3. Глава Исповедь Мефодия

 

  Родился я в семье староверов. Был я  не первым, а четвёртым ребёнком в семье. Но старшими были три сестры. Отец во мне души не чаял. Это же сын, продолжатель рода нашего. Жили мы в глухом лесу, вдали от людей. такова наша вера, что мы не должны общаться близко с “нечистыми”. Даже, если приходилось подать заблудившемуся путнику кружку воды или корочку хлеба, то после эту кружку просто-напросто выбрасывали, а подавая милостыню, тот кто подавал, три дня находился в изоляции от скита в молитвах и посте.

 Скит наш состоял из 10 семей. Тут росли, женились и плодились. Отец был старшим над всеми. Его слово было законом для исполнения. Была у нас и своя молельня, где мужчины, а после них и женщины проводили время за прославлением Бога.
Питались в основном, из своего огорода. Для этого было выкорчевано некоторая часть леса. Не бедствовал скит и без мяса. Мужчины ходили на зверя, который водился в лесу. Слишком не злоупотребляли, лишь бы утолить голод и сделать запасы на зиму, когда наступали ненастные дни. Была и своя пасека.  Имели свой мёд. Женщины собирали целебные травы, высушивали их и всегда имели под рукой от любого недуга. Отец мой имел не только дар лидера или предводителя скита, но и дар провидца. Он задолго до появления чужака в нашем скиту предупреждал своих о том, от кого надо скрыться вовремя в лесу, а с кем можно и пообщаться. Приходили люди от власти, каким-то образом пронюхав о том, что у нас есть мужчины, которые по возрасту подходят под службу в армии. Но, как я уже говорил, отец о таких людях знал заранее, и всё обходилось наилучшим образом. Знал отец и о том, кто и когда из нашего скита уйдёт в мир иной и заранее предупреждал семью, чтобы были готовы к этому. Он и войну предсказал за год до ее начала.
 
 Тогда много шуму наделало это его предсказание. Но он быстро успокоил народ. Сказал, что только усердными молитвами скит спасётся от этой напасти.
Так и случилось. Нам удалось выжить. Мы первые узнали об окончании войны. Отец собрал всех и сказал, что теперь жизнь,  и у нас станет немного легче, хотя бдительность терять нельзя. После войны в лесах оставались и немцы, и скрывающиеся от возмездия полицейские. Я уже был 19 летним парнем и выходил по заданию отца на обход угодья вместе с другими взрослыми мужиками.

 Как-то обходя заданный мне участок леса, я отошёл от  маршрута километров на пять. Увидел следы зайца и решил поставить силок. Прошёл ещё немного снова поставил силок. И только повернулся, чтобы пойти обратно, как увидел недалеко от себя девушку. Она испуганно прижала руки к груди и в упор смотрела на меня.  Мне бросилась в глаза её длинная коса, которая была перекинута на грудь. Голова была повязана белым платочком. Глаза у девушки были голубыми, и, как я сказал, испуганными.
- Ты что здесь делаешь? - грубовато спросил я.
- Я….я…я…. траву собираю, - пролепетала она.
- Траву? - удивился я.
- Зачем тебе трава? Разве ближе к берегу нет травы, и ты забрела в эту глухомань?
- Я…я…я.. тут живу.
- Где? В лесу? - удивился я.
- Да. Мы с бабушкой от войны как ушли в лес, так и остались тут жить. Партизаны вырыли землянку, обустроили её, чтобы можно было жить, так и остались. После войны хотели вернуться, а немцы сожгли всю деревню за связь с партизанами. Так и остались здесь.
- А чем же вы питаетесь? - удивился я.
В лесу много ягод, грибов, травок всевозможных. А я тоже умею силки ставить. Так что иногда и заяц попадает в него.
- А хлеб, где берёте? -не удержался я.
- У партизан тут, недалеко база, склад был. Они отбивали у немцев много продовольствия: консервы, галеты и прочее. Вот мы потихоньку и живём этим. А, если надо что-то из одежды, то я хожу в деревню и обмениваю на эти консервы.
- А, как тебя зовут? - спросил я.
 - Кристиной меня зовут, - потупившись ответила девушка.
- А меня Мефодием.
- Говоришь ты, как-то странно, - покраснела девушка.
Мне ничего не оставалось делать, как рассказать девушке всё о себе. Незаметно мы с ней проговорили пару часов. Спохватились оба, что о нас уже, наверное, беспокоятся. Мы попрощались, и ничего не пообещав друг другу, направились в разные стороны.

  В тот день мне отец ничего не сказал, только сурово посмотрел в глаза. А я глаз не отвёл. Через два дня направился в ту сторону, якобы силки проверить. А мне не до силков было. Передо мной всё время стояла Кристина с голубыми глазами и длинной косой. Скорее всего, и девушка меня ждала. Мы с ней, не сговариваясь,  встретились на том самом месте и оба были рады. Снова долго беседовали. Одного зайца я отдал девушке, а двоих унёс к себе. Предварительно снова зарядил силки, но уже число увеличил. Теперь я негласно должен был помогать изыскивать пропитание и Кристине. Наши встречи продолжались больше двух месяцев. Мы теперь и дня не могли прожить друг без друга.

 Мы уже с ней при встрече бросались друг к другу в объятья и страстно целовались. После таких встреч никак не могли разойтись по сторонам. Отец заподозрил что-то неладное и запретил мне хождение по лесу. Теперь я был под надзором у его помощников, и занимался обмолотом зерновых. Наступила осень. Нужно было вести сбор урожая. Я очень страдал вдали от моей любимой, не зная, что с ней приключилось за время моего отсутствия. Закончилась осень, подкралась зима, а я никак не мог обрести покой,  и обратился к отцу с просьбой отпустить меня на охоту. Нехотя, но к моей радости, отец согласился. Снега было пока немного, и я без труда преодолел расстояние в пять километров очень быстро. За время нашего знакомства с Кристиной, я уже знал, где расположена их землянка и с волнением подошёл к ней. Следов я не увидел и очень разволновался. Но сделал попытку проникнуть в её жилище. Постучал в дверь и начал ждать. Вскоре дверь отворилась и передо мной вырос силуэт старухи. Она красными подслеповатыми глазами смотрела на меня,  ничего не спрашивая
- А, где Кристина? - еле выдавил я из себя.
- Больная она, - ответила старуха, и пригласила меня войти.
Кристина лежала на топчане, сделанным из досок и покрытых еловыми лапками, которые были застелены какими-то тряпками. Пахло дымом, но было тепло. Видно недавно старуха топила печку.
Я подошёл к девушке и потрогал лоб холодной рукой. Девушка горела. Но от прикосновения открыла глаза:
- Мефодий… - тихо прошептала девушка. А я тебя так ждала, так ждала….
- Милая моя Кристинка! Отец меня не отпускал. Я работал на уборке и обмолоте зерна.
- Теперь, когда я тебя увидела, я обязательно поправлюсь, - тихо проговорила девушка и закрыла глаза.

 Я сходил в лес, заготовил сухостоя и принёс в их жилище. Сходил и принёс воду. Удалось подстрелить зайца. Старушка повеселела и очень благодарила Бога, что послал им меня. Я пообещал прийти и завтра.

 С трудом мне удалось добыть с помощью моих друзей немного хлеба и, главное, деревянную кружечку мёда, который к этому времени уже стал твердым, как камень. Теперь моя любимая обязательно поправится, - думал я и летел к ней, как на крыльях.

 Через неделю наших с бабкой усилий, Кристина встала на ноги, и мы с ней вышли на воздух, чтобы она могла подышать. Но, самое главное было, чтобы нацеловаться вволю.
- Я думала, что ты забыл обо мне, - шептала девушка.
- Да, как же я могу забыть тебя, любимая, - обнимал и крепко прижимал к себе податливое тело девушки. Домой я вернулся с опозданием, за что имел выговор от отца. Он под всяким предлогом не отпускал теперь меня в лес одного. Теперь я ходил за зверем только с мужчинами, которые были старше меня вдвое. Не мог я перед ними открыть своё сердце, и очень страдал, не видя Кристину. А когда вырвался, наконец-то к моей зазнобушке, то увидел её исхудавшую и измученную. Она не упрекала меня ни в чём. Она только сказала:
- У меня нет уже  бабушки. Она ушла от меня насовсем.
Я испугался её голоса. Он был безжизненным. Я начал её уговаривать, обнял и прижал к себе, но она была равнодушна к моим ласкам.
- А, как же ты её одна похоронила, - наконец-то, догадался спросить я.
- А я её затащила в тот склад с продуктами и пока, до весны она там будет лежать. Там холодно и тело сохранится до весны. Потом и закопаю, а потом и сама уйду к людям. Устала я, Мефодий, от этой жизни. Наймусь у кого-нибудь в работницы, дадут уголок для проживания и кусок хлеба. Много ли мне одной-то надо?
- Милая моя, Кристинка, и куда же ты намерена переехать?
- И она назвала мне название станции. Как ты понял, Фёдор, что эта была именно эта, теперешняя станция, на которой в своё время сошёл и ты.
В тот день и ночь я не вернулся в родной скит, а остался с моей любимой. Она доверчиво отдалась мне. Я тогда решил, что домой в свой скит не вернусь, а уйду вместе с Кристиной. Об этом я и нашёптывал девушке всю ночь напролёт.

продолжение http://proza.ru/2022/07/29/265