Ночной ливень

Дождь всё-таки пошёл.
Семён Григорьевич уже не надеялся на это чудо, но где-то часа в три ночи он услышал, как первые гулкие капля ударили по жести отлива за окном, а потом всё громче, всё чаще, пока, наконец, победная барабанная дробь не сменилась мощным ровным гулом. После двухнедельной жары, когда даже ночью температура не опускалась ниже двадцати, а днём вообще переваливала за тридцатиградусную отметку, этот дождь был настоящим спасением.
Он встал с кровати, выключил кондиционер и приоткрыл дверь в лоджию. Гул падающей воды стал громче. Казалось, что дождевые струи не просто летят, а вгрызаются в землю, пытаясь пробить её насквозь. И при этом образуют сплошную стену, через которую невозможно не только хоть что-нибудь разглядеть, но даже и руку просунуть. Семён Григорьевич неожиданно вспомнил, как в детстве родители возили его на Кавказ, и там, на одной из горных речек, он в первый раз увидел падающую с неба водяную стену. Вернее, стена эта падала не с неба, а с горного утёса, но за неё можно было зайти, обойдя по камушкам водопад сбоку, и тогда создавалось впечатление, что вода падает с неба.
Семён Григорьевич, тогда ещё маленький Сёма, несколько минут зачарованно смотрел на это великолепие, а потом отец спросил у него:
– Хочешь побывать в гостях у духа водопада?
Сёме стало страшно, но он упрямо кивнул головой:
– Хочу!
– Тогда пройди по тем камушкам сбоку, – сказал отец.
Сёма кивнул и пошёл. А потом, попав на сухую каменную площадку за водопадом, долго стоял, отделённый от всего мира водяной стеной, и представлял себе, что больше ничего нигде нет: только он, скала за спиной и эта бесконечная, падающая с неба вода. И от этого ощущения он начал понемногу испытывать страх – много ли надо пятилетнему пацану, но тут сквозь водную гладь просунулась сначала рука, а потом и голова отца. Отец улыбнулся и спросил:
– Ну, что? Стало страшно?
– Нет, – ответил Семён, понемногу возвращаясь в реальность. – Совсем не страшно, а здорово!
«Ну, что, стало страшно? – мысленно спросил сам себя Семён Григорьевич, глядя на стену дождя, и сам себе ответил: – Нет, не страшно, а здорово!»
От этих воспоминаний Семёну Григорьевичу даже показалось, что из-за водной стены вот-вот появится рука отца… Он усмехнулся. Не появится. И отца уже нет в живых более сорока лет, да и сам он сейчас не тот маленький Сёма, а старик, вдвое старше, чем отец был тогда. И никто, никто теперь не протянет ему руку…
Семён Григорьевич тряхнул головой, отгоняя воспоминания, и, вдохнув, сделал шаг в лоджию. Где-то в глубине сознания мелькнула мысль, что надо бы одеться – всё же он не молодой Аполлон, чтобы вот так – в одних трусах выходить на все6общее обозрение, но в очередной раз глянув на водную стену, отделяющую его от всего сущего, махнул рукой.
В лоджии, на удивление, было сухо. Струи дождя падали с неба абсолютно вертикально, и даже сетки, закрывающие оконные проёмы, почти не намокли. Семён Григорьевич отодвинул в сторону раму со стеклом и осторожно подставил руку под летящие струи. Он ожидал, что вода больно ударит по коже, но дождь, несмотря на свою силу, не бил, а гладил, мягко обволакивая выставленную ладонь.
«Надо же! – с удивлением подумал Семён Георгиевич. – Оказывается, дождь тёплый и ласковый. А с виду – холодный и злой!»
Он вновь посмотрел вниз, на асфальт. Похоже, ливень, несмотря на то, что продолжал стеной низвергаться на землю, начал понемногу стихать. Уже, если внимательно вглядеться, в тусклом свете фонаря можно было рассмотреть контуры машин, стоящих на парковке и ветки старого тополя на фоне светлого пятна между близких домов. От льющейся воды веяло давно забытой свежестью. Семён Георгиевич вздохнул полной грудью и уже хотел, было, задвинуть раму, но тут его внимание привлёк силуэт женщины, идущей под дождём.
Она шла так, как будто не было этой сплошной стены воды. Будто не дождь гудел, а листья деревьев шелестели под ласковым ветром. Она не сутулилась, не пыталась спрятаться от летящих струй, а наоборот – шла, выпрямив спину и подставляя под них своё лицо и тело. Единственное, что в её образе говорило о дожде, – это туфли-лодочки, которые она сняла и теперь несла в руке, покачивая ими в такт своим шагам.
Чуть приглядевшись, Семён Георгиевич узнал её. Это была его соседка с четвёртого этажа. Он попытался вспомнить, как её зовут, но вдруг понял, что не знает её имени. Он вообще мало кого в своём подъезде знал по имени, несмотря на то, что жил в этом доме уже больше десяти лет. Потому что жильцы были, в основном, молодые – ну, по крайней мере, гораздо моложе его. В лицо он их узнавал, здоровался при встрече, а сводить более близкие контакты потребности не было. Ни у него, ни у них…
И эту женщину он помнил. Возможно потому, что она всегда улыбалась ему при встрече, вежливо здоровалась и придерживала дверь подъезда, если им случалось вместе выходить на улицу. И ещё она была молода – лет тридцать, тридцать с небольшим, и очень красива. Красивых женщин Семён Георгиевич всегда отмечал и запоминал. Вот и её запомнил. Она появилась в их подъезде недавно – чуть больше года назад, а, может, он просто раньше её не встречал. Как говорилось в старом анекдоте, из пункта А и пункта Б навстречу друг другу вышли два поезда. И не встретились. Значит – не судьба… Он не знал, замужем ли она, – по крайней мере, он никогда её не видел рядом с каким-то мужчиной, есть ли у неё дети, чем она занимается… Только мимолётные встречи на лестнице или во дворе у подъезда.
Ещё раз посмотрев в окно, Семён Георгиевич вдруг понял, что дождь начал стихать. Он уже не молотил по асфальту, а шлёпал всё ещё крупными, но гораздо более редкими каплями. И дома напротив в свете одинокого фонаря проявились почти полностью. И машины на парковке зримо помаргивали красными и синими огоньками сигнализации…
Он вновь бросил взгляд на молодую соседку. И она, словно заметив это, приподняла голову и помахала Семёну Георгиевичу рукой.
– Дождина! – крикнула она и засмеялась. – Я за десять секунд промокла до нитки. Слушайте, а какой у вас номер квартиры? Я, если вы не против, наберу вас с домофона, а вы откроете мне дверь подъезда. Я где-то ключи потеряла…
Семён Георгиевич назвал номер квартиры и побежал надевать джинсы. То есть, не побежал, конечно, – это только так говорится, что побежал, но ускорился, шлёпая тапками по ламинату. И затем, хотя женщина и не могла его увидеть, натянул рубашку и надел кроссовки. И замер в ожидании у трубки домофона.

Домофон запиликал минут через пять, хотя от того места, где Семён Георгиевич заметил соседку, до двери подъезда ходу было не больше минуты.
– Это я, – сказала она.
– Я догадался, – усмехнулся Семён Георгиевич, – где это вы так задержались?
– С кошкой общалась, – ответила соседка, – открывайте быстрей!
– Открываю, – сказал Семён Георгиевич и нажал на клавишу.

Он ожидал услышать за дверью характерное гудение лифта или, по крайней мере, шаги на лестнице, но всё было тихо. Семён Георгиевич ещё раз оглядел себя – всё ли в порядке – и, открыв дверь, выглянул на лестницу.
Она сидела на широком подоконнике между вторым и третьим этажом. Мокрая и, похоже, изрядно замёрзшая. С её одежды обильно текла вода, и у ног уже образовалась маленькая лужица.
– И о чём это вы беседовали с кошкой? – поинтересовался Семён Георгиевич.
– Да так, о жизни. Она тоже умудрилась промокнуть под эти ливнем и теперь сидит под козырьком у дверей подъезда. Я ей сказала, что погода мерзкая, а она уточнила, что собачья. На том и сошлись.
– Слушайте, – спросил Семён Георгиевич, – а чего вы домой не идёте? Так ведь и воспаление лёгких подхватить недолго. Ах, да, вы же ключи потеряли! А что, дома нет никого?
– Не-а, – пожала она плечами и зябко поёжилась. – Муж остался на даче, а больше открывать дверь некому.
– И как же вы теперь? – забеспокоился Семён Георгиевич. – Может, тогда ко мне зайдёте? А то ведь в подъезде достаточно прохладно. Так и заболеть недолго.
– Не-а, – опять сказала она. – Ходить по ночам в гости к посторонним мужчинам – дурной тон! – Она грустно усмехнулась. – Шучу. Спасибо, но нет.
– Вам бы хоть в сухое переодеться, – сказал Семён Георгиевич.
– Не могу по той же причине, – она похлопала себя по карманам. – Буду здесь сидеть и замерзать назло ему!
– Кому? – не понял Семён Георгиевич.
– Мужу! – и вновь зябко повела плечами.
–  Подождите, – сказал Семён Георгиевич и вернулся в квартиру. Он быстро взял из шкафа чистую футболку, из ванной – махровое полотенце и, направляясь к двери, снял с вешалки старую ветровку.
– Вот, – он спустился на пролёт и протянул ей вещи. – Переоденьтесь. Джинсы, к сожалению, предложить не могу – мои вам не подойдут. Вы переодевайтесь, а я пока заварю вам чашку горячего чая. Или, предпочитаете кофе?
– А водка у вас есть? – вдруг спросила она.
– Водки нет, – смутился Семён Георгиевич. – Но есть коньяк. – Подумал и добавил: – Французский.
– Терпеть не могу коньяк! – сказала она. – Хотя, ради сохранения здоровья… Чёрт с ним, тащите коньяк, если вам не жалко!
– Сейчас, – кивнул Семён Георгиевич и вновь поднялся к себе в квартиру.

Когда он вновь вышел к ней с бутылкой коньяка и блюдечком нарезанного сыра, она уже сидела в сухой футболке и ветровке, накинутой на плечи. Полотенце было свёрнуто тюрбаном на голове, а мокрая майка лежала чуть в отдалении на подоконнике, стыдливо прикрывая собой такой же мокрый бюстгальтер.
– А пить мы с вами будем из горла? – иронично спросила она.
– У меня только две руки, – смущённо ответил Семён Георгиевич, – но я сейчас, быстро…
Он вновь поднялся в квартиру и вынес два коньячных фужера и кухонный табурет, поставив его вместо столика.
– Как в лучших домах Лондона! – усмехнулась она. – Фужеры, свечи… Ладно, обойдёмся без свечей. Давайте, разливайте быстрей! Наполовину вы уже меня согрели, – она скользнула взглядом по сухой футболке, – теперь будем греться изнутри.
– Простите, э… – Семён Георгиевич замялся.
– Лена, – сказала она.
– А меня – Семён Георгиевич, – представился Семён Георгиевич. – Простите, Лена, за бестактный вопрос, но как вы оказались в такой ситуации? Почему муж остался на даче, а вы оказались здесь?
– А мы с ним поругались, – спокойно ответила Лена. – Слушайте, давайте потом поговорим. Налейте же коньяка!
– Конечно, конечно, – смущённо отозвался Семён Георгиевич, разливая коньяк по бокалам.
– Мы с ним поругались, – продолжила Лена, делая глоток коньяка. – Вдрызг! Я психанула и рванула на последний автобус. А автобус взял, и сломался по дороге. И мы три часа ждали, пока водитель что-то там сделает. А когда приехали в город, никакой транспорт уже не ходил. Прозит! – И она приподняла фужер.
– И вы – что? – поразился Семён Георгиевич. – Вот так, с автовокзала – пешком?
– Ага, – кивнула Лена. – А чего тут идти – три остановки. Только вот, когда две остановки я уже прошла, хлынул этот ливень. И всё: дальше я уже добиралась почти вплавь… Господи, сейчас бы в горячую ванну!
– Не получится, – развёл руками Семён Георгиевич, – не получится, говорю, с ванной.
– А что? – усмехнулась Лена. – Слабо пригласить даму принять горячую ванну?
– Не слабо, – усмехнулся Семён Георгиевич, – но всё равно – не получится. У нас в доме сегодня горячую воду отключили. На десять дней. Хотя, если подумать, ванну устроить можно. У меня дома есть большой кипятильник, и я минут за сорок могу нагреть полную ванну воды…
– Да бросьте, – рассмеялась Лена, и её смех зазвенел в пустом подъезде. – Я пошутила! Представляю себе картину: он приезжает, а я лежу в ванне у соседа! Вот крику-то было бы! Плесните ещё коньяка, если вам не жалко.
– Кто приезжает? – растерянно спросил Семён Георгиевич, наливая коньяк в бокал женщины.
– Как – кто? Муж, конечно.
– А он приедет? – удивился Семён Георгиевич.
– Да куда ж он денется! – уверенно, но ласково вдруг сказала Лена. – Наверное, уже сейчас мчится к городу. Особенно, если узнал, что у нас тут с погодой творится. Он же никогда больше трёх, ну, максимум – четырёх часов выдержать не может. И бежит ко мне мириться. А тут я уехала… Точно, мчится домой на машине… Слушайте, я вас разорю! Плесните ещё коньяка – на удивление хорошо пошёл!
– Да пейте на здоровье! – улыбнулся Семён Георгиевич. – Могу вообще эту бутылку вам презентовать. Я сейчас редко выпиваю, а, если что, у меня ещё одна есть, из старых запасов.
– Какой вы запасливый! – усмехнулась Лена, бросая в рот кусочек сыра. – Наливайте!..
В это время внизу хлопнула дверь подъезда, и торопливые шаги застучали вверх по лестнице.
– Ленка! – крикнул высокий русоволосый мужчина (Семён Георгиевич его узнал: тоже встречались). – Ленка, милая, прости! Я виноват! Господи, да ты же вся мокрая…
– Не вся, – чуть пьяным голосом возразила женщина. – Наполовину меня уже высушили. И согрели. Изнутри. Познакомься, это Семён Георгиевич, наш сосед.
– Очень приятно, – казалось, мужчина только сейчас заметил, что его жена не одна. – Виталий.
Семён Георгиевич кивнул.
– А ты – виноват! – продолжила Лена. – Будешь теперь знать, как отпускать жену посреди ночи неизвестно куда! Я ещё подумаю, прощать тебя или нет.
– Ну, прости! – мужчина попытался подхватить жену на руки, но та жестом остановила его.
– Подожди! – Лена сняла с головы полотенце и скинула ветровку с плеч. – Спасибо, – сказала она, обращаясь к Семёну Георгиевичу, – спасибо за тепло и коньяк. И за сыр, – добавила она, помедлив секунду. – И за общение. И за время, что на меня потратили… А футболку я вам потом заброшу как-нибудь… – Она повернулась к мужу и, подхватив мокрые вещи, повелительно сказала ему: – Неси!
И он, подняв женщину на руки, понёс её вверх по лестнице: свою жену, свою Ленку, свою величайшую драгоценность.
– Стой! – вдруг сказала Лена. – Мне коньяк обещали! Семён Георгиевич, не будете ли так любезны передать мне бутылку обещанного коньяка?
Семён Георгиевич взял бутылку и, поднявшись на несколько ступеней, с улыбкой протянул её женщине.
– Лечитесь, не болейте.
– Ты же не пьёшь коньяк? – удивился мужчина.
– Теперь пью! – чуть капризным голосом возразила Лена, и по её тону чувствовалось, что она уже изрядно опьянела. – Теперь пью, – повторила она. – Неси!..

Отправив на отведённые им места ветровку, табурет и мокрое полотенце и поставив бокалы в раковину, Семён Георгиевич вновь вышел в лоджию. Ливень прекратился, и только отдельные капли ещё изредка срывались с неба. Воздух был чист и прохладен: встающее на горизонте солнце ещё не успело раскалить его, хотя уже начало пытаться это сделать, потому что от влажной земли на газоне поднимались вверх зримые потоки испарений. Семён Георгиевич посмотрел на улицу – никого. И он вдруг подумал, как же мало надо человеку для того, чтобы не чувствовать себя одиноким: чуть-чуть общения, чуть-чуть участия, чуть-чуть ощущения, что ты кому-то нужен. Он вернулся мыслями к своей недавней визави и хотел, было, представить, что сейчас происходит в квартире наверху, но мысли свернули куда-то не туда, и он, устыдившись, покачал головой. Нет уж: Богу – Богово, Кесарю – кесарево… Что ему до них, молодых!..
Семён Георгиевич вернулся обратно в комнату, закрыл дверь в лоджию и включил кондиционер. Скоро на улице опять станет нестерпимо жарко, а у него в квартире по-прежнему будет свежо и прохладно.
Он задёрнул шторы, разделся и лёг. Ночь, в отличие от предыдущих, выдалась на удивление бодрой и энергичной. Надо немного поспать…