Спасение
"I'm on the highway to hell
Highway to hell
I'm on the highway to hell
Highway to hell
Don't stop me
Heh, heh!"
(c) AC/DC *
Мать Гастона была набожным человеком. Поэтому первое, что приходило ему на ум, когда он вспоминал детство, были бесконечные мессы, благотворительные вечера, церковный хор и журнал "Вопросы теософии". По счастью эту скуку тут же смывало накатывавшими следом драками до первой крови, школьными прогулами, ярким солнцем над рекой, дрожащими синими губами на берегу, велосипедами и всем остальным, что принадлежит только детству. Включая первый поцелуй и запретные картинки, которые он прятал за старым шкафом.
Но странное дело! С самой первой душеспасительной беседы с местным кюре, усердно сдобренной материнскими страшилками о геене огненной, он начал подозревать, что места в раю ему совсем не гарантировано. По необъяснимому стечению обстоятельств многое из того, что ему было крайне интересно, вызывало возмущение взрослых. Родного отца Гастон не помнил и все его знания о нём сводились к единственной материнской фразе: "Гореть этому подлецу в аду! “ и фамилии Сабатье.
Веское мужское слово ему заменяли частые визиты кюре с его устрашающими нравоучениями. Каждый раз возвращаясь из школы, Гастон был почти уверен, что застанет сидящим на кухне раскрасневшегося от жары материнского духовника - отца Сильвена.
Помимо кюре мужским воспитанием юного месье Сабатье в разное время занимались директор школы, кантор церкви святой Бернадетты и благочестивый сосед-булочник. Благодаря их стараниям вышло так, что когда трехчасовой поезд в Париж сгреб с перрона в Невере и через пару часов стряхнул с себя в Берси 18-летнего Гастона, молодой человек, ещё не зная чем займется в этом городе соблазнов, знал одно наверняка. В рай он категорически не хочет. Всё дело было в том, что рай ему обещал вечное блаженство. А попытки представить это бесконечное развлечение приводили Гастона в тупик.
Все удовольствия в его жизни, которые он испытал на момент отъезда, были связаны с грехом. Он собственно и сбежал из своего городка лишь потому, что твердо решил сделать все, что бы не попасть на небеса. Так началась дорога в ад длинною в миллион грехов и пятьдесят лет для месье Сабатье. Всю дорогу он грешил. Осознано. Целенаправленно. Увлеченно. Грешил при каждом удобном случае, но только при одном условии: грех должен приносить радость, удовольствие и блаженство.
Учиться и работать ему было лень. Если можно было украсть - он крал всё, что только удавалось. От банки тунца в супермаркете до золотых обручальных колец в ювелирной лавке на окраине.
Он ел без голода, обжираясь и толстея, а если и худел, то от зависти к более успешным ворам. Сброшенные килограммы доставляли удовольствие не меньшее, чем посещение концертов своих рок-кумиров.
Он не знал, когда умерла его мать. За все время с момента прибытия того самого поезда из Невера Гастон ни разу так и не дал ей знать, жив ли он сам.
Он предпочитал секс с замужними женщинами, так как они сами знали, чего хотели и это сокращало его расходы на рестораны и подарки. При его жадности такая экономия была немалым плюсом. Так что если подворачивался шанс переспать с женой соседа или просто приятеля, Гастон с удовольствием наслаждался ростом их рогов.
Не удивительно, что тушка поизносилась... Сил на грехи не осталось, но поносить господа и поминать чертей он продолжал даже с большей радостью когда рак начал разъедать его тело. Оставалось не долго. Гастон был полностью готов встретиться со своим отцом, месье Сабатье старшим, в царстве огня и вечных мук, чтобы рассчитаться по набранным кредитам.
Оставался конечно страх, что милостливый и всемогущий простит, и тогда он будет вечно умирать от скуки с арфой между ног...
Но страх оказался напрасным. Стоило последним вздохом довести до истеричного писка монитор в реанимации, как Гастон почувствовал что рухнул вниз...
Он падал долго, никаких кругов ада ему не встретилось и, к его удивлению, жарче не становилось... "Херня какая-то" - успел подумать Гастон и шлепнулся на холодный бетонный пол. Больно не было. Он встал и осмотрелся. Прямо перед ним огромная кованая дверь скрипнула на сквозняке. Путь тускло освещала из последних электрических сил вывеска: "Добро пожаловать в ад! "
Размеры этих то ли залов, то ли пещер не помещались в голове Гастона. Он шёл, повинуясь красным стрелкам с надписью "Дирекция" по бесконечным балконным галереям. Внизу было тихо, сумрачно и прохладно. Приглядевшись, можно было увидеть миллиарды теней слоняющихся без дела грешников. Ни тебе костров, ни масла кипящего, ничего из обещанного в детстве! Кое- где виднелись огромные пустые остывшие котлы и сковороды каждые на 20 - 30 миллионов душ. На боках этих чугунных емкостей можно было прочесть надписи. На кастрюле с шипами на внутренней стенке было от руки написано "Прелюбодеи" и чуть ниже "Осторожно, горячо!" Чуть дальше виднелась в полумраке сковорода поменьше. "Самоубийцы" - сообщал красной краской тот же подчерк. Сколько прошло времени от начала его путешествия к Дирекции было непонятно, но точно не меньше двух месяцев по земным меркам и Гастоновским ощущениям. Холодный полумрак запустения оставался неизменным. Он даже подумал, что это и есть его счет к оплате. Вечно шагать над заброшенным адом. Ему начало казаться, что конца подвесным галереям с балконами и бесконечными миллиардами брошенных и забытых грешников под ними не будет конца.
Ошибка выяснилась буквально через непонятно сколько. Проход в следующий зал-пещеру преградила стеклянная дверь с вывеской "Дирекция". Инструкция на стене гласила: "Приложите отпечаток кающейся души к сканеру слева от двери. При отсутствии души просто потяните дверь на себя"...
Гастон потянул дверь и оказался в таком же огромном пространстве, что и прежние, с той лишь разницей, что оно было пустое. Холод, полумрак, запах мерзости запустения...
"Подойдите ко мне! " прогавкал из темноты приказным тоном противный голос, и в ту же секунду вспыхнул свет над письменным столом буквально в нескольких метрах от Гастона.
За столом сидел тщедушный бледный человечек со впалыми щеками, комичной косой чёлкой и с маленькими усиками под острым носом.
- Вы кто? - вырвалось у Гастона.
- Я дежурный по преисподней, месье Сабатье. Моё дело просто регистрировать вновь прибывших.
Гастон рассматривал дежурного, пытаясь вспомнить, где же он видел этого человека. Единственное что подсказала память - черно-белое кино про парад в Париже.
- Простите, а как мне увидеть господина Вельзевула? Я бы хотел...
- Это невозможно! - перебил усатый
- Ну хотя бы кого нибудь из его замов?
- Невозможно!
- А что возможно??? - в страхе завопил Гастон. Уж очень ему не хотелось становиться беспризорным обитателем бесхозной фабрики наказаний.
Свет погас. Из темноты голос пролаял:
- Ждите!
По интонации лая было понятно, что остальные вопросы просто полетят в пустоту. Гастон замер в ожидании.
- Привет, сынок! - хриплый голос папаши Сабатье раздался где-то совсем рядом. То что это голос отца, Гастон почему-то даже не засомневался:
- Папа! Что происходит? Где все? Дьявол, черти, огонь... Где они и где мы, если их здесь нет?
Гастон почувствовал как отец обнял его за плечи:
- Мы, сынок, в самом безопасном месте на земле. Пойдем к остальным, постоим спокойно в вечном безмолвии. Дьявол, его менеджеры, помощники и секретари, его адвокаты уже лет пятнадцать как переехали всей командой к вам на поверхность. Этого усатого оставили как самого безобидного следить за порядком. А сами там, наверху, всем теперь и заправляют!
________________
* - “Я на шоссе в ад!
На шоссе в ад!
Я на шоссе в ад!
На шоссе в ад!
Не останавливайте меня
Хе Хе! “
Из репертуары рок группы AC/DC
________________
©Алан Пьер Мюллер.
Из сборника рассказов "Таксидермия"
Перевод А. Никаноров
Свидетельство о публикации №222072801329