ИЗ ВОСПОМИНАНИЙ О НЕФТЕГОРСКОМ ПЕРИОДЕ ЖИЗНИ
Часть 1. ГАЗЕТА
Вся моя жизнь в Нефтегорске связана, в первую очередь, с газетой «Ленинский луч», которая теперь называется просто «Луч». И хотя из 30 лет, прожитых в небольшом городке нефтяников, непосредственно на работу в редакции приходится только пятая часть, да и с другими газетами мне в жизни приходилось иметь дело, но именно с нефтегорской районной газеты началась моя взрослая, самостоятельная жизнь. Именно из-за неё я оказался в Нефтегорске, который стал местом становления моей биографии, местом создания семьи, родиной моих детей.
В Нефтегорске я работал не только в редакции. Даже не столько в ней, сколько в других местах. Оглядываясь на прожитые годы, отчётливо вижу три основных направления своей трудовой деятельности – газета, связь и церковь. Были и некоторые другие, непродолжительные и малозначащие. Но, где бы ни работал, свою первую газету никогда не забывал. Постоянно испытывал к ней возвышенное чувство восторженной, юношеской влюбленности,поэтому никогда с редакцией дружбы не терял. Может, потому и судьба так распорядилась, что через много лет вернулся в неё уже в качестве главного редактора. Пятого по счету редактора «Ленинского луча». Именно «Ленинского луча», так как наша газета раньше по-другому называлась. Она имеет даже два дня рождения с интервалом в 30 лет. С 9 марта 1935 года, как газета Утёвского района, выходила под названием «Сталинец», а затем «Сталинский луч» вплоть до расформирования района в 1962 году А через три года, с марта 1965-го, после организации нового Нефтегорского района, стала выходить и новая районная газета «Ленинский луч». Фактически это была возрождённая старая, но переименованная в очередной раз газета.
МЕЧТЫ И РЕАЛЬНОСТЬ
Первая в моей жизни заметка появилась ещё в «Сталинском луче» 17 мая 1961 года. Это была довольно большая благодарственная статья под заголовком «Два счастливых месяца в Артеке», подписанная моим именем. Мы жили тогда в с. Домашке. Я учился в 6-м классе. До реорганизации районов Домашка входила в Утёвский район. Весной 1961 года мне необыкновенно повезло. Единственную на весь район двухмесячную путевку во Всесоюзный пионерский лагерь «Артек» им. Ленина в Крыму дали именно мне. Даже не знаю почему. Я хоть и был неплохим учеником, но и не самым лучшим. И семья наша была самая заурядная и бедная, поэтому ни о каком «блате» не было и речи. Иначе нашлись бы в нашем селе семьи более влиятельные и состоятельные. Думаю, руководство школы просто поступило по совести. Я был с детства болезненным и слабым, да ещё и первым в истории школы «очкариком». В это же время мои больные родители, причём оба сразу, перенесли хирургические операции. Нас в семье было трое детей. Видимо, всё это и было учтено при распределении путевки и «послали» меня в Артек не столько за отличную учёбу, как это было принято в подобных случаях, сколько за хорошее поведение (а оно действительно было хорошим) и из чувства сострадания к нашей семье.
Как бы то ни было, а благодарить мне действительно было кого и за что. Но сам бы я не догадался написать об этом в районную газету. Тем более, что уже поблагодарил дирекцию школы в письме из Артека и ещё потом после приезда. А в газету написать предложил Анатолий Ильич Маслов – преподаватель истории из сельхозучилища. Он давно и активно сотрудничал с «районкой», поэтому не просто предложил, а сам же и написал статью от моего имени и с моего согласия. А я её лишь прочёл перед отправкой в редакцию.
Сейчас я с благодарностью вспоминаю ту давнюю и очень своевременную подсказку или помощь со стороны Анатолия Ильича и преклоняюсь перед его светлой памятью. Они были одногодками с моим отцом, и уже даже только один этот факт всегда заставляет меня относиться к человеку с уважением. Умерли они тоже в один год. Могилы их на кладбище в Домашке находятся рядом.
Учась в старших классах, я тоже часто писал в газету, и в этом смысле мы с А.И. Масловым стали коллегами. К этому времени в 1962 году произошла реорганизация районов, и наше село Домашка отошло Кинельскому району. К нему же отошли Парфёновка, Бариновка, Утёвка и Покровка. Утёвский район был расформирован, районная газета перестала выходить. Даже наш утёвский редактор П.Т. Карпенко на какое-то время перешёл работать в кинельскую газету. Туда же писали и мы с А.И. Масловым.
Я иногда задумываюсь над тем, почему у одних есть способность писать, а другие двух слов связать не могут? Ведь все учились в школе, все писали сочинения и изложения. Изложение – это творческое задание, по сути, пересказ. Если во время сочинения ученик излагает собственные мысли, то занимаясь написанием изложения, он передает только что услышанную информацию. Наверное, есть какая-то особенная склонность к этому, которая проявляется не у каждого или не сразу. Думаю, что большую роль здесь могут играть письма, то есть умение их писать. Мне в этом смысле повезло. У меня был двоюродный брат, старше меня на 10 лет. Когда его призвали в армию на Дальний Восток (мне было лет 8 или 9), я с радостью писал ему письма все три года службы. Писал, конечно, не задумываясь о последовательности изложения, а что называется, как придётся. Что-то пишу сам, что-то подсказывают родители: «напиши то-то и то-то». И я, бывало, пишу всё подряд. Главное, всегда было желание писать брату, которого я очень любил и гордился им. А это очень важно, это, видимо, было большим стимулом.
Через год после возвращения из армии брата я уехал в Артек и много писал оттуда и домой, и в школу. А после Артека началась многолетняя переписка с новыми друзьями.
От этого или нет, но и сочинения мои в школе отличались от других, поэтому, когда однажды приехал в школу сотрудник Кинельской районной газеты «Путь к коммунизму» Юрий Александрович Смоляков и предложил отобрать несколько человек из числа учащихся, чтобы создать при школе юнкоровский пост, преподаватель русского языка и литературы Антонина Васильевна Кудашкина (Букреева)сразу же порекомендовала меня и ещё несколько человек. Юрий Александрович провёл с нами беседу и попросил писать в районную газету заметки о школьной жизни.
После этой встречи я начал регулярно посылать в редакцию свои статьи и письма. Причём не только о школе. Редакция стала обращаться ко мне с просьбой написать о какой-то проблеме села или рассказать о каком-то человеке. Да я и сам стал шире смотреть на это дело и смелее предлагал редакции материалы на различные темы. Так редакция обрела в моём лице активного помощника. Вскоре меня (вместе с А.И. Масловым) пригласили на районный слёт рабселькоров и даже наградили ценным подарком. Предложили по окончании 11-го класса поступить на работу в редакцию и заочно в Казанский университет, на факультет журналистики, как это делали многие газетчики.
Но я тогда всерьёз о работе в газете не думал, поэтому сразу отказался от такого лестного предложения. Объяснил, что моей страстью является радиолюбительство и я мечтаю стать радиоинженером, для чего собираюсь поступать в Куйбышевский электротехнический институт связи (КЭИС). Я действительно увлекался тогда, по примеру отца, радиолюбительством. Мастерил самодельные радиоприемники. В то время только ещё входили в жизнь транзисторы, которые позволяли сделать миниатюрный «карманный» радиоприемник, что по тем временам было неслыханным, особенно в деревне. Я ощущал себя чуть ли не каким-то волшебником. Сейчас даже поверить трудно, что было такое время, когда люди удивлялись и даже ужасались, видя меня идущим по улице и слыша, что во мне что-то «играет», то есть звучит музыка. Радиоприемники в 60-х годах редкостью уже не были, но они были большими, громоздкими, как правило, в деревянном корпусе и напоминали скорее мебель, чем электронный прибор. Такой приёмник подключался к длинной уличной антенне и заземлению, а для электропитания - к электрической розетке, или специальным батареям (не батарейкам!). Таких батарей обязательно было две (накальная и анодная), каждая из которых весила несколько килограммов. Словом, представить себе было невозможно в то время, чтобы радиоприёмник, никакими проводами никуда не подключённый, будет «говорить», находясь просто в руках или кармане идущего человека.
Увлечение радиотехникой, тем не менее, не помешало мне регулярно писать в газету. Иногда это была лишь одна заметка в месяц, а иногда и несколько. Ежемесячно по почте мне приходили денежные переводы (гонорар) на сумму от двух до пяти рублей, что для сельского школьника было очень здорово. Даже родители, при всей их нелюбви к газетной «болтовне», одобрительно замолкали, когда почтальон приносил очередной перевод. На один рубль в те годы можно было купить один килограмм конфет-подушечек…
Я был знаком уже со всем коллективом кинельской редакции, которую возглавлял Пётр Александрович Требунских. Его заместителем был Алексей Яковлевич Жиров. Чаще всего мне приходилось общаться с Ю.А. Смоляковым, с которым познакомились ещё во время его приезда в нашу школу. Тогда в редакции работали и Иван Никульшин, теперь известный самарский писатель, и Виктор Бахаев, также ставший впоследствии известным автором и ведущим на областном радио.
Однако поступить в институт связи, несмотря на моё сильное желание, пока не пришлось. Помешало плохое зрение. Что в армию меня не возьмут из-за сильной близорукости, я уже знал. Но что и в институт не пустят по той же причине, было неожиданностью. Окончив в 1966 году Домашкинскую школу (11 классов), я подал документы в КЭИС, уехал домой и стал готовиться к вступительным экзаменам. Но через несколько дней получаю короткое письмо: «Срочно явиться в приёмную комиссию». Приезжаю, а мне возвращают документы и заявляют, что я не могу учиться в институте связи, так как здесь есть военная кафедра, а я освобождён от воинской обязанности. И вообще это самый трудный институт, здесь надо изучать много сложных схем и, если я не потеряю окончательно зрение при учёбе, то уж точно потеряю его при последующей работе, которая тоже будет связана с микросхемами и сложной аппаратурой.
В те годы во всех технических институтах были военные кафедры. Все студенты с третьего по пятый курс проходили трёхлетнюю программу по подготовке офицеров. Здесь всё было как в армии. И тяжёлые нагрузки, и высокие требования к здоровью и физической форме. И те же противопоказания. Если нельзя в армию, то нельзя и в институт. Можно в техникум связи. Там нет военной кафедры. Можно в какой-то другой институт без этой кафедры.
Я не знал о существовании такого порядка. Для меня это было полной неожиданностью. Боялся не сдать экзамены и не поступить, а тут беда - откуда не ждали. К экзаменам даже не допускают. Вот какой разговор по этому поводу состоялся у меня при возврате документов:
– Поймите, молодой человек, - объясняла мне секретарь приёмной комиссии, - Вам нельзя учиться в нашем институте с вашим зрением «минус 10». Вы рискуете полностью потерять его за пять лет учёбы.
– В школе за одиннадцать лет не потерял, а у вас за пять потеряю? – спросил я с некоторой дерзостью.
– Если не за время учёбы, то во время последующей работы, - продолжала секретарь. – Там ведь, сами знаете, сложные схемы и аппаратура, микросхемы и множество мелких проводов. Всё это надо постоянно изучать. И с этим надо будет работать каждый день и всю жизнь. Какое же надо иметь здоровье, терпение, а главное, зрение! А у вас диагноз – «высокая миопия обоих глаз».
– Что же мне делать? – с нескрываемой обидой спросил я.
– Вот, вас не берут в армию, - не останавливалась женщина. – Признали негодным к строевой службе. Освободили от воинской обязанности. Досрочно выдали военный билет. Думаете, государство делает это напрасно? Не понимаете, что оно заботится о вашем здоровье?
– В армию очень хотел бы пойти, - прервал я её речь, - но никак не берут. Перед ребятами стыдно. Чувствую себя неполноценным. Но институт же не армия…
- Военная кафедра – та же армия, не сдавалась моя собеседница. – Даже ещё труднее. Те же три года тренировок, военных сборов, учений. При этом человек не должен забывать, что он студент, и должен своевременно сдавать все экзамены по профилю института.
Я не стал больше перебивать словоохотливую женщину. Стоял, молчал и слушал. Всё-таки она желала мне добра и старалась, чтобы я не ушёл обиженным.
– Что же вам посоветовать? – задумчиво произнесла добрая женщина после небольшой паузы, видя моё расстройство. – А не поступить ли вам в наш техникум связи? Военной кафедры там нет…
Предложение поступить в техникум я воспринял почти как оскорбление. Не скрывая обиды, сказал:
- В техникум я мог бы после восьмого класса поступить. Зачем заканчивал одиннадцать классов?
- Тогда надо выбрать институт без военной кафедры, - стараясь утешить меня, сказала сердобольная женщина. – В авиационный или политехнический не пытайтесь. Не возьмут по той же причине. А вот в сельскохозяйственный, педагогический, или ещё какой…
Не дослушав, я молча взял со стола свои документы, повернулся и ушёл. Это был удар, которого я не ожидал. Рушилась мечта всей жизни. О техникуме, или других институтах, и думать не хотел…
Но думать надо было. Думать о том, что же делать дальше. В школьные годы я был активным юнкором (юным корреспондентом) Кинельской районной газеты «Путь к коммунизму». В редакции меня хорошо знали и неоднократно предлагали после окончания школы поступить к ним на работу. От этого предложения я каждый раз отказывался, ссылаясь на свою заветную мечту стать радиоинженером. И вот теперь, когда в институт меня и на порог не пустили, я вспомнил о газете и поехал в Кинель. Подумал, может моя судьба здесь. Может, не случайно всё это со мной происходит. Ведь порой в молодости мы сами не знаем, чего хотим…
НЕФТЕГОРСК – НАЧАЛО БИОГРАФИИ
Главный редактор кинельской газеты Пётр Александрович Требунских встретил меня приветливо, выслушал внимательно. Затем с досадой произнёс:
- Какая жалость. Мы ведь только что приняли нового сотрудника на место, которое берегли для тебя. Ты же всегда так упорно отказывался. А тут мы услышали, что ты в институт поступаешь, и ждать больше не стали…
Пётр Александрович помолчал, о чём-то раздумывая. Потом спросил меня:
- Ты фотографировать умеешь?
– А как же, - ответил я, - все школьные фотостенды – моя работа.
– Я вчера встречался с редактором Нефтегорской газеты, - оживился мой собеседник. – Ему срочно нужен фотокорреспондент. Ты бы согласился?
- Конечно!
– Тогда я сейчас же звоню в Нефтегорск.
Позвонив своему Нефтегорскому коллеге, Пётр Александрович обо всём договорился. Затем, провожая меня, пожелал удачи, по-отечески похлопал по плечу, пожал руку, и сказал:
- Ты ведь пока в Домашке живёшь? А это как раз посередине между Кинелём и Нефтегорском. Интересное распутье. Может, не случайное. В конце концов, какая тебе разница, где начинать самостоятельную жизнь? А тут судьба сама даёт направление…
Из кабинета Петра Александровича я вышел в приподнятом настроении. День начался удачно, можно спокойно ехать домой в Домашку, а уж завтра с утра в Нефтегорск. Но тут меня ждала ещё одна удача. По случайному совпадению, я попал на автобус Куйбышев – Нефтегорск, что давало возможность вместо Домашки уже сегодня попасть в нефтегорскую редакцию. Из-за отсутствия асфальтированной дороги на участке от Домашки до Утёвки, автобус из Куйбышева на Нефтегорск ходил вкруговую, через Кинель и Отрадный, вдвое увеличив расстояние и время движения. К автостанции в Кинеле я подошёл как раз в момент захода сюда автобуса из Куйбышева. В Нефтегорске я никогда не был, хотя он недалеко от Домашки. Проехать туда трудно, да и надобности до нынешнего дня не было. Это не наш район. И вот теперь, на подвернувшемся так удачно автобусе, я впервые поехал в Нефтегорск, с заездом в Отрадный…
В тот день я многое успел. Не только приехал из Домашки в Кинель и встретился с П. А. Требунских. И не только приехал из Кинеля в Нефтегорск, но сразу стал сотрудником Нефтегорской районной газеты «Ленинский луч». Редактор Пётр Тимофеевич Карпенко без всякой волокиты, буквально с порога, быстро оформил приказ о приёме меня на работу. Произошли все эти события в один день 22 августа 1966 года. Знаменательная для меня дата. С этого дня началась моя самостоятельная трудовая жизнь, и начался 30-летний нефтегорский период моей жизни. Мне было 18 с половиной лет. Я был наивным оптимистом, уверенным, что впереди меня ждёт прекрасная и светлая жизнь.
Так я впервые оказался в Нефтегорске, в тот же день приехав из Кинеля. Но тут выяснилось, что редакция находится не в Нефтегорске, а в Ветлянке – рабочем поселке, что в 12 км от Нефтегорска. Наконец добрался и до Ветлянки. Она состояла тогда как бы из двух частей: центральной - из барачных улиц, и «вагончиков» на конце посёлка, в сторону Кулешовки. Здесь был целый квартал или даже «микрорайон», состоящий из ослепительно белых вагончиков, покрытых алюминием и стоящих ровными рядами – улицами. Большинство вагончиков были сдвоенными и представляли собой настоящие трёхкомнатные квартиры. В вагончиках проживала основная масса населения посёлка.
А в бараках преимущественно располагались учреждения и организации. В одном бараке располагались наша редакция и типография. В соседнем – военкомат и госбанк. В следующем – магазин. Далее – столовая. Сразу несколько бараков занимали конторы предприятий нефтяников. Лишь некоторые бараки использовались под жильё.
Современное поколение не знает бараков, не представляет, как можно жить в них без всяких удобств. Слово "барак" европейского происхождения, переводится с французского как "лачуга", а с итальянского - "хижина". Наши бараки - это временные, быстровозводимые, одноэтажные, недорогие здания, рассчитанные на короткий срок проживания (10-20 лет). Шикарным такое жилище не назовёшь. Никакого сравнения с вагончиками. Здесь не квартиры, а только одна комната на всю семью. Жили в бараках в основном молодые семьи или одинокие люди, как в общежитиях.
В каждом бараке было 12 или 14 комнат, расположенных в два ряда. Между ними длинный, сквозной, коридор с парадными и задними дверями. В начале коридора - общая кухня. Удобства во дворе. На первых порах жители были рады и такому жилью. Первопроходцы-нефтяники вообще жили в палатках. Ветлянка с вагончиками и бараками появилась на месте их палаточного лагеря.
Ветлянка мне понравилась. Бараки были новые, аккуратные, стояли ровными улицами. Дороги по улицам асфальтированы, вдоль домов посажены деревья. Много щитов с красочной наглядной агитацией. Всё это создавало красивый и уютный вид. Очень похоже было на город. Сейчас того места не узнать. Всё заросло диким лесом. Никогда не подумаешь, что в этой глуши когда-то счастливо жили люди, и радовались красоте своих домов и улиц.
Новый Нефтегорский район образовался лишь полтора года назад – 12 января 1965-го. Но сам Нефтегорск только ещё строился. Он состоял пока всего из одного микрорайона «А» и лишь нескольких первых домов (12-го, 13-го, 14-го, 15-го и 17-го) микрорайона «Б». Эти дома стоят напротив рынка, по улице Спортивной от угла при пересечении её с проспектом Нефтяников. Никаких административных зданий ещё не было. Строились только жилые дома. Там, где сейчас находится Свято-Варваринская церковь (микрорайон «В») был аэродром с вертолётами Ми-8 и самолётами Ан-2. На месте нынешних микрорайонов В, Г, Д, Е колосились поля, вплотную прижимаясь к домам. На месте нынешнего обелиска с вечным огнём на проспекте Победы росла пшеница. Пшеничное поле было и на противоположной стороне нынешнего проспекта Нефтяников (микрорайон «Б»), где сейчас стоят не только жилые дома, но и Дворец культуры, площадь с памятником Ленину и здание районной администрации.
Фактически райцентром тогда был не Нефтегорск, а Ветлянка. Здесь, наряду с многочисленными предприятиями и организациями нефтяников, были и райком, и райисполком, и больница, и госбанк, и районный узел связи, и военкомат, и наша редакция с типографией, и все другие организации. Лишь в последующие годы, одна за другой, по мере роста Нефтегорска, они постепенно перебирались в «городок», как жители с теплотой и любовью называли Нефтегорск. А посторонние, случайные и заезжие презрительно обзывали его Суслегорск, или Нефтедырск, говорили, что самое высокое дерево здесь – кукуруза или телеграфный столб.
Наш городок в те годы имел статус ПГТ – посёлка городского типа. Возводился он в чистом поле, где действительно, ни деревца, ни кустика. Для посторонних чужаков это было дикостью. А наших жителей – выходцев из окрестных сёл – голой степью не удивишь. Они за счастье почитали иметь городскую квартиру с удобствами, которых в жизни не видали.
Вместе с Нефтегорском подрастали и окружавшие его лесопосадки. За неимением других лесов, мы с детьми по выходным дням «ходили в поход» в эти лесополосы. Брали еду и скатерть, а так же покрывала, на которых сидели или лежали и загорали. Слушали радиоприёмник или читали книгу. Бегали, играли в подвижные игры. Всё было хорошо, но чего-то не хватало.
Тогда мы стали ходить на реку Съезжую к Семёновке. Это немного дальше, но зато мы располагались на берегу, и поняли, что нам не хватало воды. Даже просто одного вида воды. Детям очень понравилось новое место отдыха. И когда в очередной раз спрашивали их куда пойдём, они дружно отвечали: «На семёновскую речку»!
А потом в Нефтегорске, рядом с нашей дачей, соорудили водоём, и нам теперь никуда не надо было ходить. Если шли на дачу – значит, шли на водоём. Если шли на водоём – значит, шли на дачу.
Нефтегорск строился быстро. Строители знали своё дело. Жилые пятиэтажки росли как грибы после дождя. А вот с возведением больницы и дворца культуры были проблемы. Объекты большие, сложные и непривычные. Стройка затягивалась на годы, все сроки нарушались. Казалось, что этот долгострой продлится вечно. Райком партии и райисполком вынуждены были вмешаться. Созвали на совещание руководителей всех предприятий и организаций. Поручили каждому, в порядке оказания помощи, выделять на стройку по несколько человек в качестве разнорабочих.
К этому времени я работал начальником районного узла связи. Подобрав группу помощников, сам повёл её на стройку. В больнице мы поднимали на верхние этажи в носилках бетонный раствор, что было очень трудно для женщин. А во дворце культуры наша роль заключалась в основном в уборке строительного мусора, что тоже нелегко. Подобная проблема возникла и при строительстве третьей школы. Только нас теперь не райком туда направил, а директор школы попросил. И не как начальников, а как родителей учащихся.
Хотя Нефтегорский район был вновь созданным, а не переименованным бывшим Утёвским, как некоторыми неоднократно и ошибочно подчёркивалось, название нефтегорской районной газеты, дата её учреждения ( 9 марта 1935 года) и порядковая нумерация были возобновлены и продолжены: «Ленинский луч» вместо бывшего «Сталинского луча», который, в свою очередь, со дня создания в 1935 году, первоначально носил имя «Сталинец». Последний, 133-й, номер «Сталинского луча» вышел 5 ноября 1961 г.
К этому времени руководство коммунистической партии сделало достоянием гласности ранее засекреченные материалы Пленума ЦК КПСС 1956 года, осудившего культ личности Сталина. Поэтому к осени 1961 года по стране прокатилась волна переименования заводов, колхозов, шахт, газет – словом всего, что носило имя Сталина. Из библиотек были изъяты собрания сочинений Сталина. Впоследствии и тело его было вынесено из мавзолея, хотя ещё в начале мая 1961 года, проездом из Артека через Москву, я видел в мавзолее и Ленина, и Сталина.
Массовое переименование не могло не коснуться и утёвской районной газеты. Поэтому её очередной, 134-й, номер, вышедший 7 ноября, назывался «Знамя труда». Новое имя газета носила недолго, так как Утёвский район вскоре был расформирован. Газету закрыли, и потом редко кто вспоминал её последнее, непривычное название.
Редактором «Ленинского луча» был назначен прежний редактор «Сталинского луча» П.Т. Карпенко, который во время реорганизации районов вынужден был работать в кинельской редакции. Ему-то и позвонил при мне из Кинеля П.А. Требунских. В результате я был принят на работу фотокорреспондентом прямо со дня приезда.
ТРУДОВЫЕ БУДНИ
Работа в газете оказалась нелёгким делом. Моё наивное представление о романтическом труде корреспондентов быстро рассеялось. В то время по радио часто звучала популярная песня о журналистах: «Трое суток шагать, трое суток не спать, ради нескольких строчек в газете…»
Эх, если бы действительно только несколько строчек за трое суток. На деле было совсем не так. Надо было «выдавать» по 150 строк в день. Не рукописных, а уже газетных строк, набранных довольно мелким шрифтом «петит» при ширине столбца в 2.36 квадрата (более 5 см). Газетная полоса (страница) версталась в 5 колонок. 150 таких петитных строк – это около трёх листов на машинке. Тогда была ещё 6-дневная рабочая неделя с одним выходным. Получалась недельная норма 900 строк, а это уже 2 полосы, то есть газетные страницы чистого текста. Мы ведь не центральная газета и не областная. Мы – «низовая» печать, то есть штат небольшой, а работы много. Газета выходит 3 раза в неделю на 4-х полосах. Значит, 12 страниц в неделю кто-то должен написать. Причём, строки учитывались только те, что напечатаны в газете, а не те, что написал. Но, чтобы были напечатаны, они должны быть актуальны, злободневны, интересны, грамотно написаны, а изложенные в них факты строго выверены. За малейшую ошибку в газете буквально отвечали головой. Всё было очень строго. Ошибаться нельзя, почти как саперу. Иначе не просто «слетишь» с работы, но с обязательным выговором по партийной или комсомольской линии.
Доверие народных масс к печатному слову было высоким, и поколебать его никому не дозволялось. Я и сам оказался однажды в такой неприятной ситуации, но считаю повышенную строгость в этом деле вполне оправданной. За каждое слово надо отвечать, а поэтому и обращаться со словом надо бережно и осторожно. Об этом говорит и народная мудрость: «Слово не воробей, вылетит – не поймаешь». А тем более печатное слово: «Что написано пером – не вырубишь топором».
Добыть нужные и приемлемые для газеты строчки очень непросто. Писать надо не то, что хочешь, а что нужно. А нужны были свежие материалы о передовиках и ударниках производства. При этом более всего ценились корреспонденции из глубинки, то есть самых отдаленных точек района. А как туда попасть? Вопрос не праздный. Асфальтированных дорог в районе было пока мало. Разве что до Утёвки только и можно было доехать. Даже автотрасса на Куйбышев (теперь Самару) была ещё не готова на участке от Утёвской развилки на Бариновку до Домашки. Рейсовый автобус Куйбышев – Нефтегорск ходил через Отрадный.
Своей машины в редакции практически не было. Точнее был старенький ГАЗ-69, но он постоянно находился в состоянии ремонта и на нём почти никто и никуда не ездил. Максимум на что он был способен, когда исправен, – это отвезти ночью редактора из Ветлянки в Нефтегорск домой. Именно ночью, так как выпуск газеты нередко завершался только под утро. Поэтому три раза в неделю П.Т. Карпенко задерживался в редакции допоздна.
Через некоторое время вместо этого «газика» редакции дали старенькую «Волгу», но никакой разницы мы практически не почувствовали. У нас тогда особенно была в ходу поговорка: «Волка ноги кормят». Газета нуждалась в живых, свежих корреспонденциях и репортажах, как мы говорили, прямо «с колёс». Всю возможную информацию старались выжать по телефону. Но ведь по телефону не сделаешь репортажа с полей или фермы, с буровой вышки или нефтепромысла. Не сделаешь фотоснимка, не поговоришь с человеком «по душам», чтобы написать о нём. А именно это всё и было необходимо для газеты. Да тогда и телефонов-то почти не было. Один–два на всё село и те не всегда работали.
Помню, поехал я однажды осенью «на перекладных» в колхоз им. 2-й Пятилетки. Был в те годы такой колхоз за Зуевкой в поселке Берёзовском, которого давно уже нет. Дороги нет, грязь непролазная. Добрался туда кое-как под вечер, а председатель П.К. Кущ, оказывается, в Куйбышев уехал, вернётся только дня через два. Что мне делать? Где ночевать? Или как обратно уехать? В колхозе было всего две автомашины. Обе грузовые ГАЗ-51. Одна стояла в гараже разобранная, ремонтировалась. На другой председатель как раз в город отправился. Без председателя никто мне никакой информации сообщить не решился. Переночевав в колхозном правлении на стульях, с утра пешком отправившись до Зуевки, а дальше на попутках, с великим трудом вернулся в Нефтегорск. Потерял два дня, а материала для газеты не добыл ни строчки.
Другой случай произошёл уже зимой. В редакцию была принята молодая сотрудница, вчерашняя школьница Оля Брюханова, над которой мне поручили шефство. И вот мы с ней в один из зимних дней, да ещё в субботу, поехали тоже на попутках в с. Дмитриевку – совхоз «Трудовой». Туда-то добрались и даже сумели с кем-то поговорить, то есть получили для газеты какую-то информацию. А вот оттуда уехать не получается. Вышли на дорогу, долго стояли, а проходящих машин нет. Потом появилась одна, но водитель «подбросил» нас от Дмитриевки только до развилки на Бариновку, а сам поехал в другую сторону. Наше положение стало ещё хуже. Когда стояли у Дмитриевки, можно было, в крайнем случае, попроситься в какой-нибудь дом погреться. А вблизи развилки никаких сёл нет. Куда ни глянь – кругом только снежная равнина до самого горизонта. Суббота, конец рабочей недели, дело к вечеру, темнеет рано, никто уже никуда не едет. Метель метёт, мороз крепчает, а мы всё стоим. Проходит час, другой – мёрзнем. Тут уж пришлось воспользоваться любой возможностью, чтобы не остаться в снежной степи. Такой возможностью снова оказалась машина, идущая в противоположную сторону. Выбора не было. И нам вместо Нефтегорска пришлось приехать в Домашку, где на наше счастье жили мои родители, и где нас встретил тёплый дом, вкусный и горячий ужин, и надёжный ночлег.
И таких случаев в нашей практике было предостаточно. Шагаешь, бывало, так же вот пешком, например, из колхоза «Объединённый», и как заклинание, твердишь свою песенку: «Трое суток шагать, трое суток не спать…» С этой песней пройдёшь 16 км до автотрассы, а там, на попутках, или как мы говорили «на перекладных», уже легче добраться до Нефтегорска.
Сейчас появилось столько транспорта, в том числе и личного, что трудно себе представить, чтобы из Дмитриевки до Нефтегорска было невозможно добраться даже и в выходные дни. А тогда, чтобы попасть в село, на ферму или на буровую вышку, нам приходилось к кому-нибудь «прицепляться». Постоянно держали связь со всеми организациями района, чтобы, когда они выезжают куда-то по своим служебным делам, и нас бы туда подвезли.
Особенно тесным в этом вопросе был у нас контакт со специалистами районного управления сельского хозяйства, ежедневно выезжающими в то или другое село. Начальником управления был Иван Спиридонович Заборовский, главным инженером Николай Иванович Мищенко. В сельхозуправлении работали молодые специалисты, супруги Анисимовы: Александр Александрович (впоследствии глава района) – в инженерном отделе, Лидия Александровна – в зоотехническом.
До дальних точек нефтяников и буровиков добирались на вахтовых автобусах, предварительно договариваясь с диспетчерами промышленных предприятий.
ДРУЗЬЯ И КОЛЛЕГИ
Навсегда я запомнил своих первых коллег по работе в редакции, по своей первой самостоятельной работе. В первую очередь это, конечно, редактор П.Т. Карпенко. Он тоже оказался ровесником моего отца. В школьные годы они даже где-то встречались, хотя жили в разных сёлах. Характер у нашего руководителя был мягкий и покладистый. Он ни на кого не повышал голоса. Меня удивляло, что он никогда не ходил на обед. В Ветлянке, на одной улице с редакцией, была и столовая, где мы все обедали. После обеда обязательно заходили в тир, стоящий рядом. Устраивали импровизированные соревнования по стрельбе. Это стало своеобразной традицией. Непревзойдённым стрелком у нас оказалась корректор Клара Городниченко. Пётр Тимофеевич не только не ходил в столовую, но даже кофе или чай на работе не пил. Никогда не привозил с собой из дома ни бутербродов, ни другой еды. Много курил. Может быть, поэтому и умер в 47 лет. Я не помню, чтобы он в то время болел или жаловался на здоровье. Любил папиросы «Беломорканал». Бывало, мы уходим на обед, а он даёт мне немного денег и просит:
– Возьми там, пожалуйста, в буфете пару пачек «Беломора».
Каждый творческий (то есть пишущий) работник редакции или, проще говоря, корреспондент отвечал за определенный участок работы и назывался заведующим отделом, хотя и был в этом отделе единственным сотрудником. Так, заведующий отделом партийной жизни (с правами заместителя редактора) был Вениамин Степанович Коннов. Отдел промышленности и транспорта возглавлял Иван Яковлевич Михалёв. В отделе сельского хозяйства трудился Василий Макарович Менжаев, а в отделе писем — Владимир Павлович Ушанов.
Ответственным секретарем редакции (а это ключевая должность, вторая после редактора), была Прасковья Ильинична Квятковская. Именно ей все мы сдавали свои написанные статьи и заметки, а я фотоснимки с «подклишовками», то есть с текстами под фотографии. Именно П.И. Квятковская решала — что пойдёт в газету, а что нет, именно её мнение о качестве работы сотрудника было решающим. Она имела право сократить любой материал, переделать его или вернуть нам на доработку, а то и просто отклонить.
Некоторые статьи откладывались в «долгий ящик», задерживались. Это было даже хорошо, так как в редакции создавался «загон», то есть некоторый запас на всякий случай. И хотя, как правило, это были не срочные материалы, каждому из нас хотелось, чтобы именно его корреспонденции не задерживались. С трепетным волнением мы раскрывали на утро свежий номер газеты и жадно искали глазами на её страницах свою фамилию. Приятное и незабываемое это чувство – держать в руках пахнущий типографской краской экземпляр, видеть в нём воплощение собственного труда, вспоминая при этом все нелёгкие этапы сотворения своего «шедевра». Я, хоть и числился фотокорреспондентом, тоже старался не ограничиваться одной фотосъёмкой, а как можно больше писать на различные темы. Нашим руководством это всегда приветствовалось, ведь газете постоянно нужны были свежие материалы.
Всего в редакции работали двенадцать человек, включая водителя и уборщицу. Бухгалтером некоторое время была Валентина Ревякина, но вскоре её сменила Нина Александровна Жданова. Корректором почти со времени открытия редакции в 1965 году и в течение тридцати последующих лет работала Клара Тихоновна Городниченко, машинисткой — Евдокия Дмитриевна Тиковцева, уборщицей - Тамара Васильевна Каструлина.
Небольшой коллектив редакции был очень дружным, как одна семья. Причём практически одной семьёй мы были и с коллективом типографии, тоже немногочисленным. Ведь делали одно общее дело, находились в одном здании, всегда друг при друге. Директором типографии была Нина Серафимовна Разрезова. Первичные организации обоих коллективов – партийная, комсомольская и профсоюзная – были общими. Когда-то редакция и типография были одной организацией и юридически. Ведь типографии создавались при газетах. Позже их разделили, но они подчинялись одной вышестоящей организации – областному управлению по печати. Это управление находилось в областном центре на ул. Молодогвардейской, недалеко от универмага «Юность», над магазином «Ковры». Это напротив здания издательско-полиграфического техникума, в котором раньше располагалась редакция областной газеты «Волжская коммуна».
Подчинение редакции областному управлению было чисто юридическим. Управление устанавливало численность штата и должностные оклады, распределяло газетную бумагу по районам, помогало решать некоторые хозяйственные вопросы. По-настоящему же газетой командовал райком партии. Под наименованием газеты всегда указывалось, что это «орган Нефтегорского районного комитета КПСС и райисполкома».
В беспокойную, но размеренную жизнь нашей редакции жизнь вносила свои коррективы. Через некоторое время Е.Д. Тиковцева на много лет стала бухгалтером. Машинисткой вместо неё перевели Т.В. Каструлину, которая, оставив место уборщицы, была бессменной машинисткой редакции более 30 лет. На этом посту она «пережила» шестерых редакторов от первого – П.Т. Карпенко и до А.Д. Бердниковой. Причём, о каждом из них говорила: «Мой любимый редактор». Постепенно почти весь коллектив в редакции сменился. Вместо уехавшей П.И. Квятковской ответственным секретарем приехал из другого района Белосков Гаврила Харитонович. Заместителем редактора – Богданов Виктор Александрович – вместо В.С. Коннова. В промышленном отделе Котов Виктор Григорьевич сменил И.Я. Михалёва.
Я тоже, набираясь опыта, постепенно рос от фотокорреспондента до литературного сотрудника сельхозотдела. После отъезда В.М. Менжаева стал временно исполняющим обязанности заведующего отделом. Я был одержим тогда жаждой знаний и деятельности. Активно интересовался буквально всем. Особенно старался постигнуть тонкости газетного дела, то есть не только фотографировать и писать. Стал изготавливать (нарезать на специальном станке) типографские клише для фотографий. Чтобы напечатать фотокарточку в газете, её надо было выгравировать на пластине из цинка. В результате как раз и получалось клише, с которого печатались фотоснимки. Слово это французское и означает печатную форму для воспроизведения иллюстраций. Одновременно старался освоить и специальность ответственного секретаря. Научился рассчитывать газетные полосы и составлять их макеты, то есть компоновать всю газету с указанием вида и размера шрифтов и с построчным расчётом для типографии. Тут уж самому приходилось решать, что пойдёт в газету, а что нет. А за это надо было отвечать, то есть уметь правильно определить, затем отстоять своё решение и убедить других. Критерии при этом были одни: оперативность и важность информации, актуальность темы.
В те годы я очень сдружился с Виталием Городниченко – мужем нашего корректора Клары. Поскольку нередко газету сдавали в печать только под утро, Кларе тоже часто приходилось задерживаться, как и редактору. Виталий работал где-то электриком. По вечерам приходил в редакцию, ждал, когда жена освободится, чтобы вместе идти домой. Интересовался фотографией. На этой почве мы с ним познакомились, а потом подружились. Они жили в Ветлянке, в трехкомнатном вагончике. Затем переехали в настоящую двухкомнатную квартиру в Нефтегорске. Приезжали в Домашку на мою свадьбу. А потом у них на квартире мы устроили дополнительный свадебный вечер для коллег по работе в редакции. Мы много лет дружили семьями. Я помогал им перевозить вещи в новую трехкомнатную квартиру, когда у них родился второй сын.
Увлечение Виталия фотографией оказалось настолько серьёзным, что через некоторое время (и на много лет) он стал работать в редакции фотокорреспондентом. Когда я вернулся в газету уже редактором, то стал начальником и над своими друзьями – дружной четой Городниченко.
К сожалению, жизнь полна неожиданностей и не всегда приятных. Младший сын Виталия и Клары трагически погиб, а через какое-то время распался и их семейный союз, который мы все считали идеальным. Потом и моя семья уехала из Нефтегорска. Но всё это было гораздо позже…
В 1969 году ко мне в отдел приняли молодую сотрудницу, 20-летнюю Тоню Баранову, которую теперь все нефтегорцы знают уже как редактора Антониду Дмитриевну Бердникову, и для которой наша газета стала делом всей её жизни. По паспорту она действительно Антонида, то есть через «д», но в жизни её почти всегда называли и называют Антониной. В те годы могло показаться, что эта робкая девушка в редакции долго не задержится. У неё не было ни опыта, ни специального образования. А оказалось на всю жизнь. И предсказал её будущее очень прозорливо Г.Х. Белосков, бывший в то время ответственным секретарём. Обсуждали мы с ним как-то очередную статью Тони. Восторгов и эмоций в материале – через край. А вот конкретики маловато. Для газетного жанра это важнее. Впрочем, так обычно писали все начинающие. Но у неё было главное – уважение и интерес к собеседнику, неравнодушие к раскрываемой теме, стремление те же чувства пробудить у читателя. Тогда-то Гаврила Харитонович и изрёк свои прямо-таки пророческие слова:
– Вот погоди, Тоня ещё станет ведущей журналисткой редакции…
Как в воду глядел. Молодая журналистка быстро вписалась в редакционный коллектив. Поступила в Казанский университет. Работала очень производительно, писала много. Подписи под статьями в газете: Баранова, затем, после замужества ещё и Бердникова, а также Туманова и Кострова (это её псевдонимы) быстро стали привычными для читателей. Жизнь шла своим чередом. Окончание университета, участие в литературных конкурсах, вступление в Союз журналистов – словом всё, что обычно и бывает в жизни профессионала. А параллельно с этим рождение и воспитание троих сыновей, непрестанные семейные заботы и волнения.
Характер у Антонины стойкий, жизнеутверждающий и озорной. Она, как говорят, не робкого десятка. Да и за словом в карман, при случае, не полезет. Это мы все заметили, буквально с первых дней её появления в редакции, несмотря на первоначальную робость. Вскоре после своего прихода она поздравила меня с днем рождения. Как обычно поступают в таких случаях – подписала открытку. Правда, открытка оказалась тематической, с собачьей тематикой. Изображен на ней был бульдог во всей своей бульдожьей красе и с очень бульдожьей мордой. А на обратной стороне, кроме поздравительного текста, ещё приписка: «Иногда ты таков в моем представлении». Остроумную шутку я оценил, но сказал, что Тоня «льстит начальству». До бульдога мне далеко, я ведь был худым, щуплым и неуклюжим очкариком. Да и какой из меня начальник? Мне хоть и поручили её опекать, как временно и.о. зав. отделом, но специального образования у меня тоже не было, а опыта немногим больше. Да и по возрасту я старше только на два неполных года…
НЕПРИЯТНАЯ ИСТОРИЯ
В 1970 году из редакции мне пришлось уйти. Как говорится, не было бы счастья, да несчастье помогло. Случилась неприятная история. Я написал о человеке, который, как потом оказалось, годом раньше умер. Конечно, разразился скандал. Имя моего героя – Антон Ильич Потапов из с. Кулешовки, ветеран гражданской войны. Царство ему небесное! Удивительно устроена жизнь! Ничего случайного в ней не бывает. Не бывает и худа без добра. Теперь вот поминаю покойного Антона Ильича, молюсь за него. А не случись той роковой ошибки, скорее всего, никогда бы его больше и не вспомнил.
Первый раз я написал о нем ещё в 1966 году, к очередной годовщине Октябрьской революции. Небольшая статья, или, как говорят газетчики, зарисовка под заголовком «Жизнь прожита не зря» была напечатана в праздничном номере «Ленинского луча» 7 ноября.
Прошло три с половиной года. Газета наша временами «голодала», то есть по каким-то причинам наступала острая нехватка материалов. Например, кто-то в отпуск уйдёт или заболеет, а то и уволится. А мы, оставшиеся, просто физически не успевали написать столько, сколько «съедала» наша прожорливая газета. И вот весной 1970 года сложилась именно такая ситуация. Да ещё и сам редактор на 2–3 дня куда-то уехал. Положение критическое. Выпуск газеты под угрозой срыва, а это недопустимо. Райком партии таких вещей не прощал. Вызывает меня зам. редактора В.А. Богданов:
– Газета «горит». Срочно нужны материалы. Садись и пиши!
– Но я уже сдал всё, что мог. Даже норму перевыполнил. Больше писать пока не о чем. Надо куда-нибудь ехать…
– О нормах забудь! Ездить некогда. Материалы нужны сейчас, хоть из-под земли… Неплохо бы написать о каком-нибудь ветеране. Полистай свои блокноты, посмотри старые записи, может, что и получится…
Вот так в старых блокнотах я и наткнулся на запись давнишней беседы с А.И. Потаповым. Ему уже и тогда перевалило за 80, к тому же он был слепым. Что может измениться в жизни такого человека? Если он жив, то почему бы снова не написать о заслуженном ветеране, которому скоро будет 85. Жив ли он? Это главное. Если жив – можно смело писать. Пытаюсь дозвониться до Кулешовского сельсовета – нет связи. Что делать? Как узнать? Вспомнил, что наш сотрудник В.Г. Котов родом из Кулешовки и по выходным ездит туда к родителям. Обратившись к нему, объясняю ситуацию, спрашиваю, знает ли он Антона Ильича.
– Конечно, знаю, – отвечает Виктор. – Его всё село знает. Уважаемый человек.
– А он не умер? Для меня сейчас это главное. Ведь возраст…
– Нет, не умер.
– Это точно? Я собираюсь писать о нём.
– Точно. Если бы умер, я непременно бы знал. Я же каждый выходной туда приезжаю, как раз прохожу мимо его дома. Он всегда сидит на завалинке. Люди проходят, все с ним здороваются…
И я написал. И даже вставил вот эту последнюю фразу Виктора Котова о том, что старый слепой ветеран сидит на завалинке и прохожие уважительно с ним здороваются.
Статья (зарисовка) о ветеране под заголовком «След в жизни» была напечатана 29 апреля 1970 года
В тот же день из Кулешовки позвонили редактору, затем в райком партии и началось… Мой проступок поручили срочно разобрать на комсомольском собрании под контролем партийной организации. Сложившаяся ситуация была не только драматической, но и курьёзной. Дело в том, что мы с В. Котовым были в редакции как раз секретарями первичных организаций, я – комсомольской, а он – партийной. Я собрал на собрание комсомольцев редакции и типографии и предложил объявить мне выговор, который затем был утверждён на бюро райкома комсомола. В. Котов поехал в райком партии и доложил о принятых мерах секретарю райкома (третьему) А.М. Ильину, курирующему вопросы идеологии. Но «малой кровью» обойтись не удалось. Для удовлетворения гнева партийного руководства района нужна была более существенная жертва. Редактор П.Т. Карпенко, не скрывая своего сожаления, вынужден был предложить мне уволиться по собственному желанию.
– Ты только совсем не исчезай из виду, – сказал он, – немного погодя всё уляжется, и вернёшься в редакцию.
Вообще мне все тогда сочувствовали. А Виктор Котов несколько раз извинялся. Но я-то прекрасно понимал, что сам виноват. Нельзя надеяться на авось, нельзя полагаться на непроверенные факты, нельзя так безответственно относиться к печатному слову. Конечно, я был вынужден выполнить приказание заместителя редактора, у меня не было выхода, не было времени, не было выбора. Да и ничего страшного я, в конце концов, не написал. Никого не оскорбил, не опозорил, не облил грязью. Но даже сам я не мог принять этих оправданий, хотя именно такими словами меня многие пытались защитить и утешить.
30 апреля 1970 года я уволился из редакции. Чтобы окончательно успокоить всех и поставить на этом точку, в газете за 5 мая на последней странице редактор опубликовал небольшое объявление «К сведению читателей», в котором сообщалось, что я «уволен с работы за халатность и дезинформацию читателей».
Всё это было неприятно. Я тяжело переживал случившееся. Не за себя беспокоился. Стыдился, что так подвёл газету. А за себя был в какой-то степени даже рад, что, наконец, ушёл с такой беспокойной работы. Я ведь не считал тогда газету окончательным выбором своей жизни. Не исключал, конечно, и этого варианта, но была и другая мечта.
Хоть и молод, всего 22 года, а устал уже от постоянного напряжения. Тут уж не до творчества, только строчки давай. Это мне всегда не нравилось. Хорошо писать, когда пишется. А когда из-под палки приходится это делать, – ох, как нелегко.
С ГАЗЕТОЙ НЕ РАССТАВАЛСЯ
Итак, я покинул редакцию на долгое время. Это был крутой поворот в моей судьбе. Очередной, совершенно иной этап жизни. И только через 19 лет, в августе 1989 г., вернулся в газету уже главным редактором. По иронии судьбы пригласил меня на эту должность всё тот же А.М. Ильин (18.06.1931 — 04.06.2021), который теперь был первым секретарем райкома партии, и который в 1970 году требовал моего увольнения. Ни разу не припомнил он мне той неприятной истории. И вообще, я всегда чувствовал его удивительно положительное отношение ко мне. Это отношение выражалось конкретными действиями: приглашением меня на работу в аппарат райкома партии, назначением на должность главного редактора районной газеты, просьбой вновь возглавить районный узел связи.
За прошедшие годы Алексей Михайлович уже знал меня и как руководителя, и как депутата, и как активного пропагандиста и лектора-международника, окончившего, кроме основного высшего образования, ещё и университет марксизма-ленинизма и лекторский университет общества «Знание». Знал он и о двух моих публикациях в центральных отраслевых журналах. Вспомнил, какие отчёты и доклады я писал во время работы в аппарате райкома под его руководством.
После выхода на пенсию он стал со мной ещё более приветливым и раскрепощённым. Будучи уже священником, я неоднократно посещал его дома. Он всегда встречал меня с радостью и холостяцким гостеприимством, не смотря на то, что был уже серьёзно болен. Мы много разговаривали. Я молился за него «о здравии». Когда он вспоминал об этом, то обычно говорил: «Я тебя об этом не просил». На что я всегда отвечал: «Об этом просить не обязательно».
Однажды, это было 5 мая 2005 года, бывшие работники райкома партии и секретари первичных партийных организаций устроили встречу коллег и соратников. Я тоже был приглашён, как бывший сотрудник аппарата райкома и редактор районной газеты. Никого не смутило то, что я уже 10 лет являюсь священником. Встреча проходила в тёплой, дружественной атмосфере. Участники делились воспоминаниями о годах совместной работы.
Мне тоже дали слово. В своём выступлении я поздравил всех с Пасхой и закончил громким приветствием : Христос Воскресе! На что весь зал дружно грянул: Воистину Воскресе! Люди сами не ожидали от себя такой реакции, и с удивлением смотрели друг на друга. Я предложил спеть здравицу Алексею Михайловичу Ильину в знак благодарности, так как мы все ему многим обязаны. Громким и низким голосом я возгласил:
- Здравия же и спасения, и во всем благаго поспешения, подаждь, Господи, рабу Твоему Алексию, и сотвори ему многая и благая лета!
Затем, мы все дружно, хором пропели:
- Многая лета, многая лета, мно-о-о-о-о-о-гая ле-э-э-э-та-а-а…
При этом Алексей Михайлович, полушутя полусерьёзно воскликнул:
- Я не раб Божий…
И тут он нас всех по-настоящему удивил. Встал, и, обращаясь к присутствующим, сказал:
- А ведь мы должны брать пример с Сергея Александровича…
От этих неожиданных слов наступила мёртвая тишина.
- Нет, я не призываю вас поверить в Бога,- после небольшой паузы продолжил оратор, - но вы чувствуете, как настойчиво и умело он проводит свою линию, будучи твёрдо убеждённым в том, что говорит, при этом никого не принуждая, не упрекая и не оскорбляя…
Вот таким был этот непростой человек. Ко мне проявлял всяческое уважение, но считать себя верующим не хотел. Иногда я мягко пытался уговорить его исповедоваться и причаститься. Он вежливо отказывался, говоря, что если всерьёз обратится к Церкви – это будет предательством памяти дедов и родителей, боровшихся с Церковью. Мои возражения, что мы не должны повторять ошибок наших предков, которых в своё время жестоко обманули, его не убеждали. Он не хотел принять тот факт, что наши прародители раньше нас предали своих родителей, отказавшись от веры в Бога. И эту ошибку мы должны исправить.
Последние годы он жил светлой памятью о любимых жене и дочери. А я продолжаю молиться. Теперь «за упокой души раба Божия Алексия», хотя и об этом он меня тоже не просил.
Думаю, нашему району несказанно повезло, что много лет им руководил такой замечательный человек. Я бы назвал эти годы эпохой Ильина…
Вернёмся к моему уходу из «Ленинского луча». Все 19 лет я не терял связи с газетой. А с коллективом редакции тем более. К концу 1970 года редакция и типография, как и многие организации к тому времени, перебрались из Ветлянки в Нефтегорск, в специально построенное для них здание на проспекте Победы. На втором этаже разместился военкомат. И хотя многие часто говорили, что редакция находится в здании военкомата, на самом деле всё было наоборот. Двухэтажный особняк, построенный по типовому проекту небольшой гостиницы или общежития, целиком принадлежал редакции. А типография и военкомат лишь арендовали в нём помещения. И только значительно позже, в начале 90-х годов, уже в мою бытность редактором, здание было передано на баланс типографии по указанию областного управления по печати. Началось создание акционерных обществ. Страна разваливалась. Останавливались заводы и предприятия. Государственная собственность стремительно переходила в частные руки. В том числе и наша типография. Вскоре и управление по печати было упразднено.
Первый редактор П.Т. Карпенко, вскоре после моего ухода и перевода редакции в Нефтегорск, умер. На его место был приглашён из другого района Александр Вениаминович Лебедев – очень добродушный и общительный человек. В редакции он сразу пришёлся «ко двору». Во-первых, даже внешне напоминал покойного Петра Тимофеевича, особенно своей спокойной и обаятельной улыбкой. А во-вторых, и по характеру был спокойным и уравновешенным. Поэтому я всегда запросто заходил к нему, будто мы были знакомы всю жизнь.
В это время произошла и смена руководства типографии. Вместо Н.С. Разрезовой директором стала Л.В. Егорова, бывшая до назначения печатницей. Через несколько лет её сменила Л.А. Соколова, до назначения много лет проработавшая главным бухгалтером типографии.
После А.В. Лебедева редактором стал Борис Егорович Захаров, тоже приветливый и весёлый. Затем Владимир Григорьевич Жуков – молодой и серьёзный, но очень доброжелательный. Словом, кто бы ни возглавлял редакцию, я всегда был в ней своим и желанным посетителем. И не только посетителем, но и автором. Время от времени писал в газету статьи, правда в основном касающиеся другой своей работы или общественной деятельности. Тем не менее, постоянно помнил о том, что я газетчик. В редакции научился писать вдумчиво, тщательно подбирать слова и выражения, избегать повторений, не употреблять лишних слов. Умение писать коротко и ясно, по существу, очень пригодилось потом в жизни, где бы ни работал, в том числе, для написания деловых писем, докладов и отчётов.
Редакционный опыт очень пригодился и когда, в силу обстоятельств, мне пришлось несколько месяцев выпускать газету Куйбышевского пединститута «Молодой учитель». Здесь надо было всё делать самому: и писать, и фотографировать, и редактировать, и составлять типографский макет, и даже присутствовать в типографии при вёрстке полос. «Молодой учитель» печатался в типографии гарнизонной газеты «За Родину», что располагалась на ул. Пионерской в Куйбышеве. Редактор газеты Л.А. Данилина училась в аспирантуре и на несколько месяцев уехала в Москву. Выпуск газеты поручили мне. Вот где особенно пригодились все приобретенные газетные навыки. Правда, мне, как беспартийному, нельзя было подписывать газету в печать, поэтому партком института поручил это члену партии, преподавателю историко-филологического факультета С.А. Карпухину, официально назначив его временно исполняющим обязанности редактора. Временный шеф мне вполне доверял, в газетные дела практически не вникал, так как сам газетчиком никогда не был. Поэтому его роль сводилась только к подписи. Я делал всё что нужно, брал в типографии оттиски готовой газеты, ехал на трамвае или автобусе к нему домой. Он бегло просматривал и подписывал. От него я ехал в Обллит, была такая цензурная организация в Доме печати, без подписи которой ни одна типография в то время ничего не имела права печатать. Даже простые этикетки печатались только с разрешения цензуры. В отличие от С.А. Карпухина, цензор долго и придирчиво перечитывал всю газету, а я томился в ожидании. Получив долгожданные подписи с печатями, я возвращался в типографию и сдавал, наконец, газету в печать.
Жизнь связывала меня также с газетой «Нефтяник», которую издавало в прежние времена объединение «Куйбышевнефть» – нынешнее акционерное общество «Самаранефтегаз». В той или иной мере приходилось иногда сотрудничать и с другими газетами в разное время, в разных местах и в разном качестве.
ПЯТЫЙ РЕДАКТОР
Волею судьбы два года пришлось жить и работать в Казахстане. Летом 1989 года решил вернуться оттуда в Нефтегорск. Но вернуться ещё не означало найти подходящую работу. Партийные органы не приветствовали такие вольные уходы и возвращения. Часто получалось так, что если уехал из района по собственной воле, то, как говорится, «скатертью дорога». И если решил вернуться, то не рассчитывай ни на прежнюю должность, ни вообще на какую-либо поддержку. Устраивайся, как знаешь.
Одним из вариантов по возвращении из Казахстана была попытка вновь попроситься на любую должность в редакцию «Ленинского луча» после почти 20-летнего перерыва. Бывший в то время редактор В.Г. Жуков переехал в Самару. Ему предложили должность в аппарате областной администрации. Обязанности редактора временно исполняла заместитель А.Д. Бердникова. Ответственным секретарем был, тоже вернувшийся в редакцию после нескольких лет перерыва, бывший ещё до В.Г. Жукова редактором, Б.Е. Захаров. Все ожидали, что райком партии утвердит редактором либо вновь его, либо А.Д. Бердникову. Причём шансы Антонины, по мнению многих, были предпочтительнее. Как бы то ни было, но обязанности редактора пока исполняла именно она, и я решил с ней поговорить. Рассказал о своем желании вернуться в редакцию, если она не будет возражать. А главное, конечно, если согласится райком партии. Антонида Дмитриевна сказала, что будет рада видеть меня вновь в родном коллективе.
И тогда я пошёл к первому секретарю райкома А.М. Ильину. Знал, что самое подходящее время для визита – шесть часов вечера. Рабочий день уже закончен, но Алексей Михайлович обычно уходил на полчаса позже. Можно спокойно поговорить. Рассказав о своих планах, в том числе и о разговоре с А.Д. Бердниковой, напрямую спросил, не будет ли мне препятствий со стороны райкома в поиске для себя подходящей должности по возвращении, то есть через полтора-два месяца.
– А почему ты думаешь, что такие препятствия могут быть? – спросил Ильин.
– Ну, как же, – говорю, – подобное ведь нередко случалось.
– К тебе у нас претензий нет, – возразил Алексей Михайлович. – Мы знаем тебя давно. Ты себя ничем не скомпрометировал. Оснований, чинить тебе какие-либо препоны, у нас нет…
После такого разговора я спокойно поехал в Казахстан увольняться. А вот дальше случилось неожиданное. Через некоторое время мне туда позвонил из Нефтегорска заведующий орготделом райкома В.Ф. Швейкин и сказал, что райком партии предлагает мне должность редактора районной газеты. Я, конечно, очень удивился.
– А как же, – спрашиваю, – другие претенденты?
– Они остаются на своих местах.
– Но ведь они ждут, надеются…
– Это не тебе решать, – нетерпеливо перебил Виктор Федорович. – Ты согласен, или нет? Что мне доложить Первому?
– Согласен, конечно, – растерявшись, нерешительно произнес я, – но очень уж это неожиданно и необычно…
Так, с 1 августа 1989 года я возглавил коллектив «Ленинского луча», став его пятым по счёту редактором. Это назначение явилось неожиданностью не только для меня, но для всей редакции, особенно же для двоих претендентов на должность редактора. И хотя на заседании бюро райкома, где меня утверждали, они выступили с одобрением моей кандидатуры и обещали помощь и поддержку в работе, все же случившееся для обоих было шоком, выбившим их из колеи. Оба срочно попросили отпуск без содержания на две недели «по семейным обстоятельствам».
Впоследствии жизнь всё расставит по своим местам. Почти через три года Антонина всё же станет редактором на пятнадцать лет (1992–2007). Это будет целая эпоха в жизни редакции и района, когда понятия «Бердникова» и «газета» сольются. В 2004 году, во время празднования юбилея Антонины, А.М. Ильин в своём поздравительном слове скажет: «Мы говорим «Луч» – подразумеваем «Бердникова», мы говорим «Бердникова» – подразумеваем «Луч». Но это будет потом. А тогда страсти кипели нешуточные…
Начинать в такой обстановке, оказавшись без вины виноватым, было нелегко. Так получилось, что «перешёл дорогу» сразу двоим. Но ведь, если бы назначили одного из них, другой бы так же обижался. Правда, уже не на меня. А пока два самых главных, ведущих специалиста редакции, оставили меня на две недели один на один с газетой. Бросили на произвол вместо обещанной поддержки. Удерживать их я не стал, так как понимал, что в таком состоянии им не до работы. Пришлось самому пускаться сразу, что называется, «с места в карьер». В разгаре была уборочная страда. Газета выходила три раза в неделю, задерживать её выпуск никак было нельзя. Райком партии следил за этим строго. Да и мы все знали, что газета, выпущенная с опозданием, уже не газета, а макулатура. Не мог же я начинать свою работу со срыва или несвоевременного выпуска очередного номера.
Вот тут-то мне особенно пригодились все навыки, приобретённые во время работы в газете ещё в молодости. Слава Богу, машина в редакции в это время была нормальная, УАЗ-469. Вооружившись фотоаппаратом, блокнотом и ручкой, я за один день буквально «облетел» полрайона, побывав в нескольких хозяйствах. И на полях у комбайнов, и на зернотоках, и в конторах. Словом, сумел встретиться со многими людьми, поговорить, записать, сфотографировать. Из этого получилось несколько репортажей, корреспонденций, заметок и фотоснимков. Но это только полдела.
Выполнив работу журналиста и фотокорреспондента, надо было поработать и за ответственного секретаря, и даже за работника типографии, изготавливающего фотоформы. Иными словами, самому же и макетировать газету, и нарезать фотографические клише для типографии. Кстати, нарезал я их на том же самом станке ЭГА (электронно-гравировальный автомат, очень похожий на токарный станок), который освоил 20 лет назад, когда редакция находилась ещё в Ветлянке. К счастью, ничего не забыл за прошедшие годы. А опыта и ответственности только прибавилось, поэтому выдержал «боевое крещение», справился с испытанием, хотя меня, образно говоря, фактически бросили в воду, как не умеющего плавать. Газета выходила в срок. Причём и содержание её было достаточно живым и актуальным. Райком партии претензий не имел.
БЕСПОКОЙНАЯ ДОЛЖНОСТЬ
На третий месяц после назначения редактором, в октябре 1989 года, меня направили в Саратовскую высшую партийную школу на двухнедельные курсы редакторов газет. Для дела эти курсы не имели никакого значения, свидетельств об их окончании не выдавалось, но отказаться от поездки было никак нельзя. Нас учили там «правильному взаимодействию» редакций с партийными органами в условиях перестройки. Я с удовлетворением убедился, что в нашем районе отношения райкома партии с редакцией давно уже строятся гораздо лучше и правильнее, чем те, которым нас пытались учить.
Через год, в декабре 1990 года, поехал в Москву на четырехнедельные курсы по «редактированию и развитию газетного дела» во Всесоюзный институт повышения квалификации работников печати (ВИПКРП). Эти курсы тоже практически были чистой формальностью. Нам объясняли идеологическую теорию и практическую политику перестройки. Пользы от этой учебы было мало, поэтому я запомнил только Москву того времени, с пустыми прилавками магазинов и талонами на продукты. Нам, приезжим, выдавалась специальная «карточка гостя» с фотографией, без которой ничего невозможно было купить.
Политическая перестройка в стране всё же кое-что меняла. И когда я ещё через год, в январе 1992 года, вновь поехал на двухнедельные курсы в Москву в тот же институт, он имел уже другое название – Всероссийский институт печати и массовой информации (ВИПМИ). В этот раз на курсы попросился сам, так как меня заинтересовала тема: «Религиозная тематика в современной печати». Официальные занятия на курсах не состоялись, во-первых, я думаю, из-за непривычного направления, во-вторых, из-за того, что они были платные. На них никто просто не приехал, кроме меня. Зато мне было предоставлено право встречаться и разговаривать со всеми, кто должен был нам преподавать. Таким образом, я целых две недели ездил по монастырям и храмам, беседовал не только с преподавателями, но и священнослужителями, и богословами. Побывал в Троице-Сергиевой лавре, в Даниловом и Новодевичьем монастырях, соборах московского Кремля, издательском отделе Московского патриархата, редакциях церковных газет и журналов. Так активно, плодотворно и полезно я ещё никогда время не проводил. Вернулся одухотворенным и обогащенным нетленным багажом новых духовных знаний.
В этот период, или чуть раньше, к нам в газету пришли работать две замечательные женщины, ушедшие на пенсию с основной работы: В.М. Асташкина – много лет бывшая секретарем райисполкома и В.Т. Сарычева – бывшая начальником планового отдела райисполкома. Две Валентины никогда в газете не работали. Но начинающими сотрудницами их назвать тоже было нельзя. Обе имели авторитет в районе и богатый опыт руководящей работы, досконально знали все предприятия, хозяйства, организации района и их руководителей, обладали удивительной работоспособностью и трудолюбием. Эти две энергичные пенсионерки для редакции были находкой. В их лице мы получили надёжную опору. Наша газета в 1990 году имела максимальный за свою историю тираж – почти 7,5 тысяч экземпляров. Валентина Михайловна и Валентина Тимофеевна быстро освоили особенности газетного слога. Они говорили потом, что никогда раньше не думали о той разнице, которую пришлось почувствовать между привычным деловым канцелярским языком и живым, лаконичным газетным стилем. При этом обе прекрасно понимали неуместность употребления лишних или неточных слов и выражений, которым не место было и в деловых бумагах.
За время работы редактором мне пришлось писать много и о многом. Всё запомнить, конечно, невозможно. Но бывают моменты, которые трудно забыть даже с годами. С Александром Максимовичем Штейнером мы знакомы были давно, но я не подозревал о его трудной, нечеловеческой жизни в лагерях с пытками и расстрелом, об его одиннадцати пулевых ранениях, его семейной драме, о чуде спасения. Результатом нашего долгого разговора стал очерк «Жизнь – испытание», опубликованный 12 апреля 1990 года в «Ленинском луче». В 2000 году администрация Нефтегорского района выпустила книгу «Память прошлого священна» – о реабилитированных узниках и жертвах сталинских репрессий. В сборник вошел и мой рассказ об А.М. Штейнере.
Незабываемое впечатление произвела на меня и встреча с известной ещё по учебникам личностью – Игорем Васильевичем Петряновым-Соколовым. Это случилось 21 ноября 1991 года в Москве, в Центральном Доме литераторов, во время моей поездки в столицу для участия в «круглом столе» по спасению Волги. После беседы с легендарным академиком, которому было уже 84 года, наша газета напечатала эксклюзивное интервью. До сих пор горжусь, что сумел-таки поговорить тогда один на один с величайшим из ученых с мировым именем.
29 февраля 1992 года под заголовком «Покровитель Покровки» я опубликовал большой рассказ об А.А. Аверине – уроженце Покровки. Александр Андреевич уехал из села в детстве и никогда в него не возвращался. Всю жизнь прожил в Москве, работал инженером на железной дороге, но не забывал о своей малой родине. Прожив долгую жизнь вдали от родного села, он до конца своих дней помогал односельчанам восстанавливать церковь, строить баню, открыть музыкальную школу. Очень интересовался жизнью района, просил всегда присылать ему нашу газету. Получив очередной номер со статьёй о себе, был очень растроган, прислал мне благодарственную телеграмму…
Работа редактора сама по себе, в силу своей специфики, предполагает активное участие в общественной жизни района. Тем не менее, кроме своих должностных обязанностей, приходилось выполнять и другую общественную работу. Я был членом исполкома районного Совета народных депутатов и председателем городского общественного комитета по экологии (при горсовете). Вопросами экологии заниматься мне особенно нравилось. Эта тема была актуальной для Нефтегорского района. Наша газета публиковала массу материалов по этой проблематике, в том числе моих. Мы активно сотрудничали с районным комитетом по охране природы и центром санэпиднадзора. Кроме того, я принимал участие в работе экологических форумов в различных городах страны. Начал с посещения экологической акции «Дни Волги-90» в Нижнем Новгороде. Через год там же присутствовал уже на акции «Дни Волги-91». В том же году в июне летал на самолете в Астрахань для участия в работе экологического парламента Волжского бассейна, а в ноябре ездил в Москву на «круглый стол» по спасению Волги. Все эти поездки давали исключительно богатый материал для газеты.
Не могу не вспомнить ещё об одном событии, произошедшем тоже в 1991 году. Только связано оно не с экологией, а с политикой. Это «августовский путч» или переворот, когда президента СССР М.С. Горбачева не выпускали из Крыма и принуждали отречься от власти по «состоянию здоровья», а созданный на скорую руку ГКЧП (Государственный Комитет по Чрезвычайному Положению) собирался управлять страной. Хотя эта заваруха случилась далеко от нас и продолжалась всего 3–4 дня, всё же она коснулась и нашего района, и нашей газеты, и лично меня. Мы тогда почувствовали прямо-таки дыхание 1937 года.
Председатель райисполкома А.А. Анисимов, получив указание сверху, собрал на экстренное совещание всех руководителей района. Объявил о введении в стране чрезвычайного положения, об ужесточении, в связи с этим, контроля за работой всех предприятий и организаций, о введении цензуры в средствах массовой информации, в частности, о своём личном контроле за выпуском нашей районной газеты.
Об этом совещании мы дали в газете короткое сообщение, да ещё напечатали заметку ветерана войны В.И. Фомина, в которой он написал, что одобряет вводимые строгости, что давно пора навести в стране порядок. И за это совещание, и за эту коротенькую заметку, позже пришлось мне держать ответ. Доказывать, что я не заговорщик, не член ГКЧП, что публикация письма ветерана только подчёркивает демократические завоевания, свободу слова в печати и плюрализм мнений.
Слава Богу, вскоре «наверху» всё же одумались и дали команду прекратить поиски и преследования на местах «сторонников ГКЧП» с неизбежными в таких случаях доносами и оговорами друг друга, очень живо напомнившими сталинские репрессии. Но несколько неприятных дней и процедур с допросами нам пережить всё же пришлось. Дело в том, что сразу после провала «августовского переворота», указание сверху получил уже прокурор, который стал вызывать к себе всех участников чрезвычайного совещания в райисполкоме. Он заставлял их писать объяснения о своём участии в этом совещании, на котором, кстати, сам тоже был. При этом оказывал и давление, давая понять, что надо обвинить председателя райисполкома и председателя райсовета. Моё объяснение ему не понравилось. Он спросил, почему я выгораживаю А.М. Ильина, который как раз и был председателем райсовета.
- Как же так, Сергей Александрович, - с подчёркнутой вежливостью обратился он ко мне, - Вы, интеллигентный, образованный человек, а пишете неправду…
– Но я не слышал от Алексея Михайловича слов поддержки в адрес ГКЧП, поэтому не могу написать то, чего он не говорил. А что слышал, то и написал.
«Произошло событие, – говорил Ильин на том злополучном совещании, – которого многие ждали. Но это вовсе не значит, что все этого хотели». И дальше сказал о том, что в такой обстановке важно не растеряться, не запаниковать, а постараться спокойно и чётко выполнять свои обязанности. Это были, пожалуй, самые правильные, самые подходящие на тот момент слова. Из них нельзя было сделать однозначного вывода ни об одобрении, ни об осуждении действий ГКЧП. Они просто констатировали создавшуюся ситуацию. А.М. Ильин – достаточно мудрый и искушённый человек, знающий цену словам и умеющий осторожно с ними обращаться.
СЛОВО О СЛОВЕ И О ГАЗЕТЕ
Работа в газете, кстати, тоже учит осторожному, умелому обращению со словом. Пишущий человек приучается мыслить, тщательно подбирать и взвешивать слова. Он всегда должен помнить пословицу: «Что написано пером – не вырубишь топором». Ведь словом можно ранить, можно даже убить. За правило следует считать и другую поговорку: «Слово – серебро, а молчание – золото». Каждое слово должно быть употребляемо строго в дело, то есть быть не пустым, а весомым, значимым и уместным. Настоящим серебром, расплачиваясь которым любой купец сначала крепко подумает и не один раз приценится. В этом смысле вполне подойдет и принцип: «Семь раз отмерь – один раз отрежь».
«Вначале было Слово, – сказано в Евангелии от Иоанна, – и Слово было у Бога, и Слово было Бог. Оно было вначале у Бога. Всё через Него начало быть, и без него ничто не начало быть, что начало быть. В Нём была жизнь, и жизнь была свет человеков». Здесь говорится о том, что Бог сотворил мир Словом. Здесь Словом названо второе лицо Святой Троицы. Здесь Словом назван сам Бог! Вот что такое Слово!
Слово – дар Божий. Человек, в которого Бог вдохнул «дыхание жизни» или Дух, тем и отличается от животных, что имеет этот дар. То есть способность мыслить, излагать свои мысли и общаться с себе подобными. Поэтому пользоваться драгоценным даром Божиим нужно бережно, обдуманно, благоговейно. Следует избегать пустословия. «За каждое праздное слово ответите», – предупреждает нас Господь Иисус Христос. А тем более, если слова наши не просто праздные, то есть пустые, ничего не значащие, а ещё и связаны с осуждением кого-то, оскорблением, обвинением, унижением. Даже всякого рода предположения должны высказываться очень аккуратно и осторожно, особенно если они бездоказательны и необоснованны.
Всё вышесказанное в особой степени относится к газетным публикациям, то есть к печатному слову, которое уже «не вырубишь топором». Газета на протяжении веков является основным и главным средством массовой информации населения. Само это слово – итальянского происхождения. Газетами назывались мелкие монеты, которыми расплачивались в Венеции за сводку новостей ещё в XVI веке. Именно новости и другая нужная народу информация, по моему глубокому убеждению, должны быть содержанием газеты. Поэтому я никогда не любил никаких художественных домыслов и вымыслов. Считал, что в газете им не место, что это не газетный жанр. Всяких там заметок фенолога и прочей подобной дребедени, претендующей на роль «художественной зарисовки», в газете просто быть не должно.
На мой взгляд, газета должна быть полезной и правдивой. Она должна поднимать и обсуждать проблемы, вызывающие общественный интерес. Если, конечно, интерес этот не достигается дешёвыми приёмами, типа «жареных» фактов, обнаруженных при копании в грязном белье. Сейчас, к сожалению, во многих газетах пишут всё, что угодно, не задумываясь даже об элементарной грамотности, допуская массу грамматических ошибок, не говоря о содержании, которое часто бывает безнравственным и пошлым. Есть даже такие газеты, которые газетами назвать нельзя, которых просто не должно быть. Они не только не полезны, но и вредны! Но они, к сожалению, есть!
На Руси первая печатная газета «Ведомости» начала выходить при Петре I. От нынешних изданий она отличалась и размерами, и шрифтом, и оформлением, и слогом. И писали петровские «Ведомости», конечно, о самом насущном. Русский народ переживал тогда тяжелые последствия Нарвского сражения 1700 года со шведами, когда наша армия потеряла почти всю артиллерию.
Именно поэтому первый же номер газеты от 2 января 1703 года сообщает россиянам важную, успокаивающую новость: «На Москве вновь ныне пушек медных, гаубиц и мортир, вылито четыреста,… а меди ныне на пушечном дворе, которая приготовлена к новому литью, более сорока тысяч пудов лежит».
Вторая статья о науке, которую Петр в России старался развивать: «Повелением его величества московские школы умножаются, 45 человек слушают философию и уже диалектику окончили. В математической штурманской школе больше 300 человек учатся и добре науку приемлют».
Третья статья о развитии экономики: «Из Казани пишут, на реке Соку нашли много нефти и медной руды, из той руды медь выплавили изрядно, от чего чают немалую быть прибыль Московскому Государству».
Далее газета сообщает о международных отношениях: «Из Персиды пишут. Индейский царь послал в дарах великому Государю нашему слона и иных вещей немало. Из града Шемахи отпущен слон в Астрахань сухим путём».
В следующем сообщении говорится о приросте населения: «На Москве ноября с 24 числа по 24 декабря родилось мужеска и женска полу 356 человек».
И так далее – вся газета – строго о деле. Не об интимной жизни актёров и певиц, а о самом важном в жизни могучего и стремительно развивающегося Русского государства. Об этом не мешало бы помнить многим издателям нынешних газет. Не всё в старину было плохо. Не грех и пример взять. А не способствовать своей деятельностью разложению человеческих душ и воспитанию в массах аморфности, равнодушия и безучастности ко всем проблемам современной жизни.
День выхода первого номера петровских «Ведомостей» – 13 января по новому стилю – теперь является праздником российской прессы, днем её рождения. Интересное и знаменательное совпадение: 13 января – день и моего рождения. И хотя я давно не редактор, всё же в этот день для меня всегда двойной праздник. Я с теплотой вспоминаю всех газетчиков, многих из них поздравляю и желаю успехов в их нелёгком и ответственном труде.
Часть 2. ЦЕРКОВЬ
НЕФТЕГОРСК
Память часто возвращает меня в далёкие годы молодости, когда я впервые приехал в Нефтегорск. Это было 22 августа 1966 года. В тот же день был принят на роботу в редакцию районной газеты. В Нефтегорске прожито тридцать незабываемых лет. Это не только большой отрезок жизни. Это её главная, определяющая часть. Здесь у меня появилась семья, и выросли дети. Здесь началась моя трудовая биография, и проходило основное испытание жизнью. Здесь накоплен богатейший жизненный опыт и произошло, наконец, моё становление, как личности. Поэтому я так благодарен этому небольшому молодому городку.
Нефтегорск основан в 1960 году. Эта дата обозначена при въезде в степную обитель нефтяников. По рассказам старожилов, на чистые поля между сёлами Кулешовкой и Семёновкой, в 1959 году начали завозить строительные материалы. Строительство шло в 1960 году. Первые дома (сразу три) заселялись в январе 1961 года. Анна Николаевна Чехановская, всю жизнь проработавшая в регистратуре Нефтегорской больницы, запомнила, что это было 21 января и что первыми домами были шестой, девятый и четырнадцатый микрорайона «А». С этого дня степная стройка ожила и огласилась человеческими голосами, в том числе детскими. Здесь поселились десятки семей. В шестом доме (с торца) сразу открыли магазин с товарами повседневного спроса. Фактически это был небольшой универмаг, в котором продавалось всё от спичек и хлеба до посуды, одежды и других предметов хозяйственного и культурного назначения. Нефтегорск начал жить. Впоследствии тот магазин назывался «Книги», «Сельхозпродукты», затем ещё как-то. Названия его в последние годы менялись часто.
Ко времени моего приезд прошло пять лет после заселения первых новосёлов. За эти годы быстрыми темпами были построены уже десятки домов. Полностью был готов микрорайон «А», застроенный четырёхэтажными «хрущёвками», и нескольких пятиэтажных домов микрорайона «Б» (с угла напротив рынка). Некоторые нежилые объекты микрорайона «А» строились позже, уже при мне. В первую очередь это единственное в микрорайоне пятиэтажное здание учебного комбината, в котором вначале открыли школу № 2. Затем в нём был нефтяной техникум и профтехучилище. Потом рядом со столовой построили детсад № 5, а напротив него (через дорогу) клуб «Юность», переоборудованный после строительства Дворца культуры в детскую спортивную школу. Здание универмага на территории микрорайона «А» (угол проспектов Победы и Нефтяников) и стадион тоже были построены позже.
Единственным объектом культуры был кинотеатр «Факел». Но он не был приспособлен под танцы, поэтому на месте детсада № 5, в начале 60-х годов стоял так называемый «молодёжный клуб». Это было временное и очень нелепое сооружение из железобетонных плит, построенное по требованию молодёжи без всякого проекта, на скорую руку, лишь бы можно было устраивать в нём танцы, на которых молодёжь могла знакомиться, встречаться и создавать новые молодые семьи. После строительства настоящего современного клуба «Юность» это странное сооружение, в течение нескольких лет скрашивавшее культурный досуг первых нефтегорцев, было разобрано, уступив место под строительство пятого детского сада.
Первый приезд в Нефтегорск запомнился мне огромной белоснежной горой щебёнки на месте нынешнего сквера у автостанции перед стадионом, которого тогда ещё не было. Шли работы по асфальтированию дорог и тротуаров по всему посёлку. Но территория вокруг автостанции долго оставалась не асфальтированной. Весной и осенью здесь было сплошное грязное месиво. Грязь глубокая и густая. Пройти на автостанцию можно было только в резиновых сапогах, а подъехать к ней только на мощном вездеходе. Колёса вязли до осей. С этой площадки нас утром увозили на работу в Ветлянку, а вечером привозили обратно. Приехав на работу, прежде чем войти в редакцию, мы обязательно у входа мыли ноги, то есть сапоги. А вечером, вернувшись с работы, при выходе из автобуса, сначала примеривались как бы поудачнее спрыгнуть с подножки, чтобы попасть в такое место, где грязь не очень глубокая.
Здесь же, рядом с автостанцией, было и первое место моего проживания в городке нефтяников. В угловом доме № 8 микрорайона «А» (где молочный магазин) я жил на квартире у тёти Маруси Ронжиной с сентября 1966 до апреля 1967 года. Второй подъезд, четвёртый этаж, квартира № 28. Из окна ночью открывался индустриальный пейзаж — чудесный вид на заводы, освещаемые заревом горящих факелов. Это действительно было очень красиво. Особенно зимой. Необычным светом сияет покрытая снегом земля, а небо искрится сверкающим инеем…
В апреле 1967 года я уволился из редакции, и уехал в Куйбышев. Работал на АТС-6, учился в пединституте. В Нефтегорск вернулся в январе 1969 года. Жить стал в общежитии № 1, комната 28, работал в редакции объединённой газеты «Нефтяник», затем снова в «Ленинском луче».
В декабре 1969 года женился на Баранёнковой Клавдии Николаевне. Родом она из Пензенской области, а работала в Куйбышеве на Центральном телеграфе бригадиром аппаратного цеха. Поженившись, первый год снимали комнату у Егоровых, проживающих в доме с телеграфом, где жена стала работать старшей телеграфисткой. В этом доме по ул. Буровиков, 15 в те годы располагались все средства связи. Сейчас в нём магазины.
Мы вырастили троих детей, имеем четверых внуков. Для них Нефтегорск – родной город – малая родина. Наша семья проживала в Нефтегорске поочерёдно по четырём адресам. Первую квартиру - дом 9-Б, кв. 38, двухкомнатную, на первом этаже (сейчас это ул. Школьная) получили в 1971 году после рождения двух дочек-близняшек. Вторую квартиру нам дали в 1977 году, трёхкомнатную, на четвёртом этаже дома 11-Г, кв.63 (проспект Победы). Третью в 1984 году, четырёхкомнатную, на третьем этаже дома 16-Г, кв. 6 (Молодёжная, 22). Четвёртая в 1994 году, двухкомнатная, на первом этаже, ул. Рабочая, 9, кв.15 (микрорайон В).
Первые годы (лет пятнадцать) в Нефтегорске улиц не было, а только микрорайоны. Когда появились улицы, то проспект Победы сначала несколько лет назывался проспектом Строителей.
ПРИХОДЫ В НЕФТЕГОРСКЕ И УТЁВКЕ
Я очень трепетно относился к религии, особенно к православной вере. В самом начале моей деятельности на посту редактора районной газеты, в Утёвской церкви возобновились богослужения. Я с волнением и радостью, как на крыльях, поехал на первую службу. Это было вечером 26 сентября 1989 года, накануне праздника Воздвижения Креста Господня. Потом об этом в газете была моя статья «Открыта церковь в Утёвке». Возглавлял службу отец Николай Фомичёв – протоиерей Покровского собора из Куйбышева (Самары). С ним служил и молодой батюшка – отец Анатолий Копач, который со своей матушкой Ольгой был назначен в Утёвку на постоянное место службы.
Так я познакомился с отцом Анатолием – настоятелем Утёвской Свято-Троицкой церкви. Вскоре мы подружились, так как периодически встречались и беседовали на различные темы, я помогал ему, чем мог, он приезжал к нам в редакцию. Позже он меня крестил (12 марта 1992 года), а потом и венчал (18 мая 1994 года). И вообще это был первый священник в моей жизни, с которым пришлось общаться. До него я живых священников никогда не видел, только в кино.
Я был счастлив, что крестился и венчался в родной, Утёвской церкви, которую с детства видел только со стороны и всегда закрытой. Конечно, я ничего не знал тогда о Григории Журавлёве – уникальном иконописце, не имеющем рук и ног, и расписавшим Утёвскую церковь, держа кисть в зубах. Уже в Новокуйбышевске я познакомился с А.С. Малиновским – писателем и академиком, уроженцем Утёвки, а значит и моим земляком. Перу Александра Станиславовича принадлежит прекрасная повесть «Радостная встреча» о Григории Журавлёве и Утёвском храме. Мы неоднократно встречались с А.С. Малиновским, обменивались книгами. Он помогал нашему Приходу в Новокуйбышевске. Я был на его творческом вечере в Окружном Доме офицеров в Самаре. Поздравил, благословил и подарил икону «Господь Вседержитель». Это было 12 марта 2002 года. Во времена моего детства село Утёвка была нашим районным центром, поэтому её я тоже считаю своей родиной.
К сожалению, быть прихожанином Утёвской церкви, проживая и работая в Нефтегорске, не получилось. Поэтому я очень обрадовался, когда у нас в Нефтегоске в 1992 году организовался православный приход в честь великомученицы Варвары. Я был на организационном собрании, где избирался приходской совет и тоже написал об этом историческом событии статью в газету. Но членом «двадцатки» быть отказался, так как посчитал, что в силу своей занятости не смогу уделять приходу много сил и внимания. Зато прихожанином стал довольно усердным и старался церковных служб не пропускать.
Под церковь в Нефтегорске сначала оборудовали бывший кинотеатр «Факел», где службы проводились до постройки нового храма в 2005 году. Первым священником был отец Алексий Лабутин (ныне архимандрит Вениамин). С отцом Алексием мы тоже быстро нашли общий язык. Встречались и беседовали и помимо церковных служб. Я к этому времени был уже не редактором газеты, а начальником узла связи. Чем мог, помогал приходу. Давал машину для поездки в Самару за свечками и церковной утварью, сам неоднократно привозил из епархии то духовную литературу, то иконы. Бесплатно установили в церковь телефон. Плату не брали даже за междугородные разговоры. Выделили для прихода кое-какую мебель по возможности. Предоставили отцу Алексию возможность регулярно выступать с проповедями и беседами по районной радиотрансляционной сети.
ЖАЖДА ИСТИНЫ
Ещё в древности писатель-богослов Тертуллиан сказал, что «душа каждого человека по природе христианка». Действительно, с детства не зная ничего о Боге, я смутно чувствовал какое-то внутреннее волнение и необъяснимую тягу к Небу. Икон у нас в доме не было. Никаких разговоров о Боге, о вере и о религии никогда не велось. Я был пионером и комсомольцем и искренне считал, как нам тогда внушали, что мы самые счастливые люди на земле.
И только взрослея, начал понимать, что чего-то не хватает, что-то в жизни не так. Если Бога нет, а Библия – это сказки, то почему же эти сказки нигде нельзя приобрести и почитать. Почему эта книга «вредная»? Почему религия – дурман и «опиум»? Какая в них таится опасность?
Решил подойти к этому вопросу с другой стороны – изучать религию по атеистической литературе. Коммунистическое издательство политической литературы «Политиздат» выпускало в то время большую серию книг под общей рубрикой «Библиотека атеистической литературы». Это были десятки интересных книг, из которых я узнал и содержание Библии, и историю христианской Церкви, и труды святых отцов, и много самых различных сведений по религиозной философии и богословию.
Захожу, бывало в книжный магазин и спрашиваю:
- Что нового по атеизму?
- Вот, пожалуйста, - отвечают, - новые книги: «Библейские истории», «Жизнь Иисуса», «Сказания евангелистов», «История русской церкви».
Ещё больше книг было в библиотеках, где меня всегда радушно встречали:
- Мы Вам всегда рады! Сейчас мало кто интересуется такой литературой.
- А есть у вас «Книга о Библии», автор И. Крывелёв? – спрашиваю.
- Конечно! Она давно не переиздавалась, но у нас есть. Ещё есть «Библия для верующих и неверующих», «Христианская церковь», «Апостол Павел» и много других…
Неожиданным для меня оказалось то, что не всегда удавалось достать нужную книгу, хотя политическая литература не была тогда дефицитом. Значит, во-первых, не я один интересовался «атеистической» литературой; во-вторых, тираж её был ограничен. Руководство партии понимало, что это всё-таки распространение знаний о религии, а не только борьба с ней.
Проводимые лекции по атеизму тоже давали обратный эффект. Вместо агитации против религии, они лишь подогревали интерес к ней. На таких лекциях люди всегда оживлялись, задавали множество вопросов, спрашивали, где можно об этом почитать подробнее и почему у нас не хватает интересных книг по атеизму.
Помню возмущение заведующего отделом пропаганды и агитации райкома партии:
- Опять областного лектора по атеизму прислали! Неужели они там не понимают, что от этих лекций только вред!?
Такие лекции я тогда мечтал читать и сам, но не довелось. Мне поручали чтение лекций только о международном положении.
Зато, работая редактором районной газеты «Ленинский Луч» – органа Нефтегорского райкома КПСС (Коммунистической партии Советского Союза), стал регулярно печатать статьи о церковных праздниках и на другие темы церковной жизни. Правда, пришлось делать это под рубрикой «Беседы атеиста». Но это никого не смутило и все поняли ситуацию правильно. Люди писали и звонили в редакцию, благодарили, что «наконец-то газета стала писать и для верующих» и вообще просвещать народ в вопросах церковной жизни.
Первый секретарь райкома партии вызвал меня «на ковёр»:
– Ты что делаешь?! Забыл, что являешься редактором партийной, а не церковной газеты?
– Но там же рубрика «Беседы атеиста», – отвечаю.
– Ты меня-то хоть не пытайся одурачить! Атеиста в твоих статьях днём с огнём не найдёшь. Зато агитацию за церковь невооружённым глазом видно…
Секретарь, конечно, был прав. Но я продолжил публикацию до завершения годичного круга православных богослужений. Всего в течение года было напечатано более двух десятков «церковных» статей.
ДРУГ ДУХОВНЫЙ
29 сентября 2020 года не стало знаменитого и любимого всеми самарцами священника, известного служителя Божия, незаменимого проповедника. Не стало моего духовника, наставника и давнего друга протоиерея Иоанна Гончарова (31.08.1946 – 29.09.2020). Батюшка преставился на 75-м году жизни во время чтения домашних утренних молитв. Нет смысла говорить о величине или тяжести понесённой потери. Она невосполнима и не поддаётся никакому измерению. Нелегко найти и замену тому, кто всегда мог дать нужный совет, поддержать, и помочь в трудную минуту. Мы обещали молиться друг за друга и в этой, и в будущей жизни.
Наша многолетняя дружба началась в конце 1993 года в Нефтегорске, где я жил, работал, и был прихожанином Свято-Варваринской церкви. 17 декабря во время престольного праздника (на Варвару) я, как обычно, был в храме. Службу возглавлял знаменитый протоиерей Иоанн, бывший в то время настоятелем Покровского кафедрального собора в Самаре. Его уже тогда называли Самарским Златоустом за чудный дар проповедника. Но я в тот день видел его впервые. И сейчас с трепетом вспоминаю момент нашего знакомства.
После Божественной Литургии настоятель храма отец Алексий Лабутин (ныне архимандрит Вениамин) пригласил меня на праздничную трапезу, как активного помощника и прихожанина. За столом шёл разговор на духовные темы. Я принимал в нём самое живое участие. Отец Иоанн обратил на меня внимание и по окончании обеда подошёл ко мне.
- Простите, как вас зовут? – спросил он.
- Раб Божий Сергий, - ответил я, - но вообще-то Сергей Александрович.
- Сергей Александрович, я очень рад знакомству и приятно удивлён наличием такого помощника у отца Алексия.
- Спаси Господи, батюшка!
- Приглашаю вас к себе - и в собор, и домой. В любое время. Запишите адрес и телефон. Звоните, приезжайте. Не стесняйтесь…
Так началось наше регулярное общение, продолжавшееся 27 лет. Позже ему тоже пришлось послужить в Нефтегорске. Потом был настоятелем Вознесенского собора в Самаре, Казанского храма в селе Новый Буян. В последние годы вновь служил в Вознесенском соборе, где теперь и упокоился.
Последний раз мы виделись 18 июля. Это был мой День Ангела. Он обещал, не смотря на болезнь, приехать, во что бы то ни стало. И слово своё сдержал. Отслужили мы вдвоём Литургию, причастились. Не думали, что больше не увидимся. С Днём рождения 31 августа я поздравил его только по телефону. И это был наш последний разговор. 11 сентября в День Ангела не получилось поздравить его даже по телефону.
Многие годы мы довольно часто встречались. Исповедовались друг другу, обсуждали наболевшие вопросы и церковные проблемы. Нас связывала многолетняя духовная дружба. Более того, мы стали духовниками друг друга. По возрасту практически ровесники (он на год старше), характерами очень схожи, взглядами близки – мы одинаково мыслили. И всё-таки он был старше. И не столько по возрасту. Инициатива очередной встречи, как правило, исходила от него.
- Алло! – раздавался в трубке его голос, – Отец Сергий, благословите!
- Бог благословит вас, батюшка! Меня благословите, грешного!
- И вас Господь благословит. Не пора ли нам встретиться...?
Именно отец Иоанн приложил все старания, чтобы я тоже стал священником. Сначала мы просто разговаривали, долго и часто. Я работал директором районного узла электросвязи в Нефтегорске. Практически каждую неделю бывал в Самаре по долгу службы. И использовал такую возможность не только для помощи приходу, но и для встреч с отцом Иоанном. Он уже тогда начал высказывать пожелание о принятии мной духовного сана.
По его рассказам я знал, каким нелёгким был его собственный путь к священному сану. Когда, по окончании школы, он хотел поступить в духовную семинарию, началось невообразимое. В первую очередь досталось директору школы и классному руководителю, которых исключили из партии и сняли с работы за то, что «проглядели» одного из лучших учеников, заразившегося чуждой идеологией. Самого «виновника торжества» срочно призвали в армию, хотя он был освобождён по медицинским показаниям. Надеялись, что армия «дурь-то из него выбьет». А он все три года армейской службы носил крестик, пряча его во рту во время проверок. И после службы всё же поступил в семинарию, а затем и в духовную академию.
Как бы долго не продолжались наши разговоры, всегда казалось, что они заканчивались слишком быстро. Времени не хватало. Мы не успевали обсудить самого главного. Поэтому я написал о себе большое письмо-исповедь, в котором рассказал всю свою жизнь, изложил все вопросы и сомнения. При очередной нашей встрече я оставил отцу Иоанну большую рукопись. Мобильных телефонов тогда ещё не было. Мне оставалось только терпеливо ждать реакции батюшки. Через несколько дней (это было в апреле 1994года) он ответил мне по почте очень коротко: «Письмо Ваше прочёл и очень хочу Вас увидеть, или, по крайней мере, услышать. Позвоните. Вы мне понравились…»
И тут произошло чудо! Отца Иоанна (к моему великому изумлению и радости) перевели временно служить в Нефтегорск! Дело в том, что в Самаре в 1994 году открыли Епархиальное Духовное училище, которое затем через три года будет преобразовано в Духовную Семинарию. Отца Алексия Лабутина, служившего на приходе в Нефтегорске около двух лет, перевели в Самару инспектором Духовного училища. А приход великомученицы Варвары в Нефтегорске временно поручили отцу Иоанну Гончарову, который и прослужил там целых 10 месяцев - с ноября 1994 до сентября 1995 года
Тут уж наши с ним встречи и беседы стали ещё более частыми и содержательными. Проходили они обычно после церковных служб, ни одну из которых я не пропускал. В ходе этих разговоров я неоднократно исповедовался. Мы досконально обсудили мою жизнь «от» и «до». Я понимал, что быть священником страшно. Это очень высокое служение. Стоять у Святого Престола не каждый достоин. А я кто такой? Недостойный грешник. Да и немолод уже, 47 стукнуло. Не поздно ли так круто менять жизнь?
Отец Иоанн умел убеждать, но я не решался долго. Шесть месяцев общались мы в Нефтегорске после каждой службы. Наконец, он окончательно убедил меня, сказав:
– Совсем безгрешных людей не бывает. Главное, нет канонических препятствий для твоего рукоположения. Нужно согласие владыки, а в первую очередь твоё согласие. Рекомендацию я дам. Пойми, а вдруг на месте, предназначенном тебе Господом, окажется действительно недостойный. И только потому, что ты не захотел. Чем тогда оправдаешься перед Богом?
Чтобы принять окончательное решение я всё же не стал торопиться. Посоветовался с мамой и получил её благословение. А вскоре, 17 марта 1995 года, она умерла. После её похорон и сороковин начался мой путь в Новую жизнь, продолжающийся более четверти века. Почти все эти годы я прослужил в Новокуйбышевске настоятелем Свято-Серафимовского храма.
Иногда меня спрашивают, почему я стал священником? Неужели на самом деле верю в Бога? Или у меня зарплата увеличилась, или отпуск стал длиннее? И когда слышат в ответ, что зарплата стала меньше, чем на прежней работе, а отпусков вообще практически не бывает, то искренне удивляются и не понимают: «Тогда почему же?!», тем более, что с предыдущей должности не выгнали, а никак не хотели отпускать.
Я не знаю, как отвечать на эти вопросы. Да и можно ли объяснить это тем, кто, кроме материальной выгоды, ничего не понимает? Христос сказал, что Его Царство – не от мира сего. Священник – это служитель Христов. Священство – это служение Истине. Это не просто другой этап в жизни, это совершенно другая жизнь…
Поминая в молитвах своего наставника и духовника, я обращаюсь и к нему: «Отче Иоанне, вспомним наше обещание молиться друг за друга и в земной жизни, и в вечной. Царство тебе Небесное! Да упокоит Господь душу твою в селениях праведных. Помолись и обо мне грешном, ведь ты теперь ближе к Богу».
УГОДНЫЙ БОГУ ЧЕЛОВЕК
Профессор Самарского государственного технического университета, доктор технических наук, академик Российской инженерной академии, заслуженный изобретатель России, почётный нефтехимик СССР Александр Станиславович МАЛИНОВСКИЙ (20.02.1944 – 26.11.2017) родился в селе Утёвка Нефтегорского района Самарской области. Окончил Куйбышевский политехнический институт по специальности «инженер химик-технолог». Прошёл путь от рабочего до генерального директора крупных нефтехимических заводов.
Член Союза писателей России, лауреат Всероссийских литературных премий «Русская повесть», им. А. Толстого, им. И. Шмелёва, им. П. Ершова, лауреат губернской премии в области литературы и искусства Александр Станиславович Малиновский является автором более десятка книг прозы и трёх поэтических сборников. Награждён Почётным знаком «За труд во благо земли Самарской».
Трудно поверить, но и в первом, и во втором абзаце говорится об одном и том же человеке. Удивительно, как могут сочетаться таланты маститого учёного и писателя, крупнейшего руководителя и поэта? Возможно, здесь кроется какой-то секрет? Да, секрет есть. Чтобы понять это, мне придётся начать с момента нашего знакомства с А.С. Малиновским…
В один из солнечных сентябрьских дней 1997 года в кабинете генерального директора завода раздался звонок:
- Алло! Александр Станиславович! Здравствуйте! С вами говорит священник Свято-Серафимовского храма и ваш земляк отец Сергий Усков. Не могли бы мы встретиться?
Через некоторое время удивлённый и заинтригованный Малиновский нашёл меня в церкви. Из телефонного разговора он не совсем понял фразу о земляке-священнике, а лично знакомы мы пока ещё не были.
- Вы помните Нефтегорскую районную газету «Ленинский луч», которая теперь называется просто «Луч»? – спросил я Александра Станиславовича.
- Конечно, помню! Я же не один год сотрудничал с этой газетой, регулярно посылал туда свои заметки и рассказы.
- Тогда позвольте представиться: перед вами бывший главный редактор той самой газеты. И я прекрасно помню все ваши статьи и материалы, которые мы печатали.
- Так вот почему мы земляки, - сказал Малиновский, - вы тоже из наших краёв.
- Да, я тоже родом из Утёвского района, хотя и не из самой Утёвки, как вы. Да и моложе вас на четыре года. Вот и не пересекались наши пути-дороги. Видно, всему своё время…
А позвонил я тогда А.С. Малиновскому вот почему. В августе 1997 года меня, священника, перевели служить в Новокуйбышевск, где строился новый храм, первый за всю историю города. И как же мне приятно было узнать, что самым активным помощником в строительстве был он – наш Малиновский. Он первым из руководителей предприятий города помог храму деньгами, на его заводе были сделаны сияющие кресты для куполов, изготовлено много подсвечников. Постоянно помогал транспортом, техникой, материалами, рабочими. Всего не перечислить.
Не случайно Патриарх Московский и всея Руси Алексий Второй в 2000 году удостоил А.С.Малиновского высокой награды Русской Православной Церкви – медали преподобного Сергия Радонежского 1-й степени. Наш владыка Сергий – епископ Самарский и Сызранский ( ныне митрополит Самарский и Новокуйбышевский) – в свою очередь удостоил высокой чести меня, благословив вручить Александру Станиславовичу столь высокую награду от имени Патриарха, что я и исполнил с великой радостью. А в 2001 году наш доброхот и благостроитель был награждён памятной медалью Свято-Серафимовского храма.
На творческом вечере А.С. Малиновского в окружном Доме офицеров в Самаре (12.03.2002) я сердечно поздравил его, благословил иконой «Господь Вседержитель», подарив этот образ на молитвенную память и пожелав творческих успехов во славу Божию.
Александр Станиславович всегда был желанным гостем в нашем храме, куда он часто приходил, особенно любил бывать на наших храмовых или престольных праздниках в день памяти преподобного Серафима Саровского.
Первым его литературным произведением, поразившим меня, была повесть «Чёрный ящик». Дело в том, что перед тем, как стать священником, я был начальником Нефтегорского районного узла связи. И, как руководитель, на собственном опыте испытал все трудности тогдашнего «перестроечного» времени, тех незабываемых лет, названных впоследствии «лихими 90-ми». Хотя предприятия, которыми руководили я и А.С.Малиновский совершенно не сопоставимы ни по профилю, ни по масштабам, вопросы и проблемы были те же, буквально «один в один». Именно поэтому повесть «Чёрный ящик» я читал самозабвенно, с удивлением. Казалось, что я сам это написал.
Потом были «Зелёный чемодан», «Колки мои и перелесья», в которых я узнавал свои родные уголки, деревенское детство, студенческую юность. Каждую выходившую книгу я ждал и с удовольствием сразу её прочитывал. И в каждой обязательно находил что-то своё, родное. Все прошедшие 20 лет со дня нашего знакомства я внимательно следил за творчеством писателя, стал, наверное, самым верным его читателем, поскольку не пропустил ни одного произведения. В них раскрывается душа читателя навстречу раскрытой душе писателя. Они пропитаны любовью к человеку, к своей малой родине, к Отечеству. Они призывают к поиску высшей Истины и смысла жизни.
Древний христианский писатель Тертуллиан говорил, что душа каждого человека по природе своей христианка. Эти слова особенно подходят Малиновскому. Они характеризуют его. Его душа стремится к возвышенному. Его произведения призывают к свершению добрых, богоугодных дел.
Много лет Александр Станиславович занимался изучением жизни Г.Н. Журавлёва – самоучки-живописца из с. Утёвки, от рождения не имевшего ни рук, ни ног. Повесть «Радостная встреча» об этом удивительном иконописце, расписавшем Утёвский храм Святой Троицы и написавшем множество разных икон, уже не один раз переиздавалась. Каждое последующее издание обязательно дополнялось новыми сведениями и фактами из жизни Григория Николаевича. Тема эта неисчерпаема. Не случайно автор был обречён работать над ней пожизненно. Ведь никогда нельзя быть уверенным в том, что найдено абсолютно всё и ждать больше нечего. Доказательством тому служит уже седьмое издание этой книги, вышедшее в 2021 году.
Возможно (дерзну предположить), что со временем уникальный Утёвский иконописец, державший кисть в зубах, будет прославлен Русской Православной Церковью (причислен к лику святых). А для этого обязательно составляется «житие» святого, то есть описание его жизни. И здесь, несомненно, не обойтись без трудов Малиновского.
Мне довелось, хоть и в малой степени, быть сопричастным в святом и благородном деле поиска икон кисти Г.Н.Журавлёва. Летом 2005 года я приехал в с. Кинель-Черкассы, чтобы посетить храм Вознесения Христова, в котором 10-ю годами раньше меня рукополагали в сан диакона.
Осматривая храм и прикладываясь к иконам, заметил необычный образ, висевший на стене правого бокового (южного) придела, освящённого в честь Иоанна Предтечи. На металлическом листе высотою более метра во весь рост был написан лик святителя Алексия – митрополита Московского – небесного покровителя Самарского края. Обратил внимание на надпись в правом нижнем углу иконы: «Сам. губ. Бузулукского уезда с. Утёвки той же волости. Август 25 дня 1891 год». Сомнений не было. Это ещё одна икона Журавлёва! Спросил у старушек в храме, знают ли они что это за икона. Они ничего не могли сказать. Для них это была одна из многих икон, висевших в храме.
В тот же день я позвонил отцу Анатолию – настоятелю Утёвского храма Святой Троицы. Он поблагодарил меня за интересную новость, сказал, что многие иконы Журавлёва оказались разбросанными по разным храмам и что такие находки возможны и впредь.
Звоню Малиновскому:
- Александр Станиславович! Вы собираете сведения о Г.Н. Журавлёве, разыскиваете его иконы. Кажется, нашлась ещё одна…
Не сразу, к сожалению, смог он выехать в Кинель-Черкассы. Зато теперь и сама икона, и интересные исторические сведения о ней помещены в пятое и последующие издания «Радостной встречи».
Не берусь судить об А.С. Малиновском как о талантливом руководителе гигантами нефтехимии или учёном-академике. Об этом красноречиво свидетельствуют его должности, степени и звания. Не считаю себя вправе рассуждать и о его писательских способностях, так как не являюсь специалистом в этой области. Нет сомнений, что он и здесь добился не меньших успехов, став лауреатом многих Всероссийских литературных премий. Могу сказать одно: он был добрым человеком, он делал добрые дела и призывал других делать добро. Значит, он человек, угодный Богу и деятельность его Богу угодна. В этом-то и состоит секрет его успехов.
Ранним утром, 1 ноября 2017 года, перед отлётом в Германию, он позвонил мне. Просил благословения на предстоящую операцию. Сказал, что все наши врачи отказались от операции, считая её бессмысленной. А немецкие медики согласились и они – его последняя надежда. С тем и полетел в Германию…
Перелёт, операция, послеоперационный уход и лечение в клинике потребовали сильного нервного напряжения, больших хлопот и усилий, немалых материальных затрат. Наконец всё это позади. А впереди дорога домой, то есть снова перелёт, снова волнения и переживания…
26 ноября позвонила дочь Александра Станиславовича с печальной вестью. Сказала, что папа накануне вернулся из Германии, а сегодня утром внезапно умер, прожив в родных стенах после возвращения только один день…
Из всех навалившихся в это время на меня чувств: сожаления, жалости и сострадания пробилась одна радостная мысль: «Как хорошо, что умирать пришлось не на чужбине, а в родном Отечестве, в родном доме, в окружении родных и близких». И в этом тоже проявилась милость Божия к человеку, угодному Богу…
Может статься, что главным делом Малиновского на земле будут вовсе не производственные или научные заслуги, хотя они очень важны в жизни человека. В очах Божиих большее признание может получить на первый взгляд второстепенная деятельность – созидание храма Божия, помощь Церкви, служение Слову. На Руси всегда за счастье почиталось внести свою лепту в это великое и богоугодное дело. И Александр Малиновский такой участи сподобился.
Часть 3. СВЯЗЬ
ОТ МОНТЁРА ДО НАЧАПЬНИКА
После увольнения из редакции газеты весной 1970 г. я обратился за помощью и советом к заместителю начальника Нефтегорского районного узла связи А.И. Лебедеву, с которым уже был знаком. Работники узла связи ездили из Нефтегорска на работу в Ветлянку на одном автобусе с нами – сотрудниками редакции и типографии. Этот вместительный автобус марки ЗИС или ЗИЛ был закреплён сразу за несколькими организациями. Поэтому каждый день утром на работу, а вечером с работы мы ездили не только со связистами, но и с работниками военкомата и госбанка, которые тоже находились в Ветлянке. И, конечно, все хорошо друг друга знали.
К весне 1970 года районный узел связи (РУС) переехал в Нефтегорск. И с Лебедевым я разговаривал уже в здании Нефтегорской почты, на втором этаже в его кабинете. Рассказал о причинах ухода из редакции, о давнем увлечении радиолюбительством, о попытке поступить в институт связи на радиоинженера, о своей непродолжительной, но успешной работе на телефонной станции в городе Куйбышеве. Здесь я успел потрудиться несколько месяцев после первого ухода из редакции в 1967 году. Попросил помочь мне «устроиться» связистом в Нефтегорске. Анатолий Иннокентьевич, искренне посочувствовав, тут же позвонил начальнику цеха ЭТУС (эксплуатационно-технического узла связи) В.И. Александрову. Валентин Иванович принял меня на работу станционным электромонтером 4 разряда по обслуживанию аппаратуры телеграфа и междугородной телефонной связи.
Так я снова стал связистом. Теперь уже надолго. Поступил в техникум связи на специальность: «Районная электросвязь и радиофикация». Вскоре повысил свою квалификацию с 4-го на 5-й разряд, затем на 6-й. Потом стал инженером, а через несколько лет (1974 год) заместителем начальника РУС (бывшее место А.И. Лебедева). Еще через 2 года (1976 год) был уже начальником Нефтегорского РУС.
Почти 20 лет своей жизни был связистом, причем 15 из них – начальником. Дипломы об окончании техникума (1973 год), а затем и института связи (1981 г.) давали на это право.
Заместителем начальника в сентябре 1974 года я стал не сразу после А.И. Лебедева, а уже после А.П. Панкеева. Пригласил меня своим заместителем начальник РУС П.Е. Занин. Я в это время уже год, как работал во второй Нефтегорской школе преподавателем электротехники после увольнения из цеха ЭТУС в августе 1973 года
А Лебедев Анатолий Иннокентьевич ещё в октябре 1970 года был назначен начальником ГУС в Отрадном. Через несколько лет его оттуда перевели начальником Кировского телефонного узла Куйбышевской ГТС. Через некоторое время он стал заместителем начальника областного управления связи. Теперь я, будучи уже начальником РУС, снова регулярно общался с ним в силу производственной необходимости. Затем он перешёл в аппарат областной администрации, где трудился в промышленно-транспортном отделе до выхода на пенсию. В этот период мы уже практически не встречались. И только через много лет (в 2004 году) увиделись в Новокуйбышевске в связи со смертью его брата. Он, оказывается, защитил докторскую, стал академиком. Словом, время бежит, годы идут, и жизнь не стоит на месте…
ОГЛЯДЫВАЯСЬ В ПРОШЛОЕ
Интересно заглянуть в историю своего предприятия. Что было раньше? Кто трудился до нас? Оживить в памяти имена ушедших поколений и нам полезно, и ради их памяти нужно.
В 1935 году были созданы районные отделы связи (райсвязь), которые вскоре переименовали в районные конторы связи (РКС). В каждом селе работали представители (агенты) райсвязи, а в мае 1937 года были образованы сельские отделения связи.
По всей вероятности, первым начальником Утёвской РКС была Е.Кучерова. Правда, по книге приказов она с 20 февраля 1935 года значится заместителем начальника, а начальником только с 11 марта. Но, скорее всего, числясь заместителем, она и до 11 марта исполняла обязанности начальника, так как никаких признаков существования какого-то другого начальника нет. По старым приказам ориентироваться нелегко. В них часто нарушена хронология, не указаны имена и отчества, иногда указан лишь один инициал (как в случае с Е. Кучеровой), а то и вовсе только фамилия, поэтому полностью восстановить картину того времени вряд ли возможно. Может, кто-то вообще окажется пропущенным в перечне, который я попытался составить по сохранившимся книгам приказов.
С апреля 1936 года приказы подписывает уже другой начальник – Филипп Павлович Синякин. Не ясно, с какого точно времени он стал начальником, куда и почему ушла Е. Кучерова и был ли после неё до назначения Ф.П. Синякина кто-то ещё.
С 18 ноября 1938 года начальником Утёвской РКС назначен В. Гуськов, а с 11 июля 1941 года А.А. Павлов. В связи с началом войны, в 1941 году, наблюдается частая смена руководителей райсвязи. С 16 августа по 30 октября 1941 года начальником является некто Гришина, в то же время А.А. Павлов руководит почтой, а Кузнецов – телеграфной связью. С 30 октября до 17 ноября начальником вновь значится А.А. Павлов, а с 17 ноября 1941 года уже И.П. Клочко. В то же время А.А. Павлов, по видимому, продолжает работать в какой-то другой должности, так как только с 18 февраля 1943 года он освобождается от работы в связи с отправкой на фронт.
С 19 мая до 12 июля 1943 года Утёвскую контору связи возглавляет Владимир Захарович Сарбей. Сразу после него, тоже только в течение двух месяцев, конторой руководит Анастасия Дмитриевна Сафронова. И только с 16 сентября 1943 года, впервые на довольно продолжительный срок в несколько лет, начальником Утёвской РКС становится Иван Константинович Царёв.
После И.К. Царёва, с 8 мая 1950 года, коллективом связистов района более 20 лет руководил Петр Егорович Занин. В связи с ликвидацией Утёвского района с 1 апреля 1963 года районная контора связи была расформирована. П.Е. Занин стал начальником Утёвского отделения связи, относящегося теперь к Кинельскому району.
В начале 1965 года был создан новый Нефтегорский район, значительную часть территории которого (но не всю!) составляли земли и населённые пункты бывшего Утёвского района. С 1 марта 1965 года начал свою деятельность и новый Нефтегорский РУС (районный узел связи), руководить которым поручили вновь П.Е. Занину. Пётр Егорович, 1919 года рождения, был начальником Нефтегорского РУС до 1 июня 1976 года, пока я не сменил его на этом посту. Как инвалид войны он оформился на пенсию в возрасте 55 лет ещё в 1974 году, когда я стал его заместителем. Два года мы работали вместе, а затем он, в возрасте 57 лет, передал бразды правления мне, 28-летнему. Я, в свою очередь, был начальником Нефтегорского РУС в течение 10 лет, а ещё через 6 лет вновь в него вернулся. В течение этих шести лет (1986-1992) узлом руководил Николай Васильевич Нестеров.
Возвращаясь к истории, хочу вспомнить и заместителей начальников райсвязи. Кое-кто из них становились потом руководителями. В некоторые периоды у начальников было по два заместителя: по почтовой связи и по телеграфной. Иногда заместители именовались помощниками. Конечно, как и в случае с начальниками, возможно, удалось обнаружить не все их фамилии.
Итак, заместители руководителей Утёвской РКС: Никифоров Андрей Акимович – с 4.04.35 г.; Малясов Д.И. – с 01.06.35 г.; Пудовкин М.П. – с 10.03.38 г.; Тиханов Пётр Иванович – с 13.02.39 г.; Павлов А.А. – с 1939 г.; Кузнецов – с 1939 г.; Акимов Прокофий Федорович – с 20.12.43 г.; Беспёрстов А.М. (или М.А.?); Сонюшкин Сергей Константинович – до 1 апреля 1963 года (до ликвидации Утёвского района и РКС).
Заместители начальника Нефтегорского РУС со времени образования Нефтегорского района:
Лебедев Анатолий Иннокентьевич – с 10.03.65 по 26.10.70 г.;
Панкеев Александр Павлович – с 27.10.70 по 05.09.74 г.;
Усков Сергей Александрович – с 09.09.74 по 01.06.76 г.;
Максимова Нина Филипповна – с июля 1976 года до разделения узла связи на два – почтовой и электросвязи. После разделения (1993г.) оставалась заместителем начальника узла почтовой связи (РУПС) Т.А. Николаевой.
После ухода на пенсию Н.Ф.Максимовой заместителем начальника районного узла почтовой связи была Сенчева Валентина Ивановна, затем Беляева Раиса Михайловна, а после неё Бугакова Нина Алексеевна.
Главным инженером объединенного РУС с 1991 года был Олег Владимирович Краснов. После разделения узлов в 1993 году он некоторое время оставался на этой должности в РУЭС. Затем заместителем директора РУЭС стал Александр Алексеевич Стародубцев.
Отдельно от районных контор связи с 1935 года были введены должности районных организаторов «Союзпечати». В Утёвке им был сначала Авдеев, а с 4 апреля 1936 года В.С. Пахарев, который с 1937-го стал именоваться заведующим бюро «Союзпечать». Ещё позже эти бюро переименовали в агентства. Начальником Нефтегорского агентства «Союзпечать» со дня образования до начала 1970-х годов был Михаил Павлович Котов. Затем его сменил Виктор Михайлович Губанов, с которым мне пришлось трудиться буквально бок о бок. Во-первых, потому что и агентство, и районный узел связи находились в одном здании и кабинеты наши были рядом. Во-вторых, начальник «Союзпечати» оперативно подчинялся начальнику РУС, хотя это были разные организации, подчиняющиеся одному областному управлению связи. После В.М. Губанова начальниками «Союзпечати» (в том же кабинете) были Р.С. Решетова, Е.И. Вейкина. Затем агентство переименовали в отделение и подчинили узлу связи. Начальником отделения после Е.И. Вейкиной была М.А. Лукина.
НА РУКОВОДЯЩЕМ ПОСТУ
Начальнику РУС (в данном случае мне) оперативно подчинялся не только начальник «Союзпечати», но и начальник цеха ЭТУС, и электромеханик телевизионного ретранслятора, принадлежащего областному телецентру. Начальник РУС был в районе полномочным представителем областного управления связи и министерства связи. Он отвечал за всё, что входило в его структуру, независимо от ведомственной принадлежности. А это очень нелегко – отвечать за то, над чем не властен.
По должности начальник РУС был также начальником службы связи и оповещения районного штаба гражданской обороны. Поэтому ему оперативно подчинялись даже ведомственные средства связи нефтяников, не входящие в систему министерства связи. Со своими коллегами связистами-нефтяниками мы всегда находили общий язык, так как работали в одном районе, делали общее дело и постоянно помогали друг другу.
В 1972 году, осенью, В.И. Александров – начальник цеха ЭТУС, принявший меня на работу, перешёл электромехаником на телевизионный ретранслятор. Начальником цеха ЭТУС вместо него стал А.Г. Обухович – молодой специалист, окончивший институт связи и отслуживший после этого два года в армии. Я в то время был инженером АТС и занимался пуском новой станции.
В январе 1981 года В.И. Александров внезапно умер в возрасте 50 лет. На ретранслятор после него приняли Н.В. Нестерова, которого ещё через пять лет я рекомендовал начальником РУС вместо себя. Николай Васильевич проработал на этой должности шесть лет до моего возвращения в 1992 году. А.Г. Обухович был начальником цеха ЭТУС в течение одиннадцати лет, затем уехал на Север, где тоже одиннадцать лет трудился на рабочих должностях вахтовым методом. Вернулся в 1995 году начальником вместо меня, после принятия мною духовного сана и окончательного ухода из связи.
Два года заместителем и ещё десять начальником (1974-1986) работал я в Нефтегорском РУС. Такой жизненный опыт даром не даётся, зато потом не однажды пригодится. Работа очень нужная, очень важная и очень ответственная. О нашей отрасли всегда говорили, что связь – нервы страны. И действительно, когда связь в порядке, нашу работу никто не замечает. Но случись где повреждение, сразу вспомнят недобрым словом и из-под земли достанут. Словом, от ответственности не уйдёшь. Приходилось стараться. Года через два-три мы уже занимали периодически второе и даже первое место в областном соревновании среди районных узлов связи. Такого в истории Нефтегорского РУС никогда не было. Нам вручали Почетные грамоты и Переходящее Красное Знамя, для чего лично приезжал начальник областного управления Л.Я. Андреев. Вскоре меня наградили знаком «Победитель социалистического соревнования 1980 года», а через год знаком «Отличник социалистического соревнования Министерства связи СССР».
Вообще нас, руководителей, областное управление всегда старалось «держать в форме». Каждые два года мы проходили переэкзаменовку, подтверждающую наше право возглавлять коллектив связистов, в том числе в качестве допускающего персонала с соответствующей группой электробезопасности. Это были настоящие экзамены, с билетами. В билете было шесть вопросов: четыре по охране труда и технике безопасности и два – по трудовому законодательству. Последние были для нас даже важнее. Освобождённых кадровиков в большинстве узлов не было. Начальники сами издавали приказы о приёме и увольнении, о переводах и наложении взысканий, о предоставлении отпусков и поощрениях. Трудовой кодекс мы знали назубок. И это было очень важно. Эти знания мне пригодились и позже, при работе в Казахстане начальником отдела кадров крупного (2,5 тыс. человек) нефтегазодобывающего управления.
При работе руководителя очень важную роль играют его ближайшие помощники. Поэтому я всегда с благодарностью вспоминаю своего заместителя по почтовой связи Н.Ф. Максимову, экономиста Н.К. Долгих, главного бухгалтера В.В. Лабзину, председателя профкома Г.Т. Безроднову, начальников сельских отделений связи Л.Д. Распутину, Л.Н. Занину, А.А. Сулейманову (Калинину). Прекрасными работницами были операторы В.И. Стародубцева, Л.Д. Скобцова, З.В. Суркова, Н.Б. Тюкалёва, телефонистки М.Ф. Борисова, Т.Н. Глотова, Е.В. Борисова и многие десятки других работников, без которых чёткая и слаженная работа связи в районе была бы невозможна.
При нашем узле связи было два почтовых автомобиля, которые узлу не принадлежали. И тут была централизация. Автомашины и водители были только закреплены за нами, а числились в областной автобазе связи. С одной стороны это было хорошо, то есть официально считалось, что это хорошо. Ведь автобаза – это крупное, специализированное предприятие, где есть главный инженер, главный механик, автомастерские, склад запчастей и т.д. Никаких трудностей с обслуживанием и ремонтом машин быть не должно. Не держать же в каждом узле из-за двух автомашин своего механика, мастерские. С другой стороны, на деле, было всё не так. Начальникам узлов почти всегда приходилось самим искать необходимые запчасти и договариваться на местах о ремонте транспорта.
Плохо было то, что это не наше хозяйство, а отвечать снова нам. Задерживать доставку почты было никак нельзя. Начальник РУС за всё отвечал, но далеко не всё имел в своих руках. Цех ЭТУС, агентство «Союзпечать», телевизионный ретранслятор, почтовый автотранспорт – всё это не входило в состав узла, а подчинялось начальнику РУС только оперативно, что, конечно, вызывало немало трудностей. Поэтому я всегда считал такое положение ненормальным.
Даже фельдъегерь спецсвязи, получавший зарплату в нашем узле, подчинялся областному узлу спецсвязи. А я отвечал и за его работу, и за сохранность его оружия. Право пользования оружием имели не только мы с заместителем и фельдъегерь, но и сопровождающие почту, и даже водители, если они по совместительству оформлялись сопровождающими. Сначала у нас были револьверы, затем их заменили пистолетами ТТ и ПМ. За многолетнюю работу пострелять мне пришлось много, хоть в армии и не служил. Ежегодно проводились тренировочные стрельбы, на которых приходилось не только самому стрелять, но и обучать других владению оружием.
В прежние времена считалось, что чем больше человек будет трудиться на одном месте, тем лучше. Значит он не «летун», а серьёзный работник. Это всегда поощрялось, в газетах с гордостью писали о людях, у которых за всю жизнь в трудовой книжке была только одна запись. Я же всегда испытывал чувство внутреннего протеста, категорически не соглашаясь с таким положением. Всю жизнь на одном месте – что может быть скучнее? Какой же рост, какое развитие личности или расширение кругозора при такой рутине? Я каждый раз на новом месте начинал работать с небывалым энтузиазмом. Думаю, что многие трудились также.
Впервые подтверждение своим сомнениям на этот счет нашел в книгах Д. Карнеги. Особенно это касалось руководителей, для которых оптимальным сроком пребывания на одном месте американский автор считал 5–7 лет. В правильности этой мысли я убедился на собственном опыте. При назначении на должность испытываешь необыкновенное рвение к работе, стремишься всё изменить, улучшить, переделать. Через 2–3 года видишь свои успехи, радуешься им. Ещё через некоторое время наступает такое состояние, когда всё, что мог уже сделал; кое-что не сумел, так как не от тебя это зависит; кое с чем просто смирился. Предприятие работает стабильно, всё отлажено и особого беспокойства не вызывает. Казалось бы чего ещё надо? Разве не этого добивался? Живи теперь спокойно и просто «ходи на работу».
Но не всем такое по вкусу. Жажда деятельности осталась, а поля деятельности уже нет, оно уже вспахано. Теперь «пахарь» должен переходить на другое поле.
В таких случаях руководителей перемещают либо по вертикали, то есть повышают в должности, либо по горизонтали, поручая ему «подтянуть» аналогичное, но другое предприятие. От повышения мне пришлось отказаться, так как при переезде в Самару вставала проблема с жильём, и я с тремя детьми не согласился на «временные» трудности с квартирой. Отказался и от предложения занять должность начальника Кошкинского ЭТУС или главного инженера Тольяттинского ГорПТУС. Там проблем с квартирой не было, да и сами предприятия гораздо крупнее нашего РУС, но уехать из Нефтегорска я пока не решился. Не стал рисковать благополучием семьи.
Тем не менее, проработав начальником 10 лет, решил всё же уйти на другую работу в Нефтегорске, предложив на своё место Н.В. Нестерова. Работал в райкоме партии, затем в Казахстане, в Нефтегорске (по возвращении) редактором газеты, потом решил переехать в деревню. Через 6 лет, когда Н.В. Нестеров ушёл с должности начальника и когда РУС был уже объединённым (в него вошли и цех, и «Союзпечать»), мне вновь пришлось вернуться в свой старый кабинет на втором этаже здания районного узла связи. В то время мой «эксперимент» с переездом в деревню заканчивался, и предложение занять прежнюю должность оказалось как нельзя кстати. Но жил я ещё там, в с. Теряевке Пензенской области, где меня и нашла телеграмма начальника областного управления связи Б.В. Скворцова с предложением вновь стать начальником Нефтегорского РУС.
Я, признаться, был удивлён, особенно, когда узнал, что о моём возвращении ходатайствовали работники узла связи. Приехал в Нефтегорск, а тут записка с приглашением на беседу к председателю райсовета А.М. Ильину. Не секрет, что «бывших» руководителей не всегда с радостью принимали обратно, но Алексей Михайлович в очередной раз рассеял мои сомнения и не только посоветовал, но и попросил не отказываться от предложения.
Начальник областного управления связи Борис Владимирович Скворцов принял меня очень радушно, сказал, что рад моему возвращению. Зная, что я «оброс» множеством детей и внуков, пообещал помочь с улучшением жилья и получением беспроцентной ссуды «на обзаведение». В выдаче ссуды потом отказал, но двухкомнатную квартиру в рассрочку приобрести помог.
Так с 1 октября 1992 года я вновь стал начальником Нефтегорского РУС. К этому времени цехов ЭТУС уже не было, и все технические специалисты связи (инженеры, техники, монтеры, кабельщики и т.д.) вошли в штат районного узла связи. То же было и с работниками отделения «Союзпечать», и с водителями автомашин. Все автомобили, в том числе и почтовые, числились теперь на балансе нашего узла.
Но только полгода мне пришлось поработать в своём старом кабинете. В марте 1993 года почту полностью отделили от электросвязи, создали областное управление почтовой связи и районные узлы почтовой связи. Мне пришлось оборудовать себе другой кабинет «на телеграфе» в бывшей студии местного вещания по адресу: ул. Буровиков, 15, где находились все средства электросвязи и где я начинал работать ещё в 1970 году. В этом кабинете в качестве директора РУЭС я трудился более двух лет, пока в июне 1995-го не покинул его, будучи уже в сане диакона.
НАЧИНАЛОСЬ В КУЙБЫШЕВЕ
Впервые же в отрасли связи я начал трудиться ещё с 20 апреля 1967 года станционным монтёром по электропитанию на АТС-6 г. Куйбышева (ул. Гагарина, 50). Тогда на работу меня принял начальник цеха Куйбышевской ГТС (городской телефонной сети) В.П. Цехмистер. Его фамилия меня, помню, удивила. Цехмистер – как будто «мистер цеха». Я подумал сначала, что это не фамилия, а должность начальника цеха так называется. Бывает же, например, метрдотель или мажордом. При царских дворах раньше были шталмейстеры и церемониймейстеры. Очень похоже.
Виктор Петрович сразу ухватился за мой опыт работы с аккумуляторами и направил на АТС-6 (автоматическую телефонную станцию, номера телефонов на которой начинались с цифры 6) в распоряжение станционного инженера Л.П. Черкашиной.
Мне было тогда всего 19 лет. Никакого образования, кроме школьного, пока не было. Но опыт работы, особенно с аккумуляторами, уже был. Учась в старших классах, я каждое лето работал с отцом в колхозной мастерской. Мы занимались ремонтом электрооборудования сельскохозяйственных машин: тракторов, комбайнов, автомобилей. Генераторы, стартёры, прерыватели (тромблёры), реле и переключатели – всё это были семечки по сравнению с ремонтом аккумуляторов. Сейчас трудно даже представить, что аккумуляторы можно ремонтировать. Теперь отработавший аккумулятор просто меняют на новый. А тогда мы их ремонтировали. Вскрывали, осторожно удаляя битумную заливку, вынимали все элементы и тщательно промывали их водой. Перебирали разрушенные пластины. Некоторые отсекали, припаивая на их место другие, которые были хоть чуть получше. Меняли и прокладки (сепараторы) между пластинами. Снова вставляли всю обновленную конструкцию в корпус на свое место и заливали готовый аккумулятор сверху расплавленным битумом. Наливали в него электролит (серную кислоту, разведенную водой) и заряжали. Таким образом, из двух-трёх негодных аккумуляторов собирали один, и он ещё служил на комбайне или автомобиле весь сезон, особенно во время уборочной. Свинцовые аккумуляторы громоздкие и тяжелые. Особенно комбайновские – не один десяток килограммов. Работать с ними не только трудно, но и опасно. Приходится постоянно паять свинец, плавить битум, переливать кислоту. И всем этим непрерывно дышать…
Электропитающая установка АТС-6 располагалась в двух больших залах цокольного этажа станции. В одном зале были выпрямительные установки, преобразующие переменное напряжение 380 вольт в постоянное напряжение 60 вольт. В другом зале располагались аккумуляторные батареи. Размеры каждого элемента или «банки» были очень внушительными. Они не шли ни в какое сравнение даже с комбайновскими аккумуляторами. Каждый из них представлял собой отдельное сооружение в деревянном корпусе. Поэтому две батареи по 60 вольт с дополнительными элементами занимали большой зал. В этих двух залах – выпрямительной и аккумуляторной – мне и предстояло трудиться.
Аккумуляторы на АТС-6 оказались очень запущенными. В течение нескольких лет, прошедших после монтажа станции, ими практически никто не занимался. Некоторые элементы сульфатировались, в других плотность электролита была предельно низкой. Батареи надо было срочно спасать.
Попросил начальство привезти специальные нагрузочные реостаты. Сам установил их и смонтировал в помещении выпрямительной в одном ряду с основным оборудованием. Устроил контрольный заряд-разряд батарей. Для этого пришлось предварительно тщательно выравнивать плотность электролита в каждом элементе, что заняло не один день. Затем ежедневно измерял плотность в каждой «банке» и записывал результаты измерений в специальный журнал.
На АТС-6 я проработал лишь несколько месяцев, затем поступил в институт. Работа эта трудной для меня не была, учитывая некоторый опыт и увлечения радио- и электротехникой. Даже к вступительным экзаменам в институт успел подготовиться в рабочее время. Учебники держал на работе и использовал каждую свободную минуту в то время, как другие сотрудники устраивали перекуры, пили чай или просто болтали. Разработал свою «систему поступления» в два вуза из трёх ступеней, одна из которых (2-я) сработала. В институт связи на заочное отделение экзамены проводились в два потока, между которыми можно было успеть подать документы в педагогический, на дневное отделение. Я решил использовать все три попытки. Первый поток в институт связи был весенним и проводился слишком рано. Не успев подготовиться, я «сошел с дистанции» на третьем экзамене. Вторая попытка в педагогическом институте оказалась удачной. Сдав все пять экзаменов, я стал студентом физико-математического факультета. При этом осталась неиспользованной третья попытка на осенний поток в институт связи, в котором мне всё равно через несколько лет пришлось учиться и окончить его.
ВОЗВРАЩЕНИЕ В ПРОФЕССИЮ
В связь я вернулся уже в Нефтегорске из редакции газеты, в мае 1970 года с помощью А.И. Лебедева. Вообще дважды были у меня такие переходы из газеты – в связь. А всего четырежды работал в связи и трижды в своей нефтегорской газете «Ленинский луч» (не считая временного сотрудничества с другими: «Молодой учитель», «Нефтяник», «Строитель»).
Все средства электросвязи в Нефтегорске (кроме почты) располагались на первом этаже первого подъезда жилого четырёхэтажного дома по ул. Буровиков,15. Впрочем, улицы в Нефтегорске появились позже. А сначала были только микрорайоны А, Б, В, Г, ещё позже микрорайон Д. В каждом микрорайоне была своя порядковая нумерация домов. Мы располагались в доме 26А (то есть в 26-м доме микрорайона А), который позже, перед какими-то очередными выборами, обрёл и свою улицу, и более солидный адрес: ул. Буровиков, д. 15. Нашу связь в народе называли просто телеграфом, хотя здесь были и переговорный пункт, и телефонные коммутаторы (местные и междугородные), и радиоузел, и студия местного радиовещания, располагалось и руководство цеха ЭТУС.
В Нефтегорске был цех связи № 2 Кинельского ЭТУС (эксплуатационно-технического узла связи). Таких ЭТУСов в области было всего пять. Каждый обслуживал несколько районов. Поэтому в каждом районе был цех ЭТУС. Кинельский ЭТУС, кроме Кинельского и Нефтегорского, обслуживал ещё Алексеевский, Богатовский и Борский районы. Первым начальником Нефтегорского цеха был А.А. Ефанов, но я его уже не застал и не знал. На работу меня принял другой начальник – В.И. Александров. Навсегда запомнил я своих первых коллег по новой работе: электромехаников Нину Францеву, Лиду Шестакову, Таю Никонову (Селезневу), Лиду Чеховских (Миллер), Нину Денисову (Разгоняеву), а также кабельщиков и монтеров Виктора Долматова, Владимира Минаева, Николая Колодина.
Автоматической телефонной станции в Нефтегорске ещё не было. Были только ручные коммутаторы на 200 номеров, которые обслуживали телефонистки. Для Нефтегорска 200 номеров были каплей в море, поэтому на каждом номере «сидело» по 2–3 телефона. Чтобы трубку взял именно вызываемый абонент, телефонистка должна была знать не только номер, но и кому дать один звонок, кому два, а кому и три. Такой нагрузки не выдерживали не только телефонистки, но и коммутаторы, ремонтировать которые мне и поручили наряду с междугородными коммутаторами и телеграфной аппаратурой. Тут уж приходилось не только изворачиваться, но и проявлять прямо-таки изобретательность, что, правда, не осталось незамеченным руководством. Пять моих рационализаторских предложений были официально оформлены, с выплатой соответствующих премиальных и объявлением благодарности.
Я горел тогда идеей скорейшего развития связи в районе. Был пока рядовым работником, но очень интересовался возможностью как-то улучшить положение. Старался детально изучить обстановку. Об этом говорит и тема моего техникумовского дипломного проекта: «Автоматизация телефонной связи Нефтегорского района с установкой АТСК–100/2000 емкостью 1000 номеров».
Иногда говорят, что заочная учеба – дело несерьёзное. Категорически не согласен! Если учишься по специальности и с желанием, да ещё работа интересная, то одно дополняет другое. Работа помогает учёбе, а учёба – работе. Все контрольные и курсовые работы я делал только сам.
Преподаватели тоже всегда говорили, что с нами – заочниками – им легко находить общий язык. Ведь мы уже работаем с техникой, которую изучаем. Поэтому ко всему относимся сознательно и с интересом. Не то, что студенты дневного отделения – вчерашние школьники, которые изучают то, чего никогда пока не видели и даже не знают, пригодится ли им это вообще. Зубрят бессознательно, чтобы только сдать экзамен.
Неразрывно был связан с работой и мой институтский дипломный проект, который я защитил с отличием, уже будучи начальником РУС. Цель была та же – дальнейшее расширение и улучшение связи в Нефтегорске с установкой более совершенной АТС на несколько тысяч номеров. Проект назывался «Станционные сооружения АТСК – в г. Нефтегорске». Но это было позже, а пока жизнь шла своим чередом…
В 1971 году было действительно решено установить в Нефтегорске автоматическую телефонную станцию (АТС) на 1000 номеров, заменив, наконец, изношенные и физически и морально, ручные коммутаторы. Новая АТС требовала, во-первых, много места, а во-вторых, специалистов, способных её обслуживать. Для расширения площадей были освобождены все квартиры на первом этаже всего дома, в котором мы располагались. Таким образом, весь первый этаж был отдан под связь. Меня направили на областные курсы сроком 1,5 месяца для изучения АТС именно этого типа, то есть координатной системы АТСК-100/2000. По окончании курсов (с отличием) я был назначен исполняющим обязанности инженера АТС, принимал участие в монтаже оборудования до самого пуска станции в октябре 1972 года. Эта станция (будучи потом расширенной до 1200, а затем и до 1500 номеров) служила ровно 30 лет, пока в конце 2002 года не пустили нынешнюю электронную АТС уже в новом здании.
ДОМ СВЯЗИ
С этим новым зданием узла связи пришлось в своё время претерпеть много хлопот и трудностей. Это было позже, когда я стал уже начальником РУС. Никто же ничего не будет строить, пока не добьёшься. А чтобы добиться, приходилось почти буквально «биться». Долго и настойчиво убеждать и доказывать. Все средства электросвязи, включая аккумуляторную, находились в жилом доме, что не доставляло жильцам удовольствия и не соответствовало никаким санитарно-техническим нормам. Хотя под связь был отдан весь первый этаж, но и этого оказалось мало. Имеющаяся площадь не позволяла устанавливать дополнительное оборудование для увеличения емкости АТС, что было крайне необходимо из-за острой потребности в дополнительных телефонных номерах. К тому же клиентский зал телеграфа и переговорного пункта был небольшим и тесным. А ведь он представлял собой своеобразное лицо Нефтегорска. Все приезжие и командированные сразу устремлялись сюда. В то время не только сотовых телефонов, но и вообще автоматической междугородной связи не было. Переговоры заказывались только через телефонистку. А сделать это можно было либо с квартирных телефонов, которые были не у многих, либо с переговорного пункта, куда и приходил весь городок.
Вход в телеграф и переговорный пункт был сначала со стороны столовой. После расширения наших площадей на весь первый этаж удалось освободить чуть более просторное помещение линейно-аппаратного зала и перевести переговорный пункт в него. Теперь вход в телеграф был с торца здания, то есть с улицы Буровиков. В этом клиентском зале мы установили уже пять переговорных кабин вместо трёх. Но в целом эти действия принципиально ничего не меняли.
Именно поэтому, став начальником РУС в 1976 году, я начал постоянно «обивать пороги» местных органов власти в лице райкома партии, райисполкома и поселкового Совета, доказывая необходимость строительства в Нефтегорске настоящего здания узла связи, что позволило бы разом решить все проблемы. Но не так-то это было легко. Местные власти всё понимали, с моими аргументами соглашались, но практически сделать ничего не могли. Я не успокаивался и продолжал «стучать во все двери». Принимались решения бюро райкома партии и райисполкома о строительстве здания РУС сначала в 11-й пятилетке (1980–1985), затем в 12-й (1986–1990). Главным было добиться, чтобы объект включили в титул строительства. В Нефтегорске всё строилось силами нефтяников и для нефтяников, поэтому многократно пришлось обращаться к Е.М. Узилову – генеральному директору объединения «Куйбышевнефть» и депутату областного Совета народных депутатов. От Евгения Михайловича фактически зависело существование всего Нефтегорска. Но и он не был всемогущим. Титульные списки на строительство утверждались в Министерстве нефтяной промышленности, а там никак не могли согласиться с тем, что узел связи предназначен не только для нефтяников, а для всего населения Нефтегорска. Как это ни странно, но в расчет не принималось то, что больше половины жителей Нефтегорска – нефтяники, а остальные (врачи, учителя, связисты и т.д.) существуют для обслуживания тех же нефтяников и их семей.
Наконец, выход был найден. Для строительства утвердили «объект расширения нефтепромысловой связи». Такое наименование здания Нефтегорского узла в министерстве прошло и я, наконец, вздохнул с облегчением. Ведь 10 лет добивался! Конечно, принятие решения – это ещё не само строительство. Предстояло много работы по проектированию, финансированию, согласованию и т.д. Но главное свершилось – механизм был запущен. Последним моим действием в этом вопросе, перед уходом с поста начальника РУС в 1986 году, было согласование проекта, предусматривающего соединение нового здания одноэтажным переходом с существующим зданием Нефтегорской почты. Я зачеркнул на проекте эту перемычку, заверив исправление подписью и печатью. Тогда я подумал, что эта перемычка практически вряд ли будет нужна. Она только перегородит двор и будет мешать въезду почтовых машин. Причём помеха эта растянется на несколько лет до окончания строительства и оборудования нового въезда на территорию. Впоследствии время подтвердило правильность моего решения и по другой причине.
В 1993 году, когда строительство здания было ещё не завершено, произошло разделение районного узла связи (РУС) на два узла: почтовый (РУПС) и электросвязи (РУЭС). Причем эти узлы подчинялись даже разным областным управлениям. Поэтому оказалось очень кстати, что они имеют раздельные здания, не соединенные никакими переходными перемычками.
Здание строилось довольно долго. Работы начались уже без меня, при Н.В. Нестерове. Заканчивались после моего возвращения. А сдавался объект в эксплуатацию после моего окончательного ухода, при А.Г. Обуховиче.
ОЧЕРЕДНОЕ РАЗДЕЛЕНИЕ
Узлы связи в 1993 году разделялись не в первый раз. С 1935 года существовала Утёвская районная контора связи (РКС), обслуживающая все средства связи и радиофикации, которых в районе было совсем немного. Однако в 1960-х годах техника связи стала активно внедряться не только в городах, но и в сельских районах. Появились автоматические телефонные станции (АТС), радиоузлы, более совершенная телеграфная и междугородная телефонная аппаратура. Вместо воздушных (столбовых) линий связи, прокладывались подземные кабельные линии.
Чтобы обслуживать такую технику, нужны были специалисты, которых в районах не хватало. Нужны были транспорт и другая техника. Тогда и произошло разделение средств и узлов связи. В течение 1963-1966 годов районные конторы связи (РКС) переименовали в узлы (РУС), которые продолжали обслуживать население всеми видами связи: почтовой, телеграфной, телефонной (и местной, и междугородной), радиотрансляцией. При этом все средства электросвязи (телефонные станции, телеграфная аппаратура, радиоузлы и т.д.) были закреплены за специально созданными межрайонными эксплуатационно-техническими узлами связи (ЭТУС). Считалось, что ЭТУСы, как более крупные предприятия, имеющие специалистов, необходимые механизмы и аппаратуру будут грамотнее и эффективнее обслуживать сложную технику связи. Областное управление связи с 1967 года стали называть производственно-техническим управлением связи (ПТУС).
Новый Нефтегорский район был создан в 1965 году практически на месте упразднённого двумя годами раньше Утёвского района. Вместе с районом был организован Нефтегорский РУС и открыт линейно-технический цех связи от Кинельского ЭТУС. Все пять ЭТУСов, созданных в области, были межрайонными, то есть обслуживали по несколько районов, для чего в каждом из них имели свой цех, в котором работали инженеры, техники и монтеры. Получалась такая картина: телефонистки, работающие на коммутаторе, и телеграфистки, работающие на телеграфных аппаратах, числились в РУС и предоставляли населению услуги связи, а техники и монтеры, следящие за исправностью связи, числились в ЭТУС и ремонтировали эти самые коммутаторы и телеграфные аппараты. За всю связь в районе головой отвечал начальник РУС, хотя ни аппаратура, ни специалисты ему не принадлежали. РУС собирал с населения и организаций все доходы за услуги. Областное управление связи перераспределяло эти доходы по всем другим предприятиям, участвующим в процессе передачи сообщений. В их число входили ЭТУСы, областной телеграф, областная междугородная телефонная станция и т.д. Было много неразберихи, путаницы и неудобств. Персонал РУС и цеха ЭТУС находился в одном здании, работал в одном помещении, делал общее дело, но при этом делил по отдельным балансам не только оборудование, но даже столы и стулья.
За десять лет своей работы начальником РУС (1976–1986) я на собственном опыте убедился, что схему «РУС плюс цех ЭТУС» в районах надо менять. Надо объединять связь «под одной крышей». Написал на эту тему довольно объёмную статью со всеми необходимыми выкладками и аргументами, которая в сокращённом варианте была опубликована в 6-ом номере журнала Министерства связи СССР «Вестник связи» за 1986 год под заголовком «Совершенствовать структуру низового звена».
НЕСОСТОЯВШИЙСЯ АСПИРАНТ
Некоторое время во мне жила мысль поступить в аспирантуру, чтобы более углублённо заняться проблемами в области экономики и организации управления отрасли связи. Опубликованная в журнале статья была как бы первым шагом в этом направлении. Была и ещё одна статья «Посылочный ящик – завтра», напечатанная тоже в 1986 году в третьем номере журнала «ЭКО – экономика и организация промышленного производства», издаваемого Сибирским отделением Академии наук СССР. Для пересылки посылок я предлагал использовать стандартные многоразовые контейнеры из пластмассы вместо неудобных, разнокалиберных и громоздких посылочных ящиков, на изготовление которых в год по стране уходило 500 тысяч кубометров древесины (в том числе фанеры, ДВП и т.д.) и которые затем просто выбрасывались.
Применение многооборотной тары позволило бы не только резко сократить расход древесины, пиломатериалов, бумаги, шпагата, сургуча и времени на упаковку, но и повысить культуру обслуживания, производительность труда, степень механизированной транспортировки и сортировки посылок, удобство хранения и доступность для клиентов. К сожалению, эта простая идея до сих пор не нашла практического применения: сначала из-за формализма и бюрократизма чиновников, а после распада СССР, вероятно и по экономическим причинам.
Учёба в аспирантуре предполагает защиту кандидатской диссертации. Причём тему диссертации лучше выбрать сразу, чтобы с самого начала целенаправленно работать над ней. Желательно, чтобы тема и самому была интересной. Для написания диссертации надо определить или найти в каком-то вопросе «узкое» место, то есть мало проработанную проблему, и внести свой вклад в её решение. Надо сначала изучить и описать все имеющиеся достижения по данному направлению, а затем предложить что-то своё, новое.
Любая научная работа в те времена считалась «подлинно научной», если она основывалась на положениях марксизма-ленинизма. А употребление цитат из работ К. Маркса, Ф. Энгельса, В.И. Ленина, решений ЦК или съездов КПСС считалось обязательным. Без них никакой труд даже не принимался к рассмотрению. Любой автор всегда знал, что его работа должна иметь «идеологическое обоснование».
Меня всегда задевало то, что связь относили к сфере обслуживания. На различных районных мероприятиях перечислялись сначала промышленные предприятия, потом сельскохозяйственные, затем шли транспорт, образование, здравоохранение и т.д. И только в конце, среди предприятий «сферы обслуживания», называли нас. Как будто мы тоже какая-нибудь парикмахерская или химчистка. Обидно.
Я везде старался доказывать, что связь – не просто одна из отраслей, обслуживающих производство и население. Связь – это необходимое звено единого технологического процесса, это элемент производительных сил, это составная часть производственной и социально-бытовой инфраструктуры, это ведущий рычаг в системе управления народным хозяйством.
Ссылаясь на авторитетные источники, постоянно говорил и писал о том, что связь относится к отраслям материального производства, она обеспечивает национальной экономике «четвертое измерение» – элемент времени. Приводил данные о том, что за счет использования электросвязи может быть получено по меньшей мере 10% от общей суммы национального дохода. Не случайно К. Маркс в своём «Капитале» называл связь «промышленностью по передаче сообщений». Последний аргумент я использовал как козырную карту, зная, что против такого авторитета никто возражать не осмелится.
Эти выкладки пригодились бы мне и при написании диссертации. Но поступать в аспирантуру я передумал, когда узнал на каких условиях там всё делается. Тут уж речь не о науке. Не она была главной. Да и слишком много казёнщины, формализма и бюрократизма.
ПЛОДЫ ПЕРЕСТРОЙКИ
Через несколько лет (в 1991 году) действительно произошло объединение всех средств связи «под крышей» РУС. Когда в 1992 году, после шестилетнего перерыва, я вновь вернулся на должность начальника – это был уже объединённый узел связи, о котором я мечтал и писал в первой статье. Здесь были совершенно другие проблемы, связанные с послеперестроечной инфляцией, обвалом денег, скачком цен и т.д. Стабильно вести хозяйство в таких условиях невыносимо. Взять, к примеру, мою зарплату, которая до перестройки составляла 200 рублей в месяц. Это неплохие деньги по тем временам. В октябре 1992 г., когда я вновь стал начальником РУС, мой оклад был шесть тысяч, а через год-другой уже два миллиона. Но что это за миллионы!? Что на них можно было купить? Цена буханки хлеба от двадцати копеек взлетела до двух тысяч рублей. Многие тогда стали миллионерами, оставшись при этом нищими.
При такой гиперинфляции мы предоставляли услуги связи по старым ценам, а покупали материалы и аппаратуру по новым. Зарплата коллектива зависела от полученных доходов, а они никак не могли догнать скачущих цен. Мой оклад рассчитывался пропорционально средней зарплате коллектива, поэтому я был заинтересован в высоких заработках своих работников. Но это практически единственный положительный момент в хозяйственной деятельности того периода.
Реорганизация (объединение узлов) в 1991 году коснулась не только районного, но и областного уровня. Наше областное производственно-техническое управление связи (ПТУС) с 1 апреля 1991 года стало именоваться «государственным предприятием связи и информатики» – ГПСИ «Россвязьинформ».
Существование единого объединенного узла связи продолжалось недолго. В 1993 году произошло очередное разделение, о котором я упоминал выше. На этот раз почта и электросвязь разделились на разные узлы РУПС и РУЭС. Причем к узлу электросвязи отошли и телефонистки, и телеграфистки, и операторы, и почтальоны по доставке телеграмм. Иными словами, РУЭС, хотя и образовался на базе бывшего цеха ЭТУС, но, в отличие от него, имел более широкие полномочия, полностью отвечал за состояние связи в районе, сам собирал с абонентов все доходы и имел в штате не только технических специалистов (инженеров, техников и монтеров), но и тех, кто непосредственно работал с клиентами.
Но этим дело не кончилось. С 1 июля 1993 года ГПСИ «Россвязьинформ» было преобразовано в открытое акционерное общество – ОАО «Связьинформ» Самарской области, а с 2002 года оно стало Самарским филиалом ОАО «ВолгоТелеком» от Нижнего Новгорода.
В связи с частыми изменениями в структуре управления областное руководство вело себя очень осторожно. Я хотел было изменить структуру своего узла (РУЭС), но мне этого категорически не позволили. Смирившись, я всё же решил хоть что-то сделать в этом направлении. И, вопреки запретам, ввёл в штат единицу инженера по эксплуатации междугородной телефонно-телеграфной связи. Когда же захотел приобрести для узла компьютер, то реакция руководства была аналогичной.
Но жизнь брала свое. Вскоре эти вопросы легко решились. Правда, уже без меня. А теперь вообще невозможно представить себе ни одну организацию без компьютеров. Они есть даже у нас, в церкви.
Разделение связи на почтовую и электрическую, на мой взгляд, нельзя считать идеальным. В центральных или областных структурах это может быть и удобно, а вот в районах, тем более в селах, нет. Ведь в селах работники почты все равно принимают телеграммы, заказы на междугородные переговоры, плату за телефон. То есть, являясь работниками узла почтовой связи, выполняют работу для узла электросвязи.
Разделение связи в 1993 году тоже коснулось не только районного уровня, но и областного. Областное управление ГПСИ «Россвязьинформ» также разделилось. Было создано областное управление федеральной почтовой связи (УФПС), начальником которого назначили Е.С. Агееву, до этого работавшую председателем обкома профсоюза работников связи. Начальником прежнего управления (ГПСИ) остался Б.В. Скворцов.
В связи с разделением узлов связи в районах их начальникам было предложено выбирать самим в каком узле остаться руководителем. Но при этом им же поручалось подобрать кандидатуру своего коллеги для другого узла. Некоторые начальники РУС, особенно кто постарше, предпочли возглавить узлы почтовой связи, посчитав эту должность более спокойной. Большинство же начальников имели высшее инженерное образование по своей профессии и решили возглавить узлы электросвязи. Я тоже стал начальником РУЭС, предложив на должность начальника РУФПС опытного почтового работника Т.А. Николаеву. Тамара Анатольевна проработала затем на этой должности 10 лет до ухода на пенсию. После нее районный узел почтовой связи возглавил Б.М. Образцов. Буквально через год (в 2004) почтовые узлы переименовали в почтамты, и Б.М. Образцов стал уже начальником Нефтегорского почтамта.
День радио – 7 мая в течение многих лет был профессиональным праздником работников связи всех отраслей. А после отделения почтовой отрасли установили и отдельный праздник почтовиков – День российской почты, второе воскресение июля.
Сразу после разделения с почтой в 1993 году наше областное управление связи преобразовали в открытое акционерное общество «Связьинформ». Начальник управления Б.В. Скворцов теперь именовался генеральным директором. Его первым заместителем был Г.С. Лиманский – впоследствии мэр Самары. (Кстати, сначала Георгий Сергеевич был начальником Советсткого телефонного узла Куйбышевской ГТС, который располагался в здании АТС-66 по ул. Гагарина, 50, где я в 1967 году начинал свою карьеру. При мне Советсткого узла ещё не было, так как телефонов в Куйбышеве было гораздо меньше, нумерация телефонная была пятизначной, а станция называлась АТС-6.) Районные узлы стали филиалами акционерного общества, а их начальники – директорами филиалов. То есть я был теперь директором Нефтегорского РУЭС – филиала ОАО «Связьинформ» Самарской области. С этой должности и ушёл окончательно из связи в 1995 г., приняв духовный сан.
ПОСЛЕ УХОДА
Уходя, предложил руководству (и областному, и районному) пригласить на освобождающуюся должность А.Г. Обуховича, который, живя в Нефтегорске, последние 11 лет летал на заработки в районы Крайнего Севера. А до этого, тоже в течение 11 лет (с 1972 года) был начальником цеха ЭТУС в Нефтегорске. Мы давно были знакомы по совместной работе, часто виделись и когда он прилетал между вахтами домой на отдых. Анатолий Губертович не скрывал при разговорах, что устал летать на Север и хотел бы вернуться, но пока не знает, как найти здесь работу.
Наш генеральный директор Б.В. Скворцов был не просто удивлён, а буквально ошеломлён и очень раздосадован моим неожиданным уходом, никак не хотел отпускать меня, всерьёз обиделся. Поэтому при последнем нашем с ним разговоре, когда я упомянул А.Г. Обуховича, Борис Владимирович недовольно сказал:
– Обуховичем хочешь оправдаться? Теперь уж это не твоё дело. Сами сообразим кого назначить…
Но все же поинтересовался «на всякий случай», где он теперь и как с ним связаться.
Никак не ожидал моего ухода и глава администрации района А.А. Анисимов. А на предложение кандидатуры А.Г. Обуховича ответил сдержанно:
– Подумаем. Посоветуемся с областным руководством...
Через сорок дней после моего ухода, с 1 августа 1995 года, А.Г. Обухович был назначен директором Нефтегорского РУЭС. И проработал он в Нефтегорске ещё двенадцать лет до выхода на пенсию.
Основным недостатком районных узлов являлось то, что они – предприятия небольшие. Министерство связи всегда стремилось к их укрупнению. Эту проблему я предвидел ещё при написании упомянутой статьи в журнале «Вестник связи» в 1986 году, поэтому и указывал в той статье, что «следующим шагом может стать создание межрайонных узлов связи с предоставлением РУС прав цехов или производственных единиц» (Вестник связи. № 6. 1986. С. 42).
И, действительно, в 2001 году на базе РУЭС были вновь созданы укрупненные узлы, которые теперь назвали межрайонными центрами электросвязи (МРЦЭС) с сохранением в каждом районе собственного технического узла электросвязи (ТУЭС). Нефтегорский МРЦЭС объединил три района: Алексеевский, Богатовский и Нефтегорский. Возглавил межрайонный центр А.Г. Обухович. Начальником Нефтегорского ТУЭС стал О.В. Краснов.
В конце 2002 года произошли очередные изменения и в областной структуре управления связью. ОАО «Связьинформ» Самарской области стало Самарским филиалом ОАО «ВолгаТелеком», а теперь ПАО «Ростелеком». Само Министерство связи РФ несколько раз переименовали и даже упраздняли, заменив его однажды агентством.
Продолжались изменения в городах и районах. В 2006 году МРЦЭС были ликвидированы. Вместо них создали межрайонные узлы электросвязи (МУЭС), а в райцентрах вместо ТУЭС снова появились РУЭС. Нефтегорский МРЦЭС расформирован, а ТУЭС, переименованный снова в РУЭС, присоединён к Отрадненскому МУЭС. Но и это ещё не всё. В декабре 2007 года Нефтегорский РУЭС переподчинён Новокуйбышевскому МУЭС.
С появлением компьютеров, мобильных телефонов, электронной почты быстро стала меняться и сама отрасль связи. Отпала необходимость в переговорных пунктах. Значительно уменьшилось количество телеграмм, писем, посылок. Совершенно изменилась телеграфная и телефонная техника. Почтовая связь практически изживает себя. Стараясь удержаться, внедряет новые формы работы, увеличивает пересылку денежных переводов, «писем счастья» от налоговой, посылок «товары – почтой». Что будет через несколько лет с привычной нам связью – сказать трудно. Областное управление почтовой связи фактически стало лишь узлом связи, а почтамты низведены до статуса отделений. Районные почтамты тоже объединяются. Так, к Нефтегорскому почтамту присоединен Алексеевский район, в котором почтамт как самостоятельная единица ликвидирован.
Все структурные изменения после 1995 года происходили уже без меня. Причём всё менялось так стремительно, что трудно было уследить. Теперь это, конечно, действительно не моё дело. Но я не могу быть равнодушным к подобным событиям. Как профессионал, 20 лет проработавший в такой беспокойной, но интереснейшей сфере, я до сих пор сохраняю любовь и уважение к своей родной профессии и бывшим коллегам по работе.
Оказавшись в Новокуйбышевске в 1997 году, уже в качестве священника, узнал, что мой старый товарищ и собрат по профессии – директор Новокуйбышевского ГУЭС М.И. Жданов – серьёзно болен. Навестил его дома. Он очень обрадовался. Мы долго говорили. Я его исповедовал и причастил. Через некоторое время Михаил Иванович вышел на работу, правда, на короткое время. Вновь уйдя на больничный, больше уже не вернулся. Отпевать его тоже пришлось мне.
После М.И. Жданова директором Новокуйбышевского ГУЭС (с 2001 г. – МРЦЭС, с 2006 года – МУЭС) стал бывший главный инженер А.В. Болдырев. Хотя мы с ним и раньше встречались на областных мероприятиях, но по-настоящему познакомились только после моего приезда в Новокуйбышевск. Александр Васильевич оказался очень отзывчивым человеком. Мне неоднократно пришлось обращаться к нему за помощью, в которой он ни разу не отказал.
Мой Нефтегорск
© Copyright: Сергей Александрович Усков, 2022
Свидетельство о публикации №222072601042
Свидетельство о публикации №222072601042
Рецензии