17 07. В Джабале

      На фотографии за БТРами видна колючая проволока с навешенной на неё маскировочной сетью. За этим препятствием видна асфальтовая дорога на г.Чарикар. За дорогой – Чарикарская «зелёнка».
 


      Колонна из нашего полка засветло пришла в Джабаль. Полное название города Джабаль-ус-Сарадж. На нашей карте он обозначен как Джабаль-Уссарадж. В 1984-ом году там располагался 177-й полк.
        В расположение 177-го полка нашу колонну не пустили. Поскольку Джабаль стоит на перекрёстке трёх важных автомагистралей, то здесь организовали крупный транспортный узел. Колонны прибывали, отстаивались, формировались, отдыхали, убывали. Чтобы на территории полка не устраивать сумятицу, командование отвело специальную площадку для обработки колонн и грузов. Эту площадку огородили колючей проволокой, устроили въездные ворота, поставили охрану. Технику нашей колонны загнали на эту самую площадку внутрь огороженной территории.
       Нас, солдат сопровождения, на ночь разместили в огромных брезентовых палатках.
        Внутри палаток рядами стояли топчаны, сколоченные из досок от ракетных ящиков системы залпового огня «Град». Эти доски промышленность делала длинными, ровными и зелёными. Такие же получились топчаны. Зелёные, весёленького армейского цвета. Без матрасов, без подушек. Эти топчаны мне показались офигенным плацкартным вагоном. Может быть даже в чем-то купейным. После того, как я поночевал в горах, как собака под кустом, я был очень рад этим топчанам. Между моим телом и ледяной землёй находилась прослойка из досок и воздуха. За ночь я не то чтобы не умру, наоборот, буду жить вечно, если меня оставят здесь и будут давать сухпаёк.   
       Печек в палатках не было. Соответственно, помещение никто не отапливал. Истопников назначать было не надо, дрова заготавливать не надо. На посту стоять с пулемётом не надо. Часы передавать друг-другу не надо. Чего там, мы же под охраной 177-го полка.
       Наша рота заняла две больших палатки. По понятным причинам старослужащие солдаты скучковались в одной, «молодые» - в другой. Никто из молодых не хотел оказаться близко к «дедам». Мало ли, вдруг «деды» припашут? За водой пошлют или за сигаретами. Наф-фиг не надо молодому соваться в палатку к «дедам»!
       Заморачиваться насчёт «дедов» и «молодых» я не стал, ввалился внутрь ближайшей ко мне палатки, подошел к свободному топчану, с грохотом скинул на него свой вещмешок. Вскоре обнаружил, что все остальные топчаны заняли «деды». Подумал, что мне это безразлично. Деды подумали, что им тоже. Мы завалились на нары и провалились в глубокий сон. Уснули, как пшеницу продавши, даже дневальных не выставили. Придурки. Так никогда не надо делать, не надо спать на войне без дневальных.
       Проснулись утром мы от того, что в нашу палатку зашли два каких-то чувака, в советской полевой форме, в брониках и касках. Скорее всего это были пацаны из второго батальона нашего полка. Я видел в составе нашей колонны БМПшки. Похоже, что эти чуваки слезли с них, переночевали в соседней палатке. Теперь проснулись и пошли шляться по палаточному городку в поисках приключений.
        Один из этих военных был очень большого роста, крупный, мордатый. Второй чувак был крепенький, но по росту маленький. Он вихлялся вокруг здоровяка так, что мне на ум сразу же пришло слово «прихвостень».
         До меня дошло, что мы - дураки, раз не выставили дневальных. Это работа дневальных – не пускать в расположение чужих искателей приключений. Но, было уже поздно, чуваки к нам уже вошли. Они шагали посередине нашего расположения с очень похабными выражениями наглых солдатских морд. Как говорилось в старинной частушке: «Сидит милый на крыльце с выраженьем на лице. Выражает на лице, что сидит он на крыльце». Так и эти два чувака. Знали же, негодяи, что нехорошо заходить в чужое расположение, но, зашли. Шагали между топчанов, всем своим видом показывали, что они два Дартаньяна, а мы все - хрен знает кто.
      Мне не понравилась данная ситуация, я поднялся на ноги прямо на топчане, залупился на крупного чувака:
 - Не надо вот так борзо заходить в чужое расположение. А раз уж зашел, то потрудись сказать: - «Здравствуйте, мужики». 
 - Пошли выйдем. - Коротко ответил мне здоровый чувак.
       Всё было понятно, как три рубля – пацаны поутру пошли поискать себе приключений. Ходили, нарывались, чтобы размяться. Всем приличным мальчикам и девочкам скажу «умный мысль»: никогда не надо корчить из себя Брюса Ли или Джеки Чана. Только в кино и в сказках один может замахать двоих.  Если в чистом поле перед тобой оказалось два нормальных бойца, если их двое, а ты один – убегай. Не дерись против двоих бойцов, не мечтай о себе лишнего. Если с тобой нет женщин, детей и раненых, если ты сам-на-сам, то убегай. В уличных драках своя психология. Если не умеешь быть уличным драчуном, то не махайся против двоих. А если ты уличный боец, то согласишься с моими словами. Ты их знаешь без меня.
       Что будет, если я выйду с ними из палатки в чисто поле? Я выйду, обнаружу против себя двоих бойцов и мне станет надо убегать. Тогда зачем выходить? Это правильный ход мысли - на предложение «выйти» ответить отказом. В большинстве случаев такое предложение содержит заведомую засаду. Случаев таких может быть много, а жизнь всего одна. Поэтому я принял решение, что не пойду с ними за пределы нашей палатки. Понадеялся, что кто-нибудь из офигенных борзых дембелей встанет на нарах, как я, ситуация сделается два-на-два. В таком раскладе можно будет перемахнуться. Поэтому я спокойно ответил здоровяку:
 - С хрена ли я буду выходить. Ты здесь выделываешься, здесь и махайся. Раз такой смелый.
       А в это время наши офигенные дембеля лежали на топчанах, изображали как будто их хата с краю. Хоть бы кто-нибудь поднялся. Хотя бы принял сидячее положение.
       Оглядел я окрестности поверх бошки здоровяка. Понял, что мне не надо слезать с топчана, лучше остаться стоять на нём. Чтобы было удобно пинать ногами по башке. В живот его пинать было бесполезно потому что он в бронике. Кроме того, он выше меня, крупнее, тяжелее. Да ещё облачен в средства защиты. Да ещё их двое. Все эти мысли удержали меня от дурацких прыжков с пяткой наперевес. Я не кинулся в махач, сказал ещё одно предложение:
 - Ты не в хлев зашел. Ты зашел в боевое подразделение. Скажи: - «Здравствуйте, мужики».
       Чувак огляделся вокруг, обвёл взглядом большую палатку. Улыбнулся, и с явной подколкой в голосе нараспев протянул:
 – Ну зда-арова. Мужики? – Потом кивнул головой в их сторону и задал мне вопрос:
 – Нормально?
       Что он имел ввиду под словом «нормально»? Что они не встают – нормально? Или он поздоровался нормально?
       Я сделал вид, что это второй вариант и сказал:
- Сойдёт.
       Сказал, уселся на топчан, на котором стоял. Чувак поздоровался, ситуация позволяла сохранить лицо в прямом и переносном смысле. За кого мне тут впрягаться? За тех, у кого хата с краю? Идут они в зад. Я уселся на топчан. Чувак ухмыльнулся, затем развернулся и ушел. Прихвостень завилял жопой за ним.
       Потом утро пришло по-настоящему, мы вылезли из палаток. Место для умывания оборудовано не было. Трубы с кранами не было, бочки с хлорированной водой не было. Мы кое как умылись водой из фляжек, полезли на наши БТРы принимать пищу.
       В столовую нас с территории отстойника колонн не водили. Нам же выдали сухой паёк. Значит питаться следовало по-боевому. Забрались мы на БТРы, разложили шанежки (как выразился Рязанов). Принялись вскрывать консервные банки, разогревать их. Как поросята, накидали вокруг БТРов мусора: картонных коробок от сухпая, пустых консервных банок, пустых пачек от сахара и от сухарей. Устроили невообразимый срач на всю округу.   
       Нежданно-негаданно пришел какой-то прапорщик, видимо, «комендант» этой огороженной площадки. Он густо покраснел лицом, принялся орать, чтобы мы собрали мусор. Оказывается, возле первого БТРа специально для нас, для нашего мусора, был установлен мусоросборочный контейнер. Прапорщик махал руками в сторону этого контейнера и орал красным лицом:
 - Мы специально для вас установили, а вы на пол срёте!
        Наши сержанты выделили бойцов. Поставили им задание пинком под зад. Бойцы собрали коробки, сволокли к контейнеру, покидали там. Получилась большая пирамида, под которой контейнер исчез. Опять пришел прапор. Снова заорал:
 - Что, дебилы? Не можете поджечь коробки? Коробки в контейнер не влазят, а зола точно влезет!
      Мы чиркнули об броню ветронезадуваемыми спичками из экспериментального пайка, подожгли пирамиду коробок. Затем разлеглись на броне. После еды и важных дел задумали обрасти жирком.
       Не успели отложить и пятнадцати калорий, по костру в контейнере прилетело миномётное попадание. Оно ка-а-а-ак долбануло!!! В штаны я не наложил, но мысль такая возникла. Потому что костёр был расположен в голове колонны, возле первого БТРа. Если миномётчики перейдут на беглый огонь, то расхерачат всю колонну.
       Мы похватали ружбайки, кинулись кто куда. В долю секунды кто-то оказался под колёсами, кто-то под бронёй, кто-то нырнул в башню, вцепился в КПВТ. Над колонной наших БТРов воцарилась тишина и пустота. Только стволы КПВТ рыскали по сторонам. Старшие стрелки за пулемётами выискивали через оптику кто откуда стреляет и кто откуда корректирует. В этот напряженный драматизмом момент на совершенно пустую дорогу выехал на задрипанном мопедике одинокий бача. По естественным причинам на этого бачу тут же были направлены все КПВТ всех БТРов. Видимо, все одновременно решили, что на мопеде едет корректировщик с радиостанцией. Потому что больше не было никого нигде. Если бы этот бача дёрнулся, если бы он остановился, или сделал какой-нибудь жест рукой. Если бы он просто шлёпнулся, то несколько десятков крупнокалиберных пулемётов сделали бы из него облачко кровавого фарша. В мгновение ока он превратился бы в паштет. Даже пёрнуть от удивления не успел бы. Потому что эти крупнокалиберные пулемёты сделаны на базе противотанкового ружья, которым в Сорок Первом остановили танки Гудериана под Москвой. Лично я, на месте бачи, ни за что не поехал бы перед строем боевой техники, которая наводит на тебя самые мощные в мире пулемёты.
       Но, самый прикол произошел потом.
       Баче невероятно повезло. Ни у одного старшего стрелка не дёрнулся палец на кнопке электроспуска. Там надо-то всего-ничего. Дёрг, бах и понеслась кривая в щавель. Из-за нервного напряжения выстрелили бы все стволы.
       Баче повезло, он медленно проехал мимо нас. Скорее всего он был близорукий и не мог разглядеть что на него направлено. Если бы разглядел, то непременно занервничал бы. И тогда ему пришел бы конец. А так он спокойно проехал. Через некоторое количество минут вся хренова туча наших военных устала смотреть на пустую дорогу. Устала обшаривать прицелами, биноклями и глазами пустую зелёнку и пустые горы. Вся толпа решила, что нету здесь никого, что надоело сидеть под бронёй и под техникой. Мало по малу бойцы начали вылезать на свет Божий и выяснять подробности происшествия.
       Выясняли-выясняли, и кто-то сказал:
 - Контейнер мусоросборочный взрывом раздолбало. Вывернуло и раскидало по всей площади.
       Другой боец грит:
 - Дык я ж его поджигал. Мне товарисчт прапорщик приказали.
       Третий воин:
 - А я туда сбросил мусор, который собрал на территории. Тоже прапорщик приказали. Среди мусора была здоро-о-о-вая такая миномётная мина. Ну, я и её тоже в контейнер выбросил.
       Вот это был класс! Как мы все ржали! Упасть - не встать! Когда горит помойка – пушки молчат. Хорошо хоть что бачу с мопедиком не замочили.
       Вечером бойцы нашей роты расселись на корточках возле БТРов. Подобрали несколько штук пустых консервных банок, плеснули в них бензина, подожгли. Банки составили кучкой, получился импровизированный костёр. Пацаны присели кружком вокруг, смотрели как красиво прыгали языки бензинового пламени.       Сверху костров поставили вскрытые консервные банки с кашей и с тушенкой. Крышки консервов были вскрыты ножиками, они растопырились в разные стороны рваными краями изувеченной жести. Было ощущение, что их вырвали клещами, а не вскрыли ножиком.   
       Горящий бензин сильно коптил. Вокруг было холодно, мы жались поближе к огню. Густая черная копоть осела на банках, на наших руках, на наших лицах. Мы помешивали ложками разогреваемую еду, наши руки вляпались в жир. Этот жир перемешался с копотью. Хочешь-нехочешь, а мазнёшь рукой по лицу. То соплю стереть из-под носа, то ухо почесать. От усердия все перемазались, как тридцать маленьких поросят в большой угольной шахте.
        Рядом с нашим костром сидел на корточках Миша Мампель. Чумазый, как все. Он обхватил закопченными руками свои колени, мечтательно закатил глаза к тёмному холодному афганскому небу, говорил вкрадчивым голосом:
  - А прикиньте, пацаны. Помните, когда Первый Батальон в Хазаре размандячили? Тогда командира полка подполковника Сумана с должности сняли, отправили в Ташкент. Он, када манатки свои уже собрал, вызвал меня к себе в Штаб. Я зашел к нему, такой, а он мне грит: - «Вот Мампель. Я уезжаю. Ты теперь один здесь из НАС остаёшься! Так что держись здесь». Понимаете, пацаны?
       С детства я был очень культурным и воспитанным мальчиком, поэтому не заржал, как обкуренный бегемот. Культурное воспитание удержало меня от ржаки над глубиной романтического этюда: вечер, бензиновые сполохи в консервных банках, чумазый как кочегар боец рассказывает, что с ним лично беседовал командир полка легендарный Суман Пётр Романович! При том что Суман по национальности белорус, а не еврей. Логично было бы, чтобы это сочинение рассказал не Миша, а я. Или Петя Носкевич. Умора до чего смешно! Следующая сказка должна быть про беседу с Валентиной Терешковой.