Вольные люди. Глава 46. Ангелы с моря

Время действия - 1908 год

- А красиво тута… Сицилия… Не слыхал я раньше и слова-то такого! - Фома задумчиво смотрел на берег, на белоснежные стены домов, утопающих в зарослях роз, на их красные черепичные крыши.

- Ну… у нас не хуже! - улыбнулся Алексей.

- Питербурх-то хорош, слов нет. Только холодно и серо всё. А здеся глянь — декабрь, а цветов сколько, и зелени полно, - Фома затянулся папироской, закинул ногу на ногу.

- Ты в Крыму не бывал. Там точно так же.

- А ты бывал?

- У меня родители оттедова. Недалеко от Севастополя деревня есть. Как раз дед мой, Тимофей, и другой дед, Семён, с товарищами-матросами её закладывали. Я до службы бывал у них. Выходил в море с ими, царскую дачу Ливадию видал — внушает! И Воронцовский дворец — ух, ещё красивше.

- И горы есть? - Фома махнул рукой в сторону теряющегося в дымке конуса Этны.

- Есть. Правда вот такой жёлтый дым из них не выходит, - стелющийся по виноградникам смог вызывал в Алексее смутную тревогу. - Хорошо, что у нас вулканов нет.

- Хорошо…

Отряд Балтийского флота под командованием контр-адмирала Литвинова в составе броненосцев «Слава» и «Цесаревич» и крейсера «Богатырь» прибыла в Средиземное море поздней осенью. Целью зимней экспедиции были учения. Война с Японией обескровила русский флот, для формирования нового командного состава срочно требовались кадры. И эти кадры следовало обучать действиям в боевой обстановке. Перед отправкой в поход моряков напутствовал Николай II. Император призвал не посрамить честь Отечества и пожелал им успехов. На кораблях помимо экипажей были выпускники Морского корпуса Петра Великого, механики, квартирмейстеры и несколько выпускников инженерного института. В середине ноября к отряду присоединился новенький, недавно спущенный на воду крейсер «Адмирал Макаров».

Стрельбы проводили недалеко от Испании, а завершив учения, отправились к Сицилии, тому самому острову, что находится у самого мыска Итальянского сапога. Отдали якоря в порту Аугуста.

Уходящее за горизонт солнце окрашивало пар, извергающийся из Этны, в какой-то ядовитый, оранжево-желтый цвет. Однако на берегу всё дышало покоем и негой — видно привычны уже местные обитатели к стелющемуся по полям и садам дыму. Город собирался ко сну.

Готовились к отбою и экипажи русских кораблей. В углу палубы, где дозволено было курить, на скамейке под бухтами канатов сидели двое — чернявый молодой матрос из Кронштадта Алексей Астахов и рыжеволосый рябой рязанец Фома Коршиков.

- Ну, батька с маткой у тебе севастопольские. А сам-то ты где народился? - Фома кинул окурок в деревянный бочонок, до половины наполненный песком.

- В Кронштадте. Отец мой матросом в Балтийском флоте служил, мать к нему и приехала. В госпитале сиделкой была, между делом нас рожала.

- Что ж его там во флот не взяли-то?

- Мало тогда военных кораблей на Чёрном море было, вот и переправили на Балтику. Батя до службы на пассажирских пароходах матросом ходил, так что его распрекрасно на броненосце приняли.

- В Японскую-то не попал?

- Нет, уволен он к тому времени уже был. На яхте у князя одного служил. И теперь служит.

- А матка?

- В госпитале своём! - засмеялся Алексей. - Ты понимаешь, дед-то мой, Тимофей, в обороне Севастополя стоял, так случилось ему санитаром пару месяцев быть. Ну и взяла она себе в голову, что она тоже так может. Там, в Севастополе, при городской больнице сиделкой была, потом здесь в госпиталь подалась. Плата невелика, да ей до этого дела нет. Нравится ей за больными да ранеными ходить. Курсы прошла на сестру милосердия.Теперь вот на операциях помогать взяли. Была бы с происхождением — выучилась бы на доктора.

- Вона как… - уважительно протянул Фома. - А там, в Севастополе, кроме дедов, родня есть какая?

- Конечно. Там полно родственников. Брат старший, Григорий, кондуктОром служит. Двоюродных братьев-сестер полно, племянники уже есть.

- Старший брат? А чего же он там, а не в Кронштадте?

- Так вышло. Когда он родился, мамка наша молоденька была, молока пацану не доставало, так его его бабушка Анна к себе взяла, коровьим выкармливала. Так и остался у неё.

- Ты вот мне про что скажи, - Фома боязливо оглянулся. - Что там на Потёмкине-то вышло тогда?

- Бунт… - коротко ответил Алексей.

- Из-за чего?!

- Сам не понимаешь, из-за чего? У нас, что ли, мало агитируют супротив царя? Забыл про Кронштадские бунты в девятьсот пятом и девятьсот шестом?

- Куда там… Сам чуть было на каторгу не угодил…

- Вот и там такое же. Гудело всё, будто растревоженный улей. Рабочие стачки проводили, солдаты с матросами роптали.

- Ну, а с чего началось-то? Говорят, тухлым кормили их?

- На Чёрном море червивое м ясо в летние месяцы — обычное дело. Жара как никак. В тот день учения были на Тендровской косе. Это недалеко от Одессы. М яса закупили уже несвежего. Сам подумай — скотину забивали с вечеру, к утру на рынок. Зимой-то ему ничего, а летом, в жару, оно тухнет быстро. Пока купили, пока привезли… Борщ варить стали только на следующий день. Ясно дело, к тому времени зачервивело… Деды говорили, такое на флоте никому в диковину не было. А тут пыхнуло…

- Вона… А что же, посля бунту, стали матросам свежее давать?

- Откуда же? - Алексей удивленно посмотрел на товарища. - Говорят, в Германии есть такие машины, которые холодят как ледник, только мало их, да и на корабли их не установишь. Так что как ели несвежее, так и едят. Вот разве что солонину ещё. Только она нисколько не лучше, сам знаешь.

- Братцы, к отбою готовьтесь! - сказал, проходя мимо, мичман Коротков.

- Значит, зазря бунтовали… Только людей сгубили да себя под каторгу подвели…

Прозвучал корабельный колокол. На палубах установилась тишина. Уснули все, и только вахтенные бодрствовали. Контр-адмирал вышел на палубу и долго стоял, вглядываясь в очертания острова. Что-то тревожило его, не давало покоя. То ли этот желтоватый свет, исходящий из жерла вулкана, то ли клубы дыма, стелющиеся по долине. В городе спят, видно, привычные к такому страшному соседу. А вдруг содрогнется гора и извергнет из себя пылающие потоки? Что делать, куда деваться людям? Но нет, далеко. Не достанет лава сюда. Есть города куда как ближе к вулкану, однако и они не тревожатся. Это всё нервы. Просто непривычен русский человек к такому зрелищу. Надо ложиться отдыхать. От-ды-хать! Завтра рано утром стрельбы!

Владимир Иванович вздохнул, перекрестился и пошёл в свою каюту. Однако сразу заснуть не мог, цепким крабиком хватало что-то за сердце, царапало клешнёй, давило. А едва уснул — его разбудил вахтенный офицер:

- Владимир Иванович, проснитесь!

- Что случилось? - контр-адмирал сел на постели, сердце снова схватил клешней крабик.

- Что-то странное произошло. Был непонятный гул, а потом грохот, словно мина разорвалась. После ещё дважды ударило, а вскоре огромной волной все корабли развернуло в сторону моря.

- Вот оно что… - Литвинов сжал рукой левую сторону груди. - Землетрясение. Здесь это часто бывает.

Он взял со столика часы, откинул крышку.

- Рассвет скоро. 16 декабря… По здешнему 28-е. Поднимай экипаж, пора выходить на стрельбы!

- Так точно! - козырнул вахтенный.

Зазвонил судовой колокол, засновали по палубам матросы, загомонили, и скоро отряд вышел в открытое море.

Стрельбы прошли успешно, все задачи были выполнены, и после полудня корабли вернулись в порт.

- Владимир Иванович, катер навстречу нам вышел, флаг на нем российский. Видно, что-то срочное — доложил вахтенный.

Литвинов приложил к глазам бинокль:

- Это вице-консул в Катанье Макеев.

Макеев едва поднялся на борт, сразу приступил к делу:

- Беда, господин контр-адмирал. На рассвете произошло страшное землетрясение. Мессина, по сути, стёрта с лица земли. Разрушения катастрофические. Пострадали и другие города на Сицилии и в Южной Италии. Власти бессильны чем-то помочь людям. Вот телеграмма к вам от префекта Сиракуз — просят о спасении граждан Мессины, оставшихся под завалами.

Крабик… с маленькой, но очень цепкой клешнёй… Вот почему ты хватал за сердце… Беда, какая беда…

Литвинов собрал офицеров:

- Господа офицеры, вы, наверное, уже знаете, что в этом цветущем и гостеприимном краю случилось огромное несчастье. Стихией разрушена Мессина. Почти все её жители находятся под завалами. Люди ждут нашей помощи. Я уже доложил в Санкт-Петербург. Подготовьте всё необходимое. Через два часа выходим в направлении города, чтобы утром начать спасательные работы.

Землетрясение? Алексей посмотрел на берег, на цветущую Аугусту, так похожую на крымские города. А если бы такое случилось там? Если бы помощи ждали его родные? Что же медлит контр-адмирал? Сейчас бы выйти в путь, сейчас! Ведь каждая минута дорога!

- Угомонись! - одёрнул его Фома. - Ну придём ночью, чем поможем-то? Всё одно утра ждать!

Засуетились, забегали по палубам гардемарины, помогая экипажам распределять шанцевый инструмент, готовить к приему раненых лазареты, доставать неприкосновенные запасы медикаментов. Отдыхать отправились далеко за полночь, а уже к четырем утра прозвучал сигнал подъема.

Ещё прежде, чем моряки сумели рассмотреть в утренней дымке очертания разрушенного города, море принесло им страшные свидетельства разразившейся катастрофы — обломки каких-то досок, ветки деревьев, тела погибших животных и птиц.

- Господи, Исусе Христе… - перекрестился Фрол, огромный светловолосый матрос. - Что же с людями-то стало?

Наконец открылся город. Фасады прекрасных дворцов как и прежде возвышались на набережной.

- Как будто цел? - неуверенно спросил кто-то из гардемаринов.

- Погоди… Крыши вот там нет…

- И там…

- А здеся, глянь, стена обвалилась!

- Вот там, смотрите, уцелевшие люди на набережной...

Холодная, неживая тишина окружала город. И безмолвие это так поразило моряков, что каждый громкий звук казался им теперь кощунством. Не звонил судовой колокол, не слышно было боцманских дудок, вполголоса отдавались команды. Корабли встали на якоря, и первые партии спасателей направились к берегу, где увидели они картину полного разрушения.

- Со святыми упокой, Господи… - Фрол снял бескозырку, перекрестился.

Дома, казавшиеся с моря целыми, на самом деле представляли из себя груды развалин, прикрытые оставшимися стоять фасадами. Из этих серых, покрытых пылью обломков то там, то сям выглядывали изломанные тела погибших. Местами руины курились пожарами.

Мичман Тарков подошёл к жавшимся к берегу людям, чтобы спросить о чём-то и ободрить, но несчастные не в силах были говорить, а некоторые, словно обезумев, то хохотали, то рыдали, заламывая руки.

Улицы были завалены мусором, досками, балками, препятствуя проходу. Во многих местах обломки нависали над головами людей, грозя обрушиться и погрести под собою осмелившихся пройти под ними.

- Братцы, вроде плачет кто? - Алексей прислушался.

- Точно, вот тут, смотрите, вроде под балкой кто-то живой есть! - отозвались другие матросы.

Закипела работа. Аккуратно, но быстро сняли верхние обломки и Алексей ужом нырнул в образовавшуюся щель. Прошло минут пять томительного и тревожного ожидания, наконец из дыры показался край доски с лежащей на ней женщиной.

- Тяните, братцы! Тут ещё старик живой есть.

- Алёша, опять земля трясётся! Не завалило бы тебя! - крикнул ему Фома.

- Ничего, вы же рядом! Вы поможете!

Раненых свозили на катерах в корабельные лазареты. Доктор Бунге, имевший опыт заполярных экспедиций, руководил медиками.

- Владимир Иванович! - к Литвинову подошёл один из офицеров. - Найдены сейфы. Что прикажете делать?

- Все найденные ценности перевозить на корабли. Мы передадим их властям. Горячую еду и воду на берег доставили?

- Да, организовали что-то вроде столовой.

- Сколько уже извлечено пострадавших?

- В лазаретах пока две сотни. Наши врачи работают без отдыха. Владимир Иванович, среди наших матросов есть раненые.

- Много? - Литвинов повернулся к офицеру.

- Трое. Но толчки продолжаются, возможно будут ещё.

- Прикажите, чтобы были осмотрительнее. Однако… Однако людей нужно спасать.

И они продолжали работу — матросы, унтер-офицеры, офицеры, гардемарины, механики…

- Братцы, тут барышня живая!

Словно муравьи, засновали моряки, пытаясь освободить из-под обломков женщину.

- Вы живы?

Но барышня смотрела на спасителей полными ужаса глазами.

- Да вы не бойтесь нас! Мы сейчас… сейчас…

Они пытались вытянуть наружу заледеневшее тело, но тщетно.

- Будто держит её что-то. Привязана она к чему, что ли… Барышня, вы попробуйте ручку-то нам протянуть! Братцы, кто по-ихнему говорить умеет? Позовите из офицеров кого-нибудь! Пускай перетолмачат ей!

Однако и вмешательство знающего итальянский язык мичмана Таркова не помогло. Женщина смотрела остановившимся взглядом и не произносила ни слова.

- Не бойтесь нас, сеньора, мы поможем вам выбраться. Вы только руку протяните нам, пожалуйста!

Не было ответа.

- Может, помешалась она, а? Немудрено ведь, братцы…

И они снова снимали балки, оттаскивали поломанные доски и куски камня. Наконец они убрали последнюю плиту, закрывавшую тело итальянки.

- Вот эт-то да… - матросы перекрестились, обнажив головы. - Муж? Либо отец?

Несчастную сеньору крепко обнимал седовласый мepт вец.

- Потому и жива осталась, что он её собою прикрыл… Сеньор, ваша женщина в безопасности, вы можете отпустить её! - мичман попытался разжать холодные руки.

Однако морякам пришлось повозиться, прежде чем они сумели освободить женщину от страшных объятий.

- Возвращаемся на корабли! - прозвучал сигнал.

Заплакали, закричали, протягивая руки, оставляемые горожане.

- Мы вернёмся! Мы завтра обязательно вернёмся! - успокаивали их офицеры. - Сегодня нам нужно отвезти раненых! Завтра мы снова будем разбирать завалы!

Раненых на самом деле оказалось много. Были заполнены корабельные лазареты, люди лежали на палубах и в офицерских каютах. Им отдали все одеяла и подушки, какие нашлись на корабле.

- Алёшка! Ты здесь? - Фома кинулся к поднявшемуся на борт товарищу. - Я уж потерял тебя. Думаю, не завалило ли где ненароком!

- Здесь я. Девчонку вот достал. Родители её погибли, а она жива. Ножку только повредило!

Девочка лет двух, черноглазая, круглолицая, крепко обнимала Алексея за шею. В лазарете доктор наложил ей гипсовую повязку и хотел уложить среди раненых женщин, но малышка вдруг горько и обиженно заплакала.

- Что ты, маленькая? Что ты? - Алексей подхватил девочку на руки. - Не плачь, родная, а то сердце моё разорвётся от жалости!

- Ну вот, нашёл себе дочку! - засмеялся доктор. - А всё же оставь её здесь. Не нужно, чтобы она привыкала к тебе. Прибудем в Неаполь, отдадим родственникам или каким-нибудь знакомым её семьи.

- Да как же оставить… - растерянно сказал Алёша, прижимая к груди успокоившуюся было в его руках малышку. - Плакать ведь станет…

- Ничего, немного поплачет и забудется. Потом и тебе, и ей труднее будет расстаться.

- Вот ведь беда-то какая… - Алексей не решался отпустить девочку.

- Вот сюда положи её! - доктор указал на единственное свободное кресло. - Уходи. И постарайся, чтобы она не видела тебя.

Алексей послушно уложил ребёнка и не оглядываясь, чтобы не видеть протянутые к нему зовущие ручонки, вышел. Весь вечер он исполнял свои обязанности словно неживой, всё прислушивался к доносившемуся из лазарета детскому тонкому тоскливому плачу.

- Астахов! - услышал он перед самым отбоем. - Поди-ка сюда! - доктор поманил его рукой в лазарет, где рыдала уже охрипшая от слёз девочка, - забирай-ка ты, братец, свою подопечную. Боюсь, помрёт она с тоски.

- И то верно! - облегчённо засмеялся Фома Коршиков. - Дитё родителев лишилось, а теперь ещё спасителя отобрать хотели! Пускай уж при Алёшке будет!

- Всё равно в Неаполе отдавать надо будет… - угрюмо сказал Алексей, укутывая зареванную девочку в бушлат.

- А кому? Вот ты сам подумай, кому? Только на нашем корабле почитай триста раненых. Куда их всех? Кому сирота нужна в такую беду?

- Так может, родня у неё есть. Заберут…

- Родня, может, и есть. Только как они узнают, что это иха девочка? Она и имени-то своего назвать не может, и чья она дочь. Как найти родню ей? Нет, Алёшка, никому она не нужна. Теперь у неё окромя тебя никого нет!

- Да я бы взял! - с горячностью сказал Алексей. - Да ведь корабль военный! Позволят ли мне?

- Поди к капитану, обскажи, что да как. Попроси, чтобы сиротку тебе оставили. А прибудем в Кронштадт — матери отдашь. Она ножку подлечит ей.

Алексей не ответил, только с нежностью поправил прядь чёрных вьющихся волос, упавших на смуглую щёчку малышки.

Капитан оставить девочку разрешил, однако по прибытии в Неаполь, пока матросы перевозили раненых на берег, а потом загружали на борт запасы угля, продовольствия и медикаментов, он обсудил судьбу сиротки с мэром города. И поскольку родственников девочки и в самом деле не нашлось, и никто из выживших мессинцев прав на неё не предъявлял, решено было взять её с собой в Петербург.

Русские моряки вернулись в разрушенный город и снова взялись за спасение людей. К ним присоединились экипажи кораблей Средиземноморской эскадры Королевского флота Великобритании. Спасательные работы продолжались до третьего января. Раненых, больных, стариков и детей вывозили в Палермо, Сиракузы и Неаполь, вовремя оказанная медицинская помощь сохранила жизни многим и многим людям. И среди моряков многие получили раненья и увечья, а иные погибли, пожертвовав своими жизнями ради спасения жителей Мессины. В общей сложности балтийцами было извлечено из-под завалов более двух тысяч человек.

Корабли Российского Императорского флота покидали Средиземное море. Позади оставалась благодарная цветущая Италия. Впереди — серая и неуютная, однако такая родная Балтика. И среди русских моряков отправлялась на новую родину маленькая черноглазая девочка, окрещенная корабельным священником по-православному обычаю Иулианой.

Продолжение следует...