Вольные люди. Глава 43. Долг

Время действия - 1878 год

Митрий с гордым видом вошёл в тёмный коридор. Ничего, пускай этот красавчик знает, что и у него не всё хорошо! Но сильная рука вдруг рванула его за плечо, развернула, прижала к стене:

- Твоя жена, может, и курва, тебе лучше знать! - глаза Павла сжигали сплетника. - Но мою пачкать не смей. Вякнешь ещё раз — размажу.

- Ты… Ты чего это, щенок? - Митрий дёрнулся.

Не привык он получать отпор. Его огромные, тяжелые, словно молоты, руки могли испугать любого. А этот матросик ещё слишком молод, чтобы супротив него идти.

- Я вот тебе… - его рык прервался на полуслове, а в челюсть прилетел сильный удар. - Ты… ты… - Митрий сплюнул кровь из разбитой губы.

- Ещё раз повторю, если не понял. Скажешь хоть слово дурное про Дарью — утоплю в море и скажу, что сам утоп. Ты понял?

Павел повернулся к поверженному соседу спиной и направился к своей двери.

- Ну, ссука… погоди… - просипел Митрий.

- Что за шум? - Дарёнка удивлённо посмотрела на вошедшего с хмурым видом мужа. - Случилось что?

- Нет, ничего… - Павел устало сел на лежанку. - Давай-ка спать. Притомился я нынче…

- Погоди, я Федоту еды отнесу.

- Что за Федот? - взгляд у Павла был тяжёлым, испытующим.

- Да старик тут один… Безногий… - Дарёнка взялась наливать в миску похлебку. - Он тоже в обороне был. И вот удивляюсь я — он всего на год бати старше, а будто древний совсем. Никого у него нет, один мыкается. И хлёбова давно не ел. Так я ему… - Дарья осеклась, взглянув на мужа. - Что? Не надо было?

- Жалко тебе его?

- Жалко… - Дарёнка села на табурет. - Я на его гляжу и батю вижу. Повезло ведь им, отцам нашим. Вот и земля у их есть, и пенсия, и руки-ноги на месте. Женились удачно. А если бы… Как знать, не мытарились бы нынче рядом с Федотом?

- Ну что ж ты села-то, - улыбнулся Павел. - Неси уж свою миску старику. Табаку на вот, отсыпь ему, - он положил на стол свой кисет.

- Отсыплю, - облегчённо засмеялась Дарёнка.

На другой день молодые ходили в церковь, потом гуляли по Графской пристани, и Павлуша показывал жене пароходы, рассказывал какие-то истории, а она заливисто смеялась и была по-своему счастлива.

- Тебе нравится здесь? - Павел взял ладошку Дарьи, погладил её пальцы.

- Да… Нравится. Место здесь такое… особенное какое-то. Будто я совсем в другую жизнь попала.

- Вон там, видишь, на той стороне бухты церковь?

- Ага, вижу.

- Там матросы первый раз невест своих увидели. Там и венчались.

- И батя мамку первый раз увидал? Он говорил, что глаза у неё были в тот день точь-в-точь как море…

- У неё глаза всегда как море, - улыбнулся Павел. - Крёстненька моя красивая очень. И ты красивая.

Дарья опустила глаза, вздохнула.

«Видно, турка своего вспомнила» - омрачилось лицо Павла.

- Хорошо здесь с тобой, - сказала Дарья. - только вот уедешь ты, а я одна останусь. И заняться мне совсем нечем. Ну, в избе прибралась — то дело недолгое. А дальше? Цельными днями в пустой квартере сижу. Разве что иной раз дедушка Федот расскажет что про жизню свою, про оборону. Скушно мне. Может, наняться куда можно, а, Паш?

- Наняться?! Да ты что?! - Павел отпрянул от жены в ужасе. - Прачкой? Или на кухню к кому посуду мыть? Что ты такое говоришь-то? Разве денег нам не достает?

- В деревне-то и огород, и сад были, и в поле спину гнуть приходилось, и сено косить. Ни от какой работы не бежала. А тута… Скушно мне ведь… Я бы стряпать могла, говорят, что у меня получается.

- Дарьюшка, да ведь наша пища самая простая, в богатых домах другое готовят. А какие люди простую еду принимают, те и стряпаются сами. Ты ведь жизни городской вовсе не знаешь! Горничной, там, или в няньки тоже не возьмут тебя. А стряпухой в артель — не приведи, Господи! Не для таких, как ты, молодых да красивых, это дело.

Дарья вздохнула.

- Купи себе ниток цветных, шёлку да рукодельничай. Пелену для храма вышей, - принялся убеждать её Павел.

В это время взгляд Дарьи упал на стоящего неподалёку парня с рябым лицом.

- Что это Акула тут делает? - удивлённо спросила она мужа.

- Акула? - Павел оглянулся, однако парень уже скрылся за спинами прохожих. - А ты откуда Акулу-то знаешь?

- Да он Федота бить надумал. Я и прогнала его.

- Прогнала?! - Павел в ужасе отступил назад. - Как так?

- Да прогнала и всё. Сказала, чтобы не появлялся боле в нашем доме. Он пытался на меня страху нагнать, да я сказала, что батя мой с товарищами его из-под земли достанут.

- Даш… Не связывайся с ним… - внутри у Павла заныло, словно случилось что-то страшное, непоправимое.

- Да ведь ушёл он, не приходил больше! - засмеялась Дарёнка.

Эх, Дарья, Дарья… Глупенькая девочка… Рассказать тебе, кто такой этот Акула, чьи приказы исполняет, сколько душ на его совести — да пугать понапрасну не хочется. А отступил, потому что принял тебя за дочку важного бандита.

- Дарьюшка, давай я тебя отвезу назад, в Андреевку, а? И тебе скучно не будет, всегда при деле. И мне спокойнее.

- Что ты! Тогда Федот опять один останется. Жалко ведь его. Да и… скажут ведь, что я сбежала из городу. Нет, никак нельзя.

Павел вздохнул. Упрямая Дарья, ничего не поделаешь с ней.

- Ну хотя бы будь осторожнее. Не ссорься с людьми, которых ты не знаешь.

- Я должна была тихо-тихо сидеть, когда под нашей дверью били старика? - Дарёнка сузила глаза. - Не думала, что ты трус!

Она повернулась и решительно пошла по улице.

- Дарья! Да ведь ты не знаешь, кто это такой! - Павел кинулся вслед за женой. - Не за себя боюсь ведь, за тебя! А если бы…

- Если бы да кабы во рту росли грибы… Ничего он мне не сделал и не сделает!

- Дарья! Бандит это ведь! Каторжанин! Его даже полиция не трогает!

- Может от того и не трогает, что не так уж он страшен?

- Ох, Господи, - сокрушенно покачал головой Павел. - Ты хоть скажи, за что бил он старика?

- Не знаю. Спрашивай сам, коли тебе интересно.

Едва вернулись в барак, Павел пошёл к Федоту.

- Дедушка, расскажи-ка мне, как вышло, что Дарёнка с Акулой сцепились?

- Увидала, что он меня трепал, не стерпело сердечко ейное. Добрая она у тебя. Ты, Павлуша, береги её!

- Тогда расскажи, за что этот варнак тебя обижал?

- Да нехорошо вышло ведь у меня… Месяца три назад обокрали меня. Вытащили мой пенсион. А жить-то надо, харчеваться надо. Пробовал рыбку ловить, да куда мне! - старик безнадежно махнул рукой. - И надумал я пойти на паперти милостыньку попросить. А позволения на то не спросил. Не знал, что там свои хозява имеются. Ну, подала мне барынька одна рупь серебряный. Как же, говорит, герой ведь, в обороне стоял когда-то. Я рупь-то взял, да далеко оттель не ушел. Прищучили меня молодцы с каторжанскими мордами. Отобрали денежку, самого побили да наказанье назначили — цельный год по рублю им отдавать с пенсиона. А у меня фатера два рубля стоит — вынь да положь. Тут куда ни кинь — везде клин.

- А получаешь сколько?

- Два с полтиной. И фатеру ведь бросать жалко. Где ж ещё найдешь за такие деньги! Разве что угол сымать где, лежанку какую. Дык не сравнишь с моей!

- Да уж… - Павел оглядел каморку. - Фатера…

- И получается, что задолжал я хозяину. За три месяца задолжал. Ну, приказчик и грозиться стал — не заплатишь, мол, выметайся к… Я-то и отдал ему всё, что было у меня. А тут этот… явился. Подавай, грит, рупь. Так где ж я его возьму-то? А тут Дарьюшка услыхала, выметнулась. Говорил я ей посля, чтобы поостереглась варнака этого, да уж очень она нравная, и слушать не хочет.

- Ясно, дедушка. И сколько ты ещё должен за свою… фатеру?

- Пять рублёв… - вздохнул старик.

Павел крякнул. Сумма была велика. Выходило, что задолжал Федот и за каморку свою, и бандитам. А всего получалось пятнадцать рублей. Не было у Павла таких денег. И у родителей просить не имел он права. Потому что кроме него в доме ещё четверо.

К тому же ведь и самому за жильё платить нужно да жену содержать. За неделю она растратила почти все оставленные ей деньги.

В следующий рейс ушел Павел с неспокойным сердцем. Работы на пароходе было много, но мысли парня всё время крутились около одного и того же — Дарья, неукротимая, горячая, полная решимости отстаивать свои взгляды. Что будет, если, не дай, Боже, разобравшись с её происхождением, бандиты нападут на неё? Как защитить её? Не стоило, ох, не стоило уходить в рейс...

- Паш, ты чего такой смурной? - с улыбкой спросил его Стёпка, вертлявый неунывающий матросик с прокуренными желтыми зубами и подвижными, вечно шевелящимися пальцами. - Айда в картишки перекинемся!

- Да как с тобой перекидываться, у тебя все карты крапленые, - усмехнулся Павел.

- Это верно, есть такой грех, - довольно засмеялся Стёпка. - Я ведь сирота, почитай, на улице рос. Она, матушка, и научила. А может, и тебя натаскать? Покажу кой-какие хитрости. Давай-давай, а то ты совсем закиснешь.

Павел вздохнул:

- И то верно. Показывай.

С картами и впрямь, полегче стало. Одно слово — развлечение. Домой вернулся — как будто и солнце по-другому светило, и на душе спокойно было.

Однако на двери их комнаты висел замок.

- Вот так номер… - сердце у Павла забилось, а к горлу подкатил комок. - Где она?!

Убеждать себя взялся, что вышла Дарёнка на базар или в лавку, но где-то внутри росло убеждение — произошло что-то ужасное, что-то непоправимое. Толкнулся в каморку к Федоту — пусто. Не было старика. И вроде как совсем никто не жил в ней.

Застучал в соседние двери:

- Есть кто дома-то?

Вышла из-за одной женщина с рыдающим ребёнком на руках:

- Чего тебе?

- Где… Дарья моя где? А старик куда делся?

Женщина опасливо покосилась на соседние двери:

- Так это… в лазарете они… А тряпьё стариково приказчик выставил. Не уплочено. Сдадут другому кому.

- Как… в лазарете..? Почему?

- Не знаю… - дверь закрылась.

Ноги подгибались от ужаса. В лазарете… Павел снова застучал в дверь:

- Скажите хоть, что случилось-то!

В узкой щели появилось лицо женщины:

- Ну, чего тарабанишь? Дитё испужаешь! Порезали старика. И жену твою прибили.

Дверь снова захлопнулась.

О, Господи… Павел метнулся вон, скорее, к госпиталю.

- Ты чего, оглашенный? - у входа в здание его остановил внушительных размеров санитар. - Куда несёшься?

- Жена… Жену мою сюда привезли? - Павел задыхался.

- Какую жену? - верзила удивленно посмотрел на него.

- Жена… Дарья… и старик… Мне сказали, в лазарете они…

- Ты, матросик, погоди, не гоношись. Они что, на верфи покалечились? Али на пароходе каком?

- Нет… Гражданские они.

- Тогда тебе в городскую больницу. Туда бежи. Здеся гражданских не принимают.

И верно, как же он не подумал…

Городской больницей был маленький ветхий домик. Размещались в нем всего 25 коек — 5 женских да 20 мужских. Работали два доктора и фельдшер. Павел вбежал во двор. Под раскидистыми платанами сидели выздоравливающие.

- Братцы… Жена моя не здесь ли? И старик… Федотом зовут…

- Федот? Не про того ли говоришь, которого варнаки порезали? Девчушка за ним ходит, Дарья.

В полутёмной палате стояли широкие деревянные лавки, покрытые соломенными матрасами, на которых лежали какие-то люди.

- Дарья! - позвал Павел. - Где ты?

Из маленькой комнатушки показалась Дарёнка:

- Павлуша?

- Дарьюшка, родненькая! Живая? Господи, я так испугался…

- Да живая, живая… - тихо засмеялась Дарья.

- Погоди… Что с лицом-то у тебя? - Павел отстранился. - Ну-ка, дай-ка к свету...

Половина лица у девушки была покрыта багровым кровоподтёком, а на лбу красовалась огромная ссадина.

- Что с тобой случилось, Дашенька?

- Да ничего страшного, по голове ударили. Теперь уже всё прошло.

- Кто ударил?!

- Не знаю. Вечер был, темно уже. Дедушка Федот на лавке во дворе сидел, а я бельё стираное сымала. Тут я услышала крик Федота, повернулась — а от него тени какие-то метнулись. Я было к нему. Тут меня и стукнули. Очнулась уже здеся. Да я теперя уже совсем поправилась. За дедушкой ходить помогаю. Плох он, Паш.

- Домой пойдёшь?

Дарья покачала головой:

- Нет. Куда я с таким лицом-то? Да и дедушку жалко. Сиделка одна, за всеми ходить не успевает. А я всегда рядом. Вот полегчает ему, тогда и вернусь. Ты поздоровайся с ним, он тебе рад будет!

- Идём…

Федот лежал на постели, смотрел равнодушно в потолок.

- Дедушка! Тут к тебе Павел пришёл… - Дарья взяла старика за руку.

Лицо старика оживилось:

- Павел? Дочушка… Водицы бы мне… Принеси водицы похолоднее…

- Сейчас… - Дарья схватила с полки кружку и выскочила из палаты.

- Павлуша, сынок… - старик сжал скрюченными пальцами край солдатского одеяла. - Увози Дарьюшку. Это ведь они, варнаки, были. Не отстанут они от меня, добьют. И Дарёнку не оставят в покое. Увози. Там, возля родителей её не тронут.

- Дедушка, вот водица! - влетела вихрем Дарёнка.

- Благодарствую, дочушка, благодарствую, - старик сделал глоток и отодвинул от себя кружку. - А ты иди, Павлуша, иди.

Увози… Легко сказать «увози»… Да ведь не поедет! Нрав-то у неё какой упрямый и страху вовсе нет.

Павел шёл по вечерней улице. В окнах маленьких домишек загорались лампы, проявлялись на небе редкие звёзды, неумолчно стрекотали цикады. Варнаки… За что взяли в оборот старика? За какие-то десять рублей. Может, взять его долг на себя? Молодому-то легче его выплатить, чем старику-калеке.

Павел примерно представлял, где можно найти Акулу, а то и хозяина его, матёрого бандита по кличке Мясник. Туда и направился. Вынырнул из темноты парень, преградил ему путь:

- Куда идём?

- К хозяину нужно.

- Ишь ты, прямо к самому хозяину? - заржал парень.

- К самому. Дело до него есть. Важное.

- Эт какие такие дела у тебя к ему?

- Я по поводу долга старика Федота. Меня Павлом зовут.

- Вона что… - протянул с усмешечкой парень. - Ну пойдем… Покажь карманы! - он обхлопал бока Павла, прошарил одежду в поисках оружия. - Это чего у тебя? Табак? Иностранный? Сгодится… - кисет перекочевал куда-то в складки одежды бандита.

В маленькой прокуренной избёнке буйствовала пирушка - было шумно, остро пахло потом, немытым телом, перегаром. При виде вошедших все стихли.

- Косой, ты кого привёл? - нахмурился массивный человек, сидевший во главе стола.

- По поводу долга он, - усмехнулся проводник.

- Ну? - Мясник не мигая смотрел на Павла.

- Хочу долг старика Федота, который из доходного дома, на себя взять. Выплачу за него всё до копейки! - стараясь выглядеть спокойным, сказал Павел. - Не трогайте его больше.

- Ишь ты… - захихикал сидящий по правую руку от мясника тощий тип. - А ты знаешь, что тебе он будет вдвое больше? Старик нам червонец задолжал, а тебе, выходит, два червонца отдать надо будет.

- Отдам.

- А про жёнку свою дурную не забыл? - выставился вперёд щербатый Акула. - За неё тоже червонец.

- Отдам.

Сказал твёрдо, а у самого заметалось в голове — где взять такую прорву денег? Рассрочку эти люди давать не станут.

Мясник оглядел Павла тяжёлым взглядом, усмехнулся:

- Кремень парень. Молодец. Мне такие подходящи. Долг на тебя перекладывать я не стану. Мы сделаем по-другому. Ты будешь играть со мной в карты. Выиграешь — простим и старика, и жену твою. Проиграешь — служить мне станешь.

- Да ты что? - вскочил со своего места тощий. - Он же нас всех сдаст!

- Не сдаст. А попытается — пустим его жену по кругу… - с холодной усмешкой сказал Мясник. - Никуда он от нас не денется.

Разгорались на чёрном небе звёзды, стрекотали цикады, а за столом в прокуренной избушке раздавали карты.

Продолжение следует...