Дочки-матери

Бася не знала, что предпринять. От растерянности, она развела руки в стороны, широко распахнула глаза и приоткрыла рот. Так и стояла в углу дивана, как простушка на ярмарке.
Маленькая хозяйка полдня неподвижно сидела в кровати. Руки поверх одеяла положила. На ладошках перчатки вязаные. Синие, с белыми снежинками и снеговичками. На голове шерстяная серая шаль. Края двумя дорожками спускаются вниз, перекрещиваются на груди и прячутся за спину. Серые глаза в одну точку глядят. Бледные губы едва приоткрыты. Если бы не пар изо рта, можно подумать, что в кровати, под одеялом, большая кукла сидит. Бася таких в магазине видала.
Можно, конечно, и рукой махнуть. Сидит себе и пусть сидит. Но, во-первых, Старая хозяйка строго-настрого поручила Маленькую хозяйку заботам Баси. Так и сказала, еле слышно, с усилием роняя слова:
- Приглядывай за ней, Басенька, на тебе остаётся Надежда…Я уйду скоро…Береги моих девочек. Время такое…Лёля одна не вытянет.
Она была права, Лёля характером и внешностью не в ту породу пошла. Старая хозяйка была белокожая, высокая, осанистая. Гладкие волосы с нежной рыжинкой красиво уложены. Эту нежную рыжинку даже седина не вытеснила полностью. Одета удобно, строго и тщательно. Как на выход. Только передник снять и готова. Всё делала не торопясь, держала дом в идеальном порядке и всё успевала. Ровная, сосредоточенная, спокойная, как весы.
Бася помнила её десятилетней девочкой с серьёзными серыми глазами. Такой она и осталась. Даже став мамой и бабушкой. Она была центром и стержнем семьи. Оплотом и опорой. Муж так и сказал ей, стоя в дверях в военной форме и фуражке с голубым околышем.
- Жена военного оплот и опора.
- А ещё стена, спина и правая рука, - Старая хозяйка пристально глянула на супруга, перекрестила, - ступай с Богом.
- Вера, я красный командир, - нотка укоризны зазвенела металлом в голосе, - всякий раз одно и тоже!
- А я жена командира. Опора и оплот.
- С Лёлькой не повидался, жаль.
- Вернёшься, расцелуетесь.
- Не вижу, как дочка растёт.
- Не горюй, она тебе на семи листах всё в подробностях распишет.
- Она и в письмах тараторка. Умудряется с очереди за керосином начать, премьерой в театре закончить.
Коридор коммунальной квартиры наполнился шумом и торопливым топотом. Двойные двери резко распахнулись. От торжествующего крика вспорхнули за окном хлопотливые воробьи.
- Папка, я успела!
Девочка прижалась раскрасневшимся от бега и волнения лицом к широкой отцовской спине. Тот повернулся, обхватил дочку, поднял к потолку.
- Папка, поставь, я уже большая.
- Большой будешь, когда я тебя не смогу поднять, - подмигнул отец.
Лёля была невысокой, смуглой, подвижной и несобранной. Тёмные колечки волос всегда выскакивали тугими пружинками из причёски. Минуты спокойно не посидит. Сто мыслей в голове, сто дел одновременно, сто слов в минуту. Ничего не успевает, ничего до ума не доведёт. Пронесётся вихрем по квартире. Если ничего не сбила или не задела, чудо-чудное. Она даже в куклы не играла. На Басю смотрела, как на предмет интерьера. Зато читала много.
- Ты книги глотаешь, как пирожки с ливером, - ворчал соседский Митька, неся за ней очередную стопку литературы.
Память у Лёли, как у кошки. И изворотливость такая же. В хорошем смысле. Сколько споров и ссор её память и острый язык погасили, не счесть. Недаром сапожник дядя Боря её плутовкой кликал. За ним вся коммуналка Лёлю так стала
звать. Старая хозяйка хмурилась сердито:
- Что за собачье прозвище? У человека имя есть. Елена. Лёля.
Лёля с налёта хватала в охапку Старую хозяйку, звонко чмокала в щёку, заливисто хохотала, тараторила радостно:
- Мамочка, это они любя. Не могла я напрямую сказать дяде Боре, что обрезки кожи на стене, в корыте лежат. Митька на них уже глаз положил. Вот и пришлось наводящими вопросиками на нужную мысль натолкнуть. А так, само собой вышло. Дядя Боря, конечно, просёк потом. А Митька так и не въехал.
Старая хозяйка морщилась, как от зубной боли:
- Просёк, въехал…Лёля, такими темпами, ты курить начнёшь скоро.
- Не начну, я ещё в пятом классе попробовала. На спор с Митькой. Гадость невозможная. И денег стоит. Я лучше пирожок с ливером на рынке куплю.
-Лёля, - в интонации граничили упрёк, возмущение и укор.
- Мамочка, я опаздываю, - весёлый смех, воздушный поцелуй, короткий вскрик, неясный шум - Всё в порядке, это газеты.
Когда Лёля вернулась из роддома с дочкой, Старая хозяйка взяла малышку на руки, заглянула в серые, новорождённо-замутнённые глаза, вздохнула:
- Моя ты малышка…моя радость…моя надежда.
- Надежда! - радостно повторила Лёля, - вот и имя нашлось. Мамочка, ты гений. Я всё выбрать не могла.
Наденька росла тихой, вдумчивой и наблюдательной. Они с бабушкой понимали друг друга с полуслова. Лёля даже шутила, что им без неё спокойней. Никто суету и беспорядок не создаёт. На деле, все трое гармонично дополняли друг друга. А поскольку мужчины в силу профессий и обстоятельств появлялись в этом доме редко, соседи воспринимали их как единое целое. Называя всех трёх «дочки-матери».
- Дочки-матери, когда ужинать будете? Я ваш стол на полчаса займу?
- Это что у нас с утра полы в коридоре влажные? Небось, дочки-матери дежурные?
- Дочки-матери, я вам очередь за керосином заняла. Сто вторые будете.
Подросшая Наденька облюбовала Басю, как только встала на ножки. Малышка подползала к комоду, поднималась, цепляясь за ручки ящиков. Долго
стояла, глядя на сидящую на комоде фарфоровую красотку.
Бася старалась, чтобы Наденька могла как можно лучше рассмотреть её белокурые локоны, синий берет с белым пером страуса, серый с синим наряд, перчатки, кружевные рюши и маленький зонтик. Иногда Басе удавалось высунуть из-под юбки ножку. И тогда Наденька могла увидеть мысок изящной кожаной туфельки с золотистой пряжкой.
Казалось, только вчера Бася стояла на полке магазина рядом с другими куклами. Лёгкие куклы из папье-маше, нежные восковые, изящные фарфоровые. Маленькие и большие, молчуньи и болтушки, шагающие и неподвижные. Все они мечтали найти свой дом и хозяев. Дружно вздрагивали от звука дверного колокольчика. Торопливо переглядывались, когда в маленький варшавский магазинчик входил посетитель. Старались угадать, кто сегодня покинет дружную компанию.
Бася была фарфоровой куклой. Она не умела ходить. Зато громко и красиво говорила «мама», когда её наклоняли немного вперёд. Наряд из шёлка и бархата, с кружевом ручной работы был сшит по последней моде. На шее и руках блестели украшения с настоящими камнями, а не со стекляшками. У Баси было всё, чтобы с первого взгляда было ясно. Она - Дорогая Фарфоровая Кукла. И достойна самой лучшей кукольной судьбы. Ни на миг она не сомневалась, что пробудет в магазине недолго. Но предположить, что всё случится мгновенно, не могла.
Высокий, худощавый, гладко выбритый господин с серыми глазами, стремительно вошёл в магазин. Окинул взглядом полки, коротко сказал:
- Я беру эту куклу, - и показал тростью на Басю.
Приказчик изумлённо вскинул светлые брови, почтительно произнёс:
- Проше пана, у нас большой выбор. Я могу показать.
- Нет, благодарю. Я выбрал эту. Заверните.
Басю осторожно сняли с полки, тщательно запаковали в красивую коробку. Коробка была удобная, мягкая внутри, но тёмная. Раскачивалась из стороны в сторону, пока её несли в экипаж. У Баси немного закружилась голова и охватило беспокойство. Не укачало ли её. А если укачало, что с этим делать. К счастью, дорога до экипажа была недолгой. Коробка с куклой отправилась сначала в гостиницу, затем - на вокзал. Господин никому не доверил устроить её на полке в купе.
Дорога была долгой. Атмосфера вагона отличалась от магазинной. К привычному запаху дров примешивались дух нагретого железа, копоти, смолы и незнакомой горечи. Отчего было тревожно и весело. Кукла вдыхала аромат дороги и приключений. Слушала бесконечный стук колёс и думала, что же её ждёт? Какой окажется девочка, для которой её купили? Взрослой или крохой, разумной или несмышлёнышем, неряхой или аккуратисткой. Как будет заботиться о новой игрушке. Что за игры затеет с ней.
Жизненный опыт Баси невелик. Фантазия наивная. Поэтому картина будущей счастливой жизни вырисовывалась одна и та же…Коробка открывается, господин достаёт Басю. Маленькая белокурая девочка радостно хлопает в ладоши, подпрыгивая от избытка чувств. Господин протягивает куклу малышке. Она нежно обнимает Басю и кружится вместе с ней в большой светлой комнате.
На каждой остановке кукла напряжённо ждала, что её снимут с полки. Наконец, услышала голос проводника:
- Прибываем, господа.
Бася выпрямила спину, встряхнула кудрями, изящно сложила руки. Она была готова следовать с господином. Стук колёс стих, дверь купе приоткрылась. Слышны были голоса пассажиров, встречающих, проводника и носильщиков.
- Любезный, - обратился к невидимому собеседнику господин.
- Слушаю;с, барин.
- Займись моим багажом. Вот эту коробку понесу сам.
- Папочка!!!!!
Звонкий голос, казалось, перекрыл все вагонные звуки:
- Папочка!!!! Любимый!!!! Приехал!!!!
- Верочка!!! Как обещал!!!! С Днём Ангела, родная!!!!
Коробка пришла в движение. Сильные руки господина уверенным жестом переместили её вниз. В купе стало тихо-тихо. Слышно только, как в коридоре деловито протопал проводник, проверяя наличие замешкавшихся пассажиров.  Тихий шёпот взбудоражил куклу.
- Можно я сейчас открою?
- Открывай.
Бася зажмурилась от волнения, качнулась вперёд, растерянно пискнула:
- Мааа-мааа!
- Не бойся, милочка, давай дружить. Будем в «дочки-матери» играть. Будет весело, поверь.
Кукла медленно подняла веки с длинными ресницами. Если бы она умела вздрагивать, так и сделала бы сейчас. Она будто смотрела в зеркало. Настолько похожа была на неё девочка, держащая коробку в руках. Только волосы вместо локонов были заплетены в аккуратную косичку.
- У неё есть имя? - серые глаза не отрываясь разглядывали куклу.
- На коробке написано, прочти.
- Бася. Мне нравится.
- Вот и познакомились.
- Барин, багаж доставлен;с.
- Барышня, поблагодарите папеньку. Идёмте в экипаж, - рядом с девочкой возникла бесцветная строгая дама без возраста.
- Спасибо, папенька, - присела девочка в смешном поклоне.
- Угодил я тебе?
- Порадовал, - горячо воскликнула девочка и повисла на шее господина.
Бесцветная дама укоризненно покачала головой. Господин обнял дочку, подхватил коробку с куклой.
- Идём, душа моя.
Как один миг пролетело время. Сероглазая девочка повзрослела. Игру «дочки-матери» вытеснили более важные и нужные занятия. Осталась привычка делиться с куклой радостями и горестями, рассуждать и советоваться.
Бася была довольна, она гордилась ролью шерочки. Старательно хранила секреты хозяйки и оберегала её по мере слабых кукольных сил. Когда подросла
Наденька, кукла почувствовала появление в своей жизни ещё одной хозяйки.
Назвала Веру Старой хозяйкой. Надя стала Новой хозяйкой. Лёля осталась просто Лёлей. У неё с Басей не было никаких точек соприкосновения.
Когда Старой хозяйке стало плохо, Лёли дома не было. Ушла менять вещи на продукты.  Накануне, они со Старой хозяйкой весь вечер перебирали скудные немногочисленные предметы гардероба. Наконец, остановились на турецкой шали, крепдешиновом платье и черной юбке из фланели. Рано утром Лёля ушла. Вечером пришла соседка со смены и громко оповестила, что немцы «под городом штатских постреляли». Сколько, где, каких, она понятия не имела. Увидев побледневшее лицо Старой хозяйки, забормотала, что «может и брехня всё это». Но дурные вести сделали своё дело.
Как Наденька ни старалась приободрить бабушку, та теряла силы на глазах. И только твердила:
- Ох, Наденька, что ж Лёля не идет? Не протяну я долго, - растерянно поглядывала на Басю, - Басенька, уйду я скоро. Береги моих девочек.
Куда она собиралась уйти, Бася так и не поняла. Да и не ушла Старая хозяйка. Вытянулась вдруг в струнку, выдохнула и затихла. Вечером чужие люди, приведённые соседкой, вынесли её из комнаты.
Надя осталась сидеть в кровати. Заботливо закутанная в бабушкину пуховую шаль. Укрытая тяжёлым ватным одеялом. Молча в одну точку глядит. Даже не плачет.
Будь Бася обычной целлулоидной куклой, она скорее всего, развела руками, бормотнула протяжно:
- Маамаа…,- показывая собственное бессилие.
И осталась бесстрастно ждать на диване, что будет дальше. Но Бася была Дорогая Фарфоровая Кукла. Она должна была что-то предпринять. Сделав невероятное усилие, Бася выставила правую ногу, оттолкнулась от спинки дивана. Наклонилась вперёд, громко сказала:
- Мммаааммммааа…
Надя вздрогнула, оглядела комнату. Жалобно произнесла:
- Бася, так кушать хочется, - и заплакала. Тихо, тоненько, протяжно. Как плачут измученные горькими мыслями и голодом дети.
Кукла стояла, наклонившись над краем дивана. Понимала, что следующее её движение закончится падением на твёрдый пол. Хрупкий фарфор вряд ли выдержит жёсткое приземление. Плач обессиленной и напуганной девочки перешёл в тихое поскуливание. Бася тряхнула локонами и наклонилась вперёд.
- Ма-ма…
- Бася!!!! - Наденька с трудом выбралась из-под одеяла, сползла с высокой кровати, медленно подошла к кукле. Бережно взяла её на руки.
- Басенька, как же так. Что ты прыгаешь, как коза?  Расшиблась? - маленькие ручонки осторожно ощупывали каждый сантиметр тела куклы. - Голова цела, руки…ноги…перо сломалось…берет помялся…Это мы исправим. А это что…твёрдое…
Девочка сняла с руки перчатку, просунула пальцы в карман бархатного серого пальто куклы.
- Мама, - нежно произнесла кукла.
- Басенька, это ж сухарик. Рыбонька моя, ты меня кормить шла, торопилась. Чуть не разбилась. Пойдем в мягкую кроватку. Ты отдохнёшь, я сухарик погрызу.
- Мама, - согласилась с Маленькой хозяйкой Бася.
 Так вдвоём они скоротали остаток дня и переждали ночь. Серый рассвет ещё раздумывал, не пора ли выпускать солнце из-за горизонта, когда дверь комнаты тихо открылась. В комнату медленно вошла Лёля. Стащила с плеч увесистый вещевой мешок. Уронила его на пол. Прислонилась спиной к холодной стене. Надя открыла глаза.
- Мааа-мааа, - нежно пропела Бася.