Враньё в истории

Специалист по физике частиц Гордон Кейн в книге «Суперсимметрия» называет физику «самой лёгкой наукой». Поясняя эту мысль, он пишет «Представьте себе, что свойства атомов зависят от истории их жизни или от того, содержатся ся ли они в звёздах, людях или в лабораториях – в этом случае мы могли вообще ничего никогда не узнать. Во многих разделах биологии, экологии и других наук на являющиеся предметом их изучения системы оказывает влияние множество факторов, и конечно же, наше собственное поведение определяется взаимодействием с другими людьми. Прогресс в этих областях более медленный». 

А вот как отличие истории от физики формулирует специалист по истории цивилизаций Ниал Фергюсон: «Историки – не учёные. Они не могут (и не должны даже пытаться) выводить универсальные законы социальной или политической “физики, обладающие надежной предсказательной силой. Почему? Да потому, что нет возможности повторить многотысячелетний “эксперимент” человечества. “Частицы” в этом громадном эксперименте обладают сознанием, притом подверженном когнитивному искажению, то есть их поведение предсказать труднее, чем поведение неодушевленных подвижных частиц. Среди странностей жизни есть и такая: люди со временем научились почти инстинктивно учитывать свой опыт. Их поведение адаптивно. Мы не блуждаем беспорядочно, а идем проторенной дорогой, и то, с чем мы столкнулись прежде, определяет наш выбор в будущем, когда мы оказываемся на развилке. Это происходит снова и снова№.

В отношении физики Кейн, как ни странно, прав. Сложной физику делает не количество объектов  изучения – их число более-менее ограниченно, т они совершенно одинаковы в любой точке Вселенной в любую эпоху. Сложен математический аппарат, требующийся для описания этих объектов. Впрочем, для большинства людей эта разница несущественна – «что в лоб, что по лбу».

В истории количество потенциальных объектов изучения – народов, цивилизаций, социальных групп и отдельных личностей – огромно, а главное, каждый из них уникален и имеет собственную индивидуальную историю. В этом контексте формулировка Кейна («наше собственное поведение определяется взаимодействием с другими людьми») очень сильно упрощает реальность. Наше поведение – и спонтанные действия отдельных людей, социальных групп и целых народов, и формы их реагирования на самые разные раздражители, в гораздо большей степени заданы:
а) генетическим наследием,
б) понятиями, заложенными в общественном сознании и отражающимися в языке,
в) обычаями и привычками, унаследованными от предков.

Уже по этой причине историческая наука, несмотря на отсутствие математического аппарата, является крайне сложной.
К тому же результаты физики и других естественных наук широко применяются в современном быту. Мало кому придёт в голову оспаривать существование тяготения, электричества, радиоволн или отвергать законы, которыми они управляются, поскольку с их проявлениями мы сталкиваемся ежеминутно. Также мало кто осмеливается отрицать, например, теорему Пифагора (хотя в индийском штате Карнатака в рамках так называемой «шафранизации» докатились и до этого). Но как только речь заходит о более отвлечённых предметах, например, о теории эволюции или о состоявшихся полётах человека на Луну, количество скептиков резко возрастает.

Что же говорить об истории, которая не связана с техникой, а формирует непосредственно человеческое сознание, затрагивая при этом самые чувствительные струны в душах множества людей, групп и наций. Большинству людей свойственно гордиться своими предками, и когда им указывают на факты, наносящие этой гордости ущерб, очень многие предпочитают закрывать глаза на них глаза, либо с пеной у рта пытаются опровергнуть неприятную правду, игнорируя акты, логику и здравый смысл.

По этим причинам историческая наука существует и развивается в окружении  плотного облака мифов, выдающих себя за подлинную историю. Эти мифы широко представлены в кино, литературе, на телевидении. в Интернете и, что самое печальное, – в школьных и институтских учебниках. Историческая наука существует сама по себе в монографиях и статьях, издаваемых мизерными тиражами, и на мало посещаемых сайтах, а историческое сознание наций и отдельных людей – само по себе. В исторической науке каждое новое утверждение, каждое предположение, выдвинутое археографами, археологами, антропологами,  генетиками, лингвистами, нумизматами и пр. подвергается всестороннему рассмотрению и самой разносторонней критике. И только те факты, которые эту критику выдержали, принимаются большинством (почти никогда всеми) специалистов в данной области науки.
А историческому сознанию большинства людей такая критика не нужна, у него свои аргументы: «нравится» или «не нравится», «патриотично» или «непатриотично».

Тут надо добавить ещё одно.
В XIX  столетии историков перестал устраивать пересказ событий и фактов. Решив – довольно справедливо, – что ход истории определяют не короли, князья и прочие героические персоны, а Народы (с большой буквы), учёные принялись анализировать ход исторической жизни народов в поисках его движущих сил и закономерностей. Наиболее разработанной, а главное – наиболее востребованной общественным сознанием в то время оказалась гипотеза Карла Маркса, поставившая в основу исторического процесса развитие производительных сил и борьбу общественных классов.На этом пути исследования достигли значительных успехов. Беда была в том, что тот же подход был перенесён в учебники, по которым изучали историю ничего о ней не знающие школьники и студенты. Короли и императоры из учебников стали исчезать, но Народ в них так и не появился. Потому что показать Народ под силу лишь таким писателям, как Бальзак, Толстой, Лесков, Арагон или Фолкнер, да и то в сочинениях, занимающих много томов, но никак не научным работникам на нескольких страницах учебника. В результате вместо широкой панорамы народной жизни учебники наполнились формулировками вроде тех, которые в комедии «Большая перемена» зубрит пожилой ученик вечерней школы в исполнении Евгения Леонова: «В середине девятнадцатого века Германия была преимущественно аграрной страной… Узкие улочки… К концу девятнадцатого века картина изменилась... На заводах Круппа работали…», и т.п.

При этом подобные формулировки, в отличие от фактов, менялись по мере смены господствующих концепций.
В США школьные советы, принимающие решения об использовании тех или иных учебников, долгое время руководствовались не только взглядами своих членов, но испытывали сильное давление со стороны правых организаций, таких, как «Общество Джона Бёрча», «Американский легион» и «Дочери американской революции». Позже в общественной атмосфере произошёл резкий сдвиг влево. Идеология melting pot (плавильного котла) сменилась идеологией salad bowl (салатницы), и теперь в разных американских общинах детям преподают очень разную историю – одну для чёрных, другую для ирландцев, третью для латинос, четвёртую для итало-американцев, и т. д. 

Во Франции вопросы истории постоянно находятся в центре внимания. Недаром историк Люсьен Февр одну из своих книг озаглавил «Бои за историю». Роль Жанны д’Арк, Реформация, Великая французская революция, Парижская коммуна служат предметом ожесточённых дискуссий между правыми и левыми, католиками и атеистами. В эпоху монархии Жанну д’Арк упоминали мельком, поскольку считалось, что король не может быть обязан короной деревенской девушке; при республике Жанна стала знаменем монархистов; во время Второй мировой войны её прославляли и Петен, и участники Сопротивления. При этом чём французы приписывают её сожжение англичанам (что отчасти справедливо), а англичане – французам (что также отчасти справедливо), а многочисленных атеистов  всегда не устраивало, что Жанна 0разговаривала со святыми Михаилом, Екатериной и Маргаритой.
 «Или, например, вопрос о происхождении французов, – пишет историк Марк Ферро в книге «Как рассказывают историю детям в разных странах мира». – За XVIII-XIX вв. концепция, согласно которой благородные франки воплощали в себе  свободу германских лесов, противопоставляя её деспотической христианской монархии,  сменилась теорией, по которой носителями демократических свобод были как раз галлы».

Враньё в истории принимает разное обличье. 

Прямое враньё

Прямое, непосредственное враньё, vranjo  vulgaris, в учебниках используется не так уж часто ; однако оно присуще ряду стран в определённые исторические периоды. В нашей стране началом победоносного марша прямого вранья, кажется, можно считать публикацию в 1938 году «Краткого курса истории ВКП (б)». В нём утверждалось, «что бухаринцы и троцкисты, оказывается, давно уже составили общую банду врагов народа под именем «правотроцкистского блока. Судебные процессы показали, что эти подонки человеческого рода вместе с врагами народа – Троцким, Зиновьевым и Каменевым – состояли в заговоре против Ленина, против партии, против Советского государства уже с первых дней Октябрьской социалистической революции».
Тем не менее, даже в конце 1930-х и в 11940-х годах в СССР продолжали издаваться вполне научные исторические труды, такие как многотомная «История XIX века» Лависса и Рамбо, «История дипломатии» под редакцией Потёмкина или «Очерки из истории английского государства и общества в средние века» Петрушевского. Перелом наступил в 1948-1949 годах. Книги по истории, изданные в промежутке между 1949-м и 1956 годом, можно смело выбрасывать в мусоропровод.
(Я, правда, этого не сделал, поскольку памятники такого рода предпочитаю сохранять). 
Позже прямое враньё в целом уступило место более скрытым его разновидностям.

Концепции

Во-первых, происходило навязывание противоречащих фактам исторических концепций. В начале 1950-х годов была окончательно выработана теория последовательно сменяющих друг друга пяти общественных формаций: первобытнообщинная, рабовладельческая, феодальная, капиталистическая, коммунистическая. Хотя уже в Древней Месопотамии экономика представляла собой смесь феодальных, рабовладельческих и капиталистических отношений, авторы советских учебников истории из кожи вон лезли, доказывая, что феодализм пришёл на смену рабовладельческому строю чуть ли не одновременно всюду в Европе и Азии, и так же одновременно зачатки капиталистических отношений зародились во всём мире; просто Европа оказалась в этом деле чуть впереди.
Более того: советские истории углядели в самых разных странах аналоги европейского Ренессанса, суть которого они свели к «обращению к древности». Академик Конрад отыскал Ренессанс даже в Китае эпохи Тан. Правда, при этом не объяснялось, почему в Европе за е Ренессансом последовали Реформация, рождение научного метода и промышленная революция, а в других странах этого не случилось.

Пренебрежение историческими связями

Ещё один способ искажения истории – игнорирование историко-географических связей. Ещё Гордон Чайлд показал, что важнейшим фактором исторического прогресса является заимствование достижений ушедших вперёд соседних народов и цивилизаций. Так, в начале I тысячелетия германские племена по уровню развития мало чем отличались от обитателей Тасмании, но их контакты с Римской империей дали мощный толчок к формированию феодальных королевств. У нас же историю различных стран, прежде всего России, продолжали рассматривать изолированно. Учиться у других мы считаем зазорным; мы, как учительница из старого анекдота, нигде не учились, мы сами преподаём!
На страницах учебников истории СССР с Россией, Белоруссией и Украиной соседствовали Закавказье, Средняя Азия и Молдавия, но при этом обрубались тесные исторические связи Украины и Белоруссии с Литвой и Польшей, Закавказья и Средней Азии с Ираном, арабами и зарубежными тюрками, а Молдавии с Румынией.

Игнорирование хронологии

В реальной истории важную роль играет последовательность событий. Многие причинно-следственные связи проясняется, если расположить события в хронологическом порядке. Но на страницах учебников даты истории разных стран и народов часто рассеяны в самом причудливом порядке, и даже при наличии хронологических таблиц это позволяет доказать всё, что угодно. Так, в советское время ужасы капитализма иллюстрировались примерами действительно тяжёлого положения промышленных рабочих в Англии рубежа XVIII-XIX веков, а преступления англичан, французов, испанцев и португальцев подтверждались фактами из истории колонизации Азии, Африки и Латинской Америки так, как будто это всё происходит сегодня. Для авторов этих книг время как будто застыло, перемен, происходивших в странах Запада, они не видели. (При этом русская колонизация рассматривалась исключительно с точки зрения прогресса, который она несла народам Кавказа, Казахстана и Средней Азии).

Терминология

Часто применяемой разновидностью вранья являются терминологические выкрутасы. Положим, оттого, что мы называем Романию (Империю ромеев) Византией, а Улус Джучи – Золотой Ордой, большого вреда нет. Но когда понятия «Русь», «Россия», «русские» используются как равнозначные для всех эпох, то это в корне меняет историческую картину. В X-XII веках ещё не существовало ни России, ни русских людей, как не существовало ни французов, ни испанцев, ни англичан. На территории современной Франции жили овернцы, бретонцы, бургундцы, гасконцы, провансальцы и пр., на территории современной Англии – англосаксы, валлийцы, даны и франкоязычные нормандцы, на территории Испании – арабы, кастильцы, каталонцы, арагонцы, баски, евреи. Значительную часть населения северных территорий Киевской  Руси составляли словене, основную массу жителей её южных районов – русины; среди них жили варяги и колбяги, между севером и югом – славянские (или славянизированные) племена кривичей и дреговичей, а рядом с ними –   множество тюркских, балтских и финно-угорских народов: чёрные клобуки (каракалпаки), булгары, берендеи, ковуи, кыпчаки (половцы), печенеги, аукштайты, земгалы, меряне, вожане, емь, корела, идора, мордва и др. Эти народы жили, мало общаясь друг с другом, говорили на разных языках, и большинство их руководствовались собственными законами и обычаями («Правда роськая» распространялась лишь на варягов, русинов, словен и колбягов). Чтобы из этой смеси начали формироваться крупные славянские народы, потребовалось несколько столетий их совместного существования в рамках обширных государств – сначала Киевской Руси с князьями-«Рюриковичами», постоянно меняющими один удел на другой, а позже – в рамках Московии (так появились русские), Польского королевства (украинцы) и Великого княжества Литовского русского и иных (белорусы). Формирование четвёртой нации, – новгородской, – было прервано завоеванием Новгородской земли Москвой и выкорчёвыванием коренного новгородского населения.
Отождествив понятия «Русь», «Россия» и «русские люди», авторы учебников совершают лругой кульбит – отождествляют их исключительно с Московским  государством (Буровский назвал это «Большим московским мифом»). Была Киевская Русь  с центром, естественно, в Киеве, была Новгородская земля с центром, понятно, в Новгороде Великом, – и вдруг после татарского нашествия вместо них далеко на северо-востоке, на землях, которые в Новгороде звали Низовскими, а в Киеве Залесьем, появляется Россия с центром сначала во Владимире-Залесском, а позже в Москве. И эта, ещё очень небольшая Россия заявляет о своих, дарованных самим Господом Богом,  правах на все земли Киевской и Новгородской Руси. А предков современных белорусов, украинцев и отчасти русских (Смоленщина и Брянщина), живших в Великом княжестве Литовском, Русском и иных, скопом зачисляют в литовцев. Когда эти «литовцы» или поляки  присоединяли какие-то территории древней Руси, они их «захватывали», а когда эти земли завоёвывали московские государи, это называется «освобождением», хотя до этого они Москве никогда не принадлежали.
Выдуманным «русским людям» IX-XII веков в учебниках противостоят анонимные «литовцы», «поляки», «венгры» и «половцы». Таким способом в сознание школьников и студентов вдалбливается лживая картина вечного противостояния «русского народа иноплеменным агрессорам. Начисто игнорируется тот факт, что в Польше существовало несколько враждующих друг с другом княжеств, а в половецкой степи – несколько соперничающих кланов; что русские князья часто роднились и с польскими и венгерскими королями и князьями, и с половецкими ханами; что русские князья, воюя друг с другом, постоянно приводили на Русь своих польских, венгерских и половецких родственников и свойственников, а те, в свою очередь, опирались на русскую родню в войнах со своими соотечественниками.
Ещё одним примером терминологического фокуса служит использование термина «крепостное право». И для России, и для Европы оно объявляется элементом «феодально-крепостнических отношений». Но если в Европе прикрепление крестьян к земле в самом деле носило феодальный характер, то в России крепостное право было совершенно равнозначно рабовладению; современники именно так его понимали, и крепостных крестьян так и звали рабами. Прикрепление крестьян к земле в России означало лишь то, что крестьянину запрещалось по своей воле оставлять надел. Что до помещиков, то они постоянно  покупали и продавали крестьян без земли, а миллионы крепостных были лишены земельных наделов и превращены в домашних рабов – точно так же, как в Древней Греции или в Риме.

И, наконец, умолчания.

Основным, наиболее удобным и широко применяемым  способом исторического вранья является, безусловно, умолчание. Оно применяется и, так сказать, в чистом виде, и в комплекте с другими видами вранья.
В странах Запада (особенно у англосаксов) прямое враньё не в ходу  Голсуорси, сделавший своих Форсайтов символом британской буржуазии, которую очень не любил, признавал тем не менее, что ложь Форсайтам даётся с трудом. Другое дело - умолчание

Только во второй половине XX века на Западе начался процесс анализа замалчиваний и пропусков  в истории, считавшейся объективной.
Ситуация во Франции во время немецкой оккупации 1940-1945 гг. долгое время находилось вне поля зрения авторов учебников истории. Упоминавшийся выше Марк Фкрро пишет: «Юным французам в 1958 г., представляя вторую мировую войну, забывали рассказать о коллаборационизме, о Виши, о Петене». Но ближайшим прошлым дело не ограничивалось. Так, ««брачный союз» с Бретанью оказался насильственным. Корсику пришлось усмирять после того, как она была «куплена». Замалчивалось и то, каким образом Тулузское графство было присоединено к королевскому домену, как свободная Каталония в 1793 г. была ограничена запиренейской частью». 
Из российских учебников истории вы не узнаете:
– что Владимирский князь Ярослав Всеволодович по собственному почину  приехал в становище монголов с обритыми в знак покорности головой и подбородком и привёз им огромную дань, за что был ими рукоположен в Великие князья;
– что его сын, святой благоверный князь Александр Ярославич Невский, победитель шведов и немцев, подавляя антимонгольское восстание в Новгороде, отрезал повстанцам носы и выжигая глаза;
- что Мамай, с которым разобрался на Куликовом поле Дмитрий Иванович Донской, был не ханом, а узурпатором, а при приближении законного хана Тохтамыша Дмитрий сбежал, бросив Москву на разорение монголам, за что вскоре получил от Тохтамыша ярлык на Великое княжение;
– что Москва добилась доминирующего положения исключительно благодаря военной поддержке татаро-монголов;
– что единственным подвигом старостихи Василисы Кожиной в Отечественной войне 1812 года было убийство ею безоружного пленного француза;
– что поводом к восстанию индийских сипаев против британских колонизаторов был введённый британцами запрет сати – ритуального сожжения вдов;
– что после Второй мировой войны, когда французское социальное законодательство было распространено на Французскую Западную Африку; тамошние  мусульмане на пособие многодетным покупали новых жён, рожали новых детей и  требовали увеличения пособия; это и стало одной из причин освобождения – то ли африканцев от французских колонизаторов, то ли французов от лишнего финансового бремени,
и много чего другого…

Впрочем, прямое враньё тоже никуда не делось Напротив, в некоторых вопросах оно усилилось, совершенствуя формулировки. 

В институтском учебнике истории СССР, изданная в 1941 году под редакцией Пичета, Тихомирова и Шестакова, роль норманнов в основании Киевской Руси сформулирована в соответствии с исторической истиной: «Варяжские князья (конунги) захватывали в свои руки власть в центральных районах страны и собирали дань с окрестного населения, которое сохраняло своих племенных князей».
А вот как эта роль представлена в аналогичном учебнике 1974 года под редакцией проф. Кабанова и проф. Мавродина: «Варяги на Руси выступают в качестве купцов, воинов-наёмников, посланцев русских князей. Правда, кое-где (!) находившиеся на службе у русских князей варяжские наёмники захватывали власть в городах Руси и сажали в них своих вождей (ярлов), но подавляющее большинство их (!) служит русским князьям и смешивается с восточнославянской дружинной верхушкой, растворяется в её среде». 
Доктор исторических наук, профессор исторического факультета Ленинградского госуниверситета, заслуженный деятель науки РСФСР Владимир Васильевич Мавродин (1908-1987), написавший этот текст, получил хорошее образование. Он не мог не знать, что никаких «русских князей», которым якобы служили норманны, в IX-X веках, во ,времена Рюрика и Олега, не существовало; что вообще норманнских конунгов (всё-таки конунгов, а не ярлов) на Руси того времени можно пересчитать по пальцам двух рук, и то с учётом сыновей Аскольда и Дира, упоминаемых в «Гази Барадж тарихы», так что говорить о «подавляющем большинстве» довольно смешно; и что, наконец, конунгам вовсе не требовалось, чтобы их кто-то «сажал» – на то они были и конунги, чтобы сами садиться.

Вообще не найти, наверное, более ярких примеров всех видов исторического вранья, чем в дискуссиях о роли варягов в образовании Киевской Руси. Когда в 1844 году профессор Погодин предложил молодому С. М. Соловьёву выбрать темой магистерской диссертации варягов-русь, тот отказался, поскольку считал вопрос закрытым. На что францущы националисты, но им не приходит в головы опровергать тот факт, что само имя Франции происходит от названия германского племени франков. У нас же со времён Соловьёва прошло почти сто восемьдесят лет, но и по сей день в учебниках истории упоминают «пресловутую теорию норманизма», обвиняя её в отсутствии патриотизма. 

В странах Запада после революционных событий 1968 года в преподавании истории произошли большие изменения.
С одной стороны, в Европе детей теперь учат самостоятельно разбираться в том, что из себя представлял рыцарский турнир и почему во Франции XV и XVI века называют Возрождением. С другой стороны, изменившаяся общественная атмосфера заставляет преподавателей и авторов учебников делать вид, что цивилизации хуту, масаев, пуштунов или туркменов ничем не уступают британской или французской.

В целом же о преподавании истории на Западе Ниал Фергюсон в 2010 году высказался очень пессимистически:
«У меня твёрдое впечатление, что наши современники мало обращаются к покойникам. Я гляжу, как растут трое моих детей, и мне кажется, что они знают историю хуже, чем я в их возрасте, – но не потому, что у них плохие учителя, а из-за плохих учебников и еще худших экзаменов. Когда я наблюдал за течением финансового кризиса, я понял, что это тенденция: лишь горстка сотрудников западных банков и министерств финансов имеет сравнительно ясное представление о Великой депрессии (1929–1933). Уже около 30 лет в западных школах и университетах дают гуманитарное образование, не предполагающее знания истории.  Школьники и студенты изучают “модули”, а не исторический нарратив, тем более не хронологию. Их учат шаблонному анализу выдержек из документов, а не умению читать много и быстро. От них ждут сочувствия воображаемым римским центурионам или жертвам Холокоста, а не рассуждений о том, почему и как те попали в соответствующие обстоятельства».

В остальных странах, кажется, мало что изменилось. Арабским школьникам и студентам по-прежнему говорят, что культуру в отсталую Европу принесли арабы. Иранцам сообщают, что их предки создали великую империю, когда арабы были дикарями. В Индии рассказывают о высокой духовности древних индусов, основанной на Ведах и брахманизме. И т. д., и т. п.
                ****
Сам я учился давно. Возможно, в нашей стране учебники истории сейчас избавились и от умолчаний, и от всех прочих видов вранья. Об этом уже судить не мне.