Убийство на даче. Глава 39

Глава 39. Осень.
На тихой  глади заливчика, в которой словно в зеркале отражалось голубое небо, а желтые, кроваво-красные и оранжевые  листья  принесенные ветерком из прибрежного  леса, плавно опускаются на его холодную воду. Березки уже полностью одетые в желтые одеяния  окружали тихую заводь, хотя среди них еще можно было увидеть  зеленые кроны деревьев, упорно сопротивляющихся неумолимо наступающим сибирским холодам, процесс увядания был очевиден. Звенящая тишина. Солнце хоть и светит ослепительно ярко, уже не греет. Осень. Скоро вода в заливе потемнеет, станет совсем свинцовой и пугающей, пока хрупкий ледок и первый снег не покроет  ее. И эта печальная осеняя, красота исчезнет, ударят морозы, наступит длинная, суровая сибирская зима. Вон уже на противоположном берегу где, как игрушечные, разбросались маленькие домики, кто-то уже топит печку и грязно-белый лохматый дым, клубясь, прижимается к земле,  расползаясь, по  поверхности залива.
- Вот так и жизнь, пройдет и не заметишь. – Почти вслух подумал профессор, с ожесточением отбрасывая в воду окурок сигареты.
До вчерашнего дня он почти все лето нигде не был, ни с кем из своих знакомых практически не встречался, за исключением только Цезаря Моисеевича, который изредка все же навещал его. Но, как предполагал профессор, его визиты скорее всего имели двойной подтекст; проявить дружеское участие в судьбе Алексея и, конечно же, увидеться с его домработницей  Евдокией Петровной к которой он питал нежные чувства. Впрочем, она отвечала ему тем же. У профессора даже закрались подозрения, что они встречаются где-то еще помимо его дома. Уж очень часто тетя Дуся стала по разным надуманным поводам отпрашиваться у него для поездки в свою родную деревню, хотя раньше за ней таких приступов ностальгии не замечалось.
За лето профессор все-таки дописал свою книгу, над которой корпел три года и почти месяц пытался пристроить ее в печать, но все было безуспешно. Совершенно очевидно, что профессор, хотя и был относительно молодым и вероятно весьма амбициозным человеком, однако ко всем своим, еще полностью не реализованным, писательским способностям относился крайне критически и потому терпеливо ждал и ждал бы еще, если бы не Цезарь Моисеевич.
Со снисходительной улыбкой прожженного специалиста, в том числе и в области авторского права, он попросил передать ему его научные труды, желательно на электронном носителе и буквально через неделю из областного издательства  «Шрифт» профессору пришло сообщение, что книга его будет издана тиражом 2000 экземпляров.  Причем, чего уж он совсем не ожидал, ровно через месяц. 
На вопрос профессора – Как это ему удалось?
- Цезарь Моисеевич вначале длинно и нудно рассказал ему о его, декларированных законом, авторских правах. Потом коснулся скрытой изнанки жизни, о чем не принято прямо говорить в приличном обществе. В конце концов, адвокат цинично заговорил и о других побудительных мотивах, без которых, как оказалось, никак не обойтись - деньги и власть.
- Ты им что денег дал? – Напрямую спросил Алексей Иванович.
- Разумеется. Кто же будет бесплатно работать? Цены указаны официально, договор типовой, по нему работают все типографии в нашей стране. Ну, а для скорости я простимулировал редактора, очень креативный и расторопный малый оказался. Федором кличут. Издательское дело, дорогой мой профессор, это такой же бизнес, как и любая другая деятельность, приносящая прибыль. А у нас в стране любой бизнес пока еще замешан на криминале, как, впрочем и везде, в период  накопления капитала. Вы что думаете, дорогой мой профессор, в Европе или в Америке было по-другому? Отнюдь. Это сейчас они, отучившись в Оксфорде или в Кембридже, банкиры, крупные бизнесмены, делают свои дела в белых перчатках. Зато их деды и прадеды-пираты, морские разбойники, ради «злата» не гнушались ни грабежами, ни убийствами. Так происходило накопление капитала, да впрочем, что я вам это рассказываю, вы и сами все это хорошо знаете. Мы просто имеем новую, более цивилизованную,  стадию развития, только и всего, -  начал было он развивать свою концепцию, но перехватив насмешливый взгляд профессора мгновенно умолк. Еще свежи были в памяти последствия их неудачного сотрудничества в расследовании убийств банкирши и ее сожителя.
Тогда, когда выяснилось, что Цезарь Моисеевич знал и даже умышленно скрывал некоторые детали этого дела чтобы оградить своего работодателя, а попросту говоря Сивого, от подозрений. В пылу полемического задора они много наговорили в адрес друг друга всяческих нелицеприятных слов и выражений. Рассорившись в пух и прах, Дорохов заявил тогда, что жалеет, что втянул его в детективную деятельность. Что профессор слабо разбирается в людях и склонен идти на поводу у любого. Обвинил его в беспринципности и меркантильности, явно намекая на его образ жизни и склонность идеализировать и романтизировать преступный мир, это уже касалось его дружбу с Сивым. После того как он заявил, что ноги его больше не будет в этом доме и ушел, минуло уже целых четыре месяца.
За все это время, профессор больше не встречался  практически ни с кем. Пару раз звонил Коршунов, один раз Сивый. Единственный, с кем отношения не были прерваны, это Цезарь Моисеевич, да и то, если разобраться, только лишь по его личным причинам. Однако в доме профессора Цезарь Моисеевич бывать продолжал частенько, оставаясь к обеду, иногда к ужину, в зависимости от того, как он располагал временем. Учитывая специфику его адвокатской деятельности, от него собственно профессор и узнавал о всех новостях, в том числе касающихся и его бывших коллег по «Агентству 404».
Надо сказать, что в тот злополучный вечер раздора друзья практически разделились на три равных непримиримых блока; Стоцкий и Дорохов естественно защищали честь мундира, то бишь позицию государства. Два другие -  Сивый и Цезарь Моисеевич с одной стороны и Коршунов с профессором с другой, хоть и имели между собой противоречия, выступали в роле оппонентов. Их объединило негативное отношение ко всей правоохранительной системе, вообще, о чем профессор неоднократно заявлял во всеуслышание.
Именно это и злило генералов, особенно Дорохова. Ладно, Сивый вместе со своим верным адвокатом, как говорится, люди с другой стороны баррикады. Но эти-то? Коршунов все-таки полковник, разведчик, всю жизнь отслуживший во благо отечеству. Он-то что, как с цепи сорвался? В открытую обвиняет всю правоохранительную систему в продажности и коррупции. Профессор, ладно, тот еще диссидент. Просто его петух никогда  в одно место не клевал. В общем, расстались все тогда на нервах, пожелав друг другу всяческих неприятностей, с единственным желанием никогда и нигде больше не пересекаться.
Разумеется, потом, когда эмоции поутихли, здравый смысл восторжествовал, каждый из участников конфликта в глубине души  пожалел о своем поведении и был бы рад забыть неприятный эпизод. Только вот кто первый? И когда Федор Коршунов позвонил профессору и предложил приехать к нему в деревню, просто так, на рыбалку, тот с радостью согласился.
Рыбак из доктора технических наук был тот еще, но раз приехал рыбачить – рыбачь. И вот он уже который час сидит в этом заливчике, тупо уставившись на ярко красный поплавок в ожидании поклевки. Одна радость, что на природе.
 – Красотища-то какая. – Профессор уже было собрался достать из внутреннего кармана куртки заветную фляжку с коньяком, как позади него послышались торопливые шаги.
- Как улов, господин профессор?
Алексей Иванович вгляделся к приближающемуся  незнакомому человеку.
- Добрый день, Алексей Иванович. Разрешите нарушить ваше одиночество. Мне Федор ваши координаты сообщил.
Только сейчас профессор узнал в элегантно одетом молодом человеке Алексея Михайловича Козлова.
- Каким ветром вас сюда занесло, господин Козлов – Весьма неприветливо осведомился профессор, вместо коньяка доставая пачку «Мальборо».
- Вот соскучился. – Ухмыльнулся Алексей. – Да и должок за мной перед вами имеется. Вернуть хочу.