Горе моей поскотины

      Проводы сына в армию с Канского вокзала Вера Павловна Помозова помнит до деталей. Каждая мать наказывала своё. Наказывала и она: "Сынок, береги себя!". Когда поезд тронулся, матери сначала шли следом, махая сыновьям, затем уже бежали. Дальше всех бежала Вера Павловна и всё кричала: "Сынок, сынок!..."
Увёз поезд сына, оставив матери боль и тревогу. И потянулись недели ожидания весточки от сына. Ждали мама, папа Евгений Карпович. Ждал и младший братишка, Пашка-проказник.

И вот пошли письма в Долгий Мост, на улицу Октябрьскую, в дом Помозовых. Все они начинались со слов: "Здравствуйте, мамуля, папуля и Пашка" и заканчивались "До свидания. Саша". А дальше, как у всех солдат, армейские будни. И всё же письма Саши особые. В них всегда присутствовали тепло, доброта.

"...Я всё ещё не приехал в часть. Сейчас живу в Москве, в части сухопутчиков и жду самолёт. Нас здесь 60 человек из Красноярского края. Живем дружно. Все ребята хорошие".
"...Наконец-то я добрался до своей части в город Черняховск. 31.12.93 г."
"...С утра до вечера только бегаем и бегаем, да ещё в перерывах между тренировками парашюты собираем. Недели через две начнутся прыжки".
"...Замкомбата у нас мужик замечательный. Мы ему помогаем переезжать на другую квартиру, после чего у него сложилась такая обстановка, что ему жить стало негде и не на что. Мы ему помогли".
"...Деньги мне не нужны. Зачем они здесь, только на сигареты, а я не курю. Первые недели было вообще тяжело. Выражаю глубокое соболезнование бабе Асе. Очень жаль деда".
"...У нас началась неделя контрольно-проверочных занятий. Сдавали стрельбу. Я отстрелялся отлично".
"...Завтра мы едем прыгать. У нас сейчас стоят морозы до -16. Сегодня утром даже холоднее стало, а днём с крыш закапало и весной запахло. Солнышко светит, почки уже набухли. Здорово!"
"...Вчера мы совершили первый прыжок из вертолёта. Если бы вы знали, как это здорово! На высоте такой свежий воздух и тишина, а я летел и пел песни... и приземлился мягко, как в перину".
"...Дела у меня идут по-прежнему нормально. Идёт повседневная солдатская жизнь".
"...Когда лежал здесь, в санчасти, хоть уколы ставил, шприцы кипятил, а сейчас медсестра есть. Я вообще без дела остался. Скучища страшная".
"...В санчасти со мной живут три водителя. Они меня не обижают. Живем дружно. Если они что-нибудь купят - меня угощают. Если я куплю - угощу их... Насчет безопасности прыжков можете не беспокоиться... Убегать, как Володя Новиков, я не собираюсь... Скажите Пашке, чтобы он не баловался и вас слушался. А то не привезу ему игрушки и парашют".
"...Служба идёт нормально. С должности санинструктора меня сняли и поставили на должность командира боевой машины. В сентябре начинается полевой выезд. Сегодня в парк не поедем. Меня взяли в похоронную команду, даже не знаю, кого хоронить... Завтра опять - в караул на пост №1 у Боевого Знамени... Молодых мы не обижаем".
"...За деньги, конечно же, большое спасибо! Но пока больше не присылайте, ... они вам там нужнее".
"...Сам митинг прошел спокойно. Возложили венки у памятника, потом на братской могиле. Родители всех ребят были, родные, близкие. Сегодня пришёл парнишка из дивизиона, он в той же бригаде служил, и сказал нехорошую новость, что
последняя отправка из Черняховска была е Тулу 31 августа. После приезда туда всех отправили в Таджикистан. Все двадцать четыре человека погибли. Что случилось и как, не знаю".
"...18 октября будет день памяти погибшей в Баку 8-й роты. В Баку был боевой вылет. После взлёта самолет вспыхнул и упал в море. Сорока восьми человек нашей роты и пяти членов экипажа больше нет... все гадали: самолет упал или его сбили".
"...В общем, вы люди грамотные, газеты читаете, смотрите телевизор, и, что творится в Чечне, наверное, знаете. В общем, по этому случаю на базе нашего третьего батальона сформировали сводный батальон миротворческих сил. Забрали из карантина меня и ещё четырёх сержантов. Ну что поделаешь? Вот и сидим мы здесь в часовой боеготовности к вылету уже две недели. Команда у нас подобралась неплохая. Отбор был самый строгий. Драчунов и пьяниц не брали. Бабе сообщите, что у меня все нормально. 12.12.94 г."

13 декабря Саша Помозов улетел в Чечню. Улетел санинструктором. Может показаться, что эту армейскую профессию Саша получил после призыва. Совсем не так. Он родился медиком. И это не преувеличение.
Мама Саши, Вера Павловна, медицинская сестра. Работает в Долгомостовской больнице. О ней моя сестра говорит: "Вера - добрейший человек в больнице. У нее и дома скорая помощь. Шприцы всегда готовы". Такое же я слышал и от соседей Веры.
Саша с детства рос в атмосфере любви и сострадания к людям. Когда мама принесла из роддома братишку Пашку, Саша написал школьное сочинение о счастье, пришедшем в дом.

После окончания школы он твёрдо решил стать медиком. Маме не хотелось отпускать Сашу далеко. И он поступает в Канское медицинское училище. Практику проходит у мамы в больнице, в родильном и детском отделениях, которые находятся вместе. Саша всегда наведывался к малюткам. Подойдёт к только что появившемуся на свет, наклонится к кроватке, прижмётся щекой к щёчке, носику ребенка и замрёт, слушая биение маленькой жизни. В зачетной книжке Саши стоит только
две пятерки. Больше он не успел сдать экзаменов - призвали в армию.
Уже будучи солдатом, он поступает в военно-медицинскую академию. Но не проходит военно-медицинскую комиссию. Когда-то был перелом левой руки и сросся не так. Но не терял всё же Саша надежды. И в письме от 20 ноября 1994 года писал домой.

"...Увольняться я буду где-то в середине июня и думаю попробовать ещё раз в академию". А пока ему предстояло пройти другую академию - академию настоящей войны.

В этот злопамятный штурм Грозного 31 декабря санинструктор Александр Помозов был вместе со своими товарищами Идет бой. Беспощадно бьют установки "Град". Падают Сашины товарищи. Истекающие кровью, они ждут помощи. Сашаа не отсиживается в укрытии, а бежит к ним. Тащит раненого в укрытие. Сзади разрывается снаряд. Теперь санинструктор сам нуждается в помощи. Резануло осколком. Он кладет раненого на землю, охватывает руками голову. Левая щека и мочка уха заливаются кровью И снайпер держит Сашу на прицеле. Выстрел точен — в позвоночник. Перебита главная артерия. Железо вздыбило землю. Небо померкло. Саши не стало.
Страшная весть полетела телеграммою в мою поскотину.

"С прискорбием сообщаем, что ваш сын, Помозов Александр Евгеньевич, погиб при исполнении специального задания правительства. Время и место доставки погибшего будет сообщено дополнительно. Примите наши соболезнования. Командир в/ч 65451 Л. Беспалов".

Следом за ней - вторая.

"Уважаемые Вера Павловна и Евгений Карпович, понимаю, что никакие слова, даже самые высокие, не заменят вам сегодня вашего сына. Но 23 февраля мы все, красноярцы, не можем не вспомнить, что ценой своей жизни Александр не только исправлял ошибки политиков, но и защищал целостность и благополучие нашего Отечества. Примите мои искренние соболезнования и надежду, что будет ещё в вашей семье счастье. Губернатор края Зубов".

Хоронил Сашу весь Долгий Мост. Похороны вылились в настоящую демонстрацию. Молодые парни высоко над головой несли транспарант "Виновников смерти Саши - Ельцина и Грачева - к ответу!"

Мог ли себе представить Павел Зиновьевич Алексеенко, дед Саши, что внуку жизнью придётся расплачиваться за ошибки политиков, предавших Великую Победу, а вместе с ней и мир в нашем собственном доме. Сам Павел Зиновьевич не воевал. В войну и после был председателем колхоза. Прожил долгую жизнь - 90 лет. А вот внук ушёл из жизни совсем мальчишкой.

Я ещё в Иланском слыхал о горе Помозовых. Когда приехал в Долгий, мама и говорит: "У меня на днях были в гостях Катя Алексеенчиха с дочкой Верой... сын у Веры погиб в Чечне. До сих пор обе заливаются слезами. У Веры воротник пальто так и не просыхает". "Сходить бы к ним, да хоть как-то утешить" - говорю я. "Сходи, сходи, они всем деревенским рады".

Март расквасил долгомостовскую грязь. Едем на машине. Вот и улица Октябрьская. Добротный дом на солнечной стороне. Справа от ворот оседающий, изрешечённый солнцем сугроб. На нём одна-единственная сиротливо затерявшаяся зеленая веточка. Значит, сюда пришло горе. Стою у калитки, а войти не могу...
И вот я во дворе. Рассматриваю надворные постройки. Все по уму, как и должно быть в крестьянском хозяйстве. Из-за дома выходит мужчина средних лет. Догадываюсь - это отец Саши.

- Вы к кому? - мягко и доброжелательно спрашивает он.
- Я… - дальше не знаю, что и сказать.
- Пойдёмте в дом, - пригласил меня Евгений Карпович.

Светлая комната. Справа стенка. В центре голубой берет.
Под ним тельняшка. За ними простенькая рамочка с портретом юноши. Конечно, это Саша. Слева и справа тоже фотографии. И школьные и солдатские. Вот Саша пионер. Личико круглое, доброе. Глаза ласковые и тёплые А вот постарше. Черты лица те же. Не изменила душу Саши и армейская среда. Только взгляд на фото немножко другой — детство ушло.

"А письма Саши можно посмотреть?" — спросил я Евгения Карповича. Принёс он всё что связано с Сашей. Подал мне орден Мужества. Мы встретились взглядами. Глаза Евгения Карповича увлажнились, он перевёл взгляд вниз, затем в сторону, неловко повернулся и вышел.

Читаю похоронку, телеграмму Зубова, рассматриваю фотографии похорон. Слышу в сенях голос Веры. Тихо входит в комнату и повисает у меня на плечах. Я обнял её. Стою и молчу, сказать ничего не могу — ком в горле.
Тяжело видеть материнское горе. Как бы время ни исцеляло раны, на материнском сердце рубцы остаются всегда.

Вера Павловна приготовила ужин.
"Давайте помянем Сашу", пригласила она к столу. "А где Саша сидел?" - спросил я. "А вот здесь, - показала она на левый угол стола.

Конечно, разговор был только о Саше. "Недавно учителя в школе нашли и прочитали Сашино письмо-сочинение о том, какой у нас в доме появился мальчик. Учителя читали и плакали. Я не видел этого мальчика, но мама его так и сказала, что Саша был душа, а этот проказник. Соседка, сидевшая напротив меня, заметила, что Зубов-то в телеграмме надеется, что в доме будет ещё счастье. "Забрали у меня счастье, -сказала Вера Павловна. - Для меня жизнь остановилась".

Среди Сашиных писем я нашёл письмо его сродной сестрички. Очень короткое.
"Здравствуй, милый мой братик. В кино не ходим. Денег нет по киношкам мотаться... приеду домой, поломаю тебе руки и ноги выдерну, только бы в армию не ходил... Скоро встретимся. Целую. Алёна".

Письмо писано еще до призыва Саши в армию.
Была у Саши и любимая девушка. Писал он ей стихи. А этим грешат, как правило, тонкие натуры. Вел Саша дневник. Значит, было что записывать.

Когда я уходил, остановился ещё раз у ворот и вспомнил фразу Веры Павловны: "Саша писал, что ни на что никогда не сменяет берет". "Нет, Сашенька, пришлось бы тебе, - подумал я, - сменить голубой берет на белый колпак". Жаль только, что этого не случилось.

До двух часов ночи перечитывал письма Саши. Делал выписки. Внимательно прочитал сочинение по Достоевскому. Есть, конечно, ошибки. Но остальное - достойно похвалы. Он писал сам, рассуждал, философствовал.

Теперь, дорогой мой павший герой, я обращаюсь к тебе самому. В сочинении ты пишешь: "На убийство его (Раскольникова) натолкнула жизненная необходимость". Выходит, этим постулатом кому-та можно оправдать и твоё убийство. Прости, дорогой мой мальчик. Я всё больше и больше убеждаюсь, что жизнь человека сама по себе исключительное явление. Она священна и неприкосновенна. И ни с какой необходимостью я согласиться не могу, тем более, если она преступает Закон. В своё сочинение ты взял эпиграф у великого Шекспира: "Прощать убийство - тоже преступление". Твой эпиграф я адресую своему читателю в конце моего сочинения о тебе. Вечная память тебе, гражданин моей поскотины!

Морозным мартовским утром автобус уходит из Долгого. Быстро пробегает основную улицу. На выходе справа кладбище ловлю среди мелькающих деревьев свежую могилу Вот уже сорок дней к ней приходит мать Саши Помозова, ложится на холмик, льёт в сырую землю горькие слёзы и посылает грудной стон "Сынок, сынок!"
Апрель 1997 г.