Иван Павлов Онтогенез личности советского человека

Названный  Иваном Павловым – образ гражданина России и Советского Союза – создан нами используя рукописи одного конкретного человека, коммуниста, личности незаурядной, но отнюдь не исключительной. В этих рукописях отражено восприятие социальных и экономических процессов такого человека. Изученные нами тексты содержат этнографические описания, ценные для выявления природы разделения труда, мотиваций и устремлений людей из народа первой половины двадцатого века. Они позволяют в частности охарактеризовать образ мышления и деятельность в революционную эпоху людей, предки которых были нередко крепостными. Иван Павлов для нас не только свидетель-наблюдатель, он – действующее лицо событий советской  эпохи России.

Понятие личности

Выбирая объектом анализа личность Ивана Павлова, мы думаем, безусловно, о лице вполне конкретном, со своей историей, друзьями, профессиональной и общественной деятельностью. Однако понятие «личность» полисемантично и мы рассматриваем данную не только как комплекс индивидуальных черт и социальных ролей, но и как свойство общества, хранящее историческую информацию о ценностях жизни то есть комплекс общих моральных характеристик, сконцентрированных в этом лице. Эти черты формируются в процессе взаимодействия, непосредственного или опосредованного, между этим лицом и другими лицами, сделав его субъектом воспитани, труда и взаимодействия.
Иван Павлов интересует нас не сам по себе, но как «элементарная частица» класса, политической и профессиональной группы, являющаяся само-воспроизводимой частицей этой группы общества. Такой подход к понятию личности является подходом социальной психологии, начало которой связано с именем Льва Выготского и, согласно которой, интрапсихологические процессы индивида формируются на основе интерпсихологических, то есть межличностных и социальных процессов. Этот механизм развития психики формируется через ассимиляцию индивидом в своей деятельности культурных и социальных артефактов, сложившихся исторически. Затем формы деятельности и ассимилированные сигнальные системы трансформируются во внутренние процессы личности. Таким образом, внешняя по отношению к индивиду и его внутренняя природы оказываются связанными исторически и функционально.

Процесс социализации двоенаправлен: индивидуум ассимилирует стандарты данного общественного сознания, и, напротив, некоторые идеи индивида становятся достоянием его окружения, а иногда и всеобщим достоянием. При этом взаимодействии индивидуальное сознание противостоит сознанию коллективному. Из этого противостояния рождается потенциал (сила), который способствует дифференциации поступков лиц, без этого квази-идентичных, и их положению в обществе. Именно выявление связи между факторами определяющими сознание и факторами, объясняющими мотивацию деятельности интересует нас при исследовании истории советского общества.

Социальная психология учит нас начинать анализ с выяснения того, в какой мере персонаж, Иван Павлов, со своими видами деятельности, является представителем социальных сил эпохи революции в России, строительства социализма и войн характеризовавших ХХ век. Затем необходимо попытаться установить как собственные черты характера (отвага или дерзость, в его случае) содействуют мобилизации очень разнородных общественных отношений, воплощенных в его сознании, для действий в конкретном направлении.
Эти черты, не являются ли противодействующими детерминизму в его судьбе?

Этапы жизни Ивана Павлова

Иван Павлов – ровесник ХХ-го века, он родился в Санкт-Петербурге в январе 1901 года в портновской семье. У него было две младших сестры. С шести до тринадцати лет он учился в начальной и средней школе в Санкт-Петербурге. В 1909 году его отец оставил семью: с этого времени и до 1917 года дети воспитывались матерью и дядей. В 18 лет Иван Павлов становится учителем сельской школы и вступает в Российскую коммунистическую партию большевиков. Между 1920 и 1928 он – солдат, а затем офицер Красной Армии, партийный инструктор. С 1928 по 1934 Иван Павлов – студент и аспирант строительного факультета Ленинградского политехнического института. Между 1934-м и 1939-м годами И. Павлов работает во Владивостоке, служит в инженерных войсках в звании подполковника. В конце своей профессиональной карьеры, между 1940-м и 1955 годами он преподает в Ленинградском Инженерно-строительном институте. Он ветеран двух войн (Гражданской войны 1918-1924 и Отечественной 1941-1945), кадровый офицер Красной, а затем Советской Армии. С 1956 года до конца своей жизни (он скончался в 1987 году) Иван Павлов – общественный лектор по вопросам международной политики. В эти годы он написал свои воспоминания, а также вел записные книжки.
Ближайшее окружение

О его происхождении мы знаем достаточно много, Иван Павлов регулярно возвращается к этому сюжету в своих воспоминаниях.

Дед и бабка мои, равно как и мои родители были безграмотны. Дед Артемий вместо своей фамилии в редчайших случаях, когда это было надо, против своей фамилии ставил «крест». Отец же и мать, хоть и с трудом, но все же выводили свою фамилию, так как отец ходил все же в школу целых шесть месяцев, а мать – всего три недели. Оба они были отданы в обучение протяжному ремеслу к одному и тому же хозяину.
Говорить о какой-либо культуре моих родителей нельзя, равно как и об окружавших их людей. И все же сметливость помогла им научиться читать и кое-как писать и считать. Об их бескультурье говорит хотя бы такая черта нашей жизни в ту пору – обедали и ужинали мы, хлебая щи или кашу из общей для всех чашки. Представления о том, что существуют такие спальные принадлежности как наволочки, простыни и пододеяльники никто не имел. Спали мы на «сенниках», набитых стружкой, которую брали у лавочников продававших яйца. Жили бедно и грязно. В квартире из двух комнат и кухни, на Красносельской улице Санкт Петербурга в нижнем этаже только что построенного дома, наша семья своим дыханием осушала стены и промокшие от сырости обои. Сверх членов нашей семьи в квартире обитало множество насекомых: вшей, блох, клопов и тараканов. Мать, выискивая в моей голове или в рубахе вшей, говорила «Ты, Ваня, будешь или нищим или богачом, уж очень много у тебя этой живности».
Характеры моих родителей были буквально противоположными. Следуя по пути матери, я бы превратился в прижимистого ханжу, человеконенавистника и мелкой души стяжателя. Да что же можно было спросить с моей матери. По её мнению все от бога, живи оторвано от других и помни, что все, живущие вокруг тебя, норовят одно – как бы разжиться за твой счет. Работай в поте лица, никого к своему сердцу и душе не подпускай и будешь ты сыт, и уважаем другими.
Отец был человек общительный и не лишенный здравого смысла, он легко обходился с окружающими его людьми и пользовался с их стороны уважением. Он, так же, как и мать, считал, что только трудом можно прожить, хотя иногда и был не прочь заработать и на «левой стороне». В отличие от матери, он не верил в бога, презирал попов и, несмотря на необразованность, был достаточно начитан. Он обладал большой памятью, читал газеты, почти дословно пересказывал ранее прочтенные и понравившиеся ему рассказы и истории. Он рассказывал их случайно и редко заходившим к нам гостям, и в трактире, где около него собирался небольшой кружок его почитателей.
С матерью я споров вести не мог. С пеленок я был приучен, что разговор с ней был короток... пощечина и заявление «Твое дело молчать, слушать и не возражать, когда говорит мать». Она полагала, что жесткость в обращении в детьми совершенно необходима. Порка, пощечины и подзатыльники за малейшую провинность с моей стороны были обычным явлением. Посаженное на рубаху или штаны пятно, а не дай бог уронить и развить чашку – тут уж мне не миновать порки ремнем от ножной швейной машины…
С отцом было вольготнее. Он не относился ко мне, как к своим случайным знакомым, но по какой-то, может быть, отцовской, причине частенько ставил меня в глупое положение. Глупое, потому, что я не мог ничего сказать ему, а ему доставляло некоторое удовлетворение наблюдать, как я барахтаюсь, беспомощно подыскивая слова и понятия, которые могли бы опровергнуть его.
Жизнь не радовала нашу семью. Хотя отец и мать имели свою портновскую мастерскую по изготовлению женских пальто, костюмов и юбок, жили мы исключительно бедно. Бывали дни, когда мы ели один хлеб, и родители не знали заранее, будет ли он на следующий день. Надо иметь в виду, что портняжное ремесло было ремеслом сезонным. Заказы на пошивку поступали только в весенние дни: апрель, май и первая половина июня, потом работа прекращалась, и на все летние дни вся семья переезжала на родину отца в деревню. Возвращались в Петербург к октябрю месяцу, к сезону работы, который длился до Рождества, снова прерывался и возобновлялся перед Пасхой. Я это пишу отнюдь не для того, чтобы драматизировать условия моей жизни: Жили кое-где и похуже!

Эндогенные и экзогенные черты характера

Перечисленные факторы ближайшего окружения, определяющие человеческий и культурный потенциал, даже если бы они были использованы с максимальной отдачей, не дают оснований предвосхитить разрыв Ивана Павлова с социальной группой, которая формирует его личность. Более того, эти факторы должны были лишить его малейшего шанса вырваться за рамки своего круга. Но, во-первых, Иван не достигает высшей ступени возможностей, которые предлагает ему его социальная группа и далек от этого. Он не вовлекается ни в швейное производство, чтобы следовать по стопам родителей, ни в фотографию, ни в кино, хотя, окружен даровитыми родственниками: ремесленниками-самоучками. Он мог бы в других обстоятельствах развиваться, опираясь на такие основы, в сторону нового искусства. Ведь произведения, созданные яркими представителями его поколения в Советской России, вошли в историю мирового искусства и продолжают волновать нас.
Во-вторых, жизнь Ивана Павлова основана на новой системе ценностей, также социально детерминированных. Он оказывается в пространстве, где действуют две силы: одна – распространяемая аристократической средой, стремящейся сохранить господствующие позиции в экономической, политической и художественной деятельности, другая порождена развитием технических и научных навыков в промышленности, нуждающимся в притоке новых созидательных сил из-за нехватки их среди представителей первой категории образованных людей. Иван Павлов максимально использует свои «наследственные» таланты, в частности, талант рассказчика, на пути, который открывается для всех в процессе становления всеобщего  образования, и именно в тот момент, когда он ищет свой собственный путь.

В то дореволюционное время существовало несколько видов среднего образования. Одним из них была гимназия. Как система среднего образования гимназия появилась в России в начале Х1Х века для детей дворян и помещиков. Гимназические программы имели языковый наклон и почти не имели естественных наук. Гимназия давала прямой путь к поступлению в университет, и она была защищена целым рядом положений, традиций, и особенно ценой за обучение, от проникновения в нее «кухаркиных детей». Однако, жизнь брала свое. Развитие капитализма в России потребовало большего количества грамотных людей, и не только грамотных, но и с хорошей математической подготовкой, с умением разбираться в естественных науках, с понятием о счетоводстве и бухгалтерии. Так были открыты реальные и коммерческие училища. Реальные училища имели тот же срок обучения, как и гимназии. Окончившие их имели право занимать не только должности чиновника почтового ведомства – голубая мечта моей матери – но позволяли держать экзамены в высшие технические заведения.

Можно сказать, что при равной талантливости, люди образованные, как Иван Павлов, располагающие к тому же наибольшей социальной поддержкой со стороны нарождающегося рабочего класса, вырываются вперед. К тому же, человек, наилучшим образом подготовленный к тому, чтобы занять определенную позицию, хотя бы в силу того, что другие из его группы совсем не готовы занять её, человек в согласии с идеологией и с требованиями революционных классов (здесь с точки зрения технологической революции), имеет реальные преимущества.
В 1918, в момент, наиболее трудный для молодой революционной России из-за гражданской войны, растерянный и голодный Иван Павлов, имея за душой восемь лет учебы, становится учителем в исключительно экстраординарных обстоятельствах. Он пишет:

Я получил следующую инструкцию: «Вот, Ванюша, Советская власть назначает тебя учителем. Без Советской власти учителем тебе бы не быть. Все учителки в нашей волости – поповские дочки позаканчивали гимназии и семинарии. Спасибо, что хоть ребят учат грамоте. Нам же нужно, чтобы учитель помог созданию комитетов бедноты, читал и разъяснял, что пишут «Правда», «Известия» и «Беднота», помогал проводить продразверстку, бороться с дезертирами и уклоняющимися от службы в Красной Армии. Но это в общем, а ты пока займись ликвидацией неграмотности среди взрослых, а также газетами. Потом по мере надобности будешь помогать Советской власти в остальных делах».

Его аттестата об окончании обучения в «реальном» училище достаточно для изменения социального статуса. Он пишет в своих мемуарах:

В свои восемнадцать лет, я, по деревенским меркам, уже находился в пред-жениховском возрасте, то есть в том возрасте, когда уже начинают засматриваться на девок и начинают выбирать какую-либо из них себе под пару. В деревне, где я начал работать, я понял, что ни парень, ни девка никогда не задаются несбыточными мечтами, не подбирают себе пары, которую можно охарактеризовать как неровня. Неровня – этим словом объяснялось все. В этом наблюдалось какое-то социальное расслоение. Я, с точки зрения деревенских жителей, был нищий. У меня не было надела земли и ничего из живности. Исходя из этого, я не был ровен ни одной девке в деревне. Но я был «образован», а это многое меняло. Ни одного, более образованного, чем я, в деревне не было. Вот почему людская молва решила, что ровней мне может быть дочка деревенского воротилы Кириллы Соколова – Аннушка, а не какая-нибудь Анька, в которых ходили все остальные деревенские Анны. И, следуя молве, как будто по поверью: «Глас народа – глас божий», она, то есть Аннушка, решила, что мы созданы друг для друга. Мы воспылали друг к другу нежными чувствами: были счастливы, если удавалось пройти несколько шагов, взявшись за руки, или посидеть рядом на бревнах на улице, или у них в саду.

В-третьих, Иван Павлов оказывается в великой социальной революции, не чувствуя её наступления. Об октябрьских событиях в Петрограде он узнает лишь месяц спустя.

В конце ноября разнесся слух о захвате власти в Питере большевиками, о начавшемся в городе голоде и о спасающихся от этих опасностей горожанах. Первые сведения о большевиках я узнал от заходивших к нам в Питере солдат и из читаемого матерью бульварного листка «Петроградский листок», который, наряду с бесконечными продолжениями какого-то романа какой-то княжны Бевутовой, преподносил и «шпионские» злодеяния большевиков. Как солдатские новости, так и бульварные сообщения «Листка» были наивны, но и они воспринимались матерью, как светопреставление. Я же понимал это на свой лад. Видел, что рушится тот порядок, которым жил я и все окружающие меня. Жалеть мне было нечего, а надеяться на что-то лучшее я не мог, так как не знал, что можно жить лучше нашему брату. А ведь о другой жизни, хотя и туманной, необычной говорили большевики.

Пути развития и трансформации личности.

Октябрьская революция в России не только плод деятельности униженных, но и детище людей, обладающих громадным культурным капиталом, стремящихся к достижению вершин и не допускающих никаких компромиссов с царизмом. Иван Павлов не из их числа, но мечтает быть, как они.

Когда мне было 22-23 года, я встретил людей, всерьез читающих стихи. От них я услышал о Сергее Есенине, Александре Блоке, Валерии Брюсове, Иосифе Уткине и других совершенно неизвестных мне в ту пору поэтах. Я стал завидовать более эрудированным товарищам, стал тянуться за ними, и «таинство» декламации с трудом постепенно стало раскрываться мне.

Иван учится полемизировать на сложные темы, он очень много читает. «Я прочитал, по меньшей мере, три вагона книг в моей жизни», – любил говорить он. Дискуссии и чтение трансформировали его личность. Вот история имен его сыновей, выразительно иллюстрирующая этот процесс.

Первый, родившийся в 1926 году, был назван Владиленом – сокращение от Владимир Ленин. Своему второму сыну он дал космополитическое имя, неприемлемое в то время, тем более для коммуниста – Роллан. Откуда же это имя? Иван в свои тридцать шесть лет, читая, поражен, открытием неожиданного товарища, пришедшего из Франции, из далекой эпохи. Коля Брюньон, созданный Роменом Ролланом – это никому не известный ремесленник, пьянчужка, один из тех, кого Иван хорошо знал, тех, «кто не оставляет своих имен гравируемых в камне». Но Коля Брюньон отличается от известных Ивану жителей севера России, он шутник, он излучает радость созидания. Это одновременно и трагический персонаж, так как после десятилетий работы он теряет жену и дом, в то время, как война и чума опустошают его страну. И при всем том этот француз из Бургундии противопоставляет своей судьбе энергию и веселость! «Смех не мешает мне страдать, но и страдание никогда не помешает доброму французу смеяться» – заставляет говорить своего героя Ромен Роллан. Иван очень хотел бы принимать свою боль с таким же юмором, он повторяет себе слова Кола: «Борьба жестока, но бороться – удовольствие». Реплика Кола «Чем меньше я имею, тем больше я есть!», становится максимой Ивана Павлова. Так, сына, родившегося в 1936 году, Иван назвал Ролланом.

Эта «непосредственность» причинила впоследствии много хлопот и Павлу и Роллану, который в свои шестнадцать лет написал заявление в Верховный Совет с просьбой разрешить ему изменить имя.

Инициативность и ограничения, накладываемые обществом

Работа в партии в двадцатые годы разворачивается в условиях крайней раздвоенности между крестьянскими догмами, обладающими социальной и исторической силой традиции, и революционными и культурными ценностями, внедряемыми образованными людьми.

В Красной Армии партия боролась за наведение дисциплины и порядка в отношении всех и всяких умонастроений, основанных на старых традиционных, живших из поколения в поколение положениях. Эти положения нужно было расшатать, изжить и на их месте поставить новые ценности, новые положения, привить новые привычки, вдохнуть новый дух, рожденный Октябрем. Не обходилось в то время и без перегибов, в то же время совершенно оправданных. Не Фет, не Лермонтов, даже не Пушкин, а Демьян Бедный был образцом поэта. Есенин, Блок, Маяковский – были поэтами интеллигенции и воспринимались они «эстетами», которых среди красноармейцев были единицы.

Часто говорят о «долге памяти», заостряя внимание на тех эпизодах в жизни народов после братоубийственных войн, когда последующая социальная эпоха пытается уничтожить следы этого прошлого, а следующая за ней считает своим долгом их восстановить и покарать виновных за забытье. Иван Павлов пишет:

Всевозможные социальные группировки и группочки пытались распространить свое влияние на красноармейцев, в основной массе крестьян, используя утвердившиеся веками представления в головах неграмотного, богобоязненного крестьянина. Вот почему отрицание прошлого было основой основ работы коммунистов тех времен. Это прошлое нужно было не только осмеять, но и привить к нему ненависть, ненависть классовую, ненависть большевика. Очень нелегкая это была работа! Говоришь с людьми о пролетарской революции, о необходимости крепить мощь Красной Армии, о мировой революции и о задачах пролетариата, и видишь в глазах многих не только неприязнь, а ненависть.

Эпоха противоречива и личность также в некоторой степени такова. Иван Павлов представляет новый мир советской технократии, но он не становится ни героем, ни мучеником режима. Он не скрывает своих "измен", хотя может быть это и не измены, а моменты здравого взгляда на действительность. Вот две жизненные ситуации.
Первая. Одно из многочисленных собраний – дискуссия двадцатых годов о демократическом централизме в партии и о «демократии масс». Противостоят позиции Центрального комитета, с одной стороны, и троцкистов, с другой. По требованию партийного комитета полка Иван Павлов берет слово и излагает свою точку зрения.

Я выступил на собрании на половину как «аппаратчик», и на половину как троцкист. Я говорил, что ЦК – коллективный мозг партии и тот, кто посягает на его авторитет, тот становится на антипартийный путь, но с другой стороны, все же хорошо было бы и органы партийного руководства в армии сделать более демократичными. Собрание не пришло ни к какому решению, хотя и продолжалось восемь часов. Вопрос был перенесен на партактив дивизии. Политическое начальство дивизии на собрании отмалчивалось, и я выступил с предложением, чтобы избираемый на партконференциях дивизии секретарь парткомиссии, в целях демократизации армейских политических органов, назначался и заместителем начальника соответствующего политотдела. Начальство эта моя позиция в какой-то мере устраивала, и мне предложили сформулировать её письменно. Не долго думая, я эту свою точку зрения изложил на бумаге и передал в президиум собрания. Но, по прошествии некоторого времени я понял, что дал кому-то в руки документ, который в какой-то мере не соответствует официальной линии ЦК. Поэтому, когда был объявлен перерыв на перекур, я, подойдя к столу президиума, наспех сформулированную мною позицию в документе взял обратно, благо она лежала на столе среди других бумажек и записок в президиум. В результате дискуссии я оказался в какой-то мере чуть-чуть примкнувшим к оппозиции. Когда ЦК партии, получив повсеместную поддержку всей партии, приостановил на время дискуссию и начал перестановку работников, как в военном, так и в гражданском партийном аппарате, я со своим предложением уже не выступал. Я не боялся репрессий, их еще не было, да и жил я один, как перст, а перестал выступать просто потому, что убедился в их никчемности и вздорности.

Вторая. К концу гражданской войны на одном из партийных собраний полка Красной Армии Иван Павлов был награжден книгой «Хрестоматия марксизма» с надписью «Активному члену партийного коллектива полка». Этот подарок долго хранился у меня, вплоть до 1932 года, когда мною и был уничтожен. Дело в том, что в этой хрестоматии, наряду со статьями Маркса, Энгельса и Ленина, были помещены статьи Троцкого, Бухарина, Зиновьева. Хранить хрестоматию к этому времени стало опасно, и я её сжег полностью.

Таким образом, Ивану Павлову можно приписать способность вести себя, в соответствии со средой, в которой он преуспевает: он сознательно маневрирует в этой среде, ищет пути, обеспечивающие ему социальное выживание.

С момента вступления в партию в 1919 году моя работа, а с нею и вся моя жизнь значительно изменились. Я сразу же почувствовал это. Окружавшие меня стали более осторожны в разговорах, а я стал более категоричен в своих суждениях.

Есть в его облике и моральные черты труженика; так, в согласии со своей средой, он не ищет путей «оптимизации» своего рабочего времени, а с усвоенных пролетарских позиций  не встает на путь накопления материальных благ. Будучи «брошенным» революционными солдатами, неграмотными деревенскими жителями, в мир знаний, Иван Павлов стал достаточно свободным и удачливым, чтобы развить свои природные данные. Он покидает среду крестьян и ремесленников, и создает свою собственную среду инженеров и техников, с одной стороны, и профессиональных политиков, с другой.

Специфичные черты жизненного пути

Вот несколько событий из личной жизни Ивана Павлова, которые, будучи сами по себе незначительными, всякий раз изменяли траекторию его жизни, приведя его в свою уникальную и самобытную позицию в обществе.

В 1917 Иван Павлов был уволен со службы на главпочтамте, где работал на сортировке почтовой корреспонденции, по подозрению в воровстве . На первый взгляд это было трагедией, так как его служба в почтовом ведомстве была осуществлением вожделенной мечты матери. Но, если бы эта несправедливость не свершилась, Иван Павлов никогда не разыскал бы своего отца после его восьмилетнего отсутствия, не отправился бы с ним в деревню во время революции, а влачил бы жалкое существование, годами сортируя письма, отрезанный от всякой политической жизни.
Если бы он не был назначен революционными солдатами учителем в деревне, он не имел бы случая наблюдать и анализировать экономическую и социальную ситуацию в стране и, вероятно, не вступил бы в партию и не стал бы её ветераном. Первые шаги по направлению к партии – это внимательное чтение газет и споры с отцом о роли крестьянства.
В детстве, чтобы вырваться из материнского плена, он стал болтлив и резок в выражении своих мнений. К счастью он встретил старого меньшевика, который умерил его неудержимость, продемонстрировав ему то, что означал в партии большевиков принцип демократического централизма. Без этой встречи, со своей детской порывистостью и говорливостью он неминуемо соскользнул бы к троцкизму и левацкой тенденции НЭПа.
Если бы его отец в одной из бесед не высказал мысль о том, что есть люди, которые стали знамениты и заслужили авторитет в своем окружении благодаря своему красноречию, Иван Павлов не стал бы оттачивать стиль своей речи. В 1980 году Иван Павлов пишет: Еще сейчас я числюсь хорошим пропагандистом, и моя фотография вот уже лет десять висит на доске почета в Райкоме, но сказываются годы, а с ними тускнеет и моя слава хорошего агитатора – пропагандиста. Не научись я в молодости связно, а главное образно, излагать свои мысли, что само по себе развивало мою память, я бы не смог из обыкновенного посредственного инженера -строителя превратиться в 1940 году в преподавателя высшего военно-учебного заведения, а уж затем, раз назвавшись груздем и уложенный – согласно русской пословице – в корзину, я начал писать и печатался в прессе, опубликовал статьи и ухитрился даже выпустить небольшой учебник.

Началась Великая Отечественная война, офицер Иван Павлов, не имевший ни специальных военных знаний, ни специальной подготовки, не мог быть направлен на передовые линии фронтов. Поэтому он оказывается на фронте лишь дважды (На Ленинградском фронте и Центральном) и в общей сложности в течение шести месяцев. «Только» дважды он побывал в боевых условиях: один раз под бомбежкой и другой – под артиллерийским обстрелом. Но остался жив и не был ранен.

Когда позиция человека в общественной ткани оказывается как бы закрепленной за ним, он сталкивается с испытаниями связанными с необходимостью делать выбор, с действительностью взаимозаменяемости целей, с сотрудниками и их обязательствами; иначе говоря, с жизнью осуществляющейся благодаря самореализации в системе действий. Динамика успешной карьеры зависит от вероятности попадания в ту или иную страту общества и от сотрудничества, в котором каждый находит свое место и благодаря которому рождается мультипликативный эффект, обнаруживаемый в результатах общего труда. На профессиональном пути Ивана Павлова было два эпизода такого рода.
В возрасте 28 лет Иван, уже глава семейства, оказывается на одной студенческой скамье с молодыми и блестящими студентами. Он входит в состав одной из их групп и изучает «бригадным методом» профессию инженера: один за всех (то есть сдавать экзамен за группу) и все за одного.
В конце 30-х годов под большим секретом (секрет «полишинеля») и при крайней подозрительности бригада инженеров и военных техников работает на строительстве сахарного завода на Дальнем Востоке. Малейшая ошибка может быть фатальной, а любая человеческая поддержка – жизненно важной.
Было время, когда многие старые члены партии, и не только обычные члены, но и выдающиеся, были под подозрением. Чем дольше длилось членство в партии, тем больше был шанс попасть под подозрение. Бывали моменты, когда было исключительно опасно демонстрировать свою «коммунистическую бороду», – пишет Иван Павлов.
В 1938 году на стройке, руководимой  Павловым, имел место инцидент, который повлек за собой значительный материальный ущерб. В тот год борьба с «саботажниками» была особенно актуальной, и малейшее подозрение могло оказаться роковым. Это могло закончиться исключением из партии, но, скорее человек мог быть объявлен « врагом народа» со всеми вытекающими последствиями. По счастью Иван Павлов вышел из сложившейся на стройке ситуации невредимым благодаря дружеской поддержке, не уронив своего морального достоинства.

Эти две жизненные коллизии содействовали расцвету личностей и глубокой дружбы до конца жизни между соратниками по испытаниям.

Биография Ивана Павлова, описывая для каждого этапа его жизни, своеобразие его поступков, новаторских и в то же время осторожных, демонстрирует множественность потенциальных путей онтогенеза его личности и позволяет, после её «воспроизведения», догадаться о сложности исторической эпохи.


Подробный анализ онтогенеза личности советского человека изложен в книге « Esquisses de l’histoire russe du 20-eme siecle », Edition Harmattan, Paris, 2005