Сказки из книги для чтения Доброе слово 1-й год

В соавторстве с Г.М.Дьяченко А.Г.Преображенский  выпустил иллюстрированную книгу для чтения «Доброе слово» (год первый. М., 1898 — 7 изданий; год второй. М., 1897 — 5 изданий; год третий. М., 1898 — 4 издания) и «Луч» (М., 1894 — 5 изданий).

Протоиерей Григорий Михайлович Дьяченко - уроженец Витебской губернии.

Лингвист Александр Григорьевич Преображенский - уроженец села Заулье Севского уезда Орловской губернии.
          ________________________________________________________


Первый год обучения

Сказки из книги для чтения «Доброе слово»


15. Зайцы и лягушки

Сошлись раз зайцы и стали плакаться на свою жизнь: «и от людей, и от собак, и от орлов, и от прочих зверей погибаем. Уж лучше раз умереть, чем в страхе жить и мучиться. – Давайте утопимся».

И поскакали зайцы в озеро топиться. Лягушки услышали зайцев и забултыхали в воду. Один заяц и говорит: «стойте, ребята! Подождем топиться; вот лягушачье житье, видно, еще хуже нашего: они и нас боятся».

16. Лисица и журавль

Лиса с журавлем подружилась, даже покумилась с ним у кого-то на родинах. Вот и вздумала однажды лиса угостить журавля, пошла звать его к себе в гости: «приходи, куманек! приходи, дорогой! уж я как тебя угощу!» Идет журавль на званый пир, а лиса наварила манной каши и размазала по тарелке. Подала и потчевает: «покушай, мой голубчик – куманек! сама стряпала». Журавль хлоп-хлоп носом, стучал-стучал, ничего не попадает! а лисица в это время лижет себе да лижет кашу, так всю сама и скушала. Каша съедена; лисица и говорить: «не обессудь, любезный кум! больше потчевать нечем». – «Спасибо, кума, и на этом! Приходи ко мне в гости». На другой день приходит лиса, а журавль приготовил окрошку, наклал в кувшин с малым горлышком, поставил на стол и говорить: «кушай, кумушка! право, больше нечем потчевать». Лиса начала вертеться вокруг кувшина, и так зайдет, и этак, и лизнет его, и понюхает-то, все ничего не достанет! не лезет голова в кувшин. А журавль меж тем клюет себе да клюет, пока все не поел». «Ну, не обессудь, кума, больше угощать нечем». Взяла лису досада: думала, что наестся на целую неделю, а домой пошла как несолоно хлебала. Как аукнулось, так и откликнулось. С тех пор и дружба лисы с журавлем врозь.

(Из собрания народных сказок.).

17. Мужик и медведица

Как весенней полной порой, из-под утренней белой зорюшки, что из лесу, лесу дремучего, выходила медведица, с малыми детушками – медвежатами, поиграть-погулять, себя показать. Села медведица под березкой; стали медвежата промеж себя играть, обниматься, бороться, да кувыркаться. Отколь ни возьмись мужик идет: он в руках несет рогатину, а нож-то у него за поясом, а мешок-то у него за плечами. Как завидела медведиха мужика с рогатиной, заревела медведиха, стала кликать детушек, глупых медвежат своих: «Ах вы детушки, медвежатушки! Перестаньте валяться, обниматься, кувыркаться! Становитесь, хоронитесь за меня. Уж я вас мужику не выдам, а сама мужика съем, проглочу!». Медвежатушки испугались, за медведиху побросались; а медведиха осерчалась, на дыбы поднималась. А мужик-то он догадлив был, он пустился на медведиху, он сажал в нее рогатину. (А. Пушкин.)

18. Стариково великое горе

Жил-был старик со старухой, у них была курочка рябушечка; снесла рябушечка первое яичко в куте перед печкой, под самым окошком; пестро-востро-костяно-мудрено.

Положила старуха яичко на полочку, мышка бежала, хвостиком вильнула, полочку свернула, яичко скатилось, об пол разбилось. Старик плачет, старуха рыдает, курочка кудахчет, огонь в печи пылает, двери скрипят, сор под порогом вскружился, тын покосился, ворота хлопают, щепы в поле летят. Сбежались соседи: – что, что?

Старик говорит: «вот так и так, наша курочка рябушечка снесла яичко, пестро-востро-костяно-мудрено. Положила старуха яичко на полочку, мышка бежала, хвостиком вильнула, полку свернула, яичко скатилось, об пол разбилось; я, старик, плачу, старуха рыдает, курочка кудахчет, огонь в печи пылает, двери скрипят, сор под порогом вскружился, тын покосился, ворота хлопают, щепы в поле летят!». Как услыхали соседи про стариково горе, так развели руками и ну вопить на все село.

Сбежалось село: что, что?

Старик говорит: «вот так и так, наша курочка рябушечка, снесла яичко пестро-востро-костяно-мудрено. Положили яичко на полочку, мышка бежала, хвостиком вильнула, полку свернула, яичко скатилось, об пол разбилось! Я, старик, плачу, старуха рыдает, курочка кудахчет, огонь в печи пылает, двери скрипят, сор под порогом вскружился, тын покосился, ворота хлопают, щепы в поле летят, соседи на все село плачут, руками машут!». Тут заголосило все село в голос, стало рвать на себе волос, тужить по стариковом великом горе. (Из Первой Первинки Даля.).

19. Бабушкин козлик

Жил-был у бабушки козлик, да такой прыткий, что и удержу на него не было: вырастет ли на деревне молодое деревцо, все с верху до низу обдерет и огложет, и ветви поломает, и листья поест. Побьют козла и приведут к бабушке, а бабушка: «Ах да ох!» пожурит козла, побранить козла, да запрет в хлевушок. А козел и ухом не ведет! вышибет дверь рогами и пойдет гулять да куролесить по огородам, не столько проест, сколько перетопчет. Изловят козла, приведут к бабушке, а бабушка: «Ах да ох»!» пожурит козла, да запрет в хлевушок. Васька козел и ухом не ведет, вышибет дверь рогами и пойдет гулять да куролесить. Вот разбесился он, разбодался, народ опять поймал его, побил, да и ведет к бабушке на расправу, а бабушка: «Ах да ох!» пожурила козла, побранила козла, отдала его пастуху на руки, а сама козлу приговаривает: «уж ты, козлик мой, уж, серенький, смирненько в стаде пасись, по долам, по горам не носись, в лес не ходи, там тебя волки съедят!». Васька козел и ухом не ведет, все стадо перебодал и пошел скакать по долам, по горам, насилу к ночи домой вернулся. Пришел пастух на козла к бабушке с жалобой, стала бабушка пастуха укланивать, умаливать, стала пастуха задабривать; вынесла ему криночку молока да кусок пирога. На утро погнал пастух стадо, погнал и козла, а бабушка козелку приговаривает: «уж ты, козлик мой, уж ты, серенький, ты смирненько в стаде пасись, по долам, по горам не носись, в лес не ходи, в лесу волки съедят!». А Васька и ухом не ведет! все стадо разогнал и пошел гулять по горам, по долам, по дремучим лесам; увидали козлика серые волки, и съели козлика волки, покинули рожки, да ножки, да голые копытца.

(Из Первой Первинки Даля.).

20. Журавль в небе не добыча

Жил-был мужичок без земли, без пашни, без кола, без двора, без скотинки, словом, как есть бобыль. Голод морит, по свету гонит, говорит пословица; нанялся бобыль к богатому мужичку в работники; дело учит, дело мучит, дело и кормить; сыт наш бобыль и одет и в угреве, а все своя воля на уме. Идет он раз полем, и видит под кустом лежит заяц; вот он поднял булыжник и думает: «это мне клад дается, убью я зайца, продам его, а на деньги куплю поросеночка; выкормлю поросенка, станет он свинкой, свинка та же скотинка, свинка моя выведет двенадцать поросят, поросенок вырастет, большой свиньей будет, каждая свинья выведет по двенадцати поросят, и будет у меня стадо во сто сорок и пять свиней; тут то обзаведусь я своим домком, сосватаю лучшую девку на деревне, и заживет она у меня барыней; старшего сына назову Иваном, подстаршего Тимофеем, среднего Дорофеем, малого Еремеем, подмалого Андреем; станут сынки расти, как грибки, я их на работе не умучу, найму работников, а сыновья станут за батраками надсматривать, а я из окошка на двор поглядывать, да порядки чинить: Андрей, Еремей, Дорофей, Тимофей, Ванюшка, что балуете, дела не делаете, за работниками не приглядываете, аль в бедности не живали? Вот я вас!». Бобыль наш так крикнул, что заяц проснулся, вскочил и дал тягу. «Вот те на! сказал мужичок, почесываясь, вот те и свинка с избой, и хозяюшка с Ванюшкой и с Андрюшкой, с Тимошей и Дорошей, и с Еремушкой!». И пошел своим путем все тем же бобылем.

(Из «Первой Первинки» Даля.).

21. Лиса

Шла лиса по дорожке и нашла лапоток, пришла к мужичку и просится: «хозяин, пусти меня ночевать». Он говорит: «некуда, лисанька, тесно». – Да много-ли мне нужно места! я сама на лавку, а хвост под лавку. – Пустили ее ночевать, она и говорить: «положите мой лапоток к вашим курочкам». Положили; а лисанька ночью встала и забросила свой лапоть. Поутру встают, она и спрашивает свой лапоть; ей хозяева говорят: «лисанька, ведь он пропал!» – Ну отдайте мне за него курочку. – Взяла курочку, приходить в другой дом и просит, чтоб ее курочку посадили б к хозяйским гуськам. Ночью лиса припрятала курочку и получила за нее гуська. При­ходить в новый дом, просится ночевать и говорит, чтобы ее гуська посадили к барашкам; опять схитрила, взяла за гуська барашка и пошла еще в один дом. Осталась ночевать и просит посадить ее барашка к хозяйским бычкам. Ночью лисанька украла и барашка, а по утру требует, чтобы за него отдали ей бычка. Всех: и курочку, и гуська, и барашка, и бычка она передушила, мясо припрятала, а шкурку бычка на­била соломой и поставила на дороге. Идет медведь с волком, а лиса говорит: «подите, украдите сани да поедемте кататься». Вот они украли и сани и хомут, впрягли бычка, сели все в сани; лиса стала править и кричит: шню, шню! бычок –  соломенный бочок, сани чужие (или не наши), хомут не свой, погоняй не стой! Бычок нейдет. Она выпрыгнула из саней и закричала: «оставайтесь, дураки!» а сама ушла. Медведь с волком обрадовались добыче и ну рвать бычка, рвали–рвали: видят, что одна шкурка да солома, покачали головами и ра­зошлись по домам.            (Из собр. народ. сказ.)

   22. Ворона

Жила-была у нас на Руси ворона, и жила она у нас не одна, а с няньками, мамками, с малыми детками, с ближ­ними и дальними соседками. Прилетели птицы из заморья, большие и малые, гуси и лебеди, пташки пичужки, свили гнезда в горах и долах, в лесах, в лугах и нанесли яичек; подметила это ворона, и ну перелетных птиц обижать, у них яички таскать! Летел сыч и увидал, что ворона больших и малых птиц обижает, яички таскает. «Постой, говорит он, негодная ворона, найдем на тебя суд и расправу!». И полетел он далеко, в каменные горы, к сизому орлу, прилетел и просит: «Батюшка, сизой орел, дай нам свой правед­ный суд на обидчицу ворону; от нее житья нет ни малым, ни большим птицам: наши гнезда зорит, детенышей крадет, яйца таскает, да ими своих воронят питает!».

Покачал сизый орел головой и послал за вороной легкого, меньшего своего посла воробья. Воробей вспорхнул и полетел за вороной: она было ну отговариваться, а на нее поднялась вся птичья сила, все пичуги, и ну ее щипать, клевать, к орлу на суд гнать. Нечего делать, каркнула и полетела, а все птицы взвились, на улику следом за ней понеслись. Вот и прилетели они к орлову жилью и обсели его, а ворона стоит посреди, да обдергивается перед орлом, охорашивается.

И стал орел ворону допрашивать: – «Про тебя, ворона, сказывают, что ты на чужое добро рот разеваешь, у больших и малых птиц детенышей да яйца таскаешь?

– Напраслина, батюшка сизый орел, напраслина, я только одни скорлупки подбираю!

– Еще про тебя жалоба до меня доходит, что как выйдет мужичок пашню засевать, так ты подымаешься со всем своим содомом, с гальем, с вороньем, и ну семена клевать.

– Напраслина, батюшка сизый орел, напраслина! Я с подружками, с малыми детками, с чадами, домочадцами только червячков из свежей пашни таскаю!

– А еще на тебя всюду народ плачется, что как хлеб сожнут, да снопы в копны сложат, то ты налетишь со всем содомом своим, со всей чернью, гальем, вороньем, и давай озорничать, снопы ворошить да копны разбивать!

– Напраслина, батюшка сизый орел, напраслина! мы это все ради доброго дела, по благостыне своей помогаем, копны разбираем, солнышку да ветру доступ даем, чтобы хлебушка не пророс, да зерно просохло!

Рассердился орел на старую врунью ворону, велел ее засадить в острог, в решетчатый теремок, за железное засовье, за булатные замки – там она сидит и по сей день!

(Из «Первой Первинки» Даля) .

23. Правда и кривда

Жили два купца: один кривдой, другой правдой: так все и звали их: одного Кривдой, другого Правдой. «Послушай, Правда!» – сказал раз Кривда: ведь кривдой жить на свете лучше!» – «Нет!» – «Давай спорить!» – «Давай!» – «Ну, слушай: у тебя три корабля, у меня два; если на трех встречах нам скажут, что жить правдой лучше, то все твои корабли; а если кривдой, то мои». – «Хорошо!» Плыли они, много-ль, мало-ль – встретился им купец. «Послушай, господин купец, чем на свете жить лучше: кривдой или правдой?» – «Кривда лучше!» Плывут они дальше, много-ль, мало-ль, и встречается им мужичок. «Послушай, добрый человек, чем на земле лучше жить: кривдой или правдой!» – «Кривдой!» На третьей встрече им сказали то же самое.

Отдал Правда три корабля Кривде, вышел на берег и пошел тропинкой в темный лес. Пришел он в избушку и лег под печку спать. Ночью поднялся страшный шум, и вот кто-то и говорить: «А ну-тка, похвалитесь! кто из вас нынче гуще кашу заварил?» – Я поссорил Кривду с Правдой! – Я разорил мельницу! – Я смутил человека убить! – А я напустил семьдесят чертенят на одну царскую дочь; а вылечит ее тот, кто сорвет жар-цвет!

Как ушли они, Правда вышел и запрудил мельницу, не дал убить человека, достал жар-цвету и вылечил царевну. Подарил ему царь пять кораблей, и поехал он домой. На дороге встретил Кривду. Кривда удивился богатству Правды, повыспросил у него все, как что было, да и залег ночью под печку в той же избушке. Слетелись духи и начали совет держать: как бы узнать того, кто испортил им все дела? Подозревали они самого из них негодного. Как стали его бить да щипать, он бросился под печку, да и вытащил оттуда Кривду. «Я –Кривда!» – говорит купец чертям, да все-таки они его не послушали и разорвали на мелкиe кусочки.

Так и выходит, что правдой – то жить лучше, чем кривдой. (Народн. сказка.).

24. Морозко

I. У мачехи была падчерица, да родная дочка; родная что ни сделает, за все ее гладят по головке да приговаривают: «умница!», а падчерица как ни угождает, ничем не угодит – все не так, все худо; а надо правду сказать, девочка была золото; в хороших руках она как сыр в масле купалась бы, а у мачехи каждый день слезами умывалась. Что делать? Ветер хоть шумит да затихнет, а сварливая баба расходится – не скоро уймешь: все будет придумывать да зубы чесать. И придумала мачеха падчерицу со двора согнать. «Вези, вези, старик, ее куда хочешь, чтобы мои глаза ее не видали, чтобы мои уши о ней не слыхали; да не вози к родным в теплую хату, а во чисто поле, на трескун-мороз!» Старик затужил, заплакал; однако посадил дочку в сани, хотел прикрыть попонкой, и то побоялся; повез бездомную во чисто поле, свалил на сугроб, перекрестил, а сам поскорее домой, чтобы глаза не видали дочериной смерти.

II. Осталась бедненькая, трясется и тихонько молитву творит. Вдруг слышит: невдалеке Морозко на елке потрескивает, с елки на елку поскакивает, поскакивает да пощел­кивает. Вот очутился он на той сосне, под коей девица сидит; пощелкивает, поскакивает, на красную девицу поглядывает: «девица, девица, я Мороз-красный-нос!»

– «Добро пожаловать, Мороз! Знать Бог тебя принес по мою душу грешную!» – «Тепло-ли-те, девица?» – «Тепло, тепло, батюшка-Морозушко!» Стал Морозко ниже спускаться, больше потрескивать и чаще пощелкивать, и спросил опять девицу: «тепло-ли-те, девица? Тепло ли-те, красная?» Девица чуть дух переводит, но еще говорит: «тепло, Морозушко, тепло, батюшка!» Пуще затрещал и сильнее защелкал Мороз­ко, и сказал девице: «тепло-ли-те, девица? тепло-ли-те, крас­ная? тепло-ли-те, лапушка?» Девица окостенела и чуть слышно сказала: «ой, тепло, голубчик-Морозушко!»

   III. Полюбились Морозке ее ласковые речи: он над ней сжалился и окутал ее шубами, отогрел одеялами, да принес ей сундук и высокий, и тяжелый, полный всякого приданого, а потом подарил ей платье, шитое серебром и золотом. Надела она его и стала какая красавица! какая нарядница! Си­дит и песенки попевает. А мачеха по ней поминки справ­ляет; напекла блинов. «Ступай, муж, вези хоронить дочь свою». Старик поехал. А собачка под столом: «тяв! тяв! старикову дочь в злате, в серебре везут, а старухину же­нихи не берут!» – «Молчи, дура! н; блин, скажи: старухину дочь женихи возьмут, а стариковой одни косточки привезут!» Собачка съела блин да опять: «тяв! тяв! старикову дочь в злате, в серебре везут, старухину женихи не берут!». Ста­руха и блины давала, и била ее, а собачка все свое: «стари­кову дочь в злате, в серебре везут, а старухину женихи не возьмут!».

IV. Скрипнули ворота, растворились двери, несут сундук высокий, тяжелый, идет падчерица в золоте да в серебре – так и сияет! Мачеха глянула – и руки врозь: «Старик, ста­рик, запрягай других лошадей, вези мою дочь поскорей! По­сади на то же поле, на то же место». Повез старик на то же поле, посадил на то же место. Пришел и Мороз-красный-нос, поглядел на свою гостью и стал ее спрашивать: «тепло-ли-те, девица?» – «Убирайся ты!» – отвечала ему старухина дочь: «или ты ослеп, – не видишь, что у меня руки и ноги окостенели». Попрыгал, поскакал Морозко, а хороших речей не дождался, рассердился, хватил ее и убил. – «Старик, сту-пай мою дочь привези: лихих коней запряги, да саней не по­вали, да сундук не оброни!» – А собачка под столом: «тяв, тяв! старикову дочь женихи возьмут, а старухиной в меш­ке кости везут!» – «Не ври! на пирог, скажи: старухину в злате, в серебре везут!» – Растворились ворота, старуха вы­бежала встречать дочь, да вместо ее обняла холодное тело. Заплакала, заголосила да поздно.

25. Сказка о рыбаке и рыбке

         I. Жил старик со своей старухой

У самого синего моря.

Они жили в ветхой землянке

Ровно тридцать лет и три года;

Старик ловил неводом рыбу,

Старуха пряла свою пряжу.

Раз он в море закинул невод,

Пришел невод с одной тиной;

Он в другой раз закинул невод,

Пришел невод с травой морской;

В третий раз закинул он невод,

Пришел невод с золотой рыбкой,

С непростой рыбкой, с золотой.

Как взмолится золотая рыбка,

Голосом молвит человечьим:

«Отпусти ты, старче, меня в море,

Дорогой за себя дам откуп:

Откуплюсь, чем только пожелаешь!»

    II. Удивился старик, испугался:

Он рыбачил тридцать лет и три года

И не слыхал, чтобы рыба говорила.

Отпустил он рыбку золотую

И сказал ей ласковое слово:

«Бог с тобой, золотая рыбка!

Твоего мне откупа не надо;

Ступай себе в синее море,

Гуляй там себе на просторе».

   III. Воротился старик ко старухе,

Рассказал ей великое чудо:

«Я сегодня поймал было рыбку,

Золотую рыбку, не простую;

      По нашему говорила рыбка,

      Домой в море синее просилась,

      Дорогой ценой откупалась:

      Откупалась, чем только пожелаю;

Не посмел я взять с нее выкуп,

   Так пустил ее в синее море».

  IV. Старика старуха забранила:

Не умел ты взять выкупа с рыбки!

Хоть бы взял с нее корыто:

Наше-то совсем раскололось!»

Вот пошел он к синему морю.

Видит: море слегка разыгралось.

Стал он кликать золотую рыбку;

Приплыла к нему рыбка и спросила:

«Чего тебе надобно, старче?»

Ей с поклоном старик отвечает:

«Смилуйся, государыня-рыбка!

Разбранила меня моя старуха,

Не дает старику мне покою:

Надобно ей новое корыто;

Наше-то совсем раскололось».

Отвечает золотая рыбка:

«Не печалься, ступай себе с Богом!

Будет вам новое корыто».

V. Воротился старик ко старухе:

У старухи новое корыто.

Еще пуще старуха бранится;

«Дурачина ты, простофиля!

Выпросил, дурачина, корыто!

В корыте много ли корысти?

Воротись, дурачина, ты к рыбке;

   Отвечает золотая рыбка:

«Не печалься, ступай себе с Богом!

Так и быть; изба вам уж будет».

VII. Пошел он ко своей землянке,

А землянки нет уж и следа:

Перед ним изба со светелкой,

С кирпичной беленой трубой,

С дубовыми, тесовыми вороты. 3

Старуха сидит под окошком,

На чем свет стоит мужа ругает:

«Выпросил, простофиля, избу!

Воротись, поклонись рыбке:

Не хочу быть черной крестьянкой,

Хочу быть столбовой дворянкой!»

VIII. Пошел старик к синему морю:

Неспокойно синее море:

Стал он кликать золотую рыбку.

Приплыла к нему рыбка, спросила:

«Чего тебе надобно, старче?»

Ей с поклоном старик отвечает:

«Смилуйся, государыня-рыбка!

Пуще прежнего старуха вздурилась,

Не дает старику мне покою:

Уж не хочет быть крестьянкой,

Хочет быть столбовой дворянкой».

Отвечает золотая рыбка:

«Не печалься, ступай себе с Богом!»

IX. Воротился старик ко старухе.

Что ж он видит? Высокий терем;

На крыльце стоит его старуха

В дорогой собольей душегрейке,

Парчевая на маковке кичка 4 ;

Жемчуга окружили шею,

На руках золотые перстни,

На ногах красные сапожки;

Перед ней усердные слуги;

Она бьет их, за чупрун таскает.

Говорить старик своей старухе:

«Здравствуй, барыня-сударыня-дворянка!

Чай, теперь твоя душенька довольна?»

На него прикрикнула старуха,

На конюшне служить его послала.

X. Вот неделя-другая проходит;

Еще пуще старуха вздурилась;

Опять к рыбке старика посылает.

«Воротись, поклонись рыбке:

Не хочу быть столбовой дворянкой,

А хочу быть вольной царицей».

Испугался старик, взмолился:

«Что ты, баба, белены объелась?

Ни ступить, ни молвить не умеешь –

Насмешишь ты целое царство».

Осердилась пуще старуха,

По щеке ударила мужа.

«Как ты смеешь, мужик, спорить со мной,

Со мной, дворянкой столбовой?

Ступай к морю, говорят тебе честью,

Не пойдешь, поведут по неволе!»

      XI. Старик отправился к морю.

Почернело синее море.

Стал он кликать золотую рыбку;

Приплыла к нему рыбка, спросила:

«Чего тебе надобно, старче?»

Ей с поклоном старик отвечает:

«Смилуйся, государыня рыбка!

Опять моя старуха бунтует:

Уж не хочет быть она дворянкой,

Хочет быть вольной царицей».

Отвечает золотая рыбка:

«Не печалься, ступай себе с Богом!

Добро! будет старуха царицей!»

 XII. Старик к старухе воротился.

Что ж? Перед ним царские палаты:

В палатах видит он свою старуху.

За столом сидит она царицей,

Служат ей бояре да дворяне,

Наливают ей заморские вина;

Заедает она пряником печатным;

Вкруг стоить ее грозная стража,

На плечах топорики держать.

   Как увидел старик, испугался,

В ноги он старухе поклонился,

Молвил: «Здравствуй, грозная царица!

Ну, теперь твоя душенька довольна?»

На него старуха не взглянула,

Лишь с очей прогнать велела.

Подбежали бояре и дворяне,

Старика в зашей затолкали,

А в дверях-то стража подбежала,

Топорами чуть не изрубила;

А народ-то над ним насмеялся:

«По делом тебе, старый невежа!

Впредь тебе, невежа, наука:

Не садись не в свои сани!»

      XIII. Вот неделя–другая проходит,

Еще пуще старуха вздурилась:

Царедворцев за мужем посылает.

Отыскали старика, привели к ней.

Говорит старику старуха:

«Воротись, поклонись рыбке:

Не хочу быть вольною царицей,

Хочу быть владычицей морской,

Чтобы жить мне в океане-море ,

Чтобы служила мне рыбка золотая

И была бы у меня на посылках».

Старик не осмелился перечить,

Не дерзнул поперек слово молвить.

 XIV. Вот идет он к синему морю;

Видит: на море черная буря –

Так и вздулись сердитые волны,

Так и ходят, так воем и воют;

Стал он кликать золотую рыбку:

Приплыла к нему рыбка, спросила:

"Чего тебе надобно, старче?»

Ей старик с поклоном отвечает:

«Смилуйся, государыня-рыбка!

Что мне делать с проклятой бабой?

Уж не хочет быть она царицей,

Хочет быть владычицей морской,

Чтобы жить ей в океане-море,

    Чтобы ты сама ей служила,

И была бы у ней на посылках».

Ничего не сказала рыбка,

Лишь хвостом по воде плеснула –

И ушла в глубокое море.

Долго у моря ждал он ответа.

Не дождался, к старухе воротился....

Глядь: опять перед ним землянка,

На пороге сидит его старуха,

А перед ней разбитое корыто.

(А.С.Пушкин).

(Материал из Интернет-сайта)