Цена успеха

Отвесный береговой обрыв повернул к морю суровое лицо, изрезанное глубокими скальными морщинами. На нём, истерзанные северо-восточными шквалистыми ветрами, изо всех сил цеплялись за уступы колючие кустарники и кривые деревца. Гнулись, почти стелились под напором, скрипели, но не сдавались. Боролись за жизнь.
На его верхней ровной площадке местные умельцы построили террасу из морёного дуба. Здесь торговали сезонным урожаем, проводили благотворительные ярмарки, играли свадьбы.

Крайнюю скамью у боковой увитой плющом решётки, облюбовала недавно поселившаяся в местечке писательница из России. Средних лет дама. Приходила на закате чуть не каждый день, если погода потворствовала.
 
Никто не видел, чтобы гостья приехала на машине или её привезло такси. Откуда она взялась в маленьком гмине*, который просматривался насквозь невооружённым глазом? Долек первый поинтересовался у риелторши Ренаты и получил удовлетворительный ответ: "Бронирование сделано из Санкт-Петербурга на три месяца. На одного проживающего». Адольф проворчал что-то про разжиревших коммунистов, а Зося, местная хлебопекарка, наоборот, искренне обрадовалась.

Ей русская сразу понравилась: без закидонов и практичная бабочка. Пишет? И что с того? Это работа. Пусть пани пишет. Многие только делают вид, что працуют*
 
Крайне любопытная особа была гостьей, по мнению местных. Приветливой, вела себя свободно, в друзья не набивалась. Все решили, что с выбором польского поселения её связывает творческая задача, ну или бог весть что ещё. Это что-то совсем скоро станет известно. Народ, выработавший за века стальное терпение, успокоился.

В один из майских по-летнему тёплых вечеров перед сочинительницей, как всегда, лежали в ожидании толстая тетрадь в клетку и шариковая ручка.

Был час прощания солнца с полушарием. Щедрое светило приукрасило природу масляными красками. Самые яркие достались небу, разодетому в оранжево-алый салоп, усыпанный золотой пылью и подбитый мехом вишнёвого цвета. Ни одной голубой ноты. Мягкий шёлк над пурпурным лаком отлива. Густые купы деревьев и кустов на берегу растеряли свои изумруды и малахиты, превратившись в гроздья агатов причудливых очертаний.

Дама пребывала в душевном томлении и пристально смотрела на сужающуюся линию горизонта. Там вот-вот должен возникнуть зелёный луч. «Почему это так важно? Что такое я пойму-открою-вспомню?»
 
Память не повиновалась ей. Женщина помнила всё, кроме мгновения, перенёсшего её в домик с камином, утонувший в цветнике на берегу польского Поморского воеводства. И внимание с лёгкостью переключилось на драматическое представление перед глазами.

– Пани Стася! Добрий вечур! Я принёс рыбу как обещал, – раздалось добродушно над ухом.

От неожиданности она вздрогнула и резко повернулась. Похоже, что уже некоторое время за решёткой стоял Ежи Гонта, местный рыбак с плетёной корзиной в руке. Он попытался объясниться:
–  Я не осмеливался потревожить пани. И так будет шторм, – мужик кивнул в сторону моря. – Вы будете посмотреть?

Не ожидая ответа, крякнул, быстро поставил корзину на стол и коричневыми, изуродованными артритом пальцами снял верхние листья.

–  Да, конечно, – женщина запоздало кивнула.

В корзине, переложенные лопухом, лежали пара судаков, скользкие угри и пятнистая щучка.

–  Куда же мне столько? Я вовек не съем, – удивилась Стася.
–  А вы, пани, людям приготовьте. В неджеля будет желёны швёнтачны час (В воскресенье будут Зелёные святки). Пани же есть кому послать голумбечка.
Тон рыбака не выражал ни сомнения, ни любопытства.

–  Да-а… Конечно, да, – она заторопилась. Ей вдруг захотелось: пусть бы Ежи поскорее ушёл, потому что в памяти опять мелькнул призрак догадки. – Вот возьмите, – она протянула сиреневую банкноту*

–  Дженькуе щедрой пани, – Гонта тихо растворился в сумерках.

Внизу шумело прибрежной галькой море, вверху сгустилась обманчивая тишина, пропитанная сладковатым запахом мокрой травы и острым рыбным духом.
 
Стася подхватила корзину и пошла к дому. Вечер укутал плечи бархатом и больше не тревожил спущенными петлями полотно её жизни.  Дома в камине потрескивал огонь… лёгкий ужин и любимые треки в наушниках расслабили. «Спать, завтра много работы».
 
В полшестого жиличку разбудил вероломный норд-вест. Стучал и стучал соскочившим с крючка ставнем. Погода испортилась: ни намёка на вчерашнее благодушие. Вспомнились слова рыбака. Раздражённый ветер свистел на все лады, перегоняя стаи бестолковых облаков. Серебро листвы на склонивших головы деревьях не смягчило ледяное сердце властелина Балтики.
 
Хозяйка закуталась в шаль и вышла закрепить доску. Бродяга обрадованно зарычал и накинулся на тщедушного человечка. Вырвал из рук слабую защиту, заголил подол, с оттяжкой выстегал. «Козявка» медленно, но упрямо добралась до окна и заложила крюк в петлю. Хулиган-ветер метнулся в сторону и, когда женщина упала на колени, потеряв силу сопротивления, с хохотом и рёвом помчался над побережьем.

С колотящимся сердцем и сбившимся дыханием она вернулась. Упёрлась лбом в дубовую дверь, чтобы отдышаться… Быстро развела огонь и сварила кофе.
 
В душе тонко запела знакомая струна: «Мой самый лучший час для работы».
 
Стася родилась в суровом краю и её первые детские книги были написаны в тёмные дни полярной ночи. Позже преуспевшие родители перебрались в пригород культурной столицы. Климат там щеголял в европейской маске: казался мягче, имел четыре внятных сезона, одарял пышной зеленью, но дорого брал сыростью, дождями и зимними ледяными ветрами. Юную сочинительницу этим не напугал. Тексты выходили всё лучше.
 
Хозяйка коттеджа у моря не заметила, как рука уже покрывала памятным узором клетчатую основу листа под рабочим названием и условием договора:

Цена успеха. Роман. Объём 16 авторских листов. Главред. Подпись неразборчивая. Адрес: СПб. ул. Звенигородская, 22 офис 22. Дата – 9 мая.
PS. Дедлайн – 1 августа.

Ей мнилось: выполни она условие – вспомнит всё.
 
«… Новый дом под Питером (куда семья переехала из Заполярья), обшитый доской в рубчик, заметно отличался от соседних. Величиной – больше ста квадратов – такие были только у госслужащих и бизнесменов. И богатым видом. Выкрашенный весёлой краской жёлто-горчичного цвета, в белых кружевных наличниках выглядел нарядно. Широкий проём с калиткой тонул в кустах жасмина и сообщал любопытным, что хозяева владеют машиной. До входной двери вела обсаженная золотыми шарами и гортензиями асфальтовая дорожка. Посетитель за две минуты до встречи расслаблялся и настраивался на самый добродушный приём.

Хозяева, нацеленные на успех, знали толк в человеческой натуре, поэтому очень быстро нашли нужных людей (в частности, в качестве «аванса» им посоветовали, как выгодно вложиться в недвижимость), наладили выгодные связи и стали востребованными, а порой незаменимыми.
 
Кирилл Алексеевич – вчерашний «раб» в занюханной адвокатской конторе, где сотрудники, клиенты, их дела разделялись тонкими перегородками из гипсокартона и смешивались в непрерывный гул, наконец обзавёлся латунной табличкой справа от дверного молотка: Господин Арбенин, адвокат. Теперь уважаемый член юридической коллегии принимал клиентов в кабинете с кожаным диваном и креслами. Красивая хозяйка приносила посетителю на подносе стакан «нарзана». Солидная обстановка и доверительная атмосфера заключали девяносто процентов сделок.

Госпожа Елена Арбенина (среди своих просто Елена Прекрасная) была изящной «рабочей клешнёй» супруга. Открыла небольшой салон красоты «Рапунцель» и превратила его в светский загородный клуб с целью привлечения капризных и проблемных богатых клиенток. Её тактичные советы выруливать из самых пикантных ситуаций оказывались весьма своевременными. В салон приезжали жёны нуворишей не столько за услугами, сколько посплетничать за чашкой экзотического чая и выплеснуть накопившийся негатив. Клуб, как снежный ком, обрастал популярностью, солидными связями, рекомендациями.

Двое образованных провинциалов, воспользовавшись кризисом девяностых, подготовили основательную материальную и опытную базу до переезда и преуспели. Они же, к несчастью, думала тогда Настя, оказались её родителями.

Дом выбрали неподалёку от Настиной бабушки, Александры Ильиничны, папиной мамы. Бескомпромиссной хлопотуньи. С гусями, поросёнком и козой Милкой. Целыми днями женщина крутилась по хозяйству: то в огороде, то возле скотины. Она никогда не навещала родных на Малой Трубичной улице.

– Закуркулились негодники. Нехай сами идут, коли надо, – слышала порой её ворчание внучка.
 
Настя не вникала в причины такого недовольства. Ей и самой вскоре стало неуютно в родительском доме. Будто из северной жёсткой, но понятной реальности она перенеслась в страшную сказку, в которой добро и зло на разных берегах.

Баба Саша оставалась добрейшей женщиной. Это было понятно любому. Стоило увидеть, как бодро росли огурцы, помидоры и капуста на грядках её огорода, сколько отдавала молока Мила и сколько перин за год хозяйка набивала пухом.  Под ногами бабушки оживали даже доски, потерявшие надежду стать вновь деревьями. Ася была уверена: топни та ножкой в шерстяном носке и её сказочный домик повернётся в нужную сторону. Поэтому к экзаменам в университет Настя готовилась в бабушкином доме. И, ясен день, поступила на бюджет с первой попытки.
 
– А я тебе что говорила! Жить нужно, а не «планы Барбароссы» создавать. Тогда понимаешь, как всё вокруг устроено и как оно работает. Хе-хе! – басом смеялась бабуля.

«Моё представление о справедливости как космическом миропорядке сложилось в том простом доме с русской печкой. Только беда меня поломала».
   
– Давай пироги печь. Целый таз, чтобы соседей порадовать твоей первой догадкой, – Александра Ильинична щедро уступала свою мудрость внучке.
 
Бабушкин дом, сирень во дворе и дорожная пыль – всё пару дней пахло пирогами с капустой, картошкой, яйцом и луком, сливовым повидлом и свежими яблоками.
 
«Бабочка Саша, пусть земля будет тебе пухом», – Стася смахнула с листа упавшие слёзы.
 
В доме родителей, напротив, девушка чувствовала себя словно в дорогой гостинице, откуда по-любому придётся выезжать. В воздухе дамокловым мечом висела тонкая паутина беспокойной суеты. Папа за год до несчастья изменился кардинально. В редкие дни, когда родители оказывались оба дома, дочка уходила в свою комнату и надевала наушники. И даже сквозь любимые треки помехой доносилось назойливое жужжание из столовой, где супруги разыгрывали успешные социальные и материальные гамбиты. «Дуэт мухи с комаром». Она не вникала в темы, достаточно внятным был смысл: кому подмазать, чтобы быстро разбогатеть. Её добрые папа и мама помутились рассудком, не иначе.

Ещё больше девушку пугали раздоры, в которых летали стрелы и кололи пики. Число точных попаданий множилось. Маму раздражало всё: папина деревенская неуклюжесть и мягкотелость, дочкина отстранённость, обеды, длинные пробки и медленное время. После упущенных удачных сделок она глохла и немела. Супруги, как придурошные подростки, неделями общались мимикой и жестами.
 
«Кто такой могущественный подменил Асе родителей?»  Она закрывала глаза и вспоминала лучшие моменты их жизни…

На севере в редких отцовых отпусках на озере Гирвас они с моторки ловили окуней и сигов. Ледяная вода и комариные тучи делали папу крайне остроумным. Он развлекал дочку анекдотами про рыбаков и потрясающими историями.
 
Стася быстро писала:

Короткий день утонул в холодной темени. Папа сложил из брёвен квадрат. Внутри соорудили каменную пирамиду – получился очаг. Ветер не мог туда забраться и затушить пламя. Камни нагревались и отдавали тепло. Вода в котелке быстро закипела. Вкуснее северной ухи с костра Ася вообще-то ничего и не ела. После отец, кряхтя из-за ледяной воды, отмывал котелок и заваривал чай. Из посудины торчали ветки кипрея и брусничника. Завернувшись в спальник, прихлёбывая горячий ароматный отвар, Настя смотрела на перемигивающиеся в небесном колодце огни и слушала:

– Знаешь, дочка, в Балтийском море обитает интереснейшая рыба – речной угорь. Все остальные угри – морские. Плавает он, извиваясь как змея. И удержать этого товарища в руках практически невозможно из-за толстого слоя слизи.

Он помолчал улыбаясь, верно представлял, как безуспешно пытается это сделать, и продолжил:
 
– Ася, это самая загадочная рыба на земле. Древние люди заметили, что угри   не откладывают икру и у них нет органов для размножения. Предполагалось даже, что их рождают другие рыбы.

Дочь слушала с открытым ртом.

– Много позже учёные заметили в океане огромные стаи прозрачных личинок, устремлённых в устья рек Западной Европы. По мере продвижения те росли и превращались в угрей. Дальше становилось ещё страньше. Прожив в пресноводном водоёме лет двенадцать, нарастив метр-полтора роста и около шести килограммов веса, угри в конце лета, в самые тёмные безлунные ночи, словно скрываясь от людских глаз, собирались в стаи и, следуя могучему инстинкту, уходили на нерест в Саргассово море.

Отец сделал драматическую паузу.

– Взрослые угри погибают, а их личинки поднимаются к поверхности и начинают свою миграцию в Гольфстриме.  Представляешь? Невероятно! – взрослый мужчина, как мальчишка, в возбуждении размахивал руками. – Почему рыба, чтобы оставить потомство и погибнуть, уходит от берегов Европы более чем на семь тысяч километров? Почему подвергает неимоверным трудностям и опасности себя и своё потомство? Как находят свои пути в океане?
 
Чуть успокоившись, заворожённый, продолжил удивительный рассказ:

– Поражает их чувство ориентации. Если, к примеру, только что пойманных угрей отнести в мешке – непременно в мешке, иначе не удержать – на значительное расстояние от водоёма и выпустить во влажную траву, они тотчас же начинают ползти в сторону своего «дома».

По закону жанра, рассказчик умолк, а после сделал эффектную концовку:

– В тёмные туманные, дождливые ночи в низинных местах некоторые угри выходят на берег, чтобы полакомиться насекомыми, червяками и лягушатами.

Помолчал ещё и вдруг:

– А-а-а! – дрожит голосом и тянет руку к шее дочери.

Ася визжит, натягивая клапан на голову. Насмеявшись, двое незаметно засыпают.

– Как же получилось, что ты, папочка, ушёл от родных берегов, потерял чутьё и не вернулся? – Стася горестно всхлипнула.
 
Она ненавидела Питер, слишком рано отнявший у неё родителей.

К адвокату на Малой Трубичной с регулярным постоянством приходили дорого одетые напряжённые господа и уходили расслабленной походкой грешники, получившие индульгенцию.
 
Хозяева богатого дома в предместье, постоянно занятые, очень редко собирались за одним столом. И дом оставался похожим на новенькую, с фабричным запахом, лаковую шкатулку. В нём редко собирались гости. Разве что по случаю большой и успешной сделки. Самыми желанными здесь были деньги. Радушные владельцы предоставляли им наиболее удобные, безопасные места и вечный покой. Деньги, как живые властные тираны, завладели душами двух очарованных провинциалов.

За Настей присматривала помощница по дому Неля. Следила за порядком, расписанием наследницы и хорошо готовила. Девочке борщи-котлеты. Взрослым, в качестве комплимента, безвозмездно квасила хрустящую капустку и солила толстое белое сало.
 
Дочь Арбениных рано повзрослела. Была замкнутой и много училась. В школе, в библиотеке, с репетиторами. Обожала занятия спортивными танцами в клубе моряков, где группу гоняли до седьмого пота. И в тайне ото всех продолжала сочинять.   
Новость о поступлении в литинститут предков разочаровала. Не мешая выбирать, в душе они ожидали чего-то посущественнее.

– Дорогая, ты должна быть готова к тому, что писать придётся в стол. Мы живём во времена, когда писателей во много раз больше, чем читателей. Но, если хочешь, я позабочусь о раскрутке…

– Да-да, – перебила папу мама. – Если ты напишешь семейную историю-пастораль господина Шилова – он особенно неравнодушен к лести – будешь обеспечена подобными заказами на всю жизнь и не столкнёшься с бедностью и равнодушием.

Почему-то мама тогда напомнила Асе козу-дерезу.

– Но вы никогда раньше не говорили со мной на подобные темы, – попыталась защититься от корыстного мира дочь.

– Да, моя девочка. Теперь самое время. Мы добились некоторого успеха, заняли тёплые места. Живём в городе, о котором мечтают миллионы лохов. – Правда, мама? – отец обернулся к жене за поддержкой? И мечтаем, чтобы ты не знала нужды и поднялась по социальной лестнице туда, откуда невозможно упасть.

–  Это куда же? Деньги и власть всё равно отнимают те, кто посильнее – попробовала сыграть на равных юная вольнодумщица.

– Создав имя, ты обеспечишь будущее рода Арбениных, – в его голосе звучала скромная убеждённость.
– Эк, куда хватили! – девушка засмеялась. – Пойду лучше бабе Саше помогу. И вообще, я у неё останусь пока. Там как в деревне. Поживу-попишу. Молочка у Милки попью. Хорошо?

Отец и мать тогда ещё сидели рядом и молча, синхронно кивнули…

Накануне несчастья Асе не спалось. Может, из-за позднего ужина. Весь день они провозились с Милой. Та не могла окотиться. Пришлось вызывать ветеринара. В конце концов коза стала счастливой мамашей двух чернолобых козлят. После этого бабушка и внучка навалились на всё, что не приколочено в холодильнике.
 
Перед самым рассветом, когда сон потихоньку начал одолевать, Настя вскочила всполошённая безудержными рыданиями на кухне. Там мама подшофе, в коктейльном платье и с размазанной косметикой на опухшем лице, напугала дочь до смерти. Истерично повизгивая, она проикала, что папа задохнулся в гараже.
 
Ася в пижаме вскочила на велик и умчалась на Трубичную. Возле дома сгрудились зеваки, пожарка, милицейский газик и скорая. Через уличные ворота просматривался открытый гараж с их «опелем». Все дверцы распахнуты и видно хорошо. Дом обнесли лентой, дальше девушку не пустили. Позже им сообщили, что гражданин Арбенин прикрывал криминальные денежные сделки во властных структурах. Пока велось следствие, всё имущество адвоката арестовали.

Дочка увидела отца в морге. Поминок она не помнит – словно одеревенела. Видела и слышала, как люди ходят возле на цыпочках, говорят шёпотом, но не хотела даже шевелиться. Заговори она – и точно сломается. Случится что-то страшное: взрыв, убийство, сумасшествие...

Очень медленно оттаивала. Мама была дома, но не с ней, а с бутылкой и собутыльниками. Женщинами из салона, а больше – с мужчинами, всё незнакомыми и тупыми на вид. Ночами из супружеской спальни раздавались стоны и рык.

Однажды «Елена Прекрасная», размазывая пьяные слёзы по щекам, призналась дочери в том, что папа пошёл по кривой дорожке по её вине. Через приятельниц познакомился с попавшим на крючок полиции по подозрению в педофилии известным в городе чином.
 
«Я, я уговорила Кирю взять это дело. И-и… – она завыла. – А там таких уродов оказалось несколько... и-и огромные гонорары!.. Он не мог бы никого сдать… Знала же, что тряпка… И-и… Вот – я во всём виновата». Мама рыдала от жалости к себе, долго сморкалась в полотенце. А после уснула.

Они переехали к бабе Саше. Бабуля встретила молча. Обняла внучку, невестке не сказала ни слова. Елена через пару дней громко хлопнула входной дверью и с гордым видом уселась в поджидавшую у дома «импалу» мелкого владельца салона подержанных машин.
 
«А ведь мы с мамой с тех пор не виделись», – хлестнула Стасю память.
 
Баба однажды сообщила, что та связалась с итальянским ухарем и укатила куда-то в Болонью.
– Никто плакать не будет, – бабушка повернулась в сторону воображаемой Италии и в сердцах плюнула.

Оттуда раз в месяц приходили деньги на содержание Аси. Без писем и комментариев…
***
Штормовой фронт дал ей сутки поработать, а после был изгнан из круга католиков, занятых подготовкой к Зелёным святкам. Стася не нашла у себя достаточно муки и рано утром отправилась в булочную к Зосе.
 
Хлеб и прелести весёлой вдовушки славились далеко за пределами повята*. Сюда приезжали господа из самого Гданьска.

Местные давно простили все грехи слабой на передок жинке за искусность в хлебопеченье и лёгкий нрав. Ближайшие к хутору окрестности пропахли ароматной хлебной корочкой. Любители сладкого и сдобного паны пускали слюни и, нажимая на газ, гнали на запах.
 
Небольшой дом, окружённый дубками и хозяйскими постройками в любое время года выпускал в небо вкусный дым. Лавка с деревянным кренделем и надписью «Булки Зоси» для окрестных была важнее замка в Мальборке*.

Сама хозяйка, румяная, черноглазая бабочка с белыми пухлыми пальчиками, кажется, никогда не спала. Под её песенки, прибаутки и заразительный смех всё росло, плодоносило, телилось. Тесто само поднималось, а нарядная изба с высоким коньком и флюгером на крыше только что не плясала.

Хозяйка как раз выбрасывала курам мешанку из таза, когда Стася, оставив велосипед у ворот, шла вдоль загородки с поросятами. Малышня, повизгивая, подкапывала мягкими пятачками неподъёмное, наполовину розовое, наполовину унавоженное тело безучастной мамаши.
 
– Привет, соседка. Раньше тебя только Гонта пришёл, – рассмеялась она. – Рыба не хлеб, сыт не будешь. – За мукой, небось явилась так рано? Давай, заходи, покалякаем.
– Доброе утро! Хочу людям пироги испечь, а муки не хватает. Может, подскажешь, где и слив достать? – Стася чуть не вприпрыжку едва поспевала за жонкой.
– Мука есть, а сливы?.. Ну, может, у Адели. Она запасливая и вчера ездила в центр. Сейчас здесь только варенье и солёную можно найти... Тебе же немного надо, – она утвердительно кивнула. – Сама спросишь или мне?
– Не, Зося, сама.

Они выпили по кружке какао и обсудили рецепт пирогов.

Хозяйка вышла с гостьей помочь закрепить на багажник противни и помахать на прощанье. Даже если сомневалась в кулинарных способностях приезжей, виду не подала.
 
«Наверное, за это её уважают односельчане», – выруливая на дорогу думала Стася. – «Бог даёт людям подходящие имена. Обычно они долго подтягиваются до своих имён, а некоторым сразу открывается замысел всевышнего. Зосе дано, а я ещё не догнала про своё*», – женщина вдохнула запах цветущих деревьев и трав и невольно рассмеялась.

Аделя дала слив, не скрывая любопытства попробовать пероги* русской.
 
Пирожки из заварного теста вышли на славу. Много – большой эмалированный таз с верхом.
 
В невинном сегодня небе порхнула стая голубей и от костёла к обрыву потянулась вереница нарядных и весёлых прихожан в венках. Жонки ещё до рассвета украсили террасу: пол застлали аиром, обвили колонны и решётки цветами. На столах расставили кушанье и питьё.
 
К боковому столбу привязали двух коней. В расшитых попонах и заплетённых берёзовыми ветками гривах.
 
Первым подоспел Гонта. Тоже нарядный, в расшитой рубахе и джинсах, заправленных в короткие сапоги. Только на голове всё та же войлочная шляпа конусом. «Верно и спит в ней» – усмехнулась Стася. Обеими руками мужик держал белую голубку.
 
Он передал птицу Стасе и сказал, что кидать нужно вверх и сильно. Заметив, что женщина растерялась от внимания зрителей, улыбнулся ободряюще и, встав сзади, обхватил её руки своими. Качнул и вскинул их, разжав пальцы. Рядом кто-то захохотал:
– Ай да Гонта! Пшигвоздил русалку до Духа Свента.

Стася отстранилась от рыбака и посмотрела на односельчан. Мужчины блестели глазами и ухмылялись, женщины тоже смеялись, прикрывая рот рукой.

Седой господин в коричневых бриджах, из которых вываливало пивное брюхо, издавал весёлое хрюканье. Его лицо покраснело и от этого ярко выделялись пятна витилиго.

Гонта взял таз с пирогами, и, проходя мимо балагура, что-то шепнул. Толстяк замер, на мгновение его бледно-зелёные глаза остекленели. Углы губ поехали вниз. Что-то он уже готов был выкрикнуть, но резко повернулся на каблуках и ушёл в противоположный край столов. Там, грузно усевшись, зло отмахнул в сторону тарелку с пирожками.

– Это Долек Новак *… – Зося сделала многозначительную паузу. И тихо добавила: – В семье не без урода.
 
Запихав остатки Стасиного пирожка в рот, прошамкала:
– Вкусно. Смотри не подвинь своими пирогами Зосины «бувки».
 
Сказала специально громко, и ближайшие к ним, расслабившись, захохотали в голос.

После было застолье, песни хором. В один момент все поднялись с мест. Вытянув шеи, пытались разглядеть, как усаживаются на коней Кралик и Краля. В расшитых одеждах, с венками на головах молодые парень и девушка повели всю процессию в поле. По майской бархатной зелени просёлка две белые лошади, увитые гирляндами из цветов и листьев, мерно покачивали безмятежную юность. В руках парня дымился смоляной мешок, которым он махал, как кадилом, в сторону домов, ферм и посевов, отгоняя засуху, неурожай и нечистую силу. За ними пешие нестройно славословили Всевышнего и его апостолов.

А вечером на яру под присмотром полицианта (полицейского), жгли костёр.

– Зося, кажется, что я сама здесь родилась.
 
Подруги сидели на траве неподалёку от костра. Огонь с аппетитом обгладывал дерево и пускал длинные слюни искр в синеву. Окружающий мрак с завистью вплотную придвинулся к гулянью. Погружение в романтичное таинство располагало к откровенности.

– Моя прабабка – Анна Валевская. Да-да, – подтвердила Стася, заметив интерес в глазах приятельницы. – Из рода Валевских Подляского воеводства.
– Да что ты говоришь! – воскликнула Зося. Это знатные панове.

В годы гражданской войны часть их семьи выслали в Россию. Там мой прадед, крестьянин, выкрал польскую дворянку. Ага, такой был смелый. Они с товарищами расчистили делянку и заложили поселение. Власти тогда дали разрешение крестьянам обзаводиться хозяйством. Ну вот, трудились на себя, жили безбедно и в любви. Шестеро деток поднимали. Анна обшивала всех, учила грамоте своих и окрестных… – рассказчица замолчала, нахмурившись, и печально закончила: кто-то, такой же тёмный, как этот завидущий сумрак, донёс. У них отобрали всё. Один за другим родители и две сестры умерли. Мне отец рассказал. А я уж по документам после нашла ниточки.

Панночка задумалась, а после, прикоснувшись к Стасиному рукаву, сказала:

– Счастье не имеет цены, а за желание мы платим. Иногда бардзо дроги (очень дорого). Почему так? Нам не понять причины, и не нам судить… Ты здесь почему одна? –  ласково заглянув в глаза, мягко перевела разговор.
– А я вообще-то одна, может, когда и расскажу тебе... Всю жизнь мечтала жить в доме у моря, – Стася грустно улыбнулась каким-то своим мыслям.
– Ну, подруга, тогда не до грусти. У меня сразу два предложения.

Зося куснула длинную травину белыми зубами и подмигнула:

– Не буду больше охранять тебя от Ежика, а то он на тебя глаз положил… Да ты не думай, – поспешила успокоить. – Разведён и мужик хороший. Мастеровой, а главное – не старый. Не люблю старпней жирных (Она, вскинув брови, зазывно улыбнулась Долеку). И да, мне пора, мой кралик заждался.

Женщина легко поднялась и, не прощаясь, быстро скрылась в направлении своего дома. Минуты через две поднялся из-за стола парень, выбранный сегодня Королём святок. Ему пришлось потревожить всех, сидевших на лавке. Парня провожали, весело напутствуя, и, незлобно подшучивая, хлопали по широкой спине. В том числе и Королева.
 
Гонта довёл Стасю до крыльца. Потоптался молча и, резко повернув, ушёл не прощаясь. «А может, и не ухажёр он вовсе. Наблюдает за ней. Зачем?».

Старинный обрядовый праздник и воспоминания разворошили память. Она поспешила в комнату к заветной тетради – поработать несколько часиков перед сном.

В доме у озера ворочался до рассвета потревоженный «русалкой» мужчина. «Вот прилепилась дурацкая ксывка (прозвище). Долек-урод найдёт чем зацепить».
 
Своими наблюдениями Гонта по старой привычке ни с кем не делился. Новенькая жиличка его заинтересовала. Как всякий необъяснимый феномен. «Ренату лучше не слушать, та наплетёт, что прикажут…».  Когда провожал, надеялся что-то выведать, но, если честно, не хотелось бы узнать о такой приятной бабёнке что-то паскудне. Выпускать её из виду – тоже. Будто наказ неведомый получил опекать приезжую. «Ерунда какая-то». Но в том-то и дело – противиться Ежи не мог.

Рыбак вставал, выходил босой на крыльцо, слушал неспешные разговоры деревьев с ветром, вглядывался в темноту. «Мозэ, я, старый дурень, влюбився? Пся крев!» – мужик качал головой и сплёвывал. Досадовал, хлопал дверью, звякал кружкой о ведро и снова ложился, чтобы таращиться в потолок.

Перед тем, как встать окончательно, принял решение: «Если есть в этом деле что-то неведомое, то – промысел божий.  И не моего ума дело. Но я всё равно отвезу паничку в Гдыню. Завтра покумекаю как».
***

В этот час в России ворочался в супружеской кровати, пытаясь уснуть, муж Насти Никита. Завтра на работу, а у него сна ни в одном глазу. Испытав все расслабляющие приёмы, поднялся и ушёл в гостиную на продавленный диван, их любимый. Вспоминать, как встретились. Тогда Никита Горенко работал в конструкторском бюро программистом. От зарубежных коллег приходило много документов и не хватало знаний и практики в разговорном английском. Когда коллеги в отпуске отрывались на рыбалке с шашлыками, айтишник Горенко укатил в Исландию с группой волонтёров. Поработать в реабилитационном центре для детей-инвалидов. Без спецобразования таких, как он, использовали на подсобных работах: огород, столовая, ремонт. Зато с ним в комнате жили два корейца, индус и немец. Все тщательно проговаривали английские слова и фразы, отчего язык легко усваивался и вскоре стало нестрёмно общаться с носителями.
 
Никита с первого взгляда влюбился в дикие ландшафты чудной страны. Минималистические, лаконичные, до предела насыщенные чистыми красками. Обычно дни стояли пасмурные, и лиловая сталь неба едва не касалась яркой зелени эротичных мшистых холмов, ненадёжно прикрывающей базальт скал. В редкие солнечные часы свет, отражённый от синих окон болотцев, заросших жёлто-сиреневыми травами, выбивал слезу. Повсюду запросто бродил местный старожил ветер. Путал волосы людям и травам, крутил лошадиные гривы и хвосты – задираясь, развлекался.
 
Вот таким «погожим» ранним утром на огуречной грядке Горенко заметил чёрный кожаный мешок. Мешок шевелился, передвигаясь вдоль посадки, а после распрямился, и на ноги в берцах встала белобрысая девчонка в широкой косухе. Возможно, датчанка. Поэтому Никита приветственно помахал и крикнул: «Хелло!» Та засмеялась, ответила: «Привет!» и двинулась навстречу. Он с возрастающим интересом наблюдал метаморфозу, происходившую с ней по мере приближения.

Это была стройная, натуральная блондинка с градуированной стрижкой и пирсингом брови. Серо-синие глаза из-под прямых тёмных бровей смотрели неожиданно серьёзно, сообщая, что она вполне себе взрослая. Аккуратный носик над белозубой улыбкой с тонкой щербиной между передними зубами не менял первое впечатление.

– Вот так неожиданность – свои! Я Ася. Из Питера. А ты? – протянула открытую ладонь и крепко пожала ему руку.
– Никич. Новгород.
 
Он никогда так себя не называл. Вдруг захотелось стать ей ближе. Или глупо напомнить, что они уже встречались.

Ребята шли между грядами, болтая, как попали на проект, с кем общаются, о пивной пятничной вечеринке… Никита протянул Асе руку, чтобы помочь подняться на тропу к студенческому посёлку, и уже не опустил. Девушка вдруг стала ему близкой. Она не протестовала, лишь засмеялась, и позже открылась, о чём подумала тогда: «Кажется этот симпатичный новгородский витязь не собирается меня отпускать». Поэтому и рассмеялась. А он, на всякий случай, улыбнулся и покрепче перехватил ладонь...
 
Парной летней ночью на самом краю польской земли в мелких морских волнах плавится золотая луна. В густых ароматных зарослях над обрывом притих небольшой каменный дом. Из высокой трубы вьётся призрачный дух. Светится тёплым одно окно в клеточку. Над столом склоняется неясный женский силуэт.
 
Порой в заросли забредёт бездомный ветер, пошумит листвой, разбудит тёмную птицу. Та спросонок, чтобы увести подальше угрозу, снимется с гнезда. Сделает круг, посидит недолго под обрывом, посматривая по сторонам. Не заметив опасности, тихо вернётся к гнездовью, повозившись, перевернёт яйца холодной стороной к брюшку и притихнет.  Ближе к рассвету луна скроется в облаках, уступая всему живому пару часов самого крепкого сна.

Стася, хозяйка коттеджа, пишет быстро, по ходу усмехаясь воспоминаниям: как интересно раскладывает карты судьба. Кто бы мог подумать, что любовь она найдёт в Исландии.

После демонстративного отъезда мамы Настина жизнь слетела с катушек. Внучка, по настоянию бабы Саши, записалась к психотерапевту. Довольно быстро они дошли до «торгов», и здесь девушка застряла. Корила себя за инфантилизм и трусость. Винила в том, что участвовала в развале семьи.

– Ну почему, почему я уходила, надевала наушники и даже не пыталась их примирить? Если бы хоть раз я высказала своё мнение… протест.
 
Её накрыла волна депрессии из-за констатации личной никчёмности.
 
– Хорошо, давай попробуем сделать это сейчас, – врач создавала игровую ситуацию.
Ася противилась, с трудом проговаривая «пустым стульям» свои доводы, обвинения, обиду.  Снова и снова. Смеялась, злилась и плакала. Иногда хлестала стулья скакалкой. Скопившийся гнев выплёскивала на покойного отца, глупую мать, на всех на свете слабаков и преступников. На равнодушие жизни.  Злорадствовала: вот заработает и уедет из этой паршивой страны… Пока до неё не дошла абсурдность предположения, что уедет какая-то другая, счастливая девушка.
 
– Доча (так ласково называла внучку бабуля). Ты посмотри: на себя не похожа стала. Не спишь ночью, а днём спишь вместо учёбы. Так и вылететь недолго за пропуски.
 
С грехом пополам, только из любви к бабушке, Ася закончила институт. Вяло искала, чем себя занять. Доктор советовал делать что-то своими руками или кому-то помогать. Кому – она не знала.
 
Подруга поделилась планами подтянуть французский и рассказала про студенческое волонтёрство. На последнем курсе с одногруппниками они записались в тур. Ребята выбирали разные страны, в основном с тёплым климатом и нужным языком. Настю привлекли дикие ландшафты Исландии, работа в интернате для детей с ограничениями в развитии и возможность попрактиковаться в иностранном языке.
 
Самолёт доставил в Рейкьявик, оттуда автобус за полтора часа домчал до места. Заведение занимало обширную территорию и расположилось среди живописных мшистых холмов, с одного края защищённых чёрными скалами.  Земля с блестящими карими глазами озёр, покрытая бархатной малахитовой растительностью, укутанная в низинах рваным серым туманом, напоминала лицо мужчины. Пылкого юнца и таинственного мудреца одновременно.  «Завораживающая картина!»

И надо же, здесь она встретила Никиту. Они сошлись после первой пивной вечеринки и жили в одной комнате. Ася звала парня витязем (он жил в Новгороде и работал в конструкторском бюро). Поэтому в интернате они пололи грядки, чистили картошку и лук. Плакали и смеялись. Никич гибкий, как кошка, с волнистыми волосами до плеч и зелёными глазами, оказался отличным танцором и неунывающим оптимистом. Его родители жили в Воронеже, переехали туда по северной программе. На северах город её детства от их семьи отделяли триста километров. «Нет, ну люди добрые, прикиньте, это что, не совпадение? Или уж когда мы вырастаем, то мир уменьшается, как в «Алисе»?

На удивление им оказалось хорошо вместе… Стася скривилась от тривиальной фразы. «Случайная, невероятная встреча, и им хорошо вместе – ха-ха». Кто поверит. Да, нереально, если бы чувство не проверило седое время».
 
«Среди миров, в мерцании светил одной звезды я повторяю имя».
 
Правда, она всё испортила. В глазах, полных непролитых слёз, как в янтаре, отражался огонь.

А тогда, по возвращении, Ася пошла на поправку, почувствовала, что прошлое уже не режет по живому. Домой вернулась полной чашей обретённого материнского счастья. На четвёртом месяце беременности ей сообщили, что в результате несовместимости резус-факторов партнёров её малыш замер в развитии и нужно вызывать искусственные роды.

К тому времени они с Никичем поженились и жили в съёмной комнате на Васильевском острове, где у любимого была новая работа.
 
Акушеры твердили в один голос, что через пару-тройку месяцев следует снова забеременеть. Делали положительные прогнозы и главное, хотели уберечь молодую женщину от неизбежного срыва. Настя наорала на попытавшегося встать на сторону логики мужа и замкнулась. Мир, человеческое счастье вновь представились хлипкими. Её преследовали панические атаки и мысль что-то там не успеть.
 
«Дни напролёт одна – непричёсанная, в бессменном халате – она слонялась из угла в угол. В окно стучал веткой тополь, звал на волю, но Ася не слышала. Она жила в мире страха и боли своего нерождённого малыша.
 
И опять на помощь пришла баба Саша. Впервые посетила убогую комнатушку, молча собрала Настины вещи, поцеловала в висок зятя, похлопала по плечу и запихала на заднее сиденье старой «нивы» ворох несвежей одежды, немытых волос и морской узел проблем – всё, чем тогда была внучка.

Бабуля не давала Насте продохнуть. Ей постоянно что-то было нужно позарез. То комбикорм и рыбная мука кончились, то нужно отсадить несушку, то горох зарос лебедой и не понять – где что. То гусеницы озверели. Она тащила Асю к яблоне и показывала щепоть извивающихся пушистых тварей. То вручала кисть и ведро с известью… Пока девчонка не взвыла:

– Ты что хочешь, чтобы я тебе огород содержала? Я не нанималась.
– Вот и хорошо, и славно, – непонятно чему радовалась бабушка. – А завтра покрасим пол в кухне, обои там я уже поклеила.

Настя зло зыркала, а в душе смеялась. И когда поняла, что ей смешно, болезнь попятилась.

«Как мне стало легко на душе. Словно гирю скинула с плеч. «Спасибо тебе, Господи, за бабу Сашу».
 
Неровные строчки торопились заполнить страницу.

Стася очнулась, когда старинные ходики трижды прокуковали. Женщина, ахнув, быстро умылась и забралась в кровать. Та хрипнула что-то неразборчивое, и вскоре дом погрузился в глубокий сон.

На заре ей приснился Никита. Небритый, в мятой футболке с группой «Металлика» на спине (в ней была, когда познакомились). Увидел, что жена проснулась, улыбнулся и рванул с жёлтого пластикового кресла.

– А чего ты? Там же неудобно. Иди ко мне, – жена хрипловатым со сна голосом позвала и подвинулась.
 
Она проснулась, едва не упав с кровати. В памяти звучали отголоски нежного хрустального звона, в канву которого вплетался каменный плач настоящего колокола. Навалилась усталость, будто и не спала вовсе. «Никита-то ушёл. Устал от её выкрутасов. Не выдержал даже витязь».

Горенко со временем убедился, какой твёрдый орешек выбрал. Если горе поломало материнские опоры Асиного моста, а тихий супруг превратился в испытательный полигон перепадов в настроении, глухой неожиданной обороны, немотивированной агрессии, то всю нерастраченную страсть и энергию Настя направила на здоровый образ жизни и учёбу.  Эта сумасшедшая бесконечно училась. Ей нужно было докопаться до сути всего, что знали литературоведы, культурологи, историки, медики, психологи.

Никич никогда не отставал. Они близко «дружили» с Норбековым (он несколько лет даже очки перестал носить), Шатиловой, Бреггом, Порфирием Ивановым, Фрицем Пёрлзом.
 
Путешествовали. Где только ни побывали, начиная с Крыма, Сахалина, Сибири, Алтайского Края, заканчивая Европой. Каким альтруизмом была начинена его девушка. Какой смелостью, вплоть до безрассудства… Он готов был выпить с ней не то, что яд – жизнь до дна. «Боже, дай мне это сделать и пусть это будет не сейчас», – молил бога атеист Горенко.
 
– Никита Василич, ты сегодня помят. С бутылкой спал? Хотя бы позвал что ли в гости, а то я без мани, маялся вчера всухомятку, – выглянул из-за переборки крендель Маковецкий.
– Да нет, Игорёк, не с бутылкой, – хмуро откликнулся коллега.
– А, ну да, ясно. Прости – сглупил.
 
«Маковецкий – понятливый чел».
***

Утром вопрос, на который у Стаси не было ответа, схватил её за горло:
«Почему она здесь?!»  Она помнила всё, кроме того, как оказалась в доме с цветником на берегу польского Поморского воеводства. «Как это произошло?».
 
Последнее её воспоминание – поход в издательство Союза писателей России по приглашению Главреда. Ей предложили издать роман и назначили срок… Дальше чёрная дыра. Мысли скакнули к другим фактам: они уже приобрели апартаменты на испанском острове... и пусть Никита ушёл…

Нарастающую в мире энтропию Стася могла сравнить по силе только с силой своего желания провести остаток жизни в домике возле океана. Её бы ничто не остановило. Почему же она в творческом отпуске не там, а здесь?
 
«Ничего не понимаю. Но что-то произошло. Не ураганом же меня сюда занесло?» –
Ася сжала виски. В душе нарастала паника. Она боялась спросить людей.
 
«И позвонить неоткуда. Почему, почему никто не пользуется телефонами? Ни одной газеты… Так, возьми себя в руки. Всему находится объяснение. В общине свои законы. Может, они сектанты».
 
Тут же в памяти мелькнуло почтительное выражение на лице Гонты. «Он определённо что-то знает. Надо по-умному себя вести: приветливо. Авось, выведаю что».
Вместо того, чтобы встать, опять уснула.

Её разбудил осторожный стук в дверь.
 
– Пани Стася! Добрый день! Это я, Ежи. Принёс до вас котэчка. Открывайте.

«Ну, вот. Ничего особенного придумывать не нужно. Просто подарить котёнка».

Стася накинула шерстяной платок на плечи, и босая побежала открывать дверь.
Сосед держал в руках корзинку с пушистым трёхцветным зверьком. Тот жмурился и широко зевая, вытягивал розовый язык.
 
– У Дзюбы недавно народились. Я подумал, что вам в самый раз. Для заботы и развлечения. Не всё же бумагу марать.
 
Кривым пальцем он легонько провёл по шёлковому лобику и Стася заметила, как собралась в улыбку кожа у рта.

– Пани...
Гонта не глядя поставил корзинку на стол и посмотрел соседке в глаза.

У неё упало сердце. Но прозвучавшего предложения она точно не ожидала.

– Станислава…
 
Настя перебила: «Анастасия» *

– Пани Анастасия, – поправился Ежи. – Я осмеливаюсь пригласить вас в краеведческий музей Гдыни.
 
Стася захохотала. Облегчённо и от души. Заметив смущение гостя, прижала платок к губам, и, прыская, постаралась пробормотать извинение.

Гонта стоял и ждал. Пока она не поняла, что без ответа рыбак не уйдёт.
– Ну хорошо. Вы правы. Я должна больше узнать о месте, где отдыхаю. Благодарю, Ежи. Когда там дни посещений?

Они договорились на пять вечера.

В Гдыньском краеведческом музее Гонта любил бывать в будние дни. Не всегда он был инвалидом-рыбаком. Когда-то работал в порту Гдыни. Гордый кормилец носил жене и двум дочкам трудовые злотые. После работы по старой привычке проводили время с мужиками за кружкой пива в соседнем баре. Там случился перелом у его жизни. Однажды перебрал и напрочь не помнил, с чего завязалась драка, как в руке оказалась скользкая ручка столового ножа… И вот уже злые полицейские сирены, и тесная стенка настороженных синих мундиров напротив.

В тюрьме его порезали. После обширной полостной операции получил пожизненную инвалидность и свободу. Родные отказались от бывшего кормильца ещё на пересылке.
Ходили слухи, что Ежи подставил завистник, но никто не стал ворошить слепленное дело («Да вы не найдёте ни одной бытовухи, которая бы не обросла домыслами и декларациями о несправедливости», – твердили полицейские в один голос.). Сам осужденный апелляций не подавал, отсидел положенное и ничего о себе не рассказывал.
 
Только Долек – самопровозглашённый староста гмина – докапывался до сути, как крот, но в конце концов и тот отстал.

Гонта сохранил тихий нрав и поэтому дом в общине. Его просто стали меньше замечать. Тем более, что время безработный проводил на реке. Люди брали у него рыбу. «А что? Цена-то не установлена – кто сколько даст, то и ладно». Бессовестные так брали. Но на пропитание хватало. И хватало скопить на билет в музей Гдыни, где чудак любил изучать исторические документы своего края. Читать истории всех, кто жил здесь раньше. Откуда вели род, о чём мечтали, чем занимались, какое значение имели.
 
Большой раздел постоянной выставки был посвящён порту и известному инженеру Тадеушу Венде.

Гонта приходил сюда ради другого творца – Стаха Валевского. Сочувствовал этому господину, несправедливо задвинутому на второй план. «И тут вмешалось провидение», хоть и трудно это простому человеку понять. Но, видно, нам, людям, много до чего не дорасти».
 
Официально объявлено, что планам Валевского помешал экономический кризис. Но кое-о чём Ежи догадывался. А недавно убедился в своей правоте. Ему только нужно было отвезти «русалку» в музей.
 
Проводив неуклюжего воздыхателя, Стася накормила Карамельку, положила обрывки подписанных полотенец в укромный уголок, потыкала в них кошку. Позавтракала и открыла новый лист. К вечеру ей необходимо собрать ещё один пазл.

«Однажды в гостях у бывшей Настиной сокурсницы девчата проводили новомодный класс по красоте. С помощью популярной американской косметики правильно ухаживали за кожей: очищали, тонизировали, увлажняли. Увлекательное занятие напоминало  уход за розами. Участницы с раскрытыми ртами внимали ловкой консультантке, рекламирующей волшебные баночки. Выходило очень эффектно и занимательно. В конце фотографировались и сравнивали свой вид «до» и «после». Трогали кожу. Ахали и охали. Не было ни одной причины, чтобы не начать пользоваться средствами прямо сейчас. Покупки совершались тут же.

Практичные девчата это замечали и интересовались, как могут к сервису добавить магазин. Улыбчивая ведущая подавала бутерброд с мёдом с двух сторон, обещая в короткой приватной беседе показать, как просто превратить волшебные тюбики и уникальный маркетинг в пассивный доход.
 
Настя сразу поняла, что новое дело отнимет у неё девяносто процентов пустой маеты, а следом на автомате уверилась, что растущий капитал не за горами. Дураков нет. Многие захотят «три в одном». Она не заметила, как невротическим триггером сработал сценарий родителей: успех – это успеть.  Она попала в сеть.

Началась гонка по созданию командной вертикали. Новоиспечённый директор по продажам не знала одного: через два года старая компания сдаст позиции и уйдёт в горизонталь. Сделать в ней карьеру станет невозможно.
 
Одурманенная запахом близкого обогащения, девушка забыла о призвании и о беде, в которую попала её семья. «Отец и мама были наивными и самоуверенными. К тому же одиночками. В наше время это бесперспективно».  Как одержимая рвала постромки. Накручивала тысячи дорожных километров, расширяя личную дистрибьютерскую сеть.

Лозунг компании «в начале вера, затем семья и в конце карьера» истрепался, почти истлел от колоссальной лжи. Одержимость ближе к сумасшествию, чем к вере. Асе повезло, что её близкие не вмешивались: баба Саша порой незлобно крутила у виска, а Никита помогал чем мог.

Настя, критиковавшая своих неудачливых родителей, убедившая себя, что с ней-то ничего подобного случиться не может, неслась в тартарары. Кончилось всё крайне плохо. За два года до полного фиаско она получила два внятных предупреждения.
Интерес к новому делу и конечному результату толкал на риск. Преодолевая страх, она становилась сильнее и менее осторожной. Вот такая увлекательная, как топь, схема. С каждым пройдённым уровнем степень сложности игры всё увеличивалась. Она ныряла глубже. Азарт возрастал.

Стася помнила каждую деталь одной знаковой поездки.

Ранним морозным утром она ехала в Медвежьегорск к организаторам. Там сформировалась крепкая команда, и будущий национальный лидер уделяла этой части работы пристальное внимание.

За окном мелькали привычные картинки зимнего монохромного пейзажа. Глаз зафиксировал непривычное количество замерших на обочинах автомобилей. За мгновение до затяжного извилистого поворота посмотрела на приборы. Температура за бортом -30, скорость 100 км/час. На выходе из виража зад машины стало заносить. Мир изменился. Время в нём превратилось в мысль: «Вот так это происходит». Руки и ноги жили своей жизнью, спасая хозяйку. Первые не делали резких движений, чуть подворачивая руль в сторону заноса, вторые ловили момент, когда можно будет начать притормаживать.

Она вернулась в привычный мир, когда машина метров двадцать пять пахала высокий снежный бордюр обочины. Увязнув, забуксовала. С усилием оторвала руки от руля и вдохнула.

С противоположной стороны бежал мужчина.

– Слетела? Всё нормально? Сейчас мужиков позову.
Подошли ещё двое и выкатили автомобиль.

– Мороз, слабое сцепление с дорогой…, – первый попытался снять напряжение. –Поедешь? Ну, тогда – осторожнее.

Она поехала, и доехала, и вернулась… Кто-то заботился о ней и подавал знаки, но Ася не замечала. Обычные люди ищут, где лучше. Она же упорно продолжала пинать дохлую лошадь.
 
Стася хмыкнула, сочувствуя себе прежней, и продолжила.

Надо отдать должное упрямой девице. Не получая высоких комиссионных, она всё же неплохо зарабатывала. Кроме того, с аппетитом хрустела бизнес-морковкой под названием «путешествия в Европу для лучших». Те поездки компенсировали недостижимость цели в бизнесе. Они изменили её взгляд на суть вещей.

Путешественница испытала чувство открытой клетки. Мир стал единым.  А после, когда взяла в руки ключ от собственной зарубежной квартиры, почувствовала себя гражданкой этого мира.

Одновременно обрушилось навязанное убеждение про единственно верное решение. Неугомонная добралась до независимой инфоплатформы. Там узнала о действительном положении дел в собственной компании. Но на всём скаку остановиться не смогла и придумала организовать частную школу макияжа. Проект поглотил время и все гонорары Аси.
 
Она проводила максимум пять групп в год.  Курсанты работали её кистями, на её пробниках. Прибыль по сравнению с затратами была незначительной. Ей писали хвалебные отзывы, она снимала ролики, выпускала бесконечные рекламные посты. Создала галерею лиц «до» и «после». Провела исследование: как влияет внешнее преображение женщины на её психологический комфорт. Написала статью…
 
Как только выдерживала непомерные нагрузки? –  Стася глубоко вздохнула.

Этот суетливый бег съедал время её жизни, здоровье и заглушал голос интуиции, подсказывающей, что пора остановиться, отдохнуть, осмотреться и сменить направление.

Последняя группа, как она сейчас понимала, была выбрана «высшей канцелярией» помочь безумице бросить непосильное дело. На что не хватало внутреннего спокойствия.
 
Её тогда тупо обокрали. Косметические наборы, кисти… Не заплатили за сессию – несколько десятков тысяч – и исчезли. Она помнит чувство оглушённости, нереальности происходящего, своё безмерное удивление. Не сразу пришло осознание личного авторства этого беспредела. Но тогда впервые остановилась.
 
В подтверждение женщина кивнула. Видно, провидение не выдержало, и Ася получила «хук», отправивший её в нокаут.
 
В тридцать шесть она очнулась на планете с названием «Реальность». Её реальность, посвящённая карьере, желанию успеть доказать свою дееспособность и независимость… заработать пассивный доход, строилась на хлипком основании.

Удивительно, что в это же время она как-то умудрилась влюбиться и выйти замуж. Но самым значимым успехом в жизни пренебрегла. Никита не настаивал, а жена не хотела детей.
 
После потери 16-летнего дела бизнес-леди была похожа на подбитую мультяшную кошку: подтягивающуюся передними лапами, падающую, ползущую. С безумным упорством пробовала новые, более современные и ещё более жёсткие варианты создания капитала. Где-то в пути, в череде неудач, окончательно потеряла связь с мужем и замерла, готовая нырнуть уже в апатию.
 
Аут. Денежный ручей иссяк. Случилась пандемия и два года они не могли ни обустроить новую квартиру, ни продать, ни даже добраться до неё.
 
Все лихие годы её поддерживал Никич. Заботливый и мудрый… А она не ценила и профукала самое дорогое.

«Если ещё чувствуешь что-то ко мне – только прости», – обратилась мысленно в пространство.
 
Лицо исказили печаль и горечь сожаления...

Одновременно Ася продолжала вяло барахтаться, и однажды за вечер написала полноценный текст: «Родиться в рубашке с серебряной ложкой во рту». За ним появился роман, затем сборник рассказов. Публикации получили одобрение.
Открылось в ней что-то новое, неведомое. Вскоре должен был состояться первый творческий вечер.

А после произошла авария. Майским пятничным вечером Ася ехала на дачу. Там, в объятиях оживающей природы, ей писалось особенно легко. Не доехав километра два до съезда с федеральной трассы, не вписалась в крутой поворот и врезалась в тополь на обочине. В больнице сообщили, что серьёзных повреждений не обнаружили, но врождённая аномалия в шейном отделе позвоночника получила дополнительную нагрузку от удара и спровоцировала неутешительный прогноз.
 
Бесстрастное лицо доктора-мусульманина, расшифровывающего МРТ, вызывало раздражение. "Ну что он тянет? Там не по-русски написано? А понимает ли он русский?»

Наконец врач ожил:
– Уважаемая, в Вашем шейном отделе есть изменения (он назвал места и величину). Причина – врождённая аномалия плюс травма.
 
«Будто мне это неизвестно», – раздражилась пациентка.
– И что меня ждёт, Расул Халид оглы?

Чёрные непроницаемые глаза напротив не пускали в душу никого. Белоснежные халат и шапочка выглядели камуфляжем.

– Первым в таких случаях страдает вестибулярный аппарат: будет снижаться слух, возможно, Вы уже испытываете приступы головокружения и шум.

Он не ждал ответа.

– И сколько мне?
– Никто не скажет. Рекомендации я написал.

Запищал зуммер сканера, и чёрная щель выплюнула лист с бесстрастным текстом – гарантией спокойного сна эскулапа.

Знакомая медик, которая ходила с ней на приём, как могла поддержала:

– Ну что, подружка. Надо жить с тем, что есть. Мы все не знаем, что нас ждёт…  Люблю тебя, дорогая, – вдруг прошептала голосом Никиты.
 
«Как у него только язык повернулся? Сначала бросил, а теперь можно и пожалеть сирую». Ася, стиснув зубы, с силой вырвала ладонь из руки мужа. Тот промолчал.

«… А может, это была медсестра?» У Насти явно путалось сознание…

Горькие слёзы закапали на исписанный лист.

Она замечала, как отказывают органы, отвечающие за прямой контакт с миром.

Падает зрение. Откуда ни возьмись появился астигматизм: с расстояния десяти шагов у людей стирались черты, добавлялись два глаза, превращая их в инопланетян. С бухты-барахты кружилась голова.

Зато усилилось воображение. Она представляла желаемое ярко, выпукло. Легко создавала достоверную, трогающую за живое, картину жизни. И неожиданно пришло приглашение в издательство…

Ладно, хватит на сегодня воспоминаний. Пора сготовить обед и после собираться в поход с Гонтой. Вот же чудик. А впрочем, по всему видно: он неплохой человек. Искренний.
***

Через три часа они ехали в пригородном автобусе в Гдыню.

Ежи провёл Стасю в один из боковых залов и начал свой рассказ:
«Збигнев Валевский, потомственный аристократ вольного Гданьска, был блестящим инженером. Как член городского совета, курировал устаревшие фортификационные сооружения. Вторая половина жизни его семьи, как и страны, попала под гнёт аннексии. Прусскую барыню в качестве примы интересовали балы на мировой сцене, а не состояние жизнеобеспечивающих коммуникаций захваченной территории. Неважно, что разжиревшая империя смердела до конца столетия. Когда страной управляет алчность – здравый смысл молчит. Писк зарвавшихся хамов, осмелевших до того, чтобы  предлагать инженерные планы переустройства, глушили победные фанфары.
Единственное, что мог сделать в такое время муж и отец – передать сыну все знания и любовь к инженерии. Станислав уже в юном возрасте объявил, что построит порт в Гдыне, чем весьма позабавил батюшку.

Пан инженер решил посмеяться над отпрыском:

– Гдыня – дыра, глухая деревня. Там, кроме пожарной каланчи, нечего возводить.

На это получил исчерпывающий ответ из семи пунктов, подтверждающих
обоснованность проекта. В Гдыне уникальное сочетание геогидротехнических и климатических условий для возведения военно-торгового и рыбного порта.
 
Юноша учёл всё: защиту от ветров полуостровом Хель, низкие берега, близость глубокой воды на большом протяжении, железной дороги и питьевой воды, а также отличный грунт. Шах и мат.

Сражённый железной логикой и убедительными доказательствами, удивлённый папаша в знак полной капитуляции поднял руки.

Стах немедля приступил к осуществлению плана. Подготовил расчёты, чертежи, описание и план работ. Даже сметы… Но осуществил его блестящий проект другой, не менее талантливый поляк.
 
Семью Валевских гражданская война тогда унесла в неспокойные воды открытого моря. Их трудоспособную и полезную нарождающемуся советскому государству часть сослали в Смоленскую губернию. Батюшка и молодая жена Стаха вдали от родины вскоре померли от чахотки. У Станислава осталась дочь Анна.
 
Шло время, Советская власть нуждалась в специалистах и прикомандировала польского дворянина к мостостроению и реконструкции порушенных транспортных коммуникаций.  Стас неделями пропадал в командировках. За молодой паничкой присматривала старая тётка Беата. Но как углядеть за шустрой девчонкой? Няньке не нравилось, что Аня с подругами ходят по дворам, помогают по хозяйству немощным и больным: моют, готовят еду, чинят немудрёную одёжку. Обучают деток грамоте. «К чему то слабый (зачем это бедным)?»

Однажды Анна не вернулась. Беата обратилась в полицию. Сообщили отцу. А через три недели, когда иссякла всякая надежда, в ворота дома Валевского постучала беглянка...»
 
Взволнованная Стася подошла к своему экскурсоводу и ладошкой прикрыла его рот.

– Дальше я буду рассказывать, – она умоляюще посмотрела на рыбака.
– Добже, пани.

Анна бросилась в объятия к отцу, молила о прощении, и, когда все немного успокоились, представила ему своего мужа.
 
– Татусь, это Михал. Мы повенчались…

Валевский повёл рукой, прерывая дочь, и холодно глянул на мужика.

– Коли ты, милостивый пан, осмелился дочь у меня украсть, то найди смелость и ответ держать.

Вид молодого человека, однако, вызывал симпатию. Одет он был просто, но опрятно. Росту выше среднего, широкоплечий. Волосы светлые, волнистые, взгляд ясный, прямой.

Станислав так настрадался в последние дни, что готов был простить любимой дочке всё.

– Мы с товарищами, трое нас, получили от властей участок земли недалеко от Ельни. Чтобы там организовать поселение и разработать хозяйство… На одном собрании я встретил вашу Аню, – начал и закончил, по-видимому, свой рассказ нежданный родственник.

«Ишь, какой ретивый. А ты, брат немногословен и умён, по всему видно», – с невольным уважением отметил господин инженер.

– Тата, благослови нас, мы любим друг друга, – Анна поцеловала лик иконы и передала отцу.

– Ну, раз уж вас венчал православный священник, я могу только молиться Матке Боске о вашем благополучии.
 
Стася подошла к портретам на стене. На одном снимке пожелтевшее изображение большой усадьбы, окружённой высокими деревьями. Надпись отправляла посетителей в родовой дом дворян Валевских. На другой подтянутый мужчина стоял возле стула, на котором сидела девочка. Подпись. Станислав Валевский с дочерью Анной. И ещё один, поясной портрет той же девочки, но лет шестнадцати. С фотографии на зрителей смотрела Анастасия. Прямые тёмные брови над ясными светлыми глазами. Волнистые волосы разделены на пробор двумя косами. Подпись. Анна Валевская.

Стася беззвучно плакала. Она вдруг поняла, что не по своей воле оказалась в этой «командировке». Её поглотило пугающее чувство невозвратного. Верно, она умерла.
И вместе с безмерной печалью впервые в жизни испытала колоссальное облегчение и свободу в теле.

Гонта дождался, когда женщина справится с чувствами и проводил к выходу. На крыльце Стася поблагодарила своего друга, и они вернулись в общину.
***

Никита не спал вторые сутки. Серая щетина покрыла впалые щёки. Сестричка принесла двойной эспрессо и, ни слова не говоря, похлопала по плечу.
 
Муж смотрел на жену. Губы бледные, изредка подрагивают глазные яблоки. «Самые живые здесь трубки и мониторы», – он бессильно скривился. Настя в искусственной коме. Сегодня в десять последний консилиум. Ему поставили условие, и он даст ответ.
 
– Господи, помоги нам! – в беззвучной молитве шевелились сухие губы.

Никич не заметил, как уснул. В комнате прошёл сквозняк, зашелестели медицинские халаты и главный ординатор, не ожидая, пока родственник окончательно придёт в себя заговорил:

– Никита Васильевич, мы не можем и далее сохранять статус-кво. Вы должны согласиться на мануальную операцию – прогноз процентов двадцать – или на отключение жены от аппарата жизнеобеспечения. Так как начались необратимые процессы.  – Ваше решение?

Горенко ни разу за их совместную жизнь не принимал решение без согласия Аси. Повисла пауза.

– Ну-с, милейший. Мы ждём.
– Я согласен. Прости меня, родная, – он бросил страдающий взгляд на жену.
– Хорошо. Теперь Ваше присутствие здесь не приветствуется. Операция рассчитана на пять-шесть часов. Поэтому я бы посоветовал Вам принять что-нибудь покрепче и выспаться. Вы ей нужны сильным. Всего хорошего.
 
Халаты вновь зашуршали и порхнули в дверь.
***

Наступил июль.  Травы после первых сенокосов вымахали до пояса. Ветки от налившихся соком тяжёлых плодов и ягод согнулись до земли. Краски сочные. Одних оттенков зелёного за раз она насчитала больше двадцати. И красно-оранжевые закаты, как сладкая мальвазия в хрустале. Задний двор дома превратился в бархатную шкуру кошки. Зверь растянул роскошное, усеянное полевыми цветами и солнечными пятнами тело, от крыльца до неспешной реки, окаймлённой ракитами.
Мириады насекомых заключили где-то мирную конвенцию и дефилировали, не мешая друг другу и людям. Их, ласково играя, сдувал и сдувал лёгкий бриз рокочущего в отдалении моря.
 
Воздух, настоянный на травах, – густой, ароматный – хоть ножом режь, и мягкое тепло проникают в каждую пору. Со двора уходить неохота до первого прохладного дуновения из потемневших, запозднившихся на прогулке зарослей жасмина и сирени…

Стася написала большую часть истории и вплотную подошла к завершению. Она прожила яркую нескучную жизнь, научилась видеть смысл в самом ужасном для человека и поэтому умела создавать прекрасное.
 
Из-за отсутствия детей ей не довелось вовремя усвоить главный урок жизни: не привязываться к событиям и людям. Детки, как птенцы, смело вылетают из родительского гнезда строить новую жизнь.
 
Сейчас ей хотелось последовать этой здоровой практике, чтобы сохранить долю оставшейся энергии (иначе как она продолжает творить?) на создание новой реальности. С другими связями, отношениями и смыслами. Она уже прикоснулась к новому миру, чистому от ментальной инерции и негативных эмоций. Очевидно, бесконечному в разнообразии форм.
 
Укутанная клетчатым пледом, она уснула на террасе под мерное поскрипывание качелей. Ей снился сон.
 
Вместе с воздушным шаром Стася медленно понималась над польским приморьем. Над домиком с кренделем вился дымок. Показалась излучина реки с причаленной лодкой. Ей улыбался и махал Ежи: «До видзеня, кохане (до свидания, милая)».
 
Зелёное волнующееся море внизу поредело, стало туманным. Смягчились линии организованных участков лесов, пашен, ферм и посёлков. Мелькнул суровый профиль берегового утёса, а вскоре побережье подёрнулось белой дымкой. Далеко внизу, в облачных просветах морщилось от солнечного света Балтийское море…

Полноватый мужчина в странной синей шапочке наклонился к ней и ласково проговорил:

– У тебя дедлайн до первого августа.

Настя, кивая, что-то промычала спросонок. И открыла глаза. На неё внимательно смотрел доктор.

– Ну, что, Анастасия Кирилловна, как полагаете, поживём ещё?

Глаза за маской прищурились, собрали вокруг лучи.
 
– Ну-ну, плакать в Вашем случае – непростительный грех.  Господин Горенко, – врач повернулся к супругу. – Не утомляйте своей любовью больную. Ещё успеется.
 
Он пропустил вперёд себя Никиту, что-то промурлыкал и скользящей походкой выплыл из палаты.

Обессиленный переживаниями Никич прилёг рядом и заснул.

Ася свободной рукой гладила мужа по голове и целовала в плечо. Наткнулась на торчавший из-под подушки листок плотной бумаги. Вырванный из чековой книжки первый экземпляр с печатью и подписью. В строке цены прочла надпись синими чернилами: семьсот тысяч рублей (аванс за издание романа). На обороте вольное пожелание: «Обналичить там, где круглое лето».
 
Позже они, смеялись, читая и перечитывая его вслух. Наконец Настя набралась духа и спросила:

– А разве ты… мы?
– Нет, родная. Я всегда был рядом. Каждую минуту.

гмин(пол.) – община
працуют (пол.) – работают
повят(пол.) – район
сиреневая банкнота – 20 злотых
Мальборк (пол.) – город в Польше с одноименным замком Тевтонского ордена.
Зося(греч) – разумная, живая.
Анастасия (греч.) – «возвращённая к жизни»
перо;ги (пол.) – пироги
Долек Новак – Адольф Новый
Ксывка (пол.) – прозвище