Не выкупами нужно отделы¬ваться от их каторжных работ и непосильных поборов, а с оружием в руках ополчаться против артуров и фрицев и гнать их с нашей русской земли».
Примерно в том же духе пи¬шут в газету и другие подполь¬щики: Наталья Субботина, Ва¬лентина Шитикова, Андрей Ан¬тонов, Василий Демидов...
Интересные и листовки бывают. Например, «Наш ответ на немецкую листовку». Кто ее ав¬тор? Крестьянин Николай Клепиков. Написана она в стихах. Песенно, вроде, получилось. А конец такой своевременный:

«И вместо того, чтобы бросать
нам впустую листовки,
Лучше вы дома рубите
«головки».

Прочитав такое, фрицы поче¬шут затылки, а может, и пра¬вильно поймут нас, да и повер¬нут сами в Берлин.
Одним словом, в типографии работать интересно!».

Явочная квартира
Н.И. Субботиной, Лужки.
Август, 1943 год.

Хорь и Калиныч

Перед Ковалевым стояли два парня лет по восемнадцати: один — неуклюжий, с большой курчавой рыжей головой, другой – стройный, белобрысый, с пра-вильными чертами лица и очень подвижными глазами. Первый виновато опустил голову, а вто¬рой доказывал:
– Пока ехали туда, я нама¬зывал хлеб маслом и бросал его в канаву или, если удавалось, вешал на придорожные кусты, а когда убежал, то тем хлебом и питался. А драпать от них нас надоумила эта листовка, – и, по¬высив голос, он с выражением прочитал ее заголовок: «К насе¬лению Сланцевского и Осьминского районов», а потом спросил Ковалева:
– Вы знаете, что в ней напи¬сано? Немцы вывозят оборудо¬вание со сланцевских рудников. Значит, сами, сволочи, собирают¬ся удирать. А попутно хотели бы и нас прихватить и наше добро. Вот им! – он показал кукиш. – Берите нас в отряд. Ведь в ли¬стовке-то вон что сказано: «Поднимайтесь все, как один, на борьбу с фашистскими банда¬ми!». Вот мы и поднимаемся.
Сегодня двое, а завтра двад¬цать...
Ковалев улыбнулся, кашлянул, потом спросил:
– Кто вы?
Отвечал тот же красавец:
– Мы из Стрежена. Стрежен Лог правильно-то называется на¬ша деревня. Двоюродные братья Фомины: я – Васька, а он – Гришка. А в школе его прозывали Калинычем, а меня – Хо¬рем. Берите в отряд – не пожа¬леете. |
Ковалев поинтересовался, где они взяли листовку.
– Это секрет! Обещаете, что возьмете нас в отряд, тогда ска¬жу, – упирался Хорь.
– Придется взять, согласился командир, – куда же вам те¬перь деваться: либо Германия, либо наш отряд.
– Ну, раз мы теперь свои, тог¬да и секретов промеж нас нет. Полицай Славка Прыгачев – вот кто дал мне листовку. Мы в Лужках коней поили. Он подо¬шел и сунул мне в карман. Око¬ло Веймарна, когда нас в убор¬ную водили, я прочитал ее и на¬звал себя дураком за то, что раньше не спрыгнул с телеги.

Хутор Пондравина Мельница.
Август, 1943 год.

Флаг над сельсоветом

Стояла золотая осень. Я гулял с пятилетним сыном в Тавриче¬ском саду. Он спустился к пруду – колюшек ловить, – а я при¬сел на скамейку и размечтался. Вспомнилась осень 1943 года, когда я, партизан, был послан в Кологриву, где вспыхнуло восстание против немцев. Передо мной возник образ руководителя восстания, беженца из Стрельны, учителя Тимофея Ивановича Пяткова. «Где-то он теперь? Чем награжден? Да и награжден ли?».
Поставил перед собой цель – разыскать его.
Встретились мы нескоро. И вот что он мне рассказал.
«В сентябре сорок первого нас немцы выселили из Стрельны и погнали в Германию. Со мной была жена Валентина Филипповна и 12-летний сын Юрий. Сна¬чала мы меняли вещи на хлеб. А когда не стало вещей – нача¬ли подрабатывать. Так оторва¬лись от общего потока беженцев и осели в Кологриве. Там нам удалось прочитать листовку «Немцем гонимые». Написана она была от руки, но мысли складывались хорошие: не ухо¬дите в Германию, а оседайте в деревнях и примыкайте к парти¬занам!
Я устроился на работу учите¬лем, жена – сборщицей молока, а сын – возницей. Наши связи с населением расширились, соз¬дались условия для подпольной работы. Начали с того, что раз¬множили листовку «Немцем го-нимые», выпущенную, как потом я узнал, подпольной группой в Лужках. К январю 1942 года на¬ша группа удвоилась. Удалось завербовать старосту Ивана Яков¬лева и двух комсомольцев – зоотехника Марию Варламову я Сашу Кузьмина. Мария хорошо пела. Ее мы посылали на вече-ринки, где она заводила совет¬ские песни. Яковлева приучили давать немцам такие сведения, что они считали Кологриву «ни¬щей деревней».
Весной связались с партизана¬ми. Наша программа расшири¬лась: стали постепенно собирать оружие и готовить боевые дру¬жины. Потом получили более четкое указание – готовиться к восстанию.
Газеты, которые мы получали, сообщали о наступательном порыве Красной Армии, разоблача¬ли гитлеровский «новый поря¬док», звали мирное население к оружию.
Летом 1943 года я получил «За колхозы». Показал ее чле¬нам группы – нас было уже около 20 человек, а с дружинни¬ками около 60, они обрадова¬лись: «Да ведь это наша район¬ка!» Стали читать. Передовица рассказывала о событиях под Курском и призывала нас гото¬виться к «решительной схватке». Я уже знал, что под словами «решительная схватка» подразу¬мевалось восстание. И у нас зашел разговор именно об этом. Меня спрашивали: «На какой день назначено восстание? Кто должен начать его и где?». Я подробного плана восстания не знал. Послал запрос в отряд. По¬лученный ответ понял так: где раньше созреют условия, там и начнется восстание.
31 августа 1943 года к нам приехали каратели и объявили приказ Гитлера о превращении Ленинградской области в «мерт¬вую зону». Солдаты стали уго¬нять скот, готовя деревню к со¬жжению. «Что делать?» – спра¬шивали подпольщики. Я распо¬рядился : обстрелять гитлеровцев.
В засаду вышли дружины; плотно примыкающих к Кологриве деревень Дедино и Куроплешево Леонида Фомина и Са¬ши Кузьмина. Когда они удари¬ли по погонщикам скота, то немцы перепугались и разбежались кто куда. Перестрелка в поле длилась несколько часов.
А в деревне тем временем шла чистка. Полицай Дмитрий Бойков, называвший себя русским комендантом, которому народ дал более меткую кличку – Митя Молун, был расстрелян. Дру¬гой, более вредный полицай Гранька Жуков укрылся в под¬земном тайнике и ночью бежал к немцам. Зато в его доме был схвачен полицай из деревни Филево Андрей Алмазов, прислан¬ный в Кологриву своим предво¬дителем для переговоров о совме¬стном выступлении против пар¬тизан. Его мы тоже списали в расход.
К вечеру над зданием сельсо¬вета взвился красный флаг. Его водрузили комсомолец Саша Кузьмин и пионер Юра Пятков. Утром начинался новый учеб¬ный год. В школе собрались де¬ти от 7 до 16 лет. Один из них спросил меня: «Теперь не надо прятать советские учебники?». Я ответил: «Кому меньше 14 лет, тот пусть учится, а остальные пойдут на засаду». Желающих оказалось столько, что у нас не хватило ружей. Тогда ребята рассыпались по домам, а через несколько минут собрались у сельсовета, где располагался штаб восстания, с гранатами, патронами, винтовками... Я уди¬вился: «Откуда у вас, ребята, столько оружия?». А они напере¬бой кричали: «Это я нашел в по¬ле, где был бой немцев с наши¬ми танкистами», «А я у фрицев стащил», «А мне папа подарил», «А это я сделал сам...».
Два дня мы отбивали атаки карательных отрядов. А потом на помощь пришли партизаны и дружинники соседних сельсове¬тов. Руководить восстанием ста¬ли Ковалев и Скурдинский. По их указанию Славка Прыгачев выпустил листовку «Всем стар¬шинам и старостам деревень».
Эта на редкость коротенькая листовочка дала понять, что власть в нашем микрорайоне пе¬решла в руки партизан. Поэтому Скурдинский – его именем была подписана листовка – как бывший председатель Осьминского райисполкома, которого хорошо знали в районе, предписы-вал бургомистрам еще не освобо¬жденных сел:

«1. Не давать немцам ни од¬ного пуда хлеба, ни одной голо¬вы скота. ,
2. Не отпускать ни одного че¬ловека на эвакуацию.
3. Организовать всех крестьян для защиты деревни от грабежа и сожжения».

Изданная массовым тиражом листовка помогла нам, можно сказать, случайно  вспыхнувшее восстание превратить в общерай¬онное, а к середине сентября оно перекинулось и в соседние рай¬оны области.

Стрельна, ул. Коммуны, 12.
Сентябрь, 1953 год.

Тогда, в день 10-летия Кологривского восстания, Т.И. Пят¬ков на мой вопрос, чем он на¬гражден, скромно ответил: «Не в награде дело».
Но вскоре в печати появились статьи о нем, и его подвиг был замечен и по достоинству оце¬нен: Указом Президиума Вер¬ховного Совета СССР от 10 мая 1965 года он награжден орденом Отечественной войны 1-й степе¬ни.
Его сын Юрий, ныне офицер Советской Армии, награжден в 1944 году медалью «Партизану Отечественной войны».
Валентина Филипповна Пяткова, ныне учительница, тоже по¬лучила партизанскую медаль.

Листая отчеты

Будучи слушателем Высшей партийной школы, я получил до¬ступ к документам партийного архива при Ленинградском об¬коме КПСС. Листая отчеты бывших руководителей партизанско¬го движения, я выписал некото-рые выдержки. Часть ил них, имеющих отношение к данной теме, привожу здесь:

1

«Подпольная типография яви¬лась мощным оружием в наших руках: для поднятия масс, на восстание...
…восстание крестьян дало тру¬дящимся района очень многое:

1. Остались несожженными 95 деревень.
2. Остались неугнанными в фашистское рабство около 15 ты¬сяч человек.
3. Осталось скота в районе: лошадей – 671, коров – 760, нетелей  – 99, овец и коз – 2.552.
4. Осталось недовыполнено по доведенным планам немцами: хлеба – 299 тонн, картофеля – 400 тонн, сена – 1.000 тонн и т.д.

«…мы в конце октября связа¬лись с бригадой Светлова и вошли в ее состав».

(Из докладной записки Ленинградскому обкому партии от командира и комиссара Осьминского партизанского отряда Ковалева И.В. и Скурдинского И.В. Февраль 1944 г., ЛПА, ф. 0-116, оп. 1, ед. хр. 362, л. 13 – 15).

2

В начале октября началось массовое восстание народа. Вся молодежь пошла к нам, в партизаны. Власть волостных старшин и старост была ликвидирована, на вызов немцев старшины и старосты не явились. Все постав-ки продовольствия немцам пре¬кратились.
Таким образом, на большой территории Гдовского, Сланцевского, Лядского, Осьминского районов власть немцев ликвидирована».

(Из политдонесения руководителя Лужской межрайонкой подпольной партийной группы И.Д. Дмитриева начальнику Ленинградского штаба партизанского движения, секретарю обкома КПСС М.Н. Никитину от 21.10.1943 г., ЛПА, ф. 0-116, оп. 9, ед. хр. 786, л. 1 – 2).

3

«На сторону партизан стали переходить РОА, ЕКА, полиция, не говоря о мирном населении. В отдельные дни приходило по 40 – 80 человек...
Пополнение... проходило подготовку через учебный отряд, который был создан при бригаде».

(Из отчета командования 9-й Ленинградской партизанской бригады, подписанного комбригом И.Г. Светловым, март 1944 г., ЛПА, ф. 0-116, оп. 1, ед. хр. 613, л. 5 – 6).

4

«Только в одном Осьминском районе в партизанские отряды вступило свыше тысячи советских патриотов и патриоток...
Партизаны Осьминского, Сланцевского, Гдовского, Лядского районов перед приходом Крас¬ной Армии полностью освободи¬ли свои районы от немецких за-хватчиков».

(Из письма партизан и трудящихся освобожденного Осьмин¬ского района Ленинградской области И.В. Сталину от 17.3.1944 года, ЛПА, ф. 0.116, оп. 9, ед. хр. 1.621, л. 19).

Знамя труда.

П.Н. Лукницкий
Драгоценный подарок
Строки из книги «Ленинград действует…»

26 февраля

Бывают подарки, которые нужно хранить как зеницу ока. И если суждено тебе дожить до победы (я все-таки, все-таки для себя в это верю!), то – хранить всю жизнь и завещать самому надежному военно-историческому музею.
Такой подарок я получил сегодня от В.Я. Никандрова, с которым вчера, как и с другими партизанами, познакомился и об участии которого в смелых нападениях на вражеские эшелоны рассказывала мне Ира (а полностью – Ирина Куприяновна) Игнатьева. В.Я. Никандров – редактор «Красного партизана», крошечной газеты 9-й партизанской бригады. Эта газета размером в листок почтовой бумаги (сложить пополам – поместится в нагрудный карман или в обыкновенный конверт) печаталась в такой маленькой типографии, какую можно было носить за спиной в заплечном мешке, и выпущено было немногим больше десятка номеров. Но они заменяли партизанам и многим жителям оккупированных деревень всю советскую печать, потому что «большие» газеты самолеты сбрасывали в партизанский край редко. Редактор В.Я. Никандров иногда выпускал и листовки.
Так вот: как и в других захваченных немцами городах, в Кингисеппе есть немецкий генерал – комендант города и близлежащих сел и деревень района.
Впрочем, сегодня его там уже нет: он или бежал, или убит, или захвачен нами в плен, потому что Красная Армия уже освободила город.
Дом коменданта всегда неусыпно охраняли жандармы, эсэсовцы, предатели-власовцы. Он был окружен колючей проволокой, пулеметными дзотами, минным полем.
Чиня расправы, боясь партизан, угоняя жителей насильно в немецкое рабство, занимаясь расстрелами, повешениями и другими злодействами, комендант всегда все же чувствовал себя как на горячих угольях: партизанское движение вокруг, вопреки всякой немецкой логике и принятым «мерам», разрасталось… Убедившись, что карательными мерами ничего не поделаешь, он в ноябре 1943 года обратился к населению с печатным воззванием…
Что можно сказать о беззаветной храбрости молодой женщины-партизанки, которая сумела тайно проникнуть в самый служебный кабинет коменданта с должным, дерзким ответом партизан и ускользнуть от ярости гитлеровцев незамеченной?
Но вот он – ответ фашисту!
Такая же маленькая, как и газета «Красный партизан», отпечатанная микроскопической типографией, листовка:
«Смерть немецким оккупантам!
Коменданту Кингисеппского района.
До нас, партизан, дошло несколько экземпляров твоего ноябрьского воззвания, обращенного к населению волости Черно, Кингисеппского района. Мы привыкли к немецким приемам одурачивания народа, но твое воззвание, фашистский пес, по своей наглости занимает первое место среди подобных документов.
Ты пишешь: «Вас постигла суровая участь. Ваши деревни разорены, у вас нет ни пристанища, ни хлеба». А кто это сделал? Ведь это твоя работа, кровавый бандит!
Не по твоему ли приказу расстреляны десятки стариков и старух?
И теперь у тебя хватает наглости писать: «Я вижу ваше горе и хочу вам помочь… Доверьтесь мне, вашему коменданту».
Чем ты хочешь помочь, сукин сын?
Загнать русских людей на каторгу в Германию – мы знаем это!
Не заботься о русском населении, лучше поторопись спасти свою продырявленную шкуру. Знай, гитлеровский холоп, что ваши хваленые армии разбиты. Твои собратья по грабежу уже изгнаны из Киева, Гомеля и др. городов. Ты готовишься удирать из Кингисеппа. Поспеши – иначе будет поздно!
Ты грозишь населению посылкой в лес карательных отрядов. Попробуй сунься, мерзавец, – мы тебя там встретим! Мы, партизаны, сумеем защитить своих русских людей!
Все твои воззвания напрасны. Русский народ еще не освобожденных от фашистского ига районов знает о победоносном шествии могучей Красной Армии.
Жители Кингисеппского района не поверят твоим обещаниям и не побоятся твоих угроз. Вера в скорое освобождение дает им силы мужественно перенести все горе и страдания, на которые вы их обрекли.
Итак, не бреши, гитлеровская гадина, не трать бумагу. Не думай о посылке в лес против населения карательных отрядов, – скоро ты получишь партизанскую гранату у себя же на квартире.
Штаб красных партизан».
Эту листовку в ноябре 1943 года носила в Кингисепп партизанка Куприянова и положила ее немецкому генералу, коменданту, на стол, под стекло в его кабинете. Ушла благополучно, но, узнав, что ее партизанскому отряду грозит большая опасность от крупной карательной экспедиции, спеша бегом спасать его, Куприянова подорвалась на мине и погибла у станции Вервянка.
Муж Куприяновой во всех последующих боях нещадно мстил за нее вместе со всеми партизанами бригады…
Экземпляр этой листовки, как и несколько номеров газеты «Красный партизан», подарил мне сегодня В. Я. Никандров. Подарил он мне также другую листовку: «Наш ответ на немецкую листовку» (от крестьян Осьминского района), написанный в конце декабря 1943 года, в стихах, Марией Александровной Ивановой, партизанкой 9-й бригады, бывшей учительницей, кончившей в Ленинграде три курса Герценовского педагогического института.
Недавно районный центр Осьмино был освобожден от гитлеровцев 9-й бригадой и передан бойцам Красной Армии, наступавшим на Лугу.
Беседа с редактором «Красного партизана»
После обеда я слушал рассказы В.Я. Никандрова о чехе Кура Ольдрихе и о группе голландцев, служивших в немецкой армии, перешедших в декабре прошлого года к партизанам.
Первыми добровольно перешли двое: голландец Генрих Коуненг и чех Кура Ольдрих. Сказали, что в гарнизоне районного центра Сланцы много голландцев, которые ненавидят немцев, но не знают, как перейти на сторону партизан.
При налете партизан на Сланцы немецкий гарнизон был разгромлен, двадцать два голландца – взяты в плен.
– Когда их пригнали в бригаду, мы спросили: чего хотят?
«По винтовке, и пойдем бить немцев!»
Одеты все были в лохмотья, кто в чем, без военной формы, обувь – на деревянных подошвах, один был в дамских полусапожках; голодные, исхудалые, больные, повторявшие о себе: «Кранк, кранк!» Мы дали им партизанское питание, они набросились на еду; опасаясь за свои желудки, просили только хоть раз в сутки давать им не жирное. За неделю отъелись, стали петь песни, а потом, получив винтовки, пошли бить немцев.
Голландцы Герть Лямардинк, Генрих Коуненг, Джон Ван де Пас под руководством чеха Кура Ольдрих спустили под откос немецкий эшелон на железной дороге Кингисепп – Нарва.
Все эти голландцы завербованы на работу «во Францию», но, угнанные насильно на Восточный фронт, попали сюда, были у немцев в рабочем батальоне.
Одни – оказались в Сланцах, на руднике (Slantsi Werk III, Feldpost 57620»), другие со своей воинской частью и поныне находятся в Эстонии.
Кура Ольдрих служил у немцев штабс-фельдфебелем в карательных отрядах, бывал в Луге, в Осьмине, в Сяберо, в Гдове. Из Гдова, переправившись через реку Плюссу, пробрался к партизанам.
«Чехам немцы на фронте не доверяют, – рассказывал он. – Я попал на фронт как «особо выдающийся» специалист».
Долго, хитро готовился к переходу, научился читать и писать по-русски.
Придя к партизанам, написал от имени всех перешедших призыв к оставшимся карателям последовать его примеру.
Сейчас, после освобождения Луги, и Ольдрих и все голландцы отправлены в советский тыл.
Я веду с Никандровым долгий разговор о карателях  – о власовцах, «добровольцах», «контрпартизанах» («департизанах»), «естаповцах»; о местных старостах-русских, эстонских, финнах. Старосты – очень разные, есть явные мерзавцы, предатели; есть и такие, за которых все население стоит горой – хвалит их: «Сберегали нас от немецких насилий, помогали партизанам».
В Луге среди молодых женщин есть немало таких, которые работали на немцев, очевидно жили с ними. Этих женщин легко узнать: одежда немецкая, обувь немецкая; есть беременные, есть родившие. Презрение к ним все выражают единодушно и резко. Общественное осуждение их аморальности и антипатриотизма – справедливо и необходимо. Но при разборе дел судить в согласии с уголовным кодексом следует только выявленных предательниц.
Население городов оказалось менее стойким, чем деревень, в деревне нравы строже, и с общественным суждением там каждый считается.
Деревни нетронутые, имеющие скот и овощи, варенье и мед, сохранились только в глубинах леса, куда немцы ходить боялись. Поставки возлагались главным образом на ближайшие к дорогам деревни. Множество из них – уничтожено, сожжено дотла, некоторые – вместе с населением. Уходя, немцы стали начисто грабить деревни, угонять или резать скот… Всякое выражение недовольства каралось массовыми расстрелами, пытками, сожжением людей – как мужчин, так и женщин и детей. Как исключение известны случаи, когда немецкие офицеры после униженных мольб оставляли скот и уходили из деревни, не грабя ее. Без офицеров бывало хуже – фашистская солдатня зверствовала, никем не сдерживаемая. Но в системе СА и СС (штурмовиков и охранников) все поголовно – солдаты и офицеры – были извергами, садистами, самыми отъявленными преступниками, несшими русскому населению только пытки и смерть.
В некоторых местах бывали восстания, иногда организованные партизанами.
Как общее правило, население деревень помогало партизанам, но известны случаи, когда крестьяне так боялись немцев, предупреждаемых шпионами и предателями, что просили партизан: «Рады вам от души, но уходите, уходите, нам плохо будет…» Однако, по мере усиления насилий и издевательств, население все чаще бросало свои деревни и уходило в лес, к партизанам…
Поэтому партизанское движение становилось все более массовым. Под влиянием наступления Красной Армии на юг, сознавая, что приближается крах оккупантов, к партизанам начали переходить и те, кто первое время сотрудничал с немцами, даже многие каратели, полицаи, «добровольцы»; в числе последних бывали люди, не выдержавшие пыток, варварского режима концлагерей для военнопленных, проявившие перед лицом смерти слабость духа, но в глубине души сохранившие чувство патриотизма.
Вот характерные цифры. В сентябре сорок третьего года 9-я партизанская бригада насчитывала в своем составе сорок человек. В октябре – шестьсот, в ноябре – полторы тысячи, в декабре – две тысячи, в январе сорок четвертого года – две тысячи шестьсот человек. На базе этой бригады создалась новая – 12-я приморская, куда было передано шестьсот человек (с задачей дислоцироваться в Кингисеппско-Волосовском районе).
Примерно так же разрастались все партизанские части…

Крюнберг Мейнхард Эдуардович

Родился 3 февраля 1926 г. в д. Дедкова Гора Осьминского района Ленинградской области . До войны окончил 5 классов неполной средней школы. С 11.09.1943 по 03.03.1944 г. находился в действующем 6-м отряде 9-й Ленинградской партизанской бригады (преобразованного в ноябре 1943 г. в 7-й отряд 12-й Приморской партизанской бригады), действовавшей на территории Ленинградской области. Затем – в составе 925-го полка 249-й Эстонской стрелковой дивизии, 8-й Эстонский стрелковый корпус. Участник боев на Сааремаа и в Курляндии. Был ранен, награжден медалью «За отвагу» и «За победу над Германией в Великой Отечественной войне 1941 – 1945 гг.». Затем служил в пограничных войсках под Ленинградом. В запасе с 1950 г. С 1951 г. в Эстонии, в поселке Нарва-Йыэсуу. Вплоть до выхода на пенсию в 1986 г. работал тралмастером на судах-тральщиках в рыболовецком колхозе «Октообер». Там в настоящее время и проживает.
В 1943 г. – разведчик партизанского отряда, 17 лет.
И. Вершинин. Расскажите вкратце о вашем предвоенном детстве. Откуда родом, кто родители, чем занимались?
М. Крюнберг. Я родился в сельской местности, в Осьминском (теперь уже Сланцевском) районе Ленинградской области. Отец мой, Эдуард Крюнберг, был из числа так называемых эстонских переселенцев, которые перекочевали на эти земли из Эстонии не от хорошей жизни. У нас в районе таких эстонцев много было. Мать, Пелагея, была русской. Я был одним ребенком в семье. Чем занимались? От зари до зари трудились в колхозах. Сам я до войны окончил всего лишь пять классов сельской школы и помогал своим родителям в хозяйстве. А потом, в 1941 году, у нас началась тяжелая жизнь в немецкой оккупации. Приятного было мало. Потому я и ушел в партизаны.
И. Вершинин. Что заставило вас уйти в партизаны?
М. Крюнберг. Немцы вели себя нахально на нашей территории, довольно жестко обращались с местным населением. Мы видели все это собственными глазами. В итоге я понял: «Нужно бороться. Нужно мстить за свой народ, за свою страну». В партизаны, между прочим, кое-кого и не брали. Брали тех, кто был решительно настроен на борьбу с врагом. Да и воспитание у нас было иным. Мы считали: советская власть – самая лучшая власть. Другой системы даже и не знали. И при таком положительном отношении к советской власти, при таком патриотизме отсиживаться в деревне просто не могли.
И. Вершинин. Расскажите о том, как начиналась ваша партизанская жизнь?
М. Крюнберг. А я ушел в партизаны в августе 1943 года (Так как 6-й отряд, в котором числился Крюнберг, был сформирован в октябре 1943 г., скорее всего, он вступил в Осьминский партизанский отряд, на базе которого в составе 9-й Ленинградской Краснознаменной бригады был создан 6-й отряд. Первое время в отряде насчитывалось 20 человек. По состоянию на 25 ноября 1943 года численность отряда составляла 161 человек. – Примечания И. Вершинина.) Решение принял мгновенно. Собрался, накинул на спину мешок с трехсуточным бельем, а ранним утром на рассвете уже в бой вступили с немцами. Никаких учебок или там дополнительных подготовок. Мы учились воевать непосредственно в боевой обстановке.
И. Вершинин. Чем запомнился первый бой?
М. Крейнборг. Первый бой – это, как говорится, самое памятное, что больше всего запоминается. Нам было заранее известно, что в таком-то заданном районе проследуют три немецких машины с примерно 50 солдатами. Мы определились с местом и сделали засаду. Но были малоопытные, допустили множество ляпсусов. В дальнейшем, конечно, подобных проколов у нас уже не было. Мы так ударили по ним, что один наш боец был ранен и угодил к немцам в плен. Как партизана, его хотели расстрелять. Но попался ему врач, словак по национальности, который где-то его у себя спрятал. Через трое суток гарнизон отряду удалось выбить. Там мы и нашли нашего партизана спрятанным.
И. Вершинин. Теперь – о вашем отряде, если можно, несколько поподробнее.
М. Крюнберг. Наш шестой отряд входил в состав 9-й Ленинградской партизанской бригады и действовал в основном на территории сразу нескольких районов Ленинградской области: Сланцевского, Волосовского, Осьминского (По некоторым данным, отряд прикрывал дислокацию 9-й партизанской бригады с востока. – Примечание И. Вершинина). Командиром нашего отряда был Скурдинский, которого прислали из Ленинграда . Но мы называли его по псевдониму – батя. Тогда в отрядах были, как правило, псевдонимы. (Мейнхард Эдуардович, видимо, перепутал Скурдинского по должности. Так, по некоторым данным, упоминаемый Скурдинский Михаил Васильевич  был с октября по ноябрь 1943 года военным комиссаром данного отряда, впоследствии председателем оргстройки Осьминского района. Командовали же 6-м отрядом последовательно несколько человек: И.Ф. Ковалев, Ф.Д. Гавриленков. – Примечание И. Вершинина) Если из близких друзей вспоминать по отряду, то это Лешка Иванов (к сожалению, погиб в партизанах), Мишка Харитонов (с ним до сих пор поддерживаем связь, иногда сюда ко мне приезжает).
И. Вершинин. В отряде вашем были другие национальности?
М. Крюнберг. Ну что можно по этому поводу сказать? Четыре человека эстонца было, несколько евреев. Были и цыгане. Дело в том, что после в 1942 году немцы их, как и евреев, стали уничтожать. Поэтому многие из них к нам примкнули.
И. Вершинин. Ваши основные обязанности в отряде?
М. Крюнберг. Хотя я и числился в отряде, относился к бригадной разведке. Ходили мы на поиски каждые три-четыре дня. На задания отправлялись, как правило, в составе группы из шести человек. Возглавлял нашу группу Михаил Васильев, бывший председатель нашего деревенского колхоза. Разведка – это сама боеспособная часть в партизанах.
И. Вершинин. Что было самым страшным для партизана?
М. Крюнберг. Самым страшным для нас, партизан, было попасть в плен. Немцы партизан не желали и считали расстрел слишком мягким для них наказанием. Раненных не лечили. Поэтому нас ожидала сразу виселица. Конечно, перед этим они могли поиздеваться, устроить допрос с пристрастием. А потом – все равно на веревку! Поэтому многие из тех, кого тяжело ранило в бою, чтобы не мучиться у немцев, отбивались до последнего. А сколько наших попадалось к ним? Не счесть. И мы поступали с ними точно так же, как и они с нами. То есть, жестоко расправлялись в бою. Закон был один: или ты его убьешь, или – он тебя. Но в других условиях не уподоблялись им, например, не всех пленных расстреливали, кое-кого и отпускали.
Воевать в партизанах было тяжело. Одно лишь, кажется мне, помогло выжить: упрямство. Ведь мы не только стреляли по немцам, захватывали их обозы с продовольствием, подрывали железки. В сутки нам приходилось делать длинные переходы не по одному десятку километров. И все это – по труднопроходимым болотам и лесам. Отсыпались уже у костров в деревнях, но это когда были время и возможность, что было очень редко.
И. Вершинин. Приходилось ли вам воевать против власовцев?
М.Крюнберг. Приходилось. Этот эпизод случился в октябре 1943 года. Тогда нашей бригаде дали задание: постараться захватить предателя Власова в плен, который совсем недалеко от нас находился. Но сделать нам этого не удалось.
И. Вершинин. Предатели-перебежчики встречались в отряде?
М. Крюнберг. В нашем отряде такой был один. Но он вскоре к нам попался. Что с ним сделали? Расстреляли, и дело с концом.
И. Вершинин. О роли случайности в партизанах. Что можете по этому поводу сказать?
М. Крюнберг. И такое в нашей жизни встречалось. Когда мы подрывали железную дорогу в районе Волосова, я получил в отряде задание: заложить на стыке рельсов шашки, дернуть бикфордов шнур и отбежать как можно дальше. Но я не рассчитал своих сил, замешкался и в результате получил ранение в обе ноги.
И. Вершинин. Погибших партизан как захоранивали?
Почти в большинстве случаев, чтобы не наследить, хоронить старались незаметно. Делали так, чтобы никто не обнаружил и не увидел. Уже после войны этих погибших перезахоранивали. Естественно, если оставались те, кто эти похороны видел. И сколько таких неперезахороненных партизан осталось? Никому не известно.
И. Вершинин. А как было с питанием в партизанах?
М. Крюнберг. Начну с того, что наш отряд атаковал немецкие обозы с продовольствием. Все отобранные продукты доставались нам. Ну и кроме того, мы действовали в так называемом партизанском районе. Советская власть наладила здесь свое централизованное снабжение продуктами.
И. Вершинин. Одевались партизаны, как правило, во что?
М. Крюнберг. Форма могла быть какой угодно. Она могла быть и советской, и немецкой, и половина-наполовину. Часто такую одежду с убитых немцев стаскивали. Естественно, орлов и погон не оставляли. Иначе в первую же очередь могли прихлопнуть и свои. Не успеешь и крикнуть: «Партизаны, мы – свои!» А так немецкую форму многие носили. Мне, например, досталась немецкая шинель.
И. Вершинин. Как так получилось, что вы выбыли из отряда?
М. Крюнберг. После того, как наша местность была освобождена после двухлетней оккупации, нас перекинули в тыл противника в район Пскова и Волосова (Слова М.Э. Крюнберга подтверждаются некоторыми архивными данными, которые свидетельствуют о том, что 12 ноября 1943 года по приказу командира 9-й партизанской бригады отряд переформировывался в отряд № 7 и придавался 12-й Приморской партизанской бригаде. Видимо, в его составе Крюнберг и оборонял район Пскова и Волосова. – Примечание И. Вершинина). Там, наверное, мы около месяца воевали. Потом по поступившему приказу вышли к Ленинграду, где отряд был расформирован. Всех нас после этого начали распределять кого по войсковым частям, кого по другим партизанским отрядам. Меня собирались направить в отряд, действовавший в Западной Белоруссии, но дней через десять выяснилось, что я по-национальности эстонец. А в то время был приказ Сталина: направлять эстонцев в эстонские национальные части. В итоге я и оказался в 8-м Эстонском стрелковом корпусе, в 249-й стрелковой дивизии, в 925-м полку. В его составе участвовал в боях на острове Сааремаа, потом – в боях в Курляндии. Был даже ранен осколком в лицо.
И. Вершинин. Возвращаясь, так сказать, к партизанской теме. Скажите, тяжело ли вам было после вашего партизанского прошлого привыкать к армейской дисциплине?
М. Крюнберг. Честно говоря, трудновато. Ведь армейская жизнь, как известно, строго регламентирована. В партизанах в этом отношении было намного легче. Там было все проще: ты просто участвовал в боевых действиях. Единственное, что если тебе давали приказ, ты был обязан любой ценой его выполнить. И с этим все считались.
И. Вершинин. Какого характера были эти бои?
М. Крюнберг. Бои были самыми обыкновенными. Появился, конечно, опыт войны, наше вооружение было, по сравнению с 1941 годом, очень качественным. А так что можно сказать? Немцы отступали, мы наступали...
И. Вершинин. Среди ваших боевых наград - медаль «За отвагу». Как вы ее получили?
М. Крюнберг. Очень просто. При освобождении эстонских островов в 1944 году полез вперед и занял окоп. Наградное дело долго пылилось в архивах. Награда нашла меня лишь в восьмидесятых. Кстати, где-то там пылится представление и на медаль «Партизану Отечественной войны». Я ее до сих пор так и не получил.
И. Вершинин. День Победы как отмечали?
М.Крюнберг. Хотя к началу мая бои в своей основной массе закончились, у нас в Курляндии войска оказывали жестокое сопротивление. Особенно сопротивлялись власовцы, которые понимали только одно: попадись они в плен  – получат как минимум по 25 лет лагерей, а по большей части – расстрел. Где-то в 9 часов этих власовцев мы должны были атаковать. Но потом объявили о конце войны, задание временно отменили. Началась радостная пальба из всех видов оружия, слезы радости, обнимания. А потом снова пришлось еще несколько дней добивать курляндскую группировку, в том числе и власовцев. (Отдельные подразделения немцев и власовцев оказывали сопротивление войскам, по некоторым данным, вплоть до 20 мая. 1945 года. - Примечание И. Вершинина)
И. Вершинин. Как сложилась ваша судьба после войны?
М. Крюнберг. В 1945 году меня перевели служить в пограничные войска, неподалеку от Ленинграда. Моим непосредственным командиром, кстати говоря, был капитан С.А. Соколов (его воспоминания опубликованы также на сайте «Я помню»). Служилось очень легко, так как пограничники с местным населением были связаны. Мы чувствовали себя уже людьми полугражданскими. В ноябре 1950 года демобилизовался. Потом поселился в Ленинграде, работал рабочим на заводе «Бондарев», где производили пивные бочки (дубовые, липовые, буковые). Потом, в 1951-м, из-за проблем с жильем отправился на историческую родину в Эстонию, в поселок Нарва-Йыэсуу. Работал сначала разнорабочим, но потом окончил школу тралмастером и работал тралмастером на судах рыболовецкого колхоза «Октообер». На пенсию вышел по достижении пенсионного возраста в 1960 году.

Интервью и литературная обработка –
И. Вершинин .

Крюнберг Мейнхард Эдуардович
на сайте «Память народа»

Медаль «За отвагу»
Наградной документ
Дата рождения: __.__.1926
Наименование награды: Медаль «За отвагу»
Информация об архиве -
Архив: ЦАМО
Картотека: Картотека награждений
Расположение документа: шкаф 47, ящик 8

Орден Отечественной войны II степени
Документ в юбилейной картотеке
Дата рождения: __.__.1926
Место рождения: Ленинградская обл., Сланцевский р-н, д. Деткова-Гора
Наименование награды: Орден Отечественной войны II степени
Номер документа: 82
Дата документа: 06.04.1985
Автор документа: Министр обороны СССР
Документ находится в: ЦАМО
шкаф 30, ящик 16

Страница героя на проекте:
Книга памяти блокадного Ленинграда .

1941
Ф. Степанов
Емельяновы

В редакцию газеты прислала письмо пенсионерка из поселка Толмачево Ангелина Павловна Семенова (Еме-льянова). Она пишет: «...Про¬читала в «Лужской правде» очерки «Дети войны» и «Вспомним молодость», «Время трудное», и память вернула меня в страшные годы войны. К освобожде¬нию района от захватчиков в феврале 1944 года у мамы на руках осталось десять детей – мал мала меньше. Я была старшей – семнадцать лет, а младшему Мише  – годик... Нам не выжить было бы, если бы не помощь Советской власти и лично комиссара 9 й партизанской бригады Ивана Дмитриевича Дмитриева, в которой воевал и наш отец Павел Тро¬фимович Емельянов...».
При встрече автор письма с волнением вспоминала о событиях почти полувековой давности. В жизни этой многострадальной семьи сфокусировались судьбы сотен лужан, переживших фашист¬ское нашествие.

I. Фашисты пришли

С первых дней июля 1941 года через большое село Заручье бывшего Осьминского района, что привольно разместилось на западном берегу озера Долгое (теперь Сланцевский район), шли и ехали на подводах мирные жители, гнали гурты колхозного скота на восток. Проезжали санитарные фургоны с ранеными красноармейцами. И учитель Заручьевской средней школы 39 летний Павел Трофимович Емельянов, выпускник Петроградского педагогического училища 1922 года, живший с семьей в доме своего деда, и его жена, крестьянка Анастасия Михеевна, решили не оставаться. Уложив на телегу самое необходимое, усадив на пожитки младших детей, привязав к телеге корову, утром 13 июля двинулись по запруженному большаку беженцами в сторону деревни Самро, но далеко уйти не успели. Дорогу перекрыли немецкие мотоцик¬листы.
Семья Емельяновых по лесным дорогам вернулась в село, где немцы наводили свой «образцовый» порядок. П.Т. Емельянова вызвали в комендатуру, офицер выяснял, как это он, двадцать лет воспитывающий русских детей в коммунистическом духе, остался в тылу, не подослан ли разведкой Красной Армии. Емельянов отрицал обвинения; не может он рисковать жизнью восьмерых детей.
Кажется, офицер поверил такому доводу, но для про-филактики солдат, приставленный к арестованному учителю, избил его дубинкой, окровянил все лицо. Такой экзекуции были подвергнуты и другие мужчины из бывших активистов.
Вскоре немецкая администрация назначила старостой села Боровкова, и с его участием переписала все население и скот, имевшийся в личном подворье. По указа-нию районного начальника сельскохозяйственного управления Ганса Раата все дома обложили натуральным налогом – зерном, картофелем, мясом, молоком, Деревня разорялась. К весне 1942 года в Заручье начался голод, К людскому бедствию прописался и брюшной тиф. Не миновала мора и многодетная семья Емельяновых. Одна Ангелина не свалилась, ей еще весной сорок первого в школе, где она училась в шестом классе, сделали прививку против тифа. Вся тяжесть по уходу за больными легла на ее шестнадцатилетние неокрепшие плечи.
Немецкое воинство, опасаясь заражения, покинуло село, через старосту предупредило жителей: кто осмелится выйти из деревни, вместе с родней будет сожжен в своем доме.
Первым у Емельяновых выкарабкался из цепких рук смерти Павел Трофимович, сильно ослабленный, вместе со старшей дочерью Ангелиной принялся ставить на ноги остальных домочадцев. Остриг волосы с голов, обмыл всех раствором щелочи из древесной золы (мыла не было), поил настоем трав.
К началу лета тиф в деревне побороли.
Осенью фашистский наместник, комендант Осьминского района Рудетель, для пополнения рабочими военных заводов, рудников организовал отправку молодежи в свой фатерланд. Рулетелю в угоне русских парнишек и девчонок рьяно помогал начальник районной полиции, бывший конюх из Осьмина Иван Викторов (по кличке Будан), Дважды вызывали на биржу труда в Осьмино и Ангелину Емельянову, но немецкие рабовладельцы, осмотрев шестнадцатилетнего заморыша с надрывным кашлем, отпускали домой. Из Заручья в неметчину угнали ее двоюродного брата Мишу Ники-форова, Виктора Савичева, Ивана Добросердова, молодого учителя Брянцева (это только те имена, которые запомнила А. Емельянова).

II. Сопротивление

Пережившие суровую зиму 1941 – 1942 годов семеро осьминских партизан – Скурдинский, Ковалев, Алексеев. Булочкин, Моисеенко, Сергеев и Орешонок – собравшись вместе 17 мая 1942 года, решили борьбу продолжать. Командиром группы назначили И.В. Ковалева, комиссаром – И.В. Скурдинского. Вскоре к ним примкнули и другие уцелевшие бойцы.
В деревнях создавались подпольные группы. Одну из таких групп возглавил инструктор Осьминского райкома партии Михаил Круглов, живший в деревне Бор I под фамилией своего деда – Микулин. Он через своих доверенных лиц узнал, что живший в Заручье учитель Емельянов хранит с довоенных лет радиоприемник. П.Т. Емельянов после встречи с Кругловым стал помогать подпольщикам – записывал по радио сводки Совинформбюро, приносил их к берегу Жабенского озера и, как было условлено, вкладывал листки в гильзу крупнокалиберного пулемета .
За сводками приходили связные Михаила Круглова, их переписывали, под заголовком «Письма с Большой земли», разносили по деревням.
Дознались бы гестаповские ищейки о подпольной работе учителя Емельянова – вместе с семьей уничтожили бы.
В начале января 1943 года штаб партизанского движения Ленинградской области, возглавляемый М.Н. Никитиным, для усиления подпольной работы и вооруженной борьбы в тылу врага создал 11 межрайонных партийных центров. В Лужский подпольный центр с группой товарищей направили И.Д Дмитриева, первого секретаря Лужского райкома партии, уроженца деревни Псоедь, что в десяти километрах от Осьмина. Центр разместился в глухой деревушке Подосье Лядского района. Его руководители работали энергично, печатали газеты.
Боеспособные мужчины пополняли партизанские от-ряды
Гитлеровцы, чтобы удержать народ в повиновении и прекратить уход мужчин в леса, казнили людей. Так, летом 1943 года на глазах жителей Заручье у стены церкви расстреляли супругов Васильевых и их старшего сына, в своем доме убили учителя Прыгачева и его жену Избежавшие смерти их дети 16-летняя Лариса и 10-летняя Тоня в тот же вечер ушли в партизанский отряд
В октябре 1943 года, по приказу областного штаба партизанского движения образовалась 9-я бригада, ее возглавил командир Иван Герасимович Светлов, имевший немалый опыт службы в погранвойсках, комиссаром стал Иван Дмитриевич Дмитриев, находившийся в тылу врага с конца августа 1941 года.
Вскоре в состав этой бригады влились и 340 осьминских партизан, во главе с комиссаром Иваном Васильевичем Скурдинским. В этом отряде находился и отец многодетного семейства П.Т. Емельянов.
В середине января 1944 года войска Ленинградского и Волховского фронтов начали наступление по окончательному снятию 900-дневной блокады Ленинграда, и к 27 января отогнали гитле¬ровцев на 100 и более километров. Немецкая военщина, отступая, сжигала деревни, угоняла людей. Партизаны 9-й бригады рекомендовали населению прятать продукты, уходить в леса. Ушла в лес с детьми и жена партизана А.М. Емельянова. Деревню Заручье немецкие летчики сожгли зажигательными бомбами. После пожара Ангелина Емельянова с 14-летним братом Кимом принесли с пепелища топор, лопату, соорудили землянку, навес для коровы. Так обустраивались все погорельцы, ожидая прихода своих освободителей.

III. Освобождение

Радовались русские люди своим освободителям. И не меньше плакали от злодеяний немчуры. От 60-дворового села Заручье, где были больница, школа-десятилетка, клуб, почта, два магазина, молокозавод сохранилось два здания. Заручьевцы на пепелищах строили землянки, хибары. Семья Емельяновых жила в лесной землянке, пока ее не залило вешней водой. В те мартовские дни 1944 года к семье из отряда пришел Павел Трофимович Емельянов, подбадривая своих родных, дескать, Советская власть не оставит их в беде. Распрощавшись с детьми, с женой, ушел в формируемый стрелковый полк.
С тех далеких лет у старшей дочери Емельяновых Ангелины хранится справка о том, что Павел Трофимович, находясь в партизанском отряде, проявил себя смелым и мужественным бойцом. Подписал ее комиссар 9-й бригады И.Д. Дмитриев.
Тяжело и трудно налажи¬валась жизнь на освобожден¬ных от врага территориях. Не было жилья, хлеба, оде¬жды. Требовались рабочие руки для восстановления по¬рушенного войной хозяйст¬ва, чтоб помощь армии. Воен¬коматы и райисполкомы мо-билизовали на эти работы парнишек и девчонок. На трудовой фронт призвали и Ангелину Емельянову, от-правили- в Гатчину на раз¬грузку железнодорожных вагонов. Но пользы от ис¬тощенной голодом девушки было мало: пудовые ящики пригибали ее к земле. Ее пе¬ревели на полевой аэродром, кухонной рабочей.
Как-то в апреле вблизи вокзала Гатчина – Балтийская повстречала взвод бойцов, ее окликнули, она увидела oтцa. и пока взвод шел с учений к казарме на улицу им. Рошаля. Ангелина расска¬зывала отцу, в какую нужду попала мать с детьми: жи¬вут в халупе, сколоченной из обгорелых досок, холодно, голодно.
Отец, взяв увольнитель¬ную у ротного командира, пришел с дочерью на аэро¬дром, поведал пожилому лей-тенанту, начальнику столовой, о свалившемся на его семью горе, и что на днях уезжает с полком на фронт. Лейте¬нант оформил документы, отпустил Ангелину домой, выдал семье солдата немного продуктов. Ангелина рас¬прощалась с отцом, еще не ведая, что видит его в пос¬ледний раз.

IV. Выжили

Но и в разрушенном селе Ангелину и ее односельчан ждали еще большие испыта¬ния. Они вместе с женщина¬ми, подростками лопатами вскапывали поле под яровые зерновые, картошку. Те, кто покрепче, впрягались в плуг вместо лошади. Да и из рай¬она мало могли чем помочь, правда, прислали две лоша¬ди, но много ли на них вспа-шешь, Уж потом, летом. при¬ручали к боронам дойных коров, а затем и норовистых быков.
Деревенский люд работал, не роптал, надеялся на луч¬шее время: разобьем врага – заживем. Но в самый раз¬гар уборки картошки на имя Анастасии Михеевны, в се¬редине сентября, пришла похоронка. Прочитала ее всей семье Ангелина: «Ваш муж Емельянов Павел Тро¬фимович, красноармеец, в бою за Социалистическую Родину, верный воинской присяге, проявив героизм и мужество, погиб 4 августа 1944 года. Похоронен с от¬данием воинских почестей в деревне Лаппово Эстонской ССР».
Солдатская вдова после скорбной вести слегла, оне-мела, отлеживалась в тесной халупе. Старшие дети, ощу¬тив тяжесть свалившегося на них горя, подбадривали мать: не пропадем, картошки со своего огорода накопали много, до нового урожая до¬тянем, в колхозе  обещали на трудодень выдать по сто граммов зерна.
А четырнадцатилетний Марк, крепыш, весь в отца – работящий, обнадеживал мать: через год, другой мы с Кимом наготовим строевого леса, срубим новый дом.
Мать, придя в себя, вспо¬мнила о совете мужа: когда будет совсем плохо, обра¬титься к комиссару 9-й бри¬гады И.Д. Дмитриеву. На беседу в Лугу, за сто ки¬лометров, отправилась пеш¬ком Ангелина. Разыскав райком партии, где Иван Дмитриевич работал первым секретарем, попросилась на прием к нему. Он помнил Ан¬гелину, до войны не раз при¬езжал с женой учительницей Екатериной Трофимовной в Заручье, к ее брату Павлу Трофимовичу.
На другой день в Заручье поехали старшая сестра Пав¬ла Емельянова Татьяна Тро¬фимовна Никифорова, работавшая заведующей Лужским отделом народного обра-зования, и младшая – Екате¬рина, жена И.Д. Дмитриева. Тяжелое состояние семьи брата их потрясло. Они взя¬ли с собой средних по возра¬сту Маргариту, Розу, Воло¬дю и Лену, привезли в Лужсний детский приют № 4, где к осени 1944 года вос¬питывалось 250 сирот, ро¬дители которых погибли в борьбе с фашистами.
Лужского детского дома № 4 А.Ф. Ильиной хранится спи¬сок, который минувшим ле¬том при подготовке очерка «Дети войны» она передала мне, автору этой статьи. В тетради, пожелтевшей от вре¬мени, фиолетовыми чернила¬ми записано; «Емельянов Владимир Павлович, ученик 4-го класса, отец погиб на фронте, мать проживает в де¬ревне Осьминского района». Такие же краткие сведения записаны на учениц третьего и пятого классов Маргариту и Розу.
Сестры погибшего на фро¬нте брата и лично И.Д. Дми¬триев позаботились и о чет¬верых старших детях Емель-яновых – Ангелине, Люд¬миле, Киме и Марке. Детям погибшего воина в Луге, на 9-й Заречной улице, горсо¬вет выделил комнату. Анге¬лина с января 1945 года ста¬ла работать библиотекарем в районной библиотеке. Она с зарплатой 460 рублей в месяц тянула нелегкую но¬шу, перебивалась с картош¬кой и пайковым хлебом.
Весной Ангелина с братья¬ми и сестрой лопатами под¬няли целинный участок зем¬ли на четырех сотках. Боль-шая надежда была на этот участок. Купили козу, поро-дистая попалась, по четыре литра молока надаивали в день, а вечерами Ангелина после работы ходила в седь¬мой, а затем в восьмой и де¬вятый классы вечерней шко¬лы.
Но как ни старалась Ан¬гелина, видит, что не выбить¬ся из нужды. Случайно из газет узнала, что многодет¬ным матерям оказывает по¬мощь государство, написа¬ла в Москву: «Дорогому и любимому отцу, товарищу Сталину». Рассказала про сиротскую неодолимую нуж¬ду, Вскоре из Ленинграда пришел вызов в Смольный, где ее матери вручили орден «Мать героиня», выдали во¬семь тысяч рублей наличны¬ми, десять метров ситчика на платья девочкам, крупы, кулек колотого сахара. Пла¬кала солдатская вдова от та¬кого щедрого подарка Совет¬ской власти.
Летом сорок пятого к Ан¬гелине в гости из детдома приходили младшие братья и сестры. У них округлились и порозовели щеки, сытно кор¬мили детдомовских, балова¬ли молочком и медом с соб¬ственной пасеки. Завидова¬ли старшие братья Ким и Марк младшим: обуты в крепкие скороходовские бо¬тинки, брюки новые, рубаш¬ки без заплат. Ангелина уса¬дит гостей-детдомовцев за стол, выложит в миску мун¬дирной картошки, нальет по стакану козьего молока. Уго¬щайтесь! Ребятишки молоч¬ка попьют, а к картошке не притронутся – сыты.
Летом пришла из деревни мать проведать восьмерых своих Дорогих кровинушек. Довольна, осталась: все при-строены, хоть и не сытно у Ангелины, но и не голодно. Пайковый хлебушек без при¬месей, без лебеды-травы. И особенно она радовалась бо¬льшому счастью, выпавшему четверым детдомовским: оде¬ты, обуты, хоть на сельско-хозяйственную выставку отправляй. Спят в чистых пос-телях, на простынях.
– Я, доченька, – дели¬лась она с Ангелиной, – младшеньких сама подниму, Валюшке пятый годик по¬шел, Мишутке. – третий (они родились в годы окку¬пации). У меня тоже коза удоистая, как и твоя, молоч¬ка вдоволь.

V. СО СЛЕЗАМИ НА ГЛАЗАХ

Великомученица, солдат¬ская вдова Анастасия Михе-евна прожила до 1988 года – до 85 лет, у дочери Люд¬милы, в г. Сланцах, которая – с помощью семьи Дмитрие¬вых окончила Ленинград¬ский педагогический инсти¬тут имени М. Шкровского. В последние годы мать, воз¬давая Богу должное, все вспоминала Ивана Дмитрие¬вича Дмитриева, который вновь с февраля 1944 го¬да до апреля 1946 года работал первым секрета¬рем Лужского райкома пар¬тии. Энергичного и автори¬тетного бывшего партизан¬ского комиссара избрали секретарем Ленинградского обкома партии, трудился, не зная покоя, в феврале 1949 года избрали его председате¬лем Леноблисполкома. Всего полтора года пребывал в этой должности. В июле 1950 года освободили, затем по сфабрикованному «Ленин¬градскому делу» тройкой был осужден на 25 лет ли¬шения свободы. В Александ¬ровском централе, в Красно¬ярске, пробыл до мая 1954 года.
В те годы его семью тоже преследовали, выселили из квартиры, дали комнатенку. Предупредили, чтоб ниже травы, тише воды жили. И его племянница Людмила – студентка, часто приходив¬шая к ним, вынуждена была скрывать свое родство с «врагом народа» Дмитрие¬вым, иначе ее тоже выгнали бы из института. Но все обо¬шлось. Ангелина после девя¬того класса вечерней школы три года проучилась на за¬очном отделении педучили¬ща. Да не закончила. Рабо¬тала воспитательницей в дет¬ском садике в п. Толмачеве, в 1957 году окончила курсы медсестер. До выхода на пен¬сию несколько лет трудилась на заводе ЖБИ контроле¬ром.
Емельяновы – детдомов¬ские воспитанники – полу-чили образование, приобре¬ли специальности. Все живы-здоровы. Вот только Еле¬ну, работавшую в ателье швеей, пять лет назад убили бандиты и квартиру ограби¬ли.
Каждый год в День Побе¬ды в Лугу на мемориальное кладбище приезжают из Тол¬мачева Ангелина Павловна, старшая дочь Емельяновых с мужем Геннадием Констан-тиновичем и сыном Андре¬ем, чтобы возложить цветы к подножию памятника И.Д. Дмитриеву, комиссару 9-й партизанской бригады, и его жене Екатерине Трофимов¬не. Вместе с сотнями лужан поклонятся праху партизан, солдат, покоящихся вблизи могилы И.Д. Дмитриева, спасших Россию от фашист¬ской чумы.

Ф. Степанов .

М.С. Круглов
Записки подпольщика и партизана

…

Как ловили Старопольских предателей

Командование Осьминского партизанского отряда Ковалев и Скурдинский вызвали меня в шалаш у Тиганского озера. Там тогда находился отряд и дали мне задание отобрать 15 партизан и пробраться в район деревни Засосье Старопольского сельсовета, а  оттуда ударить по немцам, которые еще сидели в Старополье.
Получив это задание, отряд молодых партизан в начале октября 1943 года вышел по маршруту: Борисова Гора – Детково – Кологрива – Крупа-Засосье. Когда проходили деревню Кологриво, был уже темный вечер. К нам из одного дома выбежал навстречу невысокого роста старичок, обросший черной бородой. Старичок был сильно расстроен и умоляюще стал спрашивать партизан кто у нас старший. Ребята показали на меня. Когда он подошел ближе, в этом старичке я узнал Ивана Игнатьевича Прыгачева, сын которого Леонид был в партизанах. Прыгачев тоже узнал меня и стал умоляюще просить, чтобы мы скорее шли в деревню Плешево и немедленно там арестовали старосту деревни Менюши, который пришел в деревню Плешево в гости к старикам этой деревни. Он издевался над ними, обзывал всех «красными» и бандитами-партизанами. Иногда, хватив хмельного, избивал всех по очереди, угрожая выбить из всех советский дух и заставит уважать Германские законы.
Мною была дана команда быстро дойти до деревни и разыскать старосту-предателя.
Когда мы подошли к дому, где буянил староста из деревни Менюши, дом был окружен партизанами совместно со стариками этой деревни. Старики стали меня просить избавить их от этого предателя – непрошенного гостя.
Получив информацию от стариков о том, что староста находится именно в этом доме, я направил в него четырех партизан: А.Л. Матвеева из деревни Русско, двух бывших полицаев из деревни Межник- Ивана Бусана (кличка) и Михаила Ильина (кличка «Голубок»), а также Степанова. Когда партизаны вошли в дом, то увидели одних женщин, сидящих за столом. Они спросили у хозяек, а где у них находится гость – староста из деревни Менюши.
Они заявили, что в их доме никого нет и никого не было из мужчин. Тогда ребята решили осмотреть комнаты, а их было три. В последней комнате они обнаружили спящую женщину, и не побеспокоив ее они вышли из дома на улицу и заявили мне, что в доме нет никакого мужчины, только одни женщины, да одна к тому же спит в третьей комнате.
Старики, ожидавшие ребят, были страшно разочарованы и заявили мне, что они дом охраняли более часа, когда послали Ивана Прыгачева к партизанам. За это время никто из дома не выходил. Это значит, что гость находится где-то в доме, надо его искать. Тогда взяв А. Матвеева и В. Прыгачева, я сам пошел в дом посмотреть на спящую женщину. Остальных партизан оставил охранять дом.
Войдя в дом, я увидел в первой комнате сидевших и угощавшихся четырех старушек. Осмотрел первую комнату, осмотрел вторую комнату и ничего не нашел. В это время Саша Матвеев, проскочив первым в третью комнату и осмотрев ее, увидел спящую женщину. «Тут какая-то пьяная баба спит, от нее пахнет как от свиньи» – говорит он мне. Тогда я решил сам осмотреть эту женщину.
Спящая женщина была покрыта одеялом и спала с громким храпом. Я подошел к ней и снял с головы платок, которым она была повязана. Тогда была обнаружена голова с бородкой непрошенного гостя. Сбросив одеяло, мы обнаружили предателя старосту из деревни Менюши. Тогда ребята выволокли незваного гостя на улицу. Старики ждали нас на улице. Они очень обрадовались тому, что они говорили партизанам правду. Староста, узнав в нас партизан, прикинулся простачком и патриотом Родины. Он стал креститься в том, что он пришел сюда, чтобы привести мужиков к порядку, чтобы ничего такого не болтали и язык за зубами держали.
Забрав старосту, мы направились в направлении деревни Карино. Старики деревни Плешево провожали нас до конца деревни, вооружившись палками и старались нанести ими удары по непрошенному гостю.
Мы попросили их дальше нас не провожать и идти по домам. Старики умоляли нас не отпускать домой этого предателя, иначе он будет еще больше издеваться над нашими стариками и будет еще больше грабить.
Оставив стариков в деревне, партизаны вышли за околицу, где пришлось выполнить их волю. Предатель был расстрелян в скотном прогоне. После этого отряд двинулся дальше по намеченному маршруту для выполнения задания.
Пройдя лесами и мхами километров 15, группа вышла к деревне Засосье, где мы и узнали, что немцы, которые стояли в Старополье, проехали на автомашинах в направлении станции Веймарн. Тогда мы взяли направление на Старополье, до которого надо было пройти 8 километров. Когда прибыли туда, то со стороны деревни Чудская гора прибыли к нам Осьминские партизаны Ковалева и Мосина. В Старополье мы освободили арестованных подпольщиков и нашего раненого партизана, попавшего в плен к немцам – Леву Прыгачева.
Я со своей группой направился в деревню Менюши, где должен был арестовать полицая Артемьева, который принес много горя и страданий жителям деревни.
Подойдя к Менюшам, я послал в разведку Михаила Ильина из деревни Межник, бывшего полицая, с задачей узнать, где и чем занимается этот полицай. Подойдя к дому Артемьева, Ильин окликнул его (они знали друг друга раньше). Ильин и говорит полицаю: «Что ты сидишь дома, выходи на улицу и пошли в партизаны воевать против немцев». Полицай спрашивает, что ему будет за то, что он служит в полиции. Ильин отвечает ему, что нет, ему ничего не будет, у нас свой командир и его можно не бояться.
Пока они вдвоем торговались, кто какой и что ему будет, я с группой партизан подошел к дому, где жил полицай Артемьев. Группа в количестве двадцати человек шла строем и пела Марш Буденного:

Мы – красные кавалеристы,
И про нас
Былинщики речистые
Ведут рассказ.
О том, как в ночи ясные
О том, как в дни ненастные
Мы гордо,
Мы смело в бой идем…

Эту песню периода Гражданской войны знали в народе все. Полицай был уже готов к походу – одет в полное боевое и походное снаряжение. Он выбежал с Ильиным из дома с винтовкой и вещевым мешком за плечами, встал в строй партизан и вместе со всеми запел:

Буденный - наш братишка
С нами весь народ.
Приказ: «голов не вешать
И глядеть вперед»
Ведь с нами Ворошилов
Первый красный офицер,
Сумеем кровь пролить
За СССР.

Когда полицай запел своим громким басом во весь свой голос припев:

Веди, Буденный, нас смелее в бой
Пусть гром гремит
Пускай пожар кругом…

раздался выстрел из нагана в его затылок. Так с открытым ртом он и упал на землю. В результате был уничтожен еще один предатель нашей Родины – Артемьев.
После этого партизаны прибыли в деревню Кологрива, где остановились передохнуть. После отдыха возвратились в лагерь к Тиганскому озеру, находящееся на границе Сланцевского и Осьминского районов.

Хотило

В деревнt Хотило Кологривского сельсовета, проживал еще один предатель – Морозов Андрей, который был членом ВКП (б) с 1928 года. До войны он работал секретарем сельсовета и секретарем территориальной партийной организации. Когда в район пришли немцы, Морозов перешел на их сторону и начал вести борьбу против советской власти и партизан.
Партизаны из Осьминского отряда, находясь в крайне тяжелых условиях, в марте месяце года решили зайти к Морозову и получить от него помощь и поддержку. Морозов вместо того, чтобы впустить партизан в дом, дать им обогреться (Это был Орешонок Е с группой) и накормить, начал через окно стрелять в партизан из французского карабина, полученного им от немцев для борьбы с партизанами.
Тогда командование Осьминского отряда Ковалев и Скурдинский поставили передо мной  задачу любой ценой поймать предателя и живым доставить в штаб отряда.
Надо отметить, что напротив деревни Хотило в деревне Кологрива стоял немецкий карательный отряд, численностью около 70 конных человек. Вот из под носа у немцев мне нужно было захватить предателя.
Мне самому приходилось с группой партизан четыре раза ходить ночью в засаду, чтобы поймать предателя, четыре раза были в его доме, но ни его, ни его семьи нигде в доме не было. Дело в том, что днем он с семьей приходил домой, а на ночь уходил к немцам в деревню Кологрива.
Один раз, вернувшись из очередного задания, ко мне подошел один партизан-беженец, который в 1942 – 43 годы до ухода в партизаны жил в деревни Хотило и хорошо знал Морозова.
«Товарищ командир, дайте мне увольнительную по болезни на 4 – 5 дней домой» – говорит он мне. Я посмотрел на него и отвечаю: Я не врач и поставить диагноз вашей болезни не могу. Обратитесь к врачу отряда». Хотя я и сам вижу, что он здоров как бык, а по его глазам понимаю, что он что - то лукавит, по лицу его блуждает улыбка. В этой связи я ему говорю, что таким больны как он вряд ли кто даст справку о болезни. Передо мной стоял мужчина лет тридцати, среднего роста, широкоплечий, с волчьей хваткой.
После этого он говорит мне: «Товарищ командир, разрешите я пойду в деревню Хотило и приведу к вам этого предателя – Морозова, а для этого мне нужна справка о том, что я болен и отправлен домой для лечения. я лечусь дома я его обработаю и приведу сюда даже с его же оружием.
Посоветовался со Скурдинским и Никандровым о поимке Морозова.
– Решай сам, сказали они. Черт с ним, дай ты ему эту справку. Если сбежит к немцам – все равно его поймаем и расстреляем, а может он и выполнит это задание. Справку я выдал этому партизану, и он ушел якобы лечиться в деревню Хотило. Сейчас этот бывший партизан проживает в Стрельно – его хорошо знает товарищ Пятков.
Прошло не более двух суток. Ранним утром, когда Скурдинский, Никандров и я собрались в штабном шалаше из веток для обсуждения очередного боевого задания, в шалаш вошел вернувшийся «больной» партизан и четко по-военному доложил: «Товарищ командир, поставленное задание выполнено: предатель Морозов приведен в отряд с французским карабином. Я больше желудком не страдаю и готов к выполнению нового задания».
Мы оставили предателя Морозова под негласным надзором нашего партизана, который дал приказание Морозову сделать шалаш из веток. Морозов переночевал в этом шалаше, утром после подъема помылся в озере, хорошо наелся на нашей партизанской кухне – в это время у нас появилась уже возможность хорошо кормить наших партизан.
Поваром отряда был партизан из деревни Деткова Гора, проживавшего до войны в Ленинграде и работавшего поваром I разряда. Он отлично готовил еду для партизан.
После этого я приказал, чтобы в штабной шалаш привели Андрея Морозова.
Войдя в шалаш, он меня сразу же узнал. Мы хорошо знали друг друга еще до войны: он был секретарем парторганизации Кологривского сельсовета, а я работал инструктором Осьминского райкома ВКП (б) и ездил по партийным организациям, где проводили партийные собрания и давал инструктаж по ведению партийных дел.
Морозов, увидев меня, сразу же изобразил улыбку на лице и спросил меня, зачем его изволили пригласить, а я спросил его, как он чувствует себя в партизанах, как спалось на сырой земле, доволен ли партизанской кухней. Он без стеснения заявил, что кормят хорошо, ему очень понравилось, а в части всего остального, то он еще посмотрит после того как поживет здесь. После чего будет принимать решение, что ему делать дальше.
Отпустив Морозова, я доложил о разговоре с ним Скурдинскому и Никандрову. Получил от них приказание взять партизан А. Матвеева и В. Михеева, отвести Морозова от лагеря подальше и расстрелять предателя, что и было исполнено.
Предатель был расстрелян около первого марта, в Тигане на левой стороне в 150 метрах от Большого, где и по сей день валяются его кости.

Кологриво

В октябре 1943 года Скурдинский дал задание В.Я. Никандрову, командиру группы и мне, его заместителю, немедленно обезвредить еще одного предателя – шпиона из деревни Кологриво Жукова, служившего в гестапо в Сланцах.
Придя ночью в деревню, мы окружили дом, где предполагали захватить Жукова. Когда постучали в дверь, нам долго не открывали. После того когда мы стали ее ломать, хозяйка – старуха открыла дверь и мы втроем вошли в дом – я, Никандров и А. Матвеев. В доме света не было и нам пришлось пользоваться спичками.
Стали делать обыск и искать Жукова. Во второй комнате в кровати обнаружили спящего мужчину. Когда мы спросили хозяйку кто он и откуда, старуха заявила, что это ее брат, пришедший навестить сестру из деревни Филево, Столбовского сельсовета. Этим гостем оказался полицай – тоже предатель Родины, который не раз ходил с предателем Карабановым на облавы и засады против партизан.
Им оказался Алмазов Андрей. Мы арестовали его, вывели за деревню и там расстреляли.
После этой операции мы должны были арестовать еще одного предателя – Митю Молуна, так называемого первого русского коменданта в Кологривском сельсовете, который с приходом немцев занимался тем, что отбирал от населения кур, мясо, яйцо. Возил эти продукты немцам в Сланцы и сам питался за счет населения. Нужно отметить, что до войны этот Молун никогда не работал, занимался разными халтурами: кому печь сложит или отремонтирует, очистит помойную яму в молокозаводе или сельпо. Когда пришли немцы этот холуй стал первый их помощник, и они назначили его первым комендантам Кологривского куста. Он был высок, строен, силен и болтун. Мы его арестовали и повели за деревню на расстрел, было часов 10 – 11 ночи, светил месяц. Вышли за деревню и пошли вдоль усадьб. По сигналу Никандрова я выстрелил Молуну в затылок. Пуля прошла насквозь всю голову, но он не упал, а развернулся ко мне, выпучил окровавленные глаза и закричал на меня: «Что вы делаете!? Если б я знал, так вас всех бы перестрелял».
Тут меня взяла какая-то робость – страх: со мной говорит мертвец с простреленной головой. Тогда В. Никандров скомандовал мне стрелять еще в предателя. Я выстрелил в Молуна в упор уже в лоб. Предатель упал. Мы возвратились в партизанский отряд, задание было выполнено.

Пулемет

Староста деревни Бор I Михеев Осип отобрал у ребят деревни Коли и Толи Михайловых пулемет типа Дегтярева, найденного ими где-то в лесу и закрыл его в колхозный амбар. Далее он хотел передать его немцам. В это время немцев из деревни срочно отозвали по какой-то причине в Гдов. Передо мной стал вопрос – как бы украсть пулемет и переправить его партизанам. Ключи от амбара были у старосты О. Михеева. Зная примерно размер ключа и конфигурацию его бородки, я сделал отмычку из проволоки, аналогичную штатному ключу. Затем обмотал ее до нужной толщины мягкой проволокой. Ключ получился очень похожим на настоящий. Улучив момент, когда у амбара никого не было , я вставил в скважину замка свой самодельный ключ и начал поворачивать. К моему удивлению после двух поворотов отмычки замок открылся и амбар стал доступен для входа через дверь. После изъятия пулемета, я закрыл дверь и вновь замкнул амбар.
После всего я быстро спрятал пулемет под пол в водогрейке, расположенной возле амбара. Переносить его куда-то подальше было невозможно, помкольку везде был народ. После этого стал готовить пулемет для передачи в лес партизанам Скурдинского или Никандрову, т.к. у них оружия практически не было. У И.В. Скурдинского за всю войну вообще не было винтовки.
Дней через пять после изъятия мной пулемета из амбара, ко мне прибежал расстроенный староста Михеев с большим амбарным ключом в руках и спрашивает меня: « Вы не знаете, кто украл пулемет из амбара? Я отобрал его от ребят и хотел сдать его немцам, а теперь его там мнет». Выслушав старосту, я спросил
– А где он был закрыт и кем именно?
– Я его лично закрыл в амбаре у комендатуры – ответил Осип.
На мой вопрос: «У кого был ключ от амбара?» Осип растерянно тряс в руках ключом и клялся мне, что никому его не давал.
Видя растерянность старосты, я высказал ему такой вариант действий: «Есть такой вариант. Когда вернутся немцы, Вы доложите им о том, что Вами был закрыт пулемет в амбаре, а ключ все время был при Вас. Теперь пулемета в амбаре нет, замок не поврежден, следов взлома нет. Когда Вы все это расскажете немцам, то они заподозрят Вас или Ваших сыновей в воровстве этого пулемета и их решение относительно Вас и Ваших сыновей будет суровым, возможны репрессии».
– Что же мне делать? – умоляюще спросил староста.
– Поскольку Вы все попадете под подозрение, теперь лучше молчать и никому об этом пулемете не говорить. Кроме Вас в деревне о пулемете никто не знает. Ребята тоже ничего не скажут, что от них был отобран пулемет. Я также никому не скажу о Вашем рассказе про пулемет в амбаре. Лично я воевать не собираюсь. Вы же знаете, что я инвалид II группы, а инвалидов на войну не берут.
После нашего разговора Михеев ушел и в последующем к разговору про пулемет Дегтярева мы никогда не возвращались.
Теперь нужно было переправить пулемет партизанам. Вскоре в деревню опять вернулись немцы. Пулемет из-под пола водогрейки мне пришлось под носом немцев по частям перенести в лес, в местечко Клетище.
Перенес все части пулемета, диски и патроны в лес.
В один из обычных дней я надел старое серое отцовское пальто, собрал веревки, корзину. Далее, зашел к Марии Ташковой, забрал несколько буханок хлеба, масло и другие продуктов, собранные подпольщиками Лисаковой Марией и Петром Даниловым (он был старостой деревни Бор I), Елисеевой Просковьей. Я обошел все наше поле лесом, а это километров шесть будет: через Латуку, Гаражанку, Клетище, Головищину, где лежал пулемет в сборе. Скрыл его под пальто вместе с дисками. Класть его в корзину было нельзя – она была забита продуктами. Из меня получился сильно потолстевший грибник. Забрав корзинку с едой, радостный от того, что удалось благополучно выбраться из деревни, на пролом лесом спешно пошел на встречу партизанам, которые ждали меня в Тигане у Первого моста. Для того, чтобы попасть к партизанам я должен был пройти большак Доложск и Дудно. Хорошо зная местность, я решил перейти дорогу недалеко от ее изгиба, немного восточнее гверздливого камня. В этом месте по придорожной канаве дороги много росло лесной земляники.
Я был спокоен и уверенный в том, что все хорошо. Выскочил из кустов на дорогу и вот в это же время прямо против меня вышел мне навстречу две дамочки с нашей деревни. Одна была Лешина Валентина Григорьевна, мать двоих детей, муж которой был в Ленинграде. Другая была Свинухова Зинаида Марковна, жена Свинухова Дмитрия Алексеевича, предателя, служившего в войсках у немцев. С первых дней войны он работал шофером в авиачасти под Ленинградом, в Горелово. Когда он успел перейти немцам не знаю. Д.Б. Свинухов в это время был дома в Бор I, немцы дали ему отпуск с фронта. Он воевал против наших на синавинских болотах, расстреливал из пулемета Максим наших наступающих бойцов.
Когда я встретился на дороге с этими дамами, я имел устрашающий вид. Пальто было застегнуто, а из-под него спереди и сзади торчали диски и приклад пулемета. Зинаида Свинухова стоя передо мной рядом протянула руку вперед к моей груди и говорит: «Что это такое у тебя?» Я ответил похабным словом, что здесь член и паря яиц. Потом она посмотрела на полную корзину в моих руках, закрытую тряпкой.
– А что здесь у Вас – опять спросила меня
– П… на постном масле.
После этих объяснений я сказал им, что они меня не видели, а сам бросился через дорогу в лес Солпово и побежал к партизанам, чрезвычайно расстроенный.
Когда прибыл к партизанам, меня ждали Скурдинский, Никандров и Гордяков И. Я рассказал им о моем происшествии, которое только что произошло со мной в лесу
– Я провалился с этими дамочками и мне в деревню возвращаться нельзя, и я домой не пойду. Зинаида Свинухова через своего мужа выдаст меня немцам.
Скурдинский внимательно меня выслушал и сказал: «Ты пойдешь в деревню, Миша. Там ты больше пользы нам принесешь, чем здесь, в отряде. Тебе нужно возвращаться домой. Для самообороны дадим тебе наган. Но ты будь осторожен».
Итак, я должен был возвращаться в деревню. Но сразу же я домой не пошел. Обойдя свою деревню кругом, я пришел в деревню Бор II к подпольщикам Аксаковой Марии и Данилову Дмитрию. Я дал им задание сходить в мою деревню и сообщить обо всем Трашковой М. Пусть она понаблюдает за немцами – чем они занимаются в деревне и чем занимается Свинухов Д. с женой Зиной после встречи со мной в лесу. Ходили ли они к немцам, когда пришли из леса, или сидят дома.
Выяснив обстановку в деревне и узнав, что Свинуховы не ходили к немцам, я решил вернуться домой. Дома было тихо. Потом, когда я встречался с Зинаидой Свинуховой и Валей Лешиной на улице они всегда загадочно улыбались и старались избегать лишнего моего взгляда. Таким образом, они не выдал меня немцам.

17 ноября 1964 года.

Мои мытарства 1941 года

Собрав листовки на русском и немецком языках, будучи в одиночестве, так как Юдин от меня убежал, я решил идти к деревне Ивановское, Задешинского сельсовета.
Подходя к деревне услышал в ней отдельные винтовочные выстрелы. Это немцы, прибывшие на нескольких машинах, стреляли свиней и кур, занимались грабежом. Несмотря на опасность я пробрался в крайний дом деревни к Виноградовым. В доме была одна старуха, которая стала меня уговаривать поскорее уйти из деревни, т.к. она полна немцев. Видя, что я очень утомлен и едва стою на ногах, она дала мне крынку молока и хлеба. Я поел. На дорогу старуха дала краюху хлеба, и я ушел в лес. В доме было опасно оставаться. На прощание я оставил ей несколько листовок на русском и немецком языках. Старуха с радостью прочитала листовки на русском, а на немецком выбросила на улицу возле своего дома.
Распрощавшись со старухой, я опять вернулся в Ставотино, надеясь найти Юдина. Поиски оказались напрасными. Потом ходил в Соколок и Задешино для установления связи, но в деревнях никого не было. Находясь под Ставотином я хорошо слышал артиллерийскую стрельбу, которая велась от Сара-Гора – наши били по Чудиново и Осьмино.
После этих мытарств я решил пробираться к своим в Осьмино. Дорого туда была забита немцами. В течении десяти дней беспрерывно по ней шли танки, орудия, машины, ехали мотоциклисты и другая техника. Я пошел в Осьмино лесом, сначала до реки Саба, а затем вниз по ее течению, переплыв на правый берег. Не доходя до Псоеди в лесу месоеди в лесу меня захватила немецкая разведка и доставила в Чудиново. Потом меня отвели в лес за деревню Чудиново в болотце. Там меня допросили: кто я такой, откуда и куда шел. Я ответил, что иду от родителей из деревни Бор I домой к своей жене и сыну в деревне Чудиново. Немец сверил мой маршрут по карте, все совпало. Потом о спросил почему я шел лесом.
Я ответил, что боялся немецких солдат. Повели по деревне и я указал дом, в котором жил со своей семьей. После допроса меня посадили сзади на мотоцикл, привезли к дому и предупредили, чтобы я никуда не уходи и для верности заперли дома.
В доме все было разбросано и разрыто. Часть разграблено местными соседями. На полу увалялись разная политическая литература, мои конспекты по краткому курсу ВКП (б), фотокарточки с альбома. Всю литературу и конспекты, фото я собрал, растопил русскую печь и сжег, чтобы не было следов того, что здесь жил коммунист.
В саду Абрамова, соседа напротив, стояла немецкая палатка, в которой спали немецкие солдаты. У дома дяди Егора стояла немецкая зенитная пушка, бившая по нашим самолетам, пролетающими над Чудиново.
На другой день рано утром я увидел у колодца соседа Платонова Саву, лет 60-и от роду. Окрикнул его через окно из второй комнаты. Сава был страшно удивлен. Когда он подошел к окну, я попросил его вынуть раму, чтобы я мог вылезть наружу.
Сава сходил за топором, отогнул гвозди, крепящие раму, вынул ее из обсадки. Я был свободен. Сава вновь ставил раму на место и посоветовал не идти утром в лес. Часов в 10 – 11 немцы меньше обращают внимание на прохожих, вот тогда и можно пробираться в лес.
Со мной в лес пошл Сава и его жена тетя Феня. Меня обвешали одеялами и периной, чтобы не было видно моего лица. Ноша была тяжела, да и жара была градусов 30. Так что когда пришли в лес к лагерю, на мне не было сухой нитки.
По приходу в лагерь жители деревни Чудиново и Осьмино встретили меня хорошо, но с удивлением. В лагере я расположился возле палатки свояченицы Абрамовой Анастасии, которая только что родила в больнице сына Толю. Она лежала в палатке с новорожденным. Ребенок был весь в болячках, особенно голова, у него была сильная простуда
Изучив обстановку в лесу и Осьмино я установил связь с женой Павла Ивановича Брагина (мы с ним работали до войны в райкоме партии), которая помогла мне перейти линию фронта по разделу ручья в направлении к Саре. Так я попал к нашим и пробрался в Лугу.
В Луге встретил Скурдинского и вернулся вместе с ним обратно в свой район.
После возвращения из Луги в августе 1941 года я прибыл в деревню Старицы, Осьминского района. Это была одна деревня, которую еще не оккупировали немцы. Здесь было все руководство района и был создан Осьминский партизанский отряд. Командиром отряда стал Цветков, комиссаром – Филиппов. Военкома Прядкина я не видел и судьбу его не знаю.
Через два дня пребывания в Старицах получили команду всему отряду перебраться на новое место в Заханский сельсовет, к Черному ручью. Там было два барака лесорубов. Проводником был Сергей Иванович Андреев.
В первой половине сентября 1941 года к нам к Черному ручью прибыл Ефим Рачеев. Вместе с ним прибыл Дятлов и еще три сотрудника НГБ. Дятлов и его товарищи переночевали и утром рано незамеченными ушли из отряда, а Рачеев остался в отряде и был при штабе как представитель Ленинградского Областного комитета ВКП (б).
Во время нахождения в партизанском отряде у Черного ручья наш отряд проводил боевые операции.
28 августа 1941 года группа партизан в составе Александра Захарова из Сары-Горы, меня – Круглова Михаила, И.В. Ковалева, А. Ленско, Е.И. Орешонка (он тогда бросил от страха в кусты свой партбилет) и других в количестве 28 человек сделали засаду на дороге между Осьмино и Сара-Гора.
В том бою нами была разбита колонна немецкой пехоты и убито 79 немцев, которых расстреливали в колонне в упор из пулемета и забрасывали гранатами. Была разбита автомашина с пушкой, было убито также много офицеров.
4 – 5 сентября 1941 г. Командование отряда направила в этот же район (в местечки Кресток перед Сарой) опять Захарова Сашу, меня и И.Я. Ковалева заминировал дорогу и подорвал немецкую автомашину с боеприпасами.
По возвращению домой в деревню Бор I я вначале изучал обстановку и окружающих людей. В скором времени я установил, что в деревне Заручье работает четыре радиоприемника. Один был у Николая Александрова, который работал до мая 1942 года. Второй – у Миши Прыгачева, третий и четвертый – у В.Ф. Аксенова и Николая Родионова. Самый сильный был у Н. Александрова, у которого я принимал сводки Информбюро и распространял их по деревням. Этот приемник работал до мая 1942 года, до увода Н. Александрова на каторгу в Германию вместе с учителем Рудек и Мишей Никифоровым. Потом работали радиоприемники В. Аксенова и М. Прыгачева по были батарейки электропитания.
В состав моей подпольной группы входили:

1. Круглова В.Д.,
2. Круглова С.К.,
3. Круглов А.Ф.,
4. Трошкова М.Ф.,
5. ЛарионовМ.И.,
6. Матвеев А.А.,
7. НикифоровД (дедушка),
8. Андреева М.Т.,
9. Андреев Александр (сын Андреевой М.Т.)
10. Семья Прыгачевых,
11. Лисакова Мария,
12. Данилин Дмитрий
13. Григорьев Илья,
14. Никифоров А.Д. (учитель)

Группа распространяла сводки Информбюро СССР, переписывала советские газеты, доставала питание и одежду, обувь, оружие и боеприпасы для партизан. Кроме того, направляла молодежь в партизаны, доставала краску и бумагу для подпольной типографии, подпольщики ездили и ходили в разведку в города Сланцы, Гдов, Вейно, Рудно и Осьмино.
Вся молодежь Заручьевского сельсовета была подготовлена, вооружена и отправлена в партизаны.
С возвращением опять в отряд я был назначен командиром диверсионной группы. Скоро был переведен инструктором политотдела бригады.
В ноябре 1943 года был назначен комиссаром четвертого отряда, а потом командиром третьего отряда 9-й Ленинградской партизанской бригады.
Третий партизанский отряд под моим командованием выбил немцев и взял железнодорожную станцию Плюсса. Затем меня отозвали на партийную работу в Лужский районный комитет ВКП (б) на должность заведующего организационно-инструкторского отдела.
…

1943
Типография на чердаке

Как-то я зашел наведать подпольную типографию в деревне Лужки, которая находилась у Славы Прыгачева. Узнав цель моего визита, Славка пригласил меня подняться на чердак, где хранилась партизанская типография. Мы забрались на чердак по стенке, так как лестницы туда не было. Подошли к окну фронтона, который выходил на уличный простор, и стали обсуждать как ускорить выпуск очередной листовки. Закончить разговор не удалось – из дома поступил сигнал – немцы! Осторожно. Мы со Славкой замаскировали станок и набор и подошли к фронтону. Увидели, что к дому подъезжали три немца на лошадях и два полицая на велосипедах. Это были Карабанов И.М. и Михайлов А. из деревни Филево. Они приблизились уже к дому метров на тридцать.
Славка быстро спрыгнул с чердака во двор прямо в навоз. Схватил вилы и стал ковырять коровий навоз, стоя по колено в навозной жиже. Штаны были задраны выше колен. Ворота во двор были открыты настежь. Я в это время лежал на чердаке и ждал дальнейших событий. Когда немцы подъехали к дому, они увидели во дворе полицейского Славу Прыгачева и подозвали его к себе на улицу.
Славка, бросив навозные вилы, подошел к немцам и полицейским. Руки и ноги у него были сильно замазаны навозом. Немцы и полицейские рассмеялись, глядя на Славку. «Швайн (свинья)» – сказал немец. Полицай Карабанов зло пошутил над Славкой: «Ты все в навозе копаешься! А кто партизан ловить будет?!» Славка сразу же ответил немцу-офицеру, что он всегда готов идти туда, куда ему прикажет господин офицер.
Постояв на улице минут пять, немцы повернули лошадей и собрались уезжать. Славка спросил офицера: «Господин офицер, мне надо ехать с вами?». Немец ответил: « Найн, ковыряйся в говне дальше.
Немец спросил тетю Катю Прыгачеву, Славкину мать – часто ли к ним заходят партизаны. Славка ответил за мать: «Туда, где живут полицаи, не ходят партизаны».
Поговорив между собой еще немного, немцы с полицаями уехали в сторону деревни Заручье. Наш «навозник» подождав, пока немцы выедут из деревни и, выставив пост наблюдения (свою сестренку), забрался ко мне на чердак, где мы и закончили разговор.
После всего этого я забрал готовые листовки и ушел от Прыгачевых на Львовскую мельницу. Там мельником был наш подпольщик Ларион Матвеев. Далее через деревню Стрежин Лог возвратился в Борки, разбрасывая по дороге листовки.
На другой день сестренка Славки принесла еще пачку листовок к моей подпольщице Марии Лисаковой в деревню Бор 2, которая передала их мне. Я в свою очередь разослал их в другие деревни через своих агентов
На другой день по моему маршруту проехал на велосипеде полицай Карабанов и собрал часть разбросанных мной листовок и заехал в деревню Бор I к моему двоюродному брату Сашке (они до войны вместе валенки катали). Я как раз у него находился.
Карабанов спросил меня: «Кто это все время наводняет наш сельсовет листовками, ты не знаешь?»
Я ответил, что этим делом не занимаюсь. Наверное немцы их бросают, т.к. вчера они там проезжали, а больше я никого не видел. Ничего не узнав, Карабанов уехал. При этом увез в кармане несколько наших листовок, в которых Славкой Прыгачевым было о нем написано как о предателе родины.

Матвеев Ларион Матвеевич
Мельник из деревни Русско

Доставку хлеба партизанам, его сбор от подпольщиков и преданных советских граждан можно было организовать практически только одним путем – через мельницу, на которой мельником работал Матвеев Ларион Матвеевич (1884 года рождения).
Партизанам нужна была мука, крупа, зерно. Молоть зерно в лесу было не чем. Поэтому я решил использовать для оказания помощи партизанам дядю Ларю. Молоть хлеб для партизан дядя Ларя охотно согласился. К тому же предложил временно хранить муку у него, так как у партизан складов нет и мука может испортится. На мельнице есть специальные отсеки для жерновов, которые можно использовать для хранения муки. Если придут немцы и будут проверять, тогда дядя Ларя скажет им, что это гарнцевый сбор от помола зерна от населения. Гарнцевый сбор осуществляется согласно приказу коменданта района для немецкой армии.
Хранить хлеб для партизан на мельнице было удобно и надежно – самый заклятый враг не мог догадаться для кого хранится мука. На мельницу везли молоть хлеб почти из сорока деревень, с ним мололи хлеб и для партизан.
Когда везли хлеб на помол, на телеге было 5 – 6 мешков зерна, закрытых одеялами. Домой же хозяин увозил 4 – 5 мешков муки. Таким образом, 1 – 2 мешка муки оставалось на мельнице для партизан.
Хлеб на мельницу привозили наши люди. Это была моя мать Круглова В.Д., 1884 года рождения, Трашкова Мария Федоровна, 1911года рождения, Лисакова Мария, Данилов Дмитрий (староста деревни Бор 2), Елисеева В., Прыгачева Екатерина, Прыгачов Слава, Субботина Наталья.
С мельницы хлеб в лес отгружали на телегах Е. Прыгачева, А. Матвеев, Прыгачев Слава и моя мать – В.Д. Круглова.
Кроме помола муки дядя Ларя помогал партизанам Скурдинского и Никандрова  одеждой, обувью, мылом, носками, полотенцами и другими необходимыми предметами для жизни.
Очень заботилась о партизанах его жена Анна Дмитриевна. Она всегда старалась послать в лес хорошую пару белья.
Много хорошего нам и партизанам сделал их сын Александр. Его специально направили служить в полицию. Из него получился хороший разведчик. Он был связным и моим телохранителем.
Днем он был в полиции, а ночью вместе с партизанами уничтожал предателей и шпионов. Так подпольщиками были уничтожены предатели:

– Михеев Осип, староста деревни Бор I;
– Перуня, старшина волости из деревни Борисова Гора;
– Бобкова, жена учителя, бывшие белогвардейцы;
– Церковный староста из Борисовой горы, был членом национал-фашистской партии в России;
– Русский комендант в Кологриве;
– Бойков, полицай из Зажупанья по кличке «Перстень»;
– Староста деревни Менюши и полицай деревни Менюши Артемьев;
– Предатель из деревни Хотило Андрей Морозов;
– Бывший коммунист Егор Платонов из деревни Заяцково, старости и предатель
– Братья Свинтусовы, предатели, которые хотели убить комиссара 12 партизанской бригады Мосина и товарища Крылова.

1943
Путевка в Сланцы за типографской
краской и бумагой

Когда я получил в 1943 году походную полевую типографию от руководства Сланцевской Районной партийной группы товарища Иванова М. Осиповича и передал товарищу В.Я. Никандрову, перед осьминскими партизанами встали новые задачи, а также новые трудности. Для печати газеты и листовок, нужно было иметь бумагу, краску для печатанья и керосин для промывки шрифта, но ничего этого в отряде не было, да и достать на оккупированной немцами территории было негде. При этом встал вопрос – как быть, где достать, через кого и у кого. – Достать можно было только у немцев.
В Сланцах проживал мой троюродный брат Круглов Василий Михайлович, с которым мы всегда дружили. Я предложил Скурдинскому и Никандрову командировать меня в Сланцы, к этому брату. Скурдинский и Никандров со мной согласились, но для снижения риска предложили ехать с Екатериной Игнатьевной Прыгачевой в качестве кучера. Ее мужа Михаил Прыгачев был незаконно убит Юдиным.
И.В. Скурдинский сказал, что Е.А. Прыгачева поедет со мной как пострадавшая от партизан женщина, а также кучером. К тому же тетя Катя возьмет для отвода глаз для коменданта подарки (пару куриц, несколько десятков яиц).
Чтобы отправиться в Сланцы, нужно было получить от Михеева, старосты деревни Бор I, справку о том, что я действительно житель этой деревни и еду в Сланцы для устройства на работу. Михеев дал мне указанную справку и попросил заодно помочь устроить на работу двух его сыновей. Справка вместе с паспортом была нужна и при проверке документов в пути, которые осуществляли немцы и полицейские.
Когда мы с Прыгачевой тетей Катей подъехали к деревне Попкова Гора, нас грозно окрикнули и остановили власовцы (РОА). Они спросили – куда мы едем и потребовали предъявить документы. Власовцам отвечала тетя Катя: «Я еду к господину коменданту, а Михаил мой кучер». Проверив документы, власовцы разрешили нам следовать дальше.
По приезду в Сланцы, мы разыскали дом, где жил мой брат и остановились у него на ночлег. Брат очень обрадовался моему приезду. Узнав цель приезда, он сказал, что сделает все от него зависящее. Но прежде всего ему надо доложить немцам о приехавших гостях.
Тетя Катя при этом сказала брату: «Василий Михайлович, пойдемте вдвоем к немцам в комендатуру. Я хочу сама повидать коменданта, поскольку с ним знакома». Они ушли, оставив меня в доме дожидаться.
Прошло около двух часов моих переживаний. Наконец брат с тетей Катей вернулись в хорошем настроении. Они принесли приказ на право ночлега меня и тети Кати у брата в течении трех суток. Видимо положительно подействовал на коменданта партизанский подарок в виде двух кур и яиц.
Мы с братом удалились в отдельную комнату, чтобы нас никто не слышал и стали обсуждать вопрос, как достать для партизанской типографии краску, бумагу и керосин.
Василий Михайлович долго молчал, узнав цель моего приезда, потом сказал: «Одно дело сделано – устроились на ночлег. Теперь давай ложится спать». Мы с ним легли в отдельной комнате. За разговорами прошла ночь. Составляли разные варианты как все это сделать – собрать требуемые материалы и как их потом вывести. Часов около двенадцати ночи раздался сильный стук в дверь. Василий Михайлович быстро вскочил и в одних кальсонах выбежал в тамбур и спросил кто там. Ему ответили, что мы немцы и открывай дверь. В дом вошли пять офицеров с автоматами
– Кто ночует в доме кроме хозяина?
Брат не растерялся, спокойным голосом сказал, что к нему прибыли гости – брат и жена убитого партизанами мирного жителя. Вот их документы и разрешение господина коменданта. Мои документы и документы тети Кати лежали на столе в первой комнате. Проверив документы, немцы вошли в нашу комнату, посмотрели, что я сплю. Но мне было не до сна – от страха волосы дыбом у меня поднимались на голове. Потом немцы вышли на улицу и на прощание сказали брату: «Гут».
Так мы провели первую ночь в Сланцах. На второй день тетя Катя и я, ее кучер, поехали к коменданту, и я ее таким образом сопровождал.
Подъехали к комендатуре. Я стал охранять лошадь, а тетя Катя ушла в комендатуру. Пробыв там около часа, она вышла в хорошем расположении духа: «Теперь, Миша, никого не бойся. Господин комендант дал нам документ, чтобы нас по дороге никто не задерживал». Кроме того, она выпросила у коменданта два мешка соли и получила разрешение на ее перевозку домой в деревню Лужки. Походив по Сланцам, посмотрев, где расположены немцы, мы с ней в полдень приехали к дому брата.
Пока мы ездили к коменданту, брат достал литров пять типографской краски, литров 15 керосина и чистой бумаги. Переговорив между собой, мы решили больше не оставаться в Сланцах. Все, что нам было нужно, брат достал. Банку краски обвязали картоном и поставили в ведро, сверху накрыли картоном и заложили тележной мазью и подвесили это ведро на дышло в задней части телеги. Керосин поставили на телегу, так как тетя Катя получила разрешение на провозку керосина, который предполагалось использовать для освещения. Бумагу же спрятали под громоздкие кули соли.
Путь наш был неблизкий, в 32 километра, в ходе которого нам предстояло проехать комендатуру в деревне Попкова Гора. Эту деревню по пропуску коменданта мы проехали без задержки. После Попковой Горы подхлестнули лошадку, и она, хорошо упитанная, взяла рысью.
К вечеру мы были дома, и весь груз для партизан доставили в район деревень Гоянщина и Лосева Гора. Часть соли также разгрузили для перебазирования в лес, где и печатались газеты и листовки.
…

1943
Толчок к восстанию

Когда второй полк партизан под командованием Ивана Герасимовича Светлова в сентябре 1943 года прибыл в деревню Гверезно и Новоселье, в это же время в деревне Заручье в школе стоял карательный отряд эстонцев, человек 60 – 70 человек. Они все имели велосипеды.
Получив сообщение через предателей старост о том, что в деревню Гверезно прибыли партизаны, каратели сели на велосипеды и выехали для расправы с партизанами. Светлов заранее разгадав замысел противника, подпустив их на близкое расстояние, дал такой огонь, что эстонцам некуда было отступать. Огонь вели с трех сторон, .т.е. были в полуокружении. Выход был один – бежать к реке Руйка (Руя), где они были уничтожены или взяты в плен. Из всего отряда карателей спасся один эстонец, который пробрался через лес, вышел на большак дороги Рудно – Заручье и дошел до Заручья, в свой штаб. В тот же день эстонские каратели бежали в Кингисепп и больше не появлялись.
Этот бой отряда И.Г. Светлова стал толчок к народному восстанию в тылу врага 1943 года. Бой под Гверездно партизанами Светлова явился громом среди ясного неба. Он всколыхнул затаившуюся могучую силу окружающего населения. Очень многие говорили, что это Красная Армия высадила крупный десант в тылу врага, а это был полк под командованием И.Г. Светлова, который в последующем станет командиром 9-й партизанский отряд.

11.1941
Комендант

Комендант деревни Бор I Эрвин Курчевский имел на погонах 3 кубика, а на рукаве «жандармерия».
В 1941 году враг блокировал Ленинград. В ноябре-декабре наступили сильные холода. Немцы начали выгонятьИвановское – десятки тысяч жителей Пушкина, Павловск, Стрельна, Петродворец и других пригородов Ленинграда, захваченных немцами, с обжитых ими мест. Их дома и квартиры приспосабливали себе под жилье. Новые деревянные дома разбирали и перевозили их к линии фронта и устраивали подземные дзоты. Здоровое и молодое население гнали в рабство, в Германию. Путь их был длинный от Ленинграда и проходил: Волосово – Молосковицы – Веймарн – Ликовское – Старополье – Бор I – Рудно – Гдов и так далее. Второй путь в рабство был через Кингисепп в Эстонию. Третий путь через Лугу – Псков.
Стояла суровая зима 1941 – 1942 года. Изгнанные из своих жилищ люди, чрезвычайно плохо одетые, грязные, обмороженные, больные, завшивленные, они едва передвигали ноги от истощения. Совсем слабых людей немцы расстреливали.
В это время начал свирепствовать сыпной тиф, занесенный беженцами. В деревне Бор I, переболело 70% населения, было много умерших. Вшей на беженцах было как муравьев на муравейнике. Когда они входили в дом на ночлег, на них жутко было смотреть. После отправки с дома беженцев, жители мыли полы, где они спали горячим щелоком, чтобы не заразиться. Мы жили в доме Михайлова Павла Михайловича, где собралось дополнительно две семьи – 10 человек, т.к. наши дома сгорели.
Чтобы не заразиться тифом наши женщины очень внимательно следили за чистотой – мыли кипятком полы, боролись со вшами после беженцев. Благодаря их стараниям никто из нас тифом не заболел.
Немцы гнали русских, украинцев, евреев. Евреев немцы грабили. Не отставал от грабежа немцев и староста Бор I Осип Михеев. Отбирал золотые кольца, цепочки, отрез шерсти. После грабежа выгонял людей из деревни.
Тифозных свозили в барак Доложской больницы, где без ухода, в холоде и голоде они умирали и их вместе со вшами зарывали в землю.
Впервые в Бор I немцы приехали вначале декабря 1941 года: 12 солдат, один офицер и один унтер-офицер. Цель их приезда создание пересылочного пункта беженцев из-под Ленинграда на запад.
Комендант - Эрвин Курчевский, его помощник – унтер-офицер Пауль Шульц. Переводчиком был латыш из белогвардейцев. Остальные – пожилые солдаты.
Организовав пересылочный пункт в Бор I, немцы создали комендатуру. В нее набрали девушек из беженцев, говоривших на немецком языке. Среди этих переводчиц была Шура с матерью. Второй переводчицей была Тамара с матерью и братом. Третья переводчица – Тося. Все они жили с немцами.
Для организации питания беженцев немцы дали приказ населению по деревням собирать муку. Старосты свозили ее в Бор I в амбар Свинуховых.
В бывшей колхозной водогрейки устроили котлопункт, где варили из этой муки баланду – без соли – чистый клейстер для обоев. Беженцы выстраивались со своей посудой. Им давали еще немного хлеба. Хлеб пекло население окружающих деревень.
Комендант обеспечивал мукой своих переводчиц и их семьи.
В начале января 1942 года в Бор I приехала еврейская семья, состоящая из 8 человек. Трое взрослых (мать, отец и старшая дочь Берта) и пятеро детей. Берта была красивая и свободно владела немецким языком. Эрвин Курчевский взял ее к себе переводчицей, а Шуру отправил писарем в комендатуру.
Однажды староста Михеев привел в комендатуру Ташкову Марию Сидоровну и заявляет коменданту, что у этой гражданки муж офицер Красной армии – политрук и коммунист. Ее надо расстрелять. Берта перевела его слова с другим смыслом. Она сказала, что эта гражданка беженка и она просит хлеба для ребенка, они голодают, а староста не дает.
Комендант приказал выдать хлеб Ташковой.
Берта проработала в комендатуре до апреля 1942 года. Потом немцы отозвали Берту и всю ее семью в Гдов. Фактически всю семью немцы расстреляли.
Были разговоры среди немцев, что фрау Шура приревновала Берту. Чтобы избавиться от соперницы сообщила в комендатуру Гдова о том, что комендант живет с еврейкой.
После этого коменданта – Эрвина Курчевского убрали и перевели в Гдов и он был разжалован – на погонах остался один кубик. А Шура так и осталась работать в комендатуре.
…

О создании в Осьминском районе
партизанских отрядов
и подпольных диверсионных групп

5 июля 1941 г. Руководство РК ВКП (б) созвало совещание в зале райисполкома партийного актива, на котором обсуждался вопрос о создании в Осьминском районе партизанских отрядов и подпольных диверсионных групп.
Совещанием руководил Секретарь РК тов. Колобанов, с докладом о положении выступил председатель райисполкома Д.В. Филиппов.
После обсуждения основного вопроса, на котором стоял вопрос о готовности к войне, был поставлен вопрос о создании партизанских отрядов, так как район пока сдается немцам на несколько дней, то было дано указание, чтобы создавать партизанские отряды из лиц невоеннообязанных, те кто имели белые военные билеты. Снять с учета, а все, кто был здоров, должны были идти в армию.
На этом совещании был создан первый партизанский подпольно-диверсионный отряд в Осьминском районе.
Командиром его был назначен А.Ф. Юдин, а политруком отряда М.С. Круглов, подпольщиками были оставлены Комарова, председатель Задешенского с/с, Сизов и его жена, старые члены партии, работали до Отечественной войны в артели инвалидов в Осьмино. Иванов Костя из дер. Заручье, он был назначен старшим группы.
Была поставлена задача всех невоеннообязанных коммунистов и актив мобилизовать на диверсии против врага.

Задание по созданию
продовольственной базы

После этого совещания, через день Юдина и меня вызвал к себе тов. Колобанов, там же был Цветков и Филиппов. В этом узком кругу было дано задание выехать в район д. Ставотино и Соколок, и там в лесу создать продбазу.
На другой день мы с Юдиным сели на велосипеды, выехали в д. Ставотино. Приехали к его отцу, мы, втроем вооружившись лопатами и топорами, направились в лес, прошли 3 – 4 километра от деревни в направлении Николаевска, Юдин выбрал место для землянки на небольшой возвышенности, которая хорошо просматривалась вокруг метров на 200 – 300 лес был редкий, оттуда хорошо наблюдалось Николаевское. Юдин размерил площадь 2,5 на 1,5 метра и говорит, это будет наша первая землянка, наше убежище от врага.
Вырыв котлован 2,5х1,5 глубиной до 2-х метров больше ничего не делали, уехали домой. Больше мы туда не вернулись ни разу за всю войну.
На другой день из Рели я позвонил по телефону в РК партии, мне дали указания взять продукты из магазина Рельского сельпо и зарыть их в лесу.
Взяли подводу мы погрузили на нее 2 ящика папирос «Беломорканал» и «Звездочка» – 1 ящик, 1 ящик спичек, несколько коробок печенья и пряников, материала и полотенца и мы выехали в лес к д. Задешино .
Юдин, проехав метров 800 по лесу, свернул лошадь в кусты и говорит: «Вот здесь будем зарывать эти продукты. Место высокое и сухое, от дороги на Задешино метров 100 – 150».
Юдин был местный житель и считал, что он хорошо знает весь лес, и потому здесь можно было прятать продукты, что бы никто их не украл.
Вооружившись лопатами, мы быстро вырыли яму 2х1 метр, уложили товар, замаскировали и уехали в Осьмино, о чем доложили, что база создана.
Числа 12 – 13 июля в райком партии поступило оружие из Ленинграда, нам доставили 20 шт. трофейных немецких винтовок, захваченных у противника в 1914 – 1918 годах, в Первую Империалистическую войну, и к ним 20 тысяч патронов.
Патроны были упакованы в два деревянных ящика, где в цинковых банках собственно они и лежали. Какие они, никто не знал, стреляют они или нет, никто не поинтересовался.
Мне приказали срочно вызвать из Заручья Костю Иванова и дать его группе 10 штук винтовок и 5000 патронов.
Иванов прибыл за ним 13 июля 1941 г., а остальные винтовки и патроны я погрузил на его подводу и поехал с ним до д. Рель, где разгрузили все в лесу у дороги, а потом перенесли все на себе к ручью, который вытекает из Задешенского озера, где не было никакого движения. Лес был мелкий ольшняк, я и захоронил винтовки и патроны в двух камнях. После этого я вернулся в Рель и узнал, что немцы находятся в д. Заручье, и было это 14 июля 1941 г.
Я получил задание остаться в тылу врага. Возвращаясь из сельсовета, я зашел в магазин, он уже был закрыт. Зав магазином предложила забрать бочку топленого масла. Я нашел лошадь, погрузил кг 120. Вот тут-то мне и пришлось помучиться, попала такая кляча, она не могла шагу шагнуть. Я пробирался до лесу часа 3 на ней, так и не доехал, пришлось среди поля, засеянного рожью, бросить эту клячу, а бочку пришлось катить по ржи вальком, после чего оставался большой след помятой ржи в метр шириной. Докатил эту бочку среди поля в мочажину (?), которая была заросши бреднягом и там её замаскировал. И пошел на базу (достав их) (?), где зарыты пряники, достал их для еды и замаскировал их. Пока я занимался бочкой, в Рель пришли немцы.
Немцы заняли Соколок, Ставотино, Лужицы. Побывали они и в Задешине. Так я остался один в тылу врага.
Немцы наступали на Осьмино в течение нескольких дней, двигалась армада военной техники беспрерывным потоком. Танки, самоходные орудия, грузовые машины с пехотой и снаряжением, артиллерия всех калибров. Ехали мотоциклисты и велосипедисты, даже было не перейти дорогу между Самро и Рель.
Отночевал я первую ночь в лесу под елкой, а утром я направился в дер. Лог Задешенского сельсовета. Там проживал и был оставлен для подпольной работы от нашего отряда Радионов М, до войны работал бухгалтером РОНО в Осьмино. Он рассказал, что были немцы, постреляли кур, овец, забрали и уехали в Самро. Мне в деревне оставаться было опасно, и я ушел опять в лес и стал наблюдать за дер. Сокол.
 В середине дня 23 июля колонна немецких автомашин с артиллерией прошли через д. Сокол и остановились у дер. Лужицы. В дер. Соколок в это время проживали дома председатель колхоза Петр Кириллов и председатель Рельского с/с Матвей Данилов.
Они были преданы Иваном Осиповым (Горбатым) и Николаем Тупалем (?).
Не зная, что они арестованы, я пробрался в деревню огородами среди кустов смородины и зашел в дом Кириллова, жена сидела плакала и рассказала мне, что несколько часов назад были арестованы ее муж и Матвей Данилов.
Их отвезли в Рель, где находятся под арестом. Я вынужден уйти опять в лес.
24 июля немцы арестованных Кириллова и Данилова зверски избитых со связанными руками повезли по деревне Сокол и Ставотино и на горе к Николаевску расстреляли.
…

Из интервью с Ириной Грищенко,
внучкой Круглова М.С.

Семья Круглова была родом из деревни Бор.
Георгий Иванович Орешенок, был или заместителем командира или комиссаром.
Мария Степановна – его жена. Родная сестра Ивана Степановича Сергеева, который был у них в отряде.
У дедушки было две сестры.
Дедушка после войны встречался с Никандровым, с Орешенком.
После войны тоже был по партийной линии, сначала в Луге в райкоме партии, а потом его направили в Ленинград. После войны в Луге жили, а в 50-х годах в Ленинград перебрались.
У дедушки был сын, умер во время войны. Потом дочь – Мама внучки Иры.
Вначале войны всех родственников коммунистов отправляли в эвакуацию. Знали, как немцы поступают с коммунистами. Бабушку в Чкалов отправили.
(Настя родная сестра бабушки, жила прямо напротив их дома в Чудиново.) Она уехала туда с дочкой и сыном. Они там все малярией заболели. А вернулась то одна. Бабушка то выжила, как самый сильный организм. Здесь они в 1944 году соединились, а в 1945 через 3 месяца после победы родилась мама, (9 июля 1945 г.).

И.Г. Светлов

Светлов Иван Герасимович
1908 – 17.08.1972

И.Г. Светлов родился в деревне Сеньково Торопецкого уезда Псковской губернии. Трудовой путь он начал на заводе «Стальстрой» в Москве. В начале 30-х годов по путевке комсомола был направлен на учебу в училище пограничных войск. Служил на Дальнем востоке, в Ленинградской военном округе. Военная служба его не привлекала, и он поступил в юридическую школу. После ее окончания работал следователем Пожеревической прокуратуры.
Когда началась война, Иван Герасимович в составе советского и партийного актива Пожеревического района ушел в партизаны. Сначала он был командиром диверсионной группы, затем командовал ротой, отрядом, полком.
3-ий партизанский полк 2-ой Ленинградской партизанской бригады, которым командовал И.Г. Светлов, был выделен в самостоятельное боевое соединение с целью совершения рейда из Островского района Псковской области в Сланцевский район . В задачу полка входило развертывание партизанского движения, блокирование железнодорожной магистрали Таллинн – Ленинград.
27 октября 1943 года 3-ий партизанский полк был переименован в 9-ую Ленинградскую партизанскую бригаду . Немецкий гарнизон оккупантов, базирующийся на руднике № 2 и в районном центре – поселке Сланцы, были разгромлены 1 января и 1 февраля 1944 года силами 9-ой Ленинградской партизанской бригады под командованием И.Г. Светлова до прихода Красной армии.
После окончания войны комбриг И.Г. Светлов приказом Ленинградского областного штаба партизанского движения был оставлен в Сланцах для восстановления народного хозяйства.
На первой конференции коммунисты Сланцевского района избрали И.Г. Светлова первым секретарем Сланцевского райкома партии.   
За три месяца им был организован сбор посевного материала, восстановлена техника и завершн первый послевоенный сев на полях разрушенных колхозов. Шло восстановление жилого фонда, узкоколейки для доставки стройматериала из леса. Он предложил организовать в Сланцах лагеря военнопленных для восстановления и строительства жилых домов, предприятий промышленности и коммунального хозяйства. 
В ноябре 1944 года И.Г. Светлов решением Ленинградского бюро обкома партии был направлен на учебу в партийную школу. После ее окончания работал в Лужском районе, в органах внутренних дел Ленинграда. 
И.Г. Светлов был награжден орденом Богдана Хмельницкого, медалями. Указом Президиума Верховного Совета СССР о награждении орденами и медалями партизан Украинской, Белорусской ССР, Крымской АССР, Ленинградской, Калининской, Смоленской и Орловской областей РСФСР от 7 марта 1943 года Светлов Иван Герасимович в списке (под номером 344) награжден орденом Красной Звезды.
В Сланцевском историко-краеведческом музее и музее 9-ой партизанской бригады в Новосельской школе имеется его портрет, хранятся трудовые и боевые награды. За вклад в восстановление города И.Г. Светлов удостоен звания Почетный гражданин города Сланцы .      

Н.В. Никитенко
Организаторы народной борьбы
в тылу врага

(О биографиях и судьбах командиров
ленинградских партизанских бригад)

А Иван Герасимович Светлов, коман¬дир созданной в октябре 1943 г. 9-й бригады, до войны был следователем Пожеревицкой районной прокуратуры. Родился он в 1908 г. в Бельском уезде Смоленской губернии, окон¬чил школу-семилетку, работал секретарем сельсовета. По комсомольской путевке в начале 1930-х гг.в его направили в училище пограничных войск, затем служба на Даль¬нем Востоке, в Ленинградском военном окру¬ге. Однако военная карьера И.ГСветлова не прельстила: он демобилизовался, окончил юридическую школу и работал в органах прокуратуры .
Но в июне 1941 г. пришлось снова взять в руки оружие. Светлов один из тех комбри¬гов, кто прошел суровую школу партизанской борьбы, начиная с первых ее дней и завершив в феврале 1944 года: он командовал неболь¬шой диверсионной группой, ротой, отрядом, партизанским полком в составе 2-й бригады и, наконец, 9-й бригадой. Это соединение действовало в Гдовском, Лядском, Осьмин- ском, Сланцевском, Кингисеппском районах, его отряды освободили от врага обширную территорию, создали органы управления и удерживали ее до прихода Красной Армии.
3 февраля 1944 г., до завершения пар¬тизанской войны И.Г. Светлов был отозван из бригады Ленинградским обкомом ВКП (б) и утвержден первым секретарем Сланцевского райкома партии. В дальнейшем он учился в Ленинградской высшей партийной школе, работал в органах МВД Ленинграда, нахо¬дился на хозяйственной работе, выйдя по со¬стоянию здоровья на персональную пенсию в 1967 г.

Т. Крылова
Навстречу юбилею города:
Сланцы в моей судьбе
Следуя отцовскому завету

Почетный гражданин города Сланцы, в годы войны – активный участник партизанского движения, начальник политотдела 9-й партизанской бригады Василий Алексеевич Егоров обладал удивительной памятью на имена, события, факты.
В 1985 году, когда страна готовилась отметить 40-летие Великой Победы, в нескольких номерах нашей газеты публиковались его воспоминания под названием «Фронт в тылу врага» о борьбе партизан с немецко-фашистскими захватчиками. Василий Алексеевич ярко, подробно описывал действия партизан в Дедовичском районе Псковщины (тогда это была Ленинградская область), создание партизанского края, испытания, которые выпали на долю жителей, в том числе, и на долю его большой семьи – в ней в то время было пятеро детей. Пожелтевшие номера газеты бережно хранит его сын – Константин Васильевич Егоров. Многое, о чём пишет отец, он хорошо помнит – когда началась война, Косте было десять лет. Помнит, как вместе с мамой, братом и сёстрами – младшая, Вера, была ещё грудным ребенком, они скитались по разным деревням.
«Каратели охотились за отцом, который был председателем подпольного Станковского сельсовета, – рассказывает Константин Васильевич. – С помощью колхозников он успевал скрываться. Но однажды, в январе 1942 года, врагам удалось его поймать – отец приходил проведывать семью. Он сумел спастись, ушел в лес к партизанам. А нас каратели выгнали из дома на улицу – полураздетых, в сильный мороз. Мать держала на руках младшую сестрёнку Веру, которой было всего несколько месяцев. Спрашивали, где найти отца, грозили расстрелом. Дом сожгли, приютили добрые люди. Но оставаться в деревне было опасно, и отец забрал нас в лес, в землянке жили несколько месяцев. А в январе 1943 года нас на самолёте вывезли в советский тыл». И это Константин Васильевич хорошо помнит: как шли пешком семь километров до партизанского аэродрома на Сусельницком озере, как летели с братом Иваном на «кукурузнике», а на другом самолете – мать с сестрами Валей, Тамарой и Верой. Удивительно, но Константин Васильевич сохранил справку, выданную в январе 1943 года, о том, что семья вывезена из партизанского края и направлена в советский тыл. В эвакуации в Ярославской области они прожили более года – в Сланцы приехали по вызову отца летом 1944 года.
Здесь прерву повествование о семье Егоровых, чтобы дополнить его отрывками из дневниковых записей Василия Алексеевича. Оказывается, помимо воспоминаний о партизанском движении в годы войны, опубликованных в газете «Знамя труда», он написал практически документальные книги о своей жизни – довоенной и послевоенной. Благодаря потомкам Василия Алексеевича – детям, внукам – эти уникальные документы сохранились. После освобождения района от фашистов В.А. Егоров вместе с боевыми товарищами по партизанской деятельности участвовал в восстановлении разрушенного хозяйства.

Из дневниковых записей
В.А. Егорова:

«Командира бригады И.Г. Светлова назначили первым секретарем РК партии, М.О. Иванова – председателем райисполкома, меня – заведующим орг-инструкторским отделом РК партии. … В поселке Сланцы все было немцами разрушено. Оставшееся население проживало в разрушенных строениях, а многие были еще в лесу, в землянках. А поэтому мы, работники РК партии, райисполкома разместились проживать в д. Большие Поля, в доме Порамонова Бориса. В доме Уточкина остановился командующий 2-й Ударной армии генерал-лейтенант И.И. Федюнинский. По вечерам он иногда приглашал нас на ужин, очень интересовался, как идут дела в районе по восстановлению хозяйства. …В помощь нам обком партии прислал из Ленинграда 15 членов партии, которые разъехались по району для организации сельсоветов и колхозов. Они совместно с нашими работниками РК партии и райисполкома успешно провели эту работу. 8 февраля 1944 года начали работу ряд сельсоветов. К 20 февраля в районе были восстановлены и стали работать 56 колхозов. … В то время на учёте в районе были 117 комсомольцев, 10 организаций, всего молодёжи 850 человек. В колхозах к 1 апреля 1944 года было создано 13 комсомольско-молодёжных звеньев по сбору и вывозке удобрений на поля. На 20 февраля в колхозах района был создан семенной фонд зерновых и бобовых – 731 центнер, картофеля – 1237 центнеров, построено 6 амбаров, учтён сельхозинвентарь, начат его ремонт в 4 кузницах».
Работы по восстановлению колхозов проходили в сложных условиях – район оставался прифронтовым. В начале июня 1944 года командование предложило районным организациям переехать из Сланцев в Сижно, а затем в Рудненский и Новосельский сельсоветы. И когда в июле из Ярославской области приехала семья В.А. Егорова, поначалу жили в Гусевой Горе. К осени 1944 года все организации вернулись в Сланцы, разместились в зданиях на ул. Дорожная. Семьи работников РК партии и райисполкома жили в домах колхозников в д. Большие Поля.

Из дневниковых записей
В.А. Егорова:

«Я со своей семьей проживал в доме дяди Василия Лаврентьева. Он очень тепло и дружелюбно к нам относился. Питаться мы стали по полученным карточкам. Моя жена и дети получали карточки, как неработающие, продуктов давали мало, я получал литерную норму. Но мы были рады и этому, рады мирным условиям. Я мало времени находился дома, как и все руководящие работники, больше времени проводил на селе, в колхозах».

Да, Константин Васильевич вспоминает, что почти не видели отца. Маме нелегко приходилось – всех детей (а после войны ещё двое родилось) нужно было накормить. Выручило то, что многодетной семье, всё потерявшей во время фашистской оккупации, дали корову и небольшой участок земли. В Больших Полях была начальная школа, в которой стали учиться Костя и его сестра Валя. А старший брат Иван устроился на работу в строительное управление № 4. Вскоре и Константин начал работать в этой организации – после окончания в 1947 году ФЗО, где получил специальность электрослесаря. «Я там до армии четыре года отработал, – рассказывает К.В. Егоров. – Участвовал в восстановлении первой шахты, в строительстве поликлиники, здания, где ныне располагается администрация района, жилых домов на улицах Ленина, Кирова, Чкалова. Клуб горняков немцы строили, а мы завершали строительство. Отслужив три года в армии, вернулся в Сланцы, в стройуправление – участвовал в восстановлении шахты имени Кирова. А потом, до самой пенсии, работал там подземным электрослесарем». Работал добросовестно – его фотография заносилась на Доску почета предприятия, передовика производства не раз награждали знаками «Ударник коммунистического труда», «Победитель соцсоревнования». А дома ждали жена и двое сыновей. Супруга, Татьяна Ивановна, родная сестра Егора Ивановича Кучерова, с которым В.А. Егоров воевал в партизанской бригаде, а потом вместе восстанавливал район. Е.И. Кучеров работал в райкоме комсомола, а потом в райкоме партии.
«Брат в 1949 году привез нашу семью в Сланцы из Брянской области, – говорит Татьяна Ивановна. – Я тогда школьницей была. Окончила семь классов в школе № 3 и меня приняли в райком партии техническим секретарем, потом машинисткой – на этой должности я 37 лет отработала. К брату на работе по имени-отчеству обращалась, многие и не знали, что я его сестра».
Со своим будущим мужем Татьяна Ивановна познакомилась в 1954 году, когда Константин вернулся из армии. Первая любовь, признается она, оказалась единственной. Вместе супруги уже 63 года. И радость, и огромное горе – потеряли старшего сына и внука – делили пополам. И сейчас они друг для друга поддержка. «Мы всегда жили скромно, честно работали, богатств не накопили, – говорят супруги. – Любим город, в котором живём более семидесяти лет. Всё в нашей жизни с этим городом связано, и лучше его для нас на земле уголка нет».

Из дневниковых записей
В.А. Егорова:

«Все наши дети были воспитаны тружениками, каждый из них живёт трудовой жизнью. Сыновья Иван и Костя много лет работали на шахте им. Кирова, неоднократно поощрялись за добросовестный труд. Нам с женой Василисой можно гордиться: мы старались жить честно, и наши дети следуют этому».
Завет отца – жить и работать по совести – все дети В.А. Егорова свято выполняли. Трое уже ушли из жизни. Сестра Константина Васильевича – Валентина живёт в Омске, Тамара и Антонина – в Санкт-Петербурге. Чтят память отца, которым всегда гордились. И для внуков, правнуков Василий Алексеевич – пример истинного патриота земли русской.

Татьяна Крылова.
Фото Юрия Терентьева .


Сведения архива об И.Г. Сетлове

ЦГАИПД. Ф. Р-116Л. Оп. 16. Д. 5187. Светлов И.Г. – командир 9-й Ленинградской партизанской бригады. Увеличенные позитивы. 01.01.1943 – 31.12.1944.

ЦГАИПД СПб. Фонд Р-116Л. Опись 16. Дело 5198
Шумилин С.И. - командир 9-й Ленинградской партизанской бригады
Увеличенные позитивы
Архивный шифр: ЦГАИПД СПб ф.Р 116Л оп.16 д.5198
Крайние даты документов: 01.02.1944–28.02.1944

ЦГАИПД СПб. Фонд Р-116Л. Опись 1-2. Дело 2133
Дневники Егорова В.А. - начальника политотдела 9-й Ленинградской партизанской бригады (командиры бригады Светлов, Шумилин)
Материалы партизанских бригад 1941 - 1944 гг. / 9-я Ленинградская партизанская бригада
Архивный шифр: ЦГАИПД СПб ф.Р 116Л оп.1 2 д.2133
Крайние даты документов: 01.07.1941–28.02.1944
Количество листов: 239

ЦГАИПД СПб. Фонд Р-116Л. Опись 1-2. Дело 1486
Приказание командования 2-й Ленинградской партизанской бригады (командир бригады Васильев) командованию отряда "Грозный" имени Бундзена (командиры отряда Бундзен, Светлов) 3-го полка (командир полка Рачков) данной бригады о проведении боевой операции; резолюция митинга партизан отряда; докладные записки, донесения и рапорты командиров подразделений и партизан отряда командованию отряда о деятельности подразделений и по личным вопросам
Материалы партизанских бригад 1941 - 1944 гг. / 2-я Ленинградская партизанская бригада имени Васильева (1-го формирования) / Материалы деятельности подразделений бригады: / Полки: / 3-й Полк
Архивный шифр: ЦГАИПД СПб ф.Р 116Л оп.1 2 д.1486
Крайние даты документов: 01.02.1941–09.10.1942
Количество листов: 10

ЦГАИПД СПб. Фонд Р-116Л. Опись 1-1. Дело 466
Учетное (личное) дело отряда "Грозный" им. Бундзена (командир отряда Светлов) 3-го полка ( командир полка Рачков) 2-й Ленинградской партизанской бригады (командир бригады Васильев) и справка комиссара отряда об истории организации и деятельности отряда. Списки личного состава и погибших партизан отряда
Архивный шифр: ЦГАИПД СПб ф.Р 116Л оп.1 1 д.466
Крайние даты документов: 01.03.1942–31.07.1942
Количество листов: 35

ЦГАИПД СПб. Фонд Р-116Л. Опись 1-1. Дело 488
Учетное дело отряда № 84 (командир отряда Светлов) 2-й Ленинградской партизанской бригады им. Васильева (командиры бригады Васильев, Рачков) и список личного состава отряда
Архивный шифр: ЦГАИПД СПб ф.Р 116Л оп.1 1 д.488
Крайние даты документов: 18.11.1942–05.06.1943
Количество листов: 8

ЦГАИПД СПб. Фонд Р-116Л. Опись 1-1. Дело 1123
Учетное дело партизанского отряда №182 Псковского района Ленинградской области (командир отряда Светлов) за период его деятельности с августа по сентябрь 1941 года
Архивный шифр: ЦГАИПД СПб ф.Р 116Л оп.1 1 д.1123
Крайние даты документов: 01.08.1941–19.07.1943
Количество листов: 53

ЦГАИПД СПб. Фонд Р-116Л. Опись 1-2. Дело 1552
Приказы по 3-му полку (командиры полка Гладун, Светлов) 2-й Ленинградской партизанской бригады имени Васильева (командиры бригады Объедков, Синельников)
Материалы партизанских бригад 1941 - 1944 гг. / 2-я Ленинградская партизанская бригада имени Васильева (2-го формирования) / Материалы деятельности подразделений бригады: / Полки: / 3-й Полк
Архивный шифр: ЦГАИПД СПб ф.Р 116Л оп.1 2 д.1552
Крайние даты документов: 18.09.1943–13.10.1943
Количество листов: 29

ЦГАИПД СПб. Фонд Р-116Л. Опись 1-1. Дело 613
Отчет командования 9-й Ленинградской партизанской бригады (командир бригады Светлов) об организации и деятельности бригады за период 1943-1944 годов

ЦГАИПД СПб. Фонд Р-116Л. Опись 1-2. Дело 2080
Журнал (именной список) штаба отряда №7 (командиры Янгиров, Шкода, Мудров) 9-й Ленинградской партизанской бригады (командиры бригады Светлов, Шумилин) по регистрации поощрений и взысканий, полученных партизанами отряда от командования бригады и отряда
Материалы партизанских бригад 1941 - 1944 гг. / 8-я Ленинградская партизанская бригада / Материалы деятельности подразделений бригады: / Полки: / 1-й Полк
Архивный шифр: ЦГАИПД СПб ф.Р 116Л оп.1 2 д.2080
Крайние даты документов: 01.01.1943–31.12.1944
Количество листов: 8

ЦГАИПД СПб. Фонд Р-116Л. Опись 1-2. Дело 2118
Приказы по 9-й Ленинградской партизанской бригаде (командиры бригады Светлов, Шумилин - с 14.09.1943 года по 09.11.1943 года бригада именовалась 5-й Ленинградской партизанской бригадой)
Материалы партизанских бригад 1941 - 1944 гг. / 9-я Ленинградская партизанская бригада
Архивный шифр: ЦГАИПД СПб ф.Р 116Л оп.1 2 д.2118
Крайние даты документов: 14.10.1943–21.02.1944
Количество листов: 188

ЦГАИПД СПб. Фонд Р-116Л. Опись 1-2. Дело 2120
Приказания, указания и инструкция командования 9-й Ленинградской партизанской бригады (командиры бригады Светлов, Шумилин) командованию подразделений бригады по вопросам их деятельности
Материалы партизанских бригад 1941 - 1944 гг. / 9-я Ленинградская партизанская бригада
Архивный шифр: ЦГАИПД СПб ф.Р 116Л оп.1 2 д.2120
Крайние даты документов: 15.10.1943–20.02.1944
Количество листов: 30

ЦГАИПД СПб. Фонд Р-116Л. Опись 1-2. Дело 2122
Журнал-дневник штаба 9-й Ленинградской партизанской бригады (командир бригады Светлов) о деятельности бригады
Материалы партизанских бригад 1941 - 1944 гг. / 9-я Ленинградская партизанская бригада
Архивный шифр: ЦГАИПД СПб ф.Р 116Л оп.1 2 д.2122
Крайние даты документов: 24.09.1943–20.02.1944
Количество листов: 18

ЦГАИПД СПб. Фонд Р-116Л. Опись 1-2. Дело 2123
Сведения штаба 9-й Ленинградской партизанской бригады (командир бригады Светлов) о боевых действиях бригады за период с 01.10.1943 года по 12.01.1944 года
Материалы партизанских бригад 1941 - 1944 гг. / 9-я Ленинградская партизанская бригада
Архивный шифр: ЦГАИПД СПб ф.Р 116Л оп.1 2 д.2123
Крайние даты документов: 10.12.1943–12.01.1944
Количество листов: 4

ЦГАИПД СПб. Фонд Р-116Л. Опись 1-2. Дело 2124
Журналы штаба 9-й Ленинградской партизанской бригады (командиры бригады Светлов, Шумилин) по регистрации входящих и исходящих радиограмм
Материалы партизанских бригад 1941 - 1944 гг. / 9-я Ленинградская партизанская бригада
Архивный шифр: ЦГАИПД СПб ф.Р 116Л оп.1 2 д.2124
Крайние даты документов: 02.10.1943–19.02.1944
Количество листов: 80

ЦГАИПД СПб. Фонд Р-116Л. Опись 1-2. Дело 2125
Журнал (именной список) штаба 9-й Ленинградской партизанской бригады (командир бригады Светлов) по регистрации поощрений и взысканий, полученных партизанами подразделений бригады от командования бригады
Материалы партизанских бригад 1941 - 1944 гг. / 9-я Ленинградская партизанская бригада
Архивный шифр: ЦГАИПД СПб ф.Р 116Л оп.1 2 д.2125
Крайние даты документов: 01.10.1943–31.01.1944
Количество листов: 6

ЦГАИПД СПб. Фонд Р-116Л. Опись 1-2. Дело 2126
Сопроводительные письма штаба 9-й Ленинградской партизанской бригады (командиры бригады Светлов, Шумилин) о направлении в ЛШПД списков личного состава подразделений бригады; ведомость собранных теплой одежды и белья для партизан бригады среди местного населения; акты передачи бригадой конского состава Исполкому Ленинградского Облсовета депутатов трудящихся
Материалы партизанских бригад 1941 - 1944 гг. / 9-я Ленинградская партизанская бригада
Архивный шифр: ЦГАИПД СПб ф.Р 116Л оп.1 2 д.2126
Крайние даты документов: 22.11.1943–29.02.1944
Количество листов: 6

ЦГАИПД СПб. Фонд Р-116Л. Опись 1-2. Дело 2127
Приказания и указания комиссара и начальника политотдела 9-й Ленинградской партизанской бригады (командир бригады Светлов) комиссарам, политрукам, секретарям парторганизаций и редакторам боевых листков подразделений бригады по вопросам партийно-комсомольской и политико-массовой работы в подразделениях бригады
Материалы партизанских бригад 1941 - 1944 гг. / 9-я Ленинградская партизанская бригада
Архивный шифр: ЦГАИПД СПб ф.Р 116Л оп.1 2 д.2127
Крайние даты документов: 02.10.1943–25.01.1944
Количество листов: 28

ЦГАИПД СПб. Фонд Р-116Л. Опись 1-2. Дело 2130
Стенные газеты и боевые листки подразделений 9-й Ленинградской партизанской бригады (командиры бригады Светлов, Шумилин) - в порядке номеров отрядов, 1-я часть
Материалы партизанских бригад 1941 - 1944 гг. / 9-я Ленинградская партизанская бригада
Архивный шифр: ЦГАИПД СПб ф.Р 116Л оп.1 2 д.2130
Крайние даты документов: 01.01.1943–31.12.1944
Количество листов: 53

ЦГАИПД СПб. Фонд Р-116Л. Опись 1-2. Дело 2131
Стенные газеты и боевые листки подразделений 9-й Ленинградской партизанской бригады (командиры бригады Светлов, Шумилин) - в порядке номеров отрядов, 2-я часть
Материалы партизанских бригад 1941 - 1944 гг. / 9-я Ленинградская партизанская бригада
Архивный шифр: ЦГАИПД СПб ф.Р 116Л оп.1 2 д.2131
Крайние даты документов: 01.01.1943–31.12.1944
Количество листов: 45

ЦГАИПД СПб. Фонд Р-116Л. Опись 1-2. Дело 2132
Стенные газеты и боевые листки подразделений 9-й Ленинградской партизанской бригады (командиры бригады Светлов, Шумилин) - в порядке номеров отрядов, 3-я часть
Материалы партизанских бригад 1941 - 1944 гг. / 9-я Ленинградская партизанская бригада
Архивный шифр: ЦГАИПД СПб ф.Р 116Л оп.1 2 д.2132
Крайние даты документов: 01.01.1943–31.12.1944
Количество листов: 42

ЦГАИПД. Ф. Р-116Л. Опись 4. Дело 69
Списки погибших и пропавших без вести партизан Гдовского, Лядского и Сланцевского районов Ленинградской области за период 1941 – 1942 годов и предателей Родины, расстрелянных партизанами Сланцевского района
ЦГАИПД. Ф. Р-116Л. Оп. 4. Д. 68. Списки партизан Боровичского, Ефимовского и Сланцевского районов Ленинградской области, отряда № 7 (командир отряда Скородумов) и партизан, находившихся на излечении в госпитальной базе в г. Боровичи.


 


 В Псоеди прошли краеведческие чтения // Лужская правда. 02.08.2021.
  ЦГА. Ф. Р-7179. Оп. 35. Д. 1256. Скурдинский Иван Васильевич. 13.02.1944 – 05.09.1949.
ЦГАИПД. Ф. 4000. Оп. 10. Д. 1428. Воспоминания И.В. Скурдинского о партизанском движении в Осьминском районе. 1941 – 1944.
  Скурдинский И.В. Встречи в тылу врага. Рассказы партизанского комиссара. Рукопись. Сорокино. 1965. Данная рукопись находится сегодня в школьном музее пос. Осьмино.
  Никандров В.Я. Кологривское восстание. Документальная повесть // Лужская правда. №№ 3 – 13. 1972.
  Никандров В.Я. Дом с мезонином // Знамя труда.
  Лукницкий П.Н. Драгоценный подарок // Глава пятнадцатая. В девятой партизанской // Ленинград действует... Фронтовой дневник. Книга третья (февраль 1943 года – до конца войны). М. 1968.
  Мингазов А. Освобождение. 01.03.2017. В Музей «Деревня Псоедь».
Записи на странце в сети «ВКонтакте».
  Житникова Л.П. Непридуманная история в тылу врага. Сланцы. 2008.
  Васильев В.В. (Виктор Васильев Доложский). Автобиография. Воспоминания. Размышления.
http://proza.ru/2016/09/15/145
  Симченков Н.Д. Вспомним, друзья… Сланцы. 2002.
  Войнова Т.И. 9-я Ленинградская партизанская бригада. Рукопись. Сланцы.
  Афонский Н.М. Сланцы. Л. 1964.
  Иванов В.В. Сланцы. Л. 1988.
 
  Материалы отдела по организации и деятельности партизанских бригад, полков, отрядов. (Учетные дела, приказы, отчеты, докладные записки, списки личного состава и другие документы) / 1941 – 1944 гг. / 2-я Ленинградская партизанская бригада им. Васильева (2-го формирования)
Учетное дело отряда № 84 (командир отряда Светлов) 2-й Ленинградской партизанской бригады им. Васильева (командиры бригады Васильев, Рачков) и список личного состава отряда
ЦГАИПД. Ф. Р-116Л. Оп. 1. Д. 488.
  ЦГАИПД. Ф. Р-116Л. Оп. 16. Фотодокументы.
  ЦГАИПД. Ленинградский штаб партизанского движения. Информационно-разведывательный отдел. Планы и схемы городов Гдова и Кингисеппа и населенных пунктов Сланцы, Касколовка, Ляды и других Ленинградской области на декабрь 1943 года. Ф. 1. Оп. 2. Д. 178. 01.1944 – 01.1944. С. 13.
  Оборона Ленинграда в ходе Великой Отечественной войны. Справка.
https://ria.ru/20110710/398899558.html
  Афанасьев Н.И. «Фронт без тыла. Записки партизанского командира» Л. 1983.

  Афонский Н.М. Сланцы. Л. 1964.

  Иванов В.В. Сланцы. Л. 1988.
  Валериан Знаменский: человек и диверсант. Топчихинский районный краеведческий музей.
  Войнова Т.И. 9-я Ленинградская партизанская бригада. Рукопись. Сланцы.

  Гришина Л.И., Файнштейн Л.А., Великанова Г.Я. Сланцы // Памятные Места Ленинградской Области. Л. 1973.

  Гришина Л.И., Файнштейн Л.А., Великанова Г.Я. Сланцы // Памятные Места Ленинградской Области. Л. 1973.
  Олег Константинович Хомутов (25 октября 1934, Усолье – 23 ноября 1997, Москва) – парашютист-испытатель, Герой Советского Союза (1971), лейтенант. …
Звание Героя Советского Союза с вручением ордена Ленина и медали «Золотая Звезда» присвоено 26 апреля 1971 года за мужество и героизм, проявленные при испытании новых парашютных и катапультных систем. Википедия.
  Здание было оштукатурено в 2020 г.
  Можаева Т. Сланцевский район в годы войны.
  Организаторы и руководители // Организация партизанского движения // В фотообъективе ленинградские партизаны. К 75-летию партизанского движения в Ленинградской области. 1941 – 1945 // ЦГАИПД и ЦГАКФФД.
https://spbarchives.ru/partisan_1.1


  Павлова Т.А. О партизанском движении на территории Сланцевского района Ленинградской области


  Симченков Н.Д. Вспомним, друзья… Сланцы. 2002.
  Гловацкий Николай Михайлович (30.10.1895 – 03.08.1941), – советский военноначальник, генерал майор. 118 стрелковая дивизия, возглавляемая им, участвовала в обороне Пскова, а затем отступала с боями на Гдов и Сланцы.

  Сведения о 15-ти уничтоженных немецких танках гдовский исследователь А.В. Нудьга считает вымышленными.
  Симченков Н.Д. Вспомним, друзья… Сланцы. 2002. Сс. 8 – 16.
  Имеется в виду г. Луга.
  Повидимому, здесь речь идет о железнодорожном мосте в пос. Гавриловское. Когда был взорван этот мост, не известно, поскольку при отступлении советских войск из Сланцев он не был взорван. – Так еще недавно рассказывали старожилы.
  У вечного огня памяти. Подвиг защитников Луги.
https://mydocx.ru/9-80679.html
  Дорошенко А.Ю. Координаты добра и зла. Рукопись. Сланцы.
  Христианская теология – систематизированное вероучение христианства о Боге.
 
  Представители его семьи служили в храмах Северной Гдовщины ок. 100 лет.
  Ленинградский мартиролог. 1937 – 1938. (Сланцевский район). www.visz.nlr.ru
  Житникова Л.П. Непридуманная история в тылу врага. Сланцы. 2008.
  Житникова Л.П. Колхоз «Супряга». Рукопись. Сланцы. 1988.
  Андреев Е.А. Исторические записки и предания о погосте Доложском…
  Там же.
  ГАНИПО. Ф. 70. О. 1. Д. 429. Протоколы общих собраний членов РКП (б) Доложской волостной организации. 01.1922 – 12.1922. Л. 22.
  Дорошенко А.Ю. Координаты добра и зла. Рукопись. Сланцы.
  Валово – один из концов с. Старополье, а так же старое название села.
  Пауль Вольфганг. Глава 6. От Тауроггена до Ленинграда // В гуще боя. История 6 танковой дивизии (1 легкой). 1937 – 1945. Крефильд. 1977.
  Железная дорога Псков – Нарва. Википедия.
  В те суровые годы. Л. 1976.

  Андреев А. В оккупации // Гдовская заря.
  Абрамов В. Кингисеппское подполье // Книга памяти. К 50-летию великой Победы. Кингисепп. 1995.

  Глезеров С. Неизвестные страницы кингисеппского  подполья // Книга памяти. К 50-летию великой Победы. Кингисепп. 1995.

  Тимонин П. Правда о партизанах // Восточный берег.8.08.2000.

  Шкаровский М.В. Служение протоиерея Алексия Кибардиа в годы войны. http://ricolor.org/history/pv/15/

  Кибардин Алексий Алексеевич // Биографические данные священно-служителей собора // Феодоровский Государев собор.

  Гончаров И. Розы на снегу // Пономарев И. Стук в окно.
https://biography.wikireading.ru/174955
  Пивень З.Г. Навечно в памяти народной: Записки работника Музея истории Ленинграда. Л. 1984.

  Советские партизаны. М. 1961. С. 18.
https://litvek.com/br/232917?p=18
  РОНО – районный отдел народного образования.
  ЦГАИПД. Ф. 4000. О. 10. Д. 1428.
  Факт убийства А.Ф. Юдиным Е.Г. Рачеева подтверждает запись в его карточке учета партизанских кадров (см. приложение).
  Козлов В.Ф. Сосны шумят. Сборник рассказов «Орлята». Л. 1981.
  Никандров В.Я. Кологривское восстание. Документальная повесть // Лужская правда. №№ 3 – 13. 1972.

  По пути из Доложска (Заручья) на Губин Перевоз надо было проследовать еще Новоселье и Вейно. 
  Никандров В.Я. Кологривское восстание. Документальная повесть // Лужская правда. №№ 3 – 13. 1972.

  Лукницкий П.Н. Драгоценный подарок // Глава пятнадцатая. В девятой партизанской // Ленинград действует... Фронтовой дневник. Книга третья (февраль 1943 года – до конца войны). М. 1968.

  Совр. Сланцевский р-н Ленинградской обл.
  Фактически И.В. Скурдинский до войны работал на должности в Осьмино.
  Скурдинского звали – Иван Васильевич.
  Партизаны. Крюнберг Мейнхард Эдуардович.
  Память народа.
  Степанов Ф. Емельяновы. Документальный очерк // Лужская правда. 11.04.1992.
  Степанов Ф. Емельяновы. Документальный очерк // Лужская правда. №№ 52 – 55. 1992.
  Похоже, Михаил Сергеевич выполнял такие же задания, как и генерал Судоплатов.
  Так в записках Михаила Сергеевича. Может все же имеется в виду Ковалев?
  Совр. название деревни – Задейшино.
  ЦГАИПД. Ф. Р-116Л. Оп. 4. Д. 78
Список личного состава Управления 2-й Ленинградской партизанской бригады (командир бригады Васильев), отрядов: Артемьева, Светлова (№ 84), Тимофеева и раненых, погибших и пропавших без вести партизан отряда Артемьева той же бригады

  9-я Ленинградская партизанская бригада действовала на территории Сланцевского района в период с 27.10.1943 по 02.02.1944 гг.
  Светлов Иван Герасимович. Сланцевская библиотека.
  ЦГАИПД. Ф. О-116. Оп. 18. Д. 927. Л. 3. Письмо администрации Сланцевского муниципального района Ленинградской области от 31.03.2010 г. Архив автора. Примеч. автора.
  ЦГАИПД. Ф. О-116. Оп.1. Д. 2136. Л. 2, 3. Примеч. автора.
Никитенко Н.В. Организаторы народной борьбы в тылу врага. (О биографиях и судьбах командиров ленинградских партизанских бригад) // Псков. № 33. 2010. С. 171 – 172.

  Крылова Т. Навстречу юбилею города: Сланцы в моей судьбе. Следуя отцовскому завету // Знамя труда. 20.02.2020.