Сезон лучезарной Тьмы II или Зыбкость бытия

     Дубль 1А/17Щ частного инспектора Глыбалича вежливо поздоровался с выключателем и, довольно хмыкнув, ощерился. Выключатель равнодушно кивнул ему  своим хрыпиком  и прокуныкал: «Я больше не работаю у Глыбалича, я испортился!» «Жбаньк твою в пырку… - подумал Дубль, - опять придется спать в темноте». Он вошел вглубь, с досады достал бутылку Шабберы и, защелкнув набегмольный бжиглитель, подвесился к потолку, забыв даже снять шляпу. Он уже почти совсем засыпал, как вдруг легонько скрипнула крикень и вошла одна его знакомая галлюцинация. Кокетливо покачивая своими крупными беллами, она вспорхнула ему на плечо, но сегодня Дублю было не до галлюцинаций, у него был тяжелый день, компания шефа, и сегодня не продвинулись ни на слюм, вот уже четвертый сейндгор они не могут нащупать ниточку, ведущую их к таинственной   шумахери.
               
     Тут засветилось окошко мигеля и показалась взволнованная хряпа Глыбалича. «Где ты так долго бункался? Все наши уже бжикнули в ромб «Г», там какая-то Зыба пыталась развязать ниточку, лягуй туда немедленно, я там буду через несколько десятков лед» - сказал Глыбалич и повесил курадбу. Дубль мгновенно стряхнул с плеча притихшую галлюцинацию и побжикал к своему самолягелю. Не успел он сесть, как чьи-то сильные бегмоли сдавили его гипертруду. Еще мгновение, и Дубль, обесхряпленный свалилися на мягкий вяжель, заливая его жидким герипоном….

***
     Был тихий погожий грынь. Уа-Пок прогуливался по мягкому вяжелю, искрящемуся от только что выпавшего гмыза; лишь легкое дуновение мелиза ласкало молчаливое затишье. Вдург из-за угла выбжикнула молодая симпатичная галлюцинация. Пролягивая мимо, она задела Уа-Пока и тут же с кокетливым грохотом рассыпалась в извинениях. Уа-Пок заглянул в ее прелестную хряпу и завибрировал. Галлюцинация вибрирнула ему в ответ какую-то милую чепуху, но с другой амплитудой. Чувство предосторожности не позволяло ей вступить в резонанс с первым встречным, хотя другое чувство говорило ей, что это и есть та самая «зугерля с первого хлюпа». Уа-Пок, задыхаясь, с жаром приближался к ее амплитуде, но та легонько сдвинула фазу. Уа-Пока это ничуть не смутило, и он только повысил режим фазонирования. Галлюцинация постепенно сбрасывала реастировение, одновременно подключая все большие и больше напряжения к зугерлиарным блокам купидарного сладострирования. И вот, когда все уже было на склызи, из-за угла вдруг выскочила разъяренная Зыба. Галлюцинация ухнула и исчезла, обдав Уа-Пока выхряпным лигестреном. Уа-Пок в гневе бросился на Зыбу и, обесхряпленный, свалился на мягкий вяжель, заливая его жидким герипоном.

***
     Глыбалич примчался в ромбиальный пост «Г». На полу лежал обесхряпленный дежурный в луже слегка загустевшего герипона. «Почему все так странно и непонятно?» - неотвязно крутилось в голове Глыбалича, пока он прогуливался по ромбиальному посту и машинально прислушивался к хрусту кристалликов герипона под ногами. Тут за дверью послышались шаги, сопровождающиеся каким-то странным цоканьем. Глыбалич мгновенно бросился к двери и защелкнул блокировку. Многотонная громада двери задрожала и, словно насытившийся своей жертвой эмбрион, отпала, за ней стоял Глыбалич.
 
«Опять голографический клон» - сокрушенно ужаснулся Глыбалич и молниеносно сделал шмазь всеобщую своему двойнику, от чего тот скукожился и безвольно опал грудой тряпья, из-под которой вытекла черная струйка псевдогерипона, источая едкий запах креозота. Его издерганный мозг преследовала одна  неотвязная мысль: «Почему все так странно и непонятно?» Он с головой погрузился в бандиглерии, совсем забыв, где находится….


***
     На нем был серый волосатый пиджак и крупные голубые уши. Его золотисто-карие, с хрустцой глаза смотрели грустно и нежно, и казалось, будто их обладатель находится где-то далеко-далеко за пределами своей бренной оболочки, которая бесконечно усталая блуждала в лабиринтах версий бандиглерий, догадок, короче, была скована сильнейшей стибикренью. Подойдя к зеленому сейфу, испещренному им чертиками в минуты творческих экстазов, он открыл дверцу и извлек  бутылку забывона. Достав из  служебного кармана свой добрый старый горлосек, он откупорил пневмоклапан, и, не сдерживая более томление в груди, припал к ней. Забывон мягким одеялом окутал уплывающее сознание и, не в силах более стоять, он лег. В утомленном сознании светлыми искорками роились воспоминания о тех временах, когда фортуна любила его, и он отвечал ей тем же. Они купили себе маленькое ранчо на берегу голубого озера и были там счастливы целый день, а утром, когда ночь выплакала росой всю грусть по ушедшему дню, он сказал: «Либо я – либо колесо» - и ушел, забыв даже хлопнуть дверью. С тех пор все и началось. Неудачи его преследовали на каждом шагу, и только профессионализм и непревзойденное чутье спасали  даже в самых безвыходных ситуациях.

***
     Между тем Зыба оставалась неуловимой, не смотря на то, что Глыбалич шел за ней по следу уже четвертый сейндгор.  Когда уже казалось, что баста, ей  не уйти, она исчезала, оставив после себя лишь едкий запах креозота и случайных обесхряпленных прохожих. Чутье подсказывало, что она ускользает каким-то непостижимым образом, и, что особенно удручало,  он шел по ее следу давно и небезуспешно, но каждый раз в последний момент она исчезала тогда, когда  казалось, что она попалась. В его мозгу постоянно строилось множество версий, но ни одна из них не объясняла всего, пока, наконец, не появилась совершенно бредовая, что она прячется где-то в других реальностях. Переходы из одной реальности в другую ему давались с большим трудом, но все же давались, ценой креозотных отравлений, тошноты и головной боли. Однако  это уже не  останавливало Глыбалича. Он, как старая ищейка, напав на след, уже не мог остановиться, чего бы ему это не стоило.  Он упорно шел по следу, ведомый запахом креозота, герипона и феноменальным  чутьем.

     Она всегда ускользала в последний момент, оставив после себя лишь обесхряпленных индивидов. Совершенно бредовая мысль о том, что она сама творит новые реальности для того чтобы в них скрываться, как ни странно, объясняло все, как будто  все ставило  на  место. Но этого же не может быть! Тем более что реальности становятся все более и более бредовыми! Безумие ему показалось вполне подходящим для этой гонки словом. Но, может быть, в безумии и таится отгадка, мотив и череда бессмысленных, несвязанных между собой убийств? Он не ел уже дня три и  страшно захотел вареную луковицу, но где ж ее взять в этом лабиринте безумных реальностей? «Crazy, crazy» - это слово вмещало в себя все то, во что вляпался Глыбалич вот уже четвертый сейндгор, и не может выбраться, пока не настигнет цель своего преследования….

***
«Мы, мозглы, мозговитый народ - думал Пиндох, почесывая пухлые бромсы и глядя на четыре луны, выстраивающие на небе очередную комбинацию. -  Только мы способны не только упиваться красотами мира, но и описывать эти красоты, воспевать их в балладах и гимнах».

     Коконы уже висели на деревьях, как это происходит  с незапамятных времен. Мозглы из года в год, следуя указаниям неба, четырех лун и внутреннему провидению, делают свою работу по обеспечению священных деревьев Су биоматериалом, необходимым для могущественной матери Орбан.
 
     Он оглядел аккуратные коконы, висящие вокруг вигвама, и удовлетворенно поковырял в  спутанных патлах, ушах и носу. Откуда ни возьмись, а точнее, прямо перед ним возникла какая-то Зыба. Переливаясь и меняя границы, она стремительно и как-то боком прошкандыбала мимо застывшего в испуге Пиндоха, подскочила к первому попавшемуся кокону и, выкинув из его еще не застывшей волокнистой структуры какого-то уснувшего мозгла, спряталась в нем. Сок дерева обильно проступил на ветках, и его капли начали пропитывать коконы с шипением и дымом. На глазах они каменели и становились непроницаемыми как броня динозавра.
 
    Не в силах даже пошевелиться, Пиндох оторопело глядел на свершившийся акт вандализма. Через минуту также из воздуха и облака сизого дыма показался какой-то тип, диковинно одетый  и отдаленно напоминающий обычного мозгла. Но что-то говорило Пиндоху, что это вовсе не мозгл. Незнакомец оторопело оглядывался, и было ощущение, что он  этот прекрасный и привычный для Пиндоха мир видит впервые и все ему удивительно: и деревья, и коконы и луны. Наконец его взгляд сфокусировался на Пиндохе, и он устремился к нему, путаясь в полах длинного балахона. Пиндох испуганно бросил мотыгу, которой он окучивал грядки ползучей мамлеи, и разогнул согбенную спину. Незнакомец ткнул ему в нос какую-то невиданную кокарду и зашептал на телескрите о том, что он, Пиндох, обязан отвечать на любые его вопросы, иначе он понесет ответственность. Что за ответственность и куда ее надо отнести, Пиндох так и не понял.

     Пиндох ничего из сказанного не понял, но в его голове отчетливо всплыло значение и смысл.

- Вопрос первый – прошептал Глыбалич. (Это был, конечно, он, измученный, усталый, в облеванном плаще, но вечно идущий по следу за вечно ускользающей таинственной Зыбой.)  – Видел ли ты, абориген, что либо необычное здесь и сейчас?

- Да, конечно! – воскликнул Пиндох. – Четыре луны превратились в крест, и приближается животворение!!!

- Да нет, - разочарованно воскликнул Глыбалич, - это чудо вы наблюдаете каждый год. А вот, что-то неожиданное?

     Пиндох  задумался и морщины на его лбу проступили отчетливее сквозь седую щетину, на носу выступила синяя испарина. Глыбалич нервно постукивал  тростью по земле в ожидании ответа. Он слышал как в заскорузлом мозгу аборигена натужно крутятся шестеренки.

- Энн, паршивец, вчера взлетел над верхушками дерева Су, и не разбился….

- Да нет, не то! – нервно задергался Глыбалич в своем облеванном балахоне и, сняв темные очки-консервы, устремил взор своих золотисто-карих, с хрустцой глаз прямо в водянистые глаза-бельма Пиндоха. Тот конвульсивно дернулся и застыл, пригвожденный гипновзглядом инспектора.

     Наклонившись,пахнув диковинным для Пиндоха зловоньем вареного лука, он выключил его сознание и занялся сканированием  оперативной памяти. Фрагмент с появлением Зыбы из сизого облака гиперпространства и исчезновение в коконе он увидел почти сразу и все понял.

- И-е-с-с-с! – воскликнул Глыбалич и огляделся, отпустив застывшего Пиндоха, который как тряпка повалился на бок и жадно задышал.

     На дереве Су  было около десятка одинаковых коконов. Глыбалич слегка растерялся и, включив сознание Пиндоха,  яростно спросил:
 
- В какой из коконов спряталась эта сволочь, выбросив твоего собрата?

     Пиндох с готовностью закивал и показал на кокон, похожий как две капли воды на остальные.

- Точно?

- Точно так,  – закивал Пиндох, затравленно глядя на заблеванный плащ Глыбалича.
 
     Он недоверчиво обошел несколько коконов, прислушиваясь к исходящим изнутри вибрациям и звукам, и, убедившись, что тот самый кокон беззвучен и неподвижен, спросил, как его вскрыть. Пиндох сказал, что после пропитки соком Су это невозможно до следующего луностояния.
 
- Ладно, так даже лучше, - подумал Глыбалич, вспомнив про изворотливость Зыбы уже четвертый сейндгор. Вызвав служебный манипулятор, он аккуратно снял кокон с дерева и отправил его через нуль-транспортировку прямо в участок, а сам решил прогуляться обратным маршрутом через все бредовые реальности, как он про себя их окрестил.


***
     Добравшись до своего участка и съев по дороге еще две  луковицы, он открыл крикень в свой кабинет и нос к носу столкнулся с субстанцией, как две капли воды похожей на его Зыбу.

- Не пугайтесь, инспектор, - произнесла Зыба, отчетливо впечатав каждое слово в мозгу Глыбалича,  – я – ваш коллега, инспектор Монос.

-Чем могу служить? – слегка оторопев, отозвался Глыбалич, по-прежнему прокручивая в голове все варианты изворотливости Зыбы, за которой он охотится четвертый сейндгор.

Монос слегка передернулся от запаха вареного лука, от которого гаснут галактики, как ему показалось, и произнес, что он санитарный инспектор созвездия Пси, и вот уже четвертый сейндгор ловят свою подопечную Зыбу, страдающую опасным заболеванием агрессией недержания псевдореальностей. Этот понос уже изрядно засорил созвездия Пси и давно угрожал соседям. Ее недуг зашел слишком далеко, тем более, что она сбежала из лечебницы и наломала дров в созведии Пси, прежде чем попала в поле зрения ваших органов правосудия. 

- Мы бы ее давно нашли и поместили в психиатрическую лечебницу, но то, что она скрылась на вашей части Галактики, не ожидали.
 
     Глыбалич снял очки-консервы и пронзительно посмотрел своими золотисто-карими в огромные очи-блюдца Монса, но тот успокаивающе парировал и произнес:
- Нет, нет, коллега, я в полном порядке, не беспокойтесь, а нашу заблудшую фантазерку мы заберем, куда следует. Я Вам сейчас покажу.

     Глыбалич сразу увидел внутренним взором, как неубиваемый кокон бережно помещают в космолет и облегченно вздохнул.

- Она нам здорово спутала карты и устроила полный переполох, - хрипло произнес он первую попавшуюся фразу вежливости.

- Может быть, теперь закончится этот кошмар – гонки с преследованием по пересеченным реальностям в стиле «crazy»… - подумалось измученному Глыбаличу.

     Уже по-дружески, как коллеги и друзья, он обнялся с Моносом и, пожелал ему удачной дороги в свое созвездие Пси. Попрощавшись, он  устремился в свою квартирку, неухоженную и пропыленную, совсем забытую от слишком частых служебных отлучек из-за этой измучившей его Зыбы.

     Защелкнув набегмольный бжиглитель, он подвесился к потолку, забыв даже снять очки и шляпу. Его мозг, наконец, сбросил с себя груз бесконечных эпизодов погони и преследования. В усталом сознании калейдоскопом вспыхивали картины безумных псевдомиров этой шальной Зыбы. Вдруг, с пронзительной ясностью в его голове всплыл вопрос: «А наш-то душный мирок какая безумная сволочь придумала и никак не закроет?» Он уснул и ему снились зыбы, бегающие по лужайке с шилом и прокалывающие со смехом мыльные пузыри глупых реальностей.