Городские приключения Кириллыча

     В  город   комбайнёру  Кириллычу  пришлось   ехать  из-за  подозрений.  Деревенский   фельдшер  Семён  пощупал  его   живот  и  прямо  так  и  заявил:  «Я  подозреваю  у   тебя  камни  в   пузыре!  Надо  ультразвуком   исследоваться!»   Семён   тут   же   звонил  в  районную   больницу  и  узнавал,  на  какое   число  можно  присылать  Кириллыча.   Но  в  районе   решительно   ответили,   что   у  них  сломался   единственный  ультразвуковой   аппарат,  и   в  виду   этого   излома  комбайнёру  советовали   ехать  на   обследование  сразу  в   город.

     И   вот   наступил   долгожданный   момент.  С  направлением   и  прочими  нужными   для   жизни  документами  Кириллыч   торжественно  восседал  в   кузове   бортового  «ГАЗика».   По  соседству   с  ним   громоздились  алюминиевые  фляги  со  сливками,  которым   было   суждено   отправляться  в  район   на   маслосырзавод.  Здесь   же   гнездилась   бабка  Зина, как  и  сливки,   тоже   направляющаяся   в  райцентр.  И   только  Кириллычу  предстоял  ещё   длинный   путь   из  района   в   город,  отчего   он   ощущал    себя  особо  важным   пассажиром   «ГАЗика».

   –   Паспорт   взял? – кричала  ему  с  земли   в  кузов   жена  Райка.
   –   Взял-взял, – кивал  Кириллыч.
   –  А   полюс?  Без   полюса  нонче  никуды   не    пущают! – встревал   в  прощальную    беседу  тощий   почти  столетний   дед  Назар.
   –  Кириллыч! – держась   за   борт,  обращался   кум   Петро. – Ты,  как   там   обследуешься,  зайди  в   какой-нибудь   торговый    центр   и   купи  мне   зонтик!  И   такой,  чтобы   ручка   у   него   закорючивалась!   И  чтобы  чёрный!   Понял?
   –   Понял-понял, – соглашался   наш   комбайнёр.
   –   Ты   купи,  а   я  потом   тебе    деньги    отдам!
   –  Кириллыч,   родной! – цеплялся   снизу   за   борт  кузова  скотник  Борька. – На   тебе   три    тыщи,   купи  мне   там   пинжак  помоднее!
   –  Куды   он   тебе – помоднее! – захохотал   кум. – К  коровам,  что  ль,  в  пинжаке   ходить?
   –  Не  к  коровам! – мгновенно  оскорбился  Борька. – На кой  чёрт  они  мне   сдались – в  пинжаках   к   ним   ходить!   Я  другие  места   знаю!
   –  Ах  ты,   змей!   Ах,  бессовестный! – тут  же  на   Борьку  налетела   его   сердитая   жена   Дарья. – Я   тебе   дам – места   он   знает!  У-ух,  паразит!
   –   Ну   что – ехать,  что   ль? – докурив  сигарету,  спросил   у  Кириллыча    шофёр   в   кепке.
   –   Поехали! – дал   отмашку  важный   пассажир  кузова.
    «ГАЗик»,  извергнув  мутный   серый   выхлоп,   зарычал  мотором    и   попятился   задом,   разворачиваясь   у   сельсовета.
   –   Кириллыч,   а   пинжак    купи! – вприпрыжку  мчался  за  грузовиком   скотник. – И   запомни,   я   шестьдесят   три   санти;метра   в   плечах!..

     Подскакивая   на  колдобинах,  «ГАЗик»  выехал   на   пыльную   дорогу   и  помчался   в   сторону   трассы.  Маленькая  деревня  Криволапиха   с  её   шумными   обитателями  постепенно    таяла   вдали.

    «В  город!» – мысленно   восхитился  предстоящим    путешествием  Кириллыч  и  важно   развалился   у   фляг   со  сливками.



                *   *   *
    
       Краевой   диагностический    центр  одномоментно  восхитил   и  напугал  нашего  приятеля.   Комбайнёру  ещё   никогда   в  жизни  не   доводилось   видеть  такого  количества  хворых   и  страждущих,  готовых  растерзать  друг   дружку  за  своё   исключительное    право  первым  предъявить  направление   в  регистратуре. Кириллыч   изумился  электронным   мониторам,  на  которых  прославлялась   выдающаяся    деятельность  какой-то  «единой  партии»   в  отношении  улучшения   сельских   больниц.   Потом   наш   друг   трижды  прокатился  на   разговаривающем  человеческим  голосом лифте  и  направился  в  кабинет  с  таинственным   названием  «УЗИ».

    Там   у  Кириллыча   забрали   всю   его    документацию,  велели   раздеться    до   пояса   и  уложили   на   кушетку.  Затем   ему   от   души   намазали   пузо   чем-то  жирным   и   принялись   возюкать   по   комбайнёру   какой-то   удивительной    штуковиной   с   проводом.    Доктор   в   квадратных   очках  постоянно   глядел   на   свой  чёрно-белый   экран   и   хвалил  Кириллычевы   внутренности,   решительно   заявляя,  что  никаких   таких   камней   лично   он   не   видит.

     Обрадованному   Кириллычу   пояснили,  что  бумажное   заключение   будет   готово   только  после  шести  вечера,   и   с  миром   отпустили   из   таинственного   кабинета.

    «До  шести   ещё   долго! – решил  комбайнёр. – Пока  успею  отовариться!»   И  наш   друг  бравой   походкой  помаршировал   из  Диагностического  центра.

 
                *    *   *

     Торговый    центр   «Мухомор»  потряс   Кириллыча  в   тысячу   раз  больше,   чем   какое-либо  лечебное   учреждение  с  полчищами  страдальцев   и  говорящими   лифтами.  Огромный   супермаркет   более  походил   на  развороченный   муравейник.  Граждане,  как   умалишённые,  сновали  из  отдела  в  отдел,  поглощая   на   ходу  мороженое  и  разную   стряпню.  Электрические   лестницы  сами  возили  потребителей  с  этажа   на   этаж,  а   стеклянные  ворота  автоматически   разъезжались   от   одного   приближения   к   ним.  Всё  моргало,  мигало   и   блестело,  несколько   пугая   нашего  приятеля  своей  искусственностью  и  нарочитостью.

      В   поисках  зонтиков   и  пиджаков  Кириллыча   ненароком   занесло  в  продуктовый   отдел.  Там  у   комбайнёра  родилось   умозаключение,   что  в   этот   магазин   разом  пригнали   тьму  голодающих.   Народ  грузил  разные  коробки,  овощи,  фрукты,  пельмени   и   бутылки   в  проволочные    тележки   и   всё   это  волочил   к  кассам.  Одна  супружеская  пара,  внешне  напоминающая  слона  со  слонихой,  толкала   на   выход  две  гружёных  с  верхом  телеги.
   –   А  завтра  это  уже   не   будет   работать? – не  удержался   и спросил   у  толстенного  покупателя  Кириллыч. – Или,  может   быть,   война  какая   планируется?
   –   Какая   война?!  Ты  чё,   мужик,   пьяный?! – слоноподобный  дядя  отпихнул  своей   тележкой  комбайнёра   и  поехал   дальше. 
 
     Боязливо  озираясь  по  сторонам  и  вопрошая  встречный   народ  о  продаже   зонтиков,  наш  друг   наконец-то  достиг  желаемого  отдела.  Навстречу  Кириллычу  вышла  приторно   улыбающаяся    девушка  с  рыжими   кудрями.  Кириллыч   тоже   расплылся   в   идиотской   улыбке,   как   счастливый   бегемот  у   водоёма.
   –   Вам  что-нибудь  подсказать?
   –  Ага, – закивал  комбайнёр. – Мне   бы  зонтик   такой,  понимаете…  чтобы   была  ручка-закорючка…  и  это…  чёрный   чтобы! – Кириллыч  тут  же   спохватился   и   добавил: – Это   для   кума!

      Рыжая  продавщица  принялась  таскать  нашему  знакомому   всё   закорючистое   и   чёрное.

   –  Это,  понимаете,  не   пойдёт, – вертел  в   руках  миниатюрный   японский  зонтик  Кириллыч. – У   меня   кум  под  его   не   влезет!  Тут   радиус   маленький,   весь  кум   не   уместится,  какая-нибудь   часть  его  обязательно   будет   мокнуть – или   задница,   или   ещё  что.   Ширше    нужно!   Он   у   нас   огромный!  Кулачища – во!  Быка-двухлетку  с  ходу   в   лоб   валит!  Морда – во!  Поэтому   зонтик  широкий   нужон!

      Поражённая   масштабами  подобного  Гераклу   кума  продавщица   снова   унеслась  за   очередным   зонтиком.

      Кириллыч  выбирал  товар  тщательно.   Он  взвешивал   каждый   экземпляр  в   руке,  смотрел,  достаточно   ли   закорючена   ручка.  Комбайнёр  заливисто   на   весь   отдел  хохотал,  восторгаясь,  как   от  нажатия   одной  кнопки   зонт   самостоятельно  раскрывается   и   закрывается.  Наконец,   он   отыскал  товар,  отвечающий  всем  запросам   и   габаритам  кума.

   –  Вот  это   ширь! – ликовал,  осматривая   зонтик,  Кириллыч. – Тут  никакая  часть  кума  не   будет  мочёной!   И   ручка   какая!  Ишь,   как   изогнулась!   Ей   можно   золу   из   топки  выгребать,   заместо   кочерги.  Давайте!

      Сияя,   как     самая   мощная   тракторная   фара,  счастливый  Кириллыч  рассчитался   и   деловито  выплыл   из   отдела.  Он  с   зонтиком  наперевес  теперь  направлялся  на  поиски   модного   пиджака   для  скотника  Борьки.

   –   Девушка,  а   девушка!  А   какой   у   вас   пинжачок   считается   самый   модный? – с  важным   видом   поинтересовался   наш   друг   у  продавца.  После   удачной   покупки   для   дорогого   кума   уверенность  в   своих   возможностях  неимоверно  распирала  Кириллыча.  Теперь  он   на   тысячу   процентов   верил,  что   выбирает  скотнику  моднейший  в   крае   пиджак. – Это   надо   для   Борьки!  Для  скотника   нашего, -  продолжал   речь   комбайнёр. – Он  в  определённые   места   в  нём   ходить  будет,  тайком   от  Дарьи,   от    жены.  Поэтому   модный   нужен.
   –  А  размер   какой   у   него?
   –  Размер?  Размер-то… - Кириллыч  сразу  зачесался. – Ну,  обыкновенный.  Он  у   нас  плечист,  Борька-то.  А  ростом  его   бог   обидел:   идёт   и  порой  из-за   изгороди  не   видать.   Но  с  коровами  хорошо  управляется,   тут   ему   рост   не  мешает.
    –  Это   хорошо,  что  с  коровами   управляется, – одобрила  Борькину   деятельность  продавщица, – а   размер-то  какой   нужен?
   –   Размер…  эх,   размер… – топтался   на   месте  наш   герой. – Кто  ж  его  измерял-то?.. – и  вдруг  Кириллыч  вспыхнул  лучистым  светом  озарения: – Обождите  момент, я  щас!
     Он мгновенно  выскочил   из  отдела  и   буквально  через   три  минуты  вернулся,  буксируя  за  собой  какого-то  сомнительного  плечистого шибздика  с  расплюснутым носом.
   –  Вот!   Такой   наш   Борька! – радостно  возвестил  продавца  комбайнёр. – В  точности  такой!  Только   у   нашего  Борьки,  понимаете,   рожа   другая!  Борькина  рожа  бабам  здорово  нравится,  а  тут  будто  бы  на  морде  чёрт  дрова  колол!  Ну,  ничё,   для   измерений   пойдёт.  Давайте   самое   модное!

     Сторонняя   личность,  привлечённая  Кирлллычем  для   примерки,  не  протестовала   и   даже   вовсю  вертелась  у  зеркала,   несмотря  на   все  подмеченные   комбайнёром  дефекты  своей   физиономии.

    – Вот   так   пинжачок!   Славная  одёжа! – восхищался  улыбающийся  до  ушей  Кириллыч,  вращая   за   плечи  шибздика. – Беру!  Борьке   поглянётся!..

     И  пока  наш   восторгающийся   приятель  выкладывал  перед   продавцом  на  прилавок   деньги,   вёрткий   индивид  с  расплюснутыми  на   всё   лицо   ноздрями  секретно  смылся  из   отдела  в  модном   Борькином   пиджаке.

     Исчезновение  купленного  обмундирования  вместе   с  примерочной   моделью  произвело  в   душе  Кириллыча   эффект  разорвавшейся   противопехотной   мины.  Багровея   от   неистовства   и  гнева,  комбайнёр  вынесся   из   отдела,  размахивая   над  своей    буйной  головушкой  кумовым   зонтиком   как   казачьей    шашкой.  Он   был  по   самые   брови   полон  решимости  настигнуть  и  разнести  в   клочки  дерзкого   похитителя.   В  эти  минуты  Кириллыч  был  страшен.  Он   раздувался   от  свирепости,  глаза  его   метали   испепеляющее  пламя,  а  губы    извергали  невероятный  шквал  жутчайших  ругательств.

      Вдруг  у  отдела  ортопедической   продукции  ищущий   взор  комбайнёра  наткнулся   на  низенькую  широкоплечую   фигурку,  облачённую   в   пиджак.   Кириллыч   издал  дикий   вопль,  какому   бы   позавидовал  даже   самый   яростный   индеец   из  племени  Чингачгука,   и  в  безумном   скачке,  размахнувшись  с   плеча,   звезданул   кумовым   зонтиком  по   широкоплечему  гражданину.  Кириллычева   жертва  сиюминутно  низверглась  на   блестящий   пол.

    –  Попался,  паскуда!   Сымай   Борькин   пинжак! – комбайнёр  тряхнул  «похитителя»  за   руку   и   обомлел – перед  ним   на  плиточном  полу  распростёрся  насмерть  перепуганный  дядька   с   чёрными,  как   смоль,   усами.
   –   Ах,  гадство – не   тот! – вновь  взревел   наш  приятель   и  скачками  ринулся   к   спускающемуся   эскалатору.  Там   мелькнула  знакомая   физиономия  с  расплющенным   носом.

     Подлетев  к  убегающей   вниз  электролестнице,  Кириллыч  со   всего   маху  воткнул  кумов   зонтик  между   поручнем   и  ступеньками.  Эскалатор   жутко  заскрежетал  и  замер, – его   заклинило.

     Оглянувшись   на  грозную  фигуру  преследователя,  вор  с   расплющенными  ноздрями  пустился   наутёк.  Но  комбайнёр,  в   три  прыжка  преодолев  обездвиженный   эскалатор,  мощным  пенделем  опрокинул   жулика  на   кафельный   пол.  Сцена  разыгрывалась  фееричная  и   наибезобразнейшая.  Около   отдела    мягкой   игрушки  здоровенный  Кириллыч,  извергая   в  атмосферу  чудовищную  нецензурщину,  кувыркал   на  полу  низенького   похитителя   одежды.   От   щедрых  Кириллычевых   тумаков  новый   пиджак  с  космической   скоростью  приходил   в   негодность.  Подвергаемый   избиению  вор   барахтался   на   кафеле,  а  во  все  стороны   летели  лоскутки,  нитки   и  пуговицы.

     Когда   в  «Мухомор»  прибыла   милиция,   от   некогда  прекрасного  обречённого   на   ношение   скотником  пиджака  уцелели   только  модный   лацкан   и  клапан  от  кармана.  Всё   остальное   превратилось  в  рваньё   и  жалкое  непотребство.
 
     Кириллыча  скрутили,  не  взирая   на   все   его   брыкания.  Похититель  чужого  обмундирования  смирно   лежал   на  полу,  боязливо   лупая  глазами.  Откуда-то  возник  и  тот  самый  черноусый   дядька, которого  комбайнёр   в  пылу   погони  ошибочно  саданул   подарочным   зонтиком.

   –   Он!  Он! –  заглядывая  в  лицо  нашему   другу,  жаловался  милиции  обладатель угольных   усов. – Истинный   бог – он!  Я,   значит,   выхожу   из  ортопедического  салона,   а  он  меня   сзади  дубиной  ка-ак  треснет!..

     «Судить  будут! – сокрушённо  размышлял  Кириллыч. – Эх,  побыстрее  бы  всё  решалось,  а  то  не   успею  в  шесть  забрать  анализы…»


                *    *   *

      Тяжёлая   дверь  каталажки   отодвинулась  с  вековым  скрежетом,   и  в  душный   мрак  КПЗ  запихнули  Кириллыча.  Лупая   во   тьме   глазами,  комбайнёр   громко   сглотнул  слюну  и  с  максимальной   доброжелательностью   выдал:
    –   Здравствуйте,   братцы!

     Из   тьмы   в  пыльный   треугольник   света,  исходящего   от  слабой   лампочки,   вышли   двое  постояльцев   камеры.  Один    был   с  колоссальной   свалявшейся   бородищей  и   нерасчёсанной  гривой,  как  у  неряшливого   льва.  Свободные   от  растительности  участки  его   физиономии  наталкивали  на   мысль,  что  он  с  разбегу  целовался   с  бронепоездом.  Второй  индивид   был  лысым   и  раскосым.  Он   беспрестанно  теребил  в  костлявых   руках  вылинявшую  кепку.

    –   О,  соседа нам  добавили! – сказал  спокойно  лохматый. – Тебя  с  чем  повязали-то?
    «Мать  честная!  Уголовники!» – содрогнулся  от  внезапно   возникшей   мысли  Кириллыч  и,  заикаясь,   выдал:
   –    Да  у  меня   тово…  камни  в   пузыре…
   –    Этим   их   не   проймёшь! –   сокрушённо   махнул   рукой  гривастый  бородач. – У  меня,  к  примеру,   язва   двенадцатиперстной    и  этот…   как  его?
   –   Тромбофлебит! – подсказал   ещё   один  голос   из  темноты.
   –   Вот-вот!  Тромбофлебит!  Спасибо,  Абрам! – лохматый  поблагодарил  неизвестного  во   тьме   и  продолжил: – И,  тем  не  менее,  меня   держат.  Повязали-то   за  что?

     Кириллыч   икнул   и сказал:
   – Я  сам-то  комбайнёр   из  Криволапихи.  На   обследование  приехал,  мол,  камни   в  пузыре  подозреваются,  надо  ультразвуком  просветить.  Потом  пошёл  в  магазин  за  товарами  для  земляков.  В  «Мухомор».  Куму  зонтик   требовался,  а  Борьке – пинжак.  Я  всё   купил,  а  паскуда   одна  Борькин   пинжак  свистнула.  Ну,  я  погнался.  А   там   мужик   с  этого…   с  ортопедального    салона   выходил   такой   же…   Ну,   я   его   отволтузил.  Потом   ихнюю   лестницу  электрическую  сломал.   И  вора   ещё   отлупил  в  конце.   А  вообще   из-за  камней   в  пузыре   приехал…

      Двое  камерных  постояльцев  попятились   от  Кириллыча.
   –    Не   хило!.. – остолбенел   бородач. – Видать,  довели   тебя   камушки,  раз   ты   им  пол-«Мухомора»   разгромил…   А   я  вот,  понимаешь,   за  мирное   дело  сижу.  Я   жилья   своего   не   имею  и  обычно   на   воле   сплю.  А  как  холода   или   какая   непогода,   зайду   на   территорию   больницы,  лягу   и   лежу,   будто   бы   плохо  мне.  Тут   обязательно   найдутся  сознательные  граждане   из прохожих,  позвонят  в   больницу.   Мол,  такие  вы  свиньи   и  коновалы,   у   вас   под  окнами   человек   кончается,   а   вы  и   ухом   не   ведёте.  Меня  сразу   забирают,  моют,   бреют,  обследуют,   кал-моча,   все   дела.  Вон,   язву   и   тромбофлебит   нашли!  Лечут   даже.   Не   жисть,  а  сказка!   А  в  этот   раз   я   ошибился.  Лёг  в   больничной   ограде,   а   больница   частная   оказалась!   И   вместо  палаты  светлой  охрана   меня  ментам   сдала…  Вот   и   маринуюсь…
   –    А-а… – сочувственно  кивнул  Кириллыч, – а  вы? – Он  посмотрел  на  косоглазого  с  лысиной.
   –   А  я  за  воровство  вроде как, – вздыхал  раскосый  владелец   лысины. – У   нас  все  в  ЖЭКе  несут  домой,  ну  и  я  решил.  Взял  рулон   рубероида  себе,  а  какая-то   гадина  сдала   меня.  Арестовывают   меня   и  сюда.  Я  по  пути  старшине   говорил,  дескать,  товарищ  старшина,  берите  рубероид,   на   даче   сгодится.  А   меня,  говорю,  отпустите.  Нет,  говорит,   у   меня   дачи,   без  надобности   твой   рубероид – и засадили  сюда   сегодня  утром.  Поэтому  воровать  надо в  особо  крупных  размерах,   чтобы   откупиться   можно    было…   Вот…
   –  Все,   выходит,   за   дело  сидим, – горестно   выдохнул   комбайнёр.
   –  Мы – да.  Только  Абрам   за  зря! – ехидно   кинул  в  тёмный   угол  лохматый. – Его  подставили.  Да,  Абрам?
   –  Таки   замолкните  своим  ртом! – проскрипел  из  угла  голос.
      Тут   массивные   двери   камеры   отворились,   и   на  пороге  появились   два   сержанта.
   –  Бочкин,  на   выход!
    
 Услышав   свою    фамилию,  Кириллыч   робко   шагнул  в  коридор   за   милиционерами…


                *   *   *

     Через   пятнадцать   суток  деревня   встречала   своего  земляка  радушно    и  восторженно.   Одни   видели  в  лице   комбайнёра  почти   народного   героя,   другие – великомученика,  которого   ни   за   что   приговорили   к  15  суткам   принудительного   труда   и   штрафу   за   сломанный   какой-то  эскалатор.  Несмотря   на   то,  что  Кириллыч  прибыл   без  обещанных  зонтиков    и   пиджаков,  его   буквально   на   руках   вынесли   из  кузова  «ГАЗика».

    – Ох,  исхудал-то  как   в   тюрме,   сердешный! – качала  головой  беззубая   бабка   Степанида.
   –   Несгибаем   дух   русского   мужика!  Ух – несгибаем! – митинговал   кум  Петро.
   –   Ты,   милай,   скажи – как  ты? – из   толпы   вышел   древний   дед  Назар.
      Лик   комбайнёра   просиял,   как   начищенное   медное    блюдо.  Кириллыч  воздел   над  головой  какую-то   неимоверно   измятую    бумагу  и   зычно   заявил:
    –   Сказали,   нет   и  в   помине   у   тебя   никаких  камней!  Такому   пузырю,  говорят,   век   износу   не    будет!..
   
               
                19   января  2019 г.,
               
                г. Барнаул.