Вольные люди. Глава 47. Как птицы!

Время действия - 1910-1911 годы

Солнце уходило за горизонт, утаскивая за собой лежащую на море ослепительно сверкающую медь. Где-то вдалеке, над маленьким, будто игрушечным, броненосцем поднялось облачко дыма. Поднялось, медленно расплылось, растаяло в синеющем вечернем небе.

Григорий в задумчивости стоял у окна. Аксинья тихо подошла к мужу, заглянула ему в лицо:

- Что ты, Гриша?

- Я подумал — а ведь вот там, где сейчас стоит наш броненосец, полвека назад ходили чужие корабли. Вот так же они стреляли. Только снаряды летели в город. А деды наши… - он замолчал.

Аксинья положила голову на плечо мужа:

- Ну что ты… Они прожили хорошую жизнь, добрую…

Тимофею было за 90, когда он стал угасать. Старик то сидел у окошка, глядя на проходящих мимо односельчан, то ложился, закрыв глаза, на лавку и долго лежал, вспоминая до мелочи всю жизнь свою.

- Не нужно ли чего, родной? - спрашивала его Анна, исхудавшая, пожелтевшая, будто осенний листик.

- Уходить мне скоро, Аннушка, - сказал как-то Тимофей. - Знаю, скоро. Ночами сыночки мои приходят, Митяй да Николка. С собой зовут, на город поглядеть. И чудится мне, что я опять там, с ими. Значит, скоро уже.

Анна тихо заплакала, приложив к глазам уголок платка.

- А ты не плачь, не плачь. Я уж и так задержался здеся. Видишь, и Тихон, и Фадеюшка, и Матвей, и Петруша вперёд меня к Боженьке подались. Знать, и мне пора. Хорошо я пожил. Дружбу настоящую познал. Семья… Про Наталью да сынков своих я тебе не рассказывал никогда… Царствие им небесное… Любил я их. Как Господь забрал их себе, думал, кончилась моя жизня. Нет, не кончилась. Тебя вот встретил. Ты не серчаешь, что я сказал, будто любил их? Нет? Вот и ладно. Ты пойми, ты другое дело. Не знаю, как это так, но вы с Натальей будто в разных местах в душе моей. Благодарю Господа, что послал он мне тебя. Наградил меня за что-то. Детей вырастили, внуки есть, правнуки. Чего ишшо желать-то?

Анна опустилась на колени перед лежащим мужем:

- Пусть Господь благословит тебя, родной. А я… Я за тебя благодарю. С тобой я счастье познала.

Тимофея не стало теплым весенним вечером. Благоухала за окном сирень, выкликали кого-то горлицы, шумело вечное, неумолчное море.

- А ты держись, держись, Аннушка… - Василиса обнимала тихо плачущую подругу за плечи. - Знаю, тяжко тебе без него будет. Полвека вместе прожили, друг от друга не отлучались…

- Нет, Васёна, не задержусь я здеся… - Анна вытерла слёзы. - Скоро за ним отправлюсь. Как думаешь, дозволит нам Господь и там вместе быть, а? Он ведь там с Натальей встретится…

- Ты чего болтаешь-то, дурная! - всплеснула руками Василиса. - Куда это ты отправляться надумала?!

- Хворь моя вернулася ко мне. Котора, помнишь, в деревне меня мучила? Видно, не ушла она бесследно. Сидела где-то внутрях. Теперя вышла. Я вот думаю — должно, и мне дозволено будет рядом с ими там разместиться, а?

- Вот отчего ты исхудала да пожелтела… - Василиса заплакала. - Да ведь ты тогда травками вылечилась, может, и теперя полечишься?

- Тогда я молода была, жить хотела. Ради него жить, ради Тимоши. А теперя я старуха… Пожила уж хорошо, нечего Бога гневить. Незачем цепляться на этом свете. Скушно мне без его стало.

- Да ведь… дети у тебя, внуки… Для них живи. Для меня живи. Как же я без тебя-то???

- На всё воля Божья, - Анна поцеловала подругу.

После того, как все скорбные ритуалы были отправлены, друзья разошлись по своим домам, а Марина с Фёдором уехали в город, Аннушка позвала к себе внука.

- Вот что, Гришенька, мне сказать тебе надобно… - волнуясь, начала Анна. - Про отца твоего…

- Что с ним? - Григорий с тревогой посмотрел на старушку. - Он…

- Твой отец не Павел, сынок…

- Нет?!

- Твоим отцом был пленный турок. Забыла уж, как звали-то его… Молния по-нашему. Сын какого-то знатного человека. Дарёнку песнями своими да речами сладкими обманул, голову закружил. Хотел в Туретчину сманить её. А потом раскрылось всё, и что невеста у его есть из богатых, и что жениться на Дарье не собирается, и здеся жить с ей вовсе не думает. Сбежал он.

Григорий с ужасом смотрел на Анну.

- А Павлуша-то её уже брюхатую за себя взял. Люблю, мол, и ребёнка как свово растить буду. Это уж не его вина, что ты у нас вырос. Так вышло. Молоко у Дарьи пропало, коровьим мы тебя отпаивали. Ну, про то ты и сам знаешь.

Григорий вытер ладонью внезапно вспотевший лоб.

- Не стала б я тебе говорить про то. Было и было, не первая Дарёнка была и не последняя. Только вот какое дело… Когда ты родился, передал турок тот через татар деньги. Не хотели мы брать их, да Дилявер, царствие ему небесное, уговорил. Лежат эти деньги в банке. С их тебя и обучали в гимназии да на всяких курсах и школах. Там ещё много. Ты вон всё про еропланы говоришь… Знаю, мечтаешь в небо подняться… Деньги эти много для тебя сделать могут. А то купи вам с Аксиньей дом в Севастополе…

- Ты никогда не говорила…

- А ещё передавал он для тебя кольцо, - Анна вынула из кармана перстень, протянула внуку. - Возьми, он твой. Если вдруг придётся побывать в Туретчине… Покажи его любому, кто читать умеет. Для тебя сделают всё, что захочешь. Так Дилявер сказал. Возьми.

Она вложила в ладонь Григория причудливый перстень с вырезанной на нем арабской вязью.

- Зачем он мне? - Гриша отдёрнул руку, будто обжёгшись.

- А ты возьми, сынок, не шарахайся. Не пригодится — хорошо. Только жизня иной раз такие выкрутасы делает, что не приведи Господь. Пускай у тебя будет. И вот что… Ты зла на этого турка не держи. Его тоже по-своему понять можно. Наши богачи ведь тоже на простушках не женятся. Нельзя им. На сеновале поиграть — это запросто, а под венец — ни-ни.

- У меня отец есть — Павел Астахов. А если положа руку на сердце… В душе моей отцово место навсегда дедушка Тимофей занял, царствие ему небесное.

- Это правильно, сынок. Он и был тебе отцом. Он для тебя это кольцо и хранил столько лет. Возьми.

Анна силой вложила перстень в руку внука и сжала его ладонь в кулак. О своей болезни рассказывать Григорию не стала — ни к чему. Но день ото дня она слабела, становилась всё прозрачнее, а лицо её приобретало зеленоватый оттенок.

- Переходи-ка, подружка моя, к нам. Нечего тебе одной куковать! - не выдержала Василиса через неделю после кончины Тимофея. - Давай, давай, а то обижусь совсем!

Она пыталась подкормить Анну чем-то, дающим силы, варила травяные чаи, которые по её разумению могли помочь больной, но всё было напрасно. Аннушка кротко улыбалась ей, но мысли её были где-то далеко. А в день сороковин Тимофея она тихо, во сне, отправилась вслед за любимым мужем.

И вот прошло полгода, как Григорий осиротел — именно так, сиротой, чувствовал он себя теперь. Рядом была жена, сопел в своей кроватке маленький Андрейка, и в квартире было тепло и уютно. Только печаль из души не уходила никуда.

- Сколько ещё кораблей будут вот тут, возле Севастополя, стрелять из пушек? Сколько войн ещё увидит город? - Аксинья задумчиво смотрела на маневрирующий вдалеке броненосец.

- Думаю, немало. Севастополь — город русских моряков. Город воинов.

- Ну что, Ваше благородие, идём ужинать? - вдруг засмеялась Ксюша.

Теперь, когда Григорий успешно сдал экзамен на подпоручика адмиралтейства и получил новое звание, она в шутку и с гордостью называла его иногда «благородием».

- Постой, Ксюша… Посоветоваться с тобой хочу…

- Что?

- Ты знаешь, у нас в Севастополе открылась офицерская школа авиации…

- Школа авиации? У нас ведь есть…

- Да, есть у нас аэроклуб… Только ведь это совсем другое! Ты помнишь, я рассказывал, как в Петербурге мне было дозволено подняться в небо на шаре? От высоты дух захватывает, не спорю. Но мне хотелось раскинуть руки, словно птица, и лететь, лететь… Я много раз видел, как используют воздушные шары здесь, в Севастополе, на кораблях. Разведка… Говорят, что если подняться на шаре, то видны корабли, стоящие у Евпатории. Не знаю, не поднимался. Флот — не ярмарка, где всех желающих катают. Однако те, кому посчастливилось, утверждают — сверху видны даже минные заграждения. Но на аэроплане человек не привязан к кораблю! Он может передвигаться свободно! Это…- Григорий задохнулся от наплывших эмоций, замолчал. - Я был бы счастлив, если бы смог подняться на аэроплане…

- Я знаю.

- Офицерскую воздухоплавательную школу хотели открыть под Петербургом, в Гатчине. Но что-то там не вышло, аэропланы прибыли только к осени. А какие же полеты в Петербургскую зиму! Поэтому школу временно перевели к нам. Вчера на Куликовом поле…

- Это где у солдат был плац и учебная площадка?

- Да, там… На прошлой неделе сам Великий князь Александр Михайлович Романов открывал. Теперь она называется офицерская школа авиации.

- Это какой Великий князь? Их так много, что и не упомнишь…

- Тот, что женат на сестре Императора Ксении! - засмеялся Григорий. - Твоя тёзка, видишь, какое совпадение!

- Вон чего… И что, прямо летать будут? Как птицы?

- Будут, Ксюша. Будут. Уже летают. Ксюша, я рапорт хочу подать, чтобы меня в эту школу взяли. Офицерское звание имею, желание есть, высоты не боюсь Ну, что ещё нужно? Деньги… Да, нужны будут деньги на расходы. Но ведь мне бабушка Анна передала банковский счет! Нам хватит, как считаешь?

- Касательно расходов на школу не мне судить. А на хозяйство нам и без счета хватило бы.

- Да ведь ты теперь офицерская жена, Ксюшенька! Тебе наряды нужны, тебе прислуга нужна, понимаешь ли?

- И, Гришенька! - засмеялась Аксинья. - Куда с нашим рылом в калашный ряд! Наряди меня барыней, так я хуже курицы в павлиньих перьях буду. Нет уж, милый, как жили, так и будем жить дальше. Совсем уж деревенщиной смотреться не буду, а в благородные не стремлюсь. Значит, на Куликовом поле школа будет?

- Да. Правда, маловато оно для аэропланов... Кругом дома да столбы с проводами, овраг опять же. Ну ничего, стало быть, пока и такое подходит. Так ты… Что ты думаешь про рапорт?

- А это не опасно..? - тихо спросила Аксинья.

- Так ведь, Ксюша, оно везде опасно. На кораблях матросам тоже опасно. И солдатам. Случается, и адмиралы гибнут. На всё воля Божья! Так что скажешь?

- А ты меня на аэроплан возьмёшь? Я тоже хочу как птица летать! - глаза у Аксиньи засияли, залучились.

- Конечно возьму! - облегченно засмеялся Григорий. - Ты моё чудо.

Однако в школу авиации Григория не взяли — набор был закончен. Но обнадежили, что примут в следующем году. А пока… Пока он мог только наблюдать за полетами двух «Фарманов», одного «Соммера», трех «Блерио» и двух аэропланов «Антуанетт». Иногда они поднимались легко и парили в небе соколами, а иногда лететь не хотели, глохли двигатели, и машины устремлялись вниз. К огромному удовольствию Григория в свет вышел первый номер Севастопольского авиационного иллюстрированного журнала, который назвал Севастополь центром авиационного дела в России.

В декабре 1910 года пилоты подняли в воздух вице-адмирала Бострема, который полетом остался очень доволен, и авиация была признана полезной для военного флота. На первых порах для разведки.

- Вот видишь, Ксюша, флоту нужны будут аэропланы, нужны пилоты! Я подал рапорт на обучение в следующем наборе. Меня берут, Ксюша! Я буду летать! - ликовал Григорий.

Аксинья радовалась вместе с мужем и в глубине души сожалела, что женщинам путь в небо закрыт. Однако в апреле потерпел крушение «Блерио» поручика Матыевича-Мацеевича. На борту кроме прославленного авиатора находился его брат, мичман миноносца «Мощный». И бедная Ксюша затосковала — если уж опытный пилот не сумел вывести машину из опасного положения и погиб, то как же быть начинающим? Однако мужу говорить ничего не стала. Не хотела вешать на его шею камень и поселять в его душе тревогу. Она поняла — теперь ей остаётся только ждать и молиться за любимого.

- Ты понимаешь, ведь это только называется школа, - объяснял ей Григорий. - Но ведь в мире пока не существует учебников, наставлений, руководств и инструкций. Это новое, неизведанное дело! И те авиаторы, которые преподают сейчас, сами учатся.

- Как это? - не понимала Аксинья.

- Они испытатели. Они изучают, как ведет себя машина во время ветра и в штиль. Как управлять ею при подъёме и при крутом спуске. Лейтенант Дыбовский занимается воздушной фотосъёмкой. Погибший поручик Мацеевич брал на свой аэроплан шлюпочный компас. Кто-то пытается установить радиосвязь, а кто-то посадить машину на воду. Это… Ты понимаешь, каждый пилот ещё и ученый, и изобретатель! Перед авиацией такие перспективы! У меня захватывает дух…

Аксинья молча улыбалась, любуясь мужем и пряча непрошеные слёзы.

- Посмотри, что пишут в журнале, - Григорий стал зачитывать со странички. - "Если к школе авиации присоединить существующий в Севастополе воздухоплавательный парк Черноморского флота, военную воздухоплавательную роту и Севастопольский аэроклуб, то получится четыре воздухоплавательные организации. Итак, Севастополь должен гордиться: на его долю выпала одна из видных ролей в деле завоевания воздуха и насаждения авиации в армии и на флоте". Вот как!

Летом 1911 года Великий князь Александр Михайлович в сопровождении пилота Михаила Ефимова отправились на поиски более удобного места для школы. И нашли его в 20 верстах севернее Севастополя при впадении в море речки Кача. Великий князь был в восторге — отличные восходящие потоки воздуха, никаких преград и, как утверждали флотские метеорологи, особые погодные условия. Даже если кругом небо было затянуто тучами, над этим местом сияло солнце. Недаром со временем появится поговорка - «А на Каче всё иначе».

Великий князь приобрёл часть местных земель, часть подарил богатый землевладелец из татар. Здесь поставили брезентовые ангары для аэропланов, деревянные помещения для мастерских и других служб, столовую. И уже здесь начались занятия с новым набором офицеров-учеников, в который вошёл и Григорий.

- А ты знаешь, Ксюша, кого я взял к себе механиком? - Гриша с удовольствием мылся под умывальником, брызгая по сторонам водой. - Нам ведь нужны люди сильные, но голова чтобы соображала хорошо и руки откуда надо росли.

- Кого же? - с интересом спросила Аксинья, подавая мужу чистое полотенце.

- Филиппа, внука дядьки Мирона.

- Задорожного? Этот да, силён — будь здоров! Но, прости меня, Господи, и рожа у него!

- Красавцем его не назовёшь, конечно. Только нам это и ни к чему. Зато умный и честный парень. А лицом… Дядька Мирон ведь тоже на медведя смахивает. Говорят, и по молодости таким был.

- Так вы теперя вместе будете учиться?

- Вместе. Только я летать буду, а он аэроплан чинить.

- Будто бы ты не чинишь! - засмеялась Аксинья. - Садись к столу. Небось, наскучал за неделю по домашней еде?

- Это верно. Там не до разносолов. Впрочем, как и положено военным людям. Да чиню, Ксюша, чиню. Нельзя подниматься в небо, не зная, как устроена машина, не почувствовав её как живую.

- И что же… Ты уже поднимался..?

- Да. Пока не сам. Пока с инструктором. Но всё впереди!

И вот настал тот день, когда Григорию доверили самостоятельный полёт. Аэроплан подчинился его воле и легко поднялся над землей. Проносились где-то внизу строения, обрывистый берег, прибой… Бил в лицо свежий ветер, накатывали внизу морские волны, уносилась ввысь душа пилота. Вот она, мечта! Исполнилась! Человек, не имея крыльев, парил в небе, как птица!

Продолжение следует...