Каверна. Часть первая. Глава 13

13

А между тем, несмотря на Асины козни, наши отношения с Ирой перешли почти в семейные. Даже больничный интерьер не портил их. Ира ходила за мной повсюду, как хвостик. Сутки напролет мы проводили вместе, расставаясь лишь на время процедур и обхода врачей. Я ночевал у неё в первой палате, а днем мы бывали у меня. Дед и Аслан так привыкли к Ире, что стоило ей не появляться полдня, как они начинали справляться.

Слухи быстро распространились по больнице, и, конечно, дошло до врачей, но режим мы не нарушали и придраться было не к чему. Не пойман – не вор, как говориться, а слухи и домыслы - мало ли кто что говорит.

Некоторые медсестры пытались поймать нас, что называется на факте, но я был осторожен и не давал повода - приходил к Ире далеко после отбоя, когда ни один любопытный глаз не присутствовал в коридоре, и уходил рано - рано утром.

Узнать что-то о личной жизни, если это можно так назвать, не могли даже те, с кем я поддерживал отношение, а это была добрая половина больницы. Потому что я понимал - поделись подробностями с любознательным ротозеем, каких много в этом заведении, так на следующий день это будут знать все, от сестры-хозяйки до заведующего отделением. Врачи, конечно, не подадут вида. Медсестры же, что постарше, будут считать себя вправе разговаривать грубо и в приказном тоне, а молодые будут тайком хихикать.

Тут проявляется натура человека. Кто лезет в душу, тот опасный тип. А кто не капается в чужом белье, смотрит в свою тарелку, порядочный человек. Поэтому я окутал ореолом тайны эту сферу и наблюдал за поведением окружающих.

Альба, например, перестал здороваться и смотрел на меня волком. Я, конечно, догадывался, почему он так себя повел.

Ира рассказала, что на днях Альба сделал грубую попытку склонить её к близости, но она послала его открытым текстом. Так вот почему он так изменился. И тогда поносил меня, борец за нравственность.

Но в целом, я не придавал этому большого значения, жизнь научила воспринимать подобные вещи, как помехи в радио. На словах все правильные, на деле… только дай повод – переполощут все косточки. И несмотря ни на что, я пытался жить здесь и сейчас. Не ставил условий для достижения счастья. Так может пройти много времени, и может, за всем этим, ты не заметишь судьбу.

Как-то солнечным майским утром я прогуливался по сосновой роще. Золотые лучи, попадающие под хвойный шатер утренней прохлады, таили неожиданные сюрпризы.

Внимание привлек мужчина, что-то разглядывающий вдоль дорожки. Я подошел и увидел совенка.

Совенок светло-серого оперения сидел в траве с широко раскрытыми глазами. Мужчина, что-то проговорив, пошел своей дорогой. Я подошел поближе к большому птенцу. Он потоптался, как будто хотел убежать, и начал пугать меня широко раскрывая клюв.

Как он здесь оказался? Выпал из гнезда? Вообще-то здесь есть совы, я много раз видел их. Я стал взглядом искать мать-сову. Заметил на дереве, неподалеку. Она перелетала с ветки на ветку, но далеко не улетала. Я решил посадить совенка на дерево, предполагая, что мать спуститься к нему. Он уже большой, не заберет же она его? Шансов немного, но надо было попробовать.

Попытался взять на руки совенка, он махал крыльями и царапался когтями, удивлено хлопал большими глазами, как будто хотел сказать: «Ты кто? Отстань! Я тебя не знаю!»

Пока я искал, куда посадить совенка, в траве, недалеко от первого, сидел еще один поменьше. Ничего себе! Брат и сестра, пара совят. Что с ними делать? Тут их не бросишь, кошки, собаки найдут. Посадил одного на яблоню, второго под яблоню, на место, где низкая трава, и отошел подальше. Наблюдаю - что будет, как сова себя поведет?

Зазвонил мобильник.
- Алло, ты где? - это была Ира, уже разыскивала меня.
- Здесь, на территории.
- Сейчас я выйду.

Я наблюдал за совятами, когда Ира появилась из-за угла больничного корпуса. Она пошла ко мне так, как мамаша идет забирать ребенка из песочницы, походу размышляя, поругать или сразу всыпать?

- Ты почему без меня вышел?! – сразу начала она с претензии.
- Я по утрам выхожу на прогулку. Ты не знаешь?
- Знаю, но ты мог сказать… - у неё открылся рот. - А-а, это что? – она увидела, куда я смотрю.
- Совята.

Ира захотела помочь спасать совят.

Из столовой бегали к нам поварихи смотреть на сов, потрясая белыми халатами, натянутыми на распухшие телеса. Я попросил их найти телефон зоопарка и спросить, что делать в такой ситуации. Около часа мы провели в ожидании, но ничего не менялось, никаких предпосылок, что мать-сова подлетит к совятам, не было. Тогда Ира принесла из столовой картонную коробку, и сообщила, что дозвонились до зоопарка. Там попросили подождать приезда специалиста. Пока мы посадили совят в коробку и поставили в столовой дожидаться своей участи.

С чувством выполненного долга мы направились прогуляться. Проходя мимо остановки маршрутного такси, встретили Даху с какой-то девушкой. Даха - молодой колоритный балкарец, лежащий в хирургии, и претендующий на роль Казановы и Дон Жуана в одном лице, при том условии, что понятия не имел об этих персонажах.

Я поздоровался, и мы прошли.
- Рыжая! – послышалось сзади. 
Мы проигнорировали этот возглас.
- Рыжая, я чё, с тобой спал?! – крикнул Даха.
- Это ты мне? – Ира повернулась.
- А чё, ты не здороваешься? – Даха нахально смотрел на Иру.
Ира замешкалась… Меня взбесила выходка Дахи, но я спокойно сказал:
- Достаточно того, что я с тобой поздоровался.

Мы пошли дальше. Я расценил это как провокацию. Только Даха не понимал, что может стать жертвой своей наглости.

Вернувшись в больницу, мы узнали, что совята благополучно отправились в зоопарк. Приехавший за ними орнитолог пожалел, что это не редкий, а часто встречающийся вид, но все-таки увез сирот.

На днях Ира поругалась с Дахой. Она рассказала, что этот Казанова, в свойственной ему хамской манере, приказным тоном, сказал, чтобы дала адаптер, зарядить мобильник. Какой привет – такой ответ. Дахе это не понравилось. Закончилось тем, что Даха пришел ко мне в палату почему-то с Людой, видимо зная, что Ира у меня.

Люда - молодая привлекательная девушка с нашего отделения, с переменным успехом борющаяся с туберкулезом, и по каким-то неведомым причинам любящая бывать при разного рода разбирательствах и скандалах.

Проникнув в палату Даха, поддерживаемый Людой, стал переругиваться с Ирой, невзирая на меня. Он хотел сказать и доказать, что Ира не имеет права так разговаривать, и что в следующий раз он поговорит с ней по-другому.

Я не вмешивался в спор, наблюдая – до какой степени может дойти эта дурно воспитанная молодежь. Подождав, пока спор не захлебнулся, пока Даха и Люда не выплеснули весь негатив на Иру, я предупредил их уход словами:
- Даха, Ира больше так не будет. А ты, если ставишь так вопрос – тоже соответствуй этому.
- Чему соответствовать? – не понял он.
- Тогда, на остановке… ты видел, что девушка со мной. Тебе должно быть достаточно, что я поздоровался. Это по любым понятиям правильно. Несмотря на это, ты кричишь вслед: «Я чё, с тобой спал?» Я не стал тебя позорить перед твоей спутницей, но впредь не позволяй себе такого. Прежде чем качать за манеры, на себя посмотри.      

Даха и Люда удалились поникшие.

Позже Даха опять навестил меня. Он зашел в палату будто между прочим и тоном старого приятеля или даже друга начал предупреждать, что Ира чуть ли не шалава.

- Ты-то её не знаешь, - уверял он. - А я с того же района. Мой брат вообще в её селе живет. Он её хорошо знает. Ей не дано так себя вести. Просто она с тобой ходит… Ты нормальный пацан. И я по-братски хотел…
- Ты за неё что-то знаешь? – понял я, к чему он клонит. – Ты сам её имел?
- Нет, - обескуражено ответил Даха.
- То есть ты за неё говоришь с чьих-то слов, да?
- Её там все знают, как она из машины в машину прыгает.
- Ты её катал или в чем-то участвовал?
- Нет, но я… - замялся он. – Я чисто по-братски…
- Благодарю, Даха, - прервал я его. – Ты открыл мне глаза. Если бы не ты, я был бы как слепой.
- Зачем ты так, я же по-братски… - открыл Даха дверь на выход.
- И я по-братски.

Он ретировался. 

Даже если это правда, я в его советах не нуждаюсь. Ира явно не претендует на эталон нравственности. Я и сам все вижу, она многое не договаривает. Что я знал про неё? То, что на днях у неё очередной суд, если мне не изменяет память, уже третий. Бракоразводный процесс затянулся, как это обычно у нас бывает. Но Ира уверяла, что это последнее заседание, тянуть больше нет причин.

Еще, что у неё натянутые отношения с родными и кроме формального общения любить её некому. Бабушка, воспитавшая и поставившая Иру на ноги, сильно баловавшая и потакавшая во всем, умерла несколько лет назад. Что явилось для Иры ударом, потерей единственного по-настоящему близкого человека.

Так же я заметил, что правая рука (Ира была левшой), вернее правое предплечье порезано. Это, несомненно, кто знает, тюремный след – человека доводят до психической кондиции, когда затронут предел, и режутся вены - вскрываются, как говорят там. Было порезано и левое предплечье, но несильно. Правое было попросту изрезанно. Разные по толщине рубцы, как зарубки на древе, наносились в моменты истерик, когда острым, как бритва кинжалом, когда тупым мачете. По карте шрамов на руках Ира могла, наверное, припомнить все события, при которых эти узоры наносились.      

Как-то я спросил её:
- Почему у тебя рука порезана? Зачем ты вскрывалась?
- Ну… - прятала она руку. - Я не хочу об этом говорить.

Ира думала, что я отстану. Видимо, не придумала легенду. Я же догадался и так, но хотелось, чтобы она сама рассказала, что сидела. И сидела два раза. Первую ходку два года, вторую пять лет, оба раза за кражу. Ира боялась, что я охладею. Но кому как не мне понять её. Хотя, я был уверен, что не смогу встречаться с сидевшей девушкой, это как-то противоестественно. А тут вот...

Кстати, Ася прокололась так же, по порезанной руке. Я заставил её признаться, что она полгода провела под следствием в Ингушетии по подозрению в убийстве.

Почему я притягиваю таких?.. Почему ко мне липнет всякая грязь? Но трезво оценить, Тенгиз, кто ты? Находящийся на самом дне цивилизации потенциал, который неизвестно еще как раскроется. И коли бредешь по дну – то собираешь мусор. Но и бредя по дну, можно найти потерянный бриллиант. Это я тоже знал.

И раз уж я коснулся топографии тела Иры, то надо сказать, что она была трижды прооперирована. Живот украшал большой шрам от солнечного сплетения до пупка - следствие тяжелого панкреатита. Справа, на месте, где бывает аппендицит, был шрам от удаления правой трубы. И слева маленький шрам от удаления кисты на яичнике.

Как говорится – без слез не взглянешь. И такое богатство досталось мне.

Вот как Ира рассказывала свою историю в минуты нахлынувшей ностальгии:
«Я всю жизнь прожила в городе Тереке без забот и хлопот, пока жила моя бабушка. Я была очень маленькая, когда моя мама вышла замуж второй раз. Отец мой сидел в тюрьме всю мою сознательную жизнь. В общем, никому не было дела до меня, кроме бабули. Годы шли, я подрастала и с каждым днем все больше и больше понимала, что такое жизнь. Мне с каждым днем становилось хуже и хуже на душе, и я не знала, что мне делать? Мне всю жизнь хотелось, чтобы мои родители были вместе, я завидовала тем, у кого были мама и папа. Но за все свои годы у меня так и не было полноценной семьи.

Я сейчас вполне взрослая девушка, мне двадцать восемь лет, но моя жизнь так и не сложилась. Я вышла замуж и прожила с мужем много лет. Думала – выйду замуж и, наконец, обрету семью, о которой мечтала с самого детства. Я вышла замуж не по любви, а потому что мне некуда было деться. Короче говоря, за меня все решили.

Мой отец вышел из тюрьмы в пятый раз. В скором времени он женился на женщине, у которой двое детей своих, дочка и сын. Потихоньку я отошла на задний план, хотя на переднем и не была. Я жила сама по себе, училась, занималась своими делами. Научилась пить, курить, так пошло и поехало, потому что некому было меня остановить. Бабушка умерла во время моей отсидки, так и не успев со мной попрощаться. Я долго думала и не могла себе простить то, что моя бабушка ушла без меня. Тогда я поняла, что окончательно стала никому не нужна. Я много раз хотела покончить собой, резала вены, глотала таблетки, но Аллах меня миловал, и я осталась жива. Не знаю – к счастью или к сожалению».

Такая вот исповедь – хорошего мало, одним словом.

В жизни так бывает, кто пострадал, начинает по-настоящему ценить любовь.

Не помню – когда это случилось, мы лежали в постели.
- Я тебя люблю, – прошептала Ира. – Очень люблю…
Потом положила голову мне на грудь.
- Так хочется залезть тебе сюда, внутрь, и остаться там навсегда.