Абсурд. Часть 2 - на свободе

Гурен не смотрел на экран, он сидел, мрачно глядя прямо перед собой. Похоже, то, что он делал, было частью его странного и страшного дежавю, когда он каждое утро давал загадочные интервью на телевидении.

– Нет, не победили, - сказал он. - Сегодня победили, а завтра еще кто- то.

То, что творится с ним сейчас, было жутковато. Но смысл происходящего был более чем понятен. Он обладал определенным могуществом. Раньше он хотел держать все под контролем. А теперь ему на все наплевать. Оставалось узнать, насколько далеко он зашел в этом желании. И вот теперь он сидит в своей дачке на Татарской – как всегда, на мобильный телефон – и играет в игру «Йети против ящеров». Чего, спрашивается, тут бояться? А жить-то все-таки страшно. Неизвестность и без того была страшна. А тут еще эти…

Насчет «мелких подонков» он тоже был в курсе – через свою шпионскую сеть он узнал много интересного. Они уже и до штаб-квартиры добрались. Надо будет теперь подумать, как объяснить Ганнушкину, что даже такие чудовища не могут никак до него добраться. Что там – взять и сообщить наверх, что Гусев с Лысенко живы, здоровы и даже... Стоп. Ведь он же как раз этим и занимался. Чего он, спрашивается, не донес? А вот что. Надо просто рассказать, что Гусев и Лысенко действительно живы. И пусть это будет для всех сюрпризом. Вот смеху-то будет. Только как сказать? Да просто набрать в рот воды. Тогда его услышат. А если так и не услышат, тогда непонятно, что именно они услышат. У него, правда, нет возможности сделать так, чтобы в этот момент поблизости было очень шумно. Но его обязательно должно быть слышно. Можно, конечно, стукнуть в окно, но кто знает, услышат ли? А если он скажет: «Я тебя не слышу, оставайся на месте», это еще как-то останется в тайне, хоть и не полностью. В конце концов, надо решать проблемы по мере их поступления.

Виктор снял трубку телефона и набрал номер Ганнушкина. На самом деле он совсем не хотел звонить, но если уж... В трубке долго шли гудки. Наконец кто- то поднял трубку. Виктор услышал сопение, а потом знакомый голос сказал:

– Да, слушаю.

– Здравствуй, Леня. Как дела, Леня? Дела, Леня, очень даже дела. Вот ведь как жизнь поворачивается.

Виктор сделал вид, что дремлет, и не без сожаления заметил, что на другом конце провода Ганнушкин встал, выключил телефон и пошел в ванную. «Ему сейчас кажется, что он пошел в ванную, – подумал Виктор. – Он думает, что просто зашел в ванную, и чтобы снять возбуждение, принимает холодный душ. А я представляю, что сейчас там происходит».

В этот момент Ганнушкин опять взял трубку и начал набирать номер. Но не успел он нажать на рычаг, как в дверь постучали, и на пороге появился Грушин.

– Чего надо? – спросил Виктор.

– Можно?

– Мне больше всех надо. Ты че, спал, что ли?

– Нет, просто так... Пошел на секунду в ванную, а потом решил, что надо бы спросить тебя про этих золотых рыбок. Они же живые, тебе не кажется? Если это вообще не муляжи...

Виктор поглядел на него и опять опустил глаза. Грушин перехватил его взгляд, махнул рукой и пошел на кухню. Виктор услышал, как он щелкает замком, и понял, что Грушин бросил трубку. Виктор услышал голос Ганнушкина:

– Да, жду. Ты вот что, Гриша, приходи прямо сейчас. Есть разговор.

Виктор сунул ноги в тапочки, вышел из ванной и закрыл за собой дверь. Грушин сидел за столом, подперев голову руками. У него был такой измученный вид, что Виктору захотелось немедленно обнять и успокоить его. «Что это он сегодня такой усталый? – подумал Виктор. – Может, не выспался?» Нет, дело не в этом.

– Гриша, ты же мой заместитель. Может, нам все-таки с тобой вместе надо поговорить? Ты вот что скажи – в деньгах у нас сейчас проблема?

– Проблема.

– А проблема в чем?

– В том, что в бюджете одна только финансовая отчетность. Экономику не запустить, не заинтересовать.

– Так, может, теперь на СЭС надо? Поговорить с людьми?

Грушин поглядел на него и усмехнулся:

– Поговори, Гриша. Только, что дальше будет, не знаю.

Виктор не понял.

– Что? СЭС? А как же... Раз, значит, экономическая?

– Я не шучу. Вот ты скажи, неужели ты думаешь, что я сам себе политэкономию писал? Грушин сделал выражение лица, которое трудно было истолковать. – Нет, Гриша. Ты просто не понимаешь. Совсем.

– А в чем тогда дело?

– В том, что вопросы нам не с кем обсуждать. Понимаешь, у нас же нет просто людей. Может, ты слышал – психологи есть, преподаватели, психологи – все. Никто ничего не умеет. Мы что же, должны себе каждого в отдельном кабинете представлять? А если кто что-то хочет сказать, пусть скажет людям, которые с ним разговаривают. И вообще... Грушин махнул рукой. – Вообще, Витя, у нас же даже совместного заседания нет. Одни в неформальном порядке решают, что и как...

Грянул последний аккорд – вступил духовой оркестр.

Виктор повернул голову и увидел смеющуюся Надежду Сергеевну, которая хлопала в ладоши и светилась от счастья. Виктор немного замешкался.

– Давайте, – сказал он, – еще раз попробуем. Грушин пожал плечами. Виктор жестом позвал его за собой. Они поднялись на балкон, сели рядом. На часах было восемь вечера – так, во всяком случае, было на дне рождения у Грушина.

Виктор расстегнул верхнюю пуговицу кителя, огляделся, взял с нижней тарелки несколько недожеванных спагетти и швырнул в гудящий внизу зал. Грушин проследил за падением спагетти, нахмурился. Виктор опять застегнул китель. Грушин выдохнул и тоже уставился вниз, прямо на Надежду Сергеевну. Оба некоторое время молчали. Грушин поднял на Виктора глаза.

– Видишь вон ту девицу? – спросил он тихо.

Виктор поднял взгляд и увидел Таню, которая вместе со всеми возбужденно улыбалась. Она была совсем рядом, и он вдруг испытал странное чувство, похожее на ревность. Он покосился на Надежду Сергеевну, на лицо которой легла тень от падающей на него тени. Потом взглянул на Грушина. В глазах у него появился испуг.

– Так вот, – тихо продолжал Грушин, – пока я здесь... Пусть даже временно, я отвечаю за нее. Не волнуйся, – усмехнулся он, – я с ней разговариваю, делаю какие- то знаки... Ты ведь знаешь, – сказал он, криво ухмыльнувшись, — как говорят. Только тебя и ждал. Дело деликатное. Тебе, впрочем, это не грозит. Если хочешь, можем разойтись по-мирному.

Виктор закрыл глаза.

– Надо что- то придумать, – пробормотал он. – Я ей сегодня не нужен. Можно что-нибудь с собой взять. Жареную рыбу. Или клубнику. Или сырок «Дружба». Или мороженое. На сладкое можно положить кусочек брынзы. Чего-нибудь, в чем нет патоки. Как, в общем, у всех нормальных людей. Да и потом, она все-таки человек. Я не понимаю, что ей могло в голову взбрести. Может, она вообще не придет. Может, она со мной в гостиницу не пойдет... Или я уйду...

Грушин вытащил из кармана два предмета. Один из них был кисточкой для тушения сигарет, а второй – консервной банкой из-под пива. Он бросил банку в рот, полакал из нее и положил в рот другой предмет – маленькую зубочистку.

– Ладно, – сказал он, – завтра, значит, в девять утра.

Виктор тяжело вздохнул, взял со стола фотографию памятника Сталину, вынул из нее изжеванную фильтрами бычью голову и бросил ее в портфель. Грушин осторожно закрыл портфель и огляделся по сторонам, словно что-то искал. Наконец он извлек из кармана маленький перламутровый пистолет и приложил его ко лбу.

– Прощай, птица-гуманист, – тихо сказал он…