Вольные люди. Глава 27. Поводы для удивления

Время действия - 1862 год.

- Тимофей! А не к нам ли едет гость? – Ананий опять сидел на своём любимом месте, высоком топчане под навесом, и наблюдал за округой. – Не татарин ли тот?

- Как будто бы он! – матрос посмотрел на показавшегося вдалеке всадника. – Может, к нам, а может, и к Семёну. Увидим.

Однако Дилявер направлялся именно к ним.

- Какими судьбами, друг? – Тимофей с улыбкой вышел навстречу гостю.

- Ездил в Евпаторию к родственникам. Заодно захватил в Саках грязи.

- Грязи? – удивился Ананий. – Зачем тебе грязь?!

- Не мне, а тебе, - усмехнулся татарин. – Нарочно для тебя привёз.

Старик возмущенно подскочил на своём топчане:

- Эт... Эт как так... Я что, свинья, что ли?! Зачем мне грязь?!

- Это грязь лечебная, батя! – засмеялся Тимофей. – Богачи сюда специально едут исцеляться от разных хворей. Для них даже лазарет по этому делу имеется. Душ триста принимает за раз. Обмажут человека, одна головёнка виднеется, и лежит он себе, пока обморок с ним не случится. Тут-то санитары и начинают его отмывать*.

--------

* - Саки известны благодаря своим высокоминерализированным иловым приморским грязям и рапе. В 1827 году в Саках была основана первая в Российской империи грязелечебница, а десять лет спустя здесь открылось отделение Симферопольского военного госпиталя, ныне - знаменитый санаторий Пирогова.

--------

- В старые времена наши татары так же лечились, - Дилявер отвязал от седла небольшой бочонок, поставил его на землю. – Закопают больного в грязь, и лежит он целый день. Если жив остался, то здоровым станет. Нет – значит, такова воля Аллаха.

- Жив остался?! – брови старика полезли вверх. – Это как понимать? От энтой грязи и помереть можно?! И зачем мне такая грязь? Вот не думал, Тимоша, что ты меня на тот свет отправить захочешь! Я хоть и старый, ноги мои не ходют, а всё-таки человек. Я жить ишшо хочу... – по лицу его потекли слезы.

- Чего это ты надумал? Кто тебя жизни лишает? – засмеялся матрос. – Оно, конечно, тяжко человеку, когда его всего той грязью замазывают и на солнышке оставляют. Сердце может не сдюжать. Ну, а мы тебе только ноги мазать станем. И не на цельный день, а на час всего. Зато будешь у нас после того как новенький.

Старик молча утирал льющиеся потоком слёзы, обиженно шмыгая носом.

- Ты не веришь мне, что ли? – Тимофей подошёл к тестю, обнял его за плечи, с улыбкой глядя тому в глаза. – Мы в Севастополе в холоде и сырости оборону несли. От того у многих хвори были навродя твоей. В войну-то недосуг этим заниматься было, умри, а дело делай! Зато после войны в сакском гошпитале этими грязями ребят на ноги и ставили. Ты спробуй, бать. Худо не будет.

- А не врёшь? – по-детски доверчиво спросил Ананий.

- Не вру, бать.

С того дня старика стали лечить целебными грязями. К его удивлению, ноги в скором времени болеть перестали, и незаметно для самого себя он начал ходить. Почти как когда-то в молодые годы ходил, без охов и стонов. Нет, иногда, конечно, кряхтел он, но то уже больше по привычке. И когда старик это понял, он поразился.

– Постой, постой, Глаша, а ведь я хожу! – удивлённо сказал он жене. – Хожу ведь, едрёный корень!

Ананий козликом подпрыгнул на месте.

- Ну вот, теперь того и гляди по девкам бегать зачнёшь! – засмеялась Глафира. – Скачешь как козёл.

- Не, по девкам не зачну, мне окромя тебя никого не надь! – старик, дурачась от счастья, взялся обнимать жену. – А ведь глянь, грязь-то, грязь какая! Таперича понятно, зачем богачи ею мазюкаются. Вот так земля здесь, даже грязь лечит. А как пугали нас, когда енерал за девками приезжал!

ТеперьАнаний стал помогать артельщикам пасти стадо. Не за плату, не за деньги, а для своего удовольствия. Нравилось ему вольно ходить, дышать травами, сидеть в тени деревьев, наблюдая за лениво прохаживающимися коровами. Слушать оглушительный звон цикад и пытаться различить за ним более тонкое и нежное стрекотание кузнечика, жужжание пчёл и басовитое гудение добряков-шмелей.

У Федюньки были свои поводы удивляться. К концу лета Семён принёс с огорода диковинную штуку – большую, круглую, полосатую.

- Это что ж такое? – спросил Фёдор, оглаживая блестящую зелёную поверхность шара.

- Арбуз...

- Чего?

- Арбуз. Вот полежит в холодной воде, остынет маленько, спробуем. Первый в нонешнем году.

- Сколь же разного на свете есть! Персики ел, абрикосы ел. А теперь и... как его?.. арбуз спробую. Вроде яблока, что ли? Как же ветки выдерживают такую тяжесть!

- Вроде огурца. По земле стебельки плетутся.

Огурцы Фёдор любил, поэтому и ждал, когда остудится арбуз, с нетерпением.

- Айда, братка, есть будем! – наконец окликнула его Василиса, доставая диковинку из ушата.

Семён взмахнул ножом, и изумлённому взору мальчонки открылось ярко-алое зернистое арбузное нутро, усаженное мелкими чёрными семечками.

- Красный?! Он красный изнутри? Разве огурцы красными бывают?

- Ещё какой красный! – довольным голосом сказал Семён, нарезая арбуз большими скибками. – А ты вот на вкус его спробуй!

Фёдор осторожно откусил кусочек хрупкой мякоти, и глаза его округлились:

- А сладкий-то какой! И совсем на огурец не похоже!

Через неделю бахчи удивили его ещё одним чудом – маленькой жёлтой дыней, от аромата которой кружилась голова.

- Скусно, ой как скусно! – мурлыкал Фёдор, поедая медвяные кусочки наперегонки с Павлушей.

- Ешьте, ешьте! – смеялась Василиса, утирая полотенцем перемазанную соком мордашку сына. – Пользительно. А я вот ещё насушу её навродя кураги, будете зимой радоваться.

- Сколько же родит эта земля! Богатая земля! А в деревне нашей такого нет.

- Земля в деревне вашей, может, и побогаче здешней, - сказал Семён. – Только солнышка здесь больше. Потому и растет всё.

- А вот отчего так получается, что одним больше тепла, а другим меньше? А, Сём? – Фёдор уплетал вторую дыню, утирая время от времени щёки тыльной стороной ладошки.

- Сказывали нам офицеры, это от того, что земля наша так к солнцу поворачивается, что одни места напрямую под его лучами, другие только вскользь, а третьи и вовсе без свету.

- Ой? Это же солнце ходит над землёй! – удивился Федюнька.

- А вот и нет! Это земля вокруг солнышка вертится. И она круглая.

- Кто?!

- Земля.

- Да что ты такое говоришь, Сёма! – всплеснула руками Василиса. – Разве же можно так шутить!

- А я и не шучу вовсе. У капитана в каюте даже стоял такой маленький шар, который изображал землю. И всё-всё на ём указано – и моря, и острова, и реки всякие, и горы.

- Чтоб земля была как арбуз круглая! Да мыслимо ли такое! – Васёнка махнула рукой и пошла прочь.

- А отчего же мы не падаем с неё, коли круглая она? – сказал Фёдор, подумав немного.

- Оттого, что притягивает она нас к себе. Эх, Федюнька! Коли бы в школу тебя, сколь много ты бы узнал там!

Теперь у мальчонки были новые поводы для раздумий. Почему, если движется земля, то мы этого не замечаем? А почему она вообще движется, кто её двигает? А если сама, значит, она живая? А если нет, и она катится, как, к примеру, камень с горы, то она когда-нибудь остановится?

В общем, вопросов было много, а ответов не находилось. Новые его друзья, Васька да Назарка, только отмахивались. Не до того было. Помогали родителям обустраиваться на новом месте, за меньшими ребятишками присматривали, пока родители целину поднимали, а в свободное время веселились от души, не загружая себя раздумьями о Вселенском бытии.

Однако новое иногда и разочаровывало. Однажды привёз Семён с бахчисарайского рынка странные плоды – красные, мягкие, с зелёной чашечкой на попке.

- Спробуй этого! – Семён протянул один Федюньке.

- Что это? – мальчишка взял плод, предвкушая что-то необычное, вроде сливы или персика.

- Помидор.

Фёдор откусил красный бочок, и в рот ему брызнул кислый сок. Мальчишка сморщился, с удивлением глядя на Семёна.

- Он же не поспел ещё!

- Поспел, ещё как поспел! – засмеялся Семён. – Он, брат, такой. Его с хлебом али с мясом хорошо. Ешь!

Однако Фёдор поедать помидоры не спешил, не по нраву ему пришлись диковинки. Только когда Василиса протушила в чугунке добытого Сёмкой на озере дикого гуся, обложив его дольками помидора и лука, он новый вкус оценил.

В октябре родила Васёнка дочку, снова немало удивив Фёдора. Не приглядывался он к сестре и не замечал в её поведении ничего странного – ни полноты, искусно скрытой широкими юбками да рубахами, ни плохого самочувствия, которого не было, ни перепадов настроения, которые часто бывали у Матрёны, но не случались у Василисы. То ли чистый морской воздух, то ли мужняя любовь на неё действовали, только была она всегда приветливой и доброжелательной.

А ближе к зиме поразил всех андреевцев, особенно вновь прибывших, Пимен Макаров. В один из дней прибыли к его землянке подводы с напиленным на блоки ракушечником да толпа горластых рабочих. Ракушняк наёмники сгрузили и тут же принялись копать землю, таскать глину из-под яра, складывать её в подготовленные ямы, заливать водой.

- Пимен, ты не дом ли строить надумал? – удивленно спросил односельчанина Андрон.

- Надумал, - хмуро отрезал тот.

- Так это ведь... в копеечку влетит! А ты бы подождал, зимой бы вместе нарезали кирпича, а в лето и отстраиваться понемногу стали бы. Свои труды платы не просят!

- А ежели я ждать не желаю? – прищурился Пимен.

- Вона как... Стало быть, есть на что строить?

- А ты что, мои деньги считать надумал? Свои лучше считай! – отрезал Пимен и, круто развернувшись, ушёл к рабочим.

- Так вот ты каков... – растерялся Андрон.

Стройка шла бойко. Скоро уже и стены были подняты, и вставлены окна. Крышу покрыли жестью и выкрасили её красной краской. Крыльцо сделали из дерева, украсив его навесом с резными узорами. На новоселье Макаровы никого не пригласили и обмывать радость с односельчанами не стали. Просто перетащили вещи из землянки в новый дом.

Жена у Пимена была под стать ему – за словом в карман не лезла, да и лишнего не говорила. Попытались было бабы разузнать у неё, на какие такие шиши стройка, да та только резанула глазами и ничего не ответила.

На доме дело не закончилось. Следом построили длинные амбары – прямо в притирку к жилью. И тут же поставили хлев, в котором уже скоро захрюкали поросята.

- Что же это вы, скотину-то к дому шибко близко ставите? Смраду-то от неё сколь будет! – спрашивали Пимена соседки.

- А ежели мне так хочется? – ерепенился тот. – Ежели он мне в радость? Сколь годов жил и мечтал о большом хозяйстве. Вот теперь оно исполняется. Для меня, может, энтот дух самый что ни на есть сладкий!

- Что же, хозяин барин!

Но больше всего поразил Пимен односельчан, когда рабочие возвели вокруг его двора высокую стену из ракушечника, сверху закрепили острые шипы, выкованные в евпаторийской кузне, а в ворота вставили железные глухие створки.

- А что, Пимен, от кого прятаться-то надумал за таким забором, а? – вопрошали бабы.

- От глаза чёрного. Сглаза боюсь! – усмехался тот.

- Смотри-ка, и шипы сверьху. Это, значицца, чтобы перелезть через забор не могли, - обсуждали новосёлы, прислушиваясь к хриплому лаю цепного пса, которого Макаров купил у какого-то евпаторийского татарина.

- Ага, и ковать не в свою кузню пошёл, не к Фадею. К чужому мастеру поехал.

- Боится, видно, что Фадей не надежно сделает...

- Да совестно ему, бабоньки! Совестно, что закрывается от нас. Чай, свои же люди!

- Эээ! Ему таперя уже всё нипочём. Было бы совестно, он бы не городился!

- Откуль денег-то столько!

- Может, всю жизню копил...

- С каких таких доходов? Что отец его, что сам нищету хлебали!

- А может, с того и хлебали, что всё припрятывали до лучших времён?

Матросы же, поглядев на стены, только плечами пожали:

- Сам себя в острог посадил. Куда как лучше, когда ветер вольный, и море видно, и соседи рядышком. Одного жаль – не в линейку с другими домами он свой забор поставил. Всю красоту сломал. Ну что бы ему чуток наискосок взять!

Однако в глаза осуждать Макаровых никто не стал. Старожилы отнеслись с пониманием – настрадался мужик в неволе, захотел себя справным хозяином почувствовать. Что же, пускай, вреда от этого никому нет.

А пришлые, земляки его, удивлялись, но языки придерживали. Всё-таки он был главным, он всеми делами заправлял. Ещё в сентябре в один из дней пришли подводы с зерном, закупленным Пименом на рынке, и каждому земляку он отсчитал какое-то количество мешков.

- Вот вам хлеб, тяните, сколь сможете. Картошку накопали, слава Богу, на зиму хватит. Тыквы есть. С голодухи не помрёте, - сурово сказал он мужикам. – А посля выходных зачинайте сеять рожь. Она, озимая-то, хорошо родит. А я рассчитаю осенью по совести, кому сколь причитается.

И ржицу, и ячмень посеяли вовремя, до слякоти. Дожди осенние пошли, вроде и не шибко сильные, но долгие, обложные, тёплые. Пахло в воздухе прелым листом, сырой землёй, грибами. К зиме поля зазеленели, поднялись густой щетиной, а новосёлы не уставали благодарить Бога да Пимена, который так рачительно распоряжается хозяйством.

Под Рождество ударили морозцы, и дни установились яркие, звонкие, неспешные.

- Цвинь-пинь! Цвинь-пинь-пинь! – на веточку молоденького абрикоса уселась синичка-лазоревка.

- Прилетела? – улыбнулась, проходя мимо, Василиса. – Семечек будешь?

- Цвинь-пинь! – согласилась лазоревка.

Васёнка достала из кармана горсть тыквенных семечек, сыпнула на скамейку. Синица весело цвинькнула и принялась клевать угощение.

- Федюнька, а ты бы сальца кусочек подвесил для птичек, а?

- А что, можно! – подхватил пробегавший мимо с охапкой кизяков Фёдор. – Погоди, вот с Семёном приберём в хлеву, и подвешу!

Теперь он охотно помогал по хозяйству. Всё было не так, как в деревне. Никто его не понукал, никто не ругал, не обзывал растяпой и размазнёй. За прошедший год он подрос и окреп, отъелся, набрался сил. Семён, иногда подхваливая, иногда не замечая его промахов, вселял в него уверенность. Что-то у мальчонки пока не ладилось, но ведь это не беда, всё впереди, всё получится!

Кусочек сала он подвесил на бечёвке к веточке абрикосного дерева. Синички подлетали, садились на сало и начинали крутиться, словно на карусели. Улетала одна птица, её место занимала другая.

- Васёна, а что если сало подвесить в роще, а? Вдруг какие-то птички боятся к дому подлетать? Боцман вон опять же ходит, вдруг да поймает! – спросил Фёдор, глядя в окно на сытого бесхвостого кота, с умилением взирающего на обедающих пичужек.

Василиса улыбнулась в ответ:

- А что же, и подвесь! Ты вот что, ты вешай на сучки. Птицы тогда крутиться не будут, соблазну котам меньше!

- И то дело!

Сало Фёдор нанизал на тонкие острые прутики тёрна, проткнув сначала толстую свиную кожу ножом.

- Так может, не надо шкуру дырявить? – спросил Васька Кузьмин, пригибая вниз высокую ветку. – Скрозь сало пропусти, да и ладно.

- Не, если скрозь сало, то синица его проклюет, и оно свалится. Тут тебе как раз собаки и слопают. А если через шкурку, то съедят его птицы до самого конца!

Так оно и вышло. От новых развешанных по сучкам кусочков тоже остались рожки да ножки. А вот на третий раз сало исчезло совсем.

- Эка... Это кто же такой, выдрал вместе со шкурой? – удивился Фёдор.

- Собаки, может?

- Не, для собак высоко, не достанут. Наверное, я слабо посадил куски, вот птицы и сняли. Сейчас покрепче сделаю.

Однако к следующему дню сало снова исчезло без следа.

- А что, Федь, давай спрячемся да посмотрим, кто это? – предложил Васька.

- Давай!

Друзья прикатили старую рассохшуюся бочку, укрепили её камнями, чтобы не каталась, и влезли внутрь, с любопытством прильнув к щелям. Ждать пришлось долго. Уже застыли руки, онемели от холода и неподвижности ноги, а интересного ничего не предвиделось. Сновали синички, клевали понемногу сытного угощения. Наведалась сойка, попыталась снять кусок с веточки, однако ничего не вышло, и птица разочарованно ретировалась. Потом прилетела ворона, поклевала, покаркала возмущенно, отправилась восвояси.

- Вась, а если это ночью снимают? – прошептал Федюнька. – Или вечером, к примеру. Мне долго сидеть здесь нельзя, надо Семёну помочь по хозяйству, да с Павликом поиграть. Василиса не управится с двоими дитями сразу. Ей шерсть ещё прясть.

- Чшшш... – зашипел вдруг Васька. – Смотри!

В терновнике мелькнуло рыжее. Мелькнуло, исчезло, снова появилось.

- Лиса...

К удивлению ребят, хитрюга довольно ловко взобралась по тонким стволикам вверх, вступила на ветку и пошла по ней, осторожно балансируя хвостом, словно канатоходец шестом. Пошла, сорвалась вниз, обиженно тявкнула. А через минуту уже снова шла по ветке к вожделенному кусочку.

Как завороженные смотрели мальчишки на проделки лисы. Вот она дошла до сала, аккуратно взяла его зубами, потянула, свалилась вниз, не отпуская куска, и стала стаскивать его с сучка. И вот уже согнутая вниз ветка распрямилась, оставив угощение в зубах плутовки.

Однако одним куском рыжая не удовольствовалась. Съев один, она полезла за вторым, и только сняв его, неспешно потрусила прочь, унося добычу в зубах.

- Вот так дела!

Мальчишки были поражены наглостью и ловкостью лисицы, и скоро об её проделке знала вся Андреевка. Кто-то восхищался, кто-то шёл проверять запоры в хлеву, а Пимен так и вовсе чуть не побил Фёдора.

- Это чего же ты, поганец, зверя прикармливаешь?! – он схватил мальчонку за ухо железными пальцами. – Таперича беды не оберёсся, всех кур потаскает!

- А ну, отпусти, дядька Пимен! – закричал Фёдор. – Отпусти, не то Семён тебе самому ухи скрутит!

- Ты мне Семёном не грози, стервец! – мужик повернул ухо так, что у Федьки из глаз брызнули слёзы. – Ишь ты, спужал меня... Не дай Господи, хоть одна куря пропадёт, я с тебя шкуру спушшу!

- А ну, отпусти мальчонку! – налетела на Пимена Василиса. – Ты откуль такой взялся здеся, паучище! Ишь, связался чёрт с младенцем! Уж не тебе переживать за хозяйство – за твой забор ни одна лиса не пролезет.

- Ведьма! – сверкнул глазами Пимен. – Паучище, значит... Попомнишь у меня!

Он отпустил Федькино ухо и пошёл прочь.

- Не плачь, Фёдор. А Семёну не говори ничего, - Василиса обняла брата за плечи, прижала к себе. – Он в запале, не дай Боже, натворит чего.

Однако Сёмке и без них кто-то рассказал о стычке. Почернев от гнева, он направился к обидчику. На стук по кованым тяжелым воротам вышел Пимен, злобно зыркая по сторонам. Что сказал ему матрос, никто так и не узнал. Однако глаза Макаров опустил, пробормотал что-то в ответ, а потом стоял, молча глядя вслед уходящему Семёну.

Федьку он больше не трогал, предпочитая делать вид, что не замечает мальчишку. И даже когда в селе на самом деле стала пропадать мелкая живность, ничего не сказал, только крякнул со значением.

- И правда, на беду прикормили зверя! – сетовали новосёлы. – Теперь спасу не будет. Кабы изловить, капкан бы поставить! Али пристрелить...

А в Крещенский вечер в окно Тимофея стукнул Тихон.

- Поймался ведь зверь-то... – как-то жалко и растерянно сказал он вышедшему на крыльцо товарищу. – В Пименову ловушку угодил...

Продолжение следует...