Об оттепели и...

Об оттепели и советском детстве-отрочестве-юности

Мой комментарий к посту Гелены Савицкой в ЖЖ разросся до небольшого рассказа – со мной всегда так, не умею коротко и по сути, всё на пути кажется важным, интересным и про всё хочется рассказать.
А посты Гелены – как триггер, спускают пружину, запирающую какую-нибудь ячейку в памяти, и пошла писать губерния…

Гелена спрашивает:
"...давайте поговорим о времени "оттепели".  Почему период после смерти Сталина так назвали?
Что тогда произошло  для вашей семьи?   Удалось ли тогда больше поверить в социализм?  Из за чего  и когда этот период закончился?  Где был водораздел?  Когда для вас внутри считается уже поздний социализм?"

Мой комментарий.
***
У меня в раннем детстве была няня — Констанция, литовка из Каунаса, отсидевшая в лагерях Инталага 10 лет по доносу (долгая история, она мне уже взрослой её рассказывала).
В 53-м или 54-м она освободилась, но вернуться домой не могла — "на вечное поселение" оставалась в Инте. А жилья у неё не было, естественно — таким вот освободившимся давали крохотные комнатушки в подвалах жилых домов, как я знаю. Возможно, и общежитские комнаты, если на работу устроишься такую, с жилым фондом.
Мама взяла Констанцию к нам почти (а может, и буквально) с улицы в качестве моей няни (это и жильё, и официальная, разрешённая тогда работа).(*1)
Поскольку, как известно, ничто не вечно под луной, начались реабилитации, и Констанция уехала. (*2)
Это и была оттепель.
Разумеется, я тогда ничего такого не знала и не понимала. И, кстати, ещё долго потом — родители берегли нас от ненужных "знаний", вероятно. А в школе этого "не проходили".(*3)
Папу — "немецкого шпиона" (он попал в плен в первые дни войны и пробыл в концлагерях до её конца) — тоже реабилитировали, он поступил в Московский геолого-разведочный институт, окончил его и защитил там же кандидатскую.
Это тоже оттепель.
Как и чем оттепель закончилась, я не помню — слишком насыщенная была школьная-кружковая-спортивная и прочая моя пионерско-комсомольская жизнь. Узнавала уже будучи взрослой, в перестройку, когда стало можно обо всём об этом говорить и писать.
Тогда же и папа рассказал мне, что в Инту он попал не "за запахом тайги" и не строить "голубые города, у которых названия нет", а по обмену военнопленными, на срок 18 лет лагерей — да, за "шпионскую деятельность" (вероятно, в этих самых концлагерях). (*4)
Очнулась я уже в "брежневской эпохе" со своей семьёй — муж, сын, работа после института, друзья, поездки, журналы, книги...
Вот тут и началось постепенное вникание в историю родины — был в компании парень, Валерка, бунтарь по натуре, который понимал больше нашего во всём происходящем и происходившем и вправлял нам, слепым котятам, мозги на этот предмет.
Помню, как мы с его сестрой на очередную его мозгоправительную лекцию о Ленине (на кухне, разумеется, под портвейн и сигареты Ту-134 или Родопи какие-нибудь, а то и Плиску или Тракию) кричали: «Ты хоть Ленина, хоть святое не трогай!» (вспоминаю — умираю...)
Насчёт "веры в социализм" могу сказать, что я (и наше с мужем окружение) не имели ничего против строя, в котором жили. Ну, так уж получилось, что родились в Советском Союзе, а не где-то ещё – социализм, потом будет коммунизм – какая разница, нам и тут неплохо. Правда, «кормят» не очень – но макароны и тушёнка есть всегда, с голоду не умираем, а книги можно купить в конце месяца, когда книжные магазины для «плана» «из-под прилавка» «выбрасывают». А ещё лучше «толстые» журналы выписывать – Новый мир, Иностранку, Юность первым делом, и все остальные, сколько их было – 300 советских рублей каждого первого сентября (открытие подписки на следующий год) на это уходило.
Кстати, про первое сентября и подписку.
Были в каталогах газет и журналов так называемые издания лимитированного распространения – их давали по 1-2-3-5 экземпляров на город. Нас с подружками интересовали «Лакашкультура» – венгерский ежемесячный не очень толстый журнал по устройству жилища – и «Интерепресс Графика», тоже венгерский, но толстый, ежеквартальник по графическому оформлению всего и вся, сейчас бы он назывался журнал о дизайне.(*5)
Так вот, чтобы заполучить подписку на эти журналы, мы втроём по очереди дежурили около главного подписного пункта начиная аж с 29-го августа. Хорошо, что наши дети ещё в школу не ходили, а мужья были нашими лучшими друзьями, разделявшими с нами все наши интересы и придури.
Последнюю ночь проводили все втроём вместе – ибо «вас здесь не стояло» было бы как приговор на целый год лишения свободы вожделенной подписки. Таких придурков, как мы, было ещё человек десять-пятнадцать, не больше. Кто-то стоял за «Бурдой», кто-то за другими лимитками, которых, кстати, по «разнарядке» на город было больше, чем наших.
Обычно, оставляли кого-то одного из всей компании прикованным к двери почтового отделения, и уходили на пустырёк метрах в двухстах, разжигали костерок – всё же 1 сентября это уже холодная осень с ночным инеем, а то и снегом, и порой не первым снегом – и грелись. Потом сменяли стража на дверях.
Так вот, то, в чём мы испытывали осознанную нехватку, можно было так или иначе добыть законным путём. Да, с некоторыми усилиями – но на какие жертвы не пойдёшь ради желанного – так и молодость в помощь.
А всякие условные парижи, про которые пели барды в своих стихах, да которые мелькали изредка в фильмах на большом экране (по телеку такого не показывали, а видики до нас ещё не докатились) – так это где-то на другой планете. Почему нас туда не пускают – не знаем, так надо, наверно, там же всё враждебное...
А Валерка продолжал буйствовать: «почему они (ОНИ – кто?..) решают, что мне можно, а что нельзя? Почему я должен Фрейда или Пастернака читать отпечатанными на папиросной бумаге, почему я не могу слушать Пинк Флойд и Дип Папл с диска, вместо рваной, осыпавшейся ленты?!»
Кстати (опять «кстати»!..) – о последних. И Пинк Флойд, И Дип Папл, и весь пантеон рок-богов и богинь мы всё-таки слушали. И не только на полуосыпающихся магнитофонных лентах, но и с лицензионных дисков тоже. Их мы покупали у фарцовщиков, привозивших чемоданы «пластов» на денежный Север. «Нулёвки» стоили 100-150 рублей, в зависимости от статуса группы и свежести альбома, а те, с которых уже сделали запись на магнитофон, подешевле – всё-таки игла уже раз-два прошлась по девственным дорожкам.
Так что, всё в моей душе было тихо и мирно, счастье – категория безусловная. А если чем-то обусловлена, то не видать тебе ни его, ни вообще радости, ибо одного достигнешь, а за ним другое маячит… Мы довольствовались тем, что имели и что было доступно, и выжимали из этого по полной.
Так. Про оттепель ответила, про социализм ответила… Вывод можно сделать только один – я как была абсолютно аполитичной (как и мои родители, во всяком случае, во внешних проявлениях), так и осталась.
Про «поздний социализм» - когда я его ощутила? Полуосознанно, скорей всего, это случилось во время каскада смертей наших генсеков. Стало пониматься, что что-то будет хоть немного, но другое и по-другому. Правда, вырубка виноградников просто выбила из этой оптимистичной колеи и навела на мысль, что там, наверху, не у всех с головой нормально. Но и тут ничего не поделаешь...
А потом началась перестройка, и меня на короткий период вовлекло-таки в «политику», но ненадолго – случился переезд в Минск со всеми сопутствующими, а это уже совсем другая история.
***
(*1) https://boosty.to/juliado - здесь о Констанции, это открытая статья.
(*2) Чуть позже, в 58-9-м годах начался «массовый исход» из Инталага – уезжали «шпионы» всех стран и мастей по своим родным городам, едва ли не у каждого подъезда стояли контейнеры для домашних вещей. Одну такую историю расставания с любимым тогда мальчиком я описала в романе «Любовники», лишь немного изменив обстоятельства.
(*3) Когда на факультативе по литературе наша замечательная словесница и классная Наталья Филипповна разбирала с нами «Один день Ивана Денисовича», я (да и большинство из нас) ничего не поняли про «сталинские времена» и про то, что сами живём в Гулаге. Кстати, очень скоро этот номер «Роман-газеты» начали изымать у подписчиков и из библиотек.
(*4) https://juli-dobrovo.livejournal.com/389629.html - здесь коротко о папиной истории.
(*5) Кстати (у меня бесконечные «кстати» в любом рассказе…), в одном из этих журналов я увидела статью об оформлении входов в Минское метро. Тогда я ещё с Минском не была ни в каких отношениях, вообще, а запомнила просто потому, что советский город отмечен, и испытала гордость! Да, испытала гордость! А значок, писал автор статьи, был очень наглядным во всех смыслах – красная буква М с продолженной вниз средней частью, которая служила стрелкой, указывающей на вход – сюда, вниз, по лестнице – и одновременно изображала символ метро. (интересно, он сейчас тот же? – надо обратить внимание!)
***
В Париже нам таки довелось пожить.
Это вид из нашей квартиры на Монмартре в сторону аэропорта Шарль де Голль.