От истоков своих Глава 3 Иван

        По неглубокой колее лошади, запряжённые в телеги, медленно, словно нехотя, поднимались в гору к небольшому лесочку. А уж за ним будет сплошной лесной простор с маленькой полянкой, где несколько последних лет ставит свою пасеку Иван. Подальше от людских глаз.
Он расположился, на передней телеге, вместе с младшим сыном Митькой. Мерное покачивание и неспешная езда не мешали такому же размеренному течению мыслей Ивана.  Вспомнилось вдруг, как он впервые увидел на ярмарке в Баймаке свою Наталью.

      ...Ярмарка шумела многоголосьем торговцев, предлагавших свои товары посетителям. Разливалась она весельем и оживлёнными разговорами покупателей. На широких дощатых прилавках стояла горами расписная деревянная посуда. Здесь же громоздились чугунки всех размеров. Далее расположились косы. На прилавке лежали серпы, топоры и вилы, металлические скобы и прочие железные штуковины.
Отдельно разместились деревянные черенки разной толщины и высоты. Напротив, были ряды со свиными окороками, гусиными тушками, жбанами с мёдом, мочёные яблоки, пироги и куличи, связки баранок. А неподалёку кучи мануфактуры: ситца, сатина, батиста и тончайшего цветного шёлка, ленты и картузы, и ещё множество диковинных вещей. Чуть дальше предлагали хомуты, уздечки и прочую амуницию, необходимую для счастливых обладателей коней. Иван проходил меж торговцев, в шумном окружении покупателей, любуясь на все эти богатства.

      Наталья стояла у прилавка, примеряя цветастые полушалки вместе с двумя девушками, которые смеялись и игрались меж собой, тормоша Наталью. Она только улыбалась краешками губ.  А Иван, увидав такую красоту, застыл на месте, не в силах оторвать от неё взгляда.  Сердце гулко ухнуло в груди и замерло, словно и вовсе перестало биться. Очнулся он лишь через несколько минут, когда девушки, выбрав полушалки, поспешили удалиться в противоположную от Ивана сторону.

 "Кто энто? Откулева такая краса?" – думал напряжённо Ваня.

      Тогда тоже буйствовала весна, почти такая, как сейчас. Деревья стояли в молодой листве, как в зелёном дыму. Заливались в лазурном небе жаворонки, и ветерок доносил запах свежевспаханной земли.
 Потерял с той поры покой Иван, долго пытался разведать, кто это такая, что украла его сон? Наконец дознался, что девушка эта в одном селе с ним живёт. Только батюшка её уж больно строг, оттого Наталья по вечёркам да посиделкам не бегает – скромница.
 Как только отец Ивана завёл речь о женитьбе сына, тот решился признаться, что милее Натальи нет для него девушки в округе. Опасался, что родитель откажет в выборе. Но неожиданно отец Ивана, помедлив, промолвил:

          – Вота, значитси, отчаво ты в думках ходишь? Да, како ты приметил-то иё? А чаво ж, сын, ведаю я про энту семью. Справное хозяйство, и сами не мимозыря и дочь – красавица. Ну, чаво жа, так тому и быть, к осени зашлём сватов, – говорил батюшка, степенно оглаживая бороду рукой.

На том и сошлись. Томительно долго тянулись и весна, и лето для Ивана, в ожидании сватовства. Хорошо, что большую часть времени Иван был занят заготовкой леса для пристроя к избе, куда приведёт он свою наречённую. Старался изо всех сил, охваченный желанием поскорее закончить задуманное и привести в построенную комнатку Наталью, свою молодую жену. Наплывали и мрачные мысли:

 "А чаво, как откажуть, не отдадуть за меня Наталью? Утоплюся! Не буду жить без иё!"

Не видел Иван ни колыхания трав, ни созревания колосьев, не слышал пения птиц в лесу, не ощущал вкуса еды. Яростно набрасывался на любую работу, чтобы извести себя усталостью и забыться сном, лишь бы время проходило скорее.
Наконец, подошла осень, деревца нарядились в золотисто-оранжевые осенние одежды. Полыхали яркие гроздья рябин в палисадниках. Всё чаще ползли по утрам сырые туманы над опустевшей пашней.
      Подошёл и день намеченного сватовства. Дружною толпою двинулись сваты к дому родителей Натальи в другой конец села. Нарядный жених смущался и теребил от волнения полу нового кафтана, сшитого портным из привезённого батюшкой сукна аж из самой Уфы. 
Только вошли в избу, сваха елейным голосом запела:

          – Добрый день вам, хозяин с хозяюшкой. Мы к вам вота с какой надобностью: наш-то молодой гусачок ишшеть себе гусочку.  Дык, не затаиласи ли в вашем доме энта гусочка?

Иван, то краснея, то бледнея, нетерпеливо переминался с ноги на ногу:

 "Ну, игде жа Наталья? Чаво жа баять-то стольки?" – думал он.

 Родители Натальи приняли сватов сдержанно, пригласили за стол и пошла степенная беседа: вот, мол, у вас товар, а у нас купец.  Потом вывели из комнаты Наталью, с горящими, как алые маки, щеками от смущения. Стали подавать закуски на стол и разливать из ендовочника хмельную брагу в деревянные чарки. Иван сидел за столом, ни жив, ни мёртв.

 "Вота она… желанная… подле сидить! Грустна… глаз не кажеть… не по душе ей сватовство энто, – сжималось сердце у Ивана от жалости, – не я буду, ежели не отогрею тябе душу, не добьюси взгляда твово ласковаго, любая моя, – решил он, яростно теребя в руках свой картуз и кидая украдкой горячие взгляды на Наталью.

Спустя месяц, прямо на ледостав, Иван и Наталья повенчались.
Чуть не неделю пировали гости, почти не вставая из-за столов. Подремав полчаса они, как ни в чём не бывало, продолжали веселье. Столы ломились от приготовленного в течение месяца, ества*. Были тут и щи с гусиными потрохами, жаренные гуси и баранина для особо почётных гостей. Здесь и рассыпчатая белая картоха, каши: пшённая и полба с пареной репой. На столах грудились пироги с разными начинками, калитки с картошкой и пшённой кашей, шаньги с творогом, блины гречневые. А ещё солёные грибы, яблоки мочёные, да брусника, разные заедки* и кисели. В больших плошках стоял янтарный мёд и, конечно, бражка. Угощались все, кто хотел поздравить молодых, отказу от стола никому не было. Песни и пляски, громкие разговоры, да шутки, всё было на щедром гулянии.

      Отшумела весёлая свадьба и молодые стали жить в горенке, что пристроил Иван к родительской избе.  Наталья, привычная к послушанию, покорилась мужу сразу. А он, хмелея от близости, изливал на неё всю свою нерастраченную нежность и ласку. Не сразу «взял» свою жену Иван, приучая её к ласкам и поцелуям, постепенно преодолевая барьер её стыдливости. И как ни хотелось ему овладеть ею, он терпеливо ласкал её несколько ночей, пока не почувствовал робкое ответное движение с её стороны. А простыню первой брачной ночи вымазал кровью курицы, что зарубил, пока все спали. Опозорить свою жену, даже случайно, он никак не мог.  Наталья понесла* едва не с первой ночи. И когда родился их первенец, совершенно счастливый Иван, взглянув на кроху-сына, с любовью погладил жену по голове и радостно сказал:

          – Гришка будеть! Григорий Иванович!

Взнуздал он коня и помчался в лавку, купить жене самый красивый отрез мануфактуры на праздничную кофту к крестинам. И когда родился Митька Иван радовался, как ребёнок, одаривая Наталью, не жалея для любимой жены денег. Вот тогда во время большой его радости пришло в его голову решение возвести в селе церковь.

 "Оно, конешно, одному мне не ссилить построить иё, не сподручно. А вот ежели всем вместях, всем селом, то, пожалуй, можа и получитси", – так думал Иван.

Он посоветовался с женой, с отцом и заручился их одобрением.  Все согласились – церковь селу нужна.
 На очередном сходе поселковой общины Иван предложил собрать деньги (кто сколько может) на постройку церкви в селе своими силами.  Собрание одобрительно загудело:

          – Добрая думка.

          – Ужо давно надыть!

          – На энто дело и денег не жаль!

Были и сомневающиеся:

          – Смогём ли сами-то?

          – А игде матириялы - то брать?

 Горячо поддержал предложение Ивана, его лучший друг Порфирий Костылев:

         – Мы люди Божьи. Неужто такое благое дело не осилим всем обчеством? А то, што жа? Што покреститьси, што повенчатьси, за тридевять земель ехать надыть? А про отпевание ужо и не думай!

          – Осилим!  Сдюжим! Бог поможет! – зашумели общинники.

Вот так и пришли к согласию. А через месяц, как собрали деньги, закипела работа. В ней приняли участие, почитай, все сельские мужики, акромя самых хворых. Иван и Порфирий выделили на это Богу угодное дело самые большие пожертвования. Но тем никогда не кичились* и в заслугу себе не ставили. Спустя год в селе появилась небольшая, красивая церквушка. И в великие праздники разливался над селом благостный малиновый звон, привнося в сердца селян ещё большую веру и ощущение защиты от всего пагубного.
 Воспоминания Ивана были прерваны грозным окриком Митюньки: «Тпрууу!»
Подъехали между тем к полянке, где надо было выставить ульи. Дружно принялись за работу. Перво-наперво посыпали не успевший стаять снег золою, чтобы скорее сошёл. Нашли колышки с прошлогодними метками и расставили ульи точно так, как в прошлом году. Иван открывал летки у ульев, обходя их только с одной стороны. Смотрел, как ведут себя пчёлы после длинной зимовки, как медленно улетают они в сторону юга.

          – Часа два, поди, кружить будуть, Гришка, подрамники вынай, почистить надыть. Шалаш поправить тожа надыть, опосля новый срубим, – приказывал Иван сыну, – делов до лешего, к вечеру надыть поспеть.

Так отдавая наказы сыновьям, переходил Иван от улья к улью, справляя привычную работу. Нелегко далось ему освоение пчеловодства.  Дело новое, совсем не знакомое, что ульи построить, что за пчёлами ухаживать. Бывало, и дохли пчёлы и в родной лес улетали. Поди-ка, отыщи их, да снова рой в улей верни.
 А начиналось всё с детской шалости. Как-то собирая зрелки*, да грибы в лесу, наткнулись они с мальчишками на большое старое дерево с дуплом.

          – Гляньте-кось, дупло! Должно, белка живёт, а можа и куница, – важно сказал Порфишка Костылев, лепший дружок Вани.

Ребята подошли поближе, пытаясь рассмотреть дупло, расположенное довольно высоко на дереве. Но среди густых, зелёных ветвей, которые к тому же, качал внезапно налетевший ветерок, разглядеть то дупло было не так уж легко.

          – Можа, слазить? Поглядеть дюжа хочетси, ктось тама схоронилси? – молвил Порфишка и стал быстро карабкаться по веткам вверх по дереву.

          – И я хочу! – подхватил Ванятка и полез за другом с другой стороны дерева.

Когда мальчики поднялись почти до дупла, они поняли, что здесь живут не мирные бельчата или кунички, а дикие пчёлы.

          – Тикать надыть, слазь, покусають! – зашептал громко Порфишка.

          – Ну, уж нет! Я мёду спробовать хочу. Сказывають, уж больно вкусен, можа теперича пчёл не дюжа много, – ответил торопливо, так же шёпотом, Ванятка и полез выше к дуплу.

Мёд он тогда попробовал и узнал, что не обманули люди: очень вкусен тот медок. От пчёл досталось всем, но пуще всех Ване.   Пока шли до дому лицо и руки Ванятки вздулись, как тот лёгкий шар, что видел он однажды на ярмарке, в прошлую пасху. К вечеру Ваня метался в беспамятстве. Над ним хлопотали мать и знахарка Прасковья. Прикладывали к местам укусов пчёл жидкую кашицу из размятых трав и тряпицы, смоченные в отварах, да поили его горькими настоями. Через три дня Ваня открыл глаза и увидел, наконец, дневной свет. А когда совсем поправился, то так получил от отца хворостиной, что надолго забыл, как по дуплам лазить:

           – Станешь ишшо за медком диким лазить? – приговаривал отец, хорошо охаживая Ванькину задницу хворостиной, – Ишь, чаво удумал, шельмец! Не помер едва, кабы не мать. Прошшения проси, антихрист, да смотри мне теперича! Впредь – ни-ни…– грозил батюшка той же хворостиной.

Наказание отца Ванятка запомнил, да только вкус мёда не забыл и всё твердил про себя: "Вот вырасту, бортником стану".

      И с той поры, как видел он на ярмарках людей торгующих мёдом, то, дотошно выпытывая, собирал по крохам все сведения о пчёлах. Одно огорчало Ивана, грамоты у него не хватало, умел подпись на бумагах ставить, да псалтырь по слогам читать, вот и вся грамота.
 Всё приходило постепенно, через преодоление незнания и множественные ошибки. Но Иван не отступался, продолжал своё дело, и был вознаграждён за своё упорство: приспособился к пчеловодству. Как только отделился от отца, стал Иван помаленьку пчёл разводить. Теперь пасека разрослась, и в его хозяйстве было уже девять ульев.
Работа продлилась до вечера, домой вернулись, когда солнце клонилось к горизонту и веяло холодом с реки, а закат багряным цветом опускался к земле, потихоньку сползая с крыш.
Помылись в баньке, истязая друг друга пахучими берёзовыми вениками до сладкой истомы во всём теле. Вечерить сели в одно время с вызвездившим небом и ярким золотым месяцем, словно зацепившимся за краешек крыши избы.

*ендовочник – сосуд для браги.
*ества – праздничные угощения.
*заедки – сладкие закуски.
*понесла, на сносях – беременная.
*кичиться – важничать, подчёркивать своё превосходство.
*зрелки – лесные ягоды.

Продолжениеhttp://proza.ru/2022/07/30/286